Седьмой выстрел

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Полицейские методы

Хмурый воскресный день 29 марта не слишком-то подходил для прогулки в парке, которую Шерлок Холмс наметил для нас с миссис Фреверт. Настало время осмотреть при свете дня место убийства Филлипса. Итак, после раннего завтрака мы с Холмсом разыскали у отеля вездесущего Роллинза и велели ему отвезти нас к Национальному клубу искусств.

Миссис Фреверт ждала нас у входа, кутаясь в чёрную шубу. Холмс, усмехнувшись, сверился с часами.

— Нет ничего приятней — и необычней — пунктуальной женщины, Уотсон, — заметил он, когда мы вышли из автомобиля.

— О, мистер Холмс, — сказала Кэролин Фреверт. — Как я рада вновь видеть вас. Само ваше присутствие внушает мне такое чувство, словно мы уже приблизились к разгадке.

Мой друг улыбнулся и, указав своей эбеновой тростью на восток, объявил:

— Приступим.

Редкие прохожие, оказавшиеся в этот ранний час на улице, должно быть, принимали всю нашу компанию — миссис Фреверт в роскошных мехах, меня в длинном пальто, котелке и шарфе и Холмса в поношенном длинном плаще с пелериной и капюшоном и в дорожной шляпе с ушами — за тепло укутанную шайку.

— В день убийства мы с Грэмом позавтракали чуть позже обычного, — объясняла миссис Фреверт, пока мы шли по Девятнадцатой улице. — Он долго работал накануне и поздно заснул. Вроде бы он не ложился до семи утра. Лишь днём, не раньше половины второго, он накинул пальто и ушёл в Принстонский клуб за почтой. Как и мы сейчас, он шёл на восток по Девятнадцатой улице, по направлению к Ирвинг-плейс, а оттуда к парку.

— Он шёл по северной стороне?

— Конечно, мистер Холмс. Переходить улицу не было смысла.

Холмс вдруг остановился и посмотрел на другую сторону улицы. Объектом его внимания стал старый доходный дом из красного кирпича, выходивший окнами на Национальный клуб искусств.

— Рэнд-скул, Уотсон, — пояснил он. — Логово убийцы.

Это было непримечательное здание такого же тусклого, неопределённого оттенка, как и большинство близлежащих домов. Ничто не говорило о том, что именно здесь замышлялось гнусное преступление.

Холмс столь же внезапно сорвался с места, повернул налево и зашагал в северном направлении по западной стороне Ирвинг-плейс, обсаженной чахлыми деревцами. Зимой, когда убили Филлипса, они, наверное, смотрелись ещё более жалко. Хотя время от времени Холмс полагался на помощь своей трости, он мог при необходимости идти довольно быстро; теперь же он не торопился — явно оттого, что желал тщательнейшим образом осмотреть место преступления, а не потому, что стал немощен.

Хотя Холмс не спешил, дорога до огороженного участка, именуемого парком Грамерси, к которому и примыкала Ирвинг-плейс, заняла у нас всего несколько минут. В Англии подобное место назвали бы сквером. Это была симпатичная лужайка, окружённая городской застройкой. Попасть сюда могли только счастливые обитатели соседних домов. Отомкнув своим ключом чёрные металлические ворота, они оказывались в уютном зелёном оазисе.

У металлической ограды мы вслед за миссис Фреверт свернули налево и пошли по пешеходной дорожке, вновь повернувшей на север, за угол ограды. Сквозь чёрные прутья решётки мы видели парковые газоны, кусты и деревья — то же, что видел и Филлипс чуть больше года назад. Слева от нас, на другой стороне улицы, по ходу движения появились величественные здания.

Когда мы достигли Двадцать первой улицы, служившей северной границей парка Грамерси, миссис Фреверт остановилась и рукой в перчатке указала на середину пешеходной дорожки. Кажется, она направляла наше внимание к точке напротив Лексингтон-авеню — улицы, которая примыкала к северной стороне парка, так же как Ирвинг-плейс примыкала к южной.

— Это здесь, — промолвила миссис Фреверт, — напротив сто пятьдесят пятого дома. Здесь Грэма застрелили.

— Минутку, — сказал Холмс, не обращая внимания на серьёзность её тона.

