Он был огромным, определённо с избыточным весом, и заказывал обед так, словно это был его последний ужин. Дэррил был таким; он очень внимательно читал меню. Важно заказать нужное вино, знать все фирменные блюда заведения, а официантов по именам. Он часто посещал "Primavista", итальянское бистро на Прайс-Хилл, но сегодня днём ему всё не нравилось, и он не обращал особого внимания на Дика Брансмана, своего 25-летнего друга, который сидел напротив и рассказывал о новом частном гольф-клубе в Хилтон-Хед. Дэррил и Дик оба были заядлыми гольфистами. Вдвоём они только что смотрели квартиру Дика на берегу океана, и Дик уже так сильно скучал по ней, что поговаривал о покупке таймшера на более длительный срок.
Дэррилу тут нравилось; именно здесь он провёл самые счастливые дни с первой женой и детьми. Однако за обедом он казался равнодушным. К тому времени, когда принесли еду, Дэррил и вовсе помрачнел. Он избегал разговора. Его взгляд не отрывался от окон во всю стену. Это было непохоже на него — оставлять еду остывать и размышлять со сверхъестественно отстранённым выражением лица. Он смотрел на склоны Цинциннати так, словно видел Семь холмов Рима. Ему было всего 55 лет, но в тот момент он выглядел абсолютно старым.
Дэррил Суториус
Закончив изучать городской пейзаж, бросив взгляд на тени, отбрасываемые башней Кэрью, где его новой жене делали причёску, доктор Дэррил Суториус так увлёкся разделкой телячьей отбивной, что Дик невольно провёл параллель — наверное, так же Дэррил рассекал артерии в операционной. Будучи страховым агентом, Дик понятия не имел, какие мысли крутятся в голове хирурга, но Дэррил, казалось, был так сосредоточен на первом блюде, как будто артишоки и грибы были необходимы для ответственной операции по шунтированию.
— Нелегко быть твоим другом, — наконец пробормотал Дик.
— У меня проблемы с Деборой, — признался Дэррил. — Она только что объявила, что выходит замуж.
— Так это же здорово!
— Не знаю. Эта её свадьба… мне всё это не особо нравится.
— Где она выходит замуж?
— Ещё не решила, но они с Биллом заявились вчера, и, кажется, она планирует свадьбу века. Для начала, она хочет, чтобы службу транслировали через спутник в Коламбус.
— Приятель, это удовольствие не из дешёвых!
— А Данте закатила мне по этому поводу истерику.
— Ну, она твоя жена, Дэррил, но вряд ли у неё есть какое-либо право голоса в отношении того, сколько тебе тратить на свадьбу собственной дочери.
— Знаю, Дик.
— Ты же кардиохирург, значит деньги у тебя точно есть.
— Ну, это не совсем так.
— Да ладно тебе, Дэррил. Прекрати эти дурацкие разговоры.
Когда их разговор затих, Дэррил полностью занялся нарезкой телятины. Затем, съев несколько кусков, он внезапно отложил приборы. По какой-то причине здоровяк не ел, а только подливал каберне.
Конечно, Дэррил и раньше бывал угрюмым, но сегодня он был особенно мрачен и молчалив. Это было как-то странно.
Приближалось Рождество, сезон отпусков, но Дэррил не находил себе места. Дик мгновенно это заметил, когда они встретились и пошли покупать жёнам подарки — обычный ритуал, ради которого оба заканчивали рабочий день пораньше. Вроде как нужно веселиться, но Дэррил вёл себя как-то странно. Дик пошутил над Дэррилом по поводу его игры в гольф, напомнив ему, что после обеда они собирались в загородный клуб. День был необычно тёплым для декабря в Огайо, и Дик планировал обыграть Дэррила в короткой партии в Беккет-Ридж.
Недоумение Дика о поведении Дэррила начались ещё у ювелира. Сначала друг расплывался в улыбке, радуясь круизу по Средиземноморью, который только что заказал на "Renaissance" — по его словам, лучшей круизной линии в мире. Дэррил сказал, что Данте давно ждёт круиз в подарок — она так часто намекала на это, а ещё одна шуба станет для неё дополнительным сюрпризом. Норковая шубка ему страшно понравилась, и купил её для жены спонтанно.
Но потом Дэррил заметно помрачнел, когда выбрал для Данте теннисный браслет с бриллиантами. Оказалось, он стоит больше, чем он ожидал. Конечно, Дик одобрил такой подарок. Браслет был элегантным, не броским; он полностью соответствовал индивидуальности Данте. Дэррил считал, что его жена должна носить только бриллианты высшей категории; он закрывал глаза и воображал, как они стекают с её изящного фарфорового запястья. Он надеялся, что браслет ей понравится, но, похоже, его одолевали какие-то сомнения.
Когда двое приятелей заказали кофе, хирург отказался от десерта. Его взгляд скользил по многочисленным зданиям в центре города — высоткам, возвышающимся над рекой Огайо. Дик отпустил несколько шуточек об отце невесты, но Дэррилу, казалось, было все равно. Хирург не поднимал головы. Можно было бы подумать, что у Дэррила какая-то серьёзная депрессия, но Дик об этом не задумывался. Тем не менее, его встревожило странное поведение друга, особенно когда у Дэррила зазвонил пейджер, и тот объявил, что гольф отменяется.
Как обычно, Данте перенесла встречу с парикмахером в косметическом салоне "Paragon" и свела стилиста с ума требованиями к дополнительным услугам и специализированному окрашиванию. Теперь она звонила Дэррилу и меняла планы на ужин. Ей хотелось поужинать в центре города, в "Ла Норманди", а ещё пусть он купит билеты на "Щелкунчика".
Закончив общаться с мужем, Данте снова позвонила администратору салона "Paragon" и сказала, что сначала хотела частичное мелирование фольгой, а теперь ей нужно просто тонирование. Через несколько минут она снова перезвонила и сказала, что хочет глянцевый блеск с мелированием фольгой и придёт на час позже. Секретарша в "Paragon" слегка разозлилась, но Данте умела добиваться своего. Если её обычная парикмахерша Синди занята, ничего страшного. Ей всё равно, кто с ней будет работать. За последние несколько месяцев голову Данте уложили практически все стилисты в заведении. У Данте был такой беспорядочный график, что сотрудники "Paragon" всерьёз считали, что она снимает номер в "Omni Netherland Plaza" — шикарном отеле, расположенном в башне наверху.
Пока косметологи в форменных халатах стояли у стойки администратора, и смеялись над тем, что у неё, вероятно, какое-то свидание днём, Данте Суториус прошла через фойе вестибюля отеля, спустилась по великолепной лестнице, уложенной итальянским мрамором, и поднялась на отдельном лифте на первый этаж. Когда она появилась в бежевом костюме от "Армани", длинной норковой шубке и туфлях "Ferragamo", все повернули головы. Угловатые очертания её лица расплывались в свете ламп, и девушки в "Paragon" резко замолчали, приветствуя женщину 40 с чем-то лет с мягким голосом, как особу королевской крови.
У Данте была одна особенность — она привлекала всеобщее внимание.
Миссис Сурориус никогда не распространялась о своей личной жизни, особенно парикмахершам. Её стилист Синди не могла в это поверить. Данте провела так много времени в салоне, но упоминала лишь об отпуске или какие процедуры она заказала на эксклюзивном курорте – и больше ничего. Пожалуй, единственный раз Данте немного разоткровенничалась в тот день, когда пришла в салон в ярости из-за того, что у неё украли чемодан "Louis Vuitton". В остальном она ничего не рассказывала ни о своём состоянии, ни о прошлых любовниках и подругах, ни даже о муже.
Синди знала, что Данте живёт в городке Симмз, только из-за адреса, указанного в платёжных чеках. Она недоумевала: эта женщина так далеко ездит до центра города, расположенного в добрых получасе езды к югу от её шикарного района, требует к себе особого отношения, а затем почти ничего не оставляет на чаевые. Когда время позволяло, Данте иногда заходила в салоны рядом с домом, но, по её словам, ни один из них не соответствует её ожиданиям. Однажды, просто из любопытства, Синди задала вопрос подругам в близлежащем городке Монтгомери, но никто не вспомнил клиентку по имени Данте.
Это верно, Данте "не отсвечивала". Она часто пользовалась своим именем, чтобы держать других на расстоянии; иногда она просто что-то выдумывала.
В городке Симмз Данте была призраком, который проносится мимо красных кирпичей и белых ставен, прячется за фирменными солнцезащитными очками от "Гуччи", неторопливо ездит в тёмном "Ягуаре" или белом "Лексусе". У неё каждый золотистый волосок на голове находится на своём месте. Она старательно выглядит так, словно только что сошла со страниц журнала "Вог". Соседи видели её на различных собраниях социального комитета, на коротких неформальных встречах, на небольшой болтовне у тёплого камина, где все разговоры шли только о погоде, местных новостях или скандалах в СМИ — там она сидела тихо и скромно, будто истинная аристократка.
Часто у неё не было своего мнения, но она всегда могла что-то сказать об Симпсоне и о том, насколько ужасно он обошёлся с Николь[2]. Ей нравилось унижать О. Джея, и в целом она производила впечатление мужененавистницы. Тем не менее она почти ничего не рассказывала о себе. Никто по-настоящему не знал Данте.
Но, конечно, она же новичок в этом районе. Они с хирургом женаты всего несколько месяцев. Они едва переехали. Постепенно она пыталась влиться в окружающую жизнь, и соседям нужно было дать ей шанс. Несомненно, за всеми этими дизайнерскими лейблами стоит добрая душа.
Дом на Симмз-ридж был всего лишь стартовым домом для молодожёнов. Очевидно, она была не слишком высокого мнения о нетронутом особняке, потому что едва они туда приехали, она обзвонила всех декораторов и подрядчиков в городе с вопросами о его перестройке. Хотя место было и так красивым, оно просто не соответствовало её запросам. Близкая соседка, Кэти Боуэн, владелица титульной компании, умудрилась задержаться в доме Данте после заседания комитета, где обсуждались детали ежегодного пикника. У Данте было не так уж много времени на организацию мероприятия. Она направлялась в СПА-центр "Doral Spa" в Майами, причём без мужа, но предложила свою помощь на благо района.
На самом деле Кэти очень удивилась, что Данте вообще проявила какой-либо интерес к пикнику. Когда элегантная леди предложила добавить в программу мероприятия поездку на сенном фургоне и деревенские танцы, а также вызывалась проверить, будет ли для этого свободен особняк напротив в районе Севен Гейблз, на Кэти это произвело впечатление. У Данте не было своих детей, поэтому казалось странным, что эта женщина средних лет, склонная к путешествиям, занимается такими детскими развлечениями.
Данте, очевидно, была знакома с жителями Севен Гейблз — гораздо более дорогого района, где дома похожи на особняки. Кэти хорошо знала величественный дом, о котором говорила Данте — с большой круглой подъездной дорожкой. Она видела его бесчисленное количество раз.
Данте предложила использовать его либо для пикников, либо для местных встреч девочек-скаутов, и Кэти сочла это очень удачным решением. Данте сказала, что всё проверит. Она была уверена, что с этим не будет проблем. Со своей стороны, Кэти Боуэн никогда не каталась на сенном фургоне; такие идеи даже не приходили ей в голову. Внезапно миссис Суториус показалась не такой уж надменной аристократкой.
Вот она, стоит рядом со своим маленьким роялем, на заднем плане — огромная люстра, на каждом дюйме дома — богато украшенные зеркала и золотая лепнина, подаёт чай и печенье в чайном сервизе из чистого серебра и говорит о сене. "Всё это так забавно", — подумала Кэти, разглядывая портрет Данте, висящий на видном месте в столовой. Художнику картина не особо удалась, решила Кэти; хозяйка дома не была на нём похожа на себя.
В жизни Данте была намного прекраснее. Её макияж, например, был почти идеальным, а не таким чрезмерным, как на картине. Кэти была очарована карими глазами Данте, её мягкими, пухлыми губами. Всё у Данте было утончённым; черты её лица были идеальны, как у модели. Всё в ней было изысканным; даже кожа безупречна. И было что-то особенное в её манерах, в том, как она держалась: она казалась выше остальных. По мнению Кэти, Данте вполне могла быть кинозвездой. Она выглядела как нечто среднее между Фэй Данауэй и Мией Фэрроу, только моложе.
