Семейная реликвия. Месть нерукотворная

ГЛАВА 9 Подарок Грозного царя

В этот день, как часто бывало в последние годы, Олег встал рано, часов в пять утра. Нельзя сказать, что он не любил поспать, особенно в субботний или воскресный день. Но многолетняя привычка, привитая им самому себе, особенно за немалый период работы в центральных партийных органах, приучила его к суровой самодисциплине. Если надо — значит надо, и все тут. Поэтому когда требовалось написать что-либо серьезное или, что называется, для души, он всегда вскакивал с постели без всякого будильника именно в пять. «У меня будильник в голове, как и компас», — любил он отвечать на вопросы друзей о том, как ему удается совершать такие, с их точки зрения, героические поступки, да еще чуть ли не два-три раза в неделю. Единственным неудобством Олег считал то, что после таких ранних пробуждений ему все же обязательно требовалось хотя бы раз в неделю основательно выспаться. То есть уснуть как минимум часов в семь вечера, а проснуться не раньше десяти утра.

Вчера был именно такой день. Поэтому он сегодня легко вскочил с постели даже раньше пяти утра. Решил наконец-то дописать давно начатую главу остросюжетного романа, который по их совместному с приятелем Андреем Анисимовым замыслу давал возможность проследить историю водки и винокуренного промысла на Руси с их появления по нынешние дни. Бросалось в глаза, например, что, несмотря на смены эпох, формаций и в России, и в Советском Союзе, и сейчас, отношение властей к этому изобретению арабских лекарей, которое в Средние века через Италию попало в нашу страну, по большому счету было одинаковым. С одной стороны, насаждалось и поощрялось производство водки, с другой, — велась активная борьба с последствиями этого — пьянством. Попытки же властей покончить с таким двойственным подходом, проявить принципиальность всегда заканчивались крахом, причем вселенского масштаба.

— Многие специалисты и политики вообще уверены, — не раз отмечал Олег, в том числе в своих публичных и печатных выступлениях, — что не введи Николай II сухой закон на водку после начала Первой мировой войны, не было бы в России никакой революции.

Не начни Горбачев с Лигачевым борьбу с пьянством и алкоголизмом — Советский Союз не развалился бы никогда.

Он считал, что получившая распространение на Руси во времена правления Ивана Грозного водка стала для нашей страны поистине подарком дьявола, поэтому и задумали они с Андреем именно так или похоже назвать свое остросюжетное произведение.

Ко всем своим выводам, относящимся к проблеме производства и потребления спиртного на Руси, Олег пришел в общем-то довольно случайно, занимаясь журналистским расследованием состояния алкогольной промышленности в России и изучением последствий тех незаконных, громких, а зачастую просто бандитских действий, которые в 90-е годы сопровождали передел собственности в этой отрасли. Толчком для его работы стали проверки, проведенные аудиторами Счетной палаты, в том числе и процесса приватизации в алкогольной отрасли. Показал он затем материал своему давнишнему другу-писателю, тиражи детективных книг которого к тому времени давно перевалили за миллион. Идея тому понравилась. Привыкать друг к другу им не потребовалось, они и так понимали все с полуслова. Вместе решили написать роман с элементами фэнтези. Определили порядок совместной деятельности. Все это заняло какое-то время. Сама же работа пошла довольно быстро. А делать ее Олегу, с одной стороны, было не привыкать, а с другой — он мог писать такого рода труды только в полной тишине, когда даже жена не отвлекала его мысли от главного своими бесконечными вопросами или рассказами о жизни института, кафедры, подруг. Максимально используя такой утренний шанс, он тем не менее не сразу бросался к компьютеру. Вначале пил кофе с бутербродами или с хлебцами, намазанными любимым им плавленым сыром «Виола». Потом курил, выйдя в длинный коридор подъезда. Потом опять пил кофе. Потом вновь курил. И так несколько раз кряду, пока не преодолевал в своей голове сопротивление материала. То есть пока не рождалась у него самая первая фраза, с которой он начинал повествование или заголовок статьи. Этому священнодействию он придавал огромное значение, считая, что в противном случае нужно было быть холодным ремесленником, а не творческим человеком.

