Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР

В 1956 году Троицын понедельник выпал на 20 мая. Следуя вековой традиции, немцы отмечали трехдневный уик-энд в кругу, семьи или выезжали на лоно природы, чтобы насладиться свежей зеленой листвой и ароматом цветущих садов. Более набожные христиане пошли в церковь, чтобы отпраздновать приход Святого Духа к апостолам. Однако у Хорста Гессе не было никаких намерений ехать за город или посещать церковные богослужения. Он решил воспользоваться грубейшей оплошностью охраны, чтобы нанести мощный удар своему работодателю — военной разведке американской армии.

В половине первого ночи 20 мая Гессе вошел в двухэтажную виллу, располагавшуюся по адресу Айзенманштрассе, 4, тихой, немноголюдной улице в Вюрцбурге, на северо-западе Баварии. На этой вилле размещалось подразделение 522 батальона военной разведки армии США, которое вело разведку в Восточной Европе.

Внутрь виллы немец проник без всякого труда, поскольку у него были ключи от входной двери и он имел все права находиться там. Гессе был вербовщиком и главным агентом американской военной разведки.

Оказавшись в холле, Гессе набрал нужный код на замке стальной двери, преграждавшей путь на второй этаж. Затем он направился в кабинет капитана Джеймса Кемпбелла, командира подразделения. За письменным столом стояли два полевых сейфа оливкового цвета марки «Мозлер». Каждый сейф весил 110 фунтов и имел размеры 123/8 дюйма в высоту, 157/16 дюйма в ширину и 17 дюймов в толщину. Эти сейфы были самым надежным местом для хранения секретной документации. Такие же сейфы когда-то устанавливались в почтовых вагонах. Их начали производить во время второй мировой войны, и военные спецификации не предусматривали их защиты от взлома, а лишь против несанкционированного проникновения. Однако вместо простого замкового механизма, который отпирался ключом и мог быть сбит выстрелом из ружья, на них были установлены цифровые кодовые замки. Сейфы можно было легко увезти на тачке, и поэтому армейские инструкции требовали прикреплять их к стене массивной цепью. На практике во многих армейских учреждениях их приковывали цепью к радиатору. Капитан пренебрег даже такими простейшими мерами безопасности.

Гессе знал, что на втором этаже дежурит сержант. Однако это его не волновало. Из прошлого опыта он знал, что этот человек всегда дремлет на койке. И действительно, сержант спокойно похрапывал в соседней комнате. Несмотря на это Гессе старался не шуметь. Он без труда поднял первый сейф и, положив его в брезентовый мешок армейской почты, найденной в кабинете капитана, потащил вниз. Гессе был жилистым и сильным человеком, ростом пять футов и десять дюймов и весил 170 фунтов. Он положил сейф на заднее сиденье своего автомобиля марки «мерседес-бенц-19 °CЛ» и вернулся в дом за вторым сейфом. Сержант все еще спал.

Через пятнадцать минут Гессе уже был на сельской дороге и ехал в северо-восточном направлении к автостраде, находившейся в семидесяти милях. Бак был наполнен бензином под самую заглушку, погода стояла лунная, с редкой облачностью. Было свежо, но не холодно. Дорога была узкой, с множеством крутых, закрытых поворотов и проходила по гористой и лесистой местности, но несмотря на это Гессе ехал с высокой скоростью, снижая ее только в деревнях, которых на его пути встретилось пять или шесть. Около трех часов ночи он выехал на четырехрядную магистраль и, проехав по ней пятнадцать миль на север, свернул на второстепенную дорогу. До границы с ГДР оставалось всего лишь двадцать миль. Гессе мог добраться до нее еще до наступления рассвета, как и планировал. В миле или двух от границы он внезапно увидел замаячивший впереди красный свет, а затем лучи его фар выхватили из темноты две фигуры в форме. Поняв, что это патруль западногерманской пограничной полиции, Гессе сбавил скорость и остановился.

На просьбу показать документы Гессе предъявил удостоверение, выданное отделом по делам беженцев управления по исследованию общественного мнения европейского командования американской армии. В действительности такого подразделения в американской армии не было. Под этим наименованием скрывалась американская военная разведка. Если пульс у Гессе и участился, то он этого никак не показал. Он был уверен, что этот документ выдержит любую проверку, поскольку бланк был подлинным. Он хладнокровно взирал на патрульного, который скрупулезно изучал его удостоверение. В нем, в частности, имелась строка, призывавшая «все союзные силы оказывать помощь предъявителю данного удостоверения». Далее говорилось, что «все документы и другие вещи, находящиеся у предъявителя, являются собственностью Соединенных Штатов и не могут подвергнуться проверке или конфисковаться без разрешения органа, выдавшего данное удостоверение». Признав документ подлинным, патрульный понял, что имеет дело с сотрудником американской разведки. Напряженность, присутствовавшая в его позе, исчезла, он передал документ своему напарнику, который только пожал плечами и усмехнулся. Перед тем как тронуться в дальнейший путь, Гессе угостил каждого патрульного сигаретой и шутливо откозырял им.

Пятнадцать минут спустя Гессе снова остановили. Теперь это уже были восточно-германские пограничники. «Все, добрался», — облегченно вздохнул он. Эту миссию можно считать завершенной, а ведь минуло еще только пять часов утра. Однако вместо торжественной встречи, какую мог ожидать герой, вернувшийся из вражеского тыла, пограничники отнеслись к Гессе со скептицизмом — и не без причины. Единственными документами, которые он имел при себе, были западногерманское удостоверение личности и американский армейский пропуск. Пограничники отказались уведомить центральный аппарат министерства госбезопасности в Берлине, как того требовал Гессе. Вместо этого дежурный офицер взял его под стражу и позвонил в свой штаб.

Когда рассвело, Гессе отвезли в штаб пограничной части в Рудольфсштадте в тридцати милях от границы. Его опять допросили, а затем позвонили наконец в Берлин. Невероятно, но по номеру, который дал Гессе, никто не ответил. Наконец до него дошло, что и его товарищи тоже отмечают Троицу и взяли выходной. Несмотря на то, что это был религиозный праздник, атеистический режим не отказался от него. Очевидно, руководство ГДР опасалось, что попытка покончить с многовековой традицией еще больше углубит пропасть между ним и собственным народом.

Тщательно продуманный план Гессе, самым важным элементом которого было проведение завершающего этапа в спокойный праздничный уик-энд, превратился в кошмар. Офицеры-пограничники отказались помочь ему взломать сейфы, несмотря на уговоры Гессе, повторявшего, что дорога каждая минута. Только во вторник утром, когда в Берлине заработали все учреждения, поступил приказ освободить пленника. Гессе было приказано доставить свою добычу в Берлин, где сейфы наконец были вскрыты, более чем через сутки с тех пор, как Гессе похитил их из канцелярии военной разведки в Вюрцбурге.

Переполох в американской разведке

Оказавшись в своем офисе, капитан Кемпбелл, которого его немецкие агенты знали под именем Джона Уокера, Джонни или доктора Хансена, пришел в ярость. Сержант, который поставил своего командира в известность об исчезновении сейфов с наступлением рассвета, понял, что попал в беду. Однако положение Кемпбелла было еще хуже. В сейфах, среди прочих секретнейших документов, находился список двадцати пяти агентов, которых его подразделение контролировало в Восточной Германии. Теперь уже было поздно вызывать каменщика и вмуровывать в стену цепи, как того требовала инструкция, и объявлять розыск похитителя. Кемпбелл уведомил о случившемся свой штаб, который находился в здании «ИГ Фарбен» во Франкфурте. О том, кто украл сейфы, Кемпбелл не знал.

После звонка Кемпбелла командир 522 батальона военной разведки подполковник Эдвард Кроуфорд понял, что это самый серьезный провал в деятельности американской военной разведки в Европе из всех, какие только до этого момента случались. Он сразу же принял меры. Прежде всего он распорядился отозвать всех агентов, чьи адреса и имена значились в карточках, хранившихся в сейфах. Затем подполковник отправился в Вюрцбург, чтобы отстранить капитана Кемпбелла от должности. Эта процедура не вызывала у Кроуфорда удовольствия. Капитан, двадцативосьмилетний кадровый офицер, подавал большие надежды и был любимцем не только своего командира, но и всего разведотдела европейского командования американской армии в Гейдельберге. Кемпбелл заслужил репутацию первоклассного разведчика тем, что организовал эффективную и надежную разведывательную сеть в Восточной Германии.

Тогда, правда, никто не подозревал, что он был большим мастером втирать очки.

Подразделение в Вюрцбурге было важным звеном в защите Европы от возможного советского нападения. Главной его задачей было наблюдение за железнодорожными коммуникациями от польской границы до Фульда Гап, широкой, ровной долины, рассекавшей горы к западу от Тюрингского леса. Американские стратеги рассматривали эту долину, а также другую долину, Хеб Гап, находившуюся юго-восточнее, на чехословацкой границе, как наиболее вероятные маршруты проникновения советских бронетанковых частей для нанесения удара по центру американской обороны.

В 1956 году электронные устройства подслушивания коммуникаций Варшавского Пакта были примитивными, и поэтому сеть агентов вюрцбургского подразделения играла роль системы раннего предупреждения. Почти все они были восточно-германскими железнодорожниками, которых снабдили мини-рациями последней модели. В их задачу входило наблюдение за передвижениями платформ, на которых можно было осуществлять перевозки танков по гористой местности. Они также следили за изменениями в стратегических запасах угля, необходимого для паровозов, которые тогда составляли основную часть железнодорожных локомотивов в Восточной Европе.

Провал любого агента в то время был катастрофой. Высшее командование американской армии не на шутку встревожилось после того, как Советы перебросили в пограничный район большое количество пехотных частей из Центральной Азии. Обычно такие части шли в первой волне наступления. Иными словами, это было обычное пушечное мясо. Многие офицеры отправили свои семьи домой, хотя приказа на эвакуацию не было.

Прекрасно функционировавшая разведывательная сеть, на создание которой было потрачено столько труда, начала разваливаться. Уже через сутки после похищения сейфов девять из двадцати пяти активных агентов вняли предупреждению, срочно переданному по радио, и перебрались в ФРГ, причем некоторые даже с семьями. Здесь их встретили американские «опекуны» и препроводили на базу в Вюрцбурге. Судьба остальных шестнадцати оставалась в течение некоторого времени неизвестной. Если бы сотрудники центрального аппарата Штази в Берлине не прохлаждались, воспользовавшись религиозным праздником, спастись не удалось бы никому.

Пока командир 522 батальона военной разведки пытался на месте оценить нанесенный разведсети ущерб, контрразведчики начали допрашивать военнослужащих вюрцбургского подразделения.

Установить личность похитителя оказалось делом не простым. Из двенадцати немецких сотрудников, работавших там, на базу по тревоге явилось восемь. Другие четверо, включая Гессе, находились на заданиях, и установить с ними контакт пока было невозможно, В то время версия о том, что похищение было осуществлено одним из собственных агентов, никому в голову не приходила. Все думали, что это дело рук человека постороннего, несмотря на то, что такой сценарий больше походил на фантастику. Некоторые специалисты по разведке видели в краже сейфов прелюдию к худшему, возможно даже к нападению СССР. Майор Уильям Лейден, командир подразделения батальона в северо-германском городе Бремене, получил по телетайпу шифровку, которая сильно встревожила его. Можно было подумать, что вот-вот начнется война. В ней было сказано, что ожидается нападение ударных групп восточно-германского министерства государственной безопасности на все подразделения 522 батальона с целью похищения секретных документов. Майор Лейден приказал своим подчиненным вооружиться. Однако единственным оружием, имевшимся в их распоряжении, были лишь «кольты» 38 калибра. «В то время в Бремене практически не было никаких американских войск, — позже вспоминал Лейден. — Поэтому я попросил прислать нам более серьезное оружие. Я знал, что армия занервничала, и потому мы укрепили небольшой дом, в котором находились, и приготовились к перестрелке». Нападения американцы так и не дождались.

Через несколько дней тревогу отменили. Допрос жителей, проживавших рядом с домом на Айзенманштрассе, которые являлись осведомителями военной контрразведки, дал наконец результаты. Человек, который в ту ночь поздно вернулся домой, сказал, что заметил, как в комнате на втором этаже «таинственного дома» — так прозвали его местные жители — горел свет. Он вспомнил, что видел мужчину, грузившего в машину какой-то тяжелый мешок. Ему показалось странным, что все это происходило глухой ночью да еще в такой праздник, когда все отдыхают. Он вспомнил и марку машины — «мерседес-бенц 19 °CЛ» белого цвета с открывающимся верхрм. Все сразу встало на свои места. Такой автомобиль был только у вербовщика главного агента 0065–09 Хорста Бергера (псевдоним, который военная разведка дала Хорсту Гессе). Ориентировка с его приметами была разослана в органы американской военной полиции и германской полиции. В ней говорилось, что он разыскивается за кражу американского казенного имущества. Через несколько часов поступили плохие известия — с поста пограничной полиции сообщили, что два пограничника по описанию узнали человека, который, когда они в последний раз видели его, ехал в сторону восточно-германской границы.

Начальство, уязвленное до глубины души

Находившийся в Форт-Холеберд близ Балтимора генерал-майор Бонифаций Кемпбелл, узнав о фиаско в Вюрцбурге, метал громы и молнии. Этого строевого командира с боевым опытом лишь недавно назначили начальником разведцентра американской армии, куда входила и школа контрразведки. Тогда же начальник штаба армии приказал генералу Кемпбеллу реорганизовать деятельность военной разведки за рубежом. «Теперь ясно, что армейская разведка по уши в дерьме, и просто не хватает ругательств, какие можно было бы высказать в ее адрес», — сказал он полковнику Францу Россу, своему начальнику штаба, которого он вызвал к себе в кабинет. Заметив изумленное выражение на лице Росса, генерал Кемпбелл подал ему сообщение под грифом «совершенно секретно», полученное по телетайпу. Полковник быстро пробежал его глазами и выругался.

Подобно генералу, Росс был новичком в Форт-Холеберде и вообще в военной разведке. Генерал сделал его своим начальником штаба после того, как тот выписался из центрального военного госпиталя имени Уолтера Рида, где ему сделали операцию на желудке. Этот артиллерист, уроженец штата Джорджия, призванный в армию в 1940 году и начавший службу простым рядовым, идеально подходил для предстоящей работы. Многие генералы знали его и уважали за профессионализм, честность и деловой подход к любому поручению. Его знали также и как правдолюбца, который резал правду-матку в глаза начальству всякий раз, когда встречался с халатностью и неумелым руководством со стороны командиров. Довольно высокий — ростом около 180 сантиметров, Росс излучал уверенность и опыт. Если бы он жил веком раньше, то наверняка был бы шерифом или судебным приставом. На бедре у него болталась бы кобура с шестизарядным револьвером, и он гонялся бы за грабителями и прочими уголовниками. Подчиненные называли его «крутым парнем». Четыре бронзовые медали за отвагу и три другие медали говорили сами за себя. «Не вникай пока что в остальные дела, Франц, — сказал генерал Кемпбелл. — Я хочу, чтобы ты слетал туда и выяснил, что там происходит. Через две недели ты должен быть здесь и доложить мне, как нам лучше расхлебать эту кашу».

Помимо расследования случая с похищением сейфов в 522 батальоне, полковнику Россу было приказано присмотреться поближе к 513 группе военной разведки, которая только что была сформирована в лагере «КэмпКинг» в Оберурзеле, городке в горах Таунус близ Франкфурта. До того как в мае 1945 года этот лагерь был захвачен американской армией, там был пересыльный лагерь германских ВВС, где офицеры разведки допрашивали американских летчиков, сбитых над территорией Германии или оккупированных стран, прежде чем отправить их в обычные концлагеря. Странно, но этот лагерь был довольно приятным местом. Пленные размещались в уютных домиках, удивительно гармонично вписывавшихся в живописный ландшафт. Информацию здесь извлекали без помощи резиновых дубинок: вместо этого пленных возили во франкфуртскую оперу и местный плавательный бассейн. Это мягкое обращение было правилом, и некоторые пленные попадались на эту удочку — например, один полковник, которому позднее предъявили обвинение в измене. После войны здесь были интернированы высокопоставленные германские официальные лица и лагерь именовался европейским разведывательным центром. Первые операции разведки против Советской армии к востоку от Эльбы планировались именно там, после того как воинственность Сталина стали рассматривать как серьезную угрозу Западу.

Восточный Берлин предъявляет похитителя сейфов

29 мая, через десять дней после исчезновения Гессе вместе с сейфами, Отто Гротеволь, премьер-министр ГДР, выступил с речью в Народной Палате, послушном воле коммунистов парламенте. Он объявил о том, что в ГДР перебежал немец, долго работавший в американской разведке. «В качестве жеста доброй воли он привез с собой сейф с документацией американского шпионского центра. На основании этих документов было арестовано 137 вражеских агентов». Он не назвал имени перебежчика и не стал вдаваться в дальнейшие подробности. Однако по Вюрцбургу уже пошли слухи о том, что с виллы на Айзенманштрассе были украдены документы и переправлены в Восточную Германию.

В ответ представитель американской армии сделал заявление, в котором назвал утверждения Гротеволя ложными.

К тому моменту когда Гротеволь сделал свое заявление, полковник Росс провел уже несколько дней в 513 группе военной разведки, проверяя досконально все стороны ее деятельности. Он был глубоко удручен открывшейся перед ним картиной. Если бы хирурги к этому времени не вырезали большую часть его желудка, то им бы пришлось это сделать после инспекционной поездки. Вместо контроля и управления всей деятельностью военной разведки в Европе группа выполняла сугубо административно-хозяйственные функции. Ее командир не имел ни малейшего представления о том, что происходит за стенами его кабинета. Впрочем, у него и не было полномочий вмешиваться в ход операций подразделений военной разведки, которые якобы находились под его командованием. Росс также расследовал инцидент в Вюрцбурге, потратив много часов на допросы военнослужащих 522 батальона.

Глубоко расстроенный, полковник Росс поехал в штаб американский войск в Европе, находившийся в Гейдельберге. Верный своей репутации прямого человека, он не стал выбирать слова, чтобы объяснить генерал-майору Джону Виллемсу, начальнику разведотдела штаба, в каком плачевном состоянии находятся дела. «Все эти нелегалы занимаются Бог знает чем и ни перед кем не отчитываются», — сказал он генералу. Генерал Виллеме стал вызывать к себе одного за другим своих подчиненных и беседовать с ними в присутствии раздраженного полковника. Все признали правоту Росса. Подразделения, собиравшие развединформацию с помощью агентов-нелегалов, сообщали о результатах офицерам гейдельбергского штаба, но не были им подчинены. Не существовало также никакого централизованного контроля за расходованием средств из соответствующих фондов. «К командиру 513 группы относятся как к мальчику на побегушках, но если что-то не так, то все валят на него», — сказал Росс, даже не пытаясь скрыть свою злость.

Россу также стало известно, что некоторые чины штаба европейского командования время от времени наезжали в вюрцбургское подразделение, где предприимчивый капитан Кемпбелл устраивал для них щекочущие нервы представления. Они были свидетелями засылки агентов через усиленно охранявшуюся границу с Восточной Германией. Все спускались в подвал виллы на Айзенманштрассе, 4 и там капитан тыкал указкой в карту. «Наш агент только что сообщил, что он приближается к месту, которое в ходе предварительной рекогносцировки было намечено нами для перехода границы, — торжественно провозглашал он перед синклитом штабников из Гейдельберга. — Нам известен график обхода границы восточно-германскими патрулями, и через минуту там все будет чисто». Затем в динамике раздавалось потрескивание и кто-то говорил по-английски с сильным акцентом: «Я нахожусь у колючей проволоки… пограничников не видно». Держа всех в напряжении, достойном фильмов о Джеймсе Бонде, агент описывал, как он пролез под колючей проволокой. Затем слышалась автоматная очередь, и наконец голос произносил: «Граница пройдена». День спустя те же самые штабные ищейки следили за возвращением агента с добытой информацией через границу. Если кое-кто из офицеров изъявлял желание проехать к границе и посмотреть на все происходящее своими глазами, капитан Кемпбелл говорил, что это слишком опасно. Обычно ему удавалось разубедить их.

