«Ишачок» сильно клюнул носом.
— «Муха», ты что делаешь?! — заорал Денис, рвя ручку на себя.
Бросил взгляд направо и понял, что все, амба. В плоскости были такие дыры, что самолет лететь дальше просто не мог, крыло почти отвалилось. Еще и внезапно задымил мотор, закашлял. Значит, и ему досталось.
— Прости, родная.
Он никогда этого не делал. Но раз приперло…
Попытался расстегнуть привязные ремни. Оба-на! А ни фига. Земля крутнулась еще раз. Да давай же! Он дернул снова, теперь уже изо всех сил. Сработало, замок открылся. И он вывалился из кабины неизвестно куда, почти сразу же потянув скобу парашюта.
Ну, были у него три обязательных прыжка, знал, что это такое — прощальный толчок инструктора в спину, восторг после открытия купола, долгое висение на стропах и довольно жесткое приземление на полусогнутые ноги.
Но в этот раз было совсем по-другому. Визг воздуха, резкий рывок и спустя буквально несколько секунд удар, треск веток, свой крик. И темнота…
— Эй, ты живой?
Так хорошо было лежать на мягкой траве, ни о чем не думая, просто наслаждаться покоем. Вот только этот голос… Как же он мешал…
— В себя приходи! Да быстрее, быстрее!
Он приоткрыл глаза. Чистое голубое небо, в котором он только что летал на своей верной «мухе». Что-то потом случилось плохое. Но вот что именно?
Перед глазами появилось лицо. Пока еще размытое, непонятное. Он постарался сфокусировать зрение. Ага, женщина, нет, скорее — девушка с пышными рыжими волосами. И глаза, кажется, голубые. Точно, так и есть.
Незнакомка дотронулась до его лица и опять поторопила:
— Давай, быстрее приходи в себя!
— Отстань… — только и смог он прошелестеть пересохшими губами.
— Дурак! — разозлилась она. — Тут скоро фалангисты будут!
Фалангисты? Черт побери, он в Испании! Тогда почему понимает ее? Он же испанского языка почти не знает?
— Ты кто?
— Олга! И хочу тебе помочь! Приходи в себя и вставай!
— Какая еще Олга? Нет такого имени…
— Хрен с тобой, имени нет, а я есть! И если мы сейчас отсюда не уберемся, не будет ни тебя, ни меня! Не говоря уже об именах!
О, это уже по-нашему! Так она на русском говорит, а не на испанском? Интересненько…
— Помоги подняться.
Девушка ухватила его за шиворот комбинезона, напряглась, потащила вверх. Он оперся сначала на одну руку, потом на другую, сел, согнул ноги в коленях. Так, с ногами ничего страшного, а он-то думал, что переломал их, так неудачно приземлившись. Похоже, попал прямо на дерево, раскидистый такой дуб. Вон и парашют в ветках застрял. Удачно, выходит, приземлился. Высота была мизерной, купол только успел раскрыться. А он, значит, просвистел сквозь ветки и на последнем метре брякнулся о землю. Вот почему сознание и потерял.
Теперь надо встать, попробовать, не повредил ли позвоночник…
— Помогай!
Она тянула его за руки, а он поднатужился и… встал! Постоял, немного качаясь, потом утвердился на ногах, подвигал корпусом. Тело немного гудело, но это скоро пройдет.
— Нужно сдернуть парашют.
Вдвоем они вцепились в привязную систему и стропы, подергали, подергали — и получилось! Купол съехал вниз, застыл горкой белого шелка.
— Сматываем!
Кое-как скомкали все это хозяйство в компактный тючок.
Денис посмотрел на Олгу.
— И что теперь?
Она тревожно оглядывалась по сторонам, к чему-то прислушиваясь.
— А теперь побежали! У меня есть мотор. Успеем добраться — нас не поймают!
Ха, бежать! Тут еле ноги переставляешь, они все время подломиться норовят. Но кое-как, ковыляя, он следовал за девушкой, шустро спускавшейся с холма.
Ничего так у нее была машинка. Длинная открытая «Испано-Сюиза» черного цвета. На такой впору генералам ездить. Не советским, разумеется.
