Сестры Ингерд

-- Госпожа графиня, я хотел бы поговорить с вами о дальнейшей судьбе баронетты Ольги Ингерд.

Пауза была весомой и впечатляющей. Мне кажется, многие присутствующие даже забыли от любопытства, как дышать. Безмолвие прервал всхлип Ангелы и шуршание шелкового платья графини, которая, шагнув к двери, спокойно пригласила:

-- Следуйте за мной, господин барон.

Уже выйдя, она повернулась к замершей толпе и приказала:

-- Сестра, отведите баронетту в ту комнату, где она читала, и побудьте с ней. Алоисия, принеси туда травяной взвар.

Я растерянно оглядела рассматривающих меня людей. Даже граф наконец-то вспомнил о моем существовании и теперь глядел на меня с каким-то удивлением. Всхлипывающая Ангела прильнула к нему и начала что-то нашептывать в ухо. Не став дожидаться окончания их беседы, я вышла из покоев графа, так и не успев толком рассмотреть комнату. Следом за мной безмолвной тенью скользнула монашка.

Ждать нам пришлось довольно долго. Ансельма принесла какой-то травяной сбор и пиалку с медом. Я машинально съела пару ложек и выпила терпкий напиток. Монашка шевелила губами, перебирая в костлявых пальцах непонятно откуда появившиеся четки из крупных бусин. Тишина все тянулась и тянулась. На столе мерцали свечи, а за окном уже не было видно вообще ничего.

Надо сказать, что каких-то дельных мыслей в голове у меня не было. Я еще плохо представляла, как это все скажется на моей жизни: слишком много неизвестных было в этом уравнении. В коридоре раздались шаги, и я с облегчением вздохнула: ну, наконец-то! Сейчас появится хоть какая-то ясность.

Графиня вернулась в комнату не одна. Следом шагнул цыганистый гонец. Даже не присаживаясь, прямо с порога хозяйка дома объявила:

-- Ольга, барон Рольф Нордман просит твоей руки.

Она смотрела на меня, как будто ожидая чего-то. А я лишь раздраженно пожала плечами и, обращаясь непосредственно к барону, спросила:

-- Зачем?

Брови его поползли вверх. Он откашлялся и неуверенно взглянул на графиню. Кажется, ее я тоже удивила своим вопросом: она поджала губы и недовольно нахмурилась. Я же продолжала смотреть на очередного жениха, не собираясь отступать. Слишком уж мне надоела эта безумная история. Наконец госпожа Роттерхан нехотя кивнула и, обращаясь к барону, сказала:

-- Что ж, думаю вам стоит немного побеседовать.

Поскольку и барон, и графиня все еще стояли, я тоже встала со своего места, положила ладони на стол, слегка опираясь, и повторила свой вопрос:

-- Зачем?

В этот раз жених не вилял. Глядя мне прямо в глаза, ответил:

-- Мои земли находятся на севере, баронетта Ингерд. Возможно, вы не знаете, но война прокатилась по тем местам особенно сильно. Я не был дома четыре года, но слышал, что большая часть деревень покинута жителями.

-- Понятно. Вам просто нужны деньги?

-- Да. Но обещаю, что не стану обижать или оскорблять вас. Хотя честно скажу, что сейчас я беден настолько, что, возможно, не смогу вам обеспечить даже служанку. И еще… – казалось, он на мгновение заколебался, но потом все же добавил: – У меня нет своей кареты и вам придется ехать в карете молодой графини до самых земель графа Паткуля. Нам по пути с ними.

-- Нет! Вместе с ней я не поеду.

-- Тогда только телега. Обычная крестьянская телега, госпожа баронетта. Больше я вам на первое время предложить ничего не смогу, – довольно сухо ответил барон.

Возможно, по местным меркам такой разговор был не слишком приличен, потому графиня хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание, и заметила:

-- Юная баронетта, в вашей ситуации отвергать такой дар судьбы неосмотрительно. Пусть и нет вашей вины, но даже приличное приданое не всегда помогает, поверьте мне. Сплетни летят быстрее стрелы. Решайтесь…

Я мысленно фыркнула: «Тоже мне, решайтесь! Можно подумать, у меня до фига выбора есть! Этот парень, по крайней мере, не врет и не хвастается… И от него, если что, пожалуй, сбежать будет легче, чем от графа… А может быть, мы еще и уживемся?».

Впрочем, как мы уживемся, я представляла себе очень слабо. Однако и провести жизнь, как монашка я не хотела. Поэтому закрыла глаза, вздохнула и сказала:

-- Хорошо, барон… Я стану вашей женой.

Глава 25

После того, как я сказала “да”, жизнь вокруг меня стремительно набрала обороты. Если до этого все было медленно, размеренно и немного сонно, то дальше я попала в эпицентр урагана.

Насколько я поняла, все свадьбы проводились в один день, двумя или тремя заходами в огромном столичном храмовом комплексе. Почему-то графиня Роттерхан очень настаивала на том, чтобы и меня с бароном обвенчали вместе со всеми:

-- Поймите, баронетта, вы еще слишком молоды и наивны. Никакими силами даже я не смогу удержать вашу историю в тайне. У нас есть всего несколько дней, а потом она волной пробежится по всему городу и пойдет гулять дальше. Такие сплетни – законная добыча плебса и нищего дворянства. К моменту, когда разговоры поползут, вы уже должны прочно быть замужем! Иначе скандальная слава испортит вам настроение и даже жизнь. К замужней женщине никто не посмеет обратиться вольно.

Произнеся эту речь, графиня значительно посмотрела на меня и, очевидно, совершенно неудовлетворенная выражением моего лица, несколько раздраженно махнула рукой и заявила:

-- Бегом замуж, дурында! Иначе каждый поддатый баронишко в этом королевстве и даже любой нетитулованный балбес решат, что вы нуждаетесь в их обществе. Судьба отвергнутых невест зачастую печальна.

В общем-то, дальше меня и не спрашивали. Срочно была нагрета вода, и служанки потащили меня мыться. В этот раз вся деревянная кадка была в моем полном распоряжении. Ангелы рядом не было. В этот раз меня закутывали в подогретые мягкие простыни, а в воду для ополаскивания добавили какое-то душистое вещество. Теперь мои волосы пахли сладковатым запахом липового цвета.

Под спальню мне тоже отвели отдельную комнату, а вместо монахини, оставшейся следить за остальными девушками, графиня приставила ко мне Линду, крепкую немногословную горничную средних лет. Женщина даже ночевала в моей комнате, закрыв дверь изнутри на тяжелый засов.

Разбудили меня ни свет ни заря. Заставили плотно позавтракать. А после этого принесли свадебное платье, тонкую новую сорочку и очаровательные туфельки и принялись готовить к предстоящему событию.

Волосы уложили в сложную, но довольно красивую прическу, использовав примерно миллион шпилек. Потом в комнату вошла сама графиня, посмотрела на меня, слегка вздохнула и протянула ларчик, который держала в руках.

Не знаю, как назывались эти удивительные камни. Чем-то они были похожи на аквамарины, но оттенок голубого был ярче и сочнее. Девять шпилек, которые графиня сама аккуратно вколола мне в прическу, образовали что-то вроде крошечного невысокого венца. Серьги на тонких золотых цепочках казались капельками росы, отражающими весеннее небо. В вырез сорочки лег кулон с самым крупным камнем из всей этой коллекции. Девушка в зеркале теперь казалась повзрослевшей незнакомкой, слишком красивой и сказочной.

-- Платье! – скомандовала графиня.

Платье было просто потрясающим. Очевидно, что оно было приготовлено для той самой умершей дочери графини. Я до сих пор не знала, как и что случилось с девушкой. Но, судя по платью, замуж она выйти так и не успела: абсолютно новый туалет из небесно-голубого шелка, отделанного узкими серебряными лентами. Плотный шелк и сам по себе был прекрасен, а еще и выткан так, что при малейшем движении возникал муаровый рисунок. Пожалуй, обычные кружева показались бы излишне грубыми на такой удивительной ткани.

Платье на меня надевали две горничные очень аккуратно и согласованно, не потревожив ни одного волоска в прическе. Хорошенькие балетки были изготовлены из той же самой ткани, что и платье. Фаты в этом мире еще не придумали, да и она была бы здесь лишней.

Пожалуй, я первый раз улыбалась, совершенно искренне, рассматривая себя в зеркале. Именно так, по моему мнению, и должна выглядеть невеста: обворожительной, юной и нежной.

За всей этой суматохой даже терялся тот факт, что я выходила замуж за совершенно незнакомого мужчину и должна буду прожить с ним всю жизнь. Когда я вспоминала об этом, мне становилось страшно. Но суматоха вокруг, организованная графиней, не оставляла мне времени на размышления.

Перед выездом из дома мне принесли горячий и довольно странный напиток. Не скажу, что противный, но очень необычный. Горячее молоко с медом, сливочным маслом и хорошей долей то ли коньяка, то ли рома: я не слишком разбиралась в крепких спиртных напитках.

-- Пей, это поддержит тебя во время церемонии, – приказала графиня.

Пусть госпожа Роттерхан и была излишне авторитарна, но она гораздо лучше меня знала реалии жизни. Помогла мне выпутаться из отвратительной ситуации, способной закончиться монастырем, и в целом помогала мне совершенно бескорыстно. Так что спорить с ней я не стала.

Горничная накинула на меня огромную простынь, не давая возможности запачкать платье. Когда я допила, принесли очаровательную бархатную синюю шубку, отороченную белоснежным пушистым мехом. В этой самой шубке, ступая по широкой тканевой дорожке, я прошла в сопровождении графини к её карете.

Я видела, как в соседние экипажи и повозки садятся остальные девушки. Они тоже блистали разнообразными прическами, и видно было, что над их бальными туалетами потрудились горничные. У многих были свежие кружевные воротнички и накидки. У толстушки Гертруды появился очень красивый новый капюшон: похоже, ради наших свадеб графиня щедро тратила приданое собственной дочери. Но, думаю, я была одета роскошнее всех.

Самое забавное, что в этой разноцветной кучке взволнованных девиц не было моей сестры. Правда, я не рискнула спросить у графини, куда она дела Ангелу.

Сам процесс бракосочетания был длительным, утомительным и довольно скучным. Представьте себе огромное помещение храма: величественное, с яркими роскошными витражами и отвратительно протопленное. От самого входа до места, где стоит священник, тянулись три широких дороги, отмеченные по краям какой-то светлой краской. Именно по этим трем путям и выстраивались пары жених-невеста.

Впереди и сбоку от брачующейся толпы было резное кресло для короля. За его спиной стояло два или три десятка людей, в том числе несколько военных. Графиня Роттерхан проследовала туда, в эту толпу, и встала за спиной короля. Похоже, дама пользовалась благоволением его величества.

Больше гостей на свадьбе не было, хотя двери храма оставались распахнутыми. Не полностью, просто между створками осталась щель, но дуло оттуда изрядно, и по полу пробирались мерзкие сквозняки. Если вспомнить о том, что на улице была зима, то становится понятно, как я продрогла к концу церемонии. И это еще при том, что стояли мы с бароном всего через два ряда от священника.

Если первое время я еще с любопытством разглядывала девушек, их туалеты, их мужей, то, слегка успокоившись, обратила внимание на мужчину, стоявшего со мной: на барона Рольфа Нордмана.

Мне показалось, что он был в той же самой одежде, в которой и ходил по городу. Только кружево белой рубашки, видимое в вырезе колета, говорило о том, что он тоже слегка принарядился. Да еще в левом его ухе я заметила необычную золотую серьгу с черным граненым камнем.

Сперва была общая молитва, и даже король встал на одно колено, преклонив голову. Девушки остались стоять, склонив головы и молитвенно сложив руки на груди. Потом священник долго говорил о любви к Господу и призывал молить его о даровании мира и лада в семье, говорил о покорности “жен праведных” и прочую муть…

Затем по команде все женихи полезли в карманы, достали кольца и надели своим невестам. Следующие речи священник говорил впустую: почти все девушки рассматривали вновь полученное украшение. Мое кольцо было с таким же черным камнем, как у барона в серьге. Только окружен кристалл было очень мелкими красными искорками. Помня слова барона о его бедности, я удивилась. Обручальное кольцо вовсе не выглядело скромным. Это было роскошное и дорогое украшение, а не тонкий ободок с мутным камушком, которое получила стоявшая рядом со мной Ансельма. Она разочарованно надула губы и недовольно отвернулась от мужа.

Потом минут десять заунывно пел церковный хор, и, наконец, прозвучало ожидаемое: “Волей Божьей объявляю вас супругами!”. Меня удивило, что ни женихов, ни невест никто и не спрашивал, согласны ли они.

Сложно сказать, сколько именно пар объявили женатыми одномоментно. Думаю, в храме находилось не менее двух, а то и трех сотен людей. Однако, наконец, церемония закончилась, и медленно начался разъезд новых семей. Первым собор покинул король со свитой.

В доме графини накрыт был стол, где все это великолепие отметили хорошим плотным обедом. Надо сказать, что и здесь граф с Ангелой отсутствовали. Гости с любопытством оглядывали друг друга, хотя многие мужчины были знакомы и раньше. Пара тостов с пожеланиями прозвучали только от хозяйки дома.

Сразу после обеда большая часть супружеских пар покинула столицу. Уехали с мужьями Ансельма и Гертруда, уехали средняя и младшая сестры Мирбах, чуть позже невысокий улыбающийся мужчина увез юную Лизелотту. Из гостей в доме графини остались я с мужем, и госпожа Кларимонда Люге. Даже монашки уехали ближе к вечеру: их обитель находилась недалеко. С собой они увезли на санях три больших дубовых сундука – дар графини монастырю.

