«Так что найди еще одного».
«Ты хотел показать мне, что можешь добраться до меня, а? Это все? Ты должен был показать мне, несмотря ни на что, ты сможешь дозвониться до меня?»
«Вот и все, Сальваторе».
«Так что, если я не дам тебе помощи, ты придешь за мной?»
«Лично», - сказал я.
Он вздохнул. «Ты сумасшедший сукин сын, Картер. Я хочу, чтобы ты был моим мужчиной. Дай мне киллера такого же хорошего, как ты, я сделаю нас обоих богатыми. Хорошо, тебе будет моя помощь. Что вы хотите?"
Я сказал ему про Аль Асада.
Не все, просто мне нужно было их быстро найти и что они были на Манхэттене. «Я хочу знать где», - сказал я.
«Это они сделали это? Арабы?»
«Они те самые».
Он снова покачал головой. «Президент, вице-президент, пара членов кабинета - Господи! Куда, черт возьми, наша страна идет? Никто не в безопасности, её больше нет»
Я не ответил.
«Как ты думаешь, какую помощь я могу тебе оказать, Картер?»
«Вы проникаете в каждый уголок Манхэттена», - сказал я. «Между вашими сборщиками ростовщиков и вашими счетчиками в каждом баре и сигарном магазине вы проникли в каждый район города. Я хочу знать, что происходит в Ист-Сайде. Никто не высморкается, если вы не знаете, сколько штук он использовал салфеток или платков. Мне нужна эта информация. Я хочу, чтобы вы передали слово, что любой, кто слышит что-либо об этой группе арабов, поднимает трубку и сообщает вам так быстро, как только может вытащить цент из своего кармана! "
"И я передаю его тебе?"
"Это идея."
Большой Сал провел языком по внутренней части рта. Он сосал зуб. Наконец он кивнул. "Хорошо."
Я встал. «Вот и все, Сал».
Большой Сал сидел на месте.
"Ты не собираешься проводить меня до двери?"
«Вы входите один, вы делаете это сами».
Я остановился у двери. «Не будь слишком суров с ДеДжуллио, - сказал я.
Большой Сал сделал непристойный жест на меня своим средним пальцем, поэтому я закрыл за собой дверь и вышел через фабрику. Никто даже не взглянул на меня.
Глава пятая
Четверг 16:47 Грузинская гостиница. Парк-авеню
Когда я вошел, в вестибюле меня ждал сотрудник ФБР. Я знал его раньше. Его звали Клемент Тейлор. Он был одним из лучших. Мы поднялись в мой номер. Тейлор выглядел усталым; под глазами были темные круги, а лицо выглядело напряженным и напряженным.
Он протянул мне лист бумаги. «Этот список может быть вам полезен», - сказал он. «У нас есть иммиграционная служба. Мы работали над этим с прошлой ночи всю ночь напролет. Во-первых, мы вытащили компьютерную распечатку на всех, кто въезжал в страну с Ближнего Востока за последние три месяца. Включая» туристические визы, студенческие визы - все работает. Если вычесть тех, кто покинул страну, у нас осталось несколько тысяч имен. Сегодня рано утром мы организовали самую массовую охоту, которую когда-либо видела эта страна. Были задействованы все правоохранительные органы федерального уровня и штата. Считая местную полицию, я бы сказал, что сегодня над этим заданием работали несколько сотен тысяч человек ».
Он коснулся бумаги в моей руке.
«Пока что мы нашли все имена в нашем первоначальном списке - кроме них. Что касается остальных, они чисты, насколько мы можем их проверить».
«Вы же не говорите мне, что все эти имена связаны, не так ли?»
Тейлор покачал головой. "Нет. Просто мы либо не можем их найти, либо они не могут доказать, что чисты. Лично я бы сказал, что большинство из них не имеют отношения к Аль Асаду. Я поставил звездочку рядом с имена тех, кто живет в районе Нью-Йорка - или тех, кто исчез из поля зрения ".
«Что, если они использовали европейские паспорта?» Я спросил.
Тейлор покорно пожал плечами. «Тогда нам не повезло».
Я внимательно изучил имена в списке. Один сразу бросился на меня: Юсеф Хатиб. А потом еще один: Шариф аль Саллал.
Я указал имена Тейлору. «Эти двое. Сконцентрируйтесь на них. Я хочу знать, когда они приехали в страну, куда они пошли, кого они видели, что они сделали. Все!»
Тейлор записал имена. Продолжая писать, он спросил: «Они там?»
«Саллал - главный человек», - сказал я ему.
«У них параноя», - прокомментировал Тейлор. "Они использовали свои настоящие имена, верно?"
«Это больше, чем психопатия», - сказал я, думая о последствиях. «Это показывает, что они гордятся тем, что они сделали. Они хотят, чтобы мир знал о них. Не крадутся. Никаких масок, никаких безликих террористов. Они стремятся добиться успеха или умереть в этой попытке».
Тейлор поднялся и подошел к телефону. Все его тело согнулось от усталости.
Он вернулся ко мне. «Мы на все этом», - сказал он. «Каждый человек в нью-йоркском офисе, а также в полиции Нью-Йорка. Если есть что найти, мы это найдем».
Они бы это сделали, но сколько времени им потребуется, подумал я. У нас было очень мало времени! Что ж, не повредит. Пусть стараются изо всех сил. Помогла бы даже одна подсказка.
Тейлор потер свои налитые кровью глаза.
"Без сна?" Я спросил его.
"Нет времени даже
- вздремнуть, - устало сказал он.
Я тоже не сказал ему, что не спал всю ночь. Это было бы несправедливо. Тейлор надрывал свою задницу, пока я держал золотое тело Тамар в своих руках.
«Так оно и есть», - уклончиво прокомментировал я.
"Да уж."
Тамар пришла менее чем через пять минут после ухода Тейлора. За ней следовали две коридорные с картонными коробками и пакетами. Она быстро поцеловала меня. Через две минуты спальня превратилась в клубящуюся массу рваной папиросной бумаги и одежды, разбросанной по кровати. Henri Bendel, Lord & Taylor, Saks Fifth Avenue и десяток эксклюзивных бутиков были представлены этикетками на одежде и печатью на коробках.
«Это все, что я могла получить за такое короткое время», - сказала она мне через плечо. «Остальные придут позже. Слава Богу, я могу обойтись без одежды, которая практически не нуждается в переделках».
Я начал отвечать, когда зазвонил телефон.
Это был Дуэйн.
«Будьте на Риверсайд Драйв на 88-й улице», - сказал он. «Ты будешь там через сорок пять минут. Этот кот Уэсли, он не любит ждать, ты копаешь?»
"Как я узнаю его?" Я спросил.
«Он водит белый Линкольн Марк IV. Ты не пропустишь этого, чувак. Если только ты не слеп».
Он повесил трубку, прежде чем я успел спросить его еще о чем-нибудь.
* * *
Четверг. 17:53 Риверсайд Драйв.
Lincoln Continental Mark IV был совершенно новым, белым, только что вымытым и отполированным. По бокам, на капоте и вокруг выступа покрышек на багажнике была нанесена золотая полоска, которая делает Mark IV таким отличительным. На окнах были тонированные стекла. Салон был обтянут белым искусственным мехом, вплоть до покрытия руля. Машина объявляла всем, кто смотрел на нее, что она принадлежит сутенеру и что с ним все в порядке.
Уэсли был таким же черным, как и белая машина. Он был одет в белую куртку из ультразамши и брюки с расклешенным днищем, скроенные и сшитые так, чтобы напоминать отбеленный натуральный деним. Его рубашка была из огненно-красного шелка-сырца с очень длинными воротниками. На его аккуратно уложенной афро-прическе под крутым углом красовалась белая шляпа сафари с широкой лентой из муаровой ткани из золота. Соответствующее красное перо весело торчало из левой стороны браслета. Уэсли был мускулистый, с широкими плечами и узкой талией. Он был хорошо выглядел, и он знал это, но его средняя твердость проявлялась на поверхности.
И он относился ко мне с подозрением.
В квартале отсюда, на бульваре Генри Гудзона, движение домой ползло от бампера к бамперу. Мы сидели в машине, курили. Я выкурил одну из своих сигарет с золотым наконечником. Уэсли курил косяк. Слегка едкий запах его марихуаны наполнил салон машины, хотя у него был кондиционер. С его стороны это был акт неповиновения.
«Дуэйн сказал, что ты хочешь читать со мной рэп», - наконец сказал он. "Начни читать рэп".
Я чувствовал исходящий от него антагонизм. Антагонизм, подозрительность и негодование. Я был белым. Я ему не нравился, и он не пытался это скрыть. Это было так просто.
Уэсли был крутым. Ему не удавалось стать лучшим сутенером в жестком мире, не будучи более жестким, чем его конкуренты.
Я сразу понял, что мог бы сказать ему посильнее, и он ответил бы: «Отвали!» Я решил вникнуть в суть дела. Действие говорит намного громче, чем слова.
«Давай прогуляемся, - сказал я.
Он посмотрел на меня. "Куда?"
«Просто в угол».
Ему потребовалась минута, чтобы принять решение, гадая, какого черта я хотел это сделать. Затем он открыл дверь со своей стороны машины и вышел на дорогу. Он захлопнул ее. Я подождал, пока он оказался перед радиатором автомобиля, прежде чем полез в нагрудный карман куртки. Я достал тонкую шариковую ручку. Хотя на самом деле он мог писать, чернильная трубка была меньше восьмой дюйма в длину. Остальная часть ствола была забита специальной смесью, которую «специальные» мальчики AX приготовили для меня.
Я нажал на поршень на конце и уронил ручку на пол за передним сиденьем, распахивая дверь. Надежно закрыв ее за собой, я присоединился к Уэсли на тротуаре и направился к углу.
Уэсли пошел рядом со мной. Он с беспокойством огляделся. Блок был пуст, если не считать нас двоих и проезжающих машин.
"Ты ищешь пух?" Я спросил.
"Да уж."
«Нет никакого пуха», - сказал я ему. "Только ты и я."
Уэсли остановился как вкопанный.
"Как так получилось, что мы совершаем эту прогулку?" он спросил.
Я не ответил. Я просто продолжал идти. Неохотно Уэсли догнал меня и пошел в ногу, двигаясь в ритмичной походке.
Мы прошли примерно две трети пути до угла, прежде чем я остановился и развернулся. Уэсли сделал то же самое. Я снова посмотрел на машину.
Он возмутился - "Человек, что с тобой?" . Он был умным на улице, и ситуация, которую он инстинктивно чувствовал, была совершенно неправильной. У него плохие флюиды, и это означало опасность, но он не мог понять, что именно. Больше всего ему было неудобно находиться в ситуации, когда он чувствовал, что теряет контроль. Ему это не понравилось. Это его беспокоило.
«Это какая-то машина, - сказал я.
«Конечно, она есть. Получил это на прошлой неделе. Когда я проеду, стану самым модным комплектом колес в городе».
«Я так не думаю», - сказал я.
Уэсли выглядел озадаченным. "О чем ты говоришь?"
«Посмотри на машину», - сказал я. Он повернул голову как раз вовремя, чтобы услышать тихий шум взрыва и увидеть огромную, яркую, оранжевую и желто-красную вспышку пламени, которая поднялась, заполнив внутреннюю часть и раздув стекла окон, поглотив ее. машина в смертельных объятиях огня. Вверх и вниз по улице остановилось движение.
Уэсли был ошеломлен. Он уставился на пламя, а затем повернул ко мне голову. Он снова посмотрел на машину, как будто не мог поверить в то, что видел. Затем он посмотрел на меня и сказал: «Мужик…»
Бензобак с грохотом взлетел вверх, задняя часть машины поднялась, развернулась и сильно отбросила на тротуар под углом. Пламя взлетело выше.
«Ты, мама…» - сказал Уэсли, ненависть наполнилась кислотой в его голосе.
«Не заканчивай, - предупредил я его. «Ненавижу это слово».
Уэсли заткнись. Его правая рука быстро вернулась в набедренный карман.
«Если ты вытащишь этот нож, я оторву тебе яйца», - сказал я ему, не двигаясь с места. Его рука застыла.
Сузившиеся глаза Уэсли измерили меня. Я не двинулся с места. Он обвел меня с головы до пят, измерил меня во второй раз, и его разум стал метаться взад и вперед. Он проверял других мужчин, и они проверяли его с тех пор, как он был ребенком на улицах черного гетто. В большинстве случаев его жизнь зависела от его суждений. Он принял решение обо мне.
"Ты несешь железо?" - медленно спросил он.
Я кивнул. «Но мне это не понадобится», - сказал я. «Я сделаю это своими руками».
Он поверил мне, потому что знал, что это правда.
«Ты, черт побери, сукин сын», - сказал он голосом, полным ярости. "Вы, белые ублюдки, все одинаковы!"
«Ты мне тоже не нравишься», - холодно сказал я. «Теперь, когда мы избавились от этого…»
«… Только потому, что я черный…»
«… Потому что ты сутенер», - сказал я ему, прерывая его на полуслове. «Я ненавижу сутенеров. Черный, белый, розовый или желтый, я ненавижу сутенеров. Ты копаешь?»
Уэсли уставился на меня.
"Тогда что ты хочешь от меня, чувак?"
«Прежде чем я скажу тебе это», - сказал я, зная, что не могу доверять бунтарству Уэсли и что он нападет на меня при первой же возможности, - «Я расскажу тебе, что с тобой случится, если ты так сильно даже подумать о том, чтобы пересечь меня! "
Я сказал ему односложными словами, используя уличный язык. Когда я дозвонился, я спросил: «Как вы думаете, скольких девушек вы собираетесь встретить в таком виде?»
Лицо Уэсли было бесстрастным. Он не пошевелился.
«Думаю, нет», - стоически сказал он, но я знал, что он крутится внутри.
«Ты думаешь, ты сможешь сохранить девушек, которые у тебя есть сейчас?»
"Нет."
"Вы верите, что я могу это сделать, Уэсли?"
