Серж Панин

V

Госпожа Деварен поехала в отель «Лувр», чтобы не терять даром времени. Нужно было все решить. Минуты стоили часов. Ей необходимо было прежде всего узнать, в каком расположении духа приехал в Париж жених ее дочери. Письмо, открывшее ему так грубо истину, быть может, подействовало сильно на ум молодого человека и поколебало силу его воли? Готов ли он к борьбе или же известие, что ему придется иметь дело с соперником, сломило и поколебало его? Если бы она нашла его самонадеянным и смелым, то составила бы совместно с ним план взаимных действий, который должен привести к уничтожению опасного кандидата, имевшего намерение жениться на Мишелине. Если же она нашла бы его унылым и сомневающимся в себе, тогда, обдумав все хорошенько, сумела бы воодушевить и уговорить его бороться с Сержем Паниным.

Дорогой она приготовила всевозможные доводы и, сгорая нетерпением, торопила свою быструю лошадь, которая везла ее вдоль решетки Тюльери к отелю «Лувр». Углубившись в свои мысли, госпожа Деварен не заметила Пьера. Она размышляла:

«Этот поляк-блондин не знает, с кем имеет дело. Я покажу ему, кто я! Так поступать можно только не с такой, как я. Этот щеголь не дорос еще до того, чтобы за мной надсматривать. Если бы мой честный Пьер хотя немного сходился во мнении со мной, наделали бы мы хлопот этому разорителю миллионов».

Карета остановилась.

— Господин Пьер Делярю? — сказала госпожа Деварен.

— Он, сударыня, ушел с четверть часа.

— Куда?

— Он этого не сказал.

— А вы не знаете, долго он будет в отсутствии?

— Не знаю.

— Благодарю вас.

Госпожа Деварен, совершенно озадаченная таким препятствием, задумалась. Куда мог уйти Пьер? По всей вероятности к ней. Не теряя ни одной минуты, она опять села в карету и приказала ехать обратно на улицу Св. Доминика. «Если он спешил ко мне с самого своего приезда, это значит, что он готов все сделать, лишь бы сохранить Мишелину, — думала она, — а тогда нам все удастся».

Кучер, получив приказание, заставил лошадь бежать как можно быстрее. «Пьер, — думала она, — поехал в фиакре и может приехать только на полчаса ранее меня. Он пройдет в контору, встретится с Марешалем и, как ни торопился бы, потеряет с ним на болтовню четверть часа. Остается еще четверть часа, Вот была бы большая беда, если за эти 15 минут он успел бы поставить себя в неловкое положение, сделав какую-нибудь глупость. Как жаль, что я не послала ему письма в Марсель, чтобы научить его, как он должен вести себя по приезде. Лишь бы он не встретился с Мишелиной». От одной этой мысли ее бросило в жар. Она высунулась в дверцы и крикнула кучеру, который мчался, как поезд:

— Скорей! Вы еле двигаетесь.

Карета ехала со страшной быстротой, так что через несколько минут была уже на улице Св. Доминика. Госпожа Деварен влетела в отель, как ураган, и узнала от швейцара, что господин Делярю приехал. Тогда она поспешила к Марешалю и спросила его с таким странным видом, что тот испугался, не случилось ли какого-нибудь несчастья…

— Виделись вы с Пьером?

Видя изумление секретаря, госпожа Деварен поняла, что предусмотренные ею неприятные предположения осуществились. Она дошла до зала, призывая громко Пьера. Садовая дверь отворилась, и она встретилась лицом к лицу с молодым человеком. При одном взгляде на лицо избранного ею сына испытываемое ею беспокойство увеличилось. Первым движением их было броситься друг к другу: госпожа Деварен открыла свои объятия, и он упал к ней на грудь.

Победив первое душевное волнение, госпожа Деварен вернула себе самообладание. Она хотела сначала узнать, что произошло в ее отсутствие, и обратилась к Пьеру с вопросом:

— Кем ты был встречен, когда приехал?

— Мишелиной.

— Вот этого-то я и боялась. Что сказала она тебе?

— Все!

Обменявшись между собою тремя фразами, эти два сильные характера ясно, с точностью определили дело. С минуту госпожа Деварен оставалась безмолвной, потом с внезапной нежностью и, как будто желая извиниться за измену дочери, проговорила:

— Дай я тебя поцелую, мой бедный мальчик. Не правда ли, ты огорчен? И я также. Я совсем не знаю, что и делать. Вот уже десять лет я лелеяла мысль видеть тебя женатым на Мишелине. Ты человек высоких достоинств, семьи у тебя нет, я верю, что ты меня любишь немного, а потому не отнял бы у меня дочери и охотно жил бы со мною. Устроив этот брак, я осуществила бы мечту всей жизни. У меня был бы не зять, а сын.

