Есть семь основных групп дхьян-чоханов… которые можно найти и распознать в каждой религии, ибо они — изначальные Семь Лучей. Человечество, как учит нас оккультизм, разделено на семь отчётливых групп.
"Править собой или зависеть только от себя — счастье, управляться другими — беда", — сказал ману нашей расы. Это выражает чувства человека первого луча, потому что это первый из трёх лучей независимости и интуиции.
Люди этих трёх лучей называются независимыми, потому что смотрят на мир не как на учителя, щедрую мать или прекрасный дом, а скорее как на место для приключений доблестной воли, солнечного сердца или устремлённого ума, будто пришедших из дальней страны совершать подвиги. Такой человек полон инициативы, потому что не ждёт вещей и событий, которые побудили бы его к действию, а склонен относиться ко всем им (иногда без должного почтения) как к фишкам в игре, в которую он играет, или материалам для плана, который он приводит в исполнение. Он называется человеком интуиции, потому что в этой игре жизни он намеренно пользуется своими способностями мышления и чувствования, и они растут этими упражнениями. В воле он устремлён больше чувствовать "Я", в сердце — больше чувствовать жизнь, в уме — больше чувствовать вещи — он ищет Бога или счастья в этих предметах внутреннего сознания и использует для этого жизнь, в то время как другие со своими способностями и умениями мысли, воли или чувства ждут чего-то от великого внешнего мира и учатся через те наставления, которые даёт природа.
Оба этих великих пути ведут к тому же результату — росту всей жизни, как внутренней, так и внешней. Ведь когда человек ищет божественное в природе, её красота, щедрость и истина работают над ним и развивают силы его души; а когда он пытается дать полное применение силам, которые он чувствует в себе, он обнаруживает, что это можно сделать, лишь используя их для улучшения внешнего мира. Потому на самом деле каждый человек удаляется вовнутрь и выдвигается вовне в то же самое время.
У человека воли на первом луче доминирующей нотой является самоуправление. Если вы принадлежите к первому лучу, ваше чувство "я" будет сильным (а если вы ещё не очень развиты в других отношениях, оно может быть и конфликтным). Среди разных вещей и событий оно склонно придавать вам твёрдость и устойчивость, которую вряд ли сможет поколебать или изменить что-либо в мире, а также позитивный настрой в действиях и храбрость, позволяющую относиться к жизни как к приключению и не искать убежища или покоя среди вещей. Если вы очень сильны в этом, то во всём огромном мире для вас не будет "дома", а центром и точкой равновесия вашего существа будет собственное достоинство. Это не то внешнее достоинство, которое настаивает на признании со стороны других, или работает для этого (такие труды — признак зависимости от внешнего), а высокое чувство истинного состояния человека, его собственного существа, и доходящего до ужаса отвращения к чуждому персту навязчивых событий или людей, который может вторгнуться в его святилище. Поскольку никто не может увидеть красоты, не восхищаясь ею (хотя некоторые могут смотреть, но не видеть), и поскольку никто не может увидеть истину, не чтя её, так и никто, чувствующий касание "Я" внутри, не может не быть ревностным жрецом в его святилище. Это благородство далеко от гордости; такой человек слишком горд, чтобы гордиться. Оно создаётся не чувством превосходства, поскольку совершенно не подразумевает сравнения с другими и не желает мериться силами. Ваша воля — быть единым с другими на равных и говорить "намаскар" и Богу, и нищему. Вам не так интересно, кто вы есть, как то, что вы вообще есть. Вы человек превыше мечтаний, живущий изнутри.
Из-за этой живой силы, чувствующейся в жизни человека, идеал первого луча — это независимость или жизнь изнутри, свобода от ограничений среды и склонность управлять обстоятельствами и находить способ изменить их так, чтобы они соответствовали вашим планам. На шахматной доске жизни у человека этого типа всегда будет план нападения, который он приведёт в исполнение при первой же возможности, игнорируя ходы противника, насколько ему хватает смелости, и используя всякий ход и всякую имеющуюся фигуру для атаки, которую он задумал. Для воли характерно стремиться к своей цели всеми возможными средствами, иначе говоря, постоянно занимая ум этой задачей, так что рано или поздно он обязательно найдёт путь к цели.
Именно это чувство собственной божественности и заставляет такого человека сказать "я сделаю это", даже когда он ещё не знает, как именно это можно сделать, поскольку безотказная интуиция говорит ему, что "Я" внутри — судья в последней инстанции и абсолютный вершитель своей собственной судьбы, как и опора своей собственной стойкости и силы. Мысль в нём постигает "я", преданность поклоняется ему, руки трудятся для него, а всякая прочая часть любит его, и потому он может действительно изъявлять волю всей своей жизнью и всем своим существом. В силу этой внутренней устойчивости такой человек обычно прекрасно переносит трудности и беды, и дружелюбно смотрит на разрушение, никогда не прекращающееся в царстве природы. Некоторые ужасаются жестокому закону природы и восстают против него, но он видит в нём свою же собственную силу в большем масштабе, и любит его, как сильный человек — достойного противника. Он ценит чужой труд и его значение для трудящегося, и когда что-либо сделано хорошо, он чувствует за этим волю, и она являет для него торжествующее настроение, с которым он может оседлать силы мира — точно так же, как в меньшем масштабе опытный пловец знает, что в воде он в безопасности, и полусознательно вводит себя в это настроение, прежде чем войти в неё. И точно так же, как для него хорошо плавание, а не вода, так и человек воли неподвластен иллюзии самосущей ценности внешних вещей. Он не трудится ради удовлетворения от приобретения некоего материального положения, которое обеспечит дальнейший покой или комфорт, так что разрушение и неудача не вгоняют его в депрессию. Когда появляется какая-нибудь новая цель, он всегда готов расчистить поле для деятельности и дать старым вещам уйти, или смести их с дороги. Пожалуй, он иногда даже несколько нетерпим к вещам, которые не являются необходимыми, или к людям, которые вносят в работу ненужные чувства, слова и мысли.
Обычно у него всегда есть какой-то план, а когда он исполнен, на смену ему приходит другой, и они сменяют друг друга столь же регулярно, как морские волны. Иногда вы можете застать его в разрушительном настроении, с огромным весельем рвущим старые письма и бумаги, выбрасывающим старые книги, мебель и одежду, или в случае путешествия стряхивающим их с себя, подобно собаке, отряхивающейся от воды. Он готовится приступить к какому-то новому приключению, гордый своей обнажённой силой, когда члены его свободны, а ноздри вибрируют. Такого духа разрушения не видно у человека второго луча, который лелеет каждую вещь, потому что она говорит о человеческих трудах и стараниях и воплощает что-то от души и энергии человека. Я знал одного высокодуховного человека этого луча, который всегда разрезал конверты из-под полученных им писем, разворачивал их и использовал их чистую внутренность для собственного письма — не потому что был скуп, но потому что любил труды человека, хотя сам называл это экономией и нежеланием транжирить. Человек третьего луча посмотрит дважды, трижды и ещё раз на предмет, который больше не нужен, а затем отложит его подальше, сказав, что возможно когда-нибудь он пригодится для чего-нибудь ещё.
Время человека воли в области политэкономии ещё не наступило, но когда оно придёт, мы увидим, что он уважает потребителя так же, как и производителя. Грубо говоря, он может сказать, что людям стоит платить за поглощение пищи и пользование другими товарами так же, как и за изготовление этих вещей; хотя, конечно, когда наступит его день идеальной анархии, — а это будет в отдалённом будущем, после того, как человечество усвоит урок братства, — никакой платы никому вообще не будет нужно.
"Я" священно. Так что неудивительно, что люди уважают свои личности, поскольку это единственные "я", которые им известны, и что личные оскорбления и насмешки для людей, которые ещё не очень ясно ощущают "я" внутри, являются величайшей пыткой. Презирать личность — не лучшая политика, ибо бог, стоящий за идолом, — настоящий, и если он временно валяет дурака или исполняет роль чёрта, сила этих персонификаций исходит от бога внутри, который в конце концов явит себя настоящего. Таким образом, личность — настоящий товарищ и лучший друг человека на земле, даже если иногда кажется, что она действует, как враг.
Эта самая воля в человеке и придаёт вещам чувство реальности, делая собственный опыт последним критерием реального, на котором уже основывается всякое чувствование и мышление. Свидетельство других, если расходится с ним, не имеет ценности, и если человек первого луча следует за учителем, то дело обстоит не так, будто он подчинился другому, ибо учитель принимается тут скорее как проводник, чем как наставник; и когда он следует за лидером или капитаном, он делает это, потому что сам выбрал этот путь. Если капитан скажет: "ты должен", он ответит: "а я так и хочу", и если капитан парирует "ты должен сделать, потому что я так говорю", он ответит: "я решил подчиняться вам, и делая это, я тем самым следую собственной воле". Он может не сознавать это столь ясно, но фактически для него нет иного пути, кроме как следовать своему внутреннему "я".
Человек этого луча чувствует, что жизнь предназначена для деятельности, и потому на него сильно давит потребность принятия решений в практических вопросах. Если он медлит с решением какого-нибудь вопроса, то это не от безволия, а потому что он решил отложить суждение. Однако он сравнительно редко так поступает, и скорее предпочтёт какое-нибудь временное решение, подлежащее будущему пересмотру, чем ничего не решит. Он чувствует, что должен сделать свой ход, даже если не видит ясно, что впереди. Потому он может обнаружить, что гораздо больше учится на опыте последствий своих действий, чем на размышлениях о том, что может случиться, если он поступит так или иначе. Также он подвержен некоторой опасности негибкости в своих решениях и может быть не столь готов, как было бы желательно, пересмотреть своё решение вопроса или порядок действий. Он решил, и не станет вновь выносить вопрос на рассмотрение и менять своё решение, если только намеренно не решит изменить его, и тем, кто с ним работает, иногда бывает трудно устроить так, чтобы он это сделал. Иногда может быть даже так, что незаметно для себя он примет что-то как само собой разумеющееся, просто потому что раз в его уме решение об этом уже принято, это должно быть фактом. Он спроектирует своё сильное внутреннее убеждение в царство природы, полагая, что так оно и есть, и не желая пойти и посмотреть, действительно ли это так. Всё это происходит в силу того простого факта, что воля — самое сильное его начало, которое постоянно правит его мыслями и эмоциями, поляризуя их согласно своей основной цели или своему преобладающему настроению.
Конечные настроения нашего существа глубоко скрыты в "я", а воля, таким образом — лишь "я", обращённое к последовательности событий. Поскольку предназначение всех людей одно, все они в глубине своего существа хотят одного и того же, и полная свобода достижима только благодаря этому фундаментальному единству. И если медитирующего йога называют покоящимся на камне, этого человека мы можем уподобить железной колонне. Его временная свобода заключается в его способности, подобной имевшейся у некоторых из древних стоиков, отказываться уделять внимание вещам, которые находятся всецело вне его власти, ибо он сам себе полный хозяин, а потому и хозяин всего того, что есть в подвластном ему мире. Для такого человека не имеет значения, если он окажется одинок в своём мнении, а все другие люди будут против, — это не станет для него поводом для сомнения в своей истине. Если он высоко развит в других отношениях, то конечно же, он с уважением рассмотрит другие мнения, но этим и ограничится. Также, установив для себя стандарт поведения, такой человек будет сохранять его среди не симпатизирующего ему мира, стоя в одиночестве, поскольку никогда не ведёт себя подобно хамелеону, и не заимствует свой цвет извне. Потому Хранителями Человечества он избран инициировать на Земле новые направления жизни.
Поскольку воля есть способность к самоизменению, то человеку, идущему по этому пути, легко даются самоконтроль и практика аскетизма. Человек первого луча правит собою железной рукой. Если такой человек узнает, например, что мясная пища плоха, будь то с физической или нравственной точки зрения, он бросит её безо всяких усилий, и если тело поднимет свою голову и скажет "я хочу оленины, неужто ты лишишь меня её вкуса на всю оставшуюся жизнь?", он без колебаний ответит: "да, именно так". Если он считает, что какие-то упражнения или практики хороши, он будет выполнять их, и неохота или инерция тела его от этого не удержат. Во всём этом не будет ни напряжения, ни возбуждения, ибо простая причина этого в том, что воля — самая спокойная вещь на свете. Иногда люди думают, что большой и бурно доминирующий человек и есть человек воли, но это не так; он ведёт себя так именно потому, что полусознательно знает, что сам может быть подчинён подобными бурными вещами, действующими на него извне — чему человек воли никогда не подчинится. Нет, воля — спокойнейшая в мире вещь.
И человек самоконтроля будет считать свой аскетизм не самоцелью, а просто хорошей жизнью чистого "я", чья чистота священна не как собственность или достижение, но в силу самого своего существа.