Олга уже прыгнула за руль. Мотор, похоже, не выключала.
— Давай-давай! — торопила она.
И он старался, как мог. Получалось плоховато, но все же удалось сбросить парашют на заднее сиденье, а самому с кряхтением и стонами уместиться на переднем, рядом с девушкой. Странная Олга тут же рванула с места, одновременно выкручивая руль. Автомобиль развернулся и запылил по дороге все быстрее и быстрее.
Девушка откинула с лица густую рыжую прядь, закрывшую ей глаза, посмотрела на спасенного летчика, улыбнулась и сказала уже спокойным тоном:
— Ну, теперь точно не найдут.
— Уверена? — скептически поджал губы пилот.
— Процентов на восемьдесят. До поместья тут пять километров. Ну, придут проверять, даже обыск могут сделать. Но мы тебя так упрячем, что ни одна собака не найдет.
— Мы?
— Мой отец и я. Тебя как зовут-то, сбитый?
Он хотел обидеться на «сбитого», но потом подумал, что она права, его действительно сбили, и просто представился боевым псевдонимом:
— Мануэль.
— Да иди ты! — удивилась девушка. У нее даже руки дрогнули, и машина слегка вильнула. — Ты что, испанец? А почему по-русски так здорово чешешь?
Ну что ей было ответить? Что в целях конспирации всем советским добровольцам присваивались испанские имена? Хотя все и так знали, что это — военные из Советского Союза.
И он просто промолчал.
В голосе Олги звучало разочарование:
— А я-то думала, соотечественника спасаю.
— И какая разница? — поинтересовался Мануэль-Денис.
— В сущности, почти никакой. Но спасти советского было бы гораздо романтичнее. И папеньке бы очередной раз фитиля вставила.
— Это каким же образом?
— Не любит он все советское. Ненависти нет, но относится очень скептически.
— И с какой же радости? — заинтересовался советский пилот. Очень ему такое «папенькино» отношение не понравилось.
— Да имение наше все вспоминает под Рязанью. Насколько я помню — богатое было имение. Я маленькая еще была, когда бежать пришлось. И Россию ему жалко.
— Так он, выходит, из «белых»? — с неприязнью спросил Денис.
— Не-ет, папенька не воевал! — рассмеялась Олга. — Просто почувствовал, куда все катится, махнул рукой, перевел капиталы за границу, собрал семью, пожитки и уехал. Как раз перед началом войны.
— Гражданской?
— Почему? Мировой. Сначала во Францию, а потом сюда перебрался. Но, видишь, теперь и тут покоя нет. Честно говоря, фалангисты не очень достают. Правда, иногда наезжают, какие-то предложения делают.
— Соглашается?
— Ни в какую! Заявил, что он к политике никакого отношения иметь не хочет. Есть виноградники, есть оливы — ему этого хватит. Пока удавалось отбиваться…
Все равно Денису активно не нравился Олгин папенька. Ишь, барин! Хорошо устроился… Вокруг война, мировая революция на носу, а он сидит в своем поместье и в ус не дует. Где-то Денис слышал фразу: «Если ты не интересуешься политикой, то она вскоре заинтересуется тобой». Ее и выдал девушке.
Та беспечно рассмеялась.
— Полная ерунда! Мы живем, никого не трогая, и нас никто не тронет! Кому нужен престарелый граф и его баламутистая дочь?
— Так ты, выходит, графиня? — подивился Денис.
— Выходит, так, — легко согласилась она. — Что из этого? — И неожиданно спросила: — Так как тебя в действительности зовут, Мануэль? Нос у тебя не очень на испанский похож.
— Нос, как нос, — пробурчал пилот. — Ну, Денисом кличут. — И ехидно добавил: — И что из этого?
— Ничего. Красивое имя, благородное. Так героя Отечественной войны звали. Денис Давыдов. Слышал о таком?
— Читал, — буркнул разоблаченный Мануэль. — Он еще партизаном был.
— Так вот папенька его дальний потомок. Ему понравится, что я русского Дениса спасла.
