Сделка

Глава двадцать третья

— Так, мил человек, — Проскурин помог Алексею принять вертикальное положение. — Теперь смотри внимательно. Мы сейчас как раз в том районе, который ты мне указал. Как только сориентируешься по месту, сразу командуй.

Проскурин сбросил скорость. Из отпущенных аптекаршей шести часов истекло всего полтора, а Алексей уже стал похож на запылившуюся старую куклу, выцветшую до болезненной чахоточной белизны. Губы его высохли, покрылись тонкой коричневой сеткой трещин, а плавающий взгляд казался мутным, почти незрячим. «Пятерка» медленно тащилась по шоссе, и проносящиеся мимо машины раздраженно сигналили рыжей «черепахе».

— Смотри внимательнее, — командовал Проскурин.

— Там должна быть взлетная полоса, — хрипло ответил Алексей. — Узкая, метров десять, и вокруг посадки. Довольно редкие.

— Как же вы садились-то?

— Полоса длинная, метров семьсот, — продолжал говорить Алексей.

— Бетонная? — прищурился фээскашник.

— Асфальтовая, по-моему. — Алексей вдруг страшно заперхал и слабо шлепнул себя правой рукой в грудь. — Похоже, и простыл еще.

— Подожди-ка, — Проскурин изумлялся все больше и больше. — Ты мне ничего не говорил. Разве может самолет сесть на асфальтовую полосу?

— А ты думал? — Алексей тускло усмехнулся. — Шли-то без подвесных баков. Топливо практически полностью израсходовали. Да его и было-то как раз от сих до сих. А «двадцать девятый» без топлива весит чуть больше десяти тонн, как пожарная машина. Чего же не сесть?

— Надо же, — изумленно хмыкнул Проскурин, — а я и не думал никогда. Мне казалось, самолеты тяжелые должны быть.

— Чудак человек. Это же не «Ту-154». «Двадцать девятый» — машина легкая, маневренная. С хорошей подсветкой да по глиссаде сесть на такую полосу не проблема.

— Ну ясно. — Проскурин подумал немного. — Как ты считаешь, самолеты до сих пор там?

— Кто их знает? Вроде бы деваться им некуда. — Алексей утер обильный пот со лба. — Заправщиков я не видел. Вообще-то стояли грузовики, но заправщиков точно не было. Там, понимаешь, за кунгами с радиоаппаратурой асфальта не было. Значит, если бы заправщики были, их поставили бы либо в начало, либо в конец полосы, чтобы самолетам не мешать.

— А на грунт?

— На грунт нет. На грунт нельзя. С грузом увязнут так — подъемным краном вытаскивать придется.

— Но их могли заправить вчера, — заметил Проскурин.

— Вряд ли — возразил Алексей.

— Почему?

— Сам посуди. — Алексей снова заперхал. — Тому, кто это затеял, нужно все провернуть так, чтобы было как можно меньше посвященных. Правильно?

— Ну допустим, — согласился Проскурин.

— А что такое взлетающий самолет? Когда «МиГ» вдет на форсаже, грохот стоит — будь здоров. — Он на минуту замолчал, судорожно сглотнул, затем продолжил: — Мы шли предельно низко и на максимальной скорости. Да еще при радиомолчании. Ночью. Настолько низко, что я пару раз чуть не завалился. Эффект притяжения, может, слышал?

— Слушай, честно говоря, я в этом ничего не понимаю. — Проскурин покачал головой. — Ты уж давай как-нибудь по-русски, попонятнее.

— Когда самолет идет на максимальной скорости и на минимальной высоте, — начал объяснять Алексей, — его практически нельзя засечь обычными РЛС. Теоретически — запросто, практически же — очень сложно. Здесь воинских частей хватает, пару раз в зоны локаторов СЗНЦ[20] мы все-таки попали. Но всего секунд на пять-шесть. За такое время самолет невозможно даже идентифицировать. А учитывая нынешнее раздолбайство в войсках, могу голову дать на отсечение — народ на большинстве точек просто спал вповалку. Но это пролет и посадка. Взлет же засекается стопроцентно. Самолету придется набрать высоту, развернуться, чтобы лечь на курс. Удержаться на минимальной высоте при взлете невозможно. Сперва придется подняться хотя бы тысяч до полутора и только потом уже снижаться до исходной. При этом необходимо поддерживать определенную скорость. А вокруг полным-полно населенных пунктов и радиолокационных станций. Взлет засекут, «МиГи» идентифицируют. Это точно. А поскольку коридора[21] у них нет и бортовые номера летчики назвать не могут — возникнут вопросы. И хорошо еще, если ПВО «зевнет». А то ведь могут и сбить.

— А если лететь ночью, вопросов не возникает? — хмыкнул Проскурин.

— Возникают. Жители наверняка слышали шум двигателей. Только ты забываешь: ночью самолет пролетел, народ проснулся, а через две минуты опять заснул. А наутро, дай Бог, чтобы из сотни человек десяток вспомнили, что какой-то самолет пролетал. Опять-таки кто-то подумает что-нибудь насчет гражданского лайнера. Здесь же Чкаловский близко. К тому же днем солдаты на станциях засечения не спят. Понимаешь-, о чем я? Ну а дальше пошло-по-ехало. Откуда самолеты? Что? Как? Одним словом, круги пойдут.

— Но они могли взлететь ночью, — продолжал строить предположения Проскурин.

— Могли, могли, — согласился Алексей. — Могли. Что ты от меня-то хочешь? Чтобы я тебя убедил, будто самолеты все еще на аэродроме? Так я в этом и сам не уверен. Зато слышал, как техники между собой болтали: мол, им через пару часов там все освободить надо. С другой стороны, возможно, что они говорили вовсе и не о том, что самолеты нужно убирать, а о том, что самим надо сматываться. Но в любом варианте я бы на месте этих ребят не стал оставлять самолеты на аэродроме. Прикинь, а вдруг нас все-таки засекли? Маловероятно, конечно, но допустим. Значит, через пару-тройку часов на аэродроме уже будет полным-полно народу. Наверняка подняли бы десантников по тревоге. Особисты бы примчались. Так что скорее всего «МиГи» оттуда каким-то образом убрали.

— Ладно, допустим. Но ты же сказал, что самолеты не взлетали?

— Не взлетали, точно тебе говорю, — подтвердил Алексей, мутным взглядом осматривая лес. — Я, пока бежал, звука взлетающего «МиГа» не слышал.

— Стало быть, их оттуда могли вывезти только одним путем — по шоссе, — констатировал Проскурин.

Алексей пожал плечами. Честно говоря, этот вопрос его сейчас волновал меньше всего. Ему было плохо. Поташнивало, кружилась голова, раненое плечо дергало, и от него по всей левой стороне груди и по руке растекался болезненный жар.