С мужем мы за все это время не перекинулись и десятком слов и почти не виделись. Он провожал гостей и прощался со своими знакомыми. Я сидела в комнате, где провела ночь, и рассматривала обозы в окно. Иногда он заходил погреться, но говорил все какие-то пустяки о погоде или об уехавших знакомых, уточняя почти про каждого, что он хороший боец и отлично показал себя на войне. В какой-то момент я осмелилась и спросила его:

- - Когда мы тронемся в путь?

-- Ольга, мы пробудем в доме графини с ее любезного разрешения еще три или четыре дня. Как я вам уже и говорил, до родных мест мы будем добираться вместе с графом Паткулем. Люди, которых я брал с собой на войну, уже давно дома, а собственной охраны у меня пока нет. Скоро я вернусь сюда, и мы сможем подробно поговорить.

Мысль о приближающейся брачной ночи заставила меня заметно напрячься. Я вздрогнула и зябко передернула плечами. А барон с удивлением спросил:

-- Вам холодно?

-- Нет-нет, все нормально…

Как бы я ни желала задержать день, но наступил вечер, прошел спокойный ужин, и время пришло…

Глава 26

В этот раз большую деревянную кадку притащили прямо в ту комнату, где я спала. Постель перестелили и сменили белье. Сейчас кровать выглядела как разубранная к свадьбе невеста: по белоснежному полотну, по кокетливо выпущенному краю простыни, по углам и середине пододеяльника и по наволочкам струились нежные бело-розовые шелковые узоры, вышитые искусной мастерицей.

А меня возле жарко натопленной печки душистыми травами намывали две горничные. Волосы подобрали высоко вверх, чтобы не мочить. И полоскали в трех различных травах, по очереди, обливая из огромных кувшинов и наговаривая какие-то рифмованные присказки. Что-то вроде:

Заварили медуницу Замуж выдали девицу. Льем полынь до полночи Чтоб жила без горечи.

Поливаем святкой Ночка будет сладкой…

Затем протерли большой, согретой у печи простыней, распустили и расчесали волосы. И только потом подали ночную рубаху: тончайший батист с такой же роскошной вышивкой, как и на постельном белье.

В общем-то, девушка я уже достаточно взрослая и чем занимаются в кровати мужчина и женщина, знала прекрасно. Однако по местным меркам я была невинная, бестолковая девица, которая нуждалась в подробном наставлении от матери или близкой родственницы. Поскольку никаких матерей у меня не наблюдалось, напутствовать меня пришла графиня.

Думаю, ей было нелегко смотреть на меня: живую и здоровую девицу, которая сегодня вышла замуж, безусловно, переживет брачную ночь и, скорее всего, вскорости родит ребенка. Я так и не знала, что случилось с ее дочерью, но заслезившиеся глаза госпожи Роттерхан говорили мне о том, насколько ей тяжело проводить этот обряд. Тем не менее, она сочла необходимым появиться в моей спальне и исполнить свой долг: так, как она его понимала. Очень достойная женщина. Думаю, ее уважают даже враги.

Я потупилась, изображая бедную овечку, и покорно выслушала все, что графиня сочла мне нужным сообщить. Разумеется, в ее речи не было никаких анатомических подробностей, а только деликатное напоминание о том, что первая ночь для женщины – это испытание тяжелое и часто неприятное, но за это Господь дарует детей. Ну и, разумеется, основное темой было: «Будь покорна своему мужу». Графиня перекрестила меня и ушла.

Сегодня вечером у меня было ощущение, что я героиня какого-то кукольного театра. Особого страха я не испытывала, но понимала, что от этой ночи очень многое зависит. Я смогу понять хотя бы частично, что из себя представляет мой новоиспеченный муж. Насколько он груб и жесток, насколько он умен и даже насколько хорошо он относится к людям. Конечно, согласно местному социальному строю, женщина как бы и не совсем человек…

Показывать полное отсутствие страха перед сексом было бы неправильно. Но и напрашиваться на удивленный вопрос: «А откуда, собственно, вы столько знаете, баронетта Ольга?» тоже не слишком правильно. Поэтому я просто села за стол, на котором горели свечи. Здесь оставили небольшой перекус для новобрачных и графин легкого вина. Вино я трогать не стала, а вот красивое, с лаковым розовым бочком яблоко из вазы утащила и с удовольствием хрустела им.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел мой муж. Кажется, он довольно сильно удивился, увидев меня у стола. Во всяком случае, он помялся в центре комнаты, а потом уселся на стул рядом со мной.

-- Вы не хотите лечь в постель, Ольга?

Все переживания последних дней, все страхи предстоящего брака с графом, ожидаемое предательство Анжелки и даже само его сватовство, когда я сказала «да» совершенно не имея выбора, слились сейчас в некоторое раздражение и нежелание подчиняться правилам. Именно поэтому я нервно дернула плечом и буркнула:

-- Не хочу… Здесь такие яблоки вкусные… – с этими словами я внимательно выбрала из вазы еще один плод и смачно откусила большой кусок, брызнувший соком.

Левая бровь моего мужа удивленно поползла вверх, и некоторое время он молчал, «переваривая» мой ответ. Потом несколько растерянно сказал:

-- Я хотел бы раздеться и лечь.

Я с удивлением воззрилась на него, не понимая, зачем он мне сообщает это и спросила:

-- Я что, вам мешаю?

-- Не то чтобы мешали… Просто мне кажется, что приличнее будет, если вы ляжете и отвернетесь к стенке.

До меня дошло! И мысль эта было совершенно восхитительной! Мой новоявленный муж стеснялся раздеться у меня на глазах! «Ух ты, батюшки, какие мы нежные и трепетные! Я, может быть, перед брачной ночью мечтаю мужской стриптиз посмотреть! Не все же мне одной мучиться и с незнакомым мужиком в койку укладываться. Должно же быть и для меня что-то приятное!», -- подумала я ехидно. Однако и мысли эти, и ироничную улыбку удержала: все же этот барон не был конченным хамом и не пытался мне приказывать. А ведь мог бы… Немного подумав, предложила компромисс:

-- Спать я еще не хочу, но могу отвернуться. А вы если стесняетесь, то вон… -- я кивнула на крюк на стене, где висели два теплых шерстяных халата -- мужской и женский. Кажется, барона я слегка задела.

-- Вы казались мне более робкой.

-- Это еще почему?

Казалось, барон слегка смутился от моего вопроса и заговорил медленно, аккуратно подбирая слова:

-- Тогда, в спальне графа… Вы даже не пытались оспорить эту ситуацию. Вы не потребовали поднять записи мессира Шапо. Я понимаю, в вас говорила сестринская любовь, но все же…

В ответ я только фыркнула, чуть не подавившись при этом кусочком яблока, торопливо дожевала и заявила:

-- А вам не приходит в голову, что я вовсе не хотела выходить замуж за графа?

Барон смотрел на меня с удивлением, которое постепенно сменилось на его лице ироничной ухмылкой. Он кивнул и мягко завил:

-- Простите, Ольга, я не хотел вас расстраивать воспоминаниями.

Почему-то его недоверие сильно зацепило меня, и я с раздражением повторила:

-- Я не хотела выходить замуж за графа. Он мне не понравился.

Ухмылка барона стала совсем уж неприятной:

-- Можно подумать, баронетта, к вам ежедневно сватались богатые графы, и вы привыкли им без конца отказывать.

Он разозлил меня. Очень сильно разозлил! Я вскочила со своего стула и, опираясь на стол, приблизила свое лицо к нему так, чтобы смотреть глаза в глаза:

-- Я не хотела выходить замуж за графа, – между словами я делала паузы, чтобы речь казалась более основательной. – Не одними богатствами измеряется счастье в жизни, господин барон. А в графе я не видела тех черт характера, за которые могла бы если не любить, то хотя бы уважать мужа.

Барон откинулся на спинку стула, поднял перед собой руки открытыми ладонями ко мне, в извечном жесте мира:

-- Успокойтесь, Ольга. Если честно, я не понимаю, что именно вам не понравилось в графе. Мы воевали вместе. Он отменный воин и прекрасный командир. Он храбр на поле боя, и его солдаты были обучены чуть ли не лучше всех в армии!

Я вздохнула, успокоилась и, придя в себя, села на место и ответила:

-- Господин барон, мне с мужем на поле боя не ходить. Охотно верю, что он замечательный воин и распрекрасный командир, но жить-то мне с мужчиной.

-- И чем же он не устроил вас как мужчина? – сейчас в этом цыганистом парне говорило искреннее любопытство.

Он разглядывал меня, но уже без ехидной усмешки, а вполне доброжелательно, поэтому я спокойно ответила:

-- Граф хвастался. И хвастался не достойными делами, а именно, что своими богатствами. Граф мало что может решить сам в собственном доме, без позволения матери. Он взрослый человек и даже командир отряда, но при этом он маменькин сынок. С моей точки зрения, это не самое достойное качество у мужчины. Я не знаю, почему граф изначально выбрал меня, а не Ангелу. Но я рада, что он не стал моим мужем, – произнося этот монолог, я окончательно остыла и тихо закончила: – Вы можете мне не верить, господин барон, но замужество с графом Паткулем казалось мне почти равноценным монастырской жизни.

Некоторое время в комнате стояла тишина, а потом барон ответил:

-- Рольф… После свадьбы жена может звать мужа по имени. Вы же позволите звать мне вас просто Ольгой?

Я молча кивнула, и Рольф, взяв со стола кувшин с вином, налил два бокала.

-- Выпейте, Ольга. Пара глотков вина перед сном снимет раздражение, и вы лучше отдохнете.

Я машинально отпила из бокала. Вино было полусухим, достаточно легким, прохладным и приятным. На закуску я снова хрумкнула яблоком: потрясающий сорт, который я раньше никогда не пробовала.

-- Почему вы не ложитесь, Ольга, вы меня боитесь?

От неожиданности я подняла глаза: он не улыбался и смотрел на меня вполне серьезно. А вино, которое я с удовольствием отхлебнула еще раз, снимало внутренние барьеры. Потому мой ответ был достаточно честен:

-- Я совершенно не знаю вас, Рольф, мне кажется очень неправильным, даже противным спать с незнакомым мужчиной. Какого-то страха у меня нет, но пока также совершенно нет желания.

Двигался мой муж удивительно быстро и ловко для такого громилы. Вот только что он сидел, а вот он уже стоит передо мной, положив крупные ладони мне на плечи и не давая встать.

-- Посмотрите мне в глаза, Ольга.

В данный момент я могла видеть только завязки колета у него на животе и потому послушно задрала голову. Барон чуть склонился ко мне так, что мы снова смотрели друг другу в глаза:

-- Я никогда не насиловал даже крестьянок на войне. И уж тем более я не собираюсь насиловать собственную жену. Вы мне верите?

Я кивнула: я ему поверила, бог знает почему…

-- Тогда ложитесь уже отдыхать, баронесса Ольга Нордман. Завтра будет тяжелый день, а вечером королевский бал.

Барон сел на свое место и, подперев правую щеку кулаком, внимательно рассматривал меня.

-- А как же… Ну, это… – я смущенно отвела глаза, но все же уточнила: – Ну, пятна на простыни? Утром же прислуга узнает…

Пауза была такой длинной, что я оторвала взгляд от столешницы и огрызка яблока и посмотрела на Рольфа.

-- Где вы слышали об этой глупости, Ольга?! Мне кажется, что этот древний обычай остался только в самых глухих деревнях. Я дворянин, барон Рольф Нордман, и никто не осмелится задавать мне дурацкие вопросы об этой ночи. Так же, как не рискнут спрашивать вас. Ложитесь спать.

Спорить я не стала. Нервное напряжение уже отпускало меня. Молча забралась на взбитый пуховик, натянула на себя пахнущее травами одеяло и почти сразу провалилась в сон.

Глава 27

С утра меня разбудили шум и чужие голоса в комнате. Я испуганно повернулась к дверям, опасливо натягивая одеяло повыше на себя: в комнате топтались два мужика в огромных тулупах и хриплым шепотом спорили:

-- Ось сюды ставим…

-- Сюдой нельзя! Ежли сюдой поставить, дверя не закроется.

-- Мабуть, и закроется? – неуверенно прохрипел первый тулуп.

-- Поставьте сундуки рядом со столом, – этот голос раздался прямо из кровати, в которой я спала.

Ложе слегка вздрогнуло, и барон, который, похоже, проспал всю ночь рядом, уселся на постели, свесив ноги, и беззлобно ругнулся:

-- Обормоты… Жену разбудили… Не могли багаж за дверями оставить!

-- Так ты, господин хороший, больно-то не серчай, – прогудел один из тулупов: – Мы же это… Ить как лучше хотели…

Когда дверь за грузчиками захлопнулась, барон легко соскочил с постели и принялся одеваться. Я стеснительно отвернулась к стенке, не желая смущать его, и потому речь мужа выслушала спиной.

-- Ольга, сейчас я пришлю горничную, и она поможет тебе собраться. Графиня вчера говорила, что ждет нас к завтраку. Желательно не опаздывать, – шаги по комнате двинулись к двери, скрипнули петли, и все стихло.

Я неуверенно села, глядя в темное окно и не понимая, как барон определил время. Впрочем, слишком долго размышлять у меня не получилось: пришла горничная, которая принесла теплую воду и помогла мне собраться. Не выдержав, я спросила:

-- А что, барон? Он вообще не умывался?

-- Как же это не умывался, госпожа баронесса? – женщина даже всплеснула руками от удивления: – Они как проснулись, сразу на поварню пошли, там ихний солдатик ждал, так он самолично господину слил. Опосля муж ваш во двор выскочил, да еще снега набрал и как давай по себе тереть! Я этакой страсти еще и не видела!

