Джанет совсем не хотела разводиться с Дэррилом; тот сам принял такое решение. Она всегда любила его, даже когда ненавидела, и носила его обручальное кольцо даже после его смерти. Когда она услышала, что его труп обнаружили в подвале, то не удивилась. Дэррил любил проводить большую часть свободного времени в подвале. Он постоянно обвинял её в том, что она загнала его под землю, хотя на самом деле это было его любимое место.
— Это ты решил отделиться от семьи, — говорила ему Джен. – Это ты не хотел ничего слышать.
Джен не хотелось быть излишне суровой к Дэррилу — она знала, что после операций он возвращался домой сильно измотанным, — но его поведение, казалось, не оставляло ей иного выбора. Дэррилу хотелось отдохнуть на диване и посмотреть телевизор, и это не было проблемой, но когда он всё сваливал на неё, будто это она сослала его в подвал, Джен не могла удержаться от возражений.
Как бы она ни пыталась оправдать его, в течение 30 лет у Дэррила во всём был виноват кто-то другой, и каким-то образом этим виноватым оказывалась именно она. Он вёл себя так, словно был несомненным гением, с которым нельзя спорить, поэтому Джен с трудом ставила его в браке на место. Он ежедневно проявлял своё высокомерие.
Конечно, она понимала, что Дэррилу не достичь вершин в медицине, не имея каких-то преимуществ, но он, казалось, никогда не сдавался. Даже когда она касалась темы, о которой Дэррил ничего не знал, он вечно спорил. Такой он был человек, таков был его характер. Ему вечно нужно было казаться умнее всех, особенно собственной жены.
— В течение 30 лет он убеждал меня, что я глупа, — признаётся Джен. — Он спорил со мной, что бы я ни говорила или делала. Это была постоянная борьба за выживание.
Джен познакомилась с Дэррилом в Университете Цинциннати в начале 1960-х. Она была студенткой-медсестрой, а он – на предпоследнем курсе в медицинском колледже. После окончания учебы (он был вторым в своём классе) Дэррил прошёл хирургическую ординатуру и стажировку по торакальному лечению и кардиологии в больнице "Cincinnati General", где уже работала Джен. Они работали вдвоём каждый день, но Дэррил был для неё слишком крупного телосложения. Поначалу он не нравился Джен.
Джен в то время был 21 год. Она встречалась с красавчиком из "Фи Дельта Тета"[13], носила значок братства этого парня — её версия помолвочного кольца, но к тому времени, когда Дэррил пригласил её на свидание, она с тем парнем рассталась, а значок вернула.
Для Джен работа в больнице "Cincinnati General" была очень похожа на мыльную оперу, где повсюду завязывались тайные романы. Однако там было нелегко, особенно потому, что больница обслуживала неимущих, а это означало, что сотрудникам приходилось иметь дело с многочисленными жертвами уличных преступлений.
— Я быстро повзрослела, — вспоминает Джен. — В возрасте от 18 до 22 лет я работала с трупами, видела рождение младенцев, часто приходилось дежурить в неотложке. К нам поступали люди с колотыми, резаными, огнестрельными ранениями. Во время обучения на медсестру мне пришлось ходить в отдел общественного здравоохранения. Я увидела, каково это — не иметь денег, тепла и еды.
В довершение всего Джен приходилось работать в Лонг-Вью — близлежащем сумасшедшем доме, который впоследствии снесли, — и для девушки со свежим лицом, приехавшей прямо с фермы под Кливлендом, это было похоже на резкое пробуждение ото сна.
— Я ходила с открытым ртом, — вспоминает Джен. — Там людей запирали без одежды, привязанными к стульям. Кто-то раскачивался на полу, свернувшись калачиком в позе эмбриона. Вот где я работала.
Тогда Джен разъезжала на красном "Рено" с откидным верхом. Она была жизнерадостной и симпатичной, и Дэррил был просто без ума от неё. У неё был необычный разрез глаз и идеальная осанка, она со вкусом одевалась. Именно о такой, как она, он и мечтал всю жизнь, и, казалось, ему не терпелось за неё побороться. Конечно, она заставила его попотеть. Хотя он ей всё больше начинал нравиться, она никогда ни на что не намекала. Поначалу Дэррил был чрезвычайно щедрым; ему нравилось возводить её на пьедестал, так что это было даже здорово. Единственное, временами она замечала, что наружу выходит его жёсткость, и это её беспокоило. Например, рядом с мамой Джен Дэррил казался одновременно доктором Джекилом и мистером Хайдом.
Тем не менее молодой стажёр, казалось, был полон решимости заполучить Джен, хотя она и не была настолько в нём уверена. Вскоре между ними установились своего рода созависимые отношения. Дэррил ясно дал понять, что она нужна ему. Он потакал каждому её капризу и в конце концов растопил ей сердце. Красивая темноволосая медсестра превратилась в пластилин в его руках, готовая пожертвовать всем ради него.
Джен была из тех, кто прекрасно заботится о других, пока кто-то заботится о ней, и Дэррил, казалось, был готов ей это предложить. Она чувствовала, что он был её мужской энергией. Он обладал как раз теми качествами, которых ей не хватало.
Она начала считать, что ей хочется влюбиться, выйти замуж и завести семью. Она поняла это во время их первого поцелуя на теннисном корте.
— Я и представить себе не могла, что кто-то полюбит меня, потому что думала, что такого никогда не встречу, — признаётся Джен. — Я считала себя самой счастливой в мире и отдала бы всё ради своего счастья. Мне хотелось стать женой Дэррила и сделать его счастливым.
Джен и Дэррил уже не расставались. Он снимал на пару с соседом ужасную зелёную квартиру. Это был холостяцкий ад, по полкам ползали тараканы, и поначалу у Джен не было ни малейшего намерения оставаться здесь на ночь, но в конце концов она сдалась. Это был лишь период ухаживаний, а Дэррил уже проявлял характер.
Через несколько месяцев он переехал в новую квартиру, в более приемлемое место, прямо напротив "Cincinnati General". Джен всё больше подчинялась воле Дэррила. Тогда он много учился, а она просто поддерживала его любым возможным способом. Дэррил был самым умным человеком, какого она знала, его ждал большой успех. Он был полон решимости превзойти всех в своей области, и Джен представляла себе, насколько он будет успешным. Она пыталась пробудить в нём желание смотреть на жизнь проще, но это было трудно, он был таким увлечённым.
Едва они стали парой, Дэррил редко оставлял Джен одну. Он выяснил, где она обедает, во сколько заканчивает работу в отделении неотложной помощи; он всегда знал, где она находится, а потом начал подвозить её на работу. Когда они, наконец, обсудили женитьбу, Дэррил имел наглость подарить ей кольцо своей бывшей девушки, с которой он вежливо расстался, когда встретил Джен. Он сказал, что в кольце идеальный бриллиант, и Джен должна считать, что ей повезло, что у неё такой есть. Конечно, Джен отказалась носить это кольцо, а Дэррил никак не понимал, в чём тут дело.
— Однажды я пришла к нему домой, а он даёт мне какие-то маленькие записки, — вспоминает Джен. — Их было 10. Должно быть, он целый час писал их. Потом начался квест "найди спрятанное сокровище". В итоге я открываю дверцу холодильника, а там в пирожном с кремом спрятано то самое кольцо с бриллиантом.
Джен никогда не считала, что Дэррил способен на нежность. Кольцо, которое он купил ей, было более потрясающим, чем всё, о чём она когда-либо мечтала, и она вспоминает месяцы, предшествовавшие свадьбе, как самые счастливые времена в жизни. Джен не отличалась амбициями, она не знакомилась с врачами и не стремилась быть женой врача — у такого образа жизни было слишком много невзгод. И всё же она заполучила Дэррила. Они строили всевозможные планы на совместное будущее. Оба хотели, чтобы у них всё было, как у всех: большой высококлассный дом, полный цветов двор, дети и, возможно, летнее местечко у воды.
Да, Дэррил был ужасным самодуром, но, с другой стороны, Джен ему это позволяла. Она была католичкой, он — лютеранином, и это было важно. Ещё до того, как они пошли к алтарю, Джен поняла, что всё должно быть так, как хочет Дэррил и никак иначе. Поскольку его отец, Карлтон, был лютеранским священником, то венчание должно было состояться в лютеранской церкви. Просьбы Джен и её матери полностью игнорировались; не имело значения, что она была матерью невесты.
Дэррил решал всё, вплоть до фасона свадебного платья и фаты Джен. По сути, она стала его марионеткой, хотя никогда не чувствовала себя таковой. Джен считала, что понимает Дэррила, потому что видела, как его воспитали. Он привык к матери, которая жертвовала всем ради семьи, и к отцу, который проповедовал наказание огнём и серой. Хотя Дэррил говорил, что не хочет повторять путь родителей, Джен понимала, что Дэррил может быть чрезвычайно придирчивым и эгоистичным.
Она догадывалась, что своим упрямством он, возможно, пошёл в отца, но не позволяла себе думать об этом.
Они не могли позволить себе особо пышную свадьбу (или медовый месяц, если уж на то пошло), поэтому вдвоем проехали пару часов на юг, в государственный парк Камберленд-Фоллс в Кентукки, где царила обстановка в стиле деревенского уединения, и сняли комнату с двумя односпальными кроватями. Стоял конец 60-х, расцвет эпохи цветов и свободной любви, но никого в горах, казалось, это не волновало, и молодожёнов это вполне устраивало.
По мере развития их брака Джен поняла, что Дэррил очень похож на отца, что было для неё проблемой. Она и так понимала, что Карлтон вечно прикрывается Евангелием вместо поиска ответов, а теперь оказалось, что и Дэррил прикрывается своей медициной. Муж, казалось, не вывозил реальной жизни, близких отношений. У него на всё был стандартный ответ и решение, которое казалось ему логичным.
— Его приучили ходить в церковь, — вспоминает Джен. — Он никогда не делал ничего такого, что не приличествовало бы проповеднику и его семье. Он должен был сохранять осторожность в словах. Он убирал в церкви, состоял в бойскаутах, но никто никогда не заботился о его душе.
Чем больше Джен узнавала Дэррила, тем больше понимала, что его тяготит быть сыном проповедника. Он чувствовал себя ущемлённым, живя под постоянным пристальным вниманием прихожан и железной воли отца. Став взрослым, Дэррил жаловался, что Карлтона никогда не было рядом с ним. Его единственным воспоминанием об отце была какая-то совместная рыбалка.
— Он действительно плакал из-за отсутствия отца, — признаётся Джен. — Вот насколько глубока была рана в его душе.
Однако Дэррил наступал на те же грабли. Он постоянно работал в больнице и почти не брал выходных, чтобы расслабиться. Наконец Джен и Дэррил сели и поговорили. Они пообещали друг другу, что будут проводить больше времени вместе, что когда у них появятся дети, то на первом месте будут именно дети.
В первые годы брака Дэррил изо всех сил старался, чтобы в их жизни было по-другому. Он по-прежнему занимался карьерой, но каждую субботу вечером приглашал Джен на танцы. Тогда Дэррил казался абсолютной мечтой. Он был потрясающим знатоком во всех областях, они обедали в лучших ресторанах города. Джен хранила коллекцию спичечных коробков и меню, дорожа временем, проведенным наедине с мужем. Конечно, так было в течение их первых 6 лет совместной жизни, пока не появились дети.
И пока Дэррил изо всей силы стоил карьеру, Джен еле уговорила его купить для них первый дом, который он сначала не решался покупать, но потом был вполне счастлив. Было начало 70-х, и молодой врач ходил с огоньком в глазах. Он по-прежнему любил жену, а на светских раутах показывал Джен коллегам — у неё был изысканный вкус в одежде, и она хорошо держалась. Они ели кресс-салат и пальмовые сердцевинки и потягивали кофе из демитаса на пышных приёмах в таких местах, как "Banker's Club" и "Mecklenberg Gardens".
Дома Джен устраивала экстравагантные званые обеды для других врачей и их жён, а зимой, когда погода в Огайо становилась ненастной, Дэррил увозил её в фантастические места, такие как Багамы и Лас-Вегас. Это были годы стажировки, когда они были молоды и без ума друг от друга.
— Когда родилась Дебби, Дэррил повторял, что нашим отношениям пришёл конец, — признаётся Джен. — Он отдалился от меня и ребёнка. Он не мог оставаться с нами. Для него это был конец удовлетворения его потребностей.
Как раз тогда, когда Джен он был нужен больше всего, Дэррил стал эмоционально холодным. Он был взволнован во время беременности, но не присутствовал при родах. Дэррил ассистировал при стольких родах, что Джен просто не могла в это поверить. Когда родилась Дебора, она поняла, что мужу не хочет делиться её вниманием и возненавидел ребёнка. Более того, Дебора не была мальчиком, как он надеялся, и хотя он никогда не признавался в этом, это стало совершенно очевидно много лет спустя, когда рождение Джона приобрело для него совершенно иное значение.
— Я просто продолжала отрицать, что Дэррил избегает меня, и считала, что мне так повезло с Джоном, — вспоминает Джен. – Муж весь день пропадал, а когда приходил домой, он был не с нами, а я продолжала надеяться, что всё изменится к лучшему.
Конечно, этого не произошло. Всё наоборот стало ещё хуже. А когда родилась Бекки, в семье было уже две девочки, обе из которых требовали внимания Джен. Джен изо всех сил старалась угодить своему мужу, но на Дэррила, сколько бы особенных ужинов она ни устраивала, чего бы ни пробовала в спальне, ничто не производило впечатления.
Чем больше Дэррил зарабатывал, тем больше увлекался материальными благами. Он приходил домой в восторге от новой спортивной машины или меховой шубы для Джен, и предполагалось, что от этого всё станет лучше. И долгое время, признаёт Джен, так оно и было.
— Я была зависима от Дэррила, — размышляет она. — Я была слишком благодарна ему за любовь и заботу обо мне. Но это была забавная любовь. Оказалось, брак удерживает пару вместе, только пока они любят друг друга.
Но с годами Джен поняла, что платит довольно высокую цену за свой образ жизни. С Дэррилом у неё было всё, что она хотела: оригинальные произведения искусства с автографами, сейф, полный украшений с бриллиантами, костюмы и пальто на лисьей подкладке, членство в эксклюзивных клубах, — но счастья не было.
К середине 1980-х семья Суториус сформировалась окончательно. Дети выросли, а Дэррил и Джен уже проводили отпуск по типу второго медового месяца. Есть их совместная фотография в "Maison De Ville" в Новом Орлеане в 1985 году. Они сняли номер-люкс в Одюбоне и участвовали в шумной вечеринке. Поводом к приезду была конференция Американского колледжа грудных врачей, но настоящей целью Дэррила было посетить все изысканные рестораны, такие как "Brennans" и "Commander's Palace". Дэррил знал все лучшие места и выбирал их сам, но Джен это вполне устраивало.