У индийцев в их национальном характере мы можем видеть, возможно, величайшее проявление этой силы. В Индии есть много людей, которых мало заботят внешние вещи, коль скоро "я" удовлетворено внутренне, и иногда в практических делах вы можете встретить людей, которые сильны в этом, но имеют недостатки в каких-то других частях своей природы, и они будут очень хотеть, чтобы вы думали, что у вас свой собственный путь, и были счастливы в этой иллюзии, тогда как внутри они наслаждаются осознанием, что у них свой собственный путь. Первый луч — часто странно молчаливый путь, и даже звук, который слышится внутри — это голос безмолвия, и на пути йоги этот молчаливый звук будет водителем человека в гораздо большей степени, чем любое зрительное ясновидение. Среди практических философий Индии типичной для этого луча является философия Патанджали — его Йога Сутра содержит учение для человека воли. В качестве цели стремлений ученика он предлагает кайвалью, или независимость, а в качестве ступеней к этому достижению — контроль "я" над телом, чувствами и умом. Даже в своём подготовительном курсе, где говорится о необходимости чтить божественное во всех вещах, тем достигая правильного знания, эта школа на первое место ставит тапас, который, будучи понят правильно и широко, означает самоконтроль и владение собой во всех отношениях.
У древних греков и римлян этот луч дал рождение школе стоиков, и высшего осуществления данный аспект этой великой философии достигал особенно среди римлян. Тогда каждый человек, который был действительно стоиком, чувствовал благородство "я" — человек мог выйти из своего горящего дома и увидеть, что труды всей его жизни пошли прахом, и сказать, что он не потерял ничего, поскольку нет богатств вне "я". Это вещь, которую он ощущал как факт и знал, что это так, поскольку мог определить, что этот опыт, каким бы болезненным он ни был, нужен, чтобы обогатить его жизнь.
Я не говорил о недостатках этого луча, потому что ни у одного луча нет такой вещи, как недостатки. Может быть так, что человек какого-то луча не достиг ещё общего стандартного уровня в других принципах своего состава, и в таком случае человек воли может оказаться скорее эгоцентричным, подавляющим, хитрым, безрассудным, грубым, неделикатным, и невнимательным к тому, что не имеет отношения к его целям, но эти недостатки надо приписывать не его силе в одном направлении, а его слабостям в других. Путь их исцеления — не в уничтожении силы, которая в нём уже есть, не в остужении горячих стремлений его характера, а в направлении их в лучшие каналы, дабы он мог осознать, насколько богаче может стать его жизнь и насколько шире — её сфера, если он научится любить и мыслить так же, как научился он владеть волей; если он научится уважать всё, что есть прекрасного, доброго и хорошего в удивительном мире бытия, который есть божественная школа для всех нас.
В детях иногда можно обнаружить эту волю в виде любопытного упрямства. Ребёнок хочет сделать что-то и уже фактически собирается это сделать, как вдруг какой-нибудь невнимательный взрослый говорит, что он должен сделать это. Тогда вся радость уже отравлена, и ребёнок сопротивляется, громко возражая или проявляя молчаливое упрямство. Я слышал о маленьком мальчике, примерно шести лет, мать которого хотела, чтобы он носил какую-то рубашку, но предложила её ему в форме, столь неприятной для его темперамента, что он с негодованием отказался. Тогда позвали отца. У ребёнка не было настоящего отвращения к этой рубашке, и чтобы его уговорить, было достаточно нескольких добрых слов, но отец ударил его, и тогда, сквозь зубы, ребёнок процедил: "теперь я не надену её даже если ты убьёшь меня!". Невежественные родители и старшие пытаются сломить дух таких детей, сделать их более вежливыми и послушными, и иногда им удаётся превратить их в обычных благопристойных людей, чья доброта оказывается по большей части никакой, будь то для них самих или кого-либо другого. Они хороши просто тем, что не плохи, подобно тому, как идея о мире у большинства людей заключается в представлении об отсутствии войны. Если бы к ребёнку относились с любовью, на которую он мог бы ответить, и к его воле прибавилась бы любовь, то в дальнейшей жизни человек обладал бы любовью, за которой стоит сила, и с этим мог бы совершить в мире великие дела.
Если жизнь человека первого луча вовлечёт его в работу в правительстве или в общественную деятельность, а такой долг часто ему выпадает, то он исполнит его хорошо, потому что в самоуправлении он нашёл свою собственную способность свободы. Если он к тому же любит своих товарищей, он будет пытаться принести эту свободу другим — не навязывая им правила извне, но приглашая волю, живущую в них, занять более заметное место в их жизни. Чистый и хороший человек любого луча желает лишь дарить другим радость того идеала, который он нашёл для себя, а если он ещё и мудр, то использовать свою силу и для служения их идеалам.
Характеристика второго луча — это любовь, положительное выражение в жизни той мудрости, которая через симпатию воспринимает состояние сознания других существ и учитывает его, имея с ними дело. Это также луч инициативы, потому что любовь — это активная энергия души, раджас сознания, и вся его деятельность стремится к тому, чтобы способствовать братству и сделать наше единство друг с другом в жизни ещё более полным.
Люди, не принадлежащие к этому лучу, хотя и способны много сопереживать другим, как в их радостях, так и в их бедах, и понимают блага, которые несёт людям сотрудничество, всё же не могут легко осознать, что единство — не что-то такое, что нужно устроить, а факт, и что братство — нечто большее, чем сотрудничество, ибо оно включает в себя и чувство, тогда как сотрудничество — нет. Когда в сердце любого человека достаточно устанавливается это чувство единства, он обнаруживает, что уже не думает о других с точки зрения того, как они обогащают его собственную жизнь и продвигают его собственные цели, а при помощи некоего тонкого чувства находится в соприкосновении с их сознанием, так что их жизни и их цели уже интересуют его так же, как и свои собственные. По мере развития человека второго луча сфера этой чувствительности только увеличивается, и он становится идеальным отцом или идеальной матерью, идеальным гражданином и патриотом, и наконец, братом всему человечеству, так что на кого упадёт его взгляд, того он и любит.
Таким образом, он несёт в своём сердце разрешитель всех социальных проблем — великую силу любви, и не последней из его добродетелей будет универсальность этой любви, заставляющая его уважать не только себе подобных и любезных ему этой простотой, но и тех, кто совершенно отличается от него по типу или по степени развития. Более того, это чувство заставляет его почти почитать тех, кто не похож на него, как обладающих какой-то частью великого и вселюбящего света сознания, которое он ещё не смог включать в ту малую его часть, что считается его собственной. Для счастья ему не нужно обладать средствами получения удовольствия и развлечения, но настоятельно необходимо, чтобы другие имели их, так что вся его деятельность находит выражение в альтруизме, а его совершенная любовь изгоняет, жадность, страх и большинство причин возможных конфликтов между людьми. Я слышал о бедняке, который сидел возле ворот богатого человека и мог наслаждаться его удовольствиями, не страдая в то же время от бремени собственности. Наблюдая, как проходят богатые и процветающие люди, а иногда поглядывая в витрины огромных торговых центров, он имел всё, чего мог желать. Я также слышал о человеке, который, вернувшись из путешествия, потерял дорогие золотые часы, но не сокрушался: "ох, увы, я потерял часы", а даже с некоторым оттенком удовольствия воскликнул: "ну что ж, должно быть, кто-нибудь их нашёл!". Эти люди, может быть, и не были идеальными представителями второго луча, но ясно демонстрировали этот тип.
Настоящие люди второго луча согласны страдать ради своей любви, но несомненно, экстаз этого скрывает от их глаз жертвенную природу многого в их жизни. Это не те люди, которые помогают страдающим просто чтобы избавиться от своего собственного страдания, которое они испытывают благодаря сочувствию, и стараются первым делом избегать сцен страдания и убрать их с глаз долой, чтобы можно было о них забыть. Они готовы принять мир со всеми его несовершенствами и смесью страданий и удовольствий, и скромно сказать: "Один Бог благ, а это всё лишь относительно лучше и хуже, но всегда есть место для удовольствия и причина для радости, потому что худшее становится лучшим, а каждое деяние доброты, дружбы или служения служит улучшению, которое в конце концов приведёт ко всему тому, что мы считаем хорошим." Учение об эволюции жизни, всегда идущей вперёд и вверх, обладает притягательностью для людей этого типа и наполняет их энергией, которая делает их любовь не просто чувством, но позволяет ей проистекать в служении на пределе её возможностей.
Вот почему эволюционная гипотеза должна быть для таких людей очень привлекательной — это закон любви, выраженный в жизни мира. Давайте возьмём самое эффективное её определение, данное много лет назад Гербертом Спенсером. Он сказал, что она предполагает постепенное изменение от состояния бессвязной однородности к связной разнородности структуры и функций. В простых словах это означает, что каждый организм в мире, являющийся носителем и выразителем сознания, становится более определённым и независимым, приобретая более ярко-выраженный собственный характер, но в то же время он входит в единство с другими, где его собственные функции применяются для продвижения чего-то большего, чем его отдельное "я". Это значит также, что вещи, которые раньше были подобными и отдельными, становятся разными, но объединёнными, и в идеальном конце закон и порядок восторжествуют над хаосом и тьмой, и все каналы будут усовершенствованы для универсального взаимодействия жизни на земле, как и на небесах. Быть частью этой движущейся волны сознания — радость для человека второго луча, и он не будет сетовать на то, что волна не становится выше, но будет принимать все жизни вокруг себя такими, каковы они есть, без глупого брюзжания и критицизма, и использует всю силу своего существа, чтобы помочь им ещё немного раскрыться. Этот путь развития человека в Индии называют карма-йогой. Я знаю, что это заявление революционно, но оно верно, а вот расхожее представление, согласно которому основной характеристикой этого пути является труд или действие, ошибочно; разделяющие это мнение не замечают, что именно любовь человека превращает карму в карма-йогу. Кришна учил пути любви, у которого есть два больших ответвления; один из них — бхакти-йога, преданное служение Богу, а другой — карма-йога, преданное служение человечеству. Что может быть яснее его наставления, данного Арджуне? "Воистину как Джанака и другие достигли совершенства действием, сознавая единство всех людей, так должен действовать и ты"[6].
Потому для настоящего второлучевого человека невозможно отшатываться от мира действия и говорить: "он недостаточно для меня хорош", или пренебрегать потребностями в его служении, которые возникают повсюду, в большом и в малом. Таков соответствующий его природе подход к творению добра. Для него нет в жёсткой форме установлений, "это хорошо делать, а это плохо", но для него хорошо — это сделать что-либо лучше, чем оно было раньше. Я знаю одного судью, возглавляющего верховный суд в стране, где для убийц закон требует повешения. Основой всего его мышления, как частного лица и истинного индуса, было совершить столько добра, сколько в его силах, и не нанести никому вреда, и в то же время его долг часто требовал приговаривать убийц к смерти. Некоторое время назад один из его духовных друзей подошёл к нему и спросил: "Разве совместимо с твоими идеалами быть ответственным за смерть своих собратьев, пусть даже они — люди низшего сорта? Разве тебе не следует оставить должность, которая требует от тебя этой жестокости? Почему ты соглашаешься быть исполнителем такого жестокого закона?". Судья глубоко обдумал это, и в конце концов пришёл к ясному решению, почему он не должен оставлять этот пост. Он сказал: "Может случиться, что там, где я, любящий даже убийц, отправлю на казнь одного человека, потому что не смогу спасти его, мой преемник обречёт на смерть четырёх, и если даже карма поразит меня за человека, которого я осудил, я должен выносить её ради тех трёх, которых я спас." Этот человек не нарушал закона любви, и не отнимал жизнь одного ради спасения другого, но исполнял этот закон в самой полной мере и спасал жизни.
Я также знал одну женщину, жившую в многолюдном городе, где очень примитивно решали вопрос о том, как избавиться от бродячих кошек и собак. Муниципалитетом были наняты два человека; один ловил бродячих животных, а другой их убивал. Каждому из них платили соответственно количеству животных, которым давали краткую отсрочку в три дня между отловом и смертью. Эта женщина, которая очень любила животных и не могла перенести их страданий и мыслей о постоянно подстерегавшей их опасности, вместе со своими друзьями основала общество, с некоторыми известными и ответственными людьми в качестве попечителей. Они обратились к муниципальному совету и предложили взять на себя все заботы о бродячих животных, и избавить муниципалитет от этой проблемы. Муниципалитет согласился, предоставив им старое здание и двор, а женщина стала управлять новым заведением. Они наняли человека, работавшего за хорошую и фиксированную плату, который ездил на фордовском фургоне и отлавливал в него кошек и собак. Они хорошо обращались с животными и выдерживали их у себя три недели, оповестив весь город, где можно найти пропавших животных или приобрести новых, и только в конце этого срока отправляли невостребованных на смерть. Гуманизм этой женщины был таков, что эту худшую из всех обязанностей она выполняла собственноручно, чтобы это можно было сделать насколько возможно безболезненно. Человек второго луча творит добро не чтобы получать от этого эгоистическое удовольствие, а по любви сердца.
Второй луч — луч братства, и человек этого луча стремится делать добро, строя храм человечества. Он видит, что одними только планами, правилами, соглашениями и сотрудничеством не добиться в этом больших успехов — без любви они не могут обеспечить мир для человечества.