К завтраку я почти не опоздала. За столом, кроме меня, мужа и хозяйки дома, скромно сидела еще и Кларимонда Люге. Признаться, я опасалась каких-нибудь вопросов или шуточек по поводу брачной ночи, но ничего такого не было. Графиня с Кларимондой обсуждали предстоящий бал. Таких праздников, оказывается, его величество не устраивал уже давно.

-- Признаться, мне не слишком хочется идти, но, увы, долг требует, – голос графини, как всегда, был сух.

-- А мне такое развлечение в диковинку. Я с большим удовольствием появлюсь там, – заявила Кларимонда.

Графиня посмотрела на нее с некоторым удивлением, слегка нахмурилась и спросила:

-- Госпожа Люге, разве вы выбрали себе мужа? Похоже, я что-то пропустила. Что ж, в таком случае, поздравляю вас…

-- Нет, госпожа Роттерхан, замуж я не вышла, – как-то нагловато усмехнулась Кларимонда.

-- Тогда простите, я не понимаю... Если не ваш муж получил приглашение на бал, то кто пригласил вас? – графиня смотрела на Кларимонду с интересом. Похоже, ситуация была несколько необычная.

-- Я приглашена на бал в качестве личной компаньонки графини Паткуль, – ответила госпожа Люге.

С минуту длилось молчание. Я поняла, что только сейчас до графини дошла роль Кларимонды во всей этой истории. Можно было ожидать от хозяйки гнева, того, что она выгонит Кларимонду из-за стола и собственного дома. Но, похоже, выдержка графини не знала предела. Она лишь слегка раздула от гнева ноздри, любезно кивнув Люге и добавив:

-- Надеюсь, ваше новое место службы вам понравится.

Мы с мужем во время завтрака не проронили ни слова. И только когда хозяйка отодвинула от себя тарелку, барон встал, поклонился и поблагодарил ее за гостеприимство. Графиня оглядела гостя, перевела взгляд на меня и спросила:

-- Господин барон, вы позволите вашей жене провести время до бала со мной? Я думаю, мы должны позаботиться о туалете баронессы.

-- Я буду крайне признателен вам, ваша светлость. А сейчас прошу прощения, но меня ждут дела, – он поклонился хозяйке, взял меня за руку, аккуратно поцеловал пальцы и быстро вышел.

После завтрака графиня лично увела меня в кладовую. Нас сопровождала только Алоисия.

-- Последний раз такие свадьбы проводились много-много лет назад, по окончании Винжурской войны. Тогда воевали больше десяти лет, и отец нашего милостивого короля Эдгар Восьмой возродил старинный обычай победных свадеб. По традиции, на бал после бракосочетания молодая жена должна явиться в том же самом платье. Но те, кто удачно вышел замуж и могут поменять туалет, обязательно делают это, Ольга. Поэтому сейчас мы выберем для вас новую одежду.

Платье было теплого розового цвета, обильно расшитое по подолу и рукавам мелким жемчугом. Цвет был настолько нежный, что подошел бы любому цвету кожи. На мне туалет сидел просто восхитительно. К нему также прилагались туфельки.

Конечно, он нуждался в глажке. И графиня, взглянув на горничную, сказала:

-- Займешься платьем баронессы, Алоисия. И вечером поможешь ей собраться.

Горничная покорно кивнула, не возражая.

***

Днем я немного полистала старые газеты, выяснив для себя кое-какие забавные детали. Например, узнала, что только в двух лавках во всей столице можно купить готовое платье. Это преподносилось в рекламных объявлениях как зарубежная новинка. Узнала, что осень этого года дала прекрасный урожай, и зиму ожидали сытую, хотя и снежную. Узнала, что существует такой человек, как королевский астролог, который вовсе не предсказывал судьбу по звездам, а делал прогноз погоды по сезонам.

Потом меня уложили спать, а проснувшись, я обнаружила в комнате собственного мужа, фыркающего и вытирающего мокрые волосы большим льняным полотенцем. Он был укутан в теплый халат и оставлял на темном полу влажные следы босых ног: явно только что мылся. Похоже, я его тоже слегка смущала, потому просто отвернулась к стене, дав ему возможность одеться. Минут через пятнадцать все стихло. Барон ушел.

Дальше все шло по стандартной схеме: пришла Алоисия и принесла мне плотный ужин. Потом она лично уложила мои волосы в затейливую причёску. На мой взгляд, излишне сложную, но, безусловно, элегантную и идущую мне. Мне помогли одеться, и вместо голубых камней, которые были на свадьбе, Алосися лично надела на меня роскошный комплект розового жемчуга, строго предупредив:

-- Вы, госпожа баронесса, с каменьями поаккуратней. Графиня этот жемчуг ценит больше других украшений. Не дай Бог, что: очень она расстроится.

Крупные жемчужины, казалось, переливались собственным нежным светом. Ажурные серьги из трех бусин каждая слегка покачивались в ушах. Пять самых крупных перлов, окруженных мелкими черными камушками, были вправлены в гребень, которым горничная заколола мне волосы. Пожалуй, мое обручальное кольцо, хоть и очень необычное, идеально вписывалось в этот комплект.

Сегодня мой муж изрядно удивил меня. Вместо привычного колета на нем был тяжелый златотканый камзол, вместо мягких удобных брюк – короткие бриджи, застегивающиеся под коленями, а вместо сапог с бряцающими шпорами – белые чулки и бальные туфли. От неожиданности я даже улыбнулась: барон походил сейчас на принца с картинки. На бал мы отправлялись в карете графини, и именно там она сказала:

-- Сегодня госпожа Кларимонда Люге покинула мой дом.

Сказано это было в воздух и не обращалось конкретно ни ко мне, ни к барону. Да, похоже, графиня и не ждала ответа. Она просто сделала сообщение. Зато в холле королевского дворца графиня, строго оглядев меня, удовлетворенно кивнула:

-- Вы выглядите очень достойно, баронесса.

-- Только благодаря вашей помощи, ваше сиятельство. И поверьте, я очень благодарна вам.

Графиня сухо кивнула и, поманив пальцем лакея, исчезла в каком-то незаметном боковом коридоре. А муж предложил мне руку, и мы заняли место в небольшой очереди перед входом в бальный зал.

В это раз уже на входе нас встречала легкая музыка. В этот раз зал был освещен ярко и равномерно. В этот раз король, встречающий гостей на троне, выглядел значительно более любезным. Муж вел меня по широкой ковровой дорожке с небольшими паузами. Четыре шага – остановка, снова четыре шага. Таким образом, перед его величеством проходила вереница супружеских пар, каждая из которых на мгновение останавливалась, кланялась и, повинуясь жесту стоящего за креслом короля придворного, отходила влево или вправо.

Когда очередь дошла до нас с бароном, его королевское величество неожиданно спросил:

-- Мне следует и вас поздравить с бракосочетанием, барон Нордман? Говорят, в вашу судьбу вмешался случай?

-- Так и есть, ваше королевское величество, – мой муж еще раз поклонился. А король тем временем с любопытством оглядывал меня.

-- Надеюсь, барон, что судьба не обманула вас, – задумчиво произнес король.

-- Я думаю, ваше величество, что судьба была со мной честна, – без улыбки ответил мой муж.

Король кивнул, отпуская нас, и мы, повинуясь знаку человека за троном, отступили влево от сидящего короля. Практически сразу, не успев еще даже сойти с ковра, я увидела графа Паткуля, который стоял у одной из колонн и бережно придерживал за локоть недовольную Ангелу. С другой стороны от графини, на шаг позади, стояла разодетая в пух и прах Кларимонда Люге, совершенно довольная всем на свете. Это был тот момент, когда провинциалка, вырываясь на светскую вечеринку, надевает на себя все лучшее сразу.

Кларимонда блистала серым полутраурным платьем из шелка, обильно расшитого золотом. Пухлую шею стягивало тугим воротничком пятирядное жемчужное ожерелье. Но этого ей показалось мало, и по декольте была пущена массивная золотая цепь с шестью крупными рубинами-кабошонами. Центр выдающегося бюста украшала разлапистая крупная брошь с янтарем и сапфирами. Колец на ее пальцах было даже больше, чем у графа Паткуля. А завершало все это великолепие довольно громоздкое украшение для волос в виде овального медальона, выложенного какими-то желтыми камнями и увенчанного розовыми перьями. У меня ее вид вызвал только улыбку: смотрелась она весьма забавно.

А вот недовольство Ангелы было мне не слишком понятно. На сестре точно так же были роскошные украшения, тяжелые и явно дорогие. Недоумение вызывало только платье. Тоже весьма богатое, но непривычной желто-зеленой окраски в широкую оранжевую полоску. В этом безумном сочетании цветов чувствовалось что-то попугайское, и я никак не могла понять, зачем сестра это нацепила. Она, которая всегда так трепетно относилась к тряпкам, просто не могла надеть это добровольно.

Мой муж поклонился графу и произнес:

-- Ваше сиятельство, я рад видеть вас в добром здравии.

-- О, дорогой Рольф, я также рад вас видеть!

Я поклонилась юной графине Паткуль и, вежливо улыбаясь, сказала:

-- Госпожа графиня, рада встретить вас.

Нос Анжела мгновенно пополз кверху. Небрежно встав ко мне вполоборота, она прощебетала:

-- Иоганн, дорогой, скажи, а нам часто придется общаться с неподходящими людьми?

Кларимонда за ее спиной приняла величественную позу, выпятив и без того обширный бюст и торжественно качнув перьями, а граф смущенно пробормотал:

-- Ангел мой, барон Нордман мой старый боевой товарищ. Будь с ним полюбезнее, Ангела.

Глава 28

Некоторое время мой муж разговаривал с графом, при этом сам граф держался с ним весьма любезно. Сестра же моя, расстроенная непонятно чем, отпустила в мою сторону парочку колючих замечаний и в дальнейшем беседовала только со своей новообретенной компаньонкой.

Госпожа Люге посматривала на меня победоносно, но мне было совершенно все равно, что там думает эта пухленькая дурочка. Связавшись с юной графиней и осознанно напакостив мне, Кларимонда сама выбрала свою судьбу. Думаю, Ангела при первой же необходимости спишет ее со счетов.

Я видела, что и граф, и мой муж испытывают неловкость от этой ситуации, и была рада, когда, попрощавшись, барон увел меня в сторону накрытого фуршетного стола. Длинный стол, обслуживаемый десятком лакеев, в основном был заставлен мясными тушами, большими и малыми. Бессчетное количество кур и гусей погибли, чтобы украсить своей поджаристой шкуркой это пиршество. Центром композиции являлся целиком запеченный баран, рога которого обернули золотистой фольгой. Мясо было отварное, жареное и запеченное. Его подавали на толстых ломтях хлеба, большая часть которого выбрасывалась в специальные корзины.

Для дам, которые мясом не так уж интересовались, были расставлены вазы с фруктами и орехами, тарелки с мочеными яблоками и изюмом. В кубки наливали медовый взвар вместо вина. Особый ажиотаж вызвало мягкое домашнее мороженое. Грех жаловаться, оно действительно было очень вкусным, но разобрали его почти мгновенно, и барон, слегка покосившись в мою вазочку, грустно отвел глаза. Я усмехнулась про себя: «Кто бы мог подумать, что этот красавчик и мужественный воин – тайный сладкоежка!»

-- Хотите попробовать?

По тому, с какой скоростью барон повернулся на мои слова, я поняла, что все угадала правильно: он действительно любит сладкое. Впрочем, пробовал лакомство Рольф весьма сдержанно: съел пару ложек, поблагодарил меня и спросил, есть ли у меня сегодня настроение танцевать.

Я слегка растерялась, потому что слабо себе представляла, как будет проходить этот процесс. То ли опять будут только девичьи хороводы, то ли все же здесь танцуют парами? На всякий случай я решила отказаться.

Для меня весь бал свелся к тому, что мы медленно, под руку, переходили от одной кучки людей к другой, немного разговаривали, обменивались комплиментами, обязательно упоминали, какой роскошный стол накрыл для гостей наш король, и снова расходились.

За танцами я предпочла наблюдать со стороны. Были они разные, в том числе и парные: женщина с мужчиной. Только вот учить такой танец пришлось бы весьма долго: слишком много сложных и вычурных движений, которые не запомнишь за один раз. Здесь снова блеснула моя сестра.

Во время танца со своим мужем, (Бог весть, когда Ангела успела его выучить) она вновь прибегла к фокусу с платком. Только теперь платков этих было два, по одному в каждой руке. Да и цвет летящего шелка был вызывающе алый. Зал почти завороженно смотрел, как взлетают в воздух и вьются огненные лоскуты. Даже король несколько раз хлопнут в ладоши, одобряя искусство молодой графини.

Ангела раскраснелась от удовольствия, находясь в центре внимания. Щебетала птичкой на комплименты окруживших ее придворных, и даже ее нелепое платье не портило цветущую молодость и грацию. На графа Паткуля смотреть мне было неловко: он раздувался от удовольствия, любуясь своей красавицей женой, чувствуя зависть во взглядах мужчин, и явно гордился одобрением короля. Увы, я слишком хорошо знала Ангелу и понимала, что долго его счастье не продлится.

За эту половину ночи, что мы провели во дворце, я успела познакомиться с доброй полусотней человек и, разумеется, почти никого из них не запомнила. Больше, чем на все остальное, я обращала внимание на своего собственного мужа. Оценивала, как он себя ведет, что говорит, как держит себя с равными, а как – с вышестоящими. Я была пристрастна изо всех сил, я выискивала хоть какой-нибудь недостаток вроде снобизма или хвастовства, но ничего похожего так и не заметила.