Те, кто оказывал Данте косметические услуги в этом районе, работали в Олд Монтгомери — эксклюзивном городке, обслуживающем ультра-богатые районы Цинциннати в Индиан-Хилл. В тех редких случаях, когда миссис Суториус выходила в свет, она навещала коллег мужа в этом шикарном месте, где каменные особняки тянутся вдоль холмов, а большинство домов обслуживаются той или иной домашней прислугой. Кэти и другие члены социального комитета решили, что Данте ведёт себя, как Жаклин Кеннеди-Онассис; она полностью владела собой в любой обстановке, была импозантной и уверенной в себе. Она много говорила об Индиан-Хилле, и вполне логично, что ей это нравилось; поскольку она была женой лучшего хирурга, то заслуживала самого лучшего. Общество врачей в Симмз-Крик было для неё неподходящим.
Даже не пытаясь, Данте запугала большинство членов социального комитета. Единственной, кто не испугался её, была Бет Эванс, и отчасти потому, что Бет работала в больнице "Bethesda North" и была знакома с репутацией доктора Суториуса. В глубине души Бет подозревала, что Данте пускает пыль в глаза.
Бет знала, что Симмз-Крик — респектабельное высококлассное место, как никогда подходящее для воспитания детей. Она гордилась, даже радовалась от того, что живёт там. Её дом был хорошо обставлен, с большой гостиной, камином и множеством комнат с антиквариатом. И что с того, что она не может конкурировать с шикарной жизнью в Индиан-Хилла? Она никогда и не мечтала жить во дворце. Бет было комфортно с самой собой, с ролью мамы и жены, с соседями в округе, где баскетбольное кольцо было иногда желанным дополнением к подъездной дорожке. Она не понимала, почему Данте так себя ведёт. Бет видела Данте насквозь. Начнём с того, что Бет лично знала, насколько грубо доктор Суториус общается с персоналом в больнице. Бет очень хотелось узнать, выслушивает ли Данте такие же тирады хирурга дома. Ей было инстинктивно жаль Данте. Никакие меховые шубы, никакие круизы или бриллианты не стоили того, чтобы ей приходилось мириться с его капризами.
Когда Данте изображала из себя послушную жену, будто озабочена исключительно карьерой Дэррила, Бет на это не купилась. Данте сказала, что они поселились в Симмз-Крик, потому что это недалеко от больницы "Bethesda North", но Бет много слышала о Суториусе и его замашках, так что это как-то не вязалось. Если бы он мог позволить себе жить где-нибудь получше, он бы так и сделал.
Данте хвасталась, что высоко ценит чувство ответственности мужа перед пациентами и его заслуженную репутацию, но Бет знала обратное. В медицинском сообществе Дэррила Суториуса тихо ненавидели. Те, кто его не боялся, казалось, старались держаться от него подальше. Неужели Данте об этом неизвестно? Бет начало казаться, что, возможно, практика доктора терпит крах. По слухам в больнице она знала, что количество обращений к нему неуклонно сокращается.
Конечно, Суториус работает и с другими больницами в городе, поэтому знать абсолютно всё невозможно. Бет искала настоящей сенсации.
Кое-что не давало ей покоя. Данте, казалась, денег не считает. Бет не верила, что она всё это получила в наследство, но вполне возможно, что Данте была замужем раньше и за богатым мужчиной. Бет недоумевала, откуда в доме Суториусов столько антиквариата из Палм-Бич?
По крайней мере, кем бы ни была эта Данте, она не родилась богатой. Она слишком усердно работала, решила Бет; её движения слишком наигранны, не естественны. Очевидно, что доктор женился на ней, потому что хотел красивую и воспитанную жену, которая идёт с ним под руку; ему хотелось затмить всех. Миссис Суториус пыталась создать впечатление, что происходит из старых, очень обеспеченных семей. Она хвасталась, что ни дня в жизни не работала. Но Бет всё это казалось фальшивым. Всё в этой женщине казалось фальшивкой.
Дэррил и Данте
Когда Данте стала председательницей социального комитета, Бет с радостью предложила свою помощь. В любом случае, работа была лёгкой, заодно появлялся прекрасный предлог для обеих побольше общаться. Бет занималась медицинскими записями прямо на дому, поэтому могла без особых усилий планировать своё время, приходить, когда Дэррила не было дома, и помогать Данте с листовками и списками покупок. Для Бет общение с Данте была предметом особой гордости, особенно с учётом того, что больше никому не удавалось проникнуть в дом Суториусов. Она подумала, что будет здорово пообщаться с этой женщиной хотя бы для того, чтобы узнать несколько сплетен о печально известном хирурге.
Гардероб Данте не давал Бет покоя. Почему Данте всегда одета в накрахмаленные белые блузки и дорогие костюмы? Бет не понимала, почему Данте никогда не распускает волосы, почему одевается в норковую шубу в такие магазины как Thriftway[3] и Kenwood Mall[4]. Даже когда жена хирурга выходила на обычную прогулку, она всё равно надевала что-нибудь от известных брендов, её никогда не видели в джинсах. Она была привередлива и настолько разборчива, что даже держала специальную переноску для маленькой белой дворняжки, что Бет сочла абсурдом.
Соседи любили посплетничать о высокомерном поведении Данте, о её одежде с принтами от Лауры Эшли и благородных манерах. Она была полной противоположностью Дэррилу, который, казалось, жил на работе и всегда носил в кармане стетоскоп. Одна из её соседок, Гейл, навсегда запомнила картинку: Дэррил в спортивных штанах ползает в древесной щепе и мульче над цветущим растением, а его жена сидит неподалёку на тенистой веранде в белом хлопчатобумажном наряде, свежем, как маргаритка. Высокий стакан чая со льдом и долькой лимона казался для Данте скорее аксессуаром, чем напитком. Она осторожно потягивала его, наблюдая, как вспотевший муж ходит по двору с гримасой на лице.
— Когда они только переехали, мы с Бет пришли к ним с тарелкой печенья и пробыли там около 15 минут. Доктор казался счастлив со своей женой, — вспоминает одна из соседок, Триш Берд. — Она была для него, как домашняя зверушка. Вы бы видели, с какой любовью он на неё смотрел. Она всё изображала из себя эдакую даму голубой крови. Мне показалось, что она ужасно разоделась для субботнего дня, только для того чтобы просто ходить по дому. Я подумала, что она, возможно, раньше жила в каком-то другом месте. Я обычно так не одеваюсь в выходные.
Пока Дэррил выбирал рождественские подарки для жены и детей, Данте выкроила время пригласить Бет на ланч. Они поужинали в "Fridays", заведении TGIF. В пригороде Огайо всё время открывались всё новые и новые рестораны этой сети. Когда она возвращалась из дамской комнаты, какой-то парень сунул Данте свою визитную карточку, на обороте которой было написано: "Жду звонка". Данте посмеялась над ним, он делал ей знаки ещё за барной стойкой, и Бет это показалось забавным. Однако для неё стало неожиданностью, что Данте вообще взяла у него карточку и проявила такой интерес.
— Он не такой толстый, как Дэррил, — пошутила Данте, — так что, если я с ним пересплю, то хотя бы не задохнусь в постели.
Недели спустя Данте призналась, что она от скуки встретилась с парнем за ланчем. Бет не в первый раз слышала рассказы Данте об изменах Дэррилу. Богобоязненной католичке Бет это не нравилось то, хотя речь шла всего лишь о невинном флирте.
На первом совместном ланче Данте почти ничего не ела, чему Бет даже не удивилась. Она заказала кучу закусок, но вся еда заветрилась. Бет же была любительницей поесть. Вечно сидящая на диете и борющаяся с лишним весом, она уплела бутерброд и едва удерживала себя от того, чтобы не налечь на закуски, но в итоге не устояла.
Любой, кто посмотрел бы на них, подумал бы, что эти женщины — неподходящая пара подруг. Во-первых, Бет была на голову выше Данте и не такой утонченной. Она казалась гораздо более приземлённой, более реальной. На ней были повседневные брюки и соответствующий шерстяной свитер приглушённых тонов, в то время как Данте, казалось, выделялась своим белым шёлковым платьем от "Emanuel Ungaro", больше подходящим для послеобеденного чаепития в нью-йоркском отеле "Plaza".
Данте настояла на выпивке. Было очевидно, что ей хочется в чём-то признаться, поэтому Бет сделала исключение и выпила бокал "шабли". Сначала Данте начала с каких-то непонятных жалоб, что Дэррил — дешёвка, что он тратит слишком много денег на детей и их непомерно дорогое образование в колледже — обычные жалобы во втором браке. Но через час Данте перешла на откровенности. Когда она упомянула, что Дэррил полное ничтожество в постели, Бет притворилась, что не расслышала.
Пока они рассматривали красные и белые полосы пластиковой скатерти, Данте нервно перебирала десертное меню. Сама того не осознавая, Данте вернулась в прошлое. Это было нечто. "На неё жутко смотреть," — думала Бет. Она будто вошла в транс. Данте казалась другой, испуганной и внезапно помолодевшей. Когда она говорила, её голос напоминал какую-то маленькую девочку, которой сильно доставалось от матери. Данте говорила, что у матери были свои мрачные тайны. Она намекнула, что мама была злой. Бет узнала, что отец Данте умер, когда та была ещё маленькой, и Данте чувствовала себя сиротой. Едва повзрослев, она сбежала из дома, даже не закончив частную среднюю школу. С тех пор Данте почти не общается с матерью.
Она описывала детство так, словно это был дурной сон, не переставая просить Бет чтобы та никогда и ничего другим не рассказывала; ей не хочется, чтобы соседи сплетничали у неё за спиной. Печальная история Данте закончилась настойчивыми утверждениями, что мать никогда её не любила, не целовала и не обнимала. Данте рассказывала, что её держали на руках только на похоронах отца.
— Ах ты бедняжка, — сказала Бет, похлопывая её по плечу.
Данте была готова расплакаться:
— Ты такая хорошая мама своим мальчикам. Жаль, что у меня не было такой мамы, как ты, — выпалила она.
— О, я не идеальная мама, — заверила её Бет. — Я слишком легкомысленная.
— Нет, ты именно такая мать, о какой я всегда мечтала. Ты любишь своих детей. Если бы ты только знала, как мама проявляла ко мне любовь. Она ошпаривала мне руки кипятком!
— Что? Зачем?
— Мне нужно было идти в школу, я ела пшеничную кашу и недостаточно быстро. Каша была горячая, и я ждала, пока она остынет.
Глаза Данте снова наполнились слезами, и она попыталась сдержать их.
— И она ошпарила мне руки кипятком, чтобы я знала, что такое по-настоящему горячо.
— О, Боже мой!
— Ты понятия не имеешь, Бет, насколько она была жестока. Вот почему я почти никогда не говорю о ней. Когда я увидела тебя с твоими мальчиками, я пожалела, что моя мать была такой. Для меня она уже умерла.
— Но она ведь жива, верно?
— Ну, да, но я просто не хочу с ней общаться.
— Она знает, что ты замужем за Дэррилом?
— Конечно, Бет, ведь этой женщине больше нечем заняться, кроме как следить за мной. Сёстры ей много чего обо мне рассказывают, но мне вообще-то плевать, лишь бы они не давали ей номер моего телефона. Просто не хочу, чтобы она была рядом со мной, и если у неё когда-нибудь хватит наглости позвонить, я велела Дэррилу с ней не разговаривать.
— Ты запретила Дэррилу с ней говорить?
— Бет, она вечно мне завидовала. Едва я впускала её в свою жизнь, она вечно делала мне всякие гадости.
— Что ты имеешь в виду?
— Уже не хочется даже вспоминать. Но говорю тебе: не приведи её Господь ещё что-нибудь мне сделать.
— Но она твоя мать, Данте. Почему бы тебе не подумать о...
— Ты просто не понимаешь, что она за человек.
После обеда Бет встретилась с подругой Пэт, и они пригласили Данте сходить с детьми на "Историю игрушек"[5]. Данте всю дорогу домой в машине дышала ядом на избалованную дочь Дэррила. Едва её рассказ стал обрастать подробностями, подруги заметили, что мягкий голос женщины куда-то пропал, а потом она и вовсе стала выходить из себя.
