Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР

Разведывательные операции Штази против капиталистических стран были чрезвычайно успешными. Они закончились только тогда, когда твердолобые коммунисты осознали, что их мечты удержаться у власти растаяли как дым. 31 мая 1990 года шпионы Штази в Западной Германии застыли у своих радиоприемников в напряженном ожидании, вслушиваясь в радиоэфир., откуда вот уже много лет поступали сигналы, зашифрованные пятизначными группами чисел. В этот день, однако, знакомый монотонный женский голос лишь произнес три раза слово «Виттенберг». Затем последовало молчание. Виттенберг, название города, где Мартин Лютер порвал с католицизмом и начал протестантскую реформацию, служил паролем, означавшим срочную эвакуацию. Получив его, около трех сотен оперработников Штази — «офицеры действующего резерва» — должны были бросить все и возвращаться в ГДР.

Точно такой же шаг, только шестью днями раньше, предприняло главное разведывательное управление Национальной Народной Армии. Разница была лишь в том, что военные, хватив для бодрости духа шнапса, пропели заплетающимися языками детскую песенку об утенке, плававшем по озеру, окуная при этом в воду свою маленькую головку и поднимая хвостик. Скорее всего, восточно-германские военные разведчики не разделяли веселья певцов, удобно устроившихся в своих креслах в Восточном Берлине и подогретых алкоголем.

Два этих радиосообщения возвещали о конце разведывательной деятельности, успешно продолжавшейся почти сорок лет. Главное управление «А» Штази и военная разведка ГДР прекратили свое существование. Восемьдесят процентов всех разведывательных операций в ФРГ проводила Штази. Роль военной разведки была менее значительна, однако и она могла похвастаться серьезными успехами, из которых состояли остальные двадцать процентов.

Прошло несколько месяцев, и у некоторых бывших ответственных сотрудников главного управления «А» развязались языки, и тогда многие высокопоставленные чиновники всех правительственных ведомств ФРГ оказались под следствием или даже были взяты под стражу. В течение первых трех лет, начиная с 3 октября 1990 года, даты объединения Германии, пожалуй, ни одной недели не обходилось без сенсационных арестов. Несмотря на то, что за предыдущие сорок лет восточно-германских, а также советских и польских разведчиков арестовывали каждый год десятками, и к этому, казалось бы, должны были привыкнуть, масштабы инфильтрации во много раз превзошли все самые худшие ожидания. Стало ясно, что этой язвой поражено все правительство, как и все политические партии, промышленность, банки, церковь и СМИ. Щупальца Штази проникли даже в БНД — федеральную разведслужбу Западной Германии, БФФ — федеральное ведомство по охране конституции, то есть контрразведку ФРГ, и МАД — военную контрразведку министерства обороны. Один глубоко законспирированный агент — женщина, работавшая на Штази семнадцать лет, так вошла в доверие, что ей было поручено задание чрезвычайной важности — готовить ежедневную разведывательную сводку для канцлера Гельмута Коля. Западногерманские службы безопасности работали из рук вон плохо.

По оценке федерального комиссара по работе с архивом Штази Иоахима Гаука, Штази завербовала не менее 20 000 западных немцев. Эта оценка основывается на данных, полученных из досье, которое Штази пыталась уничтожить, пропустив через специальные аппараты для уничтожения документов. Часть этих досье уже восстановлена благодаря кропотливой работе. «Эта оценка — предварительная. По Завершении процесса реставрации это число может приблизиться к 30 тысячам». Но даже если бы были разоблачены все шпионы, судить их теперь было нельзя, поскольку срок давности по таким делам составляет пять лет.

Тем не менее было расследовано довольно много дел. По данным генеральной прокуратуры ФРГ, с 1990 по 1996 год их количество составило около 6600. Сорок процентов — это западные немцы, двадцать пять — восточные немцы, шпионившие на Западе, и тридцать пять процентов — кадровые сотрудники Штази. Первые — это люди из всех слоев общества, правительственные чиновники, журналисты, университетские профессора и инженеры оборонных предприятий. Около 4000 менее важных дел были переданы на расследование в прокуратуры различных федеральных земель.

Сводных данных по результатам расследований нет. Сотни дел были прекращены ввиду преклонного возраста подследственных или плохого состояния их здоровья. Многие другие отделались условными наказаниями или штрафами, особенно если имелись смягчающие вину обстоятельства, например принуждение к шпионажу. В 1998 году в стадии расследования находилось еще около 130 дел. Отыскать тех, кто работал на военную разведку ГДР, чрезвычайно трудно, так как последний министр обороны ГДР, Райнер Эппельман, приказал сжечь несколько тонн секретной документации. Эппельман, известный диссидент и священник, был назначен на этот пост правительством, которое полагало, что все еще удастся спасти ГДР, превратив ее в реформированную социалистическую страну, где на первом месте будут стоять демократические ценности и идеалы.

Провал западногерманской контрразведки

Самый нашумевший провал контрразведчиков ФРГ начался 14 ноября 1955 года, когда Вернер Сикорский, пресс-секретарь Комитета свободных юристов, встретился с осведомителем, обозначенным лишь инициалами «М. А,». В рапорте об этой встрече Сикорский писал, что «М. А.» привлек внимание к фотографу Гюнтеру Гийому, члену компартии, который работал в государственном издательстве. «Обращает на себя внимание тот факт, что этот человек часто не является на работу без уважительных причин, — говорилось в рапорте. — Когда начальник его отдела начал наводить справки, секретарь парторганизации СЕПГ сказал ему, чтобы он не лез в дела, которые его никак не касаются. В конце концов Гийома отправили учиться в разведшколу. Обычно такой факт довольно скоро становился известным коллегам по работе и знакомым. Однако в этом случае была соблюдена крайняя степень секретности». Далее источник сообщал, что Гийом часто бывал в Западной Германии. «Четыре недели назад он оставил работу в издательстве, для того, очевидно, чтобы полностью посвятить себя работе на Западе». В ожидании еще более частых появлений Гийома на Западе источник рекомендовал повнимательнее приглядеться к этому человеку.

Нюх у источника оказался верным. Гийом и его жена Кристель уже давно были завербованы в качестве перспективных агентов полковником Паулем Лауфером из главного разведывательного управления Штази. Лауфер еще в конце 20-х годов тайно вступил в компартию, в то же время сохраняя членство в берлинской организации социал-демократической партии. Этот виртуоз конспирации, работавший под Псевдонимом «Штабиль», шпионил за социалистами по поручению аппарата «N» — разведки КПГ до прихода Гитлера к власти. Вполне естественно, что Лауфер поставил перед Гийомом задачу внедриться в ряды СДПГ, по старой памяти, так сказать.

Рапорт Сикорского был отослан в политический отдел западноберлинского управления уголовной полиции, где он пролежал без движения почти целый год. Затем один сотрудник внимательно изучил его и рекомендовал уведомить федеральное криминальное ведомство, западногерманский аналог ФБР. Однако для этого ему нужно было иметь подробное описание внешности Гийома, которым «свободные юристы» не располагали. Поэтому рапорт отправился в архив и был забыт. К тому времени Гийом и Кристель, которым было 28 и 27 лет соответственно, обосновались в западногерманском городе Франкфурте. Чтобы избежать интенсивных допросов западногерманских контрразведчиков, эта пара не стала регистрироваться в лагере для беженцев, как это обычно делали прибывавшие с Востока. Вместо этого супруги Гийом зарегистрировались в местной полиции — такое требование предъявлялось ко всем жителям Германии. Они указали адрес квартиры, которую за несколько дней до этого сняла мать Кристель, Эрна Боом, также приехавшая из Восточной Германии. Будучи голландской гражданкой, Боом была освобождена от необходимости регистрироваться в отделе беженцев, но супруги Гийом должны были выполнить эту формальность. Поэтому Эрна Боом обратилась к властям с просьбой предоставить статус беженцев ее дочери и зятю. Ее просьбу удовлетворили без особых проволочек.

Гийом работал клерком в различных фирмах и некоторое время помогал своей теще в галантерейном магазине. Каждую среду по вечерам он приникал к динамику своего приемника, принимая шифровки Штази, передававшиеся в диапазоне коротких волн. После рождения в 1957 году сына Пьера пришла шифровка с приказом вступить в социал-демократическую партию. Кристель стала работать секретаршей одного партийного функционера, ведавшего делами беженцев. Позже она перешла на работу к депутату бундестага от СДПГ Вильгельму Биркельбаху.

Тем временем подразделение радиоперехвата федеральной пограничной полиции перехватило и расшифровало несколько радиограмм, которые Штази посылала своим агентам на частоте 6,5 мгц. Один из шпионов носил псевдоним «Георг». Радиограммы, предназначенные ему, начинались числом 37. «Георг» получил здание типа: «Наблюдайте за проблемами внутри фракции. Главное — поездка президента клуба». Аналитики пришли к выводу, что «фракция» относилась к парламентской фракции политической партии, а «президент клуба» обозначал лидера этой партии. Однако они не смогли определить ни партию, ни агента, которому адресовались эти радиограммы. Время от времени поступали радиограммы личного характера, а также выражавшие благодарность (поздравления по поводу рождения ребенка и нахождения работы). Были также три отдельных поздравления с днем рождения.

Гюнтер Гийом целиком посвятил себя делам СДПГ. Сначала он делал фотографии партийных митингов, а позднее, в 1962 году, устроился на работу в партийную газету «Социал-демократ». Гийом трудился на совесть, и его сделали освобожденным секретарем окружной организации СДПГ. Он стал членом франкфуртского городского совета. Сравнительно невысокий и с брюшком, но тем не менее не лишенный привлекательности, Гийом излучал энергию как на работе, так и в минуты отдыха. После трудового дня он частенько захаживал в бары и рестораны пропустить со своими коллегами по рюмочке и обсудить партийные дела. Недостатки внешности Кристель Гийом восполняла прилежанием на работе, и ее карьера процветала. Ее босс Вильгельм Биркельбах был назначен статс-секретарем и помощником Георга Цинна, премьер-министра федеральной земли Гессен. Вполне естественно Биркельбах захотел взять с собой и свою надежную секретаршу. Теперь Кристель снабжала своего мужа важной информацией, которая поступала в канцелярию правительства федеральной земли Гессен.

Вот тогда-то ему и понадобилось ремесло, которым он овладел в разведшколе в Бельциге. Он начал делать фотокопии документов, которые приносила жена са своей новой работы, включая сведения о маневрах НАТО, Для этой цели у него имелся фотоаппарат «Экзакта», который он взял с собой из Восточной Германии. Иногда при помощи специальной камеры применялась техника микрофотографии: сообщения уменьшались до размеров точки. Содержание стандартного листа бумаги можно было превратить в негатив размером с булавочную головку. Эти точки наносились на конверты и сверху заклеивались марками. Конверты с письмами безобидного содержания направлялись на подставные адреса в Восточном Берлине. Хозяев Гийома в частности интересовали сильные и слабые стороны социал-демократических функционеров, которые могли бы стать кандидатами для вербовки. Супруги Гийом представля-; ли собой идеальный шпионский тандем, ведь Кристель также прошла подготовку в разведшколе министерства; госбезопасности ГДР.

Гийом начал делать партийную карьеру, и главное; управление «А» решило усовершенствовать методы связи с ним. Было приказано внедрить двух чрезвычайно опытных курьеров. Эта супружеская пара прибыла в Западную Германию под разными именами и в разное время и обосновалась в разных городах. Затем супруги якобы случайно повстречались на лыжном курорте в Баварии. Вскоре они поженились во второй раз и поселились в Мюнхене. Их псевдонимы были «Арно» и «Нора». Периодически один из них или же вместе они встречались с Кристель или Гюнтером в отелях и ресторанах различных городов и забирали у них собранный материал.

Гюнтер Гийом: восходящая звезда

На выборах 1969 года Гюнтер Гийом руководил избирательной кампанией Георга Лебера, видного социал-демократа и профсоюзного лидера. Гийом выполнил эту задачу с присущим ему старанием. Осенью Лебер стал депутатом бундестага, победив с большим отрывом от своих конкурентов. Социал-демократы завоевали достаточно голосов, чтобы сформировать правящую коалицию со свободными демократами. Канцлером был избран Вилли Брандт, бывший бургомистр Западного Берлина и министр иностранных дел в коалиционном правительстве ХДС-СДПГ. В его правительстве Лебер получил пост министра почт и телекоммуникаций. Он тут же отблагодарил начальника своего выборного штаба и порекомендовал назначить его в ведомство канцлера помощником начальника отдела по связи с профсоюзами и объединениями работодателей. 13 ноября 1969 года Лебер представил Гийома главе администрации Брандта Хорсту Эмке. Он также написал официальную рекомендацию, превознося в ней заслуги Гийома: «При выполнении заданий он проявил прилежание, опыт, знание дела и творческую инициативу. Больше всего я в нем ценил надежность и чувство ответственности при отстаивании права на жизнь в условиях свободы и демократии. Во многих трудных ситуациях, в которых я оказывался, он доказал, что достоин абсолютного доверия».

Гийом получил это назначение, однако его, как водится в таких случаях, попросили заполнить анкету учета кадров с личными данными и выдали соответствующий бланк. Тогда же отдел безопасности ведомства федерального канцлера разослал запросы о Гийоме в федеральное криминальное ведомство, федеральную разведывательную службу, контрразведку и управление по делам беженцев. Из последних двух ведомств пришел ответ, что они не располагают никаким компроматом на Гюнтера Гийома и его жену. В федеральном криминальном ведомстве не имелось каких-либо данных об этой паре, однако они сделали запрос в берлинскую полицию, откуда по телетайпу передали копию рапорта, полученного в 1955 году из Комитета свободных юристов. В разведке также отыскали карточку, где говорилось, что в 1954 году некий Гюнтер Г. приезжал в Западную Германию с заданием Штази. В ответе БНД указывалось, однако, что за точность этой информации поручиться нельзя. Тем не менее отдел связи БНД в Бонне запросил штаб-квартиру своей организации относительно надежности источника данных сведений. Ответ был утвердительным, о чем и сообщили в отдел безопасности ведомства федерального канцлера. Глава ведомства Эмке приказал шефу БНД генералу Герхарду Весселю лично проинформировать его по этому вопросу на встрече в Бонне, которая должна была состояться 23 декабря. Однако генерал был болен и послал ответ по телетайпу. Он повторил, что надежность источника не вызывает сомнений, и рекомендовал спросить у самого Гийома, правдивы ли сведения. Очень важно, писал генерал, проследить реакцию Гийома, и добавил, что тот может, например, сказать, что пошел работать в Штази в силу безвыходности ситуации и не собирался, выполнять шпионские задания. Генерал рекомендовал в любом случае не брать бывшего берлинского фотографа на работу в ведомство канцлера, но представить место в каком-либо другом правительственном учреждении, поскольку «один рапорт не дает оснований ущемлять Гийома, но делает необходимым проведение тщательной проверки силами контрразведки». Эмке показал телекс Эгону Бару, статс-секретарю и доверенному лицу канцлера Брандта. Бар согласился, что Эмке должен побеседовать с Гийомом, однако предупредил, что «даже если он произведет положительное впечатление, все равно останется определенная доля риска с точки зрения безопасности».

Беседа с Гийомом состоялась 7 января 1970 года. Его допрашивал министр Эмке, партийный функционер и дилетант в вопросах разведки. На этом любительском, в высшей степени непрофессиональном допросе присутствовали новый начальник Гийома, Герберт Эренберг, и Франц Шлихтер, представитель спецслужбы в ведомстве канцлера. Конечно, такому матерому шпиону, как Гийом, не составило особого труда обвести их кокруг пальца. После беседы Эмке обсудил ее результаты с Эренбергом, и оба чиновника согласились, что Гийом произвел впечатление человека, уверенного в себе, без какой-либо внутренней напряженности, и подозрения не оправдались. В конце января федеральное ведомство по охране конституции проинформировало Эмке, что оснований для лишения Гийома допуска к работе с засекреченными документами не имеется.