Он ворошил тростью зелёные листья и белые лепестки цветов на панели возле скруглённого угла ограды. И вдруг опять сорвался с места, широкими шагами покрыв расстояние до точки, указанной миссис Фреверт.

— Двое коллег Грэма как раз выходили из Принстонского клуба на углу Двадцать первой улицы и Лексингтон-авеню.

Она снова показала пальцем, на этот раз — на красновато-бурый особняк из песчаника с белыми деревянными переплётами.

— Они заметили человека, прислонившегося к ограде на расстоянии примерно вдвое меньшем, чем то, которое отделяет нас от входа в клуб. Разумеется, это был Голдсборо. Он подошёл к Грэму и выстрелил ему в живот. «Получай», — сказал этот безумец, а потом быстро выстрелил ещё пять раз.

Миссис Фреверт закусила губу, выказывая завидное самообладание, как и в Суссексе, затем мужественно продолжила:

— Грэм закачался и ухватился за эту железную решётку, чтобы не упасть, потом друзья отнесли его в Принстонский клуб, откуда его увезла карета «скорой помощи».

— А Голдсборо? — спросил Холмс.

— Он выстрелил себе в голову и сразу умер. Его труп валялся здесь, на улице, несколько часов. Он должен был сгнить в сточной канаве.

— Вы правы, — сказал Холмс, — однако что с ним сталось?

— Полиция увезла тело в участок на Восточной Двадцать второй улице.

— Понятно, — мягко промолвил Холмс.

Он оглядел всю улицу, затем каждый из особняков с отдельности. Прищурившись, окинул взглядом тонкие деревца, что росли вдоль дорожки у того места, где Филлипс вцепился в решётку. Мы слышали только его шаги, когда он приблизился к самому месту убийства и, сложив на груди руки, посмотрел на фасад Принстонского клуба, который, казалось, с вызовом взирал на нас из-за низких густых кустов и ограды высотой по пояс.

— У этого здания собственная мрачная история, — заметил он.

Миссис Фреверт кивнула, но я-то понятия не имел о том, что было известно им обоим.

— Это был особняк прославленного архитектора Стэнфорда Уайта, Уотсон, — объяснил Холмс. — В тысяча девятьсот шестом году Уайта застрелил муж дамы, за которой он ухаживал до её замужества [36].

— До замужества? — повторил я. — Ей-богу, хоть место красивое, но сколько убийств!

— Вспомните Эдем, доктор Уотсон, — сказала миссис Фреверт.

В продолжение этого разговора Холмс не сводил глаз с фасада. Затем он медленно повернулся вправо, чтобы охватить всю панораму, которая включала здание клуба, прилегающую к нему Лексингтон-авеню, а также высокое известняковое палаццо с выступающими балконами на другой стороне улицы.

Внезапно хрупкую тишину серого утра нарушил резкий звук, и я мгновенно догадался, что это был пистолетный выстрел.

Хлопок сопровождался крошечным каскадом искр: пуля угодила в один из прутьев решётки в двух футах от головы Холмса. Я заметил быстрое движение в кустах у дальнего угла Принстонского клуба, но тут закричала миссис Фреверт, и я не мог сфокусировать своё внимание на случившемся, пока она не взяла себя в руки.

К этому времени я едва сумел расслышать эхо быстро удалявшихся шагов, растаявших в тишине.

А Холмс уже бежал по улице в направлении выстрела с тростью в руке.

— Уотсон! — крикнул он. — Позаботьтесь о даме!

Холмс времён Бейкер-стрит, возможно, настиг бы злоумышленника, кто бы тот ни был, но возраст и отсутствие практики мало способствовали тому, чтобы Холмс, ещё не утративший былого проворства, смог догнать явно более молодого противника.

Я постарался успокоить миссис Фреверт, всё время держа в поле зрения Лексингтон-авеню, по которой побежал Холмс. Я мог только предполагать, что было бы, если бы мой старый друг действительно догнал стрелявшего. Насколько я знал, револьвера у Холмса с собой не было. Я, например, свой оставил в гостинице. Вероятно, стрелок, за которым пустился Холмс, без труда одолел бы человека, вооружённого лишь тростью. С каждой минутой я всё сильнее тревожился за Холмса.