«А теперь, джентльмены, пожалуйста, послушайте меня внимательно, — сказал Росс. — Мне известно насчет этих спектаклей с переходом границы, и могу сказать вам, что вас водили за нос. Да, капитан Кемпбелл — офицер находчивый, спору нет, однако вам он втирал очки. Вы были свидетелями ловкой шарады. Передачу по рации вел один из его помощников с лужайки в нескольких милях от Вюрцбурга. Это был обман. Да, у него действительно было несколько толковых агентов, добывавших ценную информацию. Однако в целом эта вилла в Вюрцбурге произвела на меня впечатление большого борделя. — Усмехнувшись, Росс добавил: — Когда я сообщил об этом Кемпбеллу, он стал клясться, что женщины, шаставшие туда-сюда, были уборщицами, — „путцфрауэн“. Честное слово, он так и сказал — уборщицы». Офицеры оцепенело молчали.

В Форт-Холеберд генерал Кемпбелл все еще переваривал доклад своего начальника штаба, когда ему позвонил из Пентагона помощник начальника штаба сухопутных сил США по разведке и сказал, что главнокомандующий американскими войсками в Европе хочет назначить Росса новым начальником 513 группы военной разведки. Не согласится ли генерал отпустить его? «Только если сам Франц получит генеральскую звезду», — ответил Кемпбелл. Однако Россу не суждено было стать бригадным генералом. Из-за болезни желудка его вычеркнули из списка кандидатов на получение генеральского звания.

Росс отправился в Германию в качестве командира 513 группы, но генеральской звезды не получил, — лишь ответственность за 3000 офицеров, солдат и вольнонаемных специалистов. Все это Росс воспринял как должное. Он твердо решил сделать из своей части настоящую, даже образцовую боевую единицу. Однако перед вступлением в новую должность он снова явился в штаб европейского командования американской армии, где изложил свои требования помощнику начальника разведотдела полковнику Чарльзу Джонсону. Тот порекомендовал ему написать проекты реорганизационных и оперативных приказов. По мнению Росса, это был беспрецедентный случай, однако он последовал рекомендации Джонсона, и главнокомандующий не изменил там ни единой запятой. Согласно этим приказам руководство всеми разведывательными операциями в Европе возлагалось на Росса. В его распоряжение переходили и все оперативные фонды.

Инструмент пропаганды

10 июля 1956 года, пятьдесят два дня спустя после похищения сейфов, министерство государственной безопасности ГДР устроило пресс-конференцию, на которой выступил Хорст Гессе. В отличие от мешковато одетых партийных функционеров, на темноволосом шпионе был элегантный серый двубортный костюм и белая рубашка. Его галстук был завязан безукоризненным виндзорским узлом. Этому Гессе научили его американские «друзья». Он держался спокойно и уверенно. Это был его звездный час. Помимо представителей коммунистической прессы присутствовали репортеры из Западного Берлина и иностранные корреспонденты «Ассошиэйтед Пресс», «Юнайтед Пресс», «Ройтерс», а также агентства «Франс Пресс».

Сидя рядом с полковником МГБ, Гессе прочитал заявление, в котором говорилось, что он был завербован американской военной разведкой в 1954 году, когда работал в восточно-германском городе Магдебурге. За хорошую работу его перевели сначала в Берлин, а затем в Вюрцбург, где он стал главным вербовщиком агентов.

«В силу занимаемого мной положения я знал довольно много о подразделениях военной разведки в Вюрцбурге по вербовке агентов в ГДР», — сказал он. Затем Гессе подробно остановился на некоторых операциях, касавшихся сбора информации о транспортных коммуникациях и военных объектах Советской и восточно-германской армий. Он признал кражу двух сейфов. Несмотря на всю его выдержку и самообладание, он больше всего походил на робота, механически повторявшего то, что было запрограммировано его хозяевами из Штази: «После того как у меня зародилось много сомнений относительно справедливого характера моей работы, я решил порвать с этой спецслужбой и перейти на сторону ГДР. В качестве доказательства моей доброй воли и искренности моего поступка и в надежде возместить ущерб, нанесенный ГДР в результате моей прежней деятельности, я принял решение взять с собой уже упоминавшиеся выше сейфы вместе с их важным содержимым».

Гессе утверждал, что в одном сейфе был список агентов, но не повторил цифру, приведенную ранее премьер-министром Гротеволем. В другом сейфе, по его словам, было 2000 бланков западногерманских паспортов, 100 журналистских удостоверений, около 100 бланков удостоверений сотрудников гейдельбергского уголовного розыска и почти 250 бланков удостоверений членов ассоциации германских детективов. Были также бланки удостоверений сотрудников управления по изучению общественного мнения при штабе американских вооруженных сил и топографической службы.

Затем Гессе назвал имена коллег-вербовщиков в Вюрцбурге и в Западном Берлине и имя своего начальника, капитана Джона Уокера (псевдоним Кемпбелла). Он отозвался о капитане как о беспринципном, грубом человеке, который наслаждается тем, что «унижает, запугивает и издевается» над своими сотрудниками. «Все немцы для него были людьми второго сорта, которые должны были бездумно и слепо выполнять его указания», — читал Гессе с лежавшего перед ним листа. Затем он сделал драматическую паузу перед нанесением удара, который по замыслу его хозяев из Штази должен был стать нокаутирующим: «Это означает, например, что агент, отказывающийся выполнять его задания, будет расстрелян. Доказательства этого содержатся в сейфе, который я привез с собой в ГДР. Военнослужащим и сотрудникам вспомогательного персонала также угрожают расстрелом в случае, если они осмелятся нарушить приказы и директивы управления военной разведки».

Ни Гессе, ни Штази не предъявили «доказательства» этого утверждения, и поэтому мы, возможно, никогда не узнаем, существовали ли такие угрозы со стороны капитана Кемпбелла в действительности. Однако полковник Росс отзывался о капитане как о «безжалостном негодяе». В завершение Гессе зачитал список восточных немцев, намеченных к вербовке, но отказавшихся «играть в грязную игру».

Репортеры начали интересоваться деталями. Как ему удалось совершить побег? Каким автомобилем он пользовался? Помогал ли ему кто-нибудь? Чем он сейчас занимается? Прежде чем Гессе смог ответить, опекавший его полковник Штази вмешался и сообщил, что у его подопечного было «много помощников из числа западных немцев».

Штази тщательно скрывала тот факт, что Гессе не был обычным гражданином, разочаровавшимся в агрессивной политике Запада. В действительности после его вербовки американцами ему было присвоено звание лейтенанта госбезопасности. Когда стало ясно, что никакой конкретизации обстоятельств этого дела не будет, западные корреспонденты начали покидать конференц-зал. «Как бы то ни было, — размышлял редактор вюрцбургской газеты „Майн-Пост“, — Восток явно хочет извлечь из всего этого дела политическую выгоду».

Расследование продолжается

В «Кэмп-Кинг», в штаб-квартире разведки, аналитики исследовали заявление Гессе и не нашли ничего, кроме того, что уже было известно.¹ Они надеялись узнать больше о количестве арестованных агентов — 137, о чем сказал премьер Гротеволь, но на пресс-конференции Гессе это число не было названо. Может быть, дознаватели что-то упустили? После первого допроса капитана Кемпбелла выяснилось, что в одном из сейфов содержались дела лишь двадцати пяти главных агентов, и девяти из них удалось бежать. Но аналитики не исключили того, что цифра, названная Гротеволем, может соответствовать действительности. Главные агенты руководили сетями, которые могли состоять из дюжины или более субагентов. Только главный агент выходит на контакт с контролером, который может и не знать размера сети.

Пытаясь найти разъяснение этому расхождению, Росс приказал заново допросить всех военнослужащих вюрцбургского подразделения. Наконец правда выплыла наружу. Капитан Кемпбелл скрывал тот факт, что он содержал около тридцати главных агентов, которые не были им зарегистрированы. По правилам разрешалось производить временные выплаты единовременных вознаграждений источнику без присвоения ему псевдонима и не ставя об этом в известность вышестоящее начальство. Однако неоднократное использование источника без псевдонима считалось прямым нарушением инструкций, введенных в действие приказом начальника разведотдела штаба европейского командования. Был сделан вывод, что Восточно-германская контрразведка нейтрализовала и всех источников капитана Кемпбелла, не имевших псевдонимов.

На совещании со своими контрразведчиками полковник Росс приказал сформировать инспекционные группы, которые должны были объехать все полевые подразделения и проверить документацию. Было приказано либо прекратить сотрудничество со всеми агентами, не имевшими псевдонимов, либо зарегистрировать их должным образом. «Не исключено, что восточные немцы значительно преувеличили количество арестов, — сказал он. — Однако я требую соблюдения строгого режима безопасности, и пусть все знают, что тем, кто его нарушит, придется иметь дело со мной». Затем он объявил, что капитану Кемпбеллу приказано вернуться в Соединенные Штаты, однако его не перевели домой немедленно. Капитан отделался легко. 6 августа 1956 года генерал X. Хоудз, главнокомандующий американскими войсками в Европе, объявил Кемпбеллу выговор.

15 октября 1956 года старший уорент-офицер Сесил Лейс сообщил командиру 522 батальона военной разведки, что пять агентов, работавших на вюрцбургское подразделение, предстали перед восточно-германским судом в Магдебурге. Лейс служил в разведотделе штаба европейского командования в Гейдельберге, где занимал должность помощника контролера по работе с агентами. Эта информация была основана на заметке, появившейся в одной восточно-германской газете, где было сказано, что шпионы получили сроки от тринадцати месяцев до семи лет каторги. О других процессах против агентов, которых удалось выявить с помощью документации, выкраденной Гессе, в средствах массовой информации не сообщалось.

Не буди лиха

Тем временем девяти агентам, которым удалось бежать из ГДР, пришлось в ожидании статуса беженцев прожить на злополучной вилле в Вюрцбурге четыре месяца. Их кормили и обеспечивали деньгами на мелкие расходы. После получения вышеупомянутого статуса бывшим агентам выплатили подъемные в размере от 500 до 1500 марок. При этом с них взяли расписки в отказе от каких-либо претензий. Компенсацию никак нельзя было назвать достаточной. Ведь, в конце концов, эти люди рисковали многим в интересах Соединенных Штатов. Они потеряли жилье и все прочее движимое и недвижимое имущество и чуть было не поплатились свободой из-за халатного отношения американского офицера к своим обязанностям.

Такое пренебрежительное отношение аукнулось в январе 1957 года. Пять бывших агентов подали в штаб европейского командования заявление о дополнительной компенсации. Штабисты тут же отфутболили их подполковнику Кроуфорду, командиру 522 батальона военной разведки. В письме под грифом «секретно» Кроуфорд ответил, что в свете отрицания американской стороной самого факта хищения сейфов единственной возможной реакцией военных властей является отказ от выплаты компенсации: «Любое признание таких притязаний юридически состоятельными могло бы повлечь за собой подобные требования со стороны потерянных источников». Вне всякого сомнения, Кроуфорд полагал, что действовал в лучших интересах правительства. Однако эти агенты были не просто «потерянными источниками», они были жертвами предательства. Тем не менее, следуя рекомендации полковника, начальник отдела военной юстиции штаба европейского командования в Гейдельберге отказал в удовлетворении требований бывших агентов. Почти два года руководство военной разведки США в Европе палец о палец не ударило, очевидно надеясь, что претензии испарятся с прошествием времени. Случилось, однако, обратное: к концу истекшего периода иски подали уже все девять бывших агентов. В декабре 1957 года главный уорент-офицер Клинтон Б. Шейфер был вынужден вернуться к этому вопросу. Несмотря на первоначальный отказ, бывшие агенты не отказались от своих намерений, и поэтому за ними постоянно присматривали сотрудники военной контрразведки.

Наблюдением было установлено, что «вюрцбургская девятка» наняла американского адвоката из Нью-Йорка, Джорджа Дикса. В сообщении, которое Шейфер получил из военной контрразведки, в частности говорилось: «В результате дальнейшего наблюдения выяснилось, что Дикс проявляет к этому делу активный интерес и что заявители передают ему подробную информацию в обоснование своих претензий».

Пока Шейфер размышлял, что ему делать в этих обстоятельствах, к нему поступило еще одно тревожное сообщение. Один из бывших агентов потребовал у командующего американскими войсками в Берлине компенсацию в размере «7850 марок в качестве возмещения ущерба, а также оплаты оперативных расходов и выплаты денежного содержания в период работы агентом вюрцбургского подразделения».

Этот новый иск подсказал Шейферу идею послать меморандум начальнику отделения разведки на транспорте. «Последний факт высвечивает в совершенно ином свете проблемы, возникшие у нас в связи с деятельностью этой группы, поскольку это неизбежно приведет к тому, что новый жалобщик установит контакт с другими бывшими вюрцбургскими источниками, проживающими в Западном Берлине и Западной Германии», — писал Шейфер. Эхо от скандалов с похищением сейфов никак не могло утихнуть. Такому положению дела Штази не могла не нарадоваться. Ведь когда коммунистические агенты попадали в руки контрразведки или спасались бегством, Штази выплачивала им щедрые денежные вознаграждения, давала квартиры и устраивала на хорошую работу.

У Шейфера, должно быть, вырвался глубокий вздох, прежде чем он порекомендовал достичь группой бывших агентов «соглашения на справедливой основе». Но даже и в этом случае речь шла о мизерных по сути дела суммах. «Эти выплаты должны колебаться в размерах от 5000 марок (1250 долларов) до 10 000 марок (2500 долларов)», — писал он. В подтверждение своих выкладок Шейфер писал, что некоторые агенты «пострадали гораздо больше других, некоторые сравнительно молоды и уже приспособились к новому образу жизни, в то время как другие испытывают трудности с подысканием подходящей работы в силу своего возраста». В заключение Шейфер предлагал, чтобы компенсации были выплачены истцам непосредственно по каналам военной разведки, а не через Дикса. По его мнению, это было вызвано тем, что начальник военно-юридического отдела штаба официально уже признал их иски несостоятельными. «Кроме того, в случае если нам не удастся урегулировать этот вопрос, то мы всегда сможем официально отрицать, что пытались это сделать». Шейфер также предупредил, что даже если его рекомендации будут реализованы, это дело не следует считать полностью закрытым. «В восточной зоне арестованы и помещены в тюрьму многие наши информаторы, которые позднее могут появиться здесь и потребовать помощи».

Меморандум Шейфера пролежал без движения два месяца. Тогда он написал еще один меморандум, призывая в нем полностью пересмотреть прежнюю позицию. Предвидя, что этот меморандум может остаться без внимания, он добавил новый нюанс. Он предложил обратиться за содействием в БНД. Это содействие, по мысли Шейфера, должно было заключаться «в оказании давления на группу бывших агентов, с тем чтобы последние отказались от своих исков».

На переосмысление нового меморандума начальству Шейфера понадобилось еще два месяца. Наконец оно решило умыть руки и поручило полковнику Россу из 513 группы военной разведки уладить дело. К тому времени Росс уже провел в своей части реорганизацию. Операции в Восточной Германии шли более успешно несмотря на серьезное противодействие спецслужб Восточного блока. В своей статье «Гангстеры из американской секретной службы» печатный орган чехословацкой компартии газета «Руде право» назвала полковника Росса «серым призраком», это прозвище вошло в обиход с легкой руки пражского резидента КГБ, по словам которого, Росс появлялся в местах, где что-нибудь затевалось, так же внезапно, как и исчезал. Росс гордился этим прозвищем. Оно стало как бы знаком отличия. Однако случались и проколы: то опять сбежит кто-нибудь к коммунистам, то Штази удастся внедрить своего человека в американскую разведку. Однако никто не нанес такого ущерба американской разведке, как Гессе. Росс знал о претензиях бывших агентов и не удивился, когда ему поручили окончательно разобраться с этим делом. Он знал, как это сделать, у него был человек, на которого он мог всегда положиться, — Джон Виллеме, имевший опыт по этой части. Капитан контрразведки Виллеме, владевший французским и немецким языками, появился в Германии еще во время войны. Он участвовал в операции «Бумажная скрепка», целью которой был захват немецких ракетных специалистов, прежде всего Вернера фон Брауна, под руководством которого была сконструирована ракета для первого полета человека на Луну, и вывоза их в Соединенные Штаты. После войны Виллеме остался в Германии в качестве вольнонаемного служащего. Он занимал должность начальника отдела спецсвязи 513 группы. Многие немцы, которым он в суровые послевоенные годы помогал продовольствием и такими дефицитными товарами, как американское мыло, шоколад, сигареты, теперь занимали высокие посты на государственной службе. Среди его друзей были бургомистры, начальники полиции, адвокаты и высшие чины ведомства по охране конституции. Никакой другой разведчик в Германии, включая сотрудников ЦРУ, не имел таких хороших связей, как Виллеме.

30 апреля Виллеме поехал в штаб-квартиру ведомства по охране конституции в Кельне. Он знал, что в немецкой контрразведке имеется специальный отдел по трудоустройству бывших агентов. Его разговор с главой БФФ Манфредом Шрюбберсом продолжался тридцать минут, и проблема была решена. Бывшим вюрцбургским агентам предоставили хорошо оплачиваемую работу и новые квартиры, в течение пяти лет они были освобождены от уплаты подоходного налога. Все они с радостью согласились на такой вариант и дали подписку о неразглашении фактов, касавшихся их работы на американскую разведку и урегулирования их претензий.

Хорст Гессе. Образ и действительность

В течение десяти лет Гессе ездил по ГДР и выступал с рассказом о своих подвигах на партсобраниях, в школах и перед членами спортивно-технического общества. К 1966 году он достиг звания подполковника и в связи с ухудшившимся здоровьем ушел в отставку. В 1975 году, когда в американской разведке никто уже и не помнил о похищении сейфов, а полковник Росс вот уже двенадцать лет как был на пенсии, всю эту историю снова вытащили на свет божий. Гессе прославили в фильме как героя, который служил «рабоче-крестьянскому государству», выполняя опасное задание. Пытаясь создать триллер по типу фильмов о Джеймсе Бонде, коммунистические пропагандисты даже дали ему название «По прочтении сжечь».

Фильм восхвалял заслуги Хорста Гессе, «героического товарища», «разведчика, служившего делу мира», который проник в американскую разведку. В рецензии на фильм, помещенной в органе ЦК СЕПГ «Нойес Дойчланд», были приведены некоторые подробности, судя по которым похищение сейфов было результатом тщательно спланированной операции. Аналитики американской военной контрразведки не смогли подтвердить достоверность этой новой информации. Их скептицизм имел под собой некоторые основания. Например, коммунисты утверждали, что американский военный суд приговорил Гессе заочно к смертной казни. Американские военные трибуналы никогда не рассматривали дел гражданских лиц. Американские военные суды, которые рассматривали преступления, совершенные немцами против оккупационных сил, были распущены после образования ФРГ. Это случилось за пять лет до того, как Гессе украл сейфы.

После краха коммунистического режима в 1989 году о деле Гессе вспомнили снова. Оно всплыло в ходе бесед с бывшими восточно-германскими разведчиками. Бывший полковник Райнер Виганд признал, что несмотря на ложь и полуправду, ставшие типичными приемами пропагандистов ГДР, эта операция была спланирована до мелочей.