— Очень мне нужно твоему папеньке нравиться, — ядовитым тоном сказал Денис.
— Зря ты так, — вздохнула Олга. — Познакомишься — увидишь, что он милейший человек.
— Ладно, познакомимся, — согласился пилот. — Все равно пока деваться некуда. Но долго я у вас не задержусь! Мне к своим надо…
— Это уж как получится, — не стала спорить девушка. — Но мы что-нибудь придумаем, как тебя переправить. Что у тебя с испанским?
— Плоховато, — сознался Денис. — Я совсем недавно прибыл. И бой этот у меня был только пятым.
— Сбил кого-нибудь?
— Один «юнкерс».
— А твой самолет как назывался?
— «И-16», «ишачок». По-вашему — «моска».
— Значит, или «буррито», или «муха», — перевела она.
— Нет, «ишачком» только мы называли. Ваши — «моска». А «И-15» — «чато», «курносый».
— И кто тебя подбил?
Денис задумался. Все произошло слишком быстро. Потерял своего ведущего, второго ведомого, лопух, немного растерялся, а потом… Мелькнула тень, самолет затрясло от попаданий, а дальше — прыжок, удар и земля.
— По-моему, «Хейнкель», но я не успел рассмотреть.
— Значит, немец, — авторитетно заявила Олга.
— Вероятнее всего, — согласился Денис.
Они тем временем въехали на холм, и она показала вперед:
— Вот и наша финка.
— Не понял, при чем тут нож?
— Да не нож, дурачок! — рассмеялась она. — «Финка» по-испански — поместье. Наше называется «Рязан».
— Послушай, что вы все выкидываете мягкий знак из слов? Ты ведь тоже не Олга, а нормальная Ольга. И поместье это ваше наверняка называется просто Рязань…
— Ну, тут за границей так принято. Вон, водочный производитель из Смирнова превратился в «Smirnoff». Не знаю, почему так происходит. Но ты действительно можешь называть меня Ольгой.
— Или Олей, — добавил он, разглядывая ее вьющиеся на ветру рыжие волосы.
— Меня так мама называла, — погрустнела девушка. — А еще Олюшкой.
— Что с ней случилось?
— Умерла. Уже здесь, — коротко ответила рыжеволосая спасительница. — И не будем об этом…
Ему только и оставалось сказать:
— Прости.
Автомобиль спустился с холма, въехал на обширную, посыпанную ярким желтым песком площадку перед домом. Но останавливаться не стал. Ольга завела его в распахнутые ворота гаража, где стояла еще одна машина, заглушила двигатель, выскочила из-за руля и закрыла створки ворот.
— Вот теперь мы точно в безопасности! — объявила она. — Выходи. — И добавила: — Извини, что не к парадному подъезду доставила. Но так меньше посторонних глаз будет. У нас обслуга небольшая, только пара испанцев есть. Вдруг проболтаются.
— Ничего, мы не гордые, — прокряхтел Денис, выбираясь из машины. — Парашют бы спрятать понадежнее…
— И переодеться тебе не мешает. Комбинезон — не тот наряд, в котором по поместью разгуливают.
— Да я и не собираюсь разгуливать! — возмутился пилот. — Пару дней отлежусь и к своим рвану!
— Насчет пары дней — это ты погорячился, — резонно заявила девушка. — Судя по тому, как ты брякнулся, — а я это видела собственными глазами — ушибы у тебя должны быть довольно серьезными. Без осмотра доктором тебе сейчас нужно лежать и кашку кушать.
Говоря это, она вытащила с заднего сиденья тючок парашюта, отнесла его к задней стенке гаража и засунула в какой-то ящик, сверху привалив рваными тряпками, служащими, видимо, для протирки автомобилей.
— Какая там кашка? — брюзгливо сказал Денис. — Я в отличной форме!
— Ну, да, — ухмыльнулась Ольга. — Поэтому и кряхтишь, как старый дед, при каждом движении.
Он действительно чувствовал себя не на пятерку. И голова что-то кружилась. Как бы в обморок не грянуться прямо на глазах этой рыжеволосой.
