Секрет Жени Сидорова

Глава XIII Тележка сломалась

Еще в ушах звучали прощальные слова императора, дробь барабанов, приветственные крики солдат корпуса Ожеро, трубы духового оркестра, в последний момент заигравшего на улице старинный военный марш, а Женя уносился в глубь веков. Но куда, куда его несло? Что-то явно случилось с тележкой — мальчик потерялся, заблудился в Истории. Это было похоже на езду в неисправном лифте, когда не можешь попасть на нужный этаж — лифт останавливается, дверь открывается: «Простите, я ошибся», и нажимаешь следующую кнопку…

В первый раз, открыв дверь, Женя увидел перед собой узкую келью и монаха Мисаила, который при появлении мальчика злорадно захохотал и схватил розги. Мальчик успел захлопнуть дверцу перед самым носом монаха. Снова провал, темнота, еще одна дверь, и Женя на пороге спальни графини Тосканской.

— Вот он, негодник! — вскричала графиня.

Опять провал, темнота… Куда он мчится? Довольно, хватит, он хочет домой, его ждут дядя Вася и дядя Жора!

Тележка скрипнула и, набирая скорость, плавно пошла наверх. Напрасно Женя нажимал кнопки. Неожиданно тележка резко затормозила. Куда еще его забросило?

Женя осторожно потянул на себя железный засов…

В маленькой часовне ярко горели свечи, вставленные в серебряные подсвечники. Несмотря на то что мальчику удалось посетить и папу римского, и Ученого Пимена, он не мог сейчас точно определить, какая это церковь — православная или католическая (как-то все было некогда церкви разглядывать, не обратил внимания на различия). Он только знал, что возвышение из белого камня с золотыми воротцами и статуэткой распятого Христа называется алтарем. У подножия алтаря лежал пушистый коврик.

«Богатая церковь, — отметил Женя. — Все надраено, блестит. Но где я и кем являюсь в данный момент? Нет, видимо, с тележкой случилось что-то серьезное: я продолжаю думать по-русски, и чувствую себя не каким-нибудь историческим персонажем, а самим собой, пионером Женей Сидоровым. Спрячусь-ка лучше за алтарь, поближе к тележке. Подожду, что будет».

Ждать пришлось недолго. Человек, появившийся в часовне с парадного входа, протопал к алтарю, переставил подсвечники (Женя, боясь выглянуть из-за алтаря, догадывался о действиях вошедшего только по звукам), неловко плюхнулся на коврик, выругался вполголоса:

— Плохо топят, пентюхи, задам-ка жару графу… — И зачастил молитву: — Отче наш, иже еси на небеси…

Человек бормотал скороговоркой старославянские слова, смысла которых Женя не разбирал.

Короткое молчание. Вздох. Человек заговорил неторопливо, на почти современном русском языке:

— Господь всемилостивейший! Голова моя устала склоняться под тяжестью царского венца. Чую сердцем: час мой близок, но раздумья мрачные терзают душу. Кто взойдет после меня на престол? Кто станет самодержцем великой империи?

«Везет мне на императоров, — подумал Женя. — От французского — к русскому. Из огня — в полымя. Но интересно, кто же этот?»

Человек у алтаря продолжал исповедоваться:

— Господь всемилостивейший и всемогущий! Не дал ты мне наследника. Что ж, такова твоя воля. Что прикажешь делать рабу грешному? У меня три брата. Все, между нами говоря, балбесы. Ты их и сам прекрасно знаешь, не будем называть имена…

«Он-то знает, — поморщился мальчик, — а я и не догадываюсь. Минуточку. Попробуем сообразить. Раз император — значит, восемнадцатый или девятнадцатый век. По школьной программе мы до них еще не дошли, а я с этим временем не успел ознакомиться. Кто же из русских императоров завещал престол брату? Прямо хоть в энциклопедию лезь, не помню».