Впрочем, последовавшей вскоре комической сцены я уж никак не мог ожидать. Из-за угла, у которого я видел его в последний раз, появился Шерлок Холмс. Его, точно преступника, вели двое полицейских в форме. Третий сопровождающий — коренастый мужчина в котелке и пальто защитного цвета, державший в руках Холмсову трость, — очевидно, тоже служил в полиции, судя по тому, что он был на короткой ноге с остальными.

— Видите, — сказал Холмс, когда вся компания приблизилась к нам с миссис Фреверт, — вот мои друзья, о которых я говорил, — миссис Фреверт и доктор Джон Уотсон.

Детектив сдвинул котелок назад так, что тот чудом удержался на затылке. Он окинул меня и миссис Фреверт взглядом, почесал подбородок и вернул Шерлоку Холмсу трость.

— О’кей, — сказал он, — полагаю, вы и впрямь тот, за кого себя выдаёте. Приходится проявлять бдительность, когда видишь, что кто-то во весь опор мчится по улице. Я детектив Райан. Детектив Фланелли из Центрального управления предупреждал, что вы собираетесь вынюхивать и выспрашивать здесь, в парке Грамерси, насчёт того дела, над которым он работал год назад.

— Убийство Филлипса, — пробормотал взъерошенный Холмс.

— Да-да, я всё уже знаю, — ответил Райан. — Мне звонил сам окружной прокурор. А ему звонили из Сагамор-Хилл. Знаете, от нас мало что ускользает.

Детектив Райан небрежно посочувствовал нам из-за нападения, а затем, заметив, что на улице холодно, посоветовал вернуться в квартиру миссис Фреверт, которая находилась неподалёку. По пути на Девятнадцатую улицу он беспрерывно болтал, жалуясь на рост преступности в этом районе и намекая, что мы стали её очередными жертвами, ибо нам, без сомнения, не посчастливилось подвернуться под руку какому-то вооружённому вору, не имевшему ничего общего с делом Филлипса. Холмс внутренне кипел, но ничем не выдавал своего раздражения, кроме кривой усмешки, которая в прошлом частенько появлялась у него во время наших стычек с Лестрейдом. Я понимал, что Холмс без восторга предвкушает будущие столкновения с американским собратом инспектора.

Впрочем, возможность помериться силами им представилась не сразу, ибо, как только мы препроводили миссис Фреверт в её квартиру и сняли свои пальто, раздался оглушительный стук в дверь. Грохот загнал белого кота, вышедшего поприветствовать нас, на высокую конторку красного дерева, стоявшую в углу. Детектив Райан, опередив горничную, сам бросился выяснять причину шума.

Это был запыхавшийся сенатор Беверидж, столкнувшийся с нами в дверях.

— Что случилось? — задыхаясь, вопрошал он. — Всё в порядке? Вчера вечером Кэролин рассказала мне о вашем намерении пойти к парку. Но когда я пришёл туда, чтобы присоединиться к вам, там никого не было. Какой-то прохожий сказал, что слышал выстрел.

— Всё хорошо, сенатор, — ответил детектив, явно знакомый с Бевериджем.

Когда опоздавший сенатор прошёл в гостиную, я заметил, что Шерлок Холмс внимательно его изучает. «Может, это его Холмс преследовал по Лексингтон-авеню?» — спрашивал я себя, представляя своего старого друга человеку, который заявлял, что Филлипс был ему дорог.

— А почему вы так запыхались, сенатор? — спросил Райан.

— Мой шофёр здесь, в Нью-Йорке, сейчас работает на мистера Холмса, — объяснил Беверидж. — Мне пришлось бежать всю дорогу от парка.

— А где машина? — поинтересовался Райан.

— Припаркована на улице, — подала голос миссис Фреверт. — Она стоит дальше, за домом, мы не проходили мимо неё.

— Как думаете, кто хотел вас застрелить, мистер Холмс? — спросил Беверидж.

Я хотел было рассказать о человеке с фальшивой бородой, но Холмс перебил меня:

— Точно сказать не могу, хотя кое-какие подозрения общего свойства у меня имеются. Вполне очевидно, что кто-то не желает, чтобы расследование продолжалось.

