Семейные тайны: хранить нельзя открыть

3.1. Семейная тайна как основа отношений родителей и детей

Когда два человека встречаются и собираются создавать семью, они не задумываются о том, что каждый из них обладает уникальным опытом, внешностью, характером… И собственным, исключительным набором тайн и секретов. Люди просто не могут рассказать друг другу все – да это и не нужно. Однако если секреты значимые и болезненные, они могут стать фоном, на котором и будет разворачиваться супружеское взаимодействие. Ситуация еще больше усложняется, когда в семье появляется третий – ребенок.

Ребенок – самый чувствительный и уязвимый член семейной системы. Пока он не вырос, пока не сформировалось его «я», у маленького человека преобладают примитивные защитные механизмы и его психика не способна справляться со многими событиями, обычными для взрослой жизни. Именно поэтому большинство обращений к психологу связаны с отношениями между родителями и детьми.

Изучение причин, которые привели к возникновению эмоционального, поведенческого или связанного с состоянием здоровья симптома у ребенка, часто напоминает детективное расследование, влекущее раскрытие той или иной семейной тайны.

Психологи Л. Пинкус и К. Дэри считают, что среди семейных тайн можно выделить реальные и выдуманные. Реальные секреты отражают произошедшие в прошлом «события или обстоятельства, которые один или несколько членов семьи стремятся сохранить в тайне либо друг от друга, либо от других людей (не являющихся членами семьи). Это может относиться к внебрачным связям, к проблемам, связанным с выбором спутника/спутницы жизни, и неудачному опыту предыдущей супружеской жизни, к материальным проблемам, тяжелым заболеваниям, алкоголизму, употреблению наркотиков, суицидам, внебрачным детям и т. д.». Л. Пинкус и К. Дэри отмечают, что большинство родителей стараются скрыть такую информацию от детей.

Однако дети нередко неосознанно улавливают ее и реагируют в той или иной форме, чаще всего через повторение судьбы родителей или соматические симптомы. Еще 3. Фрейд высказал предположение о существовании феномена бессознательной передачи психической информации от одного поколения к другому. Позже М. Боуэн назовет этот процесс межпоколенной (трансгенерационной) передачей. Именно она призвана объяснить загадочное повторение патологических родительских способов поведения у детей, а также понимание детьми проблем родителей.

Вымышленные тайны являются продуктом воображения. А. Феррейра называет этот тип секретов семейными мифами. Подробнее они будут рассмотрены в следующей главе. Но если говорить о воображении, то каждый из нас иногда фантазировал: кто-то о том, что его родители – ненастоящие; кто-то о том, что он – потомок богатого и известного рода; кто-то о том, что его потеряли и ищут хорошие родители.

Подобные фантазии анализировал 3. Фрейд. Он считал, что все покинутые, одинокие или, если толковать шире, несчастные дети фантазируют именно таким образом. Эти фантазии позволяют смириться с существующей реальностью, где родители несдержанны, повышают голос, используют физическое насилие, не понимают детей, отвергают их, отдают на воспитание чужим людям (вижу возмущенную толпу, скандирующую: «Бабушка – свой человек», но ребенку от этого не легче). Такие фантазии исследовал и Винсент де Гольжак, который помимо психологических процессов большое внимание уделял социальной принадлежности ребенка. Он считал, что «в зависимости от классовой принадлежности дети в большей или меньшей степени заинтересованы в исправлении реальности. Опыт групповой работы с историями жизни позволяет констатировать, что фантазия семейного романа очень распространена среди детей „из народа“ и реже встречается у сыновей и дочерей родителей из буржуазии или аристократических кругов. Из этого не следует, что последние не фантазируют на тему о своем происхождении».

С рождением у супружеской пары ребенка возникает первый семейный треугольник – система с тремя каналами связи. Однако если муж и жена объединены супружеским секретом, появляется новый треугольник, элементами которого выступают:

1) родители;

2) ребенок;

3) семейная тайна.

Ради ее сокрытия взрослые неосознанно выдвигают ребенка на передний план, образуя известный треугольник С. Карпмана (жертва – тиран – спасатель), где тиран – это тайна, жертва – родители, а спасатель – разумеется, ребенок.

3.2. Ребенок как «слабое звено»

Обычная ситуация, которую мы регулярно наблюдаем в семье, – это желание родителей говорить исключительно о ребенке и его проблемах. Но проблемы детей вырастают из проблем родителей. Взрослые играют с реальностью, направляя детям вербальные и невербальные послания о неблагополучии и запрещая их обсуждать. Ребенок становится заложником родительских игр, расплачиваясь за это психическим и физическим здоровьем, эмоциональным состоянием, доверием к миру.

Очень злая девочка

У шестилетней Кати регулярно случаются приступы ярости. Она прыгает по кровати, кричит, рвет журналы, ломает игрушки. Началось это полтора месяца назад.

При попытке выяснить у родителей, что тогда произошло, возникла пауза и ощутимое напряжение. В конце встречи девочка захотела в туалет, и один из психологов пошел ее проводить. В это время жена рассказала второму психологу, что два месяца назад она узнала об измене мужа. Был страшный скандал, и она пыталась выгнать супруга из дома. «Чтобы ребенок не пострадал», Катю отправили к бабушке, которая тоже была в курсе происходящего. Через две недели супруги примирились, дочь вернулась домой, но ее словно подменили. Она начала драться с мальчиками в саду, потом ломать игрушки дома… Тщательно оберегаемая родителями тайна и видимость хороших отношений при сохраняющейся обиде и злости жены привели к появлению симптома у ребенка.

Не зря древние греки называли ребенка «чистая доска». Однако это не вполне верно: еще до рождения ребенок получает свою долю информации о том, что происходит в окружающем мире, в качестве которого выступает его мать. Он появляется на свет и продолжает впитывать информацию: «чистая доска» заполняется все новыми и новыми сведениями. То, что «пишут» на ней родители, остается в душе ребенка надолго, иногда на всю жизнь, даже если сообщение оставлено ненамеренно. Невидимые чернила, как и незримые связывающие нас нити, невозможно стереть – важно прочитать, что ими написано, чтобы понять, как обходиться с этой информацией.

Типичные ситуации, которые скрывают родители и которые ведут к образованию негативных симптомов у ребенка, это:

♦ отсутствие у родителей эмоциональной близости и сексуальной жизни;

♦ наличие любовника, любовницы, детей на стороне;

♦ наличие у кого-то из родителей незавершенных отношений или предыдущего брака;

♦ непринятие прародителями невестки или зятя и др.

3.3. Ребенок в семье: между слиянием и отделением

Ребенок появляется на свет в результате встречи двух людей – отца и матери. Он несет в себе ровно половину отцовских и половину материнских генов, из чего следует аксиома: для малыша важны оба родителя.

Ребенок приходит в этот мир из тотального, полного слияния со своей матерью, внутри организма которой прошли первые девять месяцев его существования. Однако психологическое рождение происходит не так быстро, и многие годы, а иногда и на протяжении всей жизни человек остается связанным с матерью невидимой пуповиной.

Беременным женщинам не рекомендуют употреблять спиртные напитки, курить, переживать сильные стрессы – все это сказывается на ребенке. Если беременная женщина выпила рюмку коньяка, ребенок получит свою дозу алкоголя. При этом зачастую не учитывается тот факт, что и после рождения малыша мать может передавать ему то, что «употребляет» сама. Ее эмоции, переживания, представления о мире, о нем самом, об отце – все это переходит к ребенку по незримым нитям.

Когда ребенок мал, он пробует на вкус все то, что попало ему в рот, – именно поэтому нужно следить, чтобы малыш не съел что-либо вредное. Хирурги извлекают из желудков детей токсичные батарейки, детали игрушек, из рук и ног – иглы, занозы, осколки… На стендах возле кабинетов лор-врачей можно увидеть разнообразные бусины, пуговицы, косточки, которые дети по неосторожности засовывали себе в нос и уши. Это аналог защитного процесса интроекции, то есть помещение внутрь того, что было внешним. Общеизвестно: маленький ребенок склонен к интроекции и поэтому нуждается в постоянном контроле, заботе и уходе.

В раннем детстве малыш полностью зависим от матери, в том числе и от ее эмоционального состояния. И если мама все время пребывает в агрессии, депрессии, просто отсутствует психологически, находясь в своих мыслях и фантазиях, ребенок впитывает ее настроение. Это происходит на этапе нормального периода слияния зависимости от матери, когда малыш фактически не существует как отдельный человек. Как метко сказал Д. Винникотт, «нет такого создания, как дитя, – только дитя и мать».

Известный психоаналитик М. Малер подробно описала развитие маленького ребенка в контексте его взаимодействия с матерью. За первой фазой (первый месяц жизни), когда ребенок в основном движим своими биологическими потребностями, наступает фаза слияния. На этом этапе мать становится главным объектом его любви. Вначале малыш не может провести четкое различение себя и матери, потому что именно она удовлетворяет все его нужды. В паре «ребенок – мать» формируется привязанность, к четвертому месяцу возникает своеобразный диалог – встреча глаз, ответы матери на агуканье и гуление. Если в силу каких-то причин реакции матери неадекватны, например ее действия не соответствуют потребностям ребенка или она ведет себя совершенно непредсказуемо, малыш не может научиться справляться со своей тревогой и сильными чувствами.

В период от пяти до девяти месяцев, согласно М. Малер, наступает подфаза дифференциации – отделения. Ребенок становится более активным, его внимание направлено на внешний мир, он изучает и учится использовать свое тело. Однако он нуждается в присутствии матери, которая его ободряет, успокаивает, поддерживает через физический контакт. В семь-восемь месяцев ребенок начинает различать «своих» и «чужих» и внимательно смотрит на мать, когда появляется незнакомый человек, потому что она должна «декодировать» для него сигнал из внешней среды – это опасно или безопасно. По сути, ребенок впервые разделяет с другим человеком – мамой – переживания по поводу окружающего мира.