Созрев к началу работы, он, как правило, хватал со стола всегда заправленную ручку с золотым пером фирмы «Кросс», которая, по его словам, плохо писать не могла, складывал перед собой солидную стопку бумаги и начинал аккуратно выводить и выписывать слова, иногда комкая и раздирая на мелкие кусочки белые листы и вновь возвращаясь к уже рожденным фразам и предложениям.

Написав до девяти часов, когда просыпалась жена, страниц десять, а то и пятнадцать, Олег затем спокойно переходил в свой кабинет, включал старый, подаренный ему еще тестем на день рождения компьютер, перепечатывал с небольшими редакторскими исправлениями написанное ручкой, а все остальное уже шло как по маслу. Многие друзья критиковали его за такой метод работы. Говорили, что не нужно морочить себе голову старинными способами, а нужно сразу, без промежуточного труда, набирать текст на экране. Один его старинный товарищ, Паша Ощипко, довольно крупный чиновник, не лишенный творческого дара, даже повторял всегда со смешком: «Ты бы еще гусиное перо себе достал, как у Пушкина, и строгал бы по утрам свои „нетленки“ с еще большим кайфом, чем авторучкой». Но Олег лучше знал, как ему быть в таких случаях, и к тому же был уверен, что именно таким, дедовским способом можно создать что-либо достойное и серьезное. Одевался он обычно легко, чтобы одежда не сковывала движения и не мешала мыслить. Предпочитал чаще всего шелковый китайский халат с павлинами на светло-голубом фоне, с широченными до локтя рукавами. В нем Олег чувствовал себя просто превосходно.

В этот день Олег поступил именно так. Промчался в трусах на кухню. Включил электрочайник. Потом проскочил в ванную и, набросив на себя китайский халат, босиком вновь забежал на кухню. Насыпал из здоровенной банки «Нескафе», купленной по случаю в «Дьюти фри» в Шереметьево, пару чайных ложек кофе да пару ложек сахара, залил все это кипятком, тщательно размешал, а уж потом, забежав в спальню, сунул ноги в теплые, без задников тапочки и спокойно побрел пить свой ежеутренний напиток, сопровождаемый после полного опорожнения большой кружки обязательной сигаретой «Кэмэл». Повторив эту процедуру раза два-три, он разложил на кухонном столе бумаги, заглянул в ежедневник, крестиками пометив самое важное из того, что в этот день намеревался сделать, и приступил с огромным удовольствием к вождению перышком по бумажке.

Предстояло сделать совсем немного. Внести, можно сказать, последние штрихи и детали. Дело в том, что, работая над детективом и осознав все бытовое, экономическое и философское значение самого обожаемого напитка в русской жизни, они с Андреем глубоко залезли в историю. Вначале — в то время, когда еще Иван Грозный ввел водочную монополию на Руси, и он же, кстати, начал бороться с пьянством. Нашли, что первый кабак по приказу грозного царя был открыт на берегу Москвы-реки, именно на том самом месте, где в нынешнее время стоит пятизвездочная гостиница «Балчуг-Кемпинский». С этого кабака и началась сеть государственных кабаков по всей стране, которые существенно пополняли казну. Шутка ли, но почти половина российской армии содержалась за счет акцизов с известной всем и каждому «Смирновки». А вообще-то долгие столетия водка была если не основным, то самым надежным источником пополнения бюджета государства российского.