Барон был вежлив без приторности, любезен без излишеств, а главное – весьма внимательно обходился со мной. Он ни на минуту не оставил меня одну и в разговоре с другими мужчинами не забывал о том, что я стою и скучаю рядом, потому все разговоры заканчивались довольно быстро его словами:

-- Простите, дорого Анжеро, но я вижу, что моя супруга заскучала.

-- Что ж, барон, рад был с вами повидаться и поздравить вас с бракосочетанием. Мое почтение, любезная баронесса Нордман.

Эти самые слова, “баронесса Нордман” звучали сегодня так часто, что к концу вечера я перестала вздрагивать и напоминать себе, что это обращаются именно ко мне, а не кому-то еще.

Домой мы вернулись за полночь и совершенно без сил. У меня даже не было желания возмущаться, когда горничная снимала с меня одежду, а рядом Рольф небрежно стаскивал с себя бальный костюм. До кровати мы еле доползли. И ни его, ни меня не смутил сосед под одеялом: мы уснули мертвым сном почти мгновенно.

***

Утром, когда я пробудилась, Рольфа уже не было рядом. Мы встретились только за завтраком, где он мне сообщил:

-- Завтра утром мы выезжаем, Ольга. Мой обоз очень невелик, и я смогу вам выделить только две телеги. Постарайтесь уместить туда все вещи и оставьте место для себя.

-- А вы? Для вас тоже нужно оставить место?

Муж засмеялся и ответил:

-- Я еду верхом. Если бы мы передвигались летом, я повез бы вас на своем коне. Но зимой лошадям и так трудно, потому вы поедете в телеге.

Может, это было и не слишком любезно с его стороны, но я прекрасно понимала, что слишком мало разбираюсь в путешествиях и местных трудностях, а потому спорить не стала. Только кивнула, соглашаясь, и ответила:

-- Я постараюсь не подвести вас. Но у меня всего один сундук с приданым и еще шуба. Думаю, две телеги мне не понадобятся, достаточно и одной.

Графиня вмешалась в наш разговор совершенно неожиданно:

-- Вам понадобятся две телеги, баронесса.

Мы с мужем встретились взглядами. Я незаметно пожала плечами, поясняя, что не понимаю, о чем говорит хозяйка дома. А госпожа Роттерхан после небольшой паузы продолжила:

-- Не пристало северной баронессе кататься в телеге, как простой крестьянке. Вы поедете в моем зимнем экипаже. Там есть печка и все необходимые удобства. Кроме того, сегодня мы займемся вашим приданым. Так что готовьте ваши телеги, господин барон, – при этом голос ее был чуть скрипуч и совершенно не эмоционален, так же, как и обычно. Да и выглядела она сухо, строго и неприступно.

В конце завтрака она добавила:

-- Мой зимний экипаж, барон, вы перешлете мне с оказией при первой возможности. Сейчас торговля будет восстанавливаться, и скоро к вам в ваше и соседние баронства станут наезжать купцы. Один из них передаст вам мою записку. Вот ему-то вы и отдадите экипаж.

Я не знала, как на это реагировать, а мой муж просто посмотрел госпоже Ротеттрхан в глаза, чуть склонил голову и негромко сказал:

-- Я очень благодарен вам за доброту, госпожа графиня. Если вам понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.

***

В этот раз в кладовую госпожа графиня взяла с собой аж трех горничных: Алоисию и еще двух крепких служанок. Она заставила распахивать и перебирать бесконечные сундуки. В результате этой возни я стала обладательницей двух огромных пуховых одеял из красного атласа, четырех таких же огромных подушек, шести комплектов постельного белья на все это великолепие. И огромного, просто гигантского тяжелого жаккардового покрывала, которое предназначено было украшать нашу спальню днем.

В сундуки складывались теплые и мягкие ночные рубахи и тонкие батистовые. Вязаные длинные чулки для зимы и тонкие шелковые со швом для лета. Туда же легла пара новых халатов для меня и мужа из мягкой шерсти с шелковистой сатиновой подкладкой. Добавился сундук с несколькими роскошными льняные скатертями, стопками полотенец и простыней. В эти белые ткани аккуратнейшим образом завернули несколько предметов из стекла: графиня снабдила меня дюжиной стеклянных стаканов и несколькими вазами.

Еще один сундук заняли длинные отрезы тканей: шелк, бархат, атлас и рулон парчи. Второй, побольше размером, наполнили ткани попроще: льняные, полушерстяные и хлопчатобумажные. Был еще набор серебряных вилок и ложек. И большой ларец, который графиня назвала “девичьей радостью”: наполненный простенькими, но очень симпатичными украшениями из серебра с цветными камушками.

Добавился сундук с прекрасно выделанными овечьими мягкими шкурами, сундук с белоснежными заячьими шкурками, рулоны сукна и огромные корзины сухпайка: белые сухарики, глиняные горшочки с медом и топленым маслом, мешок травяного сбора, огромный копченый окорок, который завернули в несколько слоёв серой бумаги и уложили в корзину к жареным курам. Пакеты с изюмом и финиками, ларец, разделенный на несколько отделений, где хранились черный перец, стручки ванили, анис и другие пряности. И еще много разного по мелочи, что я не в состоянии была запомнить.

Укладкой вещей графиня руководила лично, и весь этот тетрис упаковывали под ее надзором. Ближе к вечеру, глядя на мое ошалевшее лицо, графиня сказала:

-- Алоисия, сделай нам с баронессой крепкого взвара и подай гречишный мед. Это взбодрит нас.

Глава 29

Пить взвар графиня увела меня в свои личные комнаты. Было немножко неловко, но я аккуратно старалась рассмотреть все, что меня окружало. Графиня была интересна мне сама по себе, а кроме того, это была первая комната, про которую я смогла сказать, что она была оформлена стильно.

Правда, стилистика эта была мне совершенно непривычна. Я предпочитала меньше мебели и больше света. Но из всех жилых помещений, что я видела раньше, эта комната была самой уютной. Здесь все располагало к покою. Не было официоза трапезной, не было богатых понтов королевского бального зала, но не было и убогости нашей с Ангелой комнату в доме баронессы.

Кровать пряталась в глубокой нише, отгороженная от комнаты теплыми шерстяными шторами шоколадного цвета. Стены, как и везде, беленые, были легкого персикового цвета.

Два высоких окна занавешены плотным шерстяным джерси. Возле одного из них штуковина, похожая на мольберт. Там хозяйка вышивала какую-то картину. Краем глаза я отметила сочные оранжевые плоды, похожие на апельсины. Самым приятным в комнате было именно цветовое решение, греющее теплыми тонами в эту холодную зиму. Вместо печи – камин, который уютно освещал довольно большой овальный стол, покрытый скатертью в тон к шторам и балдахину.

– Ваше сиятельство, я так благодарна вам за помощь и щедрость… – графиня небрежно взмахнула рукой, приказывая замолчать.

В камине тихо потрескивали дрова, пахло сухими травами, сдобой и чуть-чуть – дымом. Я чувствовала себя неловко от того, что её сиятельство даже не захотела выслушать благодарность. Может быть, я сделала что-то не так?!

-- Баронесса Нордман, – сухо сказала графиня, – раз уж здесь нет ни одной вашей родственницы, которая могла бы дать вам наставления, я возьму эту обязанность на себя. Я думаю, что вам придется очень много работать, но не стоит этого бояться: Господь воздает за труды. Заботьтесь о своем муже, любите и почитайте его, и я уверена, что ваш брак не будет приносить огорчений.

В общем-то, хозяйка говорила весьма разумные вещи, поэтому я только покорно кивала головой. Я была благодарна ей и решила, что графиня имеет право на небольшую долю нравоучений. Она некоторое время еще поучала меня, а потом, вздохнув, отхлебнула чаю и произнесла:

-- Будем надеяться на лучшее, баронесса. И не будем роптать, если Господь сочтет ваши усилия недостаточными, – с некоторой горечью в тоне закончила она.

Вопрос вырвался у меня прежде, чем я сообразила, как жестоко он звучит:

-- Вы говорите о своей дочери, графиня? – ляпнув, я тут же сообразила, что наделала, и машинально испуганно прикрыла рот ладошкой.

Графиня на миг замерла, сжав губы в тонкую ниточку. Затем резко выдохнула и сказала:

-- Да. Надеюсь, Господь простит мне эту дерзость. И гнев… – она перекрестилась и замолчала.

Я также боялась нарушить тишину. Некоторое время мы просто слушали, как потрескивают в камине поленья: этот звук немного успокаивал. Заговорила графиня тихо, но голос ее понемногу набирал силу. Она как будто пыталась задавить в себе тоску, рассказывая о ранней гибели любимого мужа, о том, как буквально через год скончался его младший брат, последний носитель титула; как она одна берегла и воспитывала дочь, всю жизнь сожалея, что так и не удалось родить мужу сына-наследника. О том, как она вымолила у короля позволения не отдавать графский титул в жадную и хищную боковую ветвь семьи, а передать его мужу своей дочери. О том, как долго она искала достойного жениха, который любил бы ее дочь, но и не уронил бы честь семьи Роттерхан, и как нелепо погибли оба молодых за несколько дней до свадьбы при пожаре в её поместье.

-- После похорон я переехала в город и с тех пор бессмысленно копчу белый свет при дворе короля. Надеюсь, баронесса Нордман, ваша судьба будет более удачной. Моя девочка, моя Карлотта достойна была долгой и счастливой жизни… Раз уж я не уберегла ее… Может быть, Господь будет милостив к вам? Я помолюсь об этом.

Несколько минут я просто не могла говорить, боясь разреветься. Так жалко было мне эту сухую одинокую старуху. Я еще больше стала уважать ее за стойкость и несгибаемость. Но жалость была превыше всего, и я тихонько спросила:

-- Ваше сиятельство, после смерти Карлотты прошло уже больше десяти лет, а вы все никак не можете залечить рану в своем сердце. Правильно ли это?

-- Такие раны не лечатся.

– Ее нельзя вылечить полностью… Но рана уже могла бы зарубцеваться, а ваша все еще кровоточит.

Графиня как будто бы уже стеснялась своих откровений и сидела за столом вполоборота ко мне, неотрывно глядя на игру огня в камине. Пауза была длительная, но потом она спросила:

-- И как, по-вашему, можно залечить рану?

-- Простите, что я полезла с непрошенными советами…

-- Говорите, баронесса Нордман.

Я собралась с духом и ответила:

-- Далеко не все девушки вышли замуж. Многих отправят в монастырь. А ведь служение Господу должно идти от сердца. Вы могли бы удочерить кого-то из них и спасти христианскую душу от ненависти к миру и жизни.

– Вы предлагаете мне разбавить кровь графской ветви Роттерхан? – в голосе ее звучали горечь и раздражение.

– Знаете, ваше сиятельство, я думаю, что родство по крови не самое главное в этой жизни. Гораздо важнее родство по духу.

Мы обе помолчали, а потом я тихо добавила:

– Ведь Ангела – моя родная кровь. Но вы сами видели, госпожа графиня…

Больше в комнате не прозвучало ни слова. Через несколько минут графиня жестом отпустила меня. И я ушла, ругая себя за длинный язык и за то, что полезла не в свое дело: «Зачем я сунулась ее поучать? Только душу бедной старухе растревожила!».

***

Пожалуй, я уже начала привыкать к мысли, что вместо Анжелы и Лизелотты каждое утро вижу в своей постели молодого красивого парня. Муж по-прежнему держался вежливо и слегка отстраненно, за что я была ему бесконечно благодарна: любовные игрища сейчас интересовали меня в последнюю очередь.

К завтраку хозяйка дома не вышла, и мы поели в полной тишине.

Во дворе меня ожидал домик на полозьях с графскими гербами на дверце. Стелился дымок из невысокой трубы. Бородатый кучер в тулупе подтягивал какие-то ремешки на упряжке коней. Муж распахнул мне дверцу и сказал:

-- Мы торопимся и поедем быстро, пока не догоним обоз графа.

В нашем собственном обозе, кроме моей кибитки, было шесть телег и всего девять человек, включая барона и меня. Две из этих телег везли мои сундуки.

Внутри домик оказался гораздо уютнее, чем тот, в котором мы с сестрой ехали в столицу. Самое забавное, что я даже обнаружила некое подобие туалета: в самом конце находилось то, что сперва я приняла за шкаф. Но это был не шкаф: за дверцами прятался деревянный «трон», из которого все падало и выливалось прямо на дорогу. Чтобы через это отверстие не попадал холодный воздух, трон плотно закрывался лаковой деревянной крышкой. Я поулыбалась над чудесами местной техники, но все же это оказалось гораздо удобнее, чем останавливать кибитку и искать укромное место на заснеженной обочине.

В домике графини даже было окно с двойным остеклением. Сквозь него я пронаблюдала, как ловко мой муж запрыгнул на массивного вороного коня с гривой, заплетенной в косы, роскошным хвостом и мохнатыми ногами. Надо отдать ему должное, смотрелся он на этом жеребце великолепно.

Барон громко скомандовал: “Поехали!”. И началось наше длинное путешествие.

Сама поездка оказалась достаточно скучной. Днем была возможность смотреть в окно, и я любовалась или крошечными заплатками деревень, полузанесенными снегом на бескрайних полях, или темной стеной зимнего леса.

К вечеру, когда за окном темнело, я зажигала свечу и читала. В боковом кармане над моей койкой нашлось два печатных томика. Библия, которую я сочла нужным изучить хотя бы поверхностно. И несколько легкомысленный светский роман о пытавшемся завести любовницу молодом мужчине. Сюжет так отчетливо перекликался со знаменитой «Летучей мышью», что я разулыбалась, находя совпадения.

