Серебряная ведьма

ГЛАВА 14

Когда они свернули с главной дороги и направились через лес, Симон придержал Элли после быстрого галопа и пустил ее шагом. Узенькая тропинка была непроходима зимой, а после проливного дождя колеса повозок вязли в густой грязи.

Засуха сделала дорогу пригодной, и деревенские телеги оставили на ней глубокие борозды. Но здесь хотя бы деревья давали тень, спасая от полуденного палящего солнца.

Элли немного вспотела, но галоп мало сказался на ее выносливости и скорости. Симону приходилось сдерживать ее, чтобы она не шла слишком быстро, иначе Мири никогда бы не поспела за ними. Хотя Самсон был более крепкий, чем Элли, огромный мерин давно бы глотал пыль, если бы Симон дал Элли волю, и это тревожило мужчину.

Когда они утром собирались в путь у дома Мейтланов, он предложил Мири обменяться лошадьми. Элли могла капризничать с другими, но позволила бы ей оседлать ее. Однако девушка категорически отказалась.

– Нет. Элли огорчится и будет ревновать, если увидит, что ты на другом коне. Даже если я попытаюсь ей объяснить, она все равно будет думать, что огорчила тебя, будет бояться, что сделала что-то не так.

Но чувства кобылы интересовали Симона не так сильно, как безопасность Мири. Если придется встретиться с какой-нибудь опасностью на дороге, ему хотелось быть уверенным, что Мири сможет уйти, особенно если будет погоня. Почти сразу после того, как они покинули дом Мейтланов, он заметил, что его подозрения предыдущей ночи были обоснованными.

За ними действительно следили трое всадников, едва заметные на дороге позади них, иногда пропадавшие за горизонтом, но всегда появлявшиеся снова. Казалось, что трио исчезло, когда они остановились отдохнуть в последней деревне. Но, как только они выехали на дорогу, Симон заметил знакомые силуэты позади, которые никогда не приближались, но и не отставали от них, настойчиво преследуя. И теперь он не сомневался, что за ними следят.

Эти трое не агенты Серебряной розы, это было очевидно. Они шли за ними днем, и все трое были мужчинами. Устав от игры в кошки-мышки, Симон подал Мири сигнал, и они перешли на быстрый галоп. Он достаточно хорошо знал эту местность, и у них была возможность оторваться от преследователей, погоняв их по холмам, полям, через речку, а потом свернув на узкую тропинку в густом лесу.

Заставив Мири ехать впереди, Симон углубился в чащу леса и немного отстал. Развернувшись в седле, он посмотрел назад. Ничего не было слышно, кроме стука копыт Элли и Самсона, легкого шума ветерка в кронах деревьев и дроби дятла на дереве.

Симон увидел только тихую лесную тропинку. На какое-то время им удалось оторваться от преследователей, но он не хотел радоваться слишком рано, подозревая, что люди следят за ними. Наконец Симон разглядел первого всадника и узнал его. Если он не ошибался, его преследователи знали, куда он направляется. С этого леса начинались скромные владения, подаренные ему королем.

Мири придержала Самсона, пока их не догнал Симон. Тропинка была достаточно широкой, чтобы они могли ехать рядом, и ее колено касалось его ноги. Устало глядя на него из-под шляпы, она спросила:

– Думаешь, мы оторвались от них?

– Пока да, но ненадолго. Если это те люди, о ком я думаю, они представляют, где я живу. Темная Королева отлично знает обо всех владениях, подаренных мне ее сыном.

– Стало быть, ты думаешь, что они работают на Екатерину?

– Кажется, я узнал Амбруаза Готье. Вполне закономерно, что Темная Королева следит за мной. Надо было этого ожидать. – Симон устало добавил: – Ее величество не особенно доверчива.

Мири похлопала Самсона по горячей шее.

– Что мы собираемся сделать, Симон? Если удастся отыскать, где прячется Серебряная роза, мы приведем людей Екатерины прямо к «Книге теней».

– Не беспокойся. Постараюсь отделаться от Готье до того, как это случится. Мы почти доехали. Мой дом всего в миле за этим лесом.

Симон пришпорил лошадь, Мири сделала то же самое, и они молча поехали среди деревьев. Ситуация была немного неловкая, после того как они проснулись в объятиях друг друга, таких теплых и нежных, будто стали любовниками. Мири покраснела, отодвинувшись от него, а он замолчал, словно юный мальчик после первой ночи с девушкой. Ему было бы легче, если бы они действительно стали близки в ту ночь.

Тем не менее он никогда не чувствовал себя более обнаженным и ранимым, чем в то утро, хотя и сильно устал. Успокоив Мири после ее кошмарного сна, он еще долго лежал не сомкнув глаз.

Выехав из леса, Симон и Мири продолжили путь по тропинке, которая теперь вилась через открытое поле в сторону дома, уютно расположенного на вершине невысокого холма. Симон построил дом сам. Это было скромное двухэтажное сооружение из серого камня, единственным украшением которого были граненые окна, сверкавшие на полуденном солнце.

Симон почти год не был дома. Но когда они подъехали ближе, Элли навострила уши. Завидев пастбище, где она резвилась жеребенком, кобыла радостно потянула поводья.

– Тпру, потише, девочка, – сказал Симон решительно, но ласково, придержав ее.

Прищурившись от солнца, он осмотрел свои владения. Дом окружали несколько ухоженных хозяйственных построек, конюшня, курятник, прачечная, амбар для зерна, навес для плуга. Небогатый урожай пшеницы уже был собран. Но двор выглядел ухоженным, и воды в пруду было достаточно.

