Сети Деллы

50

— Сегодня Сид занимался непотребством, — прошептала Делла на магнитофон. Она записывала, как они занимались сексом — хотела сохранить это навсегда.

— Ничего я такого не делал, — отвечает его голос.

— Ты дважды звонил Поле за последние две недели.

— Не звонил!

— Четыре раза за последние две недели.

— Не звонил!

— Ты обещал принести ей вина, чтобы вы обкурились и пошли тусоваться.

— Не было этого.

— А ещё ты несколько часов болтал с Дебби.

— Этого не было, мерзкая поскуда.

— И она в точности рассказала мне, каким ты мерзким поскудой.

— Я не мерзкий поскуда.

— Итак, мы хорошо проводим время, это его последняя ночь здесь, — сказала Делла под запись и, хихикая, начала щекотать его, внезапно напевая детским голоском.

— Мы с тобой просто пара диких торчков, — сказал ей Сид. — Ничего не сделаешь, когда у тебя ничего нет, верно?

— А Сид ни о чём не догадывается. У него ничего нет. Не делай вид, что ничего. Никуда ты не денешься.

— У меня есть классный член, так? Из него стреляет только в путь.

— И попадает на стены, потолок. Сок повсюду.

— Это город спермы.

— Однажды мне даже в ухо попало, — говорит она, смеясь. – Поосторожнее с ним, господин магнитофон, иначе он и на тебя обспускает. Вот он опять вытаскивает член.

— Ты лучше о себе расскажи.

— Это что, допрос? Опрос общественного мнения?

— Нет, это не опрос. Просто мне хочется знать, насколько ты сама противная.

— В сексе? Что ж, давай проверим. Я довольно хорошо трахаюсь.

— Это уж точно.

— Я могу тебя отшлёпать.

— Тоже верно. И знаешь, у тебя одна из самых тугих кисок, которые я когда-либо трахал.

— Я слышала это миллион раз.

— Эй, ты это всё записываешь? — выпалил он.

— Да.

— Ну-ка, давай проверим.

И аппарат выключился.

51

— Сид, ты же их знаешь. Давай, выкинь её из своей жизни, — говорили ему друзья.

— Не хочу, чтобы её жизнь висела на моей совести, — настаивал Сид. — Она просто не стоит того.

— Никто не верил в то, через что я прошёл, — признаётся Сид. — По сути, надо мной будто надругались. Мне предлагали 3 тысячи наличными, чтобы я её убрал.

Каждый раз, когда Делла приходила просить об одолжении, Сид всегда был рядом. Просто назло, она стучала на него друзьям, а потом приползала обратно со словами, что никогда не желала ему ничего плохого. И так продолжалось вечно.

Сид был родом из бедной части Цинциннати — оттуда, где людей находили мёртвыми в переулках. Много раз к нему обращались с предложением избавиться от Деллы; некоторым из его друзей-наркокурьеров не терпелось этого сделать, но Сид никогда не принимал такие предложения всерьёз.

В конце 70-х Сид встречался со всеми женщинами, с какими только мог. Ему очень везло подцеплять их на дискотеках. Это была эпоха до появления СПИДа, и большинство считало секс на одну ночь обычным делом.

У Сида, высокого мускулистого парня с длинными светлыми волосами и точёными чертами лица, в этом плане проблем не было. Он был закоренелым холостяком и не скрывал этого от женщин. С Деллой всегда было понимание, что он её не любит. Он отказывался использовать это слово, даже когда они ложились в постель.

Сид знал, что производит неотразимое впечатление на женщин в ночных клубах, поэтому он выбирал цель, нацеливался на девушку, и друзья каждый раз поражались его успехам. Он мог заполучить практически любую, кого хотел. Хотя он работал простым железнодорожником, вечером он наряжался, как миллионер. В те дни он носил костюмы "Brooks Brothers", ездил на "кадиллаке" и спортивных автомобилях и одевался очень модно. Женщины просто липли к нему, как мухи к мёду. Когда Делла впервые увидела его, то настолько влюбилась в красивого молодого человека, что решила уйти от мужа. Она завела роман с Сидом задолго до того, как распался её брак, солгав Сиду о своём семейном положении.

Она была из тех, кто не может жить без чужого внимания, поэтому неудивительно, что Делла неустанно увивалась за Сидом. В конце концов она переехала к нему жить. Всё началось постепенно. Сначала она разбросала свои вещи по всей его квартире. Однажды, когда Джим Бейер постучал в дверь, Сид узнал, что его "девушка" ещё замужем, хотя ему было всё равно.

Он ясно дал ей понять, что она для него лишь только очередная развлекуха.

Разводный процесс Деллы с Джимом завершился 20 сентября 1979 года. Джим, истец, получил дом на Герольд-Драйв; Деллу лишили каких-либо прав на дом. Однако Джима заставили выплатить 750 долларов за "Мустанг" Деллы, гонорары юриста на сумму 2300 долларов, понесённые в связи с соглашением о расторжении брака; 126,51 доллара по кредитной карточке "Master Card"; и 432 доллара больнице "Диконисс" за косметическую операцию Деллы. Всё прошло быстро и легко, потому что Делла ничего не оспаривала. Она была рада покончить со всем этим и наслаждалась каждой минутой своей жизни с Сидом.

Сид, казалось, был рад, что рядом с ним такая симпатичная женщина. Делла привлекала к себе всеобщее внимание, особенно в тусклом освещении ночного клуба. Но как только они стали жить вместе, он заметил, что она была чем-то вроде джинна в бутылке. Она сводила его с ума своим макияжем и косметическими процедурами, но Сид терпел. Делла действительно выглядела ужасно, когда просыпалась по утрам; перед выходом во внешний мир ей требовалось старательно привести себя в порядок.

Когда пыл страсти миновал, ближе к лету 1979 года, Сиду стало по-настоящему жаль Деллу. Он повез её в Диснейленд и понял, что она похожа на ребёнка, которого нужно всё время держать за руку. Она была маленьким птенцом, выпавшим из гнезда; она не могла жить без мамы и папы. В сексе ей нравилось разыгрывать из себя "маленькую девочку" и хотелось, чтобы над ней доминировали и её шлепали. Ей хотелось изображать дочь Сида — она наряжаясь в короткие платьица с оборками и подвязками. Она была изобретательна в постели, хоть и холодна как любовница.

Прежде чем между ними всё испортилось, прежде чем ревность Деллы вышла из-под контроля, Сид утверждает, что она не раз пыталась его убить. В первый раз она наняла пару головорезов, чтобы те ждали Сида возле ночного клуба под названием "Люси в небе". Когда один из вышибал пронюхал о неприятностях, назревающих на парковке, он вывел Сида через заднюю дверь.

— Два раза моя жизнь была в опасности, — признался Сид. — Даже три, если считать парней из "Люси".

Поначалу Сид полагал, что Делла просто не понимает, что такое отнять чужую жизнь. Он был простым парнем и никогда не верил, что Делла способна его убить. Он гордился тем, что не был жестоким, и что бы Делла ни вытворяла, он просто не обращал внимания. Конечно, в глубине души он сомневался в её искренности, особенно когда вспоминал, как она обращается с Шон. Маленькая девочка была такой жизнерадостной, так тянулась к маме, но Делла, казалось, этого не замечала. Она не хотела иметь ничего общего с Шон, если дело касалось Джо, и точка.

Делла жаловалась Сиду на отсутствие поддержки от семьи. Самому Сиду в то время было 25 лет; он был наивен и верил её россказням. Ему просто хотелось помочь. Но ещё до того, как они начали жить вместе, Делла пеняла ему, что он спит с каждой проходящей мимо девушкой. Для Сида это было невероятно: впервые в жизни он живёт только с одной женщиной, а та оказывается чокнутой, абсолютным параноиком. Они много раз горячо ссорились из-за этого, а затем, за несколько дней до своего предполагаемого переезда она заскочила к нему с керосиновой лампой и предложением устроить романтический ужин.

Бедняга думал, что она пытается расположить его к себе, и не понимал, что что-то не так, пока не проснулся посреди ночи с горящими простынями.