Девушка поняла это, видимо, по перекосившемуся лицу русского и, заботливо подхватив под руку, повела в дом через находившуюся тут же дверь. А что, удобно, можно не выходя под дождь сразу сесть в машину.
Проведя Дениса узким и недлинным коридором, Ольга ввела его сначала в кухню. Тут имелись несколько столов, две плиты и уйма сковородок, кастрюль, прочих кухонных причиндалов.
— Повара нет, сегодня воскресенье, он дома, — объяснила девушка безлюдье этого помещения. — Пойдем, пойдем, папенька слышал, как я приехала, сейчас обязательно поинтересуется, где меня носило.
— Что, часто носит? — поинтересовался Денис просто так, без всякого второго смысла.
Ольга поняла правильно.
— Я иногда езжу по окрестностям, воздухом дышу. Но в города без сопровождения папеньки никогда не заезжаю. Чтобы на какого-нибудь дурака не напороться. Испанцы — народ непредсказуемый и до женского пола охочий. Как начнет идальго полунищий приставать да комплименты говорить — не отвяжешься… Пистолетом приходится грозить!
— Никого не застрелила?
— Бог миловал… Разбирайся потом с его родней!
— Забавные тут у вас нравы, — не удержавшись, пробормотал пилот.
— A-а, ерунда, — отмахнулась Ольга. — Я ведь их понимаю. Это Кармен, наверное, красивая была. А в большинстве своем испанские девушки страхолюдины. Даром что смуглые.
— Какая еще Кармен? — заинтересовался Денис.
Девушка посмотрела на него почти испуганно.
— Ты что, Мериме не читал? И опера такая есть. Бизе.
— Не до опер мне было… — сердито сказал парень, чувствуя, что краснеет. — Я летать учился!
— Не переживай, — постаралась утешить его Ольга. — У нас в библиотеке есть на русском языке, дам почитать.
— У вас и библиотека своя? — удивился Денис.
Хотя чему тут удивляться? Он как-то раз был дома у Лешки Игнатова, приятеля по летному училищу. Так в кабинете его отца, университетского профессора, все стены были заставлены шкафами с книгами. Все больше старыми, с тисненными золотом корешками.
— У нас много чего! — рассмеялась рыжая. — Библиотеку папенька еще из России вывез. Ни за что не хотел оставлять.
«И правильно сделал, — первый раз в положительном смысле подумал о “папеньке” Денис. — В Гражданскую эту библиотеку точно бы в печку пустили. Очень холодно было».
— Ну, пойдем! — снова заторопила Ольга. — Не терпится тобой перед папенькой похвастаться…
И потащила его за руку вглубь дома. Он не сопротивлялся, только думал, что похож на барана, которого ведут на бойню. Но тут же и смутился своей мысли. Какой баран, какая бойня? Попал в приличный дом и придумывает себе страхи… Подумаешь, графиня! Видели мы эти графьев…
На самом деле, живых графов Денис, конечно же, не видел. Только на картинках в затрепанной книжке «Три мушкетера», попавшей к нему случайно. Вот там Атос действительно был графом. Как его… а, де ла Фер! Симпатично выглядел, в плаще и при шпаге.
Нет, конечно, есть еще «красный граф» писатель Алексей Толстой. Но и его видеть не приходилось…
Попав, наконец, в жилые комнаты, он понял, что Ольга действительно была права насчет несоответствия его одеяния. Ну не смотрелись комбинезон, шлемофон и тяжелые ботинки в окружении старинной мебели, да еще и на паркетном полу. И люстра какая-то со стеклянными (или хрустальными?) висюльками на потолке.
Но оценивать сей факт, а также рассматривать интерьеры времени уже у него не было. Потому что навстречу спешил довольно бодрый дедуля в байковой куртке, расшитой какими-то вензелями и брюках с острыми стрелками. Довершали композицию лаковые туфли, блестевшие, как сапоги у какого-нибудь маршала. Маршалов, впрочем, как и графов, Денису видеть еще не приходилось. Так, просто сравнение.
— Олга, дитя мое! Где тебя опять черти носили? Сколько раз повторять: за пределами финки сейчас очень опасно. Ведь война идет! И кто этот молодой человек?
