Геннадий Сорокин Зло из телевизора

© Сорокин Г. Г., 2020

© ООО «Издательство «Эксмо», 2020

1

В конце апреля 1990 года, в будний день, вечером, сорокалетняя работница кондитерской фабрики «Красный Октябрь» Татьяна Андрейчук решила сократить путь от остановки до дома и пройти через полузаброшенный сквер. Как только она отдалилась от оживленной улицы, к ней сзади подошел незнакомый мужчина.

– Стой на месте! – приказал он.

Андрейчук хотела обернуться, но увидела перед глазами сверкающее лезвие ножа.

– Иди налево, к кустам, – сказал мужчина. – Если попробуешь обернуться и посмотреть на меня – прирежу, как овцу на скотобойне.

Выполняя приказание незнакомца, Татьяна свернула с центральной аллеи в глубь сквера. У кустов начинающего распускаться шиповника мужчина велел ей встать на колени, а потом лечь на землю.

– Холодно же, грязь, – робко попыталась возразить Андрейчук.

Насильник, чтобы продемонстрировать жертве серьезность своих угроз, слегка уколол ее в ногу ножом.

– Ложись на живот и не вздумай оборачиваться, – пригрозил он.

«Срамота-то какая, – подумала Андрейчук. – Вот так сократила путь! Столько лет ходила через этот сквер, и все нормально было, а сегодня… С утра день не заладился. Как теперь мужу объяснить? Не поверит же, что я ни в чем не виновата. Скажет: «Просто так ничего не происходит. Сама, поди, напросилась». Я у него всегда виновата».

Пыхтя от возбуждения, незнакомец стащил с Андрейчук нижнее белье, улегся сверху, повозился на ней, дернулся несколько раз и встал.

– Пять минут лежи и не поднимайся, – велел он. – Попробуешь поднять голову и посмотреть мне вслед – вернусь и прирежу.

Не успел насильник отойти на десять метров, как Андрейчук приподнялась и посмотрела на него. Со спины незнакомец выглядел высоким, физически развитым мужчиной, одетым в спортивный костюм синего цвета. Сама не зная зачем, сгорая от стыда и трясясь от страха, потерпевшая быстрым шагом пошла за преступником.

У центральной аллеи мужчина на минуту остановился, отряхнул с колен прилипшие прошлогодние листья и пошел по направлению к остановке. Навстречу ему шли два парня со спортивными сумками и женщина с коляской. С противоположной стороны на остановку спешила пожилая пара.

Иногда человек принимает решения быстрее, чем успевает их обдумать. Сама не зная зачем, Андрейчук закричала парням:

– Держите его, вот этого, в спортивном костюме! Он меня только что изнасиловать пытался!

Парни бросили на землю спортивные сумки и встали в боевые стойки.

Старшим из них был двадцатипятилетний Павел Демидов, сержант милиции, спортсмен-рукопашник. Второго звали Кучеров Руслан, в спортивном обществе «Динамо» он занимался боксом и подавал большие надежды.

– Сейчас я из него отбивную сделаю, – бросил напарнику Демидов.

– Мне оставь пару раз приложиться, – шутя попросил Руслан.

Услышав крики Андрейчук, насильник обернулся, посмотрел на нее, прибавил шагу и, приближаясь к спортсменам, перешел на легкий бег. Поравнявшись с парнями, незнакомец высоко подпрыгнул и атаковал их серией точных и выверенных ударов боевого карате. Кучеров получил сильнейший удар ногой в голову, а Демидов – несколько ударов кулаками по телу и лицу. Опрокинув обоих защитников на землю, насильник пустился бегом и растворился на многолюдной улице.

Нападением на работницу фабрики «Красный Октябрь» занимались оперативники Заводского РОВД. Под их давлением она написала заявление о попытке изнасилования, но сразу же предупредила, что никакого дальнейшего разбирательства не желает.

– Слухи всякие пойдут, зачем мне это надо? – пояснила она свою позицию. – Если поймаете его, хорошо, а не поймаете, так черт с ним! Со мной он сделать ничего не успел.

После допросов в отделе милиции разговор с избитыми спортсменами продолжили в спортзале средней школы № 35, расположенной в одном микрорайоне с Заводским РОВД. В качестве экспертов для проведения следственного эксперимента пригласили тренеров спортобщества «Динамо» и руководителей независимых секций боевых единоборств. Был среди приглашенных и Гера, лидер-координатор «Общества исходного пути». Чем занималось это общество, толком никто не знал, но Гера в кругах каратистов областного центра был личностью известной, так что для полного комплекта пригласили и его.

В последнее время Гера стал представляться как Гераклион Северский. Паспорта его никто не видел, и Гера смело мог выдавать себя хоть за Гераклиона, хоть за Аполлона Дельфийского – все равно никто не верил, что Гераклион – его настоящее имя.

– Встаньте так, как вы стояли перед нападением, – велел спортсменам главный тренер «Динамо» по боевым единоборствам. – Теперь рассказывайте, как произошла атака и почему вы не смогли оказать преступнику достойного сопротивления. Паша, ты же прирожденный рукопашник, ты должен был на автомате блоки выставить.

– Сергей Дмитриевич, да кто же мог подумать, что так получится! – виновато воскликнул Демидов. – Он подбежал к нам и подпрыгнул вверх чуть ли не на полтора метра. Руслана он ударил ногой практически по горизонтали, а на меня еще в воздухе обрушил целый каскад ударов. Я защищался, как мог, но одну плюху, в висок, пропустил и ушел в нокдаун.

– Руслан, – обратился ко второму пострадавшему тренер, – как ты видел все происходящее?

– Вы не подумайте, что мы выкручиваемся, но этот тип в спортивном костюме действительно взлетел очень высоко. Когда он подскочил вверх и полетел на нас, я инстинктивно сделал шаг назад и тут же получил удар ногой в ухо. Дальше несколько секунд я ничего не помню. Когда очнулся, то уже лежал на земле.

Тренер прошелся вокруг спортсменов, с сомнением покачал головой.

– Ребята, – сказал он, – вы рассказываете какую-то странную историю. По-вашему, человек чуть выше среднего роста, без подкидной доски, с небольшого разбега сумел подпрыгнуть над землей метра на полтора, не меньше. Если это так, то вам встретился мастер очень высокого класса. Супермен какой-то. Ниндзя. Чак Норрис. Брюс Ли.

– Вот именно, Брюс Ли, – подал голос Гера. – Он русский был или нет?

– Русский вроде бы, – неуверенно ответил Демидов.

– Я его не рассмотрел, – честно признался Руслан.

– Попробуем, – предложил Гера.

Под недовольными взглядами всех собравшихся лидер «Общества исходного пути» снял брюки и остался в одних трусах. Тщательно зашнуровав кроссовки, он попрыгал на месте, потряс руками и ногами.

– Сплясать хочешь? – ехидно спросил тренер из «Локомотива».

Гера одарил юмориста презрительным взглядом, но отвечать не стал.

– Отойдите на метр друг от друга и встаньте в те стойки, в которых вы стояли, когда ожидали преступника, – велел он спортсменам. – Готовы?

Убедившись, что его указание выполнено, Гера легко разбежался, подпрыгнул между парнями и имитировал атаку руками и ногами.

– Так было? – спросил он, приземлившись позади потерпевших.

– Он выше прыгнул, – сразу же, не задумываясь, ответил Кучеров. – Ваша нога наносила удар на уровне плеча, а у него – прямо в голову.

– Руками он примерно так бил, – согласился Демидов. – Но прыгнул гораздо выше. Поймите меня правильно, я без всякого преувеличения говорю: он взмыл над землей, как кенгуру над саванной. Раз – и он в воздухе, да еще удары успевает наносить.

– Судя по вашим словам, это какой-то волшебник! – не поверил главный тренер «Динамо». – Он что, в воздухе между вами целую минуту висел?

– Попробуем еще раз, – перебил его Гера.

Он отошел на исходную позицию, разбежался и вновь атаковал парней. Потом еще раз и еще.

– У меня получается во время прыжка нанести один удар ногой и два удара – руками, – подвел итог Гера. – Но я знаю человека, который и прыгает выше, и бьет активнее. Это незабвенный и великий Брюс Ли. Каскад ударов, который я пытался повторить, Брюс Ли демонстрирует в фильме «Путь дракона». Посмотрите, сравните и сами убедитесь.

– И Брюс Ли, и все эти японские ниндзя во время съемок прыгают с подкидной доски, – дружно возразили тренеры. – Ты не ставь в один ряд киношные трюки и реальные прыжки.

– Что вы на меня набросились! – возмутился Гера. – Я с пеленок занимаюсь карате, но мне, чтобы ударить этого парня ногой по горизонтали, не хватает сантиметров двадцать высоты. Человек, который атаковал их, был более прыгучим, чем я. Если они ничего не путают, то сегодня в сквере им повстречался действительно большой мастер. Я лично такого в нашем городе не встречал.

– Ерунда какая-то! – вмешался в разговор начальник уголовного розыска Заводского РОВД Александр Еремченко. – Если сегодня на них напал великий мастер-каратист, то на кой черт ему насиловать какую-то сорокалетнюю тетку? Под такого красавчика-спортсмена бабы сами должны штабелями ложиться, а он в заброшенном сквере толстушку-фасовщицу в кусты тащит.

– У всех насильников с головой не в порядке, – высказал свое мнение один из тренеров. – Вспомни начало восьмидесятых. Как фамилия была у того упыря? Унжаков? Шесть изнасилований, а сам весь из себя такой примерный, ударник социалистического труда, добропорядочный семьянин.

– Какой Унжаков! – отмахнулся от него начальник розыска. – Вы еще Берию вспомните. Я в начале восьмидесятых в Томске учился… Кстати, а где этот Унжаков сейчас? Освободился, поди?

– Говорят, в зоне его опустили, и он повесился, не смог вынести издевательств, – ответил главный тренер «Динамо». – В любом случае Унжаков отпадает: он невысокого роста и спортом никогда не занимался.

Неизвестного каратиста-насильника искали неделю, потом на уголовный розыск Заводского РОВД навалились другие дела, и о странном происшествии в заброшенном сквере забыли. Уголовное дело по факту покушения на изнасилование гражданки Андрейчук возбуждать не стали. Потерпевшая к напавшему на нее мужчине претензий не имела, а избитые спортсмены даже заявления писать отказались.

После первомайских праздников я и Клементьев проверяли оперативные дела в Заводском РОВД. Материалы о нападении на Андрейчук попались мне на глаза случайно.

– Так он совсем ничего не успел с ней сделать? – спросил я у Еремченко.

– Потерпевшая считает, что пока одетый насильник возился на ней, у него произошло преждевременное семяизвержение. Глупая история. Если бы не нож и не двое избитых спортсменов, я бы в тот же день отказал в возбуждении уголовного дела. Андрей Николаевич, ты же работал у нас в отделе, должен помнить этот сквер – его можно пройти из конца в конец за пять минут. Единственное место, которое не видно с центральной аллеи, это как раз те кусты, куда насильник завел потерпевшую.

– Ты полагаешь, это был кто-то из местных?

– Никаких предположений у меня нет. Согласись, история какая-то идиотская. Совершенно не привлекательную, не сексапильную тетку красавчик-каратист кладет на землю, стягивает с нее белье, трется о ее ягодицы и убегает. Полового акта в физиологическом смысле слова не было, сам насильник вроде бы не раздевался. Мы посоветовались с прокурором, он предложил списать материал как мелкое хулиганство. На кой черт нам с прокурором нераскрытая попытка изнасилования?

– С огнем играете, – предупредил я. – Представь, что этот каратист снова выйдет на промысел. Что тогда? Кого искать будете? Вы же толком не занимались отработкой этого материала. Примет нападавшего нет, потерпевшая Андрейчук допрошена поверхностно, место происшествия не осматривали. Грянет гром – прокурор в кусты спрячется, а тебя под раздачу выставит, все промахи на тебя свалит.

– Андрей Николаевич, – начал злиться Еремченко, – ты как будто сам на «земле» не работал! Откуда у меня время какой-то дребеденью заниматься? Появится снова насильник – будем его искать, а так чего зря воду баламутить? Если сейчас прокурор возбудит дело по изнасилованию, то мы до конца года по процентам не поднимемся и весь город за собой вниз потянем. Где я тебе буду искать человека, который прыгает, как кузнечик, и дерется ногами, как Брюс Ли? Мы прошерстили все спортивные секции в городе. У нас, в областном центре, нет мастера восточных единоборств такого уровня!

Я не стал спорить с коллегой. Процент раскрываемости преступлений еще никто не отменял.

Закончив проверку, я не забыл о странном нападении на гражданку Андрейчук и при первом же удобном случае обратился за консультацией к дяде моей супруги – Кононенко Макару Петровичу, кандидату медицинских наук, известному врачу-психиатру.

Выслушав меня, Макар Петрович сказал:

– Почти все насильники, которые нападают на случайных женщин на улице, психически больные люди. Безусловно, есть среди них и те, кто страдает раздвоением личности. В быту такой гражданин – неприметный серый человечек, но время от времени в нем просыпается ненасытный монстр.

– Как Унжаков? – спросил я, вспомнив справку из оперативного дела.

– Нет, нет, что ты! – замахал руками Кононенко. – Я работал с Унжаковым, мы проводили ему судебно-психиатрическую экспертизу. С ним совсем другая история. Когда-то, перед его призывом в армию, ухаживания Унжакова отвергла девушка, в которую он был влюблен несколько лет. В момент расставания на ней были белые колготки… Или нет, не так. В то время колготок еще не было, женщины носили чулки. Но это не важно. Чулки или колготки, под юбкой не отличишь. Прошло десять лет. Он женился, остепенился, устроился работать на завод, был у начальства на хорошем счету. Спиртным не злоупотреблял, к женскому полу повышенного внимания не проявлял. И надо же такому случиться: он встречает девушку, очень похожую на его давнюю избранницу, начинает ухаживать за ней и получает резкий отказ. С этого момента Унжаков начинает мстить всем женщинам. Все его жертвы в момент нападения были в белых колготках. Почти полгода он держал в страхе весь город. Веришь, в восемьдесят первом году ни одна девушка не рисковала выйти на улицу в белых колготках. Для поимки Унжакова власти пошли на беспрецедентный шаг: разрешили задействовать женщин-ловушек. На студентке из нашего мединститута он и попался.

– Унжаковым двигала месть, и он прекрасно осознавал, что делает. Вы признали его психически здоровым?

– Конечно! Диссоциативным расстройством идентичности он не страдал. Как-нибудь я расскажу, в чем проявляется раздвоение личности и когда оно становится опасным для окружающих. Что касается твоего загадочного насильника-каратиста, то пока выводы делать рано. Слишком мало данных о нем. Жди до сентября. Если этот каратист страдает психическим заболеванием, то в период осеннего обострения он проявит себя. А может, и нет. Слишком уж странное изнасилование он пытался совершить.

– Осенью так осенью! – охотно согласился я. – Если летом у психов отпуск, то я подожду до сентября, а там попытаюсь вычислить, что за странный тип у нас в городе объявился.

2

Лето пролетело незаметно, как один день. Наступило первое сентября. Родители первоклашек скупили на рынке все гладиолусы и повели детей в школу. Студенты и старшеклассники приготовились выезжать на поля в подшефные колхозы и совхозы на уборку картофеля.

Несколько дней шли нудные дожди, сменившиеся ночными заморозками. Пожелтели и облетели листья на березах. Психически неуравновешенные граждане стали чаще записываться на прием к участковым психиатрам.

Таинственный насильник не объявлялся.

Семнадцатого сентября, сдав дежурство по городскому управлению, я вернулся домой.

По телевизору шла утренняя развлекательная передача, в которой было всего понемногу: после обзора новостей в стране и мире врач рассказал о вреде курения и пользе утренней пробежки, приятная пожилая женщина поведала, как сварить варенье без сахара.

– Она бы лучше рассказала, как выгнать самогонку без дрожжей, – съязвил я.

– Андрюша, не мешай, – попросила жена. – Сейчас будет интересный сюжет.

– Ага, интересный, – не унимался я. – Сейчас нас научат штопать носки без иголки и ниток.

– Андрей, ну я же попросила, – напомнила Лиза.

– Молчу-молчу, – уступил я. – О, а это что за шарлатан?

В студии телевидения появился мужчина необычайного вида: на ладонях и тыльной стороне кистей рук незнакомца зияли кровавые раны.

– Уважаемые телезрители, – обратилась ко всей стране ведущая развлекательных программ Центрального телевидения, – позвольте представить вам известного итальянского проповедника и философа Джорджио Бонджованни.

Гость студии выглядел представительно и в то же время как-то по-детски беспомощно. Всем своим видом он показывал, что испытывает неимоверные страдания, но уже привык к ним и готов отвечать на вопросы о судьбах мира и человечества.

Джорджио Бонджованни на вид было лет тридцать или около того. Как типичный южанин, он был смуглым и черноволосым, в его аккуратной бородке просвечивали пряди проступающей седины. Для солидности проповедник зачесывал волосы назад, говорил неспешно, обдумывая каждое слово.

– Лиза, этот человек – мошенник и шарлатан, – сказал я. – Как он может быть проповедником, если он не имеет духовного сана? Посмотри сама: он одет не в рясу, а в обычный гражданский костюм с галстуком. Он что, в церкви проповеди в пиджаке читает?

– Андрюша, это ужасно! – возмутилась жена. – Почему, когда я смотрю телевизор, тебе обязательно надо комментировать каждый сюжет? Посиди пять минут молча, дай мне послушать про его стигматы.

Словно услышав мою супругу, ведущая программы обратилась к Бонджованни:

– Господин Бонджованни, расскажите нашим телезрителям о ваших встречах с Девой Марией и происхождении стигматов на ваших руках.

Гость студии, выслушав переводчика, грустно улыбнулся и начал свой невеселый рассказ:

– Я родился на острове Сицилия, но потом переехал на материковую часть Италии в портовый городок Сант-Эльпидио. – Итальянец поправил на носу модные очки в тонкой золотой оправе, прищурился, вспоминая далекое прошлое. – Сколько я себя помню, с самого детства все свое свободное время я посвящал духовному развитию, изучению религии и жизненного пути Господа нашего Иисуса Христа. В апреле прошлого года я пошел на автостоянку, и передо мной вдруг возникла женщина поразительной строгости и красоты, очень светлая и яркая, словно сотканная из света. Она сказала мне, что ее имя – Мириам. Я встал перед ней на колени, так как сразу же догадался, что это Дева Мария, мать Иисуса Христа, а Мириам – это ее имя на арамейском языке. Мириам велела мне в начале осени поехать в Португалию в местечко Фатима. Я выполнил ее указание и второго сентября 1989 года вновь увидел Деву Марию. В тот день она передала мне послание ко всем людям на Земле. Дева Мария поведала мне, что верхушку церковной иерархии ожидает кризис, что нам всем грозят ужасные катастрофы, и если мы не раскаемся, будет Третья мировая война. А еще она сказала, что человечеству предстоит период мрака и тьмы, но те, кто отдал или готов отдать свою жизнь ради жизни других, кто сознает, в чем истинные ценности – независимо от того, какую веру они исповедуют, – будут спасены. «Готов ли ты принять на себя часть страданий Сына Моего?» – спросила меня Дева Мария. Я, не задумываясь, согласился, и в тот же миг на руках у меня появились кровоточащие стигматы, которые не заживают вот уже целый год.

Итальянец показал в камеру свои кровоточащие ладони. Кровь с них в момент съемки не капала, но раны выглядели свежими.

– Все врет и не краснеет, – не удержался я от комментария. – Какой смысл сейчас страдать за Христа, если он избавился от телесных мук почти две тысячи лет назад? Я понимаю, если бы сегодня, в момент съемки, Иисус все еще был на кресте, тогда – да, тогда принять на себя часть его страданий – высший долг любого христианина… Посмотри на его руки. Иисуса прибивали к кресту гвоздями, значит, на ладонях у него должны остаться небольшие округлые или квадратные раны, равные сечению травмирующего предмета. А у итальянца? Да у него все ладони – сплошная рана! Он что хочет сказать? Что Дева Мария не видела ран своего сына? Это шарлатанство, а его на всю страну показывают.

– Андрюша!

Я не стал дослушивать проповедника и пошел на кухню ставить чайник. После окончания сюжета пришла жена.

– Скажи, что ты взъелся на этого Бонджованни?

– Мошенник он, а его наше телевидение как святого преподносит.

– Раны у него, похоже, настоящие.

– Гвоздем проковырял, – предположил я.

– Как врач тебе говорю: раны у него свежие.

– Значит, он уже целый год не дает им зажить. Лиза, сейчас каждый день по телевизору мошенники да экстрасенсы выступают. Что, им всем верить на слово?

– Скажи честно, почему ты так взъелся на этого бедного проповедника?

– Не далее как в прошлый понедельник к нам поступил секретный приказ «О повышении взаимодействия с представителями нетрадиционных направлений в науке». В переводе с казенно-бюрократического языка это означает, что теперь при расследовании преступлений мы должны консультироваться со всякими магами, колдунами, астрологами и экстрасенсами. Не можешь сам раскрыть преступление – иди на поклон к экстрасенсу, он тебе подскажет, кто злодей, а кто невинная жертва. Это свинство, Лиза! Все маги и чародеи – мошенники и лжецы. Этот итальянец со стигматами – тоже мошенник, а его по телевизору показывают.

– А как же Ванга? – спросила жена.

– На Вангу вся болгарская разведка работает. Пока ты ждешь в очереди к ней на прием, специальный человек у тебя все выведает и Ванге передаст, а она уж навешает тебе лапши на уши! Зная крошки информации, можно такого туману напустить, что век не разберешься, что она тебе хотела предсказать. Главное, чтобы начало правдоподобно выглядело, а остальное – дело техники и доверчивости посетителя.

– А Нострадамус? Весь мир его предсказаниям верит.

– Читал я его катраны. Муть одна, как хочешь, так и понимай. О, сейчас я объясню тебе методику предсказаний! В десятом классе поссорился мой приятель с девчонкой и подстригся наголо, чтобы отомстить ей. Сидит он, лысый, дома и слышит стук в дверь. Открывает, а там цыганка по квартирам ходит, мышкует, кого бы на деньги развести. Цыганка, как увидела приятеля, так сразу же говорит: «Я вижу, ты недавно вернулся из казенного дома». Естественно, вернулся! С утра-то он в школе был, а школа что, не казенный дом, что ли?

– Хватит про экстрасенсов! Расскажи, как ты отдежурил?

– В городе было все спокойно. Я всю ночь перебирал текущие бумаги и думал о тебе…

Я встал с табурета, обнял жену и потянул ее в комнату на диван. Она стала сопротивляться:

– Андрюша, пусти меня! Мне на работу пора собираться.

– Лиза, ты сегодня во вторую смену работаешь, тебе в поликлинику к двум, а сейчас еще десятый час. Был бы я ревнивцем, я бы призадумался, где ты собралась полдня провести.

– Если бы ты был психованным ревнивцем, я бы с тобой ни одного дня не прожила. Андрюша, давай оставим все на вечер. Мне правда на работу надо.

– Лиза, удели мне полчаса и иди.

– Ты можешь понять, что у меня каждая минута распланирована? Мне надо зайти в парикмахерскую, подстричь челку, а там всегда очередь. Потом к Анне Тимофеевне, примерить кофточку… Не тащи меня на диван, мне еще талоны на сахар отоварить надо! Ты же по магазинам не ходишь, все на мне лежит… Андрюша, оставь в покое пуговицы на халате!

– Лиза, если ты меня не поцелуешь, я не усну и завтра встану больной и разбитый.

Дальнейшие мои действия к успеху не привели. Жена была непреклонна: «Все на вечер!»

– Это итальянский проходимец на тебя плохо подействовал, – с обидой сказал я.

Лиза не стала ввязываться в бесполезный диспут, собралась и ушла на работу. Оставшись один, я послонялся по квартире, почитал вчерашнюю газету и завалился спать на часок-другой.

3

Через три дня меня послали на совещание по вопросам взаимодействия с представителями нетрадиционных направлений в науке. Совещание проходило в Большом зале областного УВД. Перед его началом всех присутствующих проверили по списку, чтобы никто не смог уклониться от изучения новейших методик раскрытия преступлений с помощью колдовства и магии.

Открыл совещание начальник политуправления УВД полковник Бехтерев. Откашлявшись, он поправил листочки перед собой и начал:

– На данном этапе социально-экономического развития нашего общества партия ставит перед нами новые задачи и указывает на новые пути для совершенствования профессионального мастерства в деле раскрытия и расследования преступлений.

Дальше он мог бы не продолжать, так как внимание присутствующих было уже навсегда утрачено. Как только Бехтерев произнес слово «партия», тут же все участники совещания стали заниматься своими делами. «Какая партия? – мог бы спросить начальника политуправления любой офицер в зале. – КПСС, что ли? Не смешите нас, товарищ полковник! Компартия давно уже превратилась в декоративную надстройку, которая только формально управляет государством и обществом. Пускай партия сама себе советы дает, а мы без ее ценных указаний как-нибудь обойдемся».

Как всегда на больших и бестолковых совещаниях, я стал разукрашивать абстрактными рисунками последние страницы ежедневника. Это занятие быстро надоело мне, и я стал прислушиваться к разговорам соседей. Справа подполковник из провинции рассказывал:

– Видел по телику итальянца с незаживающими ранами на руках? Это его Раиса Горбачева пригласила. Жена звонила в Москву, у нее там родня, они заверили: «У Раисы Максимовны в последнее время со здоровьем большие проблемы, вот и ищет помощи у экстрасенсов и заморских проповедников. Наши священники у нее доверия не вызывают».

Незнакомый офицер, прятавшийся от докладчика за моей спиной, поведал соседям о результатах взаимодействия с экстрасенсами в Новосибирске:

– Пропал у них в прошлом году мужик. Обстоятельства его исчезновения – самые настораживающие: бардак в квартире, на полу окровавленная рубашка. Жена пропавшего настояла, чтобы в качестве консультанта привлекли известного новосибирского экстрасенса Юлдашева. Экстрасенс посмотрел на фотографию мужика и говорит: «Его убили нерусский мужчина и две молодые женщины. Сейчас труп находится в подвале пятиэтажного жилого дома». Новосибирские менты, как услышали про пятиэтажный дом, так все в осадок выпали. Они ему говорят: «Разуй глаза и выйди на улицу! В нашем городе не одна тысяча пятиэтажных домов. Мы что, должны в каждой пятиэтажке подвал проверить? Сам по подвалам лазай, если тебе делать нечего». Через неделю после исчезновения мужик сам явился домой. Оказалось, что в тот день он подрался с приятелем, потом помирился с ним и всю неделю пьянствовал, «мировую» отмечал. Ни в каком подвале он не был, с нерусским мужиком в конфликт не вступал.

Начальник политуправления закончил чтение доклада на удивление быстро. Отложив прочитанные листочки в сторону, он осмотрел зал, выпил воды из графина, поправил микрофон и спросил:

– В зале есть хоть один человек, который не знает, кто такой Шерлок Холмс? Среди вас, уважаемые коллеги, есть человек, которому не знакомо имя Артура Конан Дойла?

Зал, сбитый с толку таким поворотом совещания, замер. Довольный произведенным эффектом, Бехтерев продолжил:

– Все современные ученые-криминалисты отмечают, что в самом первом учебнике по криминалистике «Расследование преступлений», написанном Гансом Гроссом, просматривается влияние идей Артура Конан Дойла. В конце XIX века в Египте сборник рассказов о Шерлоке Холмсе распространялся среди полицейских в качестве практического пособия по раскрытию и расследованию преступлений. Есть ли в рассказах Конан Дойла мистика или явления, необъяснимые с научной точки зрения? Нет. Весь цикл рассказов о Шерлоке Холмсе – это логика, химия, баллистика и прикладная психология. Готовясь к совещанию, я сделал несколько выписок и позволю себе зачитать их. «Смерти нет. Существует другое измерение, где душа человека продолжает существовать после его физической гибели. С помощью спиритических сеансов можно установить контакт с душой умершего. Спиритизм – это окно в потусторонний мир». Автор этих строк – Артур Конан Дойл. В возрасте семидесяти одного года он объявил жене, что умрет седьмого июля. Именно в этот день перестало биться его сердце. В своем последнем послании Конан Дойл написал: «Я победил вас, господа неверующие! Смерти нет. До скорой встречи».

Зал безмолвствовал. Авторитет Артура Конан Дойла среди офицеров милиции был непререкаем. Если отец Шерлока Холмса считал, что спиритизм – это серьезная наука, а не шарлатанство, то…

– Поднимите руку, кто сталкивался с необычными и необъяснимыми явлениями, – попросил Бехтерев. – Отлично! Половина зала соприкасалась в своей практической работе с явлениями, не объяснимыми ни с логической, ни с физической точки зрения. Половина зала.

Начальник политуправления постучал карандашом о трибуну, строго посмотрел на собравшихся.

– По вашим лицам вижу: все основные положения моего доклада вы пропустили мимо ушей. Вот этот майор, из второго ряда, беспрерывно что-то рассказывал соседям.

Говорливый майор покраснел, поднялся с места. Участники совещания осуждающе посмотрели на него: «Это же надо додуматься – проигнорировал интереснейший доклад начальника политуправления! Кто его в милицию принял? Гнать его в три шеи, если на совещании молча сидеть не умеет!»

– Уважаемый коллега! – обратился к провинившемуся майору Бехтерев. – Запомните, я не фокусник из дешевого балагана, а заместитель начальника областного УВД. От имени генерала Удальцова я объявляю вам выговор. Секретарь совещания! Запишите данные майора – и в завтрашний приказ его.

– Как сформулировать причину взыскания? – уточнил секретарь собрания.

– Прибыл на оперативное совещание с грубейшим нарушением формы одежды. Посмотрите на него! У этого разгильдяя наружный клапан кителя заправлен внутрь, словно он только что руку из кармана вынул.

Вернув в зал дисциплину, Бехтерев напомнил основные направления взаимодействия с экстрасенсами и ясновидящими. Свой доклад он закончил словами:

– Все сказанное представителями нетрадиционных направлений науки вы должны просеивать через мелкое ситечко, но оставлять их предсказания без должного внимания недопустимо.

После его выступления на трибуну поднялся заместитель начальника штаба областного УВД. Как истинный канцелярист, он был сух и краток:

– Записываем!

В зале дружно зашуршали ежедневниками. Из задних рядов донесся раздраженный шепот: «Ручка не пишет! У тебя нет запасной?»

– Все готовы? – спросил штабист. – Записываем: выдержка из приказа начальника областного УВД за номером 488 дсп. «Во исполнение решений Коллегии МВД СССР от второго сентября текущего года, приказываю: в срок до двадцать четвертого сентября сего года представить в штаб УВД и Управление уголовного розыска аналитические справки о «Состоянии взаимодействия с представителями нетрадиционных направлений в науке». Контроль за исполнением приказа оставляю за собой. Подпись: генерал-майор милиции Удальцов». Всем все понятно? Кто не представит справку в понедельник – будет строго наказан. Запомните: работа с экстрасенсами и ясновидящими стоит в Москве на особом контроле.

«Мерзкая история! – подумал я, выходя с совещания. – Никогда в жизни всерьез не интересовался экстрасенсами, а придется по ним справку писать. Наверняка Малышев на меня повесит эту галиматью. Пропади они пропадом, эти ясновидящие! До понедельника остался один рабочий день. Опять придется в выходные писаниной заниматься».

В городском управлении меня ошарашили неприятной новостью: Малышев сломал руку и пошел на больничный. Исполнять его обязанности начальник областного управления уголовного розыска поручил мне. Не подполковнику Геннадию Александровичу Клементьеву, формально считавшемуся первым заместителем Малышева, а мне.

Бегло ознакомившись с состоянием преступности за сутки, я вызвал оперуполномоченного Ключникова, отвечавшего в нашем отделе за аналитическую работу.

– Александр Лукич! Отбрось на время все дела и займись представителями нетрадиционных отраслей науки. К вечеру пятницы подготовь мне обзорную справку о всех колдунах и экстрасенсах, промышляющих в нашем городе. Рассусоливать ничего не надо. Коротко, емко: фамилия, имя колдуна, чем занимается, наличие сведений о сбывшихся предсказаниях.

– «Космогонию» в обзор включать?

– А что, в «Космогонии» не шарлатаны засели? – ответил я вопросом на вопрос. – Всех охвати. Мелочь, типа карточных гадалок, можешь пропустить, а вот по экстрасенсам пройдись мелким гребешком, всех проанализируй.

Свалив на Ключникова нудную рутинную работу, я взялся за давно интересующую меня тему и, пользуясь неожиданно доставшейся мне властью, издал распоряжение: представить в городское управление все материалы по нераскрытым изнасилованиям.

«Побольше мути, поменьше конкретики! – решил я. – Если я открытым текстом запрошу материалы по преступлениям, схожим по своему почерку с нападением на гражданку Андрейчук, то мои ушлые коллеги запрячут их куда подальше. Мухлеж напоказ выставлять никто не любит, а так – не разберутся, что именно я запрашиваю, и привезут все материалы чохом. Осень настала. Пора насильнику-каратисту показать свои уши. Или оскал. Тут уж как получится».

Не успела опуститься на город быстрая осенняя темнота, как ко мне в кабинет влетел Далайханов.

– Андрей, у нас ЧП! Насильник объявился. Ты не поверишь, он совершил нападение в том же сквере, что и в апреле.

– Мать его! – взъелся я. – Будь моя воля, я бы этому Еремченко собственноручно морду разбил и никогда бы в этом не раскаялся. Привык, падла, мамочкой прикрываться. Прокурор ему посоветовал! Чего стоишь? Бери с собой Симонова, и поехали на место.

Заброшенный сквер в Заводском районе состоял из короткой основной аллеи, связывающей две оживленные улицы, и двух пешеходных дорожек, пересекающих аллею в начале и в конце пути. Детские площадки в сквере были давно разрушены, лавочки разломаны, газоны заросли сорной травой. Городское освещение в сквере не работало: то ли хулиганы побили все фонари, то ли его отключили для экономии электроэнергии.

К моменту нашего прибытия сквер утопал в темноте, и только предполагаемое место происшествия освещалось фарами милицейских автомобилей.

«До восхода солнца мы тут ничего не найдем, – решил я. – При таком скудном освещении мы только все следы затопчем».

– Где Еремченко? – спросил я.

– Я здесь, – недовольным тоном ответил из темноты начальник Заводского уголовного розыска.

– Я тебя предупреждал или как? Тебе недосуг было по горячим следам насильника искать, так теперь в темноте его поищи.

– Собака след взяла, – пробурчал Еремченко. – До остановки довела и потеряла.

– Значит, так! – распорядился я. – До утра обеспечь охрану места происшествия. Можешь сам тут ночевать, можешь из отдела силы привлечь, но запомни: если на эту полянку ступит нога человека, ты лично получишь выговор от Большакова. В область я не полезу, а от начальника городского УВД взыскание обеспечу. Тебе все понятно?

– Понятно-то понятно, – процедил сквозь зубы Еремченко, – только кто сказал, что это тот же самый насильник? Снаряд в одну воронку два раза не падает. Каратист наш вроде бы умный парень был, а тут – идиотизм. В том же самом месте бабу в кусты потащил.

Я не стал с ним препираться и велел привести к моему автомобилю потерпевшую. Возрастом, внешностью и телосложением она была похожа на Андрейчук. Схема нападения была той же самой, но с поправкой на темное время суток.

– Когда я лежала на земле, – срывающимся в плач голосом рассказывала потерпевшая, – то он душить меня начал. Сзади на шею руками надавил, я захрипела, он ослабил хватку и стал ерзать по мне, а потом поднялся и убежал. Примет его я никаких не запомнила, но изо рта у него пахло мятной жевательной резинкой. Он, когда на мне возился, дышал мне прямо в лицо. Плавки попортил, сволочь…

– Как попортил? – не понял я. – В грязи извозил?

– Ножом между ног разрезал. Колготки с плавками до колен стянул и пополам их рассек.

– Вот видишь, совсем другой почерк, – встрял в разговор Еремченко. – Прошлый насильник нож в ход не пускал.

– Помолчи! – набросился на него Далайханов. – Дай шефу с потерпевшей разобраться.

Я обнял пострадавшую за плечи, отвел подальше от людей в темноту.

– Он ничего не успел сделать? – доверительно спросил я.

– Возился на мне, дышал мятой, дергался, хрипел от возбуждения. Я все ждала, когда он, ну, начнет, а он даже раздеваться не стал. Ерзал по мне, ерзал, встал, обругал меня матом и убежал.

– Это ваша авоська на лавочке лежит?

– Моя. Я из магазина шла, хотела путь сократить. Всю жизнь через этот сквер ходила, и ничего. А тут – раз! – и мужик с ножом. Он говорит мне: «Не вздумай закричать, прирежу!» А я так перепугалась, что не то что закричать, слово сказать не могла. Стою, замерла на месте, он ножом меня в ляжку кольнул: «Иди, сука, вперед, – говорит, – и не смей оглядываться».

Дождавшись на месте происшествия следователя прокуратуры, я вернулся в управление, а оттуда поехал домой. Жена с порога почувствовала, что я вернулся в скверном расположении духа.

– У тебя что-то случилось, Андрей?

– Какой сегодня день недели? Четверг? У меня был «черный» четверг. Одни неприятности. – Я стал раздеваться, попутно рассказывая Лизе о событиях минувшего дня. – Вначале приказали составить аналитическую справку о нашем взаимодействии с магами, колдунами и экстрасенсами. Помнишь итальянца со стигматами? Это его Раиса Горбачева в Москву пригласила. Следующим, наверное, она в Кремль зазовет главного жреца религии вуду с острова Гаити. Дела у ее муженька идут неважно, вот и возьмутся всей семьей колдовать. Сделают фигурки врагов перестройки и будут в них иголками тыкать. Лиза, веришь, я сегодня одному своему коллеге хотел морду набить, да толку с этого никакого не будет. У его родителей дача в одной деревне со Шмыголем, начальником областного уголовного розыска. Его маманя дружит с женой Шмыголя. В сельский магазин вместе ходят, молочко у одной и той же тетки покупают, рассадой обмениваются… Так, что-то я не туда поехал. Вначале были колдуны и экстрасенсы, а потом Малышев сломал руку. Пока я умные речи в областном управлении выслушивал, Малышев поехал на спортдень. Ты помнишь, мы Николая Алексеевича на улице встречали? У него живот, как у буржуя с революционного плаката, в нем больше ста килограммов живого веса, ему через два года полтинник стукнет, а он в волейбольчик поехал поиграть. Мячиком постучать. Подпрыгнул у сетки, приземлился неудачно и сломал руку. Скажи, зачем с его пузом в волейбол играть? Занялся бы более мирным видом спорта. Шахматами, например. Или шашками.

– Пошли ужинать, – позвала Лиза.

Я сел за стол, пододвинул к себе тарелку и продолжил жаловаться:

– Сломал мой босс руку и ушел на больничный. Спрашивается, а что, со сломанной конечностью нельзя отделом руководить? Голову же он не повредил. Нет, блин, прикинулся больным и все на меня свалил.

– Клементьеву отдел не доверили? – спросила бывшая в курсе моих дел жена.

– У Геннадия Александровича хорошие связи в нашей поликлинике. Как только он запьет, так ему тут же справочку выписывают: ОРЗ, насморк, радикулит, запор, диарея. Все, что хочешь, напишут! Только шила в мешке не утаишь. Тот же Шмыголь знает, каким он «насморком» мучается. Дождется Геннадий Александрович неприятностей на свою голову. Такой здравый был мужик и так опустился в последние годы!

– Это все или еще что-то есть?

– Есть такой тип – начальник Заводского уголовного розыска Еремченко. Мама его через жену Шмыголя сыночку карьеру делает. Все бы ничего, только как опер Еремченко ничего не стоит. Он не романтик, не борец за идею, а так себе, приспособленец. День прошел без происшествий – гора с плеч долой. Была бы у его родителей дача в одной деревне с начальником политуправления, сейчас бы Еремченко делал карьеру по партийной линии или по штабной, ему-то по фигу, где баклуши бить. М-да. Как в популярном детском стишке: «Мама с папой говорят: в жизни все решает блат!» Без блата и знакомств нынче – никуда. Своим умом в милиции карьеру не сделаешь. На каком-то повороте тебя маменькин сынок обязательно обгонит.

– Ты уже говорил про это, – напомнила жена.

Я сделал вид, что обиделся на замечание, и больше ей за ужином ничего не рассказывал.

Покончив с поздней трапезой, мы перебрались в зал, включили телевизор. На экране появился мордастый ведущий вечерних молодежных программ. Полным загадочности голосом он сообщил:

– Сегодня мы расскажем вам об экстрасенсах…

Я вскочил и переключил телевизор на другую программу. Там шла местная передача об успехах мясного животноводства в сельхозпредприятиях области.

– Меня в последнее время все больше и больше раздражает открытая и глупая ложь, которой нас пытаются потчевать, – сказал я. – В магазинах пустые полки, а по телевизору долдонят, что у нас мяса завались. На кого это рассчитано, на идиотов?

– Успокойся, – обняла меня жена.

– Лиза, у нас есть какой-нибудь подходящий повод зайти к Макару Петровичу в гости? Мне неохота к нему на работу идти, а одному в гости – как-то неудобно. Твой же родственник, не мой.

– Можно подумать, что ты к своим родственникам часто в гости ходишь. До конца сентября твои проблемы подождут? На следующее воскресенье ничего не планируй. Я найду повод заглянуть к ним на огонек.

Я чмокнул жену в щеку, прикрыл глаза и ощутил себя счастливым человеком.

– Андрюша, – мило проворковала супруга, – сегодня двадцатое число. Ты зарплату получил?

– Не успел, завтра принесу. А что, у нас деньги закончились?

– У меня финансовых ям не бывает, но и про получку забывать не стоит.

4

На рассвете я выехал на место происшествия. По пути забрал заспанного Айдара и эксперта-криминалиста. Как только солнце поднялось над крышами домов, мы пошли на полянку, где неизвестный преступник уже дважды пытался изнасиловать женщин.

При тщательном осмотре места происшествия мы обнаружили четкий след обуви с характерным рифленым рисунком и начальными буквами названия фирмы-производителя «Adi» – «Адидас».

– Это его след, – сказал я. – Если бы вчера кто-то из наших милиционеров был обут в «Адидас», я бы заметил. Кроссовочки с тремя полосками – вещь приметная.

– Сто рублей пара, – дополнил Айдар. – Ереванские кроссовки на рынке по сотке идут, а фирменные рублей двести будут стоить. Наш клиент не бедный человек. По грязи да по лужам в кроссовках «Адидас» только богач бегать будет.

– Вот здесь он положил потерпевшую на землю, – показал я на разворошенные опавшие листья. – Стал обходить ее сзади и наступил на мягкую почву.

– Сорок третий размер, – сказал криминалист, измерив след рулеткой.

– Не такой уж он и высокий, как говорят, – заметил я. – У меня размер обуви сорок два с половиной, но никто не считает меня человеком высокого роста.

– Размер обуви и рост не всегда находятся в прямой пропорции. Могут быть исключения.

Эксперт отломал у куста шиповника несколько тонких веточек, сделал из них арматуру, залил оттиск ноги преступника гипсом. Пока он трудился, мы с Айдаром прочесали полянку вдоль и поперек, но ничего интересного больше не нашли.

– Расширим круг поиска, – предложил я. – Иди в ту сторону, а я прогуляюсь вдоль аллеи по направлению к выходу.

Удача улыбнулась Айдару. Отойдя в дальний угол сквера, он нашел еще один след.

Я изучил новый оттиск кроссовок. Наименования фирмы на нем не было, зато хорошо отпечаталась пятка с зубчиками по краям. Сомнений никаких не было – этот след оставил тот же человек, что наследил на месте нападения на потерпевшую.

– Вот еще улика. – Я наклонился и подобрал затерявшуюся среди травинок выпотрошенную сигарету с фильтром «Космос». Сигареты так себе, но стоят дорого – семьдесят копеек пачка.

– Он зашел сюда через дыру в заборе, – сказал Айдар.

– Угу! – согласился я. – Пока мы ночью осматривали полянку, он стоял тут и наблюдал за нами. Он – в темноте, мы – в свете фар автомобилей. Вот ведь сволочь! Чую, даст он нам прикурить.

– Зачем он вернулся? Что-то потерял?

– Да нет, он по другой причине вернулся. Видишь пустую сигарету? Он высыпал из нее табак, чтобы собака не могла след взять. Сложи логическую цепочку. Сигарету он достал из пачки, значит, карманы у него застегиваются, иначе он бы выронил ее, пока на потерпевшей ерзал. Вывод второй. Он пожертвовал хорошей сигаретой, значит, решение вернуться в сквер принял спонтанно. Если бы он заранее думал о собаках, то запасся бы дешевым табаком. «Приму» купил бы или «Астру».

– Преступника всегда тянет на место совершения преступления? – предположил Айдар.

– Не тот случай! Если бы он убил потерпевшую, тогда бы мог вернуться, чтобы насладиться деянием рук своих, а так… Айдар, этот подонок куражится над нами. Представь, нас на месте происшествия целая толпа. Мы ходим взад-вперед, наши тела загораживают свет фар, мелькают огоньки сигарет. Бесплатный театр, цирк! Он стоит тут в кустах и посмеивается, пузыри из мятной жвачки надувает. Ты больше ничего не нашел? Давай поищем, может быть, он еще что-то по неосторожности выбросил.

Мы шаг за шагом прошли весь предполагаемый путь преступника от его временного наблюдательного пункта до забора. С противоположной стороны декоративной решетки, огораживающей сквер, я нашел смятую фольгу от жвачки. Подобрал ее, понюхал. Фольга пахла мятой.

– Составь протокол дополнительного осмотра места происшествия, – велел я Далайханову, а сам пошел на аллею, остановил двух ранних прохожих и, несмотря на их протесты, привлек к участию в осмотре в качестве понятых.

– Давайте я подпишусь, где надо, и побегу на работу, – нервничал мужчина-понятой. – Меня начальство взгреет, если я опоздаю к открытию магазина.

– Я тебе повестку с печатью дам, – попытался успокоить я понятого. – Очень уважительная причина для опоздания.

– Какая повестка! – От избытка чувств мужчина замахал перед собой руками, словно отгонял от лица надоедливую осеннюю муху. – Я у кооператоров работаю. Плевали они на все ваши повестки. У них принцип простой: или ты на работе, или прогул. Заболел, транспорта не дождался – ничего не считается.

– Скажи своим кооператорам, – жестким официальным тоном заявил я, – пускай они плюют на кого хотят, но пока существует советская милиция, вы все будете жить по законам, которым мы присягали. Рыпнутся твои боссы, позвони мне. Я им такую проверку обеспечу, что без штанов останутся.

– Ага, – саркастически усмехнулся понятой. – Они – без штанов, а я – без работы. Спасибо за «отеческую» заботу. Я с хозяевами как-нибудь сам разберусь. В выходные опоздание отработаю.

«Вот так и живем, – подумал я. – Мужик, не задумываясь, как само собой разумеющееся, называет своего работодателя «хозяином». Звериный оскал капитализма. Еще немного, и обращение «товарищ» заменят на «господин». Куда страна катится? Объяснили бы народу: «Товарищи, дамы и господа! Заветы Ленина оказались полной ерундой. Игры в социализм себя не оправдали. С завтрашнего дня начнем строить развитой капитализм». Никто бы возмущаться не стал. Пустые полки в магазинах и талоны на колбасу давно уже всем надоели».

Вернувшись в управление, я собрал на совещание весь личный состав городского отдела уголовного розыска.

– Сегодня я освобождаю вас от всех текущих дел, и мы займемся человеком, который считает, что он умный, а мы дураки.

На миг я представил человека, наблюдающего за мной из темноты. Он стоит, пожевывает мятную жвачку, издевательски ухмыляется, посыпает вокруг себя табаком из распотрошенной сигареты. Он видит, как я беседую с потерпевшей, вспоминает, как терся о ее ягодицы и испытал извращенный оргазм.

«Ему мало было получить физическое удовлетворение, – отчетливо понял я. – Он вернулся, чтобы насладиться триумфом своей неуловимости и безнаказанности… Ничего, волчара! Дай срок – встретимся, и я воздам тебе и за хамство, и за ухмылочки в темноте».

Отбросив нахлынувшие эмоции в сторону, я обратился к коллективу:

– Опера! Вчера ночью насильник вернулся на место происшествия и наблюдал за действиями следственно-оперативной группы. Я расцениваю его поступок как неприкрытое хамство, как плевок во всех нас. Хамство должно быть наказано.

Сидящие напротив меня оперативники дружно кивнули в знак согласия: «Хамство – проступок непростительный».

– Итак, – продолжил я, – половина из вас сегодня получит предписание и поедет с проверкой по территориальным отделам и отделениям. Вторая половина останется для проверки отказных материалов здесь, в управлении. Переверните все, попробуйте на вкус каждую бумажку, прочтите до последней буковки каждое объяснение. Меня интересуют все материалы по нападению на женщин, совершенные в этом и прошлом годах. Мотив нападения – удовлетворение сексуального влечения. Бытовуха в стиле «Мы вместе пили, я не хотела, а он завалил меня на кровать» меня не интересует. Только нападения. Любые происшествия, которые покажутся вам странными и нелогичными, вы должны изучить и доложить мне. Все, за работу!

После ухода оперативников в кабинете остался Ключников.

– Александр Лукич! Тебя насильник не касается. Занимайся колдунами. К вечеру я жду справку.

– Мне ее засекретить? – спросил аналитик.

– Зачем? Когда я прочитаю и одобрю текст, тогда и зарегистрируешь, а пока не надо излишний официоз напускать. Мы же не агентурной разработкой экстрасенсов занимаемся, а так, изучаем их, как блох под микроскопом. Ты видел по телевизору мужика с незаживающими ранами на руках?

– Говорят, что этот итальянец с Горбачевым встречался и передал ему устное послание Девы Марии ко всем главам государств и правительств.

– Посадить бы его в ИВС на пятнадцать суток, он бы совсем другое послание рассказал. И ручки бы у него за две недели зажили, и ножки, и в голове просветление наступило. Иди, Александр Лукич, трудись! Розыск насильника – это моя частная инициатива, а колдуны и экстрасенсы – дело государственной важности! Без их пророчеств теперь работать не будем.

5

Вечером я забрал подготовленные Ключниковым документы и увез их домой. Жена, увидев, с каким интересом я изучаю справку, спросила:

– Андрей, ты что привез? Материалы про экстрасенсов? Дай почитать. Интересно же, что про них пишут.

– Лиза, это информация «для служебного пользования». Маленьким девочкам читать про колдунов вредно.

– Перестань! Давай сюда, что уже успел прочитать. Андрей, если ты не поделишься со мной докладом, то я к дяде Макару в гости не пойду.

– Держи, но помни: о колдунах – никому ни слова!

– Ой-е-ей, страшно-то как стало! – передразнила меня жена. – Как выйду на работу, так всей поликлинике расскажу. Здесь и про «Космогонию» есть?

– Лиза, читай молча! У меня был трудный день, и если ты меня будешь дергать по каждому поводу, то я не пойму, что здесь написано.

– Будешь мне угрожать – я тебя сегодня спать на раскладушку отселю, – обиженно заявила жена.

Я усадил Лизу рядом с собой на диван и углубился в чтение.

«Старец Исидор Крестовский, он же по паспорту Михайлов Борис Евгеньевич, пятьдесят два года, бывший преподаватель марксистско-ленинской философии, доцент, кандидат философских наук. В 1988 году уволился из университета и объявил себя экстрасенсом и провидцем, получившим знания из секретных материалов спецбиблиотеки областного комитета КПСС. Женат вторым браком, имеет двух детей. Основные виды деятельности: предсказания, составление индивидуальных гороскопов, снятие порчи и сглаза. Активно торгует амулетами и снадобьями собственного изготовления. В прошлом году предсказал введение талонов на ряд продовольственных товаров».

– Забавный тип, – сказал я жене. – Он умудрился обвести вокруг пальца обком партии, и его до сих пор машина не сбила. Свежо предание, да верится с трудом! Если бы «уважаемый» товарищ Михайлов хоть слово сказал о настоящих секретах партии, то на его могиле давным-давно бы сорняки проросли.

– А что, в обкоме есть секретная библиотека? – заинтересовалась Лиза.

– Конечно, есть. Не знаю, как сейчас, а раньше все партийные функционеры высокого ранга имели допуск к работе с документами, имеющими гриф секретности. Когда я учился в Омске, послали нас копать картошку в подшефный совхоз. Вдруг видим, начальство забегало, засуетилось. Оказывается, с проверкой по полям поехал первый секретарь Омского обкома партии. Наш замполит собрал нас в кучу и говорит: «Если подойдет к вам первый секретарь, то надо встать по стойке «смирно» и представиться. Первый секретарь обкома партии – это ранг, соответствующий генерал-майору армии или милиции». Вот так-то жили. А нынче? Партия – отдельно, котлеты – отдельно. Представь, Лиза, что в Москве решили поправить дела в экономике с помощью магов и экстрасенсов и разослали по местам совершенно секретный меморандум. «Только для личного ознакомления. По прочтении сжечь! Чтобы восполнить дефицит лекарств, предлагаем нетрадиционный метод лечения инфекционных заболеваний. Вместо исчезнувших навсегда антибиотиков больным следует выдавать отвар из пупырчатых жаб, сваренных в обезжиренном молоке».

– Фу, какая гадость! Что у тебя за тяга ко всяким жабам да лягушкам?

– Научно доказанный факт: все колдуны лечатся отваром из жаб. На колдунов современные лекарства не действуют. Тот же старец Исидор, если заболеет, то в аптеку не пойдет. Какой он знахарь и травник, если сам себя излечить не может? Интересно, он порошок из сушеных пиявок продает или пока стесняется?

– В докладе ни про лекарства, ни про отвар из жаб ничего нет, это ты все выдумываешь. Давай дальше читать.

«Астара, она же по паспорту Абдырхманова Этери Амировна, пятьдесят лет, вдова, детей нет. Проживает в одной квартире с младшей сестрой, которая ведет хозяйство и выполняет обязанности помощницы при совершении магических обрядов. В 1989 году Абдырхманова приехала в нашу область из Таджикистана и объявила себя реинкарнацией Алламатус-Ин, верховной жрицы древнеассирийской богини плодородия Иштар. По словам Абдырхмановой, после реинкарнации она обрела способность управлять энергетическими потоками человека и предсказывать его будущее. Чем занималась Абдырхманова в Средней Азии, неизвестно. Виды деятельности в настоящее время – предсказания будущего на магическом кристалле, снятие порчи, венца безбрачия, сглаза и тому подобное. Торгует амулетами, снадобьями, привораживающими порошками и средствами от алкоголизма. Проводит сеансы неконтактной мануальной терапии, восстанавливает энергетические потоки в теле человека, «чистит» ауру от накопившейся негативной энергии. В число клиентов Астары входят многие состоятельные люди нашего города. Открыто враждует с руководством «Космогонии», а старца Исидора считает самозванцем и шарлатаном. Плату за свои услуги взимает под видом добровольных пожертвований. По сведениям, полученным от клиентов Астары, практически все ее предсказания, касающиеся любви и частной жизни, сбываются».

– У нас одна медсестра ходила к ней, – сказала Лиза. – Заплатила сто рублей и узнала, почему у нее в последнее время сплошные неприятности в жизни. Оказывается, мужа нашей медсестры приворожила женщина по имени Наташа. Астара продала медсестре магический отвар. Она тайно подлила отвар мужу в пищу, и он во всем сознался: и в том, что изменял ей с женщиной по имени Наташа, и в том, что хотел уйти из семьи к любовнице.

– Фигня! – насмешливо ответил я. – Совпадение. Бред сивой кобылы.

– У тебя все фигня да совпадение! Ничего рассказывать нельзя. Знаешь, чем история закончилась? Муж остался в семье и бросил любовницу. Если бы не зелье, то ушел бы к другой…

– Пожил бы у нее месяц и вернулся назад.

– Андрей, ты почему, как баран, упрешься рогом и ни во что не веришь? Я тебе еще раз рассказываю. Медсестра принесла ей фотографию мужа. Астара взглянула на нее и говорит: «Все твои беды от любовницы мужа по имени Наташа». Откуда бы она все знала? Астара – не Ванга, на нее болгарская разведка не работает.

– Всему на свете есть объяснение! Давай подумаем о ее магии вместе. Астара приехала к нам из Таджикистана, где от законной власти остались рожки да ножки. Таджикистан граничит с Афганистаном, а там почти всю территорию контролируют полевые командиры. На подвластных им землях крестьяне выращивают опиумный мак и получают из него опий-сырец в промышленных масштабах. Там же, в Афганистане, в подпольных лабораториях опиум перерабатывают в героин. Могу предположить, что химики, работающие на полевых командиров, научились из опиума или героина получать вещество, от которого появляется неудержимая болтливость. Астара купила у афганцев этот препарат и сейчас выдает его за зелье, изготовленное по рецептам древнеассирийских жрецов.

– А как же с именем Наташа?

– Тут еще проще. Астара угадала имя, а если бы промахнулась, то объяснила бы вашей медсестре, что Наташа – это космическое имя разлучницы, а в миру ее могут звать как угодно, хоть Полина, хоть Марина.

– Еще могу случай рассказать, – не унималась Лиза. – У моих родителей знакомая мучилась от ужасных головных болей. Каких только она препаратов ни принимала, у каких только врачей ни лечилась – ничего не помогало! Сходила к Астаре, та ей ауру прочистила, и все прошло. Оказывается, это на нее давний враг порчу навел, перекрыл энергетические потоки в голове.

– Лиза, скажи мне как врач: ты сама веришь во всю эту дребедень с «чисткой» ауры и закупоркой энергетических потоков?

– Нельзя быть таким скептиком, как ты. Астара действительно обладает сверхъестественными способностями, а ты ее хочешь в жульничестве обвинить.

– Читаем дальше. «Космогония» (с греч. мир, Вселенная) – общество, основанное в Ленинграде в 1965 году Фроловым Леонидом Николаевичем (1922–1990 гг.). В 1974 году Фролов публикует за границей и в самиздате свой главный труд «Теория удовольствий». В данном трактате Фролов пропагандирует эпикурейство как единственно верное философское учение, основанное на естественной тяге человека к получению удовольствий. «Человек смертен, жизнь его коротка, – пишет Фролов. – Обществу и правительству до нужд человека нет никакого дела, у них своих забот полно. Что нужно делать, чтобы жизнь твоя прошла с пользой для тебя лично, а не приносила блага кому-то другому? Нужно веселиться и наслаждаться, получать удовольствия, не заботясь о бедности и болезнях в будущем».

С момента основания «Космогонии» власти преследовали Фролова и его учеников. Книга «Теория удовольствий» была запрещена, хранение и распространение ее преследовалось в уголовном порядке. Сам Фролов в период с 1965 по 1987 год был судим за изнасилование и тунеядство, трижды по решению суда направлялся на принудительное лечение в психиатрические клиники закрытого типа. В 1987 году Фролов был выписан из психиатрической больницы города Пермь и переехал на постоянное место жительства в Сибирь, в наш областной центр. В марте 1990 года Фролов скончался. Тело его было сожжено учениками, прах развеян. Рукопись с первоначальным текстом «Теории удовольствий» хранится адептами Фролова как главная реликвия его учения».

– Ничего не скажешь, пострадал дядя за свои убеждения, – сказал я.

– Андрей, что за варварство, разве его не должны были похоронить?

– Нигде в наших законах не прописано, что умершего надо обязательно хоронить на кладбище. Я немного помню этот конфликт. Фролов умер в больнице. Тело его перевезли к зданию, арендуемому «Космогонией», и торжественно сожгли во дворе. Возмущенные жители близлежащих домов обратились в прокуратуру, началась проверка. Ученики Фролова заявили: «Наш покойник, что хотим с ним, то и делаем. Если хотите нас судить, то вначале отправьте на скамью подсудимых тех, кто выставил тело Ленина на всеобщее обозрение. Мы над останками покойного учителя не издевались, а тело Ленина уже шестьдесят с лишним лет непогребенным лежит». Пока шло разбирательство, пока материалы проверки пинали из прокуратуры в милицию, у «Космогонии» нашлись влиятельные покровители, и конфликт замяли.

– Фролов был судим за изнасилование, как он мог с такой судимостью пользоваться авторитетом у своих учеников?

– Скорее всего, его подставили и осудили по ложному обвинению. До перестройки с идейными врагами боролись всеми доступными способами. Фролов, судя по его биографии, прошел через все круги ада: и в зоне побывал, и в психбольнице… Странный был тип. Представь человека, который в брежневские времена во всеуслышание заявил: «Стройте светлое коммунистическое общество без меня, а я буду веселиться и жить в свое удовольствие». Он что думал? Что его за такие высказывания по головке погладят? Явно знал, на что шел. Читаем дальше. «После выписки из психбольницы главными учениками и последователями Фролова стали брат и сестра Перфиловы.

Перфилов Юрий Владимирович, пятьдесят пять лет, по образованию врач-психиатр. В период с 1982 по 1987 год – лечащий врач Фролова в пермской психиатрической клинике закрытого типа. Дважды женат, трое детей. После переезда в Сибирь заочно развелся со второй женой, в настоящее время контактов с бывшими женами и детьми не поддерживает. Официально числится председателем кооператива по изготовлению женской одежды. Фактически – возглавляет «Космогонию».

Перфилова Софья Владимировна, сорок лет, не замужем, детей нет, по образованию психолог. В «Космогонии» занимается отбором новых членов общества. Официально – домохозяйка. Проживает совместно с братом.

Еще при жизни Фролова Юрий и Софья Перфиловы кардинально переработали его учение, заменив эпикурейство как смысл жизни на общение с космическим разумом.

В настоящее время «Космогония» является добровольным обществом сектантского типа. Она состоит из трех уровней.

Первый уровень называется «Свободное общение». В него принимаются все желающие без ограничения. Никаких прав и обязанностей, кроме «добровольных» пожертвований, они не имеют. В процессе общения членов первого уровня Софья Перфилова отбирает из них лиц, достойных для прохождения базового учения.

Второй уровень – «Познание космического разума». Перешедшие на второй уровень ученики называются «просветленными». Во время лекций и семинаров, проводимых Перфиловыми или приглашенными ими лицами, ученикам внушается доктрина о существовании космического разума, который руководит всеми процессами, происходящими на Земле.

Третий уровень – «Посвященные». Им дается право самостоятельно общаться с космическим разумом. Войти в число «посвященных» является высшей честью для любого члена «Космогонии».

Брат и сестра Перфиловы в «Космогонии» стоят обособленно, ни в один уровень не входят.

Местом базирования организации является здание бывшего Дворца пионеров Заводского района».

– Это все? – удивленно спросила Лиза. – Больше разговоров про эту «Космогонию».

– А что ты хотела про нее узнать? Про третий уровень? Могу рассказать, так как знаю о нем из нескольких источников. В третий уровень входят женщины, которым Перфилов промыл мозги до стадии полного подчинения своей воле. Они искренне и безропотно верят во все им сказанное. Чтобы стать «посвященной», надо пройти обряд единения с космическим разумом. Посредником между кандидаткой в «посвященные» и космическим разумом выступает Юрий Перфилов. Сам обряд – это половой акт, во время которого космическая энергия через мужчину-проводника передается женщине-кандидатке.

– У нас совсем другое про «Космогонию» рассказывают. Были женщины из нашей поликлиники на их семинарах. Никто там никого в кровать не тащил.

– Не передергивай факты! Я не говорил, что всех членов «Космогонии» принуждают к сексу. Обряды второго и третьего уровней держатся в секрете. О сущности единения с космическим разумом через мужчину-проводника рядовые члены «Космогонии» даже не догадываются. Первый уровень «Космогонии» – это не закрытая секта, а дискуссионный клуб, где все желающие делятся своими проблемами и получают рекомендации, как поступить в той или иной жизненной ситуации. Все разговоры о космическом разуме на первом уровне идут фоном. На новый уровень приглашают только тех, кто всерьез начинает интересоваться теориями влияния космического разума на жизнь человека.

– Давай я тебе расскажу случай, который был у нас в поликлинике.

– Лиза, – начал было я, но жена даже дослушивать не стала.

– Андрей, почему, когда ты рассказываешь, я слушаю, но если я хочу тебе что-то рассказать, то ты меня обязательно перебиваешь? Это ужасно…

– Стоп! – Я поднялся с дивана, встал напротив жены, посмотрел ей в глаза. – Первый и главный принцип «Космогонии» – выслушивать всех желающих. Смоделируй нашу ситуацию применительно к ним. Представь: я не хочу вникнуть в возникшие у тебя проблемы, постоянно затыкаю тебе рот. На работе до твоих жизненных неурядиц тоже никому нет дела. Ты идешь в «Космогонию» и там находишь подруг по несчастью. Вы плачетесь друг дружке в жилетку, промываете косточки бессердечным мужьям, а в это время Софья Владимировна или ее подручные смотрят, у кого из вас неустойчивая психика и кого можно заманить в свои сети. Теперь рассказывай про случай в поликлинике.

– Я тебе другой случай расскажу. Есть у меня на участке семья Богачевых, у них двое маленьких детей, которые постоянно болеют. Мама в этой семье не работает. Когда ей надо куда-то сходить, с детьми сидит бабушка. Однажды, когда дома никого из взрослых не было, бабушка стала наводить порядок в шкафу и нашла проявленную фотопленку. Просмотрела ее на свет и увидела негатив, где ее зять стоит в обнимку с двумя незнакомыми девицами. Бабушка забрала эту пленку себе, распечатала нужную фотографию и предъявила ее Богачевым. Зять никак не стал объяснять свое поведение, посмеялся над тещей и посоветовал ей больше в чужих вещах не копаться. Жена его, вся в растрепанных чувствах, пошла на семинар в «Космогонию», и там ей объяснили, что это космический разум испытывает ее семейные отношения на прочность. Она успокоилась и стала дальше жить, как будто ничего не произошло.

– Какой счастливый конец у этой истории! – сыронизировал я. – Все остались довольными: «Космогония» получила от Богачевой пятьдесят рублей за участие в семинаре, бабушку-провокатора поставили на место, случайные девицы с фотопленки не пострадали. В чем мораль этой поучительной истории?

– В том, что ты не хочешь меня слушать. Ты все воспринимаешь в штыки. Если бы Богачева не пошла в «Космогонию», то подозревала бы своего мужа бог знает в чем…

Еще не договорив фразу, Лиза поняла, что сама себе противоречит. Она замолчала на полуслове, вопросительно посмотрела на меня.

– Ты просто прелесть, любовь моя! – Я чмокнул жену в щеку. – Ты сама обо всем догадалась. Твоей знакомой в «Космогонии» дали обычный житейский совет: не ищи проблем там, где их нет. Мало ли каких чувих мог обнимать ее муж! Фотография фривольного содержания – это еще не повод для обвинений в супружеской неверности.

Я сложил все изученные материалы в кожаную папку, убрал ее в шкаф.

– Даю гарантию, что теперь Богачева начнет захаживать в «Космогонию» по каждому поводу. Прыщ на лбу вскочил – не происки ли это негативной космической энергии? Что вселенский разум может порекомендовать для борьбы с прыщами? Все, Лиза, к черту эту «Космогонию»! У нас на кухне ничего поесть не осталось? Что-то у меня на ночь глядя аппетит разыгрался.

– Пойдем, покормлю тебя.

Я мог бы еще кое-что рассказать Лизе о «Космогонии», но не стал. В нашей жизни и так достаточно грязи и пошлости, так зачем жену лишний раз посвящать в истории, которые напрямую моей семьи не касаются? Узнает сама – это ее дело, а я темную сторону жизни семьи Клементьевых на всеобщее обозрение вытаскивать не буду.