Потом были беседы с архивистами, историками. Один из них, известный ученый, доктор исторических наук, профессор историко-архивного института, рассказал неожиданно Олегу о своем родном дяде — создателе спиртовой промышленности СССР Исааке Зевелеве — руководителе Главспирта страны довоенных и первых военных лет. Факт заинтересовал, и очень. Посоветовались с Анисимовым. И хотя роман к этому времени был практически готов, решили все-таки ввести в него и этого героя, сделав его в результате одним из главных. С этой целью Олег в свободное от работы время носился, выискивая все возможные детали и подробности, связанные с этим человеком. Встретился с его сыном — слепым, но по-прежнему сохраняющим здравый ум человеком, полковником милиции в отставке. Читал архивные дела. В результате со страниц романа читателям предстала очень интересная и трагическая судьба. Совершенно реальный образ человека, который Олег с Андреем решили оставить под именем и фамилией, лишь немного видоизменными. Сегодня Олег дописывал последние штрихи, как раз касающиеся первого начальника Главспирта, заместителя народного комиссара пищевой промышленности и внешней торговли Анастаса Микояна. Он все отдал своей стране, а получил за это десять лет лагерей, Зевелев проходил по так называемому «делу десяти». В разгар Отечественной войны «лубянские сказочники» Лаврентия Берии обвинили десять замнаркомов в том, что они договорились заранее в условленный день и час убить своих непосредственных начальников. Исаак Зевелев был одним из них. Его взяли прямо на передовой в 1943 году, когда он был членом Военного совета одного из фронтов, и после многочисленных допросов и пыток сослали в Карлаг, в Казахстан. Вернулся он в Москву где-то году в 1956-м. Уже после того, как вождь всех времен и народов почил в бозе. Анастас Микоян предложил Зевелеву, которого знал еще со времен Гражданской войны, вновь стать своим заместителем, но тот отказался. Вновь уехал в Казахстан, где до самой смерти возглавлял спиртовое производство республики. Все эти детали сегодня рано утром и должен был внести в роман Олег. В голове все сложилось достаточно давно. Оставалось перенести мысли на бумагу и дискету. Сроки сильно поджимали. Поэтому дней на раскачку не осталось совсем.

Около девяти он завершил свой труд. С чувством исполненного долга поставил жирную точку в конце последнего, как ему казалось, ударного предложения, завершившего повествование, отнес листы в кабинет и решил немедленно искупаться. Выкурив последнюю утреннюю сигарету, сбросил халат на кухонный стул, потом, не торопясь, разложил на столе очки, крестик с цепочкой, часы, снял трусы и майку и юркнул в ванную, врубив душ в кабине на полную мощь. Холодной водой, как некоторые, окатываться по утрам он просто не терпел. Любил температуру погорячее, при которой сама мысль о холодной воде казалась ему отвратительной.

Забравшись в кабину и врубив душ на полную мощь, Олег вдруг ощутил полное согласие с самим собой. Мысли, не дававшие ему покоя ни днем ни ночью, отлетели, как только твердые струйки горячей воды обдали его со всех сторон. А уж когда он намылил голову шампунем, и вовсе оставили его в покое. Потом он включил попеременно другие режимы в душе, вплоть до массажа ступней. Потом, брызнув дезодорантом «Адидас», который по неизвестной причине предпочитал всем остальным, свеженький выскочил в комнату. Теперь он в глубине души понимал, что же, спрятанное глубоко внутри, не давало ему покоя все эти дни, в которые, наступив на горло собственной песне, он продолжал яростно работать по утрам и вечерам, даже не вспоминая о сне. Ему безумно хотелось своей жены. Причем до такой степени, что буквально бросало в дрожь. Сейчас, освободившись от дела, которое сегодня ему, кровь из носа, нужно было закончить, Олег ощутил это особенно остро и явно.

На улице было солнечно. В чем мать родила Олег подошел к двери спальни. По идее, Ольга должна была бы еще, как всегда, спать. Осторожно нажав на большую медную ручку, он слегка приоткрыл дверь спальни и, к своему великому удивлению, увидел жену совершенно нагой, разглядывающей себя в зеркале шкафа.

«Есть же Бог на небе!» — подумал Олег, через минуту прижавшись к Ольге, весь буквально дрожа от желания и с нетерпением обхватив ее сзади за пышные груди своими большими ладонями.

— Ты опять так рано встал? — только и успела спросить она, когда он тут же, необычно грубо и с силой, стоя овладел ею. Потом, не выходя из жены, продолжая долго и жадно сжимать ее груди, повалил ее на кровать и продолжил свое любовное занятие.

