Страх… Жуткий страх сковал моё тело. Не двигалась, сжимала подлокотники кресла, боясь даже повернуть голову. Казалось, к моему горлу приставили острый клинок, и если выдам себя, то сама вспорю вены его лезвием.
Его голос был волшебным… Мелодичным, как игра кружевной вьюги, ласково оглаживающей снежные сугробы своим танцем. Эти звуки пробирались в самую душу, согревали её изнутри, заполняя собой все вокруг. Вдохи становились всё глубже, резче. Я словно погружалась в убаюкивающую трясину, медленно моргала, наслаждаясь минутной темнотой, заманивающей меня в воспоминания, которые с каждым разом становились всё ярче.
«Вадюша, уходи… Уходи…» – шептала, едва шевеля губами. Игнорировала вопросительные взгляды гостей, сбивчиво молилась, вновь и вновь начиная заново.
Меня рвало на части! Желание взглянуть в его глаза было настолько же непреодолимым, как и стремление спасти мужчину, которого люблю.
Люблю!
Это признание для самой себя было нестерпимо твердым, осознанным и оттого болезненным. Ведь понимала, что придётся оттолкнуть… Забыть. Стереть из памяти.
Бессильно обводила зал взглядом, пытаясь найти того, кто может спасти. Но от него не было спасения, я всем телом чувствовала его близкое присутствие, оттого и внизу живота становилось так горячо и неспокойно. Кровь взрывалась, бурлила, то подгоняя температуру, то вновь возвращая мертвецкую слабость.
Видела, как суетится на палубе Иванецкий, как бросает быстрые взгляды, ожидая моей реакции на присутствие Вадима. Он, как хищник, ищет повод, чтобы напасть. Но я не куплюсь! Никто не пострадает из-за меня…
– А вы знакомы с нашей дочерью? – елейный голос мамы ударил под дых… Я чуть не задохнулась, не веря собственным ушам! Мамочка! Что ты творишь?
– Марина, ты вечно со своими завиральными идеями! – как-то невесело рассмеялся отец, и я вновь смогла вдохнуть. Он не позволит…
– Нет, но слышал про неописуемую красоту и ее острый ум, – голос Вадима потерял звонкость, наполняясь глухим рыком.
Вжалась в мягкую спинку кресла, наивно пытаясь спрятаться. Руки не слушались, ногтями впивалась в обивку, ноги тряслись, а в животе запорхали бабочки.
Ну и как мне с этим бороться? Как? Моё собственное тело тянулось к нему, думая лишь о сильных объятиях, в которых хотелось тонуть и тонуть… Представляла, как по шее скользят его горячие сухие губы… В груди кольнуло, сердце забилось как ненормальное, отстукивая номер скорой помощи. Но никто не планировал спасать меня… Сгорю! Ей Богу, сгорю…
– Вадим, а вы мне нравитесь, – мама вела себя странно, неразумно! Веселилась и с неприличной нежностью щебетала с Вадимом. И я знала этот тон. Знала, что задумала эта коварная женщина, даже не понимая, во что нас втягивает! – Леся, подойди к нам.
– Марина! Вадим – человек занятой, это неудобно!
– Чем больше вы сопротивляетесь, Николай Петрович, тем сильнее мне хочется познакомиться с вашей дочерью, – хоть Вадик и смеялся, но всем стало ясно, что не уйдет… Подлый! Подлый Вадюша!
– Знакомьтесь, это моя младшая дочь, Олеся, – отец нервно постучал по спинке моего кресла, а это значит, что он проиграл эту партию. Не решился на скандал и пересуды, которых было бы не избежать, затей он спор, к которому Вадим, в отличие от отца, был более чем готов.
Не шевелилась, отворачивалась от заинтересованных взглядов гостей, их назойливых шепотков. Мне простительно! У меня с головой не в порядке! Да! Чокнутая!
Сжимала губы, пытаясь собраться с мыслями, и дышала, как собачка, мечтая свалиться в обморок и не сталкиваться с ним лицом к лицу. Но повторный и уже более требовательный стук по плечу разрушил надежду на то, что если не поворачиваться, то Вадиму надоест. Не уйдет… Подлый Вадюша! Ты же мешаешь мне спасать тебя!