— А своим ходом самолеты могут двигаться? — спросил Проскурин и тут же сам себя оборвал. — Да нет, это ерунда. Своим ходом их не повезут. А вдруг какая-нибудь машина мимо проедет? Представляешь, как в «Итальянцах в России». Катят себе спокойненько два «МиГ-29» прямо по шоссе, а под ними «Жигули» проезжают, мотоциклы, «Мерседесы». Как еще? А если на платформе?

— Не-а, — Алексей покачал головой. — У вас здесь сколько полос? Три? — Он полез в бардачок, вытащил атлас, открыл его на нужной странице, посмотрел внимательно и спросил: — Вот это что? Мост? Высота какая?

— Пять метров, по-моему, а что?

— По высоте в принципе нормально, «МиГ» в высоту четыре и семь, но дорога-то так и идет трехполосная.

— Нуда.

— Значит, прямо посреди этих шести полос должны стоять опорные колонны, верно?

— Они и стоят, — согласился Проскурин.

— А слева — основа.

— Разумеется. — Майор поглядывал на Алексея с интересом. — И что? Ты хочешь сказать, что не прошел бы он там?

— Конечно, не прошел бы, — утвердительно кивнул Алексей. — У него же в крыльях одиннадцать с половиной метров. Значит, должно быть четыре полосы как минимум. И то, если каждая три метра шириной.

— Два девяносто, — машинально поправил Проскурин.

— Ну, два девяносто, без разницы. Все равно не годится.

— А крылья снять можно?

— Крылья-то? — Алексей пожал плечами. — Понятия не имею. Я не снимал. Это надо у техников спрашивать. Наверное, можно для ремонта. Другое дело — сколько времени это займет… Хотя… — Он прикрыл глаза, вспоминая, что же видел позапрошлой ночью. Техники, устанавливающие под крылья стальные опоры на колесах. — Ты знаешь, наверное, — наконец пробормотал он. Настолько тихо, что Проскурин едва разобрал слова.

— Что-что?

— Я говорю: похоже, ты прав. Именно так они и поступили.

— Но. Есть еще одно «но».

— Какое именно?

— Самолет в высоту четыре и семь десятых да плюс высота платформы. Это еще метр. Может быть, сантиметров семьдесят. Своим ходом под мостом «МиГ», наверное, прошел бы, а на платформе — нет.

— А там точно пять метров? — переспросил Алексей.

— Точно. Ну и дальше смотри. К Ростову они поехать не могли, так?

— С чего ты взял?

— Да с того, что здесь пост ГАИ.

— Ну и что? Это даже хорошо, — хмыкнул Алексей. — Если были сопровождающие, то вполне могли и через пост рвануть. Ну тормознет их милиция, и что? Скажут: «Куда едете, товарищи? Что везете?» А те им в ответ: «Секретная информация». И бумаги соответствующие покажут. Это же тебе не просто так — самолеты угнать. Наверняка здесь кто-нибудь из серьезных людей завязан. Так что бумажку им подмахнули бы не глядя. Поэтому насчет того, куда они поехали, вопрос спорный.

— Все равно, — не сдавался Проскурин. — Им бы пришлось «МиГи» через весь Новошахтинск везти. Значит, скорее всего свернули в другую сторону. Тут тоже через город, но окраиной, по одной улочке и в темноту. Ищи их потом.

— Может быть. А может быть, и нет.

— Ладно. Для начала неплохо было бы выяснить, где вы все-таки сели? Что это за аэродром?

Еще минут пятнадцать они ехали молча, внимательно осматривая посадки.

— Ну-ка, постой. — Алексей вдруг подался вперед, напрягся, лицо его ожило.

Проскурин притормозил. Ничего похожего на взлетную полосу он не видел, но и ему передалось волнение попутчика.

— Где? — спросил одними губами.

— Вон туда подъехать бы, — Алексей указал направление рукой. — Видишь, будка деревянная в полукилометре?

Проскурин пригляделся:

— Ну да, вижу. Там, где мосток.

— Вот-вот, давай-ка туда.

— Легко сказать «туда». Здесь дороги-то нет.

— Какая-то есть, правда, наезженная, неасфальтированная. Так что твоей «пятерочке» тяжело придется.

— Ну ладно, — вдруг решительно заявил фээскашник. — Хрен с ней, с «пятерочкой». Если все получится, то мне на эту «пятерочку» глубоко чихать будет. А если нет, тем более. У меня, знаешь, на примете один человек есть, — продолжал бормотать Проскурин, разворачиваясь, — из любого дерьма конфетку сделает. Веришь — нет, машины ему притаскивали после аварии, лепешка — не машина. Смотришь на нее и думаешь: восстанавливать нечего. Рухлядь, хлам. Только в металлолом и годится. Да еще уговаривать придется, чтобы взяли. А он повозится, повозится, месяц, полтора, и глядишь: выезжает как новенькая. Золотые руки. Так что уж с моей «пятерочкой» он, думаю, как-нибудь совладает. Ну чего ты бибикаешь, лох? — заворчал кому-то в окно. — Руки, что ли, нечем занять? Бибикает он… Рули давай.

— А ты ему кто? Кум? Сват? Брат? — усмехнулся Алексей через силу. — С какой стати он тебе машину будет делать?

— Дурак ты, — беззлобно буркнул Проскурин. — Я же гэбист. Попробовал бы он отказаться. Сделает как миленький. А потом спасибо скажет, ручку пожмет и при этом еще улыбнется: «Заходите, Валерий Викторович, всегда рады». Он ведь знает: случись с ним чего, к кому обращаться? А ни к кому. К Валерию Викторовичу. Да, кстати, друг ситный, расскажи-ка мне, кто это тебе укольчик по вене запустил?

— Что? Какой укольчик?

— Ну, это уж тебе лучше знать, какой. — Проскурин усмехнулся. — Только не ври вруну, любитель. Я — профессионал. Давай, колись.

— Никто мне никаких уколов не делал, — твердо ответил Алексей, — Я, может быть, и раненый, но не сумасшедший.

— Да ну? Правда? — Майор засмеялся во весь голос, весело, заразительно. — А по тебе и не скажешь. Вот и врачиха говорила насчет укольчика.

— Не знаю. Ничего такого не помню.

— Ну ладно. Замнем для ясности…

Они свернули с шоссе на хиленькую дорожку, напоминающую вытянутую безразмерно стиральную доску, и затряслись на ухабах.

— А чего ты в речку-то нырял? — наконец спросил Проскурин. — Мог бы на шоссе рвануть.

— А я видел его, твое шоссе? Заметил — рванул бы. Только ты бы тогда со мной не разговаривал. На открытом пространстве эти ребята меня за пять секунд сделали бы. Ты же их видел.

— Видел, видел, — согласился Проскурин. — Странные хлопчики. Вроде бы профессионалы, во всяком случае, документы и оружие у них действительно классные, на рынке такое не купишь. А с другой стороны, уж больно легко этот фраерок мне затылок подставил. Честное слово. Я-то ожидал, что побарахтаться мало-мало придется.

— Какой фраерок? — не понял Алексей.

— А, да ты же ничего не знаешь.