Примерно с 10 месяцев маленький человек пробует ходить, и в его жизни открывается новый этап, который Малер назвала подфазой практики. Ребенок активен, энергичен и может как удаляться от матери, так и возвращаться к ней.

В 15–18 месяцев, то есть к середине второго года жизни, малыш обретает относительную самостоятельность, начинает проявлять интерес к другим людям и постепенно формирует представление о собственной матери. Если ребенок ненадолго с ней расстается, он сохраняет в памяти ее образ, но длительные разлуки в этот период разрушительны для их отношений.

Холодная жена

Ванда жалуется на мужа: «Он все время чего-то хочет»; «Какого-то тепла ему не хватает». Она не понимает, что ему надо, – в доме чисто, деньги она зарабатывает, еду готовит… Мы начинаем обсуждать ее отношения с супругом, и становится ясно, что эмоционально она выключена. Ванда все «делает правильно»: уборка, приготовление пиши, близость по желанию мужа. Но первой она не идет на контакт, не проявляет инициативы, никогда не звонит ему в течение дня, не говорит нежные слова. Мужа это обижает.

Мы начинаем искать ответ на вопрос, откуда это взялось. Выясняется, что в истории ее детства есть одна «дыра». До полутора лет она росла с мамой и папой. Затем родился ее брат с тяжелой болезнью. Его выписали из больницы только через полгода. Мама отдала девочку на воспитание своей бабушке, которой было за семьдесят. Довольно суровая пожилая женщина совсем не была рада тому, что нужно ухаживать за маленькой внучкой.

Через два года брат умер, родители забрали девочку домой. Мама, измученная за эти годы борьбой за жизнь ребенка, стала раздражительной, холодной и отстраненной. Девочка усвоила урок: ни к кому не привязывайся, никому не доверяй, ни с кем не устанавливай близких отношений.

Так ранняя травма привязанности откликается во взрослой жизни. Ванда не приближается к мужу, потому что в ее детской истории отношения близости с мамой закончились «предательством». Взрослая Ванда это понимает, она осознает, что у мамы не было другого выхода, но «внутренний ребенок» ранен и не хочет ни к кому приближаться.

Возраст 16–24 месяцев Малер обозначила как подфаза воссоединения. В этот период, даже когда мать рядом, ребенок может плакать. Малер считала, что вслед за «маниакальной» фазой исследования мира ребенок, развиваясь, начинает осознавать свою слабость и одиночество. Поэтому мы можем наблюдать чередование отделения от мамы с последующим к ней «прилипанием». Капризы, колебания настроения – маркеры данной фазы.

В возрасте около двух лет ребенок уже способен говорить, он все сильнее хочет быть независимым, пытается командовать окружающими и требовать, чтобы его желания исполняли. Разворачивается драматичная борьба за власть: одеть, накормить, заставить опорожнить кишечник – все это сопровождается непослушанием ребенка. Он постоянно испытывает колебания между любовью к матери, желанием быть с ней и враждебностью, ощущением брошенности и одиночества. Именно эти колебания и определяют способы построения близости и автономии во взрослом возрасте.

В зависимости от личности матери, истории ее детства, того, что происходит в семье в данный период, реакции женщины на поведение ее растущего ребенка могут быть очень разными. Одни мамы не могут принять того, что ребенок снова требует близости, злятся на его капризы и несамостоятельность. Других, наоборот, пугает усиливающаяся автономность малыша.

С двух до трех лет длится фаза, которую Малер назвала подфазой постоянства объекта. Ребенок учится регулировать сильные чувства и эмоции, невзирая на то, появилась утешающая его мать немедленно или через некоторое время. Формируется внутренний образ матери, к которому ребенок может обращаться в трудные минуты. Отношения между ними обретают некоторую зрелость и стабильность.

В случае серьезных нарушений нормального процесса развития в этой фазе у ребенка могут возникнуть различные проблемы.

И слияние, и независимость – это естественные, нормальные этапы развития каждого из нас. Мы не проживаем эти стадии «навсегда». В одни периоды мы особенно сильно нуждаемся в близости, поддержке, заботе и демонстрируем потребность в симбиозе. В другое время нас влечет свобода, желание быть отдельным и суверенным. Огромное значение при этом имеет возраст: было бы странным, если бы мать верила двухлетнему ребенку, который говорит: «Уйди, мамочка», и оставляла его одного на целый день. Однако наступает время, когда мать понимает: ребенок вырос и его нужно отпустить.

К сожалению, иногда либо родители, либо дети не готовы отделиться друг от друга и жить собственной жизнью. Нередки ситуации, когда человек не хочет взрослеть и продолжает и в 25, и в 35 лет обременять своих стареющих родителей, не работая, употребляя алкоголь или наркотики, проявляя агрессию и неуважение. Или ребенок вырастает и при первой возможности покидает родной дом, сводя общение с матерью и отцом к минимуму, при этом переживая сильные чувства к родителям и символически их «убивая».

Почему взрослые люди не могут построить нормальные отношения? Почему они ссорятся, лгут, бросают друг друга и своих детей, ненавидят окружающих? Ответ лежит в раннем детстве каждого из нас. На наших глазах регулярно разворачиваются драмы с известным сценарием, когда родители не готовы, не могут или не хотят удовлетворять симбиотические потребности своих маленьких детей. И именно эти нереализованные потребности становятся источником постоянного внутреннего конфликта. Вопросы, на которые мучительно ищут ответы взрослые люди, обычно звучат так:

♦ Могу ли я рискнуть быть рядом с кем-то? Или лучше оставаться одиноким?

♦ Если я отважусь открыть свое сердце, а меня отвергнут, смогу ли я пережить это? Соберу ли я осколки своей раненой души?

♦ Если я нашел близкого человека, имею ли я право отдаляться от него в те моменты, когда у меня есть свои дела, интересы, друзья? Или у нас все должно теперь быть общим? Вдруг он обидится, разозлится, не поймет моего желания заняться чем-то без него?

♦ Когда мой близкий дистанцируется, нужно ли его преследовать, догонять, требовать заверения, что он лишь ненадолго отдалился? А вдруг он никогда не вернется?

♦ Как себя вести, чтобы не надоесть значимому человеку? Подстраиваться, следовать его требованиям и желаниям или оставаться собой?

Эти и множество других вопросов – проблемы непрожитых, незавершенных ранних этапов развития. Если у ребенка не было хорошего симбиоза с матерью, если он не пережил этап качественного слияния, ему будет сложно стать отдельной личностью. Если он не научился утешать себя, помня о другом человеке, если он не умеет быть в одиночестве, а при отдалении близкого сразу испытывает тревогу и панику, он не сможет построить, перефразируя Д. Винникотта, «достаточно хорошие партнерские отношения».

Здесь возникает закономерный вопрос: какое отношение ко всему этому имеют семейные тайны? Ответ: самое непосредственное.

В случае хороших, здоровых, адекватных отношений в паре появление ребенка сопровождается радостью и гордостью родителей. Их любовь получила высшее подтверждение, и они готовы заботиться о малыше, поддерживая его развитие. Мужчина и женщина, которых любили их собственные родители, передают любовь, как олимпийский огонь, из рук в руки своим детям. К сожалению, так происходит не во всех семьях.

Окружающая действительность полна враждебности по отношению к маленьким детям, и если родители не позаботятся о ребенке в раннем детстве, он не сможет доверять миру и другим людям, не сформирует важные социальные навыки, будет испытывать сложности в близких отношениях. Но самое печальное – он попытается создать для своего ребенка точно такие же условия. Иногда от старшего поколения можно услышать фразы: «Меня на руках никто не носил и ночью в кровати не укачивал – и не умерла»; «За нами никто не смотрел – и ничего»; «Нас никто в кружки не водил – и выросли»… Да, выросли – но какой ценой?!

3.4. Нарушения привязанности

Причины нарушений привязанности родителей к ребенку могут относиться к разным уровням существования семьи.

Уровень одного члена семьи. Мать или отец не были готовы к родительству; имеются объективные причины, затрудняющие заботу о ребенке (разлука родителей, бедность, отсутствие жилья); один из партнеров болен (алкоголизм, психическое расстройство, физическая травма, онкология и др.); тип привязанности одного из партнеров не позволяет ему сформировать достаточно хорошие отношения с ребенком и др.

Елена ужасная

Кирилл, которому 41 год, не может принять решение: оставаться в браке или разводиться. Его жена Елена год назад в возрасте 39 лет родила их первого и единственного ребенка. Они были женаты 21 год, но их супружеская жизнь протекала сложно. По словам Кирилла, жена была вспыльчивой, агрессивной, часто впадала в ярость. Работая педагогом в школе, она отточила навыки критики, способы выражения недовольства.

Самой больной точкой их отношений был секс. Они поженились на первом курсе института, но их первый половой акт произошел лишь через пять лет после свадьбы. У Елены начинались панические атаки, стоило Кириллу лишь приобнять ее. Они спали в разных постелях, и жена сразу сказала, что «этого» у них никогда не будет. Через пять лет он встретил другую девушку и изменил жене – если это можно было назвать изменой, потому что супружество существовало только на бумаге. Когда он сообщил Елене, что уходит от нее и хочет развестись, жена начала плакать, грозить суицидом. После этого у них случилась первая близость.

Елена наконец забеременела. Но и это было не главным. Елена совсем не хотела заботиться о ребенке. Молока у нее не было, аллергичная девочка была вынуждена питаться смесями. Елена часто сидела за компьютером, когда ребенок надрывно плакал, и говорила: «Нечего приучать к рукам». Летом она на два месяца уехала на юг с подругой – не пропадать же педагогическому отпуску, к которому она привыкла, – а муж остался один с пятимесячным ребенком… У Кирилла складывалось впечатление, что дочь совсем неинтересна Елене. Ребенку два года, а жена кормит ее сырками в шоколаде. Дома никогда нет свежеприготовленной пищи, не убрано. Он взял дополнительную работу, денег достаточно, но, похоже, жена не готова вливаться в семейную жизнь и поэтому давно вышла из декрета.