Люди второго луча дают лучших учителей и врачей. Около двадцати лет назад я читал статью знаменитого оксфордского профессора Бернарда Босанке, где он говорил, что самых блестящих учёных не рекомендуется брать на работу в качестве преподавателей, потому что эти люди освоили свои предметы с величайшей лёгкостью и не в состоянии понять состояние ума среднего студента. И конечно же, качество любви нужно больше, чем что либо ещё не только в воспитании и образовании, раскрывающем человеческие способности в ребёнке, но и в передаче специальных знаний. Всякий знает, что в большинстве случаев врач, способный к живому участию, бывает не только самым популярным, но и самым успешным.
Есть много областей жизни, открытых для людей любого луча и всех уровней развития. В современной экономике человек второго луча, помимо многих профессий, может быть идеальным дистрибьютором, равно как оптовиком или владельцем магазина. Он будет там, чтобы доставлять людям именно то, что им нужно, быть удобным им, обеспечивая их теми вещами, которые будут им полезны. Он станет справедливым судьёй товарам, которые продаёт, его цены будут справедливыми, и он будет избегать всех товаров, произведённых негуманными средствами. Сейчас модно считать бизнес просто средством получения денег и думать, что добро можно творить только вне его, но налицо простой факт, что это одна из величайших возможностей для служения человечеству.
Иногда думают, что признаком этого луча является лёгкая дружба, но это не так. Я знавал джентльмена, который был исключительно тихим человеком, и за всю свою долгую жизнь не завёл друзей за пределами своего ближайшего семейного круга. Однажды я спросил его, как же это получилось, и он ответил: "Фактически, я не могу играть в дружбу. Если я заведу друзей, то я должен стоять за них горой во всём, во всех их бедах и трудностях, а поскольку меня хватает только на жену и детей, и я не могу рисковать их благополучием, я не завожу друзей." Это был человек великого сердца в сочетании с мышлением третьего луча, всегда готовый пожертвовать собственными удовольствиями или развлечениями ради других, но совершенно неприметным образом.
Конечно, ни у какого из самих лучей нет недостатков, но люди второго луча могут демонстрировать очень серьёзные недостатки, если им случится быть пока ещё ниже разумного стандарта в развитии качеств других принципов. Например, в мире есть много людей, которые очень страдают, когда думают о некоторых ужасах, скрывающихся за нашей цивилизацией, а иногда и лежащих на её поверхности. Они ни делают ничего для их устранения, потому что в их натурах мало воли или практичности, но они делают себя несчастными и беспокоят других постоянными жалобами на то, что почти вся власть и все деньги мира каким-то образом попали в руки людей, которые не любят своих ближних. Если бы они использовали хотя бы ту малую энергию, которая у них есть, чтобы творить то добро, которое в их силах, то не добавляли бы к существующей сумме человеческих бед свой собственный несносный характер, а готовили бы себя к применению большей силы в будущем. В этом мире закона существует такое условие, что никто не получает никакой власть или возможности, ради которой не работал.
Подобен этому также и ещё один недостаток — доведение альтруизма до абсурда, как было у поэта Голдсмита, который посреди ночи кинул в окно все свои постельные принадлежности какому-то бедному бродяге, шедшему по улице. Другим не будет счастья от того, что они узнают о том, что вы за них страдаете, и люди, не делающие то, что им надлежит, чтобы сделать свою собственную жизнь приятной и радостной частью окружения остальных, сами являют собой серьёзную беду для мира. Выбросы того, что называют праведным гневом, также нередки для этого луча, тогда как человек первого луча, когда обстоятельства расстраивают его, больше склонен удаляться в ледяную отстранённость, а человек третьего луча — больше подвержен страху.
Существует также очень частая опасность того, что великая любовь без широты натуры и либеральности может в других отношениях оказаться для того, кого любят, скорее вредоносной, чем благотворной, будучи стискивающей. Рассказывают историю о девушке в Америке, которая жила в небольшой квартире с матерью и младшей сестрой, и поддерживала их своими заработками — она работала в конторе в городе. Как и полагается, она влюбилась с одного молодого человека, который захотел жениться на ней и освободить её от обязанностей в конторе, чтобы вести своё хозяйство, но к большому огорчению обоих она не могла сделать этого, потому что надо было учитывать ещё её мать, которая не всегда хорошо себя чувствовала, и сестру, чьи планы на будущее требовали поступления в дорогой колледж, хотя пока она была ещё подростком. Пока они находились в этом затруднительном положении, её наниматель, пожилой джентльмен, благосклонно настроенный к ней и в то же время проницательный наблюдатель, прознал про это, и очень скоро увидел, что ни мать, ни сестра не получают никакой пользы, ни в смысле телесном, ни в смысле характера, от тех привычек самопотакания, к которым постепенно привела их доброта его работницы. Потому он предпринял весьма поразительный шаг — в один прекрасный день он вызвал её к себе в кабинет и сурово сказал ей, что она уволена. Других перспектив у неё тогда не было, и для семьи всё стало выглядеть в чёрном свете, потому что людям пришлось теперь жить по средствам. Но скоро средство оказалось эффективным, потому что мать поняла, что должна что-то делать сама и устроилась работать в магазин, где скоро и забыла о своих маленьких недомоганиях, которые от такого сурового лечения тут же отступили. Она завела многочисленных друзей, так что её жизнь стала яркой и интенсивной, тогда как младшая сестра отбросила некоторые из своих несбыточных мечтаний и отправилась зарабатывать на дальнейшее обучение во время каникул. Молодые люди поженились и счастливо жили, пользуясь покровительственной дружбой прежнего нанимателя. Перенести хромую собаку через ступеньки — правильно, но было бы глупо и даже недобро нести её всю дорогу.
Недавно мне попалась реклама, где был изображён молодой человек с девушкой; они стояли у прилавка кондитерской, и он покупал ей шоколадки. Надпись на рекламе гласила: "Шоколадки Джонсона: от парня, который понимает, девушке, которая знает". Девушка знала, что шоколадки хороши — это знание пятого луча; молодой человек понимал, что они для неё значат — это понимание третьего луча.
Человек третьего луча столь же чувствителен к вещам, как человек воли чувствителен к "я", а человек любви — к сознанию в других существах. И всё же, поскольку он на одном из первых трёх лучей и находится среди тех, кто ищет "я", Бога или счастье внутри, вещи интересуют его лишь по причине их влияния на состояния сознания. Он — философ, стремящийся к постижению или пониманию, и чувствует, что именно от этого зависит счастье, и что даже если мир будет изобильно проливать свои красоты на людей и все будут жить в мире и братстве, счастья будет недоставать, если не будет средства понять значение всех этих вещей для души. Он активен по отношению к вещам, но только в интересах сознания.
В конце концов, понимание — это состояние ума, в котором он схватывает мир в целом в единой постигающей мысли, удовлетворяющей душу, и цель человека третьего луча первым делом не получить знание, а удовлетворить этот голод души. Если эта его способность, которая позволяет увидеть множество вещей вместе, а потому понять их, обращена вовне, в деловую жизнь, мы находим, что это человек с великолепным умом организатора или инженера, который может увидеть способ, как сделать то или другое. Когда эта способность соединена с волей первого луча, она может дать великого гения в этой области. Его особая сила — это мысль, и работая с людьми первого и второго лучей, он может видеть, как всё организовать, чтобы их любовь и стремление применялись наиболее эффективно.
Спросите человека этого типа, как он подойдёт к какому-нибудь практическому вопросу, например приёму учителя в школу, которой ему доведётся заведовать, и он ответит: "дайте мне десять минут подумать", и вероятно, начнёт задавать вопросы — не потому что хочет, чтобы кто-нибудь за него думал (чего он терпеть не может), а потому что ему нужна информация, на которой он мог бы хорошо основывать свою мысль. Он — человек осмотрительный, и если у него окажутся серьёзные недостатки в других началах, иногда может случаться так, что он обдумывает дело столь тщательно, что возможность сделать его уйдёт раньше, чем он решит, как сделать лучше.
Способность третьего луча даёт людям очень широкий ум и возможность пройти свой жизненный путь по многим разным направлениям, но из-за этой свободы от принуждения и широты возможностей, которыми наслаждается человек этого луча, ему иногда оказывается настолько трудно сузить себя, что он не может сосредоточиться на одном направлении с достаточной энергией, чтобы достичь того, что обычно называют успехом в жизни, там, где человек более узкой природы, сосредоточенный своими ограничениями, мог бы пройти и добиться победы.
Он владеет силой мысли, которая придаёт форму материи, и может обратиться к науке, искусству, магии или чему-то иному, не будучи ограничен предрасположенностями, которые дают представителям некоторых других лучей столь большую силу для действия в определённых направлениях. Когда человек сосредотачивается, он использует силу своей воли, чтобы свести своё внимание в сильный фокус, и удерживает свою мысль в этих границах; когда он медитирует, он становится един с предметом медитации, давая каждой его части насколько возможно полное внимание, впуская в него все свои мысли по этой теме; но когда он созерцает, имеет место уже третий акт, при котором он как бы фиксирует усовершенствованную мысль, и тогда сила мысли, сосредоточенная в этом ментальном образе, придаёт форму материалу, направляя природные силы, подобно магниту, притягивающему железные опилки. Это — великая творческая сила, применённая в самом начале солнечным Брахмой — не просто медитация, но нечто большее, именуемое самьямой, которая начинается сосредоточением, а заканчивается созерцанием, и открывает дверь всем достижениям. Йоги всех этих трёх лучей могут практиковать полную самьяму, но этап сосредоточения будет наиболее совершенно проводиться человеком первого, этап медитации — второго, а созерцания — третьего луча. Можно понять, какой силой должен обладать адепт, у которого все эти лучи развиты до предела доступного человеку совершенства.
Подходя к проблемам жизни, человек третьего луча всегда скажет: "Истина сделает нас свободными. Дайте нам понимание, и действие обязательно последует, так что нам не нужно об этом беспокоиться. Приятной или неприятной будет истина — мы хотим её. Не обращайте внимания на наши чувства." Потерпев неудачу в любви или в действии, он не ощутит на себе пятна, но неудача в истине заставит его очень горько раскаиваться.
В силу широты своего видения и оценки вещей только как пищи для голодного ума, человек третьего луча смотрит на все вещи в значительной мере одинаково, но это "одинаковое" склонно быть лучшим, а не худшим. Он — тот мудрец из восточных писаний, о котором говорится, что для него все одинаковы — друг или враг, золото или кусок глины; и конечно же, это значит не то, что золото — в конце концов глина и не особенно ценна, и что друзья в конце концов не более ценны для души, чем обычно считаются враги, а что все вещи ценны и значимы для человека, который открывает жизнь для их использования — глина так же ценна как золото, а враг — на самом деле друг. Эмерсон сказал: "Для поэта, философа и святого все вещи — дружественны и святы, все дни — священны, а все люди — божественны; ибо глаз его сосредоточен на жизни и пренебрегает обстоятельствами." Стоящий за этим принцип был хорошо выражен Эпикетом, сказавшим, что Бог послал его в мир с единственной целью совершенствовать свой характер во всех видах добродетели, и нет ничего во всём мире, чего бы он не мог использовать для достижения этой цели.
Человек третьего луча видит, что вещи, которые люди обычно называют враждебными, считаются такими только потому что они неприятны для их чувств или нарушают комфорт ума, наполненного предвзятыми мнениями; но все они могут быть обращены на великое благо, когда принимаются в верном духе, как нечто из рук Бога, который есть даятель всех вещей. Он также видит значение незначительных вещей и чудо самого обыденного. Для него всё чудесно, но ничто не загадочно. Травинка расскажет ему о бесконечности, тогда как другим для этого нужна гора или целая вселенная звёзд. Когда учёный скажет: "здесь нет чуда", он ответит: "нет, всё есть чудо". И всё же оба утверждают то же самое — единство природы. У него всегда есть причина для того, что он делает, а часто даже несколько, и он может открыть смысл вещей, случающихся вне его. Идеал этого луча — сам Брахма, который может рассказать риши (мудрецам) всё обо всех вещах в мире.
Качество вивека (или распознавание) позволяет философу отличать важное от маловажного в контексте любой заданной цели. В Японии рассказывают историю о том, что когда умер великий сёгун Иэясу, и его тело было похоронено на холмах Никко, его преемник призвал всех даймё империи прислать для украшения сада вокруг усыпальницы по фонарю из бронзы или камня. Все сделали так, кроме одного, который был слишком беден, но вместо этого он вызвался посадить вдоль дороги ряды деревьев, чтобы они укрывали путешественников от солнца. Теперь видно, что его дар оказался гораздо более ценным, чем приношения остальных — человек третьего луча ясно видел это с самого начала.