Симон посмотрел на Мири, поднявшуюся в стременах и вытянувшую шею, чтобы оглядеться вокруг. Прошлой ночью решение привести ее в свой дом показалось ему простым. Здесь, на ферме, он хранил журналы, дневники, которые могли помочь найти ключ к поиску Серебряной розы. Но теперь он почувствовал себя странно, словно обнажил еще одну скрытую сторону своей души.

– Значит… значит, это твой дом? – удивленно спросила девушка.

Симон никогда не думал о ферме так, никогда не называл это место домом, по крайней мере, пока не заговорил об этом с Мири.

– Мой дом, – медленно повторил он, будто слово это было непривычно для его языка. – Да, полагаю, так и есть.

Мири сдвинула шляпу на затылок, широко открыв глаза от удивления. Симон не понял, радоваться ему или обижаться.

– А что ты ожидала? Что я живу в каком-нибудь темном подземелье, окруженный орудиями пыток?

– Я вообще не думала, что у тебя есть дом. В первую ночь ты говорил о том, что пытался где-то осесть, но у меня сложилось впечатление, что ты оставил надежду. Ты сказал, что считаешь себя неприкаянным.

– Так и есть, но мне нужно где-то хранить свои документы, одежду и книги. Становлюсь слишком старым, чтобы жить тем, что могу унести с собой в седле. Но здесь я не был с тех пор, как Серебряная роза начала покушаться на мою жизнь. Не хочу подвергать опасности людей, которые тут живут. Не стал бы рисковать и теперь, если бы не потребовалось просмотреть записи. У меня отличный управляющий, и все идет гладко, так что мое присутствие здесь не обязательно.

Его объяснения вызвали знакомую складочку на лбу Мири. Когда они медленно спускались в долину, она вертела головой из стороны в сторону. Симон пытался представить, какой ей показалась ферма. Вряд ли она могла произвести большое впечатление на женщину, которая выросла в прекрасном особняке среди красот острова Фэр, с его дивными лесами и восхитительными берегами.

Несомненно, ферма не шла ни в какое сравнение с тем, что ждет ее, если она выйдет замуж за Мартина Ле Лупа. По словам Мири, ее великолепный Волк занимал высокое положение при дворе короля Наварры, который вовсе не был похож на извращенца короля Франции, которому Симон служил с большой неохотой.

Генрих Наваррский был проницательным и отважным, с невероятной жаждой жизни, похожий на самого Ле Лупа. У них с Мири, возможно, будут роскошные апартаменты в королевском дворце. Возможно, Мартин получит собственные владения, гораздо более впечатляющие, чем скромный дом Симона. Это не имеет никакого значения, убеждал себя Симон, не собирается же он стать соперником Ле Лупа. Тем не менее, он с нетерпением ждал реакции Мири.

– Земля простирается от того леса, где мы были, до тех холмов вдали. – Симон сделал широкий жест рукой. – Там, за холмом, маленькая деревня, и некоторые крестьяне из тех домов помогают убирать пшеницу и яблоки осенью. Поле граничит с ручьем и частью леса, где козы могут свободно пастись. Есть еще небольшая отара овец, несколько свиней и…

Симон замолчал, снова поняв, что слишком много говорит. У него появилась жалкая привычка вести себя так в присутствии Мири.

– Вот и все, – закончил он, опустив руку на поводья. – Всего лишь маленькая ферма. Ничего особенного.

Мири посмотрела на него, поудобнее усевшись в седле.

– Симон, это же замечательно, – сказала она, и ее улыбка расцвела внутри него.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы не улыбнуться в ответ ей, и еще большее усилие, чтобы не поцеловать ее в сладкие губы. Как этой женщине удавалось выглядеть такой привлекательной с растрепанными волосами, в пыльной шляпе и бесформенной рубахе и штанах? Но ее прекрасное лицо светилось, а в серебристо-голубых глазах отражались ажурные облака.

Симон попытался представить Мири во дворце, в центре придворной жизни, затянутую в корсет, в фижмах, дорогих шелках и драгоценностях, а ее волосы лунного сияния упрятанными под модный чепец. Но у него ничего не получилось. Выходило нечто похожее на пойманную лесную фею, спрятанную в стеклянном кувшине, потускневшую, с поникшими крылышками.

Гораздо легче было представить ее здесь, на своей ферме, скачущей по полям или плещущейся в пруду с распущенными по плечам волосами, гуляющей в лугах с искрящимися от смеха глазами и с новорожденным ягненком на руках, который доверчиво упирается ей в подбородок.

Глупое и бессмысленное видение. Только потому, что за последние несколько дней неравенство между ними, как казалось, исчезло, это ничего не меняло. Неравенство снова возникнет с достаточной остротой, если семья Мири узнает, что она с ним, и пошлет кого-нибудь за ней. Или когда он настигнет Серебряную розу и ее орден и ему придется судить их за колдовство.

Он сделает все возможное, чтобы сдержать обещание в отношении девушки Моро, и передаст ее на попечение Мири. Он не сомневался, что после этого она долго не задержится с ним. Как бы сильно Мири ни осуждала Серебряную розу, ее доброе сердце никогда не сможет выдержать суда над ней и казни.

Она заберет Кэрол и вернется на остров Фэр. Он никогда больше не увидит Мири, и так должно быть, так лучше для них обоих. У них не было будущего, их прошлое омрачено мучительными воспоминаниями, в которых слишком много сожалений. У них было только настоящее. Хотя Симона мучило опустошительное ощущение утраты, он постарался избавиться от него, решив не портить той радости, которую видел в глазах Мири, когда она осматривала его ферму.

Когда они подъехали к конюшне, он указал ей на огород за домом. Девушка кивнула, взгляд ее был прикован к Симону. Не успела она подумать, что узнала его, как он снова удивил ее.

Она не знала, как понимать его слова о том, что он собирается отвести ее домой. Это могло быть какое-нибудь жилище над торговой лавкой или комната в гостинице, которую он снимал, но совершенно не такое процветающее обширное хозяйство.

