Седина в бороду

Глава XXVII,

посвященная, в основном, Руперту Беллами, Герою-Победителю

Герой-Победитель, убедившись, что его враги скрылись из виду, подобрал свою изрядно потрепанную шляпу и принялся, весело насвистывая, чистить обшлагом рукава выцветший ворс. Тут к нему с самым величественным видом приблизился наш джентльмен.

– Кому мы обязаны, сэр?

Герой-Победитель поклонился и взмахнул своей потертой шляпой.

– Да, в общем-то, никого, сэр, или же того, кто просто шел куда глаза глядят и вдруг услышал крик леди, увидел чер… то есть свирепых негодяев, набросился на них, не думая ни о чем, и, похоже, все закончилось вполне счастливо.

– О, это было так смело с твоей стороны! – воскликнула Ева-Энн со всем подобающим случаю восторгом, – Я так тебе, друг, благодарна!

Лицо Героя-Победителя залилось румянцем, и он поклонился девушке так низко, что уронил шляпу. Он быстро подобрал сей головной убор и покраснел еще гуще.

– Мадам, – сказал он, – право, это такие пустяки… то есть, конечно, я очень счастлив, что помог вам и… проучил парочку грабителей. Впрочем, я всегда рад случаю помахать кулаками. Так что это мне следует выразить вам свою признательность за предоставившуюся возможность. Всего вам доброго!

– Нет, нет, прошу тебя, друг, назови свое имя, чтобы я могла помянуть его в своих молитвах.

Герой-Победитель, казалось, слегка вздрогнул и, уставившись на свою выцветшую шляпу, принялся самозабвенно крутить и без того изрядно истерзанный головной убор.

– Меня зовут Руперт Беллами, мадам, и я очень вам благодарен за ваши добрые слова!

– Прекрасное имя, и оно очень подходит тебе, друг мой, у тебя доброе лицо, вот только волосы нуждаются в расческе.

Мистер Беллами снова уронил шляпу.

– А ты действительно шел, куда глаза глядят?

– Совершенно верно. Я брожу то здесь, то там и… словом, скитаюсь.

– Тогда, наверное, ты голоден?

– Ну, если говорить со всей прямотой, мадам, то вынужден признать, что вы абсолютно правы. Я не ел досыта уже несколько недель.

– Так останься и поужинай с нами. Джон будет рад твоему обществу. Правда ведь, Джон?

– Безусловно! – ответил сэр Мармадьюк и, отвернувшись, принялся разгружать Горация.

– Тогда решено, ты ужинаешь с нами, дорогой друг Руперт.

– Вы бесконечно добры, – ответил молодой человек, – но… – он в нерешительности перевел взгляд с очаровательной хозяйки на непреклонную спину сэра Мармадьюка и покачал лохматой головой, – принимая во внимание обстоятельства, я лучше пойду, мадам.

– Какие обстоятельства?

– Те, мадам, что находятся в вашей власти. – И снова его выразительные глаза с тоской взглянули в сторону сэра Мармадьюка.

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Так что прощайте, мадам!

Сэр Мармадьюк оглянулся. Эти двое не отрывали друг от друга глаз. Чудесная пара, такая юная, полная жизни и веселья. Она воплощенная женственность, он галантный и отважный юноша… нет, скорее, полубог, уверенный в себе и своих силах.

– Но, – нежно проговорила девушка, стрельнув глазами в сторону своего спутника, – Джон будет очень рад, если ты останешься пообедать с нами.

– Весьма любезно с его стороны, – ответил мистер Беллами, – но все-таки, учитывая обстоятельства, я…

– Воспользуетесь нашим гостеприимством! – несколько сухо продолжил сэр Мармадьюк.

– Напротив, – с достоинством возразил молодой человек. – Я прошу позволить мне…

– Перед хорошо поджаренным бифштексом, – сэр Мармадьюк улыбнулся, хотя все еще довольно суховато, – не устоит ни герой, ни даже полубог.

– Биф-штекс! – вздохнул полубог, выглядя в этот момент на удивление похожим на человека.

– Тогда, мистер Беллами, если вы принесете немного дров, пока я собираю угли, которые, по всей видимости, затоптали во время драки, ужин будет готов значительно быстрее.