Говорил граф по-русски очень чисто и правильно, одновременно пытливо вглядываясь в пилота. Подошел ближе, обнял дочь, чмокнул ее в щечку.
— Папенька! — торжественным тоном сказала Ольга. — Позволь тебе представить советского авиатора Дениса! Фамилию еще не знаю. Я его от фалангистов спасла!
Граф в волнении прижал ладонь ко лбу.
— Господи, какой авиатор, какие фалангисты?
Ольга ласково обняла его за плечи, мягко, но настойчиво повела к креслу, стоявшему у стены.
— Присядь, успокойся, сейчас все расскажу в подробностях. Вина тебе подать?
Хозяин дома на секунду задумался.
— Пожалуй… Стаканчик тинто.
— Сию минуту!
Девушка открыла какую-то дверцу в стенном шкафу и достала оттуда темную бутылку без этикетки. Денис заметил, что, когда дверца открылась, внутри довольно объемистой ниши зажегся электрический свет. И было видно, что вся эта ниша заполнена разнообразными бутылками и бокалами.
Ольга взяла два бокала, обернулась к пилоту.
— Красное будешь? Или тебе белого?
Денис замотал головой.
— Никакого, что ты!
Она пожала плечами.
— Как знаешь. А я тоже выпью за компанию с папенькой.
Вот это Денису вовсе не понравилось. Пьющая девушка — ну куда это годится? Нет, он совсем не был ханжой, но пить вот так, без закуски?
Ольга белыми ровными зубами выдернула пробку, ловко плеснула в оба бокала, один вручила отцу, из другого с удовольствием отпила сама.
— Зря отказываешься, вино хорошее, с наших виноградников.
У, буржуи… И вино-то у них свое!
Не ожидая приглашения, подвинул еще одно кресло и нахально уселся в него. В ногах ведь правды нет.
— Ох, извини! — сконфузилась девушка. — Не предложила тебе сесть. Невежливо как!
«Ничего, мы, советские, привычные», — хотел сказать он, но все же промолчал.
Граф пригубил свой бокал, покатал вино во рту, проглотил.
— Все-таки какой-то привкус есть, — озабоченно сказал дочери. — Так я слушаю…
— Поехала я, папенька, сегодня немного покататься, — начала она свое повествование. — Заодно и на оливковую плантацию заглянуть. Вдруг, вижу в воздухе аэроплан. Другой мелькнул, протарахтел и улетел. А этот задымился и стал медленно падать. Из него человек вывалился, парашют раскрыл. Но невысоко над землей. И попали они прямиком в старый дуб на холме. Ну, ты помнишь.
Граф кивнул, не прерывая ее рассказа.
— Я автомобиль выключать не стала, выскочила и — бегом на холм! Думаю, вдруг авиатор жив остался и ему помощь требуется?
Вот тут граф неодобрительно сморщился.
— Ты совсем не думаешь о последствиях! — Вздохнул: — Впрочем, как и всегда…
— Полно, папенька! — беспечно отмахнулась девица. — У меня ведь с собой револьвер был.
«Вот как? — удивился про себя пилот. — А я и не заметил!»
— Взбежала наверх — а там он лежит!
Она картинным жестом указала на Дениса. Тот непроизвольно поежился.
— И представляешь — совсем без чувств! Я думала — насмерть разбился. Подула на него, по щекам пошлепала — нет, глаза открыл. А потом и вовсе встал. Вдвоем стащили с дерева его парашют и укатили. Вот и все приключение!
— Н-да… — опять вздохнул граф. — Умеешь ты найти себе авентуру[1]… Ну-с, молодой человек, позвольте представиться!
Он привстал в кресле, склонил голову:
— Граф Рязанцев Александр Петрович. Кавалер нескольких орденов, а ныне — мирный помещик и владелец финки «Рязан».
Денис тоже изобразил наклон головы, но вставать не стал — не приучен перед аристократией, хоть и бывшей, расшаркиваться.
— Лейтенант Денис Вершинин, Красная Армия.
— И что же делает Красная Армия в сей отдаленной стране, позвольте полюбопытствовать?