Проскурин в двух словах рассказал Алексею о своей стычке на площади у автовокзала. Алексей хмыкнул и удивленно покачал головой.

— И правда, странно. Не похоже на них. Во всяком случае, до этого они действовали — будь здоров. Гнали меня, как зайца. Передохнуть не давали.

— И на старуху бывает проруха. Да и мы не лаптем щи хлебаем, — философски заметил Проскурин, сворачивая на еще более узкую дорожку.

Собственно говоря, это даже и не дорожка была. Больше походило на подъезд к огородам. «Пятерка» с трудом проползла оставшиеся двадцать метров и остановилась у речки, напротив неказистого деревянного мостика.

— Ну что? — Проскурин, прищурившись, поглядел на Алексея. — Узнаешь?

— Точно, — согласно кивнул тот. — Здесь-то я и бултыхнулся.

— Ничего себе, братец, ты плыл. — Фээскашник уважительно посмотрел на попутчика. — Километров, по-моему, двенадцать, а то и побольше. Да в ледяной воде. Молодец. Как только жив остался, не пойму.

— Вот и я не пойму. — Алексей вновь заперхал и болезненно сморщился. — Хотя насчет жив — это еще бабушка надвое сказала.

— Ты брось, — Проскурин ободряюще подмигнул. — Сейчас мы этот лесок объедем, посмотрим на аэродром, и я тебя прямиком на больничную коечку доставлю.

— Может быть, лучше мне с тобой покататься? — В глазах Алексея скользнуло что-то, похожее на тревогу, — Боязно мне, майор. Люди Сулимо меня и в милиции вычислили, и в электричке потом достали. Так что вполне могут и больницу разыскать.

— Ха-ха, это дулюшки, — Проскурин зло усмехнулся. — Тут больниц — до хрена и больше. Им месяц придется копаться. У нас же знаешь как справочная работает. Никто ни про кого ничего не знает. И определим мы тебя в отдельный уютный боксик. Я вечерком наведываться буду, приглядывать. А днем сунуться они не решатся. Объяснять ведь придется: кто такие, откуда, зачем ты им.

Тут Проскурин осекся. Он вспомнил про классные документы и прикинул, что, вполне возможно, у широкоплечих горилл есть в запасе еще какая-нибудь грандиозная каверза. Скажем, второй комплект корочек: МВД или местное отделение милиции. Допустим, приходит днем человек из угро и заявляет, что хотел бы снять с раненого показания. Врачам ведь, по большому счету, все равно, а тут как-никак представитель власти. В случае особой надобности этим ребятам и постановление прокуратуры о допросе могут состряпать. Наверняка у них база где-то поблизости. Куда-то же они дели самолеты. Смотаются, возьмут новый комплект фальшивых документов и в больничку. А там, ясное дело, охрану не выставишь. Тут уж что-нибудь одно: или тайна, или пост.

Трясясь по ухабистой дороге, Проскурин думал о том, что шансов у них, оказывается, даже меньше, чем ему показалось на первый взгляд. Он потер шею, оценивая ситуацию. Если верить рассказу летчика — а с чего теперь ему не верить? — то парни эти, кем бы они там ни были, реагировали на обстановку моментально. Вылез Семенов из этой своей речки-вонюч-ки, добрался до хижины деда — ну, скажем, за все про все двадцать минут, пока обсох, поел, пока дед сбегал за милицией, да в милиции еще полчаса, итого час, — а тут уж и гости на пороге. Да не просто так, а с автоматиками. Явно знали, куда шли. Утечка информации скорее всего шла из самого отделения. Люди позвонили проверить, действительно ли Семенов Алексей Николаевич — летчик, да что с ним случилось, да трали-вали. Ну а там, пока разводили всю эту бодягу, кто-то звякнул кому надо. Значит, минут за пятнадцать-двадцать хлопчики успели собраться, запрыгнуть в вертолет и долететь до точки. Шустрые, как кролики.

Впрочем, все могло быть совсем не так. Семенова Алексея Николаевича вполне могли выследить, пустив по берегу розыскную собаку, а затем вызвать «чистильщиков». Но какому профессионалу придет в голову, что нормальный мужик — не спортсмен, а летчик, в общем-то, не привыкший к подобным физическим нагрузкам, — полночи пропехав через лес и получив затем серьезную рану, сумеет проплыть в ледяной воде без малого двенадцать километров — Проскурин вспомнил, что этот момент в рассказе летчика удивил его самого, — и не умереть от переохлаждения, потери крови и прочей напасти? Точно, никакому.

Стало быть, дальше. Скажем, пустили по его следу нюхача. Прошелся он по берегу, отыскал следы, выяснил, в какую хату Семенов вошел. Казалось бы, чего проще, заходи следом и кончай и летчика, и старичка. Уж если они так запросто пристукнули двоих милиционеров и тяжело ранили третьего, со старичком бы у них вообще никаких проблем не возникло. В одиночку, запросто. Но они вызывают вертолет. Зачем? А затем, ответил сам себе Проскурин, что к моменту появления этого самого нюхача Алексея либо забирали, либо он уже сидел в отделении. Выходит, как ни крути, за все про все минут пятнадцать понадобилось ликвидаторам, чтобы до городка добраться. Если же учесть, что садился вертолет не на главную площадь, а где-то на краю поселка, скорее всего на поле, и убийцам пришлось проделать весь путь пешком — а это три-четыре минуты как минимум, — то по всему выходит, что взлетали они максимум километрах в двадцати пяти от Старошахтинска. Любопытно.

Проскурин хмыкнул и повернулся к Алексею. Тот сидел, обмякший, словно мешок с мякиной. Руки как-то очень неестественно свисали между сиденьями, лицо побледнело и покрылось крупными горошинами пота. Майор даже испугался сперва, что попутчик умер. Он немного сбросил скорость и коснулся плеча Алексея. Тот моментально открыл глаза и незряче уставился перед собой.

— Что, уже приехали?

— Да нет еще пока. Слушай, я у тебя уточнить хотел, сколько ты в этой милиции просидел?

— А-а, — Алексей вновь закрыл глаза, голова его начала клониться на грудь, но он тут же взял себя в руки, встряхнулся. — минут двадцать пять, может быть, тридцать.

— Значит, двадцать пять — тридцать? Так-так.

Значит, взлетали они с какой-то вертолетной площадки в радиусе не больше двадцати пяти километров. База скорее всего там же. Найдешь базу — найдешь и самолеты.

— Ну-ка, мил человек, — пробормотал он, наклоняясь вперед и разглядывая шоссе через лобовое стекло, — посмотри-ка.

Вправо от основной магистрали отходила широкая асфальтовая дорога, перекрытая деревянными дорожными козлами, на которых виднелись таблички: «ВНИМАНИЕ! ВЕДУТСЯ ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ! ПРОЕЗДА НЕТ!» Даже не особенно приглядываясь, майор отметил, что ширина асфальтового полотна метров десять, не меньше. Да еще и деревья вырублены по обе стороны метра на три-четыре. «МиГу» сесть — с запасом.