Звезда в зените

Гийом подписал контракт о найме 28 января, и той же датой помечен его первый трудовой день на новом месте. Теперь госбезопасность ГДР имела своего опытного разведчика во дворце Шаумбург, резиденции западногерманского канцлера в Бонне. Он трудился так успешно, что в июле было предложено повысить его в звании. Новая должность требовала допуска к работе с материалами, помеченными грифом «совершенно секретно». Этот допуск был вскоре ему предоставлен. Два месяца спустя Гийома назначили референтом-советником, отвечавшим за связь с профсоюзами и объединениями работодателей. Месячная зарплата Гийома выросла с 2650 до 3308 марок; в то время это была внушительная сумма. Он расстался с местом в магистрате Франкфурта, а его семья, включая также и тешу, переехала в Бонн. В благодарность за хорошую работу гессенская организация СДПГ назначила Кристель Гийом патронессой своего дома для гостей в Бонне.

После парламентских выборов 1972 года Гийом взобрался на следующую ступеньку служебной лестницы. Начальник его отдела стал депутатом бундестага, и в ноябре Гюнтер занял его место. Теперь его оклад повысился до 4399 марок. Ну а шесть месяцев спустя его старания увенчались наивысшей наградой: он был назначен одним из трех, персональных помощников канцлера Брандта. Гийом от имени главы правительства осуществлял связь с руководством СДПГ и ее парламентской фракцией, а также с другими партиями и объединениями. Этот пост давал чрезвычайное влияние и доступ к любой информации.

Гийом втерся в доверие к канцлеру Брандту с такой же легкостью, как и к своим предыдущим начальникам. Шпион пропадал на работе чуть ли не круглые сутки и, за исключением недолгих отпусков, всегда старался находиться рядом с канцлером и часто сопровождал его в официальных и неофициальных поездках. Это было время, когда Брандт со всей энергией приступил к проведению своей новой восточной политики, направленной на сближение с Восточным блоков и прежде всего с Восточной Германией. Гийом мог снимать копии с документов, определявших позиции на переговорах не только западногерманского правительства, но и его союзников, включая Соединенные Штаты. Как и вся прочая информация, полученная восточно-германскими шпионами, добыча Гийома автоматически становилась и достоянием Советов, По этой причине три западных союзника, контролировавших Западный Берлин, попали в исключительно сложное положение на переговорах 1972 года с Советским Союзом по вопросу о доступе в разделенный город. «Русским наша позиция была известна с самого начала», — утверждал Кеннет Раш, бывший посол США в Западной Германии и один из участников переговоров, ставший затем заместителем государственного секретаря.

Гийом также переправлял в ГДР копии разведсводок, ложившихся на стол канцлера, и протоколов допросов беженцев из Восточной Германии. Восток знал также о подробностях всех дискуссий Брандта с главными политическими деятелями и союзниками ФРГ, о переписке с лидерами ведущих капиталистических стран, касавшейся планов на случай введения чрезвычайного положения. Гийом также принимал участие в секретных дискуссиях по вопросам внутренней и внешней политики. К этому времени его курьеры были отозваны в Восточный Берлин, и разведуправление снабдило Гийома новейшим радиопередатчиком типа «А-1» по терминологии западных контрразведчиков. Этот радиопередатчик состоял из рации и миниатюрной шифровальной машины с клавиатурой как у печатной машинки. В шифровальную машину вставлялась целлулоидная карточка, и затем набирался текст. В карточке появлялись расположенные соответствующим образом отверстия. Затем эта перфокарта вводилась в саму рацию. Нажатие клавиши — и шифровка уходила в эфир в течение доли секунды. Запеленговать такой передатчик невозможно. Гийом передавал шифровки из различных мест в окрестностях столицы ФРГ. Этот метод связи использовался им только для того, чтобы сообщить своему контролеру о местонахождении «почтовых ящиков». Последними могло служить, например, дупло дерева на берегу Рейна или кладбищенская ограда, из которой в известном месте вынимался кирпич. В «почтовых ящиках» находились контейнеры с микрофильмами.

Под подозрением

В начале марта 1973 года Генрих Шорегге, старший следователь федеральной контрразведки, сидел в своем кельнском кабинете и изучал дело одного франкфуртского журналиста, подозревавшегося в шпионаже в пользу ГДР. Это было начало заката шпионской карьеры супругов Гийомов. Заметив, что подозреваемый был другом Гийома, он вспомнил, что это имя фигурировало и в двух других делах. В 1965 году Гийома допрашивали по поводу женщины, работавшей в пресс-центре франкфуртской организации СДПГ и арестованной за шпионаж. Другое дело в 1972 году касалось профсоюзного функционера, арестованного в момент встречи с германским курьером. При обыске его квартиры было найдено несколько записок, в одной из которых стояла фамилия Гийома. Шорегге, бывший полицейский детектив, почуял, что здесь пахнет жареным. В ходе дальнейшего расследования он отыскал рапорт, поступивший в берлинскую полицию за семнадцать лет до этого из Комитета свободных юристов.

Опять были проведены расшифровки радиограмм, в первую очередь содержавшие поздравления личного характера. Сравнили даты с датами из личного дела Гийома — и неутомимый Шорегге напал на конкретный след. Поздравления с днем рождения Георга, посланные 1 февраля, совпали с датой рождения Гюнтера Гийома. Следующая поздравительная телеграмма поступила накануне дня рождения его жены, 6 октября, а третья совпала с днем рождения его сына, 8 апреля 1957 года. 64-страничный рапорт контрразведчика, в котором было перечислено тридцать таких подозрительных совпадений, был 24 мая 1973 года вручен Гюнтеру Ноллау, главе ведомства по охране конституции. Пять дней спустя Ноллау проинформировал своего непосредственного начальника, министра внутренних дел Геншера, представлявшего в правительственной коалиции свободно-демократическую партию, а тот сразу же проинформировал обо всем Брандта. Канцлеру рекомендовали не менять своего отношения к Гийому, потому что охотники за шпионами хотели обзавестись надежными уликами, прежде чем производить арест. Брандт поставил в известность статс-секретаря Хорста Граберта, в ведении которого находилась администрация канцлера.

Тем временем за Гийомом было установлено наблюдение, правда, не круглосуточное. Несмотря на 150 операций по наблюдению, продолжавшихся почти 11 месяцев, контрразведчики так и не смогли поймать Гийома с поличным. Однако они отметили, что Гийом периодически проявлял навыки, присущие хорошо подготовленному агенту. Он заходил в универмаг, железнодорожные вокзалы или отели через одну дверь, а выходил через другую.

В начале апреля 1973 года Гийом сообщил Брандту, что поедет на машине в Лион, чтобы провести там короткий отпуск. Министр внутренних дел поставил в известность контрразведку. Из прошлого опыта охотники за шпионами знали, что агенты Штази, работавшие в Западной Германии, часто встречались со своими кураторами во Франции. Поэтому они заручились содействием французской разведки SDECE.

Немецкие и французские контрразведчики неотступно следовали за Гийомом в течение всего срока его пребывания в Лионе, однако ничего подозрительного выявить не удалось.

Канцлер Брандт планировал отпуск на конец июня. Он намеревался провести его вместе с женой Рут и своим младшим сыном Маттиасом на берегу живописного озера Мьоса в Хамаре, Норвегия, где у них была бревенчатая хижина. Жена канцлера Рут была норвежкой. Брандт женился на ней, находясь в Норвегии в эмиграции. Поскольку Гийом был частым компаньоном канцлера в поездках, контрразведчики порекомендовали Брандту взять его и в этот раз, чтобы не возбуждать у него подозрений. Тот факт, что Гийом в этот период не находился под наблюдением, позднее вызвал сильную критику. Гийом с семьей выехал из Бонна в Норвегию на своей машине 2 июля 1973 года. Семья Брандтов вместе с охраной вылетела в Норвегию несколькими днями позже. На половине 662-мильного пути через Данию и Швецию шпионы остановились в маленьком городке с забавным названием Халландия. Багаж Гийома включал два идентичных дипломата. Решив, что это место подойдет для конспиративной встречи на обратном пути, Гийом отправил открытку, в которой было написано: «Гудрун и Петер ожидают тебя с нетерпением в отеле „Халландия“ 31 июля». Он выбрал это место, потому что Швеция была нейтральной страной и не придавала такого значения вопросам безопасности, как страны, входившие в НАТО.

Прощальный сюрприз

В Хамаре, находящемся в семидесяти трех милях севернее Осло, Гийомов разместили в местном молодежном общежитии, которое служило своего рода командным пунктом. Там же жили и сотрудники службы безопасности канцлера. Других советников там не было, и поэтому шпион имел неограниченный доступ к почте канцлера и материалам, поступавшим по телетайпу. Уезжая опять-таки первым, Гийом отдал начальнику охраны канцлера закрытый на замок портфель-дипломат, сказав, что не хочет везти с собой в машине секретные материалы, и попросил его положить их в свой сейф по возвращении в Бонн. В действительности, однако, там оказалась всякая мелочь, которую Гийом накупил в сувенирных магазинах. Другой же дипломат, битком набитый чрезвычайно секретными материалами под грифом «космический», что по принятой в НАТО терминологии означает высшую степень секретности, уже покоился в багажнике машины Гийома. Среди прочей корреспонденции там находилось секретное письмо от президента Никсона, где шла речь о серьезных разногласиях между США и Францией.

По прибытии в отель в Хальмштадте Гийом отправился в бар, где встретился с курьером из Восточного Берлина и передал ему ключ от своего номера. Офицер проскользнул туда, перефотографировал все документы и через час уже был в пути. На следующий день супруги Гийом выехали в Бонн. Никто не обратил внимания, когда Гийом приехал на работу с дипломатом, потому что он часто пользовался им в прошлом. Он прошел с ним в свой кабинет и попросил свою секретаршу принести ему дипломат из сейфа, переданный ей начальником охраны. Через некоторое время он отнес документы в офис канцлера Брандта, находившийся этажом ниже. Эта манипуляция была гениальной в своей простоте. Она же стала великим финалом всей его шпионской карьеры.

Пойман!

Наблюдение за Гийомом продолжалось весь 1973 год, однако без каких-либо конкретных результатов. Несмотря на то, что поведение Гийома вызывало все больше подозрений, наблюдение за ним на рабочем месте не велось. Время шло. Наступил новый, 1974 год, и наконец в конце января министр внутренних дел вызвал Ноллау, главу ведомства по охране конституции, и потребовал от него решительных действий. Ноллау запросил санкцию на арест Гийома у генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака. Однако факты, изложенные в рапорте, были столь неубедительны, что Бубак отклонил эту просьбу. Вместе с тем он приказал передать дело и всю касающуюся его информацию в федеральное криминальное ведомство. В качестве правительственного правоохранительного органа эта организация была абсолютно открытой для контроля как со стороны министра внутренних дел, так и со стороны генерального прокурора. Теперь за Гийомом наблюдали совместно сотрудники федеральной уголовной полиции и контрразведки. В апреле шпион снова взял короткий отпуск и провел его в Южной Франции. И опять «колпак», надетый на него уже двумя ведомствами, не дал никаких результатов. Когда супруги Гийом вернулись домой, сотрудники уголовной полиции забеспокоились, как бы шпион не догадался, что за ним ведется слежка, не попытался удрать в ГДР. Они убедили генерального прокурора Бубака запросить у федерального суда ордер на арест Гюнтера Гийома и его жены.

В 6.32 утра 24 апреля 1974 года четверо детективов уголовной полиции постучали в дверь квартиры Гийома, которую открыл восемнадцатилетний сын шпионов Пьер. Он думал, что это разносчик пекарни принес к завтраку свежие булочки. Вместо булочек он увидел четырех полицейских с ордерами на арест его родителей. Гюнтер Гийом только что побрился и еще не успел выйти из ванной. Когда ему объявили, что он арестовывается по обвинению в шпионаже, он выпалил: «Я офицер Национальной народной армии ГДР и сотрудник министерства государственной безопасности. Я прошу уважать мою честь как офицера». Это признание было очень своевременным, и сотрудники, производившие арест, вздохнули с облегчением, ибо до этого момента они действовали лишь на основании косвенных улик. При обыске были обнаружены фотоаппарат для микросъемок и фотоаппарат, замаскированный под наручные часы. Супруги Гийом вышли из квартиры в наручниках, оставив позади ошеломленного сына, который ничего не знал о шпионской деятельности своих родителей и о том, что его отец является капитаном министерства госбезопасности ГДР.

Падающие звезды

Тем же утром канцлер Брандт вернулся в Бонн из Каира, где он встретился с президентом Египта Садатом. В аэропорту его ожидал министр внутренних дел Геншер, сообщивший об аресте Гийома. Весть об этом распространилась по западногерманской столице со скоростью лесного пожара. Сотрудники ведомства федерального канцлера пытались принизить значение Гийома, пока журналисты не приперли их к стенке при помощи справочника, из которого явствовало, что Гийом относился к числу шестидесяти самых влиятельных советников из штата в 279 сотрудников. Бывший глава этого ведомства, Эмке, который за четыре года до этого безграмотно провел допрос Гийома, а теперь занимал пост министра почт и телекоммуникаций, с репортерами встретиться отказался. Дело Гийома стало причиной одного из самых далеко идущих по своим политическим последствиям скандалов за всю послевоенную историю Западной Германии.

Этот скандал не утихал в течение многих недель, прочно оккупировав страницы газет. Каждый день появлялись заголовки со все новыми разоблачениями, включая шокирующие истории о том, как Гийом выступал в роли сутенера для канцлера. Давно уже ходили сплетни, что Брандт часто изменяет своей жене. Поговаривали также, что канцлер никак не относился к числу лиц, равнодушных к крепким напиткам, в силу каковой привычки и заработал себе прозвище «Вилли-бренди» еще в свою бытность бургомистром Западного Берлина.

Что касается Брандта, более неудачного времени для скандала выбрать было нельзя. Лауреат Нобелевской премии мира уже давно подвергался ожесточенной критике за провалы во внутренней политике. В марте его партия потерпела чувствительное поражение на местных выборах в Гамбурге, традиционном оплоте социал-демократов. По случайному совпадению тогда же в очень трудном положении оказался и другой лидер западного мира. По другую сторону Атлантики Ричард Никсон изо всех сил цеплялся за президентское кресло, в то время как уотергейтский скандал приобретал все более широкий размах.

6 мая 1974 года Вилли Брандт подал в отставку с поста канцлера Западной Германии. В заявлении, зачитанном по общенациональному телевидению, он сказал, что уходит «из уважения к неписанным правилам демократии, а также для того, чтобы не дать втоптать в грязь мою политическую и личную репутацию». Очевидно, имелись в виду слухи о том, что Гийом угрожал предать гласности наиболее пикантные подробности частной жизни Брандта, если его не освободят и не отпустят в ГДР. Говоря о сообщениях, в которых утверждалось, будто все это время он подвергался шантажу со стороны своего бывшего помощника, канцлер сказал: «Что бы там об этом ни писали, думать о том, что федерального канцлера Германии можно шантажировать, — совершеннейший абсурд. Со мной, во всяком случае, этого не случилось». 16 мая Брандта сменил Гельмут Шмидт, также социал-демократ.

Через девятнадцать месяцев после отставки Брандта, 15 декабря 1975 года, Гюнтера Гийома признали виновным в государственной измене и приговорили к тринадцати годам тюрьмы. Его жена Кристель получила восемь лет за государственную измену и соучастие в шпионаже. Перед тем как объявить приговор, председатель верховного земельного суда в Дюссельдорфе Герман Йозеф Мюллер сказал, что шпион с учтивыми манерами «поставил под угрозу весь западный оборонительный союз». Судья подтвердил, что Гийом передал Восточному Берлину секретные письма президента Никсона Брандту, в одном из которых речь шла о встрече с французским министром иностранных дел Мишелем Жобером. После вынесения приговора пресс-секретарь правительства Клаус Бёллинг заявил, что супругов Гийом не будут обменивать на западных шпионов, сидящих в восточно-германских тюрьмах. Однако в октябре 1981 года Гюнтер Гийом был освобожден в обмен на восьмерых западногерманских шпионов, отбывавших длительные сроки тюремного заключения. Его жену Кристель обменяли семью месяцами раньше на шестерых человек, и она присоединилась к своему сыну и матери, которые вскоре после суда перебрались в Восточный Берлин.