Что касается собственной личности, то это удивительное видение даёт человеку третьего луча уникальную приспособляемость — он может жить в хижине или во дворце, спать на земле или на пуховых перинах. И в своей жизни он проявляет великое чувство применимости конкретных вещей, способность применять все виды доступных материалов и встроить их в план. Он — шахматный игрок, использующий разные фигуры согласно их природе в определённом плане, точнее, схватывая за раз множество планов, так что если он видит, что его ход не оказался хорош для одного плана, он может использовать его для другого и получить максимум из любой возможной ситуации. А поскольку, имея дело с другими людьми, он проявляет ту же широту видения, он не будет суетиться из-за мелочей, зная, что важно, а что нет, так что эта приспособляемость проявляется в форме такта.
Человек третьего луча не придаёт большого значения учителям, поскольку всё является его учителем, и он владеет секретом созерцания, так что когда он наблюдает вещи, вспыхивает высшая ментальная интуиция, действующая из той области, где ученик и учитель едины. "К чему мне гуру, — однажды сказал такой человек, — когда я ученик червей и рыб, лягушек, деревьев и камней?". Было замечено, что найти специального учителя на этом луче труднее, чем на других; гуру как бы держится в стороне, чтобы убедиться, что его будущий ученик сам получил свои уроки из всего, как требует его луч. Типичным представителем этого луча был Эмерсон, хотя у него был и значительный оттенок первого луча.
Иногда многое в человеческой природе можно понять, изучая животных, и после долгих размышлений я решил, что наш брат слон, с которым мне посчастливилось в некоторой степени контактировать в Индии, очень типичен для этого луча. Вы можете наблюдать, как он часами стоит на людной рыночной площади, легонько покачиваясь из стороны в сторону, и внимательно наблюдает всё происходящее, но не выказывает ни малейшего желания принимать в этом активное участие. Говорят, что когда слона впервые ловят, он демон во плоти, но он настолько философ в сердце, что в тот самый момент, когда он понимает, что дальнейшее сопротивление бесполезно, он принимает новую ситуацию с совершенным спокойствием, и уже чувствует себя дома в новых условиях, устраивая себе приятную жизнь. Он всегда очень храбр, встречая всякую опасность, которую он понимает, но с другой стороны, крайне робок перед сравнительно незначительными вещами, с которыми он совершенно незнаком — настолько он сосредоточивает и основывает свою жизнь на понимании. В панике он теряет голову, но при всех других обстоятельствах он очень внимателен и осторожен, а в своих привязанностях, которые бывают долговременными и глубокими, необычайно заботлив. В этом он очень ясно показывает свой луч, ибо слабость этого луча — страх.
В ходе своей эволюции человек, чтобы рассеивать свои страхи, полагался на знание, и он будет продолжать в некоторой степени бояться того, чего он не понимает. По аналогичной причине люди второго луча, то есть любви, подвержены вспышкам негодования и гнева, а первого луча, то есть воли, иногда становятся жертвами гордыни.
Человек этого типа будет продвигаться быстрее всего, тренируя свой ум в мышлении как остром, так и всестороннем. Чтобы получить от этой способности наибольший результат, ему особенно важно ясно представлять, что он собирается делать в любое время. Наблюдали ли вы когда-нибудь профессионального конькобежца, каждое движение которого столь же чётко и отточено, как новый стальной клинок? Или пингвина за ловлей рыбы, который полон непрестанного, моментального и безошибочного движения? Вот так может думать такой человек, когда натренируется — как скользит конькобежец и как маневрирует в воде пингвин. Чтобы он увеличивал свой умственный охват, нужно позволить ему практику добавления одной вещи к другой в своих мыслях — то есть чтобы каждую из них он совершенно прояснял для себя, а затем присоединял её к растущей идее. Так он может думать сначала об одной травинке, потом о многих, добавлять к своей картине кусты, цветы и деревья, пока скоро он сможет удерживать в уме целый сад без всякой потери подробностей, как он только что удерживал одну травинку.
Человека четвёртого луча характеризует преобладание четвёртого принципа. Его качество — гармония. В своей жизни он не может держать внутренние миры отдельно. Если у него есть идея, он не удовлетворён, пока не даст ей практического выражения. Если у него есть работа в миру, он не будет счастлив, пока не сможет добиться того, чтобы она выражала идею или идеал. Среди людей он не является представителем только внутреннего (как правитель, филантроп и философ) или только внешнего (как учёный, бхакта или человек искусства). Он демонстрирует принцип майи, о котором я уже говорил как об особом выражении самого Шивы, сводящем в гармонии Вишну и Брахму вместе. На земле не может быть большей реальности, и всё же это иллюзия, потому что это не сама жизнь Шивы — истинная ананда. Его деятельность — не от пракрити (материального), не от пуруши (духовного), не от сата (бытия), ни от чита (сознания), но есть то, что Кришна назвал "моя другая пракрити" (другое проявление) — дайвипракрити. Это не просто майа, а йогамайа. В опыте человека этого луча превыше всего та истина, что в душе нет преграды или стены, где кончается Бог и начинается человек, как выразился Эмерсон.
На ранних этапах своего развития человек четвёртого луча будет демонстрировать сильные перемены настроения, иногда склоняясь к трём типам полагания на себя (свойственным первым трём лучам), а иногда — к трём типам преданности (свойственным последним трём), но никогда не будет совсем уходить от своего уравновешенного положения, от проявления одновременного присутствия обоих сторон человеческой природы. Это причинит ему много несчастья, ибо в работе, которую ему нужно будет выполнять в миру, он будет чувствовать нужду в выражении идеала, а идеалы будут иссушать и жечь его душу, если он не может выразить их. Таким совесть его никогда не будет спокойна, пока он не достигнет того благословенного состояния жизни, в котором внутренняя и внешняя его части будут приведены в постоянную рабочую гармонию, и в котором великие законы внешнего и внутреннего роста, карма и дхарма, сольются в одно. Но когда это достигнуто, ему доступна самая ближайшая к истинному счастью вещь, что только возможна на земле — перевод внутреннего во внешнее и внешнего во внутреннее уже полный и постоянный, и тут иногда вспыхивает дух пророчества.
Влияние этого луча очень сильно демонстрировали религия и жизнь Египта. Вещи этой страны были представителями жизни, а представления жизни были очень вещественны по форме. Возьмём, например, архитектуру египтян с её наклонными линиями и закруглёнными и пузатыми колоннами и её постоянным подчинением животным и растительным формам — а не украшением этими формами. С другой стороны, скульптуры и изображения фигур людей и других живых существ имели более математическую форму, чем где-либо ещё. И всё это было подходящим одеянием для внутренней магии, которая была самой жизнью Египта. Это было искусство, полное красоты, трогающей душу, но искусство символическое, чья красота была открыта лишь имеющим ключ. И проживая свои символические истории, египтяне чувствовали стоящую за ними реальность, точно так же как чувствуя психические истины, нуждались в выражении их в форме.
Влияние форм и цветов на ум и настроение может наблюдать всякий. Например, если вы войдёте в комнату, украшенную криволинейными и цветкообразными формами, вы обнаружите, что они трогают вашу эмоциональную природу, но если вы войдёте в комнату, украшенную угловатыми узорами, вы получите ментальное впечатление. Это влияние — прямое, и есть много символизма, действующего именно таким способом. Но в дополнение к этому, к вещам и формам присоединяются мысли, а среди мыслей подобное притягивает подобное, так что с очень многими символами связано много мысленной силы. Чувствительные люди четвёртого луча могут это ощущать. Много разновидностей магии искусства происходят из признания этих истин. Практический маг, работающий в этом направлении, принадлежит к четвёртому лучу.
Влияние этого луча мы можем увидеть в очень многих видах человеческой деятельности. Человек, сильно развивший его, вероятно, очень во многом может быть актёром. Если он захочет воспроизвести в себе какое-то настроение или состояние ума, он сделает это, приняв его внешнюю форму — например, если он захочет почувствовать себя благочестивым и религиозным, то он примет манеры, жесты и одеяния церкви своей страны или религии, и тогда в ответ возникнет соответствующее внутреннее состояние. Можно обнаружить, что люди этого типа повсюду подражают тем, кем они хотят стать, и всё же в этом нет притворства, претензии, лицемерия или желания произвести впечатление на других — для них это просто допущение, которое очень скоро станет реальностью. Я слышал об английской женщине, принадлежащей к этому типу, которая, побывав в Индии, влюбилась в индийскую философию и захотела, чтобы это учение пропитало всю её душу. Вернувшись в Лондон, она настаивала на том, чтобы одеваться по-индийски и есть, сидя на полу. Враги смеялись над ней, а друзья скрежетали зубами, но она повиновалась тому побуждению, которое было для неё верным.
Люди четвёртого луча дают хороших актёров, потому что, когда они воспроизводят в себе эмоциональные состояния, которые им нужно сыграть, внешние формы и действия, сопутствующие этим состояниям, следуют без особого труда и достигаются с величайшей лёгкостью. Они владеют и грациозной стороной физической культуры (что можно видеть, например, среди испанцев), поскольку это телесное выражение духовной свободы. Среди разнообразных видов деятельности, свойственных этому лучу, все разновидности интерпретации ума в материи и материи в уме. Здесь и маги, и актёры, и художники-абстракционисты, и поэты-символисты.
В Индии, где всё можно встретить выраженным в такой чрезвычайной степени, что её можно считать целым человечеством в миниатюре, влияние этого луча заметно в искусстве и некоторых формах поклонения. Если человеку с Запада посчастливится завязать настоящую дружбу с индийской семьёй и пользоваться её доверием благодаря существующей между ними симпатии (что бывает редко), так, что никакая часть их жизни не скрывается от него и не изменяется из-за его присутствия, возможно, ему позволят увидеть вещи, наполняющие алтарь, который есть в каждом индусском доме. Там он обнаружит скульптурные или живописные образы форм Божества, а иногда и святых, которые с точки зрения внешних канонов искусства будут далеки от прекрасного. Но скоро он обнаружит, что его друг, приближаясь к ним, оказывает им глубочайшее почтение и громко восторгается их красотой. Красота здесь присутствует, но она — в уме смотрящего, и знакомыми подсказками образов пробуждается живая реальность.
Это не очень отличается от использования языка. Слово "красота" само далеко от прекрасного, но как только его произносят, в уме возникают знакомые нам красивые образы. Верно, что в самом языке может быть собственная красота в дополнение к смыслу, который он несёт, но этот его аспект принадлежит к седьмому лучу, а вот применение языка для выражения идей как искусство преимущественно принадлежит к четвёртому. Человек этого луча обычно обладает огромным запасом слов.
Мы увидели, что у первого и седьмого луча преобладает воля, у второго и шестого — любовь, а у третьего и пятого — мысль. Человек же четвёртого луча, не идя по какому-то отдельному из этих направлений, обычно в более или менее равной мере сочетает все эти три способности сознания, но ни одну из них не развивает столь совершенно, как если бы он двигался по какому-то из других направлений. Качество, придаваемое уму этим уравновешенным познанием — это воображение, которое есть сочетание воли, любви и мысли. Если человек этого типа приступает к обдумыванию какой-то проблемы, скорей всего, он недолго сохранит логическую связность мысли — туда ворвутся его чувства, и часто решение впрыгнет в его ум, открытое концентрацией воли. С другой стороны, если что-то пробудит его чувства, его логика также будет в действии и, возможно, покажет ему юмор ситуации, а возможно, и назначение событий.
В своей положительной форме воображение есть магическая сила, и человеческая жизнь полна её. Глядя на вещи, её обладатель видит жизнь; глядя на жизнь, он видит мир вещей. Он не может уделить всё своё внимание чему-то одному. Когда в этом направлении будет достигнута сила, человек станет настоящим магом, соединяющим видимое и невидимое, создающим видимые результаты невидимыми средствами, а видимыми средствами — результаты невидимые.
Находящиеся на этом луче литераторы в представлении своих идей демонстрируют огромное богатство образов, и их поразительная сила аналогии ставит им на службу образы с самых крайних концов Земли. Великие полёты фантазии, как те, что мы видим у Шекспира и Калидасы, рождаются именно из этой способности.
Сила воображения может быть очень живой, и часто с уникальной мощью проявляется в жизни детей. Недавно я слышал о двух девочках, говоривших о том, что они будут делать, когда вырастут. Одна сказала, что хочет иметь красивый дом и много детей. Другая, очевидно, воспитывавшаяся в окружении, далёком от идеального, ответила ей: "А у меня будет школа, и твои дети пойдут в неё. И там-то я буду их пороть, пороть и пороть!", добавила она с большим воодушевлением. Первая девочка разразилась слезами, и всхлипывая, сказала: "Ты, противная, что мои дети сделали тебе, чтобы так их бить?". Не очень часто воображение остаётся столь же живым в последующей жизни, но вероятно, в четвёртой, или атлантской, коренной расе это имело место в большей степени, чем в пятой, или арийской. Я знал китайского врача, который рассказывал мне, что главной радостью его досуга было откинуться в своём большом кресле и воображать, что он в раю — очевидно, эти мечты были для него столь реальны, что стали почти столь же хороши, как и настоящий рай.