— Мы легли спать, она забралась в постель прямо в одежде, — рассказывает Сид. — Она сказала, что забыла раздеться, что было полной ерундой, но я был слишком пьян, чтобы спорить с ней. В общем, мы легли спать. После вина, травки и тому подобного она подумала, что я тут же вырубился. Видимо, она встала, включила телевизор, поставила пепельницу с окурком мне на кровать, рядом с ней — пустую бутылку из-под виски, а затем зажгла керосиновую лампу и засунула её под покрывало.

Сид буквально проснулся с горящей задницей. Кровать горела, матрас был в огне, а Деллы и след простыл. Нижнее белье Сида обгорело, он чувствовал запах горящей плоти, но, к счастью, почти не обгорел. Только левая щека какое-то время была покрасневшей и вся болела.

— Если бы я тогда правда вырубился, когда начался пожар, — размышляет он, — я бы банально не выжил. Я бы сгорел там, а пожарные приехали бы и просто вытащили из постели мой труп. Потом бы сделали вскрытие и решили, что я обкурился, заснул с зажжённой сигаретой и сгорел.

Сид был настолько потрясён случившимся, что попробовал поджечь кровать сам, просто чтобы посмотреть, сколько времени было у Деллы, чтобы убраться подальше от огня.

Он снова зажёг керосиновую лампу, положил её под уже обгоревшее покрывало — в итоге потребовалось 17 минут, чтобы оно разгорелось. Он понял, что этого времени Делле как раз хватило, чтобы вернуться домой, поговорить с швейцаром и создать себе алиби, а затем благополучно лечь спать.

На следующий день, когда Сид столкнулся с ней лицом к лицу, Делла только рассмеялась.

— Ты что вообще творишь? Пытаешься спалить меня в моей же постели?

— Понятия не имею, о чём ты, — сказала она.

— Прошлой ночью ты сунула мне в кровать керосиновую лампу. Ты что, не понимала, что делаешь?

— Когда я уходила, Сид, всё было в порядке. Мне просто не спалось, и я вернулась домой. Ты вообще был в отключке.

— У меня весь угол матраса чёрный. С утра мне пришлось выкинуть матрас и покрывало.

— А я тут при чём? Ты сам заснул.

52

После случая с горящей кроватью Делла каким-то образом вернулась в жизнь Сида. Они ругались по телефону через день, и она от души разыгрывала "бедную и несчастную". Прошло совсем немного времени, и она снова переехала к Сиду. Он понятия не имел, почему ей это позволил.

— После всего, что произошло, когда я понял, что она пыталась сделать, — рассказывает Сид, — она стала говорить, что я какой-то извращенец, и думаю, будто она пытается меня спалить. Тут придётся отдать ей должное, её план был просто великолепен. Простой человек до такого не додумается. Её маленькая головка варила отлично.

Но у пары, похоже, не срослось. Их жизненная ситуация была неприемлемой; Делла ревновала его к каждому столбу. Сид согласился остаться с ней в паре, но попросил найти себе жилье. Делла была слишком любопытной, чтобы жить с ним вместе. Даже после того, как она съехала, девушка продолжала шнырять повсюду посреди ночи. Сид слышал шум в 2:00 или 3:00 ночи, спускался вниз и видел, что дверь открыта, но внизу никого нет. Иногда он приезжал с дискотеки около 4:00 утра и замечал машину Деллы на парковке. Он не знал, чем она зарабатывает на жизнь, но видел, как она вешается на мужчин в элитных заведениях, таких как "Precinct", где танцует грязные танцы и ведёт себя крайне непристойно. И каким-то образом она переехала в шикарную квартиру в Прайс-Хилл. Оттуда у Деллы открывался потрясающий вид на город, и трудно было поверить, чтобы она могла себе позволить платить за аренду в таком месте.

Однажды Сид поехал с приятелем в Мичиган на рыбалку на выходные, а потом вернулся домой и увидел, что его квартира полностью разгромлена: повсюду вода; два аквариума опрокинуты, рыбки-ангелы мертвы, все растения порезаны; телефоны утоплены в ванне, телевизор разбит,

полки перевёрнуты, фотографии сняты со стен и уничтожены, а утюг и тостер включены в розетку в туалете и засунуты в унитаз.

Уже не первый случай квартира Сида страдала от взлома. Несколькими неделями ранее в его квартиру тоже вломились и уничтожили почти все вещи. Это случилось, когда он был наверху у подруги и ел пиццу; когда он вернулся, растения были опрокинуты, вода пролита, куртки разорваны, а его попугай по кличке Злодей улетел.

Он поехал к Делле в Куинс-Тауэр на разговор, но оказалось, что она практически умирает — настолько была больна. Деллу рвало, она была полностью обезвожена, и Сид выхаживал её два дня. Сначала он хотел отвезти её просто в отделение неотложной помощи, но врачи так беспокоились за Деллу, что прописали ей антибиотики и настояли, чтобы за ней кто-нибудь присмотрел. Сид повиновался чувству долга.

— А что мне было делать? — спросил он у двоюродного брата, как только у него появилась такая возможность.

— Позволь дать тебе совет, — сказал брат. — Беги от неё подальше и как можно скорее.

Но Сид не послушался. Хотя двоюродный брат был психолог и говорил ему, что их отношения нездоровы, Сида тянуло к Делле. В нём было много сострадания, он считал, что с ней плохо обращались в детстве, и хотел спасти её. Даже после того, как его дом полностью разгромили во второй раз, он чувствовал себя обязанным верить Делле.

Посуду разбили, террариум разорили, он потерял всё, что когда-либо любил, но Делла всё отрицала. Стоял конец 1979 года, ему только что исполнилось 26 лет. Сид понял, что придётся всё начинать с нуля.

Он снял на пару квартиру в модном районе Маунт-Лукаут, и около полутора месяцев от Деллы не было никаких известий. Затем она появилась у него на пороге. Ей некуда было пойти, и Сид согласился позволить ей остаться на неделю, просто пока она не встанет на ноги.

— У этой девчонки тефлоновая жизнь, — размышляет Сид. — Она могла делать всё, не прибегая к помощи других. Когда она появилась в моём новом доме, я уже стал её бояться. Я не мог поверить, что она такая умная и способна делать такое выделывать, не попадаясь.

53

Делле не потребовалось много времени, чтобы снова прибрать Сида к рукам. У него не должно быть не только других подруг, но и друзей — и точка. Его сосед по квартире большую часть времени отсутствовал по делам, так что за главную оставалась Делла.

— Внезапно всё её собственническое дерьмо началось снова, — признаётся Сид. — Я пошёл в продуктовый магазин, а меня обвинили в том, что я там с кем-то познакомился. Я стал шифроваться, чтобы звонить маме. Это было нелепо. Я больше не мог поговорить с друзьями, потому что она потом звонила им и угрожала прийти и убить их. Они боялись эту ненормальную.

Растеряв всех друзей, Сид был по горло сыт Деллой. И вот однажды днём, слоняясь по подвалу и роясь в её барахле, он наткнулся на свой старый бумажник. Порывшись в её коробках, он нашёл ещё многое из того, что пропало из его старой квартиры. Тут до него дошло.

— Собирай свое барахло и вон отсюда! — крикнул он, поднимаясь по лестнице. — Уноси из этого дома свою грёбаную маленькую задницу.

— Что на тебя нашло, Сид?

— Вот! Вот что!

Он сунул бумажник ей в лицо и загнал в угол. Делла закричала и выбежала на заднюю веранду. Потом Сид услышал её крики об изнасиловании.

— Можешь стоять здесь и орать, сколько хочешь. — смеялся Сид. — Мне пора идти. А к моему возвращению чтобы духу твоего здесь не было!

Но пока Сид брился, Делла позвонила в полицию.

Она сообщила об изнасиловании, и к Сиду приехал полицейский наряд и стал допрашивать его об избиении Деллы.

— Посмотрите на неё повнимательнее, — сказал им Сид. — В ней весу меньше 45 кг, она вся промокла насквозь. Разве с ней что-то не так? Покажите мне на ней хоть один синяк?