Ей казалось, что он одинокий странник, который не мог назвать своим ни одно место на земле. Несмотря на то? что эта ферма принадлежала ему, он продолжал утверждать, что не имеет никакого отношения к ней. Но к этому замечательному дому не имел отношения только Ле Балафр, охотник на ведьм, с его зловещей повязкой на глазу, устрашающим черным облачением и беспокойным взглядом. Симону Аристиду все это было вполне свойственно, подумала Мири, если бы только он позволил себе.

Когда из конюшни вышли старый конюх и молодой помощник, чтобы заняться их лошадьми, Мири не заметила на их лицах особого раболепия перед Симоном. Они вели себя уважительно, приветствуя Симона с возвращением домой. Отчужденность чувствовалась со стороны Симона, когда он слез с лошади. Он не был груб или недружелюбен, отвечая на приветствия мужчин, просто сдержан и замкнут, отгородившись от них своей невидимой стеной.

Но эта стена никак не отпугнула молодого юношу, работавшего в саду. Завидев Симона, он уронил мотыгу и с громким возгласом помчался через конюшенный двор в сопровождении черно-белой собаки. Юноша был большой и нескладный, с копной светлых волос, круглым румяным лицом и оттопыренными ушами. На бегу он размахивал своими длинными большими руками, радостно крича:

– Господин Симон! Господин Симон! Вы вернулись.

Он мчался к Симону так быстро, что, казалось, мог сбить его с ног. Но в последний миг юноша остановился, крепко обнял Симона, а собака радостно носилась вокруг них и лаяла.

Мири слезла с лошади, передав Самсона в руки конюхов, едва замечая, что делает, потому что не могла оторваться от восторженной сцены. Она почти ожидала, что Симон одернет юношу или оттолкнет его. Несмотря на то, что вид у Симона был довольно растерянный, потому что эту сцену наблюдали Мири и конюхи, он неуклюже похлопал молодого человека по рыхлому плечу.

– Э-э… я тоже рад тебя видеть, Ив. Но дай мне перевести дух.

Юноша отпустил Симона, радостно улыбаясь. Собака припала к земле, прижала уши и зарычала, но Ив резко оттолкнул ее.

– Эй, ладно, Бью! Молчать! Что с тобой? Это наш господин Симон. Ты его помнишь. Веди себя прилично и поприветствуй его как следует.

Собака склонила голову набок и еще раз глухо гавкнула. Но Симон сделал именно то, что сделала бы Мири: присел на корточки и, без лишних движений, протянул руку, чтобы собака ее понюхала. Бью подполз ближе и в следующий миг уже размахивал хвостом, когда Симон чесал его за ухом.

– Так-то лучше, – одобрил Ив. – Бью просто слишком бдительный. Как вы нам говорили, господин Симон. Если вдруг все эти ведьмы заявятся…

Он замолчал, заметив Мири. Конюхи смотрели на девушку вопросительно, но учтиво. Ярко-голубые глаза Ива разглядывали ее с нескрываемым любопытством. Заглянув в глубину этих глаз, Мири увидела добрую простую душу, одну их тех, что обречены оставаться детьми навечно, несмотря на огромный рост и длинные руки и ноги.

– Кто это, господин Симон? – потребовал ответа Ив.

Продолжая гладить собаку, Симон посмотрел на Мири с улыбкой:

– Мой друг. Мири, это Ив Паскаль, сын моего управляющего.

Мири ласково улыбнулась Иву, но, когда она протянула ему руку, чтобы поприветствовать, мальчик покраснел, отступил и умчался к дому, крича во все горло:

– Мама! Мама!

Когда собака убежала за ним, Симон встал, отряхивая руки.

– Извини, – сказала Мири. – Не хотела напугать его.

– А ты и не напугала. Просто Ив очень застенчив, вот и все… И немного слаб умом, – поспешил добавить Симон. – Но он работящий парень и отлично ладит со всеми животными. Он прекрасно справляется с работой, если хорошенько ему объяснить, что нужно делать. Все на ферме с ним очень терпеливы.

«А недостаточно терпеливые, – подумала Мири, – будут иметь дело с Симоном». Когда он говорил о мальчике, в его голосе слышались защищающие нотки.

– Очевидно, что Ив тебя обожает, – заметила она.

– У него нет выбора, – пожал плечами Симон, как всегда, пытаясь преуменьшить свои заслуги.

Не успела Мири возразить, как Ив выбежал из дома, таща за руку миниатюрную женщину.

– Скорее, мама, – торопил он ее. – Господин Симон вернулся домой и привел с собой друга. Скорее!

– Я и так спешу, – со смехом возмущалась мать.

Эта маленькая женщина была одета в простое платье и фартук. Белоснежные седые волосы покрывал скромный льняной чепец. При виде Симона лицо ее засияло. Она не стала обнимать его, как Ив, но поспешила взять за руку.

– Господин Симон! – воскликнула она. – Добро пожаловать домой. Вас так давно не было. Мы все очень волновались. Какое счастье, что вы дома и невредимы.

– Э… да, спасибо, мадам, – мрачно ответил Симон.

– Но вы очень похудели, – пожурила его маленькая женщина. – Как же вы будете сражаться с этой ужасной Серебряной розой без достойного ухода за собой…

– Мама, – прервал ее Ив, потянув за рукав. Он указал на Мири. – Смотри, вот друг. Ее зовут Мири, – добавил он громким шепотом. – Она девушка, несмотря на мужское платье.

Мири застенчиво отпрянула, когда мадам Паскаль пристально посмотрела на нее.

– Мири, это мадам Эсмея Паскаль, – представил Симон. – Она работает у меня управляющим.