В западных странах умственные качества этого луча хорошо демонстрируют ирландцы. Часто они сочетают свои способности так, что это озадачивает или забавляет других, в зависимости от того, насколько серьёзны обстоятельства. Они применяют логику, когда этого меньше всего ожидаешь, или столь же неожиданно обращаются от рассудка к фантазии. Фактически склонность заканчивать деятельность, начатую по одной линии, совсем другим направлением, является общей характеристикой этого луча. Весело начав, они грустно заканчивают, а начав серьёзно, могут окончить игрой. Отсюда происхождение многих ирландских шуток. Рассказывают историю, что однажды некий джентльмен, прогуливаясь, встретил своего друга ирландца, копавшего что-то возле дороги, и задал ему бессмысленный вопрос, какие задают люди в подобных обстоятельствах. "Привет, Майк! Что делаешь? Копаешь яму?" "Нет, — последовал неожиданный ответ. — Я копаю землю и оставляю яму". В противоположной форме эта особенность проявилась, когда одного ирландца принимали на работу на стройке и спросили, привык ли он лазить по лестницам, на что он ответил: "Нет сэр, я никогда не поднимался по лестницам за исключением одного раза, когда спускался в колодец." Тевтонец, сделавший из закона, или скорее из правил, фетиш, редко поймёт простую логику ирландца, который не живёт по формулам и не обращает внимание на правила, когда они кажутся ему излишними.
Я не могу не поддаться искушению проиллюстрировать этот луч на примере представителей животного царства, хотя должен сделать предупреждение, что в избранном мною примере этот луч демонстрируется в очень примитивной форме, к которой человеческие существа скатываются лишь изредка. Это качество демонстрируют наши двоюродные братья, обезьяны, как я имел удовольствие убедиться, иногда встречаясь с ними в их родной среде. Можно увидеть, как они приступают к какому-нибудь серьёзному делу, а через мгновение уже скачут и прыгают друг через дружку. Посмотрите на задумчивую меланхолию их спокойствия и предельную игривость их деятельности, а также юмор, проскакивающий между этими двумя состояниями. Как они смеются над собой, когда не находятся в глубинах отчаяния или не увлечены каким-то великим предприятием. Посмотрите, как они подражают и пытаются таким способом стать теми, кого они изображают, посмотрите на незаконченный и переменчивый характер всех их занятий. Я не могу удержаться от того, чтобы в заключение процитировать несколько строк, взятых из "Дорожной песни Бандар-логов" Киплинга, который с истинным гением схватил их настроение:
Длинной гирляндой порою ночной
Мчимся мы между землей и луной.
Ты не завидуешь нашим прыжкам,
Скачущим лентам и лишним рукам?
Мы поднимаем немыслимый шум.
Головы наши распухли от дум!
Тысячи дел перед нами встают —
Мы их кончаем за пару минут.
Если до нас донесутся слова
Аиста, мыши, пчелы или льва,
Шкур или перьев — мы их различим,
Тут же подхватим и быстро кричим!
Браво! Брависсимо! Ну-ка опять!
Мы, словно люди, умеем болтать!
Скорее рядами сомкнёмся, лавиной сквозь лес пронесёмся,
Как гроздья бананов качаясь на ветках, взлетая по гладким стволам.
Для всех мы отбросы, так что же! Мы корчим ужасные рожи!
Напрасно смеётесь! Мы скачем по пальмам навстречу великим делам![7]
Этот луч, как и два следующих, демонстрирует общий характер послушания, поскольку через эти лучи Бог внутренний ищет Бога внешнего. Строго говоря, все они — лучи преданности. И в том, который мы сейчас рассматриваем, именно мыслящая часть часть человека в преданном служении поклоняется великому уму мира, миру идей, вселенной закона, вверяясь наставлениям этого мира. Имя предельной реальности, рассматриваемой таким образом — истина, и хотя учёный в своём постоянном поиске будет исследовать всё и подвергать всё сомнению самым бесцеремонным образом, он никогда не ставит под сомнение истинность истины или факт факта. Он преклоняется перед ними в самом полном и восторженном вверении, потому что они — конечная реальность, и когда её лицо становится видно, её авторитет для души очевиден.
Для человека пятого луча основой реальности является истина мира, и его поиск истины таким образом оказывается деятельностью религиозной, по сути основанной на вере. В другом месте я определил его символ веры следующим образом: "Я верю в мир, как в место, где можно найти истину; я верю в человеческий ум как инструмент для её открытия; и я верю, что когда она будет открыта человеком, она окажется благом для его жизни".
Если сопоставить состояние дикаря с состоянием сегодняшнего цивилизованного человека, добродетель этой веры будет очевидна. Дикарь беспокоен в своих мыслях по той простой причине, что не знает, что может думать решительно обо всём. Очень многие вещи, такие как гром и молния, тени и болезни, он воспринимает как великие тайны и обращает очень мало внимания на то, где и как он поражается ими, или не обращает вообще, но полон страха перед ними. А цивилизованный человек много знает о мире и усовершенствовал способности своих чувств и своих рук множеством способов, благами которых не перестаёт пользоваться ни на миг. И странно сказать, со всеми этими достижениями, которые всегда к нашим услугам, и восторгаясь торжеством науки, которая на протяжении веков давала их нам, люди всё же считают некоторые вещи тайнами, к которым мысль неприменима — как, например, проблема смерти. Проведение разграничительной линии между тем, что может быть познано, и тем, что познано быть не может, есть пережиток дикарства, но люди великого пятого луча, играющие свою роль в прогрессе, однажды устранят этот предрассудок и благодаря им человек овладеет даже знаниями фактов смерти ещё задолго до окончания нашей арийской расы. Невозможно оценить божественные высоты знания и силы, к которым наука со временем поднимет жизнь человечества на Земле. И произойдёт это благодаря методу учёного, который исследует факты с величайшей тщательностью, сравнивает их беспристрастно, не нацеливаясь на заранее поставленный результат, и принимает свои мысли о них за знания, а гипотезы — за теории только после многократной проверки.
Чтобы осознать веру, стоящую за наукой, вспомните условия средневековой Европы, когда свет знания был затемнён жестокими и трусливыми людьми, под религиозными лозунгами захватившими высшую светскую власть. Они решили, что этот мир — не божий мир, что Бог где-то в другом месте, и хотя он послал нас сюда на испытание, он позволил проводить эту проверку, длящуюся всю нашу жизнь, своему великому противнику — самому Дьяволу. Так этот мир стали считать миром Дьявола и местом неправды, а знание о мире — способным привести людей лишь к проклятию. И сам ум человека, с помощью которого можно было исследовать этот мир, стали считать столь греховным, что он не может быть инструментом открытия истины, которая принесёт человеку истинное благо. Ясно, что люди тогда не считали мир местом обретения истины, но были немногие, кто чувствовал, что это должно быть именно так. У них была вера в это и в себя, и вера столь сильная, что их не могли остановить даже ужасы инквизиции, которой не удалось полностью погасить свет науки. Эти немногие держались твёрдо и постепенно пробили путь к всеобщему просвещению, доказав ценность веры пятого луча, которая жила в них. И сегодня всякий разумный последователь религии готов признать не только, что наука великолепно обогатила физическую жизнь человека, поставила его высоко над животным, позволила ему спокойно подходить к материальным проблемам и путём упражнения развила человеческий ум до великолепной степени; но в дополнение ко всему этому она позволила религиозному человеку лучше познать Бога.
Во все времена люди считали Бога творцом и хозяином вселенной, но когда их понятие о вселенной сводилось к плоской Земле и куполе неба, подобному перевёрнутой миске, через дырочки в которой свет небесных областей просвечивал, образуя звёзды, то и представление их о величии и достоинстве властителя этой вселенной было несравнимо с тем, что предстаёт благоговейному восхищению сегодня, когда люди помышляют о чудесах великого — о миллионах миров бесконечного пространства, открытых для нас астрономией, о чудесах малого, открытых нам химией и физикой, и о чудесах жизни природы, открытых географией и биологией, которые делают для нас вселенную несказанно прекрасной и каждый день открывают новые горизонты.
Преданный характер человека пятого луча можно видеть в том, как безоговорочно служит он законам природы и верит в бессмертие первичной материи. Вы никогда не обнаружите, чтобы он желал хотя бы на волосок изменить действие самого малейшего закона природы, да он и не отважился бы вмешиваться со своими изменениями в устройство вещей, даже если бы это требовало от него лишь мановения мизинца — столь совершенным видится ему устройство этого мира, который всегда и является его лучшим учителем. Он ясно видит — что бы и когда бы ни изобрёл человек, природа на опыте заставит внести в это усовершенствования. Например, он создаёт автомобиль, но испытывая его, узнает о нём что-то новое, чего без помощи природы он знать не мог, кроме того, в процессе этого он несколько дальше развивает свою познавательную способность.
Если бы учёный немного пофилософствовал (что для него не очень обычно), мы бы услышали, как он говорит себе, что его малый ум совершенно приспособлен к божественному разуму, представленному законами природы, и благодаря этому учится, становясь богаче и могущественнее от упражнения в столь совершенно подходящей для него среде. А будь ему также свойственно и религиозное устремление, он бы добавил к этому, что мир знакомит нас с природой Бога, а также всё более уподобляет ему. Он приближает нас к всезнающему настолько, насколько он учит ум большему охвату живой реальности в каждый момент времени и выявляет для нас ту истину, что для мудрого человека всё имеет бесконечную важность, хотя это и может показаться маловажным дураку. Применив немного философии, он также осознал бы, что благодаря знаниям человек не обретает власть над силами природы, а становится союзником этих сил, и в какой мере он работает с ними, в той мере и они будут действовать в сотрудничестве, которое открывает один из величайших законов — что во всех царствах природы нет настоящих конфликтов, и всё вместе идёт к лучшему.
Иногда постижение важности закона в природе производит на человека такое впечатление, что он не может убежать от него даже в мелочах жизни, и тогда он склонен делать фетиш из планов, правил и установлений даже тогда, когда в них вообще нет необходимости. Однажды я слышал о человеке, который пронумеровал все свои рубашки и прочую одежду и вёл по ней картотеку, так что в любой момент мог посмотреть, где, например, находится рубашка № 9 — в прачечной, в починке или в таком-то ящике!
Полагаю что животное этого луча — верно служащая человеку лошадь, которая будь то под седлом, или впряжена в плуг или повозку, всегда учится жить упорядоченной жизнью и уважать правила и форму, закон и порядок, как вещи неизбежные в материальной жизни.*
Как пятый луч демонстрирует искусность в мысли, так шестой выражает искусность в чувстве, ибо это мысли и чувства, направленные к вещам. И как вера учёного ведёт его к проникновению в принцип закона в мире, так вера человека шестого луча ведёт его к проникновению в благость, проникающую мир или стоящую за ним и вверению со всей преданностью и послушанием тому, что большинство людей обозначают словом Бог.
Во все века были благоговейные мистики, чьи молитвы не содержали и тени материальных просьб, а изливались в постоянной благодарности и восхищении к великой Благости, которая влекла их своей побуждающей силой и озаряла их жизнь сверхчеловеческой радостью. Эти люди прямым чувствованием осознавали то, к чему другие могли прийти путём логики — тот факт, что опыты жизни не хороши и не плохи только потому, что они приятны или болезненны, но все в высшей степени полезны, поскольку пришли прямо из руки божьей. "Всё, что принимается, есть дар", — гласит индийская пословица, и бхакте шестого луча воистину это видится так. Настоящий бхакта должен чувствовать в вещах и опыте больше благого, чем другие люди, потому что он в большем соприкосновении с сердцем мира. По крайней мере он уловил проблеск присутствующей в мире божественной благости, и его преданное служение есть стремление осознать ещё больше.
Хотя он обычно этого и не знает, его путь — великое средство победить боль, обильно порождаемую неуёмным воображением человека, которое на ранних стадиях заставляет его есть больше, чем он может переварить, хватать больше, чем он может удержать, и желать несовместимых вещей. Это средство столь сильное, что физическая боль становится незначительной рядом с радостью его видения и честью его служения. Он знает — что бы ни пришло, это благо, даже когда он не знает, чем именно это хорошо. Его кредо можно сформулировать подобно символу веры учёного: "Я верю в мир как место доброты божией, и что чувства сердца, если питать их, приведут к её ещё большему раскрытию, и когда люди верят в Бога и не боятся, их вера сторицей вознаградится даже в материальном мире".
Простота этой веры иногда очень трогательна, как могут вспомнить читатели "Цветочков" св. Франциска. Я очень хорошо знал одного индийского джентльмена, одного из ведущих юристов в своей области, который был ярким представителем этого типа. Он удивительно сильно верил в судьбу, и часто мог с опозданием прийти на свой поезд. Я не знаю, что за симпатия существовала между ним и событиями, но мне точно известно, что когда он опаздывал на поезд, оказывалось, что и сам поезд тоже опаздывал. Мне известен лишь один случай, когда он опоздал на поезд, и тогда он сказал мне с улыбкой, которая, думаю, была самой сладкой из виденных мною на земле: "О, замечательно, то, что делает Бог и есть лучшее для нас!". Это было его постоянной присказкой во всех его неприятностях, которые были весьма многочисленны. И всё же этот человек никогда не был невнимателен в том, что касалось помощи другим — сотни людей имеют основание быть ему глубоко благодарными, и когда он умер, целый город, где он жил, как бы лишился света.