Холмс обратился к миссис Фреверт, которая в этот момент снимала с конторки Рюша. Его торжественный тон, однако, заставил её отпустить кота и повернуться лицом к моему другу.

— Миссис Фреверт, — медленно произнёс он, — у меня не осталось никаких сомнений в существовании заговора с целью убийства вашего брата. Полагаю, он действует по сей день, дабы предотвратить разоблачение, чему мы сегодня и стали свидетелями. Установив это — или, скорее, уверившись в этом с риском для жизни, — надеюсь, мы сможем узнать, кто именно убедил Голдсборо прилюдно застрелить Филлипса. Ибо теперь я уверен, что другой злоумышленник находился поблизости — скорее всего, там же, откуда открыл огонь наш сегодняшний меткий стрелок. Иначе Голдсборо мог бы убить Филлипса и здесь, на Девятнадцатой улице. Тут много удобных точек. Например, окно Рэнд-скул. Вместо этого он дождался момента, когда Филлипс стал лёгкой мишенью для перекрёстного огня двух стрелков. Твёрдая рука с револьвером наготове запросто могла сделать пресловутый седьмой выстрел.

— Но свидетели не видели никакого второго стрелка, — заметил Беверидж.

— Когда свидетели видят стреляющего убийцу, они обычно не глазеют по сторонам в поисках его напарника, а смотрят только на человека с оружием. Поэтому второй нападающий мог убежать, пока все взгляды были прикованы к первому.

Иронический смех детектива Райана прервал рассуждения Холмса.

— Я спокойно выслушал всё это, мистер Холмс. Несмотря на внешнюю неотёсанность, мы, представители Нью-Йоркского департамента полиции, много читаем, и приключения Шерлока Холмса, так занимательно описанные доктором Уотсоном, снискали вам заслуженное уважение. Но здесь, в Нью-Йорке, мы имеем дело с опасными скотами, а не с кисейными барышнями, как вы у себя в Англии. И не рассусоливаем попусту, когда не надо.

— А как насчёт Джека Потрошителя? — спросил я, движимый патриотизмом. — Он отнюдь не был кисейной барышней.

— Джек Потрошитель? — усмехнулся Райан. — Кажется, Скотленд-Ярд его так и не поймал? И вы, доктор Уотсон, тоже, если не ошибаюсь. — И детектив повернулся к Холмсу. — Ежели вы такой умный, мистер Шерлок Холмс, объясните, как вашим заговорщикам удалось бы убедить используемого втёмную простофилю сдаться или — в случае с Голдсборо — застрелиться в парке Грамерси у всех на глазах?

— В этом-то и состояла вся гениальность плана, Райан, — ответил Холмс. — Всё держалось на том, чтобы отыскать раздражительного, повредившегося в уме исполнителя. Возможно, убийцу гипнотизировали или подвергали воздействию сильнодействующих препаратов, чтобы убедить, что самоубийство послужит к его вящей славе.

— Комиссар Рузвельт предупредил нас, мистер Холмс, что вы будете совать свой нос в давно закрытые дела, — скривился Райан. — Но, боюсь, даже наш бывший президент вряд ли мог себе представить, чего вы тут насочиняете. Гипноз… Смех, да и только!

Я ждал, что Райан сейчас уйдёт, но вместо этого он расстегнул пальто и вытащил из внутреннего кармана жёлтый конверт.

— Впрочем, — заявил он, — мы получили сверху указание сотрудничать с вами, и только потому я позволю вам просмотреть наши материалы по убийству Дэвида Грэма Филлипса.

Он вручил конверт Холмсу, который жестом пригласил и меня взглянуть на его содержимое.

— Располагайтесь у конторки брата, господа, — предложила миссис Фреверт.

Эта конторка с наклонной крышкой, на которой, подобрав под себя лапки, по-прежнему возлежал сфинксоподобный Рюш, очень напоминала чертёжный стол.

— Я ещё никогда за таким не работал, — заметил я.

— Быть может, доктор, — пояснила миссис Фреверт, — вам будет интересно узнать, что Грэм приобрёл её, беспокоясь о своём здоровье. Он боялся, что, если будет сутулиться, у него случится аппендицит. Думал, что эта «старинная чёрная кафедра», как он её называл, предотвратит приступ. И конторка путешествовала с ним по всему миру.