Полицейские были озадачены. Делла казалась в порядке, не было никаких признаков изнасилования или побоев. Полицейские взяли с них обещание не драться. Сид сказал копам спуститься к нему в подвал и проверить определённые предметы, которые указаны в полицейском отчёте о краже, но копы отказались: они не занимаются кражами. Они предложили паре сохранять хладнокровие; в противном случае они приедут с ордерами на арест обоих.

Сид замолчал и позволил Делле остаться.

Тогда он ещё числился инвалидом — он вёл крупный судебный процесс против железной дороги из-за производственной травмы. На кону стояло 185 тыс. долларов, и ему совсем не хотелось портить себе судебный процесс рапортом об аресте. Суд был близок к вынесению решения в его пользу, он рассчитывал на эти деньги. Его дело вёл лучший адвокат из Сент-Луиса. К сожалению, Сид не знал, что Делла установила связь с железнодорожной компанией и пообещала сотрудничать с их адвокатами. Сид также считает, что она специально подводила его под арест.

— Мы собирались на гору Адамс на вечеринку, — вспоминает Сид. — Мы взбирались на очень крутой склон, и вдруг парень передо мной резко жмёт на тормоза. Следующее, что я помню: вокруг моей машины стоят копы с наставленными на меня пистолетами.

Отдел по борьбе с наркотиками вытащил Сида и Деллу из машины и нашёл полграмма кокаина под водительским сиденьем. Сида отвезли в центр города, и пока он сидел в полицейском управлении, Делла провела для отдела по борьбе с наркотиками небольшую экскурсию по его дому, показав офицерам, где именно её друг-наркодилер хранит травку и кокаин.

— Они думали, что я какой-то крупный наркоторговец, — признаётся Сид. — Они вошли и бросили передо мной этот пакет со всем этим коксом и прочим хламом, и мне просто стало интересно, как всё произошло. Я просто не предполагал, что она на такое способна, по крайней мере тогда.

Выйдя из тюремной камеры, Сид нашел себе одного из самых ярких адвокатов Цинциннати, Фила Питцера, городского пройдоху, который вёл громкие дела о наркотиках. Питцер надеялся, что Сид избежит наказания, и добился освобождения Сида под залог.

Тем временем Делла сказала, что ей нужно уехать из города — якобы у подруги заболела мать, и нужно ей помочь. Она в одночасье собралась и уехала. Сид удивился, но был рад хоть ненадолго избавиться от неё. Однако не успела она выехать, как зазвонил телефон. Это был Лэнс Каллас, его адвокат в Сент-Луисе, и он звонил с плохими новостями.

— Эй, Сид, что, чёрт возьми, у тебя там происходит? Тебе известно, что твоя подружка даёт показания против тебя завтра в полдень?

— Ты это о чём?

— Я о Делле Бейер. В следующий понедельник у нас суд, а завтра она даёт против тебя свидетельские показания.

— О, чёрт! Ты чего, прикалываешься надо мной?

— Где она?

— Она только что выехала задним ходом с подъездной дорожки.

— Прыгай в машину и догони её. Её надо поймать.

— Ну и где мне её искать?

— Просто найди её, чувак. Иначе она даст такие показания в той истории с наркотиками, что ты не только проиграешь дело, но и потеряешь работу и трудовой стаж. А в перспективе вообще можешь всё потерять.

Сид позвонил маме Деллы, справился у её подруг, даже съездил в аэропорт. Но всё это было пустой тратой времени.

54

На суде Делла дала свидетельские показания, что Сид симулировал свои травмы. Лэнс Каллас спросил её об аресте Сида за наркотики, имеет ли она к этому какое-либо отношение. Конечно, она яростно отрицала, что ей что-то было известно заранее.

В конце концов Сид Дэвис всё же получил от железной дороги компенсацию в размере 70 тыс. долларов. Но по обвинению в торговле наркотиками его приговорили к 45 дням тюремного заключения с отсрочкой на неделю, чтобы привести в порядок некоторые дела. Делла вернулась в Огайо и собиралась переехать во Флориду. В тот день, когда Сид собирался сдаться полиции, она предложила подбросить его до тюрьмы, а затем уехала на своем "Мустанге", готовая начать новую жизнь.

Все думали, что Сид убьет её, когда выйдет на свободу, но он не был мстительным. По воле судьбы Сид открыл с партнёром консалтинговый бизнес, и его штаб-квартирой стал дом 1 по Литл-Плейс, элитное место в центре Цинциннати с видом на реку и стадион. После уплаты налогов и судебных издержек у него осталось 40 тыс. долларов наличными, он разумно вложил деньги. Потом Сид уже занимался футбольной командой "Цинциннати Бенгалс". Это был 1981 год, команда выиграла Суперкубок, так что он хорошо раскрутился.

Они с деловым партнёром Кевином сняли двухкомнатную квартиру в башне на Литл-Плейс и раз в месяц устраивали вечеринки, на которых одновременно принимали до трёхсот человек. Время было яркое. Сид вернул всё, что потерял, и даже немного больше, так что для него жизнь была прекрасна и удивительна.

Футбольная команда устроила грандиозную вечеринку перед выходом в плей-офф, и Уилсон Уитленд устроил по этому поводу закрытую вечеринку в бассейне Литл-Плейс. Там были представители всех местных СМИ, включая Джерри Спрингера. Тут появилась Делла, принаряженная и выглядевшая более молодо и сногсшибательно, чем когда-либо.

Она явилась в сопровождении незнакомых мужчины. Едва заметив Сида, она приказала одному из них подойти и столкнуть Сида в бассейн. Уилсон Уитленд, наблюдавший за появлением Сида в промокшем смокинге, быстро выпроводил Деллу и её дружков с вечеринки.

Две недели спустя Делла появилась в квартире Сида на Литл-Плейс. Оказалось, она встречается с партнёром Сида, Кевином. Сид потом поругался с ним: Кевин настаивал, что это несерьёзно, он просто спит с ней. Но Сид настаивал, чтобы эта сучка больше не появлялась.

— Думаешь, ты такая умная? — спросил Сид, когда однажды застал её одну. — Ну, позволь мне сказать тебе кое-что, Делла. Я за версту чувствую запах твоей вонючей задницы, и тебе это дерьмо с рук не сойдёт.

— Я больше не Делла, меня зовут Данте.

— Ты такая же Данте, как и королева фей, — усмехнулся он. — Для меня ты всегда будешь Деллой. Так чего тебе надо? Просто оставь меня в покое. Просто убирайся с моих глаз долой.

— Знаешь, Сид, полицейским показалось забавным, когда я водила их по твоему дому, — призналась она. — Ты бы видел их лица. Они от этого кайф ловили.

— Ты лживая маленькая сучка.

— Надо было прикончить тебя, пока у меня был шанс, тупой ублюдок!

— Не помню точно, что тогда произошло, — признаётся Сид, — но в тот день, когда она кричала о предполагаемом изнасиловании, она взяла кухонный нож и набросилась на меня. У неё коробка с электрическими бигудями стояла рядом с раковиной на кухне. Я схватил её и быстро стукнул ею её, а затем забрал нож. Мы тогда поругались, и она позвонила в полицию.

55

После Сида у Данте были романы и интрижки с бесчисленным количеством мужчин. О ней ходили всевозможные слухи, например, что она была влюблена в доктора Генри Геймлиха, прославившегося своими приёмами первой помощи, но, насколько всем было известно, она с ним едва знакома.

За Данте тянулся шлейф славы; она всегда находилась в активном поиске: ездила в круизы для одиночек, шаталась по популярным барам. Какое-то время она даже работала официанткой в "The Conservatory", крупном мясном магазине для одиноких в Ковингтоне.

Данте всегда нужен был мужчина, и как только она решала, что хочет кого-то, то сразу становилась белой и пушистой. Единственный критерий: парень должен быть богатым. Она штудировала книгу "Как выйти замуж за миллионера". Она практиковалась в том, как стоять прямо, работала над зрительным контактом и делала вид, что излучает энтузиазм. Лучшая подруга Конни однажды застукала её перед зеркалом, изучающей выражение своего лица. Данте тренировала заинтересованный взгляд.

