Сэкигахара: фальсификации и заблуждения

Заказчики мифов

Нынешнее руководство — выходцы из правящих династий. У экспремьера Таро Асо, возглавляющего сейчас министерство финансов, отец был членом парламента, дед — премьером, прадед — министром по делам двора и носил титулы барона и графа. Прапрадед Асо — самурай Окубо Тосимити, один из «трех великих деятелей» революции Мэйдзи. Тесть Асо тоже был премьером.

У нынешнего премьера Синдзо Абэ отец был министром иностранных дел, два деда — премьер-министры Киси Нобусукэ и Сато Эйсаку. Прадед премьера, генерал Осима Ёсимаса, начал карьеру в войне против сёгуната Токугава. Из какого самурайского клана происходит премьер, очевидно уже по названию его программы «три стрелы абэномики». Три стрелы — символ клана Мори, отсылка к легенде, что их самый успешный даймё Мори Мотонари собрал троих сыновей и предложил сломать одну стрелу — это было легко. Потом он предложил сломать сразу три стрелы, и это оказалось сложнее. Тогда Мотонари сказал, что сыновья должны держаться вместе, и врагам сложно будет одолеть их.

Клан Мори — движущая сила революции Мэйдзи. По легенде, вассалы Мори спали ногами в сторону Эдо, символически попирая сёгуна. А на новый год вассалы Мори приходили поздравлять даймё и спрашивали: «Пора свергать сёгунат?», на что тот обычно отвечал: «Момент неподходящий».

В эпоху Эдо каждый 15-й день месяца, день Сэкигахары, был праздничным. Даймё, находившиеся в Эдо, приходили поздравлять сёгуна. Только одни даймё Мори не носили в этот день праздничную одежду — в их клане 15-й день считался несчастливым [82].

В Японии считается, что Мори отомстили сёгунам за Сэкигахару, потому что их обманули и обобрали. «Было десять провинций, осталось две»,

— констатировал Мори Тэрумото в письме к кузену Хидэмото от 1600 г. Эти же чувства передают зрителям через массовую культуру.

Рупор правительства, государственный канал NHK, существует на специальный взнос с населения: каждый житель Японии, у которого есть аппаратура, способная ловить телевизионный канал, обязывается заключить контракт с NHK [290] и оплачивать съемки тех самых назидательных сериалов, в которых Хидэёси обязательно сходит с ума. Экспорт массовой культуры способствует убеждению неяпонских зрителей, что восхвалять и бичевать 400-летние политические трупы — насущное, актуальное и необходимое дело.

Убеждение ведется прежде всего драматургическими средствами.

В XVII веке иезуиты заказывали европейским драматургам пьесы о доблестных самураях-христианах. Главными героями были Хосокава Грация, Кониси Юкинага, Тоётоми Хидэёри — Лопе де Вега изобразил его тоже христианином [145, с. 234]. Сейчас муниципалитет японского города обращается к NHK с предложением снять сериал про даймё, который там правил

— это государственная кампания для привлечения туристов [188]. К сериалу приурочиваются манга и научные монографии, шоу для туристов и выпуск сувениров.

В Японии есть публицистическое клише, что Сэкигахара — это не про военное дело, это про людскую психологию: даймё воевали из личной неприязни. Зарубежные авторы выбрасывают лишних персонажей, исходя из предпосылки, что читателю неинтересно, как самураи жили, воевали и правили — читателю интересны стереотипы и обличения. Эта литература целиком и полностью направлена на некритичное эмоциональное восприятие и исчерпывающе описывается одной фразой: «Я люблю вождя, я осуждаю его врагов».

Мы в этой книге займемся именно расследованием, а не раздачей моральных оценок. Многие авторы описывают Сэкигахару в рамках идеологии бусидо, но никто еще за пределами Японии не искал доказательства, какие именно действия совершили участники войны 1600 г., а что — поздняя выдумка.

Деятель прошлого «прав» или «виноват» в зависимости от того, какой образ власти нужен текущим японским политикам. Осуждение сёгунов работает на репутацию творцов революции Мэйдзи и их потомков, которые правят сейчас. Образ храбрых воинов Симадзу работает на репутацию политиков, вышедших из этого самурайского клана — Таро Асо и ряд других премьер-министров. Идея наследственной власти обосновывает положение современных правящих династий — и дискредитирует Токугаву Иэясу.

«Многие видят в нем оппортуниста, который воспользовался смертью Хидэёси и юным возрастом наследника Тоётоми, чтобы украсть для себя приз — власть, в итоге присвоив революционные новшества Нобунаги и Хидэёси», — пишет американский историк Морган Пителка [158, с. 19], передавая идеологический штамп эпохи Мэйдзи.

Последний сёгун отрекся в 1867 г., а на следующий год Муцухито уже открыл в Киото два новых храма, посвященных Оде Нобунаге и Тоётоми Хидэёси. Новую государственную политику объявили возвратом к проектам Оды и Тоётоми. Объявили, что революция состоялась благодаря Оде — это он создал сословие самураев, которые осуществили наконец его проект вестернизации Японии.

Армию сделали призывной, и государству требовался образ простого солдата, сделавшего блестящую военную карьеру [172, с. 133]. Новое правительство возродило проект Тоётоми Хидэёси — захват Кореи и Китая. После «возвращения земель императору» самураи остались без средств; западные кланы взяли пример с предков, пытавшихся захватить Корею [265, с. 70–78].

В эпоху Мэйдзи критиковали само использование организаторских способностей. Описания, как Токугава Иэясу пришел к власти, пестрили негативными оценками: Токугава прекрасно подготовился, тщательно продумал, хорошо организовал, умело воспользовался…

Инструктор Генерального штаба в 1880-х, прусский майор Якоб Меккель, учил японских военных, что нужно действовать не раздумывая. Предложения Меккеля были вписаны в идеологию бусидо. Оду Нобунагу изображали любителем риска, азартно бросающимся в бой. Деятелей революции Мэйдзи ставили в пример безрассудства «во имя императора». Правительство и пресса называли победу японцев в Русско-японской войне результатом японской храбрости и самопожертвования «во имя императора» [271, с. 165, 169].

Тактика, которую преподавал Меккель — безрассудно жертвовать пехотой — привела к огромным потерям Японии в Мукденском сражении (1905) и Германии в боях за Фландрию в Первой мировой войне [146, с. 41]. Спустя 60 лет после уроков Меккеля японское командование придерживалось той же тактики: по уставу японской армии Сэндзинкун (1941) бойцы должны были «храбро и с радостью встречать смерть, выполняя приказ. Каждый должен быть полон решимости в любой момент пожертвовать собой. Умирать, но не сдавать позиций… Не сдаваться ни при каких обстоятельствах» [51].

Идеология ХХ века велит японскому воину безрассудно броситься в бой и умереть за интересы элиты. Как только доходит до Сэкигахары, в текстах кристаллизуются все идеологические штампы: самураи воюют из-за верности покойному господину Хидэёси и законному наследнику. Самурай должен господину, господин ничего не должен самураю.

Стоп. Кто убедит самурая XVI века, что нужно лить свою кровь против собственных интересов? Для этого необходим налаженный метод манипуляции сознанием, пронизывающая всю страну единая сеть обученных агитаторов. Необходимы школа и литература, массовые ритуалы и проповеди, а единый агитационный стандарт должен исходить из центра. В условиях раздробленности это невозможно. Регулярной армии не было.

Слово «верность» употреблялось в значении «служба»: самураи подавали прошения о наградах, указывая, что проявили верность: взяли голову врага, прибыли в лагерь, построили хранилища для стрел, были ранены, потеряли сыновей, расчленили врага [177, с. 40–41]; существовало выражение «верность измены» [116, с. 19]. Такое же понимание слова «верность» присутствует в переписке членов восточной коалиции с Кобаякавой Хидэаки.

Самурайский метод ведения войны — перевербовать союзников и вассалов врага. Самураи сдавались, если враги гарантировали им жизнь, а если была возможность убежать — убегали. Победители часто отпускали вражеских лидеров живыми — в ронины, в монастырь, в ссылку, в меньший удел, в регенты при сыне, тем самым разбивая миф, что самураи непременно хотят убить вражеского лидера.

Поэтому мы будем рассматривать их деятельность в контексте реальных условий того времени, руководствуясь критериями эффективности, целесообразности и успешности.

Миф о верности

Господин с вассалами — это «рыцари круглого стола». Показывая, что все подписанты равны, ставили коллективные подписи в форме солнца с лучами (катикасарэппандзё).