Очевидно, ей не давала покоя мысль, что Дебби выходит замуж и устраивает по этому случаю какое-то большое и пышное торжество. Данте не считала, что должна за это платить, и, по её словам, Дэррил, похоже, тоже не в восторге от грандиозного свадебного банкета. Данте сказала, что эта взбалмошная девчонка просто пользуется его доверчивостью, и добавила, что Дэррил сначала радовался помолвке дочери, а потом разозлился. Данте придерживалась мнения, что Дебора слишком много хочет от отца. Она пошутила, что Дэррилу, возможно, нужно обратиться к психиатру, прежде чем всё это закончится.
Пэт слушала и ничего не говорила в ответ.
Пока Данте бушевала по поводу того, какие у Дэррила неблагодарные дети, которые понимают только знаки доллара, Пэт сидела с каменным лицом. Данте жаловалась, что Дэррил платит такие большие алиментов, а его дети получают всё на свете. Она считала, что Деборе следует поумерить пыл и устроить самую простую свадьбу. Ей хотелось, чтобы Дэррил тоже спустился с небес на землю.
Когда женщины высадили её, Пэт только молвила, что как-то неуместно со стороны Данте выставлять доктора этаким маниакально-депрессивным психом. Ей казалось неправильным винить Дэррила за смешанные чувства по поводу свадьбы старшей дочери — это было вполне естественно. Она сказала Бет, что Данте ей безразлична. В глазах Пэт от этой высокомерной женщины больше проблем, чем она того стоила, и чем больше Бет защищала её, тем меньше Пэт хотелось общаться с ней дальше.
По какой-то причине от Данте у неё мурашки бегали по коже.
Конечно, Бет смотрела на Данте иначе. Она утверждала, что женщине нужно кому-то довериться, и Бет хотелось быть рядом в трудную минуту.
Дэррил Суториус достаточно неплохо зарабатывал, но и он не избежал финансовых проблем. Его возмущало, что приходится платить первой жене столько денег каждый месяц, а ещё больше возмущало, что дети постоянно приходят к нему за подачками. Поскольку трое из них учились в колледже, а четвёртый собирался поступать, в ближайшие 12 лет ему придётся выложить 250 тыс. долларов, и это ещё по весьма скромным оценкам. Не так чтобы он сильно возражал против таких трат, просто считал, что никто этого не ценит.
На протяжении многих лет деньги доставляли Дэррилу сплошные неприятности. Он использовал их для контроля над детьми, но в итоге дочь Бекки ослушалась его настояний поступить в университет Лиги Плюща[6] под угрозой отказа оплачивать её обучение. Ей удалось получить стипендию за спортивные достижения, и она сбежала в университет в Северной Каролине, который он бы никогда не одобрял. С тех пор они больше не общались — отчасти потому, что Дэррил отказался выделять ей деньги даже на учебники.
Ещё старшая Дебора – она проучилась 4 года и теперь работала в университете Ксавье над дипломной работой, но без каких-либо конкретных мыслей о карьере. Дэррилу это очень не нравилось. Он молчал, пока не подошло время платить за обучение, и тут он просто взорвался. Он терпеть не мог тратить деньги впустую и отчаянно пытался что-то Деборе втолковать, но та его не слушала.
Однако когда речь шла о том, чтобы выбрасывать деньги на ветер, то тут не было равных его единственному сыну Джону. Дэррил мечтал, чтобы тот пошёл по его стопам, стал врачом и обосновался в медицинском сообществе Цинциннати. Вместо этого Джон недавно бросил Пенсильванский университет и спускал отцовские деньги на девушек и горнолыжные курорты. Год обучения в университете стоил 21 тыс. долларов — Дэррил был в ярости. Больше, чем в кого-либо из своих детей, он больше всего вложил в Джона, а сын всё пустил по ветру.
В качестве компромиссного варианта Джон устроился механиком в автосервис. Он рассматривал возможность вернуться в Университет в следующем семестре, но Дэррил страшно огорчился, когда сын отказался поступать в Лигу Плюща. Конечно, оставалась ещё дочь Крисси, но казалось, что девушку тоже совсем не интересуют Гарвард или Йель.
Однако намного сильнее ударили его по кошельку проблемы на работе, которые создавали врачам и здравоохранению законодатели. Поскольку старая система платных услуг больше не действовала, частная практика приносила Дэррилу всё меньше и меньше денег. Теперь всё решали здравоохранительные организации.
Конечно, заработать более 300 тыс. долларов в год было не так уж и невозможно, но для Дэррила это были не такие уж большие деньги, особенно когда он привык разъезжать на спортивных автомобилях "Porsche" и "Mercedes" и летать только бизнес-классом. Дэррил мечтал о старых добрых временах, когда всем заправлял "Голубой крест"[7]. Но с приходом Клинтона в Белый дом эти мечты уже вряд ли станут реальностью.
Больше, чем когда-либо, Дэррил жил не по средствам. К моменту женитьбы на Данте оказалось, что ему приходится брать в долг для оплаты ипотеки, причём весьма значительные суммы. Внезапно он утонул в счетах по кредитным картам, членских взносах и налоговых платежах.
Что касается проблем со здравоохранительными организациями, то речь шла не столько о прибыли, хотя это было главным, сколько о достойном уходе за пациентами. Пациентов стали хуже лечить, потому что по мнению этих самых организаций, так намного выгоднее. Суториусу казалось, что компании, оказывающие медицинскую помощь, в погоне за прибылью отказывают пациентам в необходимом и заслуженном уходе. Он неоднократно обсуждал данный вопрос с коллегами, поскольку его это бесило.
Коли уж на то пошло, Суториус был врачом до мозга костей. Он был лучшим в том, что делал. И он принадлежал к старой школе, когда ещё не было отдельных специалистов в каждой области, так что он всем занимался лично. Он был хирургом среди хирургов. И ему было не всё равно.
Помимо трений со здравоохранительными организациями, у Суториуса имелись проблемы в рамках его специализации. Дэррил занимался грудной клеткой и кардиохирургией — оперировал сердце и лёгкие, — но сфера деятельности кардинально изменилась по сравнению с теми днями, когда он впервые начал работать 25 лет назад. Во-первых, Суториус не обучался операциям на открытом сердце. Кое-какие операции он выполнял в больнице Христа, но, по большому счёту, его вытесняли более молодые хирурги с первоклассной медицинской подготовкой. За несколько лет до этого Суториус ездил в Хьюстон осваивать новую специальность. Он прослушал несколько курсов, но от этого у него не прибавилось конкурентоспособности в работе с открытым сердцем.
Хотя Суториус, безусловно, считался одним из лучших кардиохирургов в городе и по-прежнему выполнял множество сердечно-сосудистых процедур, таких как шунтирование и прочистка закупоренных артерий, в последнее время он больше занимался грудной клеткой, и очень расстраивался по этому поводу.
По его мнению, он тратил слишком много времени на чтение сонограмм сонных артерий и интерпретацию сосудистых анализов, что совсем нельзя назвать гламурной работой. Ему хотелось работать в операционной. А Суториус был из тех, кто делает из мухи слона. Если дела шли не совсем так, как ему хотелось. Если он не был первым, то чувствовал, что его миру приходит конец.
По его мнению, карьера уже катилась по наклонной плоскости.
Данте, естественно, очень беспокоилась. Её муж уже не казался тем счастливым парнем, за которого она вышла замуж несколько месяцев назад. Не зная, к кому обратиться, она решила позвонить старому другу Дэррила, Дэвиду Зельцеру, который знал Суториуса со времён совместной работы ординаторами-хирургами, когда они поочерёдно работали в операционной ветеранской больницы в Цинциннати.
Данте откровенно рассказала доктору Зельцеру, что муж крайне подавлен и стесняется обратиться за помощью. Поскольку Дэррил работал хирургом в больнице Христа, Данте не была уверена, согласится ли он встретиться с кем-либо из её сотрудников, но она все равно хотела договориться о встрече с Зельцером. Она изо всех сил старалась устроить для Дэррила какое-нибудь психиатрическое освидетельствование.
Когда Данте позвонила и отменила встречу несколько дней спустя, она объяснила Зельцеру, что назначила встречу с каким-то психоаналитиком из Хайленда, так что ему не о чем беспокоиться. Ей казалось, что Дэррил это лучше воспримет, и сожалела о том, что отняла у доктора время.
Зельцер общался с Суториусом весьма постольку-поскольку. Они время от времени встречались в приёмном покое больницы, обменивались несколькими любезностями, и на этом всё заканчивалось. Вообще-то они не работали вместе. Так что Зельцер никогда не замечал за Суториусом каких-либо психологических проблем.
Услышав об ухудшении психического состояния своего коллеги, он немного опешил. Казалось, речь шла совсем не о том Дэрриле, которого он знал. Суториус был либо спокоен и поглощён работой, либо впадал в истерику из-за чьей-то профессиональной неадекватности. Да, он человек настроения, но никогда не унывает.
Суториус требовал совершенства и иногда мог относиться к себе слишком строго, но всё же хирург, казалось, вполне способен наслаждаться радостями жизни. По мнению Зельцера, его старый приятель по медицинской школе никогда не терял чувства юмора; Суториус всегда был готов сострить.
По случайному совпадению, Зельцер видел Суториуса всего за несколько дней до того, как ему позвонила Данте, но, насколько он мог судить, в поведении хирурга не было ничего подозрительного. Болтая в комнате отдыха врачей, Суториус казался вполне самим собой.
Чем больше Дебора боролась за свою достойную свадьбу, тем больше чувствовала себя скороваркой, которая вот-вот взорвётся. Больше всего её бесило, что никак не удавалось побыть наедине с отцом. Он был так привязан к Данте, что даже отказывался без своей второй половинки перекусить. Дебора пребывала в растерянности. Отец никогда раньше так с ней не обращался. Она была его первенцем, его любимицей; он всегда находил для неё время наедине.
Дебора ждала каких-то перемен, но ситуация не менялась. Её это бесило и мешало радоваться выбору свадебного платья и торта.
Хотя жених предложил заплатить за всё самому, вопрос между Деборой и отцом так и висел. Она хотела получить от него благословение и одобрение, чтобы он тоже в этом участвовал.
Двумя годами ранее, когда родители впервые решили развестись, Дебора единственная поддержала отца. Дэррил тогда был похож на заблудшую овцу — в панике, не знал, как вести домашнее хозяйство в одиночку и жить в тесной квартире. Теперь она чувствовала себя бесполезной.
— Я не чувствовала себя его дочерью, — признаётся Дебора. — До встречи с Данте папа всю жизнь боялся остаться один. Я воспринимала себя его мамой, а его — подростком. Он плакался и говорил мне, что его никто никогда не полюбит, что он так и останется одиноким стариком.
Тогда Деборе было жаль его. Хотя она категорически не принимала развод родителей, даже в глубине души считая, что отец получил по заслугам за то, что развалил семью, ей было неприятно видеть его таким подавленным. Чувствительная девушка и художник — они с отцом провели много времени вместе, рисуя портреты в подвале его квартиры. Так они коротали время и отвлекались от проблем. Деборе хотелось снова вернуться в те дни.
Конечно, Дебора бы не возражала, если бы родители снова были вместе, а пока она была для отца той жилеткой, в которую он плакался. Она поддерживала его, пока он не начал встречаться с Лизой Джонсон, девушкой на 20 лет моложе него. Дебора с самого начала считала, что Лиза встречается с отцом только из-за денег.
Мысль, что отец встречается с этой девушке, тем более что его намерения, казалось, были весьма серьёзны, Деборе совсем не нравилась. Ей было трудно смириться с тем, что они стали жить вместе, не говоря уже о шикарном таунхаусе в Блу-Эш, где они сразу свили уютное семейное гнёздышко. Всё это раздражало. Всякий раз, как Дебора приезжала, Лиза вела себя подчёркнуто сексуально, что это заканчивалось взаимными перебранками. Дебора решила, что Лиза не любит отца.
Несколько месяцев вносила Лиза разлад в отношения Деборы с отцом, но в конце концов Дебора поняла, что оно того не стоит. Она решила отнестись к этому по-взрослому и сделала всё возможное, чтобы сохранять с Лизой приятельские отношения. Ради отца.
Однако мама Деборы, Джанет, ко всему отнеслась иначе. Она добросовестно исполняла роль жены в течение 30 лет: не изменяла, терпела странные выходки Дэррила, мирилась с его вспышками гнева, — а в награду он только унизил её тем, что бросил. Понятно, что Джен это не понравилось. Была бы на то её воля, все четверо детей ушли бы от Дэррила. Тогда её счастью не было бы предела, но чем больше она призывала детей держаться от отца подальше, тем меньше они её слушали.