Трагедия семьи Клементьевых стала известна мне со слов Саши Клементьева. Он рассказал, что еще зимой его мать стала «просветленной», кандидаткой на переход в третий уровень. По-житейски ее можно было понять – невзгоды сыпались на Елену Викторовну неослабевающим потоком. Вначале запил муж, за пьянство на рабочем месте лишился должности начальника районного отдела милиции. Потом дочь Клементьевых подсела на наркотики, бросила институт, стала воровать вещи из дома, сутками пропадала неизвестно где. И отец, и дочь лечились в наркологической клинике, но толку было мало.

Для интереса Елена Клементьева посетила несколько семинаров в «Космогонии» и так увлеклась идеями космического разума, что семейные дела перестали ее интересовать.

– Все выходные в «Космогонии» проводит, – рассказывал мне Саша Клементьев. – Как вернется – смотрит в окно, что-то про себя шепчет. Я тут подрался в школе с одним чуваком, мать на педсовет вызвали. Она выслушала педагогов и говорит: «На поведение моего сына оказывает влияние космический разум». Пока директриса с учителями соображали, шутит она или нет, маманя задвинула им лекцию о влиянии высших сил на деятельность человека, так они в осадок и выпали. Классная после этого случая до сих пор на меня с подозрением смотрит. Все прикидывает, одна мамуля у нас рехнулась или все в семье связь с космическим разумом ищут.

Где-то в середине мая Саша пришел ко мне расстроенный и злой.

– Не знаю, как до отъезда в Омск время протянуть, – сказал он. – Мне надо к выпускным экзаменам готовиться, а у нас в доме скандал за скандалом, да тут еще эта «Космогония»! Пришел я позавчера вечером домой, дверь своим ключом открыл, стою в прихожей, слушаю – родители ругаются. Отец, как всегда, выпивший, мать – вся на нервах. Отец говорит: «Ваш гуру еще тебя к себе в постель не уложил?» Мать отвечает: «Позовет, соглашусь с великой радостью». Я потихоньку закрыл за собой дверь и пошел к знакомому пацану переночевать. На другой день вернулся домой, так они моего отсутствия даже не заметили: мать с космосом общалась, отец водку пил.

Летом, с помощью моих связей, Александр Клементьев поступил в Омскую высшую школу милиции. Учеба ему нравилась, жизнь в казарменных условиях не угнетала. В письмах ко мне Саша ни про родителей, ни про «Космогонию» не спрашивал.

6

В ночь с воскресенья на понедельник я плохо спал, дважды просыпался, ходил на кухню покурить, попить воды. Под утро мне снился тревожный сон: я искал важный документ и никак не мог найти его. Звонок будильника вернул меня в реальность. Пора вставать.

– Лиза, – толкнул я жену, – пора.

Супруга молча встала, накинула на ночную рубашку халат и пошла на кухню готовить завтрак, а я вновь провалился в короткий чуткий сон.

Мое утро всегда было расписано поминутно: в 7.00 – подъем, гигиенические процедуры, приготовление завтрака, в 7.45 я выходил из дома на остановку и к 8.15 был в управлении. Много раз я пытался изменить утреннее расписание и ввести в него легкую зарядку. Я даже написал список гимнастических упражнений, которые буду выполнять сразу же после пробуждения, но всякий раз находились причины перенести зарядку на следующий понедельник, а то и на начало другого месяца.

С приходом Лизы мой утренний распорядок изменился в лучшую сторону. Теперь она готовила завтрак, а я получал десятиминутный довесок ко сну.

– Андрей, вставай! – вернулась с кухни жена.

– Минуту полежу и встану, – пробурчал я.

– Андрей, ты что как ребенок маленький, какая еще минута, на работу опоздаешь!

Я вскочил с кровати, чмокнул супругу в щеку и пошел на кухню выкурить первую за день сигарету. Чашка горячего кофе уже ждала меня на столе. Я сделал глоток, закурил, подошел к окну, распахнул занавески.

Погода на улице стояла чудесная. В выходные наконец-то наступило запоздалое бабье лето: мелкие нудные дожди прекратились, порывистые холодные ветры стихли, в безоблачном небе от восхода и до заката сверкало нежаркое осеннее солнце. Комфортная погода – живи и радуйся каждому дню.

«Интересно, – подумал я, – курить натощак и курить, прихлебывая кофе, – это одно и то же или нет? Курить натощак – вредно, а курить…»

Движение за окном прервало ход моих мыслей. В разрыв между двумя домами я увидел, как по улице в направлении остановки общественного транспорта проехал автомобиль «УАЗ» с мигалкой, за ним – несколько военных грузовиков с тентами. Замыкал колонну штабной «ГАЗ-66» с телескопической антенной.

«Погнали куда-то вояк с утра пораньше», – подумал я и пошел умываться.

Намыливая руки, я подумал:

«Когда жил один, то вскакивал по звонку будильника, как ужаленный. Теперь главная задача утром – разбудить жену, а там можно еще поспать. Эти дарованные Лизой десять минут – самый сладкий сон за ночь. Это как десерт, как вишенка на торте».

Выйдя из ванны, я замер, где стоял, – на улице завыла сирена воздушной тревоги. Звук ее был таким громким, что казалось, она воет где-то прямо под окном.

– Лиза, посмотри, сколько времени! – крикнул я и бросился к окну.

Во дворе, у детской площадки, стоял армейский грузовик. Из него выпрыгивали солдаты в защитных гимнастерках. У открытого заднего борта автомобиля стоял офицер в фуражке с малиновым околышем. Он что-то кричал солдатам, но из-за завываний сирены было не разобрать.

– Половина восьмого, – Лиза подошла ко мне, посмотрела в окно. – Андрей, что происходит?

– Понятия не имею, – честно признался я. – До сего дня я даже не знал, что у нас тут где-то сирена установлена. Я первый раз ее слышу.

Во двор въехал еще один военный грузовик. Из него выпрыгнули восемь солдат с автоматами, и грузовик уехал. Автоматчики подошли к офицеру в центре двора. Судя по жестам, он приказал им оставаться возле него. Куда разбежались остальные бойцы, я не заметил.

– Андрей, ешь, а то все остынет, – сказала Лиза.

– Подожди, любимая, тут такие события разворачиваются, что пока не до еды.

С улицы во двор заехал военный «уазик». На его крыше были установлены мигалки и два громкоговорителя.

– Внимание, граждане! – через мегафоны обратился к нам мужской металлический голос. – В городе проводятся учения по гражданской обороне. По сценарию учений ваш район оказался в зоне химического заражения. До окончания учений всем категорически запрещено выходить на улицу, открывать форточки и окна. Нарушившие приказ руководителя учений будут подвергнуты мерам административного и уголовного наказания…

Я присмотрелся к солдатам на улице. Петлицы на их гимнастерках были малинового цвета. Внутренние войска. Если учения проводятся по линии гражданской обороны, то при чем тут солдаты внутренних войск с автоматами?

У одного из военных во дворе заработала переносная радиостанция. Офицер забрал у радиста наушники, выслушал указания и направил двух автоматчиков к моему дому.

– Внимание, граждане! – Не прекращая вещать в мегафоны, «уазик» покинул наш двор и поехал к соседним домам. – Учения по гражданской обороне…

– Какие учения! – воскликнул я. – Если бы это были учения, я бы о них наверняка знал.

Офицер снова выслушал радиостанцию и послал двух автоматчиков к дому напротив.

– Лиза, я – на работу, – не отрываясь от окна, сказал я.

– Завтракать не будешь? – обеспокоенно спросила жена.

– Разбей три яйца, до обеда хватит.

Я быстро оделся, вернулся на кухню. Лиза протянула мне стакан с сырыми яйцами.

– Как ты можешь их пить, не представляю, – поморщилась она.

– Научился, – я одним глотком проглотил яйца, вытер полотенцем губы. – Одна из заповедей здорового образа жизни гласит: «Никогда не выходи из дома, не позавтракав, иначе к сорока годам лишишься желудка».

– А курить до завтрака полезно? – с улыбкой спросила жена.

Я не стал отвечать на провокационный вопрос. Утро – не время для диспутов.

– Лиза, ты сегодня во вторую смену? Без надобности раньше времени из дома не выходи.

– Андрей, что случилось, ты можешь объяснить? – благодушная интонация в голосе супруги сменилась тревожными нотками.

– Не знаю, Лиза, не знаю! Одно могу сказать точно: если в городе происходит что-то непонятное, то мне надо быть на работе.

У выхода из подъезда меня остановили два солдата азиатской внешности. У одного из них в руках была резиновая дубинка ПР-73. Нам выдавали такие дубинки на учениях по пресечению массовых беспорядков.

– Зайди в подъезд, – приказал мне солдат, не то узбек, не то казах по национальности.

– Я – офицер милиции. Вот мое служебное удостоверение. – Я протянул ему раскрытую книжицу с моей фотографией в форме капитана милиции.

– В подъезд зайди! – грубо сказал другой солдат. – Тебе чего-то непонятно?

– Кто у вас старший? – официальным тоном спросил я. – Позови офицера!

– Сейчас, блин, позову! – Солдат замахнулся дубинкой, и если бы я не отпрыгнул в подъезд, то он так бы вдарил мне по лбу, что я до вечера бы не очухался.

– Сиди, пока учения не закончатся! – сквозь захлопнувшуюся дверь крикнул мне первый солдат.

– Что за тупые люди? – Один из вояк со всей силы врезал сапогом по двери. – Сказано, сиди дома, нет, поперся куда-то, шайтан ему под ребра!

Забежав на площадку первого этажа, я остановился, с досады и злости сплюнул на ступеньки и пошел домой.

«Это же надо, – подумал я, – меня, капитана милиции, как какого-то бродягу, хотели дубинкой огреть! Что, черт возьми, происходит, учения это или военный переворот? В каждой газете о военном перевороте пишут, неужели свершилось?»

Я вернулся в квартиру, сел на кухне, закурил.

– Андрей, они не выпустили даже тебя? – растерянно спросила Лиза. – Андрюша, это ужасно. Это не учения…

– Успокойся. – Я обнял жену, прижался губами к ее щеке. – Скоро все разъяснится. Солдаты выполняют свой долг. У них разговор короткий: «Закрой дверь, у нас приказ никого не выпускать».

Тут меня осенило, что надо срочно связаться с дежурной частью УВД и узнать, что же на самом деле происходит.

– Лиза, я сейчас, я быстро!

Я обулся, вышел в подъезд, поднялся на четвертый этаж.

«Даже если операторы дежурной части находятся под контролем военных, то они обязаны будут ответить на звонок. Если они работают под дулами автоматов, то по голосу я пойму, что случилось что-то очень и очень серьезное».

– Кто там? – ответил на мой стук в дверь старушечий голос.

– Нина Павловна, это я, Андрей Лаптев с третьего этажа. Нина Павловна, мне на работу срочно позвонить надо.

Щелкнув давно не смазанным врезным замком, старушка открыла дверь.

– Звони, коли надо.

Я поднял трубку телефона. Ни гудков, ни щелчков. Тишина.

«Ленинский план революции, – пронеслось в голове. – Почта, телефон, телеграф. Лихо работают, ничего не скажешь! Это не учения. На обычных учениях телефонную связь отключать не будут. Вдруг у кого сердце прихватит, а в «Скорую помощь» позвонить нельзя».

– Нина Павловна, у вас телефон не работает. Давно сломался?

– Вчера вечером звонила. – Старушка взяла у меня трубку, прислушалась. – Андрей, ты не знаешь, как телефонного мастера вызвать?

– Приеду на работу, позвоню в мастерскую, вызову к вам специалиста.

Я спустился к себе. Лиза стояла у окна, наблюдая за маневрами на улице.

– Там ваша машина приехала, – сказала она.

«Нашей» машиной оказался автомобиль отдела охраны Кировского РОВД. Он остановился в дальнем углу двора, постоял с минуту и умчался в неизвестном направлении.

Через полчаса за окном взвыла и смолкла сирена. Металлический голос из громкоговорителей проезжавшего по двору военного автомобиля сообщил:

– Граждане! Учения закончены. Можете выходить из домов и открывать окна.

– Вот и все, – сказал я. – Это были просто учения. Как придешь на работу, позвони мне. Просто так позвони, чтобы я знал, что у тебя все в порядке.

Выйдя во двор, я увидел, как солдаты проворно забираются в кузов грузовика. Только сейчас я заметил, что у каждого из них через плечо была перекинута сумка с противогазом.

«Если бы это на самом деле были учения по гражданской обороне, то солдаты должны были быть в противогазах. С другой стороны, какие, к черту, противогазы! Как бы они в противогазах людей по подъездам загоняли? Мычали бы сквозь резину?»

Рассмеявшись от собственных мыслей, я бодро зашагал вперед. Подходить к офицеру и жаловаться на хамство его солдат я не стал. Бесполезное дело. Для офицера внутренних войск его солдаты как дети родные, а я – гражданский чужак. Он даже слушать меня не станет. Отмахнется, как от назойливой мухи: «Напишите жалобу на имя руководителя учений». Вот и весь сказ! Коротко и по-военному точно.

У автобусной остановки, посредине проезжей части, стоял армейский грузовик с затянутым тентом кузовом. Солдаты, весело переговариваясь между собой, толпились у заднего борта, курили, сплевывали на асфальт. Водитель грузовика возился под капотом. В кабине сидел ко всему безучастный офицер.

«Вот так учения! – подумал я. – Даже технику как следует не приготовили».

Объезжая по встречной полосе столпившийся за грузовиком транспорт, к месту поломки армейского грузовика подъехала сверкающая полированными боками «Тойота». С пассажирского места вылезла пожилая нерусская женщина в черной, монашеского покроя, одежде. Она что-то крикнула солдатам на неизвестном языке, стала жестами показывать, чтобы они ушли с проезжей части и дали возможность обогнуть грузовик. Солдаты дружно и весело закричали ей в ответ: «По тротуару объезжай!» Разозленная женщина вернулась в «Тойоту», опустила со своей стороны стекло. Ее автомобиль аккуратно протиснулся между бордюром и сломанным грузовиком. Поравнявшись с солдатами, в открытое окно женщина что-то крикнула и показала воякам интернациональный неприличный жест. Пока опешившие солдаты приходили в себя, водитель иномарки дал по газам и умчался вдоль по улице.

– Шайтан! Джаляп, джаляп! – завопили солдаты. – Тебе за такие слова в Душанбе язык отрежут!

Пока офицер не вылез из кабины и не приструнил солдат, они, потрясая кулаками вслед уехавшей пожилой незнакомке, метались по проезжей части и выкрикивали ругательства на разных языках и наречиях народов Советского Союза.

«Крепко она их приложила, – подумал я. – Интересно, кто они все по национальности? «Джаляп» по-узбекски значит «проститутка», «падшая женщина», а слово «шайтан» перевода не требует».

Я снова засмеялся. Мне стало весело. Я знаю по-узбекски несколько разрозненных слов и два вопросительных выражения, а тут такая пикантная неожиданность! В моем родном городе услышать «джаляп»! Все на остановке в недоумении, что за «джаляп» такой, а я-то знаю, о чем речь.

Подойдя к толпе пассажиров, ожидающих автобус, я встал с краю, прислушался, как мужики обсуждают инцидент на дороге:

– Пускай спасибо своему богу скажут! Астара, если бы захотела, всех бы их заколдовала.

– Это точно! Навела бы на них порчу и превратила в импотентов. Один мужик, говорят, оскорбил ее, и все – гидравлика не работает, напору в шланге нет. Даже за большие деньги врачи ничем ему помочь не смогли.

– Машинка у Астары новенькая. Видать, недавно из-за бугра пригнали.

– О, наконец-то! Починились. «Наша армия крепка, охраняет мир она». Защитнички! Утром один ухарь хотел мне в глаза слезоточивым газом брызнуть, да я вовремя в подъезд заскочил.

– Да ты что! Настоящим слезоточивым газом?

– Самым что ни на есть настоящим! «Черемуха» называется. Видел у солдат белые баллончики с красным колпачком? Вот это «Черемуха» и есть.

Припадая к асфальту днищем, к остановке подъехал переполненный автобус. Я кое-как втиснулся в него и поехал в управление.

7

В понедельник, 24 сентября, в городском УВД царила необычная обстановка: никто не занимался текущей работой, раскрытие и расследование преступлений оставили на потом – весь личный состав управления обсуждал прошедшие учения по гражданской обороне.

Даже я в этот день поддался всеобщему настроению. Когда ко мне с докладом о проделанной работе пришли подчиненные, я отмахнулся от них:

– Мужики, давайте оставим насильника на завтра. Сегодня надо разобраться: что же такое утром произошло? Я лично до конца так и не понял: учения это были или репетиция военного переворота.

– Логично! – согласились со мной опера. – Насильник от нас никуда не денется, а вот если в стране власть поменяется, то тут никакой экстрасенс прогноз на будущее не предскажет.

– Что день грядущий принесет: тюрьму или карьерный взлет? – продекламировал стихи собственного сочинения оперуполномоченный Зиннер.

– Ха! – воскликнул я. – Я-то думаю, кого мне вторым номером на усиление следственно-оперативной группы выставить, а доброволец вот он, по собственной инициативе нашелся.

Зиннер недоуменно уставился на меня. Остальные опера одобрительно закивали головами – заступать на незапланированное суточное дежурство никому не хотелось.

– Владимир Сергеевич, не смотри на меня так осуждающе. Ты сам сделал выбор. Поэтов всегда грудью на амбразуру бросают. Отдежуришь сегодня, ничего с тобой не случится.

– Стихотворение новое напишешь! – подбодрил пригорюнившегося товарища Далайханов. – Что-нибудь о нелегких милицейских буднях. Например: «Дежурил я, как воз тащил, а мой начальник…»

– Чего-чего? – приподнялся я из-за стола.

– Прошу прощения, – Далайханов прижал ладонь к груди, сделал легкий полупоклон, – у меня с детства с русскими рифмами полный провал. Я в школе по литературе был самым отстающим учеником. Какой с меня спрос, если у меня мать – немка, а отец – казах?

– Все свободны! – подвел я черту под утренним оперативным совещанием.

Не только в моем отделе прошедшие учения сломали привычный ритм работы. В других подразделениях городской милиции царило то же самое. Весь день сотрудники нашего УВД бесцельно слонялись по кабинетам, пили чай, курили, травили анекдоты. Кто-то, сославшись на оперативные нужды, рванул к родственникам на другой конец города – узнать: а как у них было?

К концу рабочего дня обстановка более-менее прояснилась. Через областной военкомат, через военно-мобилизационный отдел обкома партии, через друзей и знакомых нам удалось выяснить хронологию учений.

«Начались» они еще в прошлом году, с очередного заявления Горбачева об одностороннем сокращении личного состава и боевых частей сухопутных сил. Каким-то образом в перечень расформировываемых подразделений попал дислоцирующийся под Новосибирском мотострелковый полк. Зачем надо было расформировывать воинское подразделение, находящееся в центре страны, а не на границе соприкосновения советских войск с силами НАТО, никто в Генеральном штабе не понял, но приказ о расформировании мотострелкового полка подготовили.

Как известно, наши генералы презирают Горбачева и всячески саботируют его указания. Чтобы не лишаться боевой единицы в угоду американским «друзьям», расформированный мотострелковый полк передали из ведения Министерства обороны в МВД СССР. Избыточную для внутренних войск боевую технику полка перегнали в другие мотострелковые части, солдаты и офицеры надели новые знаки различия, и полк зажил своей прежней жизнью. Для солдат-срочников в прохождении службы не изменилось вообще ничего, кроме цвета погон и записи в военном билете.

В начале сентября 1990 года вновь созданный полк перебросили в нашу область на сельскохозяйственные работы. Временным местом дислокации полка стал полевой лагерь недалеко от нашего областного центра.

Отъехав от уютных теплых казарм на двести сорок километров, солдаты приступили к уборке картофеля на бескрайних землях совхоза «Тыхтинский». Каждый день, с восхода и до заката солнца, они проводили в поле, а с наступлением темноты искали развлечений. От жизни вдали от цивилизации дисциплина в полку падала: участились драки на национальной и бытовой почве, стало процветать воровство продуктов и личных вещей. Старослужащие повадились ходить в самоволку в близлежащие деревни. Кто-то из них пытался ухаживать за местными девушками, кто-то воровал кур и продукты у селян, кто-то обменивал тушенку и сапоги на самогонку.

Через две недели жизни в поле до офицеров стали доходить тревожные сведения – среди солдат пошли недовольные разговоры: «Для кого мы эту картошку копаем? Зачем мы на кого-то целыми днями горбатимся? Кто эту картошку ест, тот пускай ее сам и собирает».

Дождавшись пика недовольства, командир полка отдал приказ: сельскохозяйственные работы прекратить и приступить к боевой подготовке. До самого начала учений солдаты тренировались владеть дубинками и пластиковыми щитами, изучали правила применения спецсредств: слезоточивого газа, наручников и ловчих сетей.

В два часа ночи, 23 сентября, полк внутренних войск был поднят по тревоге. Солдатам раздали противогазы, резиновые дубинки и спецсредства. Военнослужащих разведывательной роты и подразделений управления вооружили автоматами.

– Бойцы! – обратился к личному составу командир полка. – Если мы выполним поставленную перед нами задачу на «отлично», то завтра же начнем собираться домой. Если провалим учения, то останемся в полевом лагере еще на месяц. Есть желающие собирать картошку?

– Нет! – дружно рявкнули в ответ сотни глоток.

На рассвете тремя автомобильными колоннами полк двинулся к городу, оцепил по периметру Кировский район и в час «икс» блокировал его.

– Почему для проведения учений по гражданской обороне выбрали именно наш город? – попытались узнать мы, но ответа не получили.

Не было ответов и на многие другие вопросы. Почему учения проводились именно в том районе города, где нет ни химических предприятий, ни железнодорожной станции? Почему не действовала телефонная связь? Кто дал солдатам право применять спецсредства по своему усмотрению? Это мне повезло – я успел заскочить в подъезд, а кому-то из непонятливых горожан досталось дубинками по ребрам.

Учения по гражданской обороне повлекли за собой множество приметных и не очень событий, но самое неожиданное продолжение их было связано с Астарой, которая оскорбила солдат на моих глазах.

– Какая-то шлюха не может так разговаривать с мужчинами! – решили бойцы, родившиеся под жарким солнцем среднеазиатских республик. – Эта потаскуха должна быть наказана! Джаляп! Шайтан! Она запомнит сегодняшний день до конца своей жизни.

Сказано – сделано! Трое самых обозленных вояк незаметно отбились от колонны и стали искать Астару. Через земляков, торговавших на городском рынке, они нашли дом, где Астара принимала посетителей.

Погожим осенним вечерком обозленные до предела мстители пришли к частному дому, где находилась Астара. Солдаты после встречи с земляками были пьяны. Двое из них были вооружены резиновыми палками, один держал в руках бутылку с бензином.

Редкие прохожие при виде этого распоясавшегося «воинства» поспешили уступить дорогу и скрыться во дворах. Посетители, дожидавшиеся приема у Астары, спрятались в соседней усадьбе.

– Джаляп, выходи, поговорим! – Один из солдат швырнул в окно дома камень. Зазвенело выбитое стекло. – Выходи, старая мразь, или дотла сожжем твой колдовской притон!

Астара явилась перед солдатами в просторном черном одеянии верховной жрицы ассирийской богини Иштар. На предплечьях ее золотыми нитями были вышиты крылатые ассирийские львы: правый – с квадратной курчавой бородой, левый – с небольшим рогом между ушей. На лбу Астары была повязана широкая лента с восьмиконечными звездами богини Иштар и магическими заклинаниями на ассирийском языке. На шее жрицы висели бусы из ярко-красного камня и медальон в виде ящерицы с бирюзовыми глазами. В правой руке Астара держала магический кристалл величиной с некрупное яблоко.

Выйдя на крыльцо, она вскинула руки и прокричала в небеса призыв на неизвестном языке. В ответ ей по небу прокатился раскат далекого грома, сменившийся треском, словно кто-то разорвал гигантский лоскут материи над головами.

– Смотрите сюда! – властно приказала зловещая жрица.

Солдаты, как заколдованные, уставились на кристалл, который в руках Астары засветился внутренним голубоватым сиянием, зашевелился, как живой, и стал испускать во все стороны тонкие, едва видимые лучи света.

– Именем богини Иштар, великой и всемогущей, преклоните колени перед силой и волей ее! – торжественно провозгласила Астара.

Солдаты одновременно рухнули на колени, молитвенно сложили перед собой руки.

Следом за Астарой на крыльцо вышла ее сестра.

– Астара, – взмолилась она, – пожалей их. Это же еще мальчишки, они не ведают, что творят!

– У меня нет сердца, – оборвала ее жрица, – и я не могу никого жалеть.

– Пощади их, Астара!

– Я не богиня Иштар и не способна пощадить смертного. Я всего лишь верная служанка царицы моей и обязана исполнить волю ее.

Тут солдаты поняли, что если не случится чуда, то живыми они отсюда не уйдут.

– Ты принес с собой бензин? – строго спросила Астара солдата с бутылкой. – Пей его!

Несостоявшийся погромщик сделал несколько осторожных глотков, перевел дух, понюхал бутылку, и его вырвало бензином. Передернувшись от желудочных судорог, он умоляюще посмотрел на жрицу, но та была непреклонна.

– Пей весь бензин до конца!

Отрыгивая через глоток, передергиваясь в судорогах, солдат допил бутылку и, полуживой, стал ждать дальнейших приказаний.

– Вы, двое, ешьте землю! – приказала Астара.

Солдаты на коленях подползли к клумбе и стали горстями запихивать землю в рот. Насладившись зрелищем унижения врагов, жестокая жрица скомандовала:

– Встать! Убирайтесь отсюда, но помните: если к исходу дня вы не попадете в расположение своей части, вас ждет долгая и мучительная смерть!

Солдатам не надо было повторять дважды. Со всех ног они бросились в свой полевой лагерь. Не останавливаясь ни на минуту, добежали до него и рухнули без чувств у командирской палатки. Солдат, пивший бензин, двадцатикилометровый кросс не преодолел. На окраине города он упал и больше не поднялся. Вскрывавшие его тело судебно-медицинские эксперты поставили посмертный диагноз: общая интоксикация организма, острая почечная и печеночная недостаточность, диссоциативный шок.

По поводу смерти военнослужащего командование полка провело служебную проверку и установило: военнослужащий срочной службы самовольно покинул расположение части. Находясь в самовольной отлучке, он по собственной инициативе напился бензина и умер от отравления им. К Астаре военные дознаватели не выезжали. Командир полка строго-настрого запретил упоминать даже ее имя.

– Что вы напишете об Астаре в своем заключении? – спросил дознавателей полковник. – Что какая-то старуха заставила солдата выпить бутылку бензина? А что она еще могла его заставить сделать: поджечь склад с боеприпасами или зарезать часового у знамени? Я запрещаю вам упоминать о магии! Солдат хотел выпить бензин и выпил его, находясь в самовольной отлучке. Остальное нас не касается.

Двух других солдат за самовольное оставление части в боевой обстановке судил военный трибунал. Их приговорили к трем годам лишения свободы каждого. Через год среднеазиатские республики стали суверенными государствами. Осужденных военнослужащих досрочно освободили из мест лишения свободы, и они вернулись домой.

8

Во вторник, на время болезни Малышева, я занял его кабинет. Секретарь начальника городского уголовного розыска стала моим секретарем.

– Андрей Николаевич, ваш чай. – Секретарша подошла к столу, поставила передо мной чашку чая на блюдечке.

– Спасибо, Лидия Анатольевна, – поблагодарил я.

После ее ухода я попробовал чай.

«Хорошо живет Николай Алексеевич! – подумал я. – Не успел войти в кабинет – ему уже чай несут. Сладкий, крепкий. Даже сахар не надо в чашке размешивать, все за него секретарша делает».

Вернув пустую чашку в приемную, я прошелся по своему новому кабинету, закурил, посмотрел на портрет Дзержинского на стене. Выражение лица Железного Феликса мне не понравилось.

– Что так скептически сморщился, дядя? – спросил я портрет. – Считаешь, не дорос я еще до этого кабинета? Годами не вышел или живот не успел отрастить? Ничего, привыкнешь. А не привыкнешь, я тебя за шкаф поставлю, будешь там ухмыляться.

Вернувшись за стол, я отодвинул в сторону сводки о состоянии преступности за сутки и вызвал к себе Ключникова и Далайханова.

«Все, к черту учения! – решил я. – Солдаты на улицах города – явление временное. Пройдет срок, и они разъедутся по домам, а насильник – он наш, он никуда не денется, он на дембель не пойдет».

– Что по моему поручению? – спросил я коллег.

Докладывать взялся Ключников.

– Мы изучили все отказные материалы и нашли три случая, заслуживающих внимания. Первый произошел в марте прошлого года с гражданкой Тельновой Инной. В тот день она находилась у себя дома. Около двенадцати часов в дверь раздался звонок. Не спрашивая «Кто там?», Тельнова открыла и увидела перед собой мужчину в натянутом на голову капроновом чулке. Угрожая потерпевшей ножом, мужчина уложил ее на пол и имитировал половой акт.

– Чего-чего сделал? – переспросил я.

– Оперуполномоченный, вынесший постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, описал действия насильника как «имитацию полового акта». Я думаю, в данной ситуации это очень точное определение.

– Александр Лукич, меня всегда восхищает ваша невозмутимость. Вы докладываете мне совершенно невероятные вещи таким тоном, словно описываете заурядную квартирную кражу. Какая, к черту, имитация полового акта? Человек с ножом вторгается в жилище, удовлетворяет свои низменные инстинкты, и это называется имитация?

– С объективной стороны преступления – действия насильника действительно только имитация полового акта, – поддержал Ключникова Айдар.

– Коллеги, вы за деревьями не видите леса! – возмутился я. – Нашему насильнику для удовлетворения его сексуальных потребностей не нужен полноценный половой акт. При анализе материалов давайте исходить с его точки зрения, а не с нашей. Нападая на гражданку Тельнову, он хотел получить половое удовлетворение – и получил его. Для осуществления своего замысла он прибег к угрозам оружием. Все это серьезно и очень серьезно. Не надо смотреть на последствия, давайте оценивать действия насильника в комплексе, в целом. Что у нас еще по этому нападению?

– В момент вторжения насильника в квартиру в ней также находился грудной ребенок в кроватке. К ребенку насильник не подходил, – уточнил Ключников.

– Айдар, потерпевшую – ко мне, – распорядился я. – Что у нас дальше?

– Нападение на гражданку Гульметову. Потерпевшей тридцать три года, замужем, работает учетчицей на заводе. Нападение произошло в апреле прошлого года в лифте девятиэтажного дома. Потерпевшая и незнакомый мужчина вместе вошли в лифт. Как только он тронулся, мужчина подставил к горлу Гульметовой нож и велел встать лицом к стене. Пока они ехали вверх, насильник терся о ягодицы потерпевшей… Андрей Николаевич, давайте определимся, как мы его действия называть будем: имитация полового акта или извращенный половой акт?

– Александр Лукич, мы не на докладе у генерального прокурора. Для характеристики его действий давайте остановимся на слове «терся». Коротко и понятно. Все согласны?

Коллеги кивнули, и Ключников продолжил:

– Дальше события в лифте разворачиваются следующим образом. Насильник левой рукой охватывает потерпевшую за горло, прижимается к ней всем телом, а правой рукой, в той, что нож, он нажимает кнопку «стоп», останавливает лифт и перенаправляет его на девятый этаж. На девятом этаже двери лифта открываются, и в него пытается войти восемнадцатилетний парень по фамилии Главчиков. Насильник не дает ему и шагу сделать. Он отбрасывает на пол нож и с размаху бьет Главчикова кулаком в солнечное сплетение. Следом, не останавливаясь ни на секунду, выбрасывает из лифта потерпевшую и уезжает вниз. Больше его ни Гульметова, ни Главчиков не видели.

– Где сейчас этот парень?

– В армии, где же ему еще быть?

– Гульметову ко мне, в военную прокуратуру по месту службы Главчикова отправить отдельное поручение. Меня интересуют все события в мельчайших подробностях: кто как стоял, как выглядел насильник, как он нанес удар.

– Третий случай выявил оперуполномоченный Симонов, – доложил Айдар.

– Зачем ты так подчеркиваешь, что именно Симонов выявил третий случай?

– Андрей Николаевич, ты Симонова в ежовых рукавицах держишь, вот он и решил блеснуть оперативным умением. Третий случай получен по агентурным каналам. Он произошел в том же апреле прошлого года.

– Отличная история! Нападение происходит полтора года назад, а Симонов только сейчас сподобился о нем доложить. И кто он после этого, не разгильдяй, что ли?

– Да ты выслушай, как дело было! – попросил Далайханов. – Симонов инициативу проявил, и правильно сделал. Он вспомнил прошлогоднее сообщение от своего агента и решил, что оно вписывается в общую схему. Слушай, как было дело. Некая гражданка по имени Света возвращается поздним вечером домой по улице Арочная. Вспомни эту улочку: там с одной стороны дома, с другой – что-то напоминающее небольшой сквер. Освещение есть только со стороны домов. Там, где начинаются деревья, – темнота. Девушка идет по тротуару вдоль домов. За ней по пятам следует мужчина. Вокруг – ни души, ни одного человека, ни одной машины мимо не проезжает. У поворота во дворы девушка разворачивается и идет навстречу мужчине. Тот останавливается в темном месте. Девушка подходит к нему и говорит: «Мужик, ты что, преследуешь меня? У меня в этом доме брат живет. Я сейчас закричу, он выбежит и из тебя отбивную котлету сделает». Мужчина засмеялся ей в лицо и говорит: «Иди, куда шла», а сам развернулся и пошел в другую сторону. Это он был, наш насильник. Света, когда описывала агенту встречу, сказала, что от мужика пахло мятной жвачкой.

– Свету установили? – спросил я.

– Да нет, конечно! Агент о ней, кроме имени, больше ничего не знает. Случайная знакомая. Встретились, поболтали, разошлись.

– Свету установить! – распорядился я. – Она видела насильника и является для нас ценным свидетелем.

Я закурил, посмотрел, как коллеги записывают в ежедневники мои указания.

«Хорошо быть большим начальником, – в который раз подумал я. – Не успел рот открыть, как все уже зашуршали, забегали, засуетились. Меня от малышевского кресла отделяет всего одна ступень, а какая разница! Я частенько сам по городу бегаю, а Николай Алексеевич только указания дает… Зато я поджарый, как гончая, а у него пузо отросло!»

Храбрую девушку по имени Света установили через два дня. Ею оказалась дочь Геннадия Александровича Клементьева. Войдя в мой новый кабинет, Света осмотрелась, робко присела за приставной столик. Выглядела она неважно: темные круги под глазами, болезненная худоба. Осветленная пергидролем прическа требовала подновления. Некогда модный плащ нуждался в чистке.

– Давно не виделись, – вместо приветствия сказал я. – Как дела?

– Да ничего, нормально. Ты теперь тут сидишь?

– Временно. Начальник заболел, вот я его и замещаю.

– Папеньке уже не доверяют уголовным розыском рулить? – невесело улыбнувшись, спросила она. – Сам виноват. В бутылку пореже заглядывать будет.

– А как у тебя с этим делом? – я, изображая иглу, ткнул пальцем себе в руку.

– Пролечилась в том месяце, пока не тянет, – неохотно ответила Светлана.

Я обошел вокруг стола, велел ей посмотреть мне в глаза.

– Зрачки вроде бы нормальные. Тест проходить будем?

– Да я уже давно не колюсь! – Светлана отвернулась от меня, склонила голову к столу и стала рассматривать свои накрашенные ярким лаком ногти. – Ты зачем велел меня привезти, не про наркотики же расспрашивать?

– Тест будешь проходить или мне тебе на слово поверить?

– Давай, – она протянула руку в мою сторону.

– Ладно, на слово верю.

– Да чего там «на слово», – оторвалась она от стола, – давай пройду! Мне самой интересно стало.

Я нашел на столе Малышева тридцатисантиметровую линейку, стал напротив Клементьевой.

– Готова? Согласно методике проведения теста повторяю тебе его условия. Без предупреждения я опускаю линейку. Психически и физически здоровый человек должен поймать ее на уровне 15–16 сантиметров. Человек, находящийся в состоянии наркотического опьянения, линейку не поймает.

Она вытянула перед собой руку, отставила в стороны большой и указательный пальцы. Я поставил линейку нулевой отметкой на уровне ее пальцев. Без предупреждения уронил линейку вниз. Клементьева успела ухватить ее большим и указательным пальцами на отметке в шестнадцать сантиметров.

– Молодец! – похвалил я. – В прошлый раз ты вообще не могла ее поймать.

– В прошлый раз я была никакая, – согласилась Света.

– Держись! Опиум умеет ждать. Временами тебе будет казаться, что ты навсегда забыла про него, а он будет рядышком стоять, выжидать, не сорвешься ли ты.

– Здесь можно курить? – спросила Клементьева. – Рассказывай, зачем позвал?

– Света, вспомни, как в прошлом году по улице Арочной за тобой по пятам мужик шел. Тебе в тот день повезло. Этот человек – извращенец и насильник, и никто не знает, что от него можно ожидать. Последнюю жертву он слегка придушил, а как с тобой было?

Клементьева чиркнула спичкой, закурила. Помолчала, вспоминая прошлогодние события.

– Честно сказать? – спросила она. – Я обдолбанная была, вот и не чувствовала страха.

– Долго он за тобой шел?

– Не скажу точно, но, по-моему, до центра города мы в одном автобусе ехали. Я его взгляд чувствовала или уже потом, задним умом, стала себя убеждать, что он еще в транспорте стал ко мне приглядываться. Как-то так было, я же все в мелочах не помню… Потом, потом… Потом мы вышли и пошли в сторону набережной. Я иду и чувствую, что мне опять кто-то в спину смотрит. Сбавлю ход, прислушаюсь – тишина. Обернулась – никого, а глюки мне ловить не с чего. В тот день мы кололись хорошим опиумом, он галлюцинаций не вызывает.

Светлана рассказывала мне про наркотики совершенно обычным размеренным тоном, словно речь шла не о запрещенных препаратах, а о безобидной кружке пива. «В тот день я ввела себе два кубика качественной отравы и была в норме, димедролом или другими «колесами» не злоупотребляла», – примерно так должен был звучать недосказанный ею подтекст.

– Возле поворота во дворы, – продолжила Клементьева, – мне эта игра в прятки надоела. Я развернулась и подошла к нему. Была бы не обколотая, в жизни бы не рискнула.

– Как он выглядел?

– Он в тени стоял, там же фонари не везде светят. Лицо я не рассмотрела. Вернее, не так. Видел мультик про Алису в Зазеркалье? «Чеширский кот ушел, а улыбка его осталась». У меня в памяти осталась только одна улыбка. Мягкая такая, добрая. Как у кота, который поймал мышку и играет с ней перед тем, как съесть. Если я еще раз увижу его улыбку, то уверенно опознаю его.

– Новый шаг в криминалистике – опознание подозреваемого по улыбке. Так, Света, что ты еще запомнила?

– На ногах у него были кроссовки «Адидас» с замшевым верхом. У меня знакомый такие же кроссовки «проколол», вот я их и запомнила.

– За сколько продал? – для поддержания должного темпа беседы спросил я.

Клементьева поморщилась:

– Раза на три вдвоем кольнуться хватило. Поношенные кроссовки, кто за них много даст? Так, что еще тебе рассказать? От него, даже на расстоянии, пахло мятной жвачкой. Представь, мы стоим на расстоянии вытянутой руки, а я свежесть его дыхания ощущаю.

– Света, это у тебя от опиума обоняние обострилось.

– Опиум – не опиум, короче, он жвачку жевал. Улыбнулся так, одними губами, и говорит: «Вали, овца, куда шла! Я тебя с другой бабой перепутал».

– Какого он был роста?

– Андрей, не мучай меня! Что запомнила, то рассказала.

– Рост, Света, рост! Ты разговаривала с ним, ты должна была запомнить: выше он тебя или одного с тобой роста.

– Он немного выше, чем ты, – подумав, ответила Клементьева. – Больше ничего не помню.

Я задал Клементьевой еще несколько вопросов, но она больше действительно ничего не запомнила.

– Ты сейчас дома живешь? – спросил я напоследок.

– Дом – это у тебя, – повеселела Светлана, – а у нас – общежитие. Каждый обитает в своем углу. Отец или на работе, или выпивает, мать связь с космосом устанавливает, а я скучаю, целыми днями не знаю, чем заняться. Пришел бы к нам в гости, повеселил.

– Зайду, – пообещал я.

Светлана шутку оценила, засмеялась.

– Ну-ну, зайдешь! Как в юности, заигрывать со мной будешь. Я до сих пор помню, как ты меня на кухне по попе хлопнул.

– Я рад, что у тебя о нашей первой встрече остались самые приятные воспоминания.

– Андрей, – попросила Клементьева, – сделай так, чтобы я с отцом в коридоре не столкнулась.

Я вызвал Далайханова, и он вывел Светлану через запасной вход.

9

Не успела жизнь в управлении войти в нормальное русло, как произошло событие, заставившее меня забросить все текущие и даже срочные дела: у прокурора Весны украли кошелек. Да как украли! Не в транспорте вытащили и не в магазинной толкучке умыкнули. Прокурор Александр Васильевич Весна лишился кошелька в областной прокуратуре, в своем рабочем кабинете.

Узнав о невиданном происшествии, на место преступления выехал лично начальник городского УВД Большаков. С собой он прихватил всех оперов, кто попался ему в коридоре. Я с отборными оперативниками выдвинулся вторым эшелоном. По дороге мы обсуждали кражу.

– Весна сидит на четвертом этаже, – ввел я коллег в курс дела. – Следственное управление областной прокуратуры занимает второй этаж. После допроса у следователя свидетелей провожают до лестничной клетки, то есть случайный человек наверх не поднимется. На третьем и четвертом этажах прокуратуры все друг друга знают, любой посторонний человек тут же привлечет к себе внимание: «Кто такой, к кому пришел?» Мораль сей басни такова: кошелечек у Весны свистнул кто-то из своих, из прокуроров.

Мы подъехали к зданию областной прокуратуры и стали искать место для парковки. На обычно пустынной улице было не протолкнуться от транспорта. Принять свое участие в раскрытии «кражи века» приехали представители областного УВД, КГБ, городской и районной прокуратуры.

– Что-то я не помню такого представительного шоу, – сказал наш водитель. – На убийство меньше народу собирается.

– То убийство, а то – кошелек! – съязвил Айдар.

– Помнится, – сказал я, – читал я по молодости книжку «Люди остаются людьми». Может быть, название у книги другое, но фраза о том, что человек всегда остается человеком, в ней точно была… Увидел кто-то кошелечек у Весны и решил… М-да, и на камнях растут деревья – и в прокуратуре водятся воры. Пошли работать, джентльмены!

Проведя первичный опрос, мы выяснили картину происшедшего.

В девять утра, как обычно, прокурор Весна открыл свой рабочий кабинет и стал знакомиться с обзором происшествий за истекшие сутки. По роду своей деятельности он занимался надзором за соблюдением законов в исправительно-трудовых учреждениях и тюрьмах. Одновременно с Весной на работу пришел его сосед по кабинету, прокурор Гарипов, надзиравший за следствием и дознанием областного КГБ. Около десяти часов к Весне заглянула секретарь прокуратуры и предложила скинуться на подарок прокурору Светлане Иванян, у которой в этот день был день рождения. Собрав с прокуроров деньги на праздничный букет, секретарша послала за цветами милиционера с поста охраны областной прокуратуры.

Узнав об этом, я спросил у начальника поста охраны:

– За цветочками, значит, для прокуроров бегаете? А чем еще занимаетесь? Ботинки им на входе не чистите?

Начальник поста обиделся на меня и пообещал подать рапорт начальнику УВД.

– Ты зря бумагу не переводи, – посоветовал я. – Леонид Васильевич сейчас в здании. Будет выходить, ты ему устно пожалуйся. Он мужик справедливый: меня накажет, а тебе слезки платочком утрет.

Старший лейтенант милиции, возглавлявший охрану областной прокуратуры, с ненавистью посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд, издевательски усмехнулся и приказал:

– Пока я буду работать с прокурорами, будьте любезны, всем личным составом поста охраны напишите подробные рапорты, кто и чем занимался сегодня в первой половине дня. В рапортах не забудьте указать: кто и по какой причине поднимался на третий-четвертый этаж прокуратуры, кто в рабочее время отлучился с поста и бегал за цветочками для именинницы, кто разрешил в рабочее время выполнять поручения не своих непосредственных начальников, а неизвестно кого, какой-то секретарши. Если в этом месяце кто-то из вас по поручению дворника прокуратуры бегал ему за сигаретами, отметьте и этот факт. От лица руководства городского УВД я обещаю дать адекватную оценку вашей служебной деятельности.

Разобравшись с охраной, я вернулся к своим оперативникам.

– В одиннадцать часов, – доложил Айдар, – все прокуроры собрались на четвертом этаже, в кабинете начальника отдела. В торжественной обстановке они поздравили Иванян, распили пару бутылок шампанского. Спиртное употребили чисто символически. Основные мероприятия были запланированы на вечер.

– Весна после поздравлений тут же прошел к себе в кабинет или куда-то заходил? – поинтересовался я.

– Все мероприятие носило формальный характер и проходило очень быстро. Без пяти одиннадцать секретарша прошлась по кабинетам, пять минут – поздравление и вручение цветов, еще пять-десять минут – ответное слово и шампанское. Они даже двери в кабинетах на замок не закрывали.

– Резво кто-то сработал, – сделал вывод я. – Боссы уже разъехались? Начнем опрос прокуроров.

– Елей на наши души! – воскликнул матерый оперуполномоченный Матвеев. – Воздадим братьям нашим за труды их тяжкие!

Опрос начался.

– Расскажите, чем вы занимались в первой половине дня? – вежливо и тактично спросил прокурора Шевцова Айдар. – Как можно точнее, по минутам, восстановите свои действия в промежуток между половиной одиннадцатого и моментом обнаружения кражи.

– Вы что, меня подозреваете? – встал на дыбы прокурор. – Я на вас жаловаться буду!

– Мы здесь находимся с разрешения прокурора области. Вы ему жаловаться будете?

– Нет, конечно, зачем же ему-то жаловаться. Но ваши вопросы – это верх бестактности. Как вы смеете меня, прокурора, подозревать в краже кошелька у коллеги?

– Мы пока никого не подозреваем, а пытаемся восстановить картину происшедшего.

– Вы не с того конца начали! – высокомерно заявил Шевцов. – К нам на этаж мог зайти посторонний.

– У вас в здании пропускной режим. Как мог посторонний проникнуть в прокуратуру?

– Я не так выразился. На втором этаже у нас располагается следственное управление. К следователям по повесткам приходят потерпевшие, свидетели. Среди них встречаются разные люди. Вы понимаете, о чем я?

– Предположим, свидетель вышел от следователя и пошел наверх, а не на проходную. Откуда бы этому свидетелю знать, что вы все соберетесь у начальника отдела?

– Случайно зашел, – помрачнев, предположил Шевцов.

– Вы никого не подозреваете в краже кошелька? – с серьезным выражением лица спросил Айдар.

– Да как вы смеете такое говорить! – покраснел от прилива праведного гнева прокурор. – На что вы намекаете? На моих коллег? Что, по-вашему, мы здесь, в областной прокуратуре, только и делаем, что кошельки друг у друга воруем?

– Я ничего не хочу сказать, но кто-то же украл у Весны кошелек. У вас нет других версий, кроме случайно зашедшего на этаж посетителя?

С обворованным прокурором Весной работал я. Как только мы остались вдвоем, он откровенно заявил:

– Падлы! Свои же кошелек подрезали. Пока я ходил к этой Иванян, кто-то у меня в пиджаке пошарил. Отсутствовал я совсем ничего – минут пятнадцать, не больше.

Я и Весна были шапочно знакомы. Когда он работал в районной прокуратуре, вместе выезжали на место происшествия, как-то раз выпивали в одной компании.

– Вы пошли на поздравление без пиджака? – начал опрос я.

– На спинку стула повесил. За окном теплынь стоит, а батареи топят, как зимой. Я, как только прихожу в кабинет, так сразу же пиджак снимаю. Галстук бы с удовольствием снял, да прокурор области запрещает мужчинам без галстука на рабочем месте находиться.

– Сколько денег было в кошельке?

– Пятьсот рублей.

– Ого! Солидно. Какими купюрами были деньги?

– Сотками. Пять купюр по сто рублей и рублей двадцать мелочью.

Весна внимательно посмотрел мне в глаза, секунду подумал и решил быть со мной откровенным. Во внезапно обрушившейся на него сложной жизненной ситуации он ни на кого не мог положиться, кроме как на меня, случайного знакомого.

– Про деньги вопрос надо как-то объехать. Я понимаю, что сумма большая, – доверительно сказал он, – но… как бы это сказать? Мне бы не хотелось…

– Объехать пятьсот рублей никак не получится, – мягко, по-товарищески, возразил я. – Но можно придумать какое-то разумное объяснение, для чего у вас с собой была такая приличная сумма. Вы не планировали сегодня покупать мебель или вернуть знакомому долг?

– Мне надо было сегодня, – Весна зачем-то посмотрел на дверь и, перейдя на интимный полушепот, продолжил, – короче, мне одной бабе надо было сегодня заплатить. Ну, ты сам понимаешь, за что мужики бабам платят… А тут жена! Что будет, мать его, представить страшно.

– Мерзкая история! – согласился я.

Жена прокурора Весны, скандальная, склочная женщина, работала адвокатом. О краже у мужа она наверняка уже узнала и приготовила ему неприятные вопросы: «Саша, какие это пятьсот рублей у тебя украли? Ты где их взял?»

– Александр Васильевич, вы могли занять пятьсот рублей на какую-то незапланированную покупку.

– Деньги-то в семье все под контролем жены, – пожалился он.

– Вы могли занять их, чтобы сделать подарок жене или теще.

– Тещи уже нет, а жене? Подарок за пятьсот рублей… Не пойдет. Она удавится за такие деньги. Хотя что-то в этом есть. Только какой подарок? – Весна прищурился, в поисках ответа посмотрел на потолок. – Кольцо с драгоценным камнем? Надо подумать… Ты не знаешь директора ювелирного магазина «Янтарь»? Надо с ним потолковать… Так-так, закончу с тобой, позвоню одному человеку, у него есть выход на «Янтарь»… Кольцо с изумрудом… Только какой праздник?

Я пожал плечами. У всех свои праздники. А для себя я решил, что главным праздником в моей семье будет 19 мая – день, когда я познакомился с Лизой.

– Так-так, – обдумывая выход из положения, пробормотал Весна. – В декабре у нас с женой юбилей – тридцать лет со дня свадьбы. Предположим, я решил прикупить подарок заранее. Мне позвонили, сказали, что есть кольцо, я занял денег… Это вариант!

Закончив с разработкой алиби, мы вернулись к краже.

– Александр Васильевич, ваш сосед по кабинету, Гарипов, знал про деньги?

– Знал, конечно. Я же через него договаривался.

Обмен намеками мне надоел, и я спросил напрямую:

– Деньги надо было на аборт? Его же бесплатно делают.

– Бесплатно делают по направлению из женской консультации, а нам надо было провернуть все без лишнего шума… Вот, черт, теперь реально придется деньги занимать! – в отчаянии воскликнул он. – Эта крыса от меня просто так не отстанет. Что за напасть такая? Один раз бдительность потерял – и на полтысячи влетел! Ладно, с ней-то я разберусь… Знаю я человечка, который с ней об отсрочке договорится.

– Давайте вспомним, где был Гарипов сегодня утром? – предложил я.

– К Иванян я ушел раньше его и раньше его вернулся. Ты на него думаешь? Зря. Мы не первый год в одном кабинете сидим.

– Ну и что? Может быть, он тоже «бдительность» потерял. Всяко бывает: приперла нужда, а тут у соседа кошелек из кармана топорщится.

– По времени, – задумчиво сказал Весна, – он вполне мог вытащить кошелек у меня из пиджака и пойти на торжество. А потом? Если кошелек украл он, то деньги сейчас у него. Гарипов после кражи из здания не выходил.

С ходу поняв, на что он намекает, я тут же в корне пресек его идею:

– Александр Васильевич, я не обладаю полномочиями обыскивать прокуроров областной прокуратуры. Тем более Гарипова, прокурора, надзирающего за КГБ. Пускай кто угодно ему карманы выворачивает, а я – пас!

Постучавшись, в кабинет вошла секретарь и вызвала Весну к прокурору области. Я поднялся, намереваясь выйти, но секретарша остановила меня.

– Прокурор области велел вам оставаться на месте, – сказала она.

Весна вернулся поникший и безразличный ко всему на свете.

– Тут это… – не глядя мне в глаза, сказал он, – нашелся кошелек. Выронил я его, а теперь нашел.

– Я все понял, Александр Васильевич! Мы сворачиваемся. Тревога оказалась ложной.

Через пару дней знакомая прокурорша по секрету шепнула мне:

– Прокурор вызвал Весну и говорит: «Прохлопал ушами – сам виноват! Кто бы у тебя кошелек ни украл, а на моих прокуроров я тебе тень подозрения бросать не позволю».

– Зря он так! – высказал я свое мнение. – Я бы на его месте довел дело до конца. Пока в этой истории не будет поставлена точка, все будут подозревать друг друга. Дураку же понятно, что кошелек спер кто-то из своих.

– Не хочет наш прокурор сор из избы выносить. Может, правильно делает, а может быть, нет. Кто его знает? Весна сам виноват, нечего было такую сумму без присмотра оставлять.

Происшествие с кошельком получило развитие в духе времени. Вечером в день кражи Гарипов побывал на приеме у прокурора области.

– В отношении меня могут возникнуть беспочвенные подозрения, – сказал он. – Прошу вашего разрешения обратиться за помощью к представителям нетрадиционных областей науки.

Прокурор области равнодушно пожал плечами:

– Мне-то что? В частном порядке общайся с экстрасенсами, ищи вора. Но только знай, что здесь, в областной прокуратуре, воров нет, не было и никогда не будет.

Гарипов взял групповую фотографию прокуроров на новогоднем празднике и поехал к Астаре. Жрица богини Иштар обратилась за помощью к магическому кристаллу. Посоветовавшись с ним, она сказала:

– Среди людей на этой фотографии я чувствую негативную энергетику вора. Кто именно совершил кражу, я сейчас сказать не могу. Принеси мне кошелек, я подержу его в руках и скажу, кто вор.

– Где я возьму кошелек? – удивился Гарипов.

– Как это где? – изобразила изумление Астара. – Вор выбросил кошелек из окна мужского туалета на четвертом этаже. Сейчас он лежит на крыше гаража во внутреннем дворе вашей прокуратуры.

Кошелек обнаружили в указанном Астарой месте. Прокурор области велел вернуть похищенное имущество Весне. Вторично обращаться к Астаре он запретил.

Я рассказал об этой забавной истории Лизе.

– Это кристалл ей подсказал, где искать кошелек? – спросила она.

– Фигня все это! – засмеялся я. – Лиза, сказочка про кристалл рассчитана на доверчивых простаков. Скорее всего, дело было так: Гарипов украл у соседа кошелек, вытащил из него деньги и выбросил пустой кошелек в окно мужского туалета. Потом он поехал к Астаре и задал ей вопросы так, что она уверенно показала на крышу гаража. А может быть, она ничего ему не сказала, и весь разговор с ней, от начала и до конца, Гарипов выдумал.

– Как выдумал? – удивилась супруга.

– А вот так: он мог приехать к Астаре и спросить у нее что-то безобидное. Например, почему ему снятся кошмары по ночам. После визита к жрице он приехал в прокуратуру и уверенно показал место, где лежит кошелек. Расчет очень простой – никто же не поедет к Астаре узнавать, о чем она с Гариповым говорила.

– А если поедут?

– Кто такая Астара и кто такой Гарипов? Она темная лошадка, а он – заслуженный человек, прокурор областной прокуратуры. Он скажет примерно так: «Я не заплатил Астаре, вот она и клевещет на меня. Сама же мне про кошелек рассказала, а теперь отпирается». Лиза, с Астарой Гарипова на чистую воду не выведешь. Вот если бы мы у него в день кражи нашли пять сотенных купюр, вот тут бы он попрыгал, как уж на сковородке.

В истории с похищенным кошельком в выигрыше остались трое – прокурор области, продемонстрировавший, что никакие законы для него не писаны, как он скажет – так и будет, Астара, мимоходом укрепившая свою репутацию ясновидящей и экстрасенса, и вор, безнаказанно обогатившийся на пятьсот рублей.

10

За прошедшую неделю мне удалось поработать только с одним человеком, имевшим отношение к насильнику. Это была потерпевшая Инна Тельнова, высокая молодая женщина спортивного телосложения. На допрос она пришла в джинсах, эффектно обтягивающих ее длинные ноги. Контакт между мной и Тельновой установился сразу, без притирки.

– Что вам рассказать о том случае? – задумалась Тельнова. – Был обычный будничный день. Ближе к обеду я покормила ребенка и уложила его спать. Раздался звонок в дверь. Я, не ожидая подвоха, открыла. На пороге стоял мужчина немного ниже меня ростом. На голове у него был черный капроновый чулок. Инстинктивно я попыталась захлопнуть дверь, но он успел поставить ногу между дверью и порогом и вытащил из кармана большой нож-складник с черной ручкой. Большим пальцем он выдвинул лезвие и приставил нож мне к горлу.

– Обычно лезвие достают из рукоятки двумя пальцами. Одним как-то неудобно, – заметил я.

– Одним пальцем он его выдвинул. Этот момент я запомнила особенно хорошо потому, что дальше все происходило как во сне. Увидев нож, я вспомнила о ребенке, и во мне все замерло. Я подумала: «Пускай делает что хочет, пусть забирает все деньги, только бы с ножом к ребенку не подходил».

– Какого роста был насильник?

– У меня рост сто восемьдесят два сантиметра. Мужчина был немного пониже. Телосложение у него обычное. В первые секунды я пыталась рассмотреть его лицо через капрон, но после того, как появился нож, я уже ни о чем не думала. Не до того стало.

– История, произошедшая с вами, очень неприятная, но нам, чтобы найти насильника, надо в подробностях знать все его действия. Знать до мельчайших деталей. До натурализма.

Тельнова с интересом посмотрела на меня. Слово «натурализм» ее явно заинтересовало.

– Половые преступления специфичны тем, что напрямую затрагивают интимные стороны жизни человека. Не всякий потерпевший решится рассказать постороннему человеку об изнасиловании. В нас природой и воспитанием заложено чувство стыда, и этот стыд зачастую препятствует раскрытию преступлений. Мы боимся отвечать на вопросы, касающиеся интимных тем. Для нас – это табу, а вот в Америке решили перешагнуть через надуманные запреты и выяснить отношение американцев к сексу. Исследование проводил известный социолог Кинзи. По заданию министерства юстиции США он провел анонимное анкетирование и выяснил, какие вопросы первыми возникают у мужчин и женщин в связи с изнасилованием. Так вот, мужчин больше всего интересует, сколько времени и как сопротивлялась жертва изнасилования, а женщинам интереснее, какие ощущения были у изнасилованной и получила ли она удовлетворение от насильственных действий.

– Вы это серьезно говорите? – спросила Тельнова. – Кто-то считает, что при изнасиловании женщина может получить половое удовлетворение?

– Я не сказал, что кто-то так считает. Кинзи выяснил, что ответ на этот вопрос интересует большинство женщин. Обрабатывавшие результаты его исследований психологи сделали вывод, что каждая женщина, узнав об изнасиловании знакомой, на подсознательном уровне ставит себя на ее место. Отсюда и нездоровое любопытство женщин к натуралистическим ощущениям, а не к эмоциональному фону изнасилования. Меня тоже интересует натурализм, но только с другой стороны. Лично для меня, как для профессионала, любое половое преступление – это действие и физическое состояние участвующих в действии сторон. Ваше физическое состояние и ваши ощущения мне не интересны. Я хочу знать все о состоянии насильника.

– Я поняла вас. – Тельнова посерьезнела, сосредоточилась и продолжила рассказ о событиях того дня. – Увидев нож, я сделала шаг от двери, мужчина перешагнул через порог, велел мне встать лицом к стене. Краем глаза я видела, как он заглянул на кухню, убедился, что там никого нет, велел мне пройти в комнату и лечь животом на пол. Потом он задрал у меня полы халата и лег сверху. Теперь натурализм. Плавки он с меня не снимал, сам не раздевался. Ноги у меня были сдвинуты, руками он обхватил мои плечи снизу и делал движения в точности такие же, как если бы совершал обычный половой акт. Как только он лег на меня, я ощутила…

Дальше у нее не хватило смелости продолжить, и она, в поисках поддержки, посмотрела на меня. Я понимающе кивнул: «Все хорошо. Мы идем в правильном направлении».

– Через его одежду, – продолжила Тельнова, – я чувствовала, как он был напряжен. Потом, после всех его телодвижений, он добился, чего хотел. Он испытал оргазм.

– Другие потерпевшие, подвергшиеся насилию со стороны этого человека, описывают его движения как «терся». Это соответствует действительности?

– Он не совершал беспорядочных движений. Все его действия – это обычный половой акт через одежду. Ему ничто не мешало снять одежду с меня и с себя и совершить все действия в естественной форме, но он выбрал такой извращенный способ удовлетворения. Если вас интересует натуралистическое описание того, что произошло, то это был именно половой акт, а не хаотичные движения.

– Один мой коллега описал его действия как «имитация» полового акта.

– Совершенно точное определение. Лучше не назовешь.

– Вернемся к тому моменту, когда насильник… Хм, как бы сказать-то?

– Пока мужчина был на мне, руки его были у меня под плечами, а раскрытый нож лежал рядом на полу. Закончив половой акт, он встал, защелкнул лезвие ножа в рукоятку и вышел из квартиры. Все это время, пока мы были на полу, дверь в квартиру была прикрыта, но не заперта.

– Вам не показалось, что от него пахнет мятной жвачкой?

– От него пахло серой. Или, как ее правильно называют? Знаете, старухи продают сосновую вареную смолу? Вот такой смолой от него пахло.

– Во что он был одет?

– Сейчас я вам все натуралистично расскажу, – с улыбкой ответила она.

– Вам понравилось слово «натуралистично»?

– Мне понравилось, как вы преподнесли необходимость раскрасить мой рассказ натурализмом. А если серьезно, то я запомнила: визуально – как выглядел нож и какого роста был мужчина, из запахов – запах сосновой серы. Больше я о нем ничего не помню. У меня все мысли были о ребенке, а не о себе. Когда мужчина вышел из квартиры, я подбежала к двери, закрыла ее на замок и долго не могла понять, что же такое произошло. Я бы никогда не стала заявлять об этом случае в милицию, но одна подруга настояла. Она привела такой неожиданный аргумент: «А если он к тебе еще раз нагрянет?» Тут-то я испугалась и написала заявление.

– Поговорим о друзьях и подругах. Мне кажется маловероятным, что насильник позвонил в первую попавшуюся дверь. Согласитесь, ему мог открыть мужчина, а могло получится так, что у вас в этот день были гости. Человек, который напал на вас, явно знал, что в это время дня вы находитесь дома и больше никого в квартире нет. У вас нет никаких соображений на этот счет? Месть? Отвергнутый любовник?

– У вас интересная манера задавать вопросы, – сказала Тельнова. – На слово «любовник» можно обидеться.

– Здесь не то место, где обижаются на слова. В милиции принято называть вещи своими именами. Для нас, например, не существует понятия «гражданский муж». Этот термин выдумали обыватели, чтобы придать благообразную окраску слову «сожитель». Как-то одна очень стеснительная потерпевшая, описывая свои отношения с любовником, прибегла к такой многозначной метафоре: «Мы встречались». Красиво сказано, но не по существу. Итак, что у нас с мужчинами? Не было ли среди ваших знакомых человека, который хотел бы отомстить вам таким изощренным способом?

– Дело было так, – с серьезным выражением лица сказала Тельнова. – У меня был муж, а у мужа – друг. Я и этот друг стали «встречаться». Потом я родила и по внешнему виду ребенка поняла, что отец его – друг мужа, а вовсе не муж. Я честно рассказала супругу о моих «встречах» с его другом и о последствиях этих встреч. Муж не стал скандалить, собрал вещи и ушел. Через полгода нас развели, а еще через месяц я вышла замуж за отца моего ребенка. Между уходом из дома моего мужа номер один и появлением там мужа номер два прошло две недели. Без мужчины в доме я прожила совсем ничего, и именно в это время на меня напал насильник. Других мужчин в моей жизни не было.

– Бывший муж, он что, просто так взял и ушел? А совместное имущество, квартира?

– Квартира моя, а совместного имущества мы не успели нажить.

– Как с подругами? Быть может, у мужа номер два была невеста номер один?

– Он был влюблен в меня и на других женщин не смотрел.

– Похвальная преданность, – не удержался от иронии я.

– Как получилось, так получилось! – заулыбалась Тельнова.

– Оставим на время знакомых. Перед нападением к вам не заходил водопроводчик, электрик, милиционер или агитатор какой-нибудь политической партии? Кто из случайных людей мог узнать, что вы живете одна?

– Никто не заходил, никто мной не интересовался.

– Хорошо, отбросим людей и перейдем к событиям. Что-нибудь необычное происходило с вами в период вашего временного одиночества?

– Когда меня полтора года назад допрашивали в милиции, то я рассказала один случай, но на него никто не обратил внимания. Я сама не знаю, имеет тот случай отношения к моему «изнасилованию» или нет… Наверное, не имеет, но я могу вам его рассказать, если это интересно.

– Мне интересно абсолютно все, – заверил я. – Иногда сущая мелочь может вывести на правильный путь.

– Недели за три до того, как все это произошло, я возвращалась от матери. В какой-то момент мне показалось, что я чувствую спиной чей-то пристальный взгляд. Я обернулась, но никого подозрительного не заметила. Дело происходило днем на многолюдной улице. Если за мной кто и наблюдал, то он мог легко затеряться среди прохожих.

– На каком расстоянии от своего дома вы находились?

– Взгляд я почувствовала в соседнем квартале. Чтобы проверить, не следит ли кто за мной, я зашла в универмаг, походила по этажам, убедилась, что никакого «хвоста» за мной нет, и только тогда пошла домой. В тот день я ночевала одна. Ребенок был у матери.

– Вы кого-то ждали вечером?

– Никого не ждала. Пока я была у мамы, ребенку стало нездоровиться, и мама предложила оставить малышку у нее. Она сказала: «Если Даше станет хуже, я вызову «Скорую», а у тебя дома телефона нет».

– Ребенка зовут Даша, и это девочка. Хорошо. Инна, на досуге набросайте для меня список ваших знакомых. Я не буду опрашивать людей из этого списка и оставлю его у себя на всякий случай – вдруг какая-то фамилия совпадет с эпизодами нападения на других потерпевших.

– Всех подряд знакомых писать? – нахмурилась потерпевшая.

– Нет. Только тех, кто знал о замене мужа номер один на мужа номер два.

Попрощавшись с Тельновой, я вызвал Далайханова.

– Возьми пару человек и прочеши дом, где живет Тельнова. Меня интересуют дети, старухи и подростки, словом, те, кто целый день проводит во дворе дома. Цель опроса – мужчина высокого роста, интересующийся женщиной с приметами Тельновой. Полет мысли уловил? Разъясняю. Наш насильник выбирает на улице случайные жертвы. Какое-то время он идет за ними следом и выбирает момент для нападения. Но с Тельновой у него все получилось не так. Она почувствовала слежку и завела его в универмаг. Ее дилетантские действия только раззадорили насильника, и он решил сменить тактику и напасть на очередную жертву не на улице, а у нее дома.

– По хронологии Тельнова первой подверглась нападению. Все остальные были после нее.

– Я уверен: она была не первой, а какой-нибудь шестой или седьмой по счету. Все действия насильника с Тельновой были отточенными, логически выверенными.