— Любопытно, — только и смог ответить я.

Тем временем Холмс, убрав Рюша с конторки, выложил на неё содержимое конверта, переданного ему Райаном, и пригласил меня присоединиться к его изучению. Оказалось, это был официальный полицейский рапорт, включавший показания очевидцев печального события. В общем, кроме нескольких новых имён, он ничего не добавил к тому, что мы уже знали. Двух членов Принстонского клуба, которые были свидетелями убийства, звали Ньютон Джеймс и Фрэнк Дэвис. Первый был маклером, второй — горным инженером. Оба находились примерно в сотне футов от места преступления и утверждали, что прозвучало шесть выстрелов. О другом стрелке они ничего не сказали (разумеется, их внимание было всецело приковано к Филлипсу, которому требовалась немедленная помощь), не говоря уже о жутком эпилоге — самоубийстве Голдсборо. Джейкоб Джейкоби, живущий неподалёку цветочный торговец, которому случилось проходить мимо, помог Джеймсу и Дэвису перенести Филлипса в Принстонский клуб, где все они ждали прибытия кареты «скорой помощи». Коронёр докладывал о шести проникающих ранениях грудной клетки и брюшной полости. В полицейском рапорте сообщалось, что десятизарядный револьвер принадлежал погибшему преступнику, убитому единственным выстрелом из того же оружия. Об Элджерноне Ли не упоминалось вообще. Именно этот очевидец, о котором нам рассказала миссис Фреверт, назвал револьвер, как здесь выражаются, «шестистрельным», то есть из него никак нельзя было сделать семь выстрелов, включая роковой, в голову Голдсборо.

— А как вы объясните отсутствие всяких упоминаний о шестизарядном револьвере? — спросил детектива Холмс.

Райан стащил с головы котелок и стал теребить внутреннюю ленту.

— Меня это не волнует, мистер Холмс. Семь выстрелов. Может, доктора посчитали выходное пулевое отверстие за входное, вот и получилось два вместо одного. Кто знает? Убийца у нас есть, и все дела.

— Возможно, — заметил Холмс и вернул рапорт детективу, который собрался уходить.

Как только за тремя полицейскими захлопнулась дверь, Холмс сказал мне:

— Может, полиция и не видела никакого проку в том, чтобы встречаться с мистером Элджерноном Ли, Уотсон, но мы с вами обязательно его навестим. Благо живёт он через дорогу. А после беседы с ним следующим на очереди будет посещение больницы Бельвью.

Мы попрощались с миссис Фреверт, которая взяла Рюша на руки, чтобы он не сбежал через открытую дверь. Затем, окончательно условившись с Бевериджем о встрече в столице завтра рано утром, мы вышли из Национального клуба искусств и пересекли дорогу, которая разделяла отнюдь не только кирпичные здания.

Если бы покойный Карл Маркс пожелал проиллюстрировать то, что называл базисом классовой борьбы, он не нашёл бы лучшего примера, чем эти два здания на Восточной Девятнадцатой улице: номер 119 — роскошный дом Филлипса, а напротив — номер 112, скромное жилище его убийцы. Последнее вовсе не было убогим, но ему явно недоставало пышного убранства, отличавшего здание напротив. Тем близоруким криминологам, которые, пытаясь возложить вину за злодеяние на дурное окружение, иногда игнорируют тот факт, что рядом нередко уживаются прямо противоположные явления, я мог бы сказать: «Сходите-ка на Восточную Девятнадцатую улицу!»

Элджернон Ли являлся секретарём Рэнд-клуба, общества нью-йоркских социалистов. Хотя я не питаю симпатии к тем, кто проповедует крушение экономической системы, утвердившей в большей части мира справедливость и цивилизацию, должен признаться, что нашёл мистера Ли весьма приятным человеком. Лысоватый очкарик, он смахивал на школьного учителя. Вдобавок ему, кажется, очень хотелось помочь нам пролить свет на тайну, которая, как он выразился, не была исследована должным образом.

— Понимаете, мистер Холмс, — сказал он, сидя в своём кабинете, битком набитом документами и книгами, — я ведь никогда не видел оружия Голдсборо.

— Тогда почему вы уверены, что револьвер был шестизарядным? — спросил я. — Полагаю, это вы описывали его как «шестистрельный».