— Смотри, то место?

Алексей мутно оглядел дорогу и пожал плечами:

— Не знаю, темно было. Может быть, и то.

— Ну, брат мой, дальше ты не убежал бы, даже если у тебя была бы олимпийская медаль по забегам на длинные дистанции. Тут и марафонец задохнется: посадки, пересеченная местность, ночь, снег. Нет, старик, больше ты не прошел бы. Так что тут-то вы и садились, если, конечно, ты чего-нибудь не напутал.

Алексей не ответил, только снова дернул плечом. Ему сейчас было безразлично, ошибся он или нет.

— Ну-ка, подвинем-ка эту баррикаду к едрене фене.

Проскурин выбрался из машины, отодвинул козлы и погнал «пятерку» по новенькому шоссе. Километра через полтора полотно оборвалось. Просека, правда, уходила еще дальше. От посадок доносился рев — двигателей, визг пил, иногда треск валящегося хлыста и дикий шум веток. За серыми коробками бытовок мелькали желтые тела бульдозеров, вальщиков, трелевщиков. Тут же, по-нищенски вытянув согнутую железную «руку», застыл апельсиново-оранжевый экскаватор, возились дорожные рабочие в осенне-рыжих спецовках и такого же цвета касках. На обочине урчал здоровый самосвал с асфальтом. Неспешно смолящий ядреную сигаретку водитель асфальтоукладчика косо поглядывал в сторону незваных гостей.

Проскурин притормозил и кивнул Алексею:

— Посиди-ка тут, а я разберусь.

Алексей стряхнул с себя дурноту, как хорошо выспавшийся человек отгоняет остатки последнего сновидения. Он мог бы поклясться, что именно на эту дорогу и садились самолеты, но сейчас тут не было ничего: ни капониров, ни кунгов, ни антенн, ни прожекторов. Вообще ничего. Только дорога, посадки да бригада рабочих. Никаких признаков присутствия военных машин. Абсолютно чисто.

Алексей медленно, сдерживая бьющийся в горле кашель, набрал полную грудь воздуха, а затем с трудом нажал на ручку дверцы. Та едва поддалась. То ли механизм заедал, то ли он слишком ослаб. Тем не менее Алексей привалился к стеклу здоровым плечом, собрал все силы и потянул никелированный рычажок на себя. Дверца распахнулась, и он едва не вывалился на свежий асфальт, все еще теплый, пахнущий гудроном.

Проскурин, не замечая действий попутчика, продолжал шагать вперед, к бытовкам, а навстречу ему уже семенил высокий худой парень в костюме-тройке и такой же, как и на остальных, золотисто-рыжей каске с надписью «АКОР». И орал что-то парень, зло взмахивая руками и указывая куда-то в сторону шоссе. Он брызгал слюной, а Проскурин шел на него, как «Титаник» на айсберг, спокойно и уверенно. Его мускулистые руки чуть-чуть покачивались, и Алексею в эту минуту подумалось, что фээскашник сейчас подойдет к парню и резко, не размахиваясь, ударит его под дых. Но ничуть не бывало. Майор остановился, достал из кармана удостоверение, продемонстрировал прорабу и о чем-то спросил — судя по лицу — ледяным тоном. То, что худосочный был именно прорабом, Алексей смекнул сразу. Слишком уж самоуверенно держится, слишком уж гордая посадка головы, слишком уж хорошо одет для всей этой рабочей сутолоки. Парень нервно улыбнулся, сказал что-то примирительно и начал объяснять. Руки его порхали по-дирижерски, жили своей особой жизнью, отдельно от подобострастно согнутого в пояснице тела.

Опершись локтями о крышу «пятерки», Алексей огляделся. Сейчас, когда его взгляд не уловил привычных ориентиров, он не мог толком сообразить, в какой точке полосы самолеты коснулись асфальта, в какой момент остановились и где всего две ночи назад стояли капониры. Он продолжал озираться, прикидывая в уме, что-то высчитывая, бормоча себе под нос:

— Так… пробег… примерно тут. Тормозные парашюты… здесь встали. И до кунгов метров пятьдесят. Нуда…

Оглянувшись, Алексей наметил какую-то видимую только ему точку на обочине трассы и поплелся к ней, пошатываясь, коченея от легкого теплого ветерка, казавшегося ему ледяным злобным ураганом. Его трясло, и все-таки он благополучно добрался до обочины, тяжело опустился на корточки и почти сразу наткнулся на то, что искал. Два ряда четких, идеальной формы кружков, и дальше еще несколько неполных отпечатков-полукружий, вмерзших в землю. Два ряда по четыре. Затем продольные полосы чистого грунта и еще два ряда по четыре. Затем еще и еще. Потом они оборвутся, а метров через семь начнутся новые. Значит, все-таки не приснилось, не сошел он с ума.

Алексей с трудом выпрямился, опершись о колено здоровой рукой. Внезапно закружилась голова, его повело в сторону, он пошатнулся, но удержался на ногах и побрел обратно к машине. Проскурин продолжал расспрашивать прораба быстро, деловито, а тот, побледневший, не слишком уверенный, объяснял, объяснял… Майор кивнул, похлопал парня по плечу, прошелся вдоль обочины, присел, осмотрел грунт, пощупал песок, поковырял пальцами асфальт, задумчиво глянул в сторону посадок, поднялся и быстро зашагал к машине. Плюхнувшись на переднее сиденье, Алексей оставил дверцу открытой, наслаждался свежим воздухом, холодным, морозящим нестерпимо, но все-таки свежим, вливающим в тело свою природную энергию. В глазах плыло, поэтому он не заметил, как Проскурин подошел, уселся на переднее сиденье рядом с ним и захлопнул дверцу.

Фээскашник посмотрел на Алексея, буркнул ворчливо:

— Чего вскочил-то, деятель? Давай закрывай дверь, салон выстудишь. Потом за полчаса не согреешься.

— Что говорят-то? — устало спросил Алексей, глядя на него все таким же мутным, плывущим взглядом.

— А ты не догадываешься? Говорят: ни о каком аэродроме слышать не слышали и видеть не видели. И вообще они здесь дорогу строят.

— Ты его спросил?..

— Что? Кто здесь был в ночь на тридцать первое? Да никого не было. Технику они оставили, как и всегда оставляют, в конце дороги. Разошлись часов в пять. Вернулись на работу только сегодня утром.

— И что?

— Да ничего, — размышляя о чем-то своем, буркнул Проскурин. — Пустенько. Никаких тебе кунгов, никаких самолетов, ни людей, ничего. Правда, говорят, уходили — куча гравия вон там, на обочине, была небольшая. Вернулись — нет кучи. Спер кто-то. Но бригадир сказал: не жалко. Там гравия оставалось — за десять минут в две лопаты перекидать можно.

— А что, ты и про самолеты спросил? — усмехнулся Алексей и сам удивился тому, что еще в состоянии усмехаться.