В первые дни развода дети Суториусов по-прежнему поддерживали особые отношения с Дэррилом. Он был для них голосом разума, человеком, к которому они обращались в трудную минуту. Он лучше всех справлялся с трудностями, никогда не обвинял их в таких вещах, как автомобильная авария или неудача в школе, и они доверяли его мнению. У него была грубоватая внешность, но внутри он был как слоёный торт; они знали, как сильно он беспокоится о них и насколько несчастен из-за разрыва брака. Конечно, никому из детей не нравилось, что отец встречается с другими женщинами, но они были достаточно ему преданы и со всем мирились.
Когда он стал появляться на бейсбольных играх дочери Бекки под руку с Лизой, все дочери только улыбались и вели себя вежливо. Джон тоже не проявлял эмоций. Единственной, кто насторожился, была Джен. Она очень разволновалась. Ей было неприятно видеть, как бывший муж водит с собой женщину, которая годится ему в дочери, особенно на школьные мероприятия, где об этом будет судачить вся округа.
Но сплетни соседей волновали Дэррила меньше всего. У Дэррила уже были проблемы с Лизой; она требовала от него кольца, угрожала уйти, и он не знал, что делать. У Лизы было двое собственных детей-подростков, а Дэррилу они были совсем не нужны. Если бы она не была такой сексуальной, он никогда бы и не строил насчёт неё каких-то планов. Но она была жизнерадостной и любящей – у неё было именно то, что, по его мнению, не хватало Джен. Поэтому, когда Лиза попросила его жениться на ней, стать приёмным отцом для Мишель и Джонатана, Дэррил решил, что стоит попробовать. Он был совсем не против создать новую семью, надеялся, что это сработает, даже если дети будут есть пиццу на его новом белом диване.
Когда Джен Суториус об этом узнала, она сильно разозлилась. Дэррил жаловался на нехватку денег, но при этом уделял мало времени собственной семье и внезапно превратился в папочку для новой невесты. Джен не верила, что такое возможно, но Лиза с выводком быстро обосновалась в таунхаусе Дэррила в Блу-Эш и пустила корни. Её дети пошли в местную школу. Внезапно Дэррил обрёл счастье. По соседству жили его старые приятели Алан и Сью Браунинги, и он наслаждался семейной жизнью, которой ему так недоставало с Джен.
Дэррил был настолько счастлив, что Джен только недоумевала: а есть ли в мире хоть какая-то справедливость? Она тут дерётся в суде за какие-то алименты на детей, а он общается с друзьями и хвастается своей невестой на каждом мероприятии в загородном клубе. От детей Джен слышала, что Дэррил свозил Лизу в отпуск на Карибы, дарил ей дорогую одежду и драгоценности.
Сколько бы это ни стоило по деньгам, когда дело касалось Лизы, Дэррил, казалось, был на всё согласен. Он готов был целовать землю, по которой она ходит. Конечно, Лиза не могла купить себе новые серьги с бриллиантами сама, но именно в них она разгуливала, пока Бекки едва наскребала на оплату учёбы в колледже. Предполагалось, что деньги на учебу Бекки в первом семестре поступят из алиментов Джен, но у Джен тоже с деньгами было негусто. В общем, дочь экономила, где могла, и едва сводила концы с концами.
Дэррил ясно дал понять, что будет платить только установленные алименты, а всё остальное Джен пусть берёт откуда хочет и не достаёт его своими жалобами. Он не бездонный денежный мешок. Ему тоже надо жить дальше.
Дебора оказалась между молотом и наковальней, но она не спрашивала, кто за что платит в доме её отца — она считала, что это не её дело. Что касается финансов, Дебора работала в приличной компании и не нуждалась в деньгах на содержание. Она знала, что Лиза работает офис-менеджером, и была почти уверена, что Лиза сама платит за себя и своих детей. Ей казалось, что Лиза крепко стоит на ногах, так что в этом отношении Дебора находила её приемлемой. Но денежные проблемы были лишь второстепенным вопросом. Лиза Деборе по-прежнему не нравилась.
Перво-наперво, Деборе была уверена, что Лиза не искренна. Ей не нравилось, как Лиза себя ведёт; она казалась слишком похожей на пластиковую куклу. Деборе не нравилось, что происходит между Лизой и отцом — как они включают музыку и танцуют вокруг дома. Они выглядели нелепо, Лиза была явно слишком молода, слишком хороша для Дэррила. Кроме того, Дебора не находила объяснений чрезмерной привязанности Лизы к отцу. Девушка повсюду тёрлась вокруг него, целовала и обнимала его на глазах у всех.
Она притворялась, что рада за отца, но ей было больно видеть, насколько он стал зависим от своей девушки. Мама точно никогда не вела себя, как бестолковый подросток.
Когда отношения между Дэррилом и Лизой пошатнулись и та отказалась подписывать брачный контракт, дети Суториусов были в восторге, особенно Дебора, которая испытала настоящее облегчение. Возможно, она чувствовала, что все это время Лизе только одно и было нужно — исправно высасывать из отца деньги.
Когда Лиза вернула обручальное кольцо, Дэррил встретился с дочерью, чтобы поплакаться и узнать женскую точку зрения. Дебора едва скрывала своё ликование. Отец рассказал о своих подозрениях, что Лиза встречается с кем-то ещё – со своим "бывшим", 25-летним парнем, и Дебора тут же предложила сесть в машину и прокатиться, просто чтобы всё проверить.
Поколебавшись, Дэррил повёз дочь по Блу-Эш, и – опа! – они увидели машину Лизы у дома её бывшего. Однажды Лиза уже тыкала пальцем в этот дом и угрожала. Она рассказывала Дэррилу о своём парне, о том, как он её любит и хочет вернуть.
Для Дэррила увидеть там машину Лизы стало последней каплей.
Он велел ей съехать из его дома, но она отказалась. Дэррил был джентльменом, он на время переехал к друзьям в Индиан-Хилл, пока всё не наладится, но Лиза вела себя неразумно. Перед тем, как съехать, она пригрозила подать в суд на алименты по гражданскому браку. Дэррилу пришлось предложить ей мировое соглашение, чтобы она съехала из его дома. Несколько недель спустя, когда она начала звонить, пытаясь вернуть его расположение, Дэррил уже познакомился с Данте Бриттеон. Между ними сразу же пробежала искра. Новая женщина была в его вкусе, очень утонченной и ближе к его возрасту.
Дэррил знал, что он не самый красивый парень в городе: он поседел, отрастил пузо, — но благодаря Данте как-то странным образом забыл обо всём. Благодаря её поддержке он перестал так много есть, стал больше играть в гольф и заниматься физическими упражнениями, просто радуясь жизни.
С первого свидания Данте не уставала восторгаться им: его высокой фигурой, сильными руками, сапфировыми глаза — она считала его более чем привлекательным, он самый милый парень в мире и потрясающая находка.
Поначалу Дэррил вообще не знакомил её с детьми; ему хотелось подождать с этим. Но он рассказал о ней Деборе по телефону, и дочери понравилось то, что она услышала. Она была готова встретить Данте с открытой душой. Судя по словам отца, Данте была именно той женщиной, которая ему нужна, — образованная, независимая и финансово обеспеченная.
Данте и Дэррил купили дом на Симмз-ридж всего через несколько месяцев после знакомства. Дом не был похож на особняк, но у главного входа был почти пятиметровый козырёк с изящной лестницей, поднимающейся к арочному окну, и Данте спускалась с него так, словно была хозяйкой поместья в Беверли-Хиллз.
Всего за несколько дней до переезда они с Дэррилом обвенчались у мирового судьи на другом берегу реки в Ковингтоне, штат Кентукки, — негламурное событие, на которое Данте надела длинное белое шёлковое платье-пиджак. Дэррил согласился надеть двубортный чёрный костюм — подарок от Данте, и с гордостью носил его, хотя немного смахивал в нём на гангстера.
Вдвоём они провели медовый месяц в Хилтон-Хед, где пили много шампанского и кофе по утрам, много ели. По большей части отдых понравился им обоим, однако они с радостью вернулись домой, в Огайо, и начали жизнь, в которой планировали уделять основное внимание самим себе. Им нравилось создавать собственный островок благополучия.
Просторных столовой и главной гостиной дома им было предостаточно, поскольку они абсолютно не нуждались в игровых площадках или семейных комнатах, а предпочитали более официальную обстановку, особенно Данте, которой из чувства важности и величия нужно было жить как аристократке, даже если она таковой не являлась.
В предыдущем браке, сказала она Дэррилу, у неё были все атрибуты аристократизма: мебель, картины, драгоценности. Она жаловалась, как сильно скучает по той жизни. Она злилась, что всё потеряла, так как пришлось заложить самые ценные вещи ради наличных. Данте вечно жаловалась, что ей недостаточно алиментов. Она люто ненавидела Дэвида Бриттеона, своего бывшего мужа, который, по её словам, оттяпал у неё приличную долю собственности.
Действительно, у Данте, казалось, ничего не осталось от предыдущего брака, хотя она с нежностью отзывалась о некоторых антикварных вещицах. Якобы она по глупости раздаривала их предыдущим бойфрендам в более легкомысленные времена, когда её средства казались бесконечными. Дэррила, простого парня из пригорода Коламбуса всё это мало волновало. Он заверил Данте, что ему не нужен грузовик с её ценными картинами и изысканной мебелью, но, по правде говоря, он жалел, что ей не удалось сохранить даже части своего имущества. Дэррил определённо был нуворишем; хотя временами это дорого ему обходилось, он любил пощеголять деньгами.
После развода Дэррил вечно пытался "купить" подружек, но позже стал злиться, что все женщины — дурочки, которые просто хотят получить всё, до чего могут дотянуться. Всего через несколько месяцев после встречи с Данте он приехал к ней на новеньком "Lexus". Если она согласится выйти за него замуж, ключи от машины будут её. Конечно, поскольку Данте не питала к нему особых чувств, она только посмеялась.
В течение нескольких недель после помолвки они договорились приобрести новую мебель, чтобы всё начать сначала. Они вместе отправились в крупный мебельный шоу-рум, усердно подыскивали мебель из толстого дерева, дизайнерские обои и оригинальный ковёр. Дом был не совсем во вкусе Данте. Она предпочитала сводчатые и остроконечные готические своды, но учитывая, сколько они потратили, сойдёт и так. Хотя обстановка в доме напоминала "смесь французского с нижегородским", Данте была полна решимости обустроить современный дом в английском стиле, чтобы был ряд крыльев и острые угловатые потолки. В конце концов, она же англичанка по происхождению, а что-то иное просто будет какой-то "деревней".
Изысканная кухня, телевизоры и бытовая техника — всем этим занимался Дэррил. Он привёз кое-какую мебель от первого брака и сложил большую её часть в подвал. Данте даже не взглянула на его старьё, за исключением разве что велотренажера, которым она даже один раз воспользовалась.
Со своей стороны, она привезла на Симмз-ридж элегантный спальный гарнитур времён королевы Анны[8] и разместила его в одной из гостевых спален наверху. Она сказала Дэррилу, что у неё должна быть собственная спальня, потому что ей нужно уединение, чтобы спокойно выкурить сигарету, зажечь ароматические свечи и попить "Роял Краун"[9].
Дебора не помнит, когда между отцом и мачехой начались ссоры. Возможно, прошло всего несколько недель после того, как они поженились, но ездить туда, в их дом на Симмз-ридж, для неё было пыткой. Она видела, как отец сидит напротив, обняв Данте за плечо, а Данте вечно кажется отчуждённой и старается отодвинутся, едва выдаётся возможность. Деборе было неприятно видеть, как отец заискивает перед этой несносной женщиной.
Данте была надутой и тщеславной; её было не так-то просто полюбить. У неё хорошо получалось внушать другим комплекс неполноценности. Конечно, у Деборы не было гардероба, который бы сравнился с её — по мнению Данте, такого не было ни у кого. Деборе показалось, что смех Данте звучал пусто. Когда Данте хвасталась местами, в которых она побывала, важными людьми, которых знала, в её голосе слышалась снисходительность. Данте было так трудно переварить.
— Знаешь, я одна из самых умных женщин в мире, — объявила она в день знакомства.
— Понимаю… — сказала Дебора, пытаясь быть вежливой.