Слева направо: Дебора, Дэррил, Бекки, Крисси, Джен и Джон
Хотя с Дэррилом было невозможно общаться, он обеспечил Джен хорошую жизнь. Джен с мужем посещали такие мероприятия, как Дерби в Кентукки и Суперкубок, и неоднократно приглашались в Белый дом. Во время президентства Рейгана Америка богатела, а врачи находились на вершине пищевой цепочки.
Именно в эпоху Рейгана клан Суториус купил пару таймшеров, которыми они регулярно пользовались: один — в Канкуне, другой — на любимом курорте Хилтон-Хед. Семья проводила много времени на виллах и дачных домиках, они останавливались в уединённых деревнях с домашним хозяйством и отличной кухней, брали уроки по всему: от рыбалки до верховой езды; и, конечно же, всегда были гольф и теннис.
Семья была активной. Джон с отцом были заядлыми рыбаками, а девочки занимались спортом. Все они были отличными пловцами, что подтверждалось и их фигурами. На фотографиях дети выглядят загорелыми и крепкими, на них нет ни грамма лишнего жира, просто сияющие лица с лучезарными улыбками. Они были настоящей американской семьёй, и выглядели так, словно наслаждались каждой минутой.
Помимо таймшеров, были семейные каникулы в "Disney World", в Нью-Йорке и, фактически, в большинстве крупных городов страны. Дэррил и Джен водили детей во все обязательные к посещению места: на бродвейские шоу, в Эмпайр Стейт Билдинг, в крупнейшие музеи и, естественно, в такие магазины, как "Saks" и "FAO Schwarz", — они побывали во всех. Дэррил никогда не ездил вторым классом, поэтому, даже путешествуя с детьми, он брал лимузины и всегда останавливался в лучших отелях. В те дни он мог позволить семье обедать в частных клубах и дорогих ресторанах.
Есть фотография Дэррила с детьми: все девочки в одинаковых платьях стоят на фоне белых воздушных штор, латунных люстр и высоких потолков. Такой фон, кажется, им подходит. Суториусы были привлекательными. Все дети были великолепны, Дебора была самой выдающейся. И девочки, в частности, были грациозны, чему они, должно быть, научились у матери, поскольку Дэррил всегда был немного неуклюж и выглядел слегка взъерошенным как в спортивной куртке, так и в пиджаке с галстуком. Джен же, казалось, обладала осанкой балерины. Даже когда она была беременна, она выглядела невероятно красивой: её волосы всегда были уложены, выражение лица было несколько царственным, а улыбка просто потрясающей.
— Папа очень гордился нашим немецким происхождением, — вспоминает Дебора. — Когда я была маленькой, он всегда говорил мне не забывать, что мы немцы. Это была одна из любимых папиных фраз.
Когда-то их фамилия была "фон Карлштейн". Дэррил не мог сказать, когда её сменили на латинскую "Суториус", но всегда напоминал детям, что они потомки немецкой знати, что у них благородное происхождение, которым нужно гордиться. Он также вбил своим детям в головы, что они республиканцы; он хотел, чтобы они были консерваторами, как высшее общество Цинциннати.
Вместо того чтобы переехать в Индиан-Хилл, о чём Дэррил всегда мечтал, он купил дом на Гейлкрест-драйв, в гораздо менее дорогой части города, но там Джен чувствовала себя как дома, пока растила семью. С годами дом Суториусов стал самым обсуждаемым местом жительства по соседству. Они пристроили теннисный корт, бассейн и крытый жилой флигель.
Флигель, конечно, был большой достопримечательностью — с дождевой и паровой банями с гидромассажем, и дети Суториусов устраивали множество развлечений, купались с друзьями под солнечными лампами в сауне и нежились в джакузи.
Семье Суториус завидовал весь квартал, и помимо того, что у них были все домашние излишества, они разъезжали на всём от "BMW" до "Jaguar". Каждому ребёнку по достижении водительского возраста дарили машину, так что в итоге на подъездной дорожке стояло 6 машин. Дебора разъезжала на красном "Мустанге" 1982 года выпуска с откидным верхом. Всего через несколько дней после своего 17-летия она попала в автомобильную аварию, но, к счастью, не пострадала. С Деборой у родителей были совсем другие заботы.
К сожалению, по мере того, как Дебора приближалась к студенческому возрасту, она становилась всё большей проблемой. Между ней и родителями росло напряжение: она не слушалась, курила травку, встречалась с парнем на мотоцикле — в общем, была самым обычным кошмарным подростком. Джен не пускала парня Дебби за порог, а Дэррил тоже не одобрял этого молодого человека. И это придало Деборе ещё больше решимости остаться с Кеном.
Чем больше Дэррил давал понять Деборе, что воспитал её светской львицей и категорически не одобряет, когда она разъезжает на "Харлее", тем больше Дебора презирала отца. Дэррил описывал ей свои дни бедности, когда был сыном проповедника, и напоминал ей о том, через что ему пришлось пройти, чтобы закончить школу и стать хирургом. Дебора уважала его, но не собиралась отказываться от богемного существования со своим парнем.
Дебору возмущало, что её подталкивают к высокому социальному статусу, и в любом случае у неё не было желания быть богатой. Ей вообще не нравились мальчики, жившие на средства семьи. Она чувствовала, что имеет полное право сама выбирать себе мужчин, и Кен был готов поддержать её.
В отчаянной попытке увести Дебору от бойфренда Джен отправила дочь в Вальпараисо, лютеранский колледж, который, по мнению Деборы, предлагал немногим больше, чем вид на кукурузные поля. Ей не терпелось поскорее уехать оттуда, но вернувшись в Цинциннати, Дебора обнаружила, что её выгнали из дому. Стояли рождественские каникулы, а Джен отказывалась впускать её через парадную дверь.
Джен была просто в ярости из-за того, что дочь строила коварные планы перевестись обратно в Калифорнийский университет.
Оказавшись между ними двумя, Дэррил решил поддержать решение Деборы и помочь ей найти квартиру. В конце концов, ей было всего 19 лет, и она была слишком молода, чтобы жить полностью самостоятельно. Джен тем временем всё больше злилась на сложившуюся ситуацию. Кен по-прежнему оставался в кадре, но она чувствовала, что Дэррил и Дебби слишком часто видятся друг с другом, а Дэррил отдаёт предпочтение Деборе перед другими детьми.
По мере того, как давление со стороны Джен росло, Дэррил согласился тратить меньше времени и денег на Дебби, но в конце концов начал обижаться за это на Джен.
— У родителей были проблемы в браке, — размышляет Дебора, — но они не хотели этого признавать, поэтому выставили меня во всём виноватой.
К тому времени, когда Деборе исполнилось 20 лет, отношения с матерью были на нуле, а у отца дома стояло такое напряжение, что он почувствовал необходимость расторгнуть брак. Он снял квартиру в Олд-Монтгомери, причудливом комплексе прямо напротив "Bethesda North", но его пребывание здесь продлилось всего несколько недель. Он просто не мог жить холостяцкой жизнью.
Когда он решил вернуться домой на Гейлкрест-Драйв, они с Джен согласились позволить Деборе жить самостоятельно. Они наняли дорогого декоратора и начали переделывать интерьер, решив начать всё сначала.
Молодая женщина по имени Линн Кросс, которую они наняли, была немного неопытной, однако она мгновенно нашла с доктором и миссис Суториус общий язык. Художница с необычной внешностью, классической красотой и элегантным чувством стиля, Линн была энергичной и блестяще ладила с ними обоими, особенно с Джен. Дэррил волновался из-за бюджета; хотя Линн понимала, что их дом нуждается в большой доработке, она успокоила его, что расходы будут невысоки. Он и не подозревал, что по завершении общей концепции реконструкции он вложит в дом на Гейлкрест порядка 500 тыс. долларов — деньги, которые никогда не вернутся.
Среди всего прочего Дэррил мечтал о трёхэтажном атриуме с игровой комнатой и видом на лес на заднем дворе. Ещё в списке пожеланий числились мраморное фойе у входа, большая и великолепная терраса для завтрака — когда они приступили к составлению чертежей, декораторам предоставили безграничные возможности для полёта фантазии.
— Мы стали друзьями, — признаётся Линн, — потому что при работе над проектом такого масштаба по-настоящему сближаешься с заказчиком. Мы с Джен стали очень близки, а с детьми это был постоянный зоопарк. Она бегала туда-сюда, а я сидела и думала про себя: вау, ну и жизнь у неё!
Поскольку трое детей по-прежнему жили дома, Джен переделала каждую из их комнат в соответствии с их пожеланиями. Джон выбрал спортивную тематику, а девочки — розовые и пастельные тона. Джен была мамой, живущей ради своих детей, и она ужасно их баловала, даже не задумываясь об этом.
Со временем участие Дэррила в оформлении интерьера уменьшилось (на завершение проекта ушло около полутора лет), но он участвовал в создании главной спальни, которую они сделали похожей на свой любимый гостиничный номер в Новом Орлеане. Когда всё подошло к завершению, Линн показалось, что это слишком похоже на бордель, но не возражала: видимо так Дэррил думал возродить брак.
Иногда хирург широко улыбался ей, но по большей части он не спешил осыпать Линн комплиментами. Конечно, не Дэррил, а Джен руководила работой, но Дэррилу нравилось делать вид, будто это он у руля, а декоратор должен удовлетворять его прихотям.
— Что касается дизайна дома, — отмечает Линн, — первое слова всегда было за Дэррилом. Он стремился к совершенству.
Хотя Линн пользовалась услугами лучших монтажников в городе, Дэррил потребовал небольших изменений в обоях, возможно, едва заметно сменить цвет, а потом и переделать всю стену. Когда дело доходило до благоустройства дома, он определённо был самым высоким начальником. Когда проект подошёл к завершению, Линн помогла им заменить ковры и большую часть мебели, предложила некоторые произведения искусства, узнала их вкусы и быстро поняла, что Джен, по сути, ставит себя на последнее место после мужа, что показалось ей нездоровым.
Действительно кухня Джен перестраивалась в доме в последнюю очередь. Несмотря на то, что жена была искусным поваром и проводила там много времени, она медлила с реализацией проекта.
Внезапно всё упёрлось в деньги.
— Дэррилу хотелось, чтобы дом был идеальным и сногсшибательным, чтобы он отличался от других, был практичным, — вспоминает Линн. — В какой-то момент я поняла, что это будет стоить целое состояние, но я просто отрабатывала идеи, которые получала от него, и проект просто продолжал развиваться.
С точки зрения Джен, ремонт служил для маскировки основных проблем, которые были у неё с Дэррилом. У него по-прежнему были трудности с близостью. Он скрывался в подвале со своими порножурналами, и это было безумием. Он просто не мог наслаждаться новым домом. Вместо этого он обвинял Джен в том, что она тратит слишком много денег.
Когда Джен отчитала Дэррила за порнографию в их христианском доме, он в ответ потащил её на шоу в Ньюпорте, где были танцовщицы топлесс в дрянном нижнем белье и при свете красных неоновых огней. Дэррилу это показалось забавным; он пытался показать ей, на что похоже настоящее порно, но Джен не находила это забавным. Да и вообще она не считала его поведение нормальным и не скрывала этого. После многочисленных споров Джен решила спать на диване в гостиной.
К тому времени Дэррил оставался наверху смотреть порнофильмы, ожидая, что Джен успокоится и прыгнет в постель, пока идёт видео, но ей такое претило. Когда она попыталась, то не только почувствовала себя глупым сексуальным объектом, но и решила, что Дэррил болен.
Поворотный момент наступил, когда Дэррил случайно сломал руку, играя в теннис. Обеспокоенный тем, что больше не сможет оперировать, он на некоторое время пристрастился к обезболивающим препаратам и, казалось, сильно изменился как личность, став тихим и замкнутым, даже с детьми.
Из-за проблем в спальне и с деньгами Джен больше не могла с ним общаться, и они просто перестали разговаривать. Они прожили под одной крышей целый год, не сказав друг другу ни единого слова.
К ноябрю 1991 года Дэррил пришёл к Джен с решением: он хочет развестись. Он сказал, что просто больше не может обеспечивать её, и объяснил, что изменения в медицинском законодательстве сильно сказываются на зарплатах врачей, что он просто не зарабатывает столько, чтобы покрывать расходы по дому.
Но одновременно Дэррил купил себе 76-метровую рыбацкую лодку. Он не только пришвартовался к "Four Seasons", самой эксклюзивной пристани для яхт в Цинциннати, но и присоединился к загородному клубу "Beckett Ridge Country Club" и увлёкся гольфом и путешествиями.
— Он просто сорил деньгами, — говорит Джен. — Он поехал в Европу один, прекрасно провёл там время, а семья ничего не получила. Все деньги, которые он тратил, не имели никакого отношения к семье.
Дорогая Джен,
В январе ты через Джона прислала мне письмо с просьбой вернуться домой. Я тогда не ответил, потому что был сильно обижен, рассержен, подавлен и чувствовал, что не смогу разумно ответить. Я, вероятно, не стал бы сейчас отвечать, если бы не официальное уведомление, прикреплённое к моей двери, в котором говорится, что Департамент шерифа должен мне кое-что передать. Предполагаю, что ты предприняла какие-то юридические действия, и хотел бы ответить тебе до того, как увижу эти действия, поэтому не считай, что я пишу тебе это письмо только из-за того уведомления.
Для меня самое большое счастье — быть с семьёй. Я ужасно скучаю по детям, хотя они периодически звонят и навещают меня. Это действительно не то же самое, что жить с ними, но очень скоро они тоже начнут жить собственной жизнью. Тогда мы останемся вдвоём.
Ты помнишь, что однажды я уже уходил. Тогда ты страстно умоляла меня остаться, и я подумал, что, возможно, всё будет хорошо, но вскоре всё вернулось к прежнему. Ты говоришь об общении друг с другом, но понятия не имеешь, как неприятно было говорить с тобой о проблемах. Ты либо отмахивалась от моих опасений со словами, что я могу добиться всего, чего захочу, аргументировав это тем, что у меня нет надлежащих фактов, либо, когда не было другого выхода, просто разворачивалась и уходила, а потом ничего не говорила в течение нескольких дней или недель, если не считать твоих слов "просто убирайся", что ты говорила мне три раза в начале этого года, два из которых — в присутствии детей. Это было величайшим унижением — слышать, как ты кричишь на меня о том, какой я ленивый и паршивый добытчик, при детях.
В течение 28 лет я делал всё возможное, чтобы обеспечить тебя лучшим, что мог себе позволить. Я составлял списки того, что тебе нужно, и копил деньги до тех пор, пока не мог купить всё для тебя. Вспомни кухни, которые я строил для тебя, а потом полностью их перестраивал несколько лет спустя, маленький рояль, который ты хотела, пристройку к нашему дому, бассейн, готовый подвал и первоклассную кухню, обустроенную совсем недавно.
Когда ты всё это получила, а проекты завершились, я ожидал какого-то проявления благодарности. Но ты в этот момент обычно начинала говорить уже о чём-то другом, новом. Когда закончили обустройство подвала и достроили новую кухню (последнюю), ты уже проверяла возможность строительства дополнительной пристройки над гаражом с комнатой для шитья для тебя, ради которой пришлось бы разобрать комнату Дебби. Ты особо на этом настаивала, потому что больше не хотела видеть "эту девчонку" в своём доме и говорила так, будто она тебе не родная.