Общий обоз графа Паткуля, в котором мы ехали, был просто гигантский. Где-то впереди волокли возок графини Паткуль, в середине ехала еще одна семейная пара, с которыми я изредка сталкивалась на привалах и вежливо раскланивалась. А уже в самом конце обоза, впереди шести наших телег катился мой возок.

Чаще всего ночлег устраивали прямо на улице. Мужчины разводили костры, коней кутали в попоны, варили кашу в огромных котлах. Была возможность выйти и основательно размяться. Несколько раз ночлеги устраивали в деревнях. Тут я мужа не видела совсем: он уходил с возницами на сеновал. Я с удивлением наблюдала, сколько ему самому приходится работать.

Каждый вечер он тщательно чистил своего красавца жеребца и задавал ему корм. Он колол дрова и чистил снег под площадку для ночлега. Он не брезговал никакой работой и даже помогал в ремонте одной из телег. Чем больше я смотрела, тем больше понимала, что этот самый барон, волей случая доставшийся мне в мужья, не самый плохой вариант и, кажется, весьма достойный человек.

На двенадцатый день пути барон сказал за ужином у костра:

– Если Господь даст хорошую погоду, через два дня мы прибудем в замок графа Паткуля. Там остановимся на два дня: нужно будет дать роздых коням.

Глава 30

Через два дня к вечеру мы прибыли в Партенбург, главный город графства. Жилище графа резко отличалось от королевского. Если королевский дворец когда-то начинался с небольшого замка, который потом достраивали и перестраивали, стараясь по мере роста богатства хозяев придать ему торжественный стиль и парадность, то дворец графа Паткуля изначально строился дворцом, а не защитным сооружением. Никаких нелепых надстроек и несимметричных башен. Архитектурно грамотный ансамбль.

Пять этажей дворца светились высокими, округлыми вверху окнами дружелюбно и открыто. Заснеженный парк встречал нас теплым светом фонарей, а чуть ниже, под холмом, на котором вольготно раскинулся графский дом, расположился двух-трехэтажный город. Благодаря свежевыпавшему снегу и ярким огонькам в окнах он выглядел как рождественская открытка – умилительно старинным и очаровательным.

Все телеги и повозки сразу же отгоняли на задний двор к хозпостройкам. У широкого крыльца высадился сам Иоган Паткуль с молодой женой и ее компаньонкой и гости: супружеская пара – барон Эрик Обер со своей женой и я с мужем. Еще четверо гостей были без пар – сослуживцы и вассалы графа, которые возвращались домой к семьям: детям и женам.

В просторном теплом холле, где слуги почтительно выстроились двумя длиннющими рядами слева и справа от входа, графа ждала его мать, вдовствующая графиня Паткуль.

Тот портрет хозяйки замка, который граф носил на груди, похоже, писали лет десять, а то и пятнадцать назад. Вместо аккуратного кружевного чепца на голове графини было сложное атласное сооружение, полностью скрывающее волосы и заложенное многочисленными складками. Полностью закрыты были даже уши, а вместо сережек на краях головного убора у щек висели какие-то тяжелые украшения. Сильно добавилось морщин, да и сами щеки изрядно ввалились, отчего губы казались совсем уж тонкими, а нос в два раза длиннее, чем на старом портрете, но она не выглядела злой, коварной или желчной. Перед нами просто была пожилая дама строгого нрава.

Графиня по-прежнему носила черное вдовье платье, но теперь вместо скромной кружевной полоски по вороту на плечах раскинулся многослойный белый воротник: поверх белого пике – легкая газовая накидка. Статус дамы подчеркивали черные короткие бусы, на которых висел массивный медальон с крупным темно-алым камнем и золотой графской короной над ним. Губы графини были поджаты так же, как и на портрете, и почти полностью отсутствовали ресницы и брови. Она не была уродлива, но чувствовались властность и строгость.

-- Рада твоему возвращению домой, Иоган. И счастлива обнять тебя, сын мой.

Ангела скромно стояла у локтя графа, потупившись и вроде как стесняясь. Ну-ну...

Кларимонда старательно пряталась за спиной новой хозяйки. Граф же, быстро утратив достаточно большую долю самоуверенности и излишней болтливости, подошел к матери, встал на одно колено и, поймав ее руки в свои, поцеловал их по очереди.

Черты лица графини смягчились, и узкие губы тронула мягкая улыбка: видно было, что сына она любит. Ласково поглаживая его по голове, она нежно сказала:

-- Представь меня своей жене, мальчик мой. И не забудь про своих гостей!

На несколько минут воцарилась суматоха. Граф по очереди представлял нас матери, лакеи торопились принять верхнюю одежду. И только когда гомон слегка стих, графиня кивнула невестке и сказала:

-- Ну что ж, юная графиня Паткуль, пойдемте, я лично представлю вам ваших слуг.

Она вела молчаливую Ангелу и следующую за ней госпожу Люге строго по центру, между двумя шеренгами прислуги и, поворачивая поочередно голову направо и налево, объясняла:

-- Это наш главный сенешаль, господин Будо… Это старший повар Тобиас…

Не знаю, что там успела запомнить Ангела, но я точно была счастлива, когда лакеи взялись нас провожать по комнатам. Нам отвели покои на третьем этаже и приставили пожилую, но весьма бодрую горничную.

-- Ханной меня зовут, госпожа баронесса. Ежели помыться желаете, так мыльню с после обеда уже топят, и вы только прикажите… А еще не велите ли ваши вещи разобрать?

Помня о том, что мы будем гостить не один день, я велела кучеру занести в дом один из сундуков с одеждой. Наверняка к столу потребуется и платье понаряднее, и, может быть, даже украшения.

Мыльни в графском доме представляли собой несколько комнат, расположенных анфиладой и очень жарко натопленных. Влажные скользкие полы были выложены каменными плитами. Несколько вделанных в стену котлов содержали горячую и даже кипящую воду. Вдоль стены, разделяющей помещение, стояли бочонки с холодной водой. В каждой из таких комнат имелось еще и по широкой каменной лежанке. К мыльне была приставлена служанка, этакая гром-бабища, ростом не меньше самого графа и с такими же широкими плечами.

-- …это, госпожа баронесса, они в столицах своих дурью маются, а ежли помыться хорошо желаете, скидывайте белье, а уж я вам угодить сумею. И дурного даже не думайте: сама графиня каждую седмицу обязательно ко мне приходит.

Из одежды на банщице было только что-то вроде холщового фартука с большими широкими карманами.

Пожалуй, это оказалась одна из самых приятных вещей, которую я услышала в этом мире. Конечно, нельзя было мыльню назвать настоящей баней – жар не тот. Зато сама эта Недда, служанка при мыльне, как выяснилось, умела делать потрясающий массаж!

Сперва, взбив в небольшом тазике обильную мыльную пену, она намылила меня с ног до головы, окатила достаточно горячей водой и принялась мылить второй раз, уже начиная с волос. Даже моющие средства здесь не воняли хозяйственным мылом, а пахли хоть и излишне сладко, но достаточно привычным цветочным запахом. Прополоскав мои волосы травяным настоем, Недда свернула их клубком на макушке и заколола тонкими деревянными палочками.

– От теперь добро: не помешают они, госпожа баронесса.

После того как моя кожа начала поскрипывать от чистоты, Недда намылила и сполоснула лежанку, плеснула на руки немного масла и, велев ложиться, размяла мне все тело так, что к концу массажа я только сладко поскуливала.

Потом в дело пошли шероховатые камушки, которыми она потерла мне ступни и каждый пальчик на ногах. Затем осмотрела руки и ладони, одобрительно кивнув и заметив:

-- Тут даже и тереть не надо, и так все нежненько.

Последнее, чем она занялась – мое лицо. Недда принесла в небольшой плошке кусочек засахаренного меда и начала скрабировать мне лицо, шею и зону декольте аккуратными нежными прикосновениями, приговаривая:

-- Оно конечно, здесь мыльни еще не настоящие. А вот там у вас на северах совсем люди удержу не знают! Прямо в мыльне у них печка стоит с каменьями. И туда они воду плескают, а потом в этом пару и сидят до седьмого пота. Говорят, госпожа баронесса, оченно это для здоровья пользительно! В детстве возил меня отец в те земли, но долго я не выдержала по малолетству-то.

Выходила я из мощных рук Недды, полностью обновленная и помолодевшая лет на десять. Реально чувствовала себя почти ребенком. Больше всего мне хотелось рухнуть и уснуть, но это было невозможно: предстояло ужинать в общем зале с хозяевами.

Рольф вернулся в нашу комнату минут через пятнадцать после меня, с благостной улыбкой на лице:

-- Если бы у меня хватило денег перекупить Флинна, я бы сделал это, невзирая на уважение к графу.

По улыбке было понятно, что он шутит, но просто очень доволен жизнью. Очевидно, в мужской половине мыльни все обстоит так же замечательно.

Помогая мне одеться Ханна приговаривала:

-- Волосы у вас богатые, госпожа. Такие долго не просохнут, потому мы их сейчас в чепчик приберем. Никто и не увидит, что сырые. Завсегда графиня в гостевых комнатах велит чистые чепчики держать.

Назвать это чепчиком было сложно. Горничная просто собрала мне волосы в узел и затянула его в плотную полотняную ткань, сверху закрепив небольшой полоску кружева: для красоты, как я поняла.

Думаю, все гости были вымотаны дорогой, также как и я. Потому ужин, накрытый в трапезной, прошел очень тихо, быстро и спокойно: все мечтали добраться до кроватей. Перед тем, как покинуть трапезную, графиня обратилась к сыну и гостям:

-- Иоган, раз уж твое бракосочетание состоялось в столице по воле короля, то свадьбу мы должны отметить здесь, не обижая отмененным балом наших соседей. Как только прискакал посланный тобой гонец с письмом, я велела начать подготовку и разослала приглашения, – графиня сделала небольшую паузу и обвела взглядом всех присутствующих взглядом: – Почтенные гости, разумеется, все вы просто обязаны остаться здесь. Через два дня съедутся соседи, утром будет молебен о даровании наследников дому Паткуль, а потом, пусть и с опозданием, свадебный пир.

Морщиться было нельзя, но удержалась я, признаться, с трудом. Мне хотелось побыстрее добраться до места и определиться наконец-то со своим углом, не чувствуя себя в этом мире странницей. Искоса глянув на мужа, я заметила, что его улыбка тоже несколько «резиновая». Однако он, как и барон Обер, встал и поблагодарил хозяйку дома за приглашение от имени нашей семьи.

Уже в спальне, предварительно удалив горничную, привычно повернувшись друг к другу спинами и готовясь ко сну, муж с некоторым сожалением вздохнул и сказал:

-- Я так надеялся этого избежать…

-- Избежать чужой свадьбы? Вы не любите пиры, барон?

Барон вздохнул, еще некоторое время шуршал одеждой у меня за спиной, а потом ответил:

-- Ольга, мы женаты уже почти две недели. Несколько неуместно обращаться ко мне на «вы» и звать меня бароном. У меня есть имя.

-- Прости, Рольф… Я все время забываю…

-- Привыкайте, баронесса Нордман, – с улыбкой в голосе ответил мой муж.

Я слегка фыркнула в ответ на эту усмешку и все же уточнила:

-- Почему ты не хочешь на пир, Рольф?

-- Потому что придется задержаться. Но даже этого мало. Свадьба, точнее, свадебный пир -- очень значимое событие. Нам придется изрядно потратиться на подарок.

Больше всего в его речи мне понравилось слово «нам». Это что, он уже считает меня частью своей семьи? Он будет со мной советоваться? Беседовать о расходах и прочих важных вещах? На всякий случай я решила деликатно уточнить этот вопрос:

-- И что ты собираешься подарить им?

-- Завтра с утра Иоган заплатит мне твою виру. Как ты думаешь, сколько денег мы сможем выделить на подарок?

От неожиданности я даже повернулась к нему лицом и спросила:

-- Скажи, Рольф, а кому вообще принадлежат эти деньги?

Он задумался, и взгляд его стал рассеянным. Потом с недовольной гримасой, пожав плечами, ответил:

-- Бог знает, Ольга. Случай редкий. А я не настолько хорошо знаю законы.

-- Ты сильно устал, Рольф?

-- Еще не падаю с ног, но для надежности лучше бы лечь, – ответил муж с улыбкой.

Он стоял передо мной в тонкой полотняной нижней рубахе и таких же полотняных узких кальсонах, доходящих до середины икр. На пляжах, да и в городе летом, я видела кучу людей: и мужчин, и женщин, одетых гораздо более легко. Топы и короткие шорты – абсолютно обычная одежда в моей прошлой жизни. Но почему-то меня посетила мысль, что по меркам этого мира я вижу нечто довольно интимное. Смутившись и отведя глаза в сторону, я сказала:

-- Ну что ж, давай ляжем и поговорим в постели.

Глава 31

Разговаривали мы обо всем достаточно долго. На столе ярко горели свечи, да и камин, потрескивая дровами, добавлял тепла и уюта. Я расспрашивала о землях. Маленький городок Нордман, сейчас полуразоренный. Было больше восьмисот человек, осталось… Кто ж знает, сколько осталось?

– Пойми, Ольга, два года назад город был взят полностью. Соседние баронства крупнее, они устояли. А мое… Приедем, все увидим сами. И не беспокойся так: я пошутил насчет служанки.

– В смысле: пошутил?!

– Как бы ни было худо, но уж прислуга для черной работы у тебя будет.

Плюсом к городу четыре деревни и два села. Заодно узнала разницу между селом и деревней. Оказывается, если есть церковь, то это село. Все остальное – деревни, даже если там народу живет больше.

В какой-то момент мне стало неудобно смотреть на Рольфа: затекла шея, которую я постоянно поворачивала к нему. И я села на кровати по-турецки.