– Почему же тогда до нее никто не заявил о попытке изнасилования? Две или три потерпевшие могут промолчать, но шесть или семь – это перебор.

– Он мог действовать в другом городе или вовсе в другом регионе. Он мог… Да мало ли что он мог! Тельнова – молодая симпатичная женщина, Клементьева – потрепанная наркоманка, Андрейчук – типичная располневшая тетка средних лет. Я не вижу никакой связи между ними, их ничего не объединяет. Если мы не можем уловить никакой системы в действиях насильника, то надо хвататься за любую нить, которая может привести к нему. – Я замолчал на полуслове, подумал и сказал: – Насильник играет с женщинами в какую-то только ему понятную игру. Он и с нами решил сыграть в прятки: он – в темноте, мы – на виду. Нам надо поменяться местами.

После Айдара я пригласил к себе Ключникова.

– Александр Лукич, вынужден признать – ваше определение насильника оказалось очень точным. Он имитатор. Не знаю, для чего он это делает и какие извращенные фантазии толкают его на эрзац-секс, но… – Я щелкнул пальцами, посмотрел на входную дверь, ткнул в нее пальцем. – Александр Лукич, на меня сейчас свалилось проблем невпроворот, так что я злоупотреблю служебным положением и часть своих непосредственных обязанностей переложу на вас.

Ключников согласно кивнул. Если не бегать за преступниками по улицам и не сидеть в засаде в притоне, то он был готов к любой работе. К любой кабинетной работе.

– От моего имени, – стал диктовать я, – заведите дело оперативной проверки в отношении фигуранта, которого мы назовем «Мерзкий имитатор».

– Областники пропустят слово «мерзкий»? – засомневался Ключников.

– Сейчас перестройка, гласность. Почему бы нам не назвать насильника так, как мы хотим? «Мерзкий» – вполне литературное слово. Я лично не вижу в нем ничего вызывающего.

– Попробуем, – согласился Ключников.

– Далее. Окраска фигуранта: серийный насильник, сексуальный маньяк-извращенец.

– Такое оперативное дело в областном УВД точно регистрировать не будут. Маньяк в городе – это ЧП! Тут всех надо на уши ставить, а мы плановой разработкой заниматься будем?

– Александр Лукич, если кто-то в областном УВД заявит, что человек, напавший на пять женщин, не маньяк, то пускай он возьмет на себя ответственность за все последующие нападения. Наш маньяк уже не остановится. Он во вкус вошел. Его пьянит безнаказанность. В последний раз он даже вернулся на место происшествия, чтобы понаблюдать за нашими действиями.

– Слово «маньяк»… – робко попытался возразить Ключников, но я не стал его дослушивать.

– Определение «маньяк» – это мое решение, и оно отмене не подлежит! Один раз – это случай, три – система, пять – маньяк. Наш долг – нейтрализовать маньяка, а не заниматься словоблудием и подбирать ему благозвучное название. Я все понятно объяснил? К вечеру жду материалы на подпись.

Тщательная отработка жильцов дома Тельновой дала нужный результат. Одна из старушек припомнила, что в марте прошлого года к ней возле подъезда обратился симпатичный молодой человек.

– Я видел, как в автобусе девушка выронила записную книжку, – сказал он. – Хотел ей вернуть, да не успел, двери захлопнулись. В этой записной книжке есть ее адрес, да номер квартиры написан неразборчиво.

– С нашего дома девушка? – уточнила старушка. – Как выглядит, расскажи, я тут всех знаю.

Маньяк описал ей внешность потерпевшей, и словоохотливая бабулька выложила ему про Тельнову все, что знала.

– Она с мужем разводится, – «по секрету» сообщила старушка. – Говорят, ребеночек-то не его! Нагуляла где-то, а с виду такая порядочная, здоровается всегда.

Никаких примет маньяка старушка не запомнила.

11

В воскресенье, отправив женщин накрывать на стол, мы с Макаром Петровичем уединились в его домашнем кабинете.

– Всегда хотел иметь свой кабинет, – сказал я, рассматривая корешки книг на стеллажах.

– Станешь большим начальником, получишь квартиру улучшенной планировки и отведешь одну из комнат под кабинет. Или у вас с квартирами нынче туго?

– Точнее сказать – никак. Последние квартиры на расширение давали в прошлом году, а в этом сказали, что все квартиры пошли на улучшение жилищных условий ветеранов войны и афганцев. Макар Петрович, нам, чтобы встать в очередь на расширение, нужно ребенка родить, а времена нынче такие…

– Андрей, ты не смотри, что в магазинах полки пустые. Не хлебом единым жив человек! Даже в самые голодные годы люди рожали и воспитывали детей. Если ждать, когда снабжение в стране наладится, то ребеночком вы очень и очень не скоро обзаведетесь… Или вы уже? Лиза еще не беременная?

– Пока нет, но как только – так сразу.

– Закуривай! – Кононенко протянул мне пачку финской «Мальборо» в мягкой упаковке.

– Откуда такая роскошь? – шутливо спросил я.

– Нынче к врачу с пустыми руками заходить неприлично. Хочешь получить хорошую консультацию – прихвати с собой пакетик с презентом. Я поначалу отказывался от этих подношений, а потом думаю: «Зачем из себя святого строить? Вся страна живет по принципу: ты – мне, я – тебе». Эти сигареты мне принесла заведующая овощной базой. Не думаю, что она их купила у спекулянтов на рынке.

Мы еще немного поговорили на отвлеченные темы и перешли к насильнику.

– Запоминай, – перейдя на преподавательский тон, сказал Кононенко, – диссоциативное расстройство идентичности, именуемое также раздвоением личности, – это редкое психическое заболевание. Сущность его в том, что в человеке одновременно живут две личности. К примеру, в мужчине сорока лет одновременно живут мужчина, соответствующий его возрасту, и маленькая девочка. Мужчина будет работать, женится, заведет детей, а девочка будет играть в куклы и удивляться, разглядывая себя в зеркало. Самое главное: две личности, живущие в человеке, никогда не пересекаются между собой. Мужчина не будет знать, что он делал, превратившись в девочку, девочка будет в полном неведении о мужчине.

– Забавно, – сказал я. – А как это выглядит с юридической точки зрения? Мужчина совершил преступление, превратился в девочку, и кого тогда судить, ребенка, что ли?

– Преступников, больных раздвоением личности, содержат в психбольницах закрытого типа. Никакого лечения им не назначают, потому что диссоциативное расстройство идентичности не лечится в принципе. Бывают случаи стойкой ремиссии, когда больной остается в одной ипостаси и не переходит с одной личности в другую, но это исключительно редкое явление. В Америке такие прецеденты были, а у нас не припомню.

– Наш насильник…

– Даже не думай! – перебил меня Кононенко. – Если он мастерски владеет приемами карате, то это совершенно не значит, что он выдающийся спортсмен, временами превращающийся в сексуального маньяка. При переходе из одной личности в другую навыки теряются. Маленькая девочка будет играть в куклы и не сможет работать на заводе. Девочка не будет иметь тяги к женщинам, не будет курить и пить пиво. Она останется ребенком и будет ребенком до самой смерти физического носителя.

– То есть наш насильник является одновременно и каратистом, и маньяком?

– Скорее всего, так и есть.

– По моей просьбе все секции карате и других видов боевых единоборств тщательно проверили, но никого не нашли. Я разговаривал с каратистами. Они уверены, что без постоянных тренировок умение высоко прыгать и наносить удары утратится.

– Ничего тебе не могу подсказать по этому поводу. Я далек от спорта.

– Можно воздействовать на психику человека и внушить ему навыки, которых у него нет? К примеру, загипнотизировать обычного мужчину и внушить ему, что он – Брюс Ли?

– Под гипнозом он будет чувствовать себя великим каратистом, но если специфических навыков нет, то поднять ногу выше головы он не сможет.

Я задумался. Маньяк не поднимал ногу выше головы. Он очень высоко прыгнул и наносил удары в полете, а не показывал чудеса растяжки в стойке на земле.

– Астара может запрограммировать человека, чтобы он на время стал другим лицом?

– Андрей, Астара – мошенница. Все ее чудеса основаны на химии, физике и знании психологии. Ты знаешь, кто она по образованию? Кандидат химических наук. Она закончила аспирантуру в Ташкентском университете, преподавала аналитическую химию, слыла специалистом в области фармакологии. Какое-то время она совмещала преподавательскую работу в университете с производственной деятельностью – была начальником отдела научных изысканий на Ташкентском химфармзаводе.

– Знаю я это предприятие. Оно единственное в стране, где в лекарственные препараты перерабатывается весь опиум, изъятый у преступников. Представляю, сколько его уходит налево. Плюс Афганистан. Если у Астары остались связи с узбекскими и таджикскими химиками, то получить психотропные вещества для нее не проблема. Но как быть с другими «чудесами»? Например, гром, который прогрохотал над головами солдат?

– Ты слышал этот гром? – с вызовом спросил Кононенко. – Кто тебе сказал, что он был? Представь ситуацию, что я тебе рассказываю о громе, который грянул по велению Астары. Я пользуюсь у тебя доверием? В мой рассказ о громе ты поверишь? Ты поверишь мне, Лиза поверит тебе, а для людей, которым про гром расскажет Лиза, он уже будет общеизвестным достоверным фактом. Слухи! Они рождаются из недомолвок и вымыслов и превращаются в явления, в подлинности которых никто не сомневается.

– А магический кристалл? Он действительно светится изнутри?

– Я думаю, что этот минерал меняет свои свойства при нагревании его в руке. Светится он или нет – какая разница? Сам по себе кристалл психикой людей не управляет.

Кононенко прошелся по кабинету, докурил сигарету, затушил ее в массивной бронзовой пепельнице.

– Астара – выдающаяся личность, но ее «магия» воздействует на ограниченное число лиц. Она способна подавлять волю и внушать дальнейшую программу действий только своим соплеменникам, или, образно говоря, людям одной с ней крови. Любой выходец из Средней Азии подчинится ей беспрекословно, но уже наши, сибирские татары могут не поддаться ее чарам. На практике это выглядит примерно так: узбеки, пуштуны и прочие народы Азии подконтрольны ее воле на сто процентов, башкиры, татары и малые народы Сибири – процентов на девяносто, смуглые кареглазые европейцы – пятьдесят на пятьдесят, представители холодной нордической расы и смежные с ними этносы – процентов на пять, не больше. Заметь, Астара очень осторожно относится к голубоглазым европеоидам, а рыжих мужчин и женщин она вообще не принимает.

– Холодная нордическая раса – это кто?

– Это условный термин, объединяющий светлокожих европейцев с низким содержанием меланина в организме. Первый признак нордической крови – голубые или светло-зеленые глаза. Никаких преимуществ над остальными европейцами цвет глаз не дает, но для Астары мы находимся вне зоны ее влияния.

– Что-то знакомое слышится в понятии «нордическая раса». Это не у Юлиана Семенова термин позаимствовали? «Семнадцать мгновений весны». «Характер стойкий, нордический». Завораживающе звучит. Никогда не думал, что во мне течет холодная нордическая кровь. А есть теплая нордическая кровь?

– Теплая нордическая кровь течет у представителей теплой нордической расы. Это эскимосы, чукчи и другие народы Севера. Ты на условных терминах не зацикливайся и на крови основной акцент не делай. Астара рассматривает каждого человека в комплексе: кровь, внутренняя энергетика, профессиональные навыки. Тебя, например, ее помощники даже на порог не пустят.

– Куда они денутся! Я представитель власти, для меня все двери открыты.

– Андрей, не надо все утрировать. Я же образно говорю. Естественно, ты войдешь в помещение, где принимает Астара, но дальше ее помощников не продвинешься. Они раскроют свои толстые книги приема посетителей и заявят, что у Астары часы приема на месяц вперед расписаны, и предложат зайти через три недели. А через три недели история повторится, и так до бесконечности.

– Что ее помощникам не понравится во мне? Глаза?

– Все вместе. Глаза, холодная кровь, жесткая устойчивая психика, избыток внутренней энергии. Астаре, чтобы вступить с тобой в контакт, надо вначале подавить переизбыток твоей энергии, а это, при отсутствии психических отклонений, очень и очень непросто. У обычного человека она может отвести переизбыток энергии в сторону, а у врача, следователя или милиционера – практически нет. Ты знаешь, что сейчас научились кодировать алкоголиков? Следователи и оперативные работники такой кодировке не поддаются, и обычный гипноз на них не действует. Но ты не считай себя неуязвимым для ее чар. Подсыплет тебе в чай галлюциногенный препарат, и ты наяву увидишь, как она растворяется в воздухе или летает по комнате. Перед современной химией мы все беззащитны: и кареглазые, и голубоглазые, и даже слепые.

– Она действительно может лечить людей руками?

– Тут ничего удивительного нет. Способности управлять энергетическими потоками человека не такое уж редкое явление. Джуна Давиташвали уже много лет лечит бесконтактным способом всю московскую элиту, включая секретарей ЦК КПСС. Она может перенаправить энергетические потоки в организме человека, и у больного наступает чувство облегчения. Боли, мучившие его, временно пропадают, а потом возвращаются.

– Так она лечит или нет?

– Нет, конечно! Если ты выпьешь бутылку водки и напьешься пьяным в стельку, то твоя больная печень заткнется на время, а потом воздаст тебе за издевательство в двойном размере. То же самое с перенаправлением потоков внутренней энергии. Боль глушится, а лечения как такового нет. Но для человека, у которого наступает чувство облегчения, Астара или Джуна – это великие целительницы. Представь, ты загибаешься от боли, она поводит рукой, и все – ты выздоровел. Это ли не чудо? Тут любые деньги отдашь, чтобы она тебе организм в порядок привела.

– Есть у Астары что-то такое, что не имеет логического объяснения?

– Полным-полно! Одна моя знакомая, совершенно не склонная к мистике и вере в экстрасенсорные способности человека, потеряла на мичуринском участке старинную золотую серьгу. Она категорически не желала прибегать к помощи Астары, но сын ее настоял на визите к «великой ассирийской жрице богини Иштар». Астара посмотрела на вторую оставшуюся серьгу, нарисовала план участка и на нем точно отметила место, где надо искать пропажу. Сын и моя знакомая просеяли землю в этом квадрате и нашли вторую серьгу. Представь, участок шесть соток. Сотки четыре из него отведены под картофель и грядки. Найти на таком громадном огороде маленькую серьгу просто нереально, но они нашли. Как это можно объяснить с логической точки зрения, я не представляю. Астара их видела в первый раз, на участке у них никогда не была. Времени, чтобы съездить и посмотреть участок, у нее не было.

– Действительно, мистика. Серьга могла выпасть в любом месте. Точно указать ее местонахождение – это что-то выходящее за грань объяснимого.

– Андрей, я тут думал, чем могу тебе помочь с насильником, и пришел к выводу, что нам стоит прибегнуть к помощи человека, для которого маньяки – это раскрытая книга. Ты не против, если к нам присоединится специалист по сексуальным маньякам и извращенцам?

– Смотря кто этот человек, где и в каком формате мы будем общаться. Если он придет сюда, к вам, то я не против. Вы кого хотите пригласить?

– Только не падай со стула. Я хочу подключить к делу Юру Перфилова.

– Главаря «Космогонии»? Обалдеть. Он специалист по маньякам?

– Всю жизнь в закрытой психушке работал. Все известные сексуальные маньяки и убийцы прошли через его руки. Или ты боишься его?

– Чего мне бояться Перфилова? Он-то не маньяк и не убийца, с ножом на меня не бросится, но у меня есть одно условие: Лиза. Я не хочу, чтобы Перфилов близко подходил к ней.

– Нужна ему твоя Лиза! Съезди в «Космогонию», посмотри, сколько там молоденьких девушек мечтают с ним наедине остаться, а ты – Лиза! Можно подумать, на ней свет клином сошелся.

– Для меня – сошелся. Когда мы сможем встретиться?

– В следующие выходные тебя устроит? Я созвонюсь с Юрой и приглашу его на «рюмку чая». Думаю, он не откажется посидеть с нами в приватной обстановке.

Дверь в кабинет открылась, и вошла супруга Макара Петровича.

– Мужчины, вы еще не наговорились? Пошли к столу, все уже готово.

– Идем, идем, – отозвался хозяин дома. – Андрей, за столом о делах – ни слова! Маньяки – дело мужское. При женщинах лучше о чем-нибудь безобидном поговорим.

12

Весь понедельник я провозился с текущими делами и только к вечеру выкроил время и встретился с Альфией Гульметовой, еще одной потерпевшей по делу «Мерзкого имитатора».

– Мне так неудобно рассказывать, – мялась она. – У меня муж буйствовал, когда об этом случае узнал. Верите, я бы никуда не обращалась, если бы не этот парень, которого около лифта ударили.

– Альфия Закировна, давайте вспомним, как дело было, – настойчиво попросил я. – Если мы не остановим этого человека, то он рано или поздно пустит в ход нож. Давайте отбросим в сторону ложную стыдливость и начнем детально восстанавливать ход нападения на вас.

– В этот день я работала в первую смену, домой возвращалась около пяти часов вечера. Зашла в магазин, купила продукты. Подхожу к подъезду, около него стоит незнакомый парень, курит. Этого же парня с полчаса назад я видела в магазине. Он в винно-водочном отделе сигареты покупал, а я в очереди в кассу стояла. Пока я расплачивалась за покупки, он зашел в гастроном, быстро взял пачку сигарет с фильтром и вышел.

– Почему именно с фильтром? – тут же уточнил я.

– У меня муж сигареты с фильтром курит, так что я «на автомате» замечаю, кто что смолит. Столько денег на табак уходит! Вы вот тоже сигареты с фильтром курите. У вас жена не ругается? Могли бы дешевые сигареты курить. Не все ли равно, чем дымить?

– У подъезда он сигарету с фильтром курил?

– Конечно. Он же не будет в магазине «Космос» покупать, а на улице «Приму» курить. Я когда увидела, какие он сигареты берет, еще подумала: «Холостой, наверное, вот и бросается деньгами. Семьдесят копеек пачка – на три с половиной батона белого хлеба хватит».

– Давайте дальше. С сигаретами мне все понятно.

– Дальше, – неохотно продолжила потерпевшая, – я подошла к лифту, нажала кнопку. Парень в это время зашел в подъезд и встал рядом со мной. Лифт подъехал, двери открылись. Я стою, не вхожу. Он засмеялся и говорит: «Вы что, боитесь со мной в одном лифте ехать? Неужели я похож на бандита?» Мне стыдно стало. Я зашла в лифт, он – следом, и тут же нож к горлу. «Стой, – говорит, – сука, не дергайся! Я тебя сейчас накажу, чтобы о людях плохо не думала».

– Альфия Закировна, а почему вы сразу с ним в лифт не зашли? Он показался вам подозрительным?

– Я все «на автомате» сделала. Мне с детства родители внушили: с незнакомыми мужчинами одна в лифт не садись. Я бы и тут с ним не поехала, но он устыдил меня. Как не поехать, зачем человека зря обижать? Тем более что в нем не было ничего отталкивающего. Чистенький парень, хорошо одетый. Вежливый. На «вы» обращается. Сигареты дорогие курит… Теперь про лифт рассказывать? Я нажала на кнопку пятого этажа, и тут же все началось! Левой рукой он меня обхватил за горло, вжал в стену, перенаправил лифт, и мы поехали на девятый этаж. Я стою ни жива ни мертва. Возле глаз лезвие ножа блестит, в руке авоська с продуктами, сзади мужик об меня трется. Запах от него – ужасный, как будто он зубы никогда не чистил. На девятом этаже мы остановились. Он не успел на «стоп» нажать, и этот парень в дверях появился. Потом все в один миг произошло: он парня ударил и меня тут же из лифта выбросил. Я об парня споткнулась, полетела на пол, все продукты по площадке разлетелись, пакет с молоком лопнул, баночка со сметаной разбилась, а через месяц на эту сметану талоны ввели. Помните?

– Примечательное было событие, – согласился я. – Давайте поговорим о насильнике. Вашего мужа здесь нет, о ваших ответах никто, кроме меня, не узнает. Вспомните тот момент, когда он «терся» о вас. На что это было похоже, на имитацию полового акта?

Потерпевшая покраснела, потупила взгляд.

– Альфия Закировна, – приободрил я ее, – по роду работы мне приходится задавать людям неприятные вопросы. Опишите действия насильника. Что они напоминали?

– Танец «Ламбада». Видели по телевизору клип? Они там цепочкой идут и одним местом друг о друга трутся. Так же и он, не вверх-вниз двигал тазом, а влево-вправо.

– Прошу прощения за натуралистичный вопрос: вы чувствовали у него эрекцию?

Она еще больше покраснела и тихо ответила:

– Ничего такого я не почувствовала. Все было похоже на хулиганскую выходку – прижал меня мужик к стене и изображает не понять что. Я вначале даже не подумала, что это он так себя удовлетворяет. Извращенец какой-то, неполноценный. Мог бы остановиться на любом этаже, завести меня к мусоропроводу да насиловать, сколько душа пожелает.

– Вы видели его в магазине, стояли рядом с ним у лифта. Как он выглядел?

– Ничего не помню!

Потерпевшая выпрямилась на стуле, глаза ее неприязненно сверкнули. Как видно, этот вопрос ей уже задавали, и задавали не раз и не два, и она просто не понимала, зачем вновь возвращаться к сказанному.

Я с сожалением покачал головой. Гульметовой стало неловко, что она обидела меня.

– У него лицо неприметное, глазу не за что зацепиться, – сказала потерпевшая. – Нос обычный, стрижка – как у всех мужчин – короткая, аккуратная. Волосы русые, шрамов на лице нет. Меня уже водили фоторобот составлять, и ничего не получилось! Вы всех людей запоминаете, с кем рядом стоите? Мне был он даром не нужен. Кто же знал, что у него на уме?

Дальнейшие мои расспросы к успеху не привели. Все приметы насильника свелись к высокому росту и «обычной» внешности. Гульметова даже одежду его не запомнила.

– Вроде бы куртка на нем была, – неуверенно припомнила она, – а вот какая, с капюшоном или без, на пуговицах или на молнии, этого я не помню. У меня муж в полупальто ходит. Было бы на нем такое же полупальто, я бы запомнила, а куртку – нет.

Закончив работать с потерпевшей, я стал собираться домой. Перед уходом вызвал к себе Ключникова и Айдара.

– Если бы наши коллеги в прошлом году собрали все окурки у подъезда Гульметовой, сегодня мы бы имели группу крови насильника.

– Андрей Николаевич, – возразил Далайханов, – в прошлом году наш «имитатор» был не насильником, а хулиганом, который дерется в лифте и ножом женщинам угрожает. Кто бы его группу крови устанавливал, на кой бы черт она сдалась?

– Проценты! – веско дополнил Ключников. – Нераскрытое покушение на изнасилование – это не фунт изюма. Тут сразу же на контроль в областном управлении встанешь. Если бы не паренек, родители которого настояли на заявлении в милицию, все у насильника было бы шито-крыто.

Я не стал дослушивать прописные истины.

– Коллеги, мы все нераскрытые материалы подняли? – спросил я.

Айдар и Ключников переглянулись.

– Вроде бы все, – неуверенно ответил Далайханов.

– Если «вроде бы», то ройте дальше. Не у всех родители на милицию надеются.

13

В четверг утром меня на ковер вызвал начальник областного уголовного розыска Шмыголь.

– Что это? – вместо приветствия сказал он.

Я склонился над приставным столиком, сделал вид, что рассматриваю надписи на папке с бумагами. Шмыголь поерзал в кресле, громко чиркнул спичкой, закурил. Всем своим видом он давал мне понять, что я совершил из ряда вон выходящий поступок, прощения за который нет и быть не может.

– Что это? – еще раз строго спросил Шмыголь.

– Это мое оперативное дело под условным наименованием «Мерзкий имитатор». Если говорить точнее, то это дело оперативной проверки, или ДОП.

– Я вижу, что это ДОП! Ты название у него читал? Что значит слово «мерзкий»? Что за самодеятельность? Ты так до матерной брани опустишься и начнешь выдумывать всякие производные от слова «долбаный».

– Иван Иванович, вы вызвали меня поговорить об этимологии слова «мерзкий», или мне стоит перевернуть страницу, и мы перейдем к обсуждению содержимого ДОПа?

Шмыголь недовольно посмотрел на меня. Я был невозмутим.

– Слово «мерзкий», – как ни в чем не бывало продолжил я, – в русском языке означает «вызывающий отвращение». По-моему, для человека, который нападает с ножом на беззащитных женщин, это самое подходящее определение.

– Переверни страницу и прочитай преамбулу постановления.

– Зачем? – оставаясь спокойным, спросил я. – Под этим постановлением стоит моя подпись. Я его автор и прекрасно знаю его содержание. Вы, как я понял, тоже прочитали постановление. Для кого мне его читать? Мы здесь, в вашем кабинете, вдвоем, и оба знаем, о чем идет речь. Но если вы настаиваете, то я готов.

Чтобы подчеркнуть свое недовольство, Шмыголь не предложил мне сесть, и я вынужден был стоять перед ним, как провинившийся школьник перед директором школы.

– Читай, – приказал он.

Я демонстративно откашлялся, склонился над оперативным делом, перевернул страницу и начал вслух читать:

– 28 сентября 1990 года. Совершенно секретно. Экземпляр единственный…

– Достаточно! – рявкнул Шмыголь. – Что ты мне здесь балаган устраиваешь? Ты мне объясни, кто тебе позволил во всеуслышание объявить, что у нас в городе маньяк завелся?

– Совершенно секретное оперативное дело – это не газета «Правда», – возразил я, – с ним ознакомиться может только очень ограниченный круг лиц.

– Скажи спасибо, что этот круг только мной и ограничился. Ты сам-то понимаешь, что ты написал?

– Конечно, понимаю и могу любому заявить, что человек, совершающий на сексуальной почве пять преступлений подряд, – это маньяк или серийный преступник. Слово «маньяк», на мой взгляд, более соответствует окраске совершаемых им преступлений.

– Какие сексуальные преступления? – сквозь зубы процедил Шмыголь. – Где ты в своей писанине хоть намек на секс нашел? Ты знаешь, чем отличается половой акт от хулиганства, или тебя на первый курс университета послать, лекции по уголовному праву послушать?

– Послать меня можно куда угодно, но перед тем, как пойти, я бы хотел высказаться. Мне сесть можно или я наказан? Я могу и в угол встать. Мне без разницы, откуда свое мнение отстаивать.

– Садись, – разрешил Шмыголь.

– Начнем! – Я перевернул несколько страниц и остановился на служебном документе, никакого отношения к теме разговора не имевшем. Я пролистал оперативное дело просто так, чтобы подчеркнуть, что мне содержание его известно от первой и до последней буковки. – Кратко пройдемся по динамике преступлений, – предложил я. – Первое нападение происходит в квартире, на голове у имитатора чулок, в руке нож. По его приказу потерпевшая Тельнова ложится на пол, и он совершает с ней имитацию полового акта. Момент первый – свое лицо преступник скрывает под маской. Момент второй – никакого физического насилия к потерпевшей он не предпринимает. Второе нападение – в лифте. Лица своего имитатор не прячет, потерпевшую обхватывает рукой за горло. Второе преступление им до логического конца не доведено, случайный свидетель помешал. Третий эпизод пропустим. Несостоявшаяся потерпевшая находилась в наркотическом опьянении и интереса для имитатора не представляла. Четвертый эпизод. Нападение происходит на улице, потерпевшую он колет в ногу ножом. Последнее преступление – имитатор колет потерпевшую ножом в ноги и слегка душит ее руками. Иван Иванович, я вам понятно динамику объясняю? От квартиры и чулка он перешел к улице и удушению жертвы. Протяните логическую цепочку от первой потерпевшей к последней и далее, к шестой и седьмой жертвам, которые, я уверен, еще будут. Что у нас получится? Труп! Я не совсем понимаю физиологическую сущность его «половых актов», но с насилием он уверенно идет по восходящей: вверх, вверх и вверх! Следующую жертву он придушит, и если увлечется и не рассчитает сил, то задушит насмерть. Нам шила в мешке не утаить. Уже сейчас в городе поползли слухи об опасном для одиноких женщин сквере. Пока ситуация вокруг маньяка ограничивается кухонными обсуждениями, но как только он совершит новое преступление, так тут же слухи приобретут общегородской масштаб, и тогда с нас спросят: есть ли в городе маньяк? Есть, конечно же. Вот он!

Я ткнул рукой в оперативное дело. Шмыголь поморщился, словно я в приличном обществе предложил ему закусить после первой стопки водки. «Какая закуска! Вторую наливай».

– Клементьева, как я понимаю, это дочь Геннадия Александровича? – спросил он.

– Она, родимая. В деле есть ее объяснение. В день встречи с маньяком она была в состоянии опийного опьянения.

– Как он, держится? – Шмыголь неожиданно перевел разговор с дочери на отца.

– Пьяным в коридоре не валяется, значит, трезвый на работу приходит. Иван Иванович, прошу вас, не заставляйте меня давать оценку морально-деловых качеств моих коллег. Я не буду этого делать. У меня свои понятия о профессиональной и личной чести.

Шмыголь достал сигарету, тщательно размял ее, закурил, поискал решение в струе табачного дыма. Идти на рожон он не хотел, но и рыть самому себе яму не желал. Старинная альтернатива «казнить нельзя помиловать» перешла в вопрос: «Подписывать оперативное дело или нет?» Что опаснее для карьеры: признать наличие в городе сексуального маньяка или закрыть глаза на его существование?

Докурив в молчании сигарету, Шмыголь вытащил из письменного набора четвертинку бумаги с типографским заголовком: «Начальник УУР УВД облисполкома. Резолюция».

Еще раз подумав, он написал: «Название изменить на более благозвучное. После устранения недостатков дело представить на новую проверку».

«Соломоново решение! – внутренне восхитился я. – Ни «да», ни «нет». Ни «за», ни «против». Мастерски он вышел из положения. Не зря Иван Иванович всем уголовным розыском области командует. У него есть чему поучиться».

– К концу месяца представишь дело на проверку, а там посмотрим.

– Я могу за один день исправить выявленные недостатки.

Я улыбнулся Шмыголю, он ответно улыбнулся мне.

– А ты, Андрей Николаевич, не спеши. Октябрь – месяц сложный. Конец года на носу. На одном маньяке свет клином не сошелся. У тебя по квартирным кражам не все благополучно, ты по угонам начал хромать. Не надо одной темой увлекаться. Иди, работай, в конце месяца встретимся.

Положив в кожаную рабочую папку оперативное дело, я приехал в городское управление, поднялся в свой новый кабинет.

– Здравствуйте, Лидия Анатольевна! – поприветствовал я секретаршу.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич! – приветливо улыбнулась она.

Я сделал шаг к двери, но не успел взяться за дверную ручку, как секретарша остановила меня:

– Николай Алексеевич просил передать, что он занят.

– Он на работу вышел? – кивнул я на дверь. – Я зайду, доложусь, что с областного управления приехал.

– Николай Алексеевич сам вас вызовет, – холодно ответила она.

«Как меняются люди! – подумал я, возвращаясь в свой старый кабинет. – На прошлой неделе Лидия Анатольевна по своей собственной инициативе сахар мне в чашке размешивала, а теперь разговаривает со мной таким надменным тоном, словно меня в сантехники разжаловали. Интересно, все секретарши такие лицемерные или только она?»

Вызов к Малышеву не заставил себя ждать. Не успел я разложить бумаги на столе, как раздался звонок: «Зайди!»

В кабинете у Николая Алексеевича была гостья. Я узнал ее с первого взгляда – Астара. Одета она была в черный балахон монашеского покроя, на груди, на серебряной цепочке, висел медальон в виде восьмиугольной звезды, символа богини Иштар.

«Скромно, однако! – подумал я, рассматривая наряд гостьи. – Повязки на лбу нет, бусы с ящерицей дома оставила, балахон надела без вышивки. Не уважает нас, что ли? Где ассирийские львы, где магический кристалл? Что за наплевательское отношение к милиции?»

– Садись, Андрей Николаевич, – Малышев указал мне на место напротив Астары, – разреши представить тебе…

– Астара, – помогла ему гостья. – Не надо вспоминать, что когда-то у меня было земное имя. После реинкарнации я забыла про него и не хочу больше слышать это бессмысленное сочетание звуков. Нам, жрицам, земные имена ни к чему.

– Вы живете без паспорта? – прикинувшись простодушным простачком, спросил я.

– Отчего же? – повела плечами Астара. – Паспорт хранится у моей сестры. Но я им не пользуюсь. Мирские блага не интересуют меня.

«Один – ноль в ее пользу, – подумал я. – Мой легкий укол она игнорировала, а Малышев-то даже ничего не заметил».

– Как у вас здоровье? – спросил я начальника.

– Ты знаешь, уже лучше! – Николай Алексеевич торжественно положил перед собой загипсованную руку. – Всю неделю я от боли зубами скрипел, а вот теперь даже ничего не чувствую. Астара помогла. Руками перед твоим приходом поводила, и все: боли – как не бывало!

Жрица одними уголками губ выразила свое неудовольствие такой примитивной трактовкой ее действий. Она старалась, вкладывала в каждый свой пасс внутреннюю энергетику, а тут выздоровевший клиент так легкомысленно объясняет: «Руками поводила». Всяк бы руками водил да лечил, да вот только мало у кого получается неконтактной терапией боль снимать.

– Андрей Николаевич, – мягко, вкрадчиво обратилась ко мне Астара, – вы, говорят, большой скептик и считаете меня этакой доморощенной знахаркой, а не жрицей. Напрасно. У вас будет время убедиться в моих способностях. Снять боль у человека – это только видимая верхушка айсберга. Его подводная часть – это восстановление энергетики человека во всех ее видимых и невидимых проявлениях. А сердцевина айсберга…

Она сверкнула глазами. Взгляд ее, полный силы и ярости, на секунду вспыхнул и погас. Я с честью выдержал этот энергетический удар. Пускай тетенька поупражняется, попробует на вкус мою холодную кровь. Посмотрим, кто о кого зубки обломает.

– Сердце айсберга, – спокойно и нравоучительно продолжила Астара, – это способность заглянуть за горизонт. Туда, где в астральном мире можно увидеть то, что не материально, но существует. Энергию нельзя потрогать рукой, но почувствовать ее можно. Сегодня же я вам покажу и докажу, что я не шарлатанка, а негативная и позитивная внутренняя энергия человека существует.

Астара, задумавшись о чем-то своем, замолчала. Малышев тут же воспользовался возможностью вступить в разговор.

– Андрей Николаевич, – сказал он, – Большаков своим приказом назначил тебя ответственным за взаимодействие с представителями нетрадиционных направлений в науке.

– Это я-то, реинкарнация великой жрицы Алламатус-Ин, являюсь «нетрадиционным» направлением в науке? – возмутилась очнувшаяся от медитации Астара. – Да еще Земля не успела высохнуть с момента сотворения мира, когда богиня Иштар призвала свою любимую жрицу и поведала ей учение, сущность которого не всякому смертному дано понять. Кто живет в потемках – звезд не видит.

– Уважаемая Астара, – примирительно сказал Малышев, – вот Андрей Николаевич, вы с ним согласуйте основные моменты нашего будущего взаимодействия…

Астара рывком поднялась, одернула полы балахона.

– Пошли! – властно приказала она.

Мы вышли за ней следом в приемную, встали у столика секретарши.

– Когда я вошла к вам, – сказала жрица, – то сразу же увидела, что у этой женщины энергетические потоки закупорены негативной энергией. На нее навели порчу.

Секретарша Малышева побледнела. Глаза ее наполнились суеверным ужасом.

– Дайте мне любое изделие из золота, – потребовала Астара.

Лидия Анатольевна дрожащими руками сняла с пальца обручальное кольцо и протянула его жрице. Астара приблизилась к ней вплотную и двумя резкими движениями провела кольцом по щеке секретарши. Кольцо на коже Лидии Анатольевны оставило темный след, как если бы по ее лицу водили не золотом, а свинцом или широким черным фломастером.

– Вот так проявляется порча на лице человека, – жестко сказала Астара. – А теперь пошли дальше!

Секретарша, застонав, стала заваливаться набок. Малышев бросился помогать ей, а я пошел за жрицей. Не выпуская кольца из рук, Астара уверенно привела меня в секретариат УВД. Девчонки, работавшие в нем, испуганно замерли при появлении незнакомой женщины в черных одеяниях.

– Смотри, у этих двух девушек аура чистая, – Астара зашла за перегородку и провела кольцом по щеке вначале у одной секретарши, потом у другой.

«То же самое кольцо, но никаких следов не оставляет, – отметил я. – А девушки-то наши! Дрожат перед Астарой, как осиновые листья на ветру»

– Печень давно покалывает? – спросила жрица у третьей секретарши. – Я вижу, у тебя легкое помутнение энергетических потоков между точкой «Ар-а» и «Зера-ра».

– Второй день плохо себя чувствую, – робко призналась девушка.

– Придешь ко мне, я дам отвар, все как рукой снимет.

– А что у меня? – испуганно спросила секретарша.

– Ты ехала в одном автобусе с человеком, который переполнен негативной энергией. Повинуясь указанию сил тьмы, он дотронулся до твоей печени, но сильно навредить не успел – ты вышла на своей остановке. Вспоминай, к тебе прижимался высокий небритый кареглазый мужчина, похожий на цыгана?

– Наверное, прижимался, – пролепетала секретарша. – Я в автобусе по сторонам не смотрю. Там все друг друга толкают, разве заметишь, кто тебя в живот тычет.

Астара вернула мне кольцо Лидии Анатольевны.

– Я больше чем уверена, – сказала она, – что сейчас ты побежишь по управлению и станешь у всех на щеках рисовать кресты этим кольцом. У кого на коже от соприкосновения с золотом проявится черный след – на того враги с помощью черных магов навели порчу. Ходи, проверяй!

Я повертел кольцо в руках, попробовал, налезет оно мне на мизинец или нет.

– Астара, – задумчиво сказал я, – а почему бы тебе сейчас не снять боль у девушки?

При упоминании имени жрицы наши секретарши побледнели.

«Только бы они все разом в обморок не попадали, – подумал я. – Одной Лидии Анатольевны на сегодня хватит».

– Боль бывает разного происхождения, – покровительственно-нравоучительным тоном пояснила Астара. – Твой начальник сломал руку, занимаясь спортом, а в эту девушку впрыснули энергетический яд. Лечение собственной дурости и последствий соприкосновения с чужой силой проводится разными методами. Негативную энергетику вначале надо осадить отварами и только потом приступать к чистке энергетических каналов.

– Когда мы встретимся? – перейдя на деловой тон, спросил я.

– Звезды будут благоприятствовать предстоящему сотрудничеству через семь дней после твоего дня рождения. Я буду ждать тебя в первой половине дня.

– Секретарь Малышева сама придет в чувства или ей надо врача вызвать?

– От легкого обморока еще никто не умирал, – усмехнулась Астара.

Прощаясь, я проводил жрицу до крыльца управления. Перед тем как сесть в свою шикарную иномарку, она протянула мне крохотный конвертик.

– Здесь один слайд, который заинтересует тебя. Посмотри его дома. Если посмотришь здесь, то все испортишь. До назначенного дня нашей встречи меня не ищи, я буду занята.

Я спрятал конверт в карман рубашки, дождался, пока автомобиль Астары выедет со двора УВД, и поднялся к Малышеву. Лидии Анатольевны в приемной не было.

– У вас пол помыть можно? – грохоча ведрами, следом за мной вошла техничка Надечка.

Она была женщиной молодой, но сильно пьющей. После очередного загула в ней просыпалось чувство вины, и тогда она так отдраивала управление, что полы сверкали, а на подоконниках не было ни пылинки.

– Ты чего так поздно? – спросил я.

– Проспала, – откровенно ответила техничка.

Я вытащил кольцо, подошел к Надечке. Она, не разобравшись в моих намерениях, приняла защитную стойку – вытянула вперед руки с растопыренными пальцами:

– Андрей Николаевич, ты чего? Не надо! Андрей Николаевич, я порядочная женщина, у меня муж есть.

– Стой и не двигайся! – приказал я.

На щеках технички кольцо следов не оставляло.

– Что это было? – спросила Надечка, обдав меня ядреным перегаром.

– Сходи в секретариат, узнаешь, – не вдаваясь в подробности, ответил я.

После экспериментов с кожей технички я решил провести еще одну проверку.

«Надечка – женщина испорченная, к ней никакая порча не пристанет. А вот Таня Кузнецова – сама невинность. С виду невинность, а как на самом деле – не знаю».

Татьяна Кузнецова была секретарем-машинисткой городского отдела уголовного розыска. Как любая секретарша, она всегда была в курсе всех событий в УВД. При моем появлении Татьяна вскочила с места и забилась в угол у окна.

– Андрей Николаевич, не подходите ко мне, пожалуйста! Не надо на мне это кольцо пробовать.

– Таня, ты чего как дура себя ведешь? Ты что, в порчу веришь? Не бойся ничего. Это кольцо не кусается. Возьми его и попробуй, посмотрим, что получится.

Кузнецова попыталась протестовать, но я был настойчив, и ей пришлось подчиниться. Осторожно, словно опасной бритвой, она провела кольцом по щеке, и ничего не выступило.

– Дай я попробую! – потребовал я.

Секретарша, успокоившаяся после первого теста, протянула кольцо мне. Как я и думал, на коже Татьяны золото следов не оставляло.

Закончив с испытаниями кольца, я наконец-то дошел до Малышева.

– Николай Алексеевич! Не чаял увидеть вас на этой неделе, – весело сказал я.

– А ты думаешь, я на работу рвался? В шесть утра звонит Шмыголь: «Поезжай в управление и жди Астару. Пока тебя не было, Лаптев таких дров наломал, что до генерала дошло».

– Врет он как сивый мерин! – уверенно возразил я. – Ничего генерал про маньяка не знает. Я был сегодня у Шмыголя. Он даже слушать меня не стал. Уперся рогом: «Нет у нас в городе маньяков!» – и все тут. А маньяк-то есть! Я на него оперативное дело завел.

Я рассказал Малышеву о событиях, произошедших в его отсутствие. Он посоветовал не пороть горячку и продолжить розыск «имитатора», не поднимая излишнего шума.

– Шмыголь перестраховывается, – сказал он. – Поставь себя на его место – ты бы поступил точно так же. Кому охота признаваться, что в городе действует серийный преступник? Вот если бы ты маньяка поймал, о, тут бы Иван Иванович развернулся! Он бы в красках каждое нападение описал, каждый эпизод бы просмаковал, а так, когда насильник на свободе…

Робко постучавшись, в кабинет вошла Татьяна Кузнецова.

– Николай Алексеевич, отпустите Лидию Анатольевну домой. Я за нее в приемной посижу.

– Она так и не отошла? – спросил я.

– Пускай мою машину возьмет! – распорядился Малышев.

Кузнецова закрыла дверь. Я сел напротив начальника, по-хозяйски закурил.

– Николай Алексеевич, что вам Астара рассказывала о нашем предстоящем взаимодействии?

– Астара эта, она, как Горбачев: говорит много, а в голове ничего не откладывается. Пришла, увидела у меня руку загипсованную и спрашивает: «У вас перелом? Наверное, болит?» Пока она пассы над моей рукой делала, я ей рассказал, что поскользнулся у волейбольной сетки и упал неудачно. Потом мы поговорили о спорте. Астара похвалилась, что она многих известных спортсменов лечила. То, се, тут ты приехал… Ты что про ее выходку с кольцом думаешь?

– О да, кольцо! – Я выложил его перед начальником. – Про кольцо я ничего пока сказать не могу, но я как считал ее мошенницей, так и считаю. А вы, Николай Алексеевич, изделиями из золота у себя по лицу поводить не пробовали?

– Пробовал, – смущенно ответил начальник. – Не рисует.

У Малышева на столе зазвонил телефон. Он поднял трубку, выслушал собеседника и сказал мне:

– Иди, тебя Большаков вызывает. Злой как черт. Если будет за насильника разнос устраивать, ты на груди рубаху не рви, спокойней будь. Большаков, он такой – сегодня поорет, завтра успокоится.

Начальник управления с порога набросился на меня:

– Ты что это себе позволяешь? Что это за выходки?

– Леонид Васильевич, – спокойно спросил я, – вы сейчас о чем меня спрашиваете: о маньяке или о кольце?

– О каком маньяке? – словно наткнувшись на препятствие, сбавил тон Большаков. – О том, что баб в лифтах тискает? Это не маньяк, а хулиган. Мне он на хрен не нужен. Ты про колдунью мне расскажи. Как это она у вас на глазах женщину до обморока довела? Ты что, не мог ей помешать?

– Начнем с того, что это не я Астару в управление привел. Ее сюда Шмыголь послал. Теперь об обмороке. Мы вышли в приемную. Астара попросила у Лидии Анатольевны кольцо, и та ей его добровольно дала. Когда Астара у нее по щекам кольцом водила, то Лидия Анатольевна не сопротивлялась и, пока не узнала, что на нее порчу навели, была совершенно спокойна. Но самое главное: рядом со мной стоял Малышев. Я же не буду при своем начальнике Астару за руки хватать. И еще! Я про то, что золотым кольцом можно на щеках человека рисовать, даже не подозревал.

– А в секретариате что было?

– Театр одного актера. Астара рассказывала девушкам о внутренней энергетике человека и несла всякую чушь про злодеев в транспорте. Кресты больше ни у кого не рисовала.

Большаков мельком глянул на свою руку с обручальным кольцом. «И этот попробовал!» – догадался я.

– Леонид Васильевич, можно я задам вам личный вопрос? У вас трехлитровые банки с водой в холодильнике стоят – это их Чумак по телевизору зарядил?

– Когда это ты ко мне в холодильник заглянуть успел? – удивился начальник УВД.

– Вы его много раз при мне открывали. Раньше банок не было, а как Чумак стал по телевизору воду заряжать, так они у вас появились.

– Печень что-то побаливает, – стал оправдываться Большаков. – Когда печень болит, тут любое средство попробуешь. Астара что, действительно может внутренности подлечить?

– Не знаю.

– Что ты так скривился? Не веришь в ее силы? Малышеву же она руку вылечила и девчонке в секретариате пообещала печень восстановить. Малышев говорит, она пассы руками сделала, и у него боль прекратилась.

– Боль прекратилась, но это же не значит, что она Николаю Алексеевичу руку вылечила. У него что, после ее колдовства кости срослись?

– О, кости! – обрадовался Большаков. – Тут ты прав!

Он взял трубку телефона, набрал номер.

– Николай Алексеевич, Коля! Я вот что подумал: завтра с утра пройди рентген, узнай, как там у тебя с рукой дела обстоят… Ничего не случится! Клементьев на приеме граждан посидит. Я его сегодня видел – он в добром здравии, дыхание чистое, свежее, как у школьника после первой бутылки пива… Ты все понял? Завтра рукой занимайся, а мы тут без тебя с преступностью справимся.

Большаков вернул телефонную трубку на место.

– Ты почему ко мне Астару не завел? – напустив на себя показную строгость, спросил он. – Что за дела такие: у меня по управлению колдунья разгуливает, всем печень лечит, а ко мне даже не заглянула? Будешь с ней встречаться, договорись, чтобы меня посмотрела. Дорого она берет?

Я обреченно вздохнул:

– Вас, Леонид Васильевич, она бесплатно осмотрит.

Пробыв весь день в начальственных кабинетах, я только к концу рабочего дня смог вернуться к себе. Проверив пару оперативных дел, я решил, что на сегодня – хватит! И стал собираться домой. Расправляя рубашку под пиджаком, я нащупал в кармане крохотный конвертик Астары.

«Она велела не раскрывать этот конверт на работе, так что в самый раз посмотреть, что в нем».

Я достал из конверта слайд, посмотрел его на свет. На слайде была запечатлена совершенно голой моя жена Лиза.

14

Первым моим желанием было рвануть домой и узнать у Лизы: что это? Когда сделана фотография? Почему я о ней ничего не знаю? Почему я, как дурак, пребываю в неведении о ее тайной жизни? Кто, черт возьми, фотографировал ее и сколько при этом присутствовало человек?

Вопросы сыпались, как горох из ведра, и с каждой минутой их становилось все больше и больше.

«Стоп! – скомандовал я сам себе. – Ты же профессионал. Нельзя поддаваться первому чувству. Успокойся. Рассмотри фотографию, быть может, это вовсе не Лиза, а девушка, сильно похожая на нее».

Не успел я успокоить себя, как сама собой вылезла подленькая мыслишка: «Зачем бы Астара давала слайд с изображением посторонней женщины? Не прячь, как страус, голову в песок. Это Лиза».

Я послал внутреннего советчика куда подальше, закурил, включил настольную лампу и стал внимательно рассматривать слайд на свет. На нем была изображена в обнаженном виде моя жена. Фотосъемка происходила на берегу реки или озера. На слайде был запечатлен тот момент, когда Лиза только-только входила в воду.

«Судя по фигуре, по ягодицам и по ногам – это Лиза. Лица отчетливо не видать, но прическа и профиль – ее. Слева, в двух шагах от Лизы, торчат из воды камыши. На дальнем фоне слева виден фрагмент горы и участок противоположного берега».

Место для фотосъемки, на мой взгляд, было выбрано неудачно: дно реки, на которой растут камыши, должно быть илистым, вязким. Ступать голой ногой на такое дно опасно – можно напороться на осколок стекла и серьезно поранить ногу.

«Она или не она? – в сотый раз подумал я. – Если она, то что делать? Плюнуть на все, выбросить слайд и сделать вид, что ничего не произошло? Это не вариант. Недомолвки – это путь к взаимному недоверию, а недоверие – это антипод любви. Между любящими друг друга супругами не должно быть никаких серьезных тайн. Безобидные маленькие секреты быть могут, и даже должны быть, а вот фотосъемка в обнаженном виде…»

В кабинет вошел Айдар. Увидев, что я занят, молча собрался и отправился домой.

«Композиция фотографии довольно безобидная. Обнаженная девушка на берегу одна. По отношению к зрителю она стоит спиной и немного боком. Самые интимные части тела скрыты. Обнаженная попа? Да это ерунда! Даже в пуританских отечественных фильмах проскальзывают кадры с голыми женщинами, снятыми со спины. Грудь видна? У Венеры Милосской обе груди видно, и ничего, стоит, никого не стесняется».

Я отложил слайд и попытался проанализировать возникшую ситуацию.

«Развитие нашей жизни идет синусоидально: сегодня ты весь в белом, а завтра можешь быть сброшен в зловонную яму и утонешь в ней, если не чтишь законы синусоиды. Коварная синусоида не терпит пассивности. Если ты оказался в яме, то надо немедленно выбираться из нее. Если споткнулся и упал, то тут же надо подняться, а не лежать на земле, потирая ушибленную ногу. Астара нанесла мне удар, но я его выдержал… Помнится, Лиза говорила: «Это космические силы испытывали ее семью на прочность». Стоп! Какие еще «космические силы»? Космос – это из другой арии, это – «Космогония», а не Астара. А чего хотела добиться жрица давно сгинувшей цивилизации?»

С первых дней знакомства я убедился, что у Лизы «говорящие» глаза. При желании в них можно было прочесть все: ее чувства, недосказанные слова, скрытые желания. Со временем я понял, что у Лизы не только глаза передают ее состояние, подчас губы были красноречивее и слов, и глаз. Когда Лиза обижалась, губы у нее начинали мелко подрагивать, а к глазам подступали слезы. Для меня это был самый невыносимый момент. В ее дрожащих губах я явственно читал: «Зачем ты так, любимый?» В этот момент я всегда чувствовал себя подлецом. Независимо от того, была права она в своей обиде или это мне стоило обижаться на нее, я всегда первым шел на примирение и старался загладить свою вину. Я готов был на все, только бы не слышать ее немой упрек: «Андрей, зачем ты так?»

«Без взаимных обид не бывает притирания, – подумал я. – Шероховатости семейной жизни можно сгладить только путем притирания, а это не что иное, как выяснение отношений. Астара хотела, чтобы я в первый раз взглянул на слайд дома. Она хотела, чтобы я в горячке бросился к Лизе с вопросами, чтобы у меня не было времени обдумать ситуацию. Нет, дорогуша! Я тебе такого удовольствия не доставлю. Даже если на фотографии Лиза, я скандалить не буду. В конце концов, на этой фотографии нет ничего предосудительного – она же не с голым негром лежит, а целомудренно и осторожно ступает в воду. Жарко же, лето! Отчего бы не освежиться в прохладной речной воде? Фотограф успел подсуетиться? Ну и фиг с ним. Пускай все завидуют, какая у меня стройная жена».

Положив слайд в карман, я поехал домой. Всю дорогу старался о нем не думать, но как не думать, если этот проклятый слайд жег мне грудь через рубашку? Он отравлял меня ядом недоверия. Я физически чувствовал в нем злую волю Астары.

«Если бы не моя холодная нордическая кровь и профессиональная выдержка, – подумал я, – то Астара сломала бы меня, как сухой прутик через колено. А еще ей, колдунье, не по зубам моя любовь к Лизе. Погоди, жрица, дай разобраться, что к чему, и я нанесу тебе ответный удар. Мстить своим врагам я умею».

У двери в квартиру я остановился, еще раз повторил про себя принятое решение: «Спокойствие, рассудительность, такт! Если на фотографии Лиза, то надо аккуратно расспросить ее об обстоятельствах съемки и корректно поинтересоваться: почему я о них ничего не знаю? С какой бы целью Лиза ни фотографировалась, поспешных выводов я делать не буду… А не поспешных?»

Я разозлился на самого себя:

«Не верь ты этой сволочи, Астаре! Не способна Лиза на предательство».

Я нажал дверной звонок.

– Любимая, привет! – Я чмокнул жену в щеку, разделся, прошел на кухню.

– Как у тебя дела на работе? – спросила она.

– О, я принес показать тебе одну забавную штучку. Смотри!

Лиза взяла слайд, посмотрела на свет.

– Обалдеть, как на меня похожа!

«Идиот! – подумал я про себя. – Мерзкая тварь попыталась облить твою жену грязью, а ты поверил? На кой бы черт Лизе голой сниматься?»

– Ты где взял этот слайд? – продолжая рассматривать его на свет, спросила Лиза.

– Астара сегодня вручила. Она у нас в управлении шоу чудес устраивала: кресты золотом рисовала, диагнозы на расстоянии ставила, а под конец подарила мне этот слайд.

– Обалдеть! – Лиза положила слайд на стол, внимательно посмотрела мне в глаза. – Андрюша, а что ты подумал, когда в первый раз посмотрел на эту фотографию?

– А ты что подумала, Лизонька? – съязвил я. – Вот и я то подумал. Ты же сама только что сказала, что эта девушка – твоя копия. Была бы большая фотография и другой ракурс, а тут – что хочешь, то и думай!

– Та-ак, – в голосе Лизы почувствовалась твердость застывающей на холоде расплавленной стали. – И что же ты решил делать, если это я, голая, у реки стою?

– А что такого-то? Ну, стоишь ты у реки, воду ногой пробуешь. Не с любовником же целуешься и не сидишь в чем мать родила на коленях у жирного барыги в притоне. Нормальная фотка. Будет что под старость лет вспомнить.

– Ты это серьезно говоришь? – с вызовом спросила она. – Честно скажи, что бы ты делал, если бы на фотографии была я?

– Клянусь тебе вечным полетом моей души к звездам, я бы хотел узнать одно: почему я об этой фотосессии ничего не знаю?

– И это все? – не поверила она. – И ты бы не стал выяснять отношения?

– А сейчас мы что делаем? Мы выясняем отношения и тычем пальцами в пустоту, обсуждаем то, чего не было. Я мог бы не показывать эту фотографию тебе, однако принес и показал. Я не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки…

– Значит, так, – не дала мне договорить Лиза. – Запоминай. Первое: на этой фотографии – не я. Второе. Ты – единственный мужчина, который видел меня в обнаженном виде. Третье. Я никогда не буду фотографироваться голой.

Она хотела сказать еще четвертое и пятое, но на сей раз я не дал ей договорить.

– Зря ты так про фотку! Я бы не отказался иметь твою эротическую фотографию в нашем семейном альбоме. Годы пройдут, мы постареем, а тут – такая свежесть и красота! Так бы и расцеловал и тебя, и этот слайд, и камыши бы у реки поцеловал.

Лиза улыбнулась, расслабилась, села рядом.

– Андрей, ты сколько раз говорил, что дома нельзя держать ничего предосудительного или незаконного? Придут с обыском и найдут фотографию, где я голая.

– Ну и что? Пусть завидуют. С твоей фигурой можно в неглиже сниматься. Что будем со слайдом делать?

– Я дарю тебе его. Что хочешь, то с ним и делай, но я бы не хотела, чтобы его еще кто-то видел. Я не собираюсь каждому встречному объяснять, что на фотографии – не я. Хотя… Честно тебе скажу, между мной и этой девушкой сходство просто поразительное.

– Лиза, фотка маленькая, девушка стоит вполоборота. Это на слайде у тебя с ней сходство, а если увеличить фотографию или посмотреть слайд через проектор, то кто его знает, какое там сходство будет.

– Зачем Астара дала тебе эту фотографию? – окончательно успокоившись, спросила супруга.

– Позволь мне задать вопрос, ответ на который я знаю. Лиза, ты нигде не переходила Астаре дорогу? Вспомни, не пересекались ли ваши пути?

– Я Астару в глаза не видела. Общих знакомых у нас нет.

– Тогда эта фотография – удар мне под дых. Астара хочет посмотреть, насколько я прочен внутри. Похоже, между мной и ею назревает конфликт. Ты, Лиза, мое самое уязвимое место. Меня ей не сломать, вот она и показывает, что если я перейду красную черту, то она отыграется на тебе.

– Не отыграется, – жестко заверила Лиза. – Если ты будешь со мной, мне никакая Астара не страшна.

Я сгреб жену в охапку, поцеловал ее и почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

– Ну, все, – высвободилась она. – Давай ужинать.

– Лиза, неудобно спрашивать. Я выпью рюмку? Мне надо снять стресс.

– Какой еще стресс? Ты же сам сказал, что спокойно воспринял «меня» на фотографии?

– Лиза! Я целый день с колдуньей по этажам ходил. Она на меня негативную энергию напускала. Я где-то читал, что лучше всего промывает энергетические потоки рюмка водки…

– Да ладно, выпей, только расскажи, что там у вас в управлении происходило?

Лиза достала из духовки противень с «мясом по-французски». Звучит красиво и благородно, но на самом деле в этом блюде ничего такого необычного нет. «Мясо по-французски» – это картофель, запеченный с кусочками мяса, смазанными сметаной и посыпанными тертым сыром. Блюдо, на мой взгляд, трудоемкое, зато любому столу оно придает праздничный вид.

– Дорогая, где ты только продукты умудряешься доставать? – восхищенно спросил я.

– На моем участке у троих детей родители в торговле работают. Приглашают иногда к открытию магазина.

– У нас в магазинах появилось мясо? – скептически спросил я.

– Кусочек свинины мне продала соседка по кабинету. У нее родственники в деревне. Андрей, не томи! Я вся сгораю от любопытства. Что там у вас Астара делала?

Я рассказал супруге и про Астару, и про излеченную руку Малышева, и про упавшую в обморок секретаршу.

– Лиза, скажи, почему у Лидии Анатольевны появились следы от золота, а у остальных женщин – нет? Мне кажется, у нее кожа не такая, как у всех.

– Андрей, само по себе золото следов не оставляет, но если им провести по коже, на которую был нанесен крем, то полосы могут появиться. При нарушении обмена веществ кожа может изменить свою кислотность и среагировать на соприкосновение с металлом. Я бы на месте вашей секретарши в обморок не падала, а сходила на прием к эндокринологу, проверила щитовидку. А у технички, говоришь, ничего не было?

– Надюша кремами не пользуется, винно-водочную профилактику организма проводит вовремя и регулярно. Чары колдуньи Астары бессильны против закаленной невзгодами женщины.

– Андрей, – намек о дополнительной порции обеззараживающего напитка Лиза пропустила мимо ушей, – Астара назначила тебе встречу ровно через неделю после твоего дня рождения? Откуда она узнала о дне рождения?

– Не велик секрет – узнать мои анкетные данные. То ли еще будет! Теперь у Астары в нашем управлении появятся два преданных агента. Девчонке из секретариата она снимет боли в печени, а Лидия Анатольевна – та руки у Астары целовать будет, лишь бы она с нее порчу сняла. Я бы намекнул Малышеву, чтобы он впредь поостерегся при Лидии Анатольевне о серьезных вещах говорить, так ведь не поймет! Личная секретарша – это почти член семьи, от нее секретов нет. Теперь все, что узнает Лидия Анатольевна, будет знать Астара.

15

В пятницу я решил отложить все служебные дела на потом и заняться связкой Астара—Лиза. Ключ к пониманию этой связки был в слайде, подаренном мне «ассирийской жрицей». Слайд не возник на пустом месте. Его, как минимум, надо было иметь. Пустив слайд в дело, Астара недвусмысленно предупредила меня: «Не суйся, куда не просят! Если не остановишься – будет хуже». Угрозу, содержащуюся в ее предупреждении, я понял, а вот сущность предупреждения – нет. Куда мне не стоило соваться, если в отношении Астары я не предпринимал никаких действий? До получения мной фотографии обнаженной Лизы мои пути с Астарой не пересекались, и враждовать нам было не из-за чего.

«Я упустил момент, когда пересек «красную черту», – размышлял я. – Что-то в моих действиях встревожило жрицу, и она решила нанести упреждающий удар. Между нами сложилась забавная ситуация, похожая на несогласованный футбольный матч. Астара вышла на поле, услышала свисток судьи и побежала с мячом к моим воротам, а я в это время сижу в раздевалке, зашнуровываю бутсы. Когда начался этот странный матч? Скорее всего, в воскресенье, в кабинете у Кононенко».

Сославшись на срочную встречу с агентом, я покинул управление и поехал к Макару Петровичу на работу. Для профилактики по дороге я перестраховался: пешком прошел наискось два квартала, из автобуса вышел в самый последний момент, когда двери в салон стали закрываться. Команду профессиональных «топтунов» мои ухищрения со следа не собьют, а вот дилетант-одиночка останется с носом. Если Астара взяла мою семью под наблюдение, то определенная осторожность не помешает.

В психиатрической клинике, где работал Кононенко, выздоравливающих пациентов вывели на хозяйственные работы. Мужчины граблями собирали опавшие листья в кучи, женщины мели дорожки. Кое-где кучи уже успели поджечь, но опавшая листва плохо разгоралась и дымила, вызывая у больных неподдельный восторг.

– Маня, иди сюда! – закричал в сторону женщин худющий мужик в больничном халате. – Я тебя, как ведьму, сожгу!

Маня, подвижная старушка в платочке, ответила ему отборным матом. Санитар, присматривающий за хозработами, рыкнул на больных, и они занялись каждый своим делом.

Макар Петрович работал в своем кабинете. Увидев меня, Кононенко несказанно удивился:

– Какими судьбами? В выходные же договаривались встретиться.

– Возникла необходимость в срочной консультации, – ответил я. – Что вы скажете по этому поводу?

Я протянул Кононенко слайд. Он аккуратно, двумя пальцами, взял его, посмотрел на свет.

– Это Лизка, что ли? – нахмурившись, спросил он.

– Нет, Макар Петрович. Моя жена в голом виде не фотографируется. Это другая девушка.

– А похожа-то как! Вылитая Елизавета, на первый взгляд не отличишь.

«Если бы кто-то послушал Кононенко со стороны, то решил бы, что дядя прекрасно знает, как выглядит его племянница в голом виде. Вот так и рождаются слухи. Одно случайно сорвавшееся с языка слово способно перевернуть все с ног на голову».

– Откуда у тебя этот слайд? – спросил Макар Петрович.

– Астара подарила.

– Серьезно? А зачем?

– Понятия не имею. Я пришел к вам посоветоваться и вместе решить: что может означать этот снимок?

Кононенко подумал минуту, еще раз посмотрел квадратик с пленкой на свет и сказал:

– Давай вначале попробуем разобраться, что эта фотография собой представляет. У нас лечится известный фотохудожник Щелканов. Я предлагаю привлечь его в качестве эксперта. Он же все равно не знает, кто эта девушка… Тьфу, черт! – выругался Кононенко. – Не подумай ничего плохого, я про Лизу так не думаю…

– Макар Петрович, – перебил я, – у вас в больнице есть диапроектор? Я хочу посмотреть этот слайд в увеличенном виде.

– Пошли в учебный класс! – предложил он.

Мы спустились на второй этаж. По пути Кононенко распорядился привести больного Щелканова из наркологического отделения.

– Ты никогда не слышал про него? – поинтересовался Макар Петрович. – Щелканов – признанный мастер в своих кругах. Ему доверяли вести фоторепортажи с профсоюзных съездов и пленумов обкома партии, но его конек – это постановочные фото: субботники, слеты передовиков производства, комсомольско-молодежные безалкогольные свадьбы. Как независимый фотограф, Щелканов много работал на себя: съемки в ЗАГСе, похороны, именины.

Макар Петрович прервался, поздоровался с группой врачей в коридоре. Когда мы прошли мимо них, я попытался закончить его мысль:

– Со Щелкановым произошел несчастный случай на производстве? Спился на рабочем месте? Рюмка там, рюмка здесь – к вечеру на рогах?

– Ничего подобного! Щелканов не просто фотограф. Он – фотохудожник, личность творческая, увлекающаяся. У нас в наркологическом отделении полно таких. На определенном этапе люди искусства попадают в творческий тупик и начинают искать вдохновение в спиртном. Поначалу водка открывает перед ними новые горизонты, а потом наступает застой, депрессия и, как закономерный итог, делирий, именуемый в простонародье «белой горячкой». Вчера одного местного поэта выписали. Полгода у нас лечился, все никак не могли из депрессивного состояния вывести, два раза из петли вынимали…

Мы подошли к учебному классу, где практикующие врачи проводят занятия со студентами-медиками. Дежурный санитар открыл нам дверь. Мы вошли. Макар Петрович продолжил:

– Так вот, лечили мы его, лечили, а все зря! Скоро опять к нам попадет – стишки его на злобу дня уже никому не нужны, а про любовь и дождик за окном он писать не умеет. В жестокое время мы живем, Андрей! Крушение идеалов только начинает собирать свои жертвы. Дальше будет еще хуже.

Кононенко настроил диапроектор, вставил слайд, выключил свет. На белом экране появилось увеличенное фото обнаженной девушки.

– Не она! – одновременно сказали мы.

При большом увеличении черты лица у девушки изменились, и она потеряла свое поразительное сходство с Лизой.

В двери постучались, и санитар впустил невысокого худого мужчину в больничной пижаме.

– Звали, Макар Петрович? – заискивающим тоном спросил он. – Фотографии рассматриваете? Хорошее дело. Пейзаж красивый, модель интересная.

– Вениамин Калистратович, что ты можешь рассказать об этом снимке? – спросил Кононенко.

– Хороший снимок, – уклончиво ответил Щелканов, – только мутноватый. Я на нем ничего рассмотреть не могу. Вот если бы разок цигаркой затянуться, тогда бы в глазах прояснилось, а так – муть одна. Крупнозернистость. Отсутствие четкого изображения.

– Зоя Александровна если учует, что от тебя табаком прет, то мне втык сделает. Как я ей объясню, что ты в моем присутствии больничный режим нарушаешь? Вам, алкоголикам, до окончания лечения курить нельзя.

– Макар Петрович, – оживился фотограф, – то алкоголикам курить нельзя, а я так, мелкий пьяница. Я до настоящего алкоголика еще не дорос. Споткнулся раз в жизни – с кем не бывает? Меня одна сигаретка с толку не собьет. Я уверенно встал на путь выздоровления и здорового образа жизни. Если Зоя Александровна станет вопросы задавать, я скажу, что дымом пропитался, когда листья во дворе жгли.