Родившийся в 1922 году, Гессе служил в пехоте и получил тяжелое ранение. Он попал в плен к англичанам, но те его довольно скоро отпустили — должно быть, пожалели полуинвалида. Однако он выздоровел и в 1945 году вернулся в родной город Магдебург, который теперь находился в советской оккупационной зоне. Там он вступил в компартию и непродолжительное время работал механиком. Затем он пошел служить в Народную полицию. Со временем его перевели в пограничные войска. В 1954 году министерство государственной безопасности приказало уволить всех, включая коммунистов, кто побывал в плену у западных союзников. Поскольку Советы вербовали агентов среди военнопленных, почему бы и Западу не поступить таким образом, подумали высокие чины в МГБ.

После увольнения из пограничной охраны Гессе опять стал работать механиком на машиностроительном заводе. И вот тогда он получил письмо от некоего Зигфрида Фойгта из Берлина, который приглашал его к себе погостить. Гессе вспомнил, что был у него такой сосед, который переехал в Берлин. Гессе не слишком хорошо знал Фойгта, однако помнил, что тот был бездельником и если бы не «бежал из республики», то угодил бы в тюрьму за кражу. А теперь он вдруг вспомнил о Гессе. С чего бы это? Гессе вспомнил занятия по шпионажу, которые он посещал, служа в полиции. Инструктор говорил, что внезапные письма от бывших знакомых — один из методов, применяемых вербовщиками. Гессе ухватился за этот шанс, чтобы доказать свою преданность партии, и сообщил о письме в окружное управление МГБ, откуда в свою очередь проинформировали Берлин.

Контрразведчики ГДР быстро установили, что Фойгт действительно является вербовщиком американской военной разведки и главным агентом. Несмотря на то, что служба государственной безопасности получила статус министерства всего лишь за три года до этого, она уже располагала высококвалифицированными кадрами контрразведчиков. К ним принадлежал и полковник Йозеф Кифель, ветеран компартии, который бежал в СССР после прихода к власти нацистов. Во время второй мировой войны он служил в войсковой разведке и сражался за линией фронта в партизанских отрядах, за что был удостоен советских наград. Незадолго до конца войны он был заброшен на самолете в Чехословакию, где создал разведсеть. Теперь он был начальником контрразведки МГБ и составил план внедрения Гессе в американскую военную разведку.

Гессе приказали съездить к своему бывшему соседу в Берлин и дать себя завербовать. План сработал превосходно. Американцы велели Гессе устроиться на работу в одну из советских воинских частей. Полковник Кифель договорился с КГБ, и Гессе пристроили в советский гарнизон в Магдебурге.

Начав работать на новом месте, Гессе сообщил об этом в Берлин Фойгту и вскоре получил первое задание. Он должен был сфотографировать базу изнутри, уделив особое внимание зданиям, где размещались штабные учреждения, танкам и прочей бронетехнике с номерами частей, а также другим объектам, которые могут представлять интерес. Специалисты американской разведки, перед которыми стояли задачи определения боевого порядка и организации советских сил в Германии, остро нуждались в такой информации. Всего лишь за несколько месяцев Гессе приобрел репутацию ценного агента. Его фотографиям и сообщениям о передвижениях советских войск придавалось большое значение. Гессе лично доставлял свой материал в Западный Берлин, так как граница в то время была открыта.

Беспечность американцев, которые не подвергали сомнению достоверность сведений, собранных Гессе, и не спрашивали агента, как он их добыл, сильно озадачили полковника Кифеля. «Знаете, — позднее сказал Гессе курсантам контрразведки МГБ в Потсдаме, — я тут же сел бы в лужу, если бы американцы задали нужные вопросы». Он объяснил, что все фотографии были сделаны сотрудником КГБ. «Я никогда не видел фотографий. Я просто отвозил проявленную пленку, Если бы меня спросили, в какое время дня были сделаны снимки, с какого угла, с какой выдержкой и так далее, я бы не смог ответить правильно». Этот факт вызвал беспокойство у его начальства, которое отказывалось верить тому, что американцы приняли работу Гессе за чистую монету. Они были убеждены, что его вскоре разоблачат. Поэтому полковник Кифель решил взять инициативу в свои руки и ускорить события. Работая на территории ГДР, Гессе не представлял ценности для Штази. Его нужно было внедрить в аппарат американской военной разведки, где он смог бы получить доступ к информации, с помощью которой удалось бы выявить агентов, оставшихся пока еще вне поле зрения Штази.

Гессе доложил своим контролерам о беспечности Фойгта, который держал секретную документацию в письменном столе в своей квартире. У полковника Кифеля возник великолепный план. Приехав в очередной раз в Западный Берлин, Гессе сказал Фойгту, что он не прочь немного поразвеяться, поскольку нервы у него в последнее время напряжены до предела, и предложил сходить в ночной клуб. Фойгт был только рад услужить своему козырному агенту и сказал, что возьмет с собой свою подружку. В то время как эта троица попивала шампанское за счет американской военной разведки, взломщик из Штази проник в квартиру Фойгта и забрал списки агентов с их заданиями. В одном из списков было имя Гессе.

Гессе был не только настоящим коммунистом, но и хорошим актером. «Ах ты идиот! — закричал он на Фойгта, узнав о краже. — Из-за тебя в опасности оказались не только я, но и другие агенты. Теперь путь домой мне закрыт. Ведь меня сразу арестуют там. Мне придется остаться здесь и разлучиться с семьей». Американцы согласились, не подозревая, что взлом в квартире Фойгта имел целью дискредитацию последнего и создание достоверного предлога для Гессе, чтобы остаться на Западе. Ведь не мог же он просто так бросить семью и не навлечь на себя подозрение. Нужна была железная причина. Для пущей достоверности сотрудники Штази арестовали жену Гессе среди белого дня, чтобы это видели соседи. Следователи допрашивали ее несколько часов, а затем отпустили. И она, и сын Гессе оставались в неведении и думали, что их муж и отец действительно стал предателем.

Прежде чем перевести Гессе в Вюрцбург, его подвергли проверке на детекторе лжи. Позднее он утверждал, что четыре раза проходил эту проверку и каждый раз ему удавалось без особого труда обмануть полиграф. В действительности же проверка, произведенная в Берлине, дала «неопределенные» результаты. В то время армейским операторам полиграфа не хватало опыта, Дело это было новое, да и операторов было пока еще немного. Обычно, если тесты показывали, что испытуемый, возможно, лжет, но оператор в этом не был уверен, результаты тестов помечали «неопределенно». Если и тот давал такую же оценку, через некоторое время, от полугола и до года, проводилась вторая проверка на полиграфе. Гессе похитил сейфы еще до прохождения второй проверки.

Похищение сейфов было первым крупным провалом сети агентов, работавших в ГДР на разведку американской армии, причиной которого было внедрение агента противника. И наоборот, для министерства государственной безопасности оно стало первой успешной операцией против одной из американской разведслужб. Этот успех пришелся как нельзя кстати в то время, когда Штази должна была доказать, что по праву претендует на роль преторианской гвардии коммунистического режима и является надежным партнером советского КГБ. Содержимое сейфов было тем зерном, которое без устали перемалывали мельницы антиамериканской пропаганды. Партия все время твердила гражданам ГДР, что империалисты тщатся уничтожить их миролюбивое государство и социализм. Теперь появились «надежные» доказательства этого.

Штази не только доказала партии и советским товарищам по оружию, что не зря ест свой хлеб. Операция с сейфами принесла госбезопасности ГДР и другие дивиденды. До того операции восточно-германской разведки были направлены почти исключительно против Западной Германии. Американские вооруженные силы в Европе, а также НАТО в целом находились в сфере интересов советских спецслужб КГБ и ГРУ. Операция Гессе выявила слабые места американцев и вселила оптимизм на будущее. Руководство МГБ и в особенности Мильке и начальник разведки Маркус Вольф почуяли запах крови. Одной из главных целей для них теперь стали Соединенные Штату.

Неудавшееся покушение

В 1955 году Маркус Вольф испытывал отчаянную нужду в человеке, который имел бы доступ к информации, собиравшейся западноберлинском филиалом управления верховного комиссара США в Германии. У главного управления внешней разведки там был один агент, Гейнц Бильке, работавший простым клерком в отделе труда. Он снабдил Штази характеристиками на тех сотрудников управления, которые занимали более влиятельные должности и могли бы пойти на сотрудничество с Штази. Среди них была Криста Трапп, двадцатишестилетняя секретарша начальника восточного отдела. Криста Трапп жила со своей матерью, которой в то время было пятьдесят два года. Ее отец был в плену в СССР и умер вскоре после возвращения. У Кристы был и дополнительный источник доходов. В свободное от работы время она давала уроки английского языка.

В начале 1955 года соседка Трапп Хильдегард Дисковски пригласила ее в театр, сказав, что у нее есть лишний билет, так как у мужа появились срочные дела и он не сможет пойти с ней. Трапп приняла это приглашение. В антракте соседка встретила «друга». После теплых приветствий Хильдегард представила его Трапп как Генриха Герлаха, преуспевающего бизнесмена. Несколько дней спустя Дисковски зашла к Трапп и сказала, что Герлах хотел бы изучать английский язык и не согласится ли она давать ему уроки. Трапп согласилась. Неделю спустя Герлах пригласил свою учительницу на обед. Живая и симпатичная Криста отказалась, но Герлах настаивал, усыпая ее цветами и коробками конфет. «Он не был безобразным, но не в моем вкусе, — скажет она позднее. — Просто он не соответствовал моему культурному уровню». 16 июня 1955 года Герлах опять пригласил ее на обед. На этот раз она согласилась, но при условии, что ее будет сопровождать мать. Герлах не стал возражать и заехал за женщинами в машине с водителем. Женщины сели в автомобиль, и через несколько минут езды Трапп поинтересовалась у Герлаха, куда он везет их, потому что машина ехала в направлении Нойкельна, где жили люди с достатком ниже среднего. Герлах ответил, что у него там срочное дело, которое займет буквально пару минут. Машина въехала на улицу, которая вела прямо в советский сектор. На границе их остановили восточно-германские пограничники.

В этот момент Трапп поняла, что происходит. Если бы она знала, что одна из ее коллег, Элизабет Эрдман, была похищена Штази 24 апреля, за два месяца до этого, она бы отклонила приглашение на обед. Эрдман, секретаршу политического отдела управления, похитили, когда она возвращалась из Западной Германии в Берлин на автобусе. На КПП пограничники вывели ее из автобуса и привезли в управление Штази, в Потсдам. Ее допрашивали всю ночь, склоняя к подписанию обязательства о сотрудничестве. Она отказалась, и вскоре ее освободили. Эрдман тут же сообщила об этом инциденте своему начальству. По какой-то необъяснимой причине американское правительство хранило молчание еще в течение 62 дней, пока не похитили Трапп, и лишь тогда оба инцидента были обнародованы на пресс-конференции.

Бесстрашная и находчивая, Трапп распахнула дверь автомобиля и вытащила из него свою мать. Обе женщины побежали в американский сектор, однако вынуждены были остановиться, после того как пограничник выхватил из кобуры пистолет и пригрозил открыть стрельбу. Машина с «учеником», который все это время сидел внутри, отъехала. Женщин разделили и увезли в разных машинах, которые стояли на КПП с включенными двигателями. Криста Трапп и ее мать стали жертвами тщательно разработанного плана, имевшего целью принудить молодую женщину к работе на Штази, после того как тактика «Ромео» провалилась.

Автором этого плана был майор Штази Хорст Енике, бывший солдат люфтваффе, вступивший в компартию во время пребывания в советском плену. История плена была изложена на восьми страницах, и на последней после подписи Енике стояла также подпись капитана Вернера Прозецки, бывшего конторского служащего с неполным средним образованием и ветерана компартии. Енике и Прозецки представили свой план Маркусу Вольфу 23 марта 1955 года, рекомендуя реализовать его 4 апреля 1955 года. «Доработать по части пересечения границы и прикрытия „Штайна“. В остальном принять», — написал вверху страницы Вольф и расписался, поставив дату 30 марта 1955 г. «Штайн» — псевдоним Генриха Герлаха (или того, кто выступал под этим именем). Он был помечен аббревиатурой GM — секретный сотрудник. Шофером был офицер Штази. Поскольку Трапп долго не поддавалась на уговоры Герлаха пообедать вместе, а последний испытывал на себе постоянное давление начальства, желавшего быстрых результатов, он и согласился взять ее мать. Это было уже нарушением плана.

Согласно сценарию, машину Герлаха должен был остановить полицейский и сделать вид, что просматривает список разыскиваемых лиц. Затем он должен был проинформировать Трапп, что она должна проследовать в сопровождении двух детективов в полицейское управление. Там Герлаха должны были арестовать и при этом объяснить Трапп, что он разыскивается за контрабандную торговлю между Востоком и Западом. Роли детективов должны были исполнять Прозецки и еще один сотрудник Штази. «В случае, если „Т“ причинит беспокойство, например станет кричать на границе, „Штайн“ должен силой помешать этому, и тогда соответственно поменяется легенда, то есть он будет официально выступать как наш сотрудник». Они не рассчитывали на то, что Трапп выпрыгнет из машины и вытащит оттуда свою мать. Таким образом Герлах сохранил свое инкогнито.

Прозецки отвез Трапп на конспиративную квартиру Штази, где их уже ждал Енике. Там оба офицера стали обрабатывать женщину, пытаясь завербовать ее. «Они сказали, что знают, где я работаю, и хотели, чтобы я подробно рассказала им о своей работе, о своих начальниках и коллегах, — рассказывала Трапп автору этой книги. — Затем они назвали Восточный блок „лагерем мира“ и предупредили, что рано или поздно Западный Берлин перейдёт под их контроль, и тогда меня привлекут к ответственности за сотрудничество с американцами, которое противоречило интересам германского народа». В этой части ее рассказ в точности соответствовал плану Енике. Ей предложили зарплату 500 марок в месяц и пообещали единовременное вознаграждение в 10 000 марок (2500 долларов) после трех лет работы на Штази. Они также пообещали помочь ей эмигрировать в США. «Если вы не подпишете обязательство работать на нас, — сказал Енике напуганной Трапп, — вы никогда больше не увидите свою мать». Ледяным голосом он добавил: «Вы не выйдете отсюда!». Последняя угроза также соответствовала плану, хотя и с некоторой модификацией, так как сотрудники Штази не рассчитывали на присутствие матери Трапп: «В случае, если „Т“ не примет наше предложение, следует оказать на нее дальнейшее давление (арестовать по обвинению во враждебной деятельности против ГДР)».

Однако генерал Вольф, майор Енике и капитан Прозецки не приняли в расчет такие качества Трапп, как находчивость, решительность и мужество. В этом их ввела в заблуждение соседка Трапп Хильдегард Дисковски, которая была агентом Штази под псевдонимом «Гизела». Она охарактеризовала Трапп как аполитичную особу, которая часто высказывала опасения, что Советы могут когда-нибудь оккупировать Западный Берлин. «У нее нет силы воли, она проявляет непостоянство и сомнения и относительно легко поддается чужому влиянию». Трапп когда-то мечтала стать актрисой, и вот теперь обстоятельства дали ей шанс сыграть роль перепуганной насмерть девицы. «Отпустите меня домой и дайте время обдумать ваше предложениё, — сказала она офицерам Штази. — Вы должны понять, что мне будет нелегко действовать за спинами моих нанимателей». Прозецки проникновенным голосом ответил, что полностью понимает ее и что наличие опасений характеризует ее с хорошей стороны, как осторожную женщину. Однако Енике, игравший роль «плохого полицейского», заорал на Трапп, требуя от нее немедленного решения, и опять стал угрожать судебным преследованием. Наконец она согласилась, но не хотела ставить подписи под обязательством о сотрудничестве. «Почему я должна это делать? Неужели моего слова недостаточно?». На нее нажали посильнее, и она повиновалась. Ей дали 300 западных марок (75 долларов), за что она должна была написать расписку, составленную «в компрометирующих выражениях». Прежде чем отпустить Трапп, ей дали первое задание: снимать при помощи копировальной бумаги копии со всех документов, которые ей приходилось печатать, оставлять у себя все стенографические блокноты, сообщать о разговорах, которые ведут между собой американцы и немецкие служащие, обо всех кадровых изменениях.

На рассвете Трапп отвезли на границу с американским сектором, где ее уже ожидала мать под охраной полиции. Женщины ступили на территорию Западного Берлина и, поймав такси, отправились домой. Явившись на службу, Трапп немедленно уведомила о происшедшем свое начальство и отдала деньги, полученные от Енике. Позже Трапп неоднократно звонили из Штази и приказывали встретиться с курьерами и передать собранную информацию, однако она игнорировала эти приказы. Сотрудники отдела безопасности государственного департамента и военные контрразведчики присматривали за ней вплоть до 1956 года, когда она с матерью эмигрировала в США.

Двойной черпак

Как-то пасмурным ноябрьским утром 1982 года сержант Джеймс Холл взял у своего соседа собаку и вышел прогуляться по Груневальду, фешенебельному берлинскому кварталу. Дойдя до виллы, где размещалось советское консульство, Холл вытащил из кармана письмо и опустил его в почтовый ящик консульства. В письме, написанном по-английски, выражалось желание «работать на вас». Если этим предложением заинтересуются, то предлагалась встреча на площадке для отдыха водителей на скоростном шоссе Авус в 7 часов вечера того же дня. На Холле будет рубашка в клеточку. Встреча состоялась, и в тот же вечер два представителя советской стороны отвезли Холла в Восточный Берлин, Поездом городской железной дороги они доехали до станции Фридрихсштрассе, где находился пограничный КПП. Там сотрудники КГБ провели американца по тайному проходу, который использовался восточно-германскими и советскими спецслужбами для проникновения в Западный Берлин. Они предъявили пограничникам специальные пропуска, и Холла пропустили вместе с ними, не потребовав у него никаких документов. На выходе их уже ждала машина, которая отвезла их на виллу близ резидентуры КГБ в Карлсхорсте. В ходе встречи с чекистами, которая продолжалась два часа, Холл рассказал им о своей работе в берлинском центре электронной разведки и наблюдения армии США. Этот центр был оснащен самой секретной, современнейшей аппаратурой и находился на Тойфельсберге (Чертовой горе). Эта гора высотой в 300 футов была сооружена из обломков зданий, разрушенных во время второй мировой войны бомбами союзной авиации и снарядами советской артиллерии. Эта искусственная возвышенность была идеальным местом для наблюдения за всеми военными и гражданскими коммуникациями на плоской восточно-германской равнине и за ее пределами, Здеск был расположен также центр Агентства Национальной Безопасности США. Этот пост раннего предупреждения играл очень важную роль. В военное время он мог создать серьезные помехи в системах связи армий Варшавского договора. Холл прошел проверку высшей степени и обладал допуском к сверхсекретной информации.

КГБ был чрезвычайно рад заполучить такого ценного и притом добровольного помощника и согласился, «нанять» его. Двадцатитрехлетний сержант из города Шэрон Спрингс стал предателем. Очевидно, сотрудники КГБ, как это бывало в подобных случаях, некоторое время наблюдали за ним, чтобы удостовериться, не является ли он агентом-двойником американской разведки. На прощание Холлу сказали, что первая рабочая встреча состоится в начале 1983 года.

Холл поступил на военную службу в 1976 году и был направлен в управление безопасности сухопутных сил. Сначала он служил в Шнееберге, где находился другой центр электронного слежения. Это была возвышенность высотой в 2224 фута, находившаяся близ чехословацкой границы. Именно там он познакомился с местной девушкой Хайди. Их свадьба по времени совпала с переводом Холла в Берлин в 1981 году и началом его шпионской деятельности в пользу Советов. Так как он женился на иностранке, потребовалось подтверждение его допуска. У него был прекрасный послужной список, и после проверки происхождения и связей жены допуск был подтвержден.

В течение последующих двух лет Холл тайком выносил из Тойфельбергского центра самые секретные документы, пряча их либо в полевой камуфляжной куртке, либо в спортивной сумке с двойным дном, которую ему дали сотрудники КГБ.