-- Пожалуй, так будет удобнее, – он уселся напротив меня в той же позе.

-- Так вот, Рольф, я не знаю, в каком состоянии ваши земли и насколько бедно будем мы с вами жить. Но считаю очень важным обсуждать в семье все крупные траты.

Он удивленно вскинул бровь и спросил:

-- Вы собираетесь управлять моими землями, госпожа баронесса?

-- Какие глупости вы говорите! – и только потом заметила на его губах ироничную усмешку. – Никакими землями я управлять не умею, и вы это прекрасно знаете. Так что нечего меня подначивать! - с возмущением заявила я. – Но мне хотелось бы, Рольф, сделать все возможное, чтобы наше жилье стало уютным и удобным. Для этого, безусловно, понадобятся какие-то расходы. Именно поэтому я и хочу, чтобы денежные дела семьи вы обсуждали со мной.

Некоторое время муж сидел и молчал, рассматривая меня с интересом. Наконец он заговорил:

-- В семье, госпожа баронесса, муж с женой на «вы» другу к другу не обращаются. Кроме того, семья предполагает наличие детей…

Почувствовала, как кровь волной прилила к ушам и лицу. Нервно заправив прядь волос за правое ухо, я отвернулась к стене и, стараясь казаться равнодушной, ответила:

-- Я, в общем-то, и не против детей… Но не прямо же сейчас их делать! Вы же сами говорили, что дом и земли основательно разорены. Так что сперва требуется все устроить…

Большая теплая рука легла мне на плечо, и я замерла от неожиданности: «Он что?!.. Он прямо сейчас?!.. Я еще совершенно даже и не думала…».

Когда Рольф заговорил, его голос звучал так бархатно и ласково, что у меня мурашки побежали по спине. Плечо под его рукой наливалось жаром, который медленно и плавно растекался по всему телу. А этот наглец, заправив мне за левое ухо прядь волос, начал мягко поглаживать мочку, заявив:

– Я с удовольствием бы приступил к этому волнующему действу немедленно, Ольга… Наследники – это очень важно для бедного баронства! Но, увы, боюсь, что моя молодая жена сейчас найдет мне другое дело.

Я вопросительно уставилась на него. А он продолжил:

– У нее, Ольга, у этой юной и прекрасной девы, так горят от смущения уши, что я просто опасаюсь пожара в спальне!

– Ах ты ж!..

Все мое смущение как рукой сняло! Ну, пусть не совсем все, но процентов на восемьдесят точно. Подначивать он тут меня будет! Я схватила подушку и треснула обнаглевшего барона…

Надеюсь, мы не перебудили смехом всех соседей в этом крыле дома. Крепко получив несколько раз моей подушкой, пару раз вяло ответив своей и благородно сдавшись, барон разлегся на кровати, умильно поглядывая на меня и периодически потягиваясь, как сытый кот на солнышке. Потом похлопал рукой по перине:

– Укладывайтесь, дорогая баронесса! Мы еще не все проблемы обсудили! А вот скажите, как вы относитесь к королевскому налогу на морковь? Это такой важный вопрос, а мы совсем упустили его из виду!

Я видела, что Рольф придуривается и подшучивает надо мной, но ведь он и не догадывался, с кем играет. Так-то я вполне уже большая девочка, да и про секс знаю не меньше, чем некоторые средневековые бароны. Стоит ли тянуть? Он… На самом деле это ночное “побоище” со смехом и подначками сблизило нас почти мгновенно. Он больше не казался мне просто симпатичным чужаком. Он был почти свой. Человек, который стал моей семьей. Моим мужем. Мужчина. Мой мужчина…

Я “смущенно” потупилась, взбираясь на высокую кровать и специально приподнимая сорочку так, чтобы ноги были видны почти во всю длину. Почти…

Поймала настороженный и заинтересованный взгляд. Вновь села по турецки, но уже вольно откинув ткань с коленей. Склонилась к лицу мужа, ласково и медленно провела пальцем по четкой скуле, задержалась на подбородке, скользнула к губам…

Слегка поглаживая нижнюю, которую Рольф нервно облизал, спросила:

– Может быть, кто-нибудь уже научит юную баронессу целоваться? Например, муж. Или мне поискать других учителей?

Я не старалась казаться роковой женщиной. Я просто расслабилась и позволила мужу руководить. И в полной мере оценила его деликатность и аккуратность, его желание и страсть, которую он сдерживал так умело, боясь причинить лишнюю боль…

Он лежал рядом, стараясь выровнять дыхание, закрыв глаза и мягко водя кончиками пальцев по моему лицу:

– Спи… Потом будет гораздо лучше. А пока спи, моя нежная и храбрая девочка.

***

Ранний завтрак нам подали в комнату. Словоохотливая Ханна, накрывая стол, болтала:

-- … каждую седмицу перед выходными! Этот обычай еще самолично графский папенька завел. Сперва народ не больно-то внимание обратил, а потом ему госпожа графиня подсказала на этот день господскую пошлину немножко снизить. Это я еще совсем девчонкой была, и то помню! Завсегда перед воскресением Господним на торжище у нас истинное столпотворение. Оно ж всем выгодно: поменьше заплатить, побольше заработать. А даже и покупатели к этому дню со всех городков и сел окрестных съезжаются, потому как выбор больше и торговцы охотнее уступают. Вот ежели после завтрака надумаете сходить туда, аккурат в самую кутерьму и попадете.

Завтракали мы переглядываясь и улыбаясь -- эта ночь сблизила нас. Меня сильно заинтересовали слова мужа, сказанные к концу завтрака:

-- Я в любом случае планировал задержаться здесь не меньше, чем на двое суток. Коням нужен роздых, да и едем мы с вами в практически пустой дом. Там действительно голые стены, Ольга. Поэтому сегодня нам нужно закупить все припасы, которые могут понадобиться до конца весны. Единственное, что есть сейчас целое в моем замке – это конюшня и сенник. Когда мои люди отправлялись домой, я дал с собой некоторую сумму командиру стрелковой дюжины Конору. Он обещал закупить корма для коней: осенью они дешевле. Все остальное нам нужно будет приобрести здесь, -- он вопросительно уставился на меня, как бы спрашивая, справлюсь ли я.

Я, недовольно всплеснув руками, с возмущением сказала:

-- Рольф, а нельзя было сообщить об этом раньше?!

-- А какая разница? – искренне удивился он.

-- А такая разница, что я бы составила нормальный список того, что нам необходимо. А сейчас я запросто что-нибудь забуду и пропущу!

-- О, я не знал, что ты умеешь читать, Ольга.

-- Читать, считать и писать… Нас учили в монастыре, – поспешно объяснила свою излишнюю грамотность я и, не удержавшись, голосом кота Матроскина из мультика добавила: -- «А я еще и вышивать умею.».

Муж посмотрел на меня с удивлением, пожал плечами и ответил:

-- Разумеется, умеешь. Вышивать умеют все женщины, – уверенно добавил он.

Я только вздохнула в ответ. Совершенно невозможно рассказать ему то, что я умею и знаю на самом деле. Но перед походом на местный рынок я опробовала для себя местные бумагу, перо и чернила. И потратила полчаса времени: мне нужно было оставить хотя бы примерный план массовых закупок. Писать пером, которое нужно макать в чернильницу, было неудобно и непривычно. Я почти забыла уроки художественной школы. Буквы получались неловкие, зато крупные и разборчивые. Ничего, привыкну. Тем более что бумага была отличная: плотная, полуглянцевая, очень гладкая.

До сих пор все мои массовые закупки ограничивались походом в супермаркет, где загружались две большущие сумки в расчёте на пару недель: для меня и моего бывшего. «Надо же, в этом мире я первый раз вспомнила о нем, и то – по делу. И мне совершенно наплевать на всю эту историю. А ведь тогда, в машине, когда Анжелка была за рулем… Казалось, что жизнь кончена! Смешно…».

Слабо понимая, что и как продают на рынке, я все же составила небольшой список, куда включила муку, разные виды круп, самые простые овощи и сало. Немного подумала и добавила в список свечи, мясо, уж какое попадется, кухонные ножи, немного посуды и яйца. Возможно, этот список и не поражал логичностью и охватом, но это то, что я смогла вспомнить.

Именно так и мы и сделали -- после завтрака отправились на местный рынок. Нам требовался свадебный подарок для графа, и после долгих обсуждений мы договорились остановиться на сумме от трех до четырех золотых. Рольф по дороге жалобно вздыхал и смешно охал, собираясь расставаться с деньгами, но потом, став серьезным, пояснил:

-- Дело даже не в том, Ольга, что я прямой вассал графа. Дело в том, что граф на войне вел себя на редкость порядочно. Никогда не брал лишнего при дележе добычи и не старался спихнуть опасные дела на кого-то. Он мудрый командир, и большая часть народу, ушедшая с ним, уцелела. Он даже выделил специальные телеги для того, чтобы вывезти раненых. Раз уж у графа свадьба, придется раскошеливаться.

Я на все эти славословия только плечами пожала: слава Богу, мне граф никакой не командир. Ничего не могла с собой поделать, но муж Ангелы восторга у меня не вызывал. Мне, если честно, даже жалко его не было. Он своей дурью легко мог сгубить мою жизнь, даже не задумываясь. Поэтому я без особого интереса отнеслась к тому, что именно мы выберем в подарок графу.

Глава 32

Местное торжище поражало своим размахом. Я насчитала двенадцать длиннющих деревянных рядов, где стояли голосящие торговцы. Чуть в стороне продавали свинину и говядину. Только вот как бы это сказать… ее продавали в живом виде! Там орали куры, визжали настоящие живые свиньи и дышали морозным паром страшные и какие-то лохматые коровы.

Я нервно сглотнула, не слишком представляя, нужно ли нам в хозяйстве это вот!? Может быть, муж ждет от меня, что я буду доить корову? Нет, теоретически я, конечно, знала, что яйца несут курицы. Но до сих пор вживую мне, сугубо городскому ребенку, видеть их не приходилось. Точнее, однажды и видела декоративных кур. Соседи Олега Родионовича разводили две какие-то то редкие породы. И кудлатый, с мохнатыми ногами петух, сбежавший на улицу, наделал переполоха. Его вылавливали сетью три здоровых охранника, а сосед Олега Родионовича семенил за ними и тонким нервным голосом требовал:

— Аккуратнее, вы, дуболомы! Птица нежная, у него и так стресс!

Воспоминание мелькнуло и пропало, оставив понимание, что специалистом по курам от этого я не стала. Наконец я созналась себе, что как хозяйка я пока полный ноль. Повернувшись к мужу, честно призналась:

-- Рольф, я понятия не имею, что нужно покупать!

-- Ты не представляешь, Ольга, как интересно было наблюдать за тобой, когда ты морщила лоб и писала эти ужасные каракули! – он смеялся, и от его глаз разбегались лучики морщинок, делая его смех не таким уж ироничным, а скорее ласковым. – Ничего страшного в этом нет. Я бы сильно удивился, если бы дочь барона, воспитанная в монастыре, сейчас составила дельный список и легко управилась с закупками. Я предлагаю сперва выбрать подарок, а потом просто идти по рядам и прицениваться к товарам. Если ты захочешь, ты всему научишься.

Подарок мы отправились выбирать к концу самого первого ряда: там торговали привозными стеклянными изделиями. Надо сказать, что цена у этих безделушек была такая, что я жалобно охнула. Они были красивы, грех жаловаться, но даже обыкновенные стеклянные стопочки без украшения и рисунка стоили по шесть серебряных монет. За большую напольную вазу, которую мы оба одобрили, запросили три с половиной золотых. Рольф вздохнул и расплатился: это действительно был богатый подарок. Вазу очень аккуратно положили в огромный, набитый соломой ящик на кусок холста. Холст обернули вокруг сокровища. В короб досыпали соломы и только после этого драгоценный груз унесли на телегу.

А дальше мы, как и договаривались, шли по рядам и выбирали вдвоем, что именно нам понадобится до весны. Например, Рольф вспомнил про соль, о которой я совершенно забыла. Зато я настояла на покупке посуды. Через некоторое время я поняла, что мой муж такой же неопытный хозяин, как и я. Немного подумав, я все же спросила:

-- Тебе раньше не приходилось делать такие закупки?

-- Что, сильно заметно?

В это время мы как раз подошли к концу одного из торговых рядов: посудного. Здесь было сделано что-то вроде длинных скамеек для отдыха покупателей. Именно там мы и присели. Муж заговорил не сразу, да и потом все время смотрел в сторону:

-- Когда я уходил на войну, отец и мать были живы. Примерно через год я встретил крестьянина из наших мест, который сообщил, что осенью того же года, когда, как я ушел, барон и баронесса погибли при пожаре в типографии. Раньше, Ольга, мне вообще не приходилось заниматься делами баронства.

Я понимала, что такое потеря близкого человека. Сердце сжималось от жалости. Я взяла в руки его покрасневшую от холода кисть, тяжелую и даже слегка сопротивляющуюся, и стала тихонько поглаживать. Мы молча сидели под мягким кружевным снегопадом и думали каждый о своем. Даже гул торжища, казалось, переместился куда-то вдаль.

Больше всего в рассказе Рольфа меня поразило слово типография. Пожалуй, в прошлом моего мужа достаточно много интересного. Главное – дать ему пережить горечь воспоминаний и не бередить рану. Но как же сильно мне хотелось узнать все об этой самой типографии!