Раньше я мечтал вернуться домой, чтобы там ждала меня ты, а дети находились в другом месте, и мы могли бы провести тихий вечер наедине. Такое случалось всего дважды за 28 лет. Должен признаться, я не сразу поверил в происходящее, когда ты удивила меня номером "чувственная женщина", но ты такого никогда не повторяла.
У тебя редко находилось время на близость, и, казалось, ты никогда не получала от этого удовольствия. Мне казалось, что это из-за меня, но потом вспоминал, что до брака у меня не было проблем с тем, чтобы нравиться женщинам. Всякий раз, когда я надеялся найти время для нас, всегда возникала угроза, что "дети услышат" или "у меня слишком много дел", что всегда обозначало что-то для детей: школы, футбол, соседей, нянь и т.д.
Письмо Дэррила растянулось на несколько страниц. Он оправдывался, что вступил в теннисный клуб, объясняя, что делает это ради детей, особенно ради Джона, который, как он надеялся, тоже займётся гольфом.
Продолжая, он подробно рассказал, насколько неприятно ему слышать жалобы Джен на недостаточное участие в воспитании детей, как он разозлился, когда Джен назвала его "неуклюжим" в присутствии коллег-врачей, бывших у них в гостях. Он жаловался, что она невнимательно относится к его коллегам, что могло бы обеспечить ему больше пациентов, если бы только Джен было не всё равно.
Дэррил жаловался на расходы, на то, что Джен сидит без работы. Ему надоело, что его игнорируют и воспринимают дома как денежный мешок. Он очень огорчился, обнаружив, что "когда я прихожу домой по вечерам, меня встречает только поднос со счетами на оплату". Он устал тратить деньги на детей, которые, похоже, этого не ценят, и сыт по горло счетами по кредитной карте, которые из-за Джен каждый месяц растут "как на дрожжах".
Он только жалел, что они с Джен не в состоянии разумно распределять своё время и деньги, что они не проводят больше времени, наслаждаясь друг другом; его возмущало, что Джен хочет подождать, пока дети вырастут и уедут из дома. Он считает, что им следует чаще путешествовать вместе, но тут же добавляет, что ему это больше не интересно. Да и вообще он больше не надеется вместе с Джен нянчить внуков.
Далее он заверяет её, что не будет угрожать безопасности детей, что продолжит платить возмутительные 18 тыс. долларов в год по страховке автомобиля, наряду со всем остальным, и что продолжит делать всё возможное, чтобы обеспечить их. В заключении он пишет, что чувствует себя совершенно беззащитным, напоминает ей, что они больше не спят вместе, и повторяет, что от него хотят только денег.
Он надеялся, что Джен найдёт в жизни то, что ищет. Ему казалось, что оба живут в каком-то состоянии постоянного соперничества, а не в браке, и единственным воспоминанием, которое у него осталось о ней, это как она встаёт со своей "кровати" в гостиной и молча ходит по дому. Он объяснил, что хочет отношений, в которых он был бы нужен и любим на "более взрослом" уровне.
Он думал, что найдёт такие.
Его другу Дику Брансману казалось, что Дэррил мало чего получает от брака или не получает вообще ничего. По его мнению, Дэррил держался в браке только ради детей, но ему было бы лучше без Джен. В течение 25 лет Дэррил казался побитым щенком, для которого не существовало ничего, кроме запросов жены. Дэррил постоянно жаловался на счета, словно Джен имела над ним какую-то странную власть. Дик советовал приятелю ограничить расходы жены, но Дэррил не мог этого сделать.
— Мне это показалось очень типичной ситуацией, — размышляет Дик. — Он был блестящим хирургом, и медицина была его навязчивой идеей, его любовницей. В конце концов он доверился мне, и я начал понимать, что у него типичный брак врача. Ему хотелось лечить, а его жене — тратить деньги. Она их тратила всё больше и больше, а он всё больше и больше разочаровывался в ней.
— Если бы мне хотелось выпить яду, то было бы достаточно вместо этого поговорить с Дэррилом, но последний год я с ним не разговаривала, — объясняет Джен, — потому что он мог запросто убить меня. Он мог бы вынести мозги, чего ты не заслуживаешь.
Это было непохоже на Дэррила. Он казался большим плюшевым мишкой, но мог быть невероятно жестоким. Когда он чувствовал себя обиженным, то вымещал злобу на жене и знал, на какие кнопки нужно нажать. Он умел пользоваться деньгами ради получения власти и контроля и постоянно ловил Джен и детей на эту удочку. Он всегда говорил им: "Если будете делать то, что я говорю, я всё вам дам", — подразумевая, что если они его ослушаются, то никаких денег не получат.
— Я не могла быть уверенной в его деньгах, — признаётся Джен. — Никогда не знаешь, чего ожидать. Иногда он забирал что-то прямо у тебя из-под носа, а иногда из него что-то приходилось вытягивать щипцами.
Для Джен такое существование было ужасным. Хотя в конечном итоге у неё были все земные удобства, о которых она только могла мечтать, её возмущало, что Дэррил оценивает её и детей по денежному признаку. Деньги распределялись неравномерно и с учётом своеобразного фаворитизм, который вызывал много проблем. Для Джона деньги всегда были наготове. Джона отправили за границу в качестве студента по обмену, отец возил его кататься на лыжах в Юту. Когда Джону подарили новенькую машину, а он быстро разбил её в хлам, Дэррил тут же купил ему другую. Однако к девочкам отец никогда не был настолько щедр. Когда Дебора разбила свою машину, ей пришлось довольствоваться развалюхой. Ни одна из девочек не ходила в частную школу, и Дэррил сильно раздражался оттого, сколько дочери тратят на косметику "Clinique" и "Body Works".
Конечно, обе дочки Суториус были модницами, они не носили обноски и не отказывали себе в последнем, но Джен устала слышать постоянные крики Дэррила, что они так скоро по миру пойдут. Он вечно жаловался, что ему не хватает денег, но по большой иронии сам водил её в дорогие рестораны и заказывал к ужину бутылки вина по 100 долларов. Дэррил устраивал жене экстравагантную ночь, но Джен просто съеживалась, вспоминая, насколько неохотно он выделял деньги на детей. В этом не было ни смысла, ни причины.
— Он просто шёл и покупал "Porsche", причём без спросу, — вспоминает Джен, — и это была машина не для семьи. В этой машине мог ездить только Дэррил, а мы ездили куда-либо всей семьёй на микроавтобусе. Мы ни разу не обсуждали семейные потребности или расставляли приоритеты.
В течение многих лет Джен пыталась не заразиться эгоизмом Дэррила. Она достаточно хорошо готовила, помогла ему открыть частную практику, воспитывала детей без помощи няни или домработницы.
Она практически одна вырастила четверых детей. Дэррил в этом почти не участвовал; он всегда был в операционной. Но Джен переносила все невзгоды лишь до тех пор, пока на неё не обрушивались его тирады.
— Я считала, что у меня всё отлично получается, — хвастается Джен. — Но этого оказалось недостаточно. Оказалось, этого совсем недостаточно. Вряд ли другие могли бы справиться так же хорошо, как я, однако я не получала никакой благодарности.
Вместо того чтобы хвалить её, Дэррил возмущался заботой Джен о детях и её участием в школьной системе Грин-Хиллз. Когда Джон перешёл в старшие классы, Дэррил забрал его из Грин-Хиллз и определил в "Summit Country Day" — самую престижную частную школу в городе. Дэррил даже не посоветовался предварительно с Джен, а когда она стала ему возражать, он как последний грубиян стукнул кулаком по кухонному столу — это не обсуждается.
И в этом была проблема. С тем, как Дэррил вёл дела, им никогда не стать одной большой счастливой семьёй. Когда Дебору выставили из дому, о ней больше не вспоминали, будто она умерла. Всякий раз, когда Джен поднимала эту тему, надеясь на какие-то перемены, она нарывалась на словесные оскорбления. Годами она собиралась с духом и пыталась урезонить Дэррила, особенно когда ей нужно было встать на защиту одного из своих детей, но Дэррилу неплохо удавалось внушить ей чувство неполноценности, заставлять усомниться в смысле своего существования.
— Нельзя так разговаривать с другими, — говорила ему Джен. — Нельзя заставлять других ненавидеть самих себя.
Но Дэррил не слушал, а просто выходил из комнаты. Однажды Джен упрекнула мужа в том, что тот разъезжает на газонокосилке стоимостью 3 тыс долларов, со словами, что он выглядит на ней совершенно нелепо. Пусть лучше он косит газон ручной косилкой. Она говорила, что ему нужны физические упражнения, хотя и знала, что его самомнение не выдержит такого удара. Она была готова к последствиям, потому что больше не могла выносить этого мужчину.
— Он вылез из подвала, и я правда расклеилась, — признаётся Джен. — Я сказала ему, что меня смущает, какой он толстый. Я так ему и сказала.
Вскоре после этого Дэррил улетел в Лондон с другой женщиной — по крайней мере, так подозревала Джен. Она знала, что муж всё это время встречался с другими женщинами (просто по-дружески, на невинных ужинах), но теперь всё зашло слишком далеко.
Джен просто не могла составить его счастье; они не могли даже обсудить последние новости, не поругавшись. Она вечно во всём была виновата, а мнение Джен ничего не стоило. Тем временем она слышала от других, что муж с кем-то ужинает при свечах, а поездка в Лондон вызывала у неё особые подозрения, поскольку он якобы был там по делам, но скрывал, в каком отеле остановится и куда именно едет.
Их последний совместный ужин состоялся на Рождество 1991 года. Джен украсила дом двумя рождественскими ёлками, пригласила докторов Фреда и Ингрид Дауд вместе с несколькими другими уважаемыми коллегами Дэррила, и устроила пир из пяти блюд. Она подавала всё сама: от салата "Уолдорф" до карамелизированного заварного крема, — разложила на столе карточки с именами гостей и свежие закуски и провела чудесный вечер. Но едва гости ушли, Дэррил пошёл на кухню и отругал её.
— Разве тебе не известно, что доктор Харшман и доктор Феррар не ладят? — злился он. — Зачем ты посадила их вместе?
— Они не ладят? С виду и не скажешь.
— Зачем ты посадила их рядом, не спросив меня? Разве ты не видела, что им было неудобно весь вечер?
— А мне кажется, всем было очень весело.
— Потому что ты настолько глупа, что ничего не видишь!
— Не надо меня в этом обвинять.
— Ты просто не думаешь.
— Если я допустила ошибку, милый, то прости. Но мне кажется, что ты ошибаешься.
После всех хлопот и великолепных блюд Джен вечер закончился ссорой. Дэррил так и не произнёс ни слова благодарности.
К сожалению, подобные сцены случались так часто, что Джен привыкла.
Но после тайной поездки Дэррила в Европу всё изменилось. Джен больше с ним не разговаривала, и к Рождеству 1992 года Дэррил не появился в собственном доме на семейный ужин. Дети подождали его примерно до полудня, а затем открыли подарки без него и проглотили ужин с индейкой, почти ничего не сказав.
— И вот ты сдаёшься, — говорит Джен. — Становится всё равно, когда кто-то не приносит радости в твою жизнь. Когда кто-то лишь берёт, становится лучше без него. Я больше не хотела слышать от него, что я ужасная мать. Никто не имеет права мне такого говорить. Я уже сама начинала сомневаться в себе.
Позже на той неделе появился Дэррил и забрал кое-что из одежды. Он нашёл меблированную квартиру, сдаваемую помесячно, и, казалось, испытал некоторое облегчение, избавившись от Джен. Он договорился об оплате домашних счетов через секретаршу в офисе и выглядел совершенно довольным.
— Самое неприятное, что я бы никогда его не бросила, — признаётся Джен. — Я подумала, что если он когда-нибудь сможет взять себя в руки и осознать, как он поступил с собственной семьёй, то сможет вернуться и сказать, что ему действительно жаль. Я правда любила его. И я была бы рада провести с ним всю оставшуюся жизнь. Но после того, как он ушёл, я поняла, что шансов нет.
В отсутствие Дэррила Джен стала заниматься самообразованием и восстанавливать самоуважение. Она поступила в Университет Ксавьера и планировала карьеру. Бекки, Джон и Крисси полностью её в этом поддерживали, но Дебора, которая вернулась в семью, отчаянно хотела, чтобы родители помирились; она не поддерживала независимость Джен.
Конечно, Дэррил был в шоке, когда Джен подала на развод. Он не собирался платить алименты и ясно дал это понять. И из-за его упрямства бракоразводный процесс превратился в полномасштабную войну. После двух лет и бесчисленных угроз обратиться в суд они в итоге помирились.
— Для Дэррила в отношениях не существовало полутонов; он считал что-то либо правильным, либо неправильным, — размышляет его адвокат Гай Хильд. — Когда с ним отказалась разговаривать его жена Джен, возможностей для компромисса почти не осталось. Если попытаться проанализировать его отношения с другими, то у Дэррила были проблемы с общением. Он не мог эффективно общаться со своими детьми. В медицине его уважали за технические навыки. Видимо, именно поэтому он приобрёл репутацию тирана.
Занимаясь разводом, Дэррил прибегал к моральной поддержке друзей Сью и Алан Браунинг, которых знал с июня 1990 года, когда провёл Алану операцию на открытом сердце и спас ему жизнь. Алан Браунинг был местной знаменитостью, спортсменом из 1980-х, и Дэррилу этот парень действительно нравился. Он был фанатом его шоу "Отчаянный и без пары", пародии на местное радио по подбору пар. В шоу действительно знакомили парочки, хотя на самом деле его задумывали как развлечение, поэтому люди звонили в пятницу вечером, сообщали свой вес, рост, семейное положение и род занятий. Шоу стало гвоздем программы.
Жена Алана Сью, похожая на Фарру Фосетт, принимала многочисленные звонки и догадалась повысить рейтинги, посоветовав мужу использовать местные противоречия. Она продюсировала шоу, и вместе они создали специфическую аудиторию задолго до Говарда Стерна[14].
В глазах Сью муж был подобен Дону Имусу[15], и даже если на самом деле это не соответствовало действительности, Алан был достаточно известной личностью на радио, чтобы привлекать таких гостей, как Телли Савалас[16] и Клинт Иствуд, на протяжении многих лет. Его даже считали секс-символом.
Но когда Алан попал в больницу Христа с неудачной ангиопластикой, Сью немедленно сказала, что ему пора на пенсию. Он проработал на радиостанции WKRC в Цинциннати 20 лет, чуть не умер из-за быстрого темпа болезни и обострений, и теперь пришло время всё бросить и жить спокойной жизнью.
Они поселились в красивом доме в колониальном стиле в Блу-Эш, где подружились с Дэррилом. Хирург помог Алану в процессе выздоровления и запросто заходил к Браунингам в гости. Те были рады принять Дэррила; с ними он скоро почувствовал себя членом семьи.