Мири допускала, что женщина работает в доме Симона, но управляющим? Это должность, требующая большой ответственности и доверия, немногие могли поручить такое дело женщине. Она не смогла скрыть удивления, глядя на мадам Паскаль. Женщина не менее пристально уставилась на Мири. Ростом она едва достигала девушке до плеча, ее аккуратное, но морщинистое лицо было похоже на сушеное яблоко, но глаза были ярко-голубого цвета, как у сына, умные и проницательные.

Когда их глаза встретились, Мири сразу узнала, что это Дочь Земли, и сняла шляпу. Симон уже раскрыл ее секрет, назвав по имени, представляя Ива, но это не имело никакого значения. Невозможно было обмануть такую мудрую женщину, как мадам Паскаль.

– Мадам Паскаль, это Мирибель Шене, – начал Симон. – Она…

– Я знаю, кто она, – остановила его Эсмея Паскаль, делая глубокий реверанс. – Она сестра Хозяйки острова Фэр.

– Нет, – удивил Симон, добавив с улыбкой: – Да, конечно, она сестра Арианн. Но Мири известна еще и как Хозяйка леса.

Эсмея суетилась на кухне, напоминая Мири трудолюбивую колибри. Она привела весь дом в движение, отослав одну молоденькую служанку проветрить спальни, другую принести воды из ручья, а поваренка послала домой.

– …и скажи маме, чтобы прислала обеих твоих сестер. Поскольку месье Аристид сегодня с гостьей, потребуются помощники.

Сидя с краю широкого кухонного стола, Мири раздумывала, сознавал ли тот, кто считал себя непричастным к этому дому, какой радостный переполох вызвал его приезд. Симон позволил Иву утащить себя посмотреть на корову, готовую родить в любой момент. Мири охотно пошла бы с ними, но Симон настоял, чтобы она освежилась после тяжелого утреннего путешествия. Он передал Мири на попечение Эсмеи Паскаль, которой так хотелось поухаживать за ней, что девушка не смогла отказать.

Кроме того, ей хотелось осмотреть дом Симона, узнать о мудрой женщине, которая жила под крышей охотника на ведьм. Если Симон имел представление, кем была Эсмея, то он никак не выдавал себя, а поэтому у Мири было мало шансов поговорить с женщиной.

Пока Эсмея отдавала распоряжения, девушка тихонько ждала, разглядывая обстановку. В доме не было торжественного главного зала, весь этаж занимала огромная кухня, служившая местом приготовления пищи и столовой. Очаг огромный, полки завалены кухонной утварью, чайниками, дуршлагами, шумовками, ложками, половниками, вертелами и шампурами, котелками, ступками, скалками и терками. Кроме массивного стола со скамьей и стульями, здесь находился еще ладно сделанный шкаф для специй и вешалка для сушки трав, свисавшая с потолка.

Передав кипу свежего белья молодой служанке, Эсмея послала девушку наверх и протянула Мири ложку какой-то кипящей ароматной жидкости.

– Простите, что заставляю вас ждать и что мы так плохо подготовились к вашему приему, госпожа. Но господин Симон приезжает сюда очень редко, и у нас никогда не было такой высокопоставленной гостьи.

– Я вовсе не высокопоставленная, – возмутилась Мири, печально взглянув на свою потрепанную в дороге одежду. – У меня и титулов никаких нет.

– Господин Симон говорит, что есть, и этого мне достаточно.

Девушка только улыбнулась и покачала головой. Она растерялась и удивилась, когда Симон представил ее как Хозяйку леса, и это ее сильно тронуло. Он так долго не признавал, кто и что она есть, но, представляя ее мадам Паскаль, почти гордился ею.

Подойдя ближе, Эсмея подала ей кружку:

– Пожалуйста, не откажите в любезности, отведайте моего травяного чая. Понимаю, что он гораздо более годится для холодных зимних дней, но он отлично восстанавливает силы после долгого и трудного путешествия.

Эсмее не надо было ничего объяснять. Мири поднесла кружку к лицу и вдохнула аромат, который сразу напомнил ей об Арианн и доме. Старшая сестра научила девушку готовить такой же отвар, но чай Мири никогда не был таким вкусным, как у Арианн.

Отхлебнув из кружки, девушка поняла, что именно приготовила мадам Паскаль, и благодарно вздохнула.

– Благодарю вас… – начала она, но голос служанки с лестницы прервал ее.

Девушка хотела знать, какая спальня предназначалась для Мири.

– Она будет спать в комнате хозяина, Маргарита, – ответила Эсмея.

Мири подавилась чаем. Она была так переполнена впечатлениями от дома, что совсем не подумала о том, какие выводы сделает Эсмея, увидев, что она путешествует вместе с Симоном. Она покраснела и, запинаясь, произнесла:

– О нет, мадам, я… я понимаю, как странно это выглядит со стороны… но, уверяю вас, Симон и я не…

Вспомнив, что она провела предыдущую ночь в объятиях мужчины, Мири покраснела еще больше.

– Не хочу, чтобы вы думали…

– Я ничего не думаю, госпожа. Не беспокойтесь по поводу спальни. Господин Симон никогда не пользуется своей спальней, но это самая лучшая комната в доме, и он бы желал, чтобы она досталась вам. – Эсмея состроила гримасу. – Если он вообще спит, то предпочитает ютиться в ящике, который называется кабинетом.

Мири успокоилась, и Эсмея принесла ей свежего хлеба и меда.

– Это чтобы вы немного подкрепились. Обещаю, ужин сегодня будет великолепный. – Эсмея вздохнула. – Только господин Симон не заметит. Он мало интересуется, чем питается, и по вашему виду могу догадаться, что вы тоже. Но, клянусь, постараюсь угодить вашему вкусу.