Окончательно замерзнув, мы вернулись в замок. За нами следовало две плотно загруженные телеги, прикрытые от снега грубым брезентовым покровом. Там невообразимым месивом было свалено все подряд: глиняная посуда и мешки с мукой, гречка и пшенка, мороженая свиная ляжка, поразившая меня своей огромностью, и большой кувшин какого-то растительного масла. Деревянная коробка со свечами и две фляги весьма вонючего масла для освещения. Такое масло я вообще видела в первый раз. И если бы не Рольф, не додумалась бы купить.

Собирая все это барахло, я все сильнее ощущала некоторую внутреннюю панику: «Мам дорогая! Нужно ли оно все? Как это хранить? Как я вообще с этим всем управлюсь?!»

Ужин, как и вчера, был в трапезной в присутствии хозяев. Сегодня народу прибавилось: несколько семей соседей графа уже приехали в гости. Заметив, что хозяйке дома не до нас, мы сразу после ужина тихонько сбежали в свою комнату.

Спать ложиться было еще слишком рано, и я, заметив излишне игривое настроение мужа, решила направить его энергию в мирное русло:

-- Рольф, расскажи мне, пожалуйста, о типографии.

После некоторой паузы муж странным голосом ответил:

-- Ты умеешь удивлять, Ольга.

-- Что же удивительного в моем вопросе?

-- Я не знаю ни одной другой девушки, которая забыла бы спросить, сколько этажей и комнат в моем замке, но поинтересовалась бы типографией.

Момент был несколько неловкий. По местным меркам грамотность от молодых жен вовсе не требовалась, зато требовалась практичность и умение вести хозяйство. Я не укладывалась ни в то, ни в другое требование. Нужно было как-то объяснить это мужу, чтобы не вызывать излишних подозрений.

-- Понимаешь, Рольф, если хорошенько подумать, ничему важному нас в монастыре так и не научили. Даже вышивальщица из меня очень так себе, – чистосердечно призналась я. – Нам с Ангелой в основном приходилось шить самые простые вещи. Всякие там простыни и наволочки. А уж вышивали монашки сами. И еще нас использовали для кухонных работ. Но опять же: ничему важному не учили. Я умею чистить овощи и чуть-чуть готовить самые простые блюда. Все, – я развела руками, предупреждая мужа о собственной хозяйственной бестолковости. Жалобно заглянула ему в глаза и тихонько закончила речь: – Знаешь, я понимаю, что хозяйка из меня никакая. Но мне всегда нравилось узнавать все новое. И я постараюсь быстро научиться. И еще я умею делать творожный сыр!

Рольф рассмеялся:

-- Не переживай так, моя девочка. Я и сам слишком слабо представляю, как вести дела. Нам придется учиться вместе.

-- Тогда все же расскажи мне про типографию.

Рольф снова засмеялся, укоризненно покачал головой и притворно строго сказал:

-- Ай-ай-ай, госпожа баронесса! Какие у вас неподобающие интересы! Ладно, раз уж тебе так любопытно…

Говорил Рольф очень интересные и важные вещи. Из его рассказа я поняла об этом мире и месте, где мы будем жить, гораздо больше, чем за все остальное время. Вещи, которые я узнала, были действительно потрясающие! Разумеется, личное хозяйство и замок – все это важно и нужно, но, оказывается, в столице существовала настоящая Академия наук! А здесь, в городе Партенбурге, находится филиал этой самой академии. Здесь до войны даже было четыре книжных лавки!

Сейчас лавка осталась одна и туда мы не пойдем -- книги это дорого. Возможно, такие магазинчики появятся снова? Может быть, когда-нибудь, я даже начну собирать свою библиотеку. Пожалуй, отсталость мира, которая первое время ввергала меня в шок, не так уж и страшна? Конечно, электричество и интернет -- великие блага, но ведь и раньше люди жили не менее интересно.

Рольф говорил о том, что основу типографии заложил еще его дед. Этот самый дед, Доминик Нордман, в свое время был гулякой и повесой, но при этом путешественником. Он вернулся домой, окончательно устав мотаться по миру, уже ближе к сорока, и только тогда, по настоянию старика-отца женился.

Заскучав на одном месте, барон пробовал разные развлечения, но все ему было не так, пока в книжной лавке он не наткнулся на небольшой томик жизнеописания какого-то путешественника. К большому удовольствию жены, барон Доминик засел за написание собственного труда. Он успел побывать в трех разных странах и нескольких мелких княжествах. И рассказать ему было что. Совершенно незаметно для себя барон втянулся в бумажную работу. И через четыре года закончил свой труд. Однако с удивлением выяснил, что напечатать это возможно только в столице.

-- Представляешь, Ольга, во сколько бы обошлась дорога туда и обратно, да еще и оплата типографских услуг?

За то время, пока барон развлекался писаниной, его молодая жена Джана Нордман не только родила ему сына, но и полностью взяла в свои маленькие ручки управление землями. Поняв, что муж сейчас будет искать себе новое занятие и опасаясь разорения дел, баронесса предложила самим устроить типографию и зарабатывать деньги на печатании Библии и учебников.

Женщина она была очень практичная и хваткая. Потому начинали с малого: заказали кассу с буквами, станок с валиками и выкупили немного бумаги. Большую часть текста книги своего мужа баронесса успела увидеть уже напечатанной, но последнюю, самую важную, четверную часть печатали уже после ее смерти.

-- Моему отцу тогда было всего двенадцать лет. Его мать, моя бабушка, подхватила осеннюю лихорадку и до весны не дожила. Дед же оказался не самым лучшим хозяином.

Уже после смерти барона Доминика Нордмана типографией занялся его сын, отец Рольфа.

-- Примерно в это время и открыли три филиала столичной академии в разных городах. Я помню первый крупный заказ на учебники. До этого печатали только «Слово Божье» и листовки с молитвами. А тогда отец радовался, что заказали немыслимо большой тираж – триста экземпляров. Газету придумала мама после того, как у нас в замке на несколько дней проездом останавливался ее дальний родственник. Большую часть текстов писал сам отец. Некоторые заметки и статьи содержали официальные новости. Их он получал напрямую от графа.

-- А тираж? Какой был тираж у вашей газеты? И как часто выходили номера?

-- Номера выходили раз в две недели, а тираж был сперва сто пятьдесят, а к началу войны уже двести пятьдесят листов! Представляешь, Ольга, – Рольф с улыбкой посмотрел на меня и продолжил: – каждые две недели они продавали целых двести пятьдесят газет!

Я ободряюще улыбнулась мужу и постаралась скрыть разочарование. Крошечный тираж сильно расстроил меня. Хотя… Где-то в интернете я читала, что первые номера газет в мире переходили из рук в руки чуть ли не десять раз. Сперва читал хозяин, потом газету брали соседи, и уж потом в последнюю очередь могли посмотреть грамотные слуги. Вроде бы я и понимала, что это самое начало типографского дела и впереди у этой отрасли многие сотни лет развития, но…

-- Рольф, а ты тоже будешь выпускать газету?

Мой вопрос заставил муж неопределенно пожать плечами.

-- Понимаешь, Ольга, я с удовольствием читал газету, когда она уже была напечатана. Но самому заниматься этим… не знаю… -- он неопределенно пожал и добавил: – Кроме того, в здании был пожар. И я думаю, что свинцовый набор просто расплавился. Возможно, в ближайшие годы я не найду средств, чтобы восстановить это все.

Глава 33

На следующий день после обеда, который проходил в трапезной, графиня Паткуль задержалась возле нас с Рольфом.

-- Барон, вы позволите ненадолго похитить вашу жену? – без улыбки спросила хозяйка дома. – Я хотела бы получить ваш совет, баронесса, по поводу подарка для моей невестки.

Отказываться было неудобно, хотя я прекрасно понимала, что радости мне беседа не доставит. Личные комнаты графини располагались на этаж выше. Их нельзя было назвать аскетичными, но и избытка роскоши я также не наблюдала. Пожалуй, трапезная в графском доме было оформлена богаче.

Графиня предложила мне устроиться возле небольшого столика для рукоделия, где аккуратно были разложены ножницы, несколько резных деревянных катушек с намотанными на них нитками, стояла элегантная серебряная ваза с шелковыми клубочками. И на углу немного небрежно расположись пяльцы с неоконченной работой.

-- Баронесса Нордман, я не стану ходить окольными путями… Я знаю, что мой сын виноват перед вами. Вира выплачена, надеюсь, у вас больше нет претензий?

-- Ваше сиятельство, у меня нет обид на вашего сына.

-- А на собственную сестру? – тихо спросила графиня-мать.

Я заколебалась… Что ответить? Сообщать графине, что ее невестка – та еще гадюка? Или с улыбкой уверить хозяйку в том, что я поверила во внезапно вспыхнувшую любовь? Заметив мои колебания, графиня на мгновение поджала губы, а потом сказала:

-- Баронесса Нордман, обида нанесена была вам лично, потому я обсуждаю сейчас этот вопрос с вами, а не как положено, с вашим мужем. Поймите, Ионган – мой единственный сын. Мне хотелось бы, чтобы мальчик был счастлив.

Я не слишком понимала, чего именно добивается графиня, пока она сама не пояснила:

-- Сплетен не избежать. Но если на пиру вы не будете сидеть на почетном месте… Поверьте, баронесса Нордман, в провинции это имеет большое значение. Пусть и опосредованно, но вы теперь часть семьи и родственники нашего дома. Я прошу вас не отказываться от положенного вам за столом места.

«Ах, вот оно что! Графиня желает, чтоб в глазах соседей мы выглядели большой дружной семьей, где нет никаких обид и недомолвок. Типа, одна сестричка провожает замуж другую», – я невольно поморщилась от этих мыслей. Общаться и разговаривать с Анжелкой мне не хотелось совершенно. Не из-за того, что она соблазнила этого недотепистого графа, а именно из-за ее подлости и ненависти ко мне. Заметив выражение моего лица, графиня торопливо заговорила:

-- Баронесса, что сделано, то сделано. Прошу вас, не нужно давать лишних поводов для сплетен. Вы родная сестра графини, и если не займете подобающее вам место…

Рольф очень хорошо отзывался о графе и явно уважал его. Графиня-мать тоже не сделала мне ничего плохого. Более того, она подруга графини Роттерхан, которой я лично обязана по гроб жизни. В конце концом один день можно и потерпеть. Это же не моя свадьба.

Когда я сказала, что на день свадьбы я полностью перехожу в распоряжение графини, она чуть не прослезилась от радости и с облегчением выдохнула:

-- Вот и славно, дорогая баронесса! Вот и замечательно! Кроме того, я действительно хотела посоветоваться с вами по поводу подарка для невестки. К чему расположенная душа молодой графини, что ее порадует?

Я несколько растерянно пожала плечами и ответила:

-- Дорогая одежда, украшения. Ну и деньги.

Графиня чуть нахмурилась, слушая мой ответ, а потом твердо заметила:

-- Думаю, я смогу угодить невестке. В общем-то, такие вещи любят все молодые девушки.

Очевидно, желая растопить некоторую неловкость, возникшую в беседе, она кликнула служанку и попросила принести нам горячий взвар и сладости. Мы пересели к большому столу. И когда графиня начала выспрашивать, хорошо ли мы устроились и насколько мне понравились город и рынок, я несколько необдуманно пожаловалась ей на собственную неопытность. Графиня оживилась и засыпала меня вопросами. Через некоторое время, ощутив всю глубину моего незнания, она спросила:

– Баронесса Норман, если вы позволите, я дам вам несколько советов.

-- Буду только благодарна, ваше сиятельство.

А дальше графиня заговорила, и через несколько минут я с сожалением подумала о том, что у меня нет ручки и бумаги, и я боюсь не запомнить все. А она подсказала такую простую вещь, как собственный курятник.

-- Даже если вы купите корзину яиц, они достаточно быстро закончатся, баронесса. А вот молодые курочки за следующее лето обеспечат вас яйцами на всю зиму.

– Ваше сиятельство, вы хотите сказать, что яйца, снесенные летом, не протухнут до зимы?! – для меня, которая всегда покупала их в удобных пластиковых лоточках с указанным сроком годности, это было удивительной новостью. Графиня только рассмеялась и с каким-то умилением сообщила:

-- Ах, баронесса Нордман… Вы сейчас выглядите такой же беспомощной, но очень милой при этом. Как и я, когда вышла замуж за графа Паткуля. Если вы позволите, я расскажу вам, как сохранить яйца на очень длительный срок.

Дальнейший монолог графини вызвал у меня что-то вроде ступора. Она щедрыми горстями сыпала в мою пустую голову знания о ведения хозяйства, длительном хранении продуктов и даже об отношениях с прислугой.

-- Когда я замуж вышла, в замке был полный разор! А что вы хотите, милая баронесса! Отец -- старый граф тогда был еще крепок, два сына и ни одной толковой женщины рядом! Правда, я и сама мало что понимала и умела, но когда мне на обед в бульоне попалась плохо ощипанная курица… Я лично отправилась на кухню и начала учиться вести хозяйство.

Свежие яйца, сложенные в обливной горшок, нужно было залить известковой водой и оставить в прохладном месте. По словам графини, в такой среде яйца сохранялись целых два года! Хозяйка рассказывала мне, почему масло обязательно должно быть топленым, как сохранить запасы лука и чеснока, не давая им прорасти. Как хранить морковь, свёклу и картофель и почему часть кочерыжки из капусты желательно удалить. Как сберечь сырое мясо и почему окорок непременно нужно подвешивать. Сколько соли требуется в солонину и какие травы годятся для чайного сбора.

-- Все это вы скоро узнаете и сами, милая баронесса. Но, если позволите, я дам вам еще один совет.

Я только оторопело кивнула, и графиня очень серьезно сказала:

-- Я знаю, что война тяжело прошлась по вашим землям. И слышала, что замок ваш полностью разорен. Скорее всего, милое дитя, вы не сможете отремонтировать и обустроить всё сразу. Так вот: кухня и спальня – это то, на чем я советую вам сосредоточиться. Если вы хотите мира в семейной жизни, то эти два помещения в доме -- самые важные.