Добро пожаловать, герои

По возвращении Гийом, разумеется, первым делом явился в министерство госбезопасности, где его уже поджидал с распростертыми объятиями генерал-лейтенант Маркус Вольф, начальник разведки. «Добро пожаловать домой, Гюнтер», — сказал Вольф, и его лицо расплылось в широкой улыбке. Эрих Мильке подарил Кристель Гийом букет красных роз. Эту сцену увековечили на пленку, но широкая общественность увидела ее лишь после падения коммунистического режима в 1990 году: фильм покоился в архиве Штази.

Супругов Гийомов, что называется, осыпали почестями. Гюнтеру присвоили звание подполковника. Глава государства Эрих Хонеккер вручил шпиону и его жене высшие награды ГДР, ордена Карла Маркса. Им также дали в пожизненное пользование государственную виллу, расположенную на участке площадью в четверть акра в живописной озерной местности северо-восточнее Берлина. Коммунистический режим сделал все, чтобы его знаменитые «разведчики мира», как называл своих шпионов Маркус Вольф, ни в чем не нуждались. Капитанская зарплата Гийома составляла 1425 восточных марок в месяц плюс надбавка за риск в 250 марок. Эти деньги с июня 1956 года переводились на счет Гийома, который разбух теперь до 500 000 марок, и это без учета процентов. Для человека, которому так и не удалось закончить среднюю школу, это был невиданный успех.

Кристель Гийом недолго пользовалась этими благами. Вскоре Гюнтер, которому было уже пятьдесят четыре года, развелся с ней и женился на медсестре, которая была на двадцать лет моложе его. До ухода на пенсию в 1989 году Гийом преподавал в разведшколе Штази. Он читал там лекции три раза в неделю. Его сын, который провел свое детство и юность в Западной Германии, так и не смог приспособиться к коммунистической действительности. В феврале 1988 года Пьер, которому был уже 31 год, подал официальное заявление о предоставлении выездных виз для себя, жены и двух маленьких сыновей. Отец назвал его предателем, а Штази установила за ним наблюдение как за «врагом народа». На Пьера оказывалось сильное давление с целью принудить его остаться. В ход пускались угрозы и обещания материальных благ, возможности определить детей в привилегированную школу, регулярного выезда за границу. Пьер упорно стоял на своем, и в марте ему с семьей позволили уехать в ФРГ, где они с разрешения соответствующих органов стали жить под другими именами.

В 1993 году Гюнтер Гийом опять оказался в том же зале суда заседаний, где его судили восемнадцать лет назад. На этот раз он выступал свидетелем на процессе своего прежнего шефа, Маркуса Вольфа, которого обвиняли в измене. Теперь Гийом охотно отвечал на вопросы, касавшиеся его шпионской карьеры. Он во всех подробностях описал аферу с двумя дипломатами в Норвегии, о которой молчал на своем процессе. Два года спустя этот коммунистический шпион, из-за которого ушел в отставку германский канцлер, скончался от инфаркта.

Шпион-контрразведчик

В ведомстве по охране конституции Клаус Курон пользовался авторитетом как у своих подчиненных, так и у начальства. Он поступил на работу в центральный аппарат этого ведомства в Кельне в 1962 году, отслужив срок в федеральной пограничной полиции. Благодаря своему служебному рвению и уму он быстро продвигался по служебной лестнице, хотя и не имел аттестата о среднем образовании, и стал начальником четвертого отдела БФФ — федерального ведомства по охране конституции. Его отделение работало с «продавцами». Так называли агентов, которые сначала работали на Штази, но затем вынуждены были перейти на сторону БФФ. Это было одно из самых секретных подразделений контрразведки.

Годами начальство не могло нахвалиться Куроном, однако на его зарплате это никак не отражалось. Он даже достиг потолка в 4000 марок, или 1170 долларов в месяц. Этого было достаточно для выплаты взносов за скромный дом, купленный в рассрочку, и поездок на отдых в Альпы или Испанию с женой Агнесс и четырьмя сыновьями. Отсутствие диплома закрыло перед Куроном дорогу к дальнейшему повышению по службе. Ему нужно было учиться в специальной академии государственной службы, однако он слыл незаменимым работником и начальство не отпускало его на учебу. Курон все более разочаровывался в жизни, видя как менее способные и инициативные коллеги получали должности, которые по праву должны были бы принадлежать ему.

Разочарование и алчность Курона в конце концов привели к тому, что осенью 1981 года он бросил письмо в почтовый ящик постоянного представительства ГДР в Бонне. Это письмо было в своем роде заявлением с просьбой о принятии на новую работу, первым шагом опытного контрразведчика к измене. Курон написал, что он готов работать на Штази, и если имеется нужда в его услугах, то об этом следует сообщить на частотах, используемых Штази в утренних передачах. Он будет слушать эту передачу в 8 часов утра. В письмо он вложил банкноту, первые пять номеров которой нужно было зачитать в начале передачи. Оставшиеся числа будут означать дату и место встречи. Время встречи — полдень. Он назвал три возможных места встречи: первое — дом, где родился Моцарт, в австрийском Зальцбурге; второе — так называемый театральный мол на северной оконечности Цюрихского озера в Швейцарии; и третье — статуя писающего мальчика в центре Брюсселя.

Через несколько дней после «подачи заявления о принятии на работу» Курон услышал опознавательный номер, вслед за которым последовали числа, устанавливавшие дату встречи на 24 октября перед статуей писающего мальчика в Брюсселе. Курон пришел вовремя, однако представитель Штази так и не появился. Позже ему рассказали, что сотрудники Штази, подозревая ловушку, наблюдали за этим местом и сфотографировали его. То, что случилось дальше, было похоже на кошмар, с которым разведчикам приходится сталкиваться не так уж редко. Раздраженный Курон позвонил в центральный аппарат МГБ и спросил, почему никто не пришел. Оперативный дежурный занес его звонок в специальный журнал и повесил трубку.

Контакт был установлен в конце июня в Австрии, где Курон выдал первого из многих агентов Щтази, ставших двойниками и работавших на его ведомство. Ему выдали S 000 марок наличными и присвоили псевдоним «Штерн» (Звезда). В октябре Курон и его жена прибыли в Австрию, где их встретил полковник Гюнтер Нельс из разведки, отвечавший за контрразведку. Нельс вручил Курону дипломатический паспорт и отвез его с женой в Братиславу, откуда их спецсамолетом доставили в Дрезден. В роскошном доме для гостей, принадлежавшем административно-хозяйственному управлению Штази, их встретили начальник разведки Маркус Вольф и несколько высокопоставленных офицеров. Начался торг. Курон потребовал единовременной выплаты в ISO 000 западных марок и еще месячной зарплаты в 4000 марок. Вольф согласился. Помимо этого, Курону присвоили звание полковника МГБ ГДР и пообещали, что по истечении пятнадцати лет службы он сможет выйти в отставку и его пенсия будет составлять 60 процентов оклада.

Курон выдвинул дополнительное условие: выданные им двойники не должны были подвергаться немедленному аресту, чтобы начальство в Кельне не заподозрило в своих рядах «крота». Вольф пообещал, что для двойников будут постепенно созданы такие условия, в которых их эффективность сведется к нулю.

Безоговорочное предательство

Несмотря на то, что различные подразделения контрразведки действовали вполне автономно и их сотрудникам не положено было проявлять интерес к делам друг друга, авторитет Курона был столь высок, что коллеги частенько за чашкой кофе или чая в кафетерии рассказывали ему о делах, не входивших в его компетенцию. Он был в курсе всех сплетен: знал, кто из контрразведчиков пьет не в меру, изменяет жене или залез в долги. Вся эта информация направлялась в Восточный Берлин для возможного использования при вербовке новых агентов. Иногда Курон передавал сведения через курьеров, но по большей части он пользовался телефоном. При помощи переносного компьютера одной из первых моделей он зашифровывал информацию и записывал ее на миниатюрный магнитофон с резиновыми ушками, которые надевались на микрофон телефонной трубки. Затем он искал уличный телефон-автомат. Иногда на такие поиски у него уходило несколько часов, ведь ему нужна была такая телефонная будка, из которой можно было бы легко засечь возможное наблюдение. Отыскав подходящее место, Курон набирал восточно-берлинский номер и включал магнитофон. Сообщение передавалось в течение нескольких секунд. Номер телефона в Восточном Берлине часто менялся, и зная о возможностях службы электронного перехвата федеральной пограничной полиции, Курон редко пользовался дважды одним и тем же телефоном-автоматом.

Сгоревшие двойники

Хорст и Герлинда Гарау были двойниками, которых вел сам Курон. Эту пару знали в их восточно-германском городе Калау как надежных членов СЕПГ.

Хорст возглавил районный отдел образования, а его жена, также педагог, имела тесные контакты с министром образования Марго Хонеккер, женой генсека ЦК СЕПГ и главы государства. Супруги Гарау являлись также осведомителями Штази. Их принадлежность к высшей элите окружной партийной организации давала им значительные привилегии. Так, например, они могли совершать частые поездки в Западную Германию.

Время от времени в ходе таких поездок они выполняли роль курьеров министерства госбезопасности. Во время одной поездки в ФРГ в 1976 году с Хорстом Гарау установил контакт контрразведчик из подразделения Курона. Он предложил Хорсту солидную сумму в западногерманских марках. Не в силах устоять перед таким искушением, Гарау согласился стать агентом-двойником. Действуя под кодовым наименованием «Пошивочная мастерская», супруги Гарау стали ценными агентами, хотя до сих пор не ясно, что именно они могли передать западным немцам. Когда Курон засветил их, Маркус Вольф сдержал слово. Супругов не стали арестовывать. У них просто отобрали заграничные паспорта, и они стали невыездными.

В начале августа 1985 года Герберт Хеленбройх начал шерстить свое ведомство после того, как на сторону противника перебежал Клаус Тидге, руководитель одного из подразделений отдела контрразведки БФФ. До этого еще ни один сотрудник БФФ не переходил на сторону коммунистов. Толстяк Тидге, законченный алкоголик и азартный игрок, по уши залез в долги еще до смерти жены, последовавшей в 1982 году. Он решил, что единственный выход для него — побег в ГДР. Хеленбройх понимал, что предпринимать какие-либо меры было бесполезно. Тидге знал слишком много. «Мы знали, что он сдаст „Пошивочную мастерскую“» — вспоминал Хеленбройх. Разумеется, глава западногерманской контрразведки не знал, что Курон давным-давно выдал супругов Гарау.

Теперь, когда Тидге был в Восточном Берлине, Штази больше не опасались, что арест супругов Гарау вызовет подозрения в отношении Курона. Утром августа 1985 года их арестовали и отвезли на виллу Штази в Берлине. Позднее Герлинда Гарау описывала допросы, длившиеся сутками, как «психологический террор». Ей угрожали, что она никогда больше не увидит своего мужа. «Я была напугана до смерти… Я думала, что нас расстреляют».

Четыре месяца спустя Герлинду Гарау освободили, а ее муж был приговорен к пожизненному заключению в тюрьме «Баутцен-II».

«Мне разрешили свидание с ним раз в два месяца, — вспоминала Герлинда в интервью, данном в 1992 году журналу „Квик“. — Его состояние становилось все хуже и хуже. Он говорил как в трансе и почти не мог сконцентрироваться. Когда он подал мне руку, казалось, что силы его совершенно „оставили“».

В письме, датированном 6 июля 1988 года, Гарау написал своей жене: «Не печалься, будь уверенной. Когда-нибудь мы снова будем вместе». Очевидно, он надеялся, что его обменяют на восточно-германских шпионов, сидевших в западных тюрьмах. Шесть дней спустя Герлинду Гарау вызвали к военному прокурору, который сухо сообщил ей, что ее муж совершил самоубийство, По официальной версии он повесился на спинке койки в своей камере, скрутив жгут из одеял. Отсутствие свидетельства о смерти или справки врача вызвало у Герлинды Гарау подозрения. Она не поверила истории о самоубийстве и потребовала, чтобы ей показали тело мужа, которое уже находилось в бюро судебно-медицинской экспертизы в Дрездене. Несмотря на попытки сотрудника Штази помешать ей, она отдернула белую простыню, которой было накрыто тело. «Я увидела раны на голове и окровавленные волосы, но никаких признаков удушения на шее», — рассказала она репортеру «Квика».

Докторская диссертация

В то время как Курон продолжал выдавать своих агентов, в Штази решили сделать из Тидге человека и отправили его в больницу, чтобы он если не совсем излечился от алкоголизма, то хотя бы ненадолго перестал пить. Затем его убедили написать диссертацию, которая должна была снискать ему степень доктора права в восточно-берлинском университете имени Гумбольдта. Диссертация, озаглавленная «Контрразведывательные функции ведомства по охране конституции Федеративной Республики Германия», в действительности являлась не чем иным, как компиляцией фактов, которые Тидге сообщил своим новым хозяевам из Штази. На 245 страницах описывалась методика работы отдела контрразведки БФФ, включая операции службы электронного наблюдения.

В ноябре 1989 года коммунистический режим зашатался. Три месяца спустя состоялись новые выборы и старая гвардия оказалась не у дел. В Штази Курону и Тидге сказали, что они могут найти убежище в Советском Союзе. Тидге, уже успевший жениться на секретарше из центрального аппарата Штази, воспользовался этим предложением. Восточно-германская разведка всегда была щедра по отношению к своим шпионам. Несмотря на бедственное финансовое положение ГДР, Тидге получил выходное пособие в 150 000 западных марок (93 167 долларов) и улетел в Москву на борту советского военного самолета.

Курон встретился с сотрудником КГБ под железнодорожным мостом в Берлине. Оттуда его и жену доставили в штаб-квартиру КГБ в Карлсхорсте. Алчный Курон взял у чекистов 10 000 марок (6211 долларов), а затем сказал, что должен подумать, прежде чем принять окончательное решение.

Он вернулся в ФРГ поездом. Его жена осталась в Кельне. Еще в поезде Курон придумал план спасения своей карьеры. Он остановился в отеле в Ганновере и оттуда позвонил в штаб-квартиру БФФ, сказав, что он установил контакт с представителем КГБ и что ему по возвращении в Кельн на следующий день необходимо встретиться с главой БФФ Герхардом Боденом. Он хотел убить двух зайцев: добиться, чтобы его послали в Москву, и тогда он стал бы работать на русских в качестве двойника. Однако Боден, обладавший невероятным чутьем, развившимся за долгие годы работы в полиции, потребовал, чтобы они немедленно выслали группу захвата в ганноверский отель и задержали Курона. После ареста Курон выложил все, осознав, что это единственный способ избежать пожизненного заключения.

Процесс

Курон предстал перед верховным земельным судом в Дюссельдорфе 8 января 1992 года. Ему было предъявлено обвинение в государственной измене, повлекшей за собой серьезные последствия, что грозило ему пожизненным заключением. Председателем суда был Клаус Вагнер, очень опытный юрист, через руки которого прошло больше сотни дел о шпионаже. Отвечая на вопросы судьи Вагнера и старшего федерального прокурора Эккехарда Шульца, Курон подробно описывал, как он сдавал агентов-двойников, которых сам же вербовал. Суд услышал, как Курон и один из его двойников ездили в Аргентину. Там они рыскали по кладбищам в поисках данных умерших немецких эмигрантов, чтобы в дальнейшем воспользоваться их именами для создания новых легенд. Курон, однако, не обмолвился о том, что с такой же целью он ездил в Мексику вместе с заместителем начальника отдела контрразведки главного управления «А» Карлом Гроссманом.

В суд для дачи свидетельских показаний были вызваны бывшие курьеры предателя полковник Гюнтер Нельс и майор Штефан Энгельман. Оба они были весьма словоохотливы. В то же время им также были предъявлены обвинения в шпионаже и они, возможно, надеялись, что эта помощь зачтется им на будущем процессе. Войдя в зал суда, Нельс подошел к своему бывшему агенту, пожал ему руку и сказал: «В вашем теперешнем положении я ничем не могу вам помочь».