— Верьте, — сказал печально Пьер, — что не от меня зависело, чтобы этот проект осуществился.

— Это, мой мальчик, другой вопрос! — вскричала госпожа Деварен повышенным голосом, — Вот в этом-то мы и расходимся. По-моему, ты один виноват в том, что происходит. Я желаю, чтобы ты был решителен, понимаешь ли? О, я знаю, что ты мне скажешь на это: ты хотел принести в приданое Мишелине венец своей славы. Пустяки все это! Когда кончают вторым в Политехнической школе и имеют будущность такую, как у тебя, то незачем бежать в пустыни, чтобы понравиться молоденькой девушке. Сначала надо жениться, а знаменитость придет после, в одно время с детьми. Да и к чему тебе нужно было так стараться? Что же такое мы-то? Великие люди, что ли? Прежние булочники. Теперь миллионеры, это правда, но это не мешало бедному Деварену таскать хлеб и мне отдавать сдачу, когда у меня покупали на гроши. Но ты захотел сделаться странствующим рыцарем, а в это время красивый господин… Сказала тебе Мишелина его имя?

— Я встретился с ним лицом к лицу тотчас по приезде. Он был с нею в саду. Нас представили друг другу.

— Это очень хорошая манера, — сказала госпожа Деварен с иронией. — Этот плут настолько легко владеет собой, что даже в минуту самого сильного волнения не выдаст себя ни одним жестом. Ты знаешь, что он князь? Это-то и заманчиво для «Дома Деваренов»! Мы поставим его герб на фабричные марки. Это искатель приданого и только! Князь подумал про себя: «У булочницы деньги, дочь очень мила», и решился сделать аферу.

— Для него служит извинением пример большинства ему подобных. Ныне брак единственное ремесло дворянства.

— Дворянства? Наше дворянство — еще так и быть, но чужеземное!..

— Панины уроженцы Познани. Это всем известно. В газетах писалось о них раз двадцать.

— Почему он не на своей родине?

— Он изгнанник.

— Почему? Разве он совершил какое-нибудь преступление?

— Как и все его родные, он сражался за независимость.

— Значит, он революционер?

— Патриот.

— А вот что! Ты очень добр, сообщая мне все это.

— Я могу ненавидеть князя Панина, — сказал просто Пьер, — но почему же не отдать ему справедливости.

— Так и быть, это существо особенное, великий гражданин, герой, пускай будет по-твоему. Но это не доказывает, что он сделает дочь мою счастливой. Если ты хочешь следовать моим советам, мы пошлем его строить баррикады, где хочет, только бы его поскорее убрали отсюда.

Госпожа Деварен разгорячилась, она ходила по залу большими шагами. Мысль опять перейти к наступательным действиям доставляла радость ей, принужденной в течение месяца только защищаться.

Между тем госпожа Деварен находила, что Пьер умничает. Как деловая женщина, она не понимала, почему молодой человек не может придти к окончательному решению. Чувствуя необходимость придать ему смелости, она сказала:

— Как ты сам знаешь, право на твоей стороне. Князь мне не нравится…

— Мишелина любит его, — перебил Пьер.

— Она только воображает, — возразила живо госпожа Деварен. — Она вбила себе это в голову, но это пройдет. Ты хорошо понимаешь, что я вызвала тебя из Африки не за тем только, чтобы присутствовать на браке моей дочери. Если ты мужчина, то мы посмеемся. Мишелина твоя невеста. Тебе дано наше слово, а слово Деваренов стоит их подписи, Никогда не протестовали против нас. Откажись возвратить нам его. Выиграй время, ухаживай и отними мне мою дочь у этого щеголя.

Пьер несколько минут молчал. Он быстро сообразил, какую громадную ошибку сделал, объяснившись с Мишелиной, прежде чем повидался с госпожой Деварен. При помощи такой энергичной матери он мог бы бороться, между тем как, опираясь на свои собственные силы, он с первой стычки был побежден и принужден сложить оружие. Он не только сам потерпел поражение, но увлек за собой и своего союзника.

— Ваша помощь пришла слишком поздно, — сказал он, — Мишелина просила меня вернуть ей свое слово, и я это сделал.

— Ты был настолько слаб? — вскричала госпожа Деварен. — А она, совсем дитя, имела такую храбрость? Стало быть, она влюблена до безумия! Я подозревала подготовленный ею план и пошла навстречу, чтобы тебя предупредить. Но не все еще потеряно. Ты возвратил слово Мишелине, пусть будет так! Но я, я не возвратила тебе твоего слова. У тебя есть обязательство относительно меня. Я не желаю брака своей дочери, устроенного против моей воли. Помоги мне расторгнуть его! Черт возьми, ты найдешь легко другую женщину, которая будет стоить Мишелины. Но где же я найду такого зятя, который стоил бы тебя? Наше счастье совсем в опасности, спаси его!