Он отъезжал в своей машине в какое-нибудь уединенное место и перефотографировал добычу при помощи фотокамеры, также полученной от КГБ. Этот специальный шпионский фотоаппарат с встроенным источником света работал от батарейки, и одной пленки в нем хватало на перефотографирование около сорока документов. Аппарат имел объектив, который мог захватывать половину листа размером 11 на 8 дюймов. Приложив камеру к документу, пользователь затем двигал ее по нему. КГБ, с курьером которого Холл встречался раз в месяц, напал на золотоносную жилу. Советская госбезопасность получила сверхсекретные инструкции по электронному наблюдению, документы по радиочастотам, использовавшимся американской разведкой, и материалы перехвата радио- и телефонных переговоров между штабами стран членов Варшавского договора.

В 1983 году предательская деятельность сержанта Холла вступила в новую фазу. В автомастерской берлинского центра в качестве гражданского вольнонаемного служащего трудился Хусейн Йилдирим, турецкий механик, пользующийся симпатией многих солдат и офицеров. За его золотые руки американцы прозвали Йилдирима «мастером». Холл частенько бывал в мастерской, осуществляя технический уход за своей машиной, и подружился с «мастером». Однажды они обсуждали финансовые проблемы и турок сказал, что подумывает о том, чтобы взять в банке кредит и организовать свое дело. «Делать деньги нетрудно, — сказал Холл. — Продавай секреты, вот и все». Турок счел это хорошей идеей и сказал Холлу, что у него есть друзья-соотечественники, которые могут хорошо заплатить за секреты. С этого времени Холл начал «черпать из двух источников».

Холл быстро сообразил, что турки вряд ли будут интересоваться американскими секретами и что в действительности «мастер» работал на восточно-германскую разведку. Впрочем, и сам Йилдирим признал это и сказал Холлу, что восточные немцы хотят с ним встретиться. Но как? Поскольку Холл являлся носителем секретной информации, ему было запрещено посещать страны Варшавского договора. Турок объяснил, что переходить границу у Берлинской стены не потребуется. Представители Штази встретят его на окраине города, в месте, окруженном несколькими рядами высоких заборов. Это место используется для засылки агентов. Под забором был подкоп. Место находилось в безлюдном районе, поросшем деревьями и кустарником, в юго-восточном пригороде Берлина Целендорфе, граничившем с деревней Кляйн Махнов, принадлежавшей ГДР. Холл против встречи не возражал.

Сержант в гражданской одежде появился в том месте, где его ожидали два сотрудника Штази. Один из них назвался Вольфгангом, другой Хорстом. Они помогли ему пролезть под забором и отвезли на конспиративную квартиру Штази. Этими сотрудниками были полковник Вольфганг Кох и подполковник Хорст Шмидт из девятого отдела главного управления внешней разведки. Холл не взял с собой никаких документов — их доставил Йилдирим, выполнявший роль курьера. Холл, разумеется, умолчал о том, что он уже работал на КГБ. Речь шла о будущих операциях и о вознаграждении. Кох согласился выплачивать по 10 000 долларов при каждой встрече и присвоил Холлу псевдоним «Пауль», который позднее заменили на «Ронни». Холл, желавший получить от жизни то, что не могла ему дать армейская зарплата, остался доволен. В Западный Берлин он вернулся тем же путем. На следующей встрече сотрудники Штази дали ему британский паспорт на имя Р. С. Хильера и сертификат о прививках на то же имя.

За четыре года службы в Тойфельбергском центре Холл передал противнику сотни сверхсекретных документов. Среди наиболее ценных был проект «Троян», касавшийся мировой сети электронного наблюдения, которую в военное время можно было использовать для определения местонахождения бронетехники, ракет и самолетов — путем записи передач их раций. Однако хуже всего было то, что в результате предательства Холла была выведена из строя компьютерная программа, которая имела целью определение слабых мест в системе советских военных коммуникаций. Ущерб, причиненный этими действиями, оценивался в сотни миллионов долларов. Восточные немцы выразили благодарность Холлу особым образом. Его пригласили в Восточный Берлин на встречу с Эрихом Мильке и Маркусом Вольфом, где Холлу была вручена медаль «За боевые заслуги» министерства государственной безопасности и 5000 долларов. Холлу разрешили потрогать медаль и прочитать удостоверение к ней, но после этого ему пришлось вернуть ее.

Тем временем аналитики КГБ начали сравнивать документы, полученные ими от германских коллег, с теми, которые поступали от их собственного агента, и установили их идентичность. На совещании в штаб-квартире КГБ в Карлсхорсте представители обеих спецслужб пришли к выводу, что они работают с одним и тем же человеком. Советы решили не тратить больше твердую валюту на то, что они получали бесплатно от своего восточно-германского союзника.

После этого совещания Холл перешел в единоличную собственность Штази до конца апреля 1985 года, когда он сообщил полковнику Коху о своем переводе в 513 группу военной разведки, дислоцированную в форте Монмут, штат Нью-Джерси. Восточно-германская разведка не обладала инфраструктурой для работы со шпионами в Соединенных Штатах, так как шпионаж в этой стране был прерогативой КГБ, за исключением экономической и политической разведки. По этой причине Холл перешел в распоряжение КГБ. Была разработана сложная система «почтовых ящиков» в Нью-Джерси, городе Нью-Йорке и на Лонг-Айленде, где Холл оставлял пленки. Почтовым ящиком на Лонг-Айленде он воспользовался всего лишь один раз. Из-за очень интенсивного движения в Нью-Йорке поездка на Лонг-Айленд отнимала невероятно много времени. Когда Холл служил в Нью-Джерси, берлинский центр электронной разведки получил «Оскара АНБ» (Агентства Национальной Безопасности) за результаты, достигнутые в 1985 году. Руководство АНБ и военная разведка тогда не знали еще, что в тот период благодаря деятельности Холла работали впустую.

В форте Монмут Холл прослужил только год. В этот период он летал в Вену, чтобы установить связь с КГБ. Он воспользовался номером телефона, который ему дали перед отъездом из Германии. Там Холл встретился с советским экспертом по электронной разведке. Никаких документов он с собой не привез, но сделал устный доклад. В конце встречи представитель КГБ сказал Холлу, что КГБ известно о том, что он поставлял информацию восточно-германской разведке и что в дальнейшем это не должно повториться. Сержант пожаловался на сложность с использованием «почтовых ящиков». Куратор из КГБ проявил понимание и снабдил его специально обработанной бумагой, на которой можно было писать невидимые письма, и дал адрес. Ни бумагой, ни адресом Холл так и не воспользовался. Он потерял их, когда упаковывал вещи, готовясь к возвращению в Германию. В форте Монмут он прослужил только год и был повышен в звании до штабного сержанта.

Холл получил назначение в 302 батальон военной разведки пятого армейского корпуса, дислоцированный во Франкфурте. Там шпионская деятельность Холла приобрела еще больший размах. Режим безопасности в этом подразделении практически отсутствовал, что позволило Холлу «одалживать» секретные и совершенно секретные документы сотнями. На помощь ему из Западного Берлина прибыл Йилдирим.

Теперь Холл опять вернулся в распоряжение Штази. Для фотографирования документов он приобрел автофургон. Позднее это создало большие неудобства, и Холл снял квартиру близ своей части. Квартплату и другие расходы, включая стоимость переносной фотокопировальной машины, которую Холл брал с собой на учения, дабы не прерывать ни на минуту свою шпионскую работу, оплачивала Восточно-германская разведка. Он снимал копии со всего, что попадало к нему на стол. Как-то Холл узнал, что личный состав его части будет подвергнут проверке на детекторе лжи. Встревожившись, Холл срочно запросил у своих шефов из Штази инструкций, как ему обмануть «ящик». Ему тут же отправили необходимую информацию, однако она была составлена таким сложным языком, с обилием специальных терминов, например, «кардиоваскулярный», что он с трудом разобрался в ней. Оказалось, что ему нечего было бояться. Операторы полиграфа не имели опыта и не смогли толком разобраться в показаниях.

Несмотря на то, что побочные занятия отнимали у него много времени и сил, Холл продолжал считаться лучшим специалистом в своей части и имел прекрасные отзывы командования, что помогло ему получить направление на учебу в школу уорент-офицеров в Соединенных Штатах (соответствует школе прапорщиков в российской армии). Он закончил ее в феврале 1988 года и был направлен для дальнейшего прохождения службы в разведотдел штаба 24-й пехотной дивизии, дислоцированной в форте Стюарт, штат Джорджия, западнее Саванны. Йилдирим к этому времени тоже перебрался в Соединенные Штаты и жил в Бель-эйр-Бич, штат Флорида, вместе с Пегги Бай, с которой он познакомился в Берлине и которая помогла ему оформить иммиграцию. Помимо работы курьером Штази турок занялся контрабандой алмазов в Европу и США из Сьерра-Леоне, государства в Западной Африке, хотя это занятие, возможно, было и не таким прибыльным, как шпионский бизнес.

Магазинный вор

Связь с Холлом, самым ценным источником полковника Вольфганга Коха, прервалась, и он упорно искал пути реактивации Холла. К тому времени Кох потерял контакты и с пятью другими военнослужащими берлинского центра электронного слежения, хотя никто из них не имел доступа к такой ценной информации, как Холл. Все они были завербованы турком-автомехаником. В то же время по не вполне ясным причинам полковник Кох испытывал опасения в отношении дальнейшего использования Йилдирима в качестве курьера. Не исключено, что, по мнению Коха, алмазная контрабанда турка сделала его слишком уязвимым звеном шпионской сети. Готовясь к возвращению Холла в Германию, Кох решил подыскать нового курьера. На эту роль нужен был человек, владевший английским языком, чтобы поддерживать контакт с Холлом на Западе, потому что уорент-офицер дал понять, что не желает больше лазить в подкоп под забором. Эта участь выпала Иоахиму Райфу, профессору-филологу восточно-берлинского Гумбольдте кого университета, который несколькими годами раньше уже выполнял роль курьера, но от дальнейшего его использования отказались, посчитав недостаточно надежным. Кох пригласил профессора, не согласовав этот вопрос положенным образом с генерал-лейтенантом Гюнтером Мюллером, начальником главного управления кадров.

Получив задание подыскать место для устройства тайника и нелегальных встреч, профессор в начале августа 1985 года выехал в Западный Берлин с фальшивыми документами. Лингвист давно уже не был на Западе, и магазины, набитые всякими товарами, привели его в смущение. Сотрудники госбезопасности ГДР выдали ему сумму в марках ФРГ, которой хватило лишь на дорожные расходы. Выполнив задание, профессор зашел от нечего делать в универмаг. И вот, когда он глазел на товары, недоступные в Восточной Германии, соблазн взял верх над осторожностью. Набив свой портфель разными вещами, он попытался покинуть универмаг, но забыл про камеры наблюдения. На выходе его задержали и отправили в полицию.

«Я хочу видеть кого-нибудь из государственной охраны», — выпалил профессор еще до начала допроса. Он имел в виду отдел городского управления уголовного розыска, занимавшийся политическими преступлениями, в том числе и шпионажем. Сотрудник этого отдела выслушал рассказ профессора и связался с берлинской резидентурой ЦРУ, так как дело касалось американца и еще одного гражданского лица, чьи имена были ему неизвестны. Однако дежурный по резидентуре не проявил к этому делу никакого интереса. Немец-детектив оказался настойчивым и вместо того, чтобы плюнуть на все это, позвонил в американскую военную разведку. Дежурный офицер также не высказал особой заинтересованности, заметив, что очень часто мелкие воришки заявляют о своей причастности к шпионажу. Тем не менее полковник Стюарт Херрингтон, талантливый контрразведчик с двадцатилетним стажем, решил заняться этим делом и 24 августа 1988 года начал расследование. В Западный Берлин была отправлена следственная бригада. Они допросили профессора и сказали ему, что он должен вернуться в Восточный Берлин и собрать побольше фактов в подтверждение своей истории. Ему также пообещали помочь переселиться вместе с семьей на Запад и снабдить документами на другое имя. Профессор Райф согласился. Осенью полковник Херрингтон вышел на Джеймса Холла и Хусейна Йилдирима. Причастность последнего к шпионажу явилась шоком для Херрингтона. Когда полковник служил в Берлине, ему часто доводилось посещать автомастерскую и он был в дружеских отношениях с турком. Однако эмоции не помешали ему выслеживать обоих шпионов с решимостью, которой он прославился еще во Вьетнаме, отбыв там два срока службы. Херрингтон последним поднялся на борт последнего вертолета, взлетевшего с крыши американского посольства в Сайгоне 18 апреля 1975 года.

Было получено разрешение суда на подслушивание телефонов обоих подозреваемых и перлюстрацию их корреспонденции. Из телефонного прослушивания выяснилось, что Йилдирим использовал псевдоним Майк Джоунз, в частности в телефонных разговорах с Холлом. Армейская контрразведка установила за Холлом и за турком круглосуточное наблюдение. В местах, которые часто посещал Холл, было установлено сложное оборудование для наблюдения. К концу ноября к этому делу подключилось ФБР.

В начале декабря с Холлом установил контакт человек, назвавшийся только именем — Фил. Несколькими месяцами раньше Холл уже встречался с Филом, принял его за коллегу по шпионской деятельности. На этот раз, по словам Фила, он должен был устроить встречу Холла с сотрудником советского посольства, который прибудет в Саванну из Вашингтона. Холл, желавший возобновить свой шпионский бизнес, согласился на рандеву, которое должно было состояться вечером 20 декабря 1988 года в отеле «Дейз Инн» в Саванне.

В отеле Фил представил Холла Владимиру Косову и вышел из номера. Косов говорил по-английски с акцентом, по которому в нем без труда можно было угадать русского. Поговорив несколько минут о ничего не значащих вещах, Косов перешел к делу.

Он сказал, что КГБ хочет возобновить операцию в сотрудничестве с «восточно-германскими друзьями». По словам Косова, это было необходимо для обеспечения безопасности Холла. Холл не заподозрил здесь никакого подвоха. Затем Косов сказал, что он новичок в этом деле, и попросил Холла поподробнее рассказать о его деятельности. Они беседовали около двух часов. Холл рассказал, как он работал с Йилдиримом, о методах, которые они использовали, и о том, как он ненавидит ползать под забором в Берлине. «Мое начальство ознакомилось с некоторыми материалами, полученными от моих восточно-германских товарищей, — заметил Косов, — они считают вас очень ценным сотрудником, а сведения, которые вы им передавали, просто не имеют цены. Если говорить откровенно, то мое начальство думает, что все можно было бы организовать куда лучшим образом по двум причинам. Первая — это ваша личная безопасность, что является приоритетом номер один для всех, кто имеет к этому делу отношение. Вторая — мы думаем, что, гм… материал, переданный вами, был настолько ценным, что им следовало лучше позаботиться о вас».

По ходу разговора Холл приводил все больше подробностей относительно сведений, переданных им восточно-германской разведке. Он сказал о плане распыления особого порошка над вражескими центрами связи. «Попадая в электронное оборудование, он выводит его из строя. Например, если насыпать немного этого порошка в телевизор и затем включить его, произойдет вспышка, и телевизор погаснет». Холл также выдал тайну особой секретной системы, которая позволяла включаться в коммуникации армий Варшавского договора. Американцы могли на русском языке подавать ложные команды различным частям на поле боя. Документация на эту систему попала в руки коммунистов еще до того, как ее смонтировали в центре электронного слежения на горе Тойфельберг. «Значит, вы еще не успели ее включить, а наши уже все о ней знали?» — спросил Косов.

— Надеюсь, что так, — ответил Холл. — Вообще-то не знаю… Для меня главное получить деньги, а там дело ваше, что вы будете делать с этой информацией.

Тогда Косов поинтересовался:

— Так вы делали это только ради денег?

— О да. Я делал это вовсе не потому, что я антиамериканец. Я размахиваю флагом так же, как и все прочие.

Затем Косов открыл свой портфель-«дипломат» и достал оттуда деньги. Он вынул шесть пачек, сказав, что Москва хочет компенсировать ему недоплату со стороны восточных немцев. «Пять тысяч, десять тысяч, двадцать, двадцать пять, тридцать». Холл, развалившийся в кресле, взял деньги и небрежно бросил их в сумку. Косов взял расписку, в которой говорилось, что эти деньги являются платой за услуги, оказанные в прошлом, и попросил Холла подписать ее. «Что за новые порядки у вас, ребята. Раньше достаточно было нацарапать на бумаге мое имя, а теперь я должен написать еще и фамилию». Косов улыбнулся. «Ну уж, бюрократов везде хватает, что у вас, что у нас». Он достал еще тридцать тысяч и подал пачку Холлу. «А это вам аванс за будущие услуги. Пожалуйста, напишите еще одну расписку». Холл скопировал текст с первой расписки и поставил подпись.

В заключение оба собеседника обсудили планы передачи будущих секретов, включая аренду почтового ящика на почте. Перед уходом Косов решил прозондировать Холла в идеологическом смысле:

— Знаю, вы уже сказали мне, что делаете это за деньги, но все же я хочу поблагодарить вас от имени моей страны и от имени социализма. Наверное, вы не верите в социализм. Но, гм…

— Но у меня есть личные проблемы в этой связи.

Косов пожал плечами: «Но лично я уважаю социализм и благодарю вас от имени социализма. И думаю, что мы сработаемся».

Уорент-офицер сказал Косову, чтобы тот позвонил ему завтра, и он сообщит ему номер почтового ящика на почте.

На выходе из отеля Холла арестовали и надели на него наручники. Полковник Херрингтон наблюдал за этой процедурой с огромным удовлетворением. Игра Владимира Косова была достойна «Оскара». Косовым был специальный агент ФБР Дмитрий Доржинский, а Фил оказался сотрудником военной контрразведки. Вся встреча снималась на пленку. ФБР и агенты контрразведки тут же произвели обыск в доме Холла в Ричмонд-Хилле, штат Джорджия. Они обнаружили портфель-«дипломат», в котором лежали четыре паспорта — его собственный и членов его семьи, — семейные медицинские карточки и 5000 долларов, а также иностранная валюта. При осмотре пикапа, принадлежавшего Холлу, был найден конверт с 4150 долларами в пятидесятидолларовых купюрах. В дорожной сумке нашли британский паспорт на имя Р. С. Хильера с фотографией Холла и британский сертификат о прививках, также на имя Хильера.

Однако самым компрометирующим оказалось содержимое другой дорожной сумки: секретная документация разведывательного характера, включая письмо, адресованное «Дорогому другу», в котором речь шла о сведениях, требовавшихся от Холла. Одновременно с обыском в доме Холла агенты ФБР провели и другой обыск, в доме Йилдирима во Флориде, и обнаружили там фальшивые удостоверения личности.

Оказавшись перед лицом неопровержимых улик, Холл во всем сознался и согласился помочь следствию. Ему грозил смертный приговор. Однако прокурор сказал ему, что если он признает себя виновным и даст обязательство никогда не разглашать подробностей секретов, которые он выдал, то прокурор потребует для него сорока пяти лет тюрьмы. Холл поступил так, как ему сказали. На заседании военного трибунала в форте Макнейр в Вашингтоне, которое состоялось 10 марта 1989 года, Холл сказал, что он прочувствовал свое предательство и раскаялся всей душой. Его отец сказал суду, что его сын любил американскую армию и что он был в шоке, узнав о предъявленном сыну обвинении в шпионаже: «Когда я встретился с ним после его ареста, я сначала хотел вышибить из него дух, но я увидел его и забыл обо всем. Я обнял его». Председатель трибунала полковник Говард Эггерс приговорил Холла к отбыванию сорока лет в военной тюрьме в Левенворте, штрафу в 50 000 долларов и увольнению с позором из армии. От КГБ и Штази предатель получил в общей сложности около 300 000 долларов. Его оклад уорент-офицера составлял 25 894 доллара в год плюс различные пособия.