Данте знакомилась с самыми дорогими дизайнерами. Она ходила в "Saks" и примеряла платья стоимостью более 500 долларов за штуку, запоминая этикетки. Она часами примеряла дорогие украшения, ходила по шоу-румам, садилась в роскошные машины и делала всё, чтобы казаться богатой. С каждым мужчиной, которого она встречала, она делилась своими разборчивыми вкусами, и, по большому счёту, они давали ей деньги и подарки, чтобы поддерживать её предполагаемый образ жизни.

Ольга считала это отвратительным. Делла время от времени звонила и клянчила подачки. Иногда Ольга уступала, но по большей части она усердно работала в собственной химчистке, и когда Делла умирала с голоду, она не захотела с ней возиться. Эта девушка никогда не работала, зато ходила в дизайнерских платьях и ждала, что Ольга бесплатно их отстирает. Ольга годами не возражала Делле, хотя такая химчистка и стоила денег.

Вскоре Данте увлеклась Брайаном Пауэллом*, симпатичным блондином, с которым познакомилась в "The Conservatory" незадолго до Рождества 1981 года. Они некоторое время встречались и в итоге стали жить вместе. Их отношения длились почти 2 года. Сначала Брайан находил ревность своей девушки лестной, даже забавной. Якобы Данте настолько влюблена в него, что ревнует к каждой женщине, идущей по улице.

Однако она отказывалась выполнять какую-либо работу по дому, даже не мыла посуду, и через некоторое время Брайан решил, что им больше не следует жить вместе. Он по-прежнему хотел быть с ней любовниками, и Данте согласилась, но потом Брайан начал встречаться с другими, что ей совсем не нравилось. Она отказывалась съезжать из его дома, и в конце концов ему пришлось пообещать ей бесплатное проживание в одном из своих домов поменьше, просто чтобы она успокоилась. Брайан был успешным девелопером, зарабатывавшим на жизнь строительством и продажей домов, и Данте знала, что он может себе это позволить. За время их отношений её вещи оказались разбросанными по трём его объектам: двум домам и складскому помещению.

К тому времени, когда Данте переехала обратно в квартиру в центре города, Брайан связался с женщиной из Индианы; они начинали с совместной игры в теннис. Но однажды вечером, когда Брайан выходил из теннисного клуба Вестсайда, его новая подружка поняла, что за ними следят. Она утверждала, что это её не беспокоит, но, должно быть, испугалась, потому что вскоре после этого перестала ему звонить.

— За нами едет та машина, — испуганно говорила она.

— Это та, с погашенными фарами? Я знаю, кто это, — отвечал ей Брайан. — Не стоит беспокоиться.

Но когда они выехали на скоростную автомагистраль, а маленькая зелёная машина погналась за ними со скоростью 120 км/ч, новая подружка Брайана заметно расстроилась. Просто так с Данте было не расстаться.

Когда копы остановили обе машины, Брайан ничего не сказал, пока ему выписывали штраф.

Он просто хотел, чтобы Данте испарилась.

— Послушай, из этого ничего не выйдет, — сказал он Данте позже. — У нас просто не срастётся. Между мной и тобой всё кончено.

— Ладно, — сказала она. — Мы можем быть просто друзьями.

— Да, мы можем быть друзьями, если ты не будешь слишком увлекаться.

По телефону они с Данте договорились встретиться в "January's", ночном заведении в центре города. Ей хотелось увидеть его и всё обсудить. Брайан хорошо всё помнит. Была пятница, тринадцатое, жаркая августовская ночь, и он прождал два часа, прежде чем появилась Данте.

Когда она вошла в бар, у неё было странное выражение лица. Она была похожа на кошку, проглотившую канарейку.

— От тебя пахнет дымом, — сказал Брайан. — Где ты была?

— Я перепутала место встречи. Мне показалось, мы договорились встретиться в "The Conservatory", так что я была там и искала тебя.

— А почему от тебя пахнет костром?

— Наверное, там было накурено.

Немного выпив, Данте уговорила Брайана провести с ней ночь; она переехала в собственную квартиру на Литл-Плейс, 1, и отчаянно нуждалась в его компании.

На следующее утро Брайан вернулся домой и увидел, что его дом сгорел. Крыша выгорела дотла, а всё, что у него было, исчезло.

Когда он вызвал пожарных, они сразу определили, что это был поджог. Пожар начался в его шкафу от жидкости для древесного угля. Брайан заметил, что теннисные ракетки вынесли из гаража и сложили поверх одежды. Он не мог представить, зачем кому-то это понадобилось.

— Начальник пожарной службы сказал, что это определённо поджог, — рассказывает Брайан. — Он сказал, что, похоже, это дело рук женщины, потому что пожар начался с одежды. Если бы это был мужчина, обычно они поджигают машину.

Страховая компания Брайана Пауэлла покрыла большую часть ущерба, поэтому он пытался выбросить всё это из головы. Ему не хотелось думать, что Данте имеет к этому какое-то отношение, хотя один из соседей сказал, что видел на месте происшествия светло-зелёную машину, похожую на её. Данте много раз звонила Брайану после пожара, сочувствуя и предлагая помощь, но его это не интересовало.

Ему пришлось переехать в один из своих домиков поменьше, без мебели и с кучей сгоревших вещей, которые он пытался спасти. Его руки были в песке, практически чёрные, когда он подошел к телефону и услышал, что Данте плохо себя чувствует и хочет приехать навестить его.

— Чем занимаешься? — спросила она. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Ну, у меня спина болит из-за того, что я весь день наклонялся. Я копался в золе, составлял список для страховой компании.

— Могу привезти тебе немного Буферина. Мне все равно нужно в аптеку, потому что я чем-то заболела. Чувствую себя просто ужасно.

Когда Данте появилась с лекарствами, Брайан подумал, что это странно. Она никогда раньше так о нём не заботилась. Она предложила поухаживать за ним, настаивая, чтобы он сделал перерыв и немного отдохнул, и Брайан оттаял. Возможно, он ошибался на её счет. Она была такой милой, погладила его по голове и принесла какие-то таблетки, которые он запил большим стаканом воды. Они оба приняли таблетки и уснули; Брайан спал, как убитый.

Но на следующее утро он проснулся и в ужасе огляделся. То немногое, что у него оставалось, исчезло. Он только что купил набор для бритья и несколько упаковок нижнего белья, а в бумажнике у него было 500 долларов — всё это пропало. Он по-прежнему не верил, что это Данте сожгла его дом дотла, но позвонил задать несколько вопросов.

— Мне полегчало, — сказала она, — а ты крепко спал, поэтому я ушла.

— Меня ограбили, Данте. Украли всё, кроме нижнего белья, которое было на мне.

— Должно быть, я оставила дверь открытой. Извини. Кто-то, должно быть, вломился после моего ухода.

— Если ты думаешь, я поверю, что кто-то другой проник в мой дом, украл мои бритвенные принадлежности и нижнее бельё, залез под матрас и достал бумажник, пока я спал на кровати, то ты с ума сошла.

— Ну, должно быть, именно так всё и произошло.

Примерно через неделю после ограбления позвонила Данте и сообщила, что она беременна. Нужно, чтобы Брайан женился на ней, потому что она хочет сохранить ребенка.

— Ты беременна? Что ж, поздравляю. Кто счастливый отец?

— Это ты, Брайан. Ты же знаешь, что у меня не было никого, кроме тебя.

— Что ж, мне очень жаль. Я не прикасался к тебе с момента твоих последних месячных, потому что боялся, что это случится, и следил за этим.

На протяжении мгновения, показавшегося ему вечностью, на другом конце провода царила полная тишина.

— Это твой ребёнок, грёбаный ты ублюдок. Почему ты мне не веришь? Знаешь, я знала, что ты попытаешься отвертеться. Нужно было убить тебя, пока у меня была возможность, — прошептала она, понизив голос. — Я приставила нож к твоему горлу, но у меня просто не хватило духу это сделать.

Данте швырнула трубку, но через минуту перезвонила.

— Что делаешь сегодня вечером? — спросила она.

— Не твое дело.

— Я пришлю кого-нибудь за тобой.

— Ну, ты знаешь, где я живу. Можешь приехать сама.

В тот вечер Брайан запер все окна и двери.