Даймё обязан учитывать интересы своих вассалов, в противном случае они откажутся подчиняться и перейдут на сторону врагов. В реальной жизни его голос совещательный. Любой даймё, чтобы пойти в поход, должен убедить вассалов провести мобилизацию, а для этого требуется более веский аргумент, чем личные эмоции даймё, будь то верность законному наследнику или неприязнь к Исиде Мицунари. Выживание клана и реальный шанс на победу — реальные причины, по которым самурайские кланы вступают в коалицию.

«Господин существует для государства и народа, а не государство и народ для господина», — Уэсуги Харунори, даймё эпохи Эдо.

Под государством Уэсуги Харунори подразумевал свой удел. Когда европейские миссионеры и торговцы называли даймё королями и принцами, а их уделы королевствами — это был дословный перевод самоназваний. Даймё называли свои уделы «кокка» (государство) и «куни» (страна) [279]. Датэ Масамунэ в дипломатической переписке с Ватиканом именовался королем Осю в Японской империи [38, с. 203, 2015].

Период Сэнгоку, эпоху смут, отсчитывают с середины XV века. Полторы сотни лет японцы кромсали друг друга за земли и трофеи.

«Наш король и капитан платят войскам жалованье — в Японии каждый на войне обеспечивает себя сам», — констатировал миссионер Луис Фройс [42, с. 157].

«Ранбодори — грабеж населения солдатами во время войны или после», — латинско-португальско-японский словарь, 1595 г. [138]

«Количество похищенных и убитых доходило до 30–40 тысяч», — сообщал летописец Ота Гюити, описывая деятельность Оды Нобунаги в провинции Этидзэн [43, с. 237]. Вражеские солдаты уводили лошадей, отбирали еду, уничтожали посевы и похищали людей — преимущественно женщин и молодых парней и девушек. Их вывозили в Макао, Манилу, Европу, Индию, Латинскую Америку на португальских и испанских кораблях. По расхожему выражению, бочка селитры стоила 50 японских рабынь. Иезуиты выступали посредниками и выдавали работорговцам лицензии [127].

Даймё ходили в походы для того, чтобы их подданные не разграбили удел своего собственного господина, поэтому даймё натравливали своих подданных на соседей. «Несмотря на все запреты, — писал Мори Мотонари, — грабеж не прекращается. Велю грабить только по согласованию на общем совете. Самураев, которые грабят самовольно, велю казнить» [130, с. 197–200, 207–210].

Миссионер Алессандро Валиньяно писал, что японцы свыклись с мятежами, предательствами и переворотами, воспринимая их как прозу жизни [45, с. 199–201]. Прекращение войн между даймё не означало прекращение бандитизма; пираты, по указу Хидэёси принятые в вассалы местных даймё и превратившиеся в патрули береговой охраны и управляющих гаванями, продолжали обирать население, несмотря на запрет Хидэёси взимать пошлины. Грозные указы выполнялись только в месте обитания самого Хидэёси [157, с. 137].

Возникает вопрос, по какой причине даймё станут поддерживать режим Тоётоми. Политика Хидэёси несла им убытки:

• запрет внутренних войн и пиратства;

• запрет продавать японских подданных в рабство португальцам;

• запрет продавать землю;

• переход золотых, серебряных и медных рудников под контроль тайко (у Мори, Маэды, Уэсуги);

• урезание территории (у Оды, Мори, Симадзу, Тёсокабэ и др.);

• налоговый сбор продукции из «житниц тайко»;

• разрушение замков (сировари);

• трудовая повинность — предоставление рабочих и стройматериалов на строительные проекты тайко, обеспечение этих рабочих на время строительства;

• покупка титулов, именного иероглифа «хидэ», фамилий Хасиба и Тоётоми — в переписке 1600 года многие даймё подписывались и называли друг друга фамилией Хасиба;

• платное подтверждение прав на управление уделом;

• богатые дары — например, в 1588 г. в Осаку прибыли свыше 50 кораблей, груженых дарами от клана Мори: золото, серебро, мечи, наряды, ткани, тигровые шкуры, кони, соколы. Мори Тэрумото привез в подарок 3000 серебряных монет (484 кг): самому Хидэёси, его брату Хидэнаге, его племяннику Хидэцугу — по 32 кг, тэнно Го-Ёдзэю и матушке Хидэёси — по 16 кг, а различным кугэ и даймё — по 16 кг и менее. Кобаякава Такакагэ подарил 80 кг серебра, Киккава Хироиэ — 48 кг [29];

• перевод в другие уделы с запретом брать с собой крестьян, ремесленников, купцов и урожай [174, с. 148–149]. Хидэёси компенсировал неудобства переведенному даймё, выделяя ему более крупный и продуктивный удел, в котором требовалось подавить восстание (так он переселил Уэсуги, Датэ, Като, Кониси) или возможное сопротивление только что подчиненных местных жителей, как при переводе Токугавы в Канто, Сассы и Куроды на Кюсю.

Власть Хидэёси была очень шаткой: он правил через своих послов к даймё. Обложив налогом региональных правителей, Хидэёси не мог ликвидировать их, поставить своих наместников и заменить всю местную администрацию — поэтому вынужден был сотрудничать. Например, Уваи Каккэн писал в своем дневнике:

«Мы, Симадзу, — знатное семейство; ведем род от Минамото-но Ёритомо и не видим смысла писать этому худородцу Хасибе [Хидэёси] уважительным тоном. Тэнно зря дал ему титул кампаку; это был опрометчивый поступок» [138].

В мифах самураи были готовы перенести на Хидэёри почтение и благодарность к его отцу. Видели ли в нем продолжение отца?

Хидэёси не подходил в отцы по срокам. Он находился на Кюсю, когда Ёдо забеременела. Сам Хидэёси писал Нэнэ, что Хидэёри не его, а только ее ребенок [39, с. 56]. Современники подозревали в отцовстве Оно Харунагу: как только Ёдо родила первого ребенка, Оно Харунага получил повышение по службе — стал даймё безо всяких заслуг. Когда Ёдо родила второго, Харунагу привлекли к строительству замка Фусими. «По словам одного человека, Оно Харунага снискал милость Хидэёси и с того момента посещал опочивальню, и с любимой женой Хидэёси тайно зачал Хидэёри», — записывал корейский шпион Кан Хан [37, с. 84].

Вернувшись с Кюсю, тайко узнал, что Ёдо заплатила монахам и колдунам золотом и серебром за визит на женскую половину Осакского замка. Итог — грандиозный скандал и массовая казнь. Служанки Ёдо и 30 монахов обезглавлены и сожжены на кострах, а свыше 800 нищих из храма Атаго и 131 колдун в ссылке на Кюсю. Тайко выдворил придворных колдунов и устроил облаву на нищих «гадателей-некромантов» (так их назвал Фройс) во всех провинциях, объявив, что искусство оммёдзи утрачено: пусть профнепригодные колдуны станут крестьянами.

Историк Хаттори Хидэо отмечает, что Ёдо-доно по тогдашним обычаям надлежало казнить за измену, как Ода Нобунага казнил своих служанок за измену с монахами, но Хидэёси предпочел казнить только ее прислугу [138].

Отмотаем на 15 лет назад. Законным наследником был сёгун Асикага Ёсиаки. По словам историка Мэри Берри, можно было бы точно так же сказать, что «антинобунагская коалиция» — лоялисты, которые сражались за наследника, но эти люди только объявили себя его сторонниками, а на самом деле препятствовали объединению страны [117, с. 48–49] — стремились к раздробленности, для чего им требовался слабый сюзерен, которому можно не подчиняться. Каждый хотел быть хозяином в своем уделе. У Хидэёси даймё превратились в наемных управляющих, которых он назначал, разжаловал и переводил в другие уделы, когда и куда считал нужным. И вот, продолжает Берри, в 1600 г. все те же лица уже не хотят раздробленности и не пытаются захватить себе земли соседа. По мнению Берри, за десять лет своего правления Хидэёси произвел массовый переворот в сознании самураев, которые сто пятьдесят лет жили войной и грабежом, и после его смерти царила тишь да гладь — только один честолюбивый Токугава Иэясу развязал войну с приверженцами наследника [117, с. 237].

С начала 80-х, когда Мэри Берри постулировала тишь да гладь после смерти Хидэёси, у неяпонских авторов ничего не изменилось: коварный узурпатор пошел против законного наследника, предатель не выполнил свой воинский долг, вероломно нарушил клятву. Читателю, которого интересует военная история, а не поток чужих эмоций, остается только учить японский.