62-летний Хусейн Йилдирим, которого судили в Саванне, напрочь отрицал свою причастность к шпионажу. Он нес такую околесицу, что один сотрудник контрразведки заметил, что турок — это «культурный феномен, что мужское достоинство находится в прямо пропорциональной зависимости от того, насколько убедительно выглядит его ложь». Йилдирим утверждал, что всю операцию затеял Холл, а он, Йилдирим, просто взял документы, чтобы они не попали не в те руки, В подтверждение этого он заявил своему защитнику Ламару Уолтеру, которого назначил суд, что он спрятал много документов в винном погребе многоквартирного дома в Западном Берлине и в двух кувшинах для воды, зарытых на кладбище. В сопровождении агентов ФБР Уолтер вылетел в Берлин, где они обнаружили около 10 000 страниц секретных документов Агенства Национальной Безопасности и военной разведки. Никто не поверил сказкам турка. Скорее всего, он припрятал этот материал на черный день, для страховки. Отойдя от дел, он мог бы всякий раз, когда у него появлялась бы нужда в деньгах, продавать Штази несколько страниц.

В ходе двухдневного процесса, который вел окружной судья Авент Эденфилд, эксперт ФБР показал, что ему удалось обнаружить отпечатки пальцев Йилдирима на пятидесятидолларовой купюре, найденной в пикапе Холла, а также на экземпляре письма «Дорогому другу», найденном в одном из кувшинов, которые выкопали на кладбище. Эксперт контрразведки заявил, что эти письма были идентичны тем, которые рассылала советская разведка, запрашивая информацию у агентов. Улик против Йилдирима, включая видеопленку Холла, было более чем достаточно. Обвинение вызвало около трех десятков свидетелей. Защита не вызвала ни одного. Уолтер защищал Йилдирима изо всех сил, причем в крайне неблагоприятных обстоятельствах: подружка турка Пегги Бай угрожала его жизни. Она была недовольна тем, как Уолтер вел защиту Йилдирима, утверждая, что адвокат должен был привлечь к этому делу внимание прессы. Она сама пыталась это сделать, выступив по телевидению Эй-Би-Си. Пегги Бай заявила, что американская военная контрразведка сфабриковала дело на ее сожителя. Главным инициатором этой операции она назвала полковника Херрингтона. Присяжные заседали шесть с половиной часов и признали Йилдирима виновным. Его приговорили к пожизненному заключению и высылке из США в случае амнистии. Уже после процесса сотрудники контрразведки несколько раз допрашивали его в федеральной тюрьме Ломпок в Калифорнии, однако Йилдирим упорно отрицал свою причастность к шпионской деятельности Холла. Хотя даже начальник главного управления внешней разведки Маркус Вольф признал после краха ГДР, что турок завербовал несколько американцев, Йилдирим отказался обсуждать это утверждение. Его просьба о пересмотре дела и смягчении приговора была отклонена в 1996 году.

Дело Холла и Йилдирима было одним из самых серьезных провалов американской контрразведки. «Это было армейское дело Уокера» — прокомментировал один вашингтонский источник, близко знакомый с этим делом. (Флотский офицер Артур Уокер продал Советам шифры и другую секретную информацию, в результате чего вся система флотской связи оказалась под контролем советских средств электронной разведки. В 1985 году Уокер был арестован и приговорен к пожизненному заключению.)

Близнец Холла

В январе 1990 года Пауль Лимбах и Хайнер Эмде, напористые и имевшие хорошие связи репортеры немецкого журнала «Квик», который теперь уже не существует, вышли в Восточном Берлине на одного человека, который продал им несколько тысяч документов из архива генерала Вольфа. Среди них были инструкции американской разведки и рапорты, имевшие высшую категорию секретности. Продавец, бывший офицер Штази, сказал, что получил эти документы от двух американцев. Он назвал Холла как одного из них, однако имя другого — Джейса Карни — было вымышленным. Он знал и адрес Карни в Восточном Берлине. Лимбах связался со своим другом Герхардом Бёденом, возглавлявшим ведомство по охране конституции. Ознакомившись с этими документами, Бёден решил направить копии главе резидентуры ЦРУ в Бонне, Эду Пекусу. Летом 1990 года автор этих строк получил копии этих документов вместе с фамилией Карни и адресом. Он якобы жил в многоквартирном доме в восточно-берлинском районе Фридрихсмайн, однако жильцы этого дома сказали, что человек под этой фамилией им не известен. Карл Гроссман, бывший заместитель начальника отдела внешней контрразведки, позднее подтвердил, что Карни был американцем, который под кличкой «Кид» работал на его отдел, начиная с 1982 года. Гроссман сказал, что он не помнит настоящую фамилию агента, только то, что он был сержантом ВВС, который сбежал в ГДР в 1985 году: «Он был гомосексуалистом и испытывал серьезные проблемы, но мы предоставили ему работу по переводу радиоперехватов. Мы дали ему имя Джейс Карни и сделали его гражданином Дании, потому что у него был скандинавский акцент. После ликвидации МГБ в январе 1990 года его устроили на работу в Дом Либкнехта смотрителем здания. Сотрудники Дома Либкнехта, штаб-квартиры компартии ГДР, отрицали, что у них работал Карни.»

К лету 1990 года личность Карни была установлена. Это был сержант американских ВВС Джеффри Карни из города Цинциннатти, штат Огайо. В воинской части 6912, занимавшейся электронным слежением и дислоцированной в Берлине, он служил с 1982 по 1984 год. Затем его перевели на базу ВВС Гудфеллоу в Техасе. Осенью следующего года он дезертировал и направился сразу в Берлин, где попросил своих друзей из Штази предоставить ему убежище. Остается загадкой, почему американские власти не арестовали его в 1990 году, когда Берлин еще находился под юрисдикцией союзных оккупационных властей. То ли не сработали шестеренки бюрократической машины, то ли ЦРУ не предупредило вовремя ВВС. В конце концов сотрудники управления специальных расследований ВВС США арестовали Карни, но это случилось в апреле 1991 года. К тому времени на Берлин уже полностью распространился суверенитет ФРГ. В связи с этим генеральная прокуратура заявила в июне 1997 года, что ею начато расследование, не нарушили ли сотрудники ЦРУ германские законы. Расследование было прекращено после того, как было установлено, что арест был произведен в соответствии с соглашением о статусе американских вооруженных сил в ФРГ, которым определяются их размещение на территории Германии и права.

Сержанта Карни вел полковник Гейнц Шокенбоймер, начальник отделения одиннадцатого отдела, занимавшегося разведкой против американского гарнизона в Западном Берлине. Иногда случалось так, что Карни не утруждал себя лишними хлопотами по части копирования документов, а доставлял оригиналы, причем пронумерованные. Поступавшая от него информация позволяла КГБ, располагавшему огромными возможностями, выявить и ликвидировать слабые места в области обеспечения безопасности радио- и кабельных коммуникаций Советской армии и вооруженных сил Варшавского договора. Часть информации Карни дублировала информацию, поступавшую от Холла, и это являлось для восточно-германской разведки и КГБ железным доказательством того, что материалы Холла не были состряпаны американской разведкой. Особенно важное значение имело сверхсекретное исследование под кодовым наименованием «Купол парашюта», выполнявшееся по заказу Комитета начальников штабов. Часть, в которой служил Карни, должна была разработать методы, не позволяющие советскому генеральному штабу эффективно пользоваться ВЧ — связью для управления частями на поле боя. Планировщики из штаба армий Варшавского договора, должно быть, пустились в пляс, получив исследование слабых мест коммуникаций советского генерального штаба, изложенное на 47 страницах. Стоимость контрмер, которые рекомендовалось принять командованию американских вооруженных сил, оценивалась в 14,5 миллиарда долларов. Вышеупомянутые факты лишь малая толика американских секретов, переданных Карни в Восточный Берлин.

Джеффри Карни стал предателем не из-за денег. Он был гомосексуалистом, который подвергался серьезным эмоциональным стрессам. Он часто страдал от глубокой депрессии. Не исключено, что его завербовали с помощью одного из «Ромео»-гомосексуалистов, находящихся в распоряжении Штази. Впрочем, конкретные обстоятельства его вербовки остаются невыясненными. Ясно только одно: он был завербован, а не добровольно предложил свои услуги, пройдя через КПП у Берлинской стены, как предполагалось в некоторых рапортах. Весьма возможно, что Карни посещал автомастерскую и познакомился с «мастером» Йилдиримом, который и навел на него Штази. Деньги, похоже, играли второстепенную роль в жизни Карни, хотя после его бегства в ГДР он получил автомобиль и оклад в 3000 восточных марок в месяц, что примерно соответствовало окладу подполковника Штази.

Возможно, Карни так никогда и не поймали бы, если бы репортеры Пауль Лимбах и Хайнер Эмде не натолкнулись на вышеупомянутые документы. Процесс над предателем был закрытым. На заключительном заседании военного трибунала, состоявшемся 4 ноября 1991 года на базе ВВС Эндрюс близ Вашингтона, Карни признал себя виновным в шпионаже и дезертирстве и был приговорен к тридцати восьми годам лишения свободы и увольнению с позором из армии.

Другие военные-шпионы

Авиатор первого класса Роберт Гленн Томпсон выдавал агентов, которые работали, за железным занавесом на управление специальных расследований ВВС США. Томпсон, который поступил на службу в ВВС в 1952 году, когда ему было семнадцать лет, служил механиком на различных базах. После травмы спины он был переведен на кабинетную работу в берлинский отдел вышеупомянутого управления. За халатное отношение к своим обязанностям — неоднократное появление на службе в пьяном виде — он даже угодил под трибунал, был понижен в звании на одну ступень и оштрафован на 67 долларов. Однако его не лишили доступа к секретной информации. Это было серьезным упущением со стороны компетентных органов контрразведки ВВС. Однажды, пропьянствовав всю ночь, Томпсон пробрался в Восточный Берлин и предложил свои услуги Штази. В 1958 году он вернулся в Штаты и демобилизовался; однако к этому времени Штази передала его КГБ. Он взял отпуск и нелегально посетил СССР, где прошел спецподготовку. Томпсона взяли в 1965 году по вине его советского куратора, оказавшегося малокомпетентным разведчиком. Томпсон признал свою вину и был приговорен федеральным судом Нью-Йорка к тридцати годам лишения свободы.

В 1978 году Томпсона обменяли на израильского летчика Мирона Маркуса, попавшего в плен в коммунистическом Мозамбике, и на Алана Ван Нормана, двадцатитрехлетнего студента из Виндена, штат Миннесота, который был приговорен к двум с половиной годам лишения свободы за попытку нелегального вывоза людей из Восточной Германии. 3 мая 1978 года министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке разослал секретное письмо во все управления МГБ, в котором возвестил о прибытии Томпсона в ГДР на типичном для Штази жаргоне: «В результате решительных политических операций мы достигли успеха в борьбе за освобождение бывшего нелегального сотрудника МГБ и КГБ, Роберта Гленна Томпсона, гражданина США, который был приговорен к 30 годам тюрьмы, — писал Мильке. — На основании добытых им материалов в 1957–58 годах МГБ ГДР смогло разоблачить и арестовать большое количество шпионов и агентов американских спецслужб». Далее Мильке объяснял, как происходил обмен, и добавил следующее: «Освобождение Томпсона еще раз подтверждает, что все наши нелегальные сотрудники, даже те, кто попал в сложную ситуацию, был арестован врагом и заключен в тюрьму, всегда могут рассчитывать на активную поддержку и помощь МГБ и органов госбезопасности братских стран». Мильке сказал, что обмен Томпсона следует проводить как пример в работе с агентами Штази, чтобы заручиться их доверием. Мои попытки установить место нахождения Томпсона после краха коммунистического режима потерпели фиаско. Подобно другим лицам, оказавшимся в таком положении, он мог получить убежище в России.

Разочаровавшись в своей работе, оператор радиоперехвата сержант Майкл Пери украл переносной компьютер, дискеты со сверхсекретной информацией и армейский вездеход. 21 февраля 1989 года он двинулся к границе с ГДР, к тому ее участку, который патрулировался его частью, 11-м бронетанковым полком. Это был район, который, по предположению американских военных специалистов, мог быть использован для внезапного вторжения в Западную Европу. Пери перелез через пограничное заграждение, а вездеход бросил неподалеку. восточно-германские пограничники задержали его и забрали компьютер с дискетами. Затем Пери доставили в Восточный Берлин, где сотрудники Штази допрашивали его в течение тринадцати дней. В конце концов Пери заявил, что не желает оставаться в ГДР, и тогда ему вернули компьютер с дискетами. Ему дали 300 долларов, отвезли в аэропорт «Шёнефельд» и посадили на самолет, улетавший в Вену. Поняв, что он совершил ошибку, Пери добровольно вернулся в свою часть. В этом случае действия Штази оказались необычными. Сотрудники МГБ ГДР не стали принуждать Пери к сотрудничеству. Возможно, это объясняется тем, что данное происшествие имело место за девять месяцев до падения Берлинской стены. По всей стране уже шло брожение, и сотрудники Штази чувствовали, что конец уже близок. При проверке переносного компьютера, похищенного Пери, выяснилось, что его поверхность была тщательно вытерта. Отсутствие отпечатков пальцев было признаком того, что все дискеты успели переписать. На заседании военного трибунала двадцатидвухлетний сержант, уроженец Калифорнии, со слезами раскаяния на глазах признал себя виновным в шпионаже. Его приговорили к тридцати годам лишения свободы.

«Жучки» в штабе армии

В спецподразделении главного управления внешней разведки, занимавшегося анализом информации о признаках готовящегося нападения извне, царило приподнятое настроение. Еще бы, ведь подслушивающее устройство удалось установить не где-нибудь, а в кабинете начальника штаба 7-й американской армии в Гейдельберге. Это специальное подразделение было создано по настоянию генерал-майора Льва Шапкина, члена Военного Совета ГСВГ, и входило в систему раннего предупреждения армий Варшавского договора. В руководящих кругах КГБ существовало мнение, что наилучшими возможностями для добывания сведений о намерениях Запада располагала разведка ГДР, которая успешно вербовала агентов из числа американских военнослужащих и германского вспомогательного персонала, работавшего на американских базах и в штабах. Подполковник Зигфрид Вернер из одиннадцатого отдела главного управления «А», ответственный за ведение разведки на американских военных объектах, стал тем героем, который доказал справедливость этого мнения. Именно он завербовал рабочего из немецкого гражданского персонала, работавшего в гейдельбергском штабе. В это трудно поверить, но этот человек имел неконтролируемый доступ к одному из двух самых секретных помещений штаба американского командования. Так об этом сказал генерал-майор Отис Линн. Другим был кабинет самого командующего. Линн, находящийся сейчас в отставке, занимал должность начальника штаба 7-й армии с 1980 по 1982 год, когда там действовал «жучок». Немецкий шпион установил «жучок», в комплект которого входило миниатюрное записывающее устройство, под столом в кабинете, где проводил совещания начальник штаба. В течение нескольких месяцев регулярно менялись пленки и элементы питания. В то время как аналитики считали эту информацию полезной в целях раннего предупреждения, другие говорили, что от этого «жучка» больше хлопот, чем толка, учитывая технические проблемы, связанные с обеспечением его функционирования. В конце концов эта операция была прекращена. Расследование деятельности немецкого техника не дало никаких улик против него, и от возбуждения дела против него пришлось отказаться.

Бывший полковник МГБ Гроссман сказал, что в 70-е годы главное управление внешней разведки сделало ставку на качество, а не на количество. Оно предпочитало заплатить миллион долларов одному шпиону, чем по сто тысяч десяти. Полковник Вольфганг Кох, преемник Гроссмана и куратор Холла, подтвердил это. Не подлежит сомнению, что ущерб, явившийся результатом проникновения щупалец Штази в американские военные структуры, значительно возрос именно в два последних десятилетия существования ГДР, Каждое из управлений министерства госбезопасности действовало совершенно автономно, в обстановке строгой межведомственной секретности, и первостепенное значение придавалось защите источников. К осени 1991 года лишь немногие бывшие кураторы Штази назвали подлинные имена своих агентов. Большинство офицеров, имевших доступ к этой информации, как и Кох, отказались выдать своих агентов. Они приводили подробности операций, упоминали псевдонимы, но дальше этого дело не шло. «На карту поставлена наша профессиональная честь», — отвечали они. Таким образом, перед американскими властями все еще стоит задача выявления десятков американцев, которые в той или иной период работали на разведку ГДР. Оценка, данная генералом Линном крайне неудачной деятельности американской контрразведки, совпадает с мнениями бывших сотрудников восточно-германской разведки. И тот, и другие винят во всем американское законодательство, в частности закон о неприкосновенности частной жизни, явившийся результатом слушаний в сенатском комитете по разведке, председателем которого был сенатор Фрэнк Черч. «У сотрудников контрразведки выбили из рук инструменты, без которых невозможно было выявить шпионов, тем, что во главу угла были поставлены интересы отдельно взятой личности, — рассказывал в 1991 году полковник Райнер Виганд. — В открытом демократическом обществе контрразведка находится в невыгодном положении».

Помимо шпионов Штази из персонала Тойфельберского центра электронного слежения, чьи имена не были преданы гласности, по меньшей мере трое других высокопоставленных гражданских сотрудников (американских граждан) остаются недосягаемыми за пеленой псевдонимов. Например, «Оптик», американский инженер, который явился в МГБ в 1982 году и предложил продать сверхсекретные документы по космическим исследованиям. Таких пришельцев обычно направляли в управление внутренней контрразведки. С этим человеком встретился полковник Райнер Виганд. Американец хотел получить 10 000 марок (6250 долларов) за документы, ценность которых полковник не мог определить по причине их научного характера. Виганд дал ему 5000 марок и сказал, что даст еще, если информация окажется полезной. Он записал фамилию и адрес американца и сказал, что с ним установят связь. Начальник Виганда, генерал-лейтенант Гюнтер Кратч, запер эти материалы в свой сейф и забыл о них. Три года спустя возникла ситуация, когда министр ГБ Мильке стал критиковать управление Кратча за малое количество пойманных шпионов. Кратч вспомнил о приходившем американце, вынул бумаги из сейфа и передал в главное управление внешней разведки в качестве своего «большого улова». Научный отдел разведуправления назначил подполковника Эдгара Цигнера куратором. По воспоминаниям Виганда, Цигнер установил контакт с «Оптиком» в 1985 году. Однако Виганд добавил, что ничего не знает о том, что произошло дальше, кроме того, что этот шпион стал «очень ценным».

Один старший сержант американских ВВС, служивший в начале шестидесятых в Западном Берлине, был завербован Штази при помощи шантажа. Уже женатый человек, сержант служил в штабе базы «Темпельхоф», когда немке, с которой он имел интимную связь, сделали по договоренности со Штази аборт в Восточном Берлине. Автору этой книги не удалось выяснить, какие секреты сержант под кличкой «Том» выдал, находясь в Берлине. Однако позднее его перевели в Таиланд. Шла война во Вьетнаме, и он сообщал агентам Штази сведения о времени вылета на задание американских самолетов, что привело к потере трех истребителей. После возвращения «Тома» в США связь с ним была утеряна. В МГБ ГДР полагали, что он был арестован за контрабанду наркотиков. Его «курировал» полковник Манфред Юшинпетер из американского отдела главного разведуправления, который в 70-е годы работал в США под крышей представительства ГДР в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. В разговоре с автором этих строк Кляйнпетер признал, что он знал о «Томе», но отказался сообщить какие-либо подробности. Однако в то же время полковник со злорадством повествовал о неудачной попытке ФБР завербовать его, Кляйнепетера, в качестве агента-двойника.