Он отключил телефон, оставил телевизор включённым и засиделся допоздна. По дороге домой, около 3:00 ночи, он остановил машину и переночевал на стоянке.

Данте позвонила на следующий день и посмеялась над тем, что он сделал с телефоном и телевизором. Она сказала, что у него истерика. В течение нескольких недель она продолжала звонить и угрожать, пока, наконец, Брайан не воспроизвёл ей запись одного из их разговоров со словами, что он записывает все их разговоры на плёнку. Он предупредил, что записал в том числе её рассказ, как она приставила нож к его горлу.

И она исчезла из его жизни.

56

Когда Делла сложила свои вещи в зелёный "Фалкон" и отправилась в Калифорнию, то сказала семье, что устала от жалкого существования в Огайо. Пришло время начать всё сначала, и Донна пригласила её в Калифорнию. Она надеется стать актрисой. Она хочет стоять перед камерами; ей нужно было быть в центре внимания.

Как только она приехала в Ла-Верн, маленький городок недалеко от Лос-Анджелеса, её сильно разозлило настойчивое требование Донны найти себе работу. Они обсудили это, и после долгих просьб Делла согласилась устроиться на работу в ближайшую больницу. Однако на следующий день Делла отказалась выходить из машины. Она села на обочине у больницы и заявила, что заболеет, работая в столь унылом месте.

Месяцами две сестры ссорились. Донна работала по 16 часов в смену, в то время как Делла целыми днями сидела без дела, потягивая газировку. Шёл 1984 год, Донна тогда была матерью-одиночкой, изо всех сил пытавшейся прокормить детей, и лишний нахлебник ей был нужен в самую последнюю очередь. Время от времени Делла объявляла, что нашла работу, но через несколько дней каждый раз увольнялась.

В отсутствие постоянной работы Делла жила за счёт мужчин. Если её не приглашали на ужин, она отказывалась есть. Свою немногочисленную еду она хранила в машине; она никогда не делилась. Донне не терпелось избавиться от неё, и она была рада услышать, что Делла планирует переехать к Терри Армстронгу, какому-то "отличному парню", с которым она познакомилась в "Голливуд-Боул"[25].

На той же неделе, когда Делла готовилась к переезду, Донна обнаружила, что из её сумочки пропала 100-долларовая купюра. Она обыскала машину сестры и нашла мужской бумажник, нижнее бельё, шорты и часть зубной пластины. Осмотрев эти жуткие предметы, Донна вспотела. Мгновение она стояла и держала в руках бумажник мужчины, пытаясь запомнить имя и адрес.

В водительских правах штата Оклахома был указан белый европеец по фамилии Тейлор. Она запихнула вещи обратно в бардачок и бросилась помогать сестре собрать вещи.

57

Через неделю после знакомства Терри пригласил Данте снять на пару комнату. Они прожили вместе около 8 месяцев, в течение которых он всё больше опасался её внезапных приступов ревности. Данте не раз угрожала ему ножом. В первый раз это произошло из-за того, что он сказал пару слов о женской танцевальной группе, которую видел в телешоу "Solid Gold".

Терри работал художником в киноиндустрии. Он разрабатывал декорации и жил недалеко от работы, в жилом комплексе для одиноких в Северном Голливуде, недалеко от автострады Санта-Моника. До появления Данте его жизнь шла просто замечательно, но из-за неё он вдруг почувствовал себя неудачником. Что бы он ни говорил или делал, всё было плохо. Она высмеивала его жильё, ругала его работу и настаивала, чтобы он продвинулся по служебной лестнице и улучшил свою жизнь.

— Ей просто нужны были деньги, — позже скажет Терри властям. — Она взяла кое-какие драгоценности, которые я ей купил, и продала их. Она сказала, что сделала со мной аборт и якобы забеременела снова, но не хотела, чтобы я показал её к врачу.

Данте была невероятно властной, и в итоге Терри решил оставить её в своей квартире, а самому съехать. Он вынес свою одежду и переехал к брату, просто чтобы спокойно переночевать там. Своими придирками и коварством Данте доводила его до безумия. Но Терри был джентльменом, поэтому, сколько бы она ни выносила ему мозги, он никогда не смог бы ударить её или дать физический отпор.

Чем больше они жили вместе, тем больше из-за Данте его жизнь становилась совершенно невыносимой. Она не разрешала ему общаться с другими работниками на съёмочной площадке. Она терпеть не могла других женщин, называла мужчин "подонками", а Терри "педиком" за общение с ними. Данте хотела, чтобы Терри всё своё время посвящал ей; она была счастлива только тогда, когда они оставались наедине.

Для них было нормально пойти куда-нибудь поужинать или на пляж, но не приведи Господь там оказаться его приятелям по работе. У неё были серьёзные проблемы при общении с представителями рабочего класса. В тех редких случаях, когда он приводил её на съемочную площадку "Династии" или "Лодки любви", её волновала лишь возможность встречи со звёздами телевидения. При коллегах она всячески унижала Терри, выставляя его никчемным нищим.

Дела пошли настолько плохо, что Терри решил временно переехать к своей подруге Сью. Он по-прежнему пытался наладить отношения с Данте, но потом в доме Сью произошел инцидент, который привел к окончательному разрыву. Очевидно, какие-то вандалы принесли банки с краской и растворителем в квартиру Сью и разрисовали там всё, что у неё было, включая ценные восточные ковры. Злоумышленники заткнули раковины пробками и включили воду на полную мощность, а также украли драгоценности Сью, которые Терри позже вернул с помощью Донны. Сью составила полный отчёт для полиции, но из этого так ничего и не вышло. Она не смогла доказать, что преступление было делом рук Данте.

После вандализма Терри активно пыталась выпроводить Данте из города. Он говорил, что она уже много раз подходила к нему с ножом, и он её всерьёз боялся. Хотя она больше не жила у него (снимала комнату в пансионе в Пасадене) и хотя Данте утверждала, что он её больше не интересует, да и вообще она подумывает стать лесбиянкой, потому что предпочитает женщин, Терри убедил Данте вернуться на восток.

Он даже намекал, что оплатит ей билет на поезд.

По его мнению, не было совпадением, когда он поднимался на холм к дому Сью и у него отказали тормоза. К счастью, ему удалось остановить машину, не убив себя. Он потратил 400 долларов на ремонт, и механик сказал ему, что в тормозной системе было моторное масло.

58

Когда мать позвонила Шон с просьбой забрать её из аэропорта Чикаго, девушка схватила своего парня и поехала туда. Она не видела Деллу много лет и даже забыла, как та выглядит. В аэропорту она заметила миниатюрную женщину, за которой несколько минут пыталась следить, но это была не её мать.

Когда Делла подошла, Шон не поверила своим глазам. Её мать полностью преобразилась до неузнаваемости, и только когда Делла поправила Шон челку, Шон убедилась в этом. Шон было уже 18 лет, и Делла была рада её видеть. Она горячо поблагодарила дочь за оказанную услугу, объяснив, что просто была в таком бешенстве, когда уезжала из Калифорнии, что у неё не было времени подготовиться.

Все те годы, что Делла жила там, она поддерживала связь с Шон. Она присылала дочери разные открытки, в том числе одну из Мексики, пару открыток на день рождения, даже рождественский подарочный набор с косметикой "Warner Brothers" и плюшевым мишкой, а совсем недавно — жемчужное ожерелье на выпускной Шон в средней школе. Тётя Донна единственная прислала деньги на покупку выпускного платья Шон; Делла просто не могла себе этого позволить.

Пока они болтали всю долгую дорогу домой, Делла делилась семейными новостями, а Шон удивлялась тому, насколько мать изменилась. Её каштановые волосы были выкрашены в светлый цвет; зубы выбелены; она выглядела молодо, особенно лицом; и у неё появился новый акцент. В роли "Данте" она говорила и вела себя высокомерно.

Это было летом 1988 года, и сразу по возвращении Данте познакомилась с Грантом Дэвидом Бассеттом в баре "Benjamin's" в центре Цинциннати. Она была там с подругой Джуди Готтадеро, двойницей Джоан Коллинз. Джуди успешно работала в сфере коммерческой недвижимости, Грант вёл с Джуди бизнес. Грант мгновенно запал на Данте. Она долго и увлекательно рассказывала о Голливуде и жизни в Лос-Анджелесе. Грант сам некоторое время жил там и мог сказать, что Данте не врёт.