– Черт с тобой! – разрешил Кононенко. – Но смотри, если влетишь…

– Еще ни разу не влетал и в этот раз не попадусь, – не то проболтался, не то похвалился фотохудожник.

Он взял у Кононенко сигарету, выкурил ее до половины, тщательно затушил и спрятал окурок в носок: «На вечер оставлю».

– Что вам рассказать про этот снимок? – повеселев, спросил он. – Дерьмо это, а не кадр! Пейзаж замызганный, модель обшарпанная, экспозиция обрезанная.

– Но, но, – не удержавшись, запротестовал я, – с чего это модель обшарпанной стала?

– Посмотрите сами! – Щелканов подошел к снимку на стене. – Корма не соответствует фасаду: у этой модели лицо тридцатилетней женщины, а попа – как у восьмиклассницы. Не девчонка, не старушка, а неведома зверушка… Начинающие фотографы, когда потоком гонят халтуру, не учитывают, что в кадре пропорции обнаженного тела изменяются: иногда мельчают, а иногда вызывающе увеличиваются в самых неподходящих местах. У этой модели попа мелковата для ее возраста.

– По-моему, в самый раз! – возразил я.

Кононенко, оценив комичность ситуации, отвернулся, чтобы не рассмеяться. «Это же не Лиза! – говорила мне его поза. – Чего ты в пузырь полез, заступаешься неизвестно за кого?»

– Вы замечали, как добиваются гармонии на эротических фотоснимках? – стал поучать меня маститый художник. – Женщины-фотомодели всегда снимаются в туфлях на высоком каблуке. Это не прихоть режиссера съемки, а закон жанра. Туфли на высоком каблуке оптически удлиняют ноги модели. Чтобы женская грудь на фотографии выглядела привлекательной, она должна быть не меньше четвертого размера, иначе в кадре грудь не будет смотреться. Этой девушке у реки не хватает приятного изгиба ягодиц, и в кадре она получилась худосочной, неаппетитной. Модель в стиле «ню» снимать всегда очень трудно. Сама по себе обнаженная женщина не интересна зрителю. В ее образе должна присутствовать загадка, недосказанность. Короткая юбка на стройной девушке всегда будет выглядеть эротичнее, чем откровенно снятый голый зад. Фотография обнаженной женщины – это посыл, цель которого – вызывать сексуальные фантазии у мужчины.

Щелканов еще раз критически осмотрел отображение слайда на экране и продолжил:

– На данном снимке мы видим только половину фотографии. Для изготовления слайда вторую половину обрезали. По своему опыту я могу сказать, что на ней остался либо средневековый замок на горе, либо фрагмент дороги с роскошным автомобилем. При совмещении в единую композицию обнаженной девушки и старинного замка у зрителя возникает вопрос: «Какая эпоха запечатлена на снимке? Быть может, это времена рыцарей-крестоносцев?» Если на дороге будет стоять автомобиль, а около него – мужчины представительного вида, то зритель задастся вопросом: «Видят ли мужчины девушку? Понравилась ли она им?» Вопросы, возникающие при просмотре фотографии – это та недосказанность, которую жаждет получить зритель. Это интрига, это сладкий вкус потаенных фантазий, идеальное сочетание картинки, тела и действия. Без перчинки и изюминки любые, даже самые распрекрасные модели смотрятся как обычные голые бабы в общественной бане.

Фотохудожник замолчал на полуслове, внимательно посмотрел на меня. Я кивком головы ответил: «Получишь». Кононенко, заметив наш немой диалог, не стал вмешиваться и отвернулся к окну. Я достал из пачки сигарету, положил на стол рядом с собой. Щелканов ловко смахнул ее и спрятал в трусы.

– Что вы еще можете рассказать про эту фотографию? – спросил я.

– Такую псевдоэротику сейчас пачками штампуют в Прибалтике и Польше, – ответил эксперт. – Слайды продаются сериями по сто фотографий в каждом выпуске.

– То есть, – заинтересовался я, – этот снимок один из ста?

– Конечно! – согласился фотохудожник. – В начале фотосессии модель, полностью одетая, фотографируется в студии. Потом она выезжает на природу, и начинается покадровый стриптиз – каждую вещь с себя она снимает отдельно, иногда в два-три приема. Обнажившись, девушка принимает заманчивые позы, как бы любуется своим телом, поддразнивает зрителя. Окончание фотосъемки – это кадры, где модель вписывается в художественный ландшафт. Замок, роскошный автомобиль, подглядывающий из-за кустов невинный юноша…

«Вот ведь сукин сын! – раздраженно подумал я. – Он нам целый час лекцию по фотоискусству читал, а мог бы в двух словах все разъяснить. Одна фотография из ста! Немудрено, что Астара подобрала подходящий кадр».

Вызванный санитар увел Щелканова в корпус, а мы вернулись в кабинет Кононенко.

– Вот видишь, Андрей, как все разрешилось! – сказал Макар Петрович, усаживаясь за письменный стол. – Признайся, был щекотливый момент, когда ты в первый раз взглянул на слайд? У меня так внутри все замерло. Я в порядочности Лизы никогда не сомневался, но тут кто хочешь «на измену» попадет.

– Вообще-то я приехал поговорить не о слайде, а об Астаре. Откуда она узнала про меня и про Лизу? До вчерашнего дня мы нигде не пересекались… Макар Петрович, в прошлое воскресенье мы обсуждали две темы: «магические» способности Астары и маньяка. Наш разговор дошел до жрицы, и она решила припугнуть меня слайдом. Что ее всполошило? Маньяк? Не думаю. Я не вижу никакой связи между маньяком-имитатором и Астарой. Остается мое любопытство, которое Астара восприняла в штыки. Макар Петрович, кому вы рассказывали о нашем разговоре?

– Надеюсь, меня ты ни в чем не подозреваешь? – посерьезнев, спросил Кононенко.

– Макар Петрович! Я понятия не имею, с чего бы это Астара взбесилась на ровном месте. Если бы она угрожала только мне, то я плевал бы на ее угрозы. Скажу откровенно, лидер «Общества исходного пути» – мой друг. Если я попрошу о помощи, то его боевики разнесут логово Астары по кирпичикам. За себя я не боюсь, а вот по Лизе она может нанести удар… Я хочу разобраться, где причина, а где следствие. Я никого ни в чем не подозреваю, но есть слайд, есть Астара, есть я, есть Лиза. Что-то нас всех связывает в единую цепочку, и я хочу понять: чего Астара боится?

– Пойдем по порядку, – Кононенко достал лист бумаги, начертил на нем круг. – Это я. В воскресенье я, естественно, рассказал о нашей беседе жене и Перфилову. Мою супругу ни Астара, ни маньяк не заинтересовали, а вот Юра, Юра… Говорил ли я ему про Астару? Скорее всего, сказал… Или нет? Андрей, я пригласил Перфилова проконсультировать тебя о серийных насильниках. Если в разговоре с ним упомянул Астару, то только так, вскользь.

От окружности «я» Кононенко вывел два лучика, которые назвал «жена» и «Перфилов».

– Едем дальше, – он нарисовал еще два лучика. – Это мои коллеги: доктор Гительман и Виктория Витальевна Тарунова. В понедельник я разговаривал с ними про маньяка и упомянул тебя. Все, больше я ни с кем ни об Астаре, ни о насильнике не говорил.

– Перфилов не общается с Астарой? Они ведь одно поле окучивают.

– Юра Астаре руки не подаст, но у него в кровати через день да каждый день новая любовница. О чем он с ними щебечет, я не знаю.

– Как у него сил на всех хватает? Не молодой же, пятьдесят пять лет.

– Но, но! – засмеялся Кононенко. – Не надо о возрасте!

– Прошу прощения – ляпнул, не подумав.

– Что будем делать с Перфиловым? – серьезно спросил Кононенко. – Отменим встречу до выяснения обстановки?

– Ни в коем случае! В воскресенье ждите нас с Лизой в гости. Повестку дня не меняем: маньяк, маньяк и еще раз маньяк.

16

В субботу мы с Лизой решили заняться домашними делами: она взялась за уборку квартиры, а я пошел в магазин. В гастрономе, сам того не желая, я встал в огромную очередь за колбасой по 2 руб. 20 коп., протолкался в ней почти полчаса и получил заветный кусочек, обернутый в грубую серую бумагу. Очередь за сметаной и яйцами была поменьше, но у самого прилавка сметана закончилась, и мне пришлось довольствоваться только десятком яиц, одно из которых оказалось треснутым. Я попросил продавщицу заменить бракованное яйцо, но толпа позади меня единодушно возмутилась: «Бери, что дают, не задерживай очередь!» Спорить с решительно настроенными массами трудящихся бесполезно. Переложив поврежденное яйцо поверх всех покупок, я покинул магазин.

На обратном пути я решил купить сигареты в киоске «Союзпечать».

– «Родопи» есть? – спросил я киоскершу.

– Один «Космос» остался. Будете брать?

Я в знак согласия кивнул головой. Киоскерша достала с витрины выцветшую на солнце пачку, протянула мне.

– Посвежее ничего нет? – недовольно спросил я.

Киоскерша приблизилась к стеклу и громко, чтобы я хорошо расслышал ее, сказала:

– Вообще ничего больше нет! Ни папирос, ни сигарет. Всю неделю завоза не было.

– Ничего, в понедельник завезут, – оптимистично заверил я. – С табаком и хлебом они играть не будут. Водка может опять исчезнуть, а сигареты – никогда!

Киоскерша пожала плечами: «Как знать! По нынешним временам всякое может случиться».

Для интереса я сделал крюк и в другом киоске купил две последние пачки «Опала».

– Вам тоже на неделе курево не завозили? – спросил я.

– Остатки распродаем, – подтвердила продавщица.

Размышляя об особенностях плановой экономики, я подошел к дому. У подъезда меня дожидался «уазик» дежурной части.

– Ты за мной приехал? – спросил я водителя. – Что случилось в нашем королевстве?

– Убийство, что еще может у нас произойти, – равнодушно ответил водитель.

– Погоди, убийство убийством, а при чем здесь я? Сегодня Клементьев ответственный по УВД, ему и выезжать… Или он того, не совсем работоспособен?

– Геннадий Александрович в норме. Он уже на месте. За вами просил Далайханов приехать.

«А вот это уже серьезно, – подумал я. – Айдар меня просто так в субботу на происшествие дергать не будет».

Я забежал домой, оставил покупки и поехал на другой конец города.

Местом происшествия было недостроенное четырехэтажное двухподъездное здание в спальном районе на окраине города. Айдар ждал меня на улице, возле сваленных в кучу железобетонных блоков.

– Где Клементьев? – поздоровавшись, спросил я.

– На втором этаже, прокурорского следователя дожидается.

– Зачем позвал?

– Помнишь, когда мы работали в Кировском РОВД, у нас на участке был «Зуб дракона»?

– Недостроенное здание около городской свалки? Конечно, помню. По моей инициативе в нем пункт наблюдения за цыганским табором устанавливали.

– Пошли наверх, кое-что покажу.

Вслед за Айдаром я поднялся на второй этаж, поприветствовал Клементьева, мельком глянул на залитый кровью женский труп.

– Личность установили? – для проформы спросил я.

– Бичевка[29] местная. Кличка – Дунька-кладовщица. Фамилию пока не знаем. – Клементьев выщелкнул из пачки сигарету, сунул ее в уголок губ, но прикуривать не стал. – Андрей Николаевич, открой секрет: как ты тут очутился? Ехал мимо и решил заглянуть на огонек?

Я пробурчал в ответ что-то неразборчивое и пошел на третий этаж. У входа в пустую комнату Далайханов остановил меня.

– Труп видел? Вся спина ножом истыкана, места живого нет. Убийца после такой «работы» должен быть весь в крови. Если дело происходило в светлое время суток, то выйти на улицу он не мог.

Отстранив Айдара, я вошел в пустую комнату. Пол в помещении был истоптан, у окна темнело бурое пятно, рядом с ним чернели лучинки обгоревших спичек, в дальнем углу валялся свежий окурок.

– Смотри: вот это – раз, – Далайханов показал на фрагмент отпечатка кроссовки «Адидас» на пыльном полу. – А вот это – два!

Немного в стороне от окна лежали три выпотрошенные сигаретки.

– Я думаю, дело было так, – начал реконструировать события Айдар. – Он завел потерпевшую на второй этаж, приказал ей лечь на пол, стал насиловать, но потом внезапно передумал и убил ее в припадке ярости. Встал, успокоился, пришел в чувство. На улице день, идти ему некуда. Он поднялся на третий этаж и стал дожидаться темноты. По своему обычаю накрошил табаку, чтобы собаки след не взяли.

Я опустился на корточки, попробовал спичкой краешек следа. Пыль на полу была мягкой, не окаменевшей. Спичка без труда ворошила пылинки, при желании на полу можно было написать короткое и емкое слово из трех букв. Наш начальник курса в школе милиции, если замечал пыль в казарме, то всегда выводил на ней это слово.

– Что ты думаешь? – нетерпеливо спросил Айдар.

– Наш человек будет носить кроссовки «Адидас», пока они не развалятся.

– А если серьезно?

– По всем признакам, это он, имитатор. Здесь у него все пошло кувырком, и он пустил в дело нож. По моим прогнозам, он должен был слегка придушить жертву, а получилось море крови. Имитатор – насильник опытный, а вот от вида крови у него крышу снесло, и он немного наследил. Ты окурки под окнами не смотрел? Имитатор нервничал, много курил.

– Нет там окурков, он все с собой унес. Посмотри на подоконник, он весь в следах от затушенных сигарет: он курил, тушил окурки и складывал их в карман. Последнюю сигарету он закурил, когда уже успокоился, забылся на минуту, отбросил ее в угол, но в темноте искать не стал.

Я подошел к окну. С высоты третьего этажа открывался унылый пейзаж: пустырь, кое-где – просевшие кучи строительного мусора, вдалеке – жиденькая березовая рощица. Жилой микрорайон располагался с другой стороны здания.

– Кто обнаружил убитую? – спросил я.

– По ноль-два позвонила неизвестная женщина и сказала искаженным голосом, где искать труп. Дежурный отправил машину вневедомственной охраны, они нашли тело. Я пытался найти еще одни женские следы, но ничего не нашел. Второй женщины здесь не было.

– Случайный прохожий сюда не зайдет, а если забежит облегчиться, то выше первого этажа подниматься не станет. У нашего имитатора появилась сообщница или это он так исказил голос?

– Дежурный божится, что звонила женщина, а не ребенок и не писклявый мужик.

– Куда он отсюда мог пойти? Ай, чего сейчас гадать! Пошли посмотрим на покойницу. Судя по шуму у подъезда, прокурорский следователь приехал.

Следователю прокуратуры было лет двадцать пять, он только начинал работать. Весь его следственный опыт состоял из нескольких несложных уголовных дел и отказных материалов. Услышав от оперативников, что потерпевшую звали Дунька-кладовщица, следователь распорядился:

– Надо проверить ее связи по последнему месту работы. Кладовщица. У нее могла быть недостача на складе, растрата. Версию со складом надо обязательно отработать. Так, что тут у нас?

Следователь подошел к трупу, поморщился от вида искромсанной спины.

– Товарищ следователь, – вкрадчиво обратился к прокурорскому работнику Клементьев, – версия со складом заслуживает проверки, но я хотел бы обратить ваше внимание на одно обстоятельство: на потерпевшей нет трусов. Они валяются вон там, в углу. Мне кажется, что…

– Да, да, – охотно согласился следователь. – Версию с убийством для сокрытия изнасилования мы тоже проверим, но и недостачу на складе надо отработать в первую очередь.

Клементьев так, чтобы следователь не видел, покрутил пальцем у виска. Я жестом показал Геннадию Александровичу: «Что поделать! У них теперь одна желторотая молодежь осталась».

В последнее время следственные органы прокуратуры стали испытывать самый настоящий кадровый голод. Опытные следователи массово увольнялись и шли работать судьями, адвокатами, юристами на крупные предприятия. Работа следователя перестала быть престижной, нарастающие рыночные отношения сдули с нее ореол романтики и обнажили трудности и недостатки, на которые раньше никто не обращал внимания: ненормированный рабочий день, низкая зарплата, опасная «клиентура». Это раньше слово следователя было законом, а сейчас любой авторитетный урка мог заявить на допросе: «Но, но, полегче! У тебя ребенок в двенадцатый детский сад ходит? Хороший мальчик, я видел его на фотографии». Какая принципиальность может быть после таких угроз? Кому нужна такая работа? Своя семья дороже государственных интересов.

Дыры в кадровом составе прокуратура закрывала молодежью. Выпускников юридических институтов брали на работу без проверки. Продержится год – будет работать, сломается – нового найдем.

– Здесь нет никакого стула? – осмотревшись по сторонам, спросил следователь. – Придется стоя писать.

Он достал из чемоданчика-дипломата бланк осмотра трупа и стал заполнять его под диктовку судебного медика: «На поверхности спины трупа обнаружено пятнадцать колото-резаных ранений. Первая рана располагается…»

Мы с Айдаром незаметно выскользнули из помещения и поднялись на верхний этаж, откуда открывался отличный вид на окраину города.

– После убийства у имитатора было два пути, – сказал Далайханов, – или в рощу, или в город.

– Что ему в роще делать? – усомнился я.

– Постирает в ручье вещи, отожмет, просушит и пойдет домой.

– Нет, Айдар. Не будет он ночью на холоде вещи стирать. Я бы на его месте выбросил окровавленную куртку и мелкими перебежками, через пустыри и подворотни, пошел к дому. Знать бы, в каком районе он живет! Все нападения в разных местах.

– Два раза в сквере, – напомнил Айдар.

– Случайность. Совпадение… Надо прочесывать все поле от места убийства и до рощи. В окровавленной куртке он в город не пойдет. Он должен где-то здесь ее выбросить.

Покинув следователя, к нам поднялся Клементьев.

– Андрей, – сказал он, – хочешь, дам прогноз? Никто не разрешит тебе объединить в одно производство это убийство и остальные нападения на женщин. До тебя сюда приезжал прокурор города. Он мне прямо сказал: «Если на трупе нет следов изнасилования, то забудьте о маньяке».

– Геннадий Александрович, я не собираюсь биться лбом о стену. Это в книжках герои-одиночки добиваются правды, а у нас – как решит начальник, так и будет. Система! Не я ее придумал, не мне ее ломать.

Внизу раздались громкие голоса, кто-то искал нас. Клементьев вышел на лестничную клетку, крикнул вниз, подсказал, где мы находимся. На его голос к нам поднялся запыхавшийся оперуполномоченный Зиннер.

– Тьфу ты, мать его! – отплевываясь, сказал он. – Осень на дворе, а мне муха в рот залетела. Не пойму, проглотил ее или выплюнул.

– Если сожрал муху, то сегодня можешь не обедать, – с насмешкой сказал Клементьев. – Сибирская муха калорийней московской котлеты. Ты чего прибежал? Я тебя посылал вдоль канавы пройтись, следы посмотреть.

– Короче, там, вот так…

Зиннер стал носком ботинка рисовать на пыли схему. Айдар запротестовал:

– Ты что делаешь, эту площадку еще не осматривали!

– Рисуй дальше, – разрешил я. – Мы уже здесь все затоптали.

– Я нашел телефон, с которого убийца звонил! – торжественно объявил Зиннер.

– Он там свой автограф оставил? – не поверил ему Клементьев.

– Я, как Чингачгук[30], пошел по следу, – стал рассказывать опер. – У канавы убийца не наследил, а вот там, где он через нее перепрыгнул, на куске бетона осталась капля крови. С одежды слетела при приземлении. Я прикинул, куда он с этого места мог пойти, и увидел телефонную будку. Внутри будки есть мазки крови. Он, пока звонил, крутился в ней и стекла кровью измазал, а ночь же была, освещения нет…

Мы не стали дослушивать историю новоявленного следопыта и велели отвести нас к телефону.

– Чудны дела твои, Господи! – сказал Клементьев, убедившись в наличии следов крови в телефонной будке. – У нашего убийцы сообщник есть! Мы-то думали, что он – маньяк-одиночка, а у него какая-то баба на прикрытии стоит. Наш «дружок» дождался наступления полной темноты и позвонил ей.

– Он даже куртку снимать не стал, – показал я на характерные бурые мазки на стекле.

Клементьев двумя пальцами снял телефонную трубку, внимательно осмотрел ее поверхность.

– Пальчиков нет! Все следы стерты.

– Больше ты никаких следов не нашел? – спросил я у Зиннера.

– Я же не ищейка, по запаху следы искать, – обиделся опер. – Что нашел, то нашел.

– Хреновый из тебя Чингачгук, – поддел подчиненного Клементьев. – Надо тебя почаще дежурить ставить, а то останешься бледнолицым нытиком: «Я не собака, чтобы следы за версту чуять!»

С места происшествия Клементьев подбросил меня до городского УВД. В управлении он пошел докладывать Большакову о результатах работы на месте убийства, а я на карте города отметил очередную точку, где было совершено нападение. Через час в УВД привезли свидетелей – друзей-приятелей Дуньки-кладовщицы. Я зашел в соседний кабинет послушать их показания.

– Короче, дело было так, – рассказывал Геннадию Александровичу беззубый потрепанный мужик. – В половине седьмого, перед закрытием магазина, мы скинулись на пузырь. Взяли ноль-семь бормотухи, распили на пятерых. Кто пил, называть? Значит, я, Дунька, Вася Шапошников, Коля с пятого дома и Хромой. Как Хромого звать, не знаю, он приблудный, не с нашего района. Когда у него деньги есть, захаживает к нам, а так, кто он и чем занимается – я не знаю.

– Ближе к теме, – перебил его Клементьев.

– Мы, всей толпой, зашли в детский садик и там, на веранде, распили пузырь из горла. Понятно дело, что мало, а денег ни у кого больше нет. Тут появился этот ухарь. Он через ограду Дуньку к себе подозвал и о чем-то с ней пошептался. Она вернулась к нам и говорит: «Я схожу ненадолго, вернусь с червонцем». Мы прикинули: чирик – это две бутылки «Агдама», на всех хватит, а если магазин к тому времени закроется, то можно на «яме» бутылку взять.

– «Яма» – это квартира, на которой после закрытия магазинов спиртным торгуют? – уточнил Геннадий Александрович.

– Она, родимая! Три «ямы» в округе работают, у них всегда вино есть. Как с водкой – не знаю, у нас на водку денег никогда нет, а вино – в любое время дня и ночи…

– Дальше! – приказал Клементьев.

– Короче, он повел Дуньку на стройку, а мы – следом, но так, чтобы они нас не заметили. Хромого мы в садике оставили, Коля домой пошел, а я с Шапошниковым – за ними. Я Васе говорю: «Этот чувак, наверное, только что из зоны освободился. Жмет его! Дуньке цена – три копейки в базарный день, а он десятку дает». Вася отвечает: «Если у него давно бабы не было, то Дунька с минуты на минуту освободится. Зэковское дело оно такое, скоротечное».

Свидетель перевел дух и продолжил:

– Он завел Дуньку на стройку, а мы у трансформаторной будки присели, ждем, когда она с деньгами выйдет. Дунька, она ведь, тварь такая, кинуть может. Он с ней расплатится, а она нам соврет, что вместо денег ей тумаков выписали.

– Погоди, – остановил рассказчика Геннадий Александрович. – Дунька что, не в первый раз за деньги снимается? Сам же говоришь, что она вся потасканная и замызганная. Кто на грязнулю позарится?

Мужик показал пальцем на свои губы.

– Мастерски делала! – пояснил он. – Она, как работать бросила, решила телом торговать, а товарного-то вида нет, вот она и приспособилась по-заграничному мужиков ублажать. Тариф – трешка. Если с похмелья болеет, то за рубль согласится. Пацанчиков с ПТУ за пятерку обслуживала, а бывало так, что залетный фраер нарисуется: с того – червончик. Залетные, они ведь всегда спешат и всегда при деньгах, отчего бы хорошую сумму не выставить?

– Сколько ей лет было? – спросил я.

– Я в ее паспорт не заглядывал, – развязным тоном ответил свидетель, – а так, по разговорам, молодая еще – лет тридцать пять – сорок. У нее ребенок был, но его в детдом забрали. А квартира у нее своя, она с матерью живет. Я раз был у нее…

– Дальше! – оборвал не имеющие к делу воспоминания Клементьев.

– Чего дальше? Мы сидим, время идет, со стройки никто не выходит. Темнеть стало. Я говорю: «Вася, пошли посмотрим, что там. Чует мое сердце, кинула нас эта крыса, через окно с другой стороны дома выпрыгнула». Мы еще немного подождали и пошли. Вася мне по пути говорит: «Хрен с ним, пускай она от нас сбежала, а мужик-то куда делся? Ему-то зачем в окно выпрыгивать?» Пришли, значит, постояли у подъезда. Никого. Тишина. Мы позвали Дуньку, никто не отзывается. Пошли искать по этажам… и нашли. Убитую.

– Почему в милицию не сообщили? – строго спросил Геннадий Александрович.

– Вася говорит: «Нам от этого дела лучше подальше держаться, а то менты никого искать не станут и на нас убийство повесят». Мы к ней, к мертвой, даже близко не подходили. Как глянули: мать честная, да там все в крови, словно свинью резали, – так и ушли. Я все, что видел, то и рассказал.

– Как выглядел мужчина, с которым Дунька ушла?

– На него похож, – указал на меня свидетель. – Ростом, может, немного повыше… Хотя нет, он.

Клементьев удовлетворенно хмыкнул:

– Андрей Николаевич, ты, между делом, набросай объяснение, чем вчера вечером занимался. Свидетель зря говорить не будет.

Я внимательно посмотрел на дружка убитой Дуньки, сходил к себе в кабинет и вернулся с фотографией.

– Смотри сюда! – велел я свидетелю. – Этого мужика узнаешь?

– Он, он! – обрадовался очевидец. – Точно, он! Я с вами, гражданин начальник, немного промахнулся, а вот этот фраер – это точно он. Взгляд у него такой злодейский и ухмылочка, не дай бог второй раз увидеть! Как вспомню, так вздрогну. Это он Дуньку-кладовщицу вчера на стройку увел. Душегуб, кровопийца!

– Дай-ка я посмотрю, что там у тебя, – попросил Клементьев.

Он взял фотографию, мельком глянул на изображение, перевернул на оборотную сторону и прочитал:

– «Л.В. Большаков на субботнике. Весна, 1972 год». Откуда это у тебя?

– Стенгазету в прошлом году ко Дню милиции делали. Эта фотка лишняя была, я ее на память оставил.

– Что, опять я не того опознал? – извиняющимся тоном спросил свидетель. – Память у меня совсем никудышная стала. Портвейн проклятый всему виной. А кто этот, на фотографии? Бандит какой, в розыске? Лицо у него нехорошее, жестокое.

– Ты с какого расстояния убийцу видел? – спросил я.

– Метров пятнадцать, наверное. Замерить же можно! – оживился свидетель. – Я же помню, на какой веранде мы пили. Песочница, детская горка, а потом забор. Кусты растут. Он из-за кустов Дуньку позвал.

– Я поехал, у меня сегодня выходной, – объявил я.

Клементьев вышел за мной следом.

– Проклятый алкоголик, ничего толком не помнит, – сказал он. – С фоткой у тебя здорово получилось. Представляю лицо свидетеля, если бы Большаков к нам зашел… Ты, Андрей, чего такой мрачный стал?

– Имитатору фантастически везет. Никто его примет назвать не может. Безликий призрак, фантом. Когда попадется, как опознавать будем?

– Как всегда, – улыбнулся Клементьев. – Наши алкаши, если их правильно настроить, кого хочешь опознают: хоть тебя, хоть меня.

На лестнице сверху раздались тяжелые шаги. В коридор заглянул Большаков.

– Чего вы здесь шепчетесь, как два заговорщика? Свидетеля разговорили? Андрей Николаевич, я в твою сторону поехал, могу подвезти.

– Еду, еду! – обрадовался я. – В субботу после обеда транспорта не дождешься, а с вами я мигом домчусь.

В «Волге» начальника УВД я откинулся на заднем сиденье, прикрыл глаза.

– Что задумался? – спросил меня Леонид Васильевич.

– Хочу представить себя на месте имитатора. Сумерки. Он стоит у окна, внизу труп, в руке нож, а на улице два мужика свою подружку ищут…

– Вашим алкашам надо свечку в церкви поставить. Поднялись бы они к нему на этаж – там бы и остались. Кто раз кровь пролил, тот второй раз о цене человеческой жизни не задумывается. Был у меня случай, году так в 1969-м. Андрей Николаевич, ты что в 1969 году делал?

– В начальную школу ходил, – неохотно ответил я.

– Сам к тому времени нос вытирать научился?

– О, в то время я уже многое умел! Я знал, как пишется и что означает слово из трех букв. Сказать его вслух я бы никогда не решился, но слово-то знал! А еще я вырывал листы с плохими отметками из дневника и учился подделывать подпись классного руководителя. Первые опыты по подделке подписи были неудачными, но к концу третьего класса я уже интуитивно понял, что при копировании чужой подписи надо соблюдать скорость написания и наклон букв.

– Как ты в детстве научился мухлевать, так и продолжаешь. У тебя каждый месяц процент раскрываемости сам собой поднимается в нужный момент.

– Игры с цифрами не я придумал. Все вокруг передергивают карты, а я что, рыжий, что ли?

– Черт с ним, с процентом. Слушай историю. В 1969 году у нас в городе произошло тройное убийство, по тем временам преступление невиданной дерзости и жестокости…

За окном автомобиля проносились знакомые улицы. Мелькнул витринами Центральный универмаг. На площади Пушкина старушка разводила антисанитарию – кормила голубей. Огромная толпа мужиков штурмовала винно-водочный отдел универсама. Беззаботные школьники шустрыми стайками возвращались с занятий. На перекрестке молодая мамаша задумалась и чуть не пошла с коляской на красный свет светофора. Город жил своей обычной жизнью, и я, Большаков и прохожие на улицах были частью этой жизни, а имитатор – нет. Его следовало найти и выдернуть из городского тела, как выдергивают занозу из пальца.

«Я найду тебя, – мысленно пообещал я имитатору. – Ради спокойствия женщины с коляской найду и обезврежу».

17

В воскресенье мы с Лизой вновь были у Кононенко. Перфилов Юрий пришел вслед за нами. Он оказался мужчиной высокого роста, физически развитым, с правильными чертами лица. Одет руководитель «Космогонии» был в костюм-тройку с галстуком. С первого взгляда я определил, что галстук является для Перфилова привычной частью одежды и он не испытывает неудобства от «удавки на шее».

– Я вижу, – пожимая мне руку, сказал Перфилов, – что не оправдал ваших ожиданий? Надеюсь, вы не представляли меня этаким дервишем, увешанным амулетами, с миниатюрным телескопом под мышкой?

– Я думал, что вы немного ниже ростом, – выкрутился я.

– Что же, пойдемте, займемся делом, – предложил он.

– Софья осталась на хозяйстве? – спросил Кононенко.

– Софья Владимировна сегодня проводит расширенный семинар о влиянии космических сил на выбор профессии. Очень интересная тема. Я бы сам с удовольствием принял участие в семинаре, но наш милицейский друг нуждается в поддержке, и я готов оказать ее. Блеснуть накопленными познаниями перед внимательным слушателем всегда интереснее, чем втолковывать прописные истины тупоголовым ученикам.

В кабинете у Кононенко Перфилов достал длинную черную сигарету, не спрашивая у хозяина разрешения, закурил.

– Запоминайте, – преподавательским тоном сказал он, – сексуальные маньяки делятся на садистов, душителей, некрофилов, педофилов, геронтофилов и потрошителей. Это традиционная классификация маньяков, основанная на действии и объекте. Ваш маньяк, – Юрий Владимирович ткнул в мою сторону сигаретой, – не совсем вписывается в эту схему. Он не душитель и не потрошитель в полном смысле этого слова, он – «ловец страха». Физическое насилие для него – это только способ вызвать страх у жертвы, а не путь к получению сексуального удовлетворения.

Перфилов сделал глубокую затяжку, стряхнул пепел и продолжил:

– Чтобы убедиться, что некий предмет горячий на ощупь, надо до него подержать в руках холодный предмет, чтобы почувствовать вкус соленой пищи, надо попробовать пресную еду. Все познается в сравнении. Для понимания действий вашего маньяка мы вначале рассмотрим поведение обычного мужчины, желающего добиться от женщины половой близости.

Что такое любовь? Это сложный сплав душевного и физического влечения мужчины к женщине. Выбросим из него душевную составляющую и оставим одну физиологию. Любовные переживания чужды сексуальным маньякам. Они лишены способности к самопожертвованию во имя любимого человека, а без готовности к самопожертвованию нет и не может быть настоящей любви… Но я не об этом! Оставим вздохи на скамейке для поэтов, а сами на примере психически здорового мужчины рассмотрим этапы его движения к близости с выбранной им женщиной. Для доходчивости я прибегну к той же терминологии, которой оперирую во время чтения лекций студентам мединститута.

Процесс полового сближения мужчины и женщины обычно состоит из трех этапов.

Первый – «заигрывание». Оно начинается с выбора женщины и ухаживания за ней. Каждый мужчина добивается благосклонности своими методами: кто-то дарит цветы и читает стихи, кто-то ведет избранницу в кино, в ресторан, на концерт, выезжает с ней на природу. Дорогие подарки и поцелуи в обшарпанном подъезде – это все действия одной направленности, одной составляющей. Цель ее – добиться от женщины взаимности, переходящей в согласие совершить половой акт.

Второй этап движения к близости я условно называю «разогрев». Мужчина и женщина в кровати, мужчина ласкает свою избранницу, сексуально возбуждает ее. Разнообразие любовных игр не знает предела. Мне как-то попалась в руки самиздатовская брошюрка под названием «Европейская Камасутра». Интересная вещица, скажу вам. Когда начинаешь читать, то кажется, что это записки сумасшедшего, а потом вчитаешься – и ничего, очень даже познавательно… Так, на чем я остановился? На «Камасутре»? Нет, на женщинах. Так вот, каждая женщина индивидуальна, и к каждой нужен свой подход. Второй этап, или разогрев, – это поиск интимного подхода к женщине.

Третий этап – это сам половой акт. Не будем на нем останавливаться, но отметим, что в силу своей физиологии мужчина всегда получает оргазм.

Итак, от первого взгляда на женщину и до оргазма мужчина проходит три этапа, которые мы условно назовем: заигрывание, разогрев и секс.

Есть в этой схеме исключения – секс на уровне сучьей случки. Например, мужчина овладевает случайной женщиной, которая беспомощна в силу алкогольного опьянения. Отставим в сторону исключения, для нашего дальнейшего познания они ни к чему.

Я согласно кивнул головой. Макар Петрович, размышляя о чем-то своем, задумчиво смотрел в окно. Его лекция экстрасенса из «Космогонии» не интересовала.

– Теперь маньяк! – вскинув руку к потолку, воскликнул Перфилов. – Наш маньяк – «ловец страха», для него секс как таковой не цель, а последний, завершающий штрих. Для нашего маньяка важен страх, который испытывает жертва. Чем больше она испугается в момент нападения, тем большее сексуальное удовлетворение он получит. Запомним, страх – это комплексная физическая и психическая реакция организма человека на угрозу. В момент испуга у жертвы меняются внутренние энергетические потоки, и маньяк на подсознательном уровне чувствует их изменение и наслаждается им. От испуганной женщины исходит специфический запах «холодного» липкого пота…М-да, пот – это знаковое явление. Один мой приятель побывал в ситуации, когда жизнь его висела на волоске. После испытанного им стресса и страха нижнее белье пришлось выбросить – специфический запах «холодного» пота так пропитал ткань майки и трусов, что стирать и кипятить их было бесполезно… Отметим для себя, что проявления страха бывают внешние и внутренние. Внешние – это терпкий липкий пот, расширенные зрачки глаз, скачкообразные изменения сердцебиения и дыхания. Внутренние, невидимые глазу и не ощущаемые органами чувств, проявления страха – это изменения внутренних энергетических потоков в теле человека.

В своем извращенном движении к близости с женщиной «ловец страха» также проходит три этапа.

Первый – выбор жертвы и будущего места нападения на нее. В самом начале своей деятельности «ловец страха» выбирает случайных женщин. Для него не важны ни возраст жертвы, ни ее внешний вид. Страх – вот что влечет сексуального маньяка. Выбор жертвы для него – это его извращенный метод одностороннего ухаживания. «Ловец страха» идет за женщиной и наслаждается тем, что она, гордая и самонадеянная, еще не знает о будущем нападении, а он уже все решил и все просчитал. Чем независимее и надменнее ведет себя будущая жертва, тем большее удовлетворение получает маньяк.

Второй этап – это нападение. Первый испуг жертвы заменяет маньяку любовную прелюдию. Для сексуального удовлетворения ему надо не «разогреть» женщину, а испугать ее. Представь, ты лежишь с женщиной в кровати, ласкаешь ее, и она постанывает, предвкушая предстоящее наслаждение. Так вот, аналог ее постанывания для маньяка – это расширенные от ужаса зрачки и дрожащие руки жертвы.

За первым, еще непроизвольным испугом должен последовать настоящий страх. Чтобы вызвать его, маньяк демонстрирует решительность довести свои намерения до конца, а какой конец ожидает жертву – она не знает. Для основного запугивания «ловец страха» пускает в ход нож, или душит жертву, или избивает ее. Добившись полной беспомощности женщины, маньяк приступает к третьему этапу – половому акту.

Вернемся к этапам, которые проходит нормальный мужчина, и сравним их с этапами маньяка. Для обычного мужчины апофеозом его влечения к женщине является момент их соития, а для «ловца страха» – эмоциональное состояние жертвы в момент нападения. Маньяк, пропитываясь страхом жертвы, испытывает чувство психического и физического удовлетворения, схожее по своей природе с оргазмом мужчины во время полового акта.

– Наш маньяк всегда только имитирует половой акт, – не удержавшись, вставил я.

– Для него имитация секса – это дань обычаю. Насильник должен насиловать, вот он и идет по проторенной дорожке, соответствует общепринятому образу. Во время имитации полового акта «ловец страха» получает наслаждение от запаха пота женщины, от дрожания ее тела, от трепыхающегося сердца, а не от физиологического оргазма. Он извращенец, понимаешь? У него второй этап заменяет третий, а «заигрывание» всегда одностороннее. Вспомни юность. Ты провожаешь девушку до дома, заходишь с ней в подъезд и пылко целуешь ее. Девушка для вида сопротивляется, отталкивает тебя, и в этой обоюдной игре вы оба получаете моральное удовлетворение. А для маньяка все не так. Он незаметно выслеживает жертву, провожает ее до дома, обдумывает детали нападения. Вместо поцелуев он пройдется по подъезду, представит, какой ужас испытает жертва при виде ножа, и получит точно такое же наслаждение, как ты от прикосновения к губам понравившейся девушки. Я понятно объясняю? «Ловец страха» получает удовлетворение от эмоций, а не физического контакта. По большому счету, он может не прикасаться к жертве. Он испытывает наивысшее наслаждение до того, как приступает к половому акту. Ему секс как таковой не нужен, он живет в своем выдуманном мире, где страх – это цель его сексуального влечения и его энергетическая подпитка.

– Блестящая лекция, – оценил я выступление ведущего экстрасенса «Космогонии». – Теперь позвольте задать несколько уточняющих вопросов. Вчерашнюю, самую последнюю жертву имитатор искромсал ножом. Что могло вывести его из себя?

– О, это может быть что угодно, посягающее на «мужское» достоинство маньяка. Ты знаешь, кто такие эксгибиционисты?

– Извращенцы, внезапно показывающие свои половые органы?

– Совершенно верно. Представь ситуацию: заводская окраина. Вдоль глухого высокого забора идет девушка, навстречу ей мужчина в длинном плаще. Поравнявшись с девушкой, он рывком распахивает одежду. Ничего, кроме плаща, на нем больше нет. Вместо привычной для эксгибициониста реакции девушка смеется и говорит: «Ты меня этим прыщиком решил испугать?» Безобидный, неагрессивный извращенец приходит в ярость и набрасывается на девушку, но получает отпор. Стресс, вызванный смехом девушки, был таким сильным, что эксгибиционист заработал стойкую половую дисфункцию.

– Извращенца задержали?

– Девушка оказалась мастером спорта по самбо. Она скрутила мужчину и сдала его в милицию. К нам, в психиатрическую больницу, он попал для проведения экспертизы. Софья лечила его и медикаментозно, и гипнозом, но особенных успехов не добилась.

– Юрий Владимирович, зачем вы вообще лечили извращенца? Он напал на девушку и был наказан по заслугам.

– Научный интерес. Сегодня у тебя получится вылечить преступника, а завтра ты придешь на помощь достойному члену нашего общества. Не одни же извращенцы испытывают стресс. У нас был случай: жена неудачно пошутила над мужем, и он полгода лечился от импотенции. Мужское достоинство – очень ранимая сфера.

Перфилов достал из плоской металлической коробочки тонкую сигарету, угостил меня.

– Данненмэн, – сказал он тоном хозяина, расхваливающего породистую собаку. – Отличный яванский табак. Раньше не пробовал?

Экстрасенс после лекции решил перейти на «ты». Что сказать, любой совместный труд сближает. Даже если этот труд состоит в том, что один рассказывает, а другой внимательно слушает.

– Юрий Владимирович, у меня еще вопрос: сколько он будет действовать? Маньяк может успокоиться сам по себе, или, оставаясь безнаказанным, он не прекратит нападать на женщин?

– Ответ на этот вопрос не знает никто. Поведение серийного насильника в долгосрочном плане непредсказуемо. Давай для примера возьмем двух самых известных серийных убийц: Джека Потрошителя, действовавшего в конце прошлого века в Лондоне, и Зодиака, наводившего ужас в послевоенной Калифорнии. И Джек Потрошитель, и Зодиак прекратили свою деятельность внезапно. Кто они и по какой причине убийства прекратились – до сих пор неизвестно.

– Джек Потрошитель записки в полицию отправлял, – припомнил я.

– Есть версия, что своими письмами он играл с полицией в игру «поймаешь – не поймаешь», но это только версия, ничем не обоснованное предположение. Маньяк, который хочет, чтобы его поймали, будет оставлять за собой более конкретные следы, чем послания с расплывчатым содержанием. У некоторых серийных преступников просматривается комплекс Герострата: совершить громкое преступление, чтобы прославиться на века. Изнасилованиями и убийствами женщин в современную историю не войдешь. Это место давно и прочно занято Джеком Потрошителем.

– Как вы думаете, после вчерашнего убийства в какую сторону качнется вектор насилия?

– Вспомни начало нашего разговора. Маньяки бывают или душителями, или потрошителями. Душитель не выносит вида крови, а потрошитель, наоборот, наслаждается, терзая тело жертвы. Ваш маньяк не убийца. Он – «ловец страха», и труп ему ни к чему. Мертвое тело эмоций не имеет. «Ловец страха» пойдет на убийство только в самом крайнем случае или в состоянии аффекта.

– Я думал об аффекте и пришел к выводу, что во время последнего нападения произошло некое событие, после которого имитатор впал в безумие… Юрий Владимирович, у нас есть предположение, что с места преступления ему помогла скрыться неизвестная женщина. У маньяка может быть друг или сообщник?

Краем глаза я заметил, как после слова «сообщник» Кононенко вздрогнул, но тут же взял себя в руки и продолжил рассматривать детскую площадку под окном.

– У любого человека должен быть друг, – убежденно сказал Перфилов. – Маньяки не исключение. Друг может не знать о кровавых похождениях маньяка, но в трудную минуту придет ему на помощь. С сообщницей сложнее.

– Не удаляйтесь в непролазные дебри, – подал голос Кононенко. – Сообщницей может быть мать, сестра, любовница – да кто угодно!

– Любовница вряд ли бы одобрила изнасилования женщин, – возразил я.

– Макар прав! – поддержал товарища Перфилов. – Не стоит строить предположений, не имея исходной базы.

– У нашего имитатора может быть семья? – спросил я.

– Семья – это жена и дети? – уточнил Юрий Владимирович. – Отчего бы нет? Нападения для имитатора – это хобби, а в быту он может быть добропорядочным семьянином и заботливым отцом.

– Каждое хобби имеет свою цель, – сказал я.

– Самоутверждение, – не дослушав меня, ответил Перфилов. – «Ловец страха» в детстве был забитым, унижаемым мальчиком, возможно, сам подвергался сексуальному насилию. Сейчас он хочет перешагнуть через детские комплексы и сам себе доказать, что он стал… Макар, как ты думаешь, он «перешагнул порог»?

– За год-два до первого нападения.

– О чем вы толкуете? – стараясь скрыть недовольство, спросил я.

– Классика. Пробуждение заложенной в детстве агрессии, – охотно разъяснил Перфилов. – Кто-то из членов семьи унижал имитатора и подвергал его сексуальному насилию. Он вырос и для самоутверждения убил этого человека, но внутренняя агрессия осталась, и она требует выхода.

– Юра, не противоречь сам себе, – излишне резко для дружеской беседы возразил Кононенко. – Имитатор – не убийца. Он не «перешагивал порог» путем кровопролития. Его «злой демон» исчез сам по себе, скорее всего, просто умер, пока имитатор был в армии или отбывал срок за незначительное преступление… Мужики, вам не надоел этот разговор? Пошли к столу, а то водка стынет.

– Последний вопрос, – попросил я. – Имитатора можно как-нибудь выманить, спровоцировать его на совершение преступления в определенном месте?

– Нет! – одновременно ответили Кононенко и Перфилов.

– Он играет по своим правилам, – продолжил общую мысль Перфилов. – Когда и где он совершит нападение, тебе не предскажет никто. Не забывай: маньяк – это психически больной человек. Вход в его внутренний мир закрыт для всех.

Из гостей мы с Лизой ушли первыми. На улице супруга остановила меня.

– Андрей, если ты еще раз надумаешь проводить совещание у дяди Макара, то я с тобой не пойду. Я три часа просидела с теткой и уже не знала, о чем нам говорить.

– Извини, любимая. Больше не повторится…

– Ты что-то недоговариваешь, – догадалась Лиза. – Андрей, вы не поссорились там, в кабинете?

– О нет, что ты! Все было тихо, мирно, но в какой-то момент твой дядя ушел в себя, и я понял, что он догадался, какая дорожка ведет к маньяку… Лиза, больше я к Макару Петровичу за советом не пойду. Не хочу портить отношения.

– Какое отношение дядя Макар может иметь к серийному преступнику?

– Макар Петрович – никакого, а вот кто-то из его знакомых по уши завязан в этом деле. Понять бы – кто? Пока у меня один кандидат – это Софья Перфилова. Если она каким-то образом поддерживает связь с Астарой, то путь к маньяку лежит через нее.

– Андрей, это ужасно! У тебя, кроме маньяка, есть другие темы для разговора? Если еще раз вспомнишь про него, я на тебя обижусь.

Резким движением я поймал пролетавший мимо кленовый лист.

– Лиза, прими его в знак примирения!

– Да мы и не ссорились, – миролюбиво ответила жена.

Дома, улучив момент, я повалил жену на диван и страстно зашептал ей на ушко:

– Лиза, Перфилов по секрету назвал мне тридцать точек, которые надо поцеловать, чтобы женщина про себя подумала: «Этот день прожит не зря». Лиза, Перфилов – экстрасенс, он в этом деле знает толк. Он с космическим разумом на короткой ноге.

– Ты все точки запомнил? – расслабленно спросила супруга. – Все? Тогда пробуй…

18

В понедельник, по пути на работу, я заглянул в два киоска «Союзпечати». Сигарет в продаже не было. На мои расспросы киоскерши разводили руками: «Не знаем, когда завезут!»

«Не дай бог, на смену водочному кризису придет табачный, – подумал я. – Без сигарет совсем тоскливо будет. Насколько у меня хватит запасов, дня на два-три, а потом?»

У моих родителей был мичуринский участок, который после бразильского сериала «Рабыня Изаура» стали называть «фазендой». «Мичуринский участок» выговаривать долго и как-то казенно, а «фазенда» – емко и понятно.

«На фазенде есть мешочек рассыпного табака, – припомнил я, – родители им тлю на огороде травят. Пока брат не расчухал, надо к ним наведаться и табак изъять. Грянет кризис, буду самокрутки крутить».

К десяти утра из морга вернулся Айдар. Он привез заключение о вскрытии трупа Дуньки-кладовщицы.

– Я поговорил с экспертами, – сказал Далайханов. – В животе у потерпевшей была самая настоящая помойка. Питалась она нерегулярно и чем попало, зато плодово-ягодной бормотухой упивалась каждый день. Бичевка, чего с нее взять! Стакан приняла – жизнь наладилась.

– Ближе к теме, Склифосовский! – потребовал я.

– В день смерти у Дуньки-кладовщицы в животе все бурлило и клокотало.

– Врач так и сказал: «Бурлило и клокотало»? Что-то не очень похоже на медицинский язык.

– Врач, естественно, сказал по-другому, но я, щадя твою ранимую психику, решил грубые врачебные метафоры заменить безобидными словечками… Ты меня внимательно слушаешь? Разгадка тайны близка!

– Хочешь, я по-товарищески поставлю тебе лишнее дежурство в этом месяце? Что за театральные паузы? Иди в цирк работать, если кривляться нравится.

– Андрей, наши эксперты считают, что когда имитатор лег на женщину, она непроизвольно выпустила газы. Представил, как все было? Похабщина в чистом виде.

– Не то слово! – поддержал я. – Теперь понятно, почему он взбесился. Наш «красавчик» – брезгливый малый, а тут такое западло! Не изнасилование, а пародия на половое преступление…

Закончить мысль я не успел, зазвонил телефон. В понедельник утром телефонный звонок ничего хорошего не предвещал.

– Кажется, началось, – недовольно буркнул я и поднял трубку.

Звонил начальник областного уголовного розыска Шмыголь.

– Скажи мне, Андрей Николаевич, ты убийство женщины думаешь раскрывать? – раздраженно спросил он. – Ты чем сейчас занимаешься? Бумажки на столе перекладываешь, время до обеда подсчитываешь? Ты мне эту бюрократию брось! Немедленно собирайся и дуй к колдунам, устанавливай с ними взаимодействие.

– Иван Иванович, вы это серьезно? – опешил я.

– К вечеру представишь подробную справку о проделанной работе. Сколько у тебя в городе известных экстрасенсов, трое? Всех отработай: Астару, «Космогонию» и этого, как там его?

– Старца Исидора, – подсказал я. – Иван Иванович, я с руководством «Космогонии» уже встречался. Мне еще раз к ним заехать?

– Когда это ты успел в «Космогонии» побывать? – после недолгой задержки спросил Шмыголь.

– Вчера. Сижу дома, а душа-то неспокойна. Дай, думаю, заеду в «Космогонию», поговорю с Юрием Перфиловым о космическом разуме, о влиянии вселенских процессов на раскрываемость преступлений в нашем городе.

– Старца оставь на завтра, – передумал Шмыголь. – Сегодня Астарой займись.

Я вернул телефонную трубку на место, посмотрел в окно. На дереве, напротив моего кабинета, мелкая птаха азартно клевала ветку, на которой сидела.

«Какой смысл долбить дерево, если все насекомые уже успели на зиму спрятаться? – подумал я. – Птичка голодная, надо покормить ее».

– Айдар, у нас хлеба нет?

– Закусывать будем? – пошутил приятель.

– Птичку покормим, – серьезно ответил я.

Далайханов открыл пустой холодильник, вытащил из него скомканную промасленную бумагу, убедился, что внутри ее ничего нет, и выбросил обертку в урну.

– Игра в юннатов отменяется, – сказал он. – Взрослые дядьки продукты сами съели.

– Извини, птичка! – сказал я гостье за окном. – Завтра прилетай. У меня день рождения будет. Если не забуду, накрошу тебе хлеба на подоконник…

– Круто на тебя разговор со Шмыголем повлиял! – подколол Айдар. – После птички пойдем бездомных кошек подкармливать?

– Кошек будем кормить, если мне генерал Удальцов позвонит, а пока бери Симонова, получайте в дежурке оружие и выходите во двор. Поедем к Астаре.

Жрица древнеассирийских богов принимала посетителей в большом частном доме в Машиностроительном районе. Я велел водителю припарковаться прямо напротив входа в ее усадьбу.

– Значит, так, – сказал я коллегам. – Сидите в машине и наблюдайте за обстановкой. Если через полчаса я не вернусь, то идите выручать меня.

Планировка дома Астары была необычной для Сибири – в нем отсутствовала летняя веранда, защищающая зимой выход в жилые помещения от снега. Открыв с улицы дверь, я сразу же оказался в комнате, где помощницы жрицы вели первоначальный прием посетителей.

«Так вот оно какое, логово женщины, заставившей солдат пить бензин. А народу-то сколько!»

В помещении, выполняющем функцию больничной регистратуры, вдоль стен стояли низкие топчаны, на которых дожидались своей очереди человек пятнадцать женщин и несколько мужчин. Все они, еще не зная о цели моего визита, враждебно посмотрели на меня, словно все разом догадались, что я пройду к Астаре без очереди.

– Вы на запись? – обратилась ко мне девушка-регистратор.

– Мне назначено! – бросил я и прошел к двери в соседнюю комнату.

– Туда нельзя! – рванулась мне наперерез вторая регистраторша. – У жрицы…

– Астара ждет меня! – отрезал я, распахнул дверь и вошел в следующую комнату.

Это помещение было небольшое, узкое, без окон. Перед входом в покои Астары стояли два письменных стола, за которыми сидели охранники-узбеки. При моем появлении они проворно вскочили с места, один из них спиной заградил дверь в кабинет жрицы.

– Я из милиции, – веско сказал я. – Доложите Астаре, что пришел Лаптев по срочному делу.

– У нее посетитель, – спокойно ответил высокий широколицый мужчина в модном кожаном пиджаке. – Вам надо подождать своей очереди в приемной.

– Тахир, я ему говорила, – застрочила скороговоркой вбежавшая за мной следом регистраторша. – Тахир, я не виновата, он оттолкнул меня и вошел. Хам какой-то! Ну и что, что он из милиции?

Широколицый охранник вышел на середину комнаты, жестом велел второму телохранителю не отходить от двери. Я расстегнул куртку так, чтобы оба охранника увидели рукоятку пистолета в наплечной кобуре.

– Мне два раза повторить или как? – с вызовом спросил я.

– Милицию надо вызвать, – не унималась за моей спиной девушка-регистраторша. – Он нам весь народ распугает. Посетители уже возмущаться начали.

– Закрой рот и выйди за дверь! – приказал ей Тахир.

Девушка обиженно зашипела и вернулась в «регистратуру».

– Уважаемый, – обратился ко мне модно одетый Тахир, – мы видим, что у вас есть пистолет, и верим, что вы из милиции и пришли по срочному делу. Мы чтим вашу занятость, но поверьте, пока жрица не закончит с одним посетителем, она не будет разговаривать с другим. У служителей неведомых миров свои законы. Присядьте на минуту, соберитесь с мыслями. Я распоряжусь, чтобы вам подали пиалу нашего самого лучшего чая.

Тахир дружелюбно улыбнулся мне. В его открытых карих глазах я прочитал: «Кого ты собрался стволом пугать? Мы и не таких молодцов видели, да только ни один из них через нас не прошел».

– За чай спасибо, – вежливо ответил я, – но у меня действительно мало времени. Зайди к хозяйке, сообщи, что к ней пришел важный гость из уголовного розыска.

– Жрицу беспокоить не стоит. Она слышит нас, – заверил Тахир.

Я машинально посмотрел по стенам в поисках микрофонов, но ничего не заметил. Охранники-узбеки невозмутимо наблюдали, как я верчу головой. Проявлять излишние эмоции в их обязанности не входило.

Дверь в покои Астары бесшумно открылась. Из нее вышла немолодая женщина в черном одеянии и погруженный в свои проблемы мужчина. Невидящим взглядом он посмотрел на меня, пробормотал что-то неразборчивое и вышел в «регистратуру».

– Это Лаптев, из милиции, – представил меня Тахир.

– Проходите, Астара ждет вас, – сказала мне женщина.

Сопровождаемый ею, я вошел в полутемный коридор без окон. Для небольшого частного здания коридор был очень длинным, метров шесть, не меньше. По ширине он был таким узким, что я без труда мог одновременно дотронуться руками до противоположных стен. Заканчивался коридор не дверьми, а плотной матерчатой занавесью, за которой располагался рабочий кабинет Астары. Войдя в него, я остановился и замер на месте.

«Фантастика! – подумал я. – Искривленное пространство!»

Тут было чему подивиться. Потолок в комнате размером пять на пять метров уходил ввысь метров на шесть или даже больше. Люстры на потолке не было. Вместо приборов освещения на нем сияли крупные звезды.

«Снаружи стены у этого дома совсем обычные, купола над зданием нет. Звезды на потолке – это зрительная иллюзия, – догадался я. – Хорошенькое начало, ничего не скажешь!»

Помещение, где Астара принимала посетителей, освещалось старинными светильниками, закрепленными по углам. Света вокруг себя они отбрасывали совсем немного, так что центр комнаты оставался в полумраке.

В освещенном левом верхнем углу комнаты была большая клетка, разделенная проволочной решеткой пополам. В одной половине клетки сидел на жердочке ушастый филин, а в другой стояла на задних лапах огромная крыса. Я видел белых домашних крыс – шустрые безобидные зверьки с красными глазами. Крыса Астары даже на расстоянии не выглядела безобидной. Стоя на задних лапах, крыса время от времени злобно посматривала на меня и что-то нашептывала филину. Со стороны они выглядели как двое заключенных, случайно встретившихся в пересыльном пункте. Филин был похож на старого сидельца, а крыса – на его сообщницу, рассказывающую последние новости с воли.

«Какие еще чудеса здесь есть?» – подумал я, и тут же свет вспыхнул посреди комнаты.

Астара сидела прямо передо мной за большим письменным столом, стилизованным под французскую старину. Посреди стола на приборе, напоминающем кальян, красовался магический кристалл. Рядом с ним были навалены толстые книги в кожаных переплетах. Что еще лежало на столе, я не успел рассмотреть – заговорила Астара, и мне, чтобы не показаться невежливым, пришлось переключить все внимание на нее.

– Ты пришел ко мне по поводу убийства женщины на стройке? – спросила она хриплым голосом.

– Дорого такая крыса стоит?

– Мои животные – мои друзья, – холодно ответила жрица. – Они не продаются.

Крыса в очередной раз посмотрела на меня и лапкой потерла мордочку. Астара, чтобы выиграть время и уловить нужный темп разговора, открыла коробочку на столе, достала крохотную щепотку порошка, вдохнула его одной ноздрей, громко чихнула.

– Не хочешь попробовать? – спросила она. – Старинное вавилонское средство, очень хорошо прочищает мозги.

Я отказался. Астара закурила длинную дамскую сигарету.

Пока жрица возилась с порошком и закуривала, я рассматривал ее наряд. Посетителей Астара принимала при полном параде, в черном балахоне с вышитыми крылатыми львами. На голове ее красовалась похожая на корону диадема, украшенная драгоценными камнями, на груди поблескивал медальон в виде ящерицы с изумрудными глазами.

– Астара, можешь ли ты помочь нам в поиске убийцы? – деловым тоном спросил я.

– Почему ты не настоял на поиске вора, похитившего деньги в областной прокуратуре? – вместо ответа спросила она. – Если бы мне принесли кошелек, я бы назвала его имя.

– Вопрос не ко мне. Прокурор области не захотел выносить сор из избы. А что до вора… теперь они прячут ценности друг от друга. Представь, приходят на работу и украдкой запирают кошельки в сейф.

– Я вижу, ты не очень любишь своих коллег из прокуратуры.

– Мышки любят кошек, только заразившись токсоплазмозом. Меня сея зараза еще не посетила.

– Неплохо для мента! Супруга-врач про токсоплазмоз просветила? Что ты можешь сказать про слайд, где она стоит у воды?

– Мы с женой оценили шутку, весь вечер смеялись. Астара, у тебя нет фотографии, где я голый стою? Представь пейзаж: я в чем мать родила вхожу в реку, а на том берегу невинные девушки белье полощут. Я бы такую картину заказал, дома на стену повесил. Называлась бы картина так: «Амур и весталки».

– Я рада, что твое природное чувство юмора не дало пробудиться ревности.

– Я тоже этому рад.

– У вас есть предмет, до которого дотрагивался убийца? – От загадочного слайда жрица решила перейти к делу.

– Окурок подойдет? Есть еще пустые сигареты. Убийца вытряхивает из них табак, чтобы собаки след не взяли.

Откуда-то до меня дошел запах сандала. Я не представлял, как выглядит сандаловое дерево и какой запах исходит от него, но, вдыхая ранее неизвестный аромат, я точно знал, что это сандал.

– Приноси все, что есть, – откуда-то издалека донесся голос жрицы. – Я через кристалл попробую выйти на его след.

Запах сандала усилился. Кристалл на подставке засветился изнутри, а ящерица на груди у Астары ожила и полезла вверх.

– Завтра, в первой половине дня, я приеду с сигаретами.

– Первая половина дня – это очень расплывчато, – ответила жрица тоном человека, который ценит каждую минуту.

– Ровно в одиннадцать часов устроит?

Краем глаза я увидел, как крыса оборвала свой рассказ на полуслове и повернулась ко мне. Филин открыл и закрыл глаза. Ящерица, забавно перебирая лапками, продолжала ползти вверх. В правом углу проступило изображение восточной женщины с густо намазанными бровями.

– Хорошо, – согласилась жрица. – В одиннадцать часов я отменю прием и буду ждать тебя с остатками сигарет.

За моей спиной прошелестела длинными одеждами помощница Астары.

«Это ее сестра, – догадался я. – Они даже внешне немного похожи».

Сопровождаемый сестрой, я проделал обратный путь: длинный узкий коридор, комната с охранниками. До выхода из дома меня проводил молодой телохранитель жрицы. На крыльце я посмотрел на часы: до назначенного мной времени оставалось три минуты.

Стряхнув с себя остатки наваждения, я сел в машину.

– Как сходил? – спросил меня Далайханов.

– Беседа прошла в теплой дружественной обстановке. Завтра еще раз сюда поедем. А сейчас – домой!

«Домой» означало в управление. По пути мы заехали в гастроном, купили кое-каких продуктов для завтрашнего мероприятия. В своем кабинете я открыл окно, раскрошил на подоконнике половину бублика. Вторую половину съел Айдар.

Мои крошки растаскали вездесущие синицы, а маленькая трудолюбивая птичка больше не появилась. А жаль! Она мне сегодня сильно помогла.

Еще подростком я прочитал приключенческую повесть «Меморандум Квиллера». Герой этого произведения, английский разведчик, в послевоенной Германии попадает в плен к неонацистам. Бывшие гестаповцы, чтобы «расколоть» его, колют Квиллеру «сыворотку правды». Хитрый англичанин знал об этой уловке и все свое внимание сосредоточил на циферблате наручных часов у одного из нацистов. Отсчет минут позволил разведчику контролировать свои мысли и победить врага.

Для меня таким циферблатом стала птичка за окном. На свои часы в присутствии Астары и ее свиты я постоянно смотреть не мог, так что с самого начала я мысленно держал перед собой образ птахи, увлеченно долбящей ветку.

«Только птичка реальна, – раз за разом мысленно повторял я. – Филин, крыса, ящерица и лик богини Иштар – все это галлюцинации, бред отравленного сандаловым запахом воображения. Птичка реальна, все остальное – нет. Даже Астары не существует на свете. Нет никаких жриц, нет и никогда не было города Вавилон, а есть только птичка, птичка, и только она».

Хорошие книги надо не только читать, но и уметь извлекать из них полезную информацию.

Закончив с кормлением местной фауны, я позвонил Шмыголю.

– Как ты думаешь, она не блефует? – спросил он.

– Завтра посмотрим. Тон у нее был уверенный, деловой. Она, кстати, про кошелек спрашивала.

– К черту кошелек! Эта тема закрыта. Андрей Николаевич, ты подготовься к завтрашнему визиту, а то Астара тебе мозги задурманит, и я лишусь опытного оперативника…С наступающим тебя днем рождения!

Я поблагодарил начальника, а про себя подумал:

«О чудесах в доме Астары лучше помолчать, а то в психбольницу лечиться отправят. Видел я, как ящерица ожила и по груди у жрицы полезла, ну и что с того? Люди с перепою чертей видят и даже разговаривают с ними, а я всего-то за ожившим амулетом наблюдал».

Вечером неожиданно позвонила Журбина[31].

– Мой мальчик, как ты? Я приглашаю тебя в эти выходные на прощальный ужин. Приезжай с девчонками в субботу в «Изумрудный лес», там будут только свои.

– Валентина Павловна, вы все-таки решили переезжать?

– Приедешь, я тебе все объясню.

Дома я рассказал Лизе о визите к Астаре.

– Андрей, чего Астаре от меня надо? – расстроенно спросила жена. – Чего она постоянно интригует, позорит меня?

– Лиза, ты – это мой тыл. Астара не может атаковать меня в лоб, вот она и подталкивает меня к внутрисемейным разборкам. Знать бы, где я ей дорогу перешел! Лиза, сегодня ложись спать одна. Я на кухне сяду работать. Надо мне обдумать одно дельце.

– Андрей, – супруга подошла ко мне, ласково положила руку на плечо, – тебе не было страшно у Астары? Говорящая крыса, филин…

– Филин, по-моему, был неживой. За все время он ни разу голову не повернул. С крысой все тоже не так уж сложно – прицепили филину за ухо сыр, вот она и тянулась к нему. Остальное – дело химии. Астара понюхала порошок, приняла противоядие, а меня сандаловым запахом пыталась одурманить. Чтобы не поплыть под действием ее галлюциногенов, я все время думал о тебе. О птичке еще одной думал, но птичка была так, между делом.

– Что я делала в твоих видениях? – игриво спросила жена.

– Ты сидела, откинувшись на диване, а я был ящеркой, которая ползла у тебя по груди.

– Покажи, как это было…

19

Проснулся я от ласкового прикосновения губ.

– С добрым утром, любимый. Поздравляю тебя с днем рождения! Ты долго вчера сидел?

Я притянул Лизу к себе, хотел поцеловать, но она вывернулась и показала рукой на будильник: «Не время обниматься-миловаться, пора вставать, скоро на работу».

– Ты во сколько спать лег? – еще раз спросила она. – Я даже не заметила, как ты ночью пришел. Утром проснулась – ты рядом, засыпала – ты еще на кухне сидел.

– Часа в три я понял, что все без толку, и пошел спать. Продвижение – ноль, ни одной здравой идеи, ни одной зацепки. Не маньяк, а фантом какой-то: без примет и без системы действий – то он тут совершает нападение, то там; то в чулке на голове, то ни от кого не прячется. Пока сидел на кухне, зря полпачки сигарет выкурил.

– Андрей, мне про маньяка слушать неинтересно. Давай лучше обсудим, что на выходные будем делать. Мои родители собираются к нам в субботу, твои тоже придут.

– Лиза, давай отменим этот день рождения, и делу конец. Для меня визит к Журбиной важнее, чем посиделки с родней.

– Ты хочешь со всеми родственниками поссориться? У тебя день рождения, круглая дата – тридцать лет, и ты не станешь его отмечать? Как ты им объяснишь, что какая-то тетя со стороны для нас важнее, чем все родственники, вместе взятые? Андрей, я со своими родителями ссориться не хочу.

– Проклятые условности! Почему, если у меня день рождения, то я обязательно должен его отмечать? Что за обычай такой? Послали бы поздравительную открытку, и делу конец! Отметились – и ладно.

Я встал, Лиза тут же собрала постельное белье, сложила его в диванную нишу.

– Когда Валентина Павловна уезжает? – спросила супруга.