Это был ключевой вопрос. Я видел, как его разум тщательно взвешивает каждый аспект проблемы. Он снова посмотрел на меня. Не думаю, что он боялся. Если он был, он это скрывал. Как и любой, кто вырос на улице, боролся и пробивался к вершине, он был реалистом. Чтобы быть сутенером уровня Уэсли, нужно быть крутым. В противном случае другие заберут ваших девочек. Ни один сутенер не может позволить себе такое случиться с ним хоть раз. Слухи ходят. Сутенер - пятерка в группе сверстников, которая не пощадит слабых. Они не зря называют Гарлем «джунглями».
Уэсли скривился.
«Да, я думаю, ты справишься». Признание пришло неохотно. Ему было больно признавать это.
"Ты собираешься мне помочь?"
«Как будет, если смогу», - сказал он.
"Сколько девочек у вас в конюшне?"
«Пять настоящих лучших цыпочек», - сказал он.
"Какая у них торговая земля?"
«Только первоклассная», - сказал он, и в его голосе промелькнула гордость. «Лучшие. У некоторых из них есть джоны по три и пятьсот долларов, вот что у них есть. Они все тоже белые цыпочки», кроме одной. Она слывет южноамериканкой.
"Кто твоя старушка?"
Он сказал мне.
"Ты тоже заставил ее работать?"
«Мужик, все мои цыпочки работают! У меня большие расходы».
«Это то, что я хочу, Уэсли». Я рассказал ему об Асаде. "Я хочу услышать о них. Я хочу, чтобы вы передали это другим сутенерам, которых вы знаете. Я хочу, чтобы каждая из их девочек - она что-то слышит, она передает слово обратно. Араб. Если у нее араб Джон, или знает об одном - я хочу услышать об этом. Ты понял, Уэсли? Арабское это слово ».
Он кивнул. «Я копаю, чувак».
Он глубоко вздохнул и посмотрел мне в глаза. «Ты хриплый крутой», - сказал он, заставляя себя произнести эти слова. «Я думаю, ты действительно не хочешь уговорить меня, что ты будешь делать, если я перейду к тебе?»
Я не ответил.
«Мне не нравится то, что сделал со мной тот кот Дуэйн, - мягко сказал Уэсли.
"Дуэйн мой человек", - ответил я. «Все, что с ним случается, я иду за тобой».
Уэсли просто смотрел на меня. Я встретился с ним взглядом. Прошла долгая минута.
"Черт!" Он выругался, не сводя с меня глаз. "Вы просто не даете мужчине шанс, не так ли?"
«Нет, если я могу помочь».
Он отвернулся от меня больше с отвращением к собственной беспомощности, чем ко мне. Он думал, что он крутой. И он был - в своем собственном мире. Но его вселенная не была моей. Он никогда не имел дела с профессиональными убийцами - лучшими в мире - и не бил их снова и снова. Он не был Killmaster N3. Я был.
Уэсли на мгновение тихо выругался, но он не собирался позволять белому увидеть, как сильно это повлияло на него. По-своему он очень гордился собой. Я втоптал его в землю.
Если он хотел мне помочь, я должен был восстановить его, чтобы он мог быть таким же жестким с другими сутенерами, как я с ним.
"Уэсли?"
Неохотно он повернулся ко мне.
«Мне платят за убийства», - тихо сказал я.
Его разум уловил слова, переворачивал их и выжимал весь смысл того, что я сказал.
"У меня никогда не было шанса с тобой, не так ли?" - наконец сказал он.
"Нет."
«Хорошо, - сказал он. «Я передам слово».
К этому времени толпа, которая собралась вокруг горящей машины, достигла десяти человек, и все они стояли на безопасном расстоянии через улицу. В нескольких кварталах от нас мы слышали завывающее, пронзительное, поднимающееся и падающее хрипы сирен полицейских машин и воющий, настойчивый, истерический писк пожарных машин.
«Пошли к черту отсюда», - сказал я. Мы прорезали улицу по диагонали и завернули за угол, взяв такси на Вест-Энд-авеню.
"Куда мы идем?" - спросил Уэсли.
Я наклонился вперед и дал водителю адрес. Уэсли откинулся в своем углу сиденья как можно дальше от меня, не глядя на меня, глядя в окно на своей стороне кабины. Шок от потери своего Mark IV начал полностью его поражать.
Нам потребовалось почти тридцать пять минут, чтобы добраться через город до автосалона. Я вышел из такси, заплатил водителю и пересек тротуар к витрине, рядом со мной Уэсли.
Выставочный зал был огромным и шикарным. На полу стояло восемь или девять «роллс-ройсов»; одни новейшие модели, другие были классикой в своем роде: Silver Ghosts и Phantom IV.
Я использовал палку на Уэсли. Пришло время использовать морковь.
"Вы видите эти белые роллы?" Я спросил. Он вряд ли мог это пропустить. Он элегантно гордо стоял посреди этажа.
«Настоящая кожа внутри», - сказал я. «Правый руль тоже».
"Правый руль?"
«Да. И совершенно новый. Они написали ваши инициалы из 24-каратного сусального золота прямо под окном».
Уэсли ничего не сказал. Я чувствовал, как его воображение убегает вместе с ним. Я почти чувствовал, как в нем нарастает желание, оно было настолько ощутимым. Уэсли отдал бы свою душу за эту машину. Я знал, что он мысленно представлял себя едущим по городу в этом белом «роллс-ройсе» со своей старушкой рядом с ним. В городе не было бы сутенера, который не горел бы завистью. И он это знал.
"Какая ваша фамилия, Уэсли?"
"Хендерсон".
«W.H. Вот что они на это наденут».
Уэсли повернулся ко мне лицом. «О чем ты говоришь? На такие колеса нужно много хлеба, чувак!»
«Я получаю вашу помощь, Уэсли, и вы получите эту машину», - сказал я. «Это то, о чем я говорю. И то, как ты получил это, будет только между тобой и мной».
Уэсли не проявил эмоций.
«Ты все еще тот хриплый ублюдок», - сказал он. «Худший вид».
Я кивнул.
«Я все еще ненавижу твою белую кишку», - сказал он жестко, жестко, полностью имея в виду каждое слово
сказал его голос возмущенно сердитый.
Я снова кивнул.
«Но я сделаю это», - сказал он. «Что-нибудь придет, вы услышите от меня».
Он не предлагал пожать руку, когда мы расстались.
Глава шестая
Четверг. 19:10 Грузинская гостиница. Парк-авеню.
Два телефонных звонка произошли с разницей в несколько минут. Биг Сэл был первым. Он не терял времени зря.
«Я слышал, что, может быть, вы найдете тех парней в пятидесятых, около Первой авеню», - сказал он, не потрудившись поздороваться.
«Это занимает много места».
«Некоторые подонки, как ты искал, были замечены там за последние пару дней, это слово, которое я понял», - сказал он, его голос послышался рычанием в моем ухе. «Я слышу что-нибудь еще, я звоню тебе».
И этим был весь разговор Биг Сала.
Следующей была девушка. В ее голосе было немного взволнованного, хриплого оттенка.
«Привет, дорогая. Это Шелли. Наш общий друг сказал мне позвонить тебе, если что-нибудь случится», - сказала она. "Вы знаете, о ком я?" Я знал, что она должна быть одной из девочек Уэсли.
«Это мило», - сказал я. "Что происходит?"
«Мой друг пригласил меня на ужин, и он любит, чтобы я пригласил еще одну пару. Ужин - это просто общение, если вы понимаете, о чем я. Вы хотите присоединиться к нам?»
"Если вы думаете, что я должен".
"Да, я так думаю. У тебя есть девушка?"
Я посмотрел через комнату на Тамар.
«Я могу достать для тебя, если ты еще не сделал», - сказала она. "Тоже очень мило".
«У меня есть девушка. Кто твой друг?»
"Ну, прямо сейчас он едет ко мне. Я не слышала ничего от него почти год, и совершенно неожиданно мне позвонили несколько минут назад. Он хочет меня видеть - если вы знаешь что я имею ввиду."
Я знал, что она имела в виду.
«Он очень щедрый, - сказала она. «Он любит приглашать меня на ужин. Думаю, ему нравится выставлять меня напоказ, потому что я такая блондинка, а он такой смуглый».
"Вы говорите мне, что он араб?"
«Я так думаю, - сказала она. "Он приехал из одной из тех стран Ближнего Востока. Я познакомился с ним около трех лет назад, когда он имел какое-то отношение к какой-то делегации в Организации Объединенных Наций. Он как бы удерживал меня, если вы понимаете, о чем я Затем, в прошлом году, он уехал из страны, так что я потеряла его из виду. Даже письма или открытки. Теперь, сегодня вечером, он звонит и спрашивает, свободна ли я. Я не была свободна. У меня было другое свидание. Один из моих постоянных клиентов. Но Уэсли сказал мне, что это действительно важно, поэтому я отменила другое свидание ».
«Ты не проиграешь», - пообещал я. «Я компенсирую разницу».
Она смеялась. «Эй, ты говоришь как отличный парень», - сказала она. "С нетерпением жду нашей встречи."
"Где?"
Она сказала мне. Это был ресторан в сороковых годах между Второй и Третьей авеню. Я знал это место. Это было дорого, но еда была хорошей.
"В какое время мы встречаемся с вами?" Я спросил ее.
«Ой, - сказала она, - дай нам хотя бы пару часов, ладно? Её голос звучал очень возбужденно по телефону. Скажем, около десяти часов».
Затем внезапно она сказала: «Эй, я только что вспомнила. Ты должен быть старым другом. Но ему не понравится, когда он увидит, что ты мужчина. Ему не нравится идея, что я вижу других мужчин, даже если он знает обо мне. Как насчет того, чтобы я сказал ему, что знаю вашу девушку - и она ведет вас с собой? "
"Это блестящая идея."
"Как ее зовут?"
«Саида», - сказал я.
"Какая?"
Я снова произнес это за нее. «Скажи ему, что она сирийка. Она из Дамаска».
«Эй, это дико! Она правда сирийка?»
"Это правильно."
«Она может говорить на этом сумасшедшем языке? Я имею в виду арабский?»
"Да."
«Ему это понравится, я могу вам сказать». Шелли казалась довольной. «Эй, еще кое-что. Эта цыпочка - кто она в жизни?»
Я не думал, что арабу понравится идея быть замеченным в обществе арабской проститутки.
«Скажи ему, что она натуралка. Она всего лишь знакомая девушка, которая даже не знает, что ты работающая девушка. У тебя ведь наверняка есть друзья натуралы?»
Шелли хихикнула. «Красиво! Он это откопает. Послушайте, увидимся около десяти часов. Как вы двое выглядите, чтобы я смог узнать вас, когда вы войдете?»
Я описал ей Тамар.
«Похоже, она прекрасно выглядит», - сказала Шелли. "Бьюсь об заклад, если бы она была в жизни, она могла бы заработать состояние!"
Я не мог ничего сказать на это.
"Как ты выглядишь?" - спросила Шелли. Я старался быть объективным в описании себя. Шелли снова хихикнула. "Эй, если ты так выглядишь, я могу поменяться
«Не отвлекайся от работы», - сказал я ей. "Вам нужен бонус, не так ли?"
"Черт возьми!"
«Скажи своему другу, что я арабский жених Саиды».
"Понял."
«И на всякий случай - как зовут этого парня, чтобы я мог спросить вас двоих в ресторане?»
«Хакени», - сказала она. «Хамал Хакени. Я не знаю, настоящее его имя или нет. Большинство Джонов не любят называть вам свои настоящие имена. Во всяком случае, это то, что он всегда использовал со мной».
«Увидимся позже», - сказал я, и мы повесили трубку.
"О чем все это было?" - спросила Тамар через комнату. Я не ответил. Я был слишком занят просмотром списка имен, который оставил мне Тейлор.
Хакени. Хамал Хакени.
Вот оно! Всего их трое. Юсеф Хатиб. Шариф аль Саллал. Хамал Хакени. Или это так? Хакени мог вообще не иметь отношения к террористам Аль-Асада. С другой стороны, его имя было в списке тех, кто приехал в страну за последние несколько месяцев и пропал из виду. Было о чем подумать. Черт, это все, что мне нужно было сделать!
Тамар снова спросила меня о телефонном звонке. Я сказал ей.
«Саида», - повторила она. «Достаточно арабское имя».
"Да уж."
Я посмотрел на часы. Было только семь пятнадцать, и я смертельно устал. Я начал снимать одежду.
"Что делаешь?" - спросила Тамар.
«Я собираюсь вздремнуть», - сказал я ей. «Я думаю, тебе тоже стоит взять одну. Бог знает, когда у нас будет еще один шанс немного поспать».
К тому времени, как я перевернул кровать и выключил свет, Тамар сняла платье и нижнее белье. Она прижалась ко мне, глубоко вздохнула и обняла меня. Она прижалась губами к моему уху и нежно подула в него.
Она озорно пробормотала: «Мы оба будем спать крепче, если ты сначала займешься любовью со мной, дорогой».
Я собирался возразить, но ее руки, ее рот и мягкая полнота ее грудей не позволили мне заговорить. Как бы я ни был утомлен, она довела меня до лихорадочного нетерпения. Не было ни веселья, ни прелюдии, ни ласки. Был просто яростный толчок и отталкивание наших тел, спаривающихся в зверином ритме. За несколько минут мы одновременно достигли пика и одновременно схватились друг за друга во взрывном спазме высвободившейся страсти.
Тамар позволила своему телу расслабиться с долгим судорожным вздохом. Она открыла глаза ровно настолько, чтобы весело взглянуть на меня, и хрипло сказала: «Миссионерская!»
Я не ответил. Я заснул почти сразу же, как только она уснула, мои руки обнимали мягкие женские изгибы ее груди, тепло ее теплого тела согревало меня, убаюкивая меня.
* * *
Четверг. 22:15 Восточная 48-я улица.
Когда мы с Тамар вошли в ресторан, они оба сидели за полу-уединенным столиком на четверых. У блондинки были длинные волосы, бледный цвет лица и платье с глубоким вырезом, которое сводило ее груди вместе, образуя ярко выраженную декольте. Когда мы вошли, она смотрела на дверь, поэтому сразу же нас заметила. Она встала из-за стола, бросилась к Тамар, обняла ее и поцеловала в щеку, когда она издала счастливые, бессмысленные звуки приветствия.