— Юморишь? — посмотрел на него фээскашник. — Ну-ну, молодец. Раз юморишь, значит, живой еще.

— Ну а серьезно?

— А если серьезно, то, естественно, о самолетах я их спрашивать не стал. Просто поинтересовался. Короче говоря, когда они сюда утром пришли, пусто тут было. Пусто и чисто.

— А про песок? Вон, видишь? Песок, — Алексей указал пальцем через плечо.

Проскурин обернулся:

— Да видел я, видел. Насчет песка говорят, что он здесь уже недели полторы как лежит. Заказчик надумал что-то вроде площадки построить: то ли под магазин, то ли еще подо что. Потом, говорит, остыли. Решили повременить. А песок остался. Но рыхлый, я попробовал. За полторы недели под снегом слежаться должен бы до бетонной твердости, а он рыхлый. Кто-то ворошит, видать, время от времени.

— А когда начали строить?

— Договор подписали примерно месяц назад, а строить начали недели три как. Точнее, двадцать три дня.

— Молодцы, — хмыкнул Алексей и качнул головой.

— Да уж, постарались.

— Значит, часов в пять рабочие ушли, а до двух часов ночи тут успели два капонира возвести.

— Ерунда, — Проскурин тряхнул лысоватой головой, — На фиг им нужны были эти капониры?

— Так ты что, думаешь, я вру, что ли? — прищурился Алексей.

— Да нет. Мне кажется, ты просто что-то перепуг тал. Местом ошибся.

— Нет, не ошибся, — ответил Алексей. — Здесь мы садились, точно.

— Откуда знаешь? — спросил фээскашник.

— Там, на обочине, у самого асфальта, следы остались от полевой дорожки.

— Что такое полевая дорожка?

— Да брось ты, не знаешь, что ли? Железные листы, а внизу кружочки такие и выступы, чтобы плотнее за почву цеплялись. Наши знакомцы одолжили у бригады экскаватор или бульдозер, не знаю точно, а может, и то, и другое, для скорости, соорудили здесь два капонира и выложили их такими дорожками. Вес незаправленного самолета на мерзлой земле выдержит запросто.

— Ну допустим. — Проскурин на секунду задумался. — Но капониры-то зачем понадобилось возводить? Ты можешь объяснить?

— Капониры — это все-таки что-то вполне армейское, осязаемое. Может быть, для техников, а может быть, и для нас, чтобы не догадались, куда садимся. На каждом военном аэродроме капониры есть. Поверь на слово. Ночью, во всяком случае, выглядело очень достоверно. Я ведь так и не понял, что это все «липа».

— Ну-ну.

— Кто заказчик-то, узнал?

— Еще бы, — Проскурин похлопал себя по нагрудному карману. — Все выяснил.

Алексей взглянул на него и спросил:

— Ты до сих пор мне не доверяешь?

— Да нет, доверяю. — Проскурин ответил просто, словно они болтали о рыбалке, и один рассказал другому, что поймал во-о-от такую рыбину. И ведь действительно поймал, не соврал.

— И кто же заказчик? — хмуро поинтересовался Алексей. — Поделись уж, будь другом.

— Да пожалуйста, запросто. Заказчик — некое ТОО «Лукоморье». Что-то вроде дачного кооператива. Тебе название говорит о чем-нибудь? Нет? Мне тоже. Так вот, прораб мне поведал, что они эту дорогу к коттеджному городку тянут. Сперва предложили сделать двухполоску: одну полосу — туда, другую — обратно. Там коттеджей-то всего три десятка. Так что, сам понимаешь, вавилонского столпотворения на дороге не ожидается. Так нет ведь, заказчики уперлись, подавай им, понимаешь, две полосы в одну сторону да две — в другую, как будто шоссе здесь будет проходить Ростов — Москва. — Проскурин зло засмеялся. — Эта фирма, а точнее, ее дирекция подивилась, но раз заказчик желает, то они, конечно, сделают. Им-то даже лучше — денег больше. Потом предложили этому «Лукоморью» другую дорогу провести. Не такую прямую, зато в материалах экономия большая, а значит, и в деньгах. Там ведь впереди почва зыбкая, строители боятся, как бы по весне дорога не просела. Убытки-то им возмещать. Так нет, опять уперлись. Только прямую им подавай. Говорит, прокладывали бы наискосок, метров четыреста бы сэкономили. А ты представляешь, сколько это по материалам да по работе? Или в этом коттеджном городке одни мультимиллионеры живут? Бригадир говорит, что их менеджер сперва так и подумал, а потом посмотрели план городка, чтобы прикинуть, как подъезд поудобнее делать, а там домики обычные, плановые. Знаешь, такие, из бруса, сейчас все торгуют, кому не лень.

— Знаю, — подтвердил Алексей.

«Пятерка» заурчала двигателем. Проскурин нажал на газ, и машина медленно покатила по новенькому покрытию.

— Так что дорогу строят как для «новых русских», — он усмехнулся снова, — а жить будут середнячки. Спрашивается: на кой им такая дорога? Опять же расходы лишние. По нынешним расценкам в копеечку ведь влетает.

— Ну, это понятно, — заперхал кашлем Алексей.

— Да и мне понятно. Иначе самолет не сядет.

— Точно. И наискосок нельзя — заход получится от холма. Тоже не сесть. С противоположной стороны посадить самолет можно, но там густые посадки. Полосы метров триста лишних понадобится положить. Получится, что в план не укладываются. Вопросы начнутся.

— Верно, — кивнул Проскурин. — Какой пробег «МиГу» нужен?

— Не меньше шестисот метров. — Алексей подумал. — Лучше восемьсот.

— Вот, а тут ровным счетом девятьсот метров. Ты подумай: это ведь не улицу в городе асфальтировать. Работы сколько: деревья срубить, пни выкорчевать, площадку разровнять, гравий насыпать, асфальт положить. Обалдеть можно. Бригадир говорит, что они последние триста метров по ночам выкладывали. Не успевали в срок. Приехал, говорит, коммерческий директор фирмы-заказчика и такую вонь поднял, куда там, хоть противогаз надевай- Строители попытались его было уверить, что после Нового года нагонят и к сроку все будет готово, а тот нет, говорит, раз в сроки не укладываетесь, будем договор расторгать. В общем, пришлось им потрудиться. Так веришь — нет, этот парень, надзиратель от заказчика, каждый вечер сам здесь появлялся и денежки рабочим выдавал. Стимул, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Алексей.

— Ну и дорожники постарались, подналегли, так что к Новому году девятьсот метров полосы готово было. Как с куста.

— За глаза, — подтвердил Алексей. — Ну-ка, остановись.

Проскурин тормознул:

— Что такое? -

Алексей открыл дверцу, оглянулся и пробормотал:

— Сдай назад метров на десять.

Фээскашник послушно выполнил его просьбу.

— Смотри, — Алексей указал на черную полосу примерно метр двадцать длиной и пятнадцать сантиметров шириной. Ощущение было такое, словно озорной ребенок мазнул черной краской точно посреди асфальтовой полосы, как раз там, где позже протянется белая разметка. — Видишь?