История меня удивила: и поведение Елены, и терпение Кирилла казались странными. Кирилл, рассказав мне о сложившейся ситуации, спросил, могут ли они с Еленой прийти на консультацию вдвоем, чтобы принять окончательное решение. Я обсудила с Кириллом условия, при которых такая работа возможна: вся информация, которую он мне сообщил, будет свободно использоваться в работе с парой.

Однако Елена позвонила и предложила принять ее одну. Признаюсь, я уже имела некоторую негативную установку по отношению к женщине, но посчитала ее предложение логичным. Елена рассказала мне свою версию происходящего. Несмотря на смещение акцентов, в основном Кирилл изложил семейную историю достоверно. В ходе сбора сексуального анамнеза Елена призналась, что секс у нее вызывает отвращение, Кирилл – ее единственный партнер. Я проверила гипотезу об изнасиловании, ранней сексуальной травматизации, но она не подтвердилась. Выяснилось, что Кирилл говорил правду: ребенок Елене не в радость. Она вышла на работу в школу, а маленькую Элину отдала в детский сад. Елена с презрением говорила о привязанности отца к малышке: «Носится с ней, как баба».

Понимая, что отношение матери к ребенку часто повторяет ее собственный детский опыт, я подробно расспросила Елену о ее родительской семье и построила генограмму.

Оказалось, что Елена – младший ребенок в семье. Родители жили в деревне, мама работала дояркой, отец – трактористом. У нее есть две сестры на 19 и 15 лет старше. Отец и мать – ровесники. Когда отцу было 38 лет, у него случился инфаркт. Он попал в больницу. Мать очень переживала – было лето, много работы и в поле, и дома. Его выписали, и он почти сразу снова сел за руль. Но через два месяца у него произошел повторный инфаркт… Смерть, похороны, 40 дней… Когда мать Елены обнаружила, что беременна, она была уже на довольно большом сроке. Родилась третья девочка – и мать, горюющая о рано умершем муже, вначале отдала ее бабушке в соседнюю деревню, потом в круглосуточные ясли. Подросшая Елена хорошо усвоила из разговоров матери и сестер: секс – это зло, от него бывают неожиданные дети. Дети – это еще большее зло, они требуют внимания, когда уже нет ни сил, ни здоровья…

Елена очень удивилась, когда я стала обсуждать с ней тот факт, что она родила дочь в том же возрасте, в котором мать родила ее саму. Ее появлению на свет способствовала болезнь отца, рождению ее дочери – болезнь в отношениях с мужем. Было ясно, что основной проблемой во взаимодействии с близкими – мужем, дочерью – является несформированная у Елены привязанность к матери. Как следствие – она делает со своей дочерью то же, что мать делала с ней.

Елена решила, что терапия нужнее не столько им с мужем, сколько ей самой. Она оказалась непростым человеком – на первый взгляд холодным, дистантным, саркастичным. Но внутри нее скрывалась маленькая, отвергнутая мамой девочка, ни в чем не виноватая и отчаянно желавшая, но не получавшая любви и из-за этого часто впадавшая в ярость. Шло время, и Елена начала понимать себя и свои чувства по отношению к мужу и ребенку. Она осознала сильную зависть к дочери – у нее никогда не было отца, а ее муж трогательно заботился о малышке. Сформировавшийся у Елены хаотический тип привязанности сильно затруднял нашу работу, ее потепление могло неожиданно смениться агрессией и нападением на всех – меня, мужа, маленькую Элину… Однако способность Елены к любви и нежности медленно проявлялась.

Работая с ней, я использовала метафору «инкубаторской курицы». Куры, выращенные в инкубаторе, не обладают инстинктом насиживать яйца, как обычные, поэтому хозяйки заставляют их выводить цыплят насильно, прикрыв ящиком, чтобы птицы не уходили. Елена была той самой «инкубаторской курицей» – тепло ее матери было формальным, как лампа накаливания в инкубаторе. Она, в свою очередь, искренне не понимала, почему ребенку надо уделять время, зачем потакать капризам, как не срываться на крик…

Однажды она пришла в подавленном состоянии и рассказала, что ездила к старенькой матери в деревню. Елена привезла ей гостинцев и долго говорила о прошлом. Мать, которой было уже около 80 лет, тяжело болела. Елена, набравшись смелости, спросила о самом главном, о том, что ее беспокоило всю жизнь: «Мама, ты меня любила? Ты хотела моего рождения?» Но мама, войдя в фазу откровений, сказала: «Что ты, Лена, какое хотела, просто когда узнала – делать аборт было уже поздно. И отец умер, и хозяйство большое надо было поднимать – до тебя ли мне было…»

На протяжении нескольких встреч мне пришлось реанимировать эту взрослую женщину, которая начала буквально рассыпаться на куски. Мощный поток аннигиляционного, агрессивного послания от матери захлестнул ее. Она стала говорить о себе как о «жертве несделанного аборта», сгущать краски, злиться на мать… Было сложно находить ресурсы, и спасательным кругом, как позже отметила Елена, стало мое высказывание о том, что есть намерения, а есть реальный выбор. Мама родила ее – и это главное. Родила, не отдала в детский дом, заботилась как могла – и это все, что нужно помнить Елене. А слова следует забыть.

Тайна, которую скрывала мать, – «я не хотела этого ребенка» – все равно пронизывала судьбу Елены и ее дочери. Узнав горькую правду, женщина долго переживала, но многое смогла понять. То отвержение, то хроническое пренебрежение, с которым она сталкивалась в детстве, было заново пережито и оплакано.

Через некоторое время Елене удалось переосмыслить свою жизнь, и она стала называть себя «приветом с небес»: папа умер, а она – его последнее прощальное напоминание маме об их любви. Изменение точки зрения на более позитивную и ресурсную позволило Елене соединить родителей в единое целое и понять, что секс, любовь, отношения – это не отвратительные вещи, а важная часть нашей жизни.

С мужем они все же развелись – другая история, но им удалось сохранить нормальные человеческие отношения. И еще: Елена стала значительно теплее относиться к своей дочери.

Уровень «папа, мама и дети». Пара родителей находится в сложных, разрушительных отношениях; кто-то из них или оба не хотят ребенка; ребенок должен «спасти» распадающийся брак; ребенка родили, потому что «семьи без детей не бывает», «надо иметь двоих», «у всех есть дети» и т. п.

Уровень нескольких поколений. Прародительские и более ранние шаблоны взаимодействия в семье обеспечили образцы поведения в последующих поколениях, превратив типы отношений в сценарные стереотипы.

Ментальный мезальянс

Инга, симпатичная 24-летняя девушка, не могла принять решение о замужестве. Ее избранник Яромир был старше на 37 лет. Участницы группы были очень возмущены тем, что такой старик еще пытается ухаживать за юной девушкой. Однако Инга быстро прекратила все попытки обесценить ее мужчину, сказав, что речь идет о ее чувствах, которые довольно серьезны.

Я предложила Инге исследовать все ее страхи и сомнения, и она честно призналась, что боится остаться одна. Это было весьма необычно – она имела в виду не то, что он намного старше и может умереть, а то, что именно Яромир оставит ее из-за работы или еще по каким-то причинам. В ходе расспросов выяснилось, что они вместе уже шесть лет. Яромир – вдовец, у него взрослый сын, собственный бизнес. Инга знакома с его дружной семьей, родителями, сестрой. Они постоянно собираются на праздники, созваниваются, и Инге это очень нравится.

Они с Яромиром все эти годы живут вместе, он искренне ее любит. Ее история похожа на сказку: предложение руки и сердца в городе любви Париже, теплое отношение, забота… Но девушку что-то неизменно тревожило. Я предложила ей сделать небольшой экскурс в семейную историю. И вот что мы выяснили.

Инга – единственный ребенок в семье. Родители развелись, когда ей было семь лет (а они с Яромиром вместе уже шесть!). Мать давно пребывает в депрессии и не работает. С восьмилетнего возраста Ингу фактически воспитывали дедушка и бабушка. Они были преданными, заботливыми и полностью заменили ей родителей.

Я расспросила Ингу, когда у нее возникло чувство брошенное. Она ответила, что, по ее ощущению, оно было всегда. Я высказала предположение, что произошедшее в ее семье – развод родителей, уход отца, депрессия матери – привели к появлению этого чувства. Она кивнула, но чего-то явно не хватало. Я продолжила анализировать семейную историю, фокусируясь то на родительской, то на прародительской семье.

Самой стабильной и поддерживающей фигурой из всех был дедушка. Он искренне любил внучку и заботился о ней. Бабушка скорее была функциональной – готовила еду, убирала квартиру, стирала и гладила одежду. Я спросила Ингу, что она знает о детстве своей мамы. Выяснились интересные подробности. Дедушка и бабушка когда-то жили в Москве. Дедушка был главным инженером на крупном заводе и ездил по всему Советскому Союзу. Бабушка же была творческой натурой и работала на телевидении. Она уходила из дома в пять утра. Когда появилась маленькая дочь, им никто не помогал, а найти няню оказалось проблемой. Бабушка была не готова расстаться с любимым делом, поэтому двухмесячная девочка отправилась в круглосуточные ясли. Инга вспоминает, как бабушка с возмущением рассказывала: «Твоя мама все лето была на детской даче, но когда я приезжала, она то плакала, то не хотела со мной говорить». Я обсудила с Ингой ее чувства по поводу той маленькой девочки, которую родители отдали чужим людям, поговорила о ее одиночестве и покинутости. Щеки Инги вспыхнули: она сказала, что именно так чувствует себя всю жизнь.