— Ему хотелось личного общения, — вспоминает Сью, — и мы никогда не обсуждали это, но я удивлялась, почему доктор так заинтригован нашей работой на радио. И вдруг он разводится. Лично мне казалось, он надеялся, что в наших досье найдёт себе подходящую пару. Может быть, он думал, что мы дадим ему доступ к старым трансляциям.
Хотя Дэррил официально развёлся, на праздники он приезжал к Браунингам, в основном на День Благодарения и Рождество. Он был щедрым и обходительным гостем, его руки всегда были заняты, а дорогие настольные украшения он присылал ещё до своего приезда. Они всегда ругали его за то, что он слишком много тратит, но таков был Дэррил. Он умел быть только расточительным.
Дэррил почувствовал, что может довериться Сью, и рассказал ей, что Джен настроила против него детей и он за это на неё злится. Они с Джен ненавидели друг друга, находясь на противоположных концах вселенной. Сью не видела в этом ничего особенного: мать настраивает детей против отца, отец пытается вернуть детей деньгами. Он признался Сью, что на медицинской конференции в Лондоне влюбился в одну женщину. Но, очевидно, женщина не клюнула на него и намекнула, что Дэррил слишком зациклен на своих детях.
— Он жаловался на деньги. По его словам, дети считают, что он должен их обеспечивать, — вспоминает Сью. — Они убивали его финансово, однако он давал им всё, что они хотят.
Вырвавшись на свободу от уз брака, Дэррил внезапно снова уверовал в Бога и захотел, чтобы Браунинги ходили с ним в церковь воскресным утром, но к 11:00 утра они не вставали. Из-за поздних вечерних эфиров они стали полуночниками и жили по другим внутренним часам. Но Дэррилу разрешалось заезжать в любое время, что он и делал, иногда звоня им с подъездной дорожки, откуда он разговаривал со Сью по телефону из машины, пока она не приводила себя в порядок настолько, чтобы открыть входную дверь.
Когда они познакомились в 1990 году, Алан заговорил о поездке на Гавайи после выздоровления, и Дэррил предложил им с Джен поехать вместе. Тогда он надеялся, что тяжёлые времена с Джен закончатся; он отзывался о Джен с высокой похвалой, называя её умной, красивой женщиной, прекрасной матерью и замечательной женой. Казалось, он думал, что всё наладится, что они вчетвером смогут хорошо провести время вместе.
Но уже к 1993 году ему уже хотелось найти новую пару. Он старался встречаться с как можно большим количеством женщин, но его никто не брал. Поскольку ему нравилось держать под руку красивую молодую женщину, ради развлечения он приглашал на ужин дочь Дика Брансмана, Лори, которая сама как раз переживала развод. Жизнерадостная 30-летняя женщина с зелёными глазами и привлекательной внешностью, Лори работала у отца, продавала страховки и инвестиции профессионалам бизнеса. Ей тоже не хватало достойной компании. Ей хотелось кому-то доверять как джентльмену.
— Я слышала о Дэрриле на протяжении многих лет, и когда он разводился с женой, то начал больше общаться с отцом, — объясняет Лори. — Они встречались выпить в "Ла Норманди", а мой офис раньше был дальше по улице.
Когда Лори в конце концов познакомилась с Дэррилом в популярном пабе в центре города, они сразу же поладили. Он попросил её сопровождать его на политический вечер по сбору средств в те выходные, и они прекрасно провели время. Дэррил был отличным танцором и ещё лучшим собеседником, а как раз такое и нужно было Лори, потому что она просто не была готова встречаться по-настоящему. Иногда они ужинали в "Примависта" или "Ла Норманди", и большую часть времени просто смеялись и дурачились, хотя и болтали по душам.
— Наверное, он воспринимал меня как свою дочь, — размышляет Лори. — Я старше Деборы почти на 10 лет. Он рассказывал мне о ней, беспокоился за неё. Он рассказывал обо всех своих детях и очень ими гордился.
Лори спорила с Дэррилом. Ведь когда она училась в колледже, ей приходилось самой зарабатывать на свои расходы. Вряд ли кто-нибудь из детей Дэррила работал, но, судя по его рассказам, выходило, что он пытается защитить их, отгораживая от реальной жизни.
— Слушай, ты правда любишь своих детей так же, как мой папа любит меня, — наконец сказала ему Лори, — но вы совершенно по-разному справляетесь с ситуациями. Я, например, чувствую, что стою на собственных ногах.
— Ну, а что сделает твой отец, если ты потеряешь работу? — спросил он.
— Конечно, если мне понадобится помощь отца, безусловно, он поможет мне, — призналась она. — Но из-за тебя дети никогда не научатся жить самостоятельно и по каждому поводу будут прибегать к тебе.
— Ну, мои дети умные и талантливые и...
— Да, у меня нет своих детей, но мне кажется, что ты слишком снисходителен к ним. Ты вмешиваешься и решаешь все их проблемы – так они и дальше будут обращаться к тебе за помощью.
— Да, ты права.
— Дети никогда не вырастут, если не дать им такой возможности. Рано или поздно всем приходится учиться зарабатывать деньги.
— Верно.
— Иначе они побегут к тебе, даже когда им исполнится 50 лет.
Дэррилу не хотелось спорить, он понимал её точку зрения, но когда дело касалось его детей, он знал, что если не даст им денег он, они обратятся к матери. И тогда Джен в итоге выставит его в плохом свете, и эту битву он проиграет заранее.
Ему было больно от того, что он в плохих отношениях с каждым из своих детей. Он жаловался Лори, что беспокоится об эмоциональном состоянии Джона, потому что тот бросил Пенсильванский университет. А ещё он беспокоится за Дебору, которая, казалось, ничем по жизни не занимается — он умолчал, что она работает в "Hooters"[17]. А ещё Бекки уехала в Северную Каролину — у него нет никакой надежды поговорить с ней. Он решил достучаться до Крисси, которая по-прежнему цепляется за мамину юбку.
— Он просто пытался уберечь детей от ошибок, — размышляет Лори. – Ему хотелось заранее оградить их от всего, что могло в их жизни пойти не так.
— Да кому я нужен? – подначивал Дэррил Сью, когда они оставались наедине.
После развода прошёл уже год, и он был по-настоящему разочарован в себе.
— Да ладно тебе, — заверила она его, — ты же знаешь, что таких, как ты, ещё нужно поискать.
— Но я большой и толстый. Наверное, я отталкивающе действую на окружающих.
— Ну, с девушками ты слишком горяч и напорист, Дэррил, ты просто сразу бросаешься во все тяжкие. Нужно учиться не торопиться.
— Но что мне делать, чтобы поддержать разговор?
— Не знаю, Дэррил. Единственное, что мне приходит в голову, — это что ты слишком много говоришь о своих детях.
— Да, может быть, это и правда.
— А другим совершенно не хочется об этом слушать. Им нравится, когда ты говоришь о них. Тебе нужно быть внимательнее, а не говорить о своих проблемах, детях и тому подобных вещах.
Дэррилу хотелось получить несколько советов. У него были трудные времена. Он едва узнал, что учительница балета встречалась с ним только затем, чтобы вызвать ревность у своего "бывшего". Дэррил думал, что они влюблены друг в друга, дарил ей бриллиантовые серьги и дорогие наряды, а она потом при первом удобном случае вернулась к своему "бывшему". Он был раздавлен. В 54 года он думал, что становится слишком старым, чтобы иметь хоть какие-то шансы на успех у женщин. Сью Браунинг делала всё возможное, чтобы поднять ему настрой, но не была уверена, что способна до него достучаться.
Дэррил решил более разумно подойти к вопросу знакомств, найти себе кого-то ближе по возрасту, кто встречался бы с ним не ради денег. Но все очень удивились, когда он связался с Лизой Джонсон. Ей было всего 34, она называла себя прославленной секретаршей и, казалось, искала кого-нибудь, кто позаботился бы о ней. Она собиралась уволиться с работы.
Лори Брансман вспоминает, как разговаривала об этом с отцом. Очевидно, Дэррил рассказывал Дику о проблемах Лизы. Обоим хотелось посмотреть, как Дэррил выберется из этой передряги. Дэррил старался производить впечатление, что понимает, что делает. И всё же здесь он влип в весьма странные отношения. Лиза была хорошенькой, немного полноватой в чувственном смысле, но при этом эксцентричной. Дэррил сказал Сью, что Лиза часто звонит ему посреди ночи и ходит за ним по пятам.
Конечно, поначалу ничего не предвещало. Всего через несколько недель после знакомства Дэррил рассказывал, что они очень любят друг друга. Они с Лизой были увлечены друг другом, и он вводил её в свой круг общения. Алан Браунинг не одобрял молодую женщину; ему казалось, что Дэррилу было бы лучше с какой-нибудь богатой вдовой. Но Дэррил не считал, что такая есть на свете, и, кроме того, он правда не нуждался в деньгах. Однако не всё было так просто, потому что к тому времени в его жизнь вернулась Дебора, и Дэррил начал беспокоиться, поладит ли она с Лизой. Дебора совсем недавно заходила к нему в квартиру, чтобы брать вместе уроки рисования, и Дэррил начал нервничать.
— Ты не с той связался, — сказала ему Сью. — Не хочу ранить твои чувства, но те, с кем ты встречаешься, хотят от тебя только того, что ты можешь им дать. Тебе нужно найти кого-то при деньгах, кто бы хотел тебя таким, какой ты есть.
— Но, Сью, что во мне такого замечательного?
— Зачем говорить снова об одном и том же? Ты опытный хирург и замечательный человек. Сколько раз я должна повторять тебе это снова и снова? Ты же не собираешься всё начинать с нуля?
Но Дэррил придерживался другого мнения. С ним никто не ходит на свидания. Он знал, что симпатичные женщины, которые ему нравятся, даже не смотрят в его сторону, и говорил об этом Сью, но она его не слушала. Она была уверена, что в больнице обязательно кто-нибудь ухватится за шанс связать с ним жизнь. Однако с медсёстрами в больнице у Дэррила были проблемы — многие из них его боялись. Он никогда не говорил Сью, что недавно его взывали на больничную комиссию из-за проблем с поведением. Комиссия даже потребовала, чтобы Дэррил сходил к психологу и попридержал свой пыл.
Он объяснял, что просто не ладит с большинством. От доброжелательного отношения Сью он сильно изменился, но факт по-прежнему оставался фактом: его репутация была испорчена. Он был заведующим отделением торакальной хирургии в "Bethesda North", но славился своей вспыльчивостью; она сводила на нет всё уважение, которого он заслуживал за хирургические навыки. Если во время хирургических осложнений он сохранял хладнокровие, то за пределами операционной медсёстры разбегались при его появлении в разные стороны. И не только медсестры, но и врачи. Был случай, когда он взорвался из-за того, что анестезиолог вошёл в операционную без носков. Это подтверждало эгоизм и высокомерие ведущего хирурга.
Он спросил Сью, не могла бы она его с кем-нибудь познакомить, есть ли у неё сестра-близнец или кто-то в этом роде, но в этом плане Сью ничем не могла помочь.
— Он не хотел, чтобы кто-то жил с ним, — вспоминает Сью. — Однако Лиза продолжала настаивать, что так будет лучше, что дети будут его слушаться. Он всё это понимал, и ему был кто-то нужен.
После недолгого знакомства Дэррил позволил Лизе с её детьми переехать к себе в квартиру в Блу-Эш – он недавно купил её на Фолсингтон-Корт, сразу за углом от Браунингов. В квартире по-прежнему не хватало мебели, но Лизу это вполне устраивало. У неё были свои вещи, и в любом случае ей нравилась мысль поучаствовать в украшении интерьера.
По крайней мере, думала Сью, эта женщина лучше, чем последняя подружка Дэррила. Когда Сью познакомилась с учительницей балета, она сразу заметили плохую окраску волос, когда чёрные корни слишком бросались в глаза на фоне светлой шевелюры, и тушь для ресниц, которая лежала густо, как накладные ресницы.
Алан придерживался мнения, что такой учительнице балета самое место в борделе; ему было ясно, что Дэррил был её папочкой Уорбаксом[18]. Но Дэррилу нравилась её внешность; он считал её сногсшибательной. Проблема заключалась в том, что та хотела завести ребёнка, а Дэррил прямо сказал, что его это не интересует. Отношения ни к чему не привели, и к тому же на заднем плане всегда маячил её "бывший".
Однако Дэррила так тянуло к Лизе, что он был готов рискнуть. Его не волновало, что у неё двое детей-подростков, что другие сплетничают за его спиной. И сколько бы друзья ни говорили ему, что он совершает ошибку, Дэррил был без ума от этой женщины.
Прежде чем начать жить вместе, он пригласил Дебору познакомиться с ней, но они, казалось, едва терпели друг друга. С разницей всего в 10 лет, одной красоты Деборы было достаточно, чтобы выбить Лизу из колеи.
Лиза пыталась понравиться девушке, но, по её мнению, дочь Дэррила делала все возможное, чтобы испортить их отношения. Ситуация была неловкая.
— Я знал, что Лиза ему не подходит, — позже признается друг Дэррила Дик. — У неё было двое детей, но он говорил, что они прекрасно ладят.
Дик Брансман пытался дать Дэррилу мягкий совет. Они вдвоём готовились к одной из своих регулярных поездок в Хилтон-Хед с гольф-группой, чтобы выпить в одном из любимых ресторанов — хорошо известном стейк-хаусе в Вестерн-Хиллз "Maury's Tiny Cove". Оба часто посещали это заведение; это было хорошее место с местным колоритом, одним из тех старинных ресторанов, где подавали большие порции, а бармены знали постоянных посетителей по именам.
— Дик, у меня проблемы с Лизой, — выпалил Дэррил, когда они уже уходили. — Нам с Лизой нужно кое-что обсудить, и я хочу привезти её в Хилтон-Хед.
— Что?
— Могу я привести её?
— Конечно, — сказал Дик, покраснев.
— Я бы не спрашивал, если бы это не было серьёзно.
— Ты решил на ней жениться?
— Да, подумываю об этом.
— Тогда обязательно составьте брачный контракт.
— Ей не нужны мои деньги, Дик, это не проблема.
— А, ну да, Дэррил…
Поездка в Хилтон-Хед осенью 1994 года Дику не понравилась. Вот они с ребятами играют в Уэксфорде, весело проводят время, как вдруг им приходится сорваться с поля для гольфа, потому что Лиза ждёт их в квартире с куриными крылышками. В довершение ко всему Дэррил продолжал уговаривать приятеля уступить ему хозяйскую спальню с джакузи. Ему хотелось занять отдельное помещение, но это был дом Дика, и этого не получалось устроить. Предполагалось, что компания будет чисто мужская, а Дэррил всё испортил.
— Мы играли на одном из самых красивых полей для гольфа в мире, — вспоминал Дик, — а он бросил партию на середине и уехал, потому что Лиза попросила встретить её. А потом мы видели, как они воркуют, а сами сидели и ждали их. Это выводило из себя.