— Как же, моя дорогая девочка, я соскучился. Ты даже себе не представляешь, — продолжал лепетать он, как в бреду. — Какая же ты сладкая, какая мяконькая, какая ласковая, — шептал и шептал он, все глубже входя в бившуюся уже в экстазе под ним Ольгу. Потом долго и нежно водил языком по ее стоявшим торчком соскам. Затем свел обе груди вместе, впившись в них своим дышащим жаром ртом, и долго сосал их, никак не умея и не желая остановиться. Мощные оргазмы буквально сотрясали стройное тело Ольги, изощренно извивавшееся под непрерывным натиском мужа. Устали и закончили они одновременно, оба синхронно отвалившись на спину.

— Вот теперь, дорогой мой, я действительно верю, что ты соскучился, — тихо проворковала Ольга, при этом добавив: — Удивительно даже, но твоя изнурительная работа над книгой тебе явно на пользу. Не зря же друзья говорят, что ты, когда увлекся романом, стал выглядеть намного лучше, одухотворенный какой-то, да и только. Прямо нимб над головой светится, хоть икону с тебя пиши.

— Да и ты, моя милая, признайся честно, заждалась меня? Вот ведь феномен какой — никаким сексологам и сексопатологам не разобраться, думаю, без рюмашки. Больше двадцати лет мы живем вместе, а пыл и желание у меня ничуть не меньше, чем двадцать лет назад. Даже в детско-отроческие годы таких желаний не возникало. Надо же, что делается. Чем дальше, тем больше я тебя хочу.

— А по-моему, сейчас даже лучше у тебя все получается, чем двадцать лет назад. Так ведь? А? Или я не права? Может быть, ты по-другому думаешь? — вновь сладко и чуть слышно проворковала Ольга, перевернувшись к Олегу и жарко обняв его.

Олег мигом потянулся к ней опять, не пытаясь даже скрыть вновь возникшего желания, но Ольга проворно соскочила с постели и побежала на кухню.

— Ты даже не знаешь, что пока ты там мылся и что-то напевал в душе, я отличный завтрак тебе сделала, дорогой мой. Так что мне нужно проследить, небось, все уже давно готово.

Олег помчался за ней и, увидев жену, склонившуюся у плиты, обхватил сзади ее бедра, плотно прижавшись к ним.

— На сегодня, я уверена, хватит. А то ты будешь напоминать мне героя старого анекдота, который, если помнишь, еще в студенческие времена многие просто взахлеб рассказывали. Особенно твой друг Сашка Меламед в универе. Называли его, если память не изменяет, письмо в редакцию. А звучал он примерно так: «Дорогая редакция радиостанции „Юность“. Пишет тебе Людмила Фокина из города Таганрог. Хочу тебя спросить, как мне быть? Посоветуй! Я замужем вот уже десять лет. Но проблема не в этом. А в том, что мой муж постоянно меня хочет. Причем в самое неподходящее время. Например, когда начинаю мыть посуду, он тут как тут. Или, скажем, мою полы. Стоит только подойти к духовке и нагнуться, его не оттащишь и трактором.

И вот теперь, дорогая редакция, когда я пишу тебе это письмо… Извини за неровный почерк».

— Ну это уж ты слишком, Ольга, — слегка обидевшись и начиная по очереди надевать скинутую перед душем одежду, пробурчал Олег.

— Ладно, не дуйся, лучше вечером будь в форме, а то засыпаешь, как сурок, в десять часов. Поэтому и утром в пять вскакиваешь спокойно. Я тебе обещаю, вечером продолжим, если ты так уж хочешь. А сейчас, мой господин и повелитель, слушай мою команду: пятнадцать минут тебе на все про все, а потом прошу в комнату. Завтрак будет, что надо, сам увидишь и удивишься. Форма одежды — свободная; — И, послав мужу воздушный поцелуй, Ольга набросила на себя легкий прозрачный пеньюар и вновь побежала в спальню.

«До чего же здорово, до чего же хорошо», — подумал Олег, надев свои золотые часы швейцарской фирмы «Раймонд Велл», толстую золотую цепочку с золотым крестиком, давнишним подарком матери и сестры, и австрийские позолоченные очки с «хамелеонами» широко известной в мире фирмы «Силуэт», приобретенные во время одной из недавних поездок в Вену. Потом накинул любимый китайский халат с павлинами на голубом фоне и босиком стал прогуливаться по квартире с каким-то непонятным осознанием чувства своего утреннего величия.