— Я могу читать людей как книгу, — похвасталась Данте, — так что не нужно притворяться светским человеком рядом со мной. Я вижу тебя насквозь. Ты милая девушка, и если правильно разыграешь свои карты, я, возможно, смогу тебя кое-чему научить.
Летом Дебора обустроила художественную в оранжерее студию, чтобы рисовать, надеясь, что так сможет чаще видеться с отцом, но этот план провалился. Данте немедленно установила рядом с ними третий мольберт, а поскольку Дэррила постоянно вызывали в больницу, Дебора и Данте часто оказывались предоставлены самим себе.
Когда Дэррил уезжал, а Данте не хотелось рисовать, она просто стояла рядом и задавала вопросы о личной жизни Деборы. Если девушка уходила от ответов, Данте слонялась поблизости, осматривая пол в поисках пятен краски и подыскивая новые способы выудить у Деборы подробности. Зачастую она просто действовала девушке на нервы.
Дебора пыталась говорить и быть вежливой, но Данте становился всё более агрессивной. Она спрашивала, почему Джон и Крисси не пришли повидаться с отцом. Ей хотелось быть полноправной мачехой в семье Суториус.
Позже Дэррил выслушивал гневные тирады, что Дебора — стерва. Данте перепробовала всё, но ей не удавалось пробиться сквозь барьеры девушки. Она давала советы, приглашала её на обед в дорогие модные заведения, но Дебору это просто не интересовало. Ничем её было не соблазнить.
Когда Дэррил наконец позвонил дочери и попросил быть повежливее с женой, его просьба осталась без внимания. Дебора по-прежнему негодовала из-за развода. Она не собиралась дружить с Данте.
— Мы одни, папа? — прошептала Дебора в трубку.
— Нет, Дебби, — сказал Дэррил. — Почему бы тебе не позвонить мне завтра в офис?
Дебора не понимала. Когда она, наконец, вытянула из него, что Данте подслушивает их разговоры, она в бешенстве набрала Данте.
— Я позвонила ей и обругала и так, и этак, — хвастается она. — Я с самого начала сказала ей, что я о ней думаю. Я сказала ей, что все её ненавидят.
— Надеюсь, ты понимаешь, что не получишь ни пенни на свою свадьбу, — взвизгнула Данте, — потому что твой отец сделает так, как я ему скажу!
— Нахалка! Дай мне поговорить с отцом.
— Он не может сейчас говорить с тобой. И вообще больше сюда не звони.
— Зачем тебе это нужно? У тебя есть Дэррил, так зачем тебе вставать между ним и дочерью? — в сотый раз спрашивала у Данте сестра Шерил.
Во время рождественских праздников в том году Данте только об этом с сестрой и говорила. Вместо того чтобы думать о большом рождественском ужине, Данте дышала ядом на дочь Дэррила, и Шерил просто не могла понять почему.
Это было странно.
Данте портила настроение рождественских праздников, беспрестанно звоня с новыми новостями: о непомерно дорогом свадебном платье Деборы, о том, что Дебора предлагает сшить на заказ платья для подружек невесты. Шерил тошнило от злобных причитаний Данте. Та повторяла каждый раз одно и тоже: Дэррил во всём идёт на поводу у дочери, а Данте не собирается этого терпеть.
Отчаявшись избавиться от Данте, Шерил в конце концов предложила сестре обратиться к психологу.
— Это не я сумасшедшая, — отрезала та. – Это Дэррилу нужна помощь!
— Ты так зациклилась на этой свадьбе, что тебе не помешает взглянуть на это с другой стороны. Ещё даже дату свадьбы не назначили. Знаешь, если ты поговоришь с профессиональным психологом...
— Это у Дэррила проблемы, Шерил. Ты и половины всего не знаешь. У него такие запутанные отношения с дочерью. Это он не может смириться с тем, что она выходит замуж, хотя ей уже 24 года!
— Ты на что намекаешь?
Но Данте не могла это обсуждать.
— Она его дочь, Данте. Зачем ты лезешь в их отношения?
— Потому что у нас нет столько денег, вот почему, — настаивала Данте.
Но обе знали, что это неправда.
— Я его жена, Шерил. Я должна быть первой в его жизни.
— Почему бы тебе не оставить его в покое, Данте? Почему он не может потратить свои деньги на дочь, если захочет?
— Потому что он сорит деньгами — просто раздаёт их бывшей жене и родителям, а с Деборой обращается, как с маленькой королевой, хотя она этого совершенно не заслужила. Он уже поговаривает о каком-то крупном пожертвовании церкви!
— Но...
— Почему ты никогда не встаёшь на мою сторону? — огрызнулась Данте. — Почему ты всё оборачиваешь против меня, Шерил? Что я такого сделала, что ты так меня ненавидишь?
Шерил сдалась. Она знала, что сестра всегда права и всегда найдёт тех, кто встанет на её сторону.
У Шерил и так хватало своих дел: ей нужно было растить четверых детей. Она не собиралась тратить впустую время, пытаясь переубедить Данте – ей это ни разу в жизни не удавалось. Шерил жила в пригороде, ей нравились такие заведения, как "McDonald's" и "Wal-Mart" — всё то, что Данте презирала. Они с сестрой просто не сходились во взглядах.
Счастливый брак Шерил с Гэри и её новый дом в округе Бадер ничуть не впечатлили Данте. В разговорах с друзьями Данте при каждом удобном случае потешалась над сестрой. Она считала, что дом Шерил слишком мал, плохо построен. И расположение — у чёрта на куличках, близ сельскохозяйственных угодий — разве порядочные люди там живут?
Не произнося этого вслух, Данте давала окружающим понять, что жизнь Шерил недостаточно высококлассна, а потому бессмысленна. К несчастью, сестра вышла замуж за простолюдина и после свадьбы ни разу не была за границей — даже в "The Maisonette", пятизвёздочном ресторане в центре города.
— Ты сама вышла за него замуж, так что теперь тебе самой думать, как вы будете заниматься сексом, — посоветовала Шерил сестре.
— Ну, наш брак не про это.
— Что?
— Не бери в голову, Шерил. Послушай, приходи как-нибудь и глянь на шубку, которую купил мне Дэррил.
— Ну, я не фанатка меха, — заупрямилась Шерил. — Ради этой шубки убили много животных.
— О, не будь такой мелочной, Шерил. Это ранний рождественский подарок.
— Зачем Дэррил покупает тебе подарки, если вы двое даже не разговариваете?
— Мы просто никак не разберёмся с Деборой. Послушай, ты ведь ещё не видела новую люстру. Говорю тебе, это просто что-то с чем-то. Знаешь, пришлось нанять пять монтажников, чтобы её повесить.
Шерил это не впечатлило.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты зашла и посмотрела на люстру. Никому не говори, что она от "Victoria's secret". Может, заскочишь к нам, когда пойдешь по магазинам с Никки и Карлой? Я хочу, чтобы они тоже посмотрели дом.
— От "Victoria's Secret", говоришь?
— Да, это из одного из их магазинов, который закрылся. Мы с Дэррилом успели там отовариться на распродаже.
— И сколько это стоило?
— Ой, да какая разница, Шерил? Не надо спрашивать у других, сколько стоит то или другое. Разве мама никогда тебя этому не учила?
По телефону Данте в конце концов призналась, что дела у неё идут не так уж хорошо – хотя Дэррил и тратит на неё много денег, он то и дело заводит разговор о разводе. Ситуация с Деборой накалилась, потому что Данте подслушала несколько разговоров Дэррила. Он с ней по этому поводу поссорился, и Данте не понимала, чего он так разозлился.
Данте считала, что имеет право знать, что происходит у неё за спиной, особенно когда это касалось её кошелька. Шерил слушала, но не собиралась вмешиваться. Она сказала сестре, что увидится с ней на Рождество, и поспешила закончить разговор.
В поисках сочувствия Данте набрала своим младшим сёстрам, Никки и Карле, надеясь, что их будет легче убедить. Она постоянно звонила Никки и оставляла невероятное количество сообщений на её автоответчике. В надежде заручиться поддержкой сестры Данте договорилась сводить Никки в шикарный "Aronoff Center"[10] на "Щелкунчика". После этого она настояла, чтобы Никки сходила с ней на праздничную вечеринку в Индиан-Хилл.
— Ну, я недостаточно нарядно одеваюсь, — запротестовала Никки.
— Не говори глупостей. Ты выглядишь потрясающе. Твоё платье может сойти за что-то дорогое, и посмотри, на нас даже одинаковые туфли. Но, конечно, у меня они от "Ferragamo", а у тебя, вероятно, от "Payless", но не волнуйся, никто не отличит.
Как поняла Никки, в Индиан-Хилл собирались друзья Дэррила, а сестре, очевидно, неуютно рядом с ними. Однако едва они переступили порог, как сестра начала странно себя вести: заговорила не своим голосом с каким-то аристократическим акцентом.
— Она много выпила — больше пяти бокалов вина, — вспоминает Никки, — а опьянев, стала по каждому поводу цепляться к Дэррилу. Он разговаривал с коллегой — она заставила женщину подвинуться. Сестра чуть ли не села ему на колени, а обычно она так себя не ведёт.
Судя по тому, что видела Никки, Данте ревновала Дэррила к каждому столбу. Никки показалось, что сестра зациклилась на этом хирурге. Тем не менее, Никки не стала спорить с сестрой, когда та сказала, что подслушивает звонки Дэррила. Данте ясно дала понять, что всего лишь пытается спасти брак. Она отважилась на решительные меры, потому что муж ведёт себя неразумно. Если Дэррил не изменится или не обратится за помощью, Данте сказала, что уйдёт от него.
— Ты не знаешь, как можно записывать телефонные разговоры Дэррила? — спросила Данте шёпотом, следя за мужем у бара.
— Нет, не знаю, — сказала Никки, — но знаю, что нет ничего невозможного.
Никки рассказала о парне, с которым когда-то встречалась. Тот записывал разговоры своей мамы, и Данте прошептала, что положит маленький диктофон в бардачок Дэррила.
В последующих разговорах, когда Данте пыталась представить всё так, будто Дебора намеренно саботирует их брак, Никки не знала, чему верить. Она ведь никогда не видела Дебору. Возможно, у Данте есть причины подслушивать разговоры мужа. Конечно, сама Никки никогда бы так не поступила (просто потому, что это подло), но у неё не хватило духу об этом сказать.
Тем временем Дэррилу пришлось сказать Деборе, чтобы та не звонила ему домой. Он попросил её звонить ему строго в офис или на пейджер, не объясняя почему.
Пока жена была занята приготовлением рождественского ужина для своих сестёр, детям Суториусов велели держаться подальше от Симмз-риджа и забрать свои подарки из-под ёлки уже после окончания праздника.
Дэррил не понимал, почему всё вдруг стало настолько сложно, почему ему нельзя насладиться Рождеством под собственной крышей. Он жаловался приятелю Дику, что Данте слишком назойлива, но он всё равно любит её. Однажды в разговоре с адвокатом он упомянул о проблемах в браке и сказал, что снова хочет развестись. Он очень устал. В один прекрасный день Дэррил узнал, что жена рылась в папках и телефонных книжках в его офисе, выпытывая у секретарши, кому принадлежат те или иные имена и номера телефонов, и не поверил своим ушам. Ему хотелось думать, что секретарша преувеличивает. Но что делала Данте в его офисе? Она же не собирается устроиться туда на работу? Он подумал, что жена слишком озабочена выяснением размера его зарплаты, которую он приносит домой. Нескольким знакомым Дэррил признался, что Данте роется в его вещах.
— Какого чёрта ты делала в моём офисе? — прогремел он, придя домой накануне Рождества.
— Успокойся, милый. Кто тебе такое сказал?
— Секретарша сказала, что ты смотрела мою книгу посетителей и...
— Дорогой, я заехала к тебе в офис, чтобы обсудить с ней, что бы такого подарить тебе на Рождество. Зачем она всё испортила? Я и так знаю, что не нравлюсь ей, дорогой. Наверное, она мне завидует.
— С какой это стати?
— Ну, не знаю. Но знаешь, в чём твоя проблема, Дэррил? Ты мало общаешься. Тебе нужно чаще бывать на людях. Пойдём, милый, нас пригласили к Бет.
Но у Дэррила в холодильнике уже лежала 9-килограммовая индейка. На следующий день он готовил рождественское угощение: от перламутрового лука до картофельного пюре, — так что ему и правда не хотелось никуда идти.