Дэррилу потребовалось некоторое время, чтобы во всём разобраться, но правда заключалась в том, что хотя он изо всех сил хотел жениться на Лизе, та отказывалась подписывать брачный контракт. Он вставал на колени и дарил ей обручальное кольцо, он знакомился с её родителями, и они даже вместе обставляли новый дом. Они вдвоем отправились в фотостудию и сделали официальный портрет — они были настоящей парой. Но теперь Дэррил начинал уставать. Всё это время он подозревал, что Лиза поглядывает на других мужчин, что вызывало большие скандалы. А потом ещё были её дети: Джонатан и Мишель действовали ему на нервы.
Его агент по недвижимости, Джуди Маккой, миниатюрная молодая блондинка с потрясающими навыками общения, наблюдала за развитием его отношений с Лизой, как за сценой из хорошей мыльной оперы. Она помогла Дэррилу найти квартиру на Фоллсингтон и сдружилась с хирургом. После переезда Лизы к нему в старой квартире стало тесно, именно Джуди помогла Дэррилу найти дом на Симмз-ридж. Это был дом мечты, которым Дэррил планировал удивить Лизу.
Джуди никогда не высказывала своего мнения, а подставляла Дэррилу плечо, на котором можно было поплакаться. Всё это время он рассказывал ей о Лизе, и Джуди была полна энтузиазма, хотя сама прекрасно понимала, что его отношения с Лизой обречены.
— Сразу после переезда они отправились во Флориду, — вспоминает Джуди. — Он повёз Лизу с детьми навестить её мать. И ещё был этот парень, с которым она ходила на кантри-танцы; он собирался присмотреть за квартирой, пока их не будет. Кажется, у неё жила кошка или ещё какое-то животное. И Дэррилу эта идея не понравилась, но его заверили, что у Лизы с этим парнем ничего нет.
По возвращении из Флориды Лиза с Дэррилом расстались.
Их отношения были нестабильными. Когда Дэррил обвинил Лизу в измене, Лиза закатила ему скандал. Сразу после помолвки у них произошла ужасная ссора, потому что Дэррилу позвонила подруга из Чикаго, Лори Вайсс. Дэррил и Лори были коллегами в "Bethesda-North"; она была одним из его доверенных лиц во время развода, и они были друзьями, не более того. Лори просто позвонила, чтобы рассказать Дэррилу о своей новой жизни на Севере, спросить последние сплетни из больницы. Конечно, Лизе это не понравилось. Она пришла в такую ярость, что выключила телефон посреди разговора, и Дэррил убежал из квартиры.
Его настолько взбесили обвинения и странное поведение Лизы, что он решил тайно возобновить своё членство в службе знакомств "Great Expectations", время от времени отвечая из офиса на звонки с приглашениями на свидания. Когда сотрудники службы случайно позвонили Дэррилу в квартиру, Лиза сказала им, что это, вероятно, какая-то ошибка. Она сказала, что Дэррил не может быть членом клуба, потому что счастливо помолвлен. Позже тем же вечером Дэррил и Лиза снова поссорились, потому что Лиза потребовала от Дэррила отменить своё членство в "Great Expectations".
Но, очевидно, Дэррил так и не отправил туда соответствующее заявление, и когда Лиза узнала о другом звонке из службы, она швырнула помолвочное кольцо Дэррилу в лицо. Поскольку ей было некуда уйти, Дэррил предложил ей пожить в его доме, пока они не уладят все дела. И, не зная, к кому обратиться за помощью, Дэррил впервые несколько раз ночевал у себя в машине.
Дэррил теперь и сам понял, что совершил большую ошибку. Он был одинок и несчастен, а со службой знакомств он расстался; там не было хороших перспектив. Он хотел вернуться к своей прекрасной, преданной Лизе, но ему просто нужно было время подумать.
Он не знал, как поступить.
На пару недель он остановился у друзей, Теда и Деллы Джонс, семейной пары с великолепным домом в Индиан-Хилл, которые были о нём самого высокого мнения. Джонсы часто общались с Дэррилом и Лизой и все были за этот брак. Хорошо разбираясь в ювелирных украшениях, Делла продала ему обручальное кольцо и, подружившись с Лизой, даже помогла ей купить свадебное платье.
Всё это время Дэррил ждал выплаты кредита на дом в Симмз-ридж, и наконец его ипотека была погашена.
Хирург решил сделать Лизе сюрприз ещё до того, как выкупил дом, уверенный, что это образумит невесту. С широкой улыбкой и дюжиной роз Дэррил появился в квартире в середине дня. Он поманил Лизу к своему "Ягуару", но не сказал ей, куда они направляются.
Когда он проводил её за руку к входной двери нового дома, украшенной большим красным бантом и любовной запиской, Лиза, конечно, была в восторге. Она не могла поверить, что Дэррил купил такой дорогой дом, и восхищалась в нём каждой комнатой.
Лиза хотела сказать "да", но промолчала. Она просто не могла выйти замуж за Дэррила, если при этом нужно подписывать брачный контракт — ей казалось, что настоящая любовь не такая.
Они вдвоём молча вернулись в Блу-Эш.
— Он увидел, насколько его друг Тед счастливо живёт с женой в Индиан-Хилл, — вспоминает Сью. — И Дэррилу просто хотелось того же.
— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — признался Дэррил Сью с угрюмым лицом.
— Ты же понимал, что она не любит тебя, Дэррил, — сказала Сью. — Тебе просто придется это признать.
— Да.
— Вот увидишь, появится кто-то другой, когда ты меньше всего этого будешь ожидать.
— Да.
Пока Дэррил ждал выплаты кредита за новый дом, нервничая из-за проживания в Индиан-Хилл, он понял, что придётся попросить Лизу покинуть квартиру на Фоллсингтон. В конце концов, он познакомился с другой женщиной через "Great Expectations", которая ему ближе по возрасту – теперь ему нужно собственное место для проживания.
Но Лиза категорически отказывалась съехать.
В отчаянии Дэррил согласился дать Лизе деньги для первоначального взноса за новую квартиру. Хотя они с Деборой оба видели машину Лизы у дома её "бывшего", и это было страшно унизительно, он чувствовал, что с Лизой необходимо договориться.
Позже он признался Джуди, что, конечно, ему не понравилась эта мысль, но он просто хотел, чтобы Лиза исчезла из его жизни. Она умела устраивать сцены, а ему этого не надо. Кроме того, она уже уволилась с работы, и Дэррил не мог выставить Лизу с детьми на улицу.
Оборот служб знакомств в Соединённых Штатах доходит до 300 млн. долларов в год, поэтому можно предполагать, что у них достойная система отбора кандидатов. По крайней мере, так думал доктор Суториус, когда регистрировался в "Great Expectations", второй по величине службе знакомств в стране, с 52 центрами по всей стране и 30 тыс. пользователей.
Он посмотрел тёплый, симпатичный рекламный ролик, который обещал "сменить обстановку" и веселый и простой способ найти ему "единственную и неповторимую". Он прошёл длительные собеседования, в ходе которых рассказал о своей личной жизни и неудачах в отношениях. И пока он терпеливо сидел в их офисах, расположенных в башнях "Bank One" на Монтгомери-роуд, ему гарантировали, что он сможет выбирать из достойных женщин.
Хотя он, вероятно, не поверил их разглагольствованиям о 75% успеха (он вообще не возлагал на службу особых надежд), Дэррилу понравилась идея знакомиться с женщинами и выбирать. Он приобрёл платиновое членство, самый дорогой из возможных уровней, и заполнил все документы. В анкете участника он указал себя разведённым торакальным хирургом, ростом 193 см, весом 118 кг, протестантом, белым и очень религиозным, не желающим больше иметь детей. Он употребляет алкоголь "от случая к случаю", его годовой доход, по его словам, составлял 300 тыс. долларов, у него есть кредитный лимит в размере 20 тыс. долларов по картам "Master Card" и "Visa", а также неограниченный кредит на "American Express". Он перечислил свои сбережения и текущие счета, на которых у него было более 100 тыс. долларов. В ответ на вопрос "Вы встречаетесь с кем-нибудь в настоящее время?" он поставил галочку напротив "Да".
Дэррилу понравилась состоять в службе знакомств. Благодаря особой системе, предлагаемой службой, он, по крайней мере, будет знать, с кем встречается, заинтересована ли в нём новая женщина. Он хотел найти кого-то для долгосрочных отношений, с кем ему было бы комфортно. Он объяснил представителю службы, что встречался с молодыми привлекательными женщинами, но с ними "не о чем поговорить".
О той, кого он искал: ей должно было быть от 35 до 45, не ниже степени бакалавра, с профессией, интересоваться спортом и культурой, быть христианкой и, конечно же, быть очень привлекательной. Дэррилу было всё равно, была ли эта женщина ранее замужем или с детьми; он просто хотел встретить кого-то, кто был бы "доволен жизнью".
С января 1994 по март 1995 года ему предложили 9 кандидаток, из которых 4 женщины ответили утвердительно. Одной из них была некая Данте Бриттеон. Она посмотрела фотографии, видео и профиль Дэррила и вот что там вычитала:
"Бывший спортсмен колледжа, занимался футболом и лёгкой атлетикой. Я по-прежнему люблю физические нагрузки, занимался теннисом, пока из-за травмы запястья не пришлось прекратить тренировки и заняться гольфом. Я играю 2 года (участник "Beckett Ridge"), но только однажды побил рекорд в 100 очков. Больше всего мне нравится играть и общаться."
Дэррил обозначил свои интересы в искусстве (она поддерживала Художественный музей и Центр современного искусства) и упомянул "Общество Бахуса"[19], свою любовь к еде и вину и сказал, что стал "довольно опытным" в приготовлении пищи с тех пор, как стал холостяком. Он выразил интерес к путешествиям и сказал, что планирует когда-нибудь найти свои корни в Европе.
Проработав в медицине Цинциннати 20 лет, Дэррил описал 10 лет, в течение которых он обучал студентов-медиков в местном Университете, объяснив, что из-за финансовых обстоятельств стал не преподавателем, а торакальным и сосудистым хирургом – начал лечить проблемы с лёгкими, кровеносными сосудами и сердцем.
Он рассказывал о своих четырёх замечательных детях в возрасте от 18 до 23 лет, назвал себя политическим консерватором и заявил, что любит ночную жизнь, но также тихие домашние вечера, когда можно обнять кого-нибудь и просто смотреть телевизор.
"Я ищу партнёра, — прочитала Данте. — Я не собираюсь устраивать с этим человеком соревнования, а хочу делиться и наслаждаться жизнью. Я надеюсь, мы сможем найти занятия, которые понравятся нам обоим, но у меня нет проблем с тем, что у моего партнёра могут быть свои интересы, которые я не буду разделять. Я ищу ту, кто знает, как получать удовольствие от жизни, кто нуждается во мне, получает от меня удовольствие и ценит мою поддержку."
Там было несколько фотографий мужчины, две в пиджаке и галстуке, ещё одна в повседневной одежде. И Дэррил выглядел не так уж плохо, совсем неплохо. Его лицо было сильным, если не красивым, плечи широкими и довольно крупными, а под проницательной улыбкой, казалось, скрывался непринуждённый человек.
Данте отправила ему свой профиль.
В нём она сообщила, что не ходит на свидания, что владеет детским садом и многоквартирным домом, что у неё диплом Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Она католичка, ростом 157 см, вес 50 кг, интересуется всем от кемпинга до балета, развелась около 2 месяцев назад.
Судя по её словам, она была вполне обеспеченной, казалась стабильной во всех отношениях и искала разностороннего мужчину, который бы не чурался как трудностей, так и походов на балет. Она не указала свой год рождения и не упомянула, что у неё есть дети, но отметила, что её настоящее имя Делла.
Она подписалась на вступительное членство, в рамках которого могла платить четырьмя частями по 323,50 доллара за каждого кандидата, и с июля по ноябрь 1994 года Данте просмотрела 17 кандидатов, 12 из которых ответили утвердительно.
Дэррил посмотрел видеоролик женщины со светло-золотистыми волосами и карими глазами и сразу же увлёкся. Она была прекрасна, похожа на ангела. Конечно, она была стильной и деловой в своём дорогом сшитом на заказ жакете и тяжёлых золотых серьгах, но в ней также было что-то от ребёнка — пухлые губы, сверкающие глаза. Хирург был очарован.
В своем профиле участника она написала, что ей нравятся фильмы, музеи, театр, балет, а также танцы и ужины вне дома. "Я не ходила в походы с детства, — писала она, — но мне бы очень хотелось попробовать ещё раз".
Она описала себя как очень чувствительного и нежного человека, умную женщину, которая в отношениях с подходящим человеком могла быть очень игривой и чрезвычайно ласковой. "Я очень непредсказуема, — писала Данте. — Я веселая, определённо люблю держаться за руку и обниматься. Нравственная, верная, милая и очаровашка — вот ещё несколько слов, которые приходят на ум".
Она искала умного, чувствительного мужчину с высокими моральными принципами, готового пойти на компромисс. "Когда-то у меня было семь домашних животных", — писала она, так что её мужчина определённо должен быть любителем животных.
Ей нравилось гулять, но также хотелось найти кого-то для домашнего счастья, чтобы вместе питаться нездоровой пищей и смотреть видео.
Когда Джуди Маккой нашла подходящую квартиру для Дэррила, они с Данте уже были неразлучны. Агент позвонила и сказала, что хочет заехать. Ей нужно обсудить детали лично, но приехав, ей стало неловко стучать в дверь. Свет был тусклым, и казалось, что дома никого нет.
— Простите, я вам помешала? — извинилась она. — Если я помешала, то могу вернуться в другой раз.
— Нет, ни в коем случае, — Дэррил улыбнулся. — Проходите.
Но Джуди действительно кое-чему помешала.
— Он открыл дверь в одних трусах-боксерах и футболке, — вспоминает она. — И вот мы сидим за столом и обсуждаем покупку квартиры, а эта маленькая, совсем крошечная женщина просто входит и садится.
Риелтор поняла, что, должно быть, прервала их любовные утехи, потому что, во-первых, на Данте было не слишком много одежды — только безразмерная футболка, а макияж полностью размазался.
Данте на протяжении всей встречи вела себя очень робко – игралась с мобильным телефоном Дэррила, просто нажимала на кнопки и говорила:
— Не волнуйся, я никому не собираюсь звонить.
Джуди не могла понять, почему женщина ведёт себя, как ребёнок.
Это было забавно; сколько бы они с Джуди ни общались, Дэррил ни разу не упоминал ни о какой Данте. Джуди понятия не имела, откуда она родом, но подумала, что, возможно, она приехала к нему из другого города. У Данте, казалось, был странный акцент.
Джуди вернулась в офис и пошутила со своими помощниками по поводу увиденного. Она подумала, что новая подружка Дэррила немного странная, а потом вспомнила, что случайно столкнулась с ней в торговом центре "Kenwood".
