Хаджар терпеливо сидел в простой, деревянной повозке. Спиной к дороге, он смотрел на то, как перед ним степи приграничья Ласкана постепенно сменяются гористой, неровной поверхностью земель Дарнаса.
— А ты откуда бишь-то будешь? — спросил старик.
В широкой, соломенной шляпе, он сидел на козлах старой, плохонькой повозки. Запряженная худой клячей, она катилась по ухабам и колдобинам природной дороги.
Не мощеной камнем или выложенной гранитными плитами, а протоптанной и проезженной сотнями и тысячи крестьян.
— Из Лидуса, — ответил Хаджар.
Он крутил в руках цепочку Эона Мракса. Она действительно оказалась пространственным артефактом, внутри которого он обнаружил несколько сотен имперских монет и около десятка разнообразных зелий.
Иными словами — простой походный комплект. Что, в принципе, весьма логично — вряд ли орденовец носил бы с собой все свои сокровища, нажитые за сотни лет.
— Лидус… Лидус… не-а, никоись не слыхивал о таким местецке, — старик говорил со странным акцентом и постоянно посмеивался. — А форту Даригноскую зачем-то едец-то?
Хаджар улыбнулся. Он уже и забыл, что значит вот так вот — просто разговаривать со встреченным по дороге попутчиком. Более того, он вообще забыл, что значит разговаривать со смертным.
А именно им — простым смертным, и оказался старик. Он, застрявший где-то на третьем уровне Телесных Узлов, был типичным представителем населения Империи.
Примерно девяносто процентов Дарнаса и Ласкана мало чем отличались от этого селянина. О чем, живя в столицах и путешествую по опасным землям, населенным истинными адептами, легко было забыть.
— По заданию, — честно ответил Хаджар. Он не видел никакого смысла врать своему благодетелю, решившему подвезти путника.
— Зада-а-а-анию, — протянул старик. — Звучит-то строго хак-то. Из военных пришлый?
Почему-то простой вопрос поставил Хаджара в тупик.
— Из военных зачит-цо, — сам же на свой вопрос ответил селянин. Он стеганул поводьями кобылу и та, презрительно фыркнув, пошла не быстрее, а, будто на зло — медленнее. — Тупая кляча! Жратвы не получишь!
Лошадь, испуганно заржав, прибавила ходу.
Хаджар засмеялся.
На ходу, наклонившись с телеги, груженой различными овощами, он сорвал придорожную травинку и положил её в рот.
Горькая.
— Почему ты так решил, дед? — спросил Хаджар.
— По взгляду, значит-цо, и решил.
— Так ты ж моих глаз не видишь, — засмеялся Хаджар.
— А их приметил сразу, как на дороге тебя увидел. Идешь ты такой и взглядом военным-то дорогу буравишь. Вот и решил подобрать, подсобить. А то не гоже государеву человеку в дырявых сапогах по дорогам бродькать.
Хаджар посмотрел на свои ноги. Сапоги, которые они с Эйненом купили себе по приезду в Даанатан, действительно уже давно прохудились.
И, сколько бы их не хвалил продавец, мол — “сделаны из шкуры Меченосца, прочнейшего из змеев”, а приключенческой жизни не выдержали.
Теперь вот Хаджар мог высунуть из носков пальцы и поиграться ими на ветру. Но он не жаловался. У него, на данный момент, было достаточно денег, чтобы купить себе хоть десять пар таких, но… Он мог найти для средств куда более полезное применение.
Даже не одно.
А то, в каком он наряде и в каких сапогах ходил, его мало волновало.
— У меня ведь и сынок и внучок и правнучок, все, как один, в служивые подались. За силой, славой и бугатством.
— Вернулся кто-нибудь?
— Неа, — дед поправил соломенную шляпу и снова пришпорил клячу. — ни один-то в отчий дом и не вернулся. Ну, то бишь — так, чтобы навсегда. Чтобы осесть. Землю там делать, или скот гонять. Не, им бы саблю, да сечю пожарче. Ну и бабу по-пышнее.