Однако было что-то еще. Я осознавала, что у ребенка – матери Инги – в такой ситуации не было шанса сформировать нормальную привязанность, но не понимала, почему о ней не заботилась ее мама. Оказалось, бабушка сама рано потеряла мать – в три года ее отдали на воспитание старенькой прабабушке. Мы побеседовали о том, что в их семье по женской линии уже несколько поколений не растят собственных детей, и Инга сказала, что боится: вдруг она не сможет заботиться о своем ребенке. Мы снова стали говорить о ее маме – я все равно до конца не понимала, почему они развелись с папой, почему он не участвует в жизни дочери. Выяснилось, что папа уже много лет живет в США, а развелись они (в этот момент Инга опустила голову и стала говорить очень тихо), потому что мама пила…

Итак, семейной тайной был алкоголизм ее матери. Успешная дочь успешных родителей, удачно вышедшая замуж, была запойной алкоголичкой, устраивавшей драки и дебоши. Когда Инга была маленькой, отец в такие периоды отвозил ребенка к собственной матери – не хотел, чтобы тесть и теша, в квартире которых он проживал с женой, знали об этом. Ситуация ухудшалась – в состоянии алкогольного опьянения женщина становилась агрессивной, могла наброситься на мужа, пытавшегося остановить ее, с кулаками и тяжелыми предметами. Состояние матери Инги быстро прогрессировало. Когда дедушка и бабушка узнали об этом, женщину положили в больницу. Но ей это уже не помогло. Она не была способна работать, общаться с мужем, которого в итоге выгнала. Он, похоже, к этому моменту выгорел и перестал приходить к дочери, просто исправно платя алименты. В борьбе с алкоголизмом жены он не замечал, насколько плохо приходится его собственному ребенку.

Непонятно, почему после развода окружающие взрослые, знающие о тяжелой болезни матери Инги, оставили девочку с ней, фактически бросив на произвол судьбы. Возраст с семи до восьми лет Инга помнит особенно ярко. Мама пила беспробудно. Дедушка тогда еще активно работал и часто уезжал, бабушка занималась собой и звонила нечасто… Мама к телефону не подходила – она то пила, то спала. Девочка заботилась о пьющей матери, хотя еще не могла позаботиться о себе: она приносила хлеб из школьной столовой, ходила в магазин, варила макароны. Социальный педагог и учитель начальных классов несколько раз звонили ее матери. Наконец, они пришли к Инге домой и ужаснулись. Они поняли, почему девочку никто неделями не расчесывает и не заплетает ей волосы, почему от нее плохо пахнет. Они позвонили дедушке и бабушке и сообщили, что девочка находится в социально опасном положении и ее отправляют в детский приют. Только после этого все действительно поняли, что мать Инги тяжело больна и ребенка надо спасать.

Дедушка и бабушка забрали внучку к себе, мать много раз пытались лечить, но безуспешно… Однако не взрослые, а именно Инга живет с чувством, что она не все сделала для своей матери. Ее последующие воспоминания о школе – это сложная адаптация в новом классе, наверстывание пропущенного года учебы, страх, что все узнают, что с ней и ее мамой что-то не так. Инга повзрослела, встретила мужчину, который по возрасту годится ей в дедушки, и построила с ним хорошие отношения. Но семейная история и семейная тайна не дают ей спокойно жить.

– Чего же ты боишься на самом деле? – спросила я.

– Я боюсь, что меня нельзя любить… Что я тоже могу начать пить, как мама… И мне кажется, что я вся внутри дефектная… Пустая… У меня чего-то не хватает…

В этих словах было столько боли брошенного, никому не нужного ребенка, что мне стало нестерпимо жаль девушку.

Мы с Ингой еще раз проанализировали генеалогическое древо. Итак, прабабушка умерла, когда бабушке было три года – первый сбой привязанности в системе. Пожилая женщина, которой доверили девочку, бабушку Инги, была занята хозяйством и не смогла дать ей той любви, в которой она нуждалась. Бабушка, родив дочку, сделала то же самое – она отдала ребенка в круглосуточные ясли. Очевидно, имеют место и серьезная травма, и невозможность сформировать здоровую привязанность. Так что и мама Инги выросла, не зная как заботиться о других, а ее алкоголизм – следствие неспособности к близости.

Инга тоже получает многочисленные раны привязанности – часть их превращается в шрамы, а часть продолжает кровоточить. Передававшиеся из поколения в поколение нарушения привязанности проявляются у Инги в непонимании, кто она такая, неуверенности в себе и страхе повторить материнскую судьбу. Мы завершили сессию расстановкой, где Инга смогла «встретиться» с женщинами своего рода и поплакать обо всех искалеченных жизнях. После занятий в группе я предложила ей пойти на индивидуальную терапию к моей коллеге.

С тех пор прошло несколько лет. Инга вышла замуж и родила сына. Она продолжает посещать терапию и занятия в обучающей группе. В ее отношениях с мужем все хорошо. Она уже не боится, что он ее оставит, понимая, что любые отношения когда-то завершаются, но хорошее остается с нами – в наших воспоминаниях, детях, фотографиях и семейных историях. Ей удалось избавиться и от чувства вины, и от опустошенности – она просто живет в своей семье и заботится о муже и ребенке. И она может спокойно говорить о том, что ее мать зависима от алкоголя.

Уровень отношений «семья и мир». Социальное окружение не всегда может обеспечить безопасность для семьи вследствие войны, революции, социальных катаклизмов. Чего стоит советский эксперимент, пытавшийся разделить функции родившей и воспитавшей матерей, чтобы полностью использовать трудовые женские ресурсы. Женщины были вынуждены отдавать маленьких детей в ясли в двухмесячном возрасте. Смена воспитателей, ощущения одиночества, ненужности, брошенности не покидали таких детей на протяжении их жизни. Женщина, отчужденная от собственного ребенка, ребенок, не чувствующий привязанности к собственной матери, – что может быть страшнее и разрушительнее и для отдельной жизни, и для семьи, и для общества в целом? «Такое было время», – можно услышать от старшего поколения. Это правда, но легких исторических эпох не существует – любой социум переживает как хорошие, так и плохие периоды, которые причудливо чередуются в судьбах людей и влияют на новое поколение.

Таким образом, плохое отношение к ребенку, неспособность выдерживать напряжение, возникающее в первые годы жизни малыша, ярость, злость, ревность родителей всегда скрывают какую-то историю, которая позволяет понять, почему о ребенке не заботились должным образом. Жаль, что узнают об этом уже выросшие дети, успевшие оставить шрамы в душах собственных детей.

«Чтобы вырастить леди, надо начинать с бабушки», – говорят англичане. Перефразируя их, скажу: «Чтобы вырастить здорового ребенка, у бабушки не должно быть тайн».

3.5. Детская уязвимость

3.6. Роль сочувствия в хранении и передаче семейной тайны

Появляясь на свет, ребенок беспомощен – он нуждается в еде, уходе, внимании, телесных контактах. Обычно все эти функции берет на себя мать. Первичное всемогущество ребенка (я чего-то захотел – и оно появилось) должно быть прожито и пережито, после чего у матери появляется новая задача – разочаровать малыша. Когда он подрастает, она делает это, заставляя его ждать, отказывая в просьбах, объясняя, что такое хорошо и что такое плохо, и не разрешая делать то, что представляет опасность.

Ребенок растет, взрослеет, постигает мир, но в его памяти навсегда сохраняются те моменты, когда он рассматривал лицо матери, которая откликалась на его эмоциональные состояния. Ребенок улыбался – она улыбалась в ответ, ребенок хмурился – она демонстрировала озабоченность. Еще до того, как он научится говорить, до произнесения им слов, обозначающих все существующее, ребенок осваивает реальность на уровне телесных ощущений, эмоций, чувств, запахов и звуков. Очень многое из того, что происходит с ним, обусловлено эмоциональным состоянием и настроением матери, ее готовностью к взаимодействию с маленьким человеком. Вырастая, ребенок продолжает улавливать состояние матери, а потом и отца, и бабушки – всех тех людей, которые были рядом и заботились о нем.

Когда в жизни значимых взрослых происходят неприятности, ребенок видит это у них на лице. Он «считывает» тревогу, злость, страх и начинает испытывать беспокойство. Это так называемая непроизвольная, натуральная эмпатия — способность понимать эмоции другого человека, сочувствовать и сопереживать, даже не обозначая их словами.

С течением времени в жизнь ребенка входят слова, называющие предметы, людей, чувства, состояния. Репертуар средств, с помощью которых ребенок может взаимодействовать с окружающими, обогащается речью. Если родители или прародители скрывают какие-то тайны, ребенок понимает это не только через невербальную экспрессию, но и через отказ задействовать невербальный канал, отказ разговаривать в тот момент, когда очевидно, что случилось что-то неприятное.

Зачастую, улавливая тень тайны и пытаясь на своем детском уровне прояснить, что же все-таки происходит, ребенок получает классическое двойное послание («двойную связь», «двойную ловушку», «двойной зажим»). Двойное послание может быть определено как два противоречивых сообщения на разных уровнях коммуникации от одного и того же человека, с которым ребенок, как правило, находится в близких отношениях. При этом у него нет возможности адекватно отреагировать ни на один из отправленных сигналов. В то же время он не в состоянии прервать взаимодействие в силу того, что отношения для него очень значимы. В случае с маленьким ребенком эти факты делают ситуацию безвыходной, так как реакция, соответствующая одной части послания, будет вступать в конфликт с его другой частью.

Например, ребенок видит, что мама грустная, но, когда он пытается ее утешить, она злится на него. Если он не замечает ее состояния и просит о чем-то, пытаясь отвлечь от печали, она тоже демонстрирует недовольство: «Ты что, не видишь, что мне плохо!» Таким образом, его непроизвольная эмпатическая реакция (он заметил чувства другого человека и отреагировал) гасится и подвергается игнорированию или агрессии. Что бы он ни сделал – отреагировал или проигнорировал состояние матери, – в итоге ему будет плохо. И выключенная из контакта мать, и реактивная мать одинаково тяжело переносимы. Представьте, что происходит с ребенком, если он еще не умеет говорить и вообще не способен осознать ситуацию! Мы часто говорим: «Мать – образ мира». В случае с двойными посланиями это расщепленный, неустойчивый, непредсказуемый мир.