Когда Данте увидела, что он смотрит в окно на вечнозелёные растения, её сердце просто упало. Она позвонила, всё объяснила Бет, извинилась за Дэррила и призналась, что серьёзно беспокоится за него. Он злится на неё по пустякам. Она сказала Бет, что попробует удивить Дэррила в праздники, что ходила к нему в офис и выяснила, когда он будет свободен для поездки на выходные. А теперь вот как он её отблагодарил.
Бет отказывалась принимать отказ за ответ. Она считала, что им не следует сидеть и дуться друг на друга в канун Рождества. Она настояла, чтобы они пришли и выпили хотя бы один бокал вина. Дэррил и опомниться не успел, как Данте уговорила его открыть бутылку шампанского и зайти к Эвансам. Жена обещала ему хорошо провести время. Она сказала, что хочет начать всё с чистого листа.
По дороге оба развеселились. Данте несла плюшевую собачку на батарейках с ярко-красным бантом на шее, она то и дело нападала ей на Дэррила. Когда они прибыли, плюшевая собачка стала событием вечера. Дети Бет просто обожали игрушку.
Казалось, что Данте и Дэррил внезапно оставили свои грандиозные заботы позади, и после пары бокалов виски угрюмый хирург стал душой вечеринки. Бет подумала, что Дэррил выглядит очень мило с Данте под руку. У него была озорная улыбка; она впервые видела его таким.
У Данте было предчувствие, что Дэррил подарит ей на Рождество круиз по Средиземному морю, но тот держал это в секрете. Всю ночь она пыталась вытянуть это из него, но Дэррил только улыбался и повторял: "Обожди". Иронично, что подарком Дэррила будет круиз, если Данте не удалось устроить поездку на праздники, о которой она говорила.
Когда Бет вручила ему в подарок "Шардоне Мондави", Дэррил был искренне рад и пообещал пригласить Бет с мужем выпить одну из его бутылок редкого марочного вина. Наблюдая, как он сидит у рождественской елки, Бет поразилась поведением Дэррила. Он был почти весел, много рассказывал ей о своих занятиях живописью, гольфе, обширной коллекции вин. Когда он признался, что втайне читает бульварные романы и любит Патрисию Корнуэлл, они увлеклись беседой о своих любимых детективах.
В течение часа Дэррил расслабился и был готов простить Данте всё на свете. Но чем больше он говорил о том, что ему больше по душе индивидуальная практика, что ему нравится быть самому себе начальником, что он собирается заняться новой областью хирургии, тем больше жена обращала внимание, что он слишком задушевно беседует с Бет. Большую часть вечера она просидела, усевшись с ногами на диван, и жаловалась мужу Бет, Джону, на спину даже после того, как Бет подложила ей несколько подушек.
К 22:00 вечера миссис Суториус утратила рождественский настрой и захотела уйти. Очевидно, ей не нравились разговоры Дэррила с Бет, потому что, похоже, это и было причиной её плохого настроения, когда они уходили.
— Ей просто не понравилось, что не она в центре внимания, — признаётся Бет. — Я разговаривала с ней рождественским утром. Дэррил подарил ей теннисный браслет и круиз по Средиземному морю, и Данте была очень, очень счастлива. К ней приехали все родные, — вспоминает Бет. — Но потом мы ещё созвонились позже, но тут, вроде, ей позвонила мать, и нам пришлось прерваться.
С Данте случился момент Роквелла — неожиданный телефонный звонок всё испортил.
На следующей день Данте призналась Бет, что разочарована теннисным браслетом. В нём было всего 3 карата бриллиантов, а ей хотелось минимум 5. Она решила вернуть его ювелиру, чтобы не ранить чувства Дэррила. Она также упомянула, что нужно купить новый диван для спальни, а Дэррил всё артачится. Бет сказала, что если это так важно, Данте может купить диван на собственные деньги. Но дело было не в этом; Данте сказала ей, что дело в принципе. Дэррил платит дочери из зарплаты 200 долларов в неделю, хотя Дебора совершенно их не заслужила, а ей отказывается купить какой-то дурацкий диван.
Когда Бет повесила трубку, она вздохнула с огромным облегчением оттого, что в собственном браке у неё нет таких финансовых проблем. Если брак Данте и не был сущим адом, то уж точно производил удручающее впечатление. Казалось, они с Дэррилом всё время действуют друг другу на нервы, и это было так грустно. Они же едва поженились.
Несмотря на подготовку к Новому году, позже в тот же день Бет пригласила Данте на чашечку кофе. У неё всегда был свежий кофе, и она пригласила её на кусочек домашнего морковного пирога. Когда подруга подошла к двери, Бет машинально осмотрела теннисный браслет и сказала Данте, что, по её мнению, та ведет себя довольно неразумно.
— Любая женщина радовалась бы такому дорогому украшению, — сказала Бет, но Данте только поморщила нос.
— Тебе известно, что у меня дочь живет в доме без печки? — заметила Данте.
Бет первый раз слышала, чтобы у Данте была дочь.
— Шон столько же лет, сколько Деборе. Дэррил платит тысячи долларов за свадьбу своей дочери, но отказывается помочь моей дочери приобрести печь.
Бет была в шоке. Она впервые о таком слышала. Данте не производила впечатление заботливой матери. Бет даже не подозревала, что у неё есть взрослая дочь и даже внуки. Бет считала, что тело Данте было слишком идеальным для матери.
Данте вкратце рассказала историю Шон. Она родила дочь, когда ей было всего 19, а затем вышла замуж за отца Шон, Джо, но у них ничего не получилось. Джо всё время смотрел на сторону, и оба были слишком молоды, чтобы серьёзно относиться к каким-либо обязательствам.
В конце концов Шон отдали в приёмную семью, и только в последние годы Данте и Шон воссоединились. Её дочь теперь замужем и живёт почти в 2 часах езды отсюда, в каком-то маленьком городке в Индиане. Данте однажды там была, но только однажды. Ей невыносимо видеть, как ребёнок живёт такой жизнью.
Шон с детьми приезжала в Симмз-ридж к Дэррилу, но в основном мать и дочь поддерживали связь на расстоянии, и Данте попросила Дэррила никогда никому не говорить, что она бабушка. Данте не нравилось думать о себе таким образом, и, кроме того, Шон много лет назад сменила приёмных родителей. Данте лишь её биологическая мать, не более того.
Но в последнее время Шон часто звонила, жалуясь на денежные проблемы, и Данте просто не могла с этим смириться. Она сказала дочери, что, поскольку та решила выйти замуж за человека, который не в состоянии её содержать, ей некого в этом винить, кроме себя. Данте действительно не одобрял парня, с которым связалась Шон. Она изо всех сил старалась уговорить Шон сделать аборт, когда та была беременна в первый раз.
Теперь, рассказывая обо всём этом Бет, Данте было неловко, что Шон вынуждена питаться макаронами с сыром 4 раза в неделю. Шон была беременна третьим ребенком, и, поскольку её муж работает маляром, Данте хочет предложить ему какую-нибудь подработку в доме на Симмз-ридж, но Дэррил не в восторге от этой идеи.
Бет сказала, что стоит спросить Дэррила ещё раз, но про себя удивилась: как это Данте не поддерживает финансово единственную дочь? Подруга тратит крупные суммы денег в художественных галереях и антикварных магазинах, она завсегдатай мехового магазина "Kotsovos Furs" в Монтгомери и подумывает о членстве в элитном загородном клубе в Харперс-Пойнт, но допускает, что дочь и внуки мёрзнут всю зиму. Это было возмутительно, но ещё хуже было отношение Данте. Ей было неловко даже упоминать о Шон.
Данте только и говорила о том, насколько она несчастна. Она сказала, что ей плохо с Дэррилом, она едва выносит его на дух, не говоря уже о том, чтобы отправиться в круиз, который он оплатил. Она не знает, что делать; Данте уже связалась с турагентом по поводу возврата денег, но оказывается, что за круиз по Средиземному морю нельзя вернуть деньги. Она подумывала о том, чтобы попросить сестру Никки поехать вместо неё; с мужем ей так тяжко, что просто невозможно находиться с ним рядом.
Данте хочет помочь ему справиться с депрессией; она хочет, чтобы он обратился к психологу, но ей не удаётся его убедить. Да и вообще не факт, что Дэррил её любит. Она сказала Бет, что, по её мнению, у него интрижка на стороне.
Данте призналась, что они ссорятся из-за странного графика работы Дэррила, и что в последнее время она его всё больше боится. Ей снятся кошмары, в которых он своими ручищами хватает её за шею. По её словам, во время одной из их размолвок Дэррил схватил её и чуть не задушил.
— Ну, и что же ты не вызвала полицию? – спросила Бет, наполняя им кофейные чашки. – На твоём месте я бы именно так и поступила.
— Не могу, — Данте колебалась. — Это погубит его репутацию.
— Ты всегда прикрываешься Дэррилом, — упрекнула её Бет. — Наверное, если бы ты занялась какой-нибудь волонтёрской работой, если бы у тебя была какая-то отдушина, ты бы больше занималась собой и не позволяла Дэррилу собой помыкать.
— Ну, мне трудно работать с больной спиной, да и вообще тут дело не в работе или её отсутствии. Это всё Дэррил. У него несносный характер, и он просто орёт на меня без причины. Прошлым вечером я случайно пролила кока-колу на кофейный столик, и Дэррил обозвал меня неряхой. Он ведёт себя так, словно ему со мной противно.
— За то, что ты пролила кока-колу?
— Я тогда так разозлилась, что смахнула со стола его пейджер, ключи, очки — всё полетело на пол.
— Ну, наверное, этого не следовало этого делать, однако можешь гордиться тем, что дала ему отпор.
— Ну, это ещё не всё. Он пил скотч из этого стакана "Уотерфорд". Когда я всё опрокинула, стакан разбился. Дэррил подобрал осколок и пригрозил перерезать мне горло!
— И что ты сделала?
— Побежала наверх и заперлась в своей комнате, — ровным голосом сказала Данте. – Я уже подумываю о покупке пистолета.
Бет уставилась на неё и замерла совершенно неподвижно.
— Просто считаю, что мне нужно подумать о самозащите.
Бет побледнела. Она напомнила Данте, что в большинстве случаев люди сами страдают из-за того самого оружия, которое покупают. Ни при каких обстоятельствах нельзя хвататься за оружие. Она предложила Данте позвонить на горячую линию для пострадавших женщин.
Данте сказала, что её муж ростом под 2 метра и весом около 130 кг является реальной угрозой, и что на 6 января у неё назначена встреча с доктором Луисом Шпицем, одним из ведущих психиатров в городе. Хотя доктор Шпиц не занимается семейными проблемами, он согласился встретиться с ними обоими — только на первом сеансе — чтобы Дэррил гарантированно пришёл.
Прежде чем закрыть вопрос, Данте пообещала Бет, что больше не будет думать об оружии, и наймёт слесаря, который установит несколько дополнительных засовов на дверь её комнаты. Когда Дэррил пришёл вечером домой, она заперлась у себя. Когда она всё же вышла и спустилась, к удивлению Данте оказалось, что Дэррил тоже заперся в своей комнате. Она не понимала, почему он отгораживается от неё.
Утром, когда Дэррил чуть не опоздал на работу, он заметил, что в доме горит свет. Он с минуту посидел на подъездной дорожке и увидел, как Данте в чёрном неглиже спускается по длинной лестнице, вся наряженная. Когда она позвонила ему позже тем утром, он согласился поехать с ней в кабинет доктора Шпица. Ему хотелось во всём разобраться. Со времён первого развода он непоправимо изменился. Мысль о том, что снова придётся делить имущество и настанут бесконечные ссоры, сводила его с ума. И его по-прежнему тянуло к Данте, хотя ему очень казалось, что он женился не на той женщине. Помимо приятной внешности и нежного голоса, она обладала заразительной свободой духа. Она была нужна ему.
Да, они разговаривали всё меньше и меньше, но Дэррил сдерживал свои эмоции, от которых, он знал это точно, у него одни проблемы. Своим коллегам он перечислял достоинства Данте, но дома, казалось, он только и делал, что придирался к ней. У Данте было много достоинств, которых не хватало предыдущей жене. Он считал Данте самой привлекательной женщиной, которую когда-либо знал, но в последнее время чувства как-то угасли. Возможно, он был слишком строг с ней. Определённо, должна же быть какая-то причина, почему они не спят вместе со времени той поездки на Багамы в ноябре.