Мужчина за ее столом не сдвинулся с места. Он ждал, что она приведет нас к нему. Шелли была права. Он был таким же смуглым, как и она блондинка. Его смуглая кожа была оливково-коричневой, а короткая, аккуратно подстриженная борода была черной и жилистой, как уголь. На вид ему было за тридцать.
Когда мы подошли к столу, Шелли одной рукой обняла Тамар.
«Это мой хороший друг, Хамал», - сказала она, представляя его. «Хамал, я рассказывала тебе о Саиде. Я не знаю ее очень давно, но она действительно милая девушка».
Хамал быстро взглянул на Тамар, но внимательно посмотрел на меня. У меня каштановые волосы и обычные черты лица, которые подходят практически любой национальности. Тем не менее, незадолго до того, как мы с Тамар покинули отель, я потратил время, чтобы втереть краску для кожи в лицо и руки, которые затемнили их еще на несколько оттенков. Мои волосы теперь были черными как смоль.
«А это жених Саиды», - пробормотала Шелли. «Саида, представь его, ладно. Я никогда не могу вспомнить его имя».
«Махмуд эль-Зауми», - сказал я, слегка поклонившись. А затем я добавил по-арабски: «Ахален ва-Сахален, я Шейх!»
Хамал расплылся в радостной улыбке при словах моего приветствия.
«Салам Алейкум», - ответил он.
«Салам».
"Вы египтянин?" - спросил он по-арабски.
«Из пустыни», - ответил я.
«Ага», - удовлетворенно сказал Хамал. "Тогда вы бедуин?"
«Мы все верим в Пророка», - уклончиво ответил я.
Он жестом показал мне
сесть рядом с ним. Шелли села по другую сторону от него. Тамар села между мной и Шелли.
"Могу я заказать вам выпить?" - спросила Шелли Тамар.
«Я выпью джин с тоником», - сказала Тамар, прежде чем сообразила, о чем она говорит.
Лицо Хамала застыло. Он ждал, что я сделаю заказ. Я покачал головой.
«Мне нельзя употреблять алкоголь, - сказал я Шелли. Я повернулся к Хамалу. «Саида из секты Алави», - объяснил я. Хамал расслабился. Аллави разрешено употреблять алкогольные напитки, в отличие от среднестатистического мусульманина.
«Она сирийка, - сказала мне Шелли».
Я кивнул. "Да."
"Это где вы встретились?" Хамал все еще относился ко мне немного подозрительно.
«Да. Ее отец был офицером в Саваиме», - сказал я ему. Хамал кивнул. По-видимому, он знал о тюрьме сирийской армии, которая находится недалеко от Дамаска.
"Почему ты был там?" он спросил.
Я без юмора улыбнулся. «Им не нравилась моя политика», - с сожалением сказал я. «Я был слишком революционером даже для Аль-Фатха. Баасистский режим арестовал меня по сфабрикованному обвинению. Я провел пять месяцев в Шебаиме, прежде чем был освобожден. По совпадению, отец Саиды был тайным нашим сторонником. Я был освобожден, он привез меня домой. Именно тогда я встретил ее ».
"А что вы делаете здесь, в Соединенных Штатах?" - спросил Хамал, все еще любопытствуя обо мне.
Я позволил своему лицу принять строгий вид.
Я снова перешел на арабский. «Мне было приказано произнести икра - высказывание». Икра означает повторять, взывать. Оно происходит от того же арабского глагола - «каръа», от которого происходит слово Коран, или Коран. Коран означает «декламация».
Хамал вопросительно поднял бровь.
«Вы, конечно, знаете девяносто шестую суру Корана», - сказал я многозначительно.
Хамал пожал плечами. «Я не настолько сведущ в словах нашего Пророка».
Я процитировал: «О, Пророк, борись с неверующими и лицемерами и будь жесток с ними!» Я подчеркнул последнюю фразу.
Хамал осторожно сказал: «Это мабим - очевидно, - что ты ученый человек, Мах'муд».
Я покачал головой. «Я боец», - сказал я.
Хамал начал улыбаться.
«Та… Син… Мим…» - сказала я намеренно, смело глядя ему в лицо и внимательно наблюдая за выражением его лица. «В двадцать восьмой суре есть слова, которыми я живу. Пророк пообещал нам, что мы вернем нашу родину! Я палестинец!»
Я мог видеть борьбу, происходящую в сознании Хамаля. Он не совсем знал, что делать с тем, что я сказал. Было очевидно, что слова произвели на него сильнейшее впечатление. Это были частные слова Аль Асада. Он не мог решить, подтвердить ли пароль или промолчать и позволить им пройти.
«Новый Пророк пообещал нам скоро вернуться домой!» - воскликнул я, наблюдая, как борьба в Хамале усиливается. У арабов есть принуждение к разговору. Разговор для араба - это еда и питье. Слова - это идеи, которые освобождают его душу. Хамал не мог больше сопротивляться. Он бросил взгляд на Тамар.
"Саида знает?" - спросил он заговорщицким шепотом. Я кивнул. "Она знает."
«Значит, вы оба последователи нового Пророка?» - спросил он все еще шепотом.
«Да, мы следуем учению Шарифа аль Саллала», - сказал я.
Когда я произнес имя вслух, лицо Хамала стало почти белым. Он схватил меня за рукав.
"Клянусь бородой Аллаха!" он ругал меня: «Не произноси это имя вслух!»
"А ты?" - спросила я, игнорируя его вспышку.
Он кивнул. «Я тоже, мой брат», - сказал он, все еще говоря по-арабски. «С самого начала, когда мы в детстве жили в секторе Газа, я следовал за ним. Он вернет нас на нашу палестинскую родину. Он покончит даже с последними проклятыми евреями, которые сидят на земле, которая по праву принадлежит нам. ! "
"Иншаллах!" - сказал я бесстрастно. "Как угодно Богу!" Но я имел в виду это совсем не так, как это понимал Хамал.
Хамал лучезарно улыбнулся мне. «У меня будут новости, когда я увижу его в следующий раз». Даже косвенно он не мог не хвастаться, что поддерживает связь с Шарифом аль Саллалом. Он хотел произвести на меня впечатление тем фактом, что он важен для организации.
Я выглядел впечатленным.
"Ты скоро его увидишь?"
«Пока не закончилась ночь», - хвастался Хамал. «Он как мой родной брат».
«Я думал, что Юсеф Хатиб был ему ближе всех». Я воткнула в него словесный кинжал, уколола его эго острым концом.
Хамал повернул голову и плюнул на пол. Он произнес проклятие.
"Этот блудник верблюдов!" он выругался. «Аль Саллал держит его при себе, как сторожевую собаку. Ни по какой другой причине!»
"Это не то, что я слышал
«Я говорю правду! Есть другие, кто ближе к аль Саллалу, чем этот шакал Хатиб!»
На моем лице появилось выражение терпимого недоверия. Это задело Хамала даже больше, чем я выразил это словами.
«Абдул Латиф Хашан и Насер ас-Дин Валади - всего лишь двое из многих, кто близок к новому Пророку», - сказал Хамал с силой. "Даже такой, как я!"
Я кивнул, делая вид, что знаю имена. Записывая их в уме, я сказал: «Слова из твоих уст могут быть только правдой».
Подошел официант, раздавая каждому из нас меню. Хамал склонился над тяжелой бумагой с гравировкой. Шелли наклонилась поближе к нему, прикоснулась к его голове и шепнула ему на ухо. Я тихо сказал Тамар: «Придумай какой-нибудь предлог, чтобы уйти. Следуй за Хамалом, когда он выйдет отсюда, но - ради бога - не дай ему поймать тебя на этом!»
Под скатертью Тамар коснулась меня бедра, показывая, что все поняла.
Хамал подозвал официанта. Тамар встала и улыбнулась Шелли. "Женская комната?" спросила она.
Шелли сказала: «Сюда, милый». Хамал прервался, заказывая ужин, и увидел, как гибкая фигура Тамары раскачивается по комнате. Она повернула за угол и исчезла.
«Тебе повезло, мой друг, что у тебя есть такая женщина», - сказал он мне с восхищением.
Я сказал: «Вы должны увидеться с Аль Саллалом до того, как закончится ночь, это правда?»
"Да."
«Я хотел бы передать ему сообщение».
Хамал приподнял бровь.
«Скажите ему, что он в опасности».
На лице Хамаля отразилось испуганное выражение. "Они узнали, где он прячется?"
«Не сейчас, - сказал я, - но они скоро узнают».
Хамал нахмурился. «Я не понимаю».
«Верь тому, что я тебе говорю», - спокойно сказал я. Спокойствие моего голоса подтвердило то, что я сказал. Это была лучшая уверенность в том, что я говорю правду. Хамал с тревогой посмотрел на часы.
Официант сказал: «Что бы дама заказала?» указывая на свободное место Тамар.
«Она не вернется», - сказал я официанту.
Хамал с удивлением посмотрел на меня. Официант пожал плечами и отошел.
Хамалу было трудно контролировать эмоции, которые начали в нем вспыхивать. Я хотел сильно его побеспокоить, и мне это удалось. Его бдительность полностью ослабла. В один момент он был самоуверенным и достаточно уверенным, чтобы довериться мне как брат. Теперь его врожденная подозрительность взяла верх. Его раскачивали на веревке своих эмоций так же яростно и дико, как ребенка на качелях, толкаемых силами, неподвластными ему. Страх и тревога сменялись антагонизмом и гневом.
Возможно, мы вдвоем сидели в кафе в Каире, Аммане или Дамаске, замышляя над маленькими чашками густого горького кофе, играя в словесные игры с правдой как воланом, которым мы ударяем взад и вперед по невидимой сети, говоря один вещь, имея в виду другое и думая третье.
«Она не вернется», - повторил он с тревогой. "Что ты имеешь в виду?"
"Эй, что происходит?" - спросила Шелли.
"Заткнись!" Хамал повернулся и сильно ударил ее по лицу.
Он повернулся ко мне, его глаза дико сверкали.
"Почему она не вернется?"
«Она пошла сообщить властям», - спокойно сказал я.
"У нее - что!"
«Она пошла, чтобы сказать властям, что вы член Аль Асада! Я предполагаю, что полиция будет здесь, чтобы арестовать вас в считанные минуты!»
Хамал был потрясен. Его лицо побледнело под смуглой кожей.
«Во имя Аллаха - зачем ей это делать?»
«Потому что она израильская шпионка», - сказал я ему, не повышая голоса.
«Ты ... ты сказал, что ее отец был офицером в армии ...»
«Верно. Он никогда не знал о своей дочери».
Хамал недоверчиво покачал головой.
«Вот почему я сделал все возможное, чтобы завоевать ее доверие. Вот почему я стал с ней суженым. Она - наш канал передачи ложной информации в Моссад - израильскую разведку!»
Я склонил голову и сузил глаза в сознательном удивлении. «Ты дурак! Разве ты не подозревал? Почему ты думаешь, что я говорил так, как говорил? Я сказал, что внушил мне ее подозрения! Если полиция арестует меня, они ничего не узнают, чего они еще не знали! Но вы ... вы должны были хвастаться своей важностью! Вы должны были объявить, что знаете местонахождение нашего лидера, аль-Саллала! Что еще хуже, вы кричите, как муэдзин на вершине мечети во время молитвы, что сегодня вечером вы увидите Шарифа аль-Саллала ! Едок верблюжьего навоза! Как ты можешь быть таким глупым! " Я хлестал Хамала всеми оскорблениями, которые только мог придумать.
Он поднялся на ноги и резко отодвинул стул от стола.
"Подождите!"
Хамал остановился.
«Оплати счет», - скомандовал я.
Хамал был слишком потрясен, чтобы думать ясно. Он вытащил бумажник из набедренного кармана и начал в него лезть. Затем он остановился. Его глаза яростно смотрели на меня. Если бы у него был нож, он бы попытался воткнуть его в меня. Вместо этого он в беспомощной ярости плюнул на пол и выбежал из ресторана.
Шелли терла щеку в том месте, где Хамал ударил ее.
«Что, черт возьми, происходит? Ты только что сорвал для меня свидание за триста долларов!»
Я вытащил свой бумажник, отсчитывая пять новых, хрустящих, хрустящих купюр по сто долларов. Взгляд Шелли был прикован к деньгам. Я сложил купюры пополам и подтолкнул их к ней через стол.
"Что этого хватит?"
Полагаю, что так.
Я добавил еще пятьдесят.
«Это чтобы позаботиться о счете».
Шелли осталась сидеть одна, а официант принес первый заказ на ужин. Когда я выходил из ресторана, она качала головой, совершенно не понимая, что произошло.
Глава седьмая
Пятница. 12:28 61-я Восточная улица.
На углу 61-й улицы и Первой авеню есть небольшая кофейня, которая работает всю ночь. Как только вы входите в дверь, есть общественный телефон. Именно оттуда Тамар позвонила мне в отель, куда я уехал после того, как Хакеми в такой спешке выбежал из ресторана. Грузинская гостинница находится всего в четырех кварталах от дома на другом конце 61-й улицы на Парк-авеню, поэтому мне потребовалось менее десяти минут, чтобы добраться до нее. Тамар сидела во второй будке справа, бездельничая с чашкой кофе.
Я скользнул в будку напротив нее, сердито нахмурившись.
"Что вы так долго?" - нетерпеливо спросил я. «Прошло больше полутора часов с тех пор, как вы вышли из ресторана. Вы следовали за Хакеми?»
Тамар кивнула. «Да. Он был очень расстроен, когда уезжал. Он прошел три или четыре квартала, прежде чем поймал такси. Мне повезло. Одно я получил сразу за ним. Хакеми велел водителю возить его по всему городу. Чтобы не было слежки. Водитель, который у меня был, был лучше его ".
"Он понял, что вы за ним следите?"
«Я так не думаю. Мы поехали в Йорквилл, а затем через Центральный парк в Вест-Сайд, а затем обратно и пересекли 65-ю улицу поперек Второй авеню. Хакеми выскочил из такси на 58-й улице. Остальные он прошел пешком часть пути ".
"Где он сейчас?"
«Думаю, с другими. Он пошел обратно по Второй авеню на 60-ю, свернул на Первую авеню, а затем спустился на 56-ю. В паре дверей от угла есть трехэтажное здание. На первом этаже находится магазин, и На втором этаже какие-то офисы. Третий этаж - студия фотографа. Она занимает весь этаж. Вот где они ». Она помолчала и добавила: «Я думаю, это место довольно хорошо охраняется».