Когда ребенок старается утешить, развеселить, отвлечь или переключить на себя маму, пребывающую в грустном настроении, та может сказать, глядя ему в глаза: «Мне грустно, я расстроена, у меня проблемы на работе. Я немного посижу и подумаю, а потом приду к тебе». Так мать подтверждает, что ребенок правильно «прочитал» ее настроение, говорит, что именно она чувствует, и сообщает, что ее не надо спасать – с ней не все в порядке, но она вполне способна справиться сама. Очевидно, что, контактируя с такой мамой, ребенок получает сразу несколько уроков.

1. Он понимает, что его тревога не напрасна, ему не показалось, то есть он находится в контакте с реальностью.

2. Он узнает, как называется то чувство или состояние, которое переживает взрослый.

3. Он видит, что это вполне выносимо – люди иногда грустят, плачут, злятся, и это нормальные реакции на разные жизненные обстоятельства.

4. Он понимает, что о поведенческих или эмоциональных проявлениях другого можно говорить и спрашивать напрямую, а не пытаться угадать, включая фантазию, что же с ним происходит.

5. Ему не нужно спасать родителя, изобретая сложные формы «помощи» – болезнь, плохое поведение, капризы.

6. Он имеет возможность развивать натуральную эмпатию, которая со временем за счет опосредования знаками – словами и пояснениями матери – становится, согласно культурно-исторической теории Л. С. Выготского, высшей психической функцией, превращаясь в произвольную эмпатию.

Таким образом, в здоровой семье с достаточно хорошими отношениями можно давать ребенку адекватные возрасту пояснения, которые позволяют ему расти и развиваться в атмосфере поддержки его любознательности и интереса к окружающему миру. Семьи, оберегающие тайны (или, наоборот, неспособные сохранять в секрете от детей даже то, что нужно), не выполняют ряд важных функций.

Прежде всего они не обеспечивают для ребенка стабильность, устойчивость, надежность окружающей действительности. Постоянная тревога родителей и прародителей становится частью внутренней реальности ребенка. Малыш «считывает» напряжение и беспокойство вследствие натуральной эмпатии, но не получает ни нормальной обратной связи, ни ответов на свои вопросы. Часто члены семьи, живущие под сенью тайны, вымещают злость, стыд и страх на ребенке. Тогда он растет чрезмерно эмоциональным, все время ожидая непредсказуемой реакции родителей, или, наоборот, вследствие хронической тревоги и травматизации становится «эмоционально тупым».

Членам семьи, в которой хранятся тайны, сложно разрешить друг другу отдыхать, удовлетворяя потребности в принятии, заботе, поддержке, уважении. Напротив, такая семья становится источником постоянного напряжения. Отсутствие защиты, надежного убежища, тихой гавани, невозможность освободиться от переполняющих эмоций ведут к усилению тревоги. В этом случае вероятны неадекватные реакции родственников на окружающих. В таких семьях часто нарушена структура: спутаны семейные роли, размыта система власти, смещены границы. Ребенок иногда становится психологическим родителем собственного папы или мамы. Из-за отсутствия семейных границ члены семьи сливаются друг с другом. Кто-то злится за кого-то, кто-то любит вместо кого-то…

Самый важный вопрос: за счет каких механизмов все это происходит? Думаю, что ключевое значение здесь имеют подражание, идентификация, проекция, эмоциональное заражение. Кроме того, свет на механизмы повторения семейных сценариев пролило открытие зеркальных нейронов. Именно их деятельностью теперь объясняют эмпатию.

Когда ребенок наблюдает за поведением родителей, которое является для него ясным и последовательным, он знает, что будет дальше, и его мир остается стабильным и понятным. Если действия родителей постоянно ставят ребенка в тупик, если их тяжело «считывать», нейронные пути создают искаженные, зыбкие карты реальности. Зеркальные нейроны помогают нам создавать образы других внутри себя, понимать эмоциональные состояния людей, использовать их опыт, познавать себя через отражение в окружающих.

Условие нашего выживания – это принадлежность к семье, роду, своей социальной группе. Иногда мы даже не осознаем, как похожи на мать или отца, как повторяем их жесты и поступки, как переживаем их эмоции. Именно от них, наших значимых близких, зависит, будем ли мы свободными и уверенными в разных аспектах своего бытия или понесем бремя семейной тайны с присущими ей злостью, болью, завистью, страхом или стыдом.

3.7. Как дети «заботятся» о родителях

Не вызывает сомнения, что дети находятся в тесной эмоциональной связи с заботящимися о них взрослыми и часто «помогают» им хранить тайны своим поведением. Однако этот тип взаимодействия в ряде случаев приобретает причудливые формы.

1. Дети сходят с ума. Этот вариант встречается, когда у ребенка не хватает психических и эмоциональных сил, чтобы справиться со сложной ситуацией. Маленький человек похож на русло ручейка, по которому пускают мощный поток воды. Он затапливает не только русло, но и все, что находится вокруг. Детская психика обладает отнюдь не безграничными возможностями, и, если напряжение слишком высоко, ребенок перегорает, как лампочка, рассчитанная на 220, но получившая 1000 вольт.

Ругающаяся девочка

Ольга, 28 лет, состоит в браке, дочери пять лет. У женщины возникли разногласия с мужем и сомнения по поводу дальнейшей супружеской жизни. Они живут у родителей Ольги, хотя построили свое жилье и уже год как сделали ремонт. У мужа есть своя фирма, достойный заработок. Но в последнее время супруги все больше не понимают друг друга. Ольга заметила, что начала злиться на мужа. Она все чаше отказывает ему в сексуальной близости.

За несколько встреч мы обсудили различные аспекты семейной жизни Ольги. Она – единственный ребенок немолодых родителей, которые в ней души не чают. Родителям не нравится муж Ольги Сергей. Они постоянно предъявляют ему претензии. Муж не понимает, почему они с Ольгой не могут переехать в собственную квартиру. На третьей встрече Ольга призналась, что у нее есть любовник. Это ее бывший одноклассник, который любил ее со школьной скамьи. Пока он был в армии, она вышла замуж за Сергея. К нему она не испытывала нежных чувств, но случайно забеременела и была вынуждена зарегистрировать отношения.

Наша дальнейшая работа фокусировалась вокруг нереалистичных представлений Ольги о семье как о чем-то романтичном, полном любви, и «жестокой реальности», где нужно заниматься ребенком, готовить еду, убирать, работать… Несмотря на помощь родителей, Ольге сложно принять статус жены, и она постоянно думает о том, как изменить свою жизнь. Она бы давно ушла к любовнику, но Сергей очень любит дочь, и девочка безумно любит отца. О ее тайных встречах с любовником знают мама и подруга.

На очередной встрече Ольга была сильно взволнована. Накануне муж, на которого был зарегистрирован телефон Ольги, взял распечатки ее звонков и СМС-сообщений, так как стал что-то подозревать. Он увидел номер абонента, с которым Ольга говорит по многу раз каждый день, позвонил любовнику жены, сообщил ему, что обо всем знает, и предложил встретиться. Мужчина признался, что у них с Ольгой есть отношения, он ее любит и готов на ней жениться.

Муж ничего не сказал Ольге. Но вечером, когда дочь уже лежала в постели, он пришел домой со своими родителями и закатил, по словам Ольги, безобразный скандал. Родители супругов кричали друг на друга, муж – на Ольгу. Девочка проснулась и начала плакать. Семья Ольги стала выгонять Сергея и его родителей. Выпивший Сергей использовал ненормативную лексику и еще долго стучал в дверь. Дочь была очень напугана. Ольга же сказала, что рада: все разрешилось, и теперь можно спокойно разводиться.

Через три дня она позвонила мне и попросила о срочной дополнительной встрече. Она была крайне расстроена. Ольга узнала, что в детском саду дочь вела себя весьма странно. Она стала истерически смеяться и ругаться матом на детей и воспитателя. Я дала ей телефон детского психиатра и психолога.

На следующем сеансе Ольга сказала, что диагноз поставить пока не могут – то ли навязчивые состояния, то ли шизофрения. Врачи собрали консилиум. Девочка, по словам матери, выглядит как сумасшедшая. С ней невозможно гулять на улице, ее нельзя водить в детский сад – она часто дрожит, продолжаются вспышки нецензурной брани. Еще через неделю она позвонила и отменила нашу встречу. Она уезжала с дочерью в Москву на консультацию к профессору – девочке стало хуже. Она часто плачет и говорит, что «плохие слова сами из нее выскакивают». Я спросила, что происходит с семейными отношениями. Оказалось, что как раз перед ухудшением состояния дочери Ольга рассказывала по телефону подруге, что уходит от Сергея. Это услышала дочь, после чего она начала кататься по полу, бормотать и ругаться. Иногда девочка вполне нормально и осмысленно ведет себя несколько часов, но потом в ней будто что-то перещелкивает – и она снова бранится. Особенно часто она ругает саму Ольгу, называя ее ужасными словами. Когда Ольга говорила мне об этом, чувствовалось, насколько сложно, болезненно и неприятно ей этим делиться.

Вернувшись из Москвы с предположительным диагнозом ребенка «невроз навязчивых состояний», Ольга пришла ко мне еще на две встречи. На второй она рассказала, что помирилась с мужем и собирается переезжать в новую квартиру. Ольга была в церкви и решила, что, видимо, Бог наказал ее за развратное поведение болезнью ребенка и теперь она должна просить у мужа прошения и жить с ним. После примирения Ольги с мужем девочка стала ругаться меньше. Но у нее появились нервные тики.