Показания Курона не оставили сомнений в том, что главным мотивом, побудившим его совершить измену, была алчность. Выяснилось, что всего за годы сотрудничества со Штази он получил 680 000 марок, или 422 360 долларов по курсу 1990 года. Помимо этого, Штази купила ему бунгало для отдыха в Испании. 7 февраля 1992 года Курон был приговорен к 12 годам тюремного заключения. Объявляя приговор, судья сказал, что из-за Курона деятельность контрразведки БФФ была почти парализована. Деньги и собственность Курона подлежали конфискации. Курон заявил, что все деньги он потратил, причем по большей части на образование своих сыновей. Существует, однако, подозрение, что почти весь капитал Курона хранится на секретном счете в швейцарском банке.

Без раскаяния

Ведущие репортеры немецкого журнала «Дер Шпигель» в декабре 1993 года взяли у Тидге интервью в Москве. Тидге сказал, что вполне доволен своей жизнью пенсионера и что время от времени он оказывает правовые услуги русским фирмам, осваивающим германский рынок. В своем предательстве он винит свое начальство, которое не помогало ему, когда он оказался в жесточайших тисках нужды. Тидге сказал, что единственным выходом тогда явился побег в ГДР. «Мне не хватало мужества совершить самоубийство». По его мнению, виноваты были и сотрудники службы безопасности, которые проявили халатность при проведении обязательных проверок всех сотрудников БФФ. Такие проверки должны были проводиться раз в пять лет. Он проработал шестнадцать лет, но его досье в отделе собственной безопасности покрылось пылью, пролежав все время без движения. На вопрос репортера «Шпигеля», считает ли он себя предателем, Тидге вызывающе ответил: «Конечно, я — предатель». Срок давности по его делу истекает в 2005 году, после чего Тидге рассчитывает получить пенсию от германского правительства, 800–900 марок в месяц. Он будет разочарован. Федеральные служащие, признанные виновными в совершении преступлений и избегнувшие судебного преследования, не имеют права на получение государственных пенсий. Вместо этого им платят пособия из фонда социального страхования, ровно столько, сколько нужно, чтобы они не умерли от голода.

Согласно германскому законодательству заключенный может подать просьбу об условно-досрочном освобождении после отбытия половины срока. Курон так и сделал, однако суд не удовлетворил его просьбу. Тем не менее его все же перевели в тюрьму с менее строгим режимом. По выходным ему позволено навещать свою жену. Курона особенно удручает то, что ему приходится якшаться с убийцами и грабителями.

«Это же настоящее отребье, подонки. Для таких людей, как мы, должны быть специальные тюрьмы!». Он не чувствовал за собой никакой вины, не испытывал никакого раскаяния, в отличие от своей жены Агнес, которой он рассказал обо всем с самого начала. Она хотя бы делает вид, что сожалеет об этом. «Я не представляла себе, какой размах приняла его деятельность. Я думала, то, что делает он, справедливо. Сегодня я думаю — ах, если бы я только сильнее возражала ему!».

«Кроты» в военной контрразведке ФРГ

После того как была снесена Берлинская стена, некоторые сотрудники Штази очень быстро переориентировались и стали держать нос по ветру. Им стало ясно, что дни коммунистического режима сочтены. И тогда они заключили сделки в фаустовском духе с той самой западногерманской разведкой, в которой они когда-то видели порождение дьявола. После этого как горох посыпались разоблачения глубоко законспирированных агентов Штази, занимавших самые высокие посты.

Увы, один из первых и самых опасных разоблаченных шпионов был мертв уже три года. Полковник Иоахим Краузе, служивший в МАД, западногерманской военной контрразведке, шпионил для Штази в течение восемнадцати лет. Он не ограничивался только тем, что сдавал агентов МАД в руки оперативников контрразведки Штази. Он раздобыл для Штази и схемы пусковых площадок тактических ядерных ракет «Посейдон» в Западной Германии. Наличие координат этих баз позволило Советам произвести перенацеливание своих ракет, обеспечив точность попадания в радиусе не более 100 метров от цели.

Бывший лейтенант вермахта Краузе поступил на службу в бронетанковые силы западногерманского бундесвера в 1956 году, До этого он прозябал, перепробовав с десяток малопрестижных и плохо оплачиваемых профессий. К тому времени ему исполнилось тридцать лет и он был уже женат. Два года спустя Краузе, получивший чин капитана, был направлен на учебу в школу МАД в Бад-Эмсе. Затем он служил следователем контрразведки в Киле, портовом городе на балтийском побережье. Те, кто служил с ним, вспоминали о нем как о приветливом, но сдержанном офицере, который, однако, умел как следует расслабиться на вечеринках в кругу сослуживцев. По своим убеждениям он, скорее всего, был близок к социал-демократам. Возможно, он даже состоял в рядах СДПГ. Его жена также была женщиной радушной и дружелюбной, однако не очень красивой, а главное, ей не хватало светского лоска. По мнению сослуживцев, недостатки жены глубоко задевали Краузе. Начальство ценило его профессионализм, и со временем он стал пользоваться определенным авторитетом, не в последнюю очередь благодаря своим оперативным успехам. И все же Краузе явно почувствовал себя уязвленным, когда более молодые офицеры начали обходить его по службе, а его самого так и не приняли в академию генерального штаба.

Служа в Киле, Краузе принимал участие в многочисленных операциях на границе с ГДР и поэтому прекрасно знал, как несут службу пограничники и с той, и с другой стороны. В феврале 1968 года полковник появился на границе и помахал письмом восточно-германскому пограничному патрулю. В том месте не были установлены противопехотные мины, потому что через это «окно» Штази переправляла своих агентов на Запал. восточно-германский пограничник подошел к заграждению из колючей проволоки и взял у Краузе письмо, в котором тот предлагал свои услуги Штази и указывал даты и места возможных встреч. Заподозрив подвох, Штази не сразу ответила на это предложение. После некоторых колебаний Краузе все же вызвали в Восточный Берлин, где он встретился с полковником Клаусом Боте из первого управления, который ведал военными и пограничными вопросами. Боте сообщил о результатах встречи Эриху Мильке, а тот затем приказал, чтобы этим делом лично занялся заместитель начальника второго управления, генерал-майор Гюнтер Кратч. Кратч пригласил Краузе на роскошную дачу Штази на балтийском острове Умманц, где и были оговорены все детали будущего сотрудничества.

После той первой встречи Кратч и Краузе встречались обычно три-четыре раза в год в замке Вирхензее, который являлся учебно-тренировочным центром чилийских и палестинских террористов, и в различных европейских городах: Хельсинки, Праге, Вене и Будапеште. Помимо компенсации дорожных расходов после каждой встречи Краузе выдавали 5000 западных марок. Краузе передавал шифровки в Восточный Берлин непосредственно генералу Кратчу по специальному телефону, который стоял у Кратча в сейфе. Номера часто менялись. В целом Краузе применял ту же технологию, что и Курон и многие другие.

В начале 70-х Кратч был повышен в звании до генерал-лейтенанта и стал начальником второго управления. После этого дополнительным куратором Краузе стал заместитель Кратча, генерал-майор Вольфганг Лозе. К тому времени жена Краузе умерла от рака. Он совершенно перестал ухаживать за ее могилой и почти сразу же женился во второй раз. Этот факт весьма показателен.

После присвоения звания подполковника Краузе был назначен начальником отдела военной контрразведки в Гамбурге. Таким образом, через него теперь осуществлялась координация действий всех филиалов западногерманских разведывательных организаций в этом городе и связь с местной резидентурой ЦРУ. Он имел доступ к важнейшей информации. Он мог также добывать информацию об академии генерального штаба и о военном университете, которые были расположены в Гамбурге.

После того как Краузе был повышен в звании до полковника и назначен начальником штаба МАД, Лозе стал его главным куратором. Тем временем контрразведка превратилась в гнездо интриг и скандалов. Эта тенденция проявилась особенно ярко после того, как начальником военной контрразведки стал бригадный генерал Пауль Альберт Шерер, член СДПГ. На этот пост претендовал капитан первого ранга западногерманских ВМС Конрад Кох. Однако у Коха был не тот партбилет. Он состоял в Христианско-Демократическом Союзе, который находился в ту пору в оппозиции. По сравнению с Кохом, асом разведки, имевшим большой опыт, генерал Шерер был дилетантом. Чтобы избавиться от соперника, Шерер перевел Коха в Киль. Шестилетнее пребывание Шерера в должности начальника контрразведки ознаменовалось многочисленными скандалами. Он незаконно приказал вести наблюдение за пилотами ВВС. Без санкции суда он установил подслушивающее устройство в спальне секретарши министра обороны Георга Лебера. Ради увеселения своих коллег Шерер устраивал прослушивание записей страстных альковных сцен, главными действующими лицами которых были некая женщина и женатый министр обороны.

Капитан первого ранга Кох искал утешения в объятиях своей секретарши, «рыжеволосой красотки с пышным бюстом и глазами, которые, казалось, раздевали мужчину донага». Во время уик-эндов она отправлялась с Кохом на прогулку в его служебном мерседесе, причем расходы на эти поездки Кох относил на казенный счет. Когда об этом узнал начальник Коха в Бонне, он приказал провести независимое расследование. Дознавателем был назначен полковник из министерства обороны. Кох назвал обвинения против себя злобной клеветой и обратил инкриминирующие факты в ряд недоразумений. Эта тактика оказалась успешной. По отношению к капитану первого ранга не только не было принято никаких мер, но вскоре он был переведен назад в Бонн и назначен заместителем начальника военной контрразведки.

Эти инциденты были манной небесной для предателя Краузе, чьи хозяева из Штази постоянно охотились за компроматом на чиновников, который можно было использовать для вербовки. Бывшие работники западногерманской разведки до сих пор не могут понять, почему министерство обороны не провело чистку в рядах МАД. Ведь все указывало на то, что в ней оказался предатель. Операции контрразведки против Штази были малоэффективны. Осенью 1978 года, когда октябрьский праздник в Мюнхене был в полном разгаре, 66-я группа военной разведки армии США организовала трехдневную конференцию с участием представителей германской военной контрразведки и земельного ведомства по охране конституции Северного Рейна-Вестфалии. Американские военные разведчики подробно рассказали о своих секретных планах на случай войны. Все выступления стенографировались, и каждый присутствующий мог получить копии стенограмм. Американцы знали, что Краузе не говорит по-английски, и потому все документы были переведены на немецкий язык и снабжены схемами и фотографиями.

Граф Харденберг, начальник дюссельдорфского управления БФФ, прочитал лекцию о разработанной им методике проведения контрразведывательных операций. За этой лекцией последовала дискуссия, в ходе которой участники свободно обменивались мнениями. Детальный разбор операций, проведенных контрразведчиками под руководством Харденберга, записывался на пленку. Несколько месяцев спустя в Восточном Берлине были арестованы три агента графа. Их приговорили к нескольким годам тюрьмы. Харденберг подозревал, что утечка информации произошла по вине военных контрразведчиков, и это дело было сдано в архив. Когда этих агентов выкупили в 1985 году из восточно-германских тюрем и они вернулись на Запад, их подробно обо всем допросили, однако они не смогли объяснить, что явилось причиной их провала.

В апреле 1985 года Краузе по состоянию здоровья ушел в отставку, однако продолжил работу на Штази. Он частенько навещал региональные отделы контрразведки и беседовал с коллегами на профессиональные темы, а те, желая получить от него дельный совет, посвящали его в дела текущих операций. Его встречи с восточно-германскими кураторами продолжались до 1987 года, когда он в последний раз встретился с генерал-майором Лозе в Зальцбурге. Год спустя Краузе умер от рака в возрасте 60 лет. Его похороны почтили своим присутствием высокопоставленные сотрудники различных спецслужб, включая главу боннской резидентуры ЦРУ.

Прошло всего два месяца после похорон, и сын Краузе, Вольфганг, был сильно озадачен, получив бандероль, в которой оказались 5000 западных марок и аудиокассета. Поставив кассету, он, к своему изумлению, услышал голос отца, который сказал, что эти деньги, а также квартира, купленная для Вольфганга в Тюбингене, являются его наследством. Отец также призвал его к сотрудничеству с восточно-германской секретной службой. Сын не знал о предательстве отца. Он передал содержимое бандероли другу семьи, Герхарду Бодену, бывшему заместителю начальника федеральной уголовной полиции, который стал главой контрразведки БФФ. Известие о том, кому в действительности служил Краузе, вызвало шок в администрации канцлера, министерства обороны и внутренних дел и в генеральной прокуратуре. «Было тут же решено не делать этот скандал достоянием гласности», — вспоминал позднее один сотрудник западногерманских спецслужб. — С того времени официальные лица руководствуются правилом «Не прикасаться — взорвется!». Несмотря на То, что слухи о высокопоставленном «кроте» ходили по столице ФРГ, лишь после краха восточно-германского режима и обнаружения соответствующих дел в архиве Штази факт измены Краузе стал достоянием широкой гласности. Анализ пленки показал, что послание Краузе своему сыну было искусно смонтировано из других записей голоса Краузе. Его хозяева решили поиздеваться над западными немцами, нарочно разоблачив покойного шпиона. Они рассчитывали также создать атмосферу страха и взаимной подозрительности среди военных контрразведчиков.

Случай с Краузе был не единственным примером успешного проникновения Штази в структуру органов военной контрразведки ФРГ. В марте 1995 года шестидесяти восьмилетняя Гизела Гирен была признана виновной и приговорена к восьми годам заключения. Ее младшая сестра, сорокавосьмилетняя Дагмар Здренка отделалась четырьмя с половиной годами. Гирен и ее муж Гюнтер, умерший в 1,989 году, организовали шпионскую сеть в Ганновере по заданию генерала Кратча еще в 1964 году. Воспользовавшись поддельным удостоверением сотрудника ЦРУ, изготовленным умельцами из Штази, Гюнтер Гирен завербовал свою невестку Дагмар и приказал ей устроиться на работу в правительственное учреждение. 1 июля 1968 года Дагмар начала работать в канцелярии ганноверского отдела военной контрразведки. Подобно полковнику Краузе она стала ценным агентом для коммунистов. Сама же она все это время думала, что работает на американцев. Сначала она трудилась простой машинисткой, но затем ее усердие было замечено и она стала регистратором всех секретных материалов. Ей удалось снять фотокопии с бессчисленного количества секретных и совершенно секретных документов, причем последние касались ядерного оружия. Она также выдала дислокацию объектов «Посейдон» в Северной Германии — авиационных частей, способных применять ядерное оружие, — и площадок для запуска ракет «Ланс» и «Найк». Сестра Дагмар, Гизела, доставляла эти материалы куратору, подполковнику Курту Ульбриху. Ввиду особой важности этой шпионской сети за ее работой внимательно следили генерал Кратч и его заместитель генерал Лозе. Федеральные прокуроры квалифицировали это предательство как «шпионаж высшего значения». В эту сеть входила и Уте Барт, двадцатидвухлетняя секретарша отдела контрразведки в Нижней Саксонии. Ее приговорили к двум годам условно и штрафу в 30 000 западных марок. Сабину Гирен завербовала шпионка-мать, когда Сабине было двадцать лет и она работала машинисткой в военном суде. Сабина получила пятнадцать месяцев условно и была оштрафована на 20 000 марок.

На содержание шпионской сети Гиренов Штази в общей сложности истратила 360 000 западных марок. Кроме этого, госбезопасность ГДР регулярно переводила деньги на счет Гиренов в восточно-берлинском банке, которыми они могли бы воспользоваться после ухода на пенсию. К тому времени когда рухнул коммунистический режим, на этом счету было 140 000 западных марок. Куратор Гиренов сказал, что он снял эти деньги и передал курьеру, который должен был доставить их Гиренам. След этих денег так и не удалось обнаружить.

Агенты Штази в БНД

Западногерманская федеральная разведывательная служба — БНД — ужесточила требования к сотрудникам еще в 50-е годы после того, как был разоблачен ряд «кротов», работавших в КГБ. Однако проверки персонала были не слишком тщательными, а главное управление «А» Штази тем временем предпринимало титанические усилия с целью внедрения своих агентов в центр БНД в Пуллахе, близ Мюнхена. Детектор лжи — полезный, хотя и небезупречный инструмент для обнаружения шпионов — был с презрением отвергнут как «ненадежная американская игрушка». Однако других приборов для определения правдивости показаний практически не было. Поэтому, за исключением разоблачений, которые делали время от времени перебежчики, самые опасные «кроты» были вытащены на поверхность лишь после краха ГДР.