"Что ты видела?"
Тамар пожала плечами. «Рядом с фасадом здания в машине сидели двое мужчин. Они просто сидели и курили. Думаю, они наблюдают».
Ее отчет меня удовлетворил. Тамар была обученным агентом Шин Бет. «Я хочу, чтобы вы вернулись в отель и подождали меня там», - сказал я. «Вы сделали свою работу».
Она покачала головой, ее черные волосы легко и изящно скользили по лицу. "Нет. Я довожу это до конца".
Я начал возражать. Тамар перебила меня. «Я тебе понадоблюсь», - сказала она.
Я подумал об этом на мгновение. Было бы легко позвонить Тейлору в штаб-квартиру ФБР. Через двадцать минут это место будет окружено агентами ФБР и полицией Нью-Йорка - и это будет похоже на подписание смертного приговора спикеру палаты представителей. Люди Аль Асада казнят его при первом признаке того, что они попали в ловушку без надежды на побег. Они были фанатиками, готовыми умереть, пока они могли выполнять свою миссию.
Нет, единственный способ спасти его - это быстрое нападение с разбега, совершенное одним человеком, который смог добраться до него, прежде чем они успели перерезать ему горло. И я знал, что этим мужчиной должен быть я.
Но Тамар была права. Мне нужна помощь. Я не знал, сколько их было на чердаке. Я бы не знал, когда один из них может появиться на мне из ниоткуда. Я мог бы использовать обученного агента, чтобы защитить свой тыл - или, по крайней мере, предупредить меня о том, что мне угрожает неожиданная опасность. Хотя я ненавидел подвергать ее жизнь опасности, я знал - и, черт возьми! она тоже была нужна мне именно тогда.
Тамара уверенно улыбнулась мне.
«Я вооружена», - сказала она. "Я
возьму с собой пистолет ".
"Вы когда-нибудь использовали это?"
"Вы имеете в виду, я когда-нибудь убивал этим?"
Именно это я имел в виду. Я ждал ее ответа.
Есть много людей, которые умеют стрелять из пистолета. Многие из них - прекрасные стрелки. Они попадут в цель девять раз из десяти, когда будут стрелять по бумажной мишени. Но есть что-то в том, чтобы хладнокровно направить пистолет в голову человека и нажать на спусковой крючок с полным осознанием того, что вы собираетесь убить его, и что пуля, которая попадает в него, будет разрывать кожу и раскалывать кости на фрагменты, расколотые осколки. и что из дыры, которую вы только что пробили, выльется густая подагра ярко-красной крови.
Большинство людей не могут этого сделать.
Есть только один способ узнать, достаточно ли вы хладнокровны, чтобы убивать без колебаний. Вот и все. Убить.
Тамар сказала: «Да».
Этого ответа было достаточно.
* * *
Пятница. 12:45, 56-я Восточная улица.
Луны не было. Небо было покрыто тяжелым плотным слоем облаков. Ночь была настолько темной, насколько это возможно в любой манхэттенской ночи. Даже бои на улице освещали их базы лишь узкими лучами света, а тьма, простирающаяся от одной к другой, была зловещей. По обеим сторонам улицы стояли припаркованные машины. Двое мужчин сидели в седане прямо перед зданием, которое описала мне Тамар. Сигаретный дым вырывался из приоткрытого бокового окна.
Мы прошли, взявшись за руки, по противоположной стороне улицы. Я оставил Тамар в конце квартала и объехал три четверти пути до угла Первой авеню. Некоторое время я отдыхал перед баром, пытаясь понять, как я попаду на крышу здания, где находился чердак фотографа.
Я знал, что не могу просто войти в парадную дверь здания. Я также знал, что не могу войти через черный ход. Чердак находился на верхнем этаже. Единственным логическим выходом была крыша, а попасть на крышу означало, что мне сначала нужно было подняться на крышу соседнего здания, чтобы перейти через нее.
Большинство этих старых нью-йоркских кварталов на Ист-Сайде между Лексингтон-авеню и Йорк-авеню, особенно переоборудованные многоквартирные дома между Второй и Первой авеню, обычно построены на площади. Лучше всего это будет видно с вертолета или низколетящего небольшого самолета, пролетающего над городом. Входы в многоквартирные дома расположены на пронумерованных улицах, фасады магазинов на проспектах, а тылы зданий выходят на прямоугольник, разделенный забором на задние дворы.
Попасть в замкнутую заднюю зону обычно труднее всего. Иногда, если повезет, можно найти служебный переулок или переулок. Если нет, то вам придется пройти через одно из зданий.
Мне повезло. Я нашел служебный переулок за баром на углу. Это сэкономило мне много времени, потому что переулок проходил во всю ширину магазина и вел в заднюю часть зданий в этом квартале.
В конце переулка я остановился. Стоя в темноте, среди более глубоких и черных теней беспорядочно сложенных друг на друга упаковочных ящиков, я внимательно изучил расположение. В некоторых окнах со всех сторон на заднем дворе горел свет. Большинство из них было темно в эту позднюю ночь. Стены здания зигзагообразно обнесены черным каркасом металлических пожарных лестниц. Я мог бы взять любого из них, чтобы добраться до крыш домов, которые я хотел. Я этого не сделал. Я был уверен, что если бы у Аль Асада были наблюдатели на улице, у них также была бы охрана на крыше здания, в котором они находились. Любой, кто поднимается по пожарной лестнице почти в час ночи, обязательно привлечет их внимание. . А этого мне пришлось избегать любой ценой.
Прежде чем выйти из защитной тьмы переулка, я проверил свое оборудование. Хьюго легко входил и выходил из замшевых ножен, на которых крепился смертельный стилет, привязанный к моему предплечью. Пьер, эта маленькая безобидная газовая бомба, была спрятана у меня в паху. Я вытащил Вильгельмину из наплечной кобуры и вытащил обойму 9-мм люгера. Действие было плавным и гладким; Крепость пистолета в руке мне понравилась. Я вставил обойму обратно в приклад, услышав слабый щелчок замка с защелкой, цепляющегося за металл магазина.
Я достал из нагрудного кармана пиджака фонарик-карандаш. Это обычная тонкая трубка с двумя батарейками АА, которые можно купить почти в любой аптеке, или пять с копейками, но я покрасил крошечную лампочку красным лаком для ногтей, чтобы из ее наконечника не проникал даже слабый отблеск белого света. . Удивительно, сколько света он излучает, когда ваши глаза привыкают к темноте. Лучше всего то, что это не разрушает твое ночное видение.
Он также не привлекает внимания тех, кто не смотрит прямо в область, на которую вы его освещаете.
Используя свет, я проверил, нет ли препятствий, которые могли бы сбить меня с толку, когда я пробирался к первой двери подвала. Я посветил на нее.
Кто-то установил над дверью тяжелую пластину из листового металла и вставил замки заподлицо. Я мог бы открыть его, но это было бы слишком рискованно. Если бы они взяли на себя труд поставить такую дверь, шансы были чертовски хороши, что они также установили электронную систему сигнализации. Я не хотел тратить время на поиск и отключение будильников.
Держась поближе к стенам, я двинулся ко второму зданию, пересек сломанный забор, разделявший два дома. Луч фонаря растекся по косяку двери - старый, деревянный, покоробленный и не слишком надежно прикрученный.
Я знал, что попасть внутрь не составит труда, но с такой дверью петли заржавеют, и она будет ужасно визжать, если я ее открою. Звук разносится ночью, особенно высокие частоты. Скрежет металла от ржавых петель гарантированно привлечет внимание охранников на крыше следующего здания.
Я снова полез в карман. На этот раз я взял тонкий металлический шприц поршневого типа. Им пользуются мастера по ремонту часов и фотоаппараты. В нем всего три или четыре миллилитра тонкого масла. Кончик иглы достаточно мал, чтобы проникать во все отверстия, кроме мельчайших. Тот, который я ношу, не содержит масла. Это специальная жидкость, созданная для меня технической группой AX. Я думаю, вы могли бы назвать это жидким пластиком или очень стабильной формой нитроглицерина. Сделайте свой выбор. Как бы вы это ни называли, это очень концентрированное и чрезвычайно мощное взрывчатое вещество. Для работы не требуется много времени.
Осторожно, в тусклом красном свете фонарика-карандаша, я вставил кончик шприца в отверстия изношенных стержней петель, которые крепили дверь к раме. Достаточно было трех маленьких капель жидкости на каждую петлю. Я отложил контейнер и достал обычный спичечный коробок. По иронии судьбы, это было из ресторана, где я раньше встретил Хакеми.
Я оторвал четыре бумажных спички. Три из них я вставил в петли за оторванные концы. Я их протестировал. Они останутся. Хотя я знал, что никто не может увидеть его над головой, я все же прикрывал вспышку пламени сложенными ладонями, зажигая четвертую спичку и касаясь ею по очереди каждой из фосфорных головок трех других спичек.
Я резко отвернулся от двери и ударился спиной о стену здания. Три отдельных приглушенных крошки раздались примерно через шесть секунд, когда спичечные головки сгорели до основания и оторвались от жидкого взрывчатого вещества. Звук не был ни громким, ни резким. Даже с расстояния в пятьдесят футов нельзя было сказать, с какого направления он пришел, но, возвращаясь к входу, я знал, что дверь будет наклонена, и будет держаться только за задвижку.
Я осторожно отодвинул дверь ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть сквозь нее вращающим движением.
Подвал был грязный и грязный, полный всякого хлама. Я обошел старые бочки, сломанный холодильник и три ржавых старых чугунных радиатора, которые стояли там так долго, что были покрыты слоями пыли.
В дальнем конце подвала была еще одна дверь. Этот был частично открыт. Это привело меня в коридор первого этажа. Там никого не было. Я повернул за угол и начал подниматься по лестнице, ставя ноги на каждую ступеньку как можно ближе к стене, чтобы избежать шума. По дороге наверх я никого не встретил.
К двери на крыше вел последний лестничный пролет. Выбраться на крышу будет легко, потому что дверь была заперта изнутри, чтобы не допустить потенциальных бродяг. Я не открывал. Еще не сейчас.
Здание, в которое я хотел попасть, было по соседству. Я был уверен, что на крыше будут охранники и что в тот момент, когда я открою дверь, внезапный луч света будет подобен морскому маяку в кромешной тьме ночи. Это обязательно привлечет их внимание.
Я спустился по лестнице на площадку внизу. Обернув носовой платок вокруг пальцев, я вытащил голую лампочку из патрона. В коридоре стало темно. Я снова поднялся на крышу. Лампочка в потолке открутилась так же легко.
Теперь, в кромешной тьме, я медленно открывал дверь дюйм за дюймом, ненавидя тратить драгоценные моменты на это, но зная, что в этом случае поспешность может означать больше, чем растрата. Это могло означать мою смерть.
Когда дверь приоткрылась настолько, что я смог выйти, я лег и вывалился на крышу. Даже когда слишком темно, чтобы разглядеть предметы, движение может привлечь внимание.
Если бы меня заметил охранник, он бы открыл огонь. Во время тренировки мужчина сначала будет стрелять в вашу середину или туловище, так как это самая большая часть вашего тела и в нее легче попасть. Если что-то пойдет не так и будет стрельба, я хотел, чтобы огонь прошел над моей головой.
Звука тревоги не было. Я вышел на крышу ползком , добрался до большого цилиндрического вентилятора из оцинкованного железа, который выступал из просмоленной поверхности крыши и на долгую минуту присел на корточки. Медленно, сливаясь с его силуэтом, я полностью выпрямился.
Теперь я мог видеть крышу соседнего здания - и то, что я увидел, меня не очень обрадовало. По крыше ходили не один, а двое охранников.
Каждый из них был вооружен автоматической винтовкой.
* * *
Пятница. 1:04 утра 56-я Восточная улица
Вильгельмина не принесет мне пользы. Не против автоматов. Пьеру нужно было замкнутое пространство, чтобы нанести смертельный удар. Только смертоносная, острая и бесшумная сталь Хьюго могла мне сейчас помочь, но даже тогда мне сначала нужно было подойти достаточно близко, чтобы стилет оказался эффективным. Близость означала тридцать футов для броска; досягаемость тела для нанесения удара.
Но сначала мне пришлось забраться на крышу по соседству, чтобы меня не заметил ни один из двух бдительных палестинских охранников-террористов.
У меня не было возможности подойти напрямую. Лобовая атака была бы чистым самоубийством. Мне нужно было застать их врасплох.
Как можно тщательнее в темноте я осмотрел план крыш. Оба были плоскими и находились примерно на одном уровне. Кирпичный выступ проходил спереди и сзади каждой крыши. Две крыши были разделены перегородкой из бетонных блоков высотой по пояс. Если бы я попытался повторить это, меня сразу заметили бы.
Я снова посмотрел на выступы. Они шли ровной линией по краям обоих зданий.
К сожалению, я пришел к выводу, что, как бы рискованно это ни было, у меня нет выбора. Я снова лег ничком, извиваясь по черной смоле крыши, двигаясь как можно медленнее, держась поближе к перегородке из бетонных блоков, чтобы скрыть свои движения. Чтобы добраться до дальнего угла крыши, потребовалось целых пять минут.
Медленно поднял туловище только на высоту кирпичного перекрытия и перекатился на него. Я перевернулся через край крыши и, держась только за руки, позволил своему телу свободно висеть на дальней стороне стены. Подо мной был отвесный трехэтажный обрыв на разбитую бетонную мостовую заднего двора. Если бы я поскользнулся, мне бы конец.
Двигая одной рукой, а затем другой, сначала правой, а затем левой, я медленно двинулся по краю крыши к соседнему зданию. За считанные секунды напряжение моих рук и запястий стало невыносимым. Шероховатая текстура кирпичей начала тереться о кожу моих рук. Было более тридцати футов перекрытия, и я не мог сделать это быстрее или проще - если только я не хотел, чтобы меня заметили охранники. Я попытался закрыть свой разум нарастающей болью в руках и ноющими мышцами предплечий, которые начали выкрикивать свой протест против столь болезненного злоупотребления.