Злость взорвалась в груди смертельным всполохом, и я встала, медленно отодвигая кресло.
– Добрый вечер, – волна решимости ударила в голову, перестав выламывать виски.
Я даже улыбнулась, медленно поднимая взгляд. Но улыбка очень скоро превратилась в спазм. Мышцы просто запомнили положение и застыли, потому что оказалось, что это выше моих сил. Он такой… Такой неотразимый, прекрасный… Я почти задрала голову, чтобы смело посмотреть в его глаза.
Дура! Дура! Эта густая дымка серого тумана, в котором таилась и майская гроза, и шаровые молнии летнего зноя, и весь гнев этого мира… Эта бесконечность чувственной страсти затягивала меня в свои путы окончательно и бесповоротно! Стиснула зубы, лишь бы не выронить стон… Вадим улыбался, с откровенной жадностью шарил взглядом, пытаясь увидеть намёк на то, что узнала…
Помню, Вадюша… Помню. Вот только ты об этом не узнаешь!
– Олеся, – я протянула подрагивающую руку, сухо кивнула в знак приветствия и хотела было сесть обратно, но Вадим с силой сжал мои пальцы, даже не думая отпускать. Что ты делаешь? Этот жест был таким странным… Откровенным, он буквально всему миру заявил, что не сдастся. Ну, Леся Николаевна? Довольна? Что теперь будешь делать? – Мы знакомы?
– Моя дочь перенесла сильное потрясение, Вадим, – отец откашлялся и кивнул в сторону открытых дверей, где вновь замаячил Иван. Вот только теперь, рядом с Вадимом, мысль о том, что пойду под венец с Иванецкий, что возьму его фамилию, стала ещё более бредовой. Голову штормило, а тошнота то и дело наказывала спазмом, но я держалась. – А вот и мой будущий зять… Иван, идём, я тебя с хорошим человеком познакомлю!
– Зять? – прохрипел Вадим, с силой дёрнул меня к себе и наклонился, чтобы не смела отвести взгляд. – Вы выходите замуж?
– Да, – я наигранно весело рассмеялась и, воспользовавшись моментом, выдернула руку, тут же заложив её за спину. – Мы с Иваном знакомы с детства. Судьба – такая штука, Вадим, что ты даже не принимаешь всерьёз обещания тощего мальчишки взять тебя в жены. А вы женаты?
Идиотка! Ну зачем ты это спросила? Надо было ещё свидетельство о расторжении брака попросить!
– Нет, – Вадим дёрнул бровью и прищурился. Я задыхалась… Эта пряная смородина в его парфюме, манкие губы и пылающий взгляд творили что-то адское с моим телом, душой и разумом. Всё, к чему я готовилась, на что настраивалась, всё в мусорку улетело!
– Но ничего, – ноги были ватными, бессильными, но я переборола себя и вновь вернула расстояние видимого приличия между нами. – Вы непременно найдёте своё счастье.
– А я уже нашёл…
– Вот и прекрасно, – закивала и, сама не ожидая от себя, махнула Ивану, заметив, что он статуей замер в дверном проёме. Пыталась этим лживым жестом радушия заглушить в нём подозрения, и, кажется, получилось. Он весело подмигнул и вновь вернулся к своим собеседникам. – Значит, и на вашей свадьбе погуляем.
– Обязательно погуляем, Лисёна… Мы так погуляем! Ух!
Лисёна… Он назвал меня Лисёна? Сука! Вадим, уйди… Уйди! Дышать с тобой не могу!
Глаза пекло накатывающими слезами, а из горла вырвался нервный смех. Я кое-как успела уткнуться лицом в плечо мамы до первой выпавшей капли, игнорируя её растерянность. Сжала материнскую руку, абсолютно не контролируя силу. Мне просто нужно было скинуть напряжение! Вонзилась ногтями, тихо шипела, не прекращая скалиться вымученной улыбкой. Это невыносимо! Невыносимо!
– Это приглашение? Пап, ты слышишь? Нас пригласили на свадьбу!