Поздним летом 1990 года перебежчик из Штази сообщил, что одна сотрудница БНД с 1971 года работала на пятое отделение девятого отдела главного управления «А», ведавшее внешней контрразведкой. По словам перебежчика, это была женщина лет сорока, с докторской степенью, мать-одиночка, имевшая на попечении ребенка-инвалида. После длительного и скрупулезного расследования выяснилось, что этой шпионкой была Габриэла Гаст. Гаст пришла в разведслужбу в 1973 году через два года после окончания аспирантуры Ахенского университета со степенью доктора политологии. В этот момент она была в отпуске и наслаждалась красотой Швейцарских Альп.

Личный телефон Гаст был поставлен на прослушивание. По возвращении домой она оказалась под «колпаком». 29 сентября ей позвонил мужчина, который не назвал себя, но попросил ее о встрече, не указав места. Следующим утром она выехала на автобан и направилась в Австрию. Властям нужно было срочно принимать меры, потому что оказавшись в Австрии Гаст была бы недосягаема: австрийское правительство не выдавало лиц, обвиненных в нарушениях закона с политическим оттенком. Обычно на таможенных постах не требовали у проезжающих удостоверения личности. На этот раз, однако, когда Гаст остановилась на западно-германском посту на австрийской границе, ее попросили это сделать. Когда она предъявила свой паспорт, ее тут же арестовали.

Началом карьеры Гаст в качестве восточно-германской шпионки стал ее визит в восточно-германский город Карл-Маркс-Штадт (вновь переименованный в Хемниц после объединения Германии), состоявшийся в 1968 году. Она работала над диссертацией на тему «Политическая роль женщины в ГДР», и ее научный руководитель предложил ей поехать в Восточную Германию, чтобы на месте исследовать этот вопрос. В Хемнице она дискутировала с профсоюзными активистами и женщинами-депутатами Народной Палаты. После одной из таких встреч к ней подошел человек, который проявил интерес к ее работе. Он представился как Карл-Гейнц Шмидт («зовите меня „Карлишек“») и пригласил ее в поездку по другим городам. Он был тактичен, очарователен, общителен, хорошо танцевал. Габриэла, привлекательная стройная брюнетка, была им покорена, и вскоре они оказались в одной постели. Ей было двадцать пять лет, а ему тридцать три. Он, разумеется, не сказал Габриэле, что является глубоко законспирированным агентом Штази и что его настоящее имя — Карл-Гейнц Шнайдер.

План «Ромео»

Габриэла Гаст попалась на удочку типичного «Ромео». Так в Штази называли агентов, перед которыми ставились задачи соблазнять одиноких и уязвимых женщин, а после того, как те попадались на крючок, убеждать их работать на Штази. Особую активность «Ромео» проявляли в 60-е и 70-е годы. Миллионы мужчин были убиты на войне, и одинокие секретарши, работавшие в боннских министерствах, не могли найти себе подходящую пару. Это была жестокая игра, в результате которой десятки женщин-шпионок после разоблачения угодили в тюрьму. Ну а «Ромео», естественно, избежали наказания.

Карлишек хорошо играл свою роль. Он не спешил и лишь в третий приезд Габриэлы в Хемниц представил ее своему другу Готтарду Шиферу. Под этим именем скрывался майор Эгон Лоренц. Иногда он пользовался именем Готтард Шрамм. Лоренц был начальником отдела внешней разведки окружного управления Штази в Хемнице. Он сообщил Габриэле настоящее имя Карлишека и сказал, что тот работает на Штази. Началась вербовка. Любовник Габриэлы сыграл на ее эмоциях, сказав, что они, возможно, никогда не увидятся снова, если она ему не поможет. Они не хотели, чтобы она становилась шпионкой, нет, просто поговорить с ней об университете и преподавательском составе. Для будущих поездок на Восток ей вручили поддельный западногерманский паспорт и присвоили псевдоним «Гизела». «До меня не сразу дошло, что в этот момент я перешла Рубикон», — рассказывала она позднее на суде. Однако любовь к мужчине возобладала над любовью к родине. Она также утверждала, что претерпела изменения в своих политических и идеологических взглядах. Чем больше она ездила в ГДР, тем больше, по ее словам, она убеждалась в том, что коммунистический режим вовсе не был кликой, вынашивавшей планы войны, как его изображали на Западе. Кроме того, ее новые друзья на Востоке были совсем не злыми, а красивыми, очаровательными мужчинами. Очевидно, Гаст страдала тем, что судья Клаус Вагнер назвал «избирательной слепотой»: «Это позволило ей и многим другим закрывать глаза на реалии социализма, такие как восстание против режима в 1953 году, Берлинская стена, Венгрия и жестокое подавление Пражской весны».

В 1970 году Габриэла Гаст совершила еще одну поездку в Хемниц, на этот раз чтобы отпраздновать свою «помолвку» с Карлишеком. Тогда же она прошла краткосрочную шпионскую подготовку. Ее учили, как поддерживать связь, вести тайную съемку и пользоваться специальными книгами карманного формата и косметическими принадлежностями для передачи зашифрованных сообщений.

С тех пор каждый вторник по вечерам она получала любовные послания от Карлишека по радио в коротковолновом диапазоне. Окончив в 1972 году университет, Гаст была принята на работу в институт безопасности и международных дел, мозговой центр, финансировавшийся консервативным Христианско-Социальным Союзом. Год спустя она подала заявление с просьбой о приеме на работу в министерство иностранных дел, после чего ей предложили место в БНД. Она приняла это предложение и, воспользовавшись невидимыми чернилами, уведомила об этом письмом своего любовника из Штази. К новой работе Гаст приступила 1 ноября 1973 года. Как и всем сотрудникам БНД, ей выдали удостоверение личности и паспорт на другую фамилию — теперь она была Габриэла Лейнфельдер. Для начала ее определили в отдел Советского Союза.

Информация, поставляемая Гаст, становилась все более ценной, и ее хозяева из Штази решили дать ей специальных курьеров. Восточно-германская пара въехала в ФРГ через Лондон и обосновалась в Хагене, городе в сорока пяти милях севернее Бонна. Они привезли с собой два баллончика дезодоранта с двойным дном, где прятались пленки. Если донышки откручивались неправильно, то химикат проникал в пространство между ними и уничтожал пленку. Гаст периодически встречалась с женщиной, которую звали Кордула Науман, в туалетах отелей и ресторанов и обменивалась с ней баллончиками. В середине 70-х годов курьеров внезапно отозвали в ГДР. В Штази узнали о том, что федеральная криминальная полиция усовершенствовала систему выявления агентов противника по растровым признакам. В 1976 году одним июньским утром по всей Западной Германии было арестовано свыше тридцати шпионов. Все они въехали в страну из Восточной Германии или третьей страны под чужим именем, выдавая себя за беженцев. «Растерфандунг» — метод опознавания шпионов или террористов, основанный на сопоставлении определенных «типических профилей». До появления суперкомпьютеров это кропотливое занятие требовало усилий сотен детективов, и контрразведчиков. Оно походило на составление мозаики из тысяч кусочков. Поскольку это событие совпало с отзывом курьеров Гаст, ей по радио передали инструкцию временно прекратить свою деятельность. Несколько месяцев спустя с ней снова вышли на связь..

Гаст планомерно продвигалась по служебной лестнице. Соответственно увеличивалась ее ценность для восточно-германской внешней разведки, руководитель которой, Маркус Вольф, решил наконец в 1975 году лично познакомиться с такой чрезвычайно перспективной шпионкой. Встреча состоялась в небольшом курортном городке на Адриатическом побережье Югославии. Тот факт, что главный разведчик ГДР захотел увидеть ее, очень польстил самолюбию Гаст. Она известила своих коллег в БНД, что проведет отпуск в Ирландии, и, действительно, она полетела в Дублин, где провела несколько дней, а затем отправилась в Рим. Там ее встретил Карлишек, и вместе они поехали на автомобиле в Югославию. Вольф был само очарование. Своим интеллектом он произвел на Гаст огромное впечатление. Вскоре он добился от нее беспрекословного, слепого послушания. Многие из тех, кто имел с Вольфом прямой контакт, отзывались о нем как о человеке, соединяющем в себе качества змеи и набожного священника. Гаст еще два раза встречалась с Вольфом, но в Восточной Германии. Сначала она ехала по своему западногерманскому паспорту в Швецию, а оттуда по восточно-германскому дипломатическому паспорту через Балтийское море в ГДР. Вольф всегда устраивал для Гаст и ее любовника, получившего к тому времени чин майора, роскошный прием.

К середине 80-х годов Гаст достигла в БНД должности «регирунгсдиректорин», что в переводе на военный язык соответствует примерно званию полковника. Ее месячный оклад составил 7000 марок, или 4300 долларов. Под фамилией Лейнфельдер она ездила по всему миру в служебные командировки. В Лэнгли, Вирджиния, она совещалась и обменивалась информацией с сотрудниками ЦРУ. В Лондоне она встречалась с офицерами британской «Сикрет Интеллидженс Сервис» (SIS). По долгу службы приходилось иметь контакты и с представителями дружественных служб на Ближнем и Дальнем Востоке. Приобретенный Гаст опыт сделал ее в БНД экспертом высшего класса. В конце концов ей поручили работу, о которой Вольф и мечтать не мог: Гаст получила доступ ко всей секретной информации, которую БНД добывала по всему миру. Теперь она готовила ежедневную разведсводку для канцлера Гельмута Коля. Маркус Вольф, Эрих Мильке и руководство ГДР читали этот документ вплоть до самых последних дней коммунистического режима.

В декабре 1991 года Гаст предстала перед председателем баварского верховного суда в Мюнхене Эрмином Бриссманом и довольно непринужденно отвечала на вопросы. Временами, правда, казалось, что она подавляет в своей груди нечто похожее на сдержанное рыдание. Она показала, что никогда не брала за свои услуги денег и даже из своих собственных средств оплачивала дорожные расходы, когда встречалась со своими кураторами. Противных доказательств представлено не было, и, возможно, это послужило смягчающим обстоятельством при вынесении приговора, поскольку в тюрьме Гаст провела лишь шесть лет и девять месяцев.

Многие другие коммунистические «кроты», подобно Габриэле Гаст, годами работали в БНД и не были разоблачены. Заслуживает внимания еще один случай подобного рода. В 1968 году на службу в БНД поступил Альфред Шпулер. Через два года двадцатисемилетний Шпулер решил, что военное превосходство восточного блока над западным является мифом и потому интенсивная ремилитаризация Западной Германии угрожает миру. По этой причине он занялся поисками контактов, с западногерманской коммунистической партией с ее идеологией честного и справедливого социалистического общества, которая перекликалась с его личными убеждениями. Во время своей поездки в Берлин в 1972 году он предложил свои услуги разведке ГДР, желая внести свой вклад в достижение военного равновесия. Затем он завербовал своего брата Людвига, который работал техником в мюнхенском институте имени Макса Планка, крупном научно-исследовательском центре, где велись исследования во всех областях науки. Альфред выкладывал секреты, включая донесения агентов БНД, действовавших на Востоке, а Людвиг выполнял роль курьера. Людвиг оставлял материал в тайниках в южной Германии и Австрии. Он периодически встречался со своим куратором, подполковником Гюнтером Бетчером, в различных местах в Греции, Югославии и Австрии.

В 1989 году БНД получило кое-какую информацию, и за братьями Шпулерами было установлено наблюдение. Тайная встреча Людвига с куратором Штази в Греции уже проходила под наблюдением контрразведчиков. Людвига арестовали, но в распоряжении контрразведки имелись лишь косвенные улики. Однако вскоре тот же самый перебежчик, который сдал Габриэлу Гаст, сообщил детали, заставившие обоих братьев во всем сознаться. В ноябре 1991 года тот же судья, который судил Гаст, Эрмин Бриссман, приговорил Альфреда Шпулера к десяти годам тюрьмы, а его брата Людвига — к пяти с половиной. В ходе процесса выяснилось также, что Альфред получил от Штази в общей совокупности около 280 000 марок (175 000 долларов). Он был награжден медалью «За заслуги перед отечеством» «серебряной» и «золотой» степени. Людвиг получил эту награду «серебряной» степени.

«Ромео» и секретарши

Главное управление «А» начало вербовать симпатичных молодых холостяков еще в середине шестидесятых. Все они проходили курс интенсивной подготовки в разведшколе, и вскоре у Маркуса Вольфа была уже целая, если можно так выразиться, конюшня этих «Ромео». Некоторых под чужим именем направили в Бонн, другие прочесывали южные курорты Европы, облюбованные незамужними западными немками, стремившимися к солнцу и различного рода развлечениям, в том числе и постельным. «Ромео» должны были выявлять и привораживать к себе секретарш, работавших в правительственных учреждениях и политических партиях. После того как эти женщины безнадежно увязали в любовных интригах и им обещали жениться, «Ромео» признавались в том, что они работают на разведку ГДР, и умоляли помочь им в выполнении их шпионских заданий. Они утверждали, что в противном случае им придется вернуться домой. Одному Богу известно, сколько несчастных женщин попало в сети Штази. За десять лет, с 1970 по 1980 годы, контрразведке ФРГ удалось разоблачить пятнадцать шпионок, причем пять из них было схвачено в одном лишь 1979 году. Сотрудник института по внутригерманским делам Гюнтер Бух считает, что в пользу ГДР шпионило не менее 50 женщин. Нескольким удалось сбежать в Восточную Германию, а другим пришлось отбывать наказание, причем в некоторых случаях до пяти лет тюрьмы.

В 1977 году 31-летнюю Дагмар Калиг-Шеффлер приговорили к 4 годам и 3 месяцам тюремного заключения по обвинению в шпионаже. Привлекательная брюнетка с 1975 года работала секретаршей в канцелярии Гельмута Шмидта. В шпионские сети ее затянули в 1973 году, когда она отдыхала в Варне, на черноморском побережье Болгарии. Там с ней познакомился красивый молодой мужчина, который неустанно осыпал ее комплиментами. Он представился Гербертом Шретером, инженером из Берлина. Дагмар, которая незадолго до этого развелась, с удовольствием принимала ухаживания такого симпатичного соотечественника. Она по уши влюбилась в него, и к тому времени, когда ей стало известно, что ее любовник живет в Восточном Берлине, ей уже было наплевать, что эта часть города принадлежала коммунистам. «С Гербертом я впервые испытала оргазм», — позднее заявила она суду. Ее вербовка была рутинной процедурой. В то время Калиг-Шеффлер работала в Боннском университете.

В следующем году она навестила Шретера и прошла первоначальный курс разведподготовки. Согласно полученным от Штази инструкциям она должна была начать изучение английского языка и попытаться устроиться на работу в администрацию федерального канцлера. Проверка ее связей и биографии, продолжавшаяся десять месяцев, не выявила ничего подозрительного: никаких долгов и никаких родственников за железным занавесом. Дагмар приняли на работу в департамент стран Европы ведомства федерального канцлера, где она развернула весьма успешную шпионскую деятельность, фотографируя секретные материалы и снимая с них копии. В число последних входила переписка между Гельмутом Шмидтом и президентом США Джимми Картером. Год спустя она побывала в Восточном Берлине, где вышла замуж за Герберта Шретера. До самого своего ареста она не знала, что Шретер уже был женат и что ее брак являлся дьявольской инсценировкой, придуманной Маркусом Вольфом и его окружением. Не знала она и того, что Шретер был также любовником Герды Остенридер, работавшей секретаршей в министерстве иностранных дел ФРГ, выдававшей коммунистам внешнеполитические секреты своей страны, Шретер вскружил Остенридер голову в Париже, где та изучала французский язык.