– Не знаю. Нас она пригласила приехать в субботу, и я никак не могу отказаться от визита к ней… Лиза, когда я семь лет назад помог Валентине Павловне сбежать, то не думал, что когда-нибудь увижу ее еще раз. Журбину в мае 1983 года разыскивали все, кто только мог: прокуратура, милиция, КГБ. Если бы не я, она бы не скрылась из города. Но я не об этом! Триумфально вернувшись, Валентина Павловна отблагодарила меня: вот эту квартиру, где мы с тобой живем, она мне сделала. Как я могу после этого не поехать к ней на прощальный ужин?

– Поезжай один, а я гостей приму, – предложила жена.

– Прогрессивно, ничего не скажешь! – восхитился я. – День рождения без именинника – это что-то! Лиза, как ты объяснишь гостям, что меня на моем дне рождения нет?

– Скажу, что тебя срочно на работу вызвали. Они поверят.

Я прикинул предложенный женой вариант, взвесил все «за» и «против».

– Задумка неплохая, – согласился я. – Гости придут, повздыхают для приличия, что у меня такая неблагодарная работа, потом сядут за стол, выпьют, начнут политику обсуждать и забудут, к кому на день рождения пришли. Если ты не проколешься, то так и поступим.

– Забирай с собой Арину и поезжай, а я тут как-нибудь одна справлюсь.

– С Ариной не получится. У Арины есть мама, а у нее есть язык. Если Наталья проболтается, где я на самом деле был в свой день рождения, тут-то мы точно со всей родней вдребезги разругаемся. Такого обмана они нам не простят.

– Почему ты так плохо о Наташе думаешь? Я поговорю с ней, она поймет. Андрей, ты стал все реже и реже видеться с дочерью. Арина же не виновата, что у вас с ее мамой такие отношения. Вспомни, когда ты в последний раз ее видел?

– Вопрос обсуждению не подлежит, – жестко подытожил я. – Если нас разоблачат, то виноватой во всем выставят тебя, а я не хочу, чтобы из-за моих проблем неприятности были у тебя. На меня пусть всем скопом обижаются, а тебя я не хочу подставлять.

Я изловчился, поймал жену за халат, притянул к себе.

– Представляю ваш первый тост: «За тех, кто на работе!» Лиза, ты самая умная женщина на свете. Я бы никогда не додумался, как можно сухим выйти из такого щекотливого положения.

– С тобой поживешь, не такому научишься… Андрей, хватит ко мне лезть! Иди умываться, и давай завтракать.

Перед уходом из дома я посмотрел в окно. На улице шел мелкий нудный дождик. Такой если зарядит с утра, то будет, не переставая, идти весь день.

– Лиза, – не оборачиваясь от окна, сказал я, – если я задержусь, ты меня не теряй. Коллеги по работе – это не родственники, от них не отмахнешься.

– Ты, главное, на своих ногах приди, а спать я тебя уложу.

По дороге на работу я забежал в киоск. Продавщица, чтобы ее не беспокоили одними и теми же вопросами, выставила в витрине рукописное объявление: «Курева никакого нет! Когда будет – спрашивайте у Горбачева».

«Похоже, что сигарет в городе действительно нет, – подумал я. – Как только у людей кончатся домашние запасы, так начнутся погромы. Неужели власти этого не понимают?»

Все утро на работе я принимал поздравления, и все спрашивали: «Во сколько мероприятие?»

– Подходите к шести часам, – отвечал я. – Если меня не будет, то Айдар стол накроет.

В половине одиннадцатого мы поехали к Астаре. Как и вчера, внутрь ее дома пошел я один. В «регистратуре» меня поджидали охранник Тахир и сестра жрицы. Больше никого в помещении не было.

– Положите ваши предметы сюда, – показала рукой на большое расписное блюдо сестра Астары.

Я достал из кармана полиэтиленовый пакетик, в котором были три выпотрошенные сигаретки и окурок сигареты «Космос».

– Этот окурок, – начал было я, но сестра жрицы даже не стала меня дослушивать – забрала блюдо и скрылась за дверью. Вернулась она минут через десять.

– Заберите, это вам.

Я взял с блюда лист бумаги и прочитал на нем: «Магазин «Детский мир», в подвале дома».

– Что в подвале? – недоуменно спросил я. – Убийца сидит в подвале или там еще один труп? Нельзя ли поподробнее растолковать пророчество? Я, знаете ли, в магии не силен, с полунамека суть ухватить не умею.

– Товарищ милиционер, – равнодушно ответила сестра, – великая жрица может все, но сейчас-то вы от нее что хотите? Чтобы она вам по окурку человека нашла? Вы сами посмотрите, что нам принесли! Какая на окурке может остаться энергетика? Преступник держал его в руках считаные минуты, а вы от Астары невиданных чудес требуете. Поезжайте в указанное место, ищите там.

– Я могу увидеть Астару? – начиная злиться, спросил я.

– После сеанса общения с магическим кристаллом жрица находится в глубоком упадке сил, и ее тревожить нельзя.

– Энергетика! – веско вставил Тахир. – Мир непознанного и нематериального. Душа жрицы при общении с магическим кристаллом получила информацию, а уж какую – это не к ней вопрос, а к высшим силам. Что они хотели, то и сообщили.

– Спасибо на добром слове! – сквозь зубы процедил я, забрал окурки, листок и вернулся в автомобиль.

Узнав о предсказании Астары, Малышев засуетился. Первым делом он позвонил в дежурную часть.

– Все наряды милиции – к «Детскому миру»! – приказал он. – Здание блокировать, покупателей в магазин не пускать, жильцов дома держать на улице. Никто, ни один человек, не должен ни войти, ни выйти из дома.

– Астара только про подвал написала, – напомнил я.

– Перестрахуемся, хуже никому не будет. Андрей Николаевич, забирай всех оперов и дуй в «Детский мир». Прочешите весь подвал, все в нем перетряхните и всю землю на полу просейте. Чует мое сердце, что-то в этом подвале есть.

В подвале мы нашли складной нож с засохшей кровью в расщелине рукоятки. Кончик ножа был обломан. При сопоставлении лезвия ножа и осколка лезвия, изъятого из тела Дуньки-кладовщицы, они идеально совпали. Потерпевшая Тельнова, едва взглянув на нож, уверенно заявила:

– Это тот нож. Я его из сотни подобных опознаю.

Проведенным в тот же день исследованием было установлено, что кровь, оставшаяся на ноже, совпадает с группой крови женщины, убитой на стройке.

– Магия! – рассматривая нож, воскликнул Малышев. – Надо Шмыголю позвонить, сообщить, что мы напали на след маньяка.

– На какой след? – усомнился я. – Этот нож лежал в подвале на земле напротив вентиляционного окна. Преступник, когда шел мимо, стер с него свои отпечатки пальцев и бросил его в подвал. Что нам этот нож дает, что изменилось-то? Если бы мы его в субботу нашли возле тела убитой, мы бы намного продвинулись?

– Ты ничего не понимаешь! – замахал руками Малышев. – В первый раз в моей практике экстрасенс точно указывает, где искать вещественные доказательства. Это прорыв в раскрытии преступлений, а ты – подвал, подвал! Сам-то почему раньше нож не нашел? Вот тебе и весь сказ. Астара действительно умеет искать предметы. Как бы ее заставить человека найти?

Ничего не объясняя начальнику, я бесшумно поднялся с места, в два шага подошел к двери и распахнул ее настежь. На пороге стояла с чашкой чая секретарша Малышева.

– О, чаек! – радостно воскликнул я. – Спасибо, Лидия Анатольевна, а то у меня в горле пересохло!

Пока она изумленно хлопала глазами, я, не спрашивая разрешения, сделал из чашки пару жадных глотков и вернул ее обратно. Чай был остывший – секретарша подслушивала нас под дверью с самого начала разговора.

– Приготовьте, пожалуйста, Николаю Алексеевичу новый чай, – попросил я и закрыл перед ней дверь.

Малышев не хуже меня понял, чем занималась Лидия Анатольевна, однако решил закрыть глаза на это мелкое предательство. А зря! После визита Астары она стала ее моральной рабыней, готовой на любое предательство во имя ассирийской жрицы.

– Не ищи в темной комнате черную кошку – ее там нет, – посерьезнев, сказал Малышев.

– А это не кошка? – Я рукой показал на дверь.

– Это совпадение.

Николай Алексеевич встал, открыл форточку. Табачный дым, слоями висевший над его креслом, вздрогнул от вторгшегося свежего воздуха и, плавно изгибаясь, потянулся наружу.

– У тебя есть логическое объяснение, каким образом Астара смогла узнать, где лежит нож? – сухо спросил начальник.

– Имитатора с места преступления увезла неизвестная женщина, – напомнил я.

– Ты, Андрей Николаевич, не греби все в одну кучу и не подтасовывай факты, как тебе удобнее будет! С чего это вы с Клементьевым решили, что маньяка с места происшествия увезла некая женщина, а не мужчина? Вы что, по телефонной трубке определили, кому он звонил? Женщина у нас появляется один-единственный раз – она позвонила по «02» и сообщила, что на стройке лежит труп, а кто увез преступника – неизвестно.

– У имитатора не может быть несколько сообщников, – сказал я и запнулся на сказанном.

– До тебя дошло? – обрадовался Николай Алексеевич. – Не могла женщина сама увезти маньяка, кто-то должен был за рулем сидеть, и этот кто-то – мужчина. У нас не Америка, у нас женщина за рулем – это нонсенс! Ты хоть раз видел автомобиль, которым управляет женщина? То-то! Теперь представь ситуацию: ночь, по пустынной улице едет автомобиль, за рулем которого сидит некая гражданка. Первый же встречный гаишник остановит машину только для того, чтобы посмотреть, что за диво такое, что за женщина-шофер? А у женщины в салоне окровавленный мужик сидит. Все, приехали! Извольте пройти в милицию для выяснения обстоятельств.

– О шофере я как-то не подумал, – вынужден был согласиться я.

– Завтра поезжай к Астаре, предъяви ей нож и вытряхни из нее все, что она сможет рассказать о маньяке. Нож – не окурок, его преступник постоянно с собой носил, на нем, говоря языком Астары, осталась энергетическая сила маньяка.

На столе у Малышева зазвонил телефон. Он, еще не взяв трубку, кивнул мне на дверь: «Иди, разговор закончен».

У своего кабинета я встретил начальника городского отдела БХСС Петра Ивановича Селезнева.

– У тебя деньги есть? – спросил он.

– Рубля три наберется. День рождения, потратился.

– Трешка – это мало. Пробегись по управлению, займи, сколько сможешь.

Зачем Селезневу деньги, я даже спрашивать не стал. Начальник БХСС – человек особенный, для него всегда открыты закрома на промтоварных и продовольственных базах города, для него над служебным входом в любой магазин висит невидимая постороннему вывеска «Добро пожаловать!». При появлении Селезнева директора гастрономов и универсамов расплываются в дружелюбнейшей улыбочке: «Здрас-с-сте, Петр Иванович! Вы как раз вовремя. К нам сегодня дефицит забросили, не желаете ли посмотреть?»

Спрашивается, если в торговле работают честные люди, если они не обвешивают покупателей, не ловчат и не распределяют дефицитные товары исключительно среди «нужных» людей, то чего им бояться начальника БХСС? А ведь боятся! Значит, совесть у торгашей не чиста, значит, торчит где-то ниточка, потянув за которую можно весь клубок распутать… Или они впрок лебезят?

В своем отделе я решил денег не занимать, как-то неудобно было, да и откуда у опера деньги через две недели после зарплаты? К начальству обращаться было некорректно, и я пошел в следственный отдел. Заместитель начальника следствия, строгая сорокалетняя женщина, без лишних вопросов протянула мне две десятки.

– В конце недели обязательно отдам! – пообещал я и пошел к Селезневу.

– Маловато принес! – поморщился Петр Иванович. – Черт с ним, добавлю пятерку от себя. Вечером жди, привезем кое-чего.

К пяти часам вечера мы с Айдаром сдвинули на середину кабинета два стола, достали выпивку и закуску.

Рассматривая выставленные на стол бутылки с водкой, я, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Вот и настал тридцатник! Полжизни пройдено, а что дальше ждет – неизвестно. Хорошо было жить во времена «застоя». На двадцать лет вперед можно было жизнь планировать, а сейчас – что ни день, то какое-то новшество на голову сваливается. Айдар, представь, когда мне было лет четырнадцать, то все тридцатилетние мужики мне казались очень взрослыми и солидными дядьками.

– Всем подросткам так кажется. Когда ты в седьмом классе учишься, то тебе что тридцатилетние мужики, что пятидесятилетние – все одинаково далеко. У меня был приятель, который с пеной у рта утверждал, что после сорока лет супруги уже не живут половой жизнью.

– Я вспоминаю нашего замполита в школе милиции. Ему было тридцать два года, но он выглядел человеком, уставшим от жизни, все повидавшим и все перепробовавшим. Мне сегодня тридцать, но я от жизни еще не устал. Мало того, я что-то не замечаю за собой какой-то особенной «взрослости».

– Дети родятся – поневоле повзрослеешь, – нравоучительно заметил Далайханов.

– А если не повзрослею и останусь в душе двадцатипятилетним молодым опером? Чем больше живу на свете, тем больше убеждаюсь, что человек похож на автомобиль. Как выглядит машина снаружи – это календарный возраст человека, а тот, кто сидит за рулем, – это его душа. Мои родители родились сорокалетними. У них не было юности. Детство было (обязательно голодное!), а юности – нет. Мать и отец говорят, что познакомились на танцах, а я, хоть убей, не представляю их отплясывающими твист или буги-вуги. Я не могу представить, чтобы мой отец… О чем я говорю! Мне тридцать лет, и я ни разу не видел, чтобы мой отец поцеловал мою мать в губы. Чего стесняться, если она твоя законная жена?

– Времена были другие, – пробурчал Айдар. – Чувства нельзя было напоказ выставлять.

– Фигня! В пятнадцать лет был я в гостях у одной девчонки. У ее отца была дивная фонотека: «Назарет», «Юрай Хип», «Роллинг Стоунз». Я, когда рассматривал его пластинки, просто обзавидовался – не тому, что у этой девчонки отец при деньгах, а тому, что он современный чувак, с ним наверняка есть о чем поговорить.

Весело переговариваясь между собой, в наш кабинет вошли Малышев и начальники служб УВД.

– У вас все готово к приему гостей? – задорно спросил начальник дежурной части. – Мы с подарком, куда поставить?

Я принял из его рук коробку с электрическим чайником и передал ее Айдару. В тесном кабинете подарки можно было ставить только на подоконник, больше места не было.

– Помнится, во времена «сухого закона» водку в бутылки из-под минералки разливали, – сказал кто-то за спиной Малышева.

– А еще помнится, – подхватил Николай Алексеевич, – что со времен царя Гороха водку в милиции на стол не выставляли, а держали под столом, возле ноги разливающего. В меня этот обычай настолько въелся, что я дома бутылку под стол прячу. Ну, что, поздравим именинника?

На подоконнике зазвонил телефон. Я показал Айдару, чтобы он ответил на звонок.

– Что сказать тебе, Андрей Николаевич? – Малышев обвел взглядом всех собравшихся, вдохнул… и замер с открытым ртом.

Невидимая сила бесшумно выползла из телефонной трубки, незримо, но ощутимо прошлась по кабинету, прощупала каждого, неприятным холодком пробежалась между лопаток.

– Это она, – вполголоса сказал Далайханов.

Я взял у него трубку.

– Надеюсь, вы нашли некий предмет в подвале магазина «Детский мир»? – спросила Астара.

– Да, это был нож со следами крови. Астара, я – в восхищении, мои боссы – в экстазе, они требуют продолжения банкета.

Малышев пришел в себя, закрыл рот и показал мне кулак: «Выбирай выражения, а то я покажу тебе экстаз!»

– Чтя ваше учение об энергетическом воздействии преступника на предметы, не могу ли я завтра подъехать к вам с ножом? Развить, так сказать, начавшееся плодотворное взаимодействие?

– Как все у вас просто! – возмутилась жрица на другом конце провода. – Твоим боссам не приходит на ум, что я не атомная электростанция и мне надо время, чтобы накопить новую энергию для работы с магическим кристаллом?

– Энергия преступника с ножа не испарится? – очень серьезно спросил я.

В ответ жрица произнесла длинную фразу на неизвестном языке.

– Астара, – внимательно выслушав ее абракадабру, сказал я, – если можно, повтори это изречение по-русски. Я в ассирийских наречиях не силен.

– Если не силен, то не лезь, куда тебя не просят! – многозначительно заявила она. – Никуда следы убийцы с ножа не денутся. Приедешь ко мне во вторник, я постараюсь с помощью кристалла и магических заклинаний вызвать дух преступника.

– Я его увижу? – посматривая на Малышева, спросил я.

– Ты что, экстрасенс, чтобы с нематериальными субстанциями общаться? Облик преступника увижу я, а ты получишь его описание.

– Астара, а пораньше нельзя увидеться? Меня начальство со свету сживет, если я о вторнике заикнусь. Они уже настроились на поимку преступника, и тут на тебе, такая задержка!

– Я один раз сделала для вас исключение и всю энергию израсходовала… Дай Николаю Алексеевичу трубку!

Я повернулся к Малышеву. Он, изобразив удивление, взял у меня телефонный аппарат, выслушал Астару и положил трубку на рычажки.

– До вторника пускай подзаряжается, – решил он. – Нож после экспертиз оставь у себя, в прокуратуру не отдавай, а то они нам все энергетические следы «затопчут».

– Это Астара так сказала? – уточнил я.

– Это я так решил! – рявкнул начальник.

– Николай Алексеевич, хватит о работе! – попросили коллеги. – Мы на торжество собрались, а не на производственное совещание. С днем рождения тебя, Андрей Николаевич!

После первой рюмки разговор опять скатился к Астаре. Вместо того чтобы поздравлять меня, хвалить за достигнутые успехи и скромность в быту, все стали обсуждать сверхъестественные способности жрицы.

– Что-то в этом есть! – единодушно решили начальники и после третьей рюмки разошлись.

На смену им пришли опера и мои приятели из других служб. Зная прожорливый характер начальства, опера принесли с собой пару бутылок водки и домашнюю закуску. Около восьми часов меня в коридор вызвал Селезнев.

– Это тебе от нас, – сказал он, протягивая заклеенную скотчем небольшую картонную коробку. – Здесь не открывай, дома подарок посмотришь.

– Я пять рублей должен, – напомнил я.

Петр Иванович засмеялся, потрепал меня по плечу.

– За подарки деньги не берут! Про то, что внутри коробки, никому не говори, а то у меня на всех рук не хватит, а к субботе в городе будет ноль и хрен повдоль!

Не вдаваясь в смысл его намеков, я вернулся в кабинет, спрятал коробку в шкаф и сел за стол. К десяти вечера спиртное закончилось, и мы разъехались по домам.

– Андрей, да ты выглядишь как огурчик! – похвалила жена. – Все прошло без происшествий? Что тебе подарили? О, чайник! Чей он, импортный? Наш на работу унесешь, а этот дома оставим. Андрей, что в коробке?

Я распечатал подарок начальника БХСС. В нем были несметные сокровища: блок болгарских сигарет «Опал», пачка югославских второсортных сигарет «Ядран», двадцать пачек «Примы» и пять пачек папирос «Памир».

«Последние запасы по магазинам выгребли, – догадался я. – Как дальше жить, кто-нибудь может подсказать?»

Пока жена расправляла диван, я пытался подсчитать, на какую сумму мне удалось отовариться, но цифры на листке бумаги упорно не хотели умножаться и делиться: водка и математика – давние антагонисты.

– Андрей, пошли спать! – позвала жена.

– Сейчас, докурю и приду!

Я отложил в сторону авторучку. Закурил. Внимательно посмотрел, как струя дыма ушла в потолок, растеклась по нему и поползла к вентиляционной решетке.

Точно так же вчера ночью я рассматривал табачный дым, потом аккуратно затушил в пепельнице сигарету «Космос», достал еще три сигаретки и выкрошил из них табак.

Великая жрица Астара нашла нож в подвале по моему окурку. Вещественные доказательства, изъятые нами на месте преступления, весь день оставались у меня в сейфе.

20

В среду утром я, покуривая сигаретку, шел на работу. Практически все повстречавшиеся по дороге мужчины спросили у меня закурить. Даже подросток лет пятнадцати попытался стрельнуть сигаретку, но я отогнал его одним движением бровей. У киоска «Союзпечати» закурить спросила прилично одетая женщина.

«Не стоит провоцировать прохожих, – решил я. – Пока табачный кризис не разрешится, на улице больше курить не буду. В войну, говорят, за буханку хлеба могли зарезать, а сейчас за пачку папирос огреют сзади по голове дубинкой, и буду лежать на асфальте, ногами дергать».

В ночь со среды на четверг в продовольственном магазине на улице Гоголя выбили витрину. Приехавший на вызов экипаж вневедомственной охраны задержал внутри магазина трех шестиклассников. Пойманные с поличным воришки не стали запираться и признались, что обворовать гастроном их послали взрослые дяденьки.

– Они сказали нам, что если найдем сигареты, то они хорошо заплатят и каждому по пластику жвачки дадут, а если попадемся, то нам все равно ничего не будет – до четырнадцати дел за кражу не посадят.

Пока наряд охраны разбирался с шестиклассниками, на соседней улице сработала сигнализация в другом продовольственном магазине. Потом – еще в одном. В два часа ночи дежурный по городскому отделу охраны поднял с постели Большакова.

– Леонид Васильевич, у меня не хватает экипажей. Магазины громят один за другим. Дайте мне во временное распоряжение экипажи ГАИ и патрульно-постовой службы.

Начальник УВД, не выходя из дома, объявил общегородскую тревогу, но приказал сотрудникам милиции выдвигаться не к месту службы, а к ближайшему продовольственному магазину. К четырем утра все торговые точки в городе были взяты под охрану. Мне выпало защищать от налетчиков гастроном номер шесть, расположенный в ста метрах от моего дома.

У служебного входа в гастроном я встретился с Геннадием Уфимцевым, начальником штаба Кировского РОВД. Он жил в соседнем доме, но в последнее время я ни разу не сталкивался с ним на улице: за Уфимцевым по утрам заезжал автомобиль дежурной части, а я добирался до работы на общественном транспорте.

– Андрюха, – сказал Уфимцев, – замерзнем же! Дождь начинается, холодно, а укрыться негде. Надо что-то предпринять, а то оба с простудой сляжем. Не знаю, как тебе, а мне болеть никак нельзя, у меня конец месяца на носу, у меня показатели хромают… показатели… Может, под детским грибочком спрячемся?

– Грибочек от ветра не защищает. Если спрячемся в подъезде дома напротив, то провороним магазин. Налетчики должны видеть нас, милиционеров в форме, иначе нет никакого смысла тут торчать.

– Безвыходных положений не бывает! – оптимистично заявил Геннадий. – Сейчас я организую пункт обогрева личного состава.

Уфимцев подобрал случайно оказавшийся на газоне кирпич, выбил им форточку в припаркованном напротив магазина «Москвиче», открыл дверцу и позвал меня в салон.

– Располагайся поудобнее, Андрей Николаевич! Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Если появятся грабители, посигналим им – и делу конец!

Словно заправский угонщик, начальник штаба выдернул из панели управления провода зажигания, соединил их напрямую, завел двигатель и включил обогрев салона. Я положил форменную фуражку на заднее сиденье, откинулся в кресле и, разморенный теплом и ровным гудением мотора, задремал. Проснулся я от криков за стеклом.

– Эй, вы, кто такие? – стучал в окно взъерошенный мужчина.

– Ты что, слепой? – зарычал на него Уфимцев. – Ты что, погон не видишь? Мы что, мать твою, на бродяг похожи? Мы – специальный офицерский патруль!

Я протер глаза, посмотрел на часы. Половина седьмого.

– Да я вижу, что вы из милиции, – не унимался мужик, – но что вы делаете в моем «Москвиче»?

– Мать твою, ты тупым родился или с годами стал? – неподдельно разозлился Уфимцев. – Пока ты ночью дрых, как сурок, бандиты твою тачку раскурочили и хотели угнать, а мы их отогнали. Сюда посмотри, видишь, провода напрямую соединены? Еще немного – и привет! Нашел бы ты от своего «Москвича» рожки да ножки.

– Документы на машину есть? – строго спросил я.

– Да, да, конечно, – засуетился хозяин автомобиля. – Вот права и техпаспорт.

Мы с Уфимцевым вышли из «Москвича», проверили документы и вернули их владельцу. На улице первые прохожие спешили на работу. За сохранность гастронома можно было больше не опасаться. При людях грабить его не будут.

– Мужики, – обратился к нам хозяин автомобиля, – за машину – спасибо! Я поначалу не разобрался, что к чему, а сейчас вижу, что если бы не вы, то… Не сочтите за издевательство, но мне, честное слово, больше нечем вас отблагодарить.

Он протянул нам полпачки папирос. Мы с Уфимцевым не стали отказываться от подарка, поделили папиросы поровну и поехали каждый на свое место службы.

Всего за прошедшую «ночь погромов» сотрудники милиции задержали больше тридцати человек, в основном подростков из неблагополучных семей и пьяниц, готовых за глоток вина рискнуть свободой. Никому из налетчиков не удалось разжиться и пачкой сигарет – табачных изделий ни в одном магазине не было.

В тот же день, перед обедом, мне позвонил дядя Лизы.

– Ты сможешь подъехать к трем часам? – спросил он. – Ко мне не поднимайся, позвони с телефона-автомата в холле, и я спущусь.

– Что за секретность, Макар Петрович? Я, кстати, в форме приеду. Сегодня ночью тревога была, так что я переодеться в гражданку никак не смогу.

– Ты можешь прикинуться сотрудником ГАИ? Возьми с собой полосатую палку, она нам пригодится.

Позаимствовав в отделе ГАИ жезл автоинспектора, я приехал к Кононенко.

– Ты в прошлый раз стал меня в чем-то подозревать? – спросил Макар Петрович. – Это я сам во всем виноват, замкнулся на полуслове. Не обращай внимания! У меня есть кое-какие задумки, но пока рановато их высказывать. Как сам во всем разберусь, так тут же доложу.

Через внутренний переход мы прошли во второй корпус психиатрической больницы.

– К нам на экспертизу поступил любопытный тип, – рассказывал по дороге Макар Петрович. – Я уже общался с ним и пришел к выводу, что он вполне вменяемый субъект. Сегодняшнее мероприятие – обычная формальность, мы уже подготовили заключение, но… Андрей, я хочу, чтобы ты послушал его. По-моему, его история как-то связана с твоим имитатором.

– Я буду выступать в роли инспектора ГАИ? – поинтересовался я.

– Ты будешь просто молчать, а полосатую палку держи перед собой… Так, накидывай на себя медицинский халат и сделай умное лицо. У гаишников, сколько я их видел, всегда загадочные физиономии, словно они перед дежурством забывают трусы надеть.

Проходящий судебно-психиатрическую экспертизу мужчина был немолод, на вид я бы дал ему лет сорок пять или около того. Поначалу держался он скованно, на вопросы отвечал односложно, но постепенно разговорился и поведал нам свою невероятную историю.

– В прошлую субботу вечером я выехал таксовать, – начал свой рассказ пациент. – У меня есть «Жигули» пятой модели. На них я иногда подрабатываю частным извозом. Знаю, что это запрещено законом, но семью кормить как-то надо, вот и кручу баранку после работы. В субботу я встал около магазина «Океан» на Пионерском бульваре. Часов в десять ко мне села женщина, сколько ей лет и как она выглядела, я сказать не смогу, так как она меня загипнотизировала, и я начисто лишился памяти.

Кононенко одобрительно кивнул головой: «Продолжайте, любезнейший! С кем не бывает – села женщина в салон, загипнотизировала и стерла память. Обычнейшее дело. Это так же не ново, как не заплатить за проезд в автобусе».

Приободренный Макаром Петровичем, мужчина продолжил:

– Она села на заднее сиденье. Я, не включая свет в салоне, завел двигатель и спрашиваю: «Куда поедем?» Женщина отвечает: «На вокзал». Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида и говорю: «До вокзала будет стоить десять рублей». И тут…

Испытуемый встал, передернулся, словно стряхнул с одежды капли дождя, и продолжил рассказ в театральном стиле: за себя произносил реплики нормальным голосом, а за женщину – писклявым:

– Она: «А что так дорого?» Я: «Сейчас все от «Океана» до вокзала десятку берут». Она: «Ой, я посмотрю в кошельке, сколько денег с собой взяла». Я смотрю на нее в зеркало: женщина раскрывает сумочку, достает большой плоский кошелек, из него вынимает монетки, по одной роняет в сумку и считает: «Раз, два, три!» У меня в какой-то миг закружилась голова. Я зажмурил глаза, открываю – а женщины нет! Вместо нее в темноте на заднем сиденье висит рука и считает монетки: «Шесть, семь, восемь!» Когда она дошла до десяти, я вырулил со стоянки и поехал по городу. Кручу баранку, а сам превратился в бездушный автомат: мыслей никаких нет, но на дороге держусь уверенно – правила не нарушаю, на красный сигнал светофора останавливаюсь, скоростной режим соблюдаю. Сколько времени мы ехали и куда, я сказать не возьмусь, так как ничего не помню. Но мы ехали не по прямой, а зигзагами, постоянно сворачивали во дворы, через пустырь какой-то ехали… Потом к нам в автомобиль, на переднее пассажирское сиденье, сел человек. Лицо его было закрыто капюшоном, так что кто это: мужчина, женщина или подросток, – я сказать не могу. Втроем мы снова стали петлять по городу, приехали на перекресток около универмага Кировского района. Первым вышел пассажир, а женщина снова стала считать деньги. Последнее, что я помню, – она говорит: «Выверни на улицу 40 лет Октября, разгонись на всю мощь и никуда не сворачивай».

Рассказчик исчерпал запасы энергии, обессилев, сел на место и замолчал. Я представил участок дороги, по которому ему приказала мчаться загадочная женщина.

«От универмага прямо – «Т»-образный перекресток, – припомнил я. – Если мужик ехал, никуда не сворачивая, то он должен был влететь в фасад обувного магазина».

– Полностью очнулся я уже после аварии, – вновь заговорил заколдованный водитель. – Машина – вдребезги, витрина обувного магазина вылетела и упала мне на крышу «Жигулей», я сам весь в крови, голова разбита…

– Где сейчас ваш автомобиль? – ломая методику проведения экспертизы, спросил я.

– Машина на штрафстоянке у городского отдела ГАИ, – неохотно ответил испытуемый.

Кононенко и второй врач-эксперт неодобрительно посмотрели на меня, но вмешиваться не стали.

– Женщина была русская или азиатка? – спросил я. – Амулеты, сверкающий кристалл, живая ящерица с изумрудными глазами, что-нибудь из этого арсенала у нее было?

– Ко мне в салон села совершенно обычная гражданка: без попугаев, ящериц и особых примет. Потом она растворилась в воздухе, и от нее осталась только рука с очень длинными тонкими пальцами. Представьте: ничего нет на заднем сиденье! Пустота. Тьма – хоть глаз коли, и в этой пустоте и тьме висит рука и считает деньги. Про пассажира, подсевшего к нам, я могу сказать так: если бы это была дрессированная свинья в куртке с капюшоном, то я бы никак на ее появление не отреагировал. Я, пока возил их по городу, превратился в автопилот: они говорят курс, а я кручу руль и смотрю за дорожными знаками.

Я решил отбросить условности и пошел напролом.

– Ты Астару видел? – спросил я.

– Видел! – с непонятной злостью ответил пациент. – Я к ней дочку привозил. У меня ребенка собака испугала, и она стала заикаться. Врачи сказали, что до школы надо с логопедом каждый день заниматься, а Астара за один сеанс заикание сняла. Руками поводила перед лицом у дочери, и от заикания и следов не осталось… Вот так она передо мной сидела: тут крыса в клетке, звезды над головой, за занавеской привидения шепчутся. Вы не подумайте, что я чокнутый. У нее реально есть огромная крыса, а потолка в кабинете нет. На улице день, а у нее – ночь. Магия ассирийская. Чудеса. Шторки к стене вплотную примыкают, а за ними люди ходят.

– Пожалуй, мне пора, – поднялся я с места.

– Товарищ милиционер, – взмолился мужик, – помогите мне с иском! Я не вижу под халатом, какое у вас звание, но помогите! Директриса магазина мне такой иск выставила, словно она не калошами торгует, а бриллиантами. Подумаешь, витрину выбил! Она же не из хрусталя сделана, что за цены такие – три тысячи рублей за кусок стекла?

– Разберемся! – заверил я бедолагу и помчался в УВД.

Пролистав книгу происшествий, я быстро нашел нужный сигнал: «Седьмого октября 1990 года, около трех часов ночи, водитель Иванцов не справился с управлением и совершил наезд на фасад обувного магазина».

Наскоро собрав следственно-оперативную группу, я приехал на штрафстоянку и осмотрел автомобиль Иванцова. Весь салон его «Жигулей» был забрызган кровью. Со стороны водителя следы крови имели происхождение, типичное для дорожно-транспортного происшествия, а вот со стороны переднего пассажирского сиденья никаких брызг крови не было. Вместо них на обшивке двери пассажир оставил два широких, побуревших на воздухе мазка. Эксперты-криминалисты по моему указанию изъяли из салона образцы крови и все следы пальцев рук, какие только смогли обнаружить. С отпечатками пальцев не повезло – все они принадлежали водителю. Кровь с обшивки передней пассажирской дверцы по своим групповым качествам совпала с кровью, изъятой нами в телефонной будке. К водителю Иванцову она отношения не имела. Это была кровь убитой Дуньки-кладовщицы.

Измотанный морально и физически, домой я вернулся только поздно вечером. Единственным моим желанием было наскоро перекусить и лечь спать. Лиза, видя, в каком состоянии я вернулся, не стала донимать меня расспросами, но я видел, что ей хочется поговорить.

– Что случилось, дорогая? – позевывая, поинтересовался я.

– Андрей, у нас в поликлинике все говорят, что первый секретарь обкома распорядился расстреливать мародеров на месте совершения преступления. Это правда?

– Чепуха! Кто расстреливать-то будет? Все эти слухи появились из-за учений по гражданской обороне. Насмотрелись на солдат с автоматами и стали выдумывать черт знает что. Весь бардак в городе творится от того, что нет единой власти. Первый секретарь обкома партии нынче никто и звать его никак.

– Вы ему больше не подчиняетесь?

– Формально мы ему никогда не подчинялись. Областная милиция – это одно из подразделений облисполкома. – Я посмотрел на жену. Она с интересом ждала, как я разъясню сложившуюся во властных структурах ситуацию.

– Значит, так, – начал я. – Весной этого года съезд Верховного Совета внес изменения в шестую статью Конституции СССР и постановил, что КПСС больше не является «руководящей и направляющей силой советского общества». Смысл улавливаешь? Горбачев сделал финт ушами, сохранил власть и стал Президентом, а всех своих соратников по партии превратил в жалкую кучку болтунов. КПСС из правящей партии превратилась в обычное общественное объединение, что-то вроде «общества любителей аквариумных рыбок». Одним росчерком пера Горбачев нарушил вертикаль управления и лишил власти своих вассалов на местах. Скажи мне, как председатель общественного объединения может руководить областью? Никак. Едем дальше. В феврале у нас избрали областной совет народных депутатов. Председатель этого собрания Пименов во всеуслышание объявил, что теперь он главный в области и все обязаны подчиняться только ему. У семи нянек дитя без глазу! В области появилось три центра управления, а сигареты с продажи исчезли. Если появится четвертый правитель, то исчезнет хлеб.

– Ты это серьезно? – округлила глаза жена.

– Шучу! Лиза, давай спать. Ну ее к черту, эту политику. Пускай они друг другу глотки грызут, лишь бы нас не трогали.

Наступившей ночью милицейские патрули в городе были усилены, продовольственные базы взяты под охрану. Погромов магазинов больше не было, зато на стенах домов появились антиправительственные надписи. Обстановка накалялась.

21

В субботу я оставил Лизу принимать гостей, а сам поехал к Журбиной в «Изумрудный лес». Валентина Павловна, Касим и его младший сын встретили меня на пороге дома отдыха.

– Я вижу, у вас изменения? – кивнул я на строительную технику у столовой для обслуживающего персонала.

– Новые хозяева! – улыбнулся Касим. – Мы досрочно расторгли договор аренды, а они, не дожидаясь нашего отъезда, приступили к ремонту, да тут же выдохлись. Денег у профсоюзов нет, на кой черт технику сюда понагнали, непонятно.

– Откройте мне секрет – кому на самом деле принадлежит «Изумрудный лес»? Старый корпус построен областным советом профсоюзов, новый корпус и трансформаторную подстанцию возвели вы. Все вместе у кого на балансе стоит?

– У Облсовпрофа, – ответила Журбина. – Мы всегда были только арендаторами, а что до нового корпуса, так его не существует на бумаге, и на балансе он ни у кого не стоит.

– Не жалко бросать нажитое?

– Время требует перемен, – ответил за Валентину Павловну Касим.

– Андрей, ты один приехал? – переменила тему Журбина.

– Тут такое дело, Валентина Павловна… У меня на неделе был день рождения, родня, то, се. Словом, сегодня Лиза принимает родственников, а я – на работе. Срочный вызов, сложная оперативная обстановка. С Ариной проще – мама не отпустила.

– Не мог уговорить, что ли? – недовольно заворчала Журбина. – Как знать, может быть, в последний раз видимся. Напомнил бы Наталье, что Арина у меня разговаривать научилась.

– Валентина Павловна, главное – я приехал. А насчет того, что больше не увидимся, – помнится, семь лет назад в электричке был такой же разговор, а вышло все совсем по-другому.

– Человек полагает, а бог располагает, – философски подытожил Касим. – Пошли к столу, Андрей-джан[32], передохнешь с дороги, и я покажу твою комнату.

После небольшого перекуса я забросил вещи в номер и пошел прогуляться по территории. Без Лизы мне было скучно, и, чтобы как-то скоротать время до обеда, я спустился к реке, потом поднялся к беседке в бору. При моем появлении две серые белки заскочили на перила беседки и уселись в выжидательных позах: «Что принес?» Я протянул им позаимствованные у Журбиной орешки. Белки, пристроившись у ладони с двух сторон, стали щелкать орешки, разбрасывая скорлупки вокруг себя.

– Как вы будете жить без Валентины Павловны, кто вас кормить будет? – спросил я белок, но они были увлечены едой и мне не ответили.

Скормив белкам орешки, я вернулся в «Изумрудный лес». В малом обеденном зале уже был накрыт стол, шли последние приготовления к трапезе.

– Пойдем выпьем аперитив, – предложил Касим.

– Что-то я не вижу вашего старшего сына. Он не в Москве?

– Саид в Ташкенте. Ему предложила хорошее место в правительстве Ислама Каримова[33].

Касим поправил расшитую серебряной нитью тюбетейку, скромно улыбнулся. По его виду было понятно: он гордится своим сыном.

– У Ислама Каримова уже есть свое правительство? – с легким скептицизмом спросил я. – Не рановато ли? «Союз нерушимый республик свободных» еще вроде бы существует.

– Это Азия, Андрей! Многовековой уклад жизни, основанный на мусульманской религии и почитании старших, – Касим наполнил рюмки коньяком, жестом предложил выпить «аперитив». – У Каримова всегда было свое правительство. Нет никакой разницы, как именуется отец народа: президент или первый секретарь республиканского ЦК КПСС. Бай, он и есть бай, а дехканин всегда останется дехканином. Расскажу тебе одну историю. В 1983 году Андропов решил навести в Узбекистане свои порядки и послал в Ташкент отборный десант из следователей Генеральной прокуратуры СССР и центрального аппарата КГБ. Про следователей Гдляна и Иванова слышал? Они такой террор в Узбекистане навели, что никакой Берия с ними не сравнится. Людей по малейшему подозрению бросали в тюрьмы и держали под арестом до тех пор, пока они нужные показания не дадут. Так вот, арестовали они одного постового милиционера. Тот посидел, тюрьме, покушал жиденькую баланду и признался, что за свою ничтожную должность отдал начальнику отдела кадров «кирпич» – упаковку сторублевых купюр. Прошел месяц, и Гдлян говорит: «Давай проверим, что изменилось». Они арестовывают первого встречного милиционера-стажера и выясняют, что он при устройстве на работу также преподнес «бакшиш»[34], средства на который собирали всем селом. Арестовали еще трех постовых милиционеров, и везде одна и та же история – «кирпич», десять тысяч рублей сторублевыми купюрами. Гдлян собрался и полетел к Андропову. «Что делать, отец родной, там же всех до единого милиционеров можно за взятки сажать?»

– Чем вы занимаетесь? – спросила появившаяся в дверях Журбина. – Не коньяк ли пьете?

– Присоединяйся! – позвал Касим.

К моему удивлению, Валентина Павловна выпила рюмку, закусила кусочком шоколадки и ушла на кухню – отдать последние распоряжения.

– Чем закончилась эта история? – спросил я.

– На место Рашидова[35] пришел Усманходжаев, а все остальное осталось, как было. Зря Гдлян в Москву летал. Съездил бы лучше в свой любимый Ереван и спросил: «А как у вас, ребята? Сколько стоит поступить в институт, какие расценки на работу в милиции? Сколько стоит должность прокурора района?»

– Касим, а как твой сын попал на работу в правительство? У тебя же были большие проблемы с республиканским КГБ?

Он засмеялся, от избытка чувств громко хлопнул в ладоши.

– Отличный вопрос! Ты, Андрей-джан, всегда смотришь в корень. Никто меня про старые дела не спросил, а ты – помнишь! Тут дело было так. Не буду прикидываться мудрым аксакалом, но я всегда сторонился религиозных разборок. Когда при Рашидове мои коллеги таскали особо рьяных исламистов за бороды, я занимался другими делами и в мечеть в обуви не входил. Сейчас приоритеты во внутренней политике Узбекистана сменились, и на место коммунистической идеологии пришел ислам. Все, кто преследовал верующих, теперь враги народа, а кто работал в КГБ, но был в стороне от «религиозных войн»… Словом, мне предложили вернуться в Ташкент, занять прежнюю должность и принять участие в суде над моими бывшими врагами, но я отказался. В одну реку дважды не входят. Если начал новую жизнь, то оглядываться не стоит.

Нас позвали к столу. Обед был выдержан в узбекском стиле, но со спиртным. Главным блюдом был плов, приготовленный по «особому старинному рецепту». Сколько есть на свете мастеров приготовления плова, столько есть никому больше не известных рецептов приготовления этого блюда. Ингредиенты для приготовления плова всегда одни, а блюда получаются разные. Для любителей плова – разные, а по мне, как ни изощряйся с бараниной и рисом, все равно получится рисовая каша с мясом.

– Валентина Павловна, – спросил я, воспользовавшись сменой блюд, – что так влечет вас в Москву? Здесь вам все местные боссы ручку целуют, а там, в столице, придется заново обустраиваться и связи наводить.

– В Москве талонов нет, – пошутил оставшийся в Сибири сын Касима.

– Не в куске колбасы дело! – резко возразила Журбина. – В стране творится что-то невообразимое, и куда вывернет корабль перестройки, пока непонятно. Если социализм окончательно демонтируют, то в нужный момент надо будет оказаться поближе к пункту раздачи билетов в счастливую жизнь. На волне революций и перемен можно выплыть в самый верх, а сидя в окраинном болоте – никогда. Все революции происходят в столицах, а все, что делается в провинции, это так, междусобойчик, мышиная возня.

– Кто-то во время революции возносится, а кому-то рубят голову, – напомнил я.

– Не пей из чаши, пока муть не спадет, и голова останется на месте, – философски парировала Журбина. – Посмотри на соседнюю область, кто там сейчас в фаворе? Тулеев и Кислюк. Когда в Кемерово съехались шахтеры, они оба предпочли остаться в стороне и посмотреть, чем дело кончится. Как только стало понятно, что правительство не собирается силой разгонять митингующих, так оба тут же вышли из тени и возглавили забастовочное движение.

– Кемеровские забастовки – это особый случай. У меня есть знакомые в кемеровской милиции, они о забастовках рассказывают совсем другое, не то, что показывают по телевизору. Я открою вам небольшой секрет – первые шахтеры поехали митинговать на площадь областного центра по разнарядке, которую устанавливало руководство шахт. Пока одни шахтеры требовали улучшения жизни и бастовали, другие трудились в забоях и выполняли план. Кемеровские забастовки больше похожи на театр марионеток: на площади митингуют куклы, а невидимые кукловоды дергают за нитки и добиваются каких-то своих, скрытых от посторонних глаз целей.

К концу затянувшегося обеда Журбиной наскучили разговоры о политике, и она пошла вздремнуть часок-другой перед ужином. Мы с Касимом забрали начатую бутылку коньяка, закуску и перебрались в холл, где иногда выпивали за просмотром телевизора.

– Касим, тебе не доводилось сталкиваться с Астарой?

Он усмехнулся, разгладил пальцем усы, пошевелил ноздрями, словно принюхивался, прищурившись, посмотрел на входные двери, еще раз усмехнулся и сказал:

– Я знаком с гражданкой Абдырхмановой больше двадцати лет. Что ты хочешь о ней узнать?

– Все! Астара интригует против моей жены, она хочет поссорить меня с Лизой. Рано или поздно наше противостояние перейдет в открытую схватку, и я хочу подготовиться к ней.

– Этери всегда была интриганкой… Андрей, не называй ее при мне Астарой. К чему эта шелуха? Завтра она объявит себя Шамаханской царицей, и что, весь этот бред повторять за ней?

– Этери так Этери, – не задумываясь, согласился я.

– В начале семидесятых годов, – начал свой рассказ бывший контрразведчик, – руководство Узбекистана озаботилось ростом наркомании среди молодежи и неимущих слоев населения. Опийный мак в Азии – очень распространенное растение. В Андижанской области есть места, где в предгорьях маковые поля простираются на десятки километров. Как из мака получают опиум, знаешь?

– Естественно. Чиркать лезвием по бутону – ума много не надо.

– Опиум – это примитив, это наркотик для нищих. В современной фармакологии опиум рассматривается исключительно как сырье для производства морфина и некоторых других веществ. Следующая стадия переработки опиума – это героин. Он в медицинских целях не применяется, зато у наркоманов ценится на вес золота. Подпольную лабораторию по производству героина мы накрыли в 1971 году в окрестностях поселка Советабад. Наши химики проанализировали технологию производства героина и пришли к выводу, что в этой лаборатории пытались сделать шаг вперед, перейти от героина к новому веществу. Цепочка опийных алкалоидов выглядит так: опиум (исходное сырье) – морфин – героин – вещество «икс». Это пока еще не созданное вещество по своему наркотическому эффекту должно в несколько раз превосходить самый первосортный героин. Шуршание денег улавливаешь? Грамм морфина приносит прибыли в десятки раз больше, чем грамм опиума-сырца. Героин гораздо дороже морфина, а вещество «икс» будет стоить дороже платины 999-й пробы. Поступив с наркодельцами по справедливости, мы стали прослеживать нити от лаборатории к предполагаемым заказчикам исследований вещества «икс».

– Что значит «поступили по справедливости»? – не понял я.

– Я же говорил тебе – это Азия! Слово бая – закон. Узнав о лаборатории, Рашидов сказал: «Героиновую заразу я выжгу в Узбекистане каленым железом!» По его приказу всех задержанных в лаборатории вывезли в горы и расстреляли без суда и следствия.

– Интересная методика. Родственники не потребовали выдать им тела для захоронения?

– Какие тела, ты о чем? Бай приказал, и о существовании этих людей забыли, словно их никогда не существовало на свете. Андрей, не забивай себе голову этим эпизодом. Пойдем дальше. Ликвидировав лабораторию, мы убили мозг чудовища, но щупальца его остались. Для нейтрализации их в КГБ Узбекистана была разработана многоходовая операция «Ассирия».

– Знакомое словечко!

Касим засмеялся:

– Это я придумал название операции. До поступления на службу в КГБ я окончил истфак Ташкентского университета. Моя дипломная работа называлась «Особенности рабовладельческого строя в Ассирийском царстве».

– Так вот кто крестный отец реинкарнации любимой жрицы богини Иштар! А я-то думаю, откуда эти ассирийские уши растут?

– До начала операции «Ассирия», – продолжил Касим, – Этери была мелким агентом-провокатором. Я уже говорил тебе, что она прирожденная интриганка. Сталкивать людей лбами – ее любимейшее занятие. Когда она преподавала в Ташкентском университете, то так увлеклась подковерными играми, что оклеветала одного преподавателя, сына очень уважаемых родителей. Мы вызвали Этери в КГБ и поставили перед выбором: или ее растерзают родственники оскорбленного мужчины, или она примет участие в очень рискованной и опасной игре. Этери согласилась на игру, и мы внедрили ее на Ташкентский химфармзавод. Курируя научные исследования на заводе, она быстро вышла на заказчиков производства вещества «икс». Дальше началось самое интересное. С нашей подачи Этери убедила наркобаронов отказаться от производства героина и бросить все силы на исследование вещества «икс».

– Они отказались от синицы в руках ради журавля в небе? – удивился я.

– Героиновую синицу в руках держать смертельно опасно, а журавль в небе может озолотить в один миг. Представь, всего несколько кристаллов вещества «икс», растворенные в воде, дадут тысячи доз мощнейшего наркотика. Перевозить опиум-сырец – дело неблагодарное. Опиум имеет острый специфический запах. Специально обученная собака с легкостью находит его хоть в багаже, хоть в почтовом отправлении, а несколько кристаллов, не имеющих запаха, не обнаружит никто.

Вспоминая давние времена, Касим задумчиво посмотрел в глубину холла, произнес: «М-да!» – и продолжил:

– С помощью Этери мы больше десяти лет держали под контролем исследование вещества «икс». С приездом в республику Гдляна и компании операция «Ассирия» была свернута, а Этери освобождена от всех обязательств перед КГБ. Тут-то она и развернулась во всю мощь! В одну ночь с секретной лаборатории химфармзавода исчезла вся документация по исследованию галлюциногенных веществ. Все знали, чьих это рук дело, но мы из принципа не стали арестовывать Этери. Зачем нам наводить порядок в своей республике, когда из Москвы прибыла внушительная бригада не помогать нам, а искать среди нас изменников и коррупционеров? На основе полученных материалов Этери разработала несколько оригинальных веществ. Одно из них при испарении имеет запах сандала.

– Окуривала она меня им. Когда я надышался «сандала», ящерица у нее на груди ожила и поползла вверх.

– Я для интереса пробовал дышать «сандалом». У меня в видениях книги по комнате летали.

– Крыса, которая у нее в углу сидит, настоящая или это галлюцинация? – нетерпеливо спросил я. – Еще у нее филин есть.

– Крысу для нее вырастили в Афганистане, а про филина ничего сказать не могу.

– Так, с химией мне все понятно, а как насчет магии?

– Магия бывает только в сказках, а в реальной жизни все объяснимо.

Касим поднялся с дивана, сунул в карман сигареты.

– Пошли подышим свежим воздухом, – предложил он. – Сегодня дождя нет, можно пройтись по двору.

Я накинул на себя чью-то спецовку с вешалки и вышел за ним следом.

22

Во дворе «Изумрудного леса» мы не стали толкаться у парадного входа, а прошли в хозяйственный двор.

– Как говорится, «и стены могут иметь уши»? – спросил я.

– Да нет, я не думаю, что нас кто-то мог бы подслушать, но… как бы это сказать… – замялся Касим.

– Могу подсказать. Одно дело – вспоминать дела давно минувших дней, и совсем другое – говорить о человеке, с каждым днем набирающем все больший вес в городе. Касим, ты знаешь меня не первый день, я умею хранить секреты.

– Я не об этом! – возмутился узбек. – Никто в твоей порядочности не сомневается… Так, с чего бы начать? Ты знаешь, на чем основан так называемый «цыганский гипноз»?

– Одновременное воздействие на четыре органа чувств?

– Совершенно верно. У человека пять органов чувств. Если одновременно воздействовать на четыре из них, то человек дезориентируется во времени и пространстве, и в его сознании появляется некая брешь. Если нагрузить эту брешь определенной информацией, то человек начинает выполнять команды цыганки. Вспомни, как цыганки гипнотизируют слабовольных женщин.

– На цыганке надета цветастая яркая одежда, у нее, как правило, золотые зубы и множество золотых украшений. Пестрый наряд цыганки – это воздействие на зрение будущей жертвы. Для воздействия на органы осязания цыганка трогает будущую жертву руками. На обоняние воздействует специфический запах, исходящий от гадалки-гипнотизерши. Теперь самое главное: цыганка беспрерывно что-то наговаривает о порче, близкой смерти и прочей дребедени. Я все разложил по полочкам?

– Ты даже сделал нужный акцент – цыганки подчиняют волю случайных жертв словами. Страх порчи и смерти близких погружает слабовольных женщин в прострацию, и они добровольно отдают мошенницам все содержимое кошелька. Добавь к психологическому прессингу уличный антураж – цыганка никогда не работает одна. Рядом с ней постоянно крутятся ее сообщницы, они тоже дергают за одежду и бормочут что-то неопределенное. Подчеркнем один момент – жертва находится под «цыганским гипнозом» только при постоянном «подогреве». Когда загипнотизированную женщину отправляют домой за деньгами и ценностями, ее всегда сопровождает цыганка, которая беспрерывно бормочет о порче и смерти. Теперь от уличного примитива перейдем к Астаре… Тьфу ты, мать его! Веришь, не хотел ее так называть, но само вырвалось… Не хочешь нашего пса себе забрать? – Касим показал на цепного кобеля в будке. – Не знаем, кому отдать. С собой бы забрали, да нельзя. Представь, как у нас законы прописаны – ни в самолет, ни на поезд с собакой не пускают. Мы хотели целое купе откупить, а все равно не разрешили. Иди сюда, Полкаша!

Кобель, виляя хвостом, встал на задние лапы. Цепь за ним натянулась, как струна, ошейник сдавил горло, но пес все равно рвался вперед – ему хотелось лизнуть хозяина, лишний раз продемонстрировать свою преданность.

– Хороший мальчик, хороший, – Касим ласково погладил пса по голове. – Если не найдем новых хозяев, придется пристрелить его перед отъездом. Жаль расставаться, но ничего не поделать! Обрекать домашнюю собаку на бродячую жизнь – бесчеловечно.

– Белок только не трогайте, они и без вас проживут.

– Белки – это Валина фишка, я к ним близко не подхожу. Андрей, ты при Валентине про белок не ляпни, а то она нам обоим глаза выцарапает.

– Вернемся к ассирийской жрице. Она-то никого за руки не хватает.

– Этери пошла другим путем. Цыганки на улице действуют интуитивно, а Этери разработала научный метод завладения сознанием. Человек восемьдесят процентов информации получает через зрение. Завладей его зрением, и ты получишь ключик к подсознанию. Вспомни себя в кинотеатре. В самый захватывающий момент ты ничего не видишь вокруг себя, ты весь поглощен событиями на экране… Ты, Андрей, не силен в биохимии?

– Как-то мне объясняли основы биоэнергетики, а до биохимии я еще не дошел.

– Тем лучше! Я тоже не дока в биохимии, так что мой рассказ не покажется тебе примитивным. Ты представляешь в общих чертах, что такое мыслительный процесс?

– Окисление нейронов мозга в голове человека.

– А что такое нейроны, знаешь? Я тоже не знаю, и черт с ним! При окислении нейронов происходит выделение тепла, которое разносится по телу человека кровью. Чем более напряженный мыслительный процесс, тем больше выделяется тепловой энергии. Процесс выделения тепловой энергии нельзя измерить градусником… Провода видишь? Без специальных приборов ты не сможешь определить ни силу тока в проводах, ни напряжение. С внутренней тепловой энергией то же самое, ее на глазок не измеришь. Человек, который чувствует изменение внутренней энергии другого человека, называется «экстрасенс». Этери – прирожденный экстрасенс экстра-класса. Она чувствует колебания энергии на расстоянии, и в этом вся сила ее «магии». В теле человека десятки энергетических потоков. Этери чувствует все энергопотоки разом, она подобна пауку, способному контролировать одновременно все нити в паутине.

– Все познается на примерах. Поговорим о солдатах, – предложил я.

– Хороший случай. Попробуем проанализировать его, но сразу отметим: солдаты – это простые азиатские парни. Какие бы они ни были материалисты, но веру в восточную мистику они впитали с молоком матери.

– Если бы сжечь дом Этери пришли русские солдаты, там бы все происходило по-другому?

– Если бы вместо Сталина к власти пришел Троцкий, мы бы жили в другом государстве. Будем это обсуждать?

– Ошибку понял.

– К солдатам выходит Этери в диковинной одежде. Внимание парней приковано к вышитым львам, к ящерице на груди. В этот момент сестра «жрицы» просит ее пощадить солдат. Просьба ее идет звуковым фоном, но она мгновенно доходит до подсознания парней. Если бы им угрожала сама Этери, то ее слова солдаты могли бы воспринять критически, а тут – фон! Первая мысль: «Все, приехали!» Две женщины обсуждают их судьбу, и солдаты ничего не могут поделать, они не знают, что дальше будет. В их головах идет бурный мыслительный процесс, мозги как бы «вскипают», температура внутренней энергии скачкообразно идет вверх, и Этери чувствует это. В тот миг, когда в головах у солдат не хватает резерва для нового скоростного окисления нейронов мозга, она вскидывает руку с магическим кристаллом и наносит визуальный удар по их глазам, мозгам и душам. В возникшую в подсознании брешь она вкладывает приказ: «Подчиняйся мне, и я оставлю тебя живым». Но это не все! Если бы Этери приказала им выпустить себе кишки, то они бы с легкостью выполнили ее указание, так как страх физической смерти слабее страха чего-то неведомого, но смертельно опасного. Для довершения картины с крыши разносятся раскаты грома. Это динамики, это примитив, но если включить в нужную минуту, действует безотказно.

– Не могу обойти вниманием свою скромную персону. Меня Этери окурила ядовитым дымом с запахом сандала, но никакого визуального удара я не почувствовал. Ящерица у нее на груди ожила, но я воспринял ее как галлюцинацию. Мне забавно было смотреть, как ящерица перебирает лапками, но контроль над собой я не терял.

– Этери плохо чувствует изменение температуры холодной нордической крови. Не забудь, она азиатка, женщина, привыкшая работать с людьми, верящими в восточную мистику. Она окуривала тебя «сандалом» не для гипноза, а чтобы ты убрался вон и не мешал ей работать.

– Касим, на тебя она может воздействовать?

– Нет. В КГБ мы изучали особые методики противодействия экстрасенсорному воздействию на психику. У меня теплая азиатская кровь, но я умею «отключать» ту часть сознания, которая воспринимает чужую энергетику. Опьянить меня Этери сможет, а заставить ползать перед ней на коленях – нет.

– Она вылечила руку моему начальнику. Он маялся от боли в месте перелома. Этери провела рукой и сняла боль.

– Халтура, примитив! Любой экстрасенс, чувствующий энергопотоки, может снять боль. Этери слегка «разогрела» твоего начальника, выявила нужный энергопоток и направила его не напрямую в мозг, а транзитом через печень или большой палец на левой ноге. Теперь у твоего босса появится мнимая боль в транзитном органе, и он поскачет к Этери лечить печень или задницу, смотря куда она отвела русло энергопотока.

– Почему она переехала в Сибирь? С людьми одной крови ей ведь проще работать.

– О, это была интереснейшая история любви, страсти, алчности, низменной похоти, женской самоуверенности и дури. Этери слишком высоко взлетела и, чтобы не разбиться при падении, предпочла сбежать в края далекие и неласковые. Рассказывать? Тогда слушай.

В 1983 году Андропов довел Рашидова до самоубийства. У нас все знают, что Шараф Рашидович отравился, а не помер от сердечного заболевания. На смену ему пришел Усманходжаев. Аппарат ЦК компартии Узбекистана и правительства поменялся. Одним из приближенных нового главы республики стал человек, которого назовем Казбек. Я не хочу зря полоскать его имя в грязи, он из достойной семьи, но без упоминания о нем рассказ не состоится.

Этери, освобожденная от обязательств перед КГБ, стала любовницей Казбека. Она помогла ему расчистить путь наверх, а он с барского плеча подарил ей степень кандидата химических наук. В то время у Этери была шикарная квартира в центре Ташкента, большой загородный дом и две квартиры в провинции – в Самарканде и Андижане. Казбек разрешил Этери заниматься частной практикой, и она стала оттачивать свои экстрасенсорные способности. Параллельно она вспомнила о веществе «иск» и организовала подпольную лабораторию в горах Таджикистана. Опиум к ней завозили из Афганистана. Еще в одной лаборатории, при химфармзаводе, она организовала изучение галлюциногенных веществ. «Сандал» же она не на пустом месте изобрела. В 1988 году Этери была богатейшей и влиятельнейшей женщиной, и у нее наступило «головокружение от успехов». Она позабыла, что является всего лишь женщиной, и не просто женщиной, а женщиной в мусульманской стране. Ты не читал Коран?

– Библия, Коран и Уголовный кодекс РСФСР – это три книги, которые никто не запрещал, но купить которые невозможно. Я, Касим, даже Библию в руках не держал, а уж Коран тем более.

– По канонам ислама женщина может попасть в рай только с разрешения своего мужа. Это так, для сведения, чтобы ты понял место женщины в Азии. Году так в 1987-м вскрылась гнусная история. Оказывается, у Этери был собственный гарем.

Я с интересом посмотрел на Касима. Он хмыкнул, поправил тюбетейку, достал сигареты.

– Не гарем в смысле женщин, а… как бы тебе объяснить-то? У Этери с давних пор появилось извращенное увлечение – коллекционировать мальчиков. По азиатским меркам это неслыханная гнусность и унижение мужского пола, но она решила, что с деньгами ей все дозволено. Я говорил тебе, что у нее был тайный особняк под Ташкентом? Не тот, который ей сделал Казбек, а еще один. В этот особняк ей со всех среднеазиатских республик свозили мальчиков двенадцати-тринадцати лет. Отбор кандидатов проводили только в очень бедных семьях, где при виде денег лишних вопросов задавать не будут. Всего за один заезд в особняк привозили восемь-десять пацанов. Целыми днями их откармливали, а чтобы у них появилось неудержимое половое влечение, крутили им порнофильмы, давали смотреть эротические журналы и слайды с обнаженными женщинами.

«Так вот откуда эти слайды! – догадался я. – При бегстве в Сибирь Астара прихватила с собой часть коллекции. Один момент прояснился».

– Две недели, – продолжал Касим, – пареньки ничего не делали, только ели, отдыхали и накачивались сексуальной энергией. На третью неделю приезжала Этери и отбирала двух парней, которые, на ее взгляд, созрели… Как она их отбирала, я не знаю, да и незачем это знать. Словом, два парня оставались, а остальных отправляли домой. Немного денег в дорогу и – гуляй, Вася, забудь, где был.

– В смысле, забудь? Их по дороге домой в пропасть не сбрасывали?

– Не говори ерунду! Если бы пацаны стали пропадать, то по республикам мгновенно пошли бы слухи. Мальчик – это же не девочка! Девочка пропадет, да и черт с ней, а мальчик – это же будущий мужчина, продолжатель рода. Это Азия, Андрей, А-зи-я! Пацанов привозили к ней с завязанными глазами, с территории особняка они не выходили, а напоследок она накачивала их стойкими галлюциногенами, и пареньки толком не могли вспомнить, где были и что делали. Когда их расспрашивали родители, они рассказывали истории, больше похожие на сон: «Ели, пили и, хи-хи, смотрели «нехорошие» картинки». Про картинки им, конечно же, никто не верил. Какие картинки в стране строгих нравов? М-да…

Касим почесал жиденькую бородку, щелчком отбросил сигарету.

– Один мой приятель рассказывал, как он присутствовал при передаче мальчика в семью. Отец семейства – хлопкороб в колхозе, зарплата шестьдесят рублей в месяц – глянул на свет сотенную купюру и говорит: «У меня еще три сына есть, смотреть не будете? Девочки не нужны? Передайте вашему баю, что у меня есть две дочери десяти и одиннадцати лет. Могу показать, хорошие девочки, воспитанные».

– Погоди, Касим, при чем тут бай?

– Андрей, это – Азия! Никто из дехкан и подумать не мог, что мальчиков для развлечения женщина подбирает. Удел женщины – в дальнем углу комнаты сидеть, а не с мужчинами развлекаться.

– Тогда при чем здесь мальчики? – окончательно запутался я.

– Ты знаешь, кто такой «бачи»? Это миловидный мальчик, которого одевают в женскую одежду, и он веселит хозяина и его гостей. Песни, танцы, и все такое. Бачи – это азиатский вариант гейши. Этот обычай идет с очень давних времен. Как ты помнишь, я историк по образованию. Мне довелось изучать материалы о противостоянии легендарного Тимура с ханом Тохтамышем, тем самым, который в 1382 году сжег Москву. В решающей битве Тамерлан наголову разгромил Тохтамыша и захватил его обоз, в котором было пять тысяч женщин и пять тысяч мальчиков. Торжества по поводу великой победы продолжались месяц. Для чего в обозе были женщины и мальчики, объяснять не надо?

– Все дехкане думали, что их сыновей забирает некий щедрый бай?

– Естественно. Поэтому рассказам мальчиков о некоей женщине до поры до времени никто не верил.

– Хороша у вас была советская власть! А что делала Этери с отобранными мальчиками?

– Развлекалась неделю, как могла, и отпускала домой. У нее такой прикол: две недели откармливать, украдкой наблюдать, как пацанчики смотрят эротические журналы, потом выбрать двоих и выжать с них все соки. Но, сколь веревочке ни виться, все равно конец придет! Своей заносчивостью и пренебрежением общепринятыми нормами морали Этери нажила много врагов. Ее развлечения с мальчиками засняли на видеопленку и прокрутили Казбеку. Тот был в ярости. Представь, его, уважаемого мужчину, какая-то женщина развесистыми рогами наградила. Это унижение, которое трудно себе представить. Это плевок и в лицо, и в душу, это позор, который невозможно смыть.

– Давно известно, что мужчина ревнует любовницу больше, чем свою жену, – заметил я. – Представляю, что этот Казбек перенес. Касим, как она уцелела? Только не говори мне: «Это Азия!» Я про Азию уже все понял.

Узбек засмеялся:

– Ты никогда не поймешь Азию, Андрей-джан! Если ты научишься кушать плов руками, будешь ходить в жару в ватном халате, поймешь смысл плясок дервишей и не станешь передергиваться, когда увидишь «бачи», то ты все равно не станешь узбеком и азиатом. Чтобы понять Азию, ее надо полюбить, а не изучать.

– Так что с Этери?

– Пока Казбек смотрел видео в одном секретном особняке, друзья Этери шепнули ей, что пора делать ноги. Она рванула из Ташкента в Андижан, а оттуда – в Душанбе. В Горно-Бадахшанском районе Таджикистана у нее был сильный покровитель – глава большого агрессивного рода. Этери осыпала его деньгами, и он взял ее под свою защиту. Казбек через год нашел ее следы и послал арестовать Этери милиционеров из ташкентской милиции. Всех их расстреляли из пулеметов на горной дороге. Вторую экспедицию Казбек не стал отправлять – понял, что бесполезно. До 1989 года Этери жила у своего покровителя, а потом сбежала и от него. В Таджикистане назревает гражданская война. Когда там польется кровь, на деньги смотреть никто не будет. В Сибири спокойнее! Размах, конечно же, не тот, но на новых мальчиков у нее денег хватает.

Мы вернулись к парадному входу, остановились. Касим, рассмотрев что-то у въездных ворот, сказал:

– Ба! Знакомый силуэт! Что эта красавица забыла в наших краях?

Я обернулся и бросился к воротам со всех ног.