Мири вполне хватило бы хлеба с медом, но, не желая разочаровывать Эсмею, она заявила, что после стольких дней в дороге соскучилась по вкусной еде. Когда Эсмея уселась на скамью рядом с ней, Мири постаралась сдержать застенчивость, охватывавшую ее в присутствии незнакомцев, у которых не было ни шерсти, ни хвоста, ни четырех лап.

– У вас и чай замечательный, и кухня прекрасная, мадам, – сказала она.

– Благодарю вас, но кухня не моя, хотя господин Аристид настаивает, чтобы я чувствовала себя здесь как дома. Все здесь сделано, как он хотел. – Эсмея вытерла капельки пота на лбу. – Когда я впервые повстречалась с ужасным Ле Балафром, я думала, что он гораздо более осведомлен в орудиях пыток, чем в кухнях. Уверена, когда он планировал эту кухню, его голова была занята воспоминаниями о матери, и он создал такое место, о котором мечтала она.

– Симон рассказывал вам про свою мать? – воскликнула Мири.

– Нет… не прямо.

Эсмея виновато покраснела, опустив глаза, и подозрения Мири о женщине подтвердились.

– Тогда я правильно поняла, что вы мудрая женщина. Вы умеете читать по глазам.

– Немного, – робко призналась Эсмея. – Как это делали поколения женщин в моей семье до меня.

– А Симон знает о том… что…

– Что предложил кров одной из нас? Он не мог не знать, учитывая, что спас меня от пыток и костра. Полагаю, это вас удивляет.

– Нет. – Мири сделала еще глоток чая. – Когда-то, возможно, я бы удивилась, но после того, что узнала о Симоне Аристиде за эти несколько последних дней, нисколько не удивляюсь.

– Отлично. – Эсмея вздохнула с огромным облегчением. – Хотела бы объяснить это вам прямо теперь. Я почувствовала, что вы догадались, кто я, и подумала, что вам это покажется неправильным и странным, что мудрая женщина работает у охотника на ведьм.

– Не более странным, чем я сама, – сказала Мири. – Хотя я и не работаю на Симона, просто мы объединили наши силы, чтобы… чтобы…

– Охотиться за Серебряной розой.

– Стало быть, вы уже все знаете?

Эсмея грустно кивнула:

– Господин Симон обычно никогда не рассказывает о своих делах здесь. Но он посчитал долгом предупредить нас о Серебряной розе на случай, если кто-нибудь из этих ужасных ведьм появится на ферме. Хотелось бы что-нибудь сделать для него, но, клянусь, черная магия меня дико пугает. Рада, что вы с ним. Какая вы храбрая, моя дорогая!

– Нисколько. Просто больше некому было заняться этим. – Смущенная восхищением пожилой женщины, Мири поспешила сменить тему разговора. – Расскажите мне, как Симон спас вас?

– Это не очень занятная история.

Эсмея щедро намазала медом ломоть хлеба и подали его Мири. Девушка откусила немного, с нетерпением ожидая рассказа Эсмеи.

– Когда-то я была замужем за процветающим купцом-виноторговцем. У нас с Марселлом было много детей, но выжил только Ив. Он добрый и любящий сын, и мы считали себя успешной парой, жили в достатке и счастливо. – Лицо Эсмеи помрачнело. – Так было, пока мой муж не попал под грозу и не простудился. Здоровый мужчина однажды слег с лихорадкой, его легкие были настолько поражены пневмонией, что ни одно из моих старинных средств не помогло. Он… он умер теплым майским утром, когда розовые бутоны только начинали наливаться. – Взор ее затуманился, и она быстро заморгала. – У мужа не осталось родственников, кроме племянника, сына его сестры. Марселл еще не успел остыть в могиле, когда объявился Роберт, заявив, что муж мой не мог оставить все свое имущество женщине и «идиоту сыну», как он называл моего Ива. Мой сын, возможно, не самый умный юноша, но он не идиот. – Эсмея замолчала, раскрасневшись. – Ах… простите, моя госпожа.

– Не извиняйтесь. Из того, что я узнала об Иве, у него есть то, что гораздо ценнее ума. У него богатое сердце. Никогда не видела этого Роберта, но вынуждена назвать его негодяем.

Эсмея благодарно улыбнулась. Она глубоко вздохнула и продолжила:

– Роберт великодушно предложил нам с сыном домик, но забрал целиком виноградник и канцелярию. Представляете его негодование, когда он узнал, что мой муж был достаточно мудр, оставив завещание, где назвал меня и Ива своими наследниками. Роберт мог бы опротестовать завещание в суде и выиграть дело. Но он нашел более быстрый и надежный способ завладеть собственностью. В округе я была известна как искусная повитуха, опытная во многих старинных травных рецептах. У меня частенько бывали стычки с местным лекарем из-за его глупых методов лечения, поэтому Роберту не стоило труда…

– Обвинить вас в колдовстве, – закончила фразу Мири.

– Не стоит объяснять, моя дорогая, что любая мудрая женщина сильно рискует, проявляя свои незаурядные способности. Обычно не требуется никаких реальных доказательств, достаточно одних подозрений, чтобы объявить женщину колдуньей. Когда я услышала, что ужасный Ле Балафр прибыл для участия в моем допросе, я была в полном отчаянии, испугавшись не столько за себя, сколько за моего несчастного Ива, думая, что он пропадет, если меня не будет. Когда я предстала перед Ле Балафром, смелость покинула меня. Взглянув в это изуродованное шрамом лицо, я задрожала, боясь смотреть в единственный черный безжалостный глаз, ожидая увидеть там дьявола. – Эсмея улыбнулась, покачав головой и вспоминая. – Но увидела разумного человека, который все отлично понимает. Месье Аристид сразу разгадал замысел племянника. Но у Роберта была такая поддержка со стороны местных властей, что даже Ле Балафр не мог помешать исходу дела. Он смог только спасти нам с Ивом жизнь. Я потеряла все имущество, кроме нескольких вещей, которые мне удалось припрятать, перед тем как мы с Ивом бежали. Организовав наш побег, Симон привел нас сюда, с тех пор мы так и живем здесь. Ив помогает на ферме, а мне месье Аристид поручил присматривать за домом в качестве экономки, хотя сам предпочитает величать меня управляющим.