Очевидно, конституциональные особенности девочки, хрупкая психика, привязанность к отцу и стресс, пережитый во время скандала, привели к появлению симптома. Достаточно непредсказуемое поведение окружающих взрослых, сильная тревога проявились через навязчивое поведение. Она, так же как ее отец в ходе ссоры, стала нецензурно ругаться. Так сохранение тайны (мать не любит отца, у нее есть любовник) и ее раскрытие привели к тому, что девочка заболела. Однако симптом ребенка выполнил функцию, направленную на сохранение семьи.

2. Дети болеют. Все дети болеют, кроме детей из комиксов о неуязвимых супергероях. Это правда. Но иногда болезнь ребенка появляется, чтобы отвлечь родителей от их разбирательств, скандалов, депрессии. Малыш, улавливая семейную тревогу, пытается что-то сделать, помогая родителям смотреть не друг на друга, а в его сторону. Иногда ребенок приобретает тяжелую хроническую болезнь, вследствие которой один из родителей, обычно мать, полностью переключается на заботу о ребенке.

3. Дети плохо себя ведут. Это еще один классический способ «вызвать огонь на себя». Неосознанно заботясь о семейном благополучии, дети начинают демонстрировать «плохое» поведение – драться, ругаться, нарушать правила семейного распорядка, заставляя родителей перевести внимание с актуальных конфликтов на них.

4. Дети попадают в неприятности. Когда в семье присутствует хроническое напряжение, обусловленное семейной тайной, ребенок чувствует это и пытается хоть как-то помочь родителям. При этом невнимательный, неуверенный в себе малыш не замечает внешних опасностей. Такие дети часто демонстрируют виктимное поведение: становятся жертвами ДТП, насмешек одноклассников, агрессии педагогов.

5. Дети молчат. В семье, живущей во власти тайны или секретов, зачастую существует табу на прямые вопросы и высказывания. За честность и излишнее любопытство ребенка наказывают. Человек, чью живую экспрессию подавляли в детстве, со временем формирует такой стиль общения в семье, который позволяет ему адаптироваться с минимальным напряжением. Особенно сложно приходится активным, энергичным, любознательным детям. Именно они больше всех жертвуют природной витальностью. С годами молчание становится не просто золотом – оно покрывается слоями геологических пород. И когда родители интересуются делами ребенка и пытаются с ним поговорить, он односложно отвечает или избегает контакта. Тайны, связанные со случайной беременностью, изменами, плохими отношениями в расширенной семье, не имеют права «выйти в свет», и за это ребенок платит молчанием.

Ничего не говори

Екатерина состоит в браке два года и страдает из-за отсутствия близости с мужем. Ей кажется, что он ее не любит. Однако изучение супружеских отношений показало, что муж, наоборот, долго добивался и ее внимания, и затем согласия на брак. Именно он всегда был «преследователем», «догоняющим», она же дистанцировалась. Супруг раньше интересовался ее жизнью, делами на работе, но она отвечала односложно и никогда ни о чем его не спрашивала. Вначале он обижался и упрекал ее за это, но потом перегорел и отстранился.

В родительской семье Екатерины тоже не было особой близости. Родители разговаривали мало и вообще, по ее описанию, вели себя по отношению друг к другу довольно дистантно.

В раннем детстве Кати в ее семье не происходило ничего необычного: мама провела с ней три года в декретном отпуске, затем отдала ее в детский сад. Дедушка с бабушкой жили в пяти остановках от них, поэтому всегда, когда было нужно, забирали ребенка к себе. Но летом в тот год, когда Катя должна была пойти в школу, мама неожиданно отвезла ее со всеми вещами к бабушке и впоследствии редко навешала дочь. Отношение мамы к Кате сильно изменилось. В начальную школу она ходила с бабушкой – гимназия находилась во дворе бабушкиного дома.

На мой вопрос «Почему?» Катя не нашла ответа. Я предложила спросить об этом у мамы или бабушки. Мама отреагировала агрессивно и сказала лишь, что так было надо. А вот бабушка дала исчерпывающие объяснения.

Отец Кати был патологическим ревнивцем. Еще до рождения дочери маме пришлось забыть о косметике, нарядах и высоких каблуках. Один-два раза в год он срывался: сам отвозил ребенка к теше и устраивал жене «Судный день». Маленькая Катя об этом не догадывалась – просто улавливала напряжение между родителями.

Когда ей было шесть лет, случился мелкий эпизод, на который в другой семье никто не обратил бы внимания. Катина мама работала на другом конце города, и в жаркий летний день коллега подвез ее до магазина. Как раз в этот момент оттуда выходила Катя с подругой, мама которой недавно развелась с мужем. Девочки купили себе по мороженому и болтали, как вдруг увидели Катину маму в остановившейся рядом машине. «Кто это?» – спросила подруга. «Не знаю», – ответила Катя. «Я знаю, это любовник, как у моей мамы. У него тоже есть усы, и он дает ей деньги», – сказала подруга.

Вечером Катя, нагулявшись, пришла домой. За ужином она что-то вспомнила: «Мама, мы сегодня видели тебя и твоего любовника, когда ты выходила из машины». Папа потемнел и начал расспрос. Катя бесхитростно рассказала все, в том числе озвучив идею подруги о любовнике.

Это послужило началом тяжелейшего семейного кризиса. Мать едва держалась – муж хороший, почти не пьет, зарабатывает… Однако то, что у мужчины с параноидной структурой личности детские слова вызвали приступ ярости, было для Кати тайной. В тот вечер отец хлопнул дверью и ушел. Мама, понимая, что в дом ворвалась беда, собрала Катю и повезла ее к бабушке. Теша знала все о зяте, но просила дочь успокоиться. Чтобы девочка не видела происходящего, ее решили временно поселить у бабушки.

«Бои» дома длились несколько лет. Придя в тот вечер пьяным, муж избил жену. Он не слышал никаких разумных доводов. «Весь двор в курсе, что у тебя есть любовник», – это было его главной идеей. Он заставил супругу уволиться с высокооплачиваемой работы. Она фактически превратилась в рабыню. На протяжении трех лет ежедневно проходили «судные часы». Забирать Катю в такую обстановку мать не могла и не хотела. И только когда Катя окончила четвертый класс, а мама к этому времени родила брата, девочка вернулась домой. Мама, которую она помнит, всю жизнь была тихой тенью, и рассказ бабушки все расставил по своим местам.

Да, родители не скандалили при детях. Да, в семье были деньги. Но почему мама осталась жить с папой в атмосфере постоянного насилия, унижения и травли, осталось для Кати загадкой. Возможно, она боялась его. Возможно, любила, а точнее была созависима. Катя поняла, что она всю жизнь неосознанно следовала стереотипам материнского поведения: ничего не говори, не показывай свои чувства, замри…

Катя поговорила с мамой и попросила прошения за прошлое. Мама сказала, что дочь ни в чем не виновата – так уж случилось… Она хотела сохранить мужа и отца – и ей это удалось. Сейчас, в 57 лет, папа выгорел и стал адекватным. Однако за эту семейную тайну – «у нас в семье есть психически нездоровый человек, но мы будем делать вид, что все хорошо» – теперь платит дочь.

Катя уговорила мужа прийти на супружескую терапию, и мы определили травмы привязанности, существовавшие на протяжении супружества. Катя в присутствии мужа рассказала эту историю, которая пролила свет на ее боязнь близости и выражения чувств. Когда муж приближался, женщина от страха дистанцировалась. Когда он отдалялся, она замечала его и боялась, что он ее разлюбил. Обсуждая семейную историю, супруги стали лучше понимать друг друга, и в их отношениях впервые появилось тепло.

6. Дети не хотят жить. События внутри семьи, особенно те, о которых нельзя говорить, часто запускают процессы, снижающие жизненную энергию ребенка. Агрессия, направленная на себя, или аутоагрессия, связана с работой защитных механизмов.

Злобный маленький монстр

Ярославу, мать двух дочерей девяти и семи лет, беспокоит поведение старшей – Златы. Она всегда была энергичной, напористой и активной. Примерно год назад ее поведение сильно изменилось. Злата стала замкнутой, потеряла интерес к компьютеру и мультфильмам. В последнее время у нее возникают приступы беспричинной агрессии: она может порвать толстую книгу на мелкие кусочки только потому, что родители напомнили ей о необходимости заняться уроками. Отец даже сказал ей однажды в порыве гнева, что она становится похожей на злобного маленького монстра.

Неделю назад, когда Ярослава ругала Злату за какую-то провинность, та ответила: я вообще не хочу жить, я скоро умру. Это заявление сильно напугало женщину, и она решила обратиться за помощью к детскому психиатру. Ярослава предположила, что у дочери какое-то психическое расстройство, но врач, проведя обследование девочки, порекомендовал записаться на прием к психологу.

Расспросы Ярославы о жизни в семье не дали возможности построить ясную гипотезу. С мужем отношения хорошие, ссорятся они редко. Ярослава тихая, застенчивая, супруг тоже довольно робкий. На вопрос о том, случилось ли в семье что-то заслуживающее внимания и потенциально повлиявшее на поведение Златы год-два назад, Ярослава чуть помедлила и отрицательно покачала головой. Я стала выяснять, кто же в их расширенной семье может демонстрировать вспышки агрессии, и построила генограмму.

Оказалось, что родительская семья Ярославы неблагополучная. Ее отец во время частых приступов гнева бил и мать, и брата. Брат, который был младше Ярославы на два года, все детство терпел насилие отца. Когда я спросила, как зовут брата, Ярослава тихо ответила: «Звали Костей», – и заплакала.