– Лиза, сокровище мое, как я скучал без тебя! – Я стал запоем целовать губы любимой женщины, но она не приняла моих восторгов:

– Андрюша, это ужасно, каким перегаром от тебя несет! Вы что, с самого утра пьете? Андрей, ну все, успокойся, я уже приехала и никуда от тебя не денусь…

23

Утром в воскресенье мы с Лизой погуляли по сосновому бору, покормили белок и поехали домой. До трассы нас подбросили новые арендаторы «Изумрудного леса», а на остановке мы сели в пригородный автобус. На полдороге дышащий на ладан «Икарус» сломался, пассажиры вышли из салона подышать свежим воздухом. Несколько мужчин окружили копошащегося в двигателе водителя и стали ему подсказывать, как починить мотор. Советы добровольных помощников ни к чему не привели, и нас пересадили в следующий рейсовый автобус. Народу в нем набилось, как селедок в бочке. Веселая кондукторша до самого автовокзала тараторила как заведенная. «Привыкайте выживать в экстремальных условиях! Не толкайтесь, граждане, учитесь коллективизму!» – подбадривала она задыхающихся в духоте пассажиров.

Расчистив локтями и спиной небольшое пространство для Лизы, я прошептал ей на ухо:

– В детстве я специально забирался в переполненный автобус. Когда тебя сожмут со всех сторон, можно поджать ноги и висеть. Ты так не развлекалась? Нет? Скучное у тебя детство было, Лиза.

Дома я поинтересовался у супруги:

– Поведай, что тебе Журбина весь вечер втолковывала?

– Вначале хвалила тебя, а потом, когда выпила, стала убеждать, что ни одному мужику доверять нельзя: «Все они из одной породы – кобелиной!» Еще она часто вспоминала своего покойного мужа. Он действительно был дебоширом и запойным пьяницей, или Валентина Павловна преувеличивает?

– Не имел чести знать ее супруга, – открестился я от щекотливого вопроса. Не объяснять же Лизе, что своего мужа-полковника Журбина безжалостно ликвидировала. Заманила в ловушку и уничтожила.

– А теперь ты скажи, почему от тебя Касим начал к концу вечера прятаться?

– Ему надоело отвечать на вопросы об Астаре. У меня с каждой рюмкой стал появляться новый вопрос, вот он и стал избегать моего общества. Ты заметила, что Касим стал в тюбетейке ходить? Раньше он никогда не выпячивал свою национальную принадлежность.

– Андрей, я так и не поняла, зачем Валентина Павловна в Москву переезжает.

– Она хочет оказаться поближе к трону нового царя. Кто успеет в числе первых новому владыке руку поцеловать, тот получит невиданные привилегии. Кому-то царь-президент вручит ярлык на княжение, а кому-то подарит заводы и фабрики, вместе со всеми рабочими и директорами.

– Мне она говорила, что хочет перебраться поближе к цивилизации: театры, музеи, выставки.

– А кто ей здесь не давал по театрам ходить?

– Опять ты за свое! Валентина Павловна о тебе так тепло отзывалась…

– Валентина Павловна, как и девяносто процентов моих знакомых, уважает не меня, а мое кресло. Стоит мне лишиться должности, как половина моих знакомых исчезнет. Выгонят из милиции – вторая половина уйдет в туман. Нынче, Лиза, понятие «бескорыстная дружба» устарело. Сейчас все отношения базируются на взаимовыгодном интересе: ты – мне, я – тебе.

– Андрей, ты всегда думаешь о людях хуже, чем они есть на самом деле.

– Зато ты даже в негодяе способна разглядеть положительные качества. Из тебя бы получился хороший адвокат. «Граждане судьи, – произнес я нарочито писклявым голосом, – мой подзащитный – вор и убийца, но он не потерянный для общества человек. Он моет руки перед едой! Он хороший мальчик, нельзя его строго наказывать».

– Я сейчас обижусь, – пригрозила жена.

– Я думаю о людях плохо, ты – хорошо. Вместе мы можем составить взвешенное мнение о любом человеке.

– Почему ты вчера дернулся, когда узнал, что меня Гера до «Изумрудного леса» довез?

– Вообще-то, ты – моя жена, а не его знакомая. Если он тебя привез, мог бы зайти, поздороваться.

– Он спешил вернуться в город. Андрей, ты ревнуешь меня?

– Лиза, до сего момента ты не давала мне повода для ревности. Надеюсь, что так будет и впредь. Гера, безусловно, видный парень, но сколько еще таких «Гер» ты повстречаешь на пути? Что мне, к каждому ревновать? Расскажи лучше, как он появился?

– Приехал рассказать, как съездил в Москву, а тебя нет. Я попросила его довезти меня до дома отдыха. На выезде из города нас остановили гаишники, что-то сказали Гере, и он помчался по трассе как угорелый, чтобы поскорее вернуться назад. Мы по дороге прошлогодний случай вспомнили, посмеялись.

– Какой случай, с концертом? Ничего смешного в нем не вижу.

В прошлом году Гера затащил нас на выступление заезжей рок-группы. Ни одной интересной композиции за весь концерт я не услышал. На обратном пути мы решили пройти через дворы и натолкнулись на пьяную толпу. Гера, чтобы покрасоваться перед моей женой, играючи разогнал хулиганов: двоих сбил на землю ударами карате, остальные убежали.

– Вот и все проблемы! – самодовольно сказал он.

Я расстегнул куртку и показал пистолет в наплечной кобуре.

– Поверь, Гера, ни одна тварь до Лизы и пальцем бы не дотронулась.

– Против лома нет приема! – засмеялся он. – В следующий раз перед тем, как кулаками махать… Ну, в общем, в следующий раз.

Через месяц Гера был у нас в гостях.

– Никак не могу для своего общества броский знак придумать. Все подходящие символы уже заняты. У коммунистов – звезды, серп и молот, у христиан – кресты, у нацистов – свастика. Ничего не осталось!

– Объяви своим символом «анх», – предложил я.

– Что это такое? – заинтересовался Гера.

– Древнеегипетский символ. У историков насчет анха нет единого мнения. Был такой символ, а что он означает, толком никто не знает. Выглядит анх как крест, у которого вместо верхней части петля.

Я нарисовал анх, Гера подправил рисунок, и у него получился удлиненный мальтийский крест с петлей в верхней части.

– Что египтяне помещали в центр анха? – спросил он.

– Миниатюрную птичку. Скорее всего, чибиса. В Древнем Египте он считался священной птицей.

– Чибис пусть сидит в болоте! – решительно заявил Гера. – Безобидная птичка не может быть символом «Общества исходного пути». Для нас подойдет череп со скрещенными костями в нижней части анха, а в середину мы поместим наш девиз: «БСК» – бесчестие смывается кровью.

– Если ты намерен носить анх как нательный крест, то девиз лучше расположить с обратной стороны медальона. В центре анха должно быть наименование организации.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Гера. – А что будет означать череп с костями?

– «Не забуду мать родную!»

– А если серьезно? – не понял шутки лидер «Общества исходного пути».

– Гера, зачем что-то выдумывать? Череп – он и есть череп, символ преданности идее и готовность к самопожертвованию во имя общей цели.

– Не пойдет, слишком длинно.

– «Ничто не остановит меня на пути!»

– Великолепно! – восхитился Гера. – Андрей Николаевич, на кой черт тебе сдалась эта милиция? Тебя с распростертыми объятиями любая политическая партия примет. В прошлый раз ты мне название подсказал, а в этот – главный символ. Помяни мое слово, скоро анх будет самым уважаемым символом в городе.

Прервав нашу беседу, на кухню вошла Лиза, попеняла нам, что прокурили всю квартиру, и вышла. Посмотрев моей супруге вслед, Гера спросил:

– У Лизы нет сестры? Я бы женился на ней, не задумываясь.

– Сестры бывают очень не похожи друг на друга, – опираясь на собственный опыт, заверил я.

– Жаль, я не встретил Лизу раньше тебя, – откровенно признался главный боевик в городе.

Я с интересом посмотрел на приятеля.

– Андрей Николаевич, я вырос на улице и чту законы мужского братства. Насчет сестры я пошутил… Да и жениться мне еще рано!

Прошло недели две, и Гера публично появился в куртке с вышитым анхом на груди. Вскоре все члены «Общества исходного пути» стали носить на шее модернизированный древнеегипетский символ. Обидеть человека с анхом на груди стало смертельно опасно: к врагам Гера был беспощаден.

…Супруга, заметив, что я задумался и замолчал, потрепала меня по плечу:

– Андрюша, ты здесь или за маньяком гоняешься? Ужинать будем?

– Лиза, ночью я сяду работать, – невпопад ответил я.

– В «Изумрудном лесу» ты нащупал ниточку к маньяку?

– Мне надо собрать все мысли в кучу и выплеснуть их на бумаге. В прошлый раз у меня ничего не получилось, попробую попытаться еще раз… Кстати, Лиза, как прошел мой день рождения?

– За столом обсуждали три темы: непрекращающийся насморк у дочки твоего брата Юры, исчезновение сигарет с продажи и «ночь погромов». Твоего отсутствия никто особенно не заметил, а за насморк пришлось отдуваться мне. Твоя мама просто настаивала, чтобы я приехала к Юре и посмотрела девочку.

– В поликлинику пускай ее ведет. Не велик барин, чтобы к нему на дом ходить.

Ночью я положил перед собой чистый лист бумаги, написал на нем «объективно» и призадумался.

Что нам объективно известно о маньяке? Ему не больше тридцати лет. Рост приблизительно сто восемьдесят пять сантиметров, телосложение спортивное. У него больной желудок. Неприятный запах изо рта, который он пытается заглушить мятной жвачкой, – это не гнилые зубы, зубы он бы вылечил. С деньгами у него проблем нет. Кроссовки «Адидас», конечно, признак благосостояния, но признак обманчивый: обувь можно купить на последние деньги или украсть. А вот чтобы целыми днями слоняться по городу и высматривать очередную жертву – тут нужно иметь рубли в кармане и не быть привязанным к работе.

Едем дальше. Все нападения имитатор совершил весной или осенью. Чем он занимается зимой и летом? Работает вахтовым методом?

Первое нападение (первое известное нам нападение) он совершает в маске, а потом больше не прячет свое лицо. Что это: глупая самоуверенность или тонкий расчет? Ни одна из потерпевших не запомнила его внешность. У него нет особых примет, он сер и безлик, но почему он не боится случайной встречи с бывшей жертвой? Предположим, что он живет в пригородном поселке и ведет замкнутый образ жизни, тогда риск случайной встречи будет минимален, но все равно останется.

С другой стороны, сдергивают же грабители шапки зимой и не боятся быть узнанными. Нет, грабители – это неподходящее сравнение. Уличный грабитель срывает шапку на бегу, попробуй-ка запомнить его лицо в доли секунды.

А может, у имитатора есть постоянно действующее алиби? Например, брат-близнец, прикованный к кровати тяжелой болезнью? Версия интересная, но малоправдоподобная. Она больше похожа на эпизод из индийского кинофильма:

«Кто этот человек, который не поднимается с кровати вот уже двадцать лет?»

«Это твой брат-близнец. Посмотри, вы похожи с ним как две капли воды!»

«Я не поверю, что это мой брат, пока не увижу родинку на его левой пятке…»

Какая чушь лезет в голову по ночам! Мне надо анализировать факты, а я о всякой ерунде думаю. Прочь, слащавые индийские мотивы! Я в Сибири живу, а не в окрестностях Бомбея.

Так, вернемся к суровой действительности и разложим по полочкам последний случай. С Дунькой-кладовщицей маньяк решил изменить тактику и перешел от внезапного нападения к мимолетному знакомству.

Я представил, как они идут на стройку. Дунька посмеивается про себя, мысленно издевается над глупым клиентом, готовым выложить целую десятку за ее нечистоплотный беззубый рот, а имитатор предвкушает сладостный миг, когда он достанет нож и скажет: «Что, овца, жить хочешь?» Если бы не физиологический конфуз, ушел бы имитатор со стройки, переполненный новыми интересными ощущениями, но все пошло не так, и он пустил в ход нож.

Чего ожидать от него в следующий раз?

Маньяку надо реабилитироваться в глазах самого себя. С Дунькой все закончилось катастрофически, и вместо веселого развлечения он оказался в роли загнанного в угол зверя. Если бы не его сообщница, то неизвестно, как бы он добрался до дома в окровавленной одежде.

Теперь о сообщнице. Это не Астара, хотя она как-то связана с маньяком. Сообщница имитатора владеет классическим гипнозом. Она с помощью нехитрых приемов завладела вниманием водителя Иванцова и заставила его не только весь вечер возить ее по городу, но и в ее отсутствие двигаться по заданному маршруту. «Магия» Астары действует не так. Во-первых, она действует не на всех одинаково, а во-вторых, без самой Астары ее магия не работает. Солдаты с бензином – это исключение. Они воспитаны на восточной мистике. Да и что они делали в отсутствие жрицы? Бежали до расположения своей части? А куда им еще было бежать, в милицию, что ли?

Астара покрывает маньяка и знает о некоторых его действиях. Я уверен, что в подвал «Детского мира» нож бросила сообщница-гипнотизер. Потом она подсказала Астаре, где искать нож, а я подловил жрицу на окурке. Что будет дальше? По ножу Астара даст описание преступника, такое же, как у Пушкина в «Дубровском»: роста среднего, глаза карие – каждого второго молодого мужчину можно задерживать.

Я закурил и попытался уловить мысль, которая то выплывала на свет, то ускользала, теряясь в лабиринтах подсознания.

Что из психологического портрета преступника я упустил? Насилие в детстве. Скорее всего, имитатор вырос в неблагополучной семье, где его насиловал отец, отчим или старшие братья, а может, все скопом. Перетерпев постыднейшие унижения, имитатор на всю жизнь заработал комплекс неполноценности и теперь пытается избавиться от него, наводя ужас на других. А как же с «порогом», о котором говорил Перфилов? Он считает, что человек, унижавший имитатора, ушел из жизни по причинам, не связанным с маньяком, – умер своей смертью или погиб в пьяной драке. Тогда с чего забитый мальчик, повзрослев, стал мстить именно женщинам? И Перфилов, и Кононенко плохо знают жизнь низших слоев общества. Для них бичи – это инопланетные существа, изредка попадающие под прицел для производства судебно-психиатрической экспертизы. Я о жизни бичей знаю не понаслышке. У меня в Кировском РОВД целая свалка была, где люди годами жили в землянках и питались отбросами. Хотя почему была? Свалка в Кировском районе есть и сейчас, и на ней ничего не изменилось.

Я встрепенулся, почувствовав, как от свалки нить тянется к маньяку.

Значит, так. Вырос он в семье благополучной или нет – это не важно. В семье в отношении имитатора царило насилие, а мать его закрывала на это глаза. Имитатор с детства ненавидел и своего насильника, и свою мать. Немного повзрослев, он покинул отчий дом и некоторое время жил вдали от привычной для него среды. Там он овладел приемами карате, возмужал, если, конечно, период его физического развития можно назвать возмужанием. В моем понятии возмужание – это процесс становления мужского характера, а имитатор в чем-то остался подростком. Все его нападения похожи на подростковый кураж. В сквере он украдкой наблюдал за нами, чтобы с безопасного расстояния пощекотать себе нервы. Это подростковая шалость, а не поступок зрелого осторожного мужчины.

Теперь о «пороге». Своего бывшего насильника имитатор убил, а вот мать – не смог. Он не отомстил ей и теперь пытается отыграться на случайных женщинах. Он не видел в глазах своей матери животный страх, он не смог унизить ее, вот и мечется теперь по городу, пытаясь представить, как бы его мать молила о пощаде.

В маргинальных семьях сексуальное насилие над детьми – дело обыденное. Матери-бичевки, как правило, покрывают насильников, так как они обычно являются главными кормильцами в семье. Оторванный на какое-то время от семьи, имитатор переосмыслил первопричины своего растоптанного детства и пришел к выводу, что во всех его бедах виновата мать. Он вернулся домой с твердым намерением убить и своего бывшего насильника, и мать, а она к тому времени скончалась. Расправа над врагом детства ему удовлетворения не принесла, он и начал охоту за женским страхом.

Что мне дают эти здравые и логичные рассуждения? Да ничего. Это как нож или окурок – даже детальное исследование их ни на шаг не приближает к личности имитатора. Ниточку к нему надо искать через сообщницу-гипнотизера. Если это не Астара, то кто? Кто знал о моем интересе к маньяку и кто владеет гипнозом? Софья Перфилова. Ее брат во время нашей встречи проговорился: «Софья пыталась лечить его гипнозом…»

Если она в Перми из научного интереса лечила гипнозом маньяков, эксгибиционистов и прочих извращенцев, то почему бы ей здесь, в Сибири, не продолжить свои исследования? Наш имитатор – отличный материал для научных исследований в области психологии и прикладной психиатрии.

Где они встречаются? В «Космогонии»? В толпе легко затеряться – прошел послушать лекцию о космическом разуме, проскользнул на второй этаж и уединился с Софьей в ее личных апартаментах…

Кратко набросав основные мысли на бумаге, я забрался к Лизе под одеяло, обнял ее и мгновенно уснул.

24

В ночь с субботы на воскресенье боевики «Общества исходного пути» остановили на трассе три грузовых автомобиля-длинномера, перевозивших коробки с сигаретами «Астра» производства Прокопьевской табачной фабрики. По документам сигареты были отгружены для некоего кооператива «Мотылек» в городе Омске. До утра понедельника грузовики простояли в укромном месте, а в первый рабочий день недели двинулись в наш областной центр. В городе автомобили разделились и поехали каждый своим маршрутом, заканчивающимся у проходной крупного завода. Первый грузовик встал напротив центральной проходной завода «Красный металлист». Рядом с ним припарковался легковой автомобиль с молодыми мужчинами спортивного вида.

Ровно в двенадцать часов задние двери крытого кузова грузовика распахнулись настежь. Плечистый парень в куртке с вышитым анхом достал из багажника «Жигулей» мегафон и объявил:

– Товарищи рабочие, подходим, отовариваемся сигаретами! Раздача табачных изделий производится совершенно бесплатно! Две пачки в одни руки. Дважды в очередь не встаем!

Весть о бесплатной раздаче сигарет мгновенно облетела весь завод. Рабочие побросали станки и электрокары и поспешили на площадь перед проходной.

– В очередь, товарищи, в очередь! – велел парень с мегафоном. – Перед получением сигарет протягиваем руку для маркировки!

– Какую руку протягивать, брат? – выкрикнули из толпы. – Я тебе за курево и руку, и ногу протяну, и спину подставлю!

У кузова грузовика два боевика «Общества исходного пути» толстым фломастером рисовали на кистях рук рабочих анх.

– Это отметка, что отоварку получил, – объясняли они.

– Правильно! – закричали из очереди. – Рисуйте ваши знаки, чтобы по два раза не вставали.

Учетчица цеха готовой продукции Долгошеева, решительная смекалистая женщина, прошла к грузовику без очереди и протянула руку.

– Я для мужа хочу получить, – заявила она.

– Ты куда лезешь! – закричали мужики. – Встань в очередь!

– У меня дети маленькие, – огрызнулась Долгошеева. – Мне некогда в очереди стоять.

– Какие дети! – завопили честные труженики. – У тебя рабочий день до часу! У тебя дети в детском садике, а ты без очереди прешь!

Представитель «Общества исходного пути» не стал вдаваться в споры, нарисовал на гладкой руке учетчицы анх и подтолкнул ее к мужчине, выдающему сигареты.

Через час в огромном грузовике не осталось ни пачки. Счастливчики, успевшие отовариться, разошлись по рабочим местам, а бедолаги, слишком поздно выбежавшие на площадь, остались у проходной.

– Еще сигарет не подвезут? – спрашивали они щедрых парней из «Общества исходного пути».

– На сегодня – все, – извиняющимся тоном объясняли они. – Ждите следующего завоза. Когда он будет? На той неделе ждите.

– Ждите, ждите! – недовольно забурчал один из рабочих. – Хрен чего дождемся! Все уже, поди, потырили да поделили…

– Чего, чего? – процедил сквозь зубы руководитель раздачи сигарет. – А ну, повтори: кто что стырил?

Склочный мужичок быстро спрятался за спины заводчан и, оказавшись в относительной безопасности, продолжил мутить воду:

– А что я не так сказал? Без учета же курево выдавали, без ведомости. Что хотят, то и творят! Совсем порядка в стране не стало.

Двое боевиков хотели вытащить смутьяна из толпы, но парень с вышитым анхом остановил их:

– Пусть тявкает! Нам на базу пора.

– Дорогой товарищ! – Водитель грузовика не знал, как обращаться к захватившим его на трассе парням. – Один вопрос надо решить. Вы – на базу, а мне куда?

– Домой поезжай. – Парень, руководивший раздачей сигарет, сунул водителю полтинник, сел в «Жигули» и уехал в сторону центра города.

Наблюдавшие за раздачей сигарет милиционеры подошли к грузовику.

– Заявление писать будешь? – спросили они у водителя.

– Мое дело – баранку крутить, – ответил шофер. – Заявление пускай хозяин груза пишет, а я подпишусь.

По указанию Большакова начальник БХСС связался с коллегами из Омска и выяснил, что никакого кооператива «Мотылек» в Омске нет и никогда не было. Адрес, по которому должны были доставить сигареты, оказался вымышленным.

– Что делать будем? – спросил начальник городской милиции у прокурора.

– Ничего, – ответил Воловский. – У нас нет потерпевшего. Как мы уголовное дело возбуждать будем? Водители грузовиков что говорят? А-а-а, им по пятьдесят рублей за каждый день вынужденного простоя заплатили? За такие деньги они бы месяц из леса нос не показывали… Леонид Васильевич, появится потерпевший – примем заявление, не появится – будем считать сигареты бесхозными.

Пока в городе шла раздача сигарет, меня вызвал Малышев.

– Видал? – бросил он на стол свежий выпуск «Сибирского вестника».

– Что пишут? – Я повертел газету в руках, нашел отмеченную авторучкой заметку. – «Экстрасенсы – это вам не милиция!» Забавненько. Кто написал эту ересь, некая Андреева? Даю гарантию: «Андреева» – это псевдоним, за которым скрываются несколько авторов. Страхуются газетчики, не хотят на себя ответственность брать… О, классное место: «Известнейшая прорицательница Астара уверенно и точно подсказала сотрудникам милиции, где искать следы преступления».

– Сегодня же отвези нож в прокуратуру, – велел Малышев. – Я больше с этой мошенницей дела иметь не хочу.

– А как же Шмыголь, взаимодействие? – стараясь сохранить серьезное лицо, спросил я.

– Иван Иванович в ярости. Он задал мне кучу нелицеприятных вопросов, на которые сам же и ответил. Ты почитай, почитай, что они про нас пишут!

– «При виде жертвы даже у видавших виды оперативников пробежал мороз по коже». Николай Алексеевич, не хочу я этот бред читать. У меня по коже ничего не бегало.

– Смысл статьи такой: мы, милиция, работать не умеем, а Астара только взглянула на окурок и сразу же сказала, где искать нож. Представляю, как теперь к ней народ ломанется.

– У нее и без газеты клиентов было хоть отбавляй. После заметки Астара отсечет всю мелочь и станет работать только с крупными клиентами… Мне нож отдавать?

– Вези его к Воловскому. Теперь настала очередь ему в дураках ходить, а с нас – хватит!

Вечером ко мне заехал Гера.

– Привет, друг мой! – обнял меня приятель. – С прошедшим днем рождения! Это мой подарок. Извини, что без упаковки, но так надежнее будет.

Я заглянул в большую дерматиновую сумку и позвал Лизу.

– Посмотри, что нам подарили!

– Видеомагнитофон! – охнула супруга.

– Из Москвы привез, – похвалился Гера.

– Пошли к столу, – позвал я. – Как дела в Первопрестольной?

– Месяц, месяц я проторчал на собраниях! То сходка патриотических сил, то слет трудового народа, то конференция российской интеллигенции. Месяц пустопорожней болтовни под общим названием «Куда мы идем и как жить дальше?». Видел в Москве интересного мужика – Жириновский, не слышали о таком? Шустрый малый. Главу московской интеллигенции прямо с трибуны тупоголовым идиотом назвал. Зал был в восторге. Жириновский говорит: «Выберите меня президентом, я наведу порядок в стране!» Веришь, я до слез смеялся. Представь, собрались триста болтунов на тусовку – кому, как не им, судьбы родины решать?

– Гера, куда болтуны собрались, на «тусовку»? Это что значит?

– Какие дремучие люди живут в Сибири! – засмеялся приятель. – Тусовка – это значит толпа. Короче, если бы сейчас у тебя собралось человек двадцать, то это была бы тусовка.

– От слова «тасовать», как карты в колоде? – попытался понять происхождение слова я.

– Типа того. Тусоваться – это значит быть на тусовке. Нынче немодно говорить: «Я бухал на дне рождения у Андрея Лаптева». По-современному надо сказать: «Был на тусовке у Андрона».

– Каких ты слов нахватался в столице! Чем твое московское бдение закончилось?

– Совещались у Баркашова. Слово за слово, разругались и послали друг друга одними и теми же словами, по одному и тому же адресу. Я больше с моими московскими собратьями дела иметь не хочу. Буду здесь, в Сибири, свои порядки устанавливать. Как тебе моя акция с сигаретами?

– Блестяще! Ты теперь национальный герой. Прометей принес людям огонь, а ты одарил город сигаретами.

– Знать бы, что за всем этим стоит.

– В смысле? – не понял я.

– Подходят ко мне в Москве два типа, у которых на лбу написано: «Мы – из КГБ». Наводку на грузовики они дали, а бесплатную раздачу я придумал… Ну, как я, пожалуй, что я. Они говорили, что сигареты надо раздать на площади перед обкомом партии, а я решил, что у заводов надежнее будет. С анхом классно получилось? Тысячи рук разрисовали, и все довольны.

Мы выпили по первой, закусили.

– Что еще интересного в Москве? – спросил я.

– Все ждут, когда Ельцин свергнет Горбачева или когда военные придут к власти и посадят их обоих. Или когда американский посол вызовет к себе все Политбюро в полном составе и увезет в Америку на курсы повышения квалификации. «Буря, скоро грянет буря!» Ты в курсе, что с этого года Максима Горького изъяли из школьной программы? Сам лично слышал, как на одном совещании его назвали прислужником «кровавого сталинского режима». Вот так, был великий пролетарский писатель, бунтарь, буревестник революции, а стал прислужник и холуй.

– Новые времена требуют новых героев.

– Где их взять, этих «новых героев»? Если задуматься, то Ельцин ничем не лучше своих бывших дружков из ЦК КПСС. Он – взбунтовавшийся партократ, раскольник, отщепенец. Придет к власти – гайки закрутит, и все вернется на круги своя. А пока…

Я вновь наполнил рюмки и провозгласил тост:

– За мое здоровье!

Гера залпом опрокинул в себя водку, зажевал заветревшейся в холодильнике колбасой.

– Как ты, все еще охотишься за маньяком?

Я рассказал Гере о последних событиях. Он внимательно выслушал меня и засомневался:

– Как ты собрался его выманить? Маньяки – они люди непредсказуемые.

В дверь позвонили. Гера бесшумно поднялся с места и встал за угол, так, чтобы его не было видно из коридора. «Кто это?» – показал он. Я пожал плечами и пошел открывать.

– Андрей Николаевич, срочно на работу! – передал приказ Малышева дежурный милиционер.

Я быстро собрался, позвал супругу закрыть за мной дверь.

– Лиза, угощай гостя. Гера, будь как дома. Если я через час не приеду, то меня не ждите.

В УВД, в кабинете Малышева, сидела незнакомая женщина лет сорока пяти. Перед ней на столе лежали три выпотрошенные сигаретки «Космос».

– Расскажите все еще раз, – предложил ей начальник уголовного розыска.

– Ой, да что там рассказывать! – весело ответила незнакомка. – Сегодня у нас на заводе «Химволокно» раздавали сигареты. Все рабочие выбежали на площадь, в цехах никого не осталось. Я не курю, мужа нет, так что за сигаретами не побежала, а решила зайти к знакомой в упаковочный цех. Вы наш завод представляете?

Малышев кивнул в знак согласия, я – промолчал. На территории «Химволокна» я был только в здании заводоуправления, а по цехам никогда не ходил.

– Иду я, значит, мимо склада сырья для производства кордовой нити, – продолжила рассказ потерпевшая. – Тут ко мне сзади подошел мужчина, обхватил меня одной рукой за талию, а другой рукой нож к горлу приставил и говорит: «Поворачивай в склад, а то зарежу, как овцу!» Я даже испугаться не успела, вошла в склад, он уткнул меня лицом в мешки с сырьем и быстренько так все сделал.

Я выжидающе посмотрел на потерпевшую. Она засмеялась:

– Мужчины, вам интересно, как все было? Он задрал на мне рабочий халат, спустил трусы и овладел мной сзади. Пока он возился и пыхтел, я стояла, закусив губу, думала, не удержусь от смеха. Я пятый год без мужа, попросил бы он по-хорошему, я бы с ним в этот склад сама зашла, а тут – нож! И пыхтит, пыхтит, как чайник на плите. Ничего он такого со мной не сделал.

– Почему он вас именно в этот склад завел? – спросил я.

– Сырье – оно же мягкое, – пояснила потерпевшая. – У нас на этом складе всегда парочки уединяются. Даже так бывает…

Женщина запнулась на полуслове, потом махнула рукой и продолжила:

– В ночную смену иногда заходишь на склад, а там, на мешках, ноги торчат. Молодежь ждать не любит. Одна парочка зайдет, за ней другая следом. Одни в один угол, другие в другой. Я однажды шесть пар ног насчитала. Пришлось ни с чем возвращаться – места свободного не было.

– Откуда у вас сигареты? – показал я на «Космос».

– Мужик этот говорит: «Я тебе в карман гостинец положил, отдашь его ментам. Если забудешь, найду тебя и прикончу!»

– Внешность его вы не запомнили?

– Я его даже со спины не видела! Голос у него обычный, не старый.

– От него мятой пахло?

– Жвачкой какой-то пахло, а какой, я не поняла. Честное слово, если бы не эти пустые сигаретки, я бы в милицию не обращалась. Поверьте, мне не стыдно было, не противно, мне было смешно. Чего ножом стращать, когда можно по-хорошему договориться? А как мужчина он – так себе, скорострел. Раз-раз – и убежал.

– Голос его не показался вам знакомым?

– У нас на заводе работают три тысячи женщин и человек пятьсот мужчин. Разве всех запомнишь?

– Как вы считаете, этот мужчина ваш, с «Химволокна»?

– Вы это о пропускном режиме? – догадалась потерпевшая. – Да у нас на заводе самый настоящий проходной двор! Три цеха в аренду кооператорам сдали, а они кому хотят, тому пропуска и выписывают. И потом, сегодня же сигареты бесплатно раздавали, так что на проходной никого не было – все на площадь выбежали. Охранники они или не охранники – за пачку «Астры» любой мужик с поста сбежит.

Уходя, неунывающая потерпевшая поинтересовалась:

– Я вам лишнего не наболтала? Если по ночам склад закрывать будут, меня вся заводская молодежь проклянет.

– Нет, нет, что вы! Про шалости на складе все останется между нами, – успокоил Малышев.

– Николай Алексеевич, – сказал я, убедившись, что потерпевшая вышла из приемной, – этот молодчик решил поиграть с нами в «кошки-мышки». Я знаю, как выйти на него, но для этого мне необходимо установить наружное наблюдение за одним человеком.

– Если надо, то устанавливай, – недовольным тоном ответил начальник. – С каких это пор ты решил на проведение обычных оперативных мероприятий разрешение спрашивать?

– В том-то и суть, что я хочу установить слежку за не совсем обычным объектом. Меня интересует круг знакомых Софьи Перфиловой.

– Это кто такая? Из «Космогонии»? Ты представляешь, что будет, если эта история выплывет на свет божий? Нынче никому доверять нельзя, даже службе наружного наблюдения.

– Что же тогда делать? В КГБ за помощью обращаться? – с ехидцей спросил я.

– В ЦРУ обратись, они помогут, – очень серьезным тоном, не предвещавшим ничего хорошего, ответил начальник уголовного розыска. – Ты за политической обстановкой в городе следишь? В ноябре месяце намечено открытое заседание областного совета народных депутатов. На него с отчетом о состоянии борьбы с преступностью вызваны начальник областного УВД и прокурор области. Генерала Удальцова депутаты намерены сожрать и посадить в его кресло удобного им человека. Прокурор выкрутится, у него в Москве сильные связи, его депутатам не столкнуть. А тут ты!

Малышев развел руками, изображая сценку: «Здрась-сь-те, барин, вы откуда?»

– О маньяке даже не заикайся. Если депутаты услышат о нем, то на дыбы встанут: подумать только, в городе действует серийный насильник, а милиция его поймать не может! Про «Космогонию» забудь! Если какой-нибудь писака заметку тиснет… Представь заголовок в газете: «Милиция копает яму под руководство «Космогонии». На что расходуются народные средства?» Нынче каждый депутат за народной копейкой бдит.

– Разве нас не МВД содержит?

– Электроэнергия, водоснабжение и вывоз мусора оплачиваются из областного бюджета. Смету на расходы утверждает облсовет. Еще вопросы есть?

– Как мне ловить маньяка?

– Как хочешь, но в высокие сферы не лезь! Пока сессия облсовета не пройдет, пока депутаты не успокоятся… Вот жизнь пошла! Жалкая кучка горлопанов может решить судьбу генерала милиции.

– Как они его выгонят? Генерал же Москве подчиняется.

– Напишут в МВД гневное письмо: «Снимайте Удальцова, или наш народ его сам прогонит». Для депутатов начальник областного УВД – удобная мишень: скинут его, покажут свою силу и власть. Расправа над Удальцовым – это проба пера. Получится зубы показать, они за остальных примутся. Пока в области не будет единого хозяина, ни один начальник не будет спать спокойно. От имени народа можно любого от должности отстранить.

Малышев ткнул рукой на стену за спиной:

– Ничего не заметил?

– О, а куда портрет Дзержинского делся? Одно темное пятно на известке осталось.

– Комиссия Верховного Совета по историческому наследию решила, что Железный Феликс был одним из основателей ГУЛАГа и место ему у позорного столба, а не в начальственных кабинетах. Вот так-то! А ты решил «Космогонию» на чистую воду вывести. Какое задание ты дашь по Софье Перфиловой? Она не распространяет наркотики, не ворует, не угоняет автотранспорт. Какая у нее будет окраска?[36] На чем служба наружного наблюдения должна сосредоточить свое внимание?

– Еще не решил. У меня пока даже дела оперативного на нее нет.

– Нет, и не надо! Маньяк от нас никуда не денется. Если он решил бравировать своей неуловимостью, значит, скоро попадется.

Я не стал переубеждать начальника и поехал домой. Лиза дожидалась меня одна.

– Неприятности? – спросила супруга.

– Закат советской милиции. Если и дальше так дело пойдет, то надо искать другую работу.

– Никуда ты не уйдешь! – убежденно сказала жена. – Выпей, успокойся и расскажи, что у тебя стряслось.

Я достал бутылку. После моего ухода водки в ней не убавилось.

– Вы с Герой не выпили ни рюмки?

– Он ушел минут через десять после тебя.

– Лиза, ты в «Изумрудном лесу» к спиртному не притронулась, сегодня за стол не села… Нас скоро будет трое?

– Не хотела раньше времени тебе говорить, но, по всем признакам, я беременна. Схожу в женскую консультацию, и тогда все будет понятно.

Я отставил бутылку в сторону, подхватил жену на руки и унес на диван.

Маньяк, Малышев, «Космогония», работа и веселая потерпевшая испарились, и на всем свете остались только я и Лиза. Я и она, а все остальное – подождет.

25

Во вторник утром Большаков собрал руководство УВД на экстренное совещание.

– Коллеги, – нервно начал он, – за последнюю неделю оперативная обстановка в городе резко обострилась: появились антиправительственные надписи на общественных зданиях, все крупные заводы готовы встать в предупредительной забастовке. Вчера ночью в Машиностроительном райкоме КПСС выбили стекла на первом этаже, а стены Кировского райкома изрисовали похабными картинками. Для стабилизации обстановки в городе и области на внеплановом заседании областного совета народных депутатов принято решение об отмене свободной продажи табачных изделий и введении талонов на сигареты и папиросы с первого ноября этого года. Завоз сигарет начинается завтра утром. Нам поставлена задача: взять под охрану все магазины и базы, куда будут завозиться сигареты.

Взяв секундную паузу, Большаков раскрыл ежедневник, сделал вид, что сверяется с записями в нем.

– Военное положение в городе не вводят? – серьезно спросил начальник следствия.

Большаков стянул очки на кончик носа, пристально посмотрел на подчиненного, но ничего не сказал. Начальнику следствия до пенсии оставалось два месяца. Воспитывать его было уже поздно.

– Думаешь, нам солдат на подмогу кинут? – с издевкой спросил Селезнев.

– Коллеги! – Большаков решил на корню пресечь опасный разговор. – Солдаты – это не ваше дело. Если у кого-то возникло желание заняться политиканством, то идите на гражданку и там разглагольствуйте. Я любому из вас рапорт на увольнение хоть сейчас подпишу. Желающие покинуть наши ряды есть?

Желающих преждевременно расстаться с погонами не было.

– Отлично! – продолжил Большаков. – Перейдем к делу. У нас нет столько личного состава в патрульно-постовой службе, чтобы взять все объекты под охрану. Я принял решение – вывести на улицу всех сотрудников милиции. Всех до единого: штабистов, тыловиков, оперативников.

– А кто преступления раскрывать будет? – дернулся Малышев.

– Дежурные группы. Если мы оставим нераскрытыми кражи и грабежи, то это будет плохо, а если допустим в городе мятеж – это будет катастрофа. За нераскрытые преступления нас накажут выговорами, а за массовые беспорядки – всех уволят, невзирая на заслуги. К обеду составьте график выхода личного состава на круглосуточную охрану баз и магазинов.

Мне после выступления Большакова захотелось встать и спросить: «А как же маньяк? Мне его как ловить? В свободное от работы и дежурств время?»

– Все свободны! – закончил совещание начальник УВД.

О маньяке-имитаторе я спрашивать не стал. Кому он нужен, когда в городе предреволюционная ситуация? Интересно, как царская полиция в 1917 году работала? Нигде об этом не прочитаешь.

Клементьева на совещание Малышев не пустил: Геннадий Александрович пришел на работу в полупьяном состоянии. До нашего возвращения он отсиживался в кабинете начальника уголовного розыска и от нечего делать отвечал на звонки.

– Воловский звонил, – сообщил он нам.

– Ты ему ничего не наговорил? – встревожился Малышев.

– Да нет, все нормально было! – с добродушной улыбкой нетрезвого человека ответил Клементьев. – Он Лаптева к Астаре посылает. Она со следователем прокуратуры разговаривать отказалась.

– Пускай сам едет! – отрезал я. – Мне график охраны магазинов составлять надо.

– Андрей Николаевич! – От нахлынувшего гнева Малышев едва не перешел на крик. – Ты что, значимость свою показать решил? Все летит к чертовой матери, а ты в позу встал? Без тебя графики составим. Держи фронт на линии экстрасенсов. Если нам преступников ловить не дают, то хоть здесь работу не завалим.

– Есть, мой генерал! – отчеканил я и поехал к жрице.

У Астары история повторилась с той разницей, что нож сестре жрицы вручил следователь, а не я. С ответом к нам вышла сама наследница древнеассирийских знаний. Сухо кивнув мне и вообще не обращая внимания на следователя, она сказала:

– Магический кристалл обрисовал мне облик преступника.

– Я тоже советовался с магическим кристаллом, – перебил Астару я. – Он мне сказал, что владелец ножа ростом примерно 185 сантиметров, размер ноги – 44-й, у него спортивное телосложение и больной желудок.

– Андрей Николаевич, ты что? – испуганно зашипел следователь.

Астара недовольно посмотрела на него и, глядя мне в глаза, сказала:

– У преступника карие глаза. Зовут его Андрей.

– Ого, мой тезка! – съязвил я. – Где его искать?

– Ищи там, где ты бывал, – потусторонним голосом ответила жрица. Каким-то образом она могла переходить от нормальной человеческой речи к чревовещательной, словно за нее говорил невидимый и неосязаемый дух. – Ты дышал с ним одним воздухом, ты вдыхал дым костра, который разжег он. В какой-то миг вы оба одновременно смотрели на одну и ту же женщину.

Астара вскинула руки к потолку, пробормотала заклятие на неизвестном языке и ушла в свои покои. Следователь, не разобравшись в ситуации, хотел последовать за ней, но охранники Астары грудью заслонили двери.

– Сеанс пророчества окончен, – объявил Тахир. – Жрица устала и нуждается в отдыхе.

– Пошли! – дернул я за рукав следователя. – Источник иссяк, оракул на каникулы закрылся.

На улице следователь стал теребить меня расспросами. Чтобы он отвязался, я пояснил, как рассматриваю белиберду, которую навешала нам на уши Астара.

– Пророчество про воздух – фигня! И я, и ты сейчас дышим с насильником одним воздухом. Другого воздуха на планете Земля просто нет. Далее. Осенью во всех дворах жгут опавшие листья, так что немудрено, что мы могли проходить мимо одного и того же костра. И последнее: ночью, когда имитатор следил за нами на месте происшествия, мы могли оба одновременно смотреть на одну и ту же женщину – на потерпевшую. Что еще?

– Имя и глаза.

– С именем она выкрутится. Поймаем Васю, она заявит, что в нематериальном мире его зовут Андрей, а Вася – это мирское его имя, которое для пророчества не годится. С глазами ничего не скажу, но большинство людей в мире кареглазые.

Ничего не объясняя, я остановил проходящего мимо мужчину.

– Посмотри, – обратился я к следователю, – и у тебя, и у него карие глаза.

– Да пошел ты! – огрызнулся мужик и прибавил ходу.

– Ты думаешь, она нам что попало нагородила? – недовольно пробурчал следователь.

– Я вообще ничего не думаю! – отрезал я и ушел на автобусную остановку. Возвращаться в одном автомобиле со следователем мне не хотелось.

Вечером, по моей просьбе, к нам заехал Гера.

– Поможешь мне поймать этого ублюдка? – с порога спросил я.

– Клянусь Сиянием Великого Анха, «Общество исходного пути» в твоем распоряжении!

– Классно сказано! – восхитился я. – Про «сияние» прямо сейчас придумал?

– В Москве. Там, на съездах и конференциях, кого ни послушаешь, все чем-то божатся, клянутся. Сказать, как раньше, «я слово даю», – уже не прокатит. Слово, как гарант исполнения обязательств, утратило свою силу, а тут – «Сияние Великого Анха»! Не сам анх, а его сияние. Согласись, звучит авторитетно. Я тут одному поклялся сиянием, так он испугался, подумал, что мы его контору подожжем. Дремучие люди, ничего о Древнем Египте не знают!

– Ну, что же, сияние так сияние. Пошли на кухню, я расскажу тебе мой план.

– Вы есть будете? – подала из комнаты голос Лиза.

– Нет! – хором ответили мы и приступили к делу.

В двух словах я напомнил Гере основные факты, которые были известны о маньяке-имитаторе.

– Теперь я попробую обосновать мои выводы о Софье Перфиловой. – Я положил перед собой лист бумаги и стал рисовать на нем схему, объясняющую взаимосвязь «Космогонии» и маньяка. – Первое. Как только я заикнулся об имитаторе, так тут же нарисовалась Астара. Откуда она узнала о моих планах, если я поделился ими только с дядей Лизы? Рисуем первые линии. Дядя рассказал обо мне двум своим коллегам и Юрию Перфилову, руководителю «Космогонии». Перфилов, естественно, поделился этой новостью с сестрой. Я сразу же понял, что между Софьей и Астарой есть какая-то связь, но все не мог понять какая. Тут поговорил с одним знающим человеком, и меня осенило – химия! Юрий Перфилов далеко не молод, но в любой момент готов уложить любую из своих учениц в кровать. У тебя было такое, что женщина откровенно предлагает тебе заняться сексом, а ты даже поцеловать ее не хочешь? Если женщина тебе не нравится, то какой тут, к черту, секс, откуда потенция возьмется?

Гера обернулся, проверил, плотно ли закрыта дверь на кухню. Лиза, услышав, о чем мы говорим, прибавила звук телевизора. Правила приличия были соблюдены, и я мог продолжать.

– Астара – дипломированный химик-фармацевт. Ей изобрести средство для усиления потенции – раз плюнуть. Съел пилюлю, и готов: хоть с молодухой веселись, хоть со старухой. Ни чувств, ни влечения, ничего не надо – химия за тебя решит все.

Приятель саркастически усмехнулся:

– Я бы так не хотел. Скотство какое-то.

– Для Юрия Перфилова это – производственная необходимость. Кто поверит в его связь с всемогущим космосом, если он в кровати облажается? Вспомни Распутина. Кто бы поверил в его первородную силу, если бы он не был главным бабником в Петербурге? Распутин утверждал, что черпает силу от земли-матушки, а Юрий Перфилов – из космоса. Без наглядного подтверждения своей мужской силы никакие слова на женщин не подействуют.

Гера вопросительно посмотрел на меня. Я пояснил:

– У Юрия Перфилова только одних ближайших учениц двенадцать человек, плюс кандидатки. Одна жена и двенадцать любовниц – разница есть? Тут без химии никак не потянуть. Но не будем вдаваться в сексуальную жизнь Перфилова. Он в моей схеме случайный человек, передаточное звено. Он без задней мысли рассказал сестре о моем интересе к имитатору, и она всполошилась.

– Как я слышал, Астара и «Космогония» – идейные враги.

– Это маскировка, пыль в глаза. Они поддерживают тайные связи, и мужские способности Юрия Перфилова – тому лучшее подтверждение. Едем дальше! Софья Перфилова просит у Астары помощи, и та начинает мне противодействовать. Все идет ни шатко ни валко, пока не происходит убийство на стройке. Имитатор, загнанный в угол, звонит Перфиловой и просит вывезти его в укромное место. Софья Перфилова, известный гипнотизер, садится в первый встречный автомобиль, гипнотизирует водителя и спасает маньяка. Потом она выбрасывает нож в подвал и сообщает Астаре, где его искать.

– Зачем Перфиловой маньяк?

– Скорее всего, из научного интереса. Софья Перфилова крупно рисковала, спасая своего подопечного. Выводы делай сам.

– Расстановка сил мне понятна. Что ты конкретно хочешь от меня?

– Софья должна встречаться с маньяком вживую. Я хочу выследить их и арестовать имитатора.

– А как же ваши «топтуны»? – удивился Гера. – Зачем тебе самодеятельностью заниматься? У вас ведь есть своя служба наружного наблюдения.

– Политика! До ноябрьской сессии облсовета мне запретили даже думать о «Космогонии». Мое руководство панически боится любого скандала, связанного с общественными объединениями. Свобода слова и все такое. Тронешь «Космогонию» – скажут, что душишь инакомыслие.

– А если наружу выплывет, что это мои люди за Софьей шпионят?

– С тебя взятки гладки. Ты скажешь: «У меня с «Космогонией» расхождения на религиозной почве. Я поклоняюсь главной древнеегипетской звезде Сириусу, а она ищет правду в созвездии Тельца». На мой взгляд, религиозные разногласия – веский повод для слежки.

– Андрей Николаевич, – Гера посерьезнел, посмотрел в темное окно, что-то прикинул, – у меня не батальон солдат, на долгое время моих парней не хватит.

– Если ты выдохнешься до депутатской сессии, я плюну на маньяка, и пускай он творит что хочет. Мне в одиночку его не поймать.

– Кроме Софьи Перфиловой, у тебя больше просьб нет?

– Установи, где Астара прячет своих мальчиков. Она должна пару раз в неделю проведывать их. Я думаю, для своего гарема она снимает частный дом на окраине города. Дом должен быть большой, с множеством комнат. Не удивлюсь, если она арендует какой-нибудь заброшенный пионерский лагерь.

– В борьбе с экстрасенсами есть что-то завораживающее: или они тебя одурачат, или ты их выведешь на чистую воду. Попробую тебе помочь, но гарантий никаких не даю. У меня же не частное сыскное бюро, умению вести скрытное наблюдение мои люди не обучены. Кстати, ты вроде бы хотел выманить маньяка, а теперь планы поменялись?

– У меня нет сил и средств на красивую многоходовую комбинацию. Фактически я ловлю этого монстра в одиночку, по личной инициативе. Выйти на имитатора через Софью – наименее затратный путь.

Словно подводя итог нашим посиделкам, порыв ветра бросил в окно первые крупные капли начинающегося дождя. Еще минута, и ливень застучал, забарабанил по подоконнику.

– Ты не промокнешь? – спросил я приятеля.

Гера отрицательно покачал головой:

– Прошли те времена, когда я пешком ходил.

Я выглянул в окно. Прямо напротив подъезда была припаркована темная «Волга».

– Красиво жить не запретишь! – оценил я автомобиль.

Приятель комментировать улучшение своего материального благополучия не стал.

Оставшись вдвоем, мы с Лизой разобрали диван, улеглись поудобнее, набросили сверху плед и включили видеомагнитофон. До полуночи мы сопереживали борьбе Арнольда Шварценеггера с неизвестным космическим чудовищем в джунглях Латинской Америки. На второй фильм сил у нас не хватило.

26

В конце октября наступили холода. Ночью температура опускалась ниже нуля, лужи покрывались льдом, земля промерзала. Днем изредка пробивающееся сквозь тучи солнце слегка отогревало землю, но уже к вечеру она вновь схватывалась ледяной коркой и становилась твердой, как камень. Все ждали снега: природа – чтобы уйти в зимнюю спячку, люди – чтобы переодеться в зимнюю одежду. Как бы ни было на улице холодно, в Сибири до первого снега теплые пальто и меховые шапки никто не надевает. Заезжие гости из теплых краев, наоборот, с первым похолоданием нахлобучили высокие ондатровые шапки и стали приметны на улицах, как грибы мухоморы в опустевшем осеннем лесу.

Жизнь в городе шла своим чередом. Усилиями милиции табачные погромы больше не повторялись, зато развелось спекулянтов, продававших сигареты по заоблачным ценам. В любом ресторане или кооперативном кафе в углу гардеробной стойки лежали пустые пачки из-под сигарет и папирос. Чтобы купить курево, надо было показать на нужную пачку и спросить у гардеробщицы: «Сколько?» Она называла цену, получала деньги, а сигареты выдавал швейцар. Формально никто из них не занимался перепродажей: гардеробщица получала деньги неизвестно за что, а швейцар одаривал посетителя ресторана «собственными» сигаретами. Разоблачить такие группы спекулянтов ничего не стоило, но в горсовете негласно запретили вмешиваться в эту подпольную торговлю. Хоть немного, но спекулянты насыщали рынок табачными изделиями и снижали уровень недовольства.

Со своей стороны власти сделали все, чтобы разрешить табачный кризис в кратчайшие сроки. В типографии газеты «Советская Сибирь» были отпечатаны талоны, в ЖКО на них проставили печати и стали готовить списки на получение табачной продукции. Постановлением горисполкома талоны решили выдавать по количеству жильцов в квартире. Мне с Лизой полагалось два комплекта талонов, некурящей Наталье с четырехлетней дочерью Ариной – тоже два. Сестре Натальи, Марине, – четыре комплекта, у них с мужем было двое маленьких детей.

В пятницу на главной площади города состоялся стихийный митинг, на котором появился председатель городского совета народных депутатов Холодков Тарас Васильевич.

– Дождитесь первого числа, – увещевал он горожан. – С первого ноября мы начнем продажу сигарет по талонам. Уверяю вас, на всех хватит!

В толпе митингующих зашумели, кто-то очень смелый выкрикнул:

– Если курева на всех хватит, то зачем талоны вводить?

– Без талонов весь табак спекулянты скупят, – не задумываясь, ответил Холодков.

– А милиция тогда на что? – выкрикнули сразу несколько человек. – Для чего мы этих дармоедов содержим, если они порядок в торговле навести не могут?

– С милицией будем разбираться на сессии горсовета, – Тарас Васильевич показал толпе сжатый кулак. – Вот так с ними поговорим! Снимем стружку, с кого надо, а кто совсем работать не хочет, с теми попрощаемся.

Толпа одобрительно загудела. Особых претензий к милиции у митингующих не было, но обещание предстоящей порки вызвало энтузиазм в массах: «Если кого-то наказывать собрались, значит, власть идет по правильному пути и порядок в городе будет».

Весть о митинге мгновенно долетела до городского УВД, и по кабинетам и коридорам начали шептаться: «Кого снимут? Большакова? Давно пора. Засиделся на одном месте, мхом покрылся. Неплохо бы еще нашего начальника прогнать, а то совсем озверел, невиданные проценты выжать хочет». К вечеру в городском управлении милиции воцарилась тревожная предпохоронная обстановка.

– Гроб к месту прощания с покойным уже доставили, венки и цветы приготовили, а кого будут хоронить – еще неизвестно, – кратко и метко обрисовал обстановку в УВД мудрый начальник следствия.

Мне что с митингом, что без него, было муторно на душе. Я ждал грандиозных неприятностей и никак не мог понять, с какой стороны они последуют. Для самоуспокоения я проверил все оперативные дела, подчистил мелкие огрехи в работе с агентами, но легче не стало. Катастрофа неумолимо надвигалась, и я чувствовал это.

В окружающем меня мрачном мире ласковым теплым солнышком была Лиза. Приходя домой, я забывал все тревоги и невзгоды. В кровати я прижимался ухом к ее животу и пытался уловить там шевеление.

– Андрюша, ты ничего не услышишь, – гладила меня по голове супруга. – У меня еще маленький срок, ребенок только начал развиваться.

– Пускай знает, что я его жду. Родится мальчик, я ему набор солдатиков куплю. Все детство хотел такой набор, а у родителей денег на него не было. А может, не денег, а желания не было. Всегда находились какие-то траты более важные, чем игрушки.

Слежка за Софьей Перфиловой результатов не давала. Один раз ее застукали в парке с молодым высоким мужчиной, но проследить, куда они скрылись, люди Геры не смогли.

– Ничего! – подбадривал я приятеля. – В следующий раз повезет.

В субботней газете опубликовали новые пророчества Астары: она предрекала скорую отставку всего руководства областного УВД. Про маньяка в заметке не было сказано ни слова.

27

В первое воскресенье ноября я стоял у окна на кухне и курил. Когда в мой двор въехал «уазик» дежурной части, я нисколько не удивился. Я подсознательно ждал катастрофы, и она произошла.

– Кого? – спросил я у водителя.

– Девчонку, лет шестнадцати, в семьдесят шестой школе задушили.

Двухэтажная восьмилетняя школа номер семьдесят шесть находилась в Кировском районе. Днем это была обычная общеобразовательная школа, а по вечерам ее двери открывались для рабочей молодежи. С введением десятилетнего образования семьдесят шестая школа так и осталась восьмилеткой – на большее число учеников старое здание не было рассчитано. Новую среднюю школу стали возводить через дорогу от старой. За первый год построили три этажа, и дело встало: деньги, предназначенные на окончание строительства, куда-то испарились. Оперативники из БХСС попытались найти их след, но председатель горисполкома велел не совать свой нос в городской бюджет, и парни из отдела Селезнева развели руками: «Как скажешь, барин! Деньги-то ваши, горсоветовские, вам их и тратить».

На входе в школу меня встретил полупьяный Клементьев.

– Андрюха! – Геннадий Александрович по-братски обнял меня и прошептал в ухо: – Это он, твой имитатор! Три сигаретки выпотрошенные оставил.

Я избавился от объятий нетрезвого коллеги и велел водителю увезти его в УВД:

– Сейчас сюда все начальство нагрянет, как увидят, в каком он состоянии, так визгу будет на весь двор!

– Андрюха, не боись! – по-пьяному самоуверенно заявил Клементьев. – Они ничего не поймут, а от Малышева я отбрешусь. В первый раз, что ли?

Я не стал разубеждать его и пошел наверх. По пути мне встретились пожилой мужчина и трясущаяся от страха немолодая женщина.

– Вы кто такие? – строго спросил я.

– Сторожа, – одновременно ответили они.

– Я сегодня заступила, – сказала женщина. – Пришла утром, а Михайловича нет. Двери в школу открыты, а его нигде нет. Пошла по кабинетам первого этажа, а он в мужском туалете лежит, признаков жизни не подает. Я – к телефону, а у него провода обрезаны. Пришлось выбежать на улицу и на помощь звать.

– В здании что, всего один телефон? – не поверил я.

– Телефоны еще есть, – объяснила женщина, – и ключи от всех кабинетов есть, да только на меня такой ужас напал, что я обо всем забыла и бросилась на улицу, где люди ходят. Потом уже подумала, что из директорской приемной можно было позвонить, а как увидела провода обрезанные, так обомлела, думаю: бандиты в школу пробрались, сейчас спустятся вниз и прирежут меня. Если они телефон обрезали, что им стоит человека ножичком пырнуть?

– А с вами что приключилось? – спросил я у мужика.

– В субботу я закрыл школу в шесть вечера, сделал поэтажный обход и сел в раздевалке книгу читать. Ночью все спокойно было. Наутро вышел в коридор, тут меня по голове и приложили чем-то тяжелым. Как я в туалете очутился, не помню. Наверное, меня в него преступники затащили.

– А ну, дыхни! – приказал я.

Сторож глубоко вдохнул, выдохнул в сторону и тихо сказал:

– Было дело, немного совсем. Никогда на работе не прикладывался, а тут черт дернул…

– Тебя черт дернул или бутылка неизвестно откуда взялась? – едва подавляя нарастающую с каждой минутой злость, спросил я. – Что ты на меня уставился? Бутылку с собой принес или в раздевалке нашел?

– С собой принес, – тихо-тихо ответил сторож.

– Когда ты уснул? Вспомни время, когда ты вырубился.

– Пошел обход делать… – неуверенно начал сторож.

Я даже дослушивать его не стал.

– Что ты мне врешь про обход! – закричал я. – Из-за тебя девчонку убили, а ты выгораживать себя взялся? Отвечай мне, во сколько ты уснул?

– Часов в двенадцать уже спал, – понурив голову, прошептал провинившийся субъект.

Я посмотрел по сторонам. Рядом, кроме сторожей и пьяного Клементьева, никого не было.

– Мать его! – завопил я на всю школу. – В этом балагане хоть один опер живой есть?

– А меня ты что, за опера не считаешь? – обиделся Геннадий Александрович.

На мой призыв из-за угла выскочили два оперативника из Кировского РОВД, за ними следом – Симонов и Фесенко из нашего управления.

– Андрей Николаевич, что случилось? – недоуменно хлопая ресницами, спросил Симонов.

– Ведите меня к покойнице! – велел я.

– Меня попросить не мог? – пробурчал за спиной Клементьев.

– Геннадий Александрович! – Я резко обернулся к коллеге и, никого не стесняясь, сказал: – Если у вас есть желание опозориться на весь город, то оставайтесь, а если не хотите под раздачу попасть, поезжайте в управление или домой. Сейчас областники сюда нагрянут, вы им как в глаза смотреть будете? Валите отсюда к чертовой матери, я тут один справлюсь!

Клементьев что-то недовольно забурчал, но я уже забыл про него и пошел на второй этаж.

Труп девушки находился в кабинете химии. Тело было привязано к батарее между учительским столом и стеной с классной доской. Оставляя жертву одну, убийца связал ей руки за спиной, ноги прочно примотал к батарее отопления. На шею девушки была наброшена петля, закрепленная к изгибу трубы на уровне груди взрослого человека. Оставшись одна, девушка попыталась высвободиться из пут и сама затянула петлю на шее. Удавление при асфиксии свободно скользящей петлей происходит быстро и неотвратимо: одно неверное движение – и петля перетягивает артерии, подающие кровь к мозгу. Перед глазами жертвы начинают прыгать яркие звездочки – это оставшийся без кислорода мозг протестует против приближающейся смерти. Жертва, чувствуя, что наступают последние минуты жизни, из последних сил пытается высвободиться, но только сильнее затягивает удавку на шее.

Рядом с трупом, на учительском столе, лежали три выпотрошенные сигаретки «Космос». Когда я вошел в класс, за окном густо и основательно повалил снег. Природа наконец-то дождалась своего зимнего одеяла.

«Сколько ей лет? – подумал я, опускаясь на корточки перед трупом. – Молодая совсем, но на школьницу не похожа».

Я выпрямился, осмотрел помещение. В этот раз у имитатора было много времени, и он вволю покуражился: забросил плавки девушки на портрет Менделеева, юбку расстелил на столе, женские полусапожки поставил сверху.

– Чистенькая девочка, не бичевка, – сказал за моей спиной Клементьев.

– Андрей, я – здесь! – подал голос прибывший на место происшествия Айдар.

– У нее крашеные волосы, – ни на что не намекая, сказал я.

– У кого сейчас из молодежи волосы не обесцвеченные? – позевывая, ответил Геннадий Александрович.

Я хотел ему сказать: «Ты по своей дочке-наркоманке обо всех не суди! Будь у моей матери дочь, она бы костьми легла, но волосы обесцвечивать не дала. Для моей мамаши все до единой крашеные блондинки – это падшие женщины, развратницы и проститутки».

– Хотя ни одной проститутки она не видела, – закончил я свою мысль вслух.

– Конечно, не видела, – охотно согласился Клементьев. – Она же еще молодая, какие ей проститутки!

Айдар и Симонов после моих слов недоуменно переглянулись.

«Черт возьми, напряжение последних дней сказывается на мне: и внешне я выгляжу неважно, и заговариваться стал. Один Клементьев ничего не замечает. Ему все по фигу: с утра выпил – день прошел».

– Зовите сюда сторожей, – приказал я.

– Мы здесь, – отозвались они от двери.

– Ваша девчонка или нет?

– В первый раз видим. Эта хорошо одета, а у нас же с частного сектора ученики. Беднота. В сапожках на каблуке никто не ходит. Да и по годам она постарше наших будет.

– С годами вы промахнулись! – весело заметил Клементьев. – Нынче смотришь на семиклассницу, а у нее уже грудь третьего размера!

Он развязно, пьяно засмеялся, но шутку его никто не поддержал.

Я посмотрел в окно. Снегопад внезапно прекратился, словно там, наверху, механизм запуска осадков сломался. Забыли летом смазать шестеренки, вот его и заело в самом начале.

– Что тут у нас?

Отряхивая налипший на ботинки снег, в кабинет вошел молоденький следователь прокуратуры. За ним следом – прокурор города Воловский. Тяжело дыша, в коридоре обозначился Малышев. Все в сборе. Можно начинать работать. Только чего тут работать, когда следов никаких нет? Три пустые сигаретки – это подпись, а не след.

– Я вижу, что потерпевшая сама удавилась, – как опытный эксперт, заявил следователь.

– Ага! – издевательским тоном согласился я. – И петлю она сама себе на шею набросила. Руки сама себе за спиной связала и в петлю влезла.

– Андрей Николаевич, я призываю вас к сдержанности, – откуда-то из-за спины подал голос Воловский.

Я хотел развернуться и сказать ему:

«Виктор Константинович, если бы не вы – эта девчонка сейчас была бы жива! Это ведь лично вы запретили во всеуслышание объявить, что у нас в городе действует опасный серийный маньяк. Он там, на стройке, вкусил крови, и вот теперь вам результат! Сессии горсовета ждете? Будьте мужчиной, когда выйдете перед депутатами с отчетом, расскажите им, как выглядит девчонка, которую маньяк насиловал всю ночь».

Чтобы не нахамить прокурору города, я отошел в сторону.

«Идет все к чертовой матери! – обреченно подумал я. – Пока они перед депутатами не отчитаются, никакого маньяка у нас в городе не будет. Своя рубашка ближе к телу! Дом, яичница утром, жареная картошка вечером, рюмка коньяка после работы, дети-студенты – зачем ломать привычный уклад жизни ради поимки какого-то мерзавца? Все равно ведь сам попадется».

– Вот это пятно у нее на одежде, по-моему, сперма, – громко сказал Клементьев.

И тут меня прорвало. Ожидание катастрофы натянуло мои нервы до предела. Рано или поздно я должен был сорваться, и вот оно свершилось.

– Уберите же вы его отсюда! – захлебываясь от ярости, закричал я.

От моего крика следователь сжался, он почему-то решил, что я говорю о нем.

– Я ничего не сделал, – начал оправдываться он. – Я даже протокол осмотра писать не начал.

– Андрей Николаевич, возьмите себя в руки! – потребовал прокурор города.

– Айдар! – обернулся я к двери. – Увези его на хрен отсюда!

– Как я его увезу? – неожиданно для меня огрызнулся приятель. – Он мне такой же начальник, как и ты. Вот там, в коридоре, Малышев, пускай он своего заместителя увозит.

Я застыл от изумления. Мой верный товарищ в сложной обстановке вдруг решил показать свою независимость и мнимое чинопочитание. Да лучше бы он меня самыми гнусными матерками послал куда подальше, чем вот так: «Он мне (пьяный) такой же начальник, как и ты!» В одно мгновение во мне что-то сломалось, и Айдар стал для меня совершенно чужим человеком. Был друг, а стал просто коллега. Даже не так. Не коллега, а попутчик.

– Что тут у вас творится? – В кабинет наконец-то вошел Малышев.

– Да вот он, ваш сотрудник, буйствует, – начал ябедничать следователь. – Пьяный, наверное…

Стиснув зубы, я посмотрел в окно. Напротив, на втором этаже строящейся школы, в оконном проеме стоял высокий молодой мужчина и рассматривал нас в бинокль.

«Это имитатор!» – пронзила меня мысль.

Никому ничего не объясняя, я схватил тяжелый школьный стул и обрушил его на ближайшее окно. Стекла со звоном вылетели наружу. Стул вырвался у меня из рук и полетел следом за ними. Не успел он коснуться земли, как я рванул из оперативной кобуры пистолет, в мгновенье ока, на лету, дослал патрон в патронник и открыл огонь по имитатору.

Пока я крушил стекло и доставал оружие, маньяк успел отпрянуть от окна и побежать вниз. Все мои пули пришлись в пустую комнату. От столкновения с бетонными стенами они хаотично летали по помещению, поражая все на своем пути.

– Это он, имитатор! – дурным голосом завопил я и бросился на улицу.

– Он с ума сошел! – взвизгнул перепуганный следователь.

– Андрей Николаевич! – Малышев попытался заградить мне путь, но я с легкостью взбешенного человека отбросил его с пути и помчался вниз.

Чтобы достичь входа на территорию строящейся школы, мне пришлось сделать большой крюк: вначале пробежать стометровку вдоль забора восьмилетки, потом выбежать на улицу, пересечь пустынную проезжую часть, упереться в забор заброшенной стройки и уже вдоль него галопом нестись до строительных вагончиков и ворот.

На небе в это время починили механизм снегопада, на радостях запустили его на полную мощь, но что-то перепутали, и вместо тихого первого снежка началась самая настоящая сибирская пурга. В секунды здание стройки скрылось от меня в плотной белой пелене. Я остановился, подошел к строительным вагончикам. Навесные замки были на месте, внутри вагончиков никто не прятался.

«А ведь он мог не успеть убежать! – подумал я. – Он мог затаиться где-то здесь, в любом пустом помещении строящейся школы».

Я посмотрел на пистолет. Затворная рама «макарова» была в крайнем заднем положении – пистолет после окончания стрельбы встал на затворную задержку.

«Я даже не заметил, как расстрелял в окно всю обойму, – промелькнула мысль. – Чем теперь с имитатором сражаться? Он каратист, он двух рукопашников играючи уделал. Я без оружия ему не соперник».

Я подобрал с земли доску с торчащими из нее ржавыми гвоздями, взял ее поудобнее.

«Теперь я вооружен, и можно двигаться дальше. Доска с гвоздями – хреновое оружие, но на безрыбье и рак рыба».

Позади меня холодным металлом лязгнул затвор пистолета. Я, готовый к самому худшему, отпрыгнул в сторону. Напрасно. Это Симонов успел догнать меня и теперь стоял с оружием в руках, ожидая команды. За ним, теряясь в порывах метели, Айдар искал на земле подходящее оружие.