Я отключаю свой разум от болезненных ощущений, боли и времени, которое на это уходит. Снова и снова, почти как робот, я двигал каждой рукой в стороны в спазматических хватках, держась только за одну руку на ту короткую секунду, которая потребовалась, чтобы ослабить хватку одной руки, сдвинуть ее на шесть дюймов в сторону и схватить кирпичную накладку. очередной раз.
Я не смел отдыхать. Я знал, что если я остановлюсь хотя бы на мгновение, я никогда не смогу заставить себя начать снова.
Мои туловище и ноги болтались в пространстве, время от времени натыкаясь на стену здания, угрожая разорвать ненадежную хватку, которую я держал за край здания.
Время замедлилось до ползания, а затем замедлилось еще больше, наконец, полностью отдохнув, но мои руки продолжали двигаться. Отпустите и возьмите. Отпустите и возьмите. Снова и снова. Мир был не чем иным, как чистой мучительной болью - и все же мои руки продолжали двигаться, как будто у них была собственная независимая и упрямая воля. Моя хватка стала скользкой. Я знал, что это был не только пот на моих ладонях. Это было слишком липкое чувство. Кожа моих пальцев и ладоней, наконец, изношена настолько, что из нее потекла кровь.
Отпустить и взяться.Отпустить и взяться . Снова и снова, без конца. Шаг за шагом. Хватка за хватку. Мир представлял собой черную пустоту, в которой я опасно болтался, и только ощущение жжения в ладонях напоминало мне о том, что я делаю, о том, что я должен продолжать делать, независимо от того, насколько сурово наказание.
А затем - спустя долгое время после того, как я перестал думать сознательно, спустя много времени после того, как мои мышцы спины, мышцы плеч и мышцы рук слились в одно целое.
В агонии сильной, острой боли я протянул руку еще раз, но ничего не нашел. В отчаянии я вцепился в кирпич правой руки, схватил себя за руку и глубоко вздохнул с облегчением.
Я добрался до дальнего угла здания, в который хотел попасть.
И все же мне пришлось приложить еще одно физическое усилие. Медленно, игнорируя каждый новый протест своих мышц, я подтянул грудь и туловище над парапетом. На мгновение я балансировал там, затем перекатил ноги на край крыши и лег, не двигаясь, внезапное прекращение напряжения происходило почти слишком быстро. Я сделал еще один глубокий вдох, гадая, не заметили ли меня, когда я поднимался на крышу.
Повернув голову, я поискал стражников. Они все еще были там, где были, когда я начал свое опасное путешествие. Они все еще не знали о моем присутствии.
Я спустился с края к плоскому углу крыши, теперь защищенному тьмой и полудюжиной выступов, поднимающихся с крыши в странных местах, которые лежали между нами.
Вытащив носовой платок, я вытерл ладони насухо. Теперь соль моего пота начала болезненно щипать там, где я натирал кожу рук. Я снова и снова сгибал пальцы, изгоняя из них боль. Я по очереди массировал мышцы каждой руки и плеча, возвращая бушующий, колющий иголки поток крови. Поочередно я растягивал и расслаблял мышцы спины.
Целых десять минут я лежал так, зная, что не могу позволить себе роскошь нетерпения, глубоко дыша, вдыхая столько воздуха, сколько смогу, в легкие, зная, что в следующие несколько мгновений - в зависимости от того, насколько быстро и эффективно я смогу двигаться - я либо живу, либо умру.
Я не стал слишком долго останавливаться на этой мысли. Мне было о чем подумать. Например, как я собирался убить охранников по одному.
Христос! Если бы я только мог использовать Вильгельмину, это было бы так просто! Два выстрела сделают это!
Но без глушителя на конце пистолета эти два выстрела предупредили бы остальных террористов Аль-Асада на чердаке прямо под нами, и это сорвало бы мою миссию!
Мне было недостаточно убить охрану.
Мне было бы мало спуститься на чердак.
Мне пришлось делать всю работу молча и быстро. Достаточно быстро, чтобы добраться до спикера палаты, прежде чем один из похитивших его фанатиков сможет перерезать ему горло!
Глава восьмая
Пятница. 1:35 утра. Крыша на 56-й Восточной улице.
Охранники были хорошо обучены. Они ходили по крыше случайным образом, всегда так, чтобы один защищал спину другого. Они держались подальше от края. Они держались на расчищенной территории, подальше от вентиляторов и шахты лифта, за которой я прятался. Казалось, что я не смогу добраться до них одновременно.
Но должен был быть способ. В противном случае все, что я сделал, это поймал себя в ловушку.
Я посмотрел на свои наручные часы. Проклятая секундная стрелка выглядела так, будто вращала циферблат со скоростью, в пять раз превышающей обычную. Я решительно выбросил из головы все мысли о времени, сосредоточившись на поиске способа уничтожить обоих охранников одновременно.
Мой разум подсказывал мне, что должен быть способ, который будет достаточно быстрым, чтобы обездвижить их обоих одновременно; достаточно быстро, чтобы они не выпустили предупредительный крик или не произвели выстрел. Все, что мне нужно было сделать, это открыть его.
Я лежал, скрючившись в темных тенях угла крыши, скрытый вентилятором, небольшой группой труб и похожей на сарай конструкцией, в которой размещались подъемные механизмы грузового лифта, в то время как сотня идей мелькала в моей голове. Я отвергал каждого из них по одному. Неторопливо я взглянул на схему телефонных проводов, протянутых к каждому зданию на столбах в центре заднего двора. Более толстые черные линии были более толстыми проводами линий электропередач, питающих каждое из зданий.
Сначала они ничего не значили для меня, но мой взгляд возвращался к ним снова и снова. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем эта идея наконец пришла ко мне. Не все сразу, а по чуть-чуть. Я разобрался с этим один раз, а затем подробно рассмотрел его, планируя его шаг за шагом, потому что, если бы это не было сделано в правильном порядке и правильным способом, я бы убил себя вместо двух охранников-террористов Аль Асада. .
Я проверял эту идею, пока не остался доволен ею. Все еще не двигаясь, я еще раз осмотрел крышу, но теперь искал конкретные предметы. Я первый увидел. А потом разглядел вторую. Оба были в пределах легкой досягаемости от меня.
Было еще одно, что нужно было искать. Если бы я его нашел, у моей схемы были чертовски хорошие шансы сработать.
Я нашел это.
Все трое находились в пределах десяти футов от того места, где я лежал, на расстоянии, которое можно было проползти, чтобы мне не пришлось подвергаться воздействию охранников.
Первой была проволока, поддерживающая металлический Т-образный каркас того, что когда-то было одним концом каркаса веревки для белья. Я медленно подошел к основанию рамы. Два отдельных провода были скручены вокруг рым-болтов, прикрепленных к крыше, а затем петлей были закреплены на задней части рамы и снова опущены ко второму набору рым-болтов. Я осторожно начал их раскручивать, не обращая внимания на укол в моих сырых кончиках пальцев, когда сгибал каждую проволоку прямо и выталкивал ее из болтов с проушиной. Оба конца попали мне в руки. Я вытащил их из Т-образной рамы, переполз примерно на фут и открутил другой конец проводов от болтов с проушинами, к которым они были прикреплены.
Теперь у меня было два отрезка голой плетеной проволоки, каждый длиной около двадцати футов, которые я свернул в отдельные свободные петли.
Во-вторых, старая телевизионная антенна - изогнутая, ржавая и давно вышедшая из строя, она все равно идеально подходит для моих целей.
Я ношу в кейсе плоскую отвертку. Это пригодилось не раз в прошлом. Не торопясь, я ослабил зажимные винты, которые крепили стержень антенны к металлическим лентам, опоясывающим дымоход. Осторожно, медленно я опустил его на крышу.
Лежа на спине, прислонившись к стене, я прикрепил один конец провода к антенне.
Я медленно подошел к клеммной колодке линии питания. Я его не трогал. Двести двадцать вольт - это то, с чем не стоит играть - вы относитесь к этому с большим уважением, иначе это убьет вас. Тусклое красное свечение моего миниатюрного фонарика давало мне более чем достаточно света, чтобы внимательно его изучить, прослеживая провода так, чтобы ни один из охранников не заметил света.
Электроэнергия для здания шла от столба в центральном дворе заднего двора к клеммной колодке, на которую я смотрел. Оттуда одна линия снова змеилась по краю крыши. Вторая линия поднималась примерно на пять футов по деревянному стандарту и петляла к соседнему зданию, чтобы обеспечить питание этого здания. Это была вторая строчка, которая мне нужна. Я не хотел чтобы перегорели предохранители в здании, в котором находился.
Третий предмет - обычный водопроводный кран. В тот или иной момент кто-то продлил линию холодной воды изнутри здания через крышу, чтобы обеспечить подачу воды для подачи воды на крышу, или для поливки сада на крыше, или для других целей. На самом деле не имело значения, зачем они это сделали. Тот факт, что он был там, сделал мой план осуществимым.
Теперь подошла деликатная часть того, что мне нужно было сделать. Осторожно разводя катушки проволоки, я взял один конец одной проволоки и прикрепил его к железной водопроводной трубе, обернув вокруг нее, чтобы убедиться, что у меня хороший контакт. Поползая обратно к клеммной колодке, я привязал другой конец провода к среднему проводу трехпроводной системы. Средний провод в трехпроводной системе на 220 В является линией общего заземления. Пока я избегаю контакта с любым из двух других проводов, цепь не будет полной, и я буду в такой же безопасности, как если бы я работал с обычной проволокой для тюков.
Когда я закончил эту работу, я взял вторую петлю из плетеной проволоки и прикрепил один конец к антенне. Я поставил антенну на навес для лифтовой техники. Теперь, очень осторожно, я сполз обратно к клеммной колодке, медленно вытаскивая провод, ползая по крыше, удерживая провод в натянутом состоянии, чтобы он шел по прямой от сарая к клеммной колодке, не провисая.
Я привязал конец этого провода к обеим горячим линиям. Я хотел полный ток 220 вольт. Я оценил силу тока в здании где-то от трехсот до четырехсот ампер из-за большой нагрузки грузового лифта. Такой силы тока будет более чем достаточно для работы. Убивает сила тока, а не напряжение.
Теперь антенна стала продолжением горячей 220-вольтовой линии; опасно, но достаточно безопасно, чтобы обращаться с ним голыми руками, если я случайно не коснулся земли. В таком случае я бы сам себя ударил током.
Я взял тайм-аут, чтобы проверить созданную мною систему. Казалось, все в порядке.
Оставался еще один последний шаг, который нужно было сделать, прежде чем я смогу вскинуть ловушку. Кран водопроводного крана находился всего на фут выше уровня крыши, но если я его открою, охранники обязательно услышат плеск воды, падающей из крана на поверхность крыши. Я должен был предотвратить это.
Хьюго легко скользнул мне в руку. Я острым лезвием ножа отрезал левый рукав моей куртки. Я вернул Хьюго в ножны и привязал один конец отрезанного рукава к крану, позволив другим концом прижаться к поверхности крыши.
С бесконечным замедлением
я повернул ручку. Не очень много, ровно настолько, чтобы позволить легкому потоку воды просочиться через ткань рукава на крышу. Я наблюдал за ним какое-то время, затем чуть приоткрыл кран, пока он не отрегулировал до моего удовлетворения.
Я вернулся в тени машинного сарая лифта, залез на его деревянную крышу, прижимая свое тело, чтобы не увидеть силуэт на фоне неба. Я лежал плашмя на крыше сарая, антенна рядом со мной.
Подготовка закончилась. Теперь мне нужно было ждать подходящего момента, чтобы открыть ловушку.
* * *
Пятница. 2:10 утра на крыше на 56-й Восточной улице.
Прошло сорок пять минут с того момента, как я начал собирать вместе элементы своего неожиданного пакета для двух террористов. Это было почти слишком долго. Тем не менее, несмотря на напряжение каждой прошедшей секунды, мне все же пришлось еще некоторое время оставаться терпеливым. Мне пришлось ждать, пока вода разольется и покроет поверхность крыши пленкой влаги, достаточно глубокой, чтобы пропитать подошвы обуви охранников. Рядом со мной была антенна, и провод от нее тянулся обратно к клеммной колодке по плотной прямой линии. Если он коснется поверхности крыши, произойдет короткое замыкание.
Прошло пять минут, потом десять. Мысленно я представил себе небольшой наклон крыши. В своем воображении я мог видеть медленный, устойчивый поток воды, растущий в мягкой растущей лужице, которая с каждым мгновением беззвучно покрывала все большую и большую поверхность.
Прошло двадцать минут, прежде чем я осторожно поднял голову. Под косым углом, под которым я находился, я мог различить сияние отражений света на водной пленке, которая к тому времени покрывала большую часть крыши.
Охранники все еще медленно ходили взад и вперед, не обращая внимания на воду, которая была у них под ногами.
Я все еще ждал. У меня был бы только один шанс на них. Прежде чем действовать, я должен был убедиться.
И вот, наконец, я услышал, как один из охранников произнес восклицание по-арабски. Вода, наконец, просочилась сквозь подошвы его ботинок. Он остановился, снова выругался и наклонился, чтобы посмотреть на поверхность крыши. Второй охранник обернулся, услышав ругань своего товарища.
Тогда я встал и бросил антенну в мелкую лужу с водой.
Взрыва не было. Произошла внезапная яркая, интенсивная вспышка чистого сине-белого света, пронизанная вспышками красного и огромными искрами, которые прожгли мои глаза! Это было похоже на взгляд в гигантскую стробоскопическую вспышку. Свет заморозил тела двух мужчин в гротескном, античном положении в момент их смерти.
А затем сгорели провода в оплетке, идущие к клеммной колодке, и выброс тока был слишком сильным, чтобы они могли выдержать.
Свет погас почти так же быстро, как возник. Обугленные тела двух террористов Аль-Асада рухнули - черные, обожженные массы выжженной плоти - на смоляной поверхности крыши.
Все это заняло не более одного мгновения - но работа была сделана. Охранники были мертвы. Для меня была открыта дорога на чердак внизу.
* * *
Пятница. 2:53 утра 56-я Восточная улица.
Я оставил тела двух охранников-террористов там, где они лежали. На мгновение у меня возникло искушение взять одну из автоматов, но, даже когда эта мысль пришла мне в голову, я отбросил ее. У меня просто не было возможности прострелить чердак, узнать, где держат спикера Палаты, и освободить его, прежде чем кто-то воткнет в него нож или взорвет ему мозги взрывом винтовочного огня.