До встречи с Данте местные газеты называли Дэррила "самым завидным холостяком в городе", поэтому, когда медсёстры с пятого этажа госпиталя "Bethesda North" впервые узнали, что у него серьёзные отношения с другой женщиной, они неделями дразнили его по этому поводу. Конечно, Дэррил с улыбкой показывал всем студийный портрет Данте и хвастался, как великолепно она выглядит в купальнике.
Всего за несколько недель до свадьбы, когда Данте впервые заехала в больницу, она их несколько разочаровала. Она определённо оказалась не такой дружелюбной, как они ожидали. Это было как раз накануне Дня Святого Валентина, и хотя она была безукоризненно одета, никому из них Данте не показалась настолько уж красивой вживую. Да, у неё были приятные черты лица, но её лицо не сияло, особенно под всем этим макияжем. Она явно злилась из-за того, что Дэррил купил медсёстрам букет дорогих роз. После всего хорошего, что они слышали об этой женщине, Данте была большим разочарованием. Они подумали, что она сноб.
Некоторые медсестры удивились, что Данте настолько напугана щедростью Дэррила. Доктор Суториус был именно таким — он покупал медсёстрам цветы и приносил домашние пироги; для него это было чем-то естественным. Они знали, что так он сглаживает впечатление от своей грубости, потому что иногда, когда он ходил по больнице в очередном приступе ярости, казалось, что трясутся стены вокруг. Все знали, что он мог быть чрезвычайно требовательным, даже излишне. Всякий раз, когда кто-то из его пациентов оставался без присмотра, он мог всех достать. Он был твёрже железа, и часто медсёстры в слезах уходили после его приступов гнева.
Но несмотря на всю суровую репутацию, которая предшествовала ему, Дэррил был добросердечным человеком, и медсёстры, работавшие с ним в тесном контакте, никогда не упускали это из виду. Он на свои деньги купил им микроволновую печь, когда администрация больницы не ответила на их просьбы. Для хирурга это было неслыханно. Большинству хирургов и в голову не пришло бы лишний раз оторвать задницу от стула ради медсестры, и действительно, это было не их дело. Так что хотя в операционной он был подобен богу, это с лихвой компенсировалось его отзывчивым характером.
Однако в последнее время его доброты несколько поубавилось.
— С тех пор, как ты женился, ты меньше приносишь нам свои пироги, — небрежно заметила Пэт Парди во время одной из ночных праздничных смен.
У неё, опытной медсестры с 21-летним стажем, с Дэррилом была особая рабочая дружба. Так она проверяла, что с ним всё в порядке. Перед Рождеством он почему-то забыл принести медсёстрам домашнее печенье или какой-нибудь десерт.
— Ну, я стал меньше готовить дома, — сказал он ей. — Данте не притрагивается ни к чему, что я готовлю. Она боится микробов.
— В смысле?
— Обычно я привожу ей цыпленка из "Бостон Маркет" или бургеры из "Уайт Касл". У неё пунктик насчет еды, оставшейся в холодильнике. Она всегда расспрашивает меня о любом мясном блюде, которое я готовлю, и отказывается его есть, пока не проверит срок годности на упаковке.
— Это немного экстремально, но я слышала о таких, — сказала Пэт.
— Она не притронется к ложке, которую кладут на стол. У неё очень своеобразное отношение к еде. Каждый вечер мне приходится возвращаться домой и убирать кухню, прежде чем что-либо приготовить.
— Ты сам убираешь на кухне?
— Жена настаивает, чтобы я сам убирал кухню и драил раковину, потому что боится микробов. Если я этого не сделаю, она откажется есть со мной.
— У вас такой прекрасный дом, — сказала Парди, меняя тему. — А один из социальных работников на сестринском посту как-то рассказывал, что вы купили много антикварной мебели. Уверена, это просто прекрасно.
— Да, конечно, мы заглянули в антикварный магазин в поисках сумочки для Данте, а вышли оттуда с мебелью на тысячи долларов.
— Ваша жена большой коллекционер?
— Нет, она большая транжира.
Медсестра Парди даже рассмеялась — доктор Суториус всегда шутил. И хотя ему было несколько не по себе из-за своих расходов, она знала, что хирург такой всегда. За 14 лет, что она знала его, необходимость тратить деньги его постоянно раздражала. Он был прирожденным жалобщиком и вечно говорил, будто это первая жена заставляет его тратиться. Вполне вероятно, что с Данте у него то же самое.
Но тон его жалоб заметно изменился через несколько дней после Рождества; Парди заметила, что прославленный кардиохирург больше не улыбается. Когда она останавливала его в коридоре, он казался несколько отстранённым. Она просто не могла заставить его рассмеяться. Даже её старые шутки о его пузе, казалось, не срабатывали.
Сразу после Нового года на её вопрос, как прошли праздники, он только покачал головой.
— Тебе лучше не знать, — сказал он, спеша в операционную.
— Папа, ты говоришь так, словно тебе промыли мозги, — сказала Дебора отцу, когда наконец дозвонилась ему в офис.
— Что ты сказала Данте по телефону? Вы ведь не поругались?
— Я сказала, что она нам не нравится — да, мы поругались. Вот почему Крисси больше не хочет ужинать с тобой, папа. Это потому, что она не может побыть с тобой наедине.
— Что конкретно ты ей сказала?
— Я сказала, что она разлучает тебя с нами и нас это бесит. Она нам не родня, папа. Она твоя жена, но она мне никто, и она мне не нравится.
— Ну, не звони Данте, не разговаривай с ней, пожалуйста, Дебора. Просто постарайся понять. Мне с ней жить. Она моя супруга.
Когда врач и миссис Суториус появились в кабинете Луиса Шпица, они были в ссоре. Поначалу доктор Шпиц подумал, что Данте слишком резко описывает мужа, но, похоже, в её словах была доля истины. Дэррил признался, что иногда бывает груб с людьми в больнице, а Данте сказала, что муж часто раздражителен. Ему бывает наплевать на всех, даже на самого себя. Данте жаловалась, что он не моется и не принимает душ. Доктор Шпиц и правда заметил, что Дэррил выглядит каким-то растрёпанным и распространяет запах немытого тела.
Когда Данте говорила о предстоящей свадьбе Деборы, доктор Шпиц думал, что ей не стоит так ревновать и противиться этому событию, особенно когда стало очевидно, что Дэррил все равно собирается помочь дочери материально. Психиатр пометил себе, что Дэррил очень подавлен и выглядит печальным. При разговоре у хирурга каждое слово вырывалось сквозь слёзы.
Тогда, на первом сеансе, Дэррил признался, что во время предыдущего развода подумывал о самоубийстве. Данте, казалось, несколько беспокоилась за него, но обоих настолько переполняли эмоции, что слова Дэррила прошли практически незамеченными. По окончании 45-минутного сеанса доктор Шпиц назначил Дэррилу встречу наедине и сказал Данте, что та достигла цели – её муж осознал, что ему необходимо пройти индивидуальную консультацию, и это шаг в правильном направлении. Он порекомендовал обоим обратиться к семейному психологу и направил их к Мириам Варшауэр.
В течение следующих нескольких недель Данте и Дэррил провели несколько сеансов у Варшауэр, но всё было без толку. Когда Данте узнала, что Дэррил тайно звонил Варшауэр в одиночку, она подумала, что медицинское сообщество ополчилось против неё и встало на защиту Дэррила. В частности, она заключила, что эта женщина-психолог полностью встала на сторону Дэррила, и решила обратиться к другому психологу. Она больше не в состоянии жить с Дэррилом. Данте записалась на приём к Джеку Нейхаусу — психологу, которого порекомендовал ей доктор Шпиц.
В течение января и февраля Дэррил продолжал сеансы у доктора Шпица и постепенно рассказал, что страдает из-за утраченной любви. Как оказалось, Дэррил сожалел о разрыве с Лизой и по-прежнему испытывал сомнения по поводу первого развода. Он считал, что, возможно, совершил ошибку. Ситуация осложнялась тем, что он очень обижался на непонимание со стороны детей и был просто опустошён из-за испорченных отношений с сыном Джоном.
Дэррил также признался, что испытывает определённые проблемы с потенцией и стеснялся спать с Данте. Когда они угрожали друг другу разводом, Данте однажды намекнула, что всё расскажет его коллегам. Он боялся того, что она расскажет о его пошатнувшемся финансовом состоянии, о тяге к спиртному и угасших сексуальных способностях. Они договорились расстаться, Данте была согласна на алименты от 2000 до 3000 долларов в месяц, а Дэррил уже не хотел расторгать брак.
Временами он казался испуганным ребёнком. Он утверждал, что любит жену, свой дом. Ему не хочется терять всё, снова разоряться на адвокатов. Последний развод обошелся Суториусу в 68 тыс. долларов судебных издержек, которые он по-прежнему выплачивал.
— Как насчёт антидепрессантов? — предложил доктор Шпиц. — Вижу, вы подавлены и плачете.
Дэррил сказал "нет". Он не хочет, чтобы лекарства мешали его практике. Но затем, когда после серьёзной ссоры с Данте его реально трясло в коридоре у операционной в "Bethesda North", хирург согласился начать с небольшой дозы эффексора. Он понял, что личный стресс и напряжённость только усугубляют семейные проблемы, и доктор Шпиц убедил его, что этот новейший химический антидепрессант обязательно поможет.
Тем временем напряжение у Дэррила с женой только усиливалось. Он жил в состоянии крайней паранойи и говорил окружающим, что, по его мнению, Данте может убить его. Он впал в отчаяние, разгуливал по больнице в пуленепробиваемом жилете и запирался по ночам в своей комнате. Почувствовав, что у него нет другого выбора, он позвонил Гаю Хильду, своему адвокату по бракоразводным процессам, и договорился о первоначальном собеседовании. Гай уже знал, что Данте не подписала брачный контракт, а Дэррил предельно ясно дал понять, что не хочет терять свой дом, так что ситуация обещала быть не из простых.
— Дела шли насколько плохо, что выходили из-под его контроля. Если бы он не пускал всё на самотёк, многого бы удалось избежать, — размышляет адвокат Дэррила. – Вряд ли Дэррил умел выразить разочарование в словах. Видимо, он не представлял, как подойти к проблеме. Дэррил понимал, как исправить ситуацию с медицинской точки зрения. Он был мастером в своей профессии. Однако жизнь — это нечто большее, чем достигнуть успеха в одной области. Вряд ли Дэррил был способен видеть картину в целом.
В субботу на Суперкубке Дэррил сказал жене, что едет к сестре Карлин, которая живёт недалеко от Коламбуса. Увидев, как он бросает в чемодан рубашку для гольфа и брюки, она тоже достала дорожную сумку, недоумевая, с чего это он туда собрался, если вообще-то не увлекается футболом.
— Зачем нам ехать к твоей сестре?
Дэррил не ответил.
— Я ведь еду с тобой, не так ли, Дэррил?
Когда Данте начала собирать вещи, расспрашивая Дэррила о том, что ей надеть, хирург наконец выложил жене, что он не может выносить её вида, что у него нет намерения жить с ней дальше. Данте была совершенно раздавлена. Она не заслуживала, чтобы ей говорили такие гадости.
Она позвонила Бет и рассказала о своих подозрениях, что Дэррил врёт о том, что поехал к сестре.
— Данте сказала, что после свадьбы они с Дэррилом занимались сексом всего 4 раза, — неохотно признаётся Бет. — Я даже удивилась, потому что она была намного моложе него, и мне казалось, что между ними сильное физическое влечение.
Данте была уверена, что у Дэррила есть другая, но Бет в это не верила. Просто не было никаких доказательств. Однако позже в тот же день, когда Данте быстро позвонила Карлин, чтобы убедиться, что Дэррил у неё, шурин Гас сказал, что ничего о нём не слышал. Данте начала вкратце излагать Гасу свои семейные проблемы, но Гас не захотел слушать.
— Вы оба взрослые люди, — сказал Гас, — так что разбирайтесь со своими проблемами, как взрослые.
Испугавшись, что Дэррил может скрываться по соседству, Данте позвонила в полицию, запросив дополнительное патрулирование. Она сообщила офицеру полиции Ричу Лаймлу, что боится мужа, что у них семейные проблемы. Его нет дома, сказала она офицеру, но он может вернуться и выкинуть что-нибудь безумное.