— К чему же бороться? Я заранее побежден.

— Если ты думаешь меня оставить, что же я одна сделаю против Мишелины?

— Делайте так, как она хочет, по обыкновению. Вас удивляет, что я даю такой совет? До сих пор вы поддавались просьбам вашей дочери, и теперь, если она придет еще раз умолять вас со слезами, то вы, такая сильная, умеющая так хорошо говорить, при ее словах «Я хочу» станете слабой и не в состоянии будете отказать ее князю. Поверьте мне, следует согласиться. Кто знает, ваш зять, может быть, впоследствии отблагодарит вас за это.

Госпожа Деварен слушала Пьера с глубоким удивлением.

— В самом деле, ты необыкновенный человек, — сказала она. — Ты рассуждаешь обо всем так спокойно!.. Разве ты не огорчен?

— Так огорчен, — ответил Пьер глухим голосом, — что готов умереть.

— Ты хвастаешься! — вскричала запальчиво госпожа Деварен. — Ах, ученый, цифры ожесточили твое сердце!

— Нет, — возразил с грустью Пьер, — но работа уничтожила во мне все соблазны юности. Она сделала меня суровым и немного грустным. Я пугал Мишелину, вместо того, чтобы привлечь ее. Зло приходит оттого, что мы живем в лихорадочный век, когда наши способности бессильны сразу обхватить все, что предлагает наша жизнь: удовольствие и работу. Приходится поневоле выбирать, сберегать свое время и свои силы и заставлять действовать безраздельно мозг или сердце. Из этого выходит, что орган, оставленный в пренебрежении, сохнет. Люди, всю свою жизнь предающиеся удовольствиям, плохие работники, между тем как труженики проигрывают в делах любви. Одни жертвуют возвышенным в жизни, другие — ее удовольствиями. В решительные минуты, когда праздный человек захочет обратиться к своему уму, а труженик к своему сердцу, они с ужасом замечают, что один неспособен исполнить долг, а другой не умеет воспользоваться счастьем.

— Что же из этого, мой мальчик, тем хуже для женщин, которые не умеют ценить мужчин-тружеников, а увлекаются светскими болтунами. Я никогда не принадлежала к числу последних, и встреться ты со мной, такой серьезный, тридцать лет тому назад, я предпочла бы тебя всякому другому. Но так как ты хорошо сознаешь свой недостаток, почему же не исправишься? Средство в твоих руках.

— Какое?

— Твоя воля. Женись на Мишелине, я отвечаю за все.

— Она не любит меня.

— Женщина всегда кончит тем, что полюбит своего мужа.

— Я слишком люблю Мишелину, чтобы жениться на ней без ее любви.

Госпожа Деварен поняла, что она ничего не достигнет и что партия, несомненно, проиграна. Глубокая грусть овладела ею. Будущее представлялось ей очень мрачным, и у нее появилось предчувствие, что несчастье вошло в ее дом вместе с Сержем Паниным. Что могла она сделать? Противиться увлечению своей дочери? Она знала, что жизнь стала бы несносной для нее с тех пор, как Мишелина перестала бы смеяться и петь. Ее воля растаяла бы от слез дочери. Пьер ей верно говорил об этом. К чему решаться на борьбу, которая несомненно окончится поражением? Она чувствовала себя бессильной и с глубоким негодованием решила покориться.

— Итак, — сказала она, — я вижу ясно, что мне следует согласиться стать бабушкой маленьких князей. Не очень мне это нравится, потому что не по сердцу их будущий отец. Пусть Мишелина будет счастлива. Когда мой муж был жив, и тогда я была более матерью, чем женой, теперь же жизнь моя всецело принадлежит дочери. — Затем, подняв свои сильные руки, она сказала с зловещей энергией: — Видишь ли, если дочь моя станет страдать из-за мужа, я, кажется, буду способна убить его.

Эти слова были последними из разговора, которым решалась судьба Мишелины и князя, госпожи Деварен и Пьера. Она протянула руку и позвонила. Госпожа Деварен приказала вошедшему слуге попросить Марешаля сойти вниз. Она думала, что было бы лучше для Пьера излить свое горе перед близким другом. Мужчине ведь неловко плакать перед женщиной. Она верно угадала, что сердце молодого человека было полно слез. Марешаль был недалеко. Он тотчас же пришел и сразу бросился на шею Пьера. Видя двух товарищей в объятиях друг друга, госпожа Деварен сказала Марешалю:

— Я вас освобождаю до вечера. Уведите Пьера с собой. Мне он нужен будет после обеда.

Она направилась твердою поступью в комнату Мишелины, где та с трепетом ожидала результата переговоров.