— Помогает испанским трудящимся в их борьбе с международным фашизмом, — просто и незатейливо ответил пилот.
— Так уж и международным? — усомнился Рязанцев.
— А, думаете, кто меня сегодня сбил?
— И кто же?
— Немец, фашист! Он-то что в Испании делает?
— И вы не дали ему достойного отпора?
Денис скорбно покивал.
— Вы правы, не дал. Не заметил его, гада, прошляпил!
— Прискорбно, весьма прискорбно… — сочувственно покивал граф.
— Куда уж прискорбней! — поддакнул пилот.
— Каковы ваши дальнейшие планы?
— Пробраться к своим и снова драться! — отрезал советский пилот.
— Похвально. Но это не так легко выполнить, я думаю, — опять усомнился Рязанцев. — Линия фронта довольно далеко отсюда, да и сам переход ее сопряжен с немалыми трудностями.
— Ничего, как-нибудь, — храбро заявил Денис.
— Этот русский «авось»! — хмыкнул граф. — Нет, уж, молодой человек, тут необходим строгий расчет и помощь многих людей… Но, — продолжил он, вставая, — детали можно обсудить и за обедом. Надеюсь, вы не откажетесь составить нам с Олгой компанию?
— Не откажусь, — согласился Денис. Есть ему и правда, хотелось, чего комедию ломать? Мол, с вашего стола советскому человеку и крошки не надо! Гордо, конечно, но и глупо. Хорошие люди (а что они хорошие, Денис теперь почти не сомневался) от чистого сердца предлагают подкрепить силы. И при чем тут гордость?
— Олга, прикажи накрывать, — велел граф. — А мы пока с Денисом… простите, как вас по батюшке?
— Игоревич.
— С Денисом Игоревичем еще побеседуем, а заодно и покурим. Вы ведь курите?
— К сожалению, да.
— Почему же к сожалению?
— Доктора говорят — очень вредная привычка. Я ведь спортсмен.
— Оставьте! Для докторов любая привычка — вред… А у меня отличные сигары. Вы ведь любите сигары?
Сигар Денису курить не приходилось. Но не сознаваться же в этом перед отцом Ольги? И он согласно кивнул.
— Вот и отлично! — обрадовался Рязанцев. — Пройдемте в патио, там удобно. И лишних глаз не будет.
Загадочный «патио» оказался уютным двориком со скамеечками, тенистыми деревьями неизвестной Денису породы и маленьким фонтанчиком посередине. Действительно, удобно побеседовать и покурить в тишине и покое.
— Угощайтесь, — протянул гостеприимный хозяин деревянный ящичек.
Денис сигару выбрал, но хитроумно решил посмотреть, как граф будет ее раскуривать. И вслед за ним проделал те же манипуляции. Затянулся сладковатым дымом и… не смог раскрыть рта! Иначе раскашлялся бы отчаянно.
Рязанцев сделал большие глаза:
— Вы затягиваетесь сигарами, мой друг? Позволите так вас называть, без церемоний?
Покрасневший от сдерживаемого кашля, пилот только кивнул.
— Ну что вы, зачем же так? Достаточное количество дыма и так попадет в легкие. Сигарами ни в коем случае не надо затягиваться!
Денис, наконец, проглотил дым и смог ответить сиплым голосом:
— Отвык на войне. Мы все больше папиросы или трофейные сигареты…
— Немецкие? Полная дрянь, я как-то пробовал. А вот русских папирос здесь не достать. До сих пор иногда снится, что я «Дюбек» курю.
— Он и сейчас продается, — сказал Денис, осторожно набирая в рот сигарного дыма.
Лицо графа вдруг неуловимо изменилось. Какая-то тень тоски появилась во взгляде, стали виднее морщины на лбу.
— Не будем об этом… — попросил он, и пилот понял, что Рязанцеву больно вспоминать об оставленной родине. Хотя и давно он ее покинул. «Ностальгия» — вот как это называется. Он слышал, что многие эмигранты этим заболеванием страдают. И искренне не понимал, почему все же не возвращаются в страну. Если, как вот в этом случае, ничем революции и народу не навредил, то отчего не приехать? Конечно, там не будет такого роскошного дома, и работать, наверное, придется. Но зато — на родине!