Чтобы отвлечься, она взяла напрокат фильм и принесла его Бет. Они съели пиццу и поиграли с детьми, но как только дети отправились спать, Данте показала Бет записку от Дэррила. Она прочла её вслух с выражением полного недоверия, и Бет растерялась, не зная, как реагировать. Дэррилу, казалось, нравилось быть несчастным, и он, казалось, не желал ни в чём идти на компромисс. Данте призналась, что больше не верит в их брак.
— Ты любишь его? – спросила Бет.
— Он мне небезразличен.
— С какой стати ты так быстро вышла за него замуж?
Но Данте просто смотрела на неё с дрожащими губами. Она сама не знала, почему вышла замуж за человека, который сделал её настолько несчастной. У него было мало друзей, ещё меньше увлечений, и она устала его во всём поддерживать.
— Дэррил чувствовал себя неудачником во всех отношениях, отчасти потому, что его отношения с Данте на тот момент шли под откос, — вспоминает Бет. — Данте рассказала мне о том, как однажды он пришёл домой в слезах, потому что у него нет друзей. У него в больнице работает интерн, который успешен, привлекателен, и дети его любят. Видимо, Дэррил ему завидовал.
Данте и Бет решили сходить вместе на Суперкубок, а потом зашли в паб "Mc Levy's" в Монтгомери — уютный бар в торговом центре "Duffy Square", куда ходили только местные. Муж Бет, Джон, был почти постоянным посетителем этого заведения, и Данте чувствовала себя желанным гостем — настолько желанным, что в последующие недели её часто видели здесь по вечерам. Она пряталась там от мужа, потому что это была скромная забегаловка, не из тех, которые посещал Дэррил.
Она опоздала на воскресный Суперкубок, так что когда они прибыли, тут уже вовсю веселились, потягивали импортное пиво и набивали животы начос, куриными крылышками и пиццей. Данте настояла на том, чтобы заказать холодный сэндвич из меню, проверив, нет ли микробов по краям тарелки, и, к большому разочарованию Бет, сидела с таким видом, словно находиться здесь ниже её достоинства.
Но едва началась игра, Данте немного расслабилась, стала хихикать и голосом маленькой девочки флиртовала с 25-летним работягой.
— Знаешь, у меня никогда не было проблем с выбором парней, — прошептала она Бет, сверкнув милой ямочкой на щеках и подмигнув.
После перерыва Бет и Данте больше не обращали внимания на игру. Однако в какой-то момент на экране мелькнула межрасовая пара: футболист с женой — и Бет заметила, что, по её мнению, женщины прыгают на спортсменов из-за денег.
— Что? А ты-то что имеешь против? — рявкнула Данте.
— Ну, нет, просто... — начала Бет.
— Ты так говоришь, будто это плохо.
— Вовсе нет, но я не сторонница межрасовых браков, потому что мне жаль их детей. Они обычно сами не знают, кто они и откуда.
— Это всё потому что я тоже чернокожая, — выпалила Данте. — Ты об этом задумывалась? Это правда, по одной линии мои предки из Англии, но по другой они чернокожие.
Бет подумала, что плохо расслышала. Видимо, Данте так накидалась, что вдруг возомнила себя негритянкой.
— Разве не видишь, что у меня кудрявые волосы? — спросила она, накручивая прядь мягких золотистых волос на палец.
— Ну, я тоже валлийка и англичанка, — поддразнила Бет. – Но кажется, у меня волосы намного лучше, чем у тебя, Данте.
— О, я так не думаю!
— Правда? Да ладно, ты, должно быть, шутишь?
Бет с детьми рано ушли из таверны, но Данте ещё ненадолго осталась пофлиртовать с парой мужчин, что ей прекрасно удавалось. Она полагала, что к понедельнику с Дэррилом всё уляжется, но ей нужна поддержка, если его странное поведение продолжится. Ей всегда нравилось держать пару парней про запас.
Когда Дэррил вернулся домой следующим вечером, они ссорились всю ночь. Очевидно, он поговорил с кем-то о прошлом Данте и стал расспрашивать её о том, что у неё случилось с предыдущими мужьями. Её возмутили его расспросы. Она подозревала, что он это выведал у одной из её сестёр, но Дэррил категорически всё отрицал. Данте понятия не имела, откуда у мужа такая информация. Она знала, что родственники ей завидуют; они всегда были против неё, и она предположила, что муж, вероятно, связался с кем-то из них на выходных. Ей не терпелось позвонить Шерил, самой вероятной предательнице из всей этой компании. Она была уверена, что Дэррил с кем-то спит на стороне, но из-за чьей-то злобной лжи они поменялись ролями, и теперь ей приходится защищаться.
Незадолго до рассвета у Данте начались такие сильные боли в груди, что она сама поехала в отделение неотложной помощи в Бетесде. Несмотря на многочисленные вызовы через пейджер, Дэррил к ней так и не вышел. Врач в отделении неотложной помощи сказал Данте, что у неё просто сильный стресс и ей скорее к психологу. В 8:00 того же утра она явилась к Бет без приглашения, одетая в потрёпанный спортивный костюм под норковую шубу в полный рост.
Сквозь слёзы Данте растирала себе предплечье, показывая Бет красные отметины там, где Дэррил её бил. Она рассказала Бет, что две медсестры выразили соболезнования по поводу её замужества с Дэррилом. Однако когда Дэррил так и не пришёл проведать её, это разбило ей сердце.
Позже в тот же день Бет решила позвонить подруге, и Данте заплакала, едва взяла трубку. Она больше беспокоилась, чем злилась из-за того, что Дэррил не отвечает на её звонки. Она беспокоилась, что с ним может что-то случиться.
По сарафанному радио Бет узнала, что Дэррил появился в тот день в отделении неотложной помощи предположительно с царапинами на лице.
Однажды, ещё в начале января, Дэррил поспешил навестить Гая Хильда. Они говорили о оформлении документов для развода, но хирург заколебался, стоит ли этим заниматься. Находясь в офисе Гая, Данте вызвала его на пейджер, и Гай заметил, как сильно Дэррил, казалось, вздрогнул.
— У неё АОН, и она знает, что я здесь, — пробормотала Дэррил, вешая трубку.
— А почему вы так беспокоитесь? — спросил адвокат. — Вы же предупредили её обо встрече со мной, верно?
— Да, но вы не понимаете. Если она чего-то хочет, нужно ей это дать. Гай, я уже сам не понимаю, что у меня происходит в жизни. Всё вышло из-под контроля.
— Вы обсуждали какие-то отступные, верно?
Да, обсуждали. Но Гай видел, что клиент мнётся. Возможно, он по-прежнему любит жену.
— Когда он приехал, стало ясно, что у него не мелкая семейная проблема, вызванная сексуальной несовместимостью или её неумением готовить, — вспоминает Гай. – Я быстро понял, что у них отношения в лучшем случае странные. Они не спят вместе ни в одной постели, ни даже на одном этаже. Затем он начал рассказывать мне о том, что ему удалось выяснить.
Когда Дэррил подробно описала свою жизнь с Данте, Гай подумал про себя: "Да не может быть!" Он был шокирован тем, что хирург ей прощал. Очевидно, эта женщина имеет над ним какую-то психопатическую власть.
Даже после того, что произошло в выходные Суперкубка, несмотря на все документы, которые Дэррил отправил Гаю по факсу, он не казался настроенным на развод. Дэррил боялся, что Данте лишит его имущества, испортит ему репутацию, и всё же не хотел расторгать свой брак.
— Мы с Дэррилом много о чём говорили, но совершенно не понимали оба, кто такая Данте и чего она хочет, — признаётся Гай. — Каждый день мы узнавали что-то новое. Он уже не знал, хочет ли с ней разводиться, а лишь спрашивал, какие у него варианты.
Примерно в это же время Дэррил в абсолютной панике позвонил Гаю из машины. Ранее в тот же день в ходе ссоры Дэррил узнал, что жена хранит в доме оружие. Она угрожала ему.
— Кажется, она не врёт, — голос Дэррила дрожал. — Она сказала мне, что у неё в комнате заряженный пистолет.
— Возвращайтесь в дом, Дэррил, и заберите пистолет.
— Её комната заперта на засовы.
— Поднажмите, снимите дверь с петель, — посоветовал Гай. — Вызовите слесаря. Существует много способов попасть в помещение. Просто возьмите пистолет, отнесите его в первый попавшийся полицейский участок и составьте полный полицейский отчёт.
— Тогда что мне делать, когда она вернётся домой?
— Не скрывайте от неё факты. Скажите ей, что возражаете, чтобы в доме было оружие. Скажите, что вы боитесь оружия, и скажите, что если у неё когда-нибудь снова будет оружие, вы будете рассматривать это как акт домашнего насилия и добьётесь её ареста.
Предложение Гая имело смысл, если только Дэррил не хотел съехать. Прежде чем отправиться домой и выломать дверь в её комнату, хирург зашёл в придорожный ресторан "Честерс" и выпил две двойные порции скотча, чтобы его не так трясло после того, как он обнаружил у неё под кроватью пистолет 22-ого калибра. Он немедленно доставил его в полицейский участок Лавленда и провёл несколько минут с людьми из управления шерифа округа Гамильтон.
Оказалось, что в пистолете сломан ударник, и он не захотел выдвигать обвинений против своей жены.
12 февраля 1996 г.
Гаю Хильду
5-я улица, 255 E
Цинциннати, Огайо
Уважаемый Гай,
Прокручивая в уме наш недавний разговор, я допустил ошибку, сказав, что на момент заполнения свидетельства о браке не знал, что у Данте есть дети. Она с самого начала рассказывала мне о дочери, о своём первом и последнем браке. Как я понял, она была замужем дважды: сначала за Джо Хоффером, а потом за Дэвидом Бриттеоном. Она рассказала мне, что у неё есть дочь Шон, и что Шон замужем, однако скрыла от меня, что у неё есть и внуки, потому что ей не нравится, чтобы её считали бабушкой. В конце концов я узнал и о внуках, но поначалу она умолчала об этом, а не о том, что у неё есть дети.
Другие несоответствия в её биографии я уже перечислил в ходе нашей первой встречи. На этой неделе я снова попытался донести до неё, что ради её же блага встретиться с вами и обговорить размер отступных. Она по-прежнему сопротивляется, по-видимому, по совету от двух своих подруг-адвокатов.
Я хотел бы приступить к подаче иска как можно скорее и очень хотел бы оформить судебный приказ, о котором говорил ранее, а также хотел бы увидеть уведомление о выселении и судебный приказ, чтобы она не приближалась ни к моему дому, ни ко мне.
Как мы уже обсуждали, я не знаю, есть ли у меня какие-либо основания поддерживать эти просьбы или нет.
Я, конечно, продолжаю чувствовать угрозу, хотя в данный момент она сменила тактику и ведёт себя подчёркнуто сдержанно, когда я дома или разговариваю с ней по телефону. Пожалуйста, дайте мне знать, что делать дальше.
Большое спасибо за внимание,
Дэррил Дж. Суториус, доктор медицины
ДИСПЕТЧЕР: Служба экстренной помощи 911.
АБОНЕНТ: Я работаю с Дэррилом Суториусом, он врач. Я звонил ему на пейджер. И… э-э-э… боюсь, с ним что-то случилось, потому что это на него не похоже — не отвечать на пейджер.
ДИСПЕТЧЕР: Вы звонили ему домой?
АБОНЕНТ: Нет, дома у него не всё гладко.
ДИСПЕТЧЕР: Где он живёт?
АБОНЕНТ: 9014 Симмзкрик-роуд, Лавленд, Огайо. Прошлой ночью он не ответил на сообщение из больницы, а это было срочно. Я ему сегодня утром продублировал на автоответчик.
ДИСПЕТЧЕР: Ясно. 9014 Симмзкрик — такого адреса нет. У вас есть какой-то другой его адрес?
АБОНЕНТ: Это его адрес. Хм… Могу дать вам номер его телефона, это 538-5556.
ДИСПЕТЧЕР: Когда с ним в последний раз кто-нибудь разговаривал?
АБОНЕНТ: Не знаю. Я видел его в пятницу. Не знаю, видел ли его кто-нибудь в выходные или нет. Он не отвечает ни на какие экстренные сообщения на пейджер. Наверное, с ним что-то случилось. Обычно он всегда отвечает на пейджер. У него были экстренные сообщения.