— Верно, доктор Уотсон. Я использовал этот термин, потому что это было единственное слово, которое я много раз слышал от полицейских. Я плохо знаком с огнестрельным оружием и потому вряд ли выдумал бы подобное выражение.

— Когда именно вы слышали разговор про револьвер? — спросил Холмс.

Ли снял свои круглые очки и протёр глаза. Он как будто припоминал.

— В вечер убийства. Полицейских здесь было пруд пруди. Следствие вели два помощника окружного прокурора, Рубен и Стронг, но офицеры в форме были расставлены по всему зданию. Голдсборо жил в задней части. Он просто снимал здесь комнату, у него не было ни политических, ни общественных связей с нашей организацией. Но агентам корпоративного государства [37] приходится досконально изучать тех, кто представляет угрозу статус-кво, так что в итоге они опросили почти всех жильцов. Рядом с Голдсборо жил Джордж Киркпатрик, но даже ему почти нечего было сказать о соседе. О, Голдсборо часто жаловался: что его преследуют, что не ценят, что у него мало денег (хотя он постоянно говорил нам, что вскоре они у него будут). Но никто и подумать не мог, что он кого-нибудь убьёт.

— Револьвер, мистер Ли, револьвер, — напомнил Холмс.

— Ах да! Простите, пожалуйста. Я склонен к всяческим отступлениям. Я сидел в своём кабинете за набросками для лекции, которую мне предстояло прочесть. В коридоре, прямо под моей дверью, разговаривали два детектива (имён их я не знаю). Один сказал, что Голдсборо использовал «шестистрельный», а другой усмехнулся и заметил: «Кем он себя вообразил — Диким Биллом Хикоком, что ли?» [38]

— Если всё так, как вы говорите, мистер Ли, — спросил я, — то почему пресса утверждает, что оружие было десятизарядным?

— Хороший вопрос, доктор Уотсон, — отозвался Ли. — Я только передаю вам, что слышал сам, но один мой товарищ предположил, что капиталисты, чтобы защитить свой класс, решили возложить вину за смерть Филлипса на одного лишь убийцу. Поскольку «шестистрельный» не мог произвести семь выстрелов, полицейские — или люди их контролирующие — должны были солгать насчёт орудия убийства, при помощи которого якобы была сделана вся грязная работа. То есть озвучить версию о десятизарядном револьвере. Имейте в виду, это чистое предположение, но оно вполне правдоподобно, не так ли?

Задав этот вопрос, он поднял голову, так что свет висевшей под потолком лампы отразился в его очках, скрыв глаза.

Поскольку вопрос явно не требовал ответа, а скрытый смысл его столь же явно остался не высказан, Холмс поблагодарил Элджернона Ли и встал, собираясь уходить. Я поднялся вслед за ним, но у двери Ли остановил нас.

Он неожиданно обратился ко мне.

— Если вы когда-нибудь напишете об этой истории, доктор Уотсон, — сказал он, — пожалуйста, сделайте одну вещь: донесите до своих читателей, что Фицхью Койл Голдсборо, виновен он или нет, не был одним из нас. Он никогда не принадлежал к социалистам. Боже милосердный, он был из мэрилендских Голдсборо. Что тут ещё скажешь?

Очень скоро автомобиль примчал нас к огромному комплексу зданий больницы Бельвью, возвышавшихся над Ист-Ривер. В сером небе над нами под аккомпанемент гулких корабельных гудков кружили белые морские птицы. Даже стены больницы не могли заглушить звуков речной жизни. Впрочем, времени на созерцание у нас не было; мы надеялись повидаться с врачами, занимавшимися Филлипсом после нападения.

Кроме личного врача Филлипса, доктора Юджина Фуллера, которого вызвали на место преступления, мы желали побеседовать с хирургами, осматривавшими раненого в больнице: Донованом, Мозесом, Уайлдсом и Дьюганом. Миссис Фреверт сообщила, что в карете «скорой помощи» писателя сопровождал доктор Уайлде. Но больше всего нам хотелось поговорить с Джоном X. Уокером и И. В. Хочкиссом, оперировавшими Филлипса.