– Весьма престижное положение для женщины.

– Положение престижное для каждого. Я делю обязанности и ответственность со старым Жаком, который следит за конюшней и скотным двором. Когда-то он работал старшим конюхом в большой гостинице в Париже, пока его не уволили из-за преклонного возраста. Месье Аристид прекрасно умеет дать людям новый шанс.

– Всем, кроме себя самого, – тихо заметила Мири.

– Ах, вы тоже заметили это?

– О да, и когда его спрашиваешь, почему он помог кому-нибудь, он только пожимает плечами, делая вид, что помог исключительно из корыстных соображений.

– Знаю. Он даже меня пытался убедить, что я сделала ему одолжение. Что мое спасение обеспечило ему отпущение прежних грехов. – Женщина неспокойно взглянула на Мири. – Из того, что я увидела в его глазах, он думает о вас, о том разорении, которое принес на остров Фэр.

Девушка подперла руками подбородок, нахмурив лоб, думая над словами Эсмеи.

– Это объясняет, почему он позволил моей подруге Мари Клэр сбежать. Похоже, Симон считает, что ему необходимо искупление, – сказала она скорее себе самой, чем Эсмее. – Возможно, Симон думает, что это его задача.

Эсмея с любопытством посмотрела на нее.

– Но вы так не думаете?

– Не думаю, что его мотивы так просты.

Мири провела пальцами по краю кружки, пытаясь разобраться во всех противоречиях Симона Аристида и понять этого человека. Неуверенно она произнесла:

– Возможно, поведение Симона связано с тем мальчиком, которым он когда-то был, пока не вымерла вся его семья и деревня. До того, как это чудовище ле Виз попытался переделать Симона в печально известного Ле Балафра, который так противоречит природе Симона, что почти уничтожил его. – Мири беспомощно взмахнула руками, подыскивая нужное слово. – За свою жизнь Симон несколько раз переживал тяжелые потрясения, и теперь он словно весь состоит из осколков, отчаянно пытаясь сложить их воедино.

– Это он должен сделать самостоятельно, но любовь и понимание доброй женщины могут ему помочь.

Эсмея встревожила Мири, подняв бровь и многозначительно посмотрев на нее.

– О нет, мадам, – спохватилась девушка. – Что бы вы ни думали, эта женщина не я.

– Неужели? Ваши глаза говорят мне другое, моя дорогая.

Мири зарделась:

– Что бы я ни испытывала к Симону, быть вместе нам невозможно. После того, что он сделал нам, особенно после рейда на остров Фэр. Я… я могла бы ему простить, но моя семья – никогда.

– Судьбу большинства женщин определяют их семьи, организуя свадьбу. Но мудрым женщинам часто везло в этом отношении, и они могли следовать зову собственного сердца, особенно женщины острова Фэр.

– В отношении моих сестер это может быть правдой, но не в отношении меня. Между Симоном и моей семьей слишком большая пропасть, особенно между мужем моей сестры Ренаром. Хотя Симон поклялся мне, что никогда на поднимет на Ренара меч, уверена, Арианн может заставить Ренара…

Мири замолчала, взвешивая возможности. Вероятно, если бы семья узнала, как Симон спас Эсмею и защитил Мейтланов, они могли бы…

Мири отогнала несбыточные мечты, покачав головой.

– Нет никакой надежды, – произнесла она, напомнив себе и Эсмее. – Симон считает Ренара злым колдуном, а Ренар терпеть не может охотников на ведьм. И даже если я постараюсь убедить Арианн, что Симон изменился, Габриэль никогда в это не поверит. Точно так же, как мои родственники любят меня, не думаю, что кто-нибудь из них смог бы… смог бы полюбить Симона или вообще принять его.

– Милое дитя, родственники вовсе не обязаны сходить с ума из любви друг к другу. Достаточно того, что они не втыкают друг в друга вилки за обедом. – Эсмея потянулась к Мири через стол и нежно пожала ее руку. – Мои родители тоже не особенно любили Марселла, но в итоге смирились. Уверена, ваши сестры любят вас достаточно сильно, чтобы поступить так же.

Мири печально улыбнулась:

– Даже если бы это было правдой, существует гораздо большая преграда между мною и Симоном – он сам. Он избегает любого проявления нежности. Как могу я предложить свое сердце мужчине, который считает нежность проявлением слабости?

– Вы можете переубедить его. – Эсмея быстро встала. – Надо заняться вашим туалетом и привести вас в подобающий вид. Мои вещи вам не подойдут, но, уверена, у других женщин в доме найдется кое-что для вас.

– Нет. Мадам, пожалуйста, я не могу…

– Можете, и не спорьте, – решительно сказала Эсмея и добавила с озорным блеском в глазах: – Не сомневаюсь, что мужская одежда гораздо удобнее, но в этих потрепанных штанах у вас с господином Симоном ничего не получится.

Через несколько часов Мири бродила по двору конюшни в светло-голубом платье до самых лодыжек, Платье было ей немного тесновато, корсет слегка жал в груди, но нежный голубой цвет шел ей так, словно она была окутана лоскутом ясного неба.

Мири нервно одернула юбку, думая, что не стоили одалживать чужое платье, только поощряя этим своднические наклонности Эсмеи Паскаль. Но после того как открылась ее тайна, оставаться в мужском платье было бессмысленно. Ради пристойности Мири пришлось согласиться на все.

