Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего.
…Влюбленный Маяковский всегда читал Ахматову… Когда Маяковский с утра до ночи – за едой, на ходу на улице, во время игры в карты – твердил:
И кто-то, во мраке дерев незримый,
Зашуршал опавшей листвой
И крикнул: «Что сделал с тобой любимый,
Что сделал любимый твой!» —
мы знали, что он страдает и ревнует.
Можно было поклясться, что его обидели, если он декламировал:
Сколько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Он, конечно, бывал влюблен, когда говорил умоляющим голосом:
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
«Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты».
Когда он жил один и к нему заходили гости, он встречал их словами:
Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.
Он читал Ахматову постоянно, каждый день.
Из воспоминаний Лили Брик
Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь —
С моими детскими стихами.
В первый раз я стала писать свою биографию, когда мне было 11 лет, в разлинованной красным маминой книжке, для записывания хозяйственных расходов (1900 г.). Когда я показала свои записи старшим, они сказали, что я помню себя чуть ли не двухлетним ребенком…
Я родилась 11 (23) июня 1889 года под Одессой (Большой Фонтан). …В один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется древняя Иванова ночь – 23 июня (Midsummer Night). Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой.
…Мой отец был в то время отставной инженер-механик флота. Годовалым ребенком я была перевезена на север – в Царское Село. Там я прожила до шестнадцати лет.
Мои первые воспоминания – царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал…
…Запахи Павловского Вокзала. Обречена помнить их всю жизнь, как слепоглухонемая. Первый – дым от допотопного паровозика, который меня привез… парк, salon de musique (который называли «соленый мужик»), второй – натертый паркет, потом что-что пахнуло из парикмахерской, третий – земляника в вокзальном магазине (павловская!), четвертый – резеда и розы (прохлада в духоте) свежих мокрых бутоньерок, которые продаются в цветочном киоске (налево), потом сигары и жирная пища из ресторана.
Брак родителей Анны Ахматовой Инны Эразмовны Стоговой и Андрея Антоновича Горенко не был счастливым. Андрей Антонович, красавец и бонвиан, жил в свое удовольствие, не считая, тратил женины, полученные в приданое деньги, не обделял вниманием ни одной хорошенькой молодой женщины. Инна Эразмовна, мучаясь равнодушием мужа и к ней, и к детям, жила как во сне. А дети один за другим заболевали туберкулезом. От злой чахотки угасла рано вышедшая замуж Инна (1883–1905). Ирина, по-домашнему Рика, умерла ребенком в 1896 году. Затем заболели и старший, Андрей, и Анна, и Ия. Анна выздоровела (Ахматова считала, с туберкулезом ей помогла справиться увеличенная щитовидная железа), а Ия умерла на руках у матери, в Севастополе. Инна Эразмовна обезумела, сраженная горем и крайней степенью нищеты, ей не в чем было похоронить дочь, не было даже рубашки! В 1922-м она перебралась из Севастополя к своей старшей сестре Анне Вакар, под Киев; имение Вакаров было конфисковано, но крестьяне пожалели бедных господ и разрешили им жить в бывшей сторожке лесника. В 1926-м младший сын Виктор, в то время он жил на Дальнем Востоке, вызвал мать к себе…
Анна Андреевна, хотя в семье ее считали отцовой дочкой (за высокий рост, осанку, не женский четкий ум), многое унаследовала и от матери: светлые глаза при темных, очень густых волосах и ресницах, непрактичность, а главное, доброту. Корней Иванович Чуковский вспоминает, как однажды в Ташкенте кто-то принес Ахматовой в подарок несколько кусков драгоценного сахару:
«Горячо поблагодарила дарителя, но через минуту, когда он ушел и в комнату вбежала пятилетняя дочь одного из соседей, отдала ей весь подарок.
– С ума я сошла, – пояснила она, – чтобы теперь (то есть во время войны. – К.Ч.) самой есть сахар…
Не об этой ли необычайной своей доброте проговорилась Анна Ахматова в нескольких строках «Предыстории», где она вспоминает свою покойную мать:
И женщина с прозрачными глазами
. . . .
. . . .
С редчайшим именем и белой ручкой,
И добротой, которую в наследство
Я от нее как будто получила,
Ненужный дар моей жестокой жизни.[1]
Анна с детства была очень дружна со старшим братом. Тут была не только родственная приязнь, но и глубокое духовное родство. Дружил с Андреем Андреевичем и Николай Гумилев. По странному стечению обстоятельств, именно Николай Степанович сообщил Ахматовой о смерти любимого брата (Андрей Горенко покончил с собой в 1920 году в Афинах, после того как умер его единственный ребенок)
Читать я училась по азбуке Льва Толстого. В пять лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, я тоже начала говорить по-французски…
Первое стихотворение я написала, когда мне было 11 лет (оно было чудовищным), но уже раньше отец называл меня почему-то «декадентской поэтессой»…
…Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина («На рождение порфирородного отрока») и Некрасова («Мороз, Красный нос»). Эти вещи знала наизусть моя мама.
Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно.
В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг. Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу… Отзвуки революции Пятого года глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории. Последний класс проходила в Киеве, в Фундуклеевской гимназии, которую и окончила в 1907 году. …Все это время (с довольно большими перерывами) я продолжала писать стихи, с неизвестной целью ставя над ними номера.
Я поступила на Юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела.
В 1910 (25 апреля старого стиля) я вышла замуж за Н.С.Гумилева.
В молодости Анна Ахматова не любила ни вспоминать, ни рассказывать о своем отнюдь не розовом детстве. Не любила и ранние стихи, они казались ей чудовищными. Настолько чудовищными, что однажды она их сожгла, пощадив лишь несколько стихотворений, посвященных Николаю Гумилеву. Потом, правда, пожалела и попыталась восстановить по памяти сожженные строки.