Я слез с односкатной крыши. Хотя я знал, что лужа с водой больше не представляет опасности, потому что провода сгорели, я осторожно обогнул воду, пройдя по периметру крыши, чтобы добраться до дверного проема, ведущего вниз.
Атаке не предшествовало ни намека на предупреждение, ни даже стремительный шаг. Только в последнюю долю секунды возникло внезапное атавистическое подсознательное осознание опасности. Это было похоже на прогулку по темной городской улице поздно ночью, и ты внезапно понимаешь, что кто-то идет за тобой. Осознание приходит не через ваш разум, а через тонкие волоски на затылке и покалывания на коже. Когда вы поворачиваетесь, даже если шок от того, что кто-то находится в пределах одного-двух футов от вас, бьет вам по сердцу, в этом нет ничего удивительного. Вы знали еще до того, как повернулись, что увидите кого-нибудь. Их тела подошли слишком близко; они нарушили вашу частную, личную территорию, на которую нельзя вторгаться.
Даже при том, что никакой угрозы не было, не говоря уже о фактической, открытой атаке, ваша физическая система кричит об опасности] За секунды до того, как вы их увидите, ваши адреналиновые железы активированы. Мгновенно ваши мышцы напрягаются, готовые защищаться от удара,
чтобы сражаться зубами и гвоздями, и любым другим оружием, которое попадется вам в руки, ради своей жизни.
Только годы внушения ненасильственной реакции, обучения сдерживать свои животные инстинкты, заменять физическую реакцию разговором, останавливают вас от того, чтобы броситься на того, кто вторгся на вашу "территорию" мимо опасной точки с полным намерением убить его, прежде чем он сможет причинить вам вред.
За годы работы с AX я выучил эти цивилизованные реакции. Вот почему я ношу обозначение Killmaster N3.
Автоматически я реагирую на немедленное ощущение опасности, сначала защищаясь, а затем прыгая, чтобы убить. Иногда одновременно, потому что нападение по-прежнему является лучшей защитой.
Вот что случилось на этот раз. Время ощущения опасности измерялось в миллисекундах. Моя реакция была немедленной. Я нырнул в сторону, извиваясь в воздухе, ударившись о крышу, унесло меня на десять футов.
Даже в этом случае я был недостаточно быстр. Лезвие ножа задело меня, когда я начал двигаться, расстегивая куртку и рассекая кожу и плоть длинным, горящим порезом, который шел от моего левого плеча до основания позвоночника.
Как кошка, я вскочил, Хьюго прыгнул мне в правую руку из ножен на моем предплечье. На секунду я разглядел стройную темную фигуру на полфута ниже меня. Затем он бросился на меня, опустив руку с ножом, лезвие вонзилось мне в живот.
Я втянул мышцы живота. Он промахнулся менее чем на дюйм. Я попытался отразить его удар собственным уколом. Он заблокировал мою руку своим локтем. Ускользнув, пригнувшись, он обошел меня слева.
На темном лице мелькнули белые зубы, полумесяц улыбки, подобной улыбке человека, чье удовольствие от работы настолько велико, что почти сексуально по своей интенсивности. Пение вырвалось из его горла.
«Подойди ближе, малышка», - сказал он по-арабски. «Я пошлю тебя в рай со своим клинком. Аллах ждет, чтобы забрать тебя!»
Я задержал дыхание.
Он снова напал на меня. На этот раз его нож разорвал ткань моего левого рукава. Я попытался наступить на него, сделав выпад длинным лезвием стилета. Он тихо рассмеялся, легко отошел и снова танцевал вокруг меня, всегда слева от меня, с дальней стороны.
Он был хорош. Он был одним из самых быстрых и опасных людей, с которыми я когда-либо сталкивался. Он не терял ни единого движения. В его движениях был плавный ритм, как если бы он танцевал под смертоносную военную песню туарегов в пустыне, его ноги быстро отсчитывали время с быстрым ритмом барабанов и его хлестанием рукой под акценты бубнов.
Даже в темноте он был устойчив, постоянно осознавая свое окружение и препятствия, которые я чертовски хорошо знал, он не мог видеть.
Он сделал ложный выпад на мой пах, и когда я инстинктивно сжалась в защитном движении, он ударил меня по лицу. Лезвие моей левой руки едва отразило удар, ловя взгляд на его запястье. Если это было больно, он не подал виду.
Прежде всего, у него был вид полной и абсолютной уверенности. Как будто у него не было абсолютно никаких сомнений в том, что он собирается убить меня. Так или иначе, для него меня хватило бы всего на несколько минут.
Такое отношение делает уверенным убийцу. Непоколебимая уверенность, твердое знание, что он лучше, чем кто-либо другой. Он даже не может представить себе поражения. Это просто никогда не приходит ему в голову.
Он у меня тоже это есть.
Снова последовал выпад и финт, и так быстро, что это было частью того же движения, я сделал еще один выпад. Он снова промахнулся, но только из-за темноты, в которой мы сражались на дуэли.
Хатиб! Юсеф Хатиб!
Это мог быть только он. Я никогда не встречал такого хорошего киллера, как он.
Я вспомнил, что мне рассказывали о нем Поганов и Селютин. Они не лгали и не преувеличивали. Во всяком случае, Хатиб был лучше, чем они говорили.
Мне просто чертовски повезло, что я избежал его первой атаки. У меня болело плечо. Это было похоже на длинный, узкий и глубокий ожог по всей моей спине от плеча до бедра. Я чувствовал, как кровь липко течет из открытой раны.
Хатиб нападал на меня снова и снова, целя сначала в мой живот, затем в мое горло, мое лицо, мои глаза - а затем снова в кишки и пах.
Мои собственные реакции замедлялись из-за усталости мускулов после того, как рука за руку ползла по уступу крыши длиной более тридцати футов. Мышцы плеча все еще болели. И я не мог слишком хорошо удерживать шпильку в пальцах, потому что кожа была очень натерта. Я потерял тонкое чувство, которое подсказывало мне, где была смертельная точка Хьюго. Я схватился за лезвие ладонью и проигнорировал боль укола
Но это заставило меня замедлиться.
Это дало Хатибу необходимое преимущество, чтобы убить меня. Снова и снова я едва мог парировать его удары. Темнота тоже не помогала. Только случайный отблеск света на заточенном крае его лезвия ножа показал мне, где он находится, поскольку он танцевал в воздухе смертоносный, сложный узор - как светлячок, малейшее прикосновение которого означало мгновенную смерть!
Я знал, что моя медлительность будет означать мою смерть. Каким-то образом мне нужно было ускорить время реакции, даже на долю секунды. Потому что это все, что нужно для такого бойца, как Хатиб. Какой бы из нас ни выиграл - или проиграл - доли секунды, мы стали бы победителями - или проигравшими - в этом безжалостном па-де-де жесткой, режущей стали и мягкой, беспомощной плоти!
Был только один способ сделать это.
Я перестал думать и позволил своей нейронной системе взять на себя управление моим телом.
Годы тренировок и тренировок, час за часом в спортзале с лучшими учителями мира научили меня всем трюкам ножевого боя. Мы прошли через движения каждой атаки и защиты - сначала медленно, затем быстрее и, наконец, так быстро, что наша реакция и реакция, наше парирование и выпад были настолько быстрыми, что человеческий глаз не мог различить отдельные движения.
Но мозгу требуется время, чтобы распознать движение, осознать его значение, оценить его опасность, вспомнить соответствующий защитный ход и затем послать сообщение телу. И организму требуется больше времени, чтобы отреагировать на сообщение, которое оно только что получило от головного мозга, через спинной мозг и через нервную систему.
Есть способ сократить время. Вы позволяете глазам видеть, но позволяете нейронной системе реагировать напрямую. По сути, вы обошли свой мозг и откладывание мыслей о том, что происходит.
Это всего лишь доля секунды, но эта доля секунды может спасти вам жизнь.
Снова и снова Хатиб танцевал вокруг меня, делая выпад для финта, за которым следовали серии выпадов, которые перетекали один в другой. Каждый раз, когда я парировал и отвечал, его либо не было рядом, либо его рука или нож отбивали мою.
Но теперь я двигался быстрее. Хатиб перестал петь. Улыбка исчезла с его лица. Он начал хрюкать.
"Едок навоза!" Я выругался на него. «Поедатель верблюжьих какашек! Сколько собак использовали тебя для прелюбодеяния?»
Хатиб начал терять плавность своего ритма. Его рука судорожно двигалась. Однажды он споткнулся, выругавшись в гневе.
И вот когда я его заполучил!
Острие Хьюго попало в локоть внутренней стороны его предплечья. Я злобно повернул запястье, вонзая лезвие дальше. Когда он попытался отодвинуться, я зацепил стилет на себя.
Это было как потрошить рыбу. Лезвие скользнуло острием сначала в его руку с ножом, в мягкую кожу и тонкую ткань внутренней части его локтя. Он перерезал одно из сухожилий, а затем двинулся вниз к его запястью, кожа и плоть разошлись перед острым краем лезвия моего ножа, точно так же, как вы открываете мягкий живот рыбы перед тем, как разделывать его на филе.
Лезвие ударилось о кость у основания ладони и выпало наружу, но к тому времени вся его правая рука превратилась в беспомощную конечность.
Нож невольно выпал из руки Хатиба.
Он все еще мог сбежать. Как бы быстро он ни двигался, он мог бы сбежать от меня, даже несмотря на то, что его рука была сильно ранена.
Если бы он не верил в то, что его невозможно победить, он бы выжил. Некоторое время он стоял неподвижно, глядя на свою тяжело раненую руку и на нож, лежавший у его ног. Открытие того, что он узнал, что он не лучший, что есть кто-то лучше него, было большим шоком, чем сама ужасная рана.
В тот момент, когда разум Хатиба застыл, когда его тело полностью и неподвижно остановилось, я вогнал Хьюго глубоко в его живот, на стыке его грудной клетки. Моя рука подняла лезвие вверх со всей силой правого предплечья, бицепса, мышц плеча и спины.
Удар буквально сбил Хатиба с ног, пронзив его длинным лезвием стилета, который теперь глубоко вонзился в него под грудной клеткой, через легкое и в сердце.
Я позволил ему соскользнуть с моего ножа и ударить инертной массой о поверхность крыши.
Долгое время я не двигался. Я молча стоял на этой крыше в окружении трех мертвецов, в то время как я дышал глубокими, болезненными вздохами, вдыхая столько воздуха, сколько мог, думая только о том, что Хатиб почти достиг того, что пытались сделать многие другие мужчины - убить меня.
Я был потрясен осознанием того, что Хатиб был лучшим бойцом с ножом от природы, чем я. Согласно каждому правилу в книге, он должен был убить меня в этой первой атаке. Единственное, что меня спасло, - это годы тренировки.
Я снимаю с себя внешность цивилизованного поведения, чтобы перейти к примитивному животному человеку, который находится глубоко внутри каждого из нас.
В молчании я поблагодарил каждого из своих инструкторов и партнеров по тренировкам за уловки, которым они меня научили, за их терпение и за их неумолимое настойчивое требование, чтобы я тратил столько часов на отработку каждого движения, пока оно не стало полностью автоматическим ответом и реакцией.
Порез на спине болел. Но что меня еще больше потрясло, так это внезапная потеря уверенности в себе. Она вернулась почти сразу, но я осознал свою уязвимость. Хатиб был так близок к тому, чтобы убить меня, что - и я не мог отрицать удручающую правду - на самом деле это было просто игрой судьбы, что Хатиб теперь лежал мертвым вместо меня.
Без полной уверенности в себе и в своих силах я был бы бесполезен. Было бы бессмысленно продолжать миссию - и я должен был продолжать! Больше никого не было! Даже если бы было время пригласить другого агента, не было бы времени его проинформировать. Некогда рассказывать ему, что я узнал и как использовать контакты, которые я установил. Нет времени помещать его на крышу 56-й Ист-стрит вместо меня.
На карту было поставлено не только я, мое эго и моя разбитая уверенность.
Это была жизнь спикера - нет, черт возьми! Мне лучше перестать так думать о нем. Теперь он был президентом Соединенных Штатов!
Этот факт и осознание того, что только я могу предотвратить его смерть, - все, что поддерживало меня.
И, опять же, несмотря на то, что давление времени пронизывало каждую мысль, я нашел время, чтобы очистить свой разум и привести себя в состояние душевного спокойствия. Я должен был убедить себя, что способен выполнить миссию, несмотря на все трудности, несмотря на опасности.
Факт: Хатиб был лучшим.
Факт: Хатиб был мертв. Он лежал у моих ног.
Факт: я его победил.
Вывод: мне стало лучше!
Я безжалостно вбивал эту мысль в свой разум, отбрасывая все остальные эмоции.
В самой грязной и жесткой схватке на ножах, в которой я когда-либо участвовал, с человеком, который был быстрее меня и более совершенным убийцей, чем я - черт возьми, это он был мертв, а не я!
Постепенно интеллектуальный, логический процесс рассуждений начал превращаться в внутреннее чувство, и моя уверенность начала возвращаться ко мне.
Я начал полностью принимать идею о том, что что бы ни возникало, я более чем способен с этим справиться.
Что бы ни пытались террористы, я был им более чем ровня.
Я собирался преодолеть все препятствия, каждого охранника, все и все, что стоит на моем пути, чтобы спасти президента Соединенных Штатов!
Глава девятая
Пятница. 3:07. Утро на крыше на 56-й Ист-стрит.
Когда я повернулся к дверному проему и лестнице, ведущей на чердак, дверь открылась, проливая тусклый свет на крышу.
Раздался голос. "Хатиб?"
Хатиб лежал у моих ног. Я не осмелился ответить за него.
"Фавзи?"
Я начал тихо двигаться к дверному проему, смертоносное стальное лезвие Хьюго в моей руке перевернулось для метания.
"Абдулла?"
Низкую металлическую заглушку вентиляционной трубы я не увидел. Он задел носок моего правого ботинка, и я рухнул лицом вниз на смолу крыши.