– Я даже не знал, что вы развелись, Вадим. Тогда и к вам придём. Только свою свадьбу отгуляем, – отец напряженно смотрел в сторону Ивана, вновь застопорившегося за приветствием кого-то.
– А вашей свадьбы не будет, – Вадим внезапно сделал шаг в мою сторону. Не боялся ни того, что мама услышит, ни реакции отца, которой, кстати, почему-то не последовало. Он просто наклонился, вновь шпаря гневным взглядом. – Не будет!
– Что… Что вы говорите?
– Ты моя, Лисёна. Моя…
Его слова убили и меня, и всю мою надежду на то, что смогу отыграть этот спектакль без потерь. Не смогу… Уже не могла! Мне было страшно посмотреть на родителей, страшно столкнуться с правдой, которая то и дело пыталась вырваться наружу в словах Вадима.
– Вадим, что вы имеете в виду? – мама в ответном жесте впилась в мою ладонь ногтями и осушила бокал шампанского залпом, игнорируя все правила этикета. – Коля? Я одна не понимаю, что здесь происходит?
– А это любовь, Марина Андреевна, – Вадим взял мою руку, так вызывающе нагло поцеловал и отошел, становясь спиной к Ивану.
– Марина, ну ты-то не нагнетай? Очевидно, Вадим Дмитрич тоже пережил травму. Ты же сама мне читала. На него было совершено покушение. И не первое, кажется?
– В вас стреляли, – зашептала мама. Её хватка усиливалась, причиняя уже такую боль, от которой хотелось заскулить. Я легонько трясла рукой, но она не отпускала, угрожая серьёзным разговором. – Точно! Несколько месяцев назад заголовки газет буквально трещали этой новостью.
– Ранили? – меня пробило… Я стала тонуть, как подбитый корабль. Теряла контроль над ситуацией, не понимая, что никогда его и не было. Перед глазами закружились мушки, а взгляд сам будто прилип к его мощной груди. Знала место… Его длинный рваный шрам вторил моему сбивчивому сердцебиению, пробуждая тревогу. Убьёт… Иван всех убьёт!
Я даже не сразу поняла, что совершила роковую ошибку. Вадим вдруг рассмеялся и так вальяжно прислонился к соседнему креслу, очевидно, снимая напряжение с травмированной ноги.
– Вадим, и всё же, – мама наконец-то выпустила мою покрасневшую от силы материнской любви ладонь. – Что это всё значит?
– А это значит, что свадьбы не будет, – Вадим достал сигареты и, взглядом спросив позволения у мамы, закурил. – Вы же хотели познакомить меня с дочерью? Вот, считайте, что знакомство прошло более чем успешно. Любовь с первого взгляда, Марина Андреевна, она такая… Внезапная, ошеломительная и безжалостная. Ну? Когда сватов засылать? Имею неконтролируемое желание стать вашим зятем.
Каждое его слово лупило в солнечное сплетение. И этот его лёгкий, вальяжный, но, тем не менее, уверенный тон сбивал с ног! Вадюша! Ты что творишь?
– Нет, это смешно! – прыснул смехом отец. – Ты серьёзно считаешь, что имеешь право?
– Я серьёзно считаю, что свадьбы с Иванецким не будет, – рыкнул Вадим и дёрнулся, словно почувствовал, что объект спора торопливыми шагами пересекает зал в нашу сторону. Иван стрелял гневными молниями, а губы его были растянуты в животном оскале. – Николай Петрович, Марина Андреевна, я слово даю, что не допущу этой свадьбы!
– Какое слово, Вадим! Вьюники – последние люди на земле, в честное слово которых я поверю! – отец шептал, словно боялся, что могут услышать. Вьюники… Они знакомы? Чёрт! – Твой отец не умеет держать слово, и у меня нет оснований думать, что его сын чем-то от него отличается.