На Штази работали и некоторые другие американцы — например, «Майе», военнослужащий, и «Джуниор», гражданский ученый, которому старший лейтенант Штази Вольфганг Аугуст выплатил один миллион долларов. Ученый имел отношение к долгосрочному планированию в области электронной разведки и посещал конференции НАТО, которые были настолько секретны, что он должен был посылать записи, которые вел там, специальным курьером в США. По словам бывшего полковника Штази Карла Гроссмана, Аугуст был глубоко законспирированным агентом. Он пять лет работал в одной франкфуртской компании по производству резиновых изделий, а в 1970 году его отозвали В ГДР.

Хорошо информированный офицер разведки рассказывал, что, по его мнению, все эти шпионы выявлены, но министерство юстиции отказалось от их судебного преследования. «Если они не уверены на 100 процентов в том, что удастся добиться обвинительного приговора, то ради сохранения престижа они не будут возбуждать судебного дела».

Успехи других шпионов

Судя по данным из архива главного управления внешней разведки Штази, восточным немцам удалось проникнуть во многие военные и правительственные учреждения США, разбросанные по всему миру. Вот лишь немногие примеры информации, проданной американцами Штази.

Боевой порядок американских ВВС, включая перечень всех самолетов и их местонахождение (гриф «совершенно секретно»); боевой порядок первой бронетанковой дивизии на учениях «Картель Кард», проходивших с 25 февраля по 3 марта 1972 года (гриф «секретно»); рапорт о боевой подготовке 108-го батальона военной разведки, июль 1987 года (гриф «совершенно секретно»); рапорт о проверке, производившейся контрразведкой в 504 батальоне военной разведки по заданию начальника разведотдела штаба 1-й бронетанковой дивизии (гриф «совершенно секретно»); директива командования сухопутных сил о способах борьбы с танками противника, 1978 год (гриф «совершенно секретно»); рапорт по проверке по линии контрразведки здания 5350 в Гинденбургских казармах, город Ансбах, ФРГ, за подписью Пеннингтона Смита, офицера полевой контрразведки (гриф «секретно»); планы действий военной полиции и графики транспортных перевозок европейского командования американских сил (гриф «секретно»); списки личного состава с 1975 по 1982 годы, включавшие фамилии и телефоны офицеров сорока одного штаба и баз в Европе, США, Панаме и Азии. У некоторых документов вырезаны места на верхних полях, где обозначены степень секретности или фамилия — данные, которые могли бы разоблачить источник.

Интересный факт: в штатном расписании 8-й пехотной дивизии, дислоцированной в Бад-Кройцнахе, Западная Германия, значилось имя штабного сержанта Клайда Л. Конрада, служившего в оперативном отделе штаба этой же дивизии. В 1985 году Конрад демобилизовался и остался жить в Германии. В августе 1988 года Конрада арестовали по обвинению в государственной измене. Следствие по его делу вел полковник Стюарт Херрингтон, который разоблачил шпиона Холла. Конрад выдал сверхсекретные оборонительные планы США, включавшие применение тактического ядерного оружия в случае внезапного нападения с Востока. Невероятно, но министерство юстиции США не проявило интереса к судебному преследованию предателя, и дело передали в генеральную прокуратуру ФРГ. Полковник Херрингтон заявил, что Конрад с 1975 года работал на венгерскую разведку. Штатное расписание, найденное в архиве Штази, могло оказаться там благодаря «братской помощи» венгров. Представители обвинения сказали, что Конрад получил за свои услуги около 2 миллионов марок (1 250 000 долларов). Процесс по его делу продолжался почти шесть месяцев. Конрада приговорили к пожизненному заключению. Это был самый суровый приговор за государственную измену, вынесенный германским судом после окончания второй мировой войны. Позднее германские судебные власти дали очень высокую оценку расследованию, которое провели полковник Херрингтон и сотрудники военной контрразведки. Конрад умер в тюрьме в 1997 году.

«Топаз»

Одной из главных целей разведки Штази была штаб-квартира НАТО в Брюсселе. Хотя советским спецслужбам время от времени удавалось туда проникнуть, наибольших успехов на этом направлении достигли восточные немцы, завербовавшие несколько «кротов», которые имели доступ к секретам армий Западного Оборонительного Пакта. Эта деятельность началась в конце 1960-х, когда НАТО испытывало нужду в хорошо подготовленных секретаршах со знанием нескольких языков, в то время как в западногерманских министерствах был их избыток. Перевод западногерманских секретарш в бельгийскую столицу побудил Штази отправить своих «Ромео».

В марте 1979 года за шпионаж была арестована Ингрид Гарбе, секретарша представительства ФРГ при штаб-квартире НАТО в Брюсселе. Она была завербована по старой испытанной схеме «Ромео». Этот арест вспугнул другую шпионку, птицу более высокого полета, Урзель Лоренцен, секретаршу начальника оперативного отдела генерального секретариата НАТО. Она бежала из Брюсселя в ночь на 5 марта 1979 года в такой спешке, что оставила там все свои личные вещи. В то же самое время исчез администратор брюссельского отеля «Хилтон» Дитер Билль. Заподозрив, что арест Гарбе и исчезновение Лоренцен и Билля не были совпадением, сотрудники службы безопасности НАТО начали расследование и выяснили, что Лоренцен имела доступ к самым сокровенным тайнам альянса. Через несколько недель после своего исчезновения Лоренцен появилась на экранах восточно-германского телевидения. В телеинтервью, устроенном с помощью Штази, она сказала, что искать убежище в ГДР ее вынудили угрызения совести. «Я стала свидетельницей бесчеловечного планирования, единственная цель которого — начало новой войны». «Ромео», завербовавшим ее, был администратор «Хилтона».

Утечка секретов не прекратилась и после бегства Лоренцен. В действительности информация продолжала поступать почти без перерыва. Полковник Гейнц Буш, военный аналитик главного управления «А», знавший Лоренцен и Билля по кличкам «Мозель» и «Бордо», получал первоклассные секреты НАТО также от агента по кличке «Топаз». Кураторами «Топаза», так же как Лоренцен и Билля, были полковник Клаус Рослер, начальник отдела НАТО и Европейского сообщества, и его заместитель, полковник Карл Ребаум. Буш обратил внимание на то, что «Топазу» дали тот же внутренний регистрационный номер (MfS XV 333 69), который ранее был у Лоренцен. «Это было любопытно, потому что раньше ничего подобного я не видел». После краха ГДР оказалось, что на «Топаза» можно выйти только через Буша. Сотрудники службы безопасности НАТО выдвинули предположение, что словом «Топаз» обозначается не один человек, а целая шпионская сеть.

Эта догадка основывалась на огромном количестве сверхсекретных документов НАТО — иногда до 3000 страниц за один раз, — которое прошло через руки Буша. По мнению последнего, эта гипотеза могла оказаться ложной, потому что Лоренцен также представила огромное количество материалов, хотя и с помощью своего любовника, который фотографировал документы во время ее обеденного перерыва. Буш сообщил о своем мнении начальнику службы безопасности Бартелли. Но одно обстоятельство не вызывало сомнений ни у кого: дело «Топаза» было самым громким и крупным среди подобных дел о шпионаже внутри НАТО со времени основания альянса в 1949 году. Среди ценных документов, которые пришлось анализировать Бушу, был «МС-161», имевший высшую категорию секретности, — исследование потенциала армий Варшавского договора и их боевого состава. Это была библия тех, кто планировал западную оборону. Неудивительно, что разведка ГДР дала своему агенту название драгоценного камня. Буш не знал, что «Топаз» сотрудничал с «Тюркис», потому что этот псевдоним никогда не появлялся на сопроводительных бумагах, с которыми поступали документы НАТО.

Потребовалось почти три года напряженной работы, когда сотрудники федеральной криминальной полиции и службы безопасности НАТО тщательно исследовали информацию, представленную полковником Бушем. Они проверяли персонал штаб-квартиры НАТО, имевший доступ к документам, обнаруженным в архиве Штази. Последним недостающим звеном в цепи оказалась дискета со списком агентов. Говорили, что ее продал ЦРУ за полтора миллиона долларов бывший генерал-майор МГБ ГДР Рольф-Петер Дево. В этом списке значились Райнер Рупп и его жена, Анна-Кристина. Рупп работал в экономическом управлении НАТО, а его жена была секретаршей в различных отделах, последним из которых была служба безопасности. Обоих супругов арестовали 31 июля 1993 года, когда они отдыхали в доме у родителей Райнера в Саарбурге, городе на юго-западе Германии, близ границы с Люксембургом. Руппа обвинили в государственной измене, а его жена проходила по делу как сообщница.

В возрасте двадцати двух лет, будучи студентом факультета экономики университета в Дюссельдорфе, Рупп принял участие в нескольких демонстрациях, организованных левацкими группировками. Подобно многим другим леворадикальным идеалистам 60-х, Рупп выступал против «язв капитализма» и роли Америки во вьетнамской войне.

Как-то раз после митинга в Майнце он вместе с друзьями, такими же студентами, зашел в пивную, чтобы выпить пива и перекусить. Когда пришло время расплачиваться, оказалось, что им не хватает 50 пфеннигов (16 центов). Молодых людей выручил мужчина из-за соседнего столика, назвавшийся Куртом. Он даже угостил своих новых знакомых пивом. У них завязалась политическая дискуссия. Выяснилось, что у Курта много общего со студентами, хотя Руппу не очень-то нравился социализм, построенный в ГДР. Райнер Рупп снова встретился с Куртом, и постепенно между ними завязалась дружба. В конце концов Курт открыл свое подлинное лицо и предложил Руппу встретиться с «друзьями» в Восточном Берлине — иначе говоря, с сотрудниками главного управления внешней разведки МГБ ГДР. «На первой встрече я познакомился с Юргеном, который позднее стал влиятельным лицом в ГУВР МГБ ГДР», — вспоминал Рупп уже после суда. Юрген сказал ему: «Мы делаем здесь много ошибок, и не все получается, как хотелось бы. Но если однажды ГДР прекратит свое существование, народ не допустит реставрации капитализма». Эта кажущаяся открытость со стороны офицера МГБ и впечатление Руппа, что Восточная Германия не только успешно развивается экономически, но и становится более либеральной страной, сыграли решающую роль в том, что молодой левак стал предателем. Руппа зачислили в штат как перспективного агента и дали ему задание усовершенствовать свои знания французского языка, для чего ему нужно было продолжить учебу в Брюсселе.

Описание Юргена, данное Руппом, подходит к полковнику Юргену Рогалле, который выдвинулся на ниве шпионажа в середине 60-х, когда под видом студента возглавлял резидентуру внешней разведки ГДР в Гане. В то время президент Ганы Кваме Нкрума пытался установить там коммунистический режим, опираясь на помощь СССР и других стран восточного блока. В результате военного переворота Кваме Нкрума был свергнут, а майор Рогалла оказался в тюрьме. Позднее его освободили в обмен на ганцев, находящихся в заключении в ГДР. В момент краха коммунистического режима в Восточной Германии полковник Рогалла был начальником отдела США, Канады и Мексики.

Рупп закончил университет и поступил на работу в брюссельский филиал одного британского коммерческого банка. Как-то вечером в одном из баров Брюсселя друзья познакомили его с Анной-Кристиной Боуэн. Очень умная и красивая дочь отставного майора британской армии из Дорчестера, Анна-Кристина работала секретаршей в британской, военной миссии. Для нее это была любовь с первого взгляда. Она была на два года моложе Руппа, и его эрудиция и ум произвели на нее впечатление. В 1971 году она устроилась на работу в НАТО. Через год после их свадьбы Рупп признался своей жене в том, что является агентом Штази, и попросил ее помочь ему в «работе ради мира». Она согласилась. Почти каждый рабочий день в течение пяти лет Анна-Кристина набивала документами НАТО свою сумочку и несла их своему мужу, который фотографировал их миниатюрной камерой, предоставленной Штази. Все документы были секретными, некоторые имели гриф «космик топ сикрет» — то есть третью степень секретности (прим. переводчика: документы НАТО имели четыре степени секретности — 1) «секретно», 2) «совершенно секретно», 3) «суперсекретно» — «космик топ сикрет», и 4) «фор айз оунли» — «по прочтении сжечь»), в особенности те из них, что относились к коммуникациям и оборонительным планам. Периодически супруги проводили выходные за пределами Бельгии, в таких городах, как Амстердам и Гаага. Там они встречались с полковниками Рослером или Ребаумом, своими кураторами, и получали от них инструкции. Кассеты с фотопленками Рупп прятал в пивные банки с двойным дном и передавал курьерам. Даты и места встреч он узнавал из передач радиостанции своих хозяев на коротких волнах. Через некоторое время и сам Рупп подал заявление с просьбой принять его на работу в штаб-квартиру НАТО. После проверки он был принят и получил доступ к работе с секретными документами. Это произошло в 1977 году.

Как заявил генеральный прокурор ФРГ, благодаря предательству Руппа командование вооруженных сил Варшавского договора имело своевременную и надежную информацию о планировании НАТО: «Это давало возможность правильно оценить военный потенциал стран — членов НАТО и воспользоваться этой оценкой в кризисной ситуации. В результате этой выдачи государственных тайн МГБ ГДР и последующей передаче их КГБ был нанесен значительный ущерб обороне ФРГ и ее союзников».

На процессе Руппа, который проходил в октябре-ноябре 1994 года, председатель суда Клаус Вагнер попытался выяснить, не раскаивается ли Рупп в своем предательстве. Подсудимый сказал, что он «служит интересам ФРГ, стараясь дать ясно понять Штази, что, по моему мнению, НАТО не является инструментом наступательной войны». Тогда судья спросил: «Как вы могли быть уверенным, что какой-либо безумный министр обброны СССР не воспользуется этой информацией, чтобы нанести удар по Западной Европе?». Рупп ответил, что теперь, поразмыслив над этим, он не располагает такой уверенностью.

Давая показания, Рупп старался взять всю вину на себя и выгородить свою жену. Он сказал, что после рождения их первого сына в 1984 году Анна-Кристина настаивала на том, чтобы они прекратили шпионскую деятельность, но он отговорил ее. По мнению судьи Вагнера, Рупп подробно обрисовал свою роль в этом шпионском дуэте: «В интеллектуальном отношении Рупп превосходил свою жену». После рождения их второго сына, два года спустя, Анна-Кристина пригрозила уехать с детьми в Англию, если Райнер не прекратит шпионить. На этот раз Райнер сказал, что он согласился, но тайно продолжал свою прежнюю деятельность. Даже рождение дочери не остановило его. Он тайком спускался в винный погреб роскошной виллы, приобретенной им на деньги Штази, и фотографировал документы, которые продолжал выносить из своего офиса. «Нам было жаль миссис Рупп, которую втянули в это дело», — заявил судья Вагнер.

5 ноября 1994 года федеральный прокурор Эккехард Шульц выступил с заключительной речью. Он потребовал пятнадцать лет лишения свободы для Руппа и два года для его жены. По данным обвинения, Рупп за двадцать один год шпионской деятельности получил от Штази около 800 000 марок (500 000 долларов). Спустя две недели судья Вагнер приговорил Руппа к двенадцати годам тюрьмы, а его жену, Анну-Кристину, к двум годам условно.

Шпионы в посольстве США

Подобно всем другим учреждениям США и НАТО, ставшим объектами внимания разведки ГДР, не составили исключение и американские посольства в Бонне и Восточном Берлине. Сотрудники службы безопасности государственного департамента знали об этом, однако оснований для особых тревог не имелось, поскольку громких дел пока не было, как не было выявлено причастности к шпионажу ни одного американского дипломата. В Бонне поймали несколько водителей-немцев, но они поставляли Штази в основном сплетни, касавшиеся слабостей американских дипломатов и их амурных похождений. Однако один случай в Бонне был более серьезным. Габриэла Альбин, немка, работавшая на телетайпе в американском посольстве, была завербот вана в 1977 году своим любовником после того, как распался ее брак с американским офицером. Она проходила под псевдонимом «Герхард». Ее куратором был подполковник Гейнц Келлер из отдела США. Альбин имела ограниченный доступ с секретными материалами. То есть ей разрешалось работать с ними только в присутствии американского сотрудника посольства.

Однако это правило часто нарушалось. В течение почти четырех лет Альбин поставляла настолько малозначительный материал, что военный аналитик полковник Гейнц Буш попросил ее куратора провести инструктаж Альбин по отбору значимых документов. Некоторое время от нее шла ценная информация, касавшаяся размещения в Германии ядерных ракет среднего радиуса действия. Затем в 1980 году куратор Альбин сказал Бушу, что связь с «Герхардом» прервалась, О причинах подполковник Келлер умолчал. Альбин страдала серьезным психическим заболеванием и часто попадала в больницу. Внезапно в 1982 году Буш опять получил материал от агента под кличкой «Герхард». Альбин заработала снова, на этот раз ее перевели в отдел оборонного сотрудничества посольства. В противоположность прежней деятельности, теперь от нее поступали ценные военные документы относительно размещения ракет «Першинг-II» и выдержки из секретных рабочих инструкций по обслуживанию систем «Першинг» и «Томагавк». Она также передала зашифрованные и расшифрованные послания — что оказало неоценимую помощь специалистам отдела дешифровки Штази. Ей нельзя было даже показывать эти документы, поскольку у нее был ограниченный допуск. Однако она так долго проработала в посольстве и вдобавок пользовалась всеобщей симпатией, что ответственные сотрудники службы безопасности просто игнорировали эти правила.

К шпионской деятельности Альбин снова привлек человек, который ее завербовал, — восточно-германский химик, который пытался бежать из страны, но был пойман и предпочел тюрьме карьеру «Ромео». Он исполнял обязанности курьера госбезопасности ГДР и был старше Альбин на семь лет. Рудольф Рек прятал пленки в тайники на поездах, отправлявшихся в Восточный Берлин, так называемые передвижные «почтовые ящики». Альбин и Рек, которого эта женщина знала под именем Франца Дитце, были арестованы 13 марта 1991 года и выпущены под залог. Их выдал перебежчик из Штази. «Ромео»-курьер погиб еще до суда. Его машина столкнулась с поездом на железнодорожном переезде. Начали поговаривать, что эта авария не была случайностью, что кто-то хотел помешать ему дать показания в суде. Однако расследование показало, что смерть последовала в результате несчастного случая. На процессе, состоявшемся в августе 1996 года, председатель суда Инна Обст-Оллерс сказала, что шпионкой Альбин стала из-за своего «слепого обожания» курьера Штази. «Она даже не знала ни его адреса, ни номера телефона, однако эта исключительно чувствительная женщина поверила его обещанию жениться на ней, — заметил судья, — Ее использовали самым бесстыдным образом». И все же Альбин была не только жертвой, но и преступницей. Ее приговорили к двум годам условно — мягкий приговор, если учесть, что она получила от Штази 170 000 марок (106 250 долларов).

На стол Эриха Хонеккера, генерального секретаря ЦК СЕГТГ и главы ГДР, каждый день ложилась разведсводка, подготовленная министерством госбезопасности, подобная той, что ЦРУ готовит для американского президента. В ней делался обзор текущей политической и военной ситуации в мире и распрей между политическими лидерами и государственными деятелями на основе донесений шпионов Штази. В дайджесте от 16 марта 1987 года сообщалось об освобождении от должности главы американской миссии в Западном Берлине Джона Корнблюма и о его переводе в Брюссель на должность заместителя представителя США в НАТО: «Причиной перевода Корнблюма стали его разногласия с послом США в Бонне Ричардом Бертом. Берт обвиняет Корнблюма в неспособности обеспечить американские интересы и слишком большой уступчивости по отношению к ФРГ».

Вдобавок ко всему, говорилось в дайджесте, Корнблюм не смог ограничить сферу действий бургомистра Западного Берлина Эберхарда Дипгена. «В свою очередь Корнблюм упрекал Берта в том, что тот постоянно вмешивается в его дела». Эти сведения поступали от «крота», которого так и не удалось обнаружить.