Однако ни о чем этом говорить он не стал. Раз граф сам разговора не заводит и даже просит о родной стране не упоминать, значит, имеет на то свои резоны.
— А кто ваши родители? — вдруг спросил Рязанцев.
— Я их не помню, — сознался Денис. — Вырос в детском доме. Только фамилия и отчество остались. Настоящие. А то у нас многим придумывали.
Александр Петрович на несколько секунд задумался. Потом сказал неуверенно:
— Помнится, знавал я одного Вершинина. И, кажется, его звали Игорем… Игорем Викторовичем. Но тот был полковником, кавалеристом. Так что, скорее всего, это просто совпадение.
— Мне тоже так кажется, — с облегчением выдохнул Денис, напрягшийся было при первых словах графа. Отец — полковник царской армии! Еще чего не хватало! Не может быть у советского военлета родителей буржуев. Ну, никак не может!
— Хотя… — Рязанцев впился взглядом в лицо пилота. — Да нет, показалось!
— Что показалось? — опять похолодел Денис.
— Какое-то сходство, черты едва уловимые. Нет, все равно ерунда! Да и давно это было, еще до Великой войны. Я ведь тогда помоложе был, легкомысленнее. Всякое случалось. И приключения разнообразные были. Хорошо, вовремя опомнился, взялся за ум. В политику совершенно не хотелось, для военной службы поздновато. Но чувствовалось в воздухе что-то назревающее, что-то очень нехорошее. Так, кстати, потом и случилось, как вы, должно быть, помните.
— Нет, — помотал головой Денис. — И не могу я этого помнить. Мне ведь всего двадцать пять лет. Я хоть и родился до войны и революции, совершенно их не помню. Осознавать себя начал только в детском доме.
— Дальше как жили, Денис Игоревич?
— Обыкновенно, как все. Ремесленное училище, завод, ОСОАВИАХИМ, потом летная школа.
— И сюда каким образом попали?
— Объявили набор добровольцев. Почему-то я один прошел. Остальные здесь — более опытные товарищи, у них учился мастерству.
И спохватился! Ведь он сейчас военную тайну выбалтывает! И кому? Какому-то графу царских времен, которого знает от силы полчаса. Пусть и милейшему человеку, судя по всему, но все же буржую! Надо как-то выкручиваться…
— Что мы все обо мне да обо мне, Александр Петрович? У вас ведь жизнь куда интереснее! Как вы тут живете, как Ольга?
— Вы назвали мою дочь Ольгой, я правильно понял?
— Ну, да! Ведь нет же такого имени — Олга! Зачем язык ломать?
— Да вот, видите, — вздохнул граф. — В чужой монастырь, как известно, со своим уставом не лезут. Местные так ее и кличут, без мягкого знака. Ну, и мы привыкли. Меня, вон, тоже Алехандро обзывают. Не спорить же с ними?
— Ну, это вам решать. Я бы никогда не позволил мое имя коверкать!
Хозяин поместья усмехнулся невесело.
— Да и трудненько его было бы извратить. Разве что на Дионисио какого-нибудь. Кстати, славное имя! Был такой герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов.
— У нас его помнят, — заметил пилот.
— Так вот, по секрету, я — его отдаленный потомок.
— Я в курсе, — невозмутимо кивнул Денис.
— Дочка проболталась? Вот же егоза!
Они посмеялись вместе. Потом граф погрустнел.
— Только вот не осталось во мне лихости предка. Честно сказать, струсил, когда понял, что большая война надвигается. Вот и уехал вместе с семьей за рубеж. Вы, наверное, знаете уже — сначала во Франции обретались, потом и там заварушка началась. Сюда перебрались. Хотели было в Южную Америку уехать. Но там постоянно неспокойно, то и дело революции да военные перевороты случаются. А здесь, несмотря на войну эту гражданскую, все же потише. И когда все закончится — неизвестно. Вот, фалангисты время от времени пристают: «Как настоящий патриот вы должны помогать нашей стране! Или вы скрытый коммунист?» — передразнил он кого-то. — А какой из меня патриот Испании или коммунист? Смех один… Пока удается отбрехиваться. Но вот что дальше будет? Франко ведь ощутимо побеждает.