«Эту трехкомнатную квартиру на юго-западе Москвы, — почему-то вспомнил он, — родители купили им с Ольгой вскоре после свадьбы. Сбросились пополам и вступили в кооператив на кабальных для того времени условиях». Дом был почти достроен, и скоро молодые въехали в совсем пустую квартиру. Родители Олега привезли с дачи и отдали им свой старый продавленный диван и письменный стол с незакрывающейся дверцей. А родители Ольги — с огромным трудом закрывающийся платяной шкаф и старинный столик на кухню. Вот и все. «А дальше, дорогие наши детки, живите, как хотите и как сможете. Крутитесь, зарабатывайте, приобретайте, но на нас больше не рассчитывайте. Мы и так вам всем, чем могли, тем и помогли, другие, например, наши знакомые и этого не могут», — сказала при этом с пафосом Ольгина мать.

«Да и правду сказать, — подумал Олег, — помогли гораздо больше, чем даже могли. В большие долги залезли ради дорогих деток, не один год на собрание кооператива ходили, жребий тащили, слава Богу, удачно. А то квартиры достались ведь далеко не всем желающим и даже сдавшим за них первый, совсем немалый по тем временам паевой взнос».

Детки стали на самом деле крутиться, как могли, чтобы лицом в грязь перед своими предками, прежде всего, не ударить. Ольга занялась репетиторством. Олег вместо аспирантуры пошел вкалывать: устроился в центральную молодежную газету, что тоже было совсем не просто. Бегал и ездил по стране по бесконечным заданиям редакции, ночами писал статьи. Частенько дежурил по ночам, чтобы освободить время днем для очередных встреч и поездок. Летом вместо отпуска устраивался с друзьями на шабашку — в строительные отряды то в Казахстан, то в Молдавию, то в Нечерноземье. Да куда только не ездил и что только не делал.

Так, потихоньку-полегоньку обставили квартиру, купили популярную тогда «Хельгу», раздвижной в красную клеточку диван с креслами, журнальный столик, а там и кухню отечественного производства. Потом родилась Галинка. Забот, в том числе материальных, добавилось немерено…

За постоянными материальными проблемами, бесконечными сложностями воспитания дочки, детским садом, болезнями, школой, уроками, вечным недосыпом и хронической усталостью даже и не заметили, как чувство стало уплывать все дальше и дальше. Начало расти недопонимание, а потом и непонимание, раздражение, накапливались бесконечные малые и большие обиды… Довольно часто раздражало и активное вмешательство родителей и с той, и с другой стороны. Тогда дело чуть не дошло до развода. Ситуацию мудро «разрулила» теща, которая к тому же нашла случайно оброненное Олегом обручальное кольцо — из-за бесконечных сумок с провиантом, которые он обычно после работы таскал из магазина домой. Буквально с первыми лучами солнца она перерыла руками всю траву возле дома, где это, по ее мнению, могло произойти. И оказалась, как ни странно, права. Уже в семь утра громким звонком в дверь теща разбудила супругов. Вскочив, как при пожаре, Олег и Ольга с удивлением увидели на пороге своей квартиры тещу, взлохмаченную, тяжело дышавшую, с вытянутой вперед правой рукой. В руке поблескивало золотом обручальное кольцо Олега. Многие знакомые говорили, узнав об этом факте, что он свидетельствует о том, что жить им вместе долго и счастливо.

Потом был еще момент, о котором Ольга вообще молчала. У Олега, как ей показалось, появилась женщина. Ольга узнала об этом. Вернее, ей сообщили по телефону, и не кто-нибудь, а школьная подруга, которую она не видела с десяток лет. Но Ольга выдержала. Даже не намекнула. А потом эта женщина исчезла. И уже Олег стал подозревать жену… И, интересное дело, так и не знает он ничего толком до сих пор. Было что-нибудь или нет?

— Олежек, это как же теперь называется? Я тебе на сборы не полчаса дала, а пятнадцать минут. — С этими словами Ольга появилась в дверях спальни. — Завтрак стынет. Не понимаешь, что ли? А я ведь твой любимый хворост еще с вечера приготовила, мама своих фирменных «утопленников» передала для тебя. Ничего ты из-за своей работы не заметил. Вот так. А еще говоришь, что ты внимательный.