В простоте преданности и есть её великая духовная сила. Не показными дарами достигается Бог в его мире, но предельной чистотой поклонения. Что говорит Вишну, обращающийся к нам через Бхагавад-гиту? "Если кто с благоговением приносит мне в жертву лист, цветок, плод или воду, я принимаю то от подвигающегося, как дар благоговейной любви. Что бы ты ни делал, что бы ты ни ел, что бы ни приносил в жертву или в дар, какой бы подвиг ни совершал ты, о Каунтея, всё это делай, как приношение мне." (IX.26–27). Нет лучшего повествования об этой простой преданности, чем рассказ о деревенской женщине из "Света Азии", обратившейся к Будде с такими словами:
Она ему в ответ: "Не скрою,
Моя душа невелика,
Но долго ль влагой дождевою
Наполнить чашечку цветка!
Пусть дождик чуть лишь сбрызнет поле:
Им полон лилии цветок,
И для моей смиренной доли
Довольно счастия дал рок.
Мой повелитель добр и нежен,
Улыбка сына ярче дня,
И мир жилища безмятежен…
Что ж нужно больше для меня?
Вплоть от заката до восхода
Я целый день забот полна:
Поутру, помолясь, народу
Распределить я хлеб должна,
Украсить дерево святое,
Работу всем служанкам дать,
А ровно в полдень, на покое
Владыку дома приласкать.
Домой приходит он усталым,
На грудь главу склоняет мне,
А я пою и опахалом
Над милым вею в тишине.
Там ужин… Вечер наступает,
Я за столом служу ему.
Вот ночь лампады зажигает,
И блеск луны ласкает тьму.
И, помолившись в нашем храме,
В зеленом садике потом
Мы побеседуем с друзьями
И к сну спокойные идем.
…
В писаньи есть: “Кто созидает
В степи для ближних водомет,
В пустыне дерево сажает,
Иль честно сына воспитает,
Тот в небо с дэвами войдет”.
А книгам верю я смиренно:
Я не умнее тех мужей,
Что их писали вдохновенно,
Что знали таинства вселенной,
Сердца читали у людей.
Я также думаю, что всюду
Добро исходит от добра,
А зло — от зла, и верить буду,
Что сладкий плод, когда пора
Его придет, на свет выходит
Из корня сладкого всегда,
Что доброту любовь приводит,
А злую ненависть — вражда,
Что порождает мир — терпенье,
А если мы умрем, для нас
Настанет, может быть, мгновенье
Счастливей, чем минувший час.
…
Добро творю я, где возможно,
И твердо верую в одно:
Что всё, что есть, то непреложно,
И благо в нем заключено."
Ответил Будда ей смиренно:
"Ты мудрости самой мудрей!
Своею речью драгоценной
Научишь ты учителей…"[8]
Индусы и буддисты говорят, что энергия мира направляется вовсе не безотносительно к тому, как она повлияет на состояние живущих в нём, но исключительно на их благо, и говорят о великом законе кармы, нравственном законе, проникающем всю вселенную, благодаря которому никакому существу не придёт никакое страдание, кроме того, которое он сам создал для себя ранее, причинив его другим. Потому, говорят они, в этом божьем мире нет причин для страха. Этот закон в буддизме всегда считался безграничным благословением и почитался как величайшая вещь в мире — благой закон, — и те, кто чтят его и обретают в нём своё счастье, во многих случаях тоже принадлежат к шестому лучу. Во многих книгах буддистов и индусов, предназначенных для выстраивания характера и совершенствования человека путём самовоспитания, стремящегося всегда учат, что он должен поклоняться Богу во всём и, как говорится в Гите, быть довольным всем тем, что приходит к нему без его непосредственных усилий, и охотно работать с этим как с наилучшим средством совершенствования своей жизни.
Эта тяга к благости в вещах может также связать людей шестого луча узами благодарности с любым великим лидером или учителем, который проповедует высшую доброту и демонстрирует её в силе служения в своей собственной жизни. Такие люди собрались, например, под знаменем Христа в западном мире, под знаменем Кришны — в Индии, а также и под знамёнами других в разной степени выдающихся людей всех времён. В христианстве вы найдёте три типа людей, имеющихся во всякой религии: есть люди, полностью находящиеся под властью кармы и вовсе не демонстрирующие определённого луча, поскольку не являются хозяевами себя и своих жизней, но живут в страхе, трепещут и ищут в религии убежища; среди остальных же есть чтящие Христа за его любовь и служение людям; и те, которые готовы любить людей и служить им в послушании Христу, которого они почитают в первую очередь за его великую доброту. Среди этих последних одна группа — это люди второго луча, движимые сопереживанием к окружающей жизни, а другая — люди шестого луча, которые в первую очередь — бхакты и затем — служители.
Аспект этого луча, играющий большую роль в почтении, испытываемом к миру, совсем без личных чувств, — это ценность, придаваемая процветанию. Этот наш мир с благодарностью любят миллионы людей, с упоением наслаждающихся благословениями процветания (или Лакшми) и безудержно восхищающихся её присутствием в великих достижениях и богатствах человечества. В огромной степени это чувствуется в американском народе, который любит свои города и плодородные равнины с преданностью, не знающей предела. "Собственная страна Бога", называют они Америку, говоря это со слезами на глазах, поскольку они люди, не стыдящиеся своих чувств, и поистине там присутствует Лакшми.
Среди животных лучше всего представляет этот тип друг человека — собака. Для неё хозяин — этот тот, кто не может быть неправ или сделать что-то не так, чья жизнь — круг чудесных сил, кто источник всего благополучия, существо, которого стоит ждать, для которого стоит работать и за которое стоит умереть. На каждом шагу он открывает врата рая, сама строгость его оказывается добротой, а когда он недоволен, то высшая честь — это умилостивить его. Таков бог её спасения, и ни Кришна, ни Христос не имеют столь более преданного последователя среди людей.
Как учёный видит в природе божественную мысль, а бхакта — служит любящему божественному сердцу, так истинный художник откликается на искусную божественную руку — он безоговорочно служит красоте природы. Это третий из лучей преданности или послушания, ибо художник и почитатель прекрасного признаёт в великом мире своего Учителя.
Истинный художник считает себя творцом красоты не в большей степени, чем истинный философ считает себя автором истины, которую он провозглашает. Об этом же говорит мудрость платоника, который спрашивает: "Где получает философ свою истину, а художник свою красоту? Изобретают ли гении эти вещи силой своего ума, принося в мир что-то новое, или получают из удивительного мироздания, в котором мы живём?". И он отвечает, что искусство — лишь копия природы, и художник лишь свидетель божественного разума, наполняющего мир всевозможными чудесами, а среди прочего и красотой.
В связи с этим я вспоминаю выставку в бенгальской школе искусств. Несколько посетителей стояли перед прекрасной серией картин, изображавших закат в Гималаях, и громко их критиковали, говоря, что таких цветов в закате конечно же не бывает, но позже те же люди, снова увидев закат, восклицали: "Это те самые цвета с калькуттских картин!". Они не замечали их раньше и увидели их только сейчас, потому что видели картины; так художник научил их в какой-то степени увидеть то, что видел сам.
Художника, который полон физической чувствительности, как никто другой, трогает красота во всём, и она может поднять его до высот сознания, о которых другие просто не догадываются, как о досягаемых с её помощью. Я помню русского художника, который был убеждён, что для Европы нет надежды, пока она не откликнется на русское искусство и не позволит его влиянию придать цивилизации иную форму и преобразить людей. Сознавая эту силу, платоники добавляли к своей философии благоговение и видели, что источником счастья может быть созерцание с глубочайшим почтением и благодарностью трудов вселенского существа, в котором мы живём свою жизнь. Экстаз красоты должен быть одним из составляющих совершенного состояния жизни за пределами сознания, чистой ананды.
Рассматриваемый в этом свете, искусный художник становится сотрудником Бога в эволюции человека. Хотя он может ощущать трепет и излучение от того, что течёт к нему через канал красоты, как и все люди в той мере, в какой они способны к отклику, этот человек обладает волей, чтобы уравновесить свои мысли и чувства так, чтобы они протекали через его руки в форме работы. Это сосредотачивает его в его преданности и помогает ему не обращать внимание на мнения мира. Он первым видит красоту, которой другие видеть ещё не могут, а затем воспроизводит её отдельно от той смущающей массы красоты, с которой она в обычных условиях перемешана, и так представляет её вниманию других.
Поскольку художник никогда не упускает из виду Бога в вещах, ему никогда не может наскучить ни его цель, ни вся его жизнь; и количество постоянной концентрации, которая есть воля, благодаря которой все его способности направляются на служение искусству, трудно оценить. Подумайте, например, о тщательном и предельно преданном труде, вложенном в каждую малейшую деталь великих храмов и мечетей Индии. Почти над всеми городами и большими деревнями южной Индии господствуют огромные храмы с гопарами[9], покрытыми мелкой резьбой и лепниной и украшенными бассейнами, окружёнными изящными стенами, тогда как в центре и на севере Индии почти повсюду возвышаются великолепные мечети с куполами и минаретами, дворцы и мавзолеи, а также храмы не столь крупные, как на юге. Эти великолепные сооружения, прекрасные как в своих очертаниях, размерах и пропорциях, так и в резных деталях, остаются с нами памятниками прежних дней, когда люди искали экстаза и откровения через красоту, и сейчас являются отличными инструментами для очищения, возвышения и расширения сознания всех тех, кто их посещает, или просто живёт возле них, и бывает тронут их превосходной красотой. Поистине, редкая благодать выпала индийскому народу благодаря работе этого луча в их части мира. Кто были эти архитекторы и скульпторы, мы не знаем, но видя их труды, сознаём, с каким терпением и стойкостью они работали год за годом, чтобы сделать каждую деталь точной и совершенной. Писатели многих наций сходятся в хвале и благодарности этим неизвестным художникам, творения которых ещё тысячи и тысячи лет будут вдохновением для почитателей красоты по всему миру.
Нельзя созерцать такую красоту, не становясь и внутри прекраснее, а эта внутренняя красота в свою очередь будет выражаться во внешней форме. Большинство истинных художников и внешне красивы, хотя верно, что карикатуристы и сами зачастую представляют собой карикатуры и выглядят отчасти чудаковато. Если вы будете созерцать красоту великолепного заката, или величие Гималаев, или огромных скал и горных проходов Рио де Жанейро, то обнаружите потом, что их красота и сила влилась в вас, и вы более спокойны и непоколебимы, чем раньше. Эта устойчивость и божественная безмятежность как-то вошли в вас и уравновесили вашу жизнь внутри, сделав её сильной и спокойной.
Как стремление к знаниям развивает ум, так создание красоты через искусство делает творящего красивым в своей форме и движениях. Поистине, на всех путях человек приближается к Богу только становясь им, и на этом пути истинная красота принадлежит тому, кто её творит. Вот почему красота никогда не может быть поверхностной и не достигается безобразными методами. Это возможно не в большей степени, чем воздвигнуть систему знаний без истины в каждой её части. Те, кто ищут поверхностной красоты и довольствуются тем, что прячут безобразное за сцену, подобны тем, кто воображает, что физическое богатство даст им власть и силу, хотя сам их обладатель не силён в богатствах истинного человеческого характера. Но сколько искусства в действии, истинной йоги и красоты в каждом движении в беге лошади, в целом и в каждой части, в каждой мельчайшей мышце! Так и со всеми действиями, которые совершенствовались на протяжении веков эволюции; и сегодня с помощью замедленной съёмки мы можем это видеть более, чем когда-либо раньше.
В этих красивых действиях философ или учёный может обнаружить постоянство принципа красоты, тогда как сам художник может особенно и не интересоваться этим аспектом предмета. Есть равновесие в движении, которое столь же устойчиво, как величайшие творения современной финской архитектуры, и глядя на подобные вещи всякий может сказать: "даже если я отправлюсь на высшие небеса, по крайней мере эти вещи я должен взять с собой". Авторы Пуран не без умысла обрамили дорогу в благословенный город Ямы конями, происходившими от Уччайхшравы и слонами семейства Айраваты, утками на красивых прудах и реках и огромными деревьями, дававшими густую тень. Красота — прибежище совершенного действия в звуке, цвете или форме, и хорошо было сказано, что из всех вещей материального мира лишь искусство вечно. Можно повторить в связи с этим прекрасные слова Эдвина Арнольда о законе труда, демонстрирующем величайшее искусство в действии:
Его касанье на цветущей розе,
На листьях лотоса, в их форме совершенной,
И в тёмной почве, и в семян молчаньи,
И это он наряд весны сплетает.