Это было несколько дней спустя; обе отоваривались в "Lazarus"[20], и Джуди ждала у кассы, когда внезапно заметила Данте в том же отделе. Сначала Джуди едва узнала её; она выглядела по-другому с густым макияжем и распущенными волосами. В солнцезащитных очках от "Гуччи" она казалась гораздо более уравновешенной, и Джуди подошла поздороваться. Когда элегантная женщина небрежно упомянула, что они с Дэррилом собираются пожениться, Джуди была ошеломлена, абсолютно застигнутая врасплох.
— Она была той самой девочкой, с которой он познакомился, — размышляет Дебора. — Она ничем не занималась, а просто жила за счёт своих бывших мужей.
Когда Дебора узнала, что Данте не готовит, не убирается и нигде не работает, она не могла понять, что же такого нашёл в ней отец. Затем настал день, когда отец пригласил её и её бойфренда Билла встретиться с ними за ужином, и Дебора ощетинилась. Это было сразу после Дня Святого Валентина, и Дебора молилась, чтобы отец не выкинул какой-нибудь фортель.
— Я думала, он скажет о возможной помолвке, — вспоминает Дебора. — Он совсем недолго был с ней знаком, потому мне бы не очень хотелось, чтобы он вернулся к Лизе.
Хотя Деборе определённо не хотелось ужинать с Данте, она притворилась, что ей это будет очень приятно и интересно, а затем, закончив разговор, бросилась в объятия Билла. Её парень изо всех сил старался убедить её, что у всего бывают положительные стороны, но Дебора не могла отделаться от ужаса.
— Данте как бы отошла в сторону и посмотрела на меня, — вспоминает Дебора. — И знаете, что мне вспомнилось? Такие гавайские штуковины, которые ставят в машине на торпеду — вот, что я вспомнила, потому что она была такой чопорной, такой правильной, а её голова просто качалась вверх-вниз!
Обменявшись вчетвером любезностями в квартире, они запрыгнули в новый "Lexus" Дэррила и направились в "Олив Гарден" — одно из любимых мест Деборы, где подают итальянские блюда. Всю дорогу Дебора почти ничего не говорила. Она чувствовала эмоциональное перенапряжение, вопреки всему надеясь, что родители снова будут вместе, перестанут ненавидеть друг друга, всё простят и забудут. Она не могла поверить, что у отца серьёзные планы на эту маленькую женщину.
Пока они сидели в ожидании первых блюд, Деборе стало не по себе от поведения отца. Он явно неровно дышал к Данте. Та же вела себя хладнокровно, отодвигалась от него, едва принимала его объятия.
— У неё в заднице будто торчал стержень, — признаётся Дебора. — Она вела себя заносчиво и говорила только о себе. Её глаза были холодными, она вся была очень холодной и фальшивой. Это было совершенно очевидно для меня, когда я сидела с ними за столом.
Без сомнения, Данте Деборе не понравилась, но после проблем, которые у неё были с Лизой, Дебора была полна решимости полюбить эту женщину, дать ей шанс, несмотря ни на что. Она понимала, что придётся принять Данте. Она никак не могла публично выступать против этого брака.
К тому времени они с отцом стали ближе, чем когда-либо; она не хотела портить их отношения, и, кроме того, поскольку это был его выбор, приходилось учиться не быть такой старомодной. Как бы ей этого ни хотелось, а пришлось отказаться от строгого воспитания – выбросить в мусорную корзину стих о разводе из Евангелия от Матфея, в котором говорилось о том, что муж и жена становятся одной плотью[21]. Родители так и не смогли снова сойтись.
Данте была явно высокого мнения о себе. Она хвасталась своей степенью по гуманитарным наукам в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и едва позволяла Деборе и Биллу вставить слово. Дебора тихо кипела. Данте казалась фарфоровой куклой. Она, казалось, отрабатывала свои выигрышные позы, и от этого атмосфера ещё больше накалялась.
— Ну, он уже сообщил тебе приятную новость? – выпалила она. — На следующей неделе у нас свадьба.
Дебора чуть не подавилась хлебной палочкой — она жевала половинку и уже не знала, сможет ли её проглотить. Подошел официант и предложил свежей воды. Девушка, наконец, проглотила палочку и смогла произнести поздравления. Данте будто уронила тонну кирпичей на стол. Дебби не могла поверить, что всё это не шутка.
Дочь ожидала известия о помолвке, но никак не ожидала, что через несколько дней отец побежит сразу под венец. По какой-то причине Дебора не сразу заметила кольцо с большим бриллиантом на руке Данте, и когда она, наконец, рассмотрела его, его стиль ей не понравился. Это был бриллиант в окружении рубинов, совсем не традиционный.
— Я мало что помню после этого, — признаётся она, — потому что практически выпала в осадок.
Ей лишь хотелось, чтобы этот ужин побыстрее закончился и выдалась возможность побыть одной, чтобы переварить новости. Она была в полном шоке.
При правильной дозировке такие препараты, как "Caverject", вызывают эрекцию, которая длится около часа. Это средство от эректильной дисфункции от "Upjohn", которое необходимо самостоятельно себе инжектировать. При таком способе введения лекарства внутрь полового члена кровь задерживается внутри. Эрекция наступает примерно через 15 минут. Предполагается, что действие препарата даёт более естественные результаты, чем имплантация.
Дэррилу совсем не хотелось объяснять всё это Данте, но когда она застукала его за инъекциями во время медового месяца, то настояла, чтобы он показал ей процесс, и долго разглядывала иглы и упаковку, чем окончательно огорчила Дэррила.
Дэррилу было настолько неуютно, что пришлось признаться Гаю Хильду, что ему трудно сохранять сексуальный тонус с новой женой. Дэррил зашёл к адвокату по поводу защиты своих активов, но на такое неожиданное признание Гай не знал, как ответить. Ему было жаль Дэррила, он недоумевал, почему хирург поспешил жениться, когда ещё не просохли документы о разводе.
Хильда, старшего партнёра юридической фирмы "Кац, Теллер, Брант и Хильд" в Цинциннати, избрали президентом отделения Американской академии юристов по семейным делам в Огайо. Он был и остаётся одним из настоящих орлов юриспруденции большого Цинциннати. Участвуя в крупнейших брачных церемониях в этом районе, в том числе с участием Джонни Бенча и Хосе Рихо, Хильд придерживается делового подхода к брачным переговорам. Он смотрит на них как на любые другие обязательства и знает, как помочь людям расставить всё по своим местам.
В своём роскошном поместье на Грандин-роуд, где гирлянды цветов вьются по стенам из красного кирпича, Хильд смотрел на Дэррила Суториуса по меньшей мере с непониманием. Зачем первоклассному хирургу тратить целое состояние на перестройку дома в скромном районе, Хильд так и не понял. Он помогал Дэррилу, когда хирург ожесточённо боролся за свою собственность во время первого развода, но теперь Хильд слушал Дэррила с крайним недоверием.
Это был не первый визит хирурга к адвокату в 1995 году. Дэррил навестил Хильда всего за несколько дней до свадьбы с Данте и неловко сообщил, что о добрачном контракте не может быть и речи — невеста и слышать об этом не хочет. Мягким голосом, которым можно очаровать даже змею, Хильд попытался вернуть своего клиента к здравому смыслу. Но Дэррил был решительно настроен жениться на ней. Середины не было; он мчался к алтарю.
— Вероятно, он не умел жить в обществе, — признаётся Хильд. — Он был не из тех, с кем можно встретиться в самолёте и завести душеспасительную беседу. Повезёт, если вытянешь из него пару фраз. Дэррил считал, что задача жены — раскрывать его и компенсировать его неспособность быть обаятельным. Ему нужна была жена, которая брала бы на себя все общественные задачи и устраивала замечательные приёмы, а он бы появлялся в последнюю минуту, как хирург, и все бы аплодировали.
Единственное, что Гай мог предложить вместо брачного контракта, это лазейку в доверительном управлении, согласно которой имущество Дэррила будет принадлежать его собственной частной корпорации, и Гай оформил соответствующие документы. Что касается назначения Дэррилом бенефициара в рамках корпоративных пенсионных планов (Суториус хотел передать 1 миллион долларов своим детям в случае смерти), тут вопрос был более деликатный.
Гай сообщил, что Дэррил не может просить Данте отказаться от своих притязаний на эти деньги, пока они официально не поженятся, так что тут есть "подвох-22"[22]. Данте не могла отказаться от супружеских прав до тех пор, пока не станет законной супругой, поэтому Дэррилу пришлось бы сначала жениться, а потом уже решать данную проблему. Гай предложил Дэррилу поручить деловому адвокату Мелу Мармеру составить соответствующие бумаги. Конечным результатом стал документ о выделении Данте единовременной выплаты в размере 10 тыс. долларов в обмен на её супружеское согласие отказаться от своих прав на пенсионные выплаты.
Всего через несколько дней после возвращения из Хилтон-Хед Дэррил вручил документы Данте. Требовались подписи свидетеля и нотариуса, но Данте не спешила ничего подписывать; ей хотелось, чтобы сначала документы посмотрел кто-нибудь из её друзей-адвокатов. Когда Дэррил стал её торопить, Данте сказала, что передумала. Она не хочет ничего подписывать.
В отчаянии Дэррил позвонил Гаю домой, гадая, как ему убедить новую жену. На следующий день Гай пригласил Дэррила в офис, надеясь помочь незадачливому хирургу найти выход из затруднительного положения. Но в конечном итоге Данте отказалась подписать контракт, и юридически никто ничего не мог с этим поделать. Брак вышел на стартовую прямую.
— Хотя всё и так было ясно, я по-прежнему не теряла надежды, что мама с папой снова будут вместе, — настаивает Дебора. — Эта женщина мне не нравилась, она казалась чопорной, и сразу было видно, что она сделала себе кучу пластических операций.
Но что бы Дебора ни думала, они стали мужем и женой. Деборе устроили экскурсию по новому дому на Симмз-ридж, её попросили помочь с переездом из квартиры.
Деборе не понравился новый дом в Симмз-ридж. Подвал был уродливым, выдержанным в жёлтых тонах с синим ромбовидным рисунком на полу; детали оформления совершенно не сочетались между собой. Комнаты наверху были унылыми. Деборе показалось странным, что Данте планировала поселиться в одной из них; но так Деборе было легче принять новый брак — не нужно думать о том, что Дэррил и Данте спят вместе.
Дебора предложила воспользоваться своим пикапом "Toyota". Молодожёнам хотелось самим перевезти личные вещи, и всё это время отец уговаривал её подружиться с Данте. В день переезда Дебора большую часть утра слушала, как Данте жалуется на мать, рассказывая печальную историю своего детства: как её выгнали из дома ещё ребенком, как они с матерью не ладили. Через некоторое время Деборе стало жаль её. Она не хотела нравиться этой женщине, но Данте притягивала её к себе.
Что ей больше всего запомнилось, насколько брезгливо Данте обращалась с просроченными продуктами питания; это было странно. Когда они убирались в кладовке, Данте выбросила всё, даже специи, и Дебора подумала, что это не совсем разумно, даже глупо.
В какой-то момент Дэррил полез в мусорное ведро и вытащил кусочек белого шоколада, который та выбросила. Шоколад был ещё съедобным, но Данте вела себя так, словно муж сошёл с ума, решив его съесть. В последующие месяцы Данте заставляла Дэррила мыть и вытирать все консервы, прежде чем прикасалась к еде, и придиралась к нему из-за срока годности мясного ассорти и другого упакованного мяса, требуя выбросить всё это ещё до истечения срока.
Хотя она была и не без странностей, Данте казалась самостоятельной, и Дебору это радовало. Лиза так цеплялась за Дэррила, что это стало причиной большинства проблем отца. Но Данте, казалось, была достаточно уверена в себе, чтобы выдерживать график работы хирурга. Она понимала, что для него работа на первом месте, и, казалось, из неё получится идеальная невеста. Временами она была похожа на снежную королеву, но для Дэррила так было даже лучше.
— Ему лишь хотелось, чтобы она его слушала, умела вести беседу, — размышляет Дебора, — а он будет заботиться о ней, платить за всё, что она захочет, бросит весь мир к её ногам. Ему просто хотелось, чтобы с ним кто-то общался и его любил. Так он мне говорил.
Но чем больше она узнавала Данте, тем больше Дебора начинала считать, что та связалась с отцом только из-за денег. Как только они переехали в новый дом, Данте стала относиться ко всем высокомерно и с трудом скрывала фальшь. Наверху, в комнате Данте, Дебора заметила коллагеновые шприцы и всевозможные разрекламированные косметические средства, странные шиньоны и зелья, которыми та была одержима. Её будто склеили каким-то странным клеем.
Всё в этой женщине начало казаться нереальным. Из-за кремов, отбеливателей и накладных ногтей Дебора решила, что в реальной жизни мачеха довольно страшная. Ей бы не хотелось видеть, как она просыпается утром. Конечно, неважно, сколько Данте проводит времени в ванной; просто казалось, что она зациклена на своей внешности.
— С моими волосами всё в порядке? — постоянно спрашивала она. – Как тебе этот лак для ногтей?
Это просто раздражало.
Глядя на Данте, можно было бы подумать, что у неё вся жизнь посвящена благотворительности, что она подаёт нищим на улице. Одежда, которую она носила, выглядела очень невинно: плиссированные платья, которые бы скорее подошли маленькой девочке. У окружающих создавалось впечатление, что она хрупкая, и иногда Деборе казалось, что Данте сломается, если на неё не так посмотреть. Это было похоже на хождение по яичной скорлупе.
Рядом с ней всем приходилось вести себя предельно осторожно, выражаться официально, вежливо и благородно, и Дебору раздражало, что отец во всём идёт на поводу у новой жены. Деборе хотелось что-то сказать ему, но, конечно, она не могла.
— Она разыгрывала из себя слабую и беспомощную, — признаётся Дебора. – С ней парни чувствовали себя большими и сильными мужчинами. Она носила все эти длинные джинсовые платья с большим вырезом спереди, как у маленькой девочки, и говорила таким детским голоском, что отец на это купился.
В день переезда Дэррил отвёз вещи домой и оставил Данте и Дебору одних, надеясь, что они поладят. Так случилось, что они обнаружили один из старых сундуков Дэррила в дальнем шкафу, и Данте сразу же захотелось в нём порыться.
Сначала Дебора сказала, что так нельзя, но Данте убедила её, хотя и без особого труда. Они нашли там лишь кучу старых медицинских материалов, несколько фотографий медицинского оборудования и старых журналов. Но в одном из них лежало любовное письмо от Джен, написанное, когда они были молодожёнами, и в нём Джен шутила, что ему не хватает секса. Деборе это показалось милым.
— Ну, ладно, замок сломан, так что мы скажем ему, что рылись в ящике, — сказала Дебора, когда они выходили из кладовки.
— Нет, я приклею его обратно, — Данте вынула жевательную резинку изо рта и вставила замочек на место.
— Но мы не сделали ничего страшного, — запротестовала Дебора. — Ему будет всё равно, если мы ему расскажем.
Но Данте не хотела, чтобы Дэррил узнал. Она думала, он расстроится. Мачеха быстро сменила тему и отвлекла Дебору на разговоры о своём обручальном кольце. Она указала на необычный узор на золоте, рассказала ей полную историю установленных камней, будто это был бриллиант Хоуп.