Ему было 39, ей — 38, и с того момента, как они встретились, он был уверен, что они идеально подходят друг другу.

На втором свидании Грант повёл Данте в танцевальный клуб на другом берегу реки в Ковингтоне, но как только он, извинившись, вышел в туалет, она нашла себе 50-летнего парня из тех, кто носит рубашку расстёгнутой, чтобы показать волосы на груди и золотые цепочки. Грант никогда не расспрашивал её об этом, хотя позже узнал, что с этим мужчиной Данте иногда встречалась.

На следующий день Грант повел её на мероприятие под названием "Игрушки для взрослых" — выставку дорогих лодок и автомобилей. Данте не преминула упомянуть, сколько ей звонят другие мужчины, включая джентльмена со вчерашнего вечера. Она создавала впечатление, что у неё постоянно звонит телефон, будто поклонники рвут её на части.

Грант не знал, как реагировать. Он недоумевал: неужели Данте провоцирует его на ревность? Когда страсти в их отношениях немного улеглись, он привык к постоянным оскорблениям со стороны Данте. В клубе всегда находился какой-нибудь парень, который за ней охотился, какой-нибудь богатый мужчина, предлагавший ей съездить в отпуск или дорогой подарок, и, конечно же, всегда был Джерри Спрингер, о котором Данте рассказывала, как одержимая.

— Ты бы видел его ноги, когда он в нижнем белье, они такие худые, — говорила она. — Он вытворяет самые забавные вещи, когда разгуливает полуголым. Он такой шутник.

Грант никогда не пытался выпытать каких-то других подробностей — его не интересовали личные дела Джерри Спрингера, но Данте не переставая говорила об нём. Его имя всплывало к месту и не к месту.

— Джерри именно так бы и поступил, — утверждала Данте, настаивая: — Джерри — самый умный человек на свете.

Грант работал наверху в том же офисном здании, где располагался бар "Benjamin's", так что он был там постоянным посетителем и вечно сталкивался с Данте. Обычно она тусовалась с Джуди, у которой была сногсшибательная квартира в том же здании. В комплекте с камином и панорамным видом, она была заполнена прекрасными произведениями искусства и изысканной мебелью. Гранту показалось, что Данте пытается примазаться к богатым и состоятельным.

Но так было не всегда. Например, когда Данте описывала своих бывших мужей, то Джо и Джим были у неё "ботаниками". Оба всё делали не так, оба ничего не умели в постели, ни один из них не отличался вкусом. Она предпочитала рассказывать о таких местах, как Херст-Касл, и много говорила о Голливуде. Очевидно, она много разъезжала на "Корветах" и навороченных спортивных машинах, создавая впечатление, что спустила в Лос-Анджелесе кучу денег.

Она намекнула, что была настолько поглощена светской жизнью, что в итоге вернулась в Цинциннати без гроша в кармане.

Когда наступил конец сентября, Данте начала намекать, что ей нужны деньги на пальто, и Грант повел её по магазинам. Хотя он едва развёлся после 15 лет брака и поклялся не содержать других женщин, новое пальто стало для Данте сигналом о том, что Грант успешно взял её на баланс. И не успел он опомниться, как Грант уже платил не только за еду Данте, но и покупал всё необходимое для неё в магазинах в центре города. Он особо и не возражал.

— Она была очень благодарна, — вспоминает Грант, — очень по-детски, совсем по-девичьи.

Так что Гранту нравилось что-то делать для неё. Данте дарила ему это тёплое, пушистое чувство, и он определённо влюблялся. В конце 1980-х, у него была отличная работа в расширяющейся коммуникационной компании, и дела шли на подъём. В корпорации планировали перевести его в Даллас, и он объяснил Данте, что находится на пороге большого повышения по службе и должен стать специалистом по устранению проблем в компании.

В предвкушении новой работы Грант чувствовал, что его многолетние труды не пропали даром.

59

Грант писал любовную записку из мотеля "Брэддок" в Лавале, штат Мэриленд. Он уехал в командировку — одну из последних перед переездом в Даллас. К записке прилагался чек за небольшой список покупок:

Это был его отчёт для неё. В конце списка он просил её "занести сдачу в банк". Когда Данте получила письмо, она была занята составлением собственного списка "дел на сегодня". Она написала:

Грант и Данте поженились в Ирвинге, штат Техас, 13 марта 1989 года. У них не было ни медового месяца, ни даже короткой поездки в Вегас, потому что Данте всё это не интересовало.

— Первая брачная ночь прошла в мировом суде, она просто хотела побыстрее выйти замуж, — рассказывает Грант. — Она была беременна, вроде как беременна.

Их брак с самого начала был непростым — Данте была неустроенна, поскольку в Далласе всё было в новинку, и она горько жаловалась на то, что сидит дома с утренней тошнотой. Грант пытался успокоить её, предлагая им пойти пообщаться с его новыми коллегами, но она не захотела. В первую брачную ночь она велела ему пойти в свою комнату и приготовиться — у неё была собственная "комната принцессы", из которой она вышла в чёрном кружевном белье. После секса она вернулась в свою постель, чтобы немного поспать. Ей было слишком неудобно всю ночь спать с ним в одной постели.

— Она постоянно болела, — признаётся он. — Если не было утренней тошноты, у неё болела голова, спина, ещё много чего. Я не знал, какие лекарства она принимает, но она точно использовала ксанакс.

60

Они жили, не распаковывая вещей, с января по март. Данте по-прежнему разыгрывала из себя "принцессу", хотя Гранту это уже начало приедаться. Он не мог приблизиться к её двери, чтобы на него не наорали; ему нельзя было даже стучать в дверь. Они ходили по магазинам; именно так Данте любила проводить время — покупать и возвращать вещи. Она была одержима галереями, покупала всё в кредит, какое-то время держала их дома, а потом, в конце концов, возвращала в магазин. Она вечно не могла принять решение.

— Помню, всякий раз, когда она одевалась, — рассказывает Грант, — я всегда с нетерпением ждал.

Данте меняла наряды так часто, что Гранту казалось, будто он на показе мод. Он всегда говорил ей, что она выглядит великолепно, но его похвалы никогда не было достаточно. Через 10 минут она выходила в чём-то другом.

— Что, черт возьми, происходит? — спрашивал он. — Мы тут два часа сидим, а ты никак не решишь, что надеть. Что с тобой такое?

— Я пытаюсь хорошо выглядеть перед тобой, придурок!

Временами Грант так расстраивался, что ему хотелось влепить ей пощечину, особенно когда он видел, как она стирает всю косметику ватными шариками, чтобы потом начать весь процесс сначала. Он сходил с ума, наблюдая, как она 4 или 5 раз перекрашивает лицо перед выходом. Она просто влюбилась в зеркало.

И когда они, наконец, отправлялись за покупками, это всегда была самое дорогое, что она могла найти. Например, диван обошелся им в 5 тыс. долларов. Это была точная копия большого дивана, изображенного в фильме "Из Африки", и Данте было просто необходимо его купить. Они заглядывали в каждый магазин Далласа, Грант надеялся убедить её согласиться на что-нибудь не столь дорогостоящее, но она вела себя так, будто она Мэрил Стрип, будто этот диван для неё смысл жизни.

Всё, что предлагал ей Грант, было "дешёвой ерундой". Он быстро усвоил, что с Данте всё должно быть, как хочет она, никак иначе. Он готовил еду, убирал, а она стояла над ним, как надзиратель, и давала пошаговые инструкции. Его учили, как открывать консервы, как стерилизовать консервный нож, как поджаривать яйца.

И такие уроки были бесконечны.

— Нужно помыть сковороду, — говорила Данте.

— Но я только что вынул её из посудомоечной машины.

— Нужно снова её вымыть.

— Хорошо.

— Когда будешь разбивать яйцо, обязательно удали яичный белок. Его нужно удалить.

— Что?

— Там будет эта белая штука. Её нужно вынуть.