Луч фонарика растекся, и я упал на колени, когда я начал подниматься. Свет двинулся. Теперь он осветил три тела. Он колебался, как будто его владелец не мог поверить в то, что видел. В этот момент я пробил невысокую перегородку, отделявшую здание от следующего.
Я знал, что если у охранников Аль-Асада были автоматические винтовки, велика вероятность, что этот тоже был вооружен. Я был прав. Даже когда я перепрыгнул через стену, раздался стук выстрела, взорвавшего воздух с резким отрывистым треском-треском. Когда я упал ниже уступа стены, кирпичи позади меня приняли на себя удары предназначенных для меня пуль.
Вторая очередь последовала за первой, когда «он прокатился по всей длине парапета свинцом.
Снизу доносились приглушенные крики. Араб на крыше выпустил еще одну очередь, которая просвистела в нескольких дюймах от низкой стены. Я подошел поближе для защиты.
Теперь на крыше раздавались другие возбужденные кричащие голоса, все требовавшие знать, что происходит. Спасатель попытался объяснить. Проклиная, один из них прервал его. «Ты дурак! То, что ты видел, скорее всего, было всего лишь бродягой! Тебе приходилось стрелять в него? Теперь полиция приедет расследовать! Твои глупые действия означают, что нам придется уйти отсюда!»
"Ya aini!" первый протестующе вскрикнул по-арабски. «На моих глазах! Я видел этого человека! Он не был бродягой. Он все еще где-то на той крыше».
Взволнованно он продолжал. «Если я дурак, то я благословлен Аллахом! Посмотри на Фавзи и Абдуллу! Посмотри на Хатиба! Я дурак, я все еще жив!»
Последовала пауза: «Прошу прощения, Фуад. Ты прав! Смотри! Убей его, если сможешь!»
Я услышал шаги, спускающиеся по лестнице на чердак. Я медленно пополз за ограждение кирпичного парапета к дальней стене крыши второго дома. Он выходил на 56-ю Восточную улицу, тремя этажами ниже. Поднявшись на колени, я выглянул через край.
Через несколько минут я увидел, как трое мужчин выбежали из подъезда к седану, припаркованному перед зданием. Одновременно распахнулись задние двери машины. Двое мужчин забрались в кузов седана. Другой прыгнул рядом с водителем.
Спустя всего несколько секунд из парадной двери вышли еще двое террористов. Между ними, шатаясь, с завязанными глазами, с трудом двигаясь по собственному желанию, был человек, которого я пытался спасти, - президент Соединенных Штатов.
Два палестинских террориста Аль-Асада поддерживали его за подмышки, по одному с каждой стороны от него. Он безвольно провисал между ними, еле двигая ногами. Даже с такой высоты и в темноте я мог видеть по его резким неконтролируемым движениям, что он был под наркотиками. У меня промелькнула мысль, что он, вероятно, все еще не подозревал, что теперь он глава правительства Соединенных Штатов.
Грубо говоря, они швырнули его головой вперед в заднюю часть седана, захлопнув дверь, как только машина отъехала от обочины. Двое из них побежали ко второй машине, припаркованной прямо за седаном. Один забрался на водительское сиденье. Другой распахнул ближнюю боковую заднюю дверь, когда еще четверо террористов Аль Асада выбежали из здания. Они поспешно бросились во второй седан. Я смотрел, как они отъезжают, беспомощный, когда машина с ревом неслась по темной улице, наступая на пятки за первой машиной. Я смотрел, пока машины не доехали до угла и скрылись из виду.
Я чуствовал страшную боль.
Я был так близок. Теперь все было напрасно. Убийцы Аль Асада скрылись вместе со своей жертвой похищения.
Теперь мне было не лучше, чем двадцать четыре часа назад. Возможно, даже хуже, потому что террористы были предупреждены о том, что мы знали, что они прячутся на Манхэттене, и что мы почти приблизились к ним.
Если бы только этот охранник задержался всего на несколько минут!
Если бы только Хатиб не был на крыше, невидимый и неподвижный в тени в качестве поддержки для стражников!
Если только…
Решительно я заставил себя перестать думать о том, что могло бы быть, и начал концентрироваться на том, что мне нужно было делать дальше.
Мне нужно было знать, куда они направляются. Было очевидно, что им нужно подготовить второе убежище на случай, если что-нибудь поставит под угрозу безопасность их первого выбора.
Где оно было? Как мне его найти?
Даже когда у меня в голове возникли вопросы, я понял, что человек, которого они оставили на крыше, знает. Они ожидали, что он присоединится к ним, не так ли?
Все, что мне нужно было сделать, это получить от него эту информацию.
Проблема заключалась в том, что у него была автоматическая винтовка, и он бы выстрелил в меня, если бы хоть мельком увидел меня! И снова мне мешало то, что я не мог убивать. Пришлось забрать его живым.
И быстро.
Я был уверен, что он не собирался задерживаться здесь надолго - не когда полицейские сирены издалека выкрикивают свой настойчивый крик и приближаются к нам.
Сунув Хьюго обратно в ножны на моем предплечье, я полез под куртку. Мои пальцы почти ласково сжали приклад 9-мм люгера, когда я вытащил пистолет.
Теперь преимущества были больше в мою пользу. Я был скрыт в тени и в ночи, в то время как террорист все еще был небрежно очерчен светом, струящимся из дверного проема позади него. Он был для меня идеальной мишенью.
Я не собирался стрелять на поражение. Он был нужен мне живым. Но мне было наплевать, как сильно я собирался искалечить его, пока он был в состоянии говорить. Мне нужен адрес запасного убежища - и будь то ад или паводок, что бы я ни сделал с ним, я собирался его получить!
Осторожно взял прицел на его правое плечо. Это было похоже на стрельбу из пистолета «медленный огонь». У меня было время, чтобы целенаправленно прицелиться. Свет позади него сделал его идеальным силуэтом. Дистанция была короче, чем на полигоне. Я не мог промахнуться.
Моя хватка сжалась на пистолете, мой п
палец осторожно нажимает на спусковой крючок, мой разум с нетерпением ждёт звука выстрела.
А потом - в последнюю секунду, как раз вовремя, чтобы я ослабил хватку и удержал огонь, - он повалился на крышу. Я держал цель, ожидая, гадая, что, черт возьми, случилось.
В поле зрения появилась Тамар, мгновенно узнаваемая на лестничной клетке.
"Ник?" она позвала. «С тобой все в порядке? Ответь мне, если ты там!»
Я встал.
«Я здесь», - ответил я.
Преодолевая невысокую стену, я прибежал туда, где стояла Тамар.
В темноте ее глаза светились, оживленные дикой битвой возбуждения и опасности.
«Я пряталась в холле дома за углом, - задыхаясь, объяснила она. «Я практически сошла с ума, ожидая, что что-то случится! А потом я услышал ту стрельбу! Я думал, они тебя поймали! А потом я увидел, как они все выбегают из здания! Я был уверен, что они убили тебя . Я думала…"
Она замолчала, ее глаза заблестели от слез, которые она отказалась пролить. Внезапно ее руки обвились вокруг меня, и она страстно целовала меня. Она прошептала мне в грудь: «Не могу передать, как я себя чувствовала, за исключением того, что я хотела убить каждого из них!»
Все еще не глядя на меня, она продолжила. «Я вбежала в здание. Оно было совершенно пустое, даже на чердаке. Потом я увидел лестницу на крышу и увидел, как он стоит здесь с винтовкой в руках. Сначала я собирался застрелить его. Не знаю, почему я этого не сделала, но я рискнула попытаться взять его живым. Он не слышал, как я поднимаюсь по лестнице, он был так полон решимости найти вас. Я ударила его своим пистолетом . "
«Я рада, что ты не убил его», - сказал я ей. "Я нуждаюсь в нем."
"Чтобы узнать, куда они ушли?" Тамар отошла от меня, снова занятая делами.
"Точно."
Тамар больше не нужно было спрашивать. Она знала дело. Она знала, что мне нужно сделать, чтобы получить информацию от террориста, который лежал без сознания у наших ног. Это знание ее нисколько не беспокоило. Неудивительно, что израильтяне считали ее одним из своих главных агентов.
"Как нам вытащить его отсюда?"
Я наклонился, чтобы поднять его. Несмотря на внезапную, огненную боль по всей длине моей спины от ножевой раны Хатиба, я перекинул этого человека через плечо.
«Вниз», - сказал я. "Вы указываете путь".
Мы прошли чердак. Дверь была открыта настежь. Я видел, как ярко горят огни. В доме царил беспорядок. Мы спустились по второму лестничному пролету, а затем на первый этаж.
Когда Тамар открыла мне дверь, звуки полицейских сирен наполнили ночь ужасающими воплями. С обоих концов улицы въехали патрульные машины.
Один пришел к остановке с визгом шин прямо перед нами, двери распахнулись, на улицу вывалились полицейские с автоматами в руках.
Голос кричал: «Бросьте этого человека! Поднимите руки вверх!»
Я просто стоял, Тамар рядом со мной.
Подбежал капитан полиции, за ним двое офицеров в форме, нацеленные на меня револьверами.
«Уложи его легко», - сказал он, его голос был напряженным и сдерживаемым, что показало, насколько он возбужден. "Не делай резких движений!"
«Я Ник Картер», - сказал я ему. «Вам сообщили обо мне».
Я не мог слишком хорошо разглядеть лицо капитана из-за яркого света в глазах, но я мог видеть золото на его фуражке и знаки отличия на его форме. "Ты главный?"
«Да. Я капитан Мартинсон», - резко сказал он, с подозрением в каждом его слове.
«Загляни в мой набедренный карман», - приказал я. «Есть удостоверение личности, чтобы доказать, кто я».
Хоук выдал мне карточку. Обычно никакой агент AX не несет ничего, что даже указывало бы на существование нашей организации или тот факт, что он вообще агент. AX настолько сверхсекретен, что о нас знают лишь очень немногие из самых влиятельных людей.
На этой карточке было три контрасигнатуры: каракули глав ФБР, ЦРУ и АНБ. Он предписывал всем сотрудникам правоохранительных органов не только сотрудничать со мной, но и подчиняться любым командам, которые я мог бы отдать.
Мартинсон сделал заказ. "Лири, возьми это удостоверение!"
Один из патрульных двинулся позади меня. Одна рука подняла клапан моей куртки, чтобы вынуть футляр для карточек из моего набедренного кармана. Все это время ствол его .38 Police Special был грубо вдавлен мне в спину. Я проигнорировал спазм боли, когда дуло его пистолета пронзило рану. Я надеялся, что Лири не новичок в Силе. Я не хотел, чтобы пуля в спину от нервного копа с зудящими пальцами. Даже по ошибке.
Лири отошел
Для меня пистолет в его руке уже не так опасен. Передав футляр с удостоверениями личности капитану Мартинсону, Лири отошел в сторону, ни разу не отняв у меня свой пистолет.
Мартинсон открыл кожаный бумажник и взглянул на ламинированное удостоверение личности. Он подошел ко мне и поднес фотографию к моей щеке. Он внимательно сравнил мое лицо с фотографией на удостоверении личности.
Наконец он кивнул. Он протянул мне удостоверение личности. Взял свободной рукой. Террорист все еще висел у меня на плече. Я сунул футляр в карман.
«Хорошо, - сказал Мартинсон. «Ходят слухи о тебе. Мне сказали полностью сотрудничать с тобой, если я когда-нибудь столкнусь с тобой. Чем я могу помочь?»
«Выведите своих людей отсюда, но оставьте полицейскую машину без опознавательных знаков. Она мне понадобится».
Мартинсон внимательно посмотрел на меня. Он протянул руку. Схватив потерявшего сознание террориста за волосы, он повернул голову, чтобы посмотреть в лицо мужчине. Он убедился, что этот человек не был новым президентом Соединенных Штатов.
Капитан ослабил хватку, и голова террориста безвольно упала.
"Вы не собираетесь забирать его?"
Капитан Мартинсон был быстр. Он оценил ситуацию за одно мгновение.
«Может быть», - сказал я.
"Может быть?"
«Если он еще жив».
Я ждал реакции Мартинсона. Он ничего не показал. Он просто кивнул. Случайно достал платок. Медленно вытирая руку, он сказал: «В кошельке кровь. Если она твоя, я могу вызвать врача менее чем за пять минут».
«Позже», - коротко сказал я. Я не хотел, чтобы Мартинсон знал, куда я иду с фанатиком Аль Асадом.
Ответом Мартинсона было уйти прочь, выкрикивая приказы полицейским, охраняющим улицу. Одна за другой захлопывались двери патрульной машины, машины разворачивались и уезжали. Менее чем через минуту улица опустела, за исключением меня, Тамар, палестинского террориста, перекинувшегося без сознания через мое плечо, и одного пустого «плимутского седана» с работающим двигателем.
* * *
Пятница. 3:27 утра 56-я Восточная улица. Манхэттен.
Я бросил вялую, потерявшую сознание фигуру террориста Аль Асада в кузов седана. Мы с Тамар забрались вперед. Мы свернули с 56-й улицы на Вторую авеню и направились к туннелю Queens Midtown. Тамар продолжала смотреть в заднее окно, чтобы увидеть, не преследуют ли нас люди Мартинсона.
«Они нас не преследуют», - сказал я ей. «Капитан Мартинсон достаточно умен, чтобы знать, когда что-то слишком велико для него, чтобы с ним дурачиться».
Тамар повернулась.
"Куда ты идешь?"
Я заметил то, что искал. Я остановил седан на обочине улицы, рядом с телефоном-автоматом.
«Следи за ним», - сказал я ей, выходя из машины. «Я ни на дюйм не доверяю этим ублюдкам. Может, он притворяется».
Тамар кивнула, повернувшись лицом к бессознательному арабу, при этом автоматический пистолет в ее руке был направлен ему в голову.
В телефоне был один из новых кнопочных механизмов, цельнометаллический, из нержавеющей стали. Я набрал номер указательным пальцем и подождал, пока он прозвонит двенадцать раз. Голос, который наконец ответил, был полон сна - и разгневанного. Это извергло поток оскорблений.
«Прекрати, Сал», - прервал я. «Ты мне нужен».
Большой Сал замолчал. Он знал, когда говорить, а когда слушать. Это был один из случаев, когда нужно было слушать. Я изложил то, что хотел от него.