— Старший цесаревич, — жаловался император, — наследник законный, — горе всей нашей фамилии. На его совести ужасное преступление — кровь молодой француженки, которую он обесчестил и убил. Он анахорет, затворник и, по-моему, вольнодумец. Мамаша его ненавидит. Неужто ему? Другой братец туп, ограничен, прирожденный фельдфебель. Правда, более ничего плохого сказать о нем не могу. Дивизией командует отменно, аккуратен, любит порядок, служака, держится скромно… Ему бы губернией править, а не империей: размаха нет, воображения. Третий, самый младший, — забулдыга, ветрогон, ради красного словца не пожалеет и отца. Малый он добрый, чувствительный, но за карточным столом способен проиграть всю Россию. Типичный гусар. Уж чего-чего, а государственности в нем ни капли нет. О господи, грехи мои тяжкие, кому же завещать престол? Тяжела ты, шапка Мономаха!

«Ну и семейка! — подумал Женя. — Один другого стоит. Как жалко, что мы еще не проходили восемнадцатый и девятнадцатый века! Кажется, у меня есть возможность хоть чем-то помочь России, подсказать царю из трех зол выбрать меньшее… Старший — вольнодумец. Это хорошо. Но убийца, насильник? Никогда! Средний — тупой, ограниченный… Младший — ветрогон, страну проиграет в карты!.. М-да, не богат выбор…»

— Господь всемилостивейший, — взмолился император за алтарем, — услышь мои сомненья! Подскажи!

«У младшего ни капли государственности, — пронеслось в голове у Жени. — А средний хоть прилежен, аккуратен. Пожалуй, решу-ка я за бога!»

И чужим, басовитым голосом Женя произнес:

— Среднего!

За алтарем воцарилось молчание. Потом раздался истеричный шепот:

— О господи! Мне не почудилось? Ты услышал мои мольбы? Ты снизошел ко мне? Повтори, повтори!

— Среднего! — чуть громче произнес Женя. — Благодарю тебя, всевышний! — завопил император. — Ты снял с меня тяжкий груз сомнений! Ты простер свою всемогущую длань и озарил мой разум! Ты назвал достойнейшего. Да исполнится воля твоя! Сегодня же составлю завещание.

«Вот уж не думал, что придется выступить в роли бога, — усмехнулся Женя. — Но пора сматываться, не ровен час, захочет этот припадочный заглянуть за алтарь… Все же любопытно: чье имя я ему подсказал? Кажется, заварилась каша… Вернусь домой, узнаю по учебникам, кого же это я собственноручно возвел на престол».

И, довольный содеянным, Женя юркнул в дверь.

Он полагал, что тележка пойдет наверх. Увы, не успел Женя пристегнуть ремни, как тележка ухнула вниз, в ушах засвистело, раздался скрежет, толчок, что-то мягкое стегнуло его по лицу («Ремни лопнули», — успел подумать мальчик), его выбросило из сиденья, мелькнул кусок голубого неба… И Женя плюхнулся в воду.

Мальчик вскочил на ноги, отфыркиваясь и отплевываясь. Он стоял по пояс в воде, в двух метрах от берега. Слева желтела песчаная от мель, справа шелестели камыши. В одном месте камыши качались особенно сильно, и Женя догадался, что именно оттуда его «катапультировало». Тележка осталась в камышах. Тем лучше.

Женя выбрался на отмель, стащил с себя мокрую, липнувшую к телу одежду: курточку, рубашку, майку, брюки, полуботинки, носки… и растянулся на нагретом солнцем песке.

Через какое-то время послышалось шуршание в камышах, там, где оставалась тележка. Женя поднял голову. Пустынный берег. Ни кого…

Женя подумал, что в связи с неисправностью тележки время, проведенное им в Истории, наверно, соответствует нормальному времени. На даче уже вечер, а может, и ночь, взрослые волнуются, и давно пора домой, и очень хочется, есть, но вот как отсюда вы браться?

Женя натянул на себя высохшую одежду и направился в заросли камышей.

Около тележки сидел кот, который при виде Жени выгнул спину дугой и зашипел.

Конечно, это был типичный дикий камышовый кот, но очень похожий на кота Ваську и кота Георгия одновременно.

— Не бойся, глупенький, — ласково сказал Женя.

Кот удовлетворенно мяукнул, полизал оборванные концы ремешков, и — о чудо! — ремни срослись.

Кот исчез в зарослях. Женя устроился поудобнее на тележке, пристегнул ремни и скомандовал:

— Домой!