Когда Грант пытался привлечь Данте к работе по дому, она приходила в ярость, потому что мать ошпарила ей руки, когда она была маленькой. Она отказывалась подходить к плите или что-либо мыть, разглагольствуя о том, что мать ошпарила её кипятком в кухонной раковине.

Она поднимала руки и показывала ему шрамы, хотя там ничего не было. Гранту так всё это надоело, что через некоторое время он вообще перестал заходить на кухню, перейдя на фастфуд.

— Миссис Мелло, у нас в раковине лежит посуда с прошлого Рождества, — пожаловался он как-то Ольге, позвонив ей по межгороду.

— Я ни капельки не удивлена.

— Мне жаль, что я вас так беспокою, но я просто подумал, может быть, вы могли бы поговорить с ней.

— Грант, я не знаю, что вам сказать. Она никогда меня не слушала, зато всё время выставляет меня дьяволом и всем говорит, что я ни на что не гожусь.

— Она уже заявляла на меня полицию, миссис Мелло, — простонал Грант. — Она сживает меня со свету.

— Могу вам только посочувствовать. Если бы вы поговорили со мной до того, как жениться на ней, вы бы не попали в такую переделку, потому что я бы предупредила вас.

— Делла никому из своих парней не позволяла знакомиться с родственниками, — вспоминает Ольга. — Она понимала, что мы многое можем о ней рассказать, особенно я. Она понимала, что не сможет никого зацепить рядом со мной, если бы я что-то рассказала им о её прошлом. Я бы сказал им бежать от неё как можно дальше.

61

Питаться вне дома означало ходить в такие заведения, как "Chili's" и "Tony Roma’s". Грант предпочитал мясо с картошкой, а Данте терпеть не могла такие рестораны, потому что они были сетевыми. Конечно, когда это было возможно, она хотела, чтобы Гранта видели в элитных заведениях, таких как "Los Colinas Courtyard" и "Polo's Grille"; ей нравилось наблюдать там за людьми.

Дома Грант в свободное время ремонтировал гараж и подвал; ему нравилось возиться с вещами из "Home Depot"; он был мастером на все руки и мастерил полки и прилавки, хотя Данте, казалось, никогда этого не замечала. Она вечно была поглощена просмотром фильмов. Ей нравились фильмы ужасов и истории об убийствах; она обожала, когда кровь и кишки летят во все стороны.

Гранту не нравился этот жанр, но он никогда не просил её взять напрокат то, что ему хотелось; да и вообще он никогда не попрекал её тем, на что она тратит его деньги, что бы она ни покупала. Хотя Данте не была миллионером, всю свою одежду она покупала в таких магазинах, как "Saks Fifth Avenue" и "Bonwit Teller"[26], а прическу и маникюр делала в самых эксклюзивных салонах Далласа.

Грант не считал её расходов. Он был простым парнем, которому нравилось много работать и преуспевать в бизнесе. Когда Данте объявила, что у неё случился выкидыш, он поверил. Она плакала в спальне. Он заметил кровавый отпечаток руки в ванне, но не смог получить от неё внятных объяснений, что же конкретно произошло.

— Что случилось, Данте? Почему ты мне не говоришь?

— А тебе разве ничего не известно?

— Нет.

В течение 10 минут Данте сидела, качая головой, по её лицу текли слёзы.

— Ребёнка не будет.

Поскольку они уже были женаты, Гранту хотелось извлечь из этого максимум пользы. Даже если бы выяснилось, что она лгала о беременности, это не имело большого значения. Он заботился о ней и хотел разделить с ней свою жизнь; всегда можно снова забеременеть.

Но Данте находилась в эмоциональном потрясении, а Грант всё больше и больше действовал ей на нервы. Она совершила ошибку, выйдя за него замуж, он не тот мужчина, который ей нужен. Данте хотелось кого-то более высококлассного, более интеллектуального, она ясно дала это понять, и однажды днём, когда они ехали по шоссе со скоростью более 100 км/ч, она схватила с заднего сиденья наполненный пластиковый пакет и стала размахивать им над головой Гранта.

— Когда ты научишься говорить? — выла она. — Ты идиот: произносишь фразы и даже не знаешь, что они означают.

— Глупая маленькая сучка! — взвизгнул он. — Не издевайся надо мной, или я остановлю машину и выброшу тебя!

Когда он выхватил у неё пакет и закинул его за спину, машину немного вильнуло, но он сохранял хладнокровие. Он всё равно был готов остановить машину выкинуть жену на обочину дороги, однако Данте успокоилась.

— Она целилась мне в голову, а я поднял руку и поймал её локтем, — вспоминал Грант. – В пакете была стеклянная бутылка из-под кока-колы, и локоть у меня долго болел. Она умело дралась этим пластиковым пакетом.

После инцидента на шоссе Грант начал думать, что, возможно, ему повезло, что у Данте случился выкидыш. Он даже подумывал о разводе, но потом она снова стала "милашкой" и захотела быть с ним. В то воскресенье она купила пару растений, которые назвала Самсон и Далила, и стала относиться к ним как к детям. Она даже разговаривала с ними, и казалось, это её успокаивало.

Тем не менее она становилась всё большей проблемой, он не мог представить её в роли матери и всерьёз задумывался, нужна ли ему такая жена. Казалось, Данте волнует только собственная внешность, и вскоре после объявления о выкидыше Данте решила, что ей нужна косметическая операция. Она спросила Гранта, можно ли ей продать обручальное кольцо и потратить деньги на подтяжку лица.

— Мы пошли и продали кольцо, — признаётся Грант. — Не обошлось без пинков и криков, но мы получили деньги и назначили ей операцию на ту же неделю. Она ненадолго отстала от меня, и это было хорошо. Мы готовились переехать в другое место примерно в 3 км отсюда, потому что соседи сходили с ума от наших криков. Пару раз к нам даже приезжала полиция.

62

— У меня есть миниатюрный шлифовальный станок, который дамы используют для маникюра, — признаётся Грант. — Я использую его для создания моделей самолётов, для крепления деталей. Однажды она приходит ко мне в ночной рубашке и просит меня достать его из ящика с инструментами.

Потом, как говорит Грант, жена подняла ночную рубашку, достала электрическую зубную щетку и стала играть с ней. Она водила ей так, словно вот-вот кончит, а потом попросила его достать шлифовальный станок. По её словам, ей нравилось чувствовать вибрацию.

— Нам с тобой нужно чаще выбираться, — сказал он ей. — Почему бы тебе не одеться, и мы не сыграем в мини-гольф.

— Зачем? Я для тебя слишком развратная?

— Ну, не знаю.

У шлифовального станка был тупой конец длиной около 15 см, и она продолжала настаивать, чтобы он принёс его.

— Прости, дорогой, я больше не хочу заниматься с тобой сексом, — сказала она. – Мне нужна игрушка. Дело не в том, что с тобой что-то не так, — прошептала она. – Всё дело во мне. Знаешь, я просто...

И она сделала какое-то странное движение руками.

В то утро, когда Данте делали подтяжку лица, Грант подвез её к кабинету врача. Он выписал чек на 2 тыс. долларов в приёмной, а на работе взял выходной.

— Но почему ты не возвращаешься к работе? — поинтересовалась она.

— Потому что через неделю мы переезжаем и нужно упаковать вещи.

— Я уже собрал свои вещи, а у тебя их не так уж много, так что можешь ехать на работу, а я позвоню тебе в офис.

Грант вернулся в машину и помчался к дому.

По реакции жены он понял, что что-то не так, поэтому начал рыться во всём: в мусоре, ящиках, столешницах и, наконец, наткнулся на записку следующего содержания:

Грант сохранил записку. Но в тот вечер, когда он заехал за женой, она была вся в бинтах, и он, конечно же, не решился на разговор по душам. Ей было больно, и Грант ходил вокруг неё, как вокруг тончайшего куска хрусталя — всё нужно было делать настолько осторожно, что когда наступил день переезда, она попросила Гранта поселить её в отеле. Она была слишком слаба, чтобы поднимать коробки.

Их новое жильё было всего лишь двухкомнатной квартирой, поэтому паре пришлось спать вместе, но она заставляла Гранта ложиться на бок, и ему было так тесно, что он начал спать на диване.