— Во-первых, я был готов уже через пять минут. А во-вторых, у меня давно слюнки текут от предвкушения такого царского завтрака. Только сейчас понял, как я сильно проголодался. Наготовила, наверное, целый воз и маленькую тележку. Это же безобразие какое-то форменное. Я ведь так стану безобразно толстым, обрюзгшим и ленивым. И ты меня разлюбишь, уйдешь к другому.

— Да я тебя, сам знаешь, и толстого-претолстого буду любить вечно, — засмеялась жена. — От одного раза ничего с тобой не случится. А сейчас — за стол. Кроме прочего, не забудь, я ведь с огромным нетерпением жду твоего рассказа о завершении вашей совместной с Андреем работы над книгой. А еще о первой презентации ее в российско-американском пресс-центре. У вас же в детективе и об Америке немало. Ленд-лиз, первые закупки продовольствия при Советах и многое другое. Будет, наверное, интересно. Я, кстати, студентам своим скажу, чтоб обязательно сходили и послушали ваше выступление. Это им даже при изучении отечественной истории пригодится. Где они еще такие факты найдут? Заодно и на моих студенток посмотришь. Две из них вообще на настоящих моделей похожи. Красивые девки — Инна и Полина. Оценишь.

И учатся отлично. Я даже думаю, что после выхода вашего произведения в свет нужно будет подобную презентацию устроить и в нашем университете. Годится?

— А я, дорогая моя, с не меньшим нетерпением жду твоего отчета о твоих лекциях, о кафедре, о том, что прошло мимо меня и чего я не заметил, пока работал над книгой. А с еще большим — обещанного тобой сегодняшнего вечернего продолжения. Тебе все понятно, расшифровывать не нужно? Кстати, не забудь рассказать и о том, как твои вечные институтские ухажеры поживают, которые ухитряются по утрам звонить и рассказывать о своей жизни и своих делах — Владик и Митек? Небось, когда я был занят и не обращал на их звонки особого внимания, вновь грязно домогались, сознайся? — громко рассмеявшись, ответил Олег.

— Домогались, домогались и еще как, успокойся. То, что ты хотел увидеть, ты давно пропустил, можешь жить и спать спокойно. Расскажу все только за столом.

— Фу-ты, ну-ты, теперь я действительно вижу, что ты сегодня готовилась более чем основательно. Или к нам кто-то приглашен? — только и вымолвил Олег, зайдя в своем голубом китайском халате с павлинами в комнату. — А я думал, мы с тобой посидим по-домашнему в кухне. Причем одни, что у нас не так часто в последнее время, к сожалению, бывает. А тем более сегодня утром, в субботу. Слава Богу, что мне не нужно, как всегда, спешить на работу. Можем с тобой сидеть так за столом хоть до позднего вечера. Можем же мы себе это хоть раз позволить?

Просторную комнату, давно уже со вкусом обставленную Ольгой мягкой итальянской мебелью, заливал солнечный свет. Стоящий в углу рядом с двумя глубокими кожаными креслами небольшой прозрачный стеклянный стол был красиво сервирован. В середине высилась горка ноздреватых, с пылу с жару, блестевших маслом тончайших блинов, рядом с ними — блюдечки с красной и черной икрой, сметаной, ароматным, душистым медом, домашним вишневым и клубничным вареньем тещиного изготовления. Здесь же на больших тарелках лежали и маленькие слоеные пирожки с мясом, с зеленым луком и яйцом, с рисом и яйцом, которые Олег безумно любил, приготовленные еще с вечера Ольгой. На широком подносе стояли подаренные им на Новый год высокие чашки английского фарфора, наполненные ароматным чаем «Липтон», сахарница и все прочее, необходимое для сегодняшнего парадного завтрака.

— Такой вкуснятины мы что-то давно с тобой не едали, дорогая моя, особенно по утрам, — быстро проговорил Олег, кладя в рот горячий бутерброд с сыром и ветчиной. — Ты у меня еще и кулинарка знатная, и хозяйка классная, — добавил он, жадно налегая на еду. — Не говоря уж о том, что и любовница первейшая. С меня, как говорится, причитается.