С его стороны была минута молчания, а затем он сказал с удивлением в голосе: «Тебе действительно нужен такой человек, Картер?»
«Я бы не стал просить его, если бы я этого не сделал. Не говорите мне, что вы не можете его произвести. Я знаю лучше».
Я почти слышал вздох смирения, когда он сдался. Он хрипло сказал: «Хорошо, он твой. Запишите этот адрес. От того места, где вы мне звоните, это может быть сорок минут езды. Просто посмотрите на улицы в конец. Вы можете заблудиться, если не будете осторожны ".
Я записал указания и повторил их вслух.
«Ты понял», - сказал Большой Сал. «Парень, который тебе нужен, будет ждать тебя там. Он сделает всю работу. Сделай мне одно одолжение, хорошо?»
"Что это такое?"
«Не спрашивайте его, как его зовут. Когда он закончит, отпустите его и, ради бога, не пытайтесь следовать за ним! В этом отношении он забавный. Ему не нравится, что никто не знает о нем слишком много. "
- Ты сейчас балуешь своих пуговиц, Сал?
«Человек-пуговица! Господи, он не человек-пуговица, Картер. Он сумасшедший, вот какой он! И он хорош в том, что делает. Он лучший. Вы больше не можете найти таких парней, как он! Вот почему меня никто не приставал. Они доставляют мне неприятности, они знают, что я его отпущу! "
"Все в порядке
Сал, - пообещал я. - Я не скажу ему ни слова.
Я повесил трубку и вернулся к машине.
Большой Сал ударил его по носу. Ровно тридцать семь минут спустя мы остановились за большим ветхим складом. Рядом с погрузочной площадкой беспорядочно припаркованы три трактора-прицепа. В одном конце здания был дверной проем, прорезанный огромной стальной ставней над головой.
Я припарковался рядом с ближайшим из грузовиков и снова посадил араба себе на плечо. Тамар шла впереди, все еще держа пистолет в руке. К платформе погрузочного дока вели шесть ступенек. Дверь была открыта. Мы вошли.
Внутри склада было всего несколько электрических капельных фонарей, излучающих фильтрованный желтый свет, который едва рассеивал мрак. Большая часть интерьера была в темноте. Без предупреждения перед нами вышла темная фигура. Я остановился.
Он был худым. Я сомневаюсь, что он был выше пяти футов четырех дюймов. Его лицо было так изрезано старыми шрамами от прыщей, что казалось, будто сумасшедший избил его бейсбольными бутсами.
Он жестом велел нам следовать за ним, и, не дожидаясь, увидим ли мы, повернулся и пошел обратно в глубины склада. Вдоль каждой стороны длинных проходов по всей длине склада ящики стояли штабелями на высоту двухэтажного здания. Вес араба на моем плече стал тяжелее. Рана по всей моей спине начала пульсировать болезненными волнами. Мои перенапряженные мышцы рук и плеч начали сводить судороги.
Комната, в которую мы, наконец, добрались, была спрятана во внутренних нишах склада, проходы образовывали лабиринт, из-за которого никто не мог найти ее, если он точно не знал, куда идет.
В комнате человек Большого Сэла указал, что я должен снять свою ношу. Я уронил все еще без сознания террориста на пол.
"Вы хотите, чтобы она осталась?"
Я был удивлен его голосом. Оно было легким и приятным, без оттенка угрозы или угрозы.
Я повернулся к Тамар. «Ничего хорошего на это смотреть », - сказал я, ожидая ее реакции.
Кивок Тамар был правдой. «Я подожду снаружи».
Она закрыла за собой дверь, жестом признавая, что она принимает то, что должно быть сделано, и не выносит суждений по этому поводу. Человек Большого Сэла посмотрел на меня. "Ты будешь смотреть?"
«Я хочу задать ему несколько вопросов», - сказал я, встретившись с ним глазами.
Он задумался на мгновение. «Хорошо, - сказал он. Он наклонился рядом с арабом, перевернув тело так, что террорист оказался на его спине. Он быстро связал ему ноги в коленях и щиколотках двумя кусками тонкого нейлонового шнура. Он перевернул его на спину, связав перед собой руки плетью по локтям и запястьям. Когда он закончил, это выглядело так, как будто руки террориста были сцеплены в молитве.
«Положите его туда», - сказал человек Большого Сэла.
Я поднял араба, бросив его в кресло. Это было чудовище, сделанное из массива дуба, прикрепленное к полу. Прямо над головой виднелся капельный свет с зеленым оттенком, резким и мощным лучом направлявший его бой вниз.
Человек Большого Сэла двигался стремительно. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы привязать араба к креслу. Мужчина мог извиваться, но это было все, что он мог сделать. Как бы он ни старался, он не смог бы сдвинуться больше, чем на дюйм.
"Сейчас?"
Я кивнул. "Давай."
Человек Большого Сэла достал пачку сигарет и закурил. Он повернулся к арабу. Почти осторожно он прикоснулся горящим кончиком сигареты к руке мужчины и держал ее там.
Тело араба без сознания невольно дернулось. Человек Большого Сэла сбил пепел с сигареты. Он намеренно прикурил его, пока он не засветился красным. Его левая рука разжала связанные руки террориста, и он сунул горящий уголек в правую ладонь человека.
Крик вырвался из горла араба, когда он проснулся. Его тело яростно билось о нейлоновый шнур, который держал его в беспомощности.
И снова человек Большого Сэла затянулся сигаретой, не обращая внимания на крики, которые один за другим доносились изо рта террориста. На этот раз он откинул голову мужчине. Он прижал раскаленный окурок сигареты к левой щеке мужчины.
Отчаянный звук, похожий на пронзительное ржание лошади во внезапной агонии, неистово вырвался из напряженных голосовых связок мужчины. Его голова судорожно крутилась из стороны в сторону в напряженном усилии сухожилия, чтобы избавиться от боли.
Человек Большого Сэла отступил и посмотрел на свою жертву. Он бросил окурок на пол, раздавив его каблуком своей обуви.
«Попробуйте его сейчас», - сказал он. В его голосе не было никаких эмоций.
Я подошел к арабу.
"Куда они делись?" - спросил я по-арабски.
Его крики превратились в проклятия. Язвительный, страстный, полный ненависти, он проклял меня с беглостью, которой я не слышал с тех пор, как был на базарах в Каире. Он слепо плюнул в меня.
«Я думаю, тебе лучше снова позвать меня». У человека Большого Сэла была легкая улыбка. «Я не думаю, что он еще готов говорить».
Когда я отошел, в его руке появился тонкий нож. Это был простой карманный нож, который можно купить почти в любом табачном или галантерейном магазине примерно за доллар восемьдесят центов. Однако я заметил, что лезвие было заточено так, что оно было не больше четверти дюйма в ширину и едва ли три дюйма в длину.
Человек Большого Сэла склонился над террористом. Казалось, что он просто прикоснулся заточенным клинком к пальцам правой руки араба, проведя лезвием по мякоти его пальцев. Кожа и плоть плавно открылись от его прикосновения. Кровь хлынула длинной струей. Он сделал еще один удар и еще один, ни на секунду не прекращая своих действий. Оружие превратилось в миниатюрный нож для снятия шкуры, и при этом его движения были настолько плавными, что казались почти ритмичными. За секунды рука террориста была изрезана ленточками.
Я отвернулся с отвращением.
В свое время я видел и сделал чертовски много всего. Я знал, что это только начало. Палестинец был крутым, и человек Большого Сала наслаждался своей работой. Я внезапно понял, что он не собирался доводить террориста до критической точки раньше, чем это было необходимо.
Вытащив одну из сигарет, я закурил ее и попытался закрыть уши от нечеловеческих звуков, доносившихся из-за моей спины.
Кисмет - это арабская вера в неотвратимость судьбы. Меня поразила странность совпадения и обстоятельств, которые свели этих двоих вместе в этой изолированной комнате - один с другого конца света, из многолюдного, многолюдного, нищего лагеря беженцев на Ближнем Востоке, другой - с кишащих улиц. Бруклинского квартала, который по-своему был не менее бедным.
Палестинец и человек Биг Сэла были примерно одного возраста. Им обоим было под тридцать. Палестинец слепо и горячо верил в фанатичные учения Шарифа ас-Саллала, нового Пророка, ведущего священный джихад против Израиля, который обещал своим последователям их собственную землю. То, что ни Иордания, ни Египет - ни Ливан, ни Сирия - не присоединятся ни к одному дюйму их собственных территорий, не имело никакого значения для палестинцев. Джихад дал ему повод для убийства, не заботясь о том, были ли его жертвы невинными женщинами и детьми или воинами. То, что он искал, было глубоко укоренившимся внутренним удовлетворением, которое он находил в акте жестокого убийства. Аль Асад дал ему размахивать моральным флагом; использовать слова «верность», «патриотизм» и «благочестие» как прикрытие своих порочных инстинктов.
Он любил убивать. Это было так просто.
А человек Большого Сэла, не имевший глубоких убеждений, был - по-своему - таким же фанатиком, как и террорист. Он убивал и мучил ради простого садистского удовольствия, которое он получал от этого, но он требовал, чтобы кто-то отдал ему приказ сделать это. Сегодня он выразил свою верность Биг Сэлу. Завтра это может быть кто-нибудь другой. Сам по себе он не мог оправдать свои извращенные желания причинять боль другим. Большой Сал сказал ему, чтобы террорист заговорил. Он приложит все усилия - что было чертовски хорошо - чтобы увидеть, что этот человек заговорит, но сначала он утолит свою жажду крови.
Это было ключевое слово. Кровожадность. Это было у них двоих. И в мире было полно таких, как они.
Жажда крови.
Христос!
Я включил себя. Я использовал Большого Сэла, так что, по сути, его человек действовал за меня. И через меня он был не более чем инструментом правительства Соединенных Штатов. Нам была нужна информация, запертая в сознании террориста. Цель оправдывает средства. Правильно?
Это была адская мысль.
Позади меня крики стали хриплыми. Я повернулся и тронул человека Большого Сэла за плечо. С меня было достаточно.
«Позвольте мне поговорить с ним еще раз».
Он взглянул на меня, улыбка на его лице сменилась разочарованием, но он был так же вежлив, как и раньше.
«Давай, - легко сказал он, отворачиваясь.
Я с трудом мог смотреть на террориста, когда арабские слова вылетали из моего рта. Оба его глаза были закрыты, выжженные сигаретой. Его лицо было изрезано в клочья, клочки кожи и плоти вяло свисали со лба и щек. Его руки все еще были связаны в молитвенной позе, только теперь они выглядели как резное изделие из чистого, яркого рубина, омытого красной жидкостью крови.
Его дыхание стало глубоким, неконтролируемым вздохом.
"Где они?" Я спросил. Он пытался
покачать головой.
Я сказал: «Если бы Аллах не пожелал этого, тебя бы здесь не было».
Я сказал: «Если бы этого не было, то и не было бы. Это твой Кисмет».
По-арабски слова звучали музыкально. Он ответил на свои укоренившиеся убеждения почти с облегчением.
На этот раз, когда он заговорил, слова не были проклятиями, но я с трудом разобрал, что он говорил. Я спросил его снова.
"Где они?"
Он сломленно повторил адрес. Это был жилой дом середины восьмидесятых в Верхнем Ист-Сайде.
"Какой номер квартиры?"
«Двенадцать-Н», - выдохнул он.
«Расскажи мне об этом месте».
«Я никогда там не был», - выдохнул он, пытаясь избавиться от боли. "Я не могу тебе сказать."
Я отступил.
"Вы хотите, чтобы я продолжил?" - спросил человек Большого Сэла. Я покачал головой.
"Нет."
"Ты с ним покончил?"
"Да."
Он ждал, что я скажу ему, что он может забрать его - или что я возьму его с собой. Он хотел, чтобы я принял решение за него, и будь я проклят, если бы я сделал это.
Я просто повернулся и вышел из комнаты, оставив их двоих вместе.
Глава десятая
Пятница. 5:30 Гостиница «Грузия». Нью-Йорк.
После того, как доктор закончил обрабатывать рану на моей спине, я позвонил Хоуку. Это произошло немедленно, несмотря на ранний утренний час. Я знал, что Хоук проснется. Напряжение последних двух дней, должно быть, было изнурительным для него, доведя его до состояния, когда уснуть было невозможно.
Вкратце я обрисовал случившееся. Ястреб прервал меня.
«Мы знаем», - сказал он сердито. «Мы получили сообщение от террористов не более получаса назад. Ник, они более чем чертовски злы на то, что ты пытался сделать!»
«Это почти сработало», - отметил я.
«Почти не достаточно», - резко ответил Хоук. «Результаты - это все, что имеет значение».
Я все еще не сказал ему ни о палестинце, которого я взял с собой, ни о той информации, которую он был вынужден раскрыть. Каким-то образом мои инстинкты заставили меня пока молчать. Я позволил ему продолжить.
«Они сократили сроки, Ник, - мрачно сказал он. «Они хотят получить от нас ответ не позднее полудня сегодня!»
"Какой будет ответ?" Я спросил.
«Как и раньше, - сказал Хоук. «Вы знаете, что мы не можем подчиняться их требованиям. Это означает, что сегодня в полдень умирает президент Соединенных Штатов…»
«… Если я не смогу спасти его до этого», - указал я.
«Нет», - твердо сказал Хоук. «Не вы. АНБ и ФБР против того, чтобы вы действовали в одиночку. Они хотят использовать свои собственные силы в этой ситуации».
«Это глупо», - сердито сказал я. «Дайте им достаточно времени, и, возможно, они смогут что-нибудь придумать. Проблема в том, что у нас нет времени! Ни одной лишней минуты!»
«Они так себя чувствуют, Ник».
"Вы говорите мне, что я не выполняю задание?"
«Не совсем так. Они посылают вам команду специально подобранных людей, чтобы вы проинструктировали. После этого вас вытащат».
«Это неправильно. Это неправильно, потому что это не сработает», - возразил я, все еще злой и обиженный. «Ты знаешь это не хуже меня».
«Я проиграл». Это было все объяснение, которое дал Хоук, но этого было достаточно, чтобы сказать мне, что он все еще на моей стороне.
«Значит, пока они не доберутся сюда, это все еще мое задание?»
«Они уже в пути», - сообщил мне Хоук.