переступил через предохранитель и вошёл внутрь. Передо мной была железная дверь, на которой было написано красным карандашом: «Не влезай — убьёт!» Я вошёл. Там на трансформаторе высокого напряжения сидел редактор и светился голубоватым пламенем. Он нервно улыбнулся мне, и между его зубами с сухим треском стрельнула искорка.
— Через полчаса эфир, — сказал он. — Исправили?
Я протянул ему текст.
Редактора затрясло, он загудел, электричество шевелило ему волосы. Вообще редактор был какой-то неисправный.
— Пошли, — сказал он, прочитав. — Может быть, проскочит.
И мы пошли, путаясь в лампах и прочих деталях. Нам встречались какие-то люди, которых мы обходили, чтобы не нарваться на разряд тока.
Наконец редактор впихнул меня в трубку. Там было попросторнее. Что-то щёлкнуло, и я стал голубым и плоским. Электронный луч обегал меня пятьдесят раз в секунду, неприятно щекоча тело. Моё изображение подергивалось, сжималось и покрывалось рябью. А голос звучал совсем из другого ящика.
Миллионы телезрителей смотрели мне в рот, надеясь, что я скажу что-нибудь путное. А наверху, в регуляторе звука и изображения, скрючившись сидел редактор, испуская невидимые глазу электроны.