Японские историки вовсе не так догматичны. Они признают, что причина войны — коллапс администрации Тоётоми и крах проводимой ею политики. Зарубежный автор призывает верить на слово, а его японский коллега цитирует документы, где прямо сказано: каждый хотел захватить себе кусок соседской земли. Участники войны 1600 г. действовали точно так же, как при Асикаге Ёсиаки.

Единственное свидетельство современника, переведенное на английский, говорит о том, как даймё, вернувшиеся из Кореи, сговаривались напасть на Токугаву и переделить его земли между собой: он был возмутительно богат. Это свидетельство — направленный корейскому королю Сонджо отчет шпиона Кан Хана, который находился в Осаке и Фусими.

После всех рассуждений про «тишь да гладь» отчет Кан Хана шокирует. «Тишь да гладь» кипит, искрит и бурлит. Исида Мицунари предстает весьма скромной фигурой, а вовсе не лидером оппозиции. Токугава Иэясу — не агрессор, а защищающаяся сторона. Остальные даймё подписывают кровью соглашения напасть на Токугаву и поделить его земли между собой. Конфликта между Токугавой и Исидой нет вообще: Исида ловчит, сотрудничая и с Токугавой, и с оппозицией одновременно. И наконец, Мори Тэрумото — мощная и влиятельная фигура.

Шестилетний мальчик никак не мог заслужить авторитет среди самураев. Следовательно, «верность Тоётоми» — это желание подчиняться чиновникам Хидэёси, поддерживать этих чиновников и проводимую ими политику. Тот факт, что даймё возражали чиновникам и пытались их свергнуть в 1599 году, вообще не попал в неяпонскую литературу. Даймё, вернувшиеся с войны в Корее, не получили никаких наград, но чиновники игнорировали недовольство ветеранов.

Отчет иезуитов:

Читателю, незнакомому с японской литературой из-за языкового барьера, доступны только демагогические памфлеты, в которых отстаивание интересов одного богатого мальчика — это благородство, справедливость и верность. Но в чем разница для миллионов японцев? Количество населения в 1600 г. составляло 12–17 миллионов [130, с. 5].

Существовали ли экономические проекты у обеих коалиций? Какой план развития Японии они предлагали при вербовке союзников?

Экономический миф

Революционеры и преобразователи эпохи Мэйдзи были родом с запада Японии. Борьба прогрессивного Запада с отсталым аграрным Востоком — идеологема, опрокинутая в прошлое, в 1600 год.

Миф:

Тогда, на рубеже веков, Япония уже вставала с колен, но консерваторы раздавили прогрессоров и погрузили Японию в феодальный застой и прозябание. Ода Нобунага опередил свое время. Экономика в его уделе была рыночной, индустриальной и урбанизированной. Он изобрел призамковые города, создал профессиональную армию и вооружил ее аркебузами, первым введя огнестрельное оружие в культуру самураев. Ода создал свободные рынки и стремился устроить торговые маршруты на архипелаге, а остальные даймё не понимали, зачем это нужно — можно просто выращивать рис. Свои новаторские идеи Ода почерпнул у европейцев, сотрудничая с миссионерами. Именно Ода завершил эпоху Сэнгоку и объединил Японию: разбил группировки икко-икки, уменьшил влияние буддийских храмов — Тоётоми Хидэёси после него было легко собрать оставшиеся земли.

Тоётоми Хидэёси — его ученик. Он развивал меркантилизм, а сёгуны Токугава задушили прогрессивные экономические проекты предшественника, застопорили развитие Японии, и мэйдзийскому правительству пришлось продолжить с того места, на котором Японию оставил Хидэёси [141, с. 107–108].

Меркантилист Хидэёси планировал основать колониальную империю в Восточной Азии, для чего начал корейскую кампанию, исполняя волю своего покойного учителя.

Ориентированность на торговлю, технологии и вестернизацию — вот причина, по которой Мори поддержали Хидэёси в свое время — а могли бы ликвидировать и после Хоннодзи, и во время его конфликта с Сибатой, как призывал сёгун Асикага Ёсиаки. Но Мори помогали Хидэёси, рассчитывая, что он обеспечит их благосостояние, а они будут вторыми после правителя.

Однако после битвы при Комаки-Нагакутэ Хидэёси приблизил к себе Токугаву и задвинул Мори. После смерти правителя Мори решили взять реванш. Главный дом и дом Кобаякава примкнули к Исиде Мицунари, а вот дом Киккава обитал далеко от морских маршрутов Внутреннего Японского моря и особой важности торговли не видел: им был ближе экономический проект Токугавы, основанный на эксплуатации сельского хозяйства, чем меркантилизм Исиды.

Сёгунат изолировал Японию, бездумно подражая аналогичной политике конфуцианского Китая. Если бы Курода Камбэй захватил Японию, экономика бы базировалась на торгово-денежных отношениях, а не на эксплуатации сельского хозяйства.

Факт:

Провал этой версии в том, что из всех домэйдзийских правителей Японии именно Токугава Иэясу поддерживал наибольшее количество международных связей. Он замирился с Кореей и пытался восстановить отношения с Китаем; помимо Юго-Восточной Азии и Португалии, он начал торговлю с Англией, Голландией, Испанией. В 1599 г. Токугава разрешил открыть католическую церковь в Эдо, рассчитывая, что миссионеры помогут ему сделать из Эдо порт международного значения.

Что же касается Киккавы, то он контролировал главные железные и серебряные рудники Японии в горах Тюгоку — центр производства холодного и огнестрельного оружия. Киккава им торговал. Еще до начала эпохи Сэнгоку была налажена торговля железной рудой и оружием внутри страны [0], как и экспорт мечей в Китай через провинции Нагато и Суо, где клан Оути построил торговую империю, а клан Мори ее захватил. Серебро со знаменитого месторождения Ивами Гиндзан доставляли в два ближайших торговых порта, а оттуда по морю — в порт Хаката [274]. По словам Валиньяно, португальские торговые посредники ежегодно вывозили из Японии до 20 тонн серебра [268, с. 253].

Археологические находки — хранилища медных монет и остатки гончарных изделий — свидетельствуют об использовании речных и морских торговых маршрутов за триста лет до объединителей [135, Fig. 2.10, с. 4143]. Призамковые городки с бараками самураев, получавших жалованье монетой, начали появляться еще до начала эпохи Сэнгоку.

Огнестрельное оружие распространилось с запада Японии, где находились порты международного значения. Аркебузами обзаводились и даймё, и монастыри, а у наемников из «республики» Сайка [287] было в три раза больше аркебуз, чем у солдат Оды.

С миссионерами сотрудничали в первую очередь западные даймё: остров Кюсю был центром христианства. Даймё занимались ликвидацией внутренних таможен еще до рождения Оды Нобунаги; например, такой указ издал Имагава Удзитика в 1526-м [58]. Роккаку Садаёри в 1549 г. издал приказ ракуити — открытие доступа в призамковый город, а Ода позаимствовал эту идею у соседей.

Сама идея свободного рынка появилась в XVIII веке [253]. Она восходит к трудам Адама Смита, с которым японские публицисты сравнивали Оду Нобунагу: будто бы Ода понял, что такое невидимая рука рынка, и создал капитализм задолго до Адама Смита [192]. В реальности Ода и все его основные союзники и враги проводили аналогичную экономическую политику.

Ода побеждал врагов, переманивая их союзников на свою сторону, и шел на войну, собирая максимально большую армию, чтобы задавить врага числом.

Европейских доспехов у Оды не было, зато были у Тоётоми и Токугавы. Ода, как и многие другие даймё, получал в подарок заморскую одежду, но не был замечен в ношении европейской одежды или обуви.

Для современных историков Ода — консерватор. Его могущество основывалось на том, что он захватил плодородные земли. Именно сельское хозяйство давало Оде преимущество над врагами. Самые плодородные земли — это три равнины: Канто на востоке, Ноби (Мино-Оварийская равнина) и равнина Осака в центре. В этих трех регионах до сих пор наибольшая плотность населения [278]. Во все времена самыми могущественными людьми в Японии были те, кто контролировал лучшие земли: поэтому историческая столица находилась в центре, а вторая столица — в Канто. Ода Нобунага начал расширение с равнины Ноби и продвинулся на равнину Осака. Когда его удел распался, Хасиба Хидэёси с равнины Осака стал успешным завоевателем. Тому, кто контролирует плодородные и густонаселенные земли, удобнее собрать большую армию и наладить снабжение.