– Мне нет никакого дела до того, что у вас там произошло с отцом тридцать лет назад. Да и неважно это уже. Вы, Николай Петрович, боретесь с ветряной мельницей, но я всегда получаю то, что хочу. Всегда! Медленно, мучительно, но эффективно и бесповоротно. Смиритесь…
Пока Вадим огрызался от отца, я не могла оторвать от него глаз. Этому проницательному смелому и наглому засранцу шло всё! Он был как кинозвезда на красной ковровой дорожке. Притягивал взгляды женщин, так сдержанно и деликатно игнорируя их. По-мужски красивое лицо было спокойно, а глубоко посаженные глаза светились необъяснимым восторгом, и лишь темные тени свидетельствовали об усталости.
Как умалишенная, следила за его губами, с видимым нажимом стискивающими тёмный фильтр сигареты, наслаждалась тем, как вздымается его грудь, впуская отраву в лёгкие, как тянется ткань, приоткрывая расстегнутый ворот рубашки… Боже! Леся… Каждое его движение отдавалось сладкой истомой, лишь подогревающей кровь.
– Добрый вечер, – Иван специально встал так, чтобы закрыть меня своей спиной, и я даже обрадовалась. Расслабилась, чуть пошатнулась, но меня подхватила мама. Она стиснула мой локоть и аккуратно подтолкнула к креслу, давая понять, что лучше сесть, потому что сейчас я уже ничем не помогу. Достаточно натворили… Из этой каши уж точно чистыми не выбраться ни отцу, ни Вадику.
Отец с Иваном стояли стеной, ограждая меня от Вадима, и лишь ласковое поглаживание холодных пальцев мамочки дарили мне успокоение.
– Привет, – безэмоционально ответил Вадим.
– Всё хорошо? Мне показалось, что вы спорите? – Иван дернул головой, чтобы посмотреть, где я. Мама резко склонилась к столу, оперлась на локти и стала весело хихикать, пользуясь тем, что нас скрывает высокая спинка стула. Смеялась… Вот только глаза у неё были острее того клинка, касания которого я до сих пор чувствую у горла.
– Вадим Дмитриевич рассказывал, как его семье удалось отжать все рестораны у Каратицкого. Забавная история, кстати…
Я была шокирована. Смотрела на напряженный профиль отца, не выражающий ни единой эмоции. Он дежурно улыбался, делал маленькие глотки из бокала и в целом выглядел поразительно спокойно. Не сказал? Не сдал дерзость Вадима? Но почему? Аааа… Он тоже боится? Его напугали слова Ивана? Поэтому он решил поставить свадьбу на паузу? Чёрт! Я не выдержала и поймала его ладонь, ощущая ответное пожатие поддержки.
– Вадим, как жаль, что вы торопитесь, – мама и без слов поняла всё, что здесь произошло. Сделала шаг в сторону Вадима, протянула ему руку и подарила одну из тех ослепительных улыбок, которой удостаивался не каждый. – Но я обещаю, что мы вновь посетим ваш шикарный ресторан. Спасибо за приглашение.
– Всего доброго, – Вадим встал и ушёл. Его тяжелые шаги ещё долго бились в сердце. Мой Вадюша…
Дальнейшее празднование было каким-то нелепым, неуместным. Мне хотелось спрятаться, уйти, убежать! Я то и дело ловила обеспокоенный взгляд отца и коварную улыбку матери. И лишь Иван был максимально спокоен. Он прекратил муссировать тему свадьбы, даже не давил своим присутствием, не нарушал границ, возможно, потому что мама усадила меня по правую руку от себя. Я прятался в ветвях пальмы, следила за неминуемым закатом, ласково щекочущим речную гладь золотыми лучами, и молилась. Молилась, чтобы все это закончилось. Внутри жгли пустота и жалость к самой себе…
Что только что произошло? Чем это грозит всем? И что, маму вашу, делать дальше?
Физическая близость к Вадиму показала, что врать я не смогу… Нет во мне сил, чтобы противостоять его кипучей энергии и своей тлеющей под сердцем тоске. И что, мне теперь вечно мучиться? Что сделать, чтобы это всё прекратилось? Уехать? Или выйти замуж за Ивана?
Бред…
Я не смогу.