Но это не объясняло глупого волнения внутри, такого же, что она испытывала в детстве, когда наряжалась в женское платье, решив заставить Симона обратить на себя внимание и не думать, что она все еще ребенок. Чувствуя себя совершенно уверенно, она подняла руку и проверила ленточку, которая удерживала ее расплетенные волосы, спускавшиеся по спине. Она не забыла провести рукой по шее и почувствовала вину за то, чего на ней не было. Кулон Мири сняла, когда купалась, и забыла… Нет, если честно, она нарочно оставила кулон на маленьком столе возле кувшина с рукомойником. Что бы ни случилось, она знала, что обязательно вернет его Мартину, и заранее переживала за ту боль, которую причинит своему дорогому другу.

Пройдя через двор, она вздрогнула, увидев выбежавшего из конюшни Ива. Заметив ее, юноша замер, и Мири ожидала, что он смутится, как прежде. Но он бросился к ней и потянул за руку.

– О Лесная госпожа. Вы должны пойти скорее. Вы нужны господину Симону. Больше никого нет. Жак ушел загонять стадо овец, и один ягненок потерялся, пришлось позвать Бернарда на помощь, поэтому здесь только я один…

– Ив, пожалуйста. – Мири осторожно прижала руку к его губам, чтобы он замолчал. – Спокойно скажи мне, что произошло. Что-то случилось с Симоном?

– Нет! – Мальчик готов был расплакаться. – Это Мельда. У нее теленок застрял.

Мири бросилась в конюшню, где уже был Симон. Раздевшись по пояс, он в полном отчаянии лежал на соломе рядом с коровой в коричневых пятнах. Перепачканный кровью и грязью, он засунул руку глубоко в корову и морщился от боли, когда у коровы начинались схватки. Но, увидев Мири, с облегчением вздохнул.

– Симон, что случилось?

Он простонал:

– Предлежание плода неправильное. Голова развернута, и совсем нет места. Он пойдет ногами вперед.

Объяснения не потребовались, она сразу все поняла. Если теленок выйдет ногами вперед, тазовые кости коровы будут сломаны и оба могут погибнуть.

– Хочу перевязать теленка веревкой, чтобы развернуть голову.

Мири кивнула. Не задумываясь, она скинула корсет, спустила сорочку, не обращая внимания на выпученные глаза Ива, и устроилась рядом с Симоном.

– Пусти меня. Моя рука тоньше.

– И скорее всего, что сломается. – Симон сморщился от нового спазма. – Я сам справлюсь. Мне… мне нужно только, чтобы ты подержала конец веревки и потянула, когда я скажу.

Мири присела рядом с Симоном, вытерев ему пот с лица и попытавшись протолкнуть его руку глубже. Ив слонялся рядом, ломая руки. Мири с волнением следила за действиями Симона, но надежды было крайне мало. С ее большим опытом в обращении с животными она знала, что при таком предлежании телята обычно рождались мертвыми. Будет чудом, если не погибнет корова.

Симон стиснул зубы и продвинулся еще глубже. Напряжение в лице прошло, и он наконец выдохнул.

– Хорошо. Думаю… петля уже вокруг теленка. Тяни веревку, а я постараюсь протолкнуть его, чтобы развернуть голову.

Мири сделала, как он сказал, схватив конец веревки, и заняла удобное положение. Лицо Симона засветилось от радости.

– Мири, кажется, голова теленка повернулась. Продолжай тянуть.

Симон протянул руку, чтобы помочь ей, и они начали синхронно тянуть. Появилась голова, а потом быстро вышел весь теленок. Ив даже затанцевал от радости, но лицо его помрачнело, когда он увидел, что новорожденный теленок лежит без движения.

– О господин Симон. Он мертвый.

– Нет, – сказала Мири, не желая сдаваться.

Она прочистила морду теленка и стала дуть ему в рот, а Симон начал надавливать ему на ребра. Теленок вздохнул и дрыгнул ногами.

Они оба упали на солому в изнеможении, заливаясь радостным смехом, Ив присоединился к ним. Симон подхватил теленка и поднес его к матери. Корова устало подняла голову, понюхав теленка, а потом, забыв про усталость, начала его вылизывать. Малыш выпрямил ноги и попытался встать.

Мири много раз наблюдала это чудо, но никогда не переставала радоваться и удивляться. До сих пор ей не доводилось делиться радостью с кем-то еще. Когда она встретилась глазами с Симоном, то поняла, что он тоже несказанно рад. Он взял ее за руку, и между ними возникло глубокое молчаливое согласие, гораздо более прекрасное, чем слова.

Мири склонилась через перегородку и почесала лоб теленка. Он поднял голову, взглянув на нее своими бархатными карими глазами. Ив радостно побежал сообщить маме о прибавлении на скотном дворе, оставив Мири и Симона убираться.

Они занялись уборкой со знанием дела, вычистили стойло, насыпали свежей соломы. Казалось, что они с Симоном работали вместе всю жизнь.

Счистив с себя грязь, она оделась, но не захотела затягивать корсет, который стеснил бы ее движения. Девушка улыбнулась, когда теленок начал цепляться за тесемки корсета.

Отойдя от перегородки, чтобы спасти корсет, она заглянула в столярную, где Симон умывался из ведра с водой, которое принес ему Ив.

Когда напряжение миновало, Мири позволила себе внимательнее осмотреть то, что видела мельком: широкую грудь Симона, мощные сильные руки и плечи. Когда-то она пленилась красотой юноши, но зрелый мужчина теперь выглядел просто великолепно.

Она восхищенно вздохнула. Когда Симон обернулся к ней, она опустила глаза, немного смутившись, что ее поймали за подглядыванием. Но она все же вошла в столярную, чтобы подать ему полотенце.