Все невиданные новшества приписаны Оде мэйдзийскими публицистами, которым требовался позитивный пример реформ и вестернизации в прошлом своей страны. Чтобы усилить сходство, Оду Нобунагу снабдили эпитетом «революционер».

Так возникла японская адаптация мифа о Прометее. Божественный наставник приносит людям цивилизацию и обучает их, но за это его приковывают его к скале (сёгуны стопорят проект Оды), и наконец приходит Геракл-освободитель.

Такой же миф о сильной руке описывает правление Тоётоми Хидэёси, который будто бы создал сословную структуру, запретив самураям заниматься земледелием и коммерцией — то есть охоту за мечами и разделение сословий провели быстро и эффективно. Кто будет контролировать исполнение приказов Хидэёси на местах? У Хидэёси нет своих военных баз и чиновников в регионах. Тайко присылал из Осаки проверяющего — Исиду Мицунари или другого чиновника-бугё. Этот чиновник принимал отчеты и бегло осматривал часть территории. Самим даймё невыгодно проводить перепись, потому что население в ответ поднимает бунты: перепись означает повышение налогов и повинностей [121, с. 65–66].

Если принять на веру, что Хидэёси за 9 лет успел полностью реформировать японское общество, то представляется, что на Сэкигахару шли только одни профессиональные военные, живущие в призамковых городах и получающие жалованье.

В реальности основная масса бойцов на Сэкигахаре — крестьяне-призывники со своим оружием. Далеко не все самураи жили в призамковых городах. Даймё до конца эпохи Эдо оплачивали службу самураев выдачей земельных наделов.

Например, Маэда и Укита не участвовали в тайко кэнти, хотя были доверенными лицами Хидэёси. В тогдашних переписях — округленные цифры: столько-то земли под домами, столько-то возделывается. Списка жителей нет, поэтому перепись не может использоваться для выселения воинов из деревни, контроля за крестьянами и создания пятидворок.

Крестьян так и не разоружили: зажиточные крестьяне покупали мечи и аркебузы, луки, копья. На селе было больше аркебуз, чем в замке. Типичный пример: в замке Уэда было сто аркебуз, на селе — 327. Крестьяне охотились на оленей, кабанов, медведей, обезьян и птиц. Горожанам (тёнин) было разрешено носить мечи. Указ Хидэёси об охоте за мечами не действовал [68].

Японцы использовали огнестрельное оружие в течение всей эпохи Эдо [143]. Миф о безоружных японцах выгоден рекламщикам боевых искусств.

Запрет носить оружие всем, за исключением военных и полицейских, был издан только в эпоху Мэйдзи [155, с. 147].

Нет доказательств, что правительство Тоётоми планировало заниматься развитием рынков в центральной Японии [174, с. 146–147]. Нет и доказательств мифу, будто бы Ода или Тоётоми собирались вводить единую валюту. Хидэёси отливал золотые и серебряные монеты, но использовал их для награждения и подарков. Наградные монеты весили 165 г.

Экономическое новшество состояло в том, что Хидэёси перемещал по архипелагу большие армии, которым требовались поставки провианта и оружия. Купцы подвозили товар и продавали участникам похода, поэтому Хидэёси требовалось контролировать купцов из Сакаи и Хакаты. Он давал деньги в долг тем даймё, которые участвовали в его завоевательных походах, и даймё тратили эти деньги на войну.

Экономический проект был тогда один. Поэтому неверно видеть в западной коалиции борцов с изоляционизмом и устаревшим способом хозяйствования.

В 1993 году историк Филип Браун издал книгу "Central Authority and Local Autonomy", в которой показывал: догмы о жестком контроле над населением не подтверждены никакими архивными документами. Мало процитировать указ правителя, напоминал Браун, нужно еще найти свидетельства, что эти указы действительно выполнялись в регионах. Красноречивой была реакция рецензентов: «Браун наступает на ноги множеству коллег» [294, c. 599–600], «Браун слишком честен» [275, c. 14–19].

Миф о прогрессорах гласит, что Токугава пришел на все готовое, налаженное и работающее, и ничего сам не сделал, только обокрал своих великих предшественников: «Нобунага замесил тесто, Хидэёси испек пирог, а Иэясу его съел».

Японские историки уже отошли от этих стереотипов [168, c. 111–112]. Например, историк Канэко Хираку в 2014 году издал книгу «Ода Нобунага: реальный образ тэнкабито». Канэко пишет, что Ода не проявлял никакого новаторства в управлении и выделялся среди соседей только размером территории. Он завоевал ⅓ острова Хонсю и посадил своих наместников в захваченных провинциях, но местную власть не трогал: целью был сбор налогов и повинностей. До Оды Нобунаги словом тэнкабито (государь) называли Миёси Токэя, даймё с весьма бурной биографией. Сфера влияния его клана — Киото и Сикоку. В сохранившихся документах не говорится, будто бы Ода собирался объединять весь архипелаг: тэнка (государство) — это в первую очередь окрестности Киото [200]. Утверждения, что Ода боролся за идею, хотел объединить Японию — мэйдзийский миф.

Мори сам объявил Оде войну, согласившись поддержать храм Исияма Хонгандзи. Спустя несколько лет Ода инициировал мирные переговоры с Мори [72, с. 130–131]. Дипломат клана Мори, дзенский монах Анкокудзи Экэй, писал настоятелю храма Ицукусима в 12-й день 5-го месяца (год не указан), что обсуждает с вассалами Оды условия мирного договора. Экэй предлагал выдать одну из дочерей Оды замуж за Киккаву Хироиэ (Ицукусима бунко).

Так что объединителей два, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу.

Миф о войне за веру

Миф:

Токугава Иэясу воевал на Сэкигахаре против христиан, предотвращая распространение чужеземной религии.

Факт:

Францисканская миссия в 1599 г. открыла церковь в Эдо [151, с. 83]. Точно так же, как и его западные противники, Токугава считал, что распространение христианства поможет налаживанию торговых связей с Европой. Иезуит Алессандро Валиньяно писал 24.02.1600, что Токугава позволил всем выбирать веру по своему усмотрению, и миссионеры могут действовать открыто [47, с. 53].

Доминиканцы и августинцы действовали на Кюсю, францисканцы в Киото, Осаке и Эдо. Они были дипломатическими и торговыми представителями Испании [293].

Миф:

Токугава Иэясу официально казнил Кониси Юкинагу за веру.

Факт:

Нет документальных подтверждений. Есть только легенда, что Кониси Юкинаге предложили совершить сэппуку, а он отказался, сказав, что религия не позволяет.

В первоисточниках отсутствуют любые диалоги. «Он сказал то-то и то-то» — признак позднейшего беллетризованного текста.

Миф:

Исида Мицунари — католик и агент иезуитов. Он получал в войне финансирование от португальцев и пообещал сделать Японию христианской страной, когда придет к власти [157, с. 217].

Факт:

Если бы Исида крестился, иезуитам ничто бы не мешало называть его христианским именем: японцы из-за языкового барьера не могли перлюстрировать корреспонденцию. Иезуиты в своих описаниях войны 1600 года активно хвалят и выделяют Исиду, в связи с чем считается, что Исида Мицунари и был их информатором. Однако иезуиты не пишут, что Исида собирался кого-то обратить в христианство.

Исиду принимали за католика, потому что он защищал японских христиан в знаменитом инциденте с испанским кораблем «Сан-Фелипе». Узнав, что испанцы сначала засылают миссионеров, а потом конкистадоров, Хидэёси решил казнить всех христиан в Киото, Осаке и окрестностях, а их имущество конфисковать.

Городом Киото управлял комендант Маэда Гэнъи, буддийский монах школы Сингон, но его сыновья были христианами. Маэда Гэнъи осуществлял в подотчетном регионе военно-административную и судебную власть. Исида Мицунари был управляющим Нижнего Киото, подчиненным Маэды, и Маэда не стал сам выполнять приказ тайко, а возложил на Исиду обязанности по поимке христиан. Исида Мицунари сотрудничал с японскими купцами-христианами и взялся защитить миссионеров и прихожан. Ему предоставили список из 4 тысяч христиан, но он подал Хидэёси список из всего 24 фамилий [215]. В итоге Хидэёси казнил 26 человек.

Благодарные иезуиты отмечали, что сам Исида — язычник. Он придерживался буддийской школы Нитирэн — нитирэновский храм находился при его замке.