Монахиня-шпионка

В одну из наиболее гнусных в нравственном отношении операций, которую когда-либо проводила Штази с помощью «Ромео», была вовлечена бывшая монахиня Ордена Святого сердца, работавшая в религиозной миссии в Бразилии с 1957 по 1965 год. Затем эта женщина по имени Эдит Дрекслер вернулась в Западную Германию и ушла из Ордена, чтобы поступить в Мюнхенский университет. Позднее она побывала в Ростоке в Восточной Германии, где ее завербовал «Ромео». Тридцатипятилетняя женщина не устояла перед букетами красных роз, влюбилась, и дальше все пошло как обычно. «Ты должна помочь мне в моей работе, или мне придется дорого за это заплатить». Вернувшись в ФРГ, Дрекслер поступила на работу в научный институт, консультировавший министерство науки и техники по вопросам политики в отношении ГДР и других стран Восточной Европы. Очевидно, ее считали очень ценным источником, поскольку к ней для связи специально приставили пару глубоко законспирированных курьеров, живших в Западной Германии. Время от времени Дрекслер виделась со своим любовником, совершая нелегальные поездки в ГДР, потому что, по его словам, ему не был разрешен выезд на Запад. По наивности она верила ему до самого своего ареста, состоявшегося в 1991 году. Больше она его не видела. Несмотря на то, что против Эдит Дрекслер уже были выдвинуты обвинения, главный прокурор Кобленца Манфред Килинг проявил редкое в таких случаях чувство сострадания, В германском уголовно-процессуальном кодексе предусмотрена процедура, по которой прокурор может просить суд разрешить ему отозвать уже выдвинутые обвинения. Килинг так и сделал — при условии, что Дрекслер пожертвует на благотворительность 10 000 марок (6250 долларов). Председатель суда Иоахим Фоннаме согласился с этим решением.

Любовник-датчанин

В результате такой же до идиотизма простой операции в сети Штази угодили Маргарет Любиг и ее сестра Марианна Ленцков. Все началось в 1960 году, когда Анита Брюнгер, официантка одного из ночных клубов Бонна, пригласила Марианну Ленцков в Берлин на празднование своей помолвки. Она пообещала познакомить там Марианну с неким красивым мужчиной. Поездку оплачивал жених Брюнгер Эрик Михельсон, певец ночного клуба. Родившийся в Дании Михельсон был восточно-германским шпионом, имевшим весьма подходящий псевдоним «Певец», а официантка исполняла при нем роль вербовщицы и курьера. Марианна Ленцков, которой в ту пору исполнился 31 год, развелась со своим первым мужем. Молодой женщине наскучило одиночество, и она была не прочь пофлиртовать. Она работала оператором телетайпа в министерстве внутренних дел, которое контролировало деятельность контрразведки. В Берлине Михельсон познакомил Марианну Ленцков с «Калле» Шраммом и Каем Петерсеном, привлекательными мужчинами, которые утверждали, что являются сотрудниками датской военной миссии. В действительности они были офицерами главного управления «А» Штази. Шрамм, например, сыграл решающую роль в вербовке Габриэлы Гаст, сотрудницы БНД. Петерсеном был восточно-германский актер Роланд Гандт, которого к сотрудничеству в качестве «Ромео» привлек Шрамм. Гандту дали псевдоним «Венске».

После нескольких свиданий в Берлине с Шраммом Марианну пригласили на уик-энд в «дом для гостей датской миссии» в Плауэне близ Хемница. Ее подружка Анита Брюнгер не поехала в Плауэн: свою задачу она уже выполнила. Гандт и Шрамм попросили женщину собрать для них кое-какую информацию. Они объяснили, что Дания вынуждена собирать информацию тайно. Дескать, страна это маленькая и ее партнеры по НАТО с ней мало считаются. Наивная до глупости Марианна Ленцков подписала обязательство о сотрудничестве с «датской разведслужбой» и стала передавать Штази секретные сообщения, поступавшие по телетайпу, включая те, которые касались разыскиваемых шпионов. Ее курьерами были официантка бара и певец.

В 1961 году сестра Марианны, двадцати пятилетняя Маргарет Любиг, которой никак не удавалось выйти замуж, заговорила о своем одиночестве и о том, что ей очень хочется познакомиться с подходящим мужчиной. Марианна тут же известила об этом Шрамма, предложив, чтобы Гандт встретился с ней и ее сестрой в Вене. Шрамм быстро согласился, потому что знал, что Любиг работает секретаршей-переводчицей в министерстве обороны, и давно уже намеревался завербовать ее. В австрийской столице симпатяга Гандт играл роль щедрого хозяина, и Любиг, найдя любовь своей жизни, была вне себя от восторга. Задолго до отъезда сестер из Вены Маргарет согласилась шпионить для Дании. Ей дали псевдоним «Роза». Любиг встречалась с Гандтом в Вене еще три раза. Во время последнего свидания Маргарет потеряла свою девственность, и пара отпраздновала свою помолвку. Гандт подарил ей дорогое кольцо с бриллиантом, купленное на деньги Штази. Маргарет отплатила ему копиями секретных военных документов. Позднее ей время от времени дарили ценные украшения и однажды деньги — 5000 марок. Властям так и не удалось установить, в какую сумму обошлись Штази шпионские услуги Маргарет.

С 1963 и до ухода на пенсию в 1989 году Любиг работала в офисе представителя ФРГ в штаб-квартире НАТО в Фонтенбло, близ Парижа, а затем в аппарате военного атташе посольства ФРГ в Риме, Она имела возможность снимать копии или перефотографировать секретные документы, касавшиеся оборонной политики и планирования производства вооружений. Во время зимнего отпуска в швейцарском городке Арозе Любиг ^— очень набожная прихожанка, каждый день посещавшая церковь, — сказала своему жениху, что хочет очистить свою совесть. Она сказала, что хочет исповедоваться в своих грехах священнику и, если необходимо, своему начальству. Встревоженный ее намерением Гандт предложил ей поехать вместе с ним в Копенгаген, где она могла бы исповедоваться и встретиться с его начальником. Любиг согласилась. Гандт сообщил обо всем Шрамму, в голове которого роился дьявольски изощренный план.

Следующим летом Любиг взяла несколько недель отпуска и отправилась в Данию, чтобы приобрести элементарные познания в датском языке и подготовиться к исповеди. Тем временем сотрудники Штази сняли два дома на окраине датской столицы. Один был резиденцией «начальника» Гандта, а другой — домом его «матери». В последнем остановилась она со своим женихом. Фальшивая мать была восточной немкой, агентом Штази, проживавшей в Швеции. После прибытия Любиг в Копенгаген Гандт представил ее своему начальнику, «генералу». Эту роль сыграл член датской компартии немецкого происхождения. Затем Гандт отвел Любиг в находившуюся поблизости католическую церковь на исповедь к «священнику», который владел немецким языком и которым в действительности был агент Штази Карл-Гейнц Хюппе, подчиненный Эгона Лоренца. Женщина призналась в своем преступлении, однако Хюппе удалось утешить ее. Он сказал ей: «С одной стороны, эти поступки непростительны, но с другой — не предосудительны». На следующий день Любиг вернулась в штаб-квартиру НАТО и продолжила свою шпионскую деятельность.

Эта игра продолжалась до начала 1990 года, когда на Запад после неприятного разговора с генерал-майором Штази Ральфом-Петером Дево сбежал полковник Гейнц Буш, начальник отдела главного управления «А». Интеллектуал Буш давно тяготился своей работой, а тут новый начальник разведки Вернер Гроссман назначил его своим представителем на так называемых беседах за круглым столом, в которых принимали участие правительственные чиновники и диссиденты, чье влияние резко усилилось после падения Берлинской стены. Сутью этих бесед была ликвидация министерства государственной безопасности. Перед добродушным и приветливым Бушем была поставлена задача убедить противную сторону в том, что те, кто работал на восточно-германскую разведку, делали это в интересах мира и что теперь необходимо уберечь их от ареста. Вскоре, однако, Буш понял, что является пешкой в игре Гроссмана и Вольфа. Последний в 1987 году ушел в отставку, но продолжал оставаться влиятельной закулисной фигурой. Оба они хотели сохранить службу внешней разведки в неприкосновенности в качестве инструмента «нового» социалистического правительства с демократическим лицом. Осознав, что ГДР обречена, Буш поменял хозяев и стал весьма ценным приобретением для БНД. Он рассказал о работе с чрезвычайно секретными документами, добытыми шпионскими методами. Буш знал агентов лишь по псевдонимам, однако по роду информации, поступавшей от них, вычислил, где их можно обнаружить. Следователям удалось найти недостающие кусочки мозаики и составить всю картину. Последовали многочисленные аресты. Была арестована и Маргарет Любиг, которая сразу же во всем созналась. Учитывая ее чистосердечное раскаяние и готовность помочь следствию, судья дюссельдорфского суда Инна Обст-Эллерс приговорила ее к полутора годам условно. Сестра Маргарет Марианна Ленцков скончалась до начала процесса. Их куратор из Штази Лоренц умер в 1989 году.

«Ромео» и «Ромьетты»

восточно-германские спецслужбы в целях вовлечения иностранных официальных лиц с иной сексуальной ориентацией в сомнительные ситуации, которые затем можно было бы использовать для шантажа, привлекали «Ромео»-гомосексуалистов. По этой причине власти крайне неохотно принимали на должности, имевшие отношение к государственным тайнам, лиц, о которых было известно с достаточной долей уверенности, что они являются гомосексуалистами. Эгон Штреффер, гражданский сотрудник министерства обороны, был завербован своим другом Дитером Поппе, глубоко законспирированным агентом восточно-германской военной разведки. Штреффер занимался шпионской деятельностью с 1969 вплоть до своей смерти в возрасте сорока трех лет, последовавшей в 1989 году. Он передавал Поппе секретные протоколы совещаний в министерстве и планы оборонительных сооружений. Он дослужился до поста заместителя начальника архивного отдела министерства и пользовался уважением коллег — настолько, что министр обороны Герхард Штольтенберг в газетном некрологе отозвался о нем как о «честном и пользовавшемся популярностью сотруднике». Вербовщик Поппе, который предложил свои услуги военной разведке ГДР в 1966 году, был арестован в 1990 году. Его выдал перебежчик. Коммунистические хозяева выплатили Поппе за все время его шпионской деятельности около 110 000 марок. Обвиненный в шпионаже с отягчающими последствиями, Поппе в декабре 1991 года был приговорен к шести годам тюрьмы.

С немалым успехом использовались и другие вариации этой игры. Штази привлекала к сотрудничеству многих восточно-берлинских проституток, которые соблазняли западных чиновников и бизнесменов. Их постельные забавы фиксировались с помощью аудиовизуальных средств, после чего этих людей шантажировали. Такие проститутки обычно околачивались в барах самых шикарных восточно-берлинских отелей. Весьма примечательно, что автору этой книги удалось обнаружить лишь один случай, в котором мужчина дипломат попался на удочку современной Мата Хари.

В список лиц, намеченных для вербовки лично Маркусом Вольфом, попал Генрих Луммер, известный политик из Христианско-Демократического Союза, отвечавший в западноберлинском сенате за внутренние дела. Соблазнительная «ласточка» из Штази Сюзанна Рау затащила Луммера в постель в восточно-берлинском отеле, где сотрудник главного управления «А» заснял Луммера голым сверху на проститутке. Когда сотрудники Штази предъявили эти фотографии Луммеру и попытались шантажировать его, политик выставил их вон и информировал о случившемся контрразведку. В схожей ситуации оказался и один американский журналист. Вернувшись в свой номер вечером, он застал там двух незнакомцев. В ответ на законный вопрос, что им здесь понадобилось, один из мужчин показал на кровать, на которой веером было разложено около полдюжины фотографий, где журналист был запечатлен в момент полового акта с женщиной, которую ему наверняка подсунула Штази. Сразу же сообразив, что должно за этим последовать, журналист не потерял присутствия духа. Улыбнувшись, он сказал: «Великолепно… Я возьму парочку этого экземпляра, один вот этот, один…». Сотрудники Штази поспешили прочь, позабыв забрать фотографии.

Политики-шпионы

Штази удалось внедрить несколько шпионов в ведомство федерального канцлера. Однако почти никто из них не мог сравниться по своей эффективности с Гюнтером Гийомом. По большей части это были канцелярские служащие с ограниченным доступом к секретам западногерманского политического лидера. Два агента были раскрыты, но им удалось избежать ареста, скрывшись в ГДР. Не было также недостатка в дипломатах и политиках всех партий, желавших продать свою родину, причем желательно подороже. К последней категории принадлежали в основном социал-демократы, партия которые исповедовала идеологию, близкую к идеологии коммунистов.

Три года поисков вывели сотрудников федеральной контрразведки на агента по кличке «Тепфер», которым, по их предположениям, являлся высокопоставленный чиновник администрации канцлера. В 1993 году следователи генеральной прокуратуры ФРГ, разбиравшие архивы Штази, наткнулись на его истинную фамилию. В ходе беседы с одним дипломатом федеральный прокурор Иоахим Лампе, расследовавший сотни дел о шпионаже, обронил слово «Тепфер». Этот дипломат числился в списке подозреваемых лиц, потому что в ходе компьютерного поиска выяснилось, что он был среди тех, кто ездил в Вену, когда там находился начальник разведки Маркус Вольф. После допроса дипломата попросили зайти в министерство иностранных дел. Там находился бывший офицер Штази, курировавший Тепфера, но не знавший настоящего имени шпиона. Ему был задан вопрос, не является ли дипломат его бывшим подопечным. Офицер ответил, что никогда не встречал этого человека. Затем он спросил дипломата, где тот собирается провести следующие несколько дней. Дипломат ответил: «В доме моего друга Кнута Грендаля». Грен даль был под подозрением, однако конкретных доказательств его вины детективам обнаружить не удалось. Теперь Грендаля задержали для допроса, в ходе которого офицер Штази и опознал его.

Арест Грендаля можно сравнить со взрывом, ударная волна которого до самого основания потрясла боннскую бюрократию и социал-демократическую партию. Шпион оказался близким сотрудником вице-председателя СДПГ Вольфганга Тирзе. Грендаль, партийный идеолог, был завербован Штази в середине 60-х, когда он изучал право. Вербовка была проведена с далеким прицелом. Перед Грендалем была поставлена задача внедриться в правительство, и он вскоре ее начал выполнять. Сначала он поступил на работу в министерство по внутригерманским делам, которое занималось изучением обстановки в ГДР. Работая там, он смог выявить некоторых информаторов министерства, поставлявших из ГДР важные политические и экономические сведения, иногда чрезвычайно секретного характера. В течение двух лет, с 1986 по 1988 год, Грендаль занимал пост политического советника постоянного представителя ФРГ в Восточной Германии. Это была квазидипломатическая работа. В силу своего положения он имел доступ ко всей корреспонденции политического характера, исходившей из администрации канцлера Гельмута Коля, которая касалась политики ФРГ в отношении Восточной Германии. Вот почему контрразведчики думали, что шпиона следовало искать именно там. Грендаль был отвратительным типом. Иллюстрацией того, как низко он пал, может служить следующий факт. Он завел любовную интрижку с женой коллеги. Этот коллега узнал обо всем и поставил в известность главу своего представительства в Восточном Берлине. Тот вызвал к себе Грендаля и сообщил ему, что его откомандировывают обратно в Бонн, поскольку существуют опасения, что сотрудники Штази могут шантажом принудить его к сотрудничеству. Грендаль не стал отрицать свою связь с женщиной и согласился с тем, что представлял собой теперь удобную мишень для шпионажа.

В ходе следствия Грендаль сознался в том, что на встрече с генералом Вольфом он выступал под именем своего друга-дипломата. У него были и другие тайные встречи в Копенгагене, Париже, Венеции и Флоренции. Во время последней встречи с преемником Вольфа генералом Вернером Гроссманом, которая состоялась в Восточном Берлине весной 1990 года, его заверили, что все документы, касавшиеся его деятельности, уничтожены, однако Гроссман никак не мог предвидеть ситуации с перебежчиком. Грендаль не получал денег за свои услуги, за исключением компенсации дорожных расходов и изредка дорогих подарков. Его приговорили к трем с половиной годам тюремного заключения. Суд высшей инстанции сократил этот срок до трех лет.