Его картины в облаках великолепных,
Его сокровища в хвосте павлина,
Его обители на звёздах, его слуги —
И в молнии, в дожде и даже в ветре.
Из темноты он вывел сердце человека,
Из тёмной скорлупы — изящного фазана.
Всегда в трудах, он в красоту преображает
Гнев древности и прежние крушенья.
Его сокровища — и в кладке золотистой птицы,
И в сотах пчёл, и в муравья работах
Они прекрасно белым голубям известны,
И скрыты в геометрии и цвете.
В безмерном небе, неохватном взору
Своею музыкой ведёт светил движенье.
В глубоких безднах недр Земли укрыл он
Сапфиры, золото, смарагды и алмазы.
Всё добывая новые секреты
Средь зелени лесных полян он пребывает
Лелея новые ростки в подножье кедра
И разрабатывая новые цветы, и листья, и травинки.
Невозможно говорить о красоте, не упомянув о Японии. Я путешествовал по всему миру и жил среди народов двадцати стран, но нигде, кроме Японии, я не видел такого изобилия красоты, наполняющей жизнь человека. Не найдётся слов, чтобы описать сады, храмы и произведения искусства этой страны, которые по праву можно причислить к чудесам света, и понимаешь ценность этой страны для всего человечества, осознав, что каждая душа, прошедшая через рождение в Японии, приобретает чувство красоты, намного превосходящее то, что было у неё когда-либо раньше. В других странах художественными бывают отдельные души, и они теряются среди других, не имея большого влияния, но в Японии прекрасно всё и этого чувства не чужда вся нация. Свои редчайшие картины и произведения искусства они создали не для иностранных туристов, а для себя, и в обычном доме в главной комнате всегда есть святилище прекрасного — ниша величиной в дверь и несколько дюймов в глубину, чуть выше уровня пола. Там размещаются несколько произведений искусства — картина, какэмоно[10], скульптура из бронзы или кости, лаковая миниатюра или что-нибудь в этом роде на маленьком столике из чёрного дерева или пьедестале. При первом посещении дома вы можете подумать, что это все сокровища вашего друга, но в другой раз вы увидите в этом святилище красоты уже новую экспозицию. Хозяйка не заставляет все комнаты прекрасными вещами, она понимает принцип красоты и хранит свою коллекцию в стенном шкафу, выставляя за раз лишь несколько вещей. Где ещё вы найдёте такое понимание? Легчайшее касание руки японца делает вещь прекрасной, наделяя её скорее буквальной красотой, чем только намёком на красоту, ибо качество седьмой подрасы доведено тут до такого совершенства, что почти скрывает характер четвёртой коренной расы, к которой она принадлежит. Какой ещё народ сотнями тысяч пойдёт любоваться цветущей сакурой, которая выращивается ради цветов, а не ради вишен, которые совершенно несъедобны? И где ещё вы найдёте детей, к которым относятся с такой редкой мягкостью, и которых специально учат улыбаться, когда они в беде — не для самоободрения, а чтобы не передавать свою печаль другим? Такая красота и преданность прекрасному, несомненно, дороги дэвам. Красота повсюду, и люди обладают исключительной мягкостью, но при этом — железной волей.
Любопытное побочное выражение этого принципа, действующее через чувство осязания, это прирождённая чистоплотностью людей этого луча. Это нечто отличное от опрятности или аккуратности, и скорее сродни стремлению удалить наросты, чтобы высвободить красоту, скрытую во внешних вещах. Японцы демонстрируют это качество, во имя чистоты каждый день почти что сваривая себя живьём. Нелегко это даётся — быть чистым, однако в связи с этим можно припомнить японскую притчу о судьбе суетливой домохозяйки, пытавшейся вымыть морду тигру!
Церемониал также является очень важной частью активной работы этого луча, его можно назвать магией этого луча, практикуемой человеком. Если вы жили в доме, где жил человек великой и святой мысли, вы должны были испытать подъём от действия его мысленных волн и мыслеформ, влиявших на вас всё это время — в той мере, в какой вы могли на них откликнуться. По опыту многих учеников, когда они находились в присутствии Учителей, им удавалось осознать истины, в которых в другое время они не были уверены. Действие в мире всех видов крияшакти — вещь очень реальная. Среди прочих путей эта сила действует и через красоту, и это то, что преображает паломника в Бадаринараян, придавая ему чистоту и стойкость самих Гималаев, а паломнику в Киото давая сладость садов, среди которых расположены его храмы. Особенно это верно и плодотворно, если паломник находится в почтительном настроении, ибо тогда он в состоянии откликнуться на эту силу и усвоить её всеми тремя составляющими его личности — телом, чувствами и идеями. Церемониальные службы во всех местах и странах существуют как раз ради передачи такого влияния; потому в связи с церемониями очень большое значение имеет красота — запаха, звука, цвета, формы и движения, и без этого многие люди не могут испытать благоговейных чувств в такой полной мере, какая только доступна для них.
Церемониал седьмого луча играет в Индии столь заметную роль, что когда вы говорите о пути действия, многие люди думают о ритуалах своей религии. Они считают их трудами, которые могут привести человека в соприкосновение с дэвами, и верят, что такое служение невидимому даст им и их окружению очень возвышающую благодать. Всё это намеренно было создано как инструмент помощи человеку, как по-своему и все прочие вещи, благодаря которым умы людей обращаются к какому-либо идеалу, и для этого великие помощники человечества соединили с красотой церемониала и его привлекательностью для дэв магию и символизм четвёртого луча. Так в хорошем церемониале красивые формы становятся в несколько раз красивее благодаря прекрасным мыслям, вливаемым в них на протяжении веков, формам глубоко скрытой красоты, воплощающим принципиальную математику мира, а также влиянию великого царства дэв, которые живут в эмоциях красоты и радости, которые присутствуют повсюду, где могут встретиться эти формы.
Среди животных качества седьмого луча хорошо иллюстрирует кошка. Это животное, грациозное во всех отношениях, красивое и в покое, и в движении. Вне своих особых направлений развития лошадь, слон, и даже обезьяна и собака могут быть несколько неуклюжими, но кошка не будет неуклюжей, что бы ни произошло. Подруга рассказала мне историю про кошку, которая жила с ней по соседству и часто приходила к ней в дом, по всей видимости, с какой-то определённой целью. Она регулярно заходила в комнату, где сидели люди, и если у них был разведён огонь, она входила и чувствовала себя, как дома, а в противном случае подавленно уходила прочь. Любовь кошки к роскоши — это не совсем любовь к покою, как у лентяев, а состоит в удовлетворении чувствительности; кошка наиболее полно входит в физические обстоятельства и держится в стороне от людей не потому, что они ей не нравятся, а потому что её внимание поглощено чем-то другим. Это животное, у которого всё должно быть приятно, которое держит себя в чистоте и которого больше заботит дом, чем люди, которых оно ценит только за то, что они могут погладить и об них можно потереться; и в свою очередь человеческий род любит её не столько за выказываемые ею дружеские чувства, а потому что она красива на вид и её приятно трогать.
Вышеприведённая таблица лучей имеет характер исторического документа. Сорок лет назад в Адьяре она была дана знаменитому оккультисту Ч. У. Ледбитеру Учителем Джуалом Кхулом, который сказал ему и бывшим с ним в тот момент друзьям, что это всё, что тогда было допустимо раскрыть миру о лучах. В то время она была не очень понятна, но составила классическую основу для дальнейшей информации, которая приобреталась время от времени. Теперь она опубликована в примечательной книге Ледбитера "Учителя и путь". Первый раз она попала ко мне в руки несколько дней назад, уже после того, как я записал все идеи, изложенные в предыдущих главах. И всё же, глядя на неё, я не вижу в ней ничего, что бы указывало на какие-то ошибки в этом материале или намекало бы на необходимость каких-либо изменений. С разрешения автора я привожу её здесь, поскольку думаю, что мои комментарии по ней могут оказаться интересными изучающим лучи и помогут осветить некоторые наиболее туманные выражения (как, например, "рождение Гора"), которые оказались для многих довольно загадочными.
1. Слова "фохат" и "шекина", взятые вместе для указания характеристик первого луча, знакомы изучавшим великий труд Е. П. Блаватской "Тайная доктрина". Взятый в отдельности фохат указал бы лишь на совершенно неописуемую силу, пребывающую во вселенском боге до проявления, и использующуюся недоступным для нашей мысли способом, когда Непроявленное становится многим и совершает превращение в два и три, следующее из этого. Но фохат-шекина означает ту же силу, направленную вовне как шакти, первопричину проявленного разнообразия, и на уровне человека проявляющуюся в виде действующей в нём воли — силы или способности, которой человек меняет себя, и таким образом направляющий материю умом, как я уже описал выше. Это истинная жизнь, что сопровождает всякий жизненный процесс и вызывает развитие всего, что растёт. Оккультисты, удостоившиеся редкого счастья видеть Господа Мира, главу первого луча на нашем земном шаре, могут соединить эту идею с воспоминанием об электрическом характере его ауры, подобной голубой молнии, ибо он величайшая активная воля и распорядитель этой силы на нашей планете.
В таблице указана характерная магия для каждого луча. Почему учитель говорил именно о магии, нельзя быть точно уверенным, но мы можем строить предположения. Основная причина того, почему знание о лучах раскрывается Братством Адептов с такими предосторожностями была сообщена нам Блаватской, сказавшей, что знание о лучах даёт великую власть. Многие люди искали его, чтобы выяснить свой собственный луч, а затем прибегнуть к свойственной ему магии, в которую сила, от природы проходящая через них, влилась бы легче и с большей мощностью. Потому, когда говорили о лучах, возникала мысль о магии. В связи с первым лучом никакой магии не упомянуто, поскольку по всей вероятности сама воля человека, которую, не прибегая к другим каналам, применяли гордые существа этого луча, всегда и была его магией, и конечно же, их подход оправдан, поскольку они могут ощущать силу "я" и применять её, как никто другой.
На всякого, кто непосредственно знаком с индуизмом, или брахманической религией, а в особенности с теми её формами, которые существовали до возникновения культа Шри Кришны, производит впечатление настоятельно подчёркиваемое там учение о том, что атман, или "я" человека, един с вселенским "я", нерушимым центром сознания, и ему суждено добиться освобождения от всех земных уз не благодаря какой-то внешней милости, а целенаправленным овладением каждым кусочком своего собственного существа и неотступным утверждением в мыслях и действиях той истины, которая воплощена в великом высказывании "Я есмь То". Если эта религия и не была в своих формах столь мягкой, как в наши дни, она по крайней мере самым сильным образом давала своими великими доктринами кармы и дхармы веру в принципы и ценность справедливости, и утверждала, что человеку нечего бояться вне себя, ибо он божественен и властелин своей судьбы.
Смелость и воля прародителя Бхишмы типичны для этой религии. Она показана в его великолепной независимости. Когда царь Шишупала в страшном гневе стал угрожать ему, он встал и с полным спокойствии ответил: "Знай, что для меня все цари земли имеют не больший вес, чем солома. Если даже меня убьют, как зверя или сожгут живьём, как бы то ни было, здесь я попираю все ваши головы своими ногами. Перед нами сейчас стоит Господь, которому я поклоняюсь". Я могу добавить, что стремящимся первого луча вовсе не обязательно имитировать этот язык — его требовали обстоятельства — кроме того, имитация вовсе не характерна для первого луча. Позже, когда Бхишма лежал, умирая, на поле битвы, израненный и пронзённый стрелами, он отложил свою смерть, чтобы поговорить с собравшимися вокруг него людьми о тринадцати формах истины и убедить их, что воля сильнее судьбы и превозмогает во всех обстоятельствах. Даже Кришна, который принёс в индуизм второлучевое влияние любви, ставшее там преобладающим, начинает своё перечисление божественных качеств, которые надлежит развить человеку, с активных добродетелей бесстрашия, саттвической чистоты и твёрдого стремления к мудрости.
2. Термин "мудрость", данный в качестве характеристики второго луча, требует небольшого пояснения, но я должен ещё раз указать на тот важный факт, уже объяснённый мною подробно, что активная форма и суть всякой мудрости есть любовь. Указанный в таблице термин "раджа-йога", как я думаю, относится к великолепной царственной науке единства, преподанной Кришной в Бхагавад-гите, а выражение "человеческий ум", использованное сорок лет назад в связи с этим, указывает не столько на принцип, именуемый манасом, тот ум, который в раджа-йоге считается лишь шестым из чувств, а на тот истинный центр человеческого сознания, который теософы называют буддхи. Типичной религией второго луча конечно является буддизм. Как часто его основатель, путешествуя вверх и вниз по долине Ганга, указывал индусам на опасность гордыни, которая кроется в их учении о "я". Любой человек заявлял "Я есмь То", думая о "я" в понятиях материи или обыденного сознания. Как часто Будда подчёркивал, что нет вечного "я" в том смысле, в каком люди обычно думают о "я". Помните также его учение о доброте, которым он "смягчил нашу Азию" и тем запечатлел качество своей широкой любви в мире так, что десятки сотен миллионов людей, бывших его последователями за прошедшие века, славились превыше всех других своей мягкостью и отсутствием личной жадности. Это была единственная религия, которая никогда не распространялась путём преследования других, и тем не менее, она завоевала большее количество приверженцев, чем какая-либо другая до сих пор. Несомненно, это религия второго луча.