Миф о рабынях

«Токугава Иэясу внедрил конфуцианскую идеологию, — пишет историк Харуко Вард, — и таким образом успешно создал патриархальное общество с сословным расслоением. В конфуцианской государственной системе эпохи Токугава женщин поставили в приниженное положение внутри семьи. Их подчинили отцам, мужьям и сыновьям. Ожидалось, что женщины будут жертвовать жизнью ради господина. Конфуцианская этика мешала японским женщинам получать образование, владеть имуществом и свободно перемещаться… Битва на Сэкигахаре была поворотным пунктом в жизни японских женщин. Грация умерла перед самой Сэкигахарой, вышла на фронт, отказавшись жить при подъеме волны новой неоконфуцианской идеологии, заявляя о свободе быть собой» [181, с. 500–504].

Таким образом Вард творит следующий миф:

— Токугава Иэясу обнародовал политическую программу, в которой обещал поразить женщин в правах;

— Хосокава Грация знала, что он победит, и предпочла смерть.

Факт:

Создавая образ темной волны, Вард игнорирует свою же собственную подборку цитат, как христианские священники требовали от Грации и европейских дам быть покорными и терпеть жестокость мужей [181, с. 428–437].

Токугава Иэясу не основывал конфуцианских храмов и школ, через которые мог бы распространять новую идеологию. Он не требовал от чиновников сдавать конфуцианский экзамен, как то было положено в Китае.

Он не нанимал конфуцианцев на службу. Токугава приказывал печатать классические китайские книги о государственном управлении и исторических прецендентах, но ничего нового не опубликовал [270, с. 75]. Следовательно, Токугава не давал повода ждать реформ.

Вард не приводит высказываний Токугавы, в которых он бы излагал свою позицию по женскому вопросу перед войной 1600 г. Рассмотрим примеры из жизни. Закрепощал ли он своих дам?

• Его «первая леди» Атя-но-цубонэ была уполномочена вести переговоры между Эдо и Киото от имени своего господина. Получала письма и подарки от даймё, кугэ и настоятелей храмов.

• Другая его спутница, Тяа-но-цубонэ, тоже занималась дипломатической деятельностью — вела переписку с Датэ Масамунэ.

• Третья, Ман, отменила запрет на паломничество женщин к водопадам Сираито. Местное духовенство заявляло, что женщины нечисты и их присутствие осквернит священную гору, но Ман совершила паломничество, и за это ей поставили там памятник. Есть и еще один памятник ей на родине, в префектуре Тиба. Что она совершила? Стала гарантом территории, помогла Токугаве Иэясу утвердиться в Эдо. Ему требовалось породниться с местными кланами, и он стал правопреемником Ходзё через союз с их родственницей Ман. Ее сыновья возглавили две ветви рода Токугава — Мито и Кии.

Следующую историю рассказывают монахи школы Нитирэн. Ман придерживалась буддийской школы Нитирэн, а ее супруг Токугава Иэясу — школы Чистой земли. В 1599-м он отправил главу Нитирэн в ссылку, а в 1608-м в городе Эдо был назначен диспут между ораторами от школ Чистой земли и Нитирэн. Нитирэновского монаха избили неизвестные, и на диспут его принесли на носилках. Диспут не состоялся: избитый оратор ничего не смог сказать, победу сразу присудили единоверцу Токугавы, а пятерым нитирэновским монахам отрубили уши и носы.

У Нитирэн есть лозунг «Нэмбуцу ведет в ад, Дзен — это демоны, Сингон разрушает страну, Рицу предает страну» (нэмбуцу мугэн, дзэн тэмма, сингон бококу, рицу кокудзоку). Исполняя ритуал школы Чистой Земли, Токугава каждый день писал в молитвеннике мантру «наму амида буцу» — «верю в Амиду Будду». Вместо этого, бывало, писал «верю в Иэясу». Молитвенник сохранился, и его приводят как пример веры в себя.

Итак, Токугава потребовал, чтобы глава школы Нитирэн опроверг утверждение, что мантра Чистой земли ведет в ад. Тот отказался, и Токугава приказал его распять на берегу реки Абэ в Сумпу. Ман вмешалась и защитила своего духовного наставника. Токугава послушался ее и отменил казнь.

Узнав об этом случае, Го-Ёдзэй прислал Ман свою каллиграфическую надпись «наму мёхо рэнгэ кё» — «слава Лотосовой сутре», мантра Нитирэн.

• Перед Осакской кампанией 13-летнего Като Тадахиро, сына Киёмасы, женили на 11-летней Ёри, дочери Гамо Хидэюки. Тогда еще сёгуны не требовали, чтобы жены даймё жили в Эдо. Невесту решили отправить на Кюсю к жениху, обсуждали, в каком порту она высадится, но ее мать Фури (дочь Иэясу) отказалась отпускать свою маленькую дочь так далеко, и Токугава Иэясу послушался. Свадьбу сыграли в Эдо («Хосокава-кэ сирё»).

• В Осакском замке служила художница и каллиграф Оно Оцу. После Осакской кампании эту даму нанял сёгун Хидэтада, и ее кисти приписывается портрет Токугавы Иэясу.

Запретили ли сёгуны женщинам управлять уделами? Снова нет. Например, первый сёгун Иэясу подтвердил права Нэнэ и Асаи Хацу на их уделы, выданные Хидэёси. Второй сёгун Хидэтада выдал приемную дочь замуж за сына Хосокавы Тадаоки, и, готовясь к походу на Осаку в 1614 г., Тадаоки попросил сына одолжить рис у невестки, чтобы отдать ей долг с будущего урожая. Удел невестки — ее неотчуждаемое приданое от родителей. Это ярчайший пример наблюдению Фройса: «В Европе у мужа и жены совместный бюджет, а в Японии раздельный, и жены часто дают мужьям деньги взаймы под проценты» [42, с. 67]. Женские уделы назывались кэсёрё, «на косметику».

До революции Мэйдзи женщины редко использовали фамилии, но когда все-таки использовали, то эти фамилии были девичьими [159, с. 184–186]. Японские женщины не переходили в род мужа. Поэтому родители могли при разводе защитить дочь и настоять на возвращении ей приданого. Не было церемонии символической смерти невесты и проверки девственности. Фройс отмечал: «В Европе честь и сокровище девушки — это ее неприкосновенная чистота, а в Японии женщины не обращают внимания на девственную чистоту, и потеря девственности не означает для них утрату чести и не мешает им вступить в брак» [42, с. 64].

В тогдашней правовой системе единицей являлась не личность, а клан. Родственники вершили кровную месть, несли совместное наказание за преступление одного, оплачивали содержание заключенных в тюрьме и работу палача. Наивысшей ценностью считалось выживание клана. Например, Мацу, которая сдалась в заложницы Токугаве Иэясу, превозносили за мудрость: Мацу защитила дом Маэда от войны. В XVI веке обменивали 6–10летних сыновей самураев на еду у португальцев [157, с. 142–143], в эпоху Эдо продавали дочерей в бордели, чтобы заплатить налоги (нэнгу), а в эпоху Мэйдзи продавали дочерей на текстильные фабрики и за рубеж в проституцию.

Цель — обеспечить благополучие всего клана, поэтому в эпоху Эдо 25–39 % семей любого статуса усыновляли взрослых людей за их деловые качества, женили на своих дочерях. Если родной сын не годился для управления имуществом, наследовал приемный. До сих пор 98 % усыновлений в Японии — это взрослые мужчины, мукоёси. В 2011 году было 81 000 усыновлений, из них 430 детей, остальные — мужчины 20–30 лет, эффективные менеджеры семейного бизнеса. Прагматичная причина — усыновляют с целью понизить налог на наследство [260]. Нынешнего потомка сёгунов Токугаву Цунэнари усыновили собственные бабушка и дедушка. Токугава — фамилия его матери, а отца — Мацудайра [246].

Обличительские тексты о закрепощении женщин часто основаны на одном нравоучительном трактате «Онна дайгаку», в то время как сохранились записи и художественные произведения 12 тысяч женщин эпохи Эдо, в том числе свыше 160 путевых дневников [254]. Жены самураев не сидели взаперти: посещать храмы, поклоняться духам предков и молиться за свою семью и всю страну (тэнка) было обязанностью женщин из воинского сословия. Дамы со служанками ездили в паломничества, катались на лодках, ходили смотреть на фейерверки, и далеко не всегда их сопровождали мужчины [297, с. 395–396]. Женщины участвовали в поэтических кружках вместе с мужчинами, и группы учениц ездили на экскурсии по знаменитым своей красотой местам и храмам [296, с. 3, 14]. Существовала должность таможенницы, проводившей досмотр женщин. Запрет на разъезды без мужчин — миф.