Карл Винанд, бывший управляющий делами парламентской фракции СДПГ, был приговорен в июне 1996 года к двум с половиной годам заключения и штрафу в 1 миллион марок (750 000 долларов). Шестидесятидевятилетний политик и доверенное лицо лидеров СДПГ, включая канцлеров Вилли Брандта и Гельмута Шмидта, тринадцать лет работал на восточно-германскую разведку. Винанд изо всех сил отрицал обвинения, однако улик было более чем достаточно. Бывший полковник Штази Альфред Фолькель, которому предъявили дело, найденное в архивах Штази, признал, что является курьером Винанда, действовавшего под псевдонимом «Штрайт». В приговоре суда было упомянуто о том, что Винанд ежемесячно получал от Штази 10 000 марок (5000 долларов).

В мае 1995 года повесился Бодо Томас, член парламента Западного Берлина и кабинета бургомистра. Тем самым он избежал суда за шпионаж. Социал-демократ, любитель элегантных костюмов и дорогих сигар, владелец большой коллекции игрушечных солдатиков, Томас был обвинен в том, что он работал на Штази в течение двадцати шести лет.

Вильям Борм, бывший депутат бундестага от свободных демократов, умерший в 1987 году в возрасте девяноста двух лет, шпионил в пользу ГДР с 1973 года. В свое время Борм отсидел девять лет в восточно-германской тюрьме. Его обвинили в том, что он является поджигателем войны и ведет подрывную деятельность против существующего режима — типичное обвинение против диссидентов. Его арестовали в 1950 году, когда он ехал в автомобиле по территории ГДР. В тюрьме ему, очевидно, хорошенько промыли мозги. В то время Борм был заместителем председателя СвДП. Отбыв наказание, он поселился в Бонне, был избран в бундестаг, где работал в комитетах по внутригерманским делам и внешней политике. Ярый сторонник примирения с восточно-германским коммунистическим режимом, Борм обратил на себя внимание контрразведки еще в 1973 году, однако доказательства его шпионской деятельности обнаружить не удалось. Раскопки в архивных залежах Штази в 1991 году показали, что он передавал на Восток протоколы секретных политических дискуссий и был агентом влияния. Многие его речи и газетные статьи были написаны экспертами по дезинформации из Штази. В 1993 году Борма наградил лично Маркус Вольф, что свидетельствует о его значительных заслугах.

Когда по этому поводу попросили высказаться председателя СвДП графа Отто фон Ламбсдорфа, тот лаконично ответил: «Эта новость не удивила нас. Мы давно знали об этом». Одной из секретарш Борма была Иоганна Ольбрих, которую в 1991 году приговорили к двум с половиной годам заключения. Ей было шестьдесят семь лет. Бывшая школьная учительница Ольбрих предложила свои услуги Штази в 1966 году из чисто идейных побуждений. Для нее составили легенду, по которой она стала Соней Люнебург, парикмахером из Западного Берлина, которая переехала на жительство в Восточную Германию. Ольбрих въехала в ФРГ через Францию. Ей дали задание устроиться на работу к Борму. Знал ли он, что она также была шпионкой, — неизвестно, это так и не удалось выяснить. Как бы там ни было, но впоследствии Борм рекомендовал ее на другие работы в правительственных структурах. Получив предупреждение о предстоящем аресте — компьютеры контрразведки вычислили ее, — она бежала в Восточную Германию. После краха ГДР Ольбрих арестовали.

Райнер Отт имел задание устроиться на работу в министерство по внутренним делам, которое получил в 1972 году, когда согласился стать глубоко законспирированным агентом Штази. После того как ему не удалось выполнить задание, он привлек к сотрудничеству своего брата-близнеца Рейнгарда. Рейнгард имел степень доктора экономических наук и состоял в консервативном Христианско-Демократическом Союзе. Будучи экономическим советником фракции ХДС в парламенте земли Северный Рейн-Вестфалия, он имел доступ ко многим партийным секретам. Вдобавок ему удавалось извлекать и другую очень важную информацию, контактируя с высокопоставленными чиновниками. Братья Отт были арестованы в 1992 году, В августе 1994 года их признали виновными в шпионаже. Райнер отделался легко, получив один год условно, а Рейнгарда приговорили к четырем годам тюрьмы, штрафу в 250 000 марок (156 000 долларов) и поражению в гражданских правах на три года.

Гражданская полиция: шпион на шпионе

Едва ли был какой-либо полицейский департамент в Западной Германии, в который Штази не удалось бы проникнуть. Сотрудники полиции, давшие присягу служить закону, без зазрения совести передавали на Восток ценную информацию: списки разыскиваемых лиц и планы действия в чрезвычайных ситуациях. То же самое можно сказать и о земельных управлениях ведомства по охране конституции, которые отвечали за борьбу с экстремизмом правого и левого толка и со шпионажем.

Личные финансовые проблемы заставили Рольфа Грюнерта, капитана гамбургской полиции и председателя ассоциации детективов германской полиции, предложить свои услуги Штази. В начале семидесятых Грюнерт приехал в Восточный Берлин и сказал пограничнику, что хочет встретиться с представителем министерства государственной безопасности. Всякого, кто появлялся на границе с такой просьбой, автоматически передавали в управление внутренней контрразведки генерала Кратча. Кратч был только рад заполучить агента, который был и авторитетным детективом, и членом совета по делам личного состава своего департамента. Однако шпионская карьера Грюнерта, в течение которой он передал Штази все внутренние секреты своего ведомства, оказалась недолгой. В 1978 году контрразведчики отследили один подозрительный телефонный звонок в Восточный Берлин и вышли на Грюнерта. Номер телефона, найденный у него, принадлежал конспиративной квартире Штази. Его приговорили к двум с половиной годам тюрьмы.

Капитан западно-берлинской полиции Харальд Вайхерт также жил не по средствам и попытался увеличить доходы за счет Штази, Его отец, ветеран компартии, помог ему в 1968 году установить контакт с Штази. Тогда Вайхерту было двадцать семь лет. Харальд, в свою очередь, завербовал своего старшего брата Ганса, водителя грузовика, в качестве курьера. Как выяснилось на суде, Харальд Вайхерт поставлял информацию о структуре полицейских подразделений, их численности, состоянии готовности, а также списки разыскиваемых лиц, и даже подключился к полицейскому компьютеру. Братьев-шпионов снабдили особым инфракрасным устройством, с помощью которого они могли подавать сигналы через Берлинскую стену, чтобы встретиться с кураторами. Все данные на них были обнаружены в архивах Штази после объединения. Несмотря на всю серьезность их преступных деяний, за которые братья получили не более 70 000 марок (43 750 долларов), суд вынес им чрезвычайно мягкие приговоры. Харальда приговорили к двум годам условно и оштрафовали на 6000 марок (3750 долларов). Его брат Ганс получил один год условно.

Бывшая служащая полиции Мария Траутман отделалась полутора годами условно и штрафом в 1500 марок (940 долларов). Траутман ушла из полиции баварского города Регенсбург в 1986 году после того, как ей не досталась должность, на которую она, по ее мнению, имела больше прав в силу своей высокой квалификации, чем ее коллеги-мужчины. «Кроме того, меня постоянно лапали мои коллеги, и мне это ужасно надоело». Она написала письмо в Штази с предложением своих услуг. Восточно-германская разведка согласилась взять ее на работу при условии, если она вернется в полицию или устроится в управление контрразведки в Мюнхене. Ей обещали разовое пособие в размере 20 000 марок (12 500 долларов) и ежемесячную зарплату в 2000 марок (1250 долларов). Однако прежде, чем ее деятельность начала приносить ощутимые результаты, ГДР рухнула, и Траутман так и не получила от Штази ни единого пфеннига.

Проникновение в органы контрразведки

Когда в 1952 году в добавление к федеральному ведомству были образованы земельные управления по охране конституции, их штаты состояли преимущественно из опытных детективов, набранных из различных полицейских подразделений. Это привело к тому, что проверка в ряде случаев была просто формальностью, так как детективы, чей предыдущий послужной список был незапятнанным, считались вне всяких подозрений. В результате восточно-германские шпионы внедрились во все одиннадцать земельных управлений по охране конституции. Федеральным и земельным контрразведчикам приходилось работать на пределе своих сил и возможностей, чтобы отразить этот натиск, потому что они еще должны были присматривать за правыми и левыми радикалами.

На региональном уровне дело Ганса-Иоахима Адама по своему значению шло следом за предательствами федеральных контрразведчиков Курона и Тидге. Разочаровавшись в профессиональной карьере, многие полицейские стали предлагать свои услуги Штази. Так произошло и с Адамом. Пятидесятилетний старший инспектор полиции набрал номер телефона главного управления «А» Штази, который был ему известен — ведь он сам работал в контрразведке, — и просил соединить его с отделом контрразведки. Он сказал, что располагает информацией о местонахождении Вернера Штиллера, старшего лейтенанта, служившего в отделе научно-технической разведки. Штиллер, которому тогда был тридцать один год, перебежал в 1979 году на Запад и выдал десятки агентов, работавших на его отдел. Ущерб от его предательства был настолько велик, что министр госбезопасности Мильке пообещал награду в один миллион восточных марок тому, кто доставит Штиллера живым или мертвым. Адам, работавший в управлении по охране конституции земли Нижняя Саксония в Ганновере, так и не передал Штиллера в руки Штази, однако Штази все-таки приняла его на работу. До ноября 1989 года он двадцать три раза встречался со своими кураторами и передал им копии совершенно секретных документов, касавшихся методов выслеживания агентов Штази. По данным генерального прокурора, Восточно-германская разведка выплатила ему не меньше 300 000 марок (188 000 долларов). Адама выдал перебежчик из органов госбезопасности, и в октябре 1990 года он был арестован. Шесть лет спустя его приговорили к семи годам тюрьмы.

Еще один контрразведчик из Нижней Саксонии, Вильгельм Бальке, который тридцать лет работал на МГБ ГДР, был в 1994 году приговорен к девяти годам заключения. Он должен был также вернуть государству 250 000 марок (156 000 долларов), полученных от Штази, и был приговорен к поражению в гражданских правах сроком на пять лет. В приговоре суда было сказано, что в результате предательства Бальке деятельность его управления была полностью парализована.

Не избежала инфильтрации со стороны Штази и служба федеральной пограничной охраны, в чьи функции входила также охрана всех правительственных зданий в Бонне. Самым нашумевшим было дело директора службы Александра Дамса, разделявшего крайне левые убеждения. Даме начал добровольно шпионить на ГДР еще в 1963 году, когда ему был 21 год. После окончания университета Даме попытался поступить на дипломатическую службу, однако провалился на вступительном экзамене. Тогда он подал заявление в пограничную охрану и был принят. Он успешно поднимался по служебной лестнице, не забывая при этом передавать Штази все, что могло представлять хоть какой-то интерес для его восточно-германских хозяев. На процессе Дамса в 1991 году выяснилось, что он снабдил Восточный Берлин технологией изготовления нового западногерманского паспорта, который, как считалось, невозможно было подделать. Он также передавал циркуляры на разыскиваемых лиц, копии просьб о содействии со стороны БНД и БФФ. Он встречался с кураторами в Германии и других странах Европы, включая Грецию, Швейцарию, Италию, Британию, Австрию и Финляндию. В ознаменование двадцатилетия шпионской деятельности Дамсу было присвоено звание подполковника МГБ ГДР. За эти годы ему было выплачено около 32 500 долларов. После объединения Германии Дамса выдал перебежчик, и в феврале 1991 года его приговорили к шести с половиной годам тюрьмы.

Дипломаты-шпионы

В рядах западногерманского дипломатического корпуса было не менее дюжины шпионов. Большая часть из них была завербована еще во время учебы, в университетах в бурные 60-е годы и в начале 70-х, когда студенческие городки в ФРГ захлестнула волна протестов против войны во Вьетнаме. Многие студенты сочувствовали коммунистам, полагая, что именно они стоят на страже мира во всем мире.

Клаус фон Рауссендорф оказался втянутым в левацкий кружок в 1959 году, когда учился на юридическом факультете западно-берлинского Свободного университета. Он часто посещал идеологические дискуссии в коммунистической части города и был завербован в возрасте двадцати четырех лет.

Все шло так, как планировали в Штази. В 1961 году министерство иностранных дел приняло Рауссендорфа на дипломатическую службу в качестве атташе. Он служил в разных посольствах и поднимался по службе, достигнув ранга советника посольства.

На состоявшемся в 1991 году судебном процессе Рауссендорф признался, что с 1963 по 1972 год тайно встречался с курьерами два раза в год и каждый раз передавал от двух до пяти микрофильмов с копиями секретных дипломатических документов. На этих встречах он также делал устные сообщения. В дополнение к этому дипломат пользовался «мобильными тайниками», пряча секретные материалы в туалетах железнодорожных экспрессов, которые проходили по всей территории Восточной Германии. Последняя тайная встреча, на которой он передал документы курьеру, состоялась в октябре 1989 года, за месяц до падения Берлинской стены.

На последней встрече со связником, которая состоялась в Эссене 22 ноября 1989 года, Рауссендорфу сказали, что связь с ним прекращается. Рауссендорф был арестован 9 апреля 1990 года в возрасте пятидесяти пяти лет. В этот момент он занимал пост исполняющего обязанности представителя ФРГ в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже. Следствие так и не смогло установить, какие именно секреты выдал этот дипломат. Однако, по словам перебежчика из Штази, аналитики оценивали его донесения как «удовлетворительные» и «хорошие» и в нескольких случаях «очень хорошие», На процессе в июне 1991 года суд отметил, что значение шпионской деятельности Рауссендорфа лучше всего иллюстрирует тот факт, что он дважды был принят Маркусом Вольфом и имел звание подполковника МГБ ГДР. За предательство Рауссендорфу заплатили около 100 000 марок (около 62 500 долларов). Он был признан виновным в шпионаже из корыстных побуждений и получил шесть лет тюрьмы.

Хаген Блау, советник посольства, также признанный виновным в шпионаже и коррупции, в ноябре 1990 года был приговорен к шести годам тюрьмы, как и Рауссендорф. Его тропа к измене и дипломатическая карьера были почти такими же, как и у Рауссендорфа.

Блау поступил на дипломатическую службу в 1961 году и работал в посольствах ФРГ в Токио, Вене и Лондоне, и, наконец, заместителем посла в Коломбо, Шри Ланка. У Блау имелся миниатюрный фотоаппарат, который был вмонтирован в портсигар, изготовленный в ГДР. Работая в Лондоне, он постоянно консультировался с представителями союзных держав. Эти консультации были посвящены выработке общих позиций на переговорах о сокращении вооружений с Советским Союзом. Кроме того, Блау участвовал в переговорах, касавшихся вступления Великобритании в Европейское Экономическое Сообщество — «Общий Рынок». Все, что только попадало в руки Блау, переправлялось в Штази. Там эту информацию анализировали и делились ею с КГБ, что давало советским представителям явное преимущество за столом переговоров. По словам генерального прокурора ФРГ, благодаря Блау коммунисты были осведомлены о позиции Западной Германии и других западных стран по отношению к Китаю. В МГБ ГДР его ценили, иначе его не принял бы сам Вольф. Блау, по его собственным словам, никогда не требовал денег от Штази, но дважды согласился взять по 6000 долларов по настоянию своего «куратора» во время тайных встреч в Шри Ланке. О Блау отзывались как о блестящем аналитике. В противоположность этому отставной посол Гюнтер Диль сказал: «Я дал ему неудовлетворительную оценку, когда он в течение года работал у меня в Токио. Он довольно умный человек, однако его мышление было настолько хаотичным, что не давало никаких осязаемых результатов». На вопрос, почему, по его мнению, Блау работал на коммунистов, Диль сказал следующее: «Этот человек страдал большим самомнением. Он был убежден, что безусловно прав с моральной точки зрения, а такие вещи, как Берлинская стена и угнетение населения Восточной Германии, его совершенно не волновали».