Полубог запустил пальцы в спутанные золотые пряди, взглянул на сэра Мармадьюка, лучезарно улыбнулся, снова взглянул на сэра Мармадьюка, порывисто схватил ладонь джентльмена и сжал ее с той доброжелательностью и открытостью, на которые способна только юность.

– Честное слово, сэр, не часто встретишь такую доброту! – воскликнул он. – Благодаря вам одинокий путник почувствовал себя как дома. Бифштекс! О, Боже, это, одним словом, это редкая для меня роскошь! И, право, я от всей души благодарен. И отплатить за вашу доброту я могу лишь искренним «спасибо».

– Однако, – ответил сэр Мармадьюк, улыбаясь на сей раз куда более искренне, – вы можете помочь мне с костром.

– Ну конечно, дрова! – И мистер Беллами помчался в дальний конец поляны, где были сложены дрова.

Тогда сэр Мармадьюк резко обернулся и обнаружил, что Ева-Энн внимательно смотрит на него, не прекращая возиться с ужином.

– Да, моя дорогая, – кивнул он. – Я согласен с тобой – он славный юноша.

– И такой смелый, Джон!

– Конечно, Ева-Энн.

– И очень сильный, Джон!

– Очень.

– И такой юный!

– Да. И поэтому, дитя мое, я решил, что мы возьмем его с собой.

– О! – воскликнула девушка, уронив картофелину, которую чистила. – Но почему, Джон?

– Потому что, – ответил сэр Мармадьюк, поднимая упавший овощ, – он и в самом деле восхитительно молод.

– Но, думаешь, он согласится?

– Да, дитя мое, в этом я абсолютно уверен.

Вскоре бифштекс был поджарен и уничтожен с тем безоглядным удовольствием, какое возможно лишь при наличии здорового аппетита, хорошей компании и чистого воздуха. Причем последняя причина способствует этому в десятки тысяч раз сильнее, чем любые ухищрения в виде аперитивов, соусов и приправ.

Когда же тарелки были вымыты и убраны, а в костер подброшена очередная порция дров, наши герои уселись вокруг весело потрескивающего пламени, объединенные взаимной симпатией и хорошим ужином. Молодой месяц застенчиво пробивался сквозь неподвижную листву, придавая маленькой уединенной поляне уютную таинственность.

Сэр Мармадьюк задумчиво смотрел на огонь. Ева-Энн, сидя на складном табурете и подперев подбородок ладонями, не отрывала взгляда от благородного лица джентльмена, подернутого какой-то странной грустью. А мистер Беллами, прислонившись спиной к дереву, смотрел то на Еву, то на сэра Мармадьюка, то на огонь, то снова на Еву, то на неясные очертания в темноте, принадлежавшие смиреннейшему из ослов, опять на Еву, на юный месяц, и вновь на Еву и тяжко вздыхал.

– Замечательно! – вдруг воскликнул он.

– В самом деле? – спросил сэр Мармадьюк. – Кого или что вы имеете в виду?

– Все, мой дорогой мистер Гоббс! И молодой месяц, и мир вообще, и вот этот уголок в частности, и уютный костер, и вашу чудесную компанию и… короче говоря, жизнь. Жизнь представляется мне великолепной штукой, сулящей так много и открывающей перед нами удивительные возможности.

– По-моему, вы все еще вспоминаете о бифштексе.

– Не спорю, мистер Гоббс. Боже, я не пробовал ничего подобного с тех пор, как стал бездомным бродягой и парией.

– Бедный юноша! – вздохнула Ева-Энн, – У тебя действительно нет ни дома, ни друзей?

– Никого и ничего! – радостно ответствовала несчастная пария, – перед вами жертва обстоятельств и бездушия родственника. Ох, и натерпелся я от своего дядюшки!

Мистер Беллами нахмурился, вздохнул, покачал головой и, схватив палку, валявшуюся неподалеку, принялся яростно ворошить угли.

– Дядюшки? – переспросил сэр Мармадьюк.

– Ну да, Гоббс. Мой дядя – ни больше, ни меньше, как бывший знаменитый щеголь и друг самого принца-регента Вэйн-Темперли.