Женщины эпохи Эдо были юридически дееспособны, подписывали документы и представляли своих родственников-мужчин в суде, имели право выгнать примака. Открывали свой бизнес — хлопковые и шелковые мануфактуры, завещали их своим детям. Место скопления таких мануфактур в провинции Кодзукэ рядом с Эдо называлось «провинцией, где правят женщины» [295, с. 377]. Фрейлины вели документацию и переписку своей госпожи. Учительницы учили не только девочек в тэракоях и служанок в особняках, но и взрослых мужчин. Ученые конфуцианцы передавали знания своим дочерям, чтобы те устраивались на службу к женам даймё и зарабатывали себе на приданое. Чтобы поступить на службу в особняк в Эдо, служанке любого происхождения требовалось хорошо знать грамоту [152, с. 20–23, 5255].

В художественной литературе эпохи Эдо крестьянки, приехавшие в город на заработки, вызывают мужчин-самураев на судебный поединок на арене, и этих женщин все поддерживают [128, с. 41–48]. Сам факт, что этот сюжет был пропущен цензурой, говорит о том, что за женщинами признавалось право на кровную месть.

Конфуцианцы в эпоху Эдо активно осуждали жен даймё и сёгунов, и вздед за ними публицисты эпохи Мэйдзи объявляли, что настала пора уничтожить многовековое правление женщин [283]. Мэйдзийский гражданский кодекс, действовавший в 1898–1945 гг., был основан на конфуцианских идеях и поражал женщин в правах: теперь муж распоряжался имуществом жены, ей требовалось получать разрешение мужа на заключение любой сделки, получение подарков, наследства. Закон о первородстве запрещал женщинам становиться главами семей [262]. Историки объявили, что в семье самураев (иэ) главенствовал pater familias, который командовал младшими братьями, женой и детьми. У кугэ, ремесленников, крестьян и купцов не было pater familias’a. Теперь же все японцы должны были стать самураями — служить в призывной армии, создавать семью-иэ с наследником — старшим сыном. Иэ — мэйдзийское новшество: у крестьян, составлявших 85 % населения, в разных частях Японии по обычаям наследовал младший сын или старшая дочь, или выбирали самого эффективного, или же наследство делили поровну[2]. Женщины наследовали родительский дом, становились главами семей — в таком случае муж (нюфу, примак) поселялся на территории жены.

Токугава Иэясу считается сторонником первородства: якобы он написал своей невестке Го письмо с объяснением, что необходимо делать старшего сына наследником, а младших — вассалами ради стабильности молодого государства. Японские историки считают это письмо весьма сомнительным, потому что оно не сохранилось: текст есть только в летописи.

Конфуцианский миф

Миф:

Токугава Иэясу, руководствуясь конфуцианской идеологией, создал жесткое сословное деление — самураи, крестьяне, ремесленники, торговцы. По словам историка Р. Боуринга, «самураи были обречены на унылое паразитическое существование» [120, с. 157].

Факт:

Четыре сословия — это построение из нравоучительных трактатов. Указы правителей, в которых самураям запрещается работать, не действовали. Историк К. Вапорис приводит пример самурая из Хатинохэ на севере Хонсю, у которого был свой земельный надел, где он работал сам, а также нанимал крестьян-арендаторов обрабатывать другой его участок. Он служил торговым представителем — доставлял товары из удела своего господина и продавал купцам в Эдо [291]. Купец с Сикоку становится самураем, «мэром» призамкового города, и по-прежнему управляет своим бизнесом [292, с. 208–209]. Самураи работали, были ремесленниками и крестьянами. В Японии этот факт признается на высшем уровне: например, статистику работающих самураев приводил высокопоставленный государственный чиновник, экономист Сакайя Таити [264] в своей книге «Саннин но нидаймэ-дзё (Мори Тэрумото, Уэсуги Кагэкацу, Укита Хидэиэ)». По романам этого автора канал NHK снял две тайга-дорамы — «Портрет Тогэ» о 47 ронинах и «Хидэёси».

Историк В. Боот поясняет: сёгунат не интересовался конфуцианством. Только при таких руководителях, как Токугава Цунаёси (1646–1709) и Мацудайра Саданобу (1759–1829), сёгунат предпринял беспрецедентные и никогда более не повторявшиеся шаги по организации изучения конфуцианства [119, с. 8].

Конфуцианские трактаты создавались не по заказу правительства, а по инициативе авторов. Те получали образование в частных школах, где учебными пособиями служила конфуцианская литература, поэтому авторы применяли конфуцианские идеи в своих рассуждениях. Низкоранговые самураи посвящали правителям восхваления с целью польстить [286, с. 111].

По словам историка К. Тотмана, летописец Хаяси Гахо в работе «Нихон одай итиран» (1652) писал, что Токугава Иэясу получил конфуцианский небесный мандат на Сэкигахаре, победив там «злодеев и бандитов» [179, с. 170]. Цитирую текст «Нихон одай итиран»:

«В первом году Бунроку тайко вел войну в Корее, и слава о нашей нации распространилась в Китае. В 18-й день восьмого месяца третьего года Кэйтё тайко умер в своем замке Фусими в возрасте 63 лет.

В девятом месяце пятого года (1600) Иэясу вел войну с повстанцами; он победил их, и с тех пор Япония наслаждается миром: слава Иэясу разнеслась по всей империи. Слава ему и его потомкам: их правление будет длиться так долго, пока существует небо и земля» [55, с. 405–406].

Чтобы внушить подданным новую идеологию, требуются проповедь, образование и публицистика. Посмотрим, как обстояли дела в токугавской Японии:

Проповедь:

Государство обеспечило посещаемость буддийских храмов. Именно буддийские монахи стали государственными чиновниками: сёгун выдавал храмам земельные наделы, а населению вменили в обязанность регистрироваться в этих храмах, посещать буддийские религиозные праздники и приглашать духовенство для похоронных обрядов. При этом Токугава Иэясу потребовал, чтобы буддийские монахи были грамотными, а неграмотных изгоняли из храмов.

Одним из многих ученых монахов, работавших на Токугаву Иэясу, был конфуцианец Хаяси Радзан (1583–1657). Токугава нанял его в 1605 г., приказал ему стать буддийским монахом, запретил строить конфуцианский храм в Эдо и школу в Киото. Этот пример доказывает, что Токугава Иэясу не имел намерений навязывать подданным конфуцианство. После Сэкигахары прошло 30 лет, и наконец сёгун Иэмицу согласился выделить Хаяси Радзану земельный участок под храм, но отказал в финансировании строительства.

Образование:

Токугава Ёсинао, сын Иэясу, и Токугава Мицукуни (Мито Комон), внук Иэясу, были приверженцами конфуцианства. Изучая конфуцианство, оба они сделали вывод, что тэнно приоритетнее, чем сёгун. Оба спрашивали у сёгуна разрешения открыть конфуцианские школы в своих уделах, но сёгун не позволил [118, с. 56–59].

В эпоху Эдо не существовало единой образовательной программы. Она появилась в эпоху Мэйдзи: именно тогда начали внушать, что верность господину — тэнно и работодателю — это старинная самурайская традиция, которую мэйдзийские идеологи разработали на основании конфуцианской морали. Расцвет конфуцианской идеологии, практическое ее использование в управлении государством — это именно эпоха Мэйдзи [273, с. 394].

Публицистика:

В эпоху Эдо конфуцианцы активно критиковали правительство. Они высказывались против системы санкин-котай, считая ее злом, ведущим к урбанизации и развитию коммерции. К примеру, Накаэ Тодзю (1608–1648), выступавший против разделения крестьян и воинов, отправил своих вассалов в село, заявив, что физическая работа закаляет самураев. Кумадзава Бандзан (1619–1691) писал, что разделение крестьян и самураев — неудачная идея: боеспособность армии понижается. Его заключили под стражу за призывы всем из городов перебраться в села и сажать деревья. Его работодатель, даймё Икэда Мицумаса, по приказу сёгуна закрыл конфуцианские школы в своем уделе. Араи Хакусэки (1657–1725) вспоминал, что в годы его молодости даже образованные люди не знали, чем конфуцианство отличается от христианства. Он узнал, в чем разница, только от иезуита Сидотти. Араи писал: «Христианство, как и буддизм, позаимствовано с Запада, а люди повсюду тянутся к новинкам… Христианство было запрещено под давлением голландцев, ради развития их бизнеса. В тот момент не было другого учения, не на что еще было опереться, то есть одних варваров победили руками других варваров. Приняли закон, что все жители 60 провинций с самого рождения должны исповедовать буддизм. Желающий практиковать конфуцианство нарушает закон — он обязан поклоняться буддам» [118, с. 54].