Симон поблагодарил ее, и возникло неловкое молчание. Мири прислонилась к двери комнаты, пытаясь не смотреть на Симона, который вытирал свою волосатую грудь.

– Как здорово ты развернул теленка в утробе. Где ты этому научился?

– У себя в деревне, – тихо ответил он. – Я родился не охотником на ведьм, Мири.

– Знаю. Рада, что ты наконец-то вспомнил об этом. Он промолчал, немного поморщившись, когда вытирал руку.

– Похоже, будут синяки, – прошептала Мири.

– Дело того стоило, – ответил Симон, мягко улыбнувшись и посмотрев, как корова кормит теленка.

Девушка легонько провела пальцами по теплой коже его обнаженной руки. От этого прикосновения Симон напрягся, но, когда их глаза встретились, Мири почувствовала, как между ними возникло желание. Она неохотно убрала руку и поглядела на стойла.

– Большое сооружение, большое и просторное но почти все стойла пустые.

– Когда-то я думал устроить здесь конезавод.

– Почему же не сделал этого?

– Не знаю. Редко бываю здесь, особенно после того, как начались нападения Серебряной розы.

– Но когда она будет повержена, ты можешь вернуться сюда. Осесть и…

Он прервал ее, покачав головой:

– Я пытался сделать это раньше. Не получилось.

– Это потому, что ты считаешь, что не принадлежишь этому дому. А я думаю: пытался ли ты на самом деле? Из того, что рассказала мадам Паскаль, у тебя отлично получается помогать другим. Но почему бы не помочь Симону Аристиду?

Он повесил полотенце на шею, мокрые волосы рассыпались по лицу, и он подозрительно посмотрел на нее.

– Так, ты уже обсуждаешь меня не только с моей лошадью, но и с моей экономкой. Не знал, что мадам Паскаль такая же сплетница, как Элли.

– У Эсмеи я узнала только то, чего бы ты никогда не рассказал: как ты спас ей жизнь. И не пытайся убедить меня, что тебе это было выгодно. Никогда не слышала, чтобы охотникам на ведьм было выгодно спасать приговоренных за колдовство.

– Эсмея не более колдунья, чем ты, – нахмурился Симон. – Скажу только то, что говорил ей. Помощь ей была лишь искуплением за мои прежние грехи, а у меня, их предостаточно, разве ты не согласна? Сколько бы я ни сделал, будет недостаточно исправить случившееся на острове Фэр и то, что я сделал с тобой.

Мири нежно посмотрела на него:

– Вполне достаточно, что ты пытаешься как-то помочь. Большинство мужчин просто извиняются, повторяя одни и те же ошибки снова и снова.

– Нет никаких гарантий, что я не повторюсь. – Симон отвернулся от нее и ударил руками по столу. – Этот страх мешает мне забыть прошлое. Здесь хорошо жить, и я… я признаюсь, что люблю это место, по крайней мере днем, когда занят на земле или в хлеву. – Лицо Симона помрачнело, мучительно исказилось. – Но по ночам это совсем другая история. У меня слишком мало времени думать, и невозможно избавиться от себя самого, оттого, что я натворил. Я ужасно одинок.

– Так не должно быть, Симон. Есть люди, готовые забыть твое прошлое, даже если ты сам не можешь, готовые… любить тебя, если ты им это позволишь.

Одна из них стояла перед ним, хотя и не смела сказать ему об этом. Мири потянула его за руку, пока он не повернулся к ней лицом, и, дрожа от собственной смелости, положила ладони ему на грудь. Пальцами она провела по темным волосам на груди и почувствовала приятный контраст, коснувшись шелковистой кожи. Подняв на него взор, она позволила сердцу просиять через глаза, чтобы они сказали ему все, чего не могла произнести вслух. Симон смотрел на нее, затаив дыхание от понимания того, что она ему предлагала, и чего он не мог взять.

– Мири…

Но она накрыла его губы сладким, восхитительно легким прикосновением. Он едва смог усмирить свою неистовую плоть. Схватив ее за плечи, он попытался осторожно отодвинуть ее, но ее губы раскрылись, и язычок игриво прошелся по краю его рта. Тихо простонав, он крепче прижал ее к себе, и все его разумные помыслы в отношении этой женщины растаяли.

– Мири, – хрипло взмолился он. – Не делай этого со мной. Ты знаешь, как трудно мне сопротивляться тебе.

– Тогда перестань противиться, – прошептала она, сомкнув руки у него на шее и прижимаясь так близко, чтобы он мог почувствовать биение ее сердца, тепло нежной упругой груди под открытым платьем.

Ее губы отвечали ему, и его последние бастионы пали. Он жадно целовал ее, зарывшись руками в ее волосы. Но вдруг он резко отстранился от нее, заслышав голоса, шаги Ива, бегущего к конюшне, несомненно, в сопровождении матери.

Симон поспешно отошел от Мири, оба испуганно взглянули друг на друга. Лицо ее раскраснелось, и у нее был вид зацелованной женщины, а он испугался, что его лицо так же предательски сияет. Собравшись с мыслями, он вышел из столярной, стараясь развеять их замешательство.

Ив вбежал в конюшню, радостно сообщив:

– Входите прямо сюда, месье. Она здесь.

Месье? Симон насторожился. Он предупреждал юношу об осторожности с незнакомцами, но человек, вошедший в конюшню за Ивом, не выглядел опасным. На высоком красивом мужчине был плащ на подкладки и шляпа с перьями, наряд этот выглядел очень элегантно, несмотря на трудное путешествие. Угроза исходила из стального взгляда мужчины.

Их глаза встретились, и Симон его узнал. Кто этот человек, он понял еще до того, как Мири вышла из столярной. Она побледнела от испуга и воскликнула:

– Мартин!