Дед хмыкнул, в чем Хаджар его тут же поддержал.
— Привозили сынков своих нам к бабке, да уезжали, а потом уж и не воротялись. Так вот и уживем. С землей, да с сиротками.
Хаджар посмотрел на поля. Вспаханные, засеянные, они колосились таким богатым урожаем, что даже удивительно. Хотя, если подумать, что имено служило им богатым удобрением, то все удивление сходило на нет.
— Тяжело, наверное?
— Да чо-уж там тяжеловхого-то, — отмахнулся старик. — привычные мы, людишки, уже-то. Вас, только, бестолочей, жаль.
— Почему?
— А живете, вы, неправильно, — сельчанин, отпустив поводья, скинул тряпку с кувшина. Откупорив его, он сперва протянул назад — Хадажру, а когда тот отказался, то пожав плечами, сделал два больших глотка. Кажется, это было молоко. — Все смертушки своей ищите, вместо того, чтобы солнцу да ветру радоваться. Все ведь есть. Землица — есть. Дождик — справно капает. Можно жить и не тужить. В поле трудиться, потом обливать, а потом на всходы смотреть.
Хаджар еще раз посмотрел на цепочку Эона Мракса.
— А если люди злые придут?
— Во-о-о-от, — вздернул палец старик. — потому и помогаю тебе, внучок. Только такие как ты, нас от злыдней всяких и берегут. Потому и помощь тебе мне в радость. Вдруг именно ты костьми ляжешь, а поле мое сбережешь.
Хаджар опять улыбнулся. Эта простая логика ему, почему-то, нравилась.
— Тпру, старая. Тпру, кляча глупая. Создание, мозгов бугами валишеная!
Несколькими фразами и натягиванием поводий, старик все же смог остановить лошадь. То, замерев посреди развилки, принялась щипать траву, растущую в колее.
— Ну все, молодчик, спускайся, дальше не повезу. Мне на рынок, в поселок надо, а на таком солнцепеке весь продукт испортиться-то.
Хаджар кивнул и спрыгнул с телеги. Правда, перед тем как сделать это, он оставил среди овощей туго набитый кожаный кошель. В нем лежало сто имперских монет.
На такую сумму, старик мог купить себе табун лошадей и двадцать новых, отличных повозок. Хотя, что-то подсказывало Хаджару, что вместо этого он эти деньги раздаст.
Раздаст всем остальным селянам, которым тоже что-то требуется. В деревнях смертных выживали только так — взаимо-выручкой и помощью. И, видят Вечерние Звезды, именно этого качества порой так не хватало в мире боевых искусств.
— Спасибо, дед, — поблагодарил Хаджар.
По привычке, выработанной после общения со Степным Клыком, он сперва коснулся сердца, затем лба, а затем неба. В ответ на это старик, как-то неопределенно засмеявшись, снял с голову соломенную шляпу.
— Вот, держи, молодой, — протянул он её Хаджару. — на таком солнцепеке можно и головушку повредить. А, оли так, кто втугда супостатов бить будет? Я вот — не буду. Кости у меня уже не такие крепкие, а глаза подслеповаты. Да и жалко мне их.
— Супостатов?
— Их самых, — кивнул старик. — глупые вони. Все лезут, да лезут. А толку-то? Нас коли одолеют, снова биться будут, с другими уже.
— С каким другими? — Хаджар надел шляпу так, чтобы прорезь в широких, до самых плечей, полях попала на правый глаз.
— А кто ж его знает, — засмеялся старик. — только другие — они всегда есть. Но ты это, топай, внучок. Ратные подвиги, пышные бабы, ну или к чему там душа твоя лежит.
С этими словами старик развернулся и поехал дальше по дороге. Хаджар же, улыбнувшись ему в след и мысленно поблагодарив за шляпу, отправился к Даригону, стены которого уже виднелись на горизонте.