— Вижу, полоса какая-то. — Проскурин прищурился. — И что?

— Полоса-а. Не полоса, а посадочный след. Резина горела. На любой аэродром съезди, там вся бетонка такими вот полосами исчерчена.

— Так, — фээскашник встрепенулся и забормотал. — Черт, фотоаппарат бы, заснять.

— Да брось ты, потом заснимешь. — Алексей махнул рукой. — Куда она денется-то? Это тебе не грязь, ее мокрой тряпочкой не сотрешь.

— А вдруг сотрут? Или закрасят, или еще что-нибудь?

— Краску снимете, коли понадобится, и соскоб возьмете. Резина, когда горит, к асфальту намертво приваривается.

— Тоже верно. — Проскурин немного успокоился. — Так, так, так. — Он посмотрел на попутчика и вдруг весело подмигнул. — Ну что, браток, похоже, на первую ступеньку этой лесенки мы с тобой поднялись. Знать бы еще, как высоко она ведет.

— Ничего, разберешься. Ты настырный, я смотрю, — болезненно ухмыльнулся Алексей. — С тебя станется.

— Это верно.

— Ты автомат-то куда дел? — вдруг тихо, почти шепотом поинтересовался Алексей.

— Здесь, под сиденьем лежит, — фээскашник насторожился. — А что такое? Почему ты спрашиваешь?

— Да нет, просто так. Думаю. Нам с тобой в голову пришло, что надо на аэродром съездить… — Алексей замолчал.

Проскурин уже понял, о чем говорит его попутчик. Разумеется, убийцы тоже должны догадаться, что беглецы первым делом попытаются найти аэродром, потому что аэродром — ключ ко всему. Узнаешь, кто заказывал музыку, можешь выйти на конкретных людей, а уж выудить из этих людей сведения — дело техники.

«Значит, — Проскурин простроил логическую цепочку чуть дальше, — эти люди должны быть вне пределов досягаемости. Они либо уехали, либо мертвы. Поэтому скорее всего, широкоплечие хлопчики поджидают где-то рядышком. Они потеряли нас на шоссе, но у них было достаточно времени для того, чтобы добраться сюда. Особенно, если учесть, что они пользуются вертолетом».

Собственно говоря, он, Проскурин, на месте убийц именно так бы и поступил.

Они и поступили именно так.

«Пятерка» проехала еще метров сто пятьдесят и вдруг резко остановилась.

Алексей, уже снова откинувшийся в удобном кресле и закрывший глаза, поднялся:

— Что случилось?

— Смотри, — спокойно произнес Проскурин.

Алексей тряхнул головой, отгоняя туманную пелену, и сразу же увидел их. У обочины стоял военный «уазик», а рядом с ним двое крепких, плечистых парней. И третий. Его Алексей узнал сразу: знакомые усики, ладно сбитая фигура. Сулимо курил, неотрывно наблюдая за пассажирами остановившегося «жигуленка».

Двое плечистых выглядели чуть более расслабленно, хотя фээскашнику была знакома эта расслабленность. Он понимал, что им не удастся проскочить и половины из той сотни метров, что разделяет «пятерку» и «уазик», а убийцы уже выхватят из-под пальто автоматы и успеют выпустить как минимум по одной длинной очереди. Проскурин оглянулся на дорожную бригаду.

«Далеко, — решил он. — Черт, как далеко».

Рабочие были заняты своим делом. Шум мощных машин заглушит и без того тихие выстрелы оснащенных глушителями «кипарисов». Но даже если кто-нибудь из рабочих и обернется, он не сможет разглядеть ни оружия, ни лиц широкоплечих молодчиков. Полкилометра как-никак.

Майор подумал о том, что можно было бы достать из-под сиденья автомат, но тут же решил, что не стоит. Ему все равно не успеть. Нет времени. Хлопчики откроют огонь раньше, чем он пристегнет магазин. Не говоря уж о глушителе. Можно было бы попробовать рвануть на посадки, но «пятерка» — не танк, завязнет через пять метров.

Когда Проскурин повернулся, один из убийц уже сунул руку под пальто, второй с небольшим запозданием начал зеркально повторять движение напарника.

«Левша, вероятно, — с каким-то холодным безумным спокойствием решил фээскашник. — Точно, левша. Значит, автомат у него справа висит».

Только капитан не суетился, не тащил оружие, просто стоял и смотрел.

— Ныряй под сиденье, — скомандовал Проскурин, резко вбивая в пол педаль газа, и рыкнул: — Махом!

Он понимал: времени на то, чтобы пристегнуться, у него уже нет. «Пятерка», яростно взревев двигателем, рванула с места и, словно огненная торпеда, помчалась прямо на молчаливые плечистые фигуры. Мысли в голове Проскурина неслись, словно табун обезумевших лошадей, моментально сменяя одна другую. Нужно сбросить в кювет «уазик», нужно, по возможности, сбить этих орлов, чтобы не пальнули вслед, до кучи нужно еще и не перевернуться самим…

Пятьдесят метров.

Коренастый капитан сунул руку за отворот пальто.

«И у этого пушка, — подумал Проскурин. — Эх, размазать бы его по зеленому борту «уазика». Так, чтобы каша одна осталась».

Он начал сползать под сиденье, упираясь руками в баранку, уже предчувствуя мощный удар.

— Сейчас, ребята, — бормотнул просто так, для успокоения.

«Где же их ждали-то? Наверняка метрах в пятидесяти дальше по шоссе. Расслабился, майор, расслабился».

Двадцать пять метров.

«Нашли, значит? Молодцы, хлопчики. Хорошо еще не ночью, когда они оба дрыхли в салоне. А то и проснуться не успели бы…»

Десять метров.

В этот момент абсолютно беззвучно автоматы выплюнули первую порцию свинца. Ни Проскурин, ни его спутник не слышали выстрелов, просто стекло вдруг исчезло, а вместо него образовался серебряный дождь, который хлынул в салон сухой трескучей волной. Правда, Алексей в этот момент уже сидел, скрючившись, под приборной панелью, да и Проскурин представлял из себя плохую мишень. Небось одна макушка только и торчала над капотом, да и ту автоматчики толком не разглядели бы на такой скорости.

Проскурин рванул руль вправо, затем — резко влево. Машина вильнула, и именно поэтому вторая очередь прошла не через весь салон, а пробила стекло в левой задней двери и раскрошила задний ветровик. Осколки забарабанили по багажнику, но сейчас потеря стекол волновала Проскурина меньше всего. Пули с кастаньетным стуком замолотили по капоту, крыльям, по передку. Истерически клацнув, взорвалась левая фара. Левое дверное зеркальце разлетелось мелкими блестящими брызгами. Проскурин чуть приподнялся. Ровно настолько, чтобы заметить надвигающееся переднее крыло «уазика», две темные фигуры, метнувшиеся влево — капитана и одного из плечистых, и третьего, почему-то бросившегося вправо, прямо под колеса надвигающегося «жигуленка».