Провал. Темнота. Женя почувствовал, что тележка начала плавный подъем. Но вдруг опять что-то заскрежетало, тележка снова резко затормозила. «Да, что-то явно сломалось в ней. А ведь меня предупреждали. Неужели мне никогда не выбраться из этой Истории», — в который раз подумал Женя. Неожиданно для самого себя он оказался на… верхней площадке колокольни.

О, как тут было холодно! На кирпичных стенах блестел иней. Женя выглянул из узкого сводчатого окошка на улицу.

…Картина, которую он увидел внизу, была как-то странно знакома мальчику. Да это же Москва! Правда, не современная, а средневековая. Снежные улицы запружены народом. В центре одной из них на плоских деревянных санях черным пятном среди пестрой толпы выделялась фигура женщины. За санями бежал мальчишка в длинном полушубке, явно с чужого плеча. Женщина на санях, в темной богатой одежде, подняла правую руку с двумя вытянутыми пальцами и что-то крикнула. Толпа благоговейно загудела. Нищий, сидящий на снегу, в драном платке и рубище, тоже поднял руку и вытянул два пальца.

«Боярыня Морозова! — догадался Женя. — Прямо с картины Сурикова из Третьяковки!»

Боярыня Морозова повернула к Жене свое красивое, исхудалое лицо с огромными, горящими черными глазами, и Женя узнал в боярыне… Раису Яковлевну (правда, с такими горящими глазами Женя видел Раису Яковлевну только один раз — когда она приезжала на дачу и разговаривала с дядей Жорой). Наверное, боярыня тоже заметила Женю, потому что вдруг она указала двумя вытянутыми пальцами на крышу колокольни и пронзительным голосом крикнула:

— Младенцев спасайте! Спасите детей!

— Святая мученица… — пронеслось по толпе.

В этот же момент тележка опять подхватила Женю, и не успел он опомниться, как в два счета очутился перед открытой дверью дачного погреба. Сильные руки дяди Васи вытащили мальчика из тележки. Дядя Жора закутал Женю в свой теплый овчинный тулуп. Дядя Вася смеялся, дядя Жора плакал. Они стискивали Женю в своих объятиях, ощупывали, словно желая убедиться в том, что он цел и невредим.

— О проклятая тележка! — бормотал дядя Вася. — Хватит, отъездились!

— Женечка, солнышко, — всхлипывал дядя Жора, — мы же чуть с ума не сошли!

— Ночь на дворе, мороз, а ты в одной куртке! — сокрушался дядя Вася.

— Вернулся все-таки! Не потерялся! — радовался дядя Жора.

— Сейчас выдеру, как Сидорову козу! — говорил дядя Вася.

— Сейчас накормим, напоим горячим, чаем, и спать, — повторял дядя Жора.

Дядя Вася плотно захлопнул люк и, когда они поднялись в сад, повесил на дверцу погреба большой новый замок.

Женя так продрог, промерз, проголодался и устал, что быстро съел горячий ужин (взрослые подкладывали ему самые вкусные кусочки из жаркого), напился обжигающего чаю с малиновым вареньем, и сразу же глаза его начали слипаться, а тело охватила сладкая истома.

Дядя Вася и дядя Жора довели его до кровати, помогли раздеться. Мальчик рухнул в постель как подкошенный, не преминув все же сообщить:

— Дядя Вася, Сидорову козу не выдрали, а выбрали. Как самую упитанную и породистую. Хорошая была коза!

— Спокойной ночи, путешественник, — ответил дядя Вася, поправляя одеяло.

Женя проснулся довольно поздно и долго лежал с закрытыми глазами. Он боялся вновь очутиться где-нибудь в средних веках. Но нет, он на даче, — ветки деревьев тихо царапают по крыше, привычно тикает будильник.

Вскоре, однако, послышался шум мотора, какие-то возгласы, шлепанье, будто на землю скидывали тяжелые вещи.

Женя проворно подскочил к окну. Ворота участка были распахнуты настежь, во дворе тарахтел грузовик, трое рабочих сгружали кирпич, мешки с цементом и прочие стройматериалы. Около раскрытого погреба виднелась пирамида: бочка из-под капусты, ящики с книгами, банки с огурцами, какие-то узлы. Дядя Жора, оживленно жестикулируя, растолковывал что-то рабочим.