– О! – воскликнула Ева и украдкой взглянула на сэра Мармадьюка. – А у твоего дяди есть еще какие-нибудь имена?

– Мармадьюк, Джон, Энтони, Эшли, де ла Поул, мадам.

– И это все один-единственный дядя, друг Руперт?

– Один-разъединственный! – кивнул мистер Беллами. – Самый что ни на есть единственный, хотя имен у него и впрямь хватит на добрую дюжину джентльменов. А уж гордости у него хватит на тысячу обычных дядюшек. Всемогущий, высокомерный, безгранично влиятельный, обладатель огромного состояния и кроличьей души, вот каков мой дядя, дорогой мистер Гоббс!

– Замечательная личность, мистер Беллами! Но продолжайте же.

– Да, кстати, Гоббс! Если нам предстоит стать спутниками и путешествовать дальше вместе, то давайте не будем обращать внимания на сословные различия. Меня зовут Руперт, поэтому, прошу вас, не обращайтесь ко мне «мистер».

– Благодарю вас за эту любезность, мистер Беллами. Итак, Руперт, продолжайте. Ваше описание этого недостойного родственника вызвало самый живой интерес у Джона Гоббса. Как я понял, он пренебрегает вами.

– Совершенно верно, мой дорогой Джон. Природа определила его моим дядей, доверчиво полагая, что он выполнит свое предназначение и поступит справедливо со своим осиротевшим племянником. Я спрашиваю вас, Джон, как человека разумного, для чего существуют дядюшки? Думаю, вы согласитесь со мной, для того, чтобы соблюдать свои святые обязанности перед племянниками! Так и никак иначе, Джон! Но мой дядюшка Мармадьюк, этот изнеженный баловень судьбы, купающийся в роскоши, совершенно пренебрегает своим родственным долгом и начисто позабыл о существовании одинокого ребенка, о брошенном мальчике, об отроке, влачащем жалкую жизнь, об обозленном на свою судьбу юноше, да что уж там, он бросил своего племянника в водоворот жизни.

– Несчастный юноша! – промолвил сэр Мармадьюк, вздыхая.

– Это привело к тому единственному результату, к какому и могло привести, – продолжил Руперт Беллами, скрестив руки на груди и скорбно кивая головой в сторону костра, – вот я сижу здесь с вами, несчастная жертва чужой гордыни. И все-таки, мой дорогой Джон, хоть я и лишен каких-либо средств к существованию, никогда мне не было так хорошо, как сейчас. Карманы мои пусты, а одежда далека от идеала, но я все-таки надеюсь, что вы сочтете меня достойным спутником и…

– Джентльменом! – добавил сэр Мармадьюк.

Мистер Беллами тоскливо оглядел свое потертый костюм и печально покачал головой.

– Боюсь, этот факт не так-то легко заметить, – вздохнул он.

– Сегодня днем он проявился со всей очевидностью, – улыбнулся сэр Мармадьюк. – Я имею в виду некую бочку, полную воды.

– Так вы видели? Этот тип получил по заслугам, Джон! Он законченный негодяй!

– Вне всяких сомнений! – согласно кивнул сэр Мармадьюк.

– О ком вы говорите? – спросила Ева-Энн, тайком позевывая.

– Позвольте, я расскажу! – воскликнул мистер Беллами. – За время моих горестных странствий я встречал немало странных личностей, таких же несчастных и бездомных, как и я сам. И большинство из них, рано или поздно, оказывались мошенниками. А на днях я познакомился с совсем уж жалким плутом по имени Джимми Вэмпер.

– Вот как? – Ева-Энн мгновенно перестала зевать.

– Да. Так вот этот тип рассказал мне об одном джентльмене – заметьте, джентльмене – который готов хорошо заплатить за работу. Следуя указаниям Вэмпера, я пришел на постоялый двор, где этот парень остановился, встретился с ним, поговорил, окунул его в бочку и ушел…

– О! – воскликнула Ева. – Но почему?

– Ну… бочка с водой оказалась под рукой и, кроме того, у меня появилось страстное желание окунуть его подлую голову в воду.

– А зовут его, – ка бы между прочим заметил сэр Мармадьюк, – Роберт Дентон.