Миф:

У Токугавы Иэясу состоял на службе конфуцианец Фудзивара Сэйка. Он влиял на Токугаву и внушал ему идеи переустройства государства по конфуцианскому образцу. Сэйка подружился с корейским военнопленным по имени Кан Хан. Вернувшись в Сеул, Кан Хан рассказал о своих встречах с Сэйкой и интересе нового японского правителя к конфуцианскому учению. Переданные им слова Сэйки о том, что Токугава Иэясу не стремится к внешней экспансии и не будет воевать в Корее, произвели в Сеуле благоприятное впечатление.

Факт:

Фудзивара Сэйка — антипатриот, пытавшийся руками Кан Хана организовать ответный удар Кореи и Китая по Японии.

Из отчета Кан Хана:

Сиракава — это граница между уделами Токугавы и Уэсуги. По мысли Сэйки, корейцы и китайцы могут оккупировать удел Токугавы полностью.

Кан Хан составил проект военной операции и вместе со своими отчетами передал королю Сонджо. В этих отчетах Сэйка буквально натравливает корейцев на Токугаву:

В корейской хронике «Сонджо силлок» за 33-й год правления Сонджо говорится, что королевские советники обсуждали это сообщение на заседании по вопросам внешней политики. Советники пришли к выводу, что Фудзивара Сэйка и Кобаякава Хидэаки дезинформировали Кан Хана.

Сэйка не был приближенным Токугавы Иэясу. Он был кугэ из провинции Харима; на его родине в городе Мики стоит памятник ему. В детстве Сэйку как младшего сына постригли в дзенские монахи. Поместье его родителей разорили самураи Бэссё Нагахару, убив его отца и брата, а вскоре и самого Бэссё осадил Хасиба Хидэёси, вынудив совершить сэппуку взамен на сохранение жизни гарнизона.

Как знаток китайского языка, Сэйка работал в Нагое (совр. Карацу) на Кюсю и участвовал в приеме корейских послов. Там он познакомился с Токугавой и в 1593-м поехал в Эдо, где читал Токугаве лекцию по книге «Основы управления в период Чжэнь-гуань», в которой правителю предлагается назначать мудрых советников и заботиться о долговечности династии. По словам Хаяси Радзана, который готовил японское издание этой книги, ее издавна использовали в Японии как пособие по государственному управлению, и Токугава Иэясу многократно устраивал ее чтения, но Фудзивару Сэйку забраковал за острый язык и эксцентричный вид. Сэйка носил шэньи, белую одежду конфуцианца, и брил только виски, а волосы на макушке отпустил. Токугава предпочел в дальнейшем нанять Хаяси Радзана, который согласился постричься в буддийские монахи, брить голову и носить облачение. Хаяси Радзан отмечал, что Сэйка странно выглядел, но был таким резким, что остальные боялись обсуждать его внешний вид.

Универсальный гуманитарий Сэйка был учителем Кобаякавы Хидэаки, а с его братом Киноситой Кацутоси писал стихи и изучал «Дао дэ цзин» и «Чжуан-цзы».

В 1600 г. Сэйка был сателлитом западного даймё Акамацу Хиромити из провинции Тадзима, где серебряные рудники. Сэйка уговорил его открыть конфуцианский храм и обучил ритуалам, которые Акамацу исполнял с вассалами в конфуцианских облачениях.

Акамацу был женат на сестре Укиты Хидэиэ и дружил с Исидой Мицунари. Сохранилось письмо, в котором Исида благодарит Акамацу за то, что тот его направил к мастеру Хонъами Коэцу, который украсил Исиде рукоятку ножа (когатана).

Акамацу воевал на западной стороне, после Сэкигахары перешел на сторону победителя, участвовал в осаде замка Тоттори и был приговорен к сэппуку за поджог призамкового города.

Учеником Сэйки был Исида Масадзуми, брат Мицунари — об этом писал Хаяси Радзан в некрологе «Сэйка-сэнсэй гёдзё». Поэтому считается, что данные об Исиде Мицунари получены Кан Ханом от Сэйки.

Мицунари приглашал его к себе в Саваяму, но неизвестно, приехал ли Сэйка: началась война.

В дальнейшем мы рассмотрим теорию заговора Фудзивары Сэйки и его роль в гражданской войне 1600 г.

Миф:

Конфуцианцы подсказали Токугаве Иэясу и его чиновникам, что земледелие должно стать экономической опорой власти. Причина — отвращение конфуцианцев к торговле.

Факт:

У Токугавы не было конфуцианских политтехнологов. Хаяси Радзан жаловался в переписке, что конфуцианство остается его частным хобби, не востребованным руководством.

Помимо китайской классики, Токугаве читали лекции по «Повести о Гэндзи», которая использовалась как учебник по государственному управлению [163, с. 163–164]. Новый проект можно было бы почерпнуть только у европейских консультантов, если бы те считали выгодным переформатировать японскую управленческую технологию. Европейцы же выкачивали из Японии серебро и рабов.

Кан Хан:

Франческо Карлетти, итальянский купец и работорговец:

Подведем итоги. Неверно представлять западную и восточную коалиции как две политические партии с готовыми программами. Эти программы для них были написаны много лет спустя по методу «все сёгуны — один сёгун». Сами названия коалиций — западная и восточная — впервые появились в «Исида гунки» (1698), запрещенной книге, которую опубликовали в 1914-м.

В мифах о войне 1600 года говорится, что Токугава собрал армию и двинулся на столицу, чтобы захватить власть, а Исида встретил его на Сэкигахаре и попытался остановить. Весь конфликт выглядит, как дуэль. Это впечатление обманчиво. В реальности конфликт не был официально запланирован. Никто не знал заранее, когда и где произойдет решающая битва. Не существует свидетельств современников, в которых Токугава до Сэкигахары выступал бы с прокламациями, что намерен захватить Японию. Он не произносил речей, не обещал реформ, не писал писем с планами на будущее. Он даже не заявлял, что станет сёгуном.

Миф о титулах

Миф:

Исида Мицунари был крестьянином, Хидэёси сделал его самураем.

Факт:

Исида по происхождению самурай, а крестьянином стал в позднейшей литературе: его отождествили с Хидэёси.

Миф:

Исида Мицунари был потомком древнего аристократического семейства Фудзивара, некогда контролировавшего правительство Японии, и поэтому имел право на власть.

Факт:

У японцев такого мифа нет. Он восходит к англоязычной книге Энтони Брайанта «Сэкигахара»: Исида Мицунари представлен как «потомок древних королей».

К роду Фудзивара также относились Токугава Иэясу (впоследствии Минамото) и Ода Нобунага (впоследствии Тайра). Эти два примера доказывают, что принадлежность к роду Фудзивара не дает никаких эксклюзивных прав. Напротив, Ода и Токугава предпочли вписаться в другие роды.

Другие представители рода Фудзивара: Като Киёмаса, Като Ёсиаки, Сайто Досан, Маэда Гэнъи, Киккава Хироиэ, Уэсуги Кагэкацу, Ии Наомаса, Датэ Масамунэ, Курода Нагамаса.

Миф:

Исида не мог стать сёгуном, потому что сёгуны — это Минамото, а он Фудзивара и мог поэтому стать всего лишь кампаку.

Факт:

Пример Оды Нобунаги говорит о том, что должности не закреплены за определенными родами: в 1582 г. тэнно предлагал Оде стать сёгуном, дайдзё-дайдзином или кампаку, на выбор.

Чтобы стать сёгуном, нужно иметь как минимум 5-й придворный ранг. Именно 5-й ранг был у Исиды Мицунари, как и у большинства даймё.

Должность кампаку выше сёгуна: чтобы стать кампаку, нужно иметь 1-й придворный ранг. Фактически кампаку — отец города Киото, поэтому течение столетий только пять семей кугэ выдвигали кампаку — Нидзё, Кудзё, Коноэ, Итидзё, Такацукаса. Чтобы вписаться в ряды кугэ, Хидэёси был вынужден дать взятки всем пяти этим семьям, а самую большую — Коноэ Сакихисе за усыновление.

Исторический Исида Мицунари не выдвигал свою кандидатуру на пост правителя Японии, поэтому фантазирование о его титулах относится к области беллетристики.

Миф о сильной руке

Представления о японских правителях основаны на «теории великого человека» — появляется сильная рука и резко преобразовывает общество.