В итоге ни с кем из них мы так и не встретились. Надменная медсестра с тяжёлой челюстью отправила нас к главному врачу больницы, доктору Милтону Фаррадею. Он ясно дал понять своим служащим, что всех интересующихся убийством Филлипса следует отсылать к нему.

— Я очень занятой человек, мистер Холмс, — с места в карьер объявил доктор Фаррадей.

Он согласился поговорить с нами, можно сказать, на бегу, в коридоре, под лязг металлических и стеклянных сосудов, которые сёстры разносили по палатам. Это был высокий косматый мужчина в длинном, до полу, белом халате: его сросшиеся брови только подчёркивали тот дефект зрения, который обычно называют косоглазием.

— Я обязан заниматься здоровьем тех, кто ещё жив, — сказал доктор Фаррадей, устремив на Холмса один глаз. — Не тратьте время — моё и моего персонала — впустую, заставляя припоминать подробности убийства годичной давности, до которого никому нет дела. — Затем он воззрился одним глазом на меня. — Вы, доктор Уотсон, как врач, разумеется, меня поймёте.

Я что-то пробормотал. Надеюсь, мой ответ прозвучал сочувственно, но не умалил необходимости поговорить с вышеупомянутыми докторами. Тем не менее главный врач отказал нам, согласившись лишь просмотреть свои записи, касающиеся Филлипса, чтобы ответить на наши вопросы, если они будут краткими. Отвечать на них он тоже намеревался кратко, настолько кратко, что наотрез отказался вернуться в свой кабинет, а вместо этого приказал услужливой сестре принести ему записи прямо сюда, в коридор.

— Пожалуйста, побыстрее, — напомнил он нам, посмотрев на часы и нервно озираясь кругом, словно в поисках соглядатаев.

— Вопрос только один, доктор Фаррадей, — сказал Холмс. — Как вы объясните, что семь ран на телах мистера Филлипса и мистера Голдсборо были сделаны шестизарядным револьвером?

— Ах, вот вы о чём, — промолвил Фаррадей. Он глубоко вздохнул и, кажется, немного расслабился. — Спросите в полиции. Не у меня. Тип оружия больницу не волнует.

— Мы уже спрашивали в полиции, доктор. Нам не сказали ничего нового.

— Знаете, мистер Холмс, это случилось год назад. Я уже смутно помню. Вроде бы Филлипса привезли сюда вечером в день убийства, а на следующий вечер он умер. Всё это время мы пытались вернуть его к жизни. В его палате то и дело появлялись разные люди, важные люди.

— Конечно, доктор, но после его смерти, при вскрытии тела, вы обнаружили пять или шесть входных отверстий от пуль?

Доктор Фаррадей заглянул в свои записи. Нашёл соответствующее место и стал зачитывать:

— Но ведь должно быть только одиннадцать, — напомнил ему Холмс, — если одна пуля застряла в теле.

— Хм, — протянул Фаррадей. Он мельком взглянул на лист бумаги, который держал перед собой. — Вы правы, конечно. Я раньше не замечал этого расхождения. Ну так что же? Это не поможет установить тип револьвера.

— Верно, — ответил Холмс, — но это поможет поднять вопрос о достоверности медицинского отчёта.

— Какая разница, мистер Холмс? — куда более кротко поинтересовался доктор Фаррадей. — Шесть выстрелов. Семь выстрелов. Одиннадцать отверстий или двенадцать. Человека уже не вернёшь. И убийцу не накажешь. А теперь, вы меня извините.

И с этими словами он заспешил прочь, свернув направо на первом же углу, чтобы скрыться с наших глаз.

— Любопытно, Уотсон, — заметил Холмс, когда мы остались вдвоём посередине больничного коридора. — «Шесть выстрелов. Семь выстрелов».

— Так же сказал и детектив Райан, а, Холмс?

— Именно, дружище. — Он задумчиво усмехнулся. — Полное совпадение. Но идёмте. Мы должны вернуться в отель и собрать вещи к ночному поезду в Вашингтон.

Когда мы вышли из больницы Бельвью, хмурый день клонился к закату. Роллинз доставил нас в «Уолдорф», где мы с Холмсом уложили в два маленьких саквояжа всё необходимое для короткой поездки в столицу, а затем вновь вышли к шофёру, который отвёз нас на вокзал Пенсильвания.