3. Характеристика третьего луча даётся в таблице как акаша. Акаша есть хранилище вселенского разума, местопребывание всех архетипов, первый план материи, на котором действует крия, или сила мысли нашего солнечного логоса. Это великая память сознания нашего земного шара. Именно посредством её сознание наполняет пространство. Из неё путём дифференциации происходят все явления предметной жизни. Термин "астрология", я полагаю, относится здесь не столько к системе символов и умозрительных соответствий, называемой астрологией сегодня, а к положительной науке о влияниях планетных духов, стоящих во главе лучей. Учась своей магии, человек этого луча должен узнать всё о характеристиках семи отличительных типов каждой градации и вида силы и материи, так что перед экспертом третьелучевого знания весь мир расстилается, как огромная шахматная доска, на которой он может видеть силы и позиции всех фигур, и приспособить их к тому назначению в служении жизни, которое для него актуально. Все силы природы образуют великую математическую науку имеют свои сродства, которые можно хорошо охарактеризовать словом "магнетические". Представляется довольно естественным, что халдейская религия со своей разработанной астролатрией и практической астрологией, её Книгой Чисел, её соединением древа познания с древом жизни и великим почтением к лунному богу принадлежала к третьему лучу.
4. Теперь мы переходим к рождению Гора, которое стоит особняком среди характеристик лучей и выглядит необычно, но всё прояснится, если мы вспомним, что было сказано в главе VIII о майе как воплощении Шивы, обеспечивающем связь между Вишну и Брахмой и вносящем гармонию в отношения между сознанием и материей. Когда Осирис был лишён своего царства, страдания народа под властью жестокого угнетателя стали очень велики, но Осирис возродился в собственном сыне Горе, который пришёл отомстить неправедному и восстановить счастье. В египетской религии церемониальный плач по смерти Осириса был вполне реальной скорбью и олицетворял великую тоску по счастью (в нашей терминологии ананда), которого повсюду ищут люди, находящиеся в земных путах. Убийца Осириса Сет, восстающие элементы природы и тьма ночи, был побеждён Гором, который восстановил гармонию и в конце концов стал богом справедливых наград и наказаний. Гор также олицетворяет человека, существо в самом срединном состоянии, в котором высший дух и низшая материя находят своё место встречи, вступают в конфликт и обретают гармонию.
Всё это представляет очень большой интерес, и я постараюсь объяснить это полнее указанием на семь принципов человека. Четвёртый принцип — это то, что иногда называют антахкараной, что буквально означает внутренняя причина, инструмент или посредник. В некотором смысле над ней расположены атма, буддхи и манас, представленные тремя первыми принципами, а под ней — три принципа, исполняющие в составе человека роль пятого, шестого и седьмого. Термины, использовавшиеся для описания трёх последних, пришли в чрезвычайную путаницу, поскольку использовались разными авторами по-разному. Потому позвольте мне предложить набор терминов для удобства нашего нынешнего исследования. То, что обычно называется низшим умом, это — кама-манас, то есть ум с желанием, манас, интересующийся внешними вещами. Пожалуй, слово "кама" использовалось в слишком узком смысле для обозначения лишь грубых чувственных желаний, но оно означает всякое желание вообще. А желание есть обращённый вовне аспект любви — любовь к вещам трёх миров, тогда как собственно любовь есть любовь к жизни, к божественному, и принадлежит к высшему, внутреннему я. То, что обычно называется астральным принципом, это просто кама, хотя становится кама-рупой, когда образуется определённое астральное тело. Седьмой принцип заключён в эфирном двойнике, который иногда называют линга-шарира или тонкое тело.
Плотное физическое тело не является настоящим принципом человека — это просто часть внешнего мира. Его нельзя даже сравнить с рукой человека, но оно подобно инструменту в его руке, роль которой выполняет эфирное тело. Назначение физического тела — лишь нести в себе внутренние органы, в который человек действительно функционирует на физическом плане. В таблицах семи принципов иногда указывается антахкарана, а иногда физическое тело, но ни в одной из таблиц ни даются и то, и другое. Мы можем составить три следующие таблицы:
Как вскоре будет видно, первая таблица верно даёт семь принципов обычного человека, вторая — оккультиста, который ещё не достиг совершенства, а третья — адепта в момент его достижения. Принцип, изучаемый нами теперь, в первом случае действует через физическое тело, во втором — через антахкарану, а в третьем — через монаду.
Так что между монадой, антахкараной и физическим телом есть удивительная связь, но поскольку это несколько трудно уловить, я буду подводить к ней постепенно. Атма-буддхи-манас — это божественное в человеке. Это та часть человека, которая в действительности и эволюционирует — на пути испытания импульс получает каузальное тело, на первой части собственно пути (от первого до четвёртого посвящения) его получает буддхи, а на второй его части (между четвёртым и пятым) — атма. Потому его основная задача — на этих планах, но ему требуется нечто для выделения своих функций, подобно тому, как нужна пылинка как центр конденсации для капли тумана, или песчинка для образования жемчужины. Позже ему нужно будет становиться логосом, так что он должен научиться видеть мир изнутри (что для человека будет "снаружи"). Отсюда и необходимость его погружения в материю.
Ведь божественное не может войти во все материальные миры сразу, но должно осваивать их по отдельным точкам, и когда антахкарана соединяет определённую личность с божественным, эта личность становится такой точкой. Таким образом, в низшем человеке антахкарана служит заместителем высшего я. В каждом конкретном воплощении высшее я не имеет намерения демонстрировать целиком себя и всё развитие, приобретённое в предыдущих жизнях. Что-то выбирается для особой цели этой жизни, и личности приходится довольствоваться не собственным развитием, а прохождением урока, нужного на данный момент. Это создание сиюминутности, а не вечности. Вот почему она должна полностью ввериться высшему, не имея абсолютно никакой надежды получить что-нибудь для себя, за исключением награды в дэвачане. Если она не делает этого, она становится противником высшего и не исполняет своего назначения.
На всё это и указывается в египетском мифе об Осирисе. Высшее я — это Осирис. У него есть своя работа в высших областях. Он не может оставаться внизу и вести войну с Тифоном, или Сетом, но он порождает для этой цели сына, Гора. Гор и есть антахкарана. Антахкарана — это единственное, что есть божественного в личности, и является маленьким воплощением своего собственного отца. В этом и объяснение выражения "рождение Гора".
Затем давайте заметим разницу между личностью и набором тел. Гору надлежит быть правителем личности. Он, так сказать, должен построить на земле царство, которое будет представлять своего отца. В таком случае тела будут притягивать те виды материи и приобретать те частоты колебаний, формы и привычки, которые соответствуют личности свыше. Гор тогда и будет той божественной личностью в человеке, которая в полной гармонии с тремя высшими принципами, утвердившись в царстве на земле, как и на небесах, и тогда образуется божественный тетрактис (одного вида).
Но имеется карма, с которой нужно работать — карма действий, совершённых в плотном физическом теле в предыдущих жизнях. Эта карма вмешивается, чтобы извне придать форму этому телу — через наследственность и другие факторы, — даже до его рождения[11]. Внешние предметы постоянно, многими способами ударяют в него с момента рождения и склоняют к выстраиванию другого типа личности. Тифон хочет стать правителем. Если он в значительной мере выигрывает бой, делая Гора пленником, мы имеем весьма несчастливое явление, установление "самостной личности".
Но даже это поражение происходит не зря. Если высшее ещё не способно владычествовать среди опытов, которые приносит прошлая карма, это лишь указывает на то, что оно ещё в состоянии обучения извне, а не интуиции. Оно должно учиться на опыте, и иногда на горьком опыте. Но всякий опыт, который приносит карма, есть благо для эволюции души, и хотя он может приходить под маской врага, в действительности он — лучший из друзей. Потому Тифон — не враг, а лишь ещё одна подмена — заместитель антахкараны, обеспечивающий упорядоченный континуум для подготовки к высшему, средство продолжения роста. Он — представитель владык кармы.
Теперь мы подходим к сути дела. Я сказал, что антахкарана — заместитель божественного, то есть высшего я. Это не совсем верно, но всё же, пожалуй, надо было так сказать, потому что это может провести нас к более глубокой истине. Божественное — это субъект опыта, тот, кто его переживает, а материальное — это объект. Эти двое не могут сойтись вместе посредством чего-то такого, что есть и в том, и в другом, но они соединяются, потому что оба — извлечения из большего целого. Давайте вспомним историю о столпе света. Вишну (второй логос, божественное) и Брахма (третий логос, материальное) не могут сойтись вместе, пока Шива (первый логос) не явится и не докажет им, что он превыше их обоих. Тогда оба становятся преданы ему и начинают работать вместе в послушании ему. Он, однако, не остаётся с ними, а устанавливает между ними гармонию, обещая, что они увидят его вновь, когда их труды будут окончены. Гармония остаётся средством соединения между субъектом и объектом, познающим и познаваемым, божественным и материальным. Эта гармония есть майа; это — наша жизнь, которая есть подмена истинной жизни.
Таким образом, в человеческом существе антахкарана является представителем майи, и таковым же является физическое тело, точка опоры, через которую действует карма. А поскольку монада — первый логос в человеке, высшее я — второй логос (с тремя способностями), а низшее я — третий (тоже с тремя способностями), антахкарана представляет первый логос (монаду), пока совместная работа третьего и второго логосов не будет завершена. Когда она сделана, в антахкаране больше нет необходимости, поскольку человек завершил свой человеческий путь, и эти двое снова находятся в присутствии своего Господа (монады). Так по достижении адептства антахкарана перестаёт быть необходимостью, и даже "я" тогда становится лишь инструментом. Сознание уже более не сам человек, а лишь набор его способностей.
В качестве магии четвёртого луча указана хатха-йога. В Индии её основывают на теории соответствий и вере в то, что как ум влияет на тело, так и тело влияет на ум. Её приверженцы практикуют самый жёсткий контроль тела, но не путём причинения ему каких-то пыток или увечий (за исключением самых невежественных и суеверных последователей этого культа), а чтобы оно было в состоянии полного физического здоровья и совершенной стойкости, и воздействуют на эфирный двойник системой дыхательных практик. Всё это делается для обретения сиддхи, или способностей ума, или для достижения высокого сосредоточения. Египетская магия принимала в учёт не только тело, но великое разнообразие вещей, и действуя через символизм и соответствия производила результаты во внутреннем и внешнем мирах. Всё внешнее по-видимому имело для них внутреннее значение и воздействие, — так близко они соединяли внешний и внутренний миры как в своих мыслях, так и в своей жизни.
5. Для пятого луча в качестве характеристики упомянут огонь, а в качестве магии — алхимия, что ясно указывает, что это научный луч, на котором условиями успеха являются самая добросовестная правда и чистота. Агни, или огонь во всех его формах, имеет отношение к занятиям человека физикой, химией и другими областями как чистой, так и прикладной науки. Он связан с конкретным умом человека, а также с тем очень интересным фактом, что наука почти полностью зависит от чувства зрения, а потому — от посредничества света, тоже формы Агни. Если, например, нужно получить информацию о температуре какого-нибудь тела, учёный не станет пробовать его пальцем — он использует термометр, чтобы отобразить температуру видимым способом. Как всем известно, зороастризм есть религия огня и чистоты.
6. Характеристика шестого луча — "воплощение божества", а его магическая сила — бхакти, или преданность. Это полностью согласуется с нашей схемой, ибо бхакта, последователь этого луча, смотрит на Бога, как на благость, воплощённую в предметном мире, а не как на абстрактных божеств, более привлекательных для людей других лучей. Христианство всегда было по большей части религией этого типа, не пренебрегавшей богатством и процветанием как на земле, так и в жизни будущей.
7. По некой неизвестной причине характеристика седьмого луча не была дана, — возможно, потому, что если указать в качестве неё красоту, то не было бы привлечено внимание к её глубинному характеру. Все отчёты об отношениях человека с великой эволюцией дэв показывают, насколько дорого этим существам всё прекрасное — в природе, искусстве, форме, цвете, звуке и во всех других видах. Особенно упоминается о том, как им приятны и как привлекательны для них восхитительные ароматы. Учитывая это, вовсе не неестественно, что магией этого луча должен быть церемониал, а пышные цвета, звуки и ритмические движения, которые почти всегда сопровождают ритуалы, могут улучшить психическую среду, или атмосферу для человечества, путём приведения дэв в более тесное соприкосновение с нами. Чувствительность к существованию невидимых существ в природе также привела к ранним формам этой деятельности, в которых человек контактировал с природными духами и дэвами через подходящие для этого церемониальные формы.