Чай был допит, и я уже прощалась с хозяйкой, искреннее благодаря ее за те сведения, которые сама бы я добывала годами:

-- Огромное спасибо, ваше сиятельство. Ваши знания для меня бесценны. Думаю, не только для меня. На вашем месте я бы села и написала книгу. Замечательную книгу для молодых хозяек. Ведь скольких ошибок я смогу избежать просто потому, что у вас нашлось время для беседы со мной.

На мои слова графиня отреагировала несколько странно. Она вскочила с места, как-то растерянно прошлась по собственной комнате: сперва к окну, выглянула во двор. Потом вернулась к столу и, нервно потирая ладони, несколько секунд рассматривала меня. А потом, махнув рукой, как будто отгоняя от себя какие-то сомнения, она сказала:

-- Я думала сделать сюрприз своей невестке. Надеюсь, вы никому не расскажете это до пира? Но я очень хочу, чтобы вы оценили… – с этими словами графиня подошла к резному шкафчику в углу, щелкнула маленьким замочком, и шкафчик превратился в письменный стол со всеми необходимыми инструментами.

Там были какие-то стопки бумаг, письма, очаровательный набор из темно-зеленого камня с чернильницей и стаканчиком для ручек и роскошно переплетенный в кожу толстый том. Хозяйка бережно взяла его в руки и положила передо мной на стол. Я полюбовалась золочеными резными уголками на углах обложки, оценила крошечный, ювелирно выполненный серебряный замочек, что стягивал широкую золоченую полосу с петлями — этакий крепеж, не дающий открыть книгу без ключика, и вопросительно посмотрела на графиню.

-- Долгие года, баронесса Нордман, я собирала всякие полезные советы по хозяйству. Когда Иоган уехал на войну… Я молилась каждый день, но боялась, что от страха просто сойду с ума. Мне необходимо было какое-то занятие. И я взялась за свои старые заметки. Всё разобрала, разложила рецепты к рецептам и советы к советам. Наняла писца, который все это перебелил начисто, и отдала бумаги в переплет. Я хочу подарить эту книгу жене моего сына. Как думаете, баронесса, ей понравится?

Надеюсь, на моем лице не отразилась та жалость, которую я испытывала к графине. И очень надеюсь, что у Ангелы хватит хотя бы ума, чтобы не фыркнуть на подарок. Например, я за такую книгу, не колеблясь, отдала бы самое нарядное платье из тех, что у меня есть. А вот сестрицу мою способы хранения муки вряд ли заинтересуют. Потому, отвечая графине, слова я выбирала максимально аккуратно:

-- Такой кладезь советов, ваше сиятельство, безусловно, пригодится любой молодой жене. К счастью, вы так превосходно все наладили в замке, что вашей невестке даже нужды нет заниматься хозяйством.

Кажется, графиня заметила, как старательно я обошла вопрос, понравится ли Ангеле книга. Она прикусила нижнюю губу, грустно покивала головой, как бы подтверждая, что мой ответ вполне согласуется с ее собственными мыслями, и довольно спокойно сказала:

-- Как странно, баронесса Нордман, что в одной семье выросли две такие разные девушки.

Глава 34

День свадебного пира начался для меня и Рольфа еще затемно: я с каким-то трепетным любопытством наблюдала, как мой муж бреется настоящей опасной бритвой.

Ему принесли горячую воду и полотенце, которое он намочил в кипятке и некоторое время прижимал к щекам. Потом, смешной кисточкой вспенив немного душистого мыла, он нанес белую дедморозовскую бороду на лицо и открыл непонятную кривую штуку, которая лежала рядом с зеркалом. Упоминание о таких бритвах я раньше встречала только в старых книгах. Чуть изогнутое, хищно поблескивающее лезвие немного пугало меня. Однако Рольф управлялся с ним на удивление ловко.

Надо сказать, что побрившись, он стал выглядеть прямо красавчиком. Да и в целом три спокойных дня под крышей графского дома дали нам возможность отдохнуть, выспаться и даже немного отъесться. Я нашла время немного выщипать слишком широкие брови и, с помощью маленьких ножниц, привести руки в порядок. Благодаря совету служанки в церковь я отправилась в том же платье, в котором выходила замуж.

-- Оно, госпожа баронесса, вона какое богатое! Зато никаких на нем новомодных декольтей и прочих глупостей нету. Для храма-то желательно скромность. А уж к самому пиру можно и другое показать.

Привычки ходить в храм у меня не было, поэтому песнопение местного батюшки были мне слегка скучноваты. Тем не менее, под бдительным оком графини мы с Рольфом расположились на той же скамье, где сидела она сама, а также граф с моей сестрицей и его младший брат виконт Лукас Свейн, живущий в землях своей жены. Виконтесса, кстати, на свадебный пир не приехала: беременность помешала. Виконт уже был счастливым обладателем двоих дочерей и теперь надеялся получить сына.

Надо сказать, что разница у братьев была всего около двух лет, но выглядели они совершенно по-разному. Если муж Ангелы был высокого роста, массивный и довольно статный, то виконт Лукас оказался добродушным толстяком с приличной лысиной на макушке. Впрочем, эта лысина его ничуть не огорчала. Он охотно познакомился с Рольфом и заявил мне, что просто счастлив принять в семью таких красавиц, как Ангела и я. Был виконт не только любезен, но и немного болтлив. Как следующий в очереди на графский титул, сидел по правую руку от графа.

Мне пришлось улыбаться Ангеле и даже выдавить из себя пару любезных слов. Но поскольку я точно знала, что все это ненадолго, то держалась достаточно спокойно.

Свадебный пир начался часа через два после того, как графская семья, к которой теперь присоединились и мы с Рольфом, а также все съехавшиеся соседи вернулись в замок. На пир я надела доставшееся в подарок от графини Роттерхан платье из бордового атласа и бархата, отороченное белоснежным мехом. Прическу сделала простую, сколов волосы на макушке небольшой серебряной диадемой и сплетя остальное в косу. Рольф выбрал рубашку с забавным гофрированным воротником и простой синий колет. Мне кажется, мы совсем не плохо смотрелись рядом.

Трапезная к нашему появлению изрядно преобразилась. Если до этого мы все ели за одним длинным столом, стоящим на помосте, то сейчас внизу двумя ровными линиями были выставлены столы для гостей. Таким образом, перед сидящим в центре графом и его женой была достаточно обширная пустая площадка, куда в процессе пира гости выходили показывать подарок.

Меня радовало то, что за высоким столом мне не пришлось сидеть бок о бок с сестрой. Между нами было место графини-матери, и поскольку единственный, на кого обращала внимание Ангела, был ее муж, то после положенных традиционных тостов мы с госпожой графиней охотно поболтали о всяких там домашних делах. Даже Рольфу, чтобы он не чувствовал себя исключенным из беседы, графиня дала несколько рекомендаций. Пара из них показались мне достаточно толковым, да и муж, кажется, по достоинству оценил советы.

На мой взгляд, еда было достаточно тяжелой. Очень небольшое количество овощей, на гарнир отварной рис, привозной и потому дорогой. Зато мясо было представлено во всевозможных вариантах. И копченое, и отварное с разными соусами, и даже целиком зажаренная туша барана, рога которого покрыли золотой краской.

Подарки дарили самые разнообразные: от серебряной посуды до весьма внушительного рулона золотой парчи: тяжелой, плохо гнущейся, но с роскошным рисунком. Наша ваза вызвала одобрительные возгласы, и я успокоилась.

Присутствовала на этом пиру и госпожа Люге. Заметила я Кларимонду уже ближе к концу бесконечной трапезы. Она сидела почти в самом конце гостевого стола и мило беседовала с одетым в черную одежду мужчиной. Он возвышался над компаньонкой почти на голову и, как мне показалось, с удовольствием заглядывал в ее декольте.

-- Кто это, ваше сиятельство? – спросила я у графини.

-- Это барон Жиль де Динан, – пояснила графиня. Он вдов и подыскивает себе новую супругу.

-- А что случилось со старой?

-- Пока барон был на войне, Агнесса попала в плен и не пережила насилия и позора. Она выкинулась из окна башни.

-- Господи, Боже мой, какой ужас!

-- Все так, милая баронесса, – согласно покивала головой графиня. – Война – это всегда смерть и насилие. Но не будем сегодня о грустном…

Часа через три, когда я уже окончательно отсидела попу после четвертой или пятой перемены блюд, наконец-то появились музыканты. Внизу слуги торопливо утаскивали столы для гостей, расчищая место. В углу трапезной басовито ухнула начищенная в жар медная труба…

Разумеется, в танцах снова блистала молодая графиня, сорвав аплодисменты гостей. Потом, любезно кланяясь моему мужу, меня утащил в некое подобие хоровода виконт Лукас. Добродушный толстяк без всякой зависти рассуждал о том, какую красавицу захватил в жены его брат.

Сам танец предполагал смену партнеров. Дамы, стоящие во внутреннем круге, останавливались, а мужчины делали два шага в сторону, становясь напротив новой девушки. Следующим моим партнером оказался мой собственный муж.

-- Как ты думаешь, Рольф, когда прилично будет уйти?

-- Ты устала? По традиции, первыми покинуть зал должны молодые. Но если ты плохо себя чувствуешь…

-- Нет-нет, я вполне способна еще подождать.

Лакеи разносили по залу подносы с мороженым. И я с удовольствием съела потрясающе вкусный десерт. Мы с мужем еще немного побродили между гостей. Некоторых Рольф знал лично: они были и его соседями. Я почти никого не запомнила, хотя меня знакомили со всеми. Слава всем богам, графиня наконец-то объявила:

-- Дорогие гости, пусть молодожены идут отдыхать, а для вашего увеселения сейчас выступит фокусник!

Подвыпившие гости встали коридором, через который граф с женой уходили, и засыпали супругов пьяными пожеланиями поскорей завести ребенка. И горстями разных круп. Кидали кто во что горазд: я видела и пшеницу, и гречку, и даже пшено, а какая-то женщина лет тридцати сыпанула горсть мака.

После молодых мы задержались совсем ненадолго. Только так, чтобы посмотреть на фокусы. Пожалуй, эти фокусы и были одним из приятнейших моментов свадебного пира. После этого мы подошли поблагодарить графиню, распрощались с виконтом и наконец-то ушли в свою комнату.

***

В замке нам пришлось задержаться еще на один день: мы снова посетили торжище и докупили то, что мне посоветовала графиня. Вернулись мы засветло и видели, как Ангела с мужем провожают соседей. Гости разъезжались по домам. Каждой семье преподносился небольшой сувенир от молодых.

Например, ближайшим соседям, которые привозили с собой не только сына, но и двоих дочерей на выданье, граф подарил по золотой монете девушкам, басовито добавив: «Это, красавицы, вам в приданое!». Сыну и наследнику досталась медная фляжка с красивой чеканкой, а пожилым супругам - по меховой пушистой шкурке. Заметив мой взгляд, Рольф прокомментировал:

-- Да, Ольга, графский свадебный пир – очень расходное дело.

-- Рольф, мы приехали не к самому началу. Мы должны будем еще что-то подарить?

-- Нет, моя экономная малышка. Больше от нас не требуется никаких подарков, – с улыбкой сказал муж.

На следующее утро, когда мы собрались уезжать, провожать нас вышла целая компания. Граф с молодой женой и ее компаньонкой, графиня-мать и, разумеется, добродушный виконт Лукас, который собирался еще погостить несколько дней в родительском замке. Самое удивительное, что подарки нам преподнесли все. Граф басовито и несколько смущенно сказал:

-- Это мне матушка посоветовала… Я хотел было торанский нож, а она отговорила…

С боку от нас стояли двое слуг, один из которых придерживал за загривок довольно косматого барана. Возле барана, совершенно равнодушные к собственной судьбе, стояли две овечки. Шерсть у всех была густо-черного цвета.

Рольф благодарил графа со словами:

-- Вы же знаете, ваше сиятельство, что земли мои разорены. Так что ваш подарок – лучшее, что вы могли бы придумать!

Следующий подарок должна была вручить мне Ангела. И она вручила мне нечто прямоугольное, завернутое в кусок льняной ткани.

-- Надеюсь, этот подарок пригодится такой неопытной хозяйке, как ты, баронесса, – довольно насмешливо сказала она.

Я откинула ткать и с удивлением увидела ту самую книгу, которую мне показывала графиня. Растерянно взглянула на хозяйку и поняла, как сильно оскорбила свою свекровь сестрица: её сиятельство побледнела и сжала губы, а я, совершенно не представляя, что делать или сказать, замерла на секунду.

Никто из мужчин не догадался, в чем заминка. Они стояли и неловко молчали, не понимая сути.

Я прижала книгу к груди, чуть неловко поклонилась графине, но не Ангеле, а настоящей хозяйке дома и сказала:

-- Ваше сиятельство, одно ваше слово, и я верну…

-- Нет-нет, баронесса. Раз уж моя невестка так решила: пусть так и будет.

Я передала сверток Рольфу. И максимально низко поклонилась графине,сказав:

-- Я от всего сердца благодарна вам, ваше сиятельство. И за теплый прием, и за этот бесценный подарок. Поверьте, для меня он дороже любых денег.

Я видела, с каким трудом графиня сдерживает обиду. Но она натянуто улыбнулась и ответила мне:

-- Вы, баронесса, мудры не по годам. Но у меня есть для вас еще один подарок. Вот… -- и графиня протянула мне почти такой же по размеру сверток. Предмет внутри оказался неожиданно тяжелым.