Полтора года назад Костя покончил с собой, спрыгнув с крыши многоэтажного дома и разбившись насмерть. Ярослава любила брата, но, по ее словам, он «был непутевым»: в 29 лет нигде не работал, выпивал… Кроме того, выяснилась еще одна подробность из жизни Кости: в возрасте 16 лет он с друзьями пошел на дискотеку. Ребята дурачились и в шутку устроили потасовку. Костя толкнул одного из парней, не рассчитав сил: тот упал, ударился головой о бордюр и умер. После судебного разбирательства дело было квалифицировано как несчастный случай и закрыто, однако Костя чувствовал себя виноватым и очень страдал. Именно после этого происшествия он стал изредка выпивать, уходить из дома на дни и недели, драться с отцом… Он три раза поступал в вуз и, не окончив первый курс, бросал учебу. Подрабатывал разнорабочим на стройке, перебивался случайными заработками.

Ярослава, вышедшая замуж довольно рано и покинувшая родительский дом, знала об этом из рассказов матери. Она попыталась полностью отгородиться от родительской семьи, однако брат часто приходил к ним в гости, всегда трезвый, помогал мужу с ремонтом, угощал детей сладостями и с удовольствием играл со Златой. Девочка отвечала взаимностью и очень любила проводить время с дядей. Ярослава вспомнила, что незадолго до смерти брат говорил ей, что отогревается у нее дома и очень печалится, когда думает об их детстве с вечно заведенным отцом…

Детям не сказали, как именно умер дядя. Ярослава горевала, но старалась поддерживать себя: ходила в церковь, читала молитвы… Через полгода после смерти Кости у Златы появились поведенческие симптомы.

Вероятно, ребенок почувствовал напряжение и ауру тайны вокруг его смерти. Мать Ярославы часто звонит ей и плачет: «Почему он так сделал? За что мне все это?» Сын-самоубийца, брат-самоубийца – эта печальная и стыдная тайна сплотила семью. Однако, беседуя с матерью, Ярослава выходит из комнаты и закрывается в ванной или туалете, потому что боится, что такая информация травмирует дочерей. Дома у Ярославы теперь вообще не говорят о Константине – будто его не было.

По словам Ярославы, Злата и внешне походит на дядю: те же вьющиеся волосы, разрез глаз, манеры… Тайна смерти с одновременной потерей значимого человека, похоже, запустила развитие тревоги у девочки. Ее поведение – напоминание членам семьи об утрате (Злата, как и дядя, потеряла интерес к окружающему миру) и о том, как все произошло (она говорит, что тоже не хочет жить).

Ярославе было рекомендовано в подходящий момент, во время просмотра семейного альбома, рассказать детям о жизни брата: о детстве с агрессивным отцом, о несчастном случае, в ходе которого он убил своего друга, о его поисках себя, о самоубийстве… Главное, что она должна была сообщить детям, – это то, что Константин был ее братом и их дядей, что они будут помнить о нем и чтить его память. Ярослава сомневалась, но все же решила рискнуть и через некоторое время поговорила с дочерьми.

Она обратилась за помощью еще раз через полгода, когда искала психотерапевта для мамы, которая все больше погружалась в депрессию. Ярослава рассказала, что в ее семье все хорошо. Злата ведет себя как обычно – живая, энергичная, иногда злится, но учится сдерживаться. После рассказа о дяде она несколько раз по вечерам расспрашивала маму о детстве, об отношениях с родителями и братом. Они вместе съездили на кладбище, дети пропололи траву на могиле дяди. К удивлению и радости Ярославы, девочка больше не говорит о желании умереть.

В крайнем случае ребенок может перестать хотеть жить. Иногда это связано с тем, что дети неосознанно идентифицируют себя с умершими и готовы «последовать» за ними.

По сути, все способы детского поведения направлены на то, чтобы отвлечь родителей или одного из них от чего-то неприятного и болезненного. Родители – самые важные люди для ребенка, и он готов защищать их даже ценой собственной жизни и благополучия.

3.8. Супружеские тайны

Супружеская пара – это основа семьи. Именно взрослые люди – муж и жена – определяют, какой будет их семья, формулируют правила, обеспечивают стабильность внешних границ, заботятся друг о друге и детях. В хороших семьях преобладают теплые, уважительные отношения, взаимная забота и поддержка, способность к сопереживанию. Обычно супруги делят обязанности, чтобы обеспечить удовлетворение потребностей всех членов семьи.

Секреты супругов представляют собой еще один слой плодородной земли, под которым скрыты токсичные захоронения. Мы можем встретить следующие типы супружеских тайн:

1. Тайна одного из супругов, о которой другой не подозревает. Такие секреты связаны с прошлым этого супруга или его семьи. Примерами могут служить второй брак при сокрытии первого, наличие детей, стыдные, неприятные, болезненные события в расширенной семье (суициды, убийства, психические расстройства, алкоголизм, сексуальные девиации, осужденные и отбывающие тюремный срок родственники и др.).

Сексуальная подготовка

Гедрюс рассказал на занятии группы об очень странном поведении жены. У них три дочери, и его супруга Яна постоянно проводит беседы с сексуальным подтекстом со старшей, 15-летней Вайвой. В ходе расспросов выяснилось, что жена часто говорит дочери, что та скоро станет женщиной и что это не всегда бывает приятно и происходит по согласию. Из рассказа было похоже, что жена то ли пугает девочку, то ли готовит ее к неприятной половой жизни. Группе это показалось необычным и не совсем нормальным. Обсуждая эту тему, участники поделились своими ощущениями и идеями, в том числе о том, что Яна сама повергалась сексуальному насилию.

Через неделю Гедрюс пришел на встречу группы и сообщил, что серьезно поговорил с женой. Он поделился с ней высказываниями участников и участниц и попросил больше никогда так не делать. Яна выглядела расстроенной и ничего не ответила.

По прошествии нескольких дней Яна рассказала Гедрюсу то, о чем он не мог и подумать. Ее отец, которого Гедрюс считал давно умершим, осужден за изнасилование более десяти молодых девушек от 16 до 20 лет. Его посадили, когда Яне было 15 лет. Она знала, что он несколько раз насиловал ее старшую сестру, которая страшно боялась отца и никому, кроме Яны, об этом не рассказывала. После этого громкого дела мать Яны уехала из России в Белоруссию, где Яна встретила Гедрюса. В семье было запрещено говорить об отце-насильнике.

Однако когда дочь Яны стала приближаться к тому возрасту, в котором была изнасилована ее сестра, женщина начала «готовить» Вайву к возможному сценарию развития событий. Если бы Гедрюс не обратил на это внимания, ранняя сексуализация дочери и привитие ей жертвенных стереотипов поведения получили бы продолжение. Теперь тайну дедушки-насильника хранят оба супруга – Яна и Гедрюс.

2. Тайна одного из супругов, связанная с актуальными отношениями (наличие связи или детей на стороне, долги, болезни, в том числе игромания, наркомания, педофилия и др.). Если люди живут в браке, то постоянное напряжение, которое испытывает хранитель тайны и которое является источником эмоционального стресса, «считывается» партнером.

Когда ты – инкубатор

Валентина, молодая женщина, замужем, двое детей, обратилась за помощью в связи с хронической усталостью, неудовлетворенностью жизнью в целом и отношениями с родителями в частности. О том, что она пошла к психологу, Валентина никому не сказала из-за страха непонимания и осуждения.

Со своим мужем Драгомилом Валентина познакомилась на первом курсе. На втором они поженились, на третьем родился первый сын, на четвертом – второй. Дети-погодки, учеба в университете, напряжение в семье – все это привело к тому, что женщина чувствует себя загнанной.

Валентина выглядела не очень женственно: высокий рост, большие кисти рук и ноги, отсутствие косметики, мешковатая одежда… При этом она рассказала, что муж – очень красивый, ухоженный мужчина. Он – ее первый и единственный партнер. Парням она не нравилась, на свидания ее не приглашали. И когда красавец Драгомил с южнославянскими корнями стал за ней ухаживать, она не поверила своему счастью. Он приехал из провинций, жил в общежитии, подрабатывал. Предложение от Драгомила руки и сердца настолько шокировало Валентину, что она оцепенела и вначале не смогла ничего сказать. В итоге она, конечно, ответила согласием. Они сыграли свадьбу, у нее была настоящая первая брачная ночь – до этого момента Валентина оставалась девственной. На свадьбу со стороны мужа приехали только его брат и мать – отец умер, когда Драгомилу было 16 лет.

Родители Валентины, обеспеченные люди, были не слишком довольны браком дочери. Валентина с горечью говорила, что они хотели не такого зятя, но ее внешность оставляла мало шансов для реализации их честолюбивых планов. Они смирились с «бедным» Драгомилом и через некоторое время даже ввели его в семейный бизнес. Появился первый ребенок, и родители настояли, чтобы молодые переехали из съемного жилья в роскошный коттедж в пригороде.

Валентине нелегко дался первый ребенок, а когда она почти сразу забеременела во второй раз, родители стали настаивать на аборте. Но ни Валентина, ни Драгомил не согласились. На свет появился второй сын. Из-за учебы в университете у Валентины пропало молоко, ребенок был капризным и плохо спал по ночам. Родители помогали, но постоянно вмешивались в жизнь молодой женщины – ведь она продолжала учиться в вузе и нуждалась в их заботе и финансовой поддержке. Муж тоже учился и работал, приходил домой поздно, но с удовольствием возился с детьми, купал их, по выходным гулял с ними.

Вместе с тем супруг был довольно жестким, обычно настаивал на своем, не терпел возражений. Валентина беспрекословно слушалась его. Как стало понятно из дальнейшей работы, злость на родителей возникала у женщины из-за того, что они периодически требовали от Драгомила конкретных действий и результатов в бизнесе, а он все недовольство обрушивал на Валентину. Агрессия в семье циркулировала таким образом, что Валентина выступала тем самым «сливным отверстием», куда стекали все семейные неприятности. К тому же муж настаивал на рождении третьего ребенка – Драгомил очень хотел девочку – и давил на жену.