Когда Дэррил вернулся, они сидели на диване и болтали, и Данте предложила Деборе прошвырнуться по магазинам. Дэррил хвастался, что его жена — превосходный дизайнер, у неё нужные связи и отменный вкус, она могла бы помочь Деборе отремонтировать её квартиру.
Данте считала, что предлагает отличную услугу, но Деборе её предложение показалось довольно высокомерным. Тем не менее, она решила, что из-за этого не стоит расстраиваться. Данте всего лишь незначительная женщина, с которой ей приходится мириться; её всегда можно перехитрить.
Однажды Джон тоже навестил отца в новом доме, а потом они с Деборой обменялись сообщениями. Джон писал, что их мачеха — это какой-то кусок прикола. По его мнению, она настолько пустоголова, что ненамного привлекательнее манекена.
Дэррилу приходилось следить у себя за уровнем холестерина; медсёстры, хорошо знавшие о его увлечении нездоровой пищей, часто подшучивали по поводу того, кто будет делать ему операцию на сердце. Он то и дело садился на диету, а потом срывался и съедал большой стейк на ужин.
К лету первого года совместной жизни Дэррил заметно прибавил в весе, отчасти потому, что сам готовил, но в основном потому, что Данте предпочитала фаст-фуд и настаивала на посещении поздним вечером таких заведений, как "Wendy's" и "Taco Bell". В течение недели эти прогулки обычно становились вторым ужином для Дэррила, потому что он всегда перекусывал в больничной столовой перед тем, как отправиться домой.
Наблюдая за образом жизни молодожёнов, Дебора поймала себя на мысли, что Данте подсознательно пытается довести отца до сердечного приступа. С каждым днём он все больше набирал вес. В конце концов она сказала об этом тёте Карлин, но они так и не придумали, как это исправить. Дэррил зашёл слишком далеко в отношении Данте.
К тому времени Дебора перестала испытывать симпатию к этой женщине; помимо её боязни микробов и косметологических пристрастий у неё хватало и других причуд и странностей. Дебора вспоминает, как Данте звонила отцу на пейджер, чтобы тот поднял её по лестнице. Она сказала, что у неё болит спина, и ей приспичило, чтобы он бросил всё и рванул домой. Как поняла Дебора, Данте пользовалась предлогом больной спины направо и налево. Но отец утверждал, что он счастлив, поэтому Дебора смирилась.
Когда дело касалось мачехи, Дебора научилась держать язык за зубами — так было намного лучше. Всё это время Данте мешала её свадебным планам, а девушке очень не хотелось лишних неприятностей. Как бы то ни было, она устроилась официанткой в стейк-хаус, пытаясь накопить денег и оплатить свадебные принадлежности. Её мама предложила поучаствовать в организации свадьбы, потому что не хотела, чтобы в этом участвовала Данте — было много трений. Конечно, Джен с самого начала не нравилось, что Дебора общается с отцом и Данте — от этого всегда возникали ссоры.
— Как я понимала, мама по-прежнему любила папу, — признаётся Дебора, — и всякий раз, когда я куда-нибудь отправлялась с отцом, она на меня злилась. Вот почему я старалась не лезть в личную жизнь отца, потому что мама очень расстраивалась, когда я рассказывала об этом. Всё было очень зыбко.
Джен удивилась и сильно обиделась, когда Джон вернулся домой с новостью о предстоящей свадьбе Дэррила на Данте, хотя и не признавалась в этом. Внешне она по-прежнему таила обиду, по-прежнему не могла простить бывшего мужа и общалась с Дэррилом исключительно через детей. Конечно, Дебора заметила, что мама так и не сняла обручальное кольцо, что не имело смысла, но она никогда не поднимала эту тему.
— У меня была совсем иная реакция, — признаётся Джен. — Я была очень расстроена. Я думала, что, возможно, мы снова будем вместе. Я пошла в другом направлении, но продолжала считать, что, возможно, Дэррил ещё может измениться к лучшему.
2 марта 1995 года, в день второй свадьбы Дэррила, Джен официально выставила свой дом на продажу. Она не могла позволить себе дорогостоящую ипотеку, и в любом случае дом был слишком большой. У Данте появились законные права на этот дом, поскольку она была новой женой Дэррила, так что все они присутствовали на оформлении закрытия ипотеки, где Джен впервые встретила свою замену. Для Джен мысль о том, что она увидит Данте с Дэррилом, была не совсем приятна, но она взяла себя в руки, надела костюм и отправилась в агентство недвижимости, чтобы покончить с этим.
— Это было похоже на один из тех моментов вдохновения, — говорит Джен. — Я бы ни за что на свете не пропустила такое. Знаете, если я не соберусь с силами сейчас, то никогда не соберусь. Я справлюсь. Я решила приехать туда с достоинством. И я взяла с собой подругу.
Конечно, когда Джен встретила Данте, она не ожидала, что новая жена окажется молодой и красивой — она просто не была готова к этому. Она вообще не смотрела Дэррилу в глаза во время встречи, так что Данте оставалось улыбаться и поддерживать светскую беседу.
— Она милая, — позже скажет адвокат Джен. — Она мне действительно нравится.
— Да, она милая, — согласилась Джен. — Очень милая и привлекательная.
Данте навязывала Дэррилу свои вкусы, особенно когда дело касалось ремонта дома. Она сводила его с ума своими идеями, и Дэррил пытался дать ей всё, что она хочет, но настоял на своём, когда та предложила оформить кухню в фиолетовых тонах. Данте настаивала на том, чтобы всё делать самой, нанимать других только на сдельщину, и Дэррил не возражал; по большей части он доверял её мнению.
Когда она попросила декоратора Лин Долл помочь ей развесить зеркала и картины, она командовала ей, будто прислугой. Забавно было, что произведения искусства, которые Данте хотел повесить, были просто репродукциями картин Моне и Ренуара в безвкусных рамках.
Не было ни акварелей, ни вообще оригинальных работ, кроме её портрета пастелью.
— Я специально приехала к ней домой, чтобы предложить цветовые сочетания, но разговор вертелся вокруг денег, — рассказала Лин. — Она хотела получить смету на очень большую рамку с позолотой, а затем начала рассказывать о своих связях с оптовиками.
Было очевидно, что Данте не разбирается в дизайне. Декоратор пришла в ужас, увидев в таком красивом доме несовместимые сочетания. Ни одна из комнат не была выдержана в едином стиле, мебель была плохо расставлена, цвета окраски и обоев не создавали нужных переходов. Лин дала Данте несколько советов по расстановке основных предметов мебели в гостиной, но Данте отказалась её слушать, объяснив причины необычного расположения дивана и журнального столика. Что бы ни придумала Лин, у Данте был на это свой ответ, и в конце концов она попросила Лин передать ей каталог готовых рамок из сусального золота, намереваясь сэкономить на оплате декоратору.
Прямо перед праздниками зайдя в дизайнерский магазин за картинами в рамках, Данте внимательно изучила счёт. Она потребовала отдельный счёт на установленные крючки и проушины — крепёж, цена которому была от 5 до 10 центов за штуку. Она заставила Дэррила ждать и мёрзнуть в машине, пока она целую вечность проверяла счёт.
— Она сказала, чтобы он сложил все картины в машину, и всем этим руководила, — отмечает Лин. — Они спорили, какую из них поставить на какое сиденье, и совершенно не производили впечатление счастливых.
Хотя Данте согласился оформить кухню в белом цвете, она втайне от Дэррила окрасила всё в зелёный. Данте была такая. Она отвергала каждое решение Дэррила, а потом смеялась над ним за отсутствие стиля и вкуса. Кухня Дэррила всё же получилась довольно уютной; он гордился этим помещением, заставленным кухонными плитами и бытовой техникой. Однако, когда Дебора сделала Данте комплимент по этому поводу, мачеха лишь съязвила.
Да и вообще Данте не нравился этот дом на Симмз-ридж; её сердце принадлежало викторианскому особняку в районе Калумет-Фарм. Она считала, что это только вопрос времени, когда она уговорит Дэррила его купить. Она отвезла его туда и показала дом своей мечты, но на мужа он не произвёл должного впечатления. Не раз она просила Бет провезти её мимо этого необычайно большого здания, отмечая, насколько ей нравятся башенки и высокие стеклянные арки.
Когда Дэррил отказался рассматривать переезд, Данте потащила его на известную выставку в Цинциннати под названием "Хоумрама", где стала раскручивать на перестройку нынешнего жилища. Она придиралась к нему из-за денег, которые он тратил на детей, и настаивала, чтобы он выделял такие же суммы на украшение их обстановки.
Конечно, поскольку Рождество было не за горами, Дебора пыталась сохранить мир, поэтому она не осмеливалась комментировать щедрые расходы Данте на дом. В июне у неё намечалась свадьба, время поджимало, и ей нужно было, чтобы Данте и отец как-то в этом поучаствовали. Но пока Джен настаивала на дате и месте проведения, Данте задерживал Дэррила, прося его подождать, пока она просмотрит все прайс-листы от поставщиков угощений и фотографов.
Где-то на рождественской неделе Данте подслушала телефонный разговор и выяснила, что Дэррил с дочерью тайно строят планы за её спиной, обсуждая возможность банкета в загородном клубе Беккет-Ридж. Она установила на все телефоны в доме прослушивающие устройства, и теперь у неё были боеприпасы для борьбы с Деборой — доказательства того, что девушка вообще пытается отстранить её от участия в свадьбе. Она решила запугать девушку. Внезапно телефон Деборы разразился неотвеченными звонками, поэтому та включила автоответчик, на который непреднамеренно записала фрагменты своих разговоров.
— Надеюсь, ты понимаешь, что не получишь ни гроша на свою свадьбу, — прошипела Данте по телефону, когда Дебора наконец перезвонила.
— Ты не имеешь права так говорить.
— Ты всего лишь официантка. Тебе не по карману большое мероприятие. Сколько денег твой отец дает тебе в месяц?
— Двести долларов, — ответила Дебора, — за работу в его офисе.
— И ты считаешь, что он и дальше будет давать тебе деньги просто за так?
— Я работаю в его офисе. Я эти деньги зарабатываю.
— Надеюсь, ты будешь сама оплачивать собственный банкет, — взвыла мачеха, — потому что я проверила цены, и мы с твоим отцом просто не в состоянии оплатить такую королевскую свадьбу.
— Не тебе указывать отцу, как расходовать его деньгами, потому что ты точно ничего сама не зарабатываешь. Ты просто сидишь без дела весь день. Кем ты себя возомнила? Ты всего лишь кусок дерьма!
— Ты сама кем себя возомнила?
— Эй, сучка, я его дочь. А ты – просто вещь, как мебель в доме.
— Не звони больше сюда, пока не научишься вежливо разговаривать.
— Просто не лезь в мою жизнь и к отцу, — парировала Дебора, — и просто чтобы ты знала, я не приеду на Рождество.
— Прекрасно.
Данте швырнула трубку, и Дебора, которая никогда раньше не ругалась со взрослыми, не могла поверить, как легко вырвались эти слова. Она гордилась собой и была рада, что записала этот разговор на плёнку; она даже дала прослушать её своему парню. Конечно, она и мечтать не могла, что в конце концов подарит эту микрокассету отцу, но настал день, когда она испугалась и поняла, что должна это сделать.
Сразу после телефонной ссоры Данте вызвала Дэррила через пейджер, и как только хирург вернулся домой из больницы, она потребовала, чтобы он при ней позвонил Деборе и сказал дочери, что не будет оплачивать её свадьбу. Когда он отказался, разразился скандал.
Данте пригрозила убить его, если он не подчинится. Она сказала, что у неё есть пистолет, и вдруг в её голосе прозвучало что-то такое, чего он испугался. Как будто она стала другим человеком. Сначала она злилась, затем заговорила совершенно спокойно.
— Я и раньше такое проделывала, — сказала она, улыбаясь, — и мне всегда это сходило с рук.
— О чём ты говоришь?
— Ну, однажды я сожгла кое-кому дом дотла.
— Почему?
— Потому что он изменил мне.
— Чей дом? Где?
— Да так, старый бойфренд. Ты его не знаешь.
Поскольку в последнее время Делла всё больше времени проводила со сестрой Карлой, помогая ей делать ремонт в квартире, она решила позвонить ей и попросить об ответной услуге. Делла не была уверена, чего хочет, но сначала ей нужно, чтобы Карла была на её стороне.
Она определённо ничего не добилась с Бет и Шерил, а Никки в силу возраста не сможет её понять. Она объяснила, какой нахалкой была Дебби, как она ругалась и вела себя. Вроде, это вызвало сочувствие у Карлы. Было очевидно, что деньги на эту свадьбу стали ценой счастья в браке Деллы и Дэррила.
С точки зрения Карлы, всё это было нелепо. Они с мужем едва сводили концы с концами, жили в трейлерном парке к югу от Цинциннати во Флоренции, штат Кентукки, и Карла уже этим тяготилась. Теперь, когда она слушала яростные вопли своей сестры по телефону, находясь на восьмом месяце беременности своим первенцем и поглощённая перспективой покупки собственного дома, ей хотелось только одного, — вернуться домой, в Огайо. Однако тут сестра звонит ей из самого престижного района города, жалуется на деньги и одновременно хвастается люстрой за 10 тыс. долларов. Это было так отвратительно.
Карла годами наблюдала за Деллой и знала, что у сестры всегда есть далекоидущие цели. Когда ей не удавалось привлечь Шерил, она притворялась, что Карла её любимица. Делле нравилось стравливать других. Она занималась этим всю жизнь, и именно поэтому Карла перестала принимать её приглашения на ужин. Делла по-прежнему дурачила Никки голову дорогими ресторанами и вечеринками в Индиан-Хилле, но Карлу ей не одурачить.
Когда зашёл разговор о свадьбе в загородном клубе, Карла согласилась, что это дорогое удовольствие. Делла описывала ей дорогие заведения, о которых думала Дебора, высококлассные клубы вроде "Kenwood Country Club" с его восточными коврами, гобеленовыми занавесками и официальным гербом. Но на самом деле "Беккет-Ридж" не был таким. Это было скорее уютное место, вполне доступное и довольно простоватое, спрятанное в сельском уголке штата Огайо с видом на сельскохозяйственные угодья.
Пока Делла продолжала ворчать, взбешённая тем, что Дебора хочет устроит там банкет, она внушила Карле, что свадьба девушки обойдётся в 50 тыс. долларов, что Дебора хочет заказать спутниковую трансляцию, огромные цветочные украшения и дизайнерское платье, что она планирует практически гала-приём.
Карле показалось странным, что Делла так распоряжается деньгами Дэррила. Она знала, что сестра вышла замуж, не имея ничего, кроме машины за 200 долларов — старого потрёпанного "Мустанга". Проблемы сестры несколько позабавили её.
Какое право Делла имеет говорить мужу, как ему тратить с трудом заработанные деньги? И всё же она абсолютно уверена, что его деньги принадлежат ей.