Могущество японских правителей сильно преувеличено. Тоётоми Хидэёси не имел администрации и военных баз в регионах и по этой причине не мог контролировать население. В позднейших политических мифах у Японии осталась всего одна проблема — честолюбие Токугавы, который «всего лишь захватил для себя уже консолидированную другими страну».

После смерти Хидэёси Япония не была похожа на готовый пирог, который «Иэясу съел». Если придерживаться этой кулинарной метафоры, то Хидэёси собрал ингредиенты (прекратил междоусобицы и обложил даймё налогами), но не смог замесить тесто (провести реформы) и тем более испечь пирог (вырастить мирное поколение). Режим Тоётоми представлял собой шаткую коалицию 214 региональных лидеров, готовых в любой момент продолжить междоусобицы.

Миф:

Все крупные даймё хотели захватить Японию. Токугава Иэясу мечтал об этом с юных лет, когда еще служил Имагаве Ёсимото: тот хотел захватить Киото и стать сёгуном. Когда наставник погиб в бою, Токугава сам начал осуществлять его план.

Токугава мог быть заказчиком убийства Оды Нобунаги. Тоётоми Хидэёси боялся Токугаву, считая его своим главным соперником в борьбе за власть. Он выселил Токугаву в Канто, чтобы оттянуть неизбежный захват власти: обустройство на новом месте занимало десяток лет.

Факт:

Нерентабельно возить грузы по немощеным горным дорогам без мостов. Река — уже готовый маршрут, перевоз товаров по реке физически легче и быстрее. Товары со всего речного бассейна сплавляются вниз по течению, в порт у моря. Каждый такой порт отделен горным массивом. Сам рельеф Японии создает независимые княжества, и сообщение между портами становится возможно только с развитием каботажного плавания. Реальная угроза — это не захват власти в «объединенной» Японии, а сепаратизм региональных лидеров.

В эпоху Сэнгоку каждый даймё считал себя правителем отдельной страны. Например, Имагава Ёсимото пытался захватить земли соседей, но не говорил, что хочет захватить весь архипелаг или город Киото. Желание стать сёгуном ему приписали постфактум, на том основании, что любой крупный даймё будто бы хотел объединить архипелаг. Такэда Сингэн и Уэсуги Кэнсин не заявляли о намерениях основать свой режим: они воевали под эгидой сёгуна Асикаги.

Токугава не мог быть заказчиком убийства Оды: Оду ликвидировали во 2-й день 6-го месяца 1582 г., а у купца Имаи Сокю из Сакаи была назначена чайная церемония с Токугавой на 3-й день 6-го месяца («Имаи Мунэхиса никки»). Если бы Токугава готовился к ликвидации Оды, то договорился бы о чайной церемонии раньше.

Представление, что Тоётоми Хидэёси считал Токугаву опасным соперником, характерно для мифологического мышления: время стоит на месте, люди не меняются, есть только вечные друзья и вечные враги. Если Токугава взял Осаку в 1615 г., то все об этом знали еще 30 лет назад.

Исторический Тоётоми отдал Токугаве под управление лучшие земли, таким образом усилив его. Именно в Канто в течение 350 лет был второй центр силы и власти. Для сохранения мира правителю нужно было доверить Канто надежному человеку без склонности к сепаратизму. Чтобы новый хозяин Канто не пытался злоумышлять, Хидэёси постоянно держал его при себе — в Киото-Осаке, в ставке на Кюсю, а землями в Канто управляли вассалы Токугавы.

Согласно дневнику визита Мори Тэрумото в столицу, Токугава входил в число родственников, с которыми Хидэёси принимал западных гостей и подарки. Токугава сидел вместе с матерью Хидэёси, его братом Хидэнагой, племянником Хидэцугу и приемным сыном Укитой Хидэиэ. Мори был вынужден дарить подарки не только Токугаве, но и его старшим вассалам Хонде и Окубо. В другие дни Мори наносил визиты к менее важным персонам [29].

Тоётоми относился к Токугаве Иэясу, как к члену семьи: отдал за него замуж сестру, а перед своей смертью заключил помолвку между Хидэёри и Сэн, внучкой Токугавы. В отчетах иезуитов Пасио [21, с. 105–108] и Валиньяно [53] говорится: умирающий Хидэёси собрал «князей и дворян» и объявил всем, что назначает Токугаву Иэясу правителем Японии. Тайко заставил всех поклясться, что они будут слушаться Токугаву, и тем самым приравнял их к вассалам Токугавы. По словам Пасио, умирающий тайко был в здравом уме и трезвой памяти, а Токугава плакал крокодиловыми слезами и отказывался от должности, втайне радуясь. Перед смертью Хидэёси сказал сыну, что отныне тот должен считать своим отцом не Хидэёси, а Иэясу, которому он его доверил.

Современные японские историки уже отошли от представлений, что в войне 1600 г. Токугава все знал наперед и всеми манипулировал.

Историк Хорикоси Юити говорит, что Токугава Иэясу не провоцировал своих врагов на объявление войны, чтобы выманить их на поле боя и там прихлопнуть их всех одним ударом. Токугава не пытался захватить власть. Она у него уже была. Токугава пытался ее удержать [208].

Историк Такахаси Ёскэ считает, что у Токугавы не было честолюбивых планов до Сэкигахары. «Иэясу пылал амбициями» — домыслы позднейших авторов на том основании, что он основал сёгунат: если он стал правителем, значит, давно хотел захватить Японию.

Историк Годза Юити говорит, что псевдонаучные теории заговоров делаются по общему шаблону: один человек все просчитал заранее, и все события шли по его плану. Агрессора называют жертвой, а жертву — подлым провокатором. Годза говорит: когда в первый раз встречаешь это утверждение, то поверить можно. Но когда читаешь обо всех победителях одно и то же, становится ясно: все победители не могли заранее предусмотреть и учесть любой шаг множества врагов [191].

Отчет иезуитов:

Персонаж Исида Мицунари, могущественный лидер западной коалиции — на деле собирательный образ. Позднейшая литература представляла его лидером, чтобы не задеть представителей могущественных воинских домов. Дом Исида был разрушен, и десятки лет спустя летописцы приписывали покойному Исиде Мицунари деятельность остальных участников.

В следующей части книги проводится анализ войны 1600 года на основании синхронных источников.

Источниками служат письма самих участников событий, отчеты иезуитов и дневники кугэ — придворных и монахов. Самураи постоянно заказывали в храмах молитвы за здоровье и успех, платили золотом и серебром, устраивали праздники и поэтические вечеринки на территории храмов.

Авторы дневников активно общались с руководством западной коалиции в разгар событий.

• Гиэн Дзюго — настоятель киотского храма Дайго. Он сын кампаку Нидзё Харуёси и племянник сёгуна Асикаги Ёсиаки. В храме Дайго был пункт сбора армии — западная коалиция выдвинулась оттуда на операцию в провинции Исэ.

• Ямасина Токицунэ — врач. Он лечил представителей всех сословий — приглашали его и к правителям Тоётоми Хидэцугу и Токугаве Иэясу, и к духовенству Хонгандзи, и к городским ремесленникам.

• Нисинотоин Токиёси — придворный и врач. Он много бывал у Нэнэ как родственник ее старшей фрейлины Кодзосу. Придворные курсировали между резиденцией тэнно и Осакским замком, выясняя обстановку.

• Бонсюн — настоятель осакского храма Тоёкуни, где почитался Хидэёси.

• Тамонин Энсюн — настоятель храма Кофукудзи в Наре.

Перечисляя причины проигрыша западников, востоковеды указывают, что Токугава разослал около 200 писем с агитацией, а Исида — очень мало. Как выяснилось, письма Исиды — крайне сомнительного происхождения. Они взяты из летописей. Такова ситуация не только с письмами Исиды, но и любого другого даймё, участвовавшего в войне. Переписчик мог выдумать текст полностью или внести любые нужные правки.

Экземпляры писем предъявил потомок Санады в 1921 г. По легенде, сундук с этими письмами денно и нощно охраняли пять вассалов в течение всей эпохи Эдо. Наконец сундук вскрыли, и там оказались письма от всего руководства западной коалиции. Биограф Исиды Тани Тэцуя замечает, что письма Исиды и Токугавы лежали совершенно открыто в одной шкатулке, стоявшей в токонома.

Необходимо отметить, что авторы документов ставили только день и месяц, год не указывали. Поэтому документы датированы исследователями.

В переписке упоминается множество географических названий. Читателям электронной версии книги будет удобно воспользоваться google-картой, на которой автор отметил все эти объекты: https://drive.google.com/open?id=1UOj5VS5Iv1oEpfjnr-rPwnthNVPQpaeh&usp=sharing