Мальчик мигом оделся и выбежал в сад. Первым делом он заглянул в погреб и увидел, что все замазано, свежей штукатуркой, белилами, и на стене не заметно даже контура овального люка. Как будто его и не было никогда!

— Женечка, с добрым утром! — приветствовал его дядя Жора. — Сейчас пойдем завтракать. Мы тут небольшой ремонт затеяли, а то в погребе появились дыры, щели и пол прогнил… Ребята обещают за месяц-полтора управиться…

«Значит, конец моим приключениям», — подумал Женя и, как ни странно, почувствовал облегчение. Словно гора с плеч свалилась. Правда, возникло подозрение, что причина ремонта вовсе не та, о которой говорил дядя Жора. Пол-то, наверно, действительно прогнил.

А может, под предлогом ремонта погреба исправляли тележку, которая расшаталась от частых Жениных поездок?

А вдруг Жене и впрямь удалось кое-что изменить в Истории, и там настолько все запуталось, что потребовалась срочная переделка? Где? В каком месте? В какой эпохе? И как это можно исправить с помощью цемента и кирпичей?

Пока дядя Жора жарил на кухне яичницу с колбасой (одновременно подкидывая кусочки котам), мальчик кружил около плиты, лихорадочно вспоминая события последнего дня. Неужто Наполеон выиграл битву при Ватерлоо? Да нет, он не собирался менять диспозицию. Или Гришка Отрепьев чего-нибудь накуролесил? Человек он вздорный, упрямый и вряд ли послушался Жениных советов. Восстановление «доброго имени» сидоровой козы? Вряд ли подобная мелочь могла повлиять на всемирно-историческое развитие человечества…

За завтраком мальчик помалкивал, и дядя Жора озабоченно на него посматривал.

— Женечка, — спросил дядя Жора, разливая какао, — ты, случайно, не простудился? Вчера ушел из дома в одной куртке, а на дворе зима. Или, может, на даче плохо натоплено?

Плохо натоплено?

И тут Женю осенило: ну правильно, российский император жаловался в часовне на холод и вопрошал у бога, кому передать трон, а Женя подсказал ему престолонаследника. Естественно, История пошла кувырком!..

Женя отложил вилку, вытер губы салфеткой и бросил хитрый взгляд на дядю Жору:

— Дядя Жора, в сегодняшних газетах не было никаких важных сообщений?

— Важных сообщений? — Дядя Жора поскреб подбородок. — Конечно, были. В стране каждый день происходят важные события. Сегодня, например, Центральное статистическое управление сообщило…

— Да я не о том, — перебил его обычно вежливый Женя. — Исторических сенсационных открытий не публиковали?

— А что? — забеспокоился дядя Жора. — Обнаружились следы пришельцев из космоса?

Какие недогадливые люди эти взрослые! Женя отхлебнул какао и начал издалека:

— Дядя Жора, не помните, у кого из русских императоров не было детей, а оставалось три брата? Кому из них он завещал трон?

Дядя Жора сосредоточенно уставился в потолок, как будто там он мог прочесть ответ на Женин вопрос.

— Сейчас, дай подумать. Да, был такой — император Александр Первый. Он не имел детей и в своем письменном завещании передал престол одному из братьев. По закону наследования новым императором должен был стать старший брат…

— А стал средний!.. — ликующе воскликнул Женя.

— Вы же еще не проходили девятнадцатый век! — удивился дядя Жора.

— Нет, я просто интересуюсь историей, — скромно ответил Женя.

— Молодец! — похвалил его дядя Жора. — Историю надо изучать. Вот вырастешь, закончишь исторический факультет, скажем, Московского государственного университета, защитишь диссертацию и будешь преподавать историю. Очень хорошая работа. А насчет Александра Первого все верно. У него было три брата — Константин, Николай и Михаил. Александр возвел на престол среднего, Николая Павловича, одного из самых жестоких русских царей. В народе его прозвали Николаем Палкиным. Кстати, именно он подавил восстание декабристов на Сенатской площади… Это ты, наверное, знаешь… Женя, ты, почему не пьешь какао?

— Не хочу, — ответил мальчик, отодвигая стакан. — У вас на даче есть сочинения Пушкина? Полное собрание? Прекрасно! Как раз успею прочесть к концу каникул.