— Я его жена, — настаивала она. — По закону я имею право на всё, что у него есть.
Всё это время Карла подозревала, что их недавно возродившаяся "дружба" — не более чем спектакль, который Делла разыгрывает перед Дэррилом. Никто в семье много лет не общался с Деллой, а теперь, когда она превратилась в элегантную "Данте", она обхаживает сестёр, пытаясь задобрить их подарками, похвалой и вниманием.
Но Карла не собиралась становиться её лакеем.
— С Деллой трудно подружиться, — признаётся она. — Она просто всё время жалуется. Она уничтожала других, и со мной сближалась только тогда, когда сама того хотела.
Много лет Гай Хильд слышал от врачей разные возмутительные истории. Но когда Дэррил впервые пришёл к нему со странными подробностями о Данте, адвокат очень внимательно его выслушал. Гай пытался вникнуть в доводы хирурга, но у того не было доказательств проступков Данте, а лишь куча обвинений, которые он выдвигал, основываясь на угрозах Данте. Им потребовалось около 45 дней, чтобы выяснить, кто такая Делла Данте Фэй Холл, а потом Гай начал процесс развода. Адвокат пытался помочь Дэррилу, предлагая практические советы, но, похоже, хирурга это не успокаивало.
— Может быть, мне нанять частного детектива для слежки за ней? — наконец спросил Дэррил.
— Мне всё равно, — сказал Гай. — Если вам от этого станет лучше, делайте что хотите, но мне это не поможет.
Дэррил почувствовал, что ему и правда нужно получше узнать о прошлом Данте, поэтому решил не ждать и позвонить Ольге Мелло. Мама Данте позвонила домой на Рождество, и Дэррил списал номер её телефона из АОНа. Хотя они обменялись всего несколькими словами, рождественским утром она показалась ему достаточно приятной собеседницей. Конечно, Данте называла её навязчивой лгуньей и обманщицей, и Дэррил понятия не имел, можно ли ей доверять. Но попробовать стоило.
Ольга, которая любила помогать людям, которая верила в Божье благословение, никогда не понимала, как её старшая дочь оказалась такой равнодушной. Делла была паршивой овцой. Шестеро других её детей были добросердечными и любящими, но только не Делла. Когда Дэррил позвонил ни с того ни с сего и рассказал Ольге об угрозах Данте убить его, о планах развестись, женщина разоткровенничалась с ним. Делла всем доставляла неприятности.
— Вряд ли она на такое способна, доктор, — заверила его Ольга. – Да, у неё несносный характер, но...
— Ну, в День Святого Валентина она была просто в ярости. Вы же знаете, она ждала украшений и цветов.
— И что вы ей подарили?
— Шесть гамбургеров "Уайт Касл".
Они вдвоём от души посмеялись.
— Но, Ольга, вам что-нибудь известно о том, как она сожгла дом?
— О, доктор, вам и об этом рассказали? Не могу поверить, что она вам рассказала. Мы много лет спрашивали её об этом, но она вечно всё отрицала.
— Ну, она сказала мне, что такое было. Видимо, хотела убедиться, что я поверю, будто она может мне здорово испортить жизнь.
— Она просто пугает вас, — заверила его Ольга. – Полиция допросила некоторых из нас, и ещё, кажется, её мужа, Джимом. Но они так и не нашли никаких оснований арестовывать её за поджог или что-то в этом роде.
— Вы сказали, его зовут Джим?
— Да, её первый муж... Нет-нет, подождите… Джим был вторым.
— Я думал, её второго мужа зовут Дэвид.
— Нет, Дэвид был четвёртым.
— Четвёртый? Сколько же у неё было мужей?
— Насколько я помню, пять. И это не считая тех лет, что она провела в Калифорнии. Одному Богу известно, что она там натворила.
— Пять мужей? — Дэррил не верил своим ушам. — Она сказала мне, что их было только двое. Не могли бы вы мне сказать, как их зовут? Я бы хотел записать их имена.
Когда Ольга перечислила: Джо Хоффер, Джим Бейер, Грант Бассетт, Дэвид Бриттеон и гражданский муж Сид Дэвис*, — у Дэррила появилось дурное предчувствие. Они ещё поговорили о его проблемах с Данте, в основном о её нежелании, чтобы он платил за свадьбу Деборы, и о её недовольстве тем, что он не купил печь для Шон.
— Раздобыть для Шон печь — не проблема, — заверил он Ольгу.
— Доктор, вы слишком щедры. Вы не понимаете; Делла использует мужчин. Шон с мужем купили дом без печи, так что это их проблема. Если будете исправлять их ошибки, они никогда ничему не научатся.
— Могу я спросить вас кое о чём, миссис Мелло?
— Конечно.
— Данте правда посещала Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе?
— Если и посещала, то в качестве прачки, потому что она так и не закончила среднюю школу.
— То есть она там не училась?
— Нет, доктор. Я потратила все деньги, отправив её в лучшую католическую школу в Вестерн-Хиллз, а она бросила учёбу и даже не потрудилась устроиться на работу.
По мнению Ольги, её дочь не заслуживает ни жалости, ни подачек. Угрозы Деллы совершить всякие пакости, не означали, что доктор должен пытаться её успокоить. Дэррил сказал, что Данте угрожала сдать его налоговому управлению, а также испортить ему кредитную историю. Ольге было жаль его, но она была уверена, что доктор найдет способ перехитрить её. Она предложила помочь всем, чем сможет.
— Вот так она и прошла по жизни, — призналась Ольга, — благодаря доброте тех, кто в неё влюблялся. Мало кто из них знает, что она волк в овечьей шкуре. Она грязная, ленивая и всегда ищет лёгких денег. Это как раз по её части.
Когда Ольга и Дэррил закончили разговор, у хирурга уже кружилась голова. Он спросил, можно ли ему перезвонить ей, и Ольга согласилась — при условии, что он ни словом не обмолвится об этом Делле: Ольга её боится, как и вся семья.
— Вы просто не знаете, на какие подлости способна Делла, — голос Ольги звенел у него в ушах. — Будьте осторожны, потому что, если она узнает, что вы разговариваете со мной, она может сделать что угодно.
— Откуда вы мне звоните? — спросила Шерил. — Делла ведь не знает, что вы мне звоните?
— Нет, я разговариваю по телефону из машины, — заверил её Дэррил.
— Ну, а кому придёт счёт за разговор? Вы же знаете, она всё проверит.
— Нет, она не узнает. Этот счёт придёт мне в офис.
— Ладно, убедили. Дэррил, я бы с удовольствием помогла вам. Знаю, мама просила вам позвонить, но если Делла узнает, она придёт и спалит мой дом.
— Что вы об этом знаете?
— Ничего кроме того, что она это отрицает.
— Ваша мать сказала, что у неё был ещё один парень, которого она пыталась сжечь в постели.
— Да, я такое слышала. Скорее всего, это правда.
— Почему мне никто никогда не рассказывал об этом?
— Вы уже были женаты на ней, Дэррил, а она всегда всё отрицала. Единственный раз, когда её арестовывали, это вместе с Джеффом.
Шерил рассказала Дэррилу об обвинении в угрозах при отягчающих обстоятельствах, по которому сестру осудили ещё в 1990 году. Очевидно, она угрожала пистолетом одному из своих бойфрендов за то, что тот отказался жениться на ней. Дэррил решил позвонить Джеффу Фримену и узнать как можно больше подробностей, и когда представился мужем Данте, Джефф сказал лишь:
— Мне очень жаль.
Джефф объяснил, что изначально он подал на Данте в суд за угрозы. Он правда хотел, чтобы её обвинили в покушении на убийство, но поскольку из пистолета не стреляли, это оказалось невозможно. По телефону Джефф признался, что Данте так напугала его, что он пошёл в магазин полицейских принадлежностей и купил себе пуленепробиваемый жилет. Но Данте на этом не успокоилась, она преследовала его в его брокерской фирме и даже изводила его 84-летнюю мать. Она утверждала, что беременна, но Джефф ей не верил.
— Это было похоже на фильм "Роковое влечение", — признался Джефф. — С такими невозможно о чём-то договориться, а надо действовать напролом.
— Когда она наставляла на вас пистолет, — спросил Дэррил, — как вам казалось: она выстрелит?
— Да. Я нисколько не сомневаюсь, что она собиралась убить меня.
— Значит моей жизни и правда угрожает опасность?
— Знаете, я бы не стал недооценивать её угрозы. Она выглядит милой и невинной, но на самом деле она сумасшедшая.
Джефф сказал хирургу, что у него есть все основания для беспокойства. Он назвал Дэррилу номер дела, по которому её осудили в декабре 1990 года. В документах, которые Дэррил получил в здании суда, значилось, что Данте Бассетт "не оспаривала" обвинение в угрозе при отягчающих обстоятельствах. Её оштрафовали на 100 долларов, приговорили к году условно и сочли "эмоционально нестабильной".
Кроме того её направили на программу "Перекрёсток", которая, по мнению суда, должна была дать ей "некоторое представление о том, почему по-прежнему горит факел любви", когда стало ясно, что у её бывшего парня нет абсолютно никакого желания отвечать на её ухаживания.
На протяжении всего процесса Данте пыталась завоевать сочувствие, утверждая, что беременна. Она надеялась установить отцовство ребёнка и хотела, чтобы Джефф сдал анализ крови. Это было её первое и единственное уголовное обвинение, и она ушла, получив пощёчину.
В тот день в больнице "Bethesda North" у Дэррила возникли проблемы перед операцией. Он был настолько потрясён судебными документами, что отправил их в офис Гая Хильда с просьбой найти повод расторгнуть брак. Гай предположил вероятность, что Данте по-прежнему может состоять в браке с кем-то другим. Поскольку существовало так много скрытых бывших мужей и бойфрендов, адвокат собирался это проверить.
В коридоре перед операционной медсёстры и персонал больницы не верили своим глазам. Их полубог был на грани слёз. Доктор Суториус, который всегда так заботился о своей репутации, который никогда не позволял людям видеть свою человеческую сторону, внезапно дрожал от страха. Хотя было очевидно, что что-то не так, Дэррил ничего не рассказал о своей личной жизни даже любимой коллеге Карле Смит.
— Он просто вёл себя по-другому, — вспоминает Смит. — Не знаю, как это объяснить. Это было странно. Он никогда не упоминал, что у его жены есть пистолет, он вообще никогда не говорил, что ему страшно, а просто слонялся по больнице, будто ему больше нечем заняться.
Когда Дэррил поделился своими страхами с Робом Койтом, кардиологом, с которым делил приёмную в кардиологическом центре, друг принял Дэррила за параноика и не поверил его рассказу. Дэррил, огромный мужчина, боится крошечную Данте – это не укладывалось у него в голове.
— Оставь меня в покое, — сказал ему Койт. – Тебе достаточно махнуть кулаком — и этот бурундучок полетит через всю комнату. Это безумие.
— Ты не понимаешь, — повторял Дэррил. — Она так делала раньше. Эти угрозы реальны.
Койт видел, что хирург искренне потрясён. Настолько, что он пришёл домой и рассказал о Дэрриле своей жене — для него было просто невероятно, что выдающийся хирург мог связаться с безумной женщиной, которая чем-то может ему угрожать. Конечно, Дэррил никогда не говорил Койту, что обнаружил в доме пистолет и недавно передал его полиции. Он слишком стеснялся об этом упоминать.
— Она, должно быть, чем-то его шантажировала, — размышляет Койт. – Вероятно, она знает о нём что-то такое, чем он очень дорожит и о чём не хочет рассказывать. Вот какое подозрение у меня возникло.
Странное поведение Дэррила в офисе продолжалось около трёх недель. Примерно в тот период он ходил к психологу, а также к семейному консультанту с Данте. Он начал официальный бракоразводный процесс, но продолжал колебаться с подписанием бумаг. С тех пор как 22 января он привёз пистолет в полицию, он проводил всё больше и больше времени не дома.
Тем временем он, наконец, рассказал Деборе об угрозах (однажды у Дэррила была встреча с Деборой в офисе) и пообещал дочери, что вернётся к ней, но попросил никогда больше не звонить ему ни на домашний, ни на автомобильный телефон.
И именно тогда Дебора впервые осознала серьёзность ситуации. Она не могла поверить, что всё реально. Такое происходит только в фильмах ужасов.
— Бог никогда не даёт тебе больше, чем ты можешь выдержать, — сказал он дочери, — но в последнее время я совершил несколько ужасных ошибок.
— У Данте не всё в порядке с головой, — сказала она. — Наверное, ей стоит сходить к психиатру.
— Согласен, но я сам расстанусь с ней, Дебби, так что не волнуйся.
— А как поступим с моей свадьбой? Может, мне её отменить?
— Нет, я помогу тебе с этим. Закажи банкет в "Бекетт Ридж" или в "Банкирском клубе", решайте вдвоём сами.
Дэррил сожалел, что не может участвовать в планировании. Данте постоянно идёт по его следу, сказал он дочери:
— Она следит практически за каждой минутой моего времени.
Без его ведома Ольга нашла номер телефона Деборы и связалась с девушкой, надеясь предупредить её о Делле. Дебора сначала скептически отнеслась к Ольге, но прижав отца к стенке в офисе и увидев страх на его лице, решила поддерживать более тесный контакт с матерью Данте. Понимая, что может что-то раскопать, Дебора начала звонить ей каждые несколько дней, и Ольга не возражала.
Дебора просто не могла поверить, насколько милой была эта женщина — она была кем угодно, только не злой ведьмой, какой её изображала Данте. Из того, что Дебора могла сказать, Ольга была просто трудолюбивой женщиной, которой, казалось, было не всё равно, у которой были высокие моральные принципы. Она хотела помочь Деборе справиться с Деллой и чтобы та объяснила другим детям, что как только отец получит развод, жизнь вернётся в нормальное русло.
В первую неделю февраля рано вечером у Ольги зазвонил телефон — это звонил Дэррил. Он поговорил с адвокатом — Делле вручат документы где-то на следующей неделе. Ольга всё это время поддерживала с ним контакт и постепенно узнавала о злодеяниях своей дочери. Во-первых, Делла сообщила о хирурге в налоговую службу, его попросили предъявить документы за 10 лет, над чем Делла позже посмеялась в разговоре с Шерил. Ольга сказала доктору, что Делла проделывает этот трюк не в первый раз.
Миссис Мелло устала от лжи и проделок своей дочери и рассказала Дэррилу о том, как много лет назад отреклась от Деллы, и о том, какой плохой матерью была Делла для Шон. Она настаивала на том, что её дочь эксперт по части обмана, просто номер один во лжи. Она всегда играет жертву и на протяжении многих лет эксплуатирует историю о жестоком обращении, чтобы обводить мужчин вокруг пальца. Она подставляет и отправляет мужчин в тюрьму, а затем лишает их всего, что у них есть.
— Доктор Суториус, весь ад разверзнется, когда она получит эти бумаги.
— Я знаю, миссис Мелло, я думал об этом.
— И если у вас в доме есть что-нибудь ценное, вынесите это заранее, потому что всё ценное она разобьёт и уничтожит.