– Володя! – крикнул я Симонову. – Иди рядом со мной. Если этот ублюдок покажется, стреляй в него без предупреждения. Не ссы, Вова! Я отмажу тебя. Я скажу прокурорам, что отобрал у тебя ствол и это я убил его! Вова, у меня родственник в психушке работает. Завалю имитатора, он мне справочку напишет, что я действовал в стрессовом состоянии. Пошли! Он или на стройке, или успел убежать.

Пока я инструктировал Симонова, Айдар наконец-то нашел отрезок водопроводной трубы, взвесил его на весу, взял на изготовку и пошел за нами.

На усыпанной строительным мусором лестничной клетке отчетливо прослеживалась кровавая цепочка следов.

– Он успел убежать! – крикнул нам Айдар.

– Сам вижу, что успел, – отозвался я и пошел по следу.

На втором этаже, в пустой комнате, я нашел самое главное сокровище в своей жизни. В тот короткий миг, пока я опускался перед ним на колени, я любил его даже больше, чем Лизу. Я любил этот маленький кусочек всем сердцем, всеми нервами и нейронами своей души. Он был для меня просто бесценен. Он – это оторванный палец человека, одиноко и сиротливо валявшийся на покрытом пылью бетонном полу.

– Андрей Николаевич! – восхитился Симонов. – Так вы ему палец отстрелили! Никогда не думал, что вы так метко стреляете.

Я промолчал. Не объяснять же молодому оперу, что стрелял я в состоянии слепой ярости и вовсе не думал поразить невидимого противника. Так получилось. Пуля срикошетила от стены и срезала маньяку часть пальца. В шоковом состоянии он убежал, и если бы не метель, то мы могли бы преследовать его по следам. Хотя вряд ли. Имитатор должен инстинктивно спрятать руку в карман и попробовать материей остановить кровотечение. Интересно, с оторванного пальца кровь долго течет или ее легко остановить, перетянув оставшийся обрубок жгутом? А когда он, маньяк, станет перетягивать себе палец, вспомнит ли он о девчонке, которой накинул петлю на шею?

Я достал из кармана чистый носовой платок, положил находку в него.

– Пошли к прокурорам, пока они не успели бригаду из психушки вызвать. Там ведь все уверены, что у меня крыша съехала?

– Андрей Николаевич, – сказал Симонов, – когда вы стекло выбили, Геннадий Александрович закричал: «На стройке человек с биноклем стоит!»

«Так всегда, – подумал я. – В момент наивысшего напряжения мозг отключает ненужные в данный момент органы чувств. Пока я размахивал стулом и стрелял, я ни одного звука не слышал».

– Причуды жизни! – сказал вместо меня кто-то моим голосом. – Маньяка узрели только я и пьяный Клементьев. А вы все куда смотрели?

– Я даже не подумал, что он может за нами следить, – виновато сказал Симонов.

– Андрей, может, палец оставим? – неуверенно предложал Айдар. – Криминалисты, следы крови, все такое…

Носком ботинка я отчертил круг, где нашел фрагмент тела имитатора.

– Задним числом осмотрят. Мне пора улику Воловскому предъявить, а брызги крови от экспертов никуда не денутся.

Пока мы были в соседнем здании, Воловский и Малышев обговорили различные варианты развития событий: от моего внезапного сумасшествия до триумфального задержания особо опасного преступника. Когда я ввалился в кабинет химии, они еще не знали, какой из оговоренных вариантов следует задействовать.

– Андрей Николаевич, – с порога атаковал меня Малышев, – что ты себе позволяешь? Это что за стрельба на ровном месте? Нервы сдали – так лечись, в санаторий съезди.

– Я напишу на вас рапорт, – официально заявил мне Воловский. – Вы представляете угрозу для общества. Вам, товарищ Лаптев, не в санаторий надо, а на судебно-психиатрическую экспертизу.

– Что принес? – по-приятельски спросил Клементьев.

– Палец. Фрагмент тела имитатора. Я попал в него с первого выстрела, а потом он убежал.

– Кто сказал, что это палец преступника, а не какого-то постороннего гражданина? – жестко спросил прокурор города.

– Виктор Константинович! – расплылся в пьяненькой улыбке Клементьев. – Что простому гражданину утром с биноклем на стройке делать? Да если бы Лаптев в левого мужика попал, он бы никуда не побежал, а стоял бы на месте и орал благим матом, «Скорую помощь» бы требовал вызвать.

– Покажи палец! – приказал Малышев.

Он, Воловский, следователь и какой-то незнакомый сержант милиции склонились над раскрытым платком. Что они хотели увидеть на пальце? Имя преступника? Палец как палец: полторы фаланги, ноготь с забившейся под него грязью, осколки белой кости и посеревшая на морозе кожа.

– Если это не он, – задумчиво начал прокурор города.

Малышев перебил его:

– У нас есть экспертиза по сперме с завода «Химволокно». На девчонке пятно. Если палец совпадет с ними по группе крови, то это он – имитатор.

«У-у-ух!» – завыла в разбитом окне метель. Заряд снега влетел в класс и рассыпался по партам. Подхваченная сквозняком входная дверь хлопнула с такой силой, что с косяка посыпалась штукатурка, а где-то в коридоре свалился со стены стенд.

– Это палец убийцы? – спросил незнакомый сержант.

– Ты кто такой? – грубо ответил я. – Ты чего здесь стоишь? Иди вниз, вход контролируй.

Сержант посмотрел мне в глаза и очень тихо, одними губами, сказал:

– Я ее родной брат.

Я обернулся, посмотрел на все еще висящее на веревке тело у батареи.

– Ее Лена звали, – отстраненным голосом продолжил он. – Она ушла вчера вечером к подружке и не вернулась. Мы думали, что она не успела нас предупредить и заночевала, а оказалось, что нет.

– Палец надо срочно отправить на экспертизу! – зашевелился следователь. – Николай Алексеевич, у вас есть свободный автомобиль?

– Найдем, – ответил внезапно помрачневший Малышев.

– Ты как здесь оказался? – спросил я сержанта.

– Утром заступил на работу, тут сообщение: «Убита девушка лет шестнадцати. Одета в красную куртку…» Я до последнего не хотел верить, что это сестра.

– Так вы сейчас на службе должны быть? – зачем-то спросил следователь. – Ничего себе у вас дисциплинка! Кто что хочет, тот то и делает.

– За самовольный уход с работы не волнуйся. Я Большакову все объясню, – заступился за парня Малышев.

Весело переговариваясь, в класс вошли судебный медик и санитар.

– Что тут у нас? – задали они традиционный вопрос.

– Док, у меня есть палец! – неизвестно зачем, обратился я к медику на американский манер. – Ничего не можете про него сказать?

– Палец мужской, а труп, как я вижу, женский. Если не секрет, то где человек без пальца? Сколько у нас потерпевших, один или двое?

– Человек без пальца убежал. Жаль, что я ему не в лоб попал.

– Теперь ты его не найдешь! – Судебный медик взял палец, рассматривая его со всех сторон, повертел перед собой. – Что вам сказать? Это указательный палец левой руки молодого мужчины. Судя по обломкам костей…

Эксперт посмотрел на меня, потом на выбитое окно и соседнее здание.

– Так ты говоришь, что прицельным огнем отстрелил ему палец? Не свисти! Этот фрагмент конечности человека отделен от тела тупым травмирующим предметом, имеющим ограниченную поверхность. Проще говоря, твоя пуля рикошетом оторвала ему палец. Если бы попадание было по прямой линии, то скол костей был бы другим.

– Травматическая ампутация пальца – это опасное ранение? Он кровью не истечет?

– В пальцах человека нет мышц, одни сухожилия. Кровотечение можно остановить обычным жгутом. Мне отец рассказывал, что с такими ранениями на фронте даже в тыл не отправляли. Ротная медсестра ватку приложит, бинтом обрубок замотает – вот и все лечение.

– Не завидую я раненому, – засмеялся санитар. – Он теперь левой рукой в носу поковыряться не сможет!

Сержант, непривычный к циничным шуткам медиков, сжал кулаки и заскрежетал зубами. Чтобы он не наделал глупостей, я велел Айдару вывести его в коридор, но Далайханов то ли не понял меня, то ли решил больше мне не подчиняться и остался на месте.

– Так что у нас с машиной? – повторил вопрос следователь.

Малышев демонстративно отвернулся от него и обратился ко мне:

– Андрей Николаевич, поезжай в управление и объяви общегородскую тревогу. Весь личный состав уголовного розыска – на проверку больниц!

– Наш личный состав, – устало заметил я, – сегодня после охраны магазинов отсыпается.

– Плевать, что они делают! – взревел Николай Алексеевич. – Они в милицию пришли не на печи отлеживаться! Всех поднять и бросить на розыск раненого молодого мужчины.

– Пошли, – потянул я за собой сержанта.

Он уперся и не хотел двигаться с места, но начальник уголовного розыска так рыкнул на него, что парень подчинился.

– Тебя как зовут, Сергей? Поедешь со мной. Здесь тебе сейчас делать нечего, а с сестренкой проститься успеешь.

– Андрей Николаевич, почему вы не попали в него? – полным отчаяния голосом спросил сержант.

Я ничего не стал отвечать и повел его к выходу из школы.

«Приедем в управление, там поговорим», – решил я.

В этот же день по личной просьбе Большакова заведующий бюро судебно-медицинских экспертиз вызвал на работу двух сотрудников. Они провели исследования имеющихся биологических образцов и пришли к выводу, что на заводе «Химволокно» и в восьмилетней школе преступления совершил один и тот же человек.

28

Гера позвонил накануне Седьмого ноября.

– Мы выследили их. Я выставил у подъезда пост. Тебя ждать?

Я взглянул на часы. Время – шесть вечера, почти все опера разошлись по домам. Придется собирать «сводную бригаду» – временное оперативное объединение, куда включают всех, кто попался под руку.

– Жди, я скоро буду.

Через двадцать минут моя «сводная бригада» была на месте. В нее вошли два оперативника, не успевшие вовремя уйти с работы, и два постовых милиционера в форме. Еще мне повезло поймать на выходе из управления Валентину Скрябину, женщину с уникальным «склочным» голосом. Что бы ни говорила Скрябина, со стороны казалось, что она вот-вот впадет в истерику и начнется грандиознейший скандал. Я спрашивал у Вали, как с ней муж живет. Она, посмеиваясь, объяснила: «Муж-то давно к моему голосу привык, а вот соседи поначалу думали, что мы каждый день деремся».

У подъезда в панельную пятиэтажку меня встретил Гера.

– Второй этаж, однокомнатная квартира налево. Мне с тобой идти?

Я оглядел свое воинство и отрицательно покачал головой:

– Не надо. Сами справимся. Если что-то пойдет не так, то я возьму все на себя. Ты, Гера, фигура одиозная, и всем будет лучше, если ты останешься в тени.

– Как скажешь! – Он махнул своим людям, и они разошлись в разные стороны.

На площадке второго этажа мы остановились. Я и оперуполномоченный Зиннер достали пистолеты. По моей команде Скрябина позвонила в дверь и тут же застучала по ней кулаком.

– Вас долго ждать? – крикнула она на весь подъезд.

В квартире раздались тяжелые мужские шаги.

«Ну, вот и все, сейчас познакомимся, – с облегчением подумал я. – Главное – свалить его в дверях, подмять под себя, тогда никакое карате ему не поможет. А если рыпнется…»

Я слегка расслабил руку с пистолетом, большим пальцем бесшумно опустил предохранитель вниз. Если мои опера не смогут нейтрализовать имитатора в первые секунды, я открою по нему огонь на поражение. Зря рисковать своими парнями я не буду.

– Кто там? – спросил из-за двери недовольный мужской голос.

– Из ЖКО, – громко представилась Скрябина. – Надо поставить в ведомости на талоны подпись.

– Нам не надо никаких талонов! – раздраженно ответил мужчина.

– Да мне какое дело, нужны тебе талоны или нет? – начала заводиться Валентина. – Я тебе что, как курва, под дверями торчать буду? Ты подпись поставь, что от талонов отказываешься, и дальше спи!

Рядом со мной скрипнул замок, в обшарпанную дверь выглянула любопытная старушечья мордочка.

– Сынок, а мне талоны не положены? – спросила она.

– Брысь отсюда! – шикнул на нее милиционер в форме.

Старушка без лишних слов захлопнула дверь. Этажом выше на площадку вышли люди, стали смотреть вниз.

– Ты что, меня премии хочешь лишить? – не унималась Скрябина. – Я как назад без твоей подписи вернусь?

Наверху зашушукались.

– Я тебе говорил, – вполголоса сказал мужчина, – в этой квартире что-то нечисто. Посмотри, сколько милиции понаехало. Спекулянты там живут, водкой по ночам торгуют.

– Не водкой, а вином, – уверенно прошептал другой мужчина.

«Боже мой! – повеселев, подумал я. – Какую блестящую операцию в балаган превратили!»

Дверь напротив меня распахнулась. На пороге стоял высокий мужчина в домашнем халате. Пока он не успел опомниться, мои опера сбили его с ног и вжали в пол.

– Руку покажи! – скомандовал я. – Левую руку мне показывай!

Что сказать, бывают в жизни огорчения! И на правой, и на левой руке у незнакомца все пальцы были на месте.

«Промахнулись! Это не имитатор. Надо как-то выкручиваться из этой ситуации, а то получится, что мы невинного гражданина ни за что ни про что физиономией по полу елозим».

– Ты кто такой? – грубо спросил я.

– А вы кто такие? – Из комнаты в крохотный коридор вышла немолодая женщина в длинном халате.

– Софья Владимировна, – расплылся я в самой лучезарной улыбке, на какую только был способен, – как я рад вас видеть! Какая неожиданная встреча, кто бы подумал!

– Софья, это твои знакомые? – прохрипел мужик с пола.

– До сей поры я не имела чести знать этих господ, – холодно ответила ему Перфилова. – Может быть, вы потрудитесь объяснить, что здесь происходит?

– Софья, а ты точно не замужем? – подозрительно спросил пленник.

– Так! – громко объявил я. – Кроме оперативного состава – все свободны! Ребята-постовые, пойдете назад, разгоните любопытных по квартирам, а то будут стоять, под дверью подслушивать. Валентина, тебе отдельное спасибо! Мужик, ты вставай, одевайся, проедешь с нами в управление. Установим твою личность, поговорим кое о чем и отпустим тебя.

– А чего мою личность устанавливать? – недовольно проворчал поднявшийся с пола пленник. – У меня удостоверение в кармане лежит. Я сотрудник милиции.

– Коллега, вы женаты? – в лоб спросил я.

– При чем здесь моя жена? – нахмурился незнакомец.

«Уже легче! – подумал я. – Если он женат, то жаловаться не побежит, наоборот, благодарить будет, если мы это маленькое приключение в тайне оставим».

– Молодой человек, а у меня вы о семейном положении спросить не желаете? – иронично поинтересовалась Перфилова.

– Софья Владимировна, у нас… – Я не нашел, что ей ответить, и переключился на незнакомца. – Коллега, вы не девушка на выданье, зачем вы в ванную рветесь? Одевайтесь в комнате. Кстати, где ваше удостоверение? Так-с, лейтенант вневедомственной охраны… Хорошо, очень хорошо!

Перфилова ушла на кухню, поставила чайник на плиту, закурила.

– Мне кто-нибудь объяснит этот погром или мне в облсовет пожаловаться? – поинтересовалась она. – Кто у вас главный?

Любовник Перфиловой наконец-то оделся, и я вытолкал его за дверь. В квартире остались только я и Софья Владимировна.

– Я жду объяснений, – жестко сказала она.

– Накладочка вышла! – стараясь говорить как можно беспечнее, ответил я. – Нам дали наводку, что в этой квартире скрывается особо опасный преступник. Промахнулись, с кем не бывает.

– «Накладочка»? – Перфилова глубоко затянулась сигаретой, выпустила в мою сторону густую струю дыма. – Палец, школа, убитая девочка? Вы, часом, не Лаптев, который охотится за маньяком, «ловцом страха»?

– Именно так! – подтвердил я.

– Молодой человек, у вас с головой все в порядке?

– Софья Владимировна, вы психиатр, и вам виднее, все ли у меня в порядке с головой или требуется небольшой ремонт.

– Так вы решили, что я…

На полуслове Перфилова замолчала. Я достал из-под стола табурет, сел напротив нее. Минуту или две мы молча смотрели друг другу в глаза.

«Будь что будет!» – решил я и рассказал Перфиловой все, что думал о ней и маньяке.

– Ваши выводы логичны, но основаны на неверных посылках, – выслушав меня, сказала Софья Владимировна. – Поверьте, если бы я знала, кто маньяк, то немедленно донесла бы на него в милицию. Экспериментировать с «ловцом страха» – это верх безумия. Про таблетки для улучшения потенции – Юрий Владимирович получает их из Перми. С Астарой ни он, ни я дел не имеем. Теперь о гипнозе. Не я одна владею им. В той же областной психбольнице есть врачи-гипнотизеры, более опытные, чем я.

– Софья Владимировна, искренне прошу у вас прощения за мои поспешные выводы.

– Перестаньте! Без ошибок не бывает продвижения вперед. Вы испортили мне вечер, но что такое один вечер в масштабах жизни человека? Миг, не более того. Я не в обиде на вас. – Она помолчала, взяла из пачки сигарету, повертела ее в руках и отложила в пепельницу. – Давайте поработаем, Андрей Николаевич! Расскажите мне об убийстве девочки в школе.

– Потерпевшую зовут Борисова Лена, она из благополучной семьи. Мать и отец работают на заводе «Красный металлист». В этом году Лена окончила десять классов и поступила в техникум. У нее есть брат Сергей. Осенью позапрошлого года он вернулся из армии и поступил на службу в батальон патрульно-постовой службы милиции. О семье, в общем-то, все. Теперь о самой Лене. Она была современной девушкой.

Я посмотрел на собеседницу. Софья Владимировна слегка, чуть заметно, усмехнулась.

– Как витиевато сказано! В каком возрасте потерпевшая стала «современной» девушкой?

– Брат считает, что в восьмом классе.

– У них такие доверительные отношения?

– Они выросли в одном дворе. Брат не мог перейти через дорогу и сестре не позволял дружить с парнями с соседнего микрорайона. Уличные законы! Во времена моей молодости было то же самое: наступает вечер, и в соседний микрорайон лучше не соваться – встретят местные, ограбят, изобьют. Девушке теоретически никто не мешает свободно перемещаться по городу, но если она будет дружить с парнем не со своего двора, то он к ней в гости вечером прийти не сможет. Местная шпана не потерпит вторжения на свою территорию.

– Брат знал всех «друзей» сестры?

– Пока его не призвали в армию – всех. После демобилизации он, как положено, остепенился, отошел от уличной жизни, но о сестре знал все или почти все – жили-то они в одной квартире.

– Девушка жаждала встретить «принца на белом коне»?

– Все в ее возрасте мечтают о большой и чистой любви.

– Андрей Николаевич, опишите мне действие: «кто, что, где, как», а я вам скажу свои выводы.

– Вечером в субботу потерпевшая пошла к подруге, а оказалась в восьмилетней школе. По вечерам в ней занимается рабочая молодежь. Что ни вечер, то броуновское движение: парни в туалете пускают по кругу бутылочку с вином, девушки обсуждают свои проблемы, преподаватели ведут уроки в полупустых классах. В вечернюю школу приходят не за знаниями, а за аттестатом о среднем образовании. Со стороны это все выглядит как отрепетированная игра: учителя якобы учат, а ученики якобы учатся, и все всех устраивает: преподаватели получают зарплату, ученикам гарантирован аттестат о среднем образовании. Пока идут занятия в вечерней школе, сторожа сидят в раздевалке и носу из нее не показывают. Насильник-имитатор мог заманить потерпевшую в школу и закрыться с ней в пустом кабинете химии. Сейчас постараюсь объяснить, почему никто не обратил на них внимания. Представьте ситуацию: некий Вася учится в вечерней школе. Друзья Васи купили пару «огнетушителей»[37], позвали с собой знакомых девчонок, пришли в школу, вызвали Васю с уроков и всей веселой компанией стали распивать спиртное в мужском туалете. Если какая-то парочка из этой компании уединится в пустом классе, то все, кто их увидит, отнесутся к этому с пониманием. На улице холодно, а тут тепло, столы, стулья – комбинируй, пробуй.

– Так называемый «эффект потери человека в толпе». Прятаться ни от кого не надо – тебя и так никто не запомнит. Что было дальше?

– После окончания занятий сторож закрыл школу, проверил туалеты, поужинал, выпил вина и лег спать в раздевалке. Около восьми утра он проснулся от стука в дверь. Ничего не понимая, сторож выглянул в коридор, получил сильный удар по голове и вырубился на месте. Через несколько минут пришла его сменщица и подняла тревогу. Теперь о преступлении. Я думаю, что потерпевшая пришла с имитатором в школу добровольно. Они закрылись в пустом классе и до поры до времени целовались-миловались. Как только сторож ушел к себе, маньяк начал действовать: залепил девушке рот скотчем, достал веревки и… Под утро он привязывает потерпевшую к батарее и наблюдает, как она сама на себе затягивает петлю. Я совершенно уверен, что он покинул школу только после того, как убедился, что девчонка мертва. Следующий эпизод – это моя стрельба в него. Маньяк был в строящемся здании напротив восьмилетней школы и в бинокль наблюдал за нашими действиями. У меня все.

– Девушка была «очень современная» или соблюдала определенные приличия?

– Без любви в кровать не ложилась. Потерпевшая – обычная девушка. Встретила парня, полюбила, потом встретила другого и стала любить его. Дурная слава о Лене Борисовой не ходила… Как бы сказать-то… Внешне потерпевшая – чистенькая ухоженная девушка, не бичевка, не маргиналка. В школу она пришла с накрашенными губами, ногти обработаны, на лице косметика. Это не Дунька-кладовщица, это ее полная противоположность.

– Значит, так. Маньяк-имитатор не способен на продолжительные отношения с женщиной. Мой брат считает, что у него может быть семья, но он ошибается. Имитатор ненавидит всех женщин и исключения для кого-то делать не станет.

– А как же его сообщница, та, которая загипнотизировала водителя и вывезла маньяка с места происшествия?

– Не путай сообщницу и женщину-друга или женщину-любовницу. Сообщница имитатора – это исключение. Она для него бесполое существо. Скорее всего, родственница или хорошая знакомая его родителей. Скажу тебе больше: она – идиотка, не понимает, что играет с огнем. Как только маньяк рассмотрит в ней женщину, так он тут же изнасилует и убьет ее. До первой крови имитатор был относительно вменяемым человеком, а сейчас он превратился в неуправляемого монстра.

– Его можно как-нибудь выманить наружу?

– А зачем тебе его выманивать? Он сам к тебе придет. Имитатор считает себя неотразимым красавцем, а ты ему палец отстрелил, уродом сделал. Маньяк с дурным запахом изо рта борется, а ты его обезобразил на всю жизнь. Это для нормального человека пальца лишиться не катастрофа, а для «красавчика»-имитатора – вселенская трагедия.

– Пускай он только появится! – пригрозил я.

– Ты неправильно меня понял! – перебила Перфилова. – Тебя-то маньяк даже со спины убивать не будет. Для него месть – это не физическая смерть обидчика, а его мучения. Мы с тобой о чем весь вечер говорим? О женщинах. Маньяк нападет на женщину из твоего окружения: на мать, сестру или жену.

– Сестры, слава богу, нет, а за мать или жену я его на месте ликвидирую.

– А ты вначале поймай его, а потом голову откручивай!

– Моя мать практически никогда не бывает одна, а вот с женой… Она детский врач, у нее свой участок. Ее можно заманить в ловушку.

– Твоя жена для имитатора – самый лакомый кусок. Подвергнув ее нечеловеческим пыткам, он растопчет тебя и разом отомстит и за палец, и за свою исковерканную жизнь.

– Огромное спасибо, Софья Владимировна! Теперь я буду знать, откуда ждать удара. Кто предупрежден – тот вооружен.

– Юра говорил, что Астара несколько раз вмешивалась в твое расследование. Не заостряй свое внимание на ней. Астара – очень умная и осторожная женщина. С психически неуравновешенным маньяком она связываться не станет. Скорее всего, Астара ведет свою игру, мышкует, хочет поймать рыбку в мутной воде. Напрямую она с имитатором контактировать не станет.

– Как специалист, подскажите, кто мог загипнотизировать водителя?

– Все гипнотизеры состоят на учете в КГБ.

– Они со мной делиться информацией не будут.

– Тогда ищи деревья в лесу. Все настоящие гипнотизеры или лечат людей, или выступают в цирке. Владение гипнозом требует постоянной практики, иначе навыки утрачиваются.

Перед расставанием я еще раз поблагодарил Перфилову за предупреждение. Софья Владимировна не стала расшаркиваться в ответных любезностях, а сухо, по-деловому, поинтересовалась:

– У моего друга не будет неприятностей на службе?

– Он может смело забыть о сегодняшнем инциденте.

– Я думаю, что напоследок нам стоит расставить все точки над «i», – мягко улыбнулась Софья Михайловна. – Это будет логично и правильно. Вы согласны?

Я, не поняв, о чем идет речь, удивленно посмотрел на Перфилову.

– Андрей Николаевич, чтобы вы не наводили справки, я вам сама все объясню. Эта квартира съемная, мужчина, которого вы приняли за маньяка, – мой любовник. Он женат, и я бы не хотела, чтобы его жена прибежала ко мне в «Космогонию» с разборками.

– Если его жена не медиум, то она никогда не узнает о событиях сегодняшнего вечера. Я лично перед ней отчитываться не собираюсь. Софья Михайловна, я умею хранить чужие секреты. Еще раз спасибо за все!

Я поцеловал Перфиловой руку и поехал в управление.

Наступившей ночью мне приснилось, что я сижу в рабочем кабинете Астары. Самой жрицы в помещении не было. Вместо нее за столом сидела огромная крыса в медицинском халате и что-то записывала в конторскую книгу.

– Три таблетки аспирина перед сном и одну после пробуждения, – сказала крыса, не поднимая головы.

За моей спиной заскрипели несмазанные петли. Я оглянулся. В дверях стоял высокий парень без пальца на левой руке.

– Цианистого калия ему выпиши, – подсказал он.

Я рванул из кобуры пистолет и тут же оказался на оживленной улице. Кругом горели костры из опавших листьев. Сотни одинаковых мужчин шли по тротуару. Я стал всматриваться в их лица, но подул ветер, все заволокло дымом, и сон оборвался.

29

Седьмого ноября во время демонстрации колонна трудящихся завода «Красный металлист» остановилась напротив трибуны с областным начальством. Выкрикивая антисоветские лозунги, демонстранты развернули заранее приготовленные транспаранты: «Генерал Удальцов, найдите убийцу Лены Борисовой!», «Руководство городской милиции – в отставку!», «КПСС – к ответу за обстановку в городе!».

Первым из областного начальства среагировал председатель областного совета народных депутатов Пименов. Подражая раннему Горбачеву, он сбежал с трибуны, как ледокол, пробился сквозь толпу, встал в центре колонны и обратился к массам лицом к лицу: «Найдем, накажем, разберемся!» Удовлетворенные его обещаниями, рабочие продолжили шествие.

Первый секретарь обкома партии и генерал Удальцов с народом не общались. Рассматривая с трибуны размахивающего руками Пименова, оба разом поняли, что дни их сочтены и не сегодня, так завтра им придется освободить начальственные кресла.

«Наступило время горлопанов и клоунов, – с огорчением подумал генерал Удальцов. – Предлагали же отменить в этом году демонстрацию, нет, захотелось Москве продемонстрировать, что у нас все еще сохраняется «единство партии и народа». Завтра во всех центральных газетах про нашу демонстрацию напишут, и тогда прощай генеральские лампасы, тридцать лет в милиции – коту под хвост!»

Во время заминки у трибуны я с коллегами стоял в оцеплении у поворота на площадь Советов. Проходившие мимо нас колонны выглядели жиденькими, народу в них было раза в три меньше, чем в прошлом году, а транспарантов с лозунгами «Слава КПСС!» не наблюдалось вовсе.

После окончания демонстрации нас собрал Большаков.

– Расправу над нами депутаты горсовета запланировали на десятое ноября, – сообщил он. – Разбейтесь в лепешку, но найдите убийцу школьницы!

– Она училась в техникуме, – уточнил я.

– Да мне плевать, где она училась! – закричал начальник УВД. – Ты ее убийцу найди и приведи на сессию горсовета. Задача ясна?

Я посмотрел на Малышева. Он, безучастный к происходящему, наблюдал за бегом секундной стрелки на своих наручных часах.

– Если вы развязываете мне руки, то завтра я займусь Астарой, – дерзко заявил я.

– Займись кем хочешь! – отозвался Большаков.

– Почему завтра, а не сегодня? – недовольно спросил его первый заместитель.

– Двоемыслие! – с нескрываемой иронией пояснил я. – Где я сегодня Астару найду? Она с большими боссами Седьмое ноября отмечает. В каждой газете партию в грязи полощут, а день Октябрьской революции остался главным государственным праздником. Голову сломать можно.

– Хватит демагогией заниматься! – оборвал меня начальник УВД. – Запомните: или мы найдем убийцу девочки, или депутаты нас распнут на воротах горсовета. Или-или, второго не дано.

На другой день я, Гера и трое его боевиков приехали к Астаре. Первым в дом вошел Гера. При его появлении посетители в приемной смолкли. Какой-то смелый старичок поднялся с места и пожал главе «Общества исходного пути» руку.

– Спасибо тебе за все, Гераклион! Народ – с тобой!

Мрачно посмотрев на девушек-регистраторш, Гера рывком открыл дверь в помещение с охранниками.

– Эй, вы, двое! Идите за мной, – скомандовал он.

Тахир и второй охранник покорно вышли на улицу. Гера жестом показал мне: «Путь свободен! Действуй».

«Какое, однако, свинство творится в нашей стране! – подумал я. – Меня, офицера милиции, охранники трижды не пропускали дальше предбанника, а стоило появиться человеку с вышитым анхом на груди, как эти же самые люди безропотно бросили свой пост и пошли, куда им приказали».

В кабинете Астары напротив нее сидел немолодой мужчина. Я подошел к нему сзади, похлопал по спине:

– Сеанс магии окончен. Жрица устала, ей пора передохнуть.

– Ты кто такой? – обернулся ко мне мужчина.

Я схватил его за шиворот и сбросил со стула.

– Пошел вон отсюда! – зарычал я. – Ты что, не видишь, что к жрице жрец пришел? Иди к девкам в приемную, они тебе деньги за сеанс вернут.

Смекнув, что попал в неприятную ситуацию, посетитель Астары вышел за дверь. Я достал из кобуры пистолет, подошел к клетке с крысой.

– Привет! – сказал я ей. – Я тебе принес свинцового аспирина. Если мы с твоей хозяйкой не договоримся, то сегодня же ты встретишься с главным крысиным богом.

Крыса оскалилась, шерсть у нее на загривке вздыбилась. Филин открыл глаза и четко произнес: «Угу!» Астара за столом завопила:

– Оставь моих животных, сволочь! Не смей угрожать им оружием!

– Заткнись! – повернулся я к ней.

Жрица вскочила со стула и хотела броситься на меня, но я тычком ладони усадил ее на место.

– Астара, по твоей воле ни в чем не повинную девчонку убили, и ты думаешь, что я с тобой церемониться буду? Сразу тебе скажу: если во время нашего разговора появится запах сандала, я выволоку тебя наружу, и мы поедем на экскурсию по просторам Сибири. На своих покровителей не надейся. У входа в дом стоят парни из «Общества исходного пути», а им и на твои деньги, и на твою магию наплевать. Тебе все ясно?

Астара испуганно посмотрела на меня. Я засунул пистолет за пояс, поднял опрокинутый стул, сел на него и продолжил:

– Окурок, по которому ты нашла нож, выкурил я. Убийца никогда не держал его в руках. Это раз. А теперь два. Много лет назад я давал присягу сотрудника милиции. Там есть такие слова: «Обязуюсь хранить служебную и государственную тайну». Сегодня я решил нарушить присягу и выдать тебе совершенно секретные сведения. Ты читала про Мальчиша-Кибальчиша? Его приятель за бочку варенья Родину продал, а я даром под уголовную статью пойду. Итак, совершенно секретным соглашением между МВД РСФСР и МВД Узбекистана разделены зоны ответственности российской и узбекской милиции. Говоря простым языком, мы не имеем права проводить аресты на территории Узбекистана, а они, в свою очередь, не суются к нам. Если бы не это соглашение, то тебя бы давно увезли в славный город Ташкент и казнили бы там как злейшего врага одного очень уважаемого человека. Я могу помочь узбекской милиции и вывезти тебя на границу с Казахстаном. Как ты думаешь, твои земляки повезут тебя на суд или в безбрежных казахских степях живой закопают?

Крыса в клетке зашипела. Я погрозил ей пальцем:

– Сиди смирно, а то увезу хозяйку, и ты с голоду помрешь. Филин, скажи соседке, чтобы она рот заткнула. Тьфу, черт! У нее же не рот, а пасть?

Филин вновь отчетливо сказал: «Угу!» Крыса зарычала и кинулась на птицу, но наткнулась на прутья решетки и завизжала в бессильной ярости. Астара нажала спрятанную под столом кнопку, и на клетки с ее питомцами опустилась плотная занавесь.

– Вернемся к нашим баранам, – продолжил я. – У тебя есть пять минут, чтобы рассказать мне все о маньяке: кто он такой, где его искать, как вы познакомились, кто его сообщница, владеющая гипнозом. Если я буду не удовлетворен результатами нашей беседы, то прямо отсюда ты поедешь к казахской границе, а я по каналам засекреченной связи позвоню в Ташкент.

Пока я отвлекался на зверей в углу, Астара успела успокоиться. Испуг сошел с ее лица, и она вновь стала загадочной и непроницаемой.

– Приступим к делу! – потребовал я. – У меня мало времени, мне еще твоего дружка поймать надо. Итак, я жду…

– Я не знаю, о ком ты говоришь, – холодно перебила меня Астара.

– Что же, беседа не удалась, взаимодействие не состоялось. – Я поднялся с места, достал пистолет. – Одевайся, машина у подъезда.

Жрица даже бровью не повела, словно я обращался не к ней, а к истукану в углу.

– Крысу, я думаю, надо пристрелить. Кто о ней без тебя заботиться будет?

– Не трогай моих животных! – процедила сквозь зубы Астара. – Они ни в чем не виноваты!

– А девчонка, которую твой дружок убил, в чем виновата была? А женщина на стройке? Хватит болтовней заниматься, не хочешь говорить – не надо! Я все равно поймаю маньяка, а ты…

– Я не знаю, кто он.

– А кто знает? Я, что ли? Астара, у тебя ровно минута.

– Если у нас деловой разговор, то сядь и успокойся, – предложила жрица. – Если ты пришел убить моих друзей, то стреляй, я и не такие потери в жизни переживала.

Крыса за занавеской пронзительно завизжала. Я показал в ее сторону дулом пистолета:

– Она понимает человеческую речь?

– Крыса чувствует меня на энергетическом уровне. Твои угрозы через меня передаются ей.

– Про энергетику говорить не будем, я в ней не силен. Успокой животное, и приступим к делу. Я готов тебя выслушать, но если ты начнешь сыпать мудреными терминами и дурить мне голову полетом души в нематериальном мире, то мы тут же вернемся на исходную позицию. Крыса, скажи хозяйке, что запираться бесполезно! Вы с окурком по самые уши влипли.

– Угу! – согласился из-за занавески филин.

Астара быстро произнесла заклинание на незнакомом языке, и ее приятели в углу утихомирились.

– Я весь во внимании, – напомнил я.

Жрица постучала ногтями по столу, прищурилась, потайным рычажком увеличила свет в комнате, откинулась в кресле и начала:

– Этой весной мне позвонила незнакомая женщина и предложила обратить внимание на ряд изнасилований, который совершает один психически неуравновешенный человек. Я через знакомых в милиции навела справки и выяснила, что в городе объявился неуловимый насильник-каратист.

– Твои знакомые поразительно хорошо информированы. Пока я не занялся весенним изнасилованием, до него никому не было дела.

– Неизвестная женщина точно назвала мне места, где были совершены изнасилования, так что моим знакомым не пришлось долго искать. В конце лета я и эта женщина встретились на рыбалке.

– Где-где? На рыбалке? Астара, ты что, рыбу ловить умеешь?

– На кой черт мне твоя рыба сдалась? Я по доброй воле удочку в руки не возьму, но здесь место встречи выбирала не я. Ты пруд у деревни Смолино знаешь? Это длинный и узкий водоем с заболоченными берегами. Если ты захочешь быстро перейти с одного берега на другой, то ничего не получится, придется давать приличный крюк вокруг пруда. На встречу с незнакомкой я надела болотные сапоги и на резиновой лодке выплыла на середину пруда, а с другого берега ко мне на такой же резиновой лодке подплыла женщина в накомарнике. Лица ее я не рассмотрела и не могла рассмотреть: сетка на накомарнике частая, лучше капронового чулка лицо скрывает. По голосу этой женщине лет пятьдесят, не меньше. Телосложение хрупкое. Пока она выгребала на веслах, то лодка шла по воде зигзагами, вкривь и вкось. Я немного умею на веслах грести, а эта женщина в первый раз в лодку села. Что тебе еще о ней сказать? Руки у нее ухоженные, но уже дряблые, с проступившими пигментными пятнами. Одета она была в рабочую спецовку, на ногах резиновые сапоги. Мы поставили лодки борт в борт и в такой обстановке переговорили. Она предложила заработать на маньяке. План был такой: насильник совершит еще несколько преступлений, а я постепенно буду наводить на него сотрудников милиции. Но все пошло не так, как мы задумали! У нас не было уговора покрывать убийцу. Изнасилования – это одно, а убийство – это уже совсем другое. В прошлом месяце эта женщина позвонила мне и сказала, что этот парень съехал с катушек и зарезал женщину на стройке. Я предложила выдать его милиции, но она была против, предложила еще немного подождать, а пока подбросить вам информацию о ноже. Согласись, с ножом ведь красиво получилось. После статьи в газете у меня клиентов прибавилось в несколько раз. Представь, что было бы, если бы я назвала имя преступника? Твои начальники меня бы на руках носили.

– Дым костра и все такое тоже она подсказала?

– Это мое личное видение облика насильника.

– Твой интерес в этом деле мне понятен. Теперь поговорим о неизвестной женщине и вспомним Карла Маркса: «товар – деньги – товар». Ее товар – это информация о маньяке. Она сообщает тебе детали очередного преступления, а ты «пророчествуешь» и направляешь милицию на путь истинный. Как с оплатой за ее информацию?

– Она называет мне место, где искать следы очередного преступления, я – плачу.

– Где гарантия, что ты не обманешь?

– Гарантия? – усмехнулась жрица. – Ты когда лотерейку покупаешь, гарантию на выигрыш не спрашиваешь? Наше сотрудничество было основано на доверии.

Я на минуту призадумался.

– В преступном мире порядочность базируется на «понятиях». Любое нарушение слова беспощадно карается. Но вы же не живете по понятиям…

– Ты на что намекаешь? Что нам надо было письменный договор заключать? Влезь в шкуру этой женщины и скажи, что она потеряет, если я не заплачу ей за очередную информацию? Ничего. А что потеряю я? Представь, что я начала давать расклад по насильнику и вдруг остановилась посреди дороги. Мои позиции уязвимы, они зависят от сторонней информации, а у нашей незнакомки все гладко: заработала денег – здорово, не получилось – ну и что? Она же не в карты играет, когда за проигрыш платить надо. Для нее вся затея с насильником – это беспроигрышная лотерея.

– Оставим пока твой рассказ в качестве рабочей версии и поговорим обо мне.

– Ты слишком рьяно стал охотиться за маньяком и мог испортить нам всю игру. После той встречи на рыбалке я заплатила женщине тысячу рублей задатка. Если бы ты поймал насильника в прошлом месяце, то я бы осталась с носом. Маньяка мы рассчитывали сдать после совершения им «громкого» преступления. Не убийства, конечно же, а изнасилования, которое всколыхнуло бы город. Согласись, до убийства на стройке маньяк не совершил ничего вызывающего. Так, пошкодил немного.

– Обалденная логика! В первый раз встречаю женщину, которая считает изнасилование мелким происшествием.

– Кого он насиловал? Домохозяек да женщин с фабрики. Он хоть одной из них жизнь сломал? Пять минут страха, и ты снова порядочная женщина.

– Как ты передала задаток?

– Я поместила деньги в автоматической камере хранения на вокзале и сказала код от ячейки.

– Я думаю, что твои люди проконтролировали процесс получения денег. Они видели, кто их забрал?

– Девочка лет двенадцати. Забрала сверток с деньгами и затерялась в толпе. Мои парни побоялись к ребенку приближаться, а то люди подумают черт знает что.

– Как-то легко ты рассталась с целой тысячей.

– Для меня это не деньги. Сложность была в другом. Представь, что я отправила вас в подвал «Детского мира», а там ничего нет? Я была вынуждена доверять таинственной партнерше. Если хочешь заработать, то надо идти на определенный риск.

– Сколько бы она с тебя за имя маньяка попросила?

– Конкретную сумму мы не оговаривали, но тысяч десять бы она потребовала.

– Она требует денег, ты требуешь имя, и все опять на доверии и честном слове?

– Для таких случаев схема оплаты давно отработана. Мы без долгих споров сошлись бы на таком варианте: «задаток в половину суммы – имя маньяка – остальная часть денег».

– После встречи на рыбалке вы вживую виделись?

– Нет. Все дальнейшее общение происходило только по телефону. В конце каждого разговора она называла день, когда позвонит снова. Теперь ты ответь на вопрос: на тебя люди из Узбекистана выходили?

– Пока нет.

– Я от всех откупилась в Ташкенте. Человек, про которого ты говорил, простил меня.

– Чепуха! Он просто не мог тебе отомстить. Если не веришь, съезди в Ташкент, запишись к нему на прием, а я посмотрю, сколько ты после этого проживешь.

– Про насильника и его сообщницу я все рассказала. Мне больше нечего добавить.

– Астара, ты же экстрасенс! Ты на моих глазах у секретарши крест на щеке нарисовала, а сейчас на попятную пошла: я не я и лошадь не моя. Так не бывает, уважаемая. Давай выкладывай, что ты еще о нем знаешь. Кстати, как вы вышли на мою жену?

– Женщина сказала, где она работает. Я подъехала к поликлинике, посмотрела на твою супругу из автомобиля и вспомнила, что у меня есть слайд с девушкой, похожей на нее. Мы хотели отвлечь тебя от насильника, да ничего не получилось. Ты обиделся на меня за слайд?

– На обиженных воду возят. Моя жена – умная женщина, на провокацию не поддалась.

– Согласись, когда ты в первый раз взглянул на слайд, то ведь подумал бог знает что!

– Первой моей мыслью было голову тебе открутить, а уж потом с женой отношения выяснять. Но ты не отвлекайся! Я пришел о маньяке поговорить, а не о твоих проделках.

– Зачем ты говорил моей крысе про аспирин?

– Мне приснился сон, что крыса таблетки мне выписывает.

– А ты не задумался, почему в твоем сне появилась моя крыса, а не бегемот из Московского зоопарка? Все в этом мире взаимосвязано: и материальный мир, и неосязаемый. Сон человека – это проявление процессов, происходящих в нематериальном мире. Я обладаю способностью видеть сны наяву. Когда я прокидываю «мостик» между тобой и маньяком, то у меня появляются дым костра и женщина, на которую вы смотрите одновременно. Как хочешь, так и понимай это видение.

– Имя Андрей и карие глаза?

– Для правдоподобности пророчество пришлось немного приукрасить, но дым и женщина в нем были. Не отмахивайся от моих видений, попробуй проанализировать их.

– Мои боссы поверили тебе, а сейчас с содроганием ждут сессии горсовета.

– Для кого-то эта сессия кончится трагически, а кто-то выйдет из нее триумфатором. Ты на горсовете не пострадаешь.

– Астара, все твои предсказания – это мошенничество в чистом виде.

– Не надо так категорично. Ты еще слишком юн, чтобы судить о процессах, происходящих в нематериальном мире.

– Я материалист и в потусторонние силы не верю.

– Давай поговорим о материальном. Мы ведь можем плодотворно сотрудничать. Ты представляешь мне необходимую информацию о преступлениях, я – оплачиваю твои услуги. Чем крепче мой авторитет, тем выше твой гонорар. Для начала я могу предложить тебе пять тысяч рублей в месяц.

Она достала пачку пятидесятирублевых купюр в банковской упаковке, небрежным жестом бросила ее на стол.

– Посчитай, сколько твоих зарплат в одной этой пачке. Тебе не надоело жить как нищему: ни квартиры нормальной, ни машины? Забирай деньги. Встретимся, когда у тебя появится что-нибудь интересное.

– Астара, тебе, как специалисту по общению с нематериальным миром, я хочу рассказать один сон. Иду я по городу, навстречу мне люди, но у них вместо лиц свиные рыла, а в глазах вместо зрачков нарисован знак доллара. Я не святой, мне нимб над головой не нужен, но в свинью я превращаться не желаю и не буду. Я живу по своим понятиям и иду своей дорогой. Если у тебя о маньяке все, то я пошел.

– Погоди, – остановила меня жрица. – Как честный человек, скажи, ты не подкинешь мне подлянку за жену? В Ташкент звонить не будешь?

– Астара, я же не экстрасенс! Откуда мне знать, кто тебе в Ташкенте друг, а кто враг?

В управлении я честно признался Малышеву:

– Источник иссяк! У меня не осталось ни одной ниточки к маньяку.

30

Десятое ноября – главный милицейский праздник. Обычно в этот день утром проходит торжественное собрание, на котором чествуют отличившихся в году сотрудников, вручают грамоты и ценные подарки. После официальной части работники милиции расходятся по подразделениям и садятся за праздничный стол. К вечеру десятого ноября трезвого милиционера можно встретить только в дежурной части, все остальные уже с обеда ходят под хмельком.

В связи с сессией горсовета начальник УВД сломал годами установившийся порядок празднования Дня милиции и отменил торжественную часть.

– Чего праздновать, когда неизвестно, чем сессия закончится? – пояснил он свое решение.

Начальники служб, вернувшись с совещания у Большакова, запретили подчиненным распивать спиртное на работе, и главный профессиональный праздник превратился в обычный будний день.

– Проклятые депутаты! – гневались менты по кабинетам. – Чтобы им, сволочам, сдохнуть прямо на этой сессии! Какой мерзавец выдумал этот горсовет? Жили без него, план делали и в ус не дули, а теперь выдумали черт знает что. Где это видано, чтобы менты перед всяким сбродом отчитывались? Что они о нашей работе знают? Ничего.

Сессия городского совета народных депутатов проходила в актовом зале горисполкома. Вместо привычной трибуны центральное место в нем занимал угловой стол, рассчитанный на пятнадцать человек. Нас, приглашенных сотрудников милиции, завели в зал до начала заседания и рассадили на задних рядах. Депутаты горсовета заняли все остальные места. Ровно в четыре часа дня в зал вошел председатель президиума горсовета Холодков. Глава законодательной власти города был важен и многозначителен, как петух, приметивший симпатичную курочку. Его заместители и главы комиссий выглядели кто как: одни шли, гордо выставив выпирающий из-под пиджака живот, другие смотрели себе под ноги – эти народные избранники еще не поняли, что они и есть власть. Две женщины, занявшие места за председательским столом, были одеты в деловые костюмы. Лицо одной из них мне показалось знакомым, но я не мог припомнить, кто она. Кроме депутатской верхушки, места в центре зала заняли прокурор города Воловский, начальник городской милиции и первый секретарь горкома партии. Чтобы подчеркнуть никчемность бывшего хозяина города, место ему отвели в конце стола, рядом с начинающимися рядами кресел для массовки.

Три первых вопроса сессии нас не касались, и я прослушал, о чем шли дебаты – думал о своем. Очнулся я только после слов «катастрофическое состояние дел борьбы с преступностью». Я присмотрелся к выступающему: низенький плешивый мужичок. Кто такой, неизвестно, но обвинениями он сыпал, как горохом из ведра.

– Бездействие городской милиции привело к тому, что кровавый маньяк среди бела дня, прямо в школе, зверски изнасиловал и убил ученицу. При попустительстве милиции мы дошли до того, что ни одна женщина в нашем городе не может быть спокойна за свою безопасность. Кого изберет следующей жертвой взбесившийся монстр?

Следующий оратор продолжил бичевание милиции:

– Наши с вами жены, матери и дочери под угрозой. Уже после убийства женщины на стройке стало понятно, что ни уголовный розыск, ни городская милиция в целом не в состоянии остановить бесчинствующего извращенца.

Выслушав всех пожелавших выступить депутатов, слово взял Холодков.

– Гангрену лечат хирургическим путем, – сказал он. – Если у нас в городской милиции завелась гниль, давайте возьмем в руки скальпель и отделим отмершие ткани от здорового организма.

Я посмотрел на Воловского. Прокурор города для вида что-то помечал в своем ежедневнике. Согласно Уголовно-процессуальному кодексу ответственным за раскрытие и расследования преступлений является следователь. Именно подчиненные Воловского были повинны в том, что маньяк до сих пор на свободе. Но к прокурору депутаты вопросов не имели. Они не разбирались в уголовном законодательстве и судили о раскрытии преступлений по книгам и кинофильмам, где следователь всегда является придатком у бравого опера. А если так, то с кого спрашивать за кровавого злодея? С руководства городского уголовного розыска.

– Нам дадут слово или нет? – встревоженно зашептал Малышев. – У меня есть что сказать в наше оправдание.

– Похоже, что приговор вынесен заранее, – оценил обстановку Клементьев.

– Я предлагаю, – обратился к залу Холодков, – ходатайствовать перед руководством областного УВД об отстранении от должности и увольнении из рядов МВД начальника городского отдела ОУР Малышева. Кто за это предложение, прошу голосовать.

Депутаты дружно подняли руки с мандатами. Участь моего начальника была решена.

– У меня есть еще предложение, – обратилась к председательствующему женщина, показавшаяся мне знакомой. – Давайте уволим Лаптева. Это он, бездельник, не смог задержать маньяка, когда тот был у него в руках.

Услышав голос женщины, я сразу вспомнил, кто она.

«Ба! Да это же жена прокурора Центрального района Владимира Николаевича Окопова! Ничего удивительного, что она призвала линчевать меня. Я и ее муж столько раз схватывались в словесных баталиях, что Окоповой впору потребовать моего расстрела, а не какого-то увольнения».

– Ну что ж, давайте и Лаптева уволим, – охотно согласился председатель горсовета. – Кто «за», прошу голосовать.

Депутаты, уставшие от двухчасового сидения в душном зале, единогласно проголосовали за мое изгнание из милиции. Никто из них не задумался, что своим решением они сломали мне судьбу и навсегда вышвырнули на обочину жизни. На мою беременную жену им было наплевать. Депутатам, им ведь вообще плевать на народ. Народ – это масса, а каждый депутат – человек. Депутат – лицо неприкосновенное. Его нельзя просто так выгнать из горсовета. Если бы сейчас Холодков решил лишить депутатских полномочий кого-то из своих соратников, то зал бы не поднял руки в едином порыве. Нашлись бы недовольные, прорвались к микрофону и отстояли бы своего собрата. Ворон ворону глаз не выклюет, а вот другим птичкам надо от воронов зрение беречь.

В прострации я покинул сессию горсовета, побродил по притихшему управлению и поехал домой. По пути купил на последний талон бутылку водки, сел на кухне и стал пить в одиночестве. После второй рюмки у меня стал созревать план мести.

«Если меня уволят (а ведь уволят, тут и сомневаться не приходится), то я пристрелю жену Окопова. Это она, сволочь, во всем виновата».

Чем больше я вливал в себя спиртного, тем отчетливее прорисовывался план убийства жены прокурора.

«У меня есть пистолет, который подарила Журбина. Купила его Валентина Павловна в Узбекистане, так что по пуле меня не вычислят, у нас сейчас с союзными республиками взаимодействия никакого нет, на наши запросы они не отвечают. Где подкараулить Окопову? Где прихлопнуть ее так, чтобы уйти с места преступления незамеченным?»

Прокрутив в голове кучу вариантов, я пришел к выводу, что лучше всего застрелить Окопову у нее дома.

«Окопов приходит с работы часам к семи, в прокуратуре допоздна не задерживается, так что придется пристрелить и его. А что такого? Муж за жену всегда в ответе. Если бы не прокурор, его жена фамилии бы моей не знала и расправы надо мной не требовала… А вдруг в квартире будут дети, как с ними?»

После очередной рюмки на меня накатила жалость к самому себе.

«За что я поплатился? За то, что хотел поймать маньяка? Какое издевательство: меня на сессии горсовета решили уволить, а Клементьеву, пьянице и бездельнику, почетную грамоту дали. Малышева пустили под раздачу, а Большакова только слегка пожурили. Что теперь делать, куда податься после увольнения? В адвокаты? Представляю, с какими лицами они встретят меня: «Что, допрыгался? Раньше был на переднем крае борьбы с преступностью, а теперь у воров будешь копейки выклянчивать?» Теоретически через год-два можно попробовать восстановиться, но все это время на что жить? Лиза беременна, я без работы – положение, хоть в петлю лезь».

Когда жена пришла с работы, я был в пьяно-слезливом состоянии. Мне хотелось пожаловаться на жизнь, но Лиза даже слушать меня не стала.

– Прекрати нюни распускать, – потребовала она, – тебя еще не уволили! Что ты за мужик такой, если в трудную минуту руки опустил? Успокойся, приди в себя, и хватит эту водку жрать!

Лиза вылила остатки бутылки в раковину, заставила меня прополоскать желудок и выпить горсть таблеток: активированный уголь, аспирин и еще какую-то гадость с привкусом подгнившего лимона.

– Ложись спать! – скомандовала жена. – Утром ты должен быть свеженький, как огурчик. Если тебя уволят, то жизнь на этом не закончится. Запомни, мне нужен муж-защитник, а не пьяница и неудачник. Что ты на депутатов жалуешься? Уволят – найдешь другую работу. У нас скоро ребенок будет, а ты в депрессию решил впасть? Живо ложись спать и о работе больше не думай. Я всегда с тобой, и вместе мы преодолеем любые невзгоды.

Наутро мне было стыдно за свое поведение. Пообещав больше так не делать, я пошел на службу. По пути в управление мне казалось, что все встречные прохожие уже знают о моем увольнении и в душе рады этому. «Вам-то я что плохого сделал? – думал я, вглядываясь в их лица. – Маньяка не поймал? А мне давали его ловить?»

Не успел начаться рабочий день, как УВД всколыхнула новость: «Генерала Удальцова уволили!»

Встревоженные до предела, мы собрались у Большакова.

– Вчера министр приказ подписал, а сегодня его объявили, – подтвердил Леонид Васильевич. – Политика, тактический маневр! На сессии облсовета депутатам некого будет грязью поливать – виновник-то уже уволен, какой с него спрос?

В полдень меня, Большакова, Малышева и Клементьева вызвал Комаров, временно занявший кресло начальника областной милиции. Выстроив нас посреди кабинета, Комаров сразу же перешел к делу.

– Андрей Николаевич, ты не забыл, что я предлагал тебе перейти ко мне в штаб? – спросил он. – Что ты тогда ответил? «Я не мыслю себя без уголовного розыска!» Сейчас твое мнение не переменилось? Я дал выволочку Шмыголю. Если бы он вовремя среагировал на твой рапорт, то на сессии горсовета у депутатов бы слюны не хватило, чтобы в нашу сторону плевать. Но, как вышло, так вышло!

Я выпрямился, гордо поднял голову. Смертельный удар надо принять с достоинством, как подобает офицеру милиции.

– Генерал Удальцов приказ об увольнении Лаптева подписать не успел, а я его подписывать не буду. Для успокоения депутатов ограничимся строгим выговором. Работай, Андрей Николаевич! Ты – перспективный сотрудник, молодой, инициативный. Работай, а мы, областное управление, всегда тебя поддержим.

После этих слов Комарова у меня появилось чувство эйфории, словно я залпом выпил полстакана водки без закуски.

«Только бы в обморок не грохнуться», – подумал я, а кто-то третий, кто проник в мою голову, стал нашептывать: «Крепись, Андрей, здесь нельзя с полом обниматься. Выйдешь от Комарова, сядешь в приемной на стульчик, и все пройдет».

– С вами, Николай Алексеевич, – продолжил начальник штаба, – нам придется расстаться. Пишите рапорт на пенсию. До получения официального обращения горсовета я успею его подписать.

– Быть может, мне тоже выговор? – робко предложил Малышев.

– У вас, Николай Алексеевич, выбор невелик: или пенсия, или увольнение по отрицательным мотивам. Что выбираете?

– Пенсию, – упавшим голосом ответил начальник уголовного розыска.

– Клементьев, ты когда пить бросишь? – насмешливо спросил Комаров. – Давай договоримся так: если мне хоть раз шепнут, что ты пришел на работу с перегаром, я тебя тут же уволю за пьянку. Согласен? Никаких разбирательств, никаких аттестационных комиссий проводить не будем, а поступим так: сейчас в приемной напиши рапорт на увольнение по собственному желанию, но число в нем не ставь. Как только ты решишь наплевать на мои уговоры, я достану рапорт из сейфа, проставлю на нем число и в тот же день отправлю тебя на гражданку. Теперь о вас, Леонид Васильевич. Чтобы Лаптеву скучно не было, я объявляю вам строгий выговор. Депутаты вас пожалели, а я с вами нянчиться не буду. Это ведь вы должны за состояние преступности в городе отвечать, а не Лаптев и не Малышев.

– Я все понял, – безропотно согласился с наказанием Большаков.

– В связи с кадровыми перестановками на должность начальника городского уголовного розыска я назначаю…

Комаров выдержал эффектную паузу. Пока он молчал, у меня промелькнула шальная мысль: «Сейчас он скажет – Лаптева!», но я не угадал.

– Начальником уголовного розыска временно назначим Клементьева, а там посмотрим, как дела пойдут. Если вопросов нет, то все свободны!

Назад, в городское управление, мы вернулись на «Волге» Большакова. Леонид Васильевич по привычке начал рассказать нам какую-то историю из своей бурной молодости, но нам было не до его баек. Посерьезневший Клементьев обдумывал мероприятия, с которых начнет деятельность на новом месте. Малышев ушел в себя. Он обиделся на весь свет. Как же так, его уволили, а меня – нет! Это же величайшая несправедливость на свете. А Клементьев? Хорош гусь! Не успел новое назначение получить, как уже губы поджал, возгордился, позабыл, как в трудные времена прибежал и упрашивал: «Коля, не дай пропасть! Если я себе место не найду, то Удальцов выгонит меня к чертовой матери. Коля, спаси, век благодарен буду».

«Волга» начальника УВД мчалась по улицам города. Я безучастно смотрел в окно, а в душе… в душе ликовал! Что такое выговор по сравнению с увольнением? Так себе, мелкая неприятность вроде насморка в сырое время года.

Дома я с порога объявил Лизе, что гроза миновала.

– Дело случая, – пояснил я супруге. – Если бы вместо Комарова на должность начальника областного управления назначили любого другого заместителя генерала Удальцова, то он бы уволил меня, не задумываясь.

– У тебя виски поседели, Андрей.

– Ты что, серьезно?

Я посмотрел на себя в зеркало. Так и есть! Еще вчера мои волосы были однотонными, а сегодня каждый второй волосок на висках обесцветился.

– Ты за прошедшую ночь поседел, – решила Лиза.

– Нет, любимая. Когда я утром брился, то с волосами все было в порядке. Это я в кабинете Комарова поседел. Ждать приговора – тяжкое бремя, а ждать несправедливого приговора – тяжко вдвойне. Ничего, переживем! Седина украшает мужчину.

31

Еще до разговора с Перфиловой я каждый день внушал Лизе:

– Будь предельно внимательна и осторожна. Я не исключаю, что маньяк захочет отыграться на тебе. Посреди улицы он нападать вряд ли будет, а в ловушку заманить сможет. О любом вызове, который покажется тебе подозрительным, тут же сообщай мне.

В конце ноября, утром, супруга позвонила:

– Андрей, у меня вызов к больному ребенку. Я знаю эту семью, у них болезненная девочка, но, как бы тебе сказать, чтобы раньше времени панику не поднимать? В их семье нет мужчин, а в регистратуру позвонил «папа».

– Диктуй адрес и жди меня около дома.

«Одному поехать или перестраховаться? – прикидывал я, получая пистолет в дежурной части. – Если это обычный вызов, то меня заподозрят в паранойе… А если нет?»

На глаза мне попался оперуполномоченный Козлов, здоровенный детина под два метра ростом.

– Ты что делаешь? – спросил я. – Поехали со мной.

Лизу мы нашли около третьего подъезда пятиэтажного панельного дома на улице Сурикова.

– Андрей, я правда не знаю… Но ты же сам всегда говорил…

– Ты все правильно сделала, – подбодрил я жену. – Береженого бог бережет. Оставайтесь на месте, а я поднимусь в квартиру. Если там все в порядке, то я… Короче, стойте и ждите меня, а я найду что сказать, если наши подозрения окажутся беспочвенными.

Нужная квартира находилась на втором этаже. Автоматически я представил ее планировку: стандартная «двушка» с изолированными комнатами, маленькая комната прямо, направо зал, налево кухня.

Перед тем как нажать кнопку дверного звонка, я достал пистолет из наплечной кобуры и засунул его за пояс. Прильнул ухом к двери – тишина.

«Поехали! – скомандовал я себе. – Если промашка, то скажу, что пришел проверять паспортный режим».

Дверь в квартиру с больной девочкой открыл высокий темноволосый мужчина, одетый в спортивный костюм. При виде меня глаза у незнакомца округлились, и он, растерявшись, произнес: «А-а-а…» Несколько мгновений мы рассматривали друг друга. Первым из ступора вышел я. Повинуясь внутренним рефлексам, я сделал шаг назад, рывком достал пистолет, мельком заметил, что на левой руке незнакомца нет указательного пальца. Имитатор, а это был, конечно же, он, с грохотом захлопнул передо мной дверь. Я дослал патрон в патронник, с полувзгляда оценил прочность входной двери: «Косяк слабенький, замок английский, короб для ригеля накладной – вылетит с одного удара. Поехали!»

Ударом ноги я вышиб замок, косяк треснул, декоративная опанелка лопнула и влетела в квартиру. Как я и ожидал, за порогом была дверь в маленькую комнату. Из-под нее сильно сквозило. Похоже, что в этой комнате открыто окно.

«Стоп! – скомандовал я сам себе. – Открытое окно еще ничего не значит. Это может быть уловка – я войду в квартиру, а он нападет из-за угла. Главное – не спешить».

Держа пистолет на изготовку, я шагнул в квартиру, осмотрелся. Налево кладовка. Дверь в нее прикрыта. В зал двери нет. Куда идти вначале: прямо, в маленькую комнату или в зал? Ногой я толкнул дверь перед собой.

«Судя по обстановке, это родительская спальня, – догадался я. – Все крошечные спальни в панельных пятиэтажках меблированы одинаково: посреди комнаты кровать, справа одежный шкаф или детская кроватка. Чтобы подойти к окну, надо протиснуться между спинкой кровати и стеной».

Под действием сквозняка окно распахнулось настежь, с улицы донеслись голоса ребятишек, лепящих во дворе снеговика.

«Выпрыгнул он в окно или прячется в комнате? – лихорадочно думал я. – Что делать? Вступить в переговоры?»

– Слушай меня внимательно! – громко сказал я. – Дом окружен, сопротивляться бесполезно. Выходи с поднятыми руками. Я гарантирую тебе жизнь.

В ответ – тишина. Что дальше делать, как одному осмотреть квартиру? Идти надо в зал. Если имитатор притаился, то, скорее всего, он там. Идти в зал, а как идти, если он за углом стоит и ждет моего появления? Я сделаю шаг вперед, он меня ударит кулаком в висок, или выбьет пистолет, или в шею ножом саданет. Хорошо американским полицейским, они в таких ситуациях в комнату кувырком влетают и начинают палить из револьверов по всему живому без разбору. Интересно, у них есть аналог наших «Правил применения оружия» или в Америке демократия и полицейским все дозволено? Судя по видеофильмам, прокуроры им не досаждают.

На туалетном столике я заметил дамское зеркальце с ручкой. Уже легче! В американских боевиках полицейские всегда квартиру зеркальцем проверяют – высунут руку вперед и смотрят в отображение: где там наркоторговец с автоматом притаился?

«Какую руку вперед высунуть: правую или левую? Если я возьму зеркальце левой рукой, то ничего в нем не увижу. Придется пожертвовать ведущей конечностью. Ничего страшного! Даже со сломанной правой рукой я не потеряю огневой мощи. С левой руки, с близкого расстояния, я в имитатора не промахнусь».

Я взял зеркало в правую руку, левую, с пистолетом, опустил вниз.

«Ну, Господи, благослови! Не дай этой сволочи уйти от меня».

Я протянул руку вперед, в зеркальном отражении осмотрел комнату. Ничего подозрительного, а главное, за углом никто не прячется. Можно входить.

В зале, занимая все пространство вдоль торцевой стенки, стоял большой одежный шкаф.

«Он может прятаться в шкафу, – сообразил я. – Как только я открою дверцу, так он тут же бросится на меня. Если я выроню пистолет, то на кулаках мне его не одолеть. Как проверить, есть в шкафу человек или нет? Шарахнуть в каждую дверцу из пистолета? А вдруг попаду? Прокуроры потом жизни не дадут, по судам затаскают. Скажут, надо было в дверцу постучаться, вежливо попросить выйти, а ты стрелять начал!»

Одежный шкаф – вещь опасная. Был у нас случай: наряд милиции едва не застиг квартирного вора – по всем приметам, ему удалось выпрыгнуть в открытое окно. Приехала опергруппа, вызвали с работы хозяев. Сделав осмотр места происшествия, милиционеры уехали, а из шкафа на глазах у изумленных хозяев вылез мужик, послал их матом и убежал.

Я опрокинул на пол кресло с деревянными подлокотниками и подпер его спинкой дверцы шкафа. Если внутри его прячется человек, то бесшумно выбраться из укрытия он не сможет. Закончив с залом, я проверил маленькую комнату, выглянул в раскрытое окно. От стены дома по сугробам шла цепочка свежих следов – захлопнув передо мной дверь, имитатор выпрыгнул в заранее приготовленное для отступления окно. Предусмотрительный малый, ничего не скажешь! Если бы я не затормозил с осмотром квартиры, то мог бы увидеть его спину. Я даже мог бы выстрелить ему вслед, но не стал бы этого делать – во дворе гуляли дети. Представляю, как они удивились, увидев выпрыгивающего со второго этажа мужчину.

Закрыв окно, я проверил кладовку, заглянул на кухню и уже собрался уходить, как заметил запертую снаружи дверь в совмещенный санузел.

«Черт возьми, как же я раньше не подумал о женщине с ребенком! Живы они или нет?»

Я распахнул дверь и остановился на пороге – прямо передо мной на коленях стояла связанная молодая женщина. Рывком я сдернул скотч со рта пленницы.

– Я из милиции. Вы в порядке? – на удивление спокойным голосом спросил я.

– Под тряпками прячется моя дочь. Помогите ей, – прошептала женщина.

Я разбросал грязное белье в углу, поднял на руки девочку лет трех. Руки у нее спереди были связаны бельевой веревкой. Видимых повреждений у малышки не было.

– Потерпите немного, – сказал я. – Разберусь с ребенком и вернусь к вам.

Я сходил на кухню, нашел в ящике стола нож, перерезал путы, отнес девочку в зал.

– Посидишь одна минутку? Я освобожу маму и приду к тебе.