– Лесь, ты уже носом клюёшь! – мама строго зацокала языком, обдувая раскрасневшееся от танцев лицо салфеткой. – Тиша, проводи свою сестру. Не умеет веселиться, пусть дома чахнет над своими конспектами. Эх, молодежь…
– Думаешь, заблудится? – брат, пропустивший всё самое интересное, откровенно посмеивался надо мной, кидаясь оливками, как мальчишка. – Пойдем, мелкая, в такси тебя посажу.
– Я сам отвезу. Так надежнее, – Иван встал так резко, что вздрогнул даже отец. – Зачем такси? Я не пил.
– Иван, сейчас подъедет Сидоренко, – отец тоже встал, подавая мне мою сумочку. – Ты же пообещал помочь с моим вопросом. Это самый удачный момент, так сказать, в непринужденной обстановке.
– Может, завтра?
– Он улетает, Вань. Ты же сам сказал!
– Ну, хорошо, – Иван не скрывал раздражения, бросил на кресло салфетку и протянул мне руку. – Я сам посажу тебя в такси, Олеся.
– Пока, мам, – чмокнула родителей и двинулась следом за Иванецким.
– Завтра вечером мероприятие, ты помнишь? Мы приглашены. Или ты от меня бегаешь? – Иван замер прямо у выхода. – Олеся, я что-то сделал не так? Так ты скажи! А то молчишь и душу травишь своим испуганным взглядом. Просто скажи, и я исправлюсь.
– Ты специально давишь на меня, да? – я рывками надевала куртку, стараясь не смотреть ему в глаза. – Все эти разговоры, нарочитая близость… Устроил этот дешевый спектакль с поцелуем, родителей испугал напором. Что это значит, Иван?
– Это значит, что ты моя невеста. И я имею право хотя бы на один поцелуй!
– Право? – я рассмеялась и, воспользовавшись тем, что Ивана окликнули, проскочила прямо под его рукой на улицу. – Мы что, в имущественной палате, что ли? Ты вечно оперируешь странными понятиями юридического толка. Право имеешь? Только я не объект сделки! А как же желание? Ты спросил об этом?
– Хорошо, – Иван вышел следом, схватил меня за локоть в метре от такси, что так удачно стояло у центрального входа. Его касание было неприятным, болезненным, но я стиснула зубы, только бы не показать своего страха. Хватит моего молчаливого согласия! Если и возьмёт замуж силой, то пусть в глаза смотрит, где кроме презрения и жалости к подобным мужчинам ничего никогда не вспыхнет. Кому-то требуется всего семь ночей, чтобы стать твоей жизнью, а кому-то и вечности недостаточно…
– Вот сейчас спрашиваю. Ты хочешь? Только хорошо подумай над ответом, моя глупенькая Олеся. Давай, я сразу расставлю все точки и развею твои романтические сомнения? Даже если ты откажешь мне сейчас, я найду способ… Ты будешь моей женой! Я поступлюсь своими принципами и сделаю ВСЁ, чтобы ты поняла, что другого выбора у тебя нет, и не будет! Если ты до сих пор грешишь детскими сказками про принцев, то спешу разочаровать, их не существует! Нет героев, готовых бросить все к ногам возлюбленной, это сказки, малышка Олеся. Есть жестокая реальность, где мужчина делает непростой выбор и роет дерьмо голыми руками, позабыв о чести и морали, только бы забрать то, что принадлежит ему. Тебе кажется, что это одно и то же? Возможно, вот только метод достижения разный… Грязный, подлый и неприятный. И чем сильнее ты сопротивляется, тем больше пыли поднимается в воздух. Ты ж на психолога учишься, должна знать термин «сопутствующие жертвы»? Так вот, только от тебя зависит, сколько людей поляжет…
– Вот опять! – внезапно закричала я и вырвала руку. – Ты опять давишь, диктуешь свои абсурдные правила и не оставляешь выбора. Что ты сделаешь? Украдешь? Или будешь шантажировать благополучием моей семьи? Тогда задумайся, Иван, в таких обстоятельствах женщина откроет тебе своё сердце? Или тебе все равно? Точно… Ты и на бездушный манекен согласен, только бы заполучить то, что тебе никогда не принадлежало. Но я не игрушка. И жизнь моя – не предмет торга.