Людвиг Паули, старший советник министерства иностранных дел, спутался с подброшенной сотрудниками Штази «ласточкой» и под угрозой предания предосудительной связи гласности согласился стать шпионом. Пока, насколько мне удалось установить, Паули был единственным, кто попал в эту ловушку и позднее был разоблачен. За свои прегрешения он заплатил четырьмя годами тюрьмы в 1992 году. Если бы он сообщил о том, что оступился и что его шантажирует Штази, своему начальству, возможно, его ждало бы лишь дисциплинарное наказание в виде понижения в должности на одну ступень. Падение Паули подстроил один немецкий «журналист», с которым он познакомился, работая в посольстве ФРГ в Белграде. Журналист вовлек дипломата в сексуальную эскападу с югославской красоткой. После этого «журналист» представился офицером Штази и пригрозил разоблачением, если Паули откажется сотрудничать с разведкой ГДР.

Паули получил псевдоним «Адлер» и прошел подготовку по криптографии, фотографированию документов, подпольной радиосвязи и пользованию тайниками. За более чем двадцать лет шпионской деятельности он снял копии практически со всех документов, представлявших интерес для Штази, которые только попадали на его стол в различных консульствах в Европе и министерстве иностранных дел, откуда его впоследствии вывели в наручниках. После падения Берлинской стены и краха коммунистического правительства Паули встретился со своим куратором в Восточном Берлине и согласился продолжить шпионскую деятельность в пользу нового правительства ГДР. На определенной стене в Бонне должны были появиться знаки, нанесенные мелом.

Инфильтрация в правительственные структуры и промышленность

О чем бы ни шла речь: о состоянии экономики ФРГ, о ее боеготовности или ядерных исследованиях, шпионы Штази снабжали руководство коммунистического режима к востоку от Эльбы самой исчерпывающей информацией. Перебежчик Вернер Штиллер сказал сотрудникам западногерманской разведки, что каждые S миллионов марок, затраченных на промышленный и научный шпионаж, давали ГДР возможность сэкономить 300 миллионов марок на научно-технических разработках. Штиллер был старшим лейтенантом, который курировал агентов отдела научно-технической разведки первого главного управления. Технологические карты и прочая документация на новые западные системы вооружения часто попадали в Восточный Берлин еще раньше, чем в войска Западного блока.

Одним из самых опасных «кротов» в министерстве обороны был Вольф-Генрих Прельвитц. Его завербовал бизнесмен, который похвалялся своими связями с богатыми французскими лоббистами. «Не заинтересует ли Прельвитца возможность неплохого побочного заработка?». Позднее он заявлял на суде, что у него имелись сильные подозрения в том, что это предложение сделано восточно-германской разведкой. Тем не менее он принял его. За двадцать один год шпионской деятельности Прельвитц перефотографировал более 100 000 страниц секретнейших документов при помощи миниатюрного фотоаппарата, замаскированного под пачку сигарет, и передал их курьерам Штази. Всего от Штази он получил 820 000 марок (512 000 долларов). Среди секретов, выданных им, была документация на новый многоцелевой истребитель «Торнадо» и танк «Леопард-II». Куратор Прельвитца не хотел, чтобы у его подопечного маячил перед глазами соблазн жить не по средствам в своем родном городе или Бонне, и поэтому его шпионские заработки переводились на номерной счет в швейцарском банке.

Прельвитц пользовался этими деньгами, когда проводил отпуска за пределами Германии. Он был арестован в апреле 1991 года с подачи одного из бывших аналитиков Штази, по словам которого, сведения, переданные Прельвитцем, расценивались как «ценные» и «чрезвычайно ценные». Этой добычей Восточно-германская разведка делилась с КГБ. В мае 1992 года Прельвитц был признан виновным в измене. Высший суд в Дюссельдорфе под председательством судьи Клауса Вагнера приговорил его к десяти годам тюрьмы.

Гейнц Вернер, старшина военно-морских сил ФРГ, написал письмо на восточно-германскую армейскую радиостанцию «Зольдатензендер-904», в котором предложил разведке ГДР свои услуги. Это предложение было принято разведуправлением Национальной Народной Армии. Вернер, которому тогда было двадцать шесть лет, стал желанной добычей, потому что служил оператором телетайпа шифровального отдела. В 1974 году ему было присвоено звание главного старшины, после чего его перевели в штаб округа в Нюрнберг, где он работал с материалом высшей категории секретности. У него была мини-фотокамера и дипломат с потайным отделением, в котором он прятал принесенные документы. Уму непостижимо, как Вернеру удалось избежать разоблачения после того, как он выкрал секретное устройство — шифровальную машину «Электротель». По словам одного перебежчика, ГРУ советского генштаба придавало огромное значение информации Вернера. Измена Вернера была оценена его хозяевами в 250 000 марок (156 000 долларов). Он получил также несколько наград, в том числе золотую медаль «За боевые заслуги перед Национальной Народной Армией». В январе 1991 года его арестовали и девять месяцев спустя судили. Он был признан виновным в государственной измене из корыстных побуждений и нарушении правил обращения с секретными документами. Суд приговорил его к девяти годам тюрьмы.

Вальтер Ливер был завербован разведкой ГДР в 1976 году с расчетом на перспективу. Он учился в Техническом университете Западного Берлина и закончил его со степенью доктора физики. Он прошел подготовку по радиосвязи, фотографированию документов, и использованию тайнописных чернил. Сначала Ливер три года, с 1983 по 1986, работал в государственном центре ядерных исследований в Карлсруэ и регулярно передавал микрофильмы секретных документов. Затем его перевели в финансируемую правительством Ассоциацию прикладных наук в Бонне. До 1989 года он прятал пленки в тайники в поездах-экспрессах, следовавших в Восточную Германию.

В феврале 1994 года Ливера приговорили к трем годам заключения.

Чтобы рассказать о шпионаже в промышленности, потребовалась бы еще одна книга. Самый большой ущерб нанесли математики Петер и Хайдрун Крауты. Петер работал в фирме «Мессершмидт-Бельков-Блом», производящей вооружение, а Хайдрун — в корпорации «Индустри Анлаген».

Супругов завербовали в 1970 году под чужим флагом: вербовщик из Штази выдавал себя за сотрудника американской военной разведки. Довольно скоро супруги догадались, на кого именно они работают, однако не стали рвать уже сложившиеся отношения. Потеря побочного дохода в несколько сот тысяч марок перевешивала все остальные соображения. Супруги шпионили в течение двадцати лет, передав в числе прочих секретов чертежи танков и самолетов. Их псевдонимами были «Зигфрид» и «Кримгильда», герои древнего германского эпоса. Их удалось выявить лишь при разборке материалов в архиве Штази в 1991 году. Год спустя они были признаны виновными в измене. Петер Краут получил девять лет тюрьмы, а его жена — семь.

По данным германской прокуратуры ФРГ, самым высокооплачиваемым восточно-германским шпионом был Петер Кёлер, заработавший всего лишь за четыре года 1,1 миллиона марок (685 700 долларов). Он был инженером западногерманского филиала американской компании «Тексас Инструменте» и поставлял информацию о производстве компьютерных микрочипов, на экспорт которых в коммунистические страны был наложен запрет. В возрасте 54 лет Кёлер был в 1993 году приговорен к четырем годам тюрьмы и штрафу в 460 000 марок (287 500 долларов).

Карл-Пауль Гебауэр, сотрудник «Ай-Би-Эм Спешиел Системз» в портовом городе Вильгельмсхафене на берегу Северного моря, предложил свои услуги Штази в 1975 году, когда ему было около пятидесяти лег. Его компания тесно сотрудничала со сверхсекретным научно-испытательным полигоном № 71 западногерманских ВМС в Экерферде, близ Киля на Балтийском море. То, что Гебауэр прошел проверку по линии военно-морской контрразведки, впоследствии вызвало громкий скандал: у этого человека оказалось преступное прошлое. Вскоре после окончания второй мировой войны он сидел в тюрьме за соучастие в убийстве американского солдата. Его назначение на пост начальника отдела компании по работе с секретными документами граничило с преступной халатностью.

В начале своей шпионской карьеры Гебауэр передал разведке ГДР документацию, связанную с разработками в рамках проекта «Тенне» систем управления военно-морскими соединениями НАТО. Это давало возможность потенциальному противнику выводить из строя эти системы при помощи электронных помех. Приказы командующего флотом не могли бы дойти до отдельных соединений и кораблей, что привело бы к дезорганизации управления. Тогда командиры кораблей вынуждены были бы принимать решения на свой страх и риск. Документация проекта «Тенне» включала также информацию о шифровальной машине «Экрофокс», проходившую по высшей категории секретности. В 1976 году Гебауэр передал коммунистам копии 13 тысяч документов на шести микропленках.

В начале 1980 года «Ай-Би-Эм Спешиел Системз» прекратила свое существование и Гебауэр потерял работу. Однако до этого ему удалось выкрасть сорок папок с секретными документами, каждая в два дюйма толщиной, которые он должен был уничтожить. Несмотря на то, что он уже не мог больше поставлять какие-либо ценные сведения, Гебауэр продолжал время от времени встречаться с сотрудниками Штази, пока в 1986 году связь с ним не законсервировали. За свои услуги Гебауэр получил от Штази не так уж много, каких-то 70 000 марок (43 700 долларов). Гебауэра выдал один из перебежчиков. Он был арестован в 1990 году. Суд в Берлине приговорил его к двенадцати годам лишения свободы.

Шпионы-журналисты

В первые годы после объединения Германии западногерманских журналистов, разоблаченных как агентов Штази, арестовывали пачками. Некоторые из них трудились в ведущих информационных агентствах страны. Несколько человек отправились в тюрьму, но большинство отделалось увольнениями, условными приговорами и штрафами.

В январе 1996 года скончался один из виднейших журналистов послевоенной поры Карл-Гейнц Майер. На гражданской панихиде бургомистр Берлина Эберхард Дипген назвал его смерть «тяжелой потерей» для журналистского мира Берлина. Когда-нибудь, сказал он, будут вспоминать то время, когда «Карл-Гейнц Майер со своей обычной обстоятельностью и человеческой теплотой выпытывал у сильных мира сего их секреты». Месяц спустя Дипгену станет ясно, почему Майер так любил выпытывать секреты. Генеральный прокурор ФРГ заявил, что власти занимались расследованием шпионских связей Майера еще в 1994 году. В 50-е годы этот журналист был западно-берлинским корреспондентом влиятельной газеты «Вестфалише Рундшау», а в 1968 году перешел работать на правительственную радиостанцию «Немецкая волна», главой берлинского корпункта которой и являлся до самого ухода на пенсию. В течение многих лет он был председателем «Берлинской Пресс-Конференции». Это был престижный и влиятельный пост, на который его избрали коллеги, отдававшие дань его таланту. Западно-германское, британское и австрийское правительства в свое время удостоили его высоких наград. Майер подписывал пригласительные билеты на ежегодные обеды своей ассоциации. Эти приглашения были заветной целью всех журналистов, ведь в число гостей входили государственные секретари США Джордж Шульц и Джеймс Бейкер, президент Франции Франсуа Миттеран, президент Израиля Хаим Герцог и канцлер Австрии Бруно Крайский. Майер работал на Штази в течение тридцати лет. Если судить по документам, попавшим в распоряжение властей после объединения Германии, он делал именно то, о чем говорил бургомистр Дипген: выуживал секреты у официальных лиц. Остается неизвестным, как он стал шпионом и какие награды получал от коммунистов. Для восточно-германской разведки, согласно ее собственным документам, Майер был «интересным партнером, который поставлял весьма важную информацию». Сведения о том, что Майер работал на восточно-германскую разведку, поступили скорее всего из ЦРУ, которому один из бывших генералов Штази продал микрофильмы с псевдонимами и настоящими именами 2000 высокопоставленных агентов.

Менеджеры и редакторы левоцентристского журнала «Дер Шпигель» ушам своим не поверили, когда 11 декабря 1990 года генеральный прокурор ФРГ объявил, что глава берлинского бюро журнала Дитхельм Шредер тридцать лет занимался шпионской деятельностью. Родившийся в 1930 году в восточно-германском городе Грайфсвальде, Шредер в последние дни войны сражался в противотанковом отряде гитлерюгенда. Он попал в плен к советским войскам и был освобожден через три месяца. Не исключено, что в плену Шредер идейно перековался, ведь многих его сверстников годами держали в заключении или даже отправляли в ГУЛАГ. После освобождения он продолжил учебу в средней школе. После ее окончания Шредер работал в газете в советской зоне и учился на курсах журналистики и марксизма при Лейпцигском университете. В 1956 году он был принят на работу в главное управление «А» Штази в качестве перспективного агента и отправлен в Западную Германию под личиной «беженца».

Шредер работал в различных информационных агентствах, в том числе и в боннском бюро «Ассошиэйтед Пресс». Вскоре его взяли в «Дер Шпигель» обозревателем по военным вопросам. Здесь ему пришлось контактировать с высшими военными чинами и сотрудниками министерства обороны. В 1964 году была перехвачена радиограмма Штази, адресованная агенту под псевдонимом «Шраммель». В связи с этим Шредер был вызван на допрос в контрразведку. Достаточных оснований для его ареста не было, однако подозрения остались. После этого Шредер стал близким другом министра обороны Манфреда Вернера, с которым он обсуждал военные дела. Вернер хотел назначить его своим пресс-секретарем, но Шредер был членом СДПГ. Шредер также освещал маневры НАТО и беседовал с главнокомандующим войсками этого блока Александром Хейгом. Он был хорошо знаком и с его преемником Бернардом Роджерсом, Богатство и разнообразие информации, поставляемой Шредером, произвело большое впечатление на его кураторов. В середине 80-х годов Шредер по причинам, известным лишь ему одному, прекратил шпионскую деятельность. Десять лет спустя журналиста-шпиона выдал его бывший куратор. В ноябре 1992 года Шредер был приговорен к двадцати одному месяцу условно и уволен из редакции журнала «Шпигель», где он в год зарабатывал 280 000 марок (175 000 долларов).

Причины успехов Вольфа

Эти огромные успехи восточно-германской разведки были не случайностью, но предсказуемым результатом дальновидного и досрочного планирования. Не довольствуясь агентурой, внедренной до 1945 года, Маркус Вольф и его советские наставники почуяли беспрецедентные возможности, открывшиеся перед ними в связи с расколом Германии и началом холодной войны. Западная Германия, которая на востоке граничила с двумя коммунистическими странами — ГДР и Чехословакией, стала передовой линией обороны НАТО. В ФРГ было расквартировано до 600 000 американских, британских, французских, канадских и бельгийских войск. Неуклонно росла экономическая мощь страны, ее демократическое правительство было стабильным и пользовалось все большим влиянием в мировых делах. В противоположность этому Восточная Германия, изолированная от Запада, прозябала. Таким образом, Западная Германия была главной целью военного, политического и промышленного шпионажа. Делались также попытки дестабилизировать обстановку там через кампании дезинформации и агентов влияния. Советские спецслужбы, а также их польские, чешские и венгерские союзники проявляли большую активность в ФРГ, Однако основную часть подпольных операций проводила разведка ГДР. Восточные немцы пользовались такими очевидными преимуществами, как общее культурное наследие и общий язык с западными немцами. Это облегчало информацию, связь и контроль. Кроме того, сотни граждан ФРГ имели в ГДР родственников и Штази было сравнительно нетрудно принудить первых к сотрудничеству, шантажируя угрозой благополучия их родных. В конце пятидесятых дальновидный Вольф, бывший тогда генерал-майором и заместителем министра госбезопасности, приказал приступить к вербовке новых, молодых кадров, многие из которых только что закончили средние школы или университеты. Эти молодые мужчины и женщины прошли спецподготовку и были отправлены в Западную Германию в качестве перспективных агентов. Некоторые, подобно Гюнтеру Гийому, потратили годы на то, чтобы пробиться в высший эшелон правящей элиты, и лишь после этого их деятельность стала давать огромную отдачу.

Именно в этот период, когда Штази окончательно состоялась как мощная, высокоэффективная спецслужба, аппарат ее разведки переехал в министерский квартал и получил название главного управления «А». Вольф добился увеличения ассигнований и штатов. За два-три года сформировалась окончательная структура управления из тринадцати отделов, отвечавших за разведывательные или контрразведывательные операции. Административные, аналитические и научно-технические службы были объединены еще в четырнадцать отделов и рабочих групп, включая отдел подделки документов. Штази превратилась в мощное оружие коммунистов.