– Ах! – воскликнула Ева и нахмурилась.

– Вы знаете этого негодяя, Джон?

– Да, мы оба его знаем. И он, конечно же, предложил вам деньги за похищение Евы-Энн?

– Именно так! Этот мерзавец очень точно описал место, где стоит ваша палатка, и я направился прямиком сюда в надежде помахать кулаками.

– Теперь я поняла! – воскликнула Ева-Энн. – Как же это отвратительно! Я уже заканчивала стирать, Джон, когда сзади ко мне подкрались два человека. Поначалу я всего лишь удивилась, но затем испугалась и побежала к палатке за пистолетом, но один из них схватил меня и тут…

– Я сбил его с ног! – улыбнулся мистер Беллами. – А неплохая драчка получилась! Вволю поразмялись.

– Если Дентон так точно описал вам это место, – задумчиво сказал сэр Мармадьюк, – значит Вэмпер все рассказал ему. Завтра мы снимаемся.

– Зачем, дорогой Гоббс?! – возразил Руперт. – К чему такая спешка? Для стоянки здесь идеальное место – мягкая трава, тенистые деревья, чистая вода. А с Дентоном мы без труда справимся, и с его мошенниками тоже, вы, я и… мисс, то есть мадам.

– Друг Руперт, зови меня Евой-Энн. – Ева грациозно поднялась. Молодой человек тут же вскочил. – Сегодня ты доказал свое отношение к нам, и я тебе очень благодарна. Перед сном я помолюсь за тебя, Руперт Беллами. – Она протянула ему руку.

Молодой человек с благоговением посмотрел на эту нежную и в то же время такую умелую и сильную девичью руку. Он, наверное, поцеловал бы ее, если бы осмелился, но вместо этого он довольствовался пожатием, коснувшись руки так бережно, словно это была священная реликвия.

Ева повернулась к сэру Мармадьюку, как-то странно и нерешительно улыбаясь.

– Видишь, Джон, как неисповедимы бывают пути Господни. Он послал тебе в помощь Руперта, чтобы тот стал твоим другом. Я буду молиться за него и за тебя.

Некоторое время после ее ухода они сидели в молчании, каждый погруженный в свои мысли. Несколько раз мистер Беллами поднимал глаза на своего нового товарища, словно собираясь о чем-то спросить, но всякий раз не решался. Наконец, после нескольких безуспешных попыток, он все-таки осмелился заговорить.

– Гоббс, дружище, не будете ли вы так любезны… то есть, можно ли спросить вас?

– Конечно, Руперт.

– Ну… не сочтите меня слишком наглым, мой дорогой Джон, но если мы действительно станем друзьями, или, как заметила Ева-Энн, товарищами и… вы ведь понимаете меня?

– Возможно, вы выражаетесь несколько туманно, – предположил сэр Мармадьюк.

– Да, наверное, Джон. Но я вот что хочу сказать… то есть, мой вопрос…

– Да?

– Мисс Ева-Энн… мадам… она ваша жена?

– Нет.

– Прошу простить меня! Ваша дочь?

– Нет! – на этот раз ответ прозвучал куда более холодно.

– Еще раз прошу простить меня! Ваша племянница?

– Мы не родственники.

– Ну, конечно! Ясно! Именно так! Не родственники!

– Мы также и не любовники.

Тут мистер Беллами, пребывая в несколько возбужденном состоянии, сорвал с головы шляпу, изумленно посмотрел на нее и снова нахлобучил.

– А теперь, – мрачно улыбаясь, сказал сэр Мармадьюк, – я вас тоже попрошу ответить на один вопрос.

– С удовольствием, мой дорогой Джон.

– Какова непосредственная причина вашего столь явного безденежья?

Мистер Беллами тяжело вздохнул.

– Судьба, мой дорогой друг, неодолимый злой рок в облике карт, игральных костей, короче говоря, азартных игр. Это у меня в крови. Я унаследовал этот порок как раз от пресловутого дядюшки. Как и он, я являюсь, точнее являлся завзятым игроком, хотя никогда прежде и не оказывался в столь трудном положении. А теперь, Джон, дорогой мой, я страшно хочу спать, и потому позвольте пожелать вам спокойной ночи и приятных сновидений.