«Вот тебе и толчковая левая», — злорадно подумал Проскурин.

В следующий момент он услышал свист пуль над головой — левша продолжал давить на спусковой крючок. Выждав еще долю секунды, Проскурин вновь резко крутанул руль вправо. «Пятерка» начала поворачиваться вокруг оси и ударила левым задним крылом в правое переднее крыло «уазика». Удар был очень сильным. Проскурин почувствовал, как его бросает на дверцу, и та распахивается, словно держалась не на прочном замке, а была привязана ниткой. Затем еще один удар, и черная фигура по-рыбьи взвилась над капотом «Жигулей». Она ударилась о крышу, перекатилась через нее, грохнулась на багажник и кубарем слетела на дорогу уже позади.

Проскурин резко выпрямился. «Жигули» уже развернулись на триста шестьдесят градусов, но все еще продолжали скользить по асфальту, истошно визжа горящими шинами.

«Вот и все, — подумал Проскурин. — Вот и все наши следы. Туфта собачья. Дорожники наверняка покажут, что видели «пятерку», выписывающую на дороге кренделя, и в результате посадочный след самолета пойдет как наш собственный, тормозной».

Он дернул руль влево, гася вращение. «Жигуленок» по-собачьи вильнул задом, выровнялся и рванул к шоссе. Боковое зеркальце заднего вида отсутствовало, но центральное каким-то чудом уцелело, и в нем Проскурин увидел лежащий на боку в кювете «уазик» и пару темных фигур, орущих и нелепо размахивающих руками.

«Ну да, спектакль для дорожной бригады. — Фээскашник выжал полный газ. — Молодцы, хлопчики, быстро соображают, надо отдать им должное. Молодцы. Пропустили, а потом просто перекрыли дорогу и подождали, пока мы поедем обратно».

«Пятерка» выехала на шоссе, повернула налево и покатила в сторону Ростова.

— Ну что, все? — подал голос скорчившийся под передним сиденьем Алексей.

— Все-все, вылезай, — серьезно кивнул Проскурин. — Этот низенький и есть твой капитан?

— Точно. — Алексей поморщился. Резкие телодвижения разбередили рану на плече, и теперь боль была настолько сильной, что сама по себе вызывала тошноту. Алексей с трудом забрался на усыпанное осколками кресло. — Оторвались? — через силу спросил он.

— Ненадолго, — Проскурин снова покосился в зеркальце. Пусто. Пока пусто. — Они ведь не дураки. Сейчас поинтересуются у бригадира, что он нам рассказал, и будут более-менее точно знать, где нас искать.

— Где? — Алексей дышал глубоко и часто. — Я еще и сам не знаю, где нас искать, а ты говоришь: они будут знать.

— Конечно, будут, — спокойно подтвердил фээскашник. — Надо поехать в здешний горсовет — или как это тут называется: сельсовет, райсовет, — выяснить, кто выбил территорию под коттеджный городок, проверить документы: кто подписывал разрешение на вырубку леса, юридический адрес этого… «Лукоморья». Сейчас ведь, друг ситный, такие дела просто так не делаются. Обязательно или звоночек был «от Иван Ивановича», или еще что-нибудь в том же духе. Доброхотов сейчас днем с огнем не сыщешь, особенно альтруистов. Знаешь, в сельсоветах такие жуки сидят, я тебе скажу, скорее себе ухо откусят, чем кому-нибудь за так хотя бы сотку земли выделят. А тут, прикинь, какая территория.

— Но ведь это же можно узнать и в фирме, с которой подряд на строительство дороги заключали?

— Можно, — согласился Проскурин, — но не так надежно. Могут и не сказать ничего.

— А в сельсовете скажут?

— И в сельсовете могут не сказать. Но мы выясним. По своим каналам. ГБ теперь, конечно, не та, что раньше, но все-таки… Силовые структуры еще уважают. Ничего, найдем, как прижать хвост этому «Лукоморью».

Алексей кивнул утвердительно. Похоже, в том, что касалось прижимания хвостов, Проскурин действительно был спец. Во всяком случае, рассуждал он об этом очень уверенно.

То и дело поглядывая в зеркальце, майор вел машину спокойно и уверенно. Приближаясь к мосту, за которым располагался пост ГАИ, он лениво набросил ремень безопасности, потянулся правой рукой и накинул ремень на Алексея. Не пристегнул, а просто швырнул его на сиденье, создавая видимость.

— Тачка теперь у нас та еще, так что, будь уверен, сейчас начнется, — спокойно констатировал Проскурин. — Вот гадство. Времени в обрез. У дорожников техники полным-полно, им «уазик» из кювета вытащить — раз плюнуть. Поставят «бобика» на колеса, и готово. «Уазики» — машины крепкие. На все про все у них уйдет минут двадцать — двадцать пять. Значит, через полчаса твой Сулимо будет здесь.

— Почему это мой? Твой тоже, — вяло отозвался Алексей.

— Ладно, ладно, наш Сулимо.

Стоявший у дороги гаишник, похожий на подгоревшего Колобка, увидев изувеченную «пятерку», взмахнул жезлом-, приказывая: «прижимайся к обочине». На плече у него болтался «АКМС», левая рука стража порядка выразительно лежала на цевье автомата, и Проскурин предпочел не вступать в конфликт. Он подрулил к обочине и остановился, но не выбрался из салона, а остался сидеть. Гаишник с полминуты смотрел на «пятерку», выжидая, что водитель наконец соизволит подойти, но Проскурину на его надежды было плевать. Гаишник, недобро ухмыляясь, двинулся к остановленной машине, переваливаясь с ноги на ногу, как Винни-Пух, жезлом похлопывая по бронежилету.

Подойдя к «пятерке», гаишник недовольно стукнул жезлом по крылу.

— Ну, че, ждать, что ль, тебя? — рыкнул он грозно, всем своим видом выражая недовольство, давая понять, что сейчас состоится «разбор полетов» и цена с обычного червонца подскочит раза в два.

Проскурин порылся в кармане, достал права и протянул постовому. Тот несколько секунд изучал документы, отошел, сверяя номера, хмыкнул, вернулся обратно и поинтересовался недовольно:

— Почему машина в таком состоянии?

— В ремонт везу, капитан, — усмехнулся Проскурин.

Постовой, на плечах которого красовались погоны сержанта, недобро осклабился:

— Значит, и хамим еще.

— Ага, — простодушно усмехнулся фээскашник. — Точно, хамим.

— А ну, давай вылезай.

— Зачем это? — Брови Проскурина поползли вверх. — Если уж, командир, задерживаешь, то хоть объясни, за что.

— Сейчас я тебе объясню, — многообещающе буркнул тот. — Вылезай. — Он ругнулся матом и передвинул автомат на грудь. — Давай, а то сейчас шиздану очередью, скажу, что ты, сука, за пушкой полез. Понял? Давай выбирайся. И руки на крышу.

— Да брось, командир. Шутишь, что ли?