— Это я, конечно, запомню. Купишь мне новый костюмчик или кофточку фирменную, — изрекла в ответ Ольга. — Только не забудь, как всегда.

— Ну и денек сегодня начинается. Хоть никуда действительно из дома не выходи. И «Подарок дьявола» завершил. Или, может быть, лучше — «Подарок грозного царя». Потом с тобой посоветуемся. Подскажешь как, на твой взгляд, интересней и завлекательней. Ты же историк, профессор, тем более — педагог. Должна подсказать, какой выбрать заголовок, — проговорил Олег, сам больше всего довольный сказанным. — Да, субботний завтрак, — добавил он, — можно сказать, выше всех похвал. Я, видно, совсем плохой стал, заработался, моя дорогая, и ничего вокруг не замечал. Нужно кончать с такой практикой навсегда. Менять образ жизни. Путешествовать, ходить на разные приемы, рауты, презентации и так далее. Давай, как только сдадим с Андреем книгу, поедем с тобой, например, в Грецию, на Халкидики. Покупаемся. Отдохнем. Заодно и хорошую норковую шубу тебе купим. Вот это и будет мой подарок, о котором я только что говорил. Пойдет так? Тем более, гонорар мы должны получить за книгу немаленький. На поездку нам его хватит с тобой и на шубу в том числе.

— Это ты всегда поначалу так говоришь, а потом все забываешь или текучка тебя совсем заедает. Стоит только позвонить твоему приятелю — компаньону по строительству гаража из соседнего дома, которого ты сам прозвал «одинокий кавун», или, скажем, вашему председателю правления кооператива Зяме Бессмертному, как ты, сам даже того за собой не замечая, несмотря на все обещания, мигом срываешься из дома на очередное сборище вашего правления. Для чего? Для того только, чтобы в очередной, который год подряд, раз слушать беспочвенные, пустые разговоры о том, что нужно будет делать дальше, как быть и тому подобную белиберду, так ведь? Сам знаешь, что так, даже ответить по этому поводу, дорогой мой, тебе нечего. Правду ведь говорю.

Раздавшийся в этот момент телефонный звонок прервал их беседу и спокойно начавшийся торжественный субботний завтрак. Олег даже не успел узнать у жены, по какому все-таки поводу такое пиршество состоялось. Не из-за окончания же работы над книгой на самом деле, как сообщила Ольга. Конечно нет. Наверняка здесь что-то с ее вечным поиском иконы связано, решил он. «Какие-то концы, наверное, ей удалось в который уж раз обнаружить. А теперь решила со мной посоветоваться, чтобы принять решение».

В трубке Олег услышал взволнованный голос плачущей Галины. Всхлипывая, еле слышно выговаривая сквозь слезы слова, она сообщила ему такое, от чего все мысли стали крутиться совершенно в другом направлении. О торжественном сегодняшнем завтраке и его возможных причинах они с женой не вспоминали еще очень и очень долго.

— Что-то стряслось, Олег? — спросила, как только он положил трубку, Ольга. — Что там такое? Кто звонил?

— Галка. У нее что-то совсем плохое произошло. Плачет. Даже рассказать толком не может. А может, и неудобно. Ничего больше не знаю. Знаю только, что ей худо. Возможно, наша помощь потребуется, я так думаю. Так что, дорогая моя, пора одеваться. — С этими словами, даже присвистнув, Олег поспешил в свою комнату, где на специальной испанской вешалке с плечиками висел его повседневный рабочий костюм. Уже натягивая свой любимый черный свитер, он почему-то, сам не понимая почему, достаточно громко, чтобы слышала жена, начавшая одеваться в другой комнате, воспроизвел вдруг полюбившийся еще с детства перифраз популярной детской сказки.

— Посадил дед «Репку». Отсидел «Репка» и зарезал дедку, — отчетливо и ясно услышала Ольга доносящиеся из соседней комнаты слова мужа.

— Ты думаешь, что-нибудь очень серьезное? — не придавая никакого значения шутке, спросила она еще раз.

— Думаю, что да, — ответил ей Олег.