Девочка согласно кивнула головой. От пережитого ужаса она даже плакать не могла. Я посмотрел по сторонам, нашел на полу у дивана плюшевого медвежонка.

– Держи мишку. Успокой его, скажи, что злой дядя ушел и больше не вернется.

У входа в квартиру раздались тяжелые шаги. Я прислушался.

– Знатный погром! – донесся до меня голос Козлова. – Постойте здесь, Елизавета Владимировна, я войду один, проверю, что там внутри.

Я вышел в прихожую.

– Поздно, батенька, кулаками махать! Зайчик в лес упрыгал.

– Вот черт! – выругался Козлов. – Андрей Николаевич, зачем вы меня внизу оставили? Вдвоем бы мы кому угодно рога обломали.

– Какой ты прыткий, Вова! А кто бы мою жену охранял?

– Андрей, что здесь произошло? – растерянно спросила Лиза.

– Выпустите меня, пожалуйста! – попросила из ванной хозяйка.

– Там кто-то есть? – насторожился Козлов.

– Работаем! – скомандовал я. – Лиза, в зале ребенок. Осмотри девочку, а мы ее мамой займемся. Стоп, здесь же телефон есть.

– У него провода перерезаны, – осмотрев аппарат, сказал Козлов.

– Зачисти концы и позвони в дежурную часть.

– Как их соединять-то? – спросил опер. – Я же не электрик, с проводами дела никогда не имел.

– Красный провод присоединяй к красному, а зеленый – к зеленому. Работаем, время не ждет!

Освободив женщину от веревок, я провел ее на кухню, дал напиться воды из-под крана.

– В двух словах, что здесь произошло до моего прихода?

– Мы пошли с дочкой в садик. Обе еще сонные, заторможенные. Открыли дверь, и на нас набросился мужик с ножом. Я от страха даже пикнуть не успела, дочка спросонья ничего не поняла, но начала всхлипывать. Мужик увидел, что она сейчас разревется, и как зарычит: «Заткни ей пасть, а то обеих прирежу!» Потом он нас завел в ванную. Дочь уложил на пол, забросал тряпками и сказал, что убьет нас, если мы хоть звук издадим. Пока вы не освободили нас, мы сидели в ванной и тряслись от страха, ждали, когда он вернется.

– Алло, дежурная часть? – раздался в прихожей голос Козлова. – Записывай адрес… Что у нас случилось? Разбойное нападение. Посылай сюда обе опергруппы и всех свободных оперов. Где Лаптев? Здесь, с потерпевшей работает.

На кухню вошла Лиза с ребенком на руках.

– С девочкой все в порядке, но надо вызвать «Скорую помощь», поставить ей успокоительное. У меня с собой таких препаратов нет.

Через полчаса в квартире было полно людей в милицейской форме. Лиза решила вернуться в поликлинику. Я вышел проводить ее на лестничную площадку.

– Андрей, честно скажи, это был он?

– Он, родимый. Жаль, убежать успел. Но ничего, теперь мне недолго за ним гоняться.

– Андрей, – Лиза пытливо посмотрела мне в глаза, – ты почему улыбаешься? Тут такой ужас творится, а ты…

– Лиза, я узнал его. Все было так, как пророчествовала Астара: мы дышали дымом одного костра и одновременно смотрели на одну и ту же женщину. Я даже разговаривал с ним. Вернее, он спросил у меня закурить, а я, ничего не ответив, прошел мимо.

– Обалдеть! – изумилась супруга. – Ты знаешь, где его искать?

– Знаю. Он у твоего дяди, в психбольнице, лечится.

32

Мне хотелось поехать в психбольницу прямо с места происшествия, но пришлось вернуться в управление и попросить помощи.

– Ты уверен, что не ошибся? – спросил меня Большаков.

– Сто процентов! – заверил я. – Осенью я заходил по делам в психбольницу к родственнику жены. Человек, которого мы ищем, жег опавшие листья во дворе больничного городка. Помнится, больные веселились и дразнили какую-то старушку, а она отвечала им отборным матом. Преступник, которого мы условно называем «имитатором», подошел ко мне, спросил закурить, но его отогнал санитар, присматривающий за работами.

О пророчестве Астары я рассказывать не стал, но на мысль о психбольнице меня натолкнула именно она. Увидев имитатора, нейроны в моем мозгу окислились в нужном порядке, и я мгновенно вспомнил нашу единственную встречу: дым костра и женщина, на которую мы одновременно посмотрели. Эта женщина была не потерпевшей, а пациенткой психбольницы.

– Забирай взвод патрульно-постовой службы и всех оперативников, – распорядился начальник УВД. – Перетряхни больничный городок и привези этого изверга сюда. Я хочу посмотреть ему в глаза.

Через полчаса я инструктировал свое воинство.

– Запомните: человек, которого мы ищем, владеет приемами карате и может быть вооружен. В случае сопротивления не геройствуйте, в противоборство с ним не лезьте, а сразу же открывайте огонь на поражение.

Около четырех часов дня сотрудники милиции блокировали все выходы из психбольницы и стали выпускать из нее только женщин. Регистратура поликлинического отделения прекратила работу, находящихся на стационарном лечении больных развели по палатам. Я вызвал в фойе больницы главврача Гедельмана.

– Кого вы ищете? – спросил он.

– Мужчину высокого роста. На вид ему не больше тридцати лет. Сегодня утром он был одет в спортивный костюм серого цвета с белыми лампасами. На левой руке у него отсутствует указательный палец.

– Исключено! – заверил главврач. – У нас нет больного с такими приметами.

– Палец он потерял в перестрелке три недели назад.

– Молодой человек, – возмутился Гедельман, – вы полагаете, что наши больные свободно разгуливают по городу, участвуют в побоищах, возвращаются без рук, без ног, и все это проходит мимо нашего внимания? Если наш пациент лишится пальца, то мне немедленно доложат об этом дежурный врач и старший санитар. Потеря пальца – это ЧП! Дежурные санитары за такое ротозейство без премии останутся.

К нам подошел высокий плечистый мужчина в медицинском халате.

– Старший санитар Сидоров, – представился он.

У Сидорова были мощные волосатые руки и тяжелая нижняя челюсть. Ударом пудового кулака он мог свалить с ног молодого бычка. Если бы Сидоров пошел работать вышибалой в ресторан, то при одном его появлении стихла бы любая драка.

– Позвольте, я уточню наш распорядок дня, – сказал старший санитар. – Перед отбоем мы проводим наружный осмотр пациентов, выявляем, нет ли у них свежих синяков. Обо всех травмах делается пометка в специальном журнале.

– Давайте не будем спорить, а пройдемся по палатам и расставим все по своим местам, – предложил я.

Главврач пожал плечами и велел Сидорову показать мне больницу. В сопровождении двух вооруженных оперативников по внутренним переходам мы пошли в первый стационарный корпус. Имитатора я опознал в отделении поддерживающей терапии, где проходили лечение лица, страдающие различными формами тихого помешательства. Увидев новых людей, имитатор вскочил с кровати, заулыбался и попросил закурить.

Я посмотрел на его руки. Все пальцы были на месте, но это был он, имитатор. Я видел его сегодня нос к носу и ошибиться не мог. Хотя…

Я еще раз внимательно осмотрел пациента. Под больничным халатом у него угадывалось начинающее расти брюшко, щеки были пухлыми, а ладони гладкими, как у человека, не привыкшего к физическому труду. Мой утренний незнакомец выглядел менее упитанным, и самое главное, у него не было одного пальца.

– Есть закурить? – простодушно повторил имитатор.

– Сядь на место! – рявкнул санитар. – Уйдет комиссия, я тебе такого курева выдам, что задница дымиться будет.

Больной обиделся, вернулся на кровать и стал рассматривать картинки в детской книжке.

– Давно он здесь? – спросил я у Сидорова.

– Лет пятнадцать или около того. Я десять лет работаю, а он еще до меня был. Спокойный парень, покладистый, но выпускать его на волю нельзя. У него интеллект на уровне пятилетнего ребенка.

– А как же сигареты?

– Я в цирк ходил, там дрессированные обезьяны курили, а что уж о человеке говорить! Человек плохому быстро учится. Правда, Витек? – обратился он к пациенту в углу.

– А что я-то сразу? Чуть что, так: Витек, Витек! – недовольно забурчал худой мужичонка в больничном халате. – Что у нас на этаже больше никого нет?

– Ты чем-то недоволен? – засмеялся санитар. – Хочешь, я расскажу, чем ты в туалете каждую ночь занимаешься? Из-за тебя ведь журналы с женскими фотографиями приносить запрещено.

Имитатору надоело листать книжку, он встал с кровати, поправил одеяло, улыбнулся и спросил:

– Есть закурить?

Я посмотрел ему в глаза. В них была пустота.

«Даже у дворовой собаки взгляд более осмысленный, чем у него, – подумал я. – Этот человек не имитатор, это его копия, его брат-близнец».

– Пойдемте к главврачу, – сказал я. – Нужного мне человека среди больных нет.

У Гедельмана я потребовал личное дело заинтересовавшего меня больного. Первым в папке лежал новенький паспорт. Имитатор в нем был сфотографирован без пиджака и галстука, в одной рубашке. Точно такая же фотография была в анкете с личными данными.

– Паспорт он у вас получал? – спросил я главврача. – Сколько он находится на лечении?

– Пятнадцать лет. Вы почитайте его историю болезни, там все сказано.

Я раскрыл паспорт. «Карлов Роберт, 1962 года рождения». Прописка. Штамп о снятии с военного учета. В истории болезни я нашел заключение врачебной комиссии: «Шизофрения, выраженная в фундаментальном расстройстве мышления и восприятия. Прогноз на выздоровление негативный. Выписке не подлежит. Социально не адаптирован».

– Разве неизлечимо больных не переводят в специальные интернаты для душевнобольных? – спросил я.

– Мы оставили Карлова в больнице в виде исключения. Его лечащий врач Виктория Витальевна Тарунова настояла. В рамках работы над докторской диссертацией она опробует на Карлове нестандартные методы лечения.

– Гипноз, шоковая терапия?

Главврач кивнул в знак согласия.

– Вызовите Тарунову к себе, – попросил я.

Гедельман позвонил по внутреннему телефону Виктории Витальевне, но ее номер не отвечал. Обзвонив соседние кабинеты, главврач послал на поиски Таруновой девушку из приемной.

– Виктория Витальевна ушла с работы полчаса назад, – доложила вернувшаяся секретарша.

– Как ушла? – удивился Гедельман. – У нас еще рабочий день не закончился, а ее уже на месте нет?

Я не стал дослушивать главврача и вышел в коридор, где меня дожидались оперативники.

– Найдите и арестуйте врача Тарунову. В отделе кадров изымите ее личное дело и привезите в управление. Симонов, тебе персональное задание: найди некоего Щелканова Вениамина Калистратовича и доставь его ко мне в кабинет. Чтобы время зря не терять, возьми его адрес в больнице. Осенью он лечился здесь от алкоголизма. И еще! Тарунова владеет гипнозом, так что будьте поосторожнее с ней. Если встретите маньяка, то с ним не миндальничайте. Будет сопротивляться – стреляйте без предупреждения.

Отдав распоряжения, я вернулся к Гедельману.

– Я не нашел в личном деле Карлова его свидетельства о рождении. На основании чего ему выдали паспорт?

– Мы запросили копию в ЗАГСе.

– В семье Карловых было два брата-близнеца. Откуда вы знаете, что у вас лечится Роберт, а не второй брат?

– Все со слов Таруновой. Она жила рядом с Карловыми и после пожара привела мальчика к нам. Психическое заболевание у Роберта проявилось после шока, вызванного гибелью всей семьи пятнадцать лет назад.

– Его брат-близнец погиб?

– Никогда не интересовался составом его семьи, но Тарунова говорила, что у Роберта не осталось родных.

Забрав с собой все документы на имя Карлова Роберта, я вернулся в управление. На столе меня ожидала телеграмма из Главного информационного центра МВД СССР.

«Присланный вами отпечаток указательного пальца левой руки принадлежит Карлову Р.В., 1962 года рождения. Осужден в 1977 году по ч.3 ст.144, ч.2 ст. 145 УК РСФСР к двум годам лишения свободы. Освободился из колонии для несовершеннолетних в 1979 году».

– Тут какая-то путаница? – спросил Айдар. – Роберт все это время провел в психбольнице.

– При задержании имитатор назвал данные брата и под его именем отбыл весь срок. Его арестовали в четырнадцать лет, паспорт он еще не получал. Для установления личности следователь запросил в ЗАГСе копию свидетельства о рождении, приобщил ее к делу и под именем Роберта отправил имитатора в суд. Освободившись, он вновь берет свое имя, а брат все это время лежит в психушке. Единственное, что имитатор не мог подменить, – это отпечатки пальцев: при аресте откатывали его, а не брата. Почему эта телеграмма не пришла раньше? Проклятая бюрократия. Пока наш запрос гулял по инстанциям, почти месяц прошел.

Ознакомившись с телеграммой, меня вызвал Большаков.

– Что ты предлагаешь дальше делать?

– Вот он, имитатор, – я протянул начальнику управления фотографию Карлова Роберта. – Я предлагаю не просто объявить его в розыск, а пообещать тысячу рублей за любую информацию о его местонахождении. Давайте увешаем объявлениями весь город! За тысячу рублей у нас все горожане побросают дела и станут выслеживать преступника.

– Какой ты прыткий, Андрей Николаевич! А где мы найдем тысячу рублей? У меня в кассе лишних денег нет, областное управление почин с премированием населения не поддержит.

– Если кто-то наведет на имитатора, то дадим ему пятьдесят рублей и намекнем, что остальные деньги депутаты горсовета зажилили. Кому поверят: нам или депутатам? Конечно же, нам. Мы-то у всех на виду, а кто такие депутаты – никто не знает.

– Представляешь, что будет, если на нас в горсовет пожалуются?

– Ничего не будет! – убежденно сказал я. – Представьте, что вы – это гражданин, которому я от лица УВД вручаю пятьдесят рублей. Вы крутите деньги в руках, ничего понять не можете, а я вам на ушко шепчу: «Весь премиальный фонд депутаты горсовета в кабаках просадили. Если пойдешь у них свои рубли спрашивать, то они тебя года на три посадят за вымогательство казенного имущества. Хочешь баланду похлебать – иди к Холодкову, он быстренько все обстряпает и на тебя всю недостачу повесит». Ну, как, правдоподобно?

– Рискованно, – поморщился Большаков.

– Давайте пойдем другим путем, – предложил Клементьев. – Напечатаем в листовках награду тысяча рублей, а дадим всего сто. Будут возмущаться – объясним, что в листовку закралась типографская ошибка: к сумме вознаграждения лишний ноль прилип. Сто рублей-то мы найдем. Выпишем надежным операм материальную помощь и заберем ее на благое дело. В первый раз, что ли, с коллектива деньги собирать?

После недолгого обсуждения сошлись на варианте Клементьева. От начальника УВД я вернулся к себе. В кабинете меня ожидал бывший алкоголик фотограф Щелканов.

– Так это к вам меня привезли? – обрадовался он. – Прости господи, что за приключения такие? Сижу в студии, никого не трогаю, и тут вваливаются держиморды, ласты крутят и волокут неизвестно куда. Пока меня везли, я все свои грехи припомнил, всех женщин перебрал. Думаю, если это чей-то ревнивый муж меня заказал, то назад живым не вернусь.

– Этого человека знаете? – Я показал ему фотографию Роберта Карлова.

– Ну, видел, и что? – неохотно ответил он.

– Вениамин Калистратович, у вас нет желания на пятнадцать суток в ИВС заехать? – холодным официальным тоном спросил я.

– За что? – удивился фотохудожник.

– За оскорбление должностных лиц при исполнении ими своих обязанностей. Минуту назад вы моих сотрудников держимордами обозвали, а это оскорбление.

– Это Гоголь так придумал! – возмутился Щелканов.

– А ты за Гоголем не повторяй! – жестко отрезал я. – Он великий русский классик, а ты кто? Когда детишки тебя будут в школе изучать, тогда матерись где хочешь, а пока я даю тебе минуту освежить воспоминания. Одну минуту. Время пошло!

– Да, все, все, зачем время? Вспомнил я его. Мы в одном корпусе лежали, в одной столовой ели. Этого парня Роберт зовут, он из отделения для тихих шизофреников. На четвертом этаже буйные лежат, а он на первом был. Про кого рассказывать, про него или про Вику, про его врачиху?

– Про обоих.

– Роберт – тихий шизик. Пять раз за минуту сигареты спрашивает. У него, говорят, в детстве вся семья при пожаре погибла, вот крыша и поехала. Вика его гипнозом лечила, когда лечила, а когда не лечила, как мужика использовала. Я понятно объясняю? У психически больных мужиков половой инстинкт стоит на первом месте. Как говорится: сверху пусто, а снизу густо. Роберт, как мужчина, изъянов не имеет, вот Вика и эксплуатировала его. Раз в две недели она заступала на суточное дежурство по больнице. Как вечер, так она вызывает к себе Роберта и до утра с ним в «папу-маму» играет. К подъему он возвращается: в носках полно сигарет, глаза от водки блестят, улыбка, как у Буратино после встречи с Мальвиной. Я вначале думал, что про него с Викой врут, а потом присмотрелся… Там ведь, в психушке, верить никому нельзя. Все, что тебе говорят, надо поделить на три, а потом еще на три. Кому там верить? Одни алкаши да шизики, а вот про Роберта все правдой оказалось. Как-то раз Вика закрылась с ним, и что-то пошло у них не так. Посреди ночи Роберт выбежал в коридор и давай носиться по больнице как угорелый. Я просыпаюсь, а за дверью вопли: «Пожар, пожар!» Мы в палате вещички похватали – и на выход, думали, все, конец наш наступил, сгорим заживо, одни косточки от нас останутся. Потом раз – и тишина. Я выглянул за дверь, а там два санитара Роберта скрутили, и Вика ему что-то в руку колет. Наутро старший санитар прошелся по палатам и намекнул: кто ночные события вспомнит, тому «сульфозина» тройную дозу вколют. С «сульфозина» знаешь как ломает? Увидишь шприц – во всех грехах признаешься, убийство Кеннеди на себя возьмешь.

Прервав Щелканова, ко мне в кабинет ввалились опера.

– Нет ее нигде! – доложил Козлов. – Смылась, стерва.

– Я пойду? – воспользовался заминкой фотохудожник.

Пока мои парни, перебивая друг друга, докладывали об обыске в квартире Таруновой, бывший алкоголик бочком, бочком стал пробираться к двери.

– Ты куда? – остановил я «дорогого гостя».

– Выпустите меня на свободу! – взмолился фотограф. – Я больше ничего про них не помню. Я же в этой больнице от алкоголизма лечился, меня галлюцинации мучили, я психотропные вещества пил, пил и всю память пропил.

– Ладно, иди! – разрешил я.

– Докладываю, – продолжил Козлов, – в квартире у Таруновой полный порядок: документы, деньги – все на месте. Из больницы она домой не заезжала. На всякий случай мы организовали у нее засаду…

– Кто остался на адресе? – перебил я. – Вдруг имитатор за ее паспортом придет.

– Андрей Николаевич, с засадой – все в порядке! Придет маньяк, наши парни повяжут его.

– Это что за улов? – показал я на стопку толстых тетрадей.

Оперативник развернул передо мной первую попавшуюся тетрадь. На обороте обложки печатными буквами было выведено: «Карлов Роберт. Наблюдения. 1984–1987 годы».

– Из письменного стола изъяли, – пояснил Козлов. – Пробовали прочитать, но тут черт ногу сломит! Некоторые слова понять, а остальное «медицинским» почерком написано. Я фамилию знакомую увидел и всю пачку прихватил. Больше мы из ее квартиры ничего не изъяли.

Из управления я поехал в «Космогонию». Брат и сестра Перфиловы приняли меня как старинного знакомого.

– Что привез? – спросил Юрий Перфилов.

– Это рабочие дневники сообщницы имитатора, некой Таруновой Виктории Витальевны. Я в них ничего не пойму, так что прошу вашей помощи.

Софья Владимировна пролистала первую тетрадь, нашла интересную запись и показала ее брату:

– Видал? Это она хотела по моим методикам гипнотический шок у больного вызвать. Ну, ну, посмотрим, что у нее получилось.

– Расписку за тетради давать надо? – по-деловому спросил Перфилов.

Мы с Софьей Владимировной переглянулись. Она чуть заметно улыбнулась.

– Расписки не надо. Как расшифруете записи, дайте знать, я подъеду.

Дома меня ожидал дядя Лизы.

– Андрей, прости, что так получилось! – сокрушался он. – Я с Викой десять лет бок о бок отработал. Я всех в уме перебрал, а на нее не подумал.

– Все нормально, Макар Петрович! – успокоил я. – Маски сброшены. Теперь ей от нас не уйти.

– Подумать только, все же на виду было! Помнишь опрос загипнотизированного водителя? В тот день Вика должна была присутствовать при проведении экспертизы, но отпросилась. Я никогда себе не прощу, что не смог уловить связь между ней, гипнозом и водителем.

– Лиза, собери на стол! – попросил я. – Макар Петрович, хотите выпить? Давайте на сегодня забудем о маньяке и поговорим о чем-нибудь приятном, о творчестве Гоголя, например.

33

На другой день я заслушивал оперативников о проделанной работе. Первым выступал Зиннер.

– Мы подняли материалы о пожаре. Он произошел… Нет, пожалуй, не с этого надо начать. О семье имитатора: у него есть брат-близнец и мать. Вернее, мать была, а брат остался.

– Володя, что ты нервничаешь, как будто экзамены сдаешь?

– Андрей Николаевич, я всю ночь не спал, в архиве работал…

– Я бы тебе посочувствовал, если бы ты всю ночь мешки с углем таскал. Соберись с мыслями и излагай события по порядку.

– Имитатора зовут Евгений Карлов. Родился он в неблагополучной семье: отец и мать пили, детьми не занимались. Проживали Карловы в частном секторе в Машиностроительном районе на улице Спартака, дом два. Когда имитатору исполнилось три года, его отец умер. Мать тут же сошлась с его двоюродным братом, а когда того посадили, привела в дом нового сожителя. За последующие десять лет у братьев сменилось несколько «отчимов». Все они были неоднократно судимые, воровали и нигде не работали. В мае 1976 года мать имитатора сожительствовала с мужчиной по кличке Пастушок. В этом же месяце из мест лишения свободы освободился другой бывший сожитель их матери, некий Демид. Мужчины встретились в доме Карловых, стали выяснять отношения, и Пастушок зарезал Демида на глазах всей семьи. Еще через месяц освободились одновременно два бывших «отчима» имитатора. Оба они пришли к Карловым, но скандалить не стали, отложили разборки на потом и закатили пир горой. Ночью дом Карловых сгорел дотла. В живых остался только Роберт Карлов, брат-близнец имитатора. От пережитого ужаса он тронулся умом и из социума выбыл. При разборе завалов на месте пожара было обнаружено восемь тел: два женских, труп подростка и пять мужских трупов. Все тела были обуглены до такой степени, что опознание провести было невозможно.

– Кто погибший подросток, не установили?

– По косвенным признакам опознали двух мужчин, а кто все остальные погибшие – неизвестно. В гостях у Карловых были самые настоящие отбросы общества. По факту массовой гибели людей на пожаре следствие было проведено формально, в материалах дела одни отписки.

Следующим докладывал Симонов.

– В городском ЗАГСе на мать Евгения Карлова есть два свидетельства о смерти. Первое выдано в 1979 году, второе – два года назад. До пожара мать имитатора работала техничкой в ПТУ. После пожара ее формально уволили, но прокурор в порядке надзора отменил это решение и восстановил Антонину Карлову на работе. В последующие три года руководство ПТУ неоднократно увольняло Карлову, а прокуратура восстанавливала ее на работе. Свои решения прокурор обосновывал так: тело Карловой не опознано, значит, факт ее смерти достоверно не установлен. В 1979 году, по истечении трехлетнего срока, ПТУ подало в суд, и Антонину Карлову официально признали умершей. Второй раз она умерла в нашей психбольнице от цирроза печени два года назад. Оба свидетельства о смерти лежат в одной папке, и никто из работников ЗАГСа не поинтересовался, как один и тот же человек умудрился умереть дважды.

– Кто занимался психбольницей?

– Я, – поднял руку Козлов. – Антонину Карлову доставили в наркологическое отделение с острым алкогольным психозом. Подобрали ее на улице. Документов, удостоверяющих личность, Карлова при себе не имела. В истории болезни ее данные записаны со слов Виктории Таруновой. Лечилась Карлова недолго. Через месяц после поступления в стационар у нее отказала печень, и она умерла.

– Коллеги, я правильно понял: с 1976 по 1988 год мать имитатора неизвестно где жила и непонятно чем занималась?

– Полный мрак, Андрей Николаевич! – ответил за всех Козлов. – Чем она занималась тринадцать лет, мы уже никогда не узнаем.

– Откуда Тарунова знает мать имитатора?

– С 1970 по 1977 год Виктория Тарунова работала детским психиатром. Оба брата Карловы были у нее на учете. У них с детства проблемы с психикой. «Отчимы» издевались над ними и, как я думаю, насиловали их обоих. С самого раннего детства ничего хорошего пареньки не видели: пьянки, гулянки, дебоши, обноски, питание впроголодь.

– Причину пожара установили?

– «Неосторожное обращение с огнем», – ответил Зиннер. – Под эту формулировку можно подвести все, что угодно. Андрей Николаевич, их дом сгорел до самого фундамента. Причину пожара никто толком не выяснял – заинтересованных лиц не было. Все погибшие – маргиналы без роду и племени, вот дело о пожаре и спустили на тормозах.

– Разрешите, я продолжу, – поднял руку Симонов. – Свидетельства о смерти Евгения Карлова в ЗАГСе нет. Свидетельство о рождении есть, отметка о получении паспорта есть, а свидетельства о смерти нет. Я поинтересовался у работников архива, и они пояснили, что если нет решения суда или следственных органов, то гражданин после исчезновения будет считаться без вести отсутствующим. Мать Карлова признали умершей после заявления руководства ПТУ, а вот о самом Евгении никто не позаботился.

– В смысле? – не понял я.

– Ни орган опеки и попечительства, ни школа, где учился Евгений, никто из официальных инстанций не выступил с инициативой признать его умершим. Неофициально все знали, что Евгений Карлов погиб на пожаре, а заниматься документальным оформлением его смерти никто не захотел.

– Когда имитатор получил паспорт?

– В 1979 году в городе Владивостоке. Где он пребывал после пожара, нам установить не удалось.

– Введу вас в курс дела, – сказал я. – В 1977 году четырнадцатилетний Евгений Карлов был осужден за ряд краж и грабежей. При аресте он назвался именем своего брата и до самого освобождения из колонии он жил как Роберт Карлов.

Я посмотрел в свои записи, подсчитал на бумажке и продолжил:

– С момента пожара и до ареста имитатор был на свободе всего полгода. После освобождения он приезжает во Владивосток и обращается в милицию за получением паспорта… Забавненько, как он объяснил местным ментам, где он без документов болтался столько лет? Так, что дальше? УВД Приморского края делает запрос в наш ЗАГС и получает копию свидетельства о рождении Евгения Карлова. Смерть-то его никто не фиксировал, вот он и жил формально. И не формально тоже жил. Что у нас по Таруновой?

– Как в воду канула, – ответил Айдар. – Я думаю, что если она не сбежала вместе с имитатором, то скоро объявится. Засаду у нее на квартире мы оставили, на работе всех предупредили.

После совещания я решил поговорить с Далайхановым.

– Айдар, что-то ты нервный стал в последнее время. Дома нелады или как?

Приятель помолчал, посмотрел в окно и решился выложить правду.

– Помнишь потерпевшую Тельнову? Я женюсь на ней.

– Оба-на! – изумился я. – У нее вроде бы муж был. И ребенок от другого мужа.

– Ребенка я усыновлю, а с мужем она развелась… Андрей, меня зовут работать начальником уголовного розыска в Семипалатинск. Вот рапорт на отпуск. Съезжу в Казахстан, оформлю официальный вызов.

– Какой еще отпуск? – возмутился я. – Кто тебе его подписал? Клементьев?

– Малышев. В последний день, перед уходом на пенсию.

– Ах, Малышев! – выдохнул я. – Он в последний день тебе представление на награждение орденом Ленина не подписал? Айдар, у тебя совесть есть? В отделе запарка, людей не хватает, а ты в отпуск собрался? Я не узнаю тебя.

– Я сам себя не узнаю, вот и хочу сменить обстановку.

– Меняй! Желаю тебе всего наилучшего. Но перед отъездом сделай одну вещь: поменяйся рабочими местами с Симоновым. Сегодня же переезжай в его кабинет, а он – ко мне.

Айдар посмотрел мне в глаза, помолчал и стал собирать пожитки.

В тот же день я встретился с Герой.

– Ты чего такой смурной? – спросил меня лидер «Общества исходного пути».

– Был у меня приятель, столько лет вместе бок о бок отработали, и вот на тебе – взбесился на ровном месте! Решил в Казахстан уехать. С женой разводится, женится на потерпевшей по делу. Когда только снюхаться успели? Он ниже ее на голову. У нее ребенок от любовника.

– Пути господни неисповедимы! – засмеялся Гера. – Про любовь тебе ничего не скажу, а с Казахстаном все понятно: русские оттуда бегут, своих национальных кадров не хватает. Твой приятель кто по национальности?

– Отец – казах, мать – немка.

– На первых порах его за своего примут, а потом отодвинут на задний план. Когда у них все утрясется, мамашу-немку ему не раз припомнят.

К нам подошел молодой мужчина в модной турецкой дубленке.

– Знакомься, – представил его Гера, – твой тезка, Андрей. Кличка Беркут. К нам приехал на соревнования по карате. У тебя есть фотография имитатора?

– Есть, конечно. Вот он. – Я протянул Беркуту свежеотпечатанную разыскную листовку с портретом Роберта Карлова.

– Вроде он, – поморщился гость нашего города. – Похож! Но столько лет прошло.

– Давайте зайдем в кафе, пообедаем и обо всем поговорим, – предложил Гера.

Я решительно отказался от приглашения.

– Какое кафе, кооперативное? У меня денег на него нет.

– Пошли! – отклонил мой протест Гера. – Я угощаю. С твоей работой надо регулярно питаться, а то язву наживешь. Ты еще с желудком не маешься? Будешь всухомятку питаться, быстро в аптеку дорожку протопчешь.

В кафе было немноголюдно – цены кусались. Гера, войдя в зал, уверенно прошел к уединенному столику в углу. Тут же появился расторопный официант. На правах угощающего лидер «Общества исходного пути» сделал заказ.

– Три шашлыка из свинины, лаваш и салаты. Какая у вас есть минеральная вода?

– Только местная, – не отрываясь от блокнота, ответил официант.

– Черт с ним, давай местную. После обеда подашь кофе. Вареный кофе, ты понял?

Официант прекратил чиркать в блокноте, внимательно посмотрел на придирчивого заказчика.

– В прошлый раз мне пытались подсунуть растворимый кофе. Колхозников с рынка им угощайте, а ко мне с этой бурдой даже близко не подходите. Ты все понял?

Официант услужливо поклонился и исчез.

За обедом Беркут и Гера обсуждали предстоящие соревнования, возмущались составом судейской коллегии. Я в этом разговоре практически не участвовал, так как большей частью не понимал, о чем идет речь: оба каратиста сыпали профессиональными терминами на японском языке. Вволю наговорившись о спорте, Беркут перешел к интересующей меня теме.

– Года четыре назад, – начал он, – к нам в клуб пришел прапорщик морской пехоты по имени Женя. Он говорит нашему сэнсэю: «Позвольте мне походить к вам на занятия и потренироваться с вами». Сэнсэй согласился. Ходит он к нам месяц, другой, и тут мы замечаем, что он уклоняется от участия в спаррингах. Мы стали наблюдать за ним и поняли, что все «искусство» этого прапорщика заключается во внешней показухе. Прыгает он фантастически – так высоко, как у нас никто не мог. Ката выполняет правильно, без единой погрешности, а в реальный бой не идет. Сэнсэй предложил ему вступить в схватку с любым нашим бойцом. Женя отказался, и мы его выпроводили из клуба. Потом к нам пришел тренироваться еще один парень из морской пехоты, и он рассказал, что этот Женя вывел свою теорию практического применения карате. Он решил, что для скоротечного боя необязательно владеть десятками приемов карате, а достаточно отточить до блеска два-три удара. Свой коронный прием он скопировал у Брюса Ли. В фильме «Путь Дракона» Брюс Ли в одном прыжке сбивает с ног двух бойцов.

Я вопросительно посмотрел на Геру. Он кивнул в знак согласия: «Именно так весной имитатор играючи свалил двух динамовцев».

– Как боец Женя ничего собой не представляет, но прыгучесть у него просто поразительная, – продолжил Беркут. – У нас многие пробовали повторить его прыжки, но ничего не получалось. Для таких подскоков надо иметь природный дар.

– Разве тренировками нельзя развить такую прыгучесть? – спросил я.

– Бесполезно, – ответил Гера. – Природный дар, как и талант, либо есть, либо его нет. Во времена Пушкина поэтов было как собак нерезаных, а прославился-то один Александр Сергеевич. Ты думаешь, друзья Пушкина стихи не писали? Писали, тренировались, да все без толку. С прыгучестью то же самое – он с рождения был отменным прыгуном.

– Я правильно понял: если бы в момент атаки рукопашники встали в другие стойки, то имитатор не смог бы их сбить с ног?

– За других не скажу, но если бы он меня с полета ногами-руками бил, то это он бы на земле валялся, а не я. Дешевый понт хорош против дилетантов. С профессионалами такой номер не пройдет.

После обеда Беркут пошел по своим делам, а мы с Герой остались покурить возле кафе.

– Хочу тебя предупредить, – сказал я, – не увлекайся кооператорами. Ты с огнем играешь.

– Я всю жизнь хожу по лезвию ножа.

– Ты уже в двух районах города заставил кооператоров тебе дань платить…

– Подожди, – нервно перебил Гера, – ты что, собрался меня жизни учить? Поздно, батенька, я уже разобрался, что к чему. Ты кооператоров не жалей. Они кровь народную пьют и жиреют, а мне организацию надо содержать. В эти соревнования по карате знаешь сколько мы денег вбухали? А, черт, не о том речь! Еще Карл Маркс сказал, что все первоначальные капиталы нажиты преступным путем. Это я не о себе, а о них!

Гера рукой показал на вход в кафе. Я ничего не ответил. Лидер «Общества исходного пути» счел это за молчаливый вызов.

– Андрей, ты правильный мент и живешь по своим законам, но посмотри вокруг – время таких, как ты, или уже прошло, или идет к закату. Все стали жить по-другому, а ты лаптем щи хлебаешь.

– Про лапоть-то зачем? – вяло возразил я.

– Ответь мне на вопрос, – разгоряченно продолжил Гера. – Почему на черном рынке сигарет полно, на складах курева завались, а в продаже оно только по талонам? Откуда у барыг сигареты? Они еще заводы и фабрики не скупили, так откуда у них все это богатство? Не знаешь? А я тебе подскажу: на нашей типографии отпечатали талонов на табак на двадцать процентов больше, чем у нас жителей в городе. Все эти «левые» талоны давно отоварили и выбросили на черный рынок. Руководство горсовета, прокуроры и твои боссы прекрасно об этом знают и свою долю с «левых» талонов имеют. Талонная система, по сути своей, рассчитана на порядочность тех, кто талоны выпускает и вводит в оборот. Ты все понял? Прежняя порядочность уже давно исчезла. Все вокруг поменялось, а ты на месте стоишь и смотришь на мир сквозь розовые очки.

Я не стал спорить, сухо попрощался с Герой и пошел по своим делам.

В конце рабочего дня ко мне пришел бледный как смерть Сергей Борисов. Он вытащил из кармана листовку с портретом брата имитатора.

– Это убийца Лены? Я знаю его. Год назад он жил с нами в одном подъезде. Зовут его Виктор, фамилию не помню. Он снимал квартиру на втором этаже, потом поссорился с хозяйкой и съехал.

– Чем он занимался?

– Возил БАДы с Дальнего Востока. БАД – это природный стимулятор, биологическая добавка к пище. Женьшень, китайский лимонник. Препараты из них и есть БАДы. Виктор привозил из Владивостока по две огромные сумки с порошками и коробочками и все оптом продавал перекупщикам, а уже они распространяли БАДы по спортивным секциям и аптекам. Теперь я понимаю, почему сестра пошла с ним. Она его хорошо знала.

Ночью я вскочил с кровати и пошел курить на кухню. Меня наконец-то осенило, где искать беглеца.

«Имитатор освобождается из колонии в возрасте семнадцати лет. По справке об освобождении на имя своего брата он едет во Владивосток. Документы на имя Карлова Роберта уничтожает и идет в милицию оформлять новые документы, но уже на свое имя. До призыва в армию он болтается по городу, живет случайными заработками. В военкомате имитатор демонстрирует свои способности, и его, как талантливого спортсмена, направляют служить в морскую пехоту. Перед демобилизацией он поступает в школу прапорщиков и служит еще пять лет. Три года назад он увольняется из армии и еще через год-два появляется у нас. На Дальнем Востоке у него остались связи и деловые партнеры. После неудавшегося покушения на Лизу Евгению Карлову необходимо на время залечь на дно. Где ему лучше всего скрыться? Во Владивостоке. Если он уехал в тот же день, когда выпрыгнул от меня в окно, то он еще не знает, что я вычислил его брата».

Я наспех собрался и помчался на работу. Дежурный по управлению, увидев меня в пять утра, вытаращил глаза:

– Андрей Николаевич, что случилось?

– Срочно отправь телекс на розыск Карлова Евгения.

– Мы уже разослали его по всем городам.

– К черту города, поселки и деревни! Отправляй телекс в УВД на транспорте. Интересующий меня человек сейчас едет в поезде Москва – Владивосток или в другом составе, который проходит через наш город. Смысл понял? Пока мы искали его здесь, в областном центре, он преспокойненько сел на поезд и поехал на Дальний Восток. И еще! На всякий случай отправь в УВДТ телекс на розыск Таруновой. Не удивлюсь, если она рванула вслед за своим подопечным.

34

Этим же утром Тарунова как ни в чем не бывало пришла на работу и была арестована прямо у стойки регистратуры. Уже в десять утра следователь прокуратуры приступил к ее первому допросу. С имитатором же все пошло не так, как я запланировал.

Скорый поезд Москва – Владивосток сопровождали два сотрудника транспортной милиции в звании сержантов. Телекс с портретом разыскиваемого преступника они получили во время стоянки поезда в Чите. Проводники поезда поочередно, начиная с головного вагона, были вызваны в штабной вагон, где сотрудники милиции предъявили им портрет имитатора.

– Этот человек едет в моем вагоне, – опознал Евгения Карлова проводник Николаев. – Приметный тип – молодой, а одного пальца на руке нет.

– Он один едет или с женщиной? – спросил сержант Розов.

– Один. С ним в купе едут пассажиры, которые сели в Красноярске: две студентки и женщина лет сорока.

– Да он в малинник попал! – плоско и не к месту пошутил Розов.

– Он с женщинами не общается, целые дни в окно смотрит, – опроверг намеки сержанта проводник.

– Эх, задержать бы его! – мечтательно протянул второй сержант. – За такого бандюгу медаль дадут.

– Даже не выдумывай! – отрезал Розов. – Ты читал ориентировку? Он каратист. Нам вдвоем с ним не сладить, да к тому же пассажиры! Как ты его будешь в переполненном купе задерживать?

– А если он сбежит? – не унимался напарник. – Почует опасность и спрыгнет на первой же станции? На кого тогда всех собак повесят? На нас с тобой.

– У меня есть предложение, – вмешался в разговор бригадир поезда. – Я по случаю достал в Москве импортное снотворное. У меня теща бессонницей мается, вот я и постарался для нее. Снотворное очень эффективное. Давайте поступим так. Николаев растворит снотворное и подаст его в купе с вечерним чаем. Через час все пассажиры будут спать мертвым сном.

– О, а это идея! – оживился Розов. – Пока он будет дрыхнуть, мы на него без лишнего шума наручники наденем и сюда доставим. Ты, Михайлович, тоже награду хочешь получить?

Бригадир поезда презрительно фыркнул:

– На фиг мне ваши побрякушки не нужны! С медальки сыт не будешь. Для меня безопасность пассажиров прежде всего. Чем быстрее опасный преступник будет нейтрализован, тем лучше.

Около десяти часов вечера проводник Николаев, следуя инструкциям, полученным в штабном вагоне, угостил имитатора и его соседей чаем со снотворным. В половине одиннадцатого Евгений Карлов выполз на четвереньках из купе и упал на грудь посреди коридора. Сотрудники милиции ловко защелкнули на нем наручники, перевернули на спину и замерли – задержанный задыхался, хрипел. Лицо его посинело, глаза налились кровью. Вызванный из штабного вагона врач оказать помощь имитатору не успел – он умер на руках бравых сержантов милиции. Тело Евгения Карлова выгрузили в Хабаровске.

Я ездил на его опознание. Рассматривая труп имитатора на каталке, я спросил у судебных медиков:

– Здоровый же мужик, как он мог от снотворного умереть? Его соседи по купе даже ничего не поняли, а он – кони двинул.

– Один случай на сто тысяч! – разъяснил словоохотливый медик. – Индивидуальная непереносимость одного из компонентов снотворного. Лекарственная аллергия вызвала анафилактический шок, сопровождающийся отеком головного мозга и легких.

– Его могли спасти?

– Могли, конечно… если бы он выпил снотворное в стенах краевой больницы. – Врач засмеялся над собственным остроумным ответом. – Перед тем как спасать человека, надо понять, от чего наступила аллергическая реакция. В поезде это сделать невозможно. Скажу больше: на всем перегоне от Читы и до Хабаровска нет лаборатории, в которой бы выявили смертоносный аллерген. Ты представляешь, что такое скоротечный отек легких? Это та же асфиксия.

– Воздал ему Господь за петлю на шее у девчонки! Жаль, конечно, что он мне живым в руки не попался, но что поделать! Человек полагает, а бог располагает.

– Андрей Николаевич, родственники за телом не приедут? – спросил меня заведующий моргом.

– Зачем вы об этом спрашиваете? – удивился я.

– Если труп бесхозный, мы хотели его студентам отдать.

– Пусть практикуются! Я дам вам официальное разрешение.

На первом же допросе Тарунова потребовала адвоката. Следователь не хотел допускать защитника раньше времени, но он сам пришел. Адвокат Воробьев явился в прокуратуру без вызова.

– У меня есть соглашение с Викторией Витальевной. – Подленько улыбаясь, он протянул ордер на защиту Таруновой. – В чем мою клиентку подозревают?

– В соучастии в двух убийствах, – ответил следователь.

– Ну, что же, давайте поработаем!

Все ответы на вопросы следователя Тарунова заранее согласовала с адвокатом. Она не признала ничего из предъявленного ей обвинения. Материальных доказательств ее вины не было. Чтобы посадить Тарунову, я пошел на крайние меры.

– Ты узнаешь эту женщину? – показал я фотографию Таруновой загипнотизированному ею водителю.

– В первый раз вижу, – ответил водитель.

– Во второй раз ты увидишь ее через несколько минут на опознании. Запомни, если ты не узнаешь ее, то за витрину будешь платить сам.

– Нет, нет, нет, только не витрина! – замахал руками свидетель. – Кого скажете, того и опознаю, а за витрину я платить не хочу.

На следствии Тарунова показала, что знала братьев Карловых с детства. После пожара она взялась негласно опекать Роберта Карлова, а его брата Евгения считала погибшим.

– Пятого октября этого года он позвонил мне и приказал помочь ему скрыться с окраины города, – рассказывала Тарунова. – Я отказалась, но Евгений пригрозил, что проберется в психбольницу и убьет брата. Я не могла бросить беззащитного человека на растерзание его озверевшему родственнику и сделала вид, что согласилась. Я спросила Евгения, что он натворил. Он ответил, что подрался.

– Почему вы не сообщили об этом звонке в милицию? – задал вопрос следователь.

– Я побоялась, что Евгения не поймают, и тогда он убьет брата.

– Странный вопрос! – возмутился адвокат. – Откуда бы моей клиентке знать, что Карлов Евгений не шутит? Представьте, что он решил задаром прокатиться на автомобиле, вот и выдумал всю историю с дракой.

– Продолжайте, – велел следователь Таруновой.

– Я поймала частника и с ним приехала в указанное место. Евгений, весь в крови, сел в автомобиль. Ни мне, ни водителю он ничего не объяснял. Мы довезли его до указанного места. Евгений вышел из машины, и больше я его не видела. Никакой нож я в подвал дома не бросала, водителя автомобиля не гипнотизировала. Да и как я могла его загипнотизировать? Вы не преувеличивайте мои способности. Лечить алкоголиков гипнозом – это одно, а загипнотизировать здорового вменяемого человека – это совсем другое.

На очной ставке с водителем Тарунова заявила, что он возил ее по городу добровольно, за приличное вознаграждение. Все обвинения в гипнозе она с гневом отвергла.

– Он хочет на меня иск за витрину повесить! – возмущалась Виктория Витальевна. – Сам в магазин въехал, а на меня теперь стрелки переводит.

После известия о гибели имитатора адвокат Воробьев злорадно потер руки:

– Все обвинение рассыпается на глазах! Гипноз ничем не доказан, соучастие в убийствах шито белыми нитками. Что у нас остается? Недонесение о преступлении. О каком преступлении? Неизвестно. Сел окровавленный Карлов в машину, так это еще ни о чем не говорит. Где потерпевший, с которым он подрался, где его заявление? Ничего у следствия нет.

Суд над Таруновой начался в начале апреля следующего года. После первого заседания ко мне пришел брат убитой Елены Борисовой Сергей.

– Я ничего не пойму, Андрей Николаевич! Как же так, она покрывала убийцу, и ей за это ничего не будет? Ее даже не арестовали! В суде говорят о каком-то укрывательстве, словно она про драку во дворе в милицию не заявила.

– Таковы наши законы! – объяснил я. – Убийца мертв, материальных доказательств нет. Сам подумай, как доказать связь между убийством твоей сестры и участием во всем этом деле Таруновой?

– Если бы не она, моя сестра была бы жива.

– Согласен. Имитатор после убийства Дуньки-кладовщицы сам бы не смог выбраться с места происшествия. В окровавленной одежде он бы незамеченный по городу не прошел. Но это мы с тобой знаем, а суд? Наши знания к делу не пришьешь.

– Что ей будет? – мрачно спросил Борисов.

– Если дело до конца не рассыплется, то получит Виктория Витальевна год условно. У нее легкая статья. За недонесение в колонию не отправят.

– А моя сестра? – разозлился Сергей.

– Ты же был на суде! Про твою сестру там речь вообще не идет. Дело о ее убийстве следователь прекратил в связи со смертью Евгения Карлова.

– Сволочи! – выругался Борисов. – Все вы сволочи, навыдумывали дурацких законов и сидите довольные, а моя сестра в могиле гниет, и никому до ее убийцы нет дела!

– Сергей, успокойся!

– Да пошел ты! – Хлопнув со всей силы дверью, он вышел из кабинета.

Симонов, присутствовавший при этом разговоре, подобрал с пола отвалившийся кусок штукатурки и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Как бы он дел не натворил.

– А ты никак в няньки записаться решил? – с поддевкой спросил я.

– Да нет, я просто сказал… – начал оправдываться Симонов.

Я перебил его:

– Напоминаю тебе, что Сергей Борисов – сотрудник милиции, так что будем считать, что с нервами у него все в порядке.

Через неделю суд приговорил Викторию Витальевну к двум годам лишения свободы условно. После зачтения приговора Сергей Борисов поднялся с места, подошел к подсудимой и трижды выстрелил ей в грудь из табельного пистолета.

– Это тебе за сестру! – сказал он.

Увидев кровь на блузке Таруновой, председательствующая судья спряталась под стол. Народные заседатели попадали с места, государственный обвинитель выпрыгнул из зала суда и побежал по коридору с воплями: «Убили! Убили!» Адвокат Воробьев распластался по стене и поплыл к выходу. Подленькая улыбочка больше не гуляла на его откормленной физиономии.

– Стой! – скомандовал адвокату Борисов.

– Стою, стою, я никуда не ухожу! – Адвокат зачем-то поднял руки вверх, словно ему приказали сдаваться в плен. – Я тут, на месте.

Борисов подошел к защитнику и смачно плюнул ему в лицо.

– На тебя, мразь, даже пулю тратить жалко, – с ненавистью сказал Борисов.

В зале судебного заседания стояла тишина. Сизый пороховой дым сформировался в слои и саваном стал опускаться на тело Таруновой. Судья под столом не подавала признаков жизни. Народные заседатели на полу замерли, ожидая самого наихудшего. Знакомые Таруновой, пришедшие поддержать ее при вынесении приговора, сидели, опустив головы.

– Что молчите? – зловеще спросил Борисов. – Боитесь, что я продолжу восстанавливать справедливость? Плетью обуха не сломать. Один я ваши проклятые законы не переделаю.

Он взвел курок, поднес пистолет к виску, секунду подумал и бросил оружие себе под ноги.

– Вызывайте милицию! Я сдаюсь.

На похороны Таруновой я послал двух парней с видеокамерой, замаскированной под обычный кейс. Просматривая отснятый ими материал, я отметил, что дядя Лизы неподдельно опечален смертью коллеги.

«Видать, Макара Петровича связывали с покойницей не только служебные отношения, – отметил я. – Что говорить, десять лет в одной организации вместе отработали! Ночные дежурства, пустые этажи, кушетки в каждом кабинете. Спирт выдают, закуску можно взять в столовой. Он до последнего не верил, что давняя подруга давно переродилась и стала соучастницей жестокого маньяка».

Сергея Борисова за убийство Виктории Таруновой осудили на восемь лет. Через два года он выйдет по амнистии на свободу, вернется домой и создаст банду из бывших сотрудников милиции. Еще через год между Сергеем Борисовым, с одной стороны, Стеллой Мухиной и Герой – с другой – разразится беспощадная война за лидерство в преступном мире нашего города.

35

Был тихий семейный вечер. Мы с Лизой смотрели телевизор.

– Андрей, тебе не жалко Борисова? – спросила супруга. – Ты же догадался, что он собирается убить Тарунову? Мог бы остановить его и спасти парню жизнь.

– Во-первых, я считаю, что каждый человек имеет право на месть. Если государство не в состоянии покарать преступника, то гражданину ничего не остается, как выступить в роли правосудия самому. Во-вторых… Нет, вернемся к первому. У меня есть брат, но я ради него не пойду на убийство. У меня с ним хорошие отношения, мы выросли вместе, но если он попадет в неприятную ситуацию, я постараюсь оставаться в правовом поле и ради него своей свободой не рисковать. У Борисова же все по-другому. Он и его сестра были настолько близки, что, лишившись ее, Борисов утратил часть самого себя. Вполне возможно, что его чувства к сестре – это эталон братской любви. Не отомстив за сестру, Борисов бы до конца дней своих испытывал угрызения совести. Зачем мучиться, если можно решить все проблемы сразу? Заметь, он публично казнил Тарунову, а не стал подкарауливать ее в темном переулке. Расправившись с врагом в зале суда, Борисов как бы заявил на весь свет: «Моя совесть чиста».

Я повернулся к жене, посмотрел ей в глаза.

– Скажи, Лиза, какой смысл был его останавливать?

– По-моему, ты что-то недоговариваешь. Ты бы мог все подстроить так, что Борисову бы не дали стрелять в зале суда. Он бы выхватил пистолет, выпустил пар и успокоился. Разве тебе было трудно послать в суд своих людей?

– Каждый человек имеет право на месть. Тарунова заигралась до того, что маньяк едва не расправился с тобой. Виктория Витальевна подвергла опасности твою жизнь и автоматически стала моим кровным врагом. Врагам принято мстить. Когда Борисов устроил в моем кабинете истерику, я понял, что самому руки марать не придется.

– Андрей, не пугай меня!

– Успокойся, дорогая! У меня и мысли не было расправиться с ней. После разоблачения Тарунова перестала быть опасной. Имитатора, вот бы кого я прихлопнул с огромным удовольствием! Жаль, он от меня ушел, жаль.

Я включил телевизор. На экране появилась заставка передачи «Спокойной ночи, малыши!».

– Андрей, я вижу, что ты в последнее время не находишь себе места. Тебе не терпится рассказать, как все было?

– Конечно, Лиза! Кому еще рассказывать, как не тебе? На работе происходят малопонятные метаморфозы, и милиция, которой я когда-то присягал, преобразуется в некую новую организацию, в которой молчание – золото. Дух братства выветривается из нашей конторы. Если я расскажу кому-то из коллег всю правду об имитаторе, то эта информация наверняка дойдет до начальства, и меня вызовут и спросят: «Кто позволил тебе заниматься самоуправством? На каких основаниях ты нарушал конституционные права советских граждан?» Мы, Лиза, сами себя загнали в угол, а в углу лучше всего помолчать.

– Тогда рассказывай, не томи и себя, и меня.

– До пожара в доме Карловых в этой истории нет ничего интересного. Официально на пожаре уцелел один человек – Роберт Карлов. Тарунова поместила его в психбольницу, и он надолго пропал из поля зрения. Но, вопреки официальной версии, из огня спаслись и мать имитатора, и он сам. Почему они решили оставить свое спасение в тайне, я не знаю. У маргиналов сложная жизнь: кто-то кому-то что-то должен, кто-то не так посмотрел или сказал. Любая мелочь может повлечь смертельные обиды. Кстати, причина пожара до сих пор не ясна. Вполне возможно, что мать имитатора расправилась со своими врагами и перешла на нелегальное положение.

– Почему она не забрала с собой второго сына?

– А зачем он ей, дурачок, нужен? Маргиналы – люди практичные. Психически больной сын – это обуза. Чтобы развязать себе руки, от него надо избавиться. Тарунова взялась опекать Роберта. Его мать это вполне устраивало. Итак, Евгений с мамашей уходят в подполье. Евгений вступает в подростковую шайку и занимается квартирными кражами и мелкими грабежами. Я читал уголовное дело, по которому его осудили. Там есть один момент, на который никто не обратил внимания: на каждой квартирной краже преступники похищали поношенные женские вещи большого размера. Старый лифчик и бесформенную юбку скупщикам краденого не подсунешь. Вторсырье их не интересует. Потертые рейтузы Евгений брал для своей матери – другого объяснения у меня нет. Протянув нить от старых вещей и краж, я пришел к выводу, что до самого ареста Евгений и мать были вместе. Потом, как я думаю, мать предала его и бросила на произвол судьбы.

По телевизору детская передача сменилась программой «Время». Я уменьшил звук и продолжил:

– После смерти отца имитатора его мать сошлась с двоюродным братом мужа. У этого мужчины был сын Сергей. В колонии для несовершеннолетних Сергей и Евгений встретились. Сергей среди осужденных занимал видное положение и входил в группировку, которая неформально контролировала всю колонию. На первых порах он поддержал имитатора и не дал ему опуститься. Я пытался понять, как это произошло, и пришел к выводу, что если сожители матери насиловали ее сыновей, то об этом никто не знал. В зону Евгений заехал как обычный пацан, без клейма «опущенного». В противном случае никакой бы брат или знакомый помогать ему не стал. Кстати, интересный момент: у имитатора нет ни одной татуировки – ни на уголовную тематику, ни на морскую.

– Он не хотел ничем отличаться от брата-близнеца?

– Скорее всего, так. Где-то в подсознании Евгений держал брата в резерве. А вдруг их сходство пригодится? Татуировка, как и шрам на лице, – это особая примета.

– Пропусти все про зону. Я не хочу ничего слушать о жизни в колонии для несовершеннолетних. Давай дальше.

– Дальше – он освобождается. Свой срок имитатор отбыл под именем Роберта Карлова. Как он назвался при аресте Робертом, так весь срок и отсидел. После освобождения Евгений решил начать новую жизнь и уехать туда, где его никто не знает. Казалось бы, парень вырос в маргинальной семье, отсидел, имеет связи в уголовном мире – куда ему податься после освобождения? К друзьям-приятелям-ворам. А нет! Женя с детства знал, что такое воровская жизнь без прикрас и красочных метафор. Это в колонийских байках воры всегда одеты в чистую одежду, курят сигареты с фильтром, водят по ресторанам красивых женщин. В реальности все не так: пришел с дела, напился, чтобы снять стресс, и проснулся в блевотине на загаженном полу.

– Андрей!

– Я понял. Итак, имитатор приехал во Владивосток и легализовался под своим собственным именем. В восемнадцать лет его призывают в армию. Отслужив срочную, он остается в морской пехоте прапорщиком. По моей просьбе уголовный розыск Владивостока навел справки об этом периоде его жизни. В армии Евгений Карлов ничем не выделялся, кроме одной особенности – он вообще не интересовался женщинами, избегал общения с ними. Забегая вперед, скажу тебе – страх общения с женщинами у него с детства.

По телевизору программу «Время» сменила местная передача об экстрасенсах и необъяснимых явлениях «Шаг в другую реальность». Вел программу ее постоянный автор Антон Сухоцкий. О чем бы ни рассказывал Сухоцкий, у него всегда было недовольное выражение лица, словно каждый раз, садясь перед камерой, он обнаруживал дырку в кармане. Бывало, гость студии развеселит ведущего, но он сунет руку в карман и помрачнеет – дырка-то на месте! Чего уж тут радоваться, штаны надо новые покупать, а не на что.

– Дорогие друзья! – обратился к нам ведущий. – Сегодня мы поговорим о влиянии космического разума на нашу повседневную жизнь. Первым гостем нашей студии будет известный экстрасенс, прорицатель и целитель, старец Исидор.

– Что-то не пойму я, зачем он старца приволок? Исидор – мелкий мошенник, его космический разум близко к себе не подпустит.

– Будешь «Шаг в другую реальность» смотреть? – иронично улыбаясь, спросила жена.

– Ни в коем случае!

Я подошел к телевизору и выключил звук. Пусть теперь Сухоцкий сам с собой разговаривает.

– Коли экстрасенсы сами к нам пожаловали, то поговорим о них. По хронологии первой в нашей истории появляется Тарунова. Софья Перфилова изучила ее записи и пришла к выводу, что Тарунова, работая над диссертацией, под гипнозом «выпотрошила» сознание Роберта Карлова, изучила все его прошлое и проникла в самые его сокровенные тайны. Есть теория, что если братья-близнецы росли вместе до начала периода полового созревания, то и в будущем они будут сохранять общие особенности психического развития. Виктория Витальевна решила воспользоваться своими научными разработками и вступила в контакт с Евгением Карловым. Где и как они повстречались, я не знаю. Возможно, она вызвала его из Владивостока попрощаться с умирающей матерью, а возможно, он сам приехал проведать брата. Зная о проблемах Евгения с женским полом, она предложила ему пройти сеанс лечебного гипноза и подцепила Евгения на крючок. Тарунова внушила имитатору, что все его проблемы вызваны страхом перед женщинами и побороть этот страх можно насилием. Так сказать, клин клином вышибают.

– И он поверил ей?

– А как не поверить, если она знает все его детские страхи? На момент их встречи имитатору было около двадцати шести лет, и он никогда не был близок с женщиной. Представь, собираются мужики и давай трепаться, «кто, когда, с кем», а ему нечего сказать. Он чувствует себя изгоем, а хочет быть нормальным человеком. Он хочет плотской любви, но не может переступить через себя. Тарунова говорит Евгению: «Я знаю, как тебе помочь. Насильно овладеешь парой женщин и избавишься от всех комплексов. Ты ничем не рискуешь. «Пошалишь» в Сибири и вернешься на Дальний Восток, где о твоих похождениях никто никогда не узнает. Один раз ты успешно порвал с прошлым, порвешь и в этот раз». Имитатор пошел на поводу у Таруновой, дал ей возможность погрузить себя в гипнотический транс, но вместо лечения получил установку на совершение преступлений. Тарунова влезла в его мозги и породила монстра.

– Она специально это сделала?

– Конечно! Виктории Витальевне надоело сидеть на одну зарплату, и она решила хапнуть много и сразу. Что она получала после защиты кандидатской диссертации? Копеечную прибавку к зарплате, авторитет в научном мире? Одним авторитетом сыт не будешь, особенно если аппетит разыгрался. Накопленные знания можно использовать по-разному. Софья Перфилова забросила науку и сосредоточилась на «Космогонии». Сейчас она, как пылесос, высасывает рубли с доверчивого населения и живет, не отказывая себе ни в чем. Тарунова вторую «Космогонию» создать не могла и решила пойти другим путем, более рискованным. План у нее был такой: Евгений начинает серию изнасилований, входит во вкус и уже не может остановиться. В какой-то момент Тарунова подсказывает ему, что для более успешного лечения неплохо бы добиться от жертвы не просто страха, а настоящего неподдельного ужаса. Евгений берет в руки нож и в первый раз попадает в наше поле зрения. О, важный момент! Мы не могли понять, почему он при нападениях только имитирует половой акт, а не совершает изнасилование в прямом смысле слова. Потом я догадался, что Евгений просто боялся опозориться и показать потерпевшей свое неумение. Теоретически он знал, как и что делать, а на практике не решался. Тарунова пользовалась этим и подзуживала его: «Давай еще жестче и жестче, и тогда твои комплексы пройдут!»

– Господи, неужели он не мог найти женщину, которая бы без всякого насилия переспала бы с ним? Сам же говоришь, что любая бичевка за бутылку вина отдастся.

– Лиза, я же не врач-психотерапевт! Откуда я знаю, почему он за много лет так и не решился пойти тропой его отца?

– Какой тропой? – не поняла супруга.

– Той тропой, которая произвела его на свет. Лиза, мужская робость не такое уж редкое явление. Я встречал вполне нормальных парней, которые стеснялись вступать в близкие отношения с женщинами. С одной стороны, природа подталкивала их: «Давай!», а с другой стороны, вбитая с детства стеснительность говорила: «Ой, не надо! Опозоримся. Жили без баб спокойно и дальше поживем».

Я обернулся на телевизор. На экране старец Исидор беззвучно шевелил губами.

– Вернемся к Таруновой. Первая часть ее плана удалась – Евгений Карлов начал насиловать женщин. Для осуществления второй части плана она вступает в контакт с Астарой и предлагает ей взаимовыгодное сотрудничество: Карлов насилует, а Астара, по подсказкам Таруновой, наводит на его след милицию. С ножом в подвале у них ловко получилось! Все же поверили, что Астара по одному окурку определила, куда преступник бросил нож. Если бы не я и не стечение обстоятельств, была бы сейчас Астара самым известным экстрасенсом в Сибири! Представь, она постепенно вскрывает личность неуловимого преступника. Все ей верят, народ на прием валом валит, боссы при встрече ручку целуют и просят посоветовать, как жить дальше. У Астары бы все сложилось, а вот Тарунова изначально была в проигрыше. Она думала обезопасить себя и остаться в тени, но ничего не получилось. На Астару вся узбекская диаспора работает, у нее повсюду свои шпионы. Она в два счета вычислила, кто такая Тарунова, где живет и чем занимается. Обдумав предложения Виктории Витальевны, Астара решила внести в них свои изменения и продлить интригу – вслед за имитатором выдать милиции и саму Тарунову, его соучастницу.

– Подожди, Андрей, я что-то тут не понимаю. Если бы имитатора поймали, то он бы дал показания на Тарунову и ее бы посадили. Зачем она так подставлялась?

– Чем бы он доказал их связь, словами? Ха-ха! Кто бы ему поверил! Слово на слово дает ноль. Ты обвиняешь, я отрицаю. Вещественных доказательств нет, значит, я невиновен. Вспомни суд. Показания водителя, что его загипнотизировала Тарунова, отвергли с ходу. Слова, они и есть слова. То же самое и с Астарой. Если бы ее стала обличать Тарунова, то наша ассирийская жрица просто бы отмахнулась от всех обвинений – собака лает, караван идет. Имитатор себя к преступлениям привязал материальными следами, а его сообщницы были умнее и своими руками ничего не делали.

На экране телевизора появилась Софья Перфилова. С милой улыбкой она стала что-то рассказывать ведущему. Наверняка про космический разум лапшу вешает.

– Теперь в эту историю вступаем мы с тобой. Я начал интересоваться маньяком. Твой дядя, без всякой задней мысли, рассказал об этом своей коллеге Таруновой, та запаниковала и бросилась за помощью к Астаре. Жрица решила действовать, приехала к нам в управление и подарила мне слайд, который был красноречивым предупреждением: «Не суйся туда, куда тебя не просят!» У Астары на кону был отличнейший рекламный ход с разоблачением маньяка, а тут встрял я и всю операцию подверг опасности. Дальше уже ничего интересного нет.

– Ну, ты сказал, дорогой! Маньяк на меня охотился, и ты это считаешь неинтересной мелочью?

– Не надо перевирать мои слова! Я не сказал, что покушение на тебя – это мелочь.

– Не придирайся к словам. Объясни, почему их план не удался?

– Евгений Карлов ошибся в объекте, так сказать, «оступился». По плану Таруновой он должен был убить женщину, смерть которой вызвала бы в обществе резонанс, но все пошло не так – в дело вмешался Его Величество Случай. Имитатор решил проверить свое умение наводить ужас на жертву на достойном сопернике – на закаленной в невзгодах падшей женщине. Он заманил на стройку Дуньку-кладовщицу и облажался по всем фронтам. Все его лечение страхом полетело ко всем чертям. Вместо испуга жертва унизила его так, что нарочно не придумаешь. Имитатор взбесился и в порыве гнева пустил нож в ход. Все, с этого момента он слетел с катушек и стал для Таруновой неуправляемым.

– Почему они не выдали его после первого убийства?

– Смысл? Кто такая Дунька-кладовщица, кого ее смерть взволновала? Если бы он первой убил девчонку в школе, то Астара на другой бы день назвала имя убийцы. А так… Представь, что Дуньку зарезали ее собутыльники. Вот так событие! Мало ли таких Дунек гибнет в пьяных разборках. Лена Борисова – это другое дело. Но обстановка изменилась. Евгений Карлов ушел в подполье, и как его разоблачать, ни Тарунова, ни Астара не знали. Плюс палец! После потери пальца имитатор стал вовсе неуправляемым и зациклился на мне.

Лиза посмотрела на экран. Софья Перфилова на руках объясняла ведущему взаимосвязь между космическим разумом и бытием обитателей планеты Земля.

– Андрей, Астара же не могла знать, что ты дышал с имитатором дымом одного костра. Откуда бы ей знать, что вы смотрели на одну женщину?

– Лиза, да не с имитатором я дышал дымом одного костра, а с его братом! Астара ткнула пальцем в небо и попала в самую точку. Грош цена ее предсказаниям, если бы я не вспомнил, где видел этого человека. Когда предсказания экстрасенсов начинаешь раскладывать по полочкам, то ничего удивительного в них нет. Суть ведь в другом – верят люди в магию, колдовство, потусторонний мир и космический разум. Если бы у нас с утра до вечера по телевизору не прославляли небывалые способности экстрасенсов, Таруновой бы не пришло на ум породить кровавого маньяка. Представь, что Астары нет. Какой смысл подталкивать Евгения Карлова к преступлениям, если на нем нельзя заработать? Если бы не экстрасенсы, жил бы сейчас Женя Карлов во Владивостоке, Тарунова лечила бы алкашей в психбольнице, а Лена Борисова искала бы своего принца на белом коне.

Я повернулся и показал пальцем на телевизор:

– В них все зло: в мошенниках-экстрасенсах, в людской тупости и алчности.

В квартире мигнул свет. Секундный перебой электричества. В телевизоре скачок напряжения изменил настройки, и появился звук. Ведущий передачи «Шаг в другую реальность» пристально посмотрел на нас и сказал:

– На этом все, дорогие друзья. Желаю вам спокойной ночи.

Все так все! Я выключил телевизор и пошел на кухню покурить перед сном.

Загрузка...