Проба американских вод

21 августа 1963 года в обстановке полной секретности министр юстиции США Роберт Кеннеди приказал выслать из страны одну красивую немку с экзотичной внешностью. На сборы Эллен Рометч, двадцатисемилетней супруге сержанта люфтваффе, служившего в посольстве ФРГ в Вашингтоне, давалось менее недели. Если бы не лауреат пулитцеровской премии репортер Кларк Молленхофф из газеты «Де Мойн Реджистер», этот случай так никогда и не стал бы достоянием гласности. Два месяца спустя после того, как Рометч и ее муж покинули Соединенные Штаты, Молленхофф сообщил, что в руках сенатора-республиканца от штата Делавэр Джона Уильямса оказалось полное описание похождений этой женщины в Вашингтоне с тех пор, как она прибыла туда в 1961 году. «Если все, что есть у Уильямса и федеральных правоохранительных органов, всплывет наружу, Вашингтон содрогнется от скандала, подобного тому, что прошлым летом потряс Лондон», — констатировал Молленхофф. Министру обороны Великобритании Джону Профьюмо пришлось уйти в отставку после того, как он сознался, что солгал в парламенте, когда его спрашивали о его отношениях с Кристин Килер, проституткой, услугами которой пользовался также помощник советского военно-морского атташе Евгений Иванов.

Сенатор Уильямс сказал Молленхоффу, что не будет комментировать этот вопрос и добавил, что дело это «крайне щекотливое и опасное». Эллен Рометч принадлежала к компании девушек по вызову, работавших на Роберта Бейкера, секретаря демократического большинства в сенате и протеже Линдона Джонсона. Бейкер поставлял девушек сенаторам и другим влиятельным вашингтонским политикам. В то время шло расследование деятельности Бейкера на предмет финансовых злоупотреблений. 30 сентября 1963 года конгрессмен X. Р. Гросс, республиканец от штата Айова, сказал в своем выступлении в палате представителей, что Рометч, возможно, причастна к похищению ракетных секретов, и призвал начать расследование. Гросс сказал, что эта женщина однажды в обнаженном виде купалась в ванне с шампанским на вечеринке, которую устроил один подрядчик оборонной промышленности и на которой присутствовал сотрудник федерального космического агентства. Он не назвал имен, упомянув лишь, что подрядчиком был президент фирмы, производившей отдельные компоненты для ракет. В ФБР знали наверняка, что среди клиентов этой очаровательной немки был и президент Джон Кеннеди. По мнению директора ФБР Эдгара Гувера, Рометч, восточная немка из Пирны, близ Дрездена, бежавшая в Западную Германию в 1956 году, была шпионкой. Необычным в высылке было то, что решение принималось на уровне министра юстиции. «То, что Джон Кеннеди путался с этой женщиной, меня не удивляет», — сказал профессор университета штата Висконсин Эван Ривз, автор биографии Кеннеди «Вопрос характера: жизнь Джона Ф. Кеннеди». Что до участия в деле Рометч Роберта Кеннеди, то Ривз прокомментировал это так: «А почему бы и нет, ведь он сделал всю грязную работу». После отъезда Рометч из Соединенных Штатов дело тихо угасло, по-прежнему окутанное тайной.

Летом 1997 года один чиновник германского правительства, пожелавший сохранить анонимность, рассказывал, что были серьезные основания считать Эллен Рометч перспективным агентов главного управления внешней разведки ГДР. После возвращения Рометч в Бонн управление федеральной военной контрразведки МАД провело расследование причин ее высылки из США и пришло к выводу, что все упирается в ее развратное поведение. От ФБР никаких материалов на Эллен Рометч никогда не поступало. Один из бывших сотрудников германской разведки сказал, что Рометч была завербована в Восточной Германии, скорее всего для военного шпионажа: «Она появилась здесь как раз в то время, когда Вольф засылал на Запад своих перспективных агентов». Ранее Рометч была замужем за офицером ВВС ФРГ, с которым развелась. За сержанта она вышла замуж только после того, как тот получил назначение в посольство ФРГ в Вашингтоне. Этот же разведчик, который также предпочел остаться анонимным, сказал, что, скорее всего, восточные немцы после отъезда Рометч в США передали ее КГБ, поскольку ведение разведки в США находилось целиком в компетенции русских. «Кроме того, в то время главное управление „А“ не располагало в Америке инфраструктурой курьеров. В любом случае я убежден, что мистер Гувер поступил правильно, однако жаль, что он не поделился с нами имевшейся в его распоряжении информацией», — рассказывал он.

В ноябре 1997 года автор этой книги разговаривал об этом деле с Олегом Калугиным, бывшим начальником контрразведки КГБ, который одно время служил в резидентуре КГБ в советском посольстве в США. В ответ на вопрос, действительно ли Рометч была советской шпионкой, Калугин сказал: «Да, я знаю о такой женщине», но добавил, что не помнит никаких подробностей.

Ныне Эллен Рометч живет со своим мужем в симпатичном домике на берегу Рейна, близ Бонна. Когда на нее вышел один из друзей автора этой книги, бывший разведчик, она отказалась отвечать на вопросы, несмотря на то, что теперь срок давности надежно защищал ее от каких-либо судебных преследований. «Она все еще очень привлекательная женщина, и, судя по их дому и новому „седану-БМВ“, деньжата у них водятся», — сказал бывший разведчик. Что ж, возможно, она продолжала занятие выгодным побочным бизнесом, ублажая одиноких боннских политиков. С другой стороны, ходили слухи, что клан Кеннеди отвалил ее приличный куш, чтобы заткнуть рот.

«Полезные идиоты»

Часто цитируют Ленина, говорившего, что большевики должны ставить себе на службу западных либералов в качестве «полезных идиотов» и дать «капиталистам самим свить веревки, на которых их повесят». В архиве ГУВН ГДР хранится немало досье на американцев, которые невольно сыграли роль, уготовленную для них Лениным. В их числе бизнесмены, посещавшие Лейпцигскую промышленную ярмарку, где они знакомились с «приветливыми» восточными немцами, которые заводили с ними с виду невинные разговоры. И постепенно эти приветливые мужчины и женщины выпытывали у наивных гостей экономическую и другую информацию, представлявшую интерес для разведки. В Штази эту деятельность называли «abschopfen» — снятие сливок.

Однако бизнесмены не были единственной мишенью на мушке у Штази. Легионы вербовщиков рыскали по профессиональным конференциям и семинарам, проводимым в Восточной Европе, в которых принимали участие представители Запада, в поисках «полезных идиотов», часть из которых могла бы стать шпионами. Профессор лейпцигского коммерческого колледжа Хорст Шольц в 1976 году стал внештатным сотрудником Штази, получив задание заниматься такой вербовкой. Ему был присвоен псевдоним «Forschung» — исследование. Он работал на пятнадцатый отдел внешней разведки, точнее на его филиал в лейпцигском окружном управлении госбезопасности.

В августе 1985 года Шольц участвовал в работе конференции в Будапеште, где его внимание в качестве потенциального источника информации привлек Якоб Наор, профессор маркетинга университета штата Мэн. Шольц завел со своим объектом разговор о маркетинге и родственных ему предметах. Вернувшись в ГДР, Шольц написал своему куратору, капитану Хорсту Финдайзену, рапорт на пяти страницах, в котором говорилось: «Политико-идеологическая позиция КЛ (контактного лица, то есть Наора) может быть охарактеризована как вполне положительная (насколько это можно было установить в ходе коротких бесед, длившихся в общей сложности около шести часов). У него сложилось вполне определенное мнение о Рейгане и проводимой им политике (внутренней и внешней), о разнице в обращении с представителями различных расовых и этнических групп населения на всех уровнях общества, о политике Израиля. Похоже, что он симпатизирует построению социализма в различных странах. (В последней области он довольно хорошо информирован, и на эту тему у него имеются в США публикации, что вызвало враждебное отношение к нему со стороны части студентов и коллег-преподавателей). Его позиция по этому вопросу такова: эти коллеги, а также декан либо дезинформированы, либо вообще не имеют никакой информации о событиях, происходящих в социалистических странах, и, как правило, представляют собой самый примитивный вид антикоммунистов (последнее типично для США). Он отзывается о Рейгане как о примитивном политике, правда, типичном для американцев, которые действуют в соответствии с тем принципом, что всякий, кто в какой-либо степени симпатизирует социализму или ведет с ним переговоры, выступает против США и их мощи. Поэтому все, кто разделяет противоположное мнение, подвергаются диффамации и, по словам КЛ, изгоняются из общественной жизни. В некотором смысле он видит в этом опасность для себя лично и выбирает соответствующую линию поведения. В колледже он считается профессионалом высокого класса в области маркетинга, и ректор „нуждается в нем“».

Судя по этому рапорту, американский профессор лез из кожи вон, чтобы подольститься к восточно-германскому вербовщику. Он даже дошел до выпадов против Израиля. Когда Шольц поинтересовался у Наора, почему тот поселился в США, тот ответил, что причины тому — «широко распространенный национализм и нарастающий „фашизм“ внутри израильской армии».

Как указывается в рапорте вербовщика, Наор подробно рассказывал о своих личных делах. Он сказал, что его семье принадлежит дом, купленный за 40 000 долларов, что они платят 450 долларов в месяц за ссуду, у них три машины; в неделю они тратят около 100 долларов на продовольствие и платят от 900 до 1000 долларов в месяц за обучение дочери в университете (она учится на факультете машиностроения). «Миссис Наор — начальник статистического отдела управления здравоохранения штата Мэн. В этом отделе хранится информация о всех жителях штата Мэн (около 1 миллиона человек), и миссис Наор имеет неограниченный доступ к базе данных». Эти слова выделены не случайно, поскольку в последующих рапортах говорится о ней как о возможном объекте вербовки.

В ходе этой первой встречи, по словам вербовщика, Наор предложил передать компьютерную программу, которая использовалась как в его колледже, так и американской ассоциацией маркетинга. Далее в рапорте говорилось: «Помимо этого, КЛ сделало и второе конкретное предложение, оно касается экспортной маркетинговой программы, в которую входят сведения о 600 крупных американских фирмах, а также канадских, южнокорейских и шведских. Туда входят так называемые „Экселент Сторз“, лучшие экспортные фирмы. В связи с этим KЛ создало свою собственную программу в университете штата для анализа и сравнения и имеет в своем распоряжении всю базу данных».

Американский профессор, писал в своем отчете восточно-германский вербовщик, сказал, что пошлет некоторый материал некоему доктору Сабо, сотруднику Будапештского института рыночных исследований, где «я смогу его забрать, потому что, по словам KЛ, почтовые отправления в Венгрию не подвергаются жесткому контролю. В следующем году он лично привезет большой банк данных, когда приедет в Лейпциг». Чего же боялся Наор? Как бы там ни было, но в архивах Штази содержится упоминание о том, что он действительно прислал документацию в Венгрию.

Куратор из Штази рекомендовал продолжать и укреплять контакты Шольца с Наором. Его начальник, полковник Клаус Брюнинг, одобрил эту рекомендацию, и Наору дали кличку «Огонь». Было приказано проверить прошлое Наора. В связи с этим был послан запрос в венгерские органы безопасности относительно посещений этой страны.

В результате проверки выяснилось, что Наор родился в 1931 году в Вене. Его мать была христианкой, а отец — иудеем. В то время фамилия его отца была Нойбауэр. Спасаясь от нацистских преследований, семья эмигрировала в 1939 году в Палестину. В 1952 году Наор переехал в США и позднее учился на экономическом факультете в университете Калифорнии. Затем он работал финансовым аналитиком в пароходной компании «Америкен Президент Лайнз» в течение пяти лет до 1971 года, после чего вернулся в Израиль, где до 1974 года работал учителем. С 1974 года он опять живет в США. Прежде чем стать профессором факультета управления в сфере бизнеса университета штата Мэн, Наор преподавал в университетах Висконсина и Оклахомы. Он женился на американке и имел двух детей, дочь и сына. В графу «гражданство» сотрудник Штази вписал «американское и израильское».

Наор продолжал переписываться с вербовщиком Шольцем. В одном из писем он известил, что в 1986 году попытается получить командировку в ГДР по линии международной программы научных исследований и обмена, финансируемой правительством США.

28 мая 1986 года он, однако, уведомил своего восточно-германского партнера по переписке, что намерениям в отношении командировки не суждено сбыться по причине отсутствия денег у правительства США — «виноват Рейган». И все же Наор в июле 1986 года посетил ГДР и встретился с Шольцем. В досье Штази не указано, привез ли Наор с собой обширную базу данных, как обещал, и кто именно финансировал его поездку.

На встрече в Лейпциге вербовщик Штази поинтересовался у Наора, не ожидает ли он «неприятностей» из-за своих частых поездок в коммунистические страны. По этому поводу Наор рассказывал следующее: в университете он отчитывается только перед своим деканом, потому что тот выделяет средства на его поездки. Пока что он не заметил никакого интереса к себе ни со стороны ФБР, ни ЦРУ. Ситуация могла измениться, но «его совесть чиста».

Из ГДР Наор поехал в Венгрию и из Будапешта вылетел самолетом румынских авиалиний в Израиль, чтобы навестить своего отца и брата, и вернулся в Будапешт самолетом югославской авиакомпании. С 22 по 26 августа у него с Шольцем были три продолжительные встречи в Будапеште. Он объяснил Шольцу, что пользовался самолетом вышеупомянутых авиалиний, потому что «это было связано с меньшим риском подвергнуться нападению террористов». В ходе этих тайных встреч Наор передал материал из университета штата Мэн (микрокомпьютерная подготовка) — об этом сообщалось в рапорте Шольца от 11 сентября.

В течение следующих двух лет Наор продолжал колесить по Восточной Европе с целью изучения «социалистического маркетинга». Заезжал он и в ГДР. Каждый раз он встречался с восточно-германским профессором и по совместительству вербовщиком Штази, который затем писал обычные обстоятельные отчеты своему начальству из госбезопасности. Судя по досье как «Исследования», так и «Огня», подготовительная фаза вербовки американца была успешно завершена. Более того, Наор сообщил своему восточно-германскому коллеге, что попросил администрацию своего университета пригласить в 1988 году его в Мэн прочитать курс лекций. Агент Штази получил официальное приглашение в США с правом свободного передвижения.

Для управления внешней разведки это был крупный успех. То, что Наор, о котором один его коллега по университету в Мэне отозвался как об исключительно умном, одаренном человеке, будет пробивать приглашение этому восточному немцу, кажется настоящим кошмаром. Почему Наор игнорировал политическое брожение, которое к тому времени охватило Восточную Германию и получило широкое освещение в американских средствах массовой информации? Неужели он был наивным, узколобым, академичным либералом, стремившимся создать о себе мнение как о непревзойденном специалисте по коммунистической экономике и коммерческой политике?

5 мая 1987 года начальник отдела внешней разведки Лейпцигского окружного управления полковник Брюнинг направил досье Наора полковнику Армину Гроссу, заместителю начальника одиннадцатого отдела главного управления «А». Этот отдел вел разведку в США, Канаде и Мексике. В сопроводительном письме Брюнинг писал: «Политический реализм и относительно прогрессивная позиция, которые в этом материале выходят на передний план, кажутся честными, хотя, возможно, их выразитель и не совсем свободен от постороннего влияния. „Огонь“ питает подлинно научный интерес к тому, чтобы создать себе авторитет эксперта по социалистическим странам и помочь социализму стать сильным конкурентом Соединенным Штатам Америки».

Однако далее полковник Брюнинг добавил: «Из результатов проверки прошлого следует вывод, что попытка завербовать Наора в 1987 может не иметь успеха». Вместо этого Брюнинг рекомендовал перенести акцент в данной операции на подготовку визита Шольца в Соединенные Штаты — визита, который соответствующие инстанции Штази уже санкционировали.

В течение следующих одиннадцати месяцев Шольц получил разрешение на работу в США, и американское посольство в Восточном Берлине выдало ему визу. В начале мая 1988 года вербовщик прошел интенсивный инструктаж относительно задач, которые перед ним ставились. По «легенде» он ехал в США с целью расширения своих связей в ученом мире, обмена научной информацией и усовершенствования владения английским языком. В действительности же он должен был выполнять задачи, типичные для вербовщика: подробное изучение всех аспектов университетской жизни, преподавательского состава и политического климата, а также сбор материалов о микротехнологии и последних достижениях и тенденциях в развитии данной отрасли. Шольц должен был тщательно изучить личную жизнь профессора и особое внимание уделить сыну Наора, которому тогда было двадцать лет и который учился на факультете химического машиностроения. На него возлагалась задача установить с сыном дружеские, доверительные отношения с целью формирования базы для будущей вербовки. Помимо этого, Шольц должен был высматривать ученых, которые также подходили бы на роль шпионов Штази, и студентов, которые могли бы фигурировать в студенческом обмене между университетами Мэна и Лейпцига.

Вербовщик из ГДР с 2500 долларов в кармане прибыл в Нью-Йорк через Хельсинки. Оттуда он вылетел в Портленд, штат Мэн, где его встретил Наор, который отвез его в Ороно, где и началась преподавательская деятельность Шольца, продолжавшаяся три с половиной месяца. На этой ниве Шольц потерпел фиаско. По словам одного из преподавателей факультета управления в сфере бизнеса, который пожелал сохранить инкогнито, немец разговаривал по-английски настолько плохо, что студенты начали выражать открытое недовольство. Ведь они практически не понимали его. Тем не менее Шольц старательно выполнял задание Штази. Он отобрал несколько студентов для обучения в ГДР и выявил по меньшей мере одну кандидатуру для вербовки. Впрочем, профессор, которого он наметил, об этом и не подозревал. Жена Наора, по мнению Шольца, была неподходящей кандидатурой для вербовки: «Хотя она и разделяет политическую позицию своего мужа относительно Израиля, а также политической и социальной обстановки в самих США, в то же время она была более патриотична, чем ее муж (она — коренная американка)». С сыном Наора у Шольца возникла проблема. Он жаловался на то, что молодой Наор разговаривал на таком ужасном слэнге, что его почти невозможно было понять. Кроме того, молодой человек был очень неряшлив в одежде и походил скорее «на рокера». «Тем не менее мне удалось возбудить в нем интерес к ГДР, и я пригласил его в Лейпциг на весеннюю ярмарку». В отчете о поездке Шольц указал также, что он несколько раз видел двадцати пятилетнюю дочь супругов и нашел ее совершенно аполитичной особой, добавив, что «Огонь» очень переживает по этому поводу.

Восточно-германский вербовщик покинул США 28 июля. Вернувшись в ГДР; он написал отчет на девяти страницах. В его досье перечисляется ряд предметов, которые он передал своему куратору: план-схема, сделанная от руки; фотоснимки, сделанные из самолета; снимки «важных объектов» на территории университетского городка; университетские проекты на 1988 год; различные публикации в университетской прессе и карта штата Мэн.

В досье Штази нет никаких указаний относительно того, посетили ли какие-либо студенты из числа приглашенных Шольцем Восточную Германию. Похоже, что интерес к этому проекту пошел на убыль, и довольно быстро, по мере того как все более четко обрисовывалась перспектива скорого краха коммунистического режима. Наор совершил еще одну поездку в Лейпциг и проработал там в коммерческом колледже с января по июнь 1989 года, после чего досье на него в Штази было закрыто. Пять месяцев спустя рухнула Берлинская стена.

Профессор Наор продолжал преподавать в университете штата Мэн. Его знания социалистической экономики теперь имеют ценность разве что для тех, кто изучает историю. По словам его бывших коллег, он занялся изучением экономики переходного периода в бывших социалистических странах, то есть перехода от планового хозяйства к рыночному, к капитализму. Его мечта, о которой упоминалось в досье Штази, — помочь коммунистам сделать «социализм серьезным конкурентом США» — так и осталась несбыточной мечтой. В досье нет доказательств, что Наор когда-либо снабжал вербовщика какой-либо засекреченной информацией, составлявшей государственную тайну, или что он принимал какие-либо вознаграждения за помощь Шольцу. Он не выдал никакой информации, которая могла бы нанести ущерб безопасности США. На вопрос о том, был ли Наор причастен к экономическому шпионажу, могут дать ответ лишь судебные власти. Какими бы мотивами он ни руководствовался, но он вполне подходит под ленинское определение «полезного идиота», а материалы, переданные им коммунистам, можно интерпретировать как нитку в веревке для повешения капиталистов, хотя и очень тоненькую. В 1996 году профессор Наор ушел из университета Мэна и перебрался на северо-запад тихоокеанского побережья США.