— Ну уж нет! — возмутился Денис. — Никогда ему не победить! Да весь мир на защиту республики поднялся.
— Вы говорите об интербригадах? Но ведь их так мало! А Франко помогают целые государства: Германия, Италия. Нет, как это ни прискорбно, но в конце концов он одолеет.
Денис всерьез рассердился. Даже сигару отложил в пепельницу на маленьком столике.
— В войне, современной войне, не оружие главное, а энтузиазм бойцов. Поверьте, я их видел вот как вас, и энтузиазма у них хватает!
Спор только начал разгораться и неизвестно до чего бы дело дошло, но тут появилась Ольга и позвала спорщиков к столу. Александр Петрович оставался внешне спокойным, а вот Денис обидчиво сопел и мысленно прокручивал доводы в защиту республиканцев. Но девушка, уловив возникшие противоречия отца и гостя, решительно заявила, что за обедом никаких разговоров о политике не допустит. Пришлось смириться.
Стол был накрыт, по мнению Дениса, «по-царски». То есть присутствовали столовые приборы, огромная супница, еще какие-то блюда, накрытые блестящими металлическими колпаками, графины с белым и красным вином, бокалы и рюмки.
— Раз уж ты вина не пьешь, — сказала Ольга, — то, может быть, водочки?
Дениса передернуло. Он единственный раз в жизни пробовал водку, но тогда не рассчитал своих сил, и потом ему было очень и очень плохо.
А сейчас в душе взыграло какое-то неведомое чувство. То ли гордыни, что, как известно, считается большим грехом, то ли любопытства. И он решительно махнул рукой:
— Наливай!
Рязанцев присоединился:
— Тогда и я выпью.
— Папенька! — укоризненно сказала дочь.
— Не каждый день у нас за столом бывает советский человек. Чем тебе не повод?
А Денису объяснил, немного конфузясь:
— Боится, что я в запой могу уйти. Случалось со мной такое, чего греха таить. Особенно когда Вареньки не стало…
И опять погрустнел. Видимо, очень любил свою жену.
Напряжение опять разрядила Ольга:
— Руки кто будет мыть, неряхи?
Мужчины послушно вскочили.
— Я провожу, — предложил граф.
— И обязательно с мылом! — донеслось им в спину.
Наконец, усевшись за стол, они подняли рюмки.
— За победу добра! — провозгласил тост Рязанцев.
— За нашу победу! — добавил Денис.
Граф с сомнением покосился на него, но все же выпил. Пилот лихо опрокинул рюмку, посмотрел на стол безумными глазами и схватил первое, что попалось под руку, с хрустом впился в это зубами. Водка оказалась очень крепкой. Хотя и с некоторым привкусом самогона. Самогон Денис тоже как-то пробовал и ему не понравилось — слишком уж вонючий и мутный это напиток. Графский же был прозрачен и, в общем-то, приемлем.
— Тройной очистки! — похвастал Александр Петрович.
— Что, сами гоните? — подивился Денис.
— Не гоню, а произвожу, — поправил его граф. — В небольших количествах и не на продажу, а для личного употребления и в медицинских целях.
Денис понятливо кивнул и взялся за ложку. «Графская» водка растекалась по желудку приятным теплом, и аппетит вдруг стал совершенно зверским. Тарелка овощного супа, очутившаяся перед ним, опустела за минуту. Но во время еды пилот старался не чавкать и не хлюпать. Кое-какие приличные манеры у него все же были. И от добавки отказался, помня о тех же приличиях.
Вообще что-то он неважно себя чувствовал. Ломота в теле, легкое головокружение. Может быть, водка так подействовала?
Внезапно все поплыло перед глазами, и пилот начал мягко валится со стула. Ольга испуганно вскрикнула, Александр Петрович вскочил, пытаясь подхватить его. Последней мыслью было: «Неужели отравили, гады?» А потом сомкнулась тьма…