— Я тебе пошучу сейчас. Вылезай, сказал. — Сержант сдвинул предохранитель и передернул затвор. — И быстро.

— Ну, как скажешь, как скажешь, командир. — Проскурин улыбнулся, открыл дверцу и выбрался из машины. Повернувшись к сержанту спиной, он уперся руками в крышу. — Ты в кармане внутреннем посмотри, — добавил с усмешечкой, ехидно так, словно призывал поучаствовать в веселом розыгрыше.

Постовой быстро ощупал Проскурина, вытащил табельный пистолет и довольно гыкнул:

— Ага, значит, еще и огнестрельное оружие возим?

— Да, возим, — согласился, вздохнув, Проскурин. — Я ж тебе говорю, ты во внутреннем кармане посмотри.

— А что у тебя там? — Похоже, настроение у сержанта начало подниматься. Он представил себе, как отходит этого наглого типа дубинкой по рыжей морде, а потом объяснит, что, мол, при задержании водитель «пятерки» оказал сопротивление и даже попытался схватиться за пушку. Или пускай гонит «штучку». «Зелененьких», «гринов», баксов. Меньше чем за «штучку» не откупится. — Так, скажи второму, пусть тоже выбирается из машины и руки на крышу.

— Не может он, сержант, — серьезно ответил фээскашник. — Ранен он.

— Да ну? — Жадные ладони продолжали исследовать одежду Проскурина. Вот гаишник нашел нож, осмотрел, швырнул на капот. — Холодное оружие носим? Не зря в газетах пишут, что развелось вас, гнид, — рыкнул он, полагая, видимо, что перед ним или один из частных охранников, или, если больше повезет, обычный «бык», значит, сейчас договариваться будет. — Ну че ты? — Ствол автомата ткнулся Проскурину в спину. — Давай, попробуй дернись.

— Да ладно, командир, утихни. — Проскурин поглядел через плечо.

— Я те щас утихну, тварь. Я те утихну. Тачка-то в розыске небось?

— He-а, тачка чистая, — усмехнулся фээскашник. — Да ты глухой, что ли? Я же тебе сказал: во внутреннем кармане пиджака.

— Повернись-ка, — скомандовал гаишник, не переставая тыкать Проскурина автоматным стволом в спину, — Попробуй только руками шевельнуть, я тебя махом здесь положу.

— Ага, — кивнул Проскурин, Поворачиваясь и улыбаясь. — Положишь ты, ложила, много вас таких ложилыциков.

Держа палец на курке, гаишник осторожно, по-воровски, запустил руку во внутренний карман пиджака майора, извлек на свет красную книжечку и посмотрел на нее изумленно. Открыл, прочитал. Лицо его моментально вытянулось, глаза округлились, в них мелькнула растерянность.

Проскурин усмехнулся:

— Ну что, капитан, руки-то можно опустить? Или как?

— А, да, разумеется. Конечно, товарищ майор.

— Ну вот. Ты пушку-то опусти, опусти, а то, не ровен час, на курочек-то нажмешь, с тебя станется. А мне, знаешь, что-то не хочется из-за козла дорожного подыхать.

— Да, извините, товарищ майор. Я ведь сразу не сообразил.

— Зря не сообразил. — Проскурин ядовито усмехнулся и продолжил зло: — Дурак ты, братец. Будь я «быком», десять раз тебя грохнуть бы успел.

На скулах гаишника заиграли желваки, чувствовалось, что ему хотелось сказать: «Ну-ка, ты, давай собирай свои документы, все прочее и шуруй в будку. Там и пообщаемся». Собственно, кто ему этот майор? Да никто, и звать никак. Ведомства разные, можно было бы и врезать дубинкой пару раз для Острастки. Да только страшно все-таки. А ну как майор отыграется потом на нем? «Пришьет» чего-нибудь. У них ведь это запросто.

Постовой опустил автомат и сдвинул его на бок, затем козырнул:

— Извините, товарищ майор.

— Ладно, пушку-то отдай.

— Да, — Сержант полез в карман, вытащил «ПМ» и вернул его Проскурину.

Тот забрал пистолет, взял документы, нож и сел за руль. Подумал пару секунд, оглянулся:

— Да, сержант, вот еще что. Тут за нами минут, может быть, через пять-десять-пятнадцать проедет зеленый «уазик». Военный. Правое переднее крыло ободрано. И слева тоже должны быть вмятины и царапины. Короче, признаешь сразу, не маленький. Так вот, дружеский тебе совет: останови его и проверь хорошенько.

— Мы не имеем права военные машины останавливать, — угрюмо сообщил постовой.

— Да это я знаю, — кивнул Проскурин. — А ты все-таки останови и проверь. Возможно, номера-то «липовые», и люди, которые в нем сидят, тоже далеко не военные. Все в штатском.

— А что, случилось чего? — насторожился сержант.

— Случилось, случилось. Ты не рассуждай, мил друг, а делай, что тебе говорят. Глядишь, и повышение получишь. Может, переведут тебя из этой дыры к городу поближе. В теплой будке-то небось лучше сидеть, чем на морозе торчать.

Сержант согласно кивнул:

— Хорошо, товарищ майор. Остановлю, проверю.

— Вот-вот. — Проскурин подумал еще пару секунд, словно решая, сообщать ли дополнительные сведения этому постовому или оставить их при себе, но все-таки добавил: — Ты, кстати, будь настороже, мил друг, эти ребята, похоже, вооружены. И серьезно. Понял?

Сержант задумался.

Проскурин понизил голос и сообщил еще доверительнее:

— И уж если совсем быть честным: проверка это по области. Понял? Постовых проверяют вроде тебя. Так что, смотри, чтобы все было по уставу, как положено. Задержание, протокол, тра-та-та. Они, конечно, тебе всякую лабуду будут нести, но не вздумай с ними в разговоры вступать или на деньги зариться. А то уже восемь человек на этом поймали.

Сержант просиял.

«Наконец-то этот парень из ФСК объяснил ему все как положено. Проверка, значит? Ну что же. Эти проверяющие не смогут потом сказать, что он нарушает устав. Все будет честь по чести: задержание, протокол, рапорт. Не такой уж плохой парень этот фээскашник, как показалось. Предупредил. Ну, оно и понятно. Все-таки смежные ведомства, почти братья».

— Ладно, сержант, смотри в оба, — улыбнулся Проскурин, нажимая на газ. «Пятерка», истерично взвизгнув колодками, рванула с места, затем приостановилась, сдала назад, Проскурин высунулся из машины и крикнул сержанту: — Да, слушай, командир, тут ведь до Ростова еще один пост?

— Да, есть, — с готовностью кивнул тот.

— Ты вот что, звякни туда, чтобы нас не останавливали, а то мне напарника срочно в больницу отвезти надо.

— Конечно, товарищ майор. Прямо сейчас и позвоню.

— Ну, спасибо, сержант. Счастливо.

Машина покатила вперед и через несколько секунд уже скрылась из виду.