Грохот и ослепительные вспышки.
Словно из морской пучины, выныриваю из забытья. Легкие забиты булавками, виски сдавлены раскаленными клещами. Тяжелые холодные капли бьют по лицу. Стараюсь поймать их губами, но не могу.
Была яма, огонь, дым. Куда все это исчезло? Да и было ли это? Побывать в аду и вернуться?
Кто это рядом? Най. Пихра. А это? Сельва… Все еще сельва.
Меня поднимают, куда-то несут. Вещмешок оттягивает плечи. Да снимите же его! Ноги. Почему они не слушаются?
Листья бьют наотмашь, шипы впиваются в лицо. Кровь течет, а боли нет.
Как сыро, холодно. Меня трясет. Наверное, внутри у меня моторчик. Най, скажи, что у меня в груди?
А кто такой я?
Я — это человек без лица и имени. Я отдал их сам, добровольно. Ради чего? Ради того, чтобы чувствовать себя человеком, чтобы не унижаться перед теми, кого презираю.
Путь наверх. Труден этот путь, труднее всех дорог сельвы. «Учись, сынок, — говорил отец. — Сожми зубы и учись. Труд безземельного крестьянина — это рабство». И я учился. Грузил ночью вагоны, учился днем.
Нет, иллюзий не было. Я быстро понял, что путь наверх — то же рабство: чтобы подняться на ступеньку, надо скинуть свое достоинство в пролет.
Судьба не дала мне покровителей, талантов, денег. Она в избытке наделила меня лишь одним — упрямством и желанием подняться над своей средой.
Так я и взбирался. Как калека по пожарной лестнице.
Там, где другие летели, я полз. И мудрость посетила меня. «Служи — и обгонишь тех, кто обогнал тебя, — сказала она. — Будь псом и получишь кость».
И я служил. Где другие крали, я был честен. Когда друзья предавали друзей, я хранил верность.
Самую грязную работу поручают тем, кому доверяют. Чем больше верности, тем больше доверия. Чем больше доверия, тем грязнее работа.
«Ты пойдешь в сельву».
«Да, шеф!»
«Ты найдешь Дерево Жизни».
«Да, шеф!».
«Ты уничтожишь всех, кто встанет на твоем пути. Ты возьмешь себе другое имя».
«Да, да!»
«Тебе сделают пластическую операцию».
«Да».
Боже!
Какая боль в груди…