Валентина посещала сеансы в течение полугода. За это время она стала больше осознавать себя и свои желания, научилась прямо говорить мужу, чтобы тот выяснял отношения с родителями, не включая ее в этот процесс. Она поняла, что не хочет третьего ребенка, и также сообщила об этом супругу. Терапия давала довольно хорошие результаты, но однажды она, плача, позвонила и сказала, что муж узнал о ее визитах к психологу и пригрозил разводом, если она не прекратит посвящать третьего в их личную жизнь.

Наш контакт прервался, и я думала, что больше никогда не увижу эту пациентку. Однако через пять лет Валентина неожиданно обратилась с просьбой о срочной встрече. В моем расписании было окно, и через несколько часов она пришла.

За время, пока мы не виделись, Валентина практически не изменилась. Прямо с порога она стала рассказывать, что у нее есть третий ребенок, девочка, которой она забеременела сразу после того, как прекратила терапию. Ее голос звучал как-то виновато. Мы прошли в кабинет, и я спросила: по какой причине ей безотлагательно понадобилась моя помощь? Валентина помолчала и заплакала.

Она рассказала историю по порядку, с того момента, как мы завершили терапию. Когда муж устроил скандал и сказал, что в его семье все будет так, как он решил, она подчинилась. Он пригрозил разводом, если Валентина не согласится родить третьего ребенка. Она испугалась, и уже через месяц тест показал, что она беременна. Родилась девочка, Драгомил был безумно рад. Девочку назвали Райна в честь болгарской прабабушки Драгомила. Через полгода супруги окончили учебу в университете, и Валентина впервые насладилась материнством. Муж продолжал работать в фирме отца Валентины, но из-за кризиса дела шли не очень хорошо. Отец стал обвинять Драгомила в том, что он разваливает бизнес, в большой семье нарастали конфликты. Когда Райне исполнился год, Драгомил неожиданно для всех уволился и уехал работать в Россию. Валентине пришлось нелегко – Драгомил все же во многом помогал ей с детьми, да и родители приносили боль своими язвительными замечаниями…

Прошло несколько лет. Драгомил каждый вечер разговаривал с женой по скайпу, дети привыкли к тому, что папа бывает дома раз в один-два месяца. Валентина робко спрашивала, не хочет ли Драгомил забрать их с собой или вернуться, но он отвечал, что еще не время.

Перед Новым годом он позвонил и попросил разрешения приехать с приятелем, с которым они вместе снимают жилье. Валентина была не против. Новый год они провели в коттедже, принадлежащем родителям Валентины, большой дружной компанией – из-за Гранины приехал брат Валентины с двумя детьми. Им было весело, взрослые и дети играли в настольные игры, лепили снеговиков, катались на санках с горы.

После праздника Драгомил уехал – и пропал: не отвечал на звонки, не появлялся в скайпе. Валентина сходила с ума. Она хотела подавать в розыск, но муж жил в другой стране… И наконец, он приехал – 8 марта. С цветами, подарками и серьезным разговором.

Драгомил спросил, как Валентине жилось без него и готова ли она с ним расстаться. И когда жена, плача, сказала, что любит его и не хочет терять, Драгомил поведал ей страшную правду. Он – гомосексуалист, и она – его единственная женщина. Встретив ее – доверчивую, нежную, добрую, он решил, что это его шанс попробовать жить по-другому. Он хотел семью, детей – и все это дала ему Валентина. Но при этом он понимал, что не может отказаться от себя. Он несколько раз вступал в короткие связи с мужчинами, а потом в Интернете познакомился с нынешним партнером, с которым и приезжал на Новый год. Его друг тоже был женат, но развелся, потому что не хотел обманывать жену. Он обеспечен, и у них хорошая, стабильная пара, друг ввел его в свой бизнес. Именно Драгомил – главный в их паре, и поэтому партнер согласен делать все то, что важно Драгомилу. Супруг предложил Валентине принять решение прямо сейчас: или она бросает все и переезжает с ним и детьми в Москву, или они разводятся. На следующий день Драгомил уехал.

Пребывая в шоке, Валентина обратилась к сексологу. Доктор, пожилой мужчина, сказал ей, что ее муж – извращенец, что скоро он начнет насиловать детей и что ей нужно немедленно с ним развестись. Валентина еще больше испугалась и вспомнила обо мне. И вот 11 марта, спустя три дня после того, как Валентина узнала страшную для себя новость, она пришла ко мне за советом: что же делать?

Я расспросила ее об отношении к мужу. Ничего не изменилось – Валентина по-прежнему любит и ценит его. Я поинтересовалась, не злится ли она на Драгомила, но та искренне не поняла: за что? Он такой как есть – и она принимает его таким… Я попыталась выяснить: как она относится к тому, что Драгомил знал о своей сексуальной ориентации и не сказал ей об этом? Но Валентина не видела проблемы. Она, как классический пример человека с созависимостью, не делала различий между своей жизнью и жизнью мужа, своими и его желаниями.

Я попробовала узнать, как она планирует поступить. Она была готова подчиниться воле мужа, но возвращение к реальности немного отрезвило Валентину. Она все же набралась решимости сказать мужу, что приедет пожить к нему летом, а пока дети должны завершить год в школе и детском саду.

До июня Валентина посещала меня и занятия в терапевтической группе. Она получила огромную поддержку, многое поняла и осознала… Однажды она пришла ко мне в необычном состоянии. Она была полна ярости, враждебности и впервые стала говорить о том, что раньше от нее услышать было невозможно: о манипуляциях мужа, о том, что он просто распорядился ее судьбой, не спрашивая ее мнения… К ней наконец вернулась чувствительность. «Да, я некрасивая, – рыдая, говорила она, – но я не давала ему права использовать меня как инкубатор». Она переосмыслила свою жизнь, стала более требовательно разговаривать с супругом.

Летом она отправилась вместе с детьми на месяц в Москву. Действительно, для нее и малышей были созданы все условия. Подумав над предложением мужа, она приняла решение переехать к нему, но с целым рядом оговорок. Во-первых, дети не должны были узнать о тайне отца и его гомосексуальных отношениях с другом, которого представили как троюродного брата Драгомила. Во-вторых, Валентина попросила оплатить ей обучение и терапию в одной из психоаналитических школ. В-третьих, она объяснила мужу, что все еще любит его, но никогда не будет настаивать на сексуальной близости и также не хочет, чтобы он это делал из чувства долга. На этом наша работа завершилась – Валентина уехала.

Через несколько лет я случайно встретила Валентину в аэропорту. Поговорив с ней, я узнала, что сейчас происходит в ее жизни. Она стала психологом, по-прежнему живет в коттедже партнера своего мужа, растит детей, работает с клиентами. Валентина уже год встречается с другим мужчиной и планирует развестись, чтобы попробовать устроить свою жизнь. И конечно, у нее сохраняется огромное беспокойство за детей, которые привязаны к отцу и когда-нибудь узнают семейную тайну.

Когда у одного из супругов есть тайна, которая касается жизни, безопасности, карьеры, значимых отношений другого супруга, она должна быть раскрыта. В противном случае ни о чем не подозревающий партнер не имеет шанса принимать собственные решения, делать свой выбор, строить свою жизнь.

3. Общая тайна, возникшая в отношениях и объединяющая супругов. Они могут скрывать ее от детей, других членов семьи, социального окружения.

Умирающая жена

Богдан, мужчина 57 лет, пришел на терапию в связи с онкологическим заболеванием супруги Ирины. Болезнь перешла в терминальную стадию, и он не знал, как себя вести с женой. Он был к ней болезненно привязан. Они прожили вместе всю жизнь. Детей у них не было, близких родственников тоже. Они были всем друг для друга. Я попросила его вспомнить, как они познакомились, как полюбили друг друга… Богдан долго молчал, а потом рассказал историю знакомства, в которой было мало романтики.

Богдан родом из Сибири. Он жил в небольшом таежном поселке. Каждое лето к ним приезжали геологи и студенты на практику. Однажды в их районе пропала девушка-практикантка. Ее искали все – и местные, и приезжие. Но нашел ее Богдан. Оказалось, кто-то похитил девушку и спрятал ее в избушке в тайге. Именно Богдан, хорошо знающий местность, нашел ее, связанную, избитую, изнасилованную, полуживую. В тот момент, когда он развязывал веревку, в проеме двери появился… его родной дядя. По крику Ирины Богдан понял, что родственник и есть насильник. Но он еще ничего не успел сделать, как дядя напал на него. Завязалась схватка: дядя был крупнее, Богдан – ловче и моложе. Дядя дважды ранил Богдана, и тот понял, что борьба идет не на жизнь, а на смерть… Богдан победил. Он убил родного дядю… Ценой этому стала обида и непонимание со стороны матери, которую брат вырастил и спас от голодной смерти. «Он тебе родная кровь, а она – никто», – сказала мать сыну. Богдан пытался объяснить, что дядя вел себя как зверь, что он даже не пытался поговорить с племянником, а сразу на него набросился… Богдана никто не слушал. Семья от него отвернулась, и после суда и полного оправдания он уехал в город, где жила Ирина.

Девушка была старше Богдана. В результате изнасилования у нее было сильно подорвано здоровье и она стала бесплодной. Объединенные страшной историей, Богдан и Ирина держались друг друга, а через несколько лет поженились. Узнав об этом, мать сказала, что он ей больше не сын. И Богдан перестал ездить на родину. Они с женой никогда не обсуждали того, что платой за спасение Ирины и убийство насильника стало исключение Богдана из семьи. Мужчина неосознанно пытался загладить вину дяди, снизить нанесенный ущерб… Теперь Ирина умирала, и он оставался совсем одиноким – без семьи, без детей, без связи с сибирскими родственниками.

Тайна иногда связывает пару крепче, чем любовь, дети или бизнес. Совместно переживаемая беда, разделенные стыд и вина объединяют мужа и жену, сковывая их одной цепью. Такой секрет может тщательно оберегаться даже от терапевта, потому что, когда тайну узнает третий человек, это подтверждает то, что тщательно скрываемый факт существует и с ним нужно что-то делать.