Неудачи Штази

В 1973 году генерал Вольф решил произвести пробу возможностей своего ведомства в континентальной части США, устроив своего рода соревнование с КГБ и ГРУ. В том же году в Нью-Йорк прибыл майор Эберхард Люттих и организовал там «нелегальную резидентуру». Этот термин означал, что его деятельность была глубоко законспирирована и не имела дипломатического прикрытия. У него были поддельные документы на имя Ганса-Дитриха Штейнмюллера из западногерманского портового города Гамбурга. Люттих начал свою службу в восточно-германской разведке в 1969 году и после разведшколы получил статус OIBE-Offizier im besonderem Einsatz, то есть офицера действующего резерва. В Нью-Йорке он устроился на работу торговым агентом в филиал «Шенкер энд Компани», крупной западногерманской транспортной фирмы, действовавшей в различных уголках земного шара. В числе прочих услуг она занималась доставкой вещей домашнего обихода дипломатов и военнослужащих из США в Европу.

Эта работа давала Люттиху возможность собирать информацию о передвижении личного состава посольств и воинских частей, представлявших интерес для разведки. В его задачи входило также обзаведение связями в университетах с целью вербовки агентов из числа молодых ученых. С годами Люттих стал первоклассным разведчиком. Он посылал материал микроснимками в виде точек на письмах, отправляемых на конспиративные адреса в ФРГ. Задания он получал по коротковолновому приемнику прямо из ГДР или с радиостанции на Кубе. В июле 1974 года США и ГДР установили между собой дипломатические отношения. В МГБ одно время подумывали о том, чтобы отозвать Люттиха и в будущем сбор информации вести только через «легальную резидентуру», то есть представительство Штази под крышей посольства ГДР в Вашингтоне. Однако майор приносил такую пользу, что было решено оставить его на месте. 22 ноября 1979 года он был арестован агентами ФБР, однако заслуги американской контрразведки в этом не было. Люттиха выдал перебежчик, старший лейтенант МГБ ГДР Вернер Штиллер, сбежавший в Западную Германию в январе того же года. С января по ноябрь агенты ФБР вели за Люттихом пристальное наблюдение с целью сбора улик и выявления связей. Вообще-то им просто повезло, что они успели его арестовать. Своим успехом они были обязаны какой-то накладке, произошедшей в центре оперативной связи Штази, в силу чего были отозваны не все агенты, которых знал перебежчик. Люттих сразу же «раскололся» и дал такие ценные показания, что его освободили от судебной ответственности и переправили в Западную Германию.

По словам одного бывшего высокопоставленного сотрудника МГБ ГДР, Люттих был их единственным агентом-нелегалом в США, засланным с расчетом на длительную перспективу. В любом случае, военный, научно-технический и промышленный шпионаж в Америке остался исключительной прерогативой советских спецслужб. Однако «легальные» разведчики, действовавшие под крышей посольства ГДР в Вашингтоне, поставляли горы материалов, которые, по мнению аналитиков, обладали высокой надежностью и «большой прогностической ценностью». Самым ценным источником был Гейнц-Иоахим Свиталла (кличка — «Зигель»), советник посольства ГДР, происходивший из семьи видного коммуниста. Его отец во времена Гитлера жил в СССР и вместе с Мильке закладывал основы госбезопасности ГДР.

Еще одним провалом была вербовка сотрудницы ЦРУ, которой управление внутренней контрразведки дало кличку «Fee» — «Фея». Эту женщину перевели в 1983 году из посольства США в Вене в Восточный Берлин на должность атташе. Государственный департамент США запросил согласие на ее дипломатическую аккредитацию, и восточно-германские контрразведчики пропустили ее фамилию через компьютер КГБ в Москве, куда стекалась информация от всех разведок Восточного блока. Оказалось, что разработку «Феи» вела венгерская разведка. В Будапешт откомандировали полковника Райнера Виганда, который должен был встречаться там с полковником Ласло Чордашем, сорокадвухлетним ветераном венгерской разведки. У Чордаша на «Фею» имелось досье в полметра толщиной, Венгерский полковник вел за ней пристальное наблюдение, когда работал в должности атташе в посольстве ВНР в Австрии. Его внимание к ней привлек источник из американского посольства. Венгры установили «жучок» в ее квартире, где она часто после работы встречалась с подружкой, работавшей секретаршей в том же отделе. Обе женщины жаловались на высокомерное отношение к ним их коллег-мужчин, которые, по их мнению, уступали им в профессиональном и интеллектуальном отношении. Они также обсуждали предстоящие прибытия в Восточную Европу оперативников ЦРУ, что давало коммунистической контрразведке преимущество в один ход. «Эти женщины баловались коктейлями и сплетничали о человеческих слабостях своих коллег, давая выход своему недовольству, — вспоминал Виганд. — Это была золотая жила не только для венгров, но и для КГБ, который получал все, что попадало в руки Чордашу. Благодаря „Фее“ нам удалось разоблачить полковника из министерства обороны Югославии, который много лет работал на ЦРУ».

Виганд вернулся в Восточный Берлин, и после его доклада генерал Кратч решил завербовать «Фею». Поскольку дипломаты получали квартиры через министерство иностранных дел, Штази позаботилась о том, чтобы жилище «Феи» было оборудовано подслушивающими устройствами и скрытыми видеокамерами. Когда люди Виганда уже были готовы приступить к делу, вмешался КГБ, заявивший, что право на вербовку американцев принадлежит ему. Виганд заартачился, и КГБ нажал на Мильке, который капитулировал. К Виганду пришел полковник Феликс Виноградов, начальник отдела внешней контрразведки КГБ в ГДР, который уведомил его, что вербовка будет проходить с участием «специалиста», прекрасно владеющего английским языком и прожившего несколько лет в США, который прибудет из Москвы. Тем временем все документы на «Фею» были отправлены в резидентуру КГБ, но Штази утаила тот факт, что ее квартира была нашпигована жучками и видеоаппаратурой слежения. «Нам было интересно, как же этот „великий специалист“ будет работать с ней», — вспоминал Виганд.

Московский «специалист» прибыл летом 1984 года и однажды вечером зашел к «Фее». Видеокамеры и магнитофоны Штази фиксировали каждое его движение и слово. Сотрудник КГБ представился американцем, который нуждается в помощи. Когда она впустила его, «специалист» повел себя как в пословице про слона в посудной лавке. Он ознакомил «Фею» с записями ее венских бесед и предложил во избежание неприятностей поработать на КГБ. «Вы бы только слышали ее, — со злорадством вспоминал Виганд. — Она просто рассвирепела, обругала его последними словами и приказала убираться вон». Офицер КГБ, который, очевидно, ожидал иной реакции, в замешательстве ретировался, пробормотав, что еще зайдет к ней. Пока восточно-германские контрразведчики покатывались со смеху, «специалист» с угрожающим видом маячил под окнами «Феи». Через несколько дней он отбыл в Москву не солоно хлебавши.

Автор этой книги разговаривал в 1993 году в Будапеште с полковником Ласло Чордашем, который ушел на пенсию в 1986 году. Он не стал ничего утаивать, наоборот, с гордостью профессионала описал мне, как вместе с помощником снял квартиру над квартирой «Феи» и установил подслушивающие устройства и видеокамеры. «Мы знали все о ней и о деятельности ЦРУ в Вене.

— Но если эта женщина скомпрометировала себя своей несдержанностью на язык, почему он не попытался завербовать ее?

— Мы могли бы предпринять такую попытку, но я всегда считал, что она скорее пойдет на скандал разоблачения, чем станет работать на нас. Кроме того, она приносила нам больше пользы именно в таком качестве. Если бы мы ее завербовали, у нас никогда не было бы уверенности, что она не ведет двойную игру. Как оказалось, я был прав», — с улыбкой сказал Чордаш.

Кто же был тем источником в американском посольстве, который вывел Чордаша на «Фею»? Феликс Блох? Блох был тем первым секретарем посольства, которого обвинили в работе на КГБ. Однако в силу недостатка улик его не судили, а просто уволили без пенсии из Государственного департамента. «Нет, это был не Блох, а другой. Но мы знали все о Блохе, потому что немцы переслали нам досье на него, где были подробно описаны его сексуальные похождения, которыми он прославился, служа в берлинском посольстве США. Но я знал, что наши советские друзья присматривают за ним. Завербовали они его или нет, мне неизвестно».

Чордаш с огромным удовольствием рассказывал, что его частенько приглашали на различные мероприятия в американском посольстве и что он регулярно завтракал с помощником военного атташе США Джозефом Силаги. Однако такой фамилии нет в списке иностранных дипломатов, аккредитованных в Австрии. Если это ложь, то насколько можно верить рассказу Чордаша в целом? Разведчикам никогда нельзя полностью доверять. Впрочем, версия Чордаша совпадает с версией, изложенной бывшими сотрудниками Штази.

Активные меры

В конце 1986 года индийская газета «Пэтриот», издающаяся в Нью-Дели, опубликовала статью, в которой говорилось, что вирус СПИДа был создан в военной бактериологической лаборатории в форте Детрик, штат Мериленд. Газета цитировала некоего доктора Джекоба Сигала, сказавшего, что американские ученые использовали генетическую технологию для симбиоза вируса лейкемии «Висна», обнаруженного у овец, с вирусом человеческой лейкемии «HTLV–I», обнаруженного известным американским специалистом в этой области, доктором Робертом Галло. По данным газеты «Пэтриот», вирус СПИДа был испробован на заключенных, некоторые из них вышли на свободу и распространили эту опаснейшую болезнь. Эту историю подхватило советское агентство новостей ТАСС и западные средства массовой информации.

Эксперты, включая Мейнрада Коха, начальника отдела вирусологии института имени Роберта Коха, находящегося в Западном Берлине, быстро отвергли эту идею как несусветную чушь. Тем не менее газеты с левым и антиамериканским уклоном продолжали всячески муссировать эту тему. В то время автор этих строк работал консультантом у Чарльза Уика, директора информационного агентства США, и занимался созданием спецгруппы для борьбы с советской дезинформацией и пропагандой. Было быстро установлено, что индийская газета финансируется КГБ, а ее редактор является лауреатом Сталинской премии мира. Таким образом, версия о причастности США к возникновению и распространению СПИДа была ловко сфабрикованной уткой, плодом деятельности отдела активных мер советской секретной полиции.

В процессе работы над этой книгой автор побывал в Берлине и нашел имя Сигала в документах Штази. Родившийся в дореволюционном Санкт-Петербурге, Сигал был профессором и директором института прикладной бактериологии при восточно-берлинском Гумбольдтском университете и к тому времени уже находился на пенсии. В разговоре, состоявшемся в Берлине в 1991 году, Сигал предстал убежденным марксистом, не примирившимся с крахом ГДР. Сигал, которому в то время было восемьдесят лет, настаивал, что информация о происхождении СПИДа была абсолютно достоверной, и отрицал, что у него имелись какие-либо контакты с Штази. Но он лгал. В 1992 году в свет вышла книга, авторами которой являются два бывших сотрудника отдела дезинформации МГБ ГДР, они подробно рассказывают в своей книге о том, как вместе с коллегами из КГБ плели эту паутину лжи и использовали Сигала с его научным авторитетом для придания истории достоверности.

Довольно часто специалисты Штази работали независимо от КГБ, но всегда в русле советской политики. В конце 70-х Советский Союз хотел убедить мир, что США готовятся к ядерному нападению на страны коммунистического блока. Штази выпустила ряд памфлетов на эту тему с использованием мнимых и настоящих документов НАТО, добытых шпионами, и распространила их среди групп пацифистов и в СМИ от имени фиктивных издателей.

В июне 1979 года в западноевропейских газетах появилось письмо, которое якобы написал генеральному секретарю НАТО главнокомандующий вооруженными силами этого блока, генерал Александр Хейг. В этом письме шла речь о военных приготовлениях США и содержалась формулировка, которая произвела эффект взорвавшейся бомбы: «Возможно, мы будем вынуждены первыми применить ядерное оружие». В действительности это письмо было изготовлено умельцами из Штази.

Досье на Рейгана

В целях повышения личного престижа и придания внешнего лоска и респектабельности своему полицейскому государству генсек ЦК СЕПГ и председатель Госсовета ГДР Эрих Хонеккер страстно желал посетить США с официальным визитом и встретиться с президентом Рональдом Рейганом. Однако такой визит не состоялся, и главным образом из-за поддержки, которую ГДР оказывала международному терроризму. Однако подготовка к возможному визиту велась, и в ходе ее ГУВР Штази составило обширное досье на американского президента. Большая часть материалов в нем состоит из секретных рапортов и анализов КГБ и кубинской разведки. Так, в документах КГБ президент Рейган характеризовался как «махровый антикоммунист, который принимал участие в кампании по изгнанию прогрессивно настроенных деятелей из кинопромышленности и профсоюзов». Далее там говорилось, что будучи кандидатом в президенты Рейган обещал вернуть США «положение лидера в мире, утерянное ими при президенте Картере». Аналитики КГБ были невысокого мнения о Картере, указав, что он, «развивая экономику, нанес моральный ущерб американскому бизнесу и ослабил позиции США во всем мире». В ряде материалов выражалось убеждение, что Рейган переломит эту тенденцию, и цитировалось его высказывание, сделанное в ходе предвыборной кампании 1980 года: «Никто не хочет использовать атомное оружие, но противник должен каждую ночь засыпать в страхе, что мы можем им воспользоваться».

Во многих рапортах проскальзывало невольное уважение: «Рейган тверд и непреклонен в политике, у него слова не расходятся с делами». В довольно откровенных выражениях в одном из сообщений говорилось о «постоянных выступлениях президента в защиту политических свобод, в частности свободы речи, свободы вероисповедания и передвижения, и критике неэффективной экономики в социалистических странах», В заключение автор документа сетовал на то, что Рейган игнорировал положительный опыт соцстран, например, «усилия по достижению мира во всем мире и разоружения и выполнения Хельсинкских соглашений в части, касающейся объединения семей». В анализе кубинской разведки, изложенном на двадцати девяти страницах и составленном в феврале 1986 года, выражалось восхищение президентом Рейганом: «Несмотря на преклонный возраст, пошатнувшееся здоровье и тот факт, что он отбывает уже второй срок президентства, Рейган пользуется большой популярностью. Он представляется вполне дееспособным и может в случае необходимости принять участие во всех важных политических акциях».

Похоже, что эта информация по большей части заимствована из газет. Немалую лепту сюда внесли и агенты, околачивавшиеся в вашингтонских барах и ресторанах и подслушивающие разговоры чиновников, любивших производить на присутствующих впечатление своей осведомленностью. Не нужно обладать большим воображением, чтобы догадаться, что кубинские и советские агенты легко вычисляли таковых по пропускам в Белый Дом или Государственный департамент, болтавшимся у них на пиджаках. Однако информация, содержавшаяся в одном секретном документе КГБ, который в МГБ ГДР получили в мае 1987 года, могла поступить только от источника, работавшего в Госдепе или Белом Доме, или из чрезвычайно секретных документов. Там говорилось о намерении Рейгана унифицировать реакцию западных стран на широко разрекламированный план СССР вывода из Европы ракет среднего радиуса действия. В этом сообщении предсказывалось, что Белый Дом выразит свое отношение к этому шагу на саммите семерки в Венеции, который должен был состояться с 8 по 10 июня. В приписке на полях говорилось, что США в действительности публично объявили о своих намерениях лишь после 22 июня 1987 года.

Анализ действий администрации Рейгана

Оценка восьмилетнего периода правления Рейгана, сделанная аналитиками Штази, оказалась на удивление точной. Некоторые неточности следует отнести на счет слепой веры аналитиков в неизбежный триумф коммунизма. Семь месяцев спустя после первой инаугурации президента Рейгана полковник Вернер Бирбаум, главный аналитик МГБ, писал, что администрация Рейгана тешит себя «иллюзией, будто США и ее союзникам удастся навязать СССР и другим социалистическим государствам гонку вооружений, которая приведет к краху». Именно этой цели президент Рейган и достиг. В личном разговоре Бирбаум сказал мне, что несмотря на наличие точной информации как из «внутренних, так и из внешних источников», то есть от шпионов Штази и КГБ, он должен был учитывать «политические исследования». Другими словами, ему приходилось выдерживать идеологическую линию, отступление от которой грозило ему потерей работы. И это несмотря на то, что уже в 1983 году стало ясно, что коммунистическую экономику в скором будущем ожидает крах. «Должен признать, что президент Рейган это тот человек, который уничтожил коммунизм в Восточной Европе. Никакой другой западный государственный деятель не может присвоить себе эту заслугу», — рассказывал Бирбаум.

Офицеры вроде Бирбаума надеялись, что руководство ГДР сможет «читать между строчек», ведь в конце концов идеологический камуфляж не мог скрыть первоклассную информацию о состоянии экономики США, военной промышленности и вооруженных сил; большая часть этих сведений была взята из секретнейших документов. Например, директива № 57 президента Картера, по словам бывшего эксперта Совета Национальной Безопасности по советским делам Уильяма Стирмена, имела гриф «совершенно секретно». В ней шла речь о ведении глобальной ядерной войны. При обсуждении военно-стратегической концепции Соединенных Штатов аналитик ссылался на «внутри-служебные документы, проекты, переписку с союзниками, документы НАТО и комитетов обеих палат конгресса». Все эти документы имели как минимум гриф «секретно».

Отнюдь не почетная служба

Следует отдать должное главному управлению «А», детищу Маркуса Вольфа. Его деятельность была чрезвычайно успешной. Вербовка граждан ФРГ была сравнительно легким занятием: общий язык, наличие родственников в ГДР, личные неурядицы, v слабости и уязвимые места, все эти факторы использовались восточно-германской разведкой в полной мере. Идеология играла второстепенную роль; исключение составляли агенты, завербованные в Восточной Германии. Лишь три американца — Джеймс Кларк, Тереза Сквилакот и Курт Стэнд, все они были осуждены в 1997 году — сказали, что добровольно согласились шпионить в пользу ГДР по идеологическим причинам.

Вольф и его сотрудники утверждали, что главное управление «А» пользовалось такой же самостоятельностью, как и ЦРУ США. Это ложь. Оно являлось частью министерства безопасности, орудия политического угнег тения. В своей лекции на семинаре руководящих кадров, прочитанной 3 марта 1971 года, Вольф говорил о тотальной системе Штази: «Наше министерство может функционировать как единое целое только в том случае, если все его структуры объединены должным образом и их действия скоординированы». Управление внешней разведки никогда не было органом, который занимался только сбором информации, но являлось орудием политической доктрины «классовой борьбы» между коммунизмом и западными демократиями, главное управление «А» участвовало в слежке и преследовании инакомыслящих из числа собственных граждан. Например, второе управление, занимавшееся внутренней контрразведкой, работало рука об руку со службой Вольфа. Когда контрразведчики выявляли лиц с открыто антикоммунистическим поведением или строивших планы побега на Запад, то пытались принудить их к сотрудничеству, а затем передавали их разведке. Для обеспечения должной координации действий всех управлений Штази сотрудники главного управления «А» регулярно переводились на работу в подразделения внутренней контрразведки. Невозможно установить, сколько денег из казны ГДР было потрачено на угнетение собственного населения и шпионаж, однако ясно, что речь идет о многих сотнях миллионов, что способствовало краху экономики этой страны.