Иван сжал губы, растерянно смотря поверх моей головы. Специально… Чтобы ничего не увидела. Но это и не нужно было. Всё так ясно стало и понятно. Я загнана в угол. Он не отступит…
– Нет, Иван… Так не получится, – выдохнула я и села на заднее сиденье такси. Поспешно назвала адрес и, дождавшись, когда авто тронется, зарыдала. Закрыла лицо ладонями, хороня в них жалостливое поскуливание и рвущееся разочарование. Почему жизнь так жестока? Почему нам всегда нужно делать выбор?
Моё встревоженное сердце болело. Взгляд застилали слёзы, и в какой-то момент я просто перестала сдерживаться. Рыдала в голос, не обращая внимания на водителя. Рухнула на сиденье и скулила… Царапала ногтями обивку кресла и рыдала.
Мой Вадюша… Он был так близко!
Хотелось к нему! В его объятия. Хотелось согреться в его поцелуях и найти покой в его бездонных серых глазах. Но реальность такова, что мы живём вопреки законам природы. Убиваем друг друга не от голода и потребности выживать, а в угоду отвратной сытости и богатства. Можем управлять чужими жизнями. Можем лишать возможности дышать, а потом с наигранной скорбью бросаем стылую землю в могилу своего врага.
Люди сами придумали эту войну, правила к которой с лёгкостью меняются из года в год в угоду тем, кто сильнее. Они лелеют только эго и сытое пузо, считая других мусором! И я одна из них. Как пивная жестяная банка, уже не единожды попавшая под чей-то сапог.
А как же любовь? Мы родились, чтобы жить в любви. Сначала в родительской, а потом мы находим новую любовь. Она другая… Обжигающая, смывающая все преграды, броню и страхи прошлого. Мы становимся мотыльками, которым не жаль своих крыльев, лишь бы познать единение с пламенем любви. И я нашла свой огонь. Чуть опалила крылья, потому что отведено было семь ночей на мою любовь.
И сейчас мне просто хочется сдохнуть…
Иванецкий не остановится. И Вадима ко мне не подпустит, а когда поймёт, что я всё вспомнила, то убьёт обоих! Потому что это правила их ебучей жизни! Властьимущие никогда не отвечают за свои поступки. Никогда… Он не сядет в тюрьму, и подельников своих не сдаст. Никогда.
Лежала на спине, пялясь в окна такси, медленно бегущего по ночным улицам города. Видела черное небо с яркими пятнами звезд, считала фонари, бесконечной лентой мелькающие за окном, и тихо рыдала.
Я – приемлемое условие для сделки. Вадим остается жить, я – существовать, а Иван не теряет свободу, которой недостоин!
Моя Лида… А как же её память? Как же наказание для тех животных, которых покрывает Иванецкий?
Я запуталась! Меня словно выбросило в лабиринт, из которого выходов много, но живой я выбраться смогу только в свадебном платье и не с тем, к кому рвётся сердце.
– Чёрт! – завывала я, кусая руку, чтобы хоть немного отключить воспаленный мозг. Боль обжигающей лавой струилась по телу, но эффекта не было. Меня била истерика. Мышцы сводило, нервы лопались истонченными канатами. Я буквально физически ощущала тоску по нему! И даже малейшая мысль, что сейчас я вновь переступлю порог пустой квартиры, где нет его, заживо погребала меня в истерике. Вадюша! Спаси меня…
– С вами всё хорошо? – вдруг выдал водитель, когда такси остановилось.
– Нет, но спасибо. Мы приехали? – стерла слёзы, поспешно надела куртку, смотря под ноги, только бы не увидеть в его взгляде жалость. Что он думает? Богатая сучка, ревущая из-за упущенных туфель из лимитированной коллекции? Конечно… Знала я этот взгляд. Вот только я бы сейчас отказалась от всего, лишь бы уткнуться лицом в горячую кожу, пахнущую пьяной смородиной.
– Да…
Я рванула ручку двери и застыла, потому что такси остановилось не у моей старенькой, но очень удобной и родной сталинки. Центральная малолюдная улица тонула в уютном мраке, лишь неоновая вывеска поблескивала названием «7 НОЧЕЙ»…