Через несколько недель она начала быстро поправляться, швы заживали. Вдруг она сообщила, что её изнасиловал пластический хирург. Она сказала, что это произошло всего за пару дней до подтяжки лица.

— Разреши тебя спросить, Данте.

— Да.

— Если этот врач тебя изнасиловал, зачем ты тогда делала у него подтяжку?

— Ты с ума сошёл? Этот парень через четыре дня будет водить скальпелем по моему лицу, и мы ему уже заплатили половину. Что мне было делать?

Грант начал расхаживать взад-вперёд. Он подходил к Данте, а затем прикладывал руку к губам, раздумывая, что на это ответить.

— Это какой-то кошмар, — сказала ему Данте, заливаясь слезами.

— Послушай, я хочу, чтобы ты оделась, — настаивал он. — Мы едем писать заявление в полицию.

Данте быстро оделась, и они запрыгнули в машину Гранта. Примерно в пяти минутах езды от полицейского участка Данте придумала другой способ выйти из положения. Ей не хотелось ввязывать полицию. Она предложила остановиться, выпить кофе и всё обдумать. К тому времени, как они закончили разговор, у Данте созрел план пригласить хирурга на следующий день.

Грант согласился. Его жена пригласит хирурга, а он на работе будет ждать звонка с двумя гудками. В тот момент ему уже просто хотел посмотреть, на что она ещё способна. Данте уже рассказывала ему, что однажды поквиталась с одним бывшим парнем, сломав все его электроприборы и устроив в квартире потоп.

Грант прикинул, что если хирург действительно придёт, то ему придется кое-что объяснить. Самое худшее, что могло случиться, — это что они с доктором сядут и пообщаются. На следующее утро он получил сигнал от Данте и примчался домой, но ему сказали, что хирург уже уехал.

Потом к ним постучала полиция, чтобы проверить, всё ли в порядке. Полицейские выследили мчащуюся машину Гранта. Он объяснил офицеру полиции, что жена только что перенесла операцию и никаких реальных проблем в квартире нет. После этого вопрос об изнасиловании полностью отпал, будто его никогда и не было.

В течение следующих нескольких недель Данте ничего не просила.

Днём она оставалась в постели, а Грант возил её по городу посреди ночи, обычно около 2:00 или 3:00, когда ей не спалось.

Ей хотелось показать ему дома, которые она хотела купить, и они много часов разглядывали жилые комплексы в округе. Данте записывала названия жилых комплексов и номера риэлторов. Позже тем летом Грант сказал Данте, что у него появились новые возможности для бизнеса в Вашингтоне, округ Колумбия. Его компания увольняла людей, и он почувствовал, что ему тоже следует уйти. Наблюдая за её реакцией, он почти почувствовал, как в комнате сгустилось напряжение, но она не стала спорить. Ей нравился округ Колумбия, и, казалось, она открыта для новых перспектив.

Как обычно, он заснул на диване, но в два часа ночи внезапно проснулся. Данте стояла у его ног, её лицо наполовину освещалось светом телевизора, остальное — в темноте.

— Она стояла и смотрела на меня, — вспоминает он. — Это продолжалось, должно быть, минуту или две, и она не произнесла ни слова. Она просто повернулась и пошла обратно в свою комнату. Но когда я пошевелился, моя рука коснулась пола и нащупала газету.

Когда Грант взял свёрток, там оказался 35-сантиметровый мясницкий нож, завёрнутый в газету, которую он купил накануне. Он встал и нервно начал обыскивать дом; он был сонный и вялый, но вспомнил, что отойдя от дивана, Данте постояла у радио.

Он поискал там и нашёл за стереосистемой ещё один 20-сантиметровый нож. Он не знал зачем, но оставил его там и снова лёг спать.

63

Данте приехала в Даллас, думая, что окажется прямо на съёмочной площадке в Саут-Форк; ей не нравилось вести повседневную жизнь, и она насмехалась над Грантом. Позвонив Шерил в Огайо, она сказала, что больше не может заставить себя спать с ним. Она сказала, что он похож на Вуди Аллена и просто отвратителен.

Когда они только встретились, она называла его самым умным парнем на свете. Он не мог ошибаться. Пока он оказывал ей услуги и таскал повсюду её вещи, для неё он был Суперменом. Грант скучал по тем временам. В Далласе больше не было нежных прикосновений и комплиментов, он стал чувствовать себя одиноким.

А от странных требований Данте всё становилось ещё сложнее. Например, она очень усердствовала с мебелью — наклеивала клейкую ленту прямо на плетёную мебель, и сколько бы Грант ни предлагал свою помощь, обещая, что сам обернёт плетёную мебель бумагой, его жена оставалась недовольна.

Для Гранта мысль о том, чтобы снова пройти через развод и отдать часть своего годового дохода в 50 тыс. долларов, была пыткой. Тем не менее, реальность была такова, что в ответ на его признания в любви она только пожимала плечами и никогда не говорила того же в ответ. Ему хотелось всё уладить, но он не знал как.

— Она хотела, чтобы я починил гладильный каток, — вспоминает Грант, — и мы поссорились. Именно я позвонил в 911, потому что испугался за себя и за неё. Я и не подозревал, что служба 911 держала меня на телефоне, пока к нам ехала полиция.

Как раз перед прибытием полиции Данте сошла с ума, сорвала с себя одежду и ударилась о стену. Она взяла двухлитровую бутылку кока-колы и вылила её на кухонный пол, затем принесла ножи.

Но полиции она сказала совсем не это. Данте в слезах подбежала к двери и объяснила своим милым детским голоском, что муж её избивает, срывает с неё одежду и пытается изнасиловать. У неё были синяки на руках, и Гранта Бассетта немедленно взяли под стражу.

— Что я сделал? – спрашивал он. — Какие у меня права?

— Сам знаешь, что сделал, — якобы сказал ему офицер.

— Нет, не знаю! Понятия не имею.

— Ну, может быть, ты объяснишь, откуда у неё синяк.

— Я её не бил, — настаивал Грант. — Спросите её о вчерашнем. Спросите о сегодняшнем утре, когда она посрывала с себя одежду, совершенно обезумела и стала колотить себя повсюду.

В результате Гранта Бассетта арестовали. Данте выдвинула против него обвинения. Он внёс залог и оставался неделю у друга, прежде чем жена решила прекратить дело.

— Что ж, похоже, ты усвоил урок, — сказала она своим тоненьким голоском, улыбаясь и приветствуя его у входной двери.

Адреналин по-прежнему бил в крови, поэтому Грант воспринял это замечание как пищу для размышлений. Он больше не хотел иметь дела с копами.

— В воскресенье, 20 августа 1989 года, я был в Сент-Луисе, ждал пересадку с рейса из Вашингтона. Мне как раз исполнилось 40 лет, и я позвонил домой, — рассказывает Грант. — Я звонил 3 или 4 раза за полтора часа ожидания, но ответа не последовало.

Когда он прибыл в аэропорт Даллас-Форт-Уэрт, его там никто не встречал, и Грант прождал почти 2 часа, названивая Данте в надежде, что она уже в пути. Она знала, что у него при себе не было ни цента; они разговаривали накануне, и он упомянул, что совершенно без денег.

Наконец он сел в такси, приехал домой и обнаружил на двери записку, гласящую:

Грант пригласил водителя такси в квартиру, поискал там мелочи, чтобы расплатиться, но всю мебель вынесли, а водитель не хотел ждать.

— У тебя проблемы посерьёзнее, приятель, чем отсутствие мелочи — сказал он, выходя.

Грант прочёл записку, которую Данте оставила на кухонном столе:

Он позвонил своему начальнику, и они вдвоём по указаниям Данте нашли его "Крайслер". Машину бросили на заправке в 35 км отсюда. Гранту пришлось поехать в офис, чтобы оттуда позвонить маме и попросить перевести ему 3 тыс. долларов. Он забрал наличные в супермаркете IGA и был просто вне себя. Оставшись только с шкафом одежды, он запихнул большую её часть вместе с микроволновой печью в "Chrysler New Yorker". В тот же день он уволился с работы в Далласе и отправился в Вашингтон, округ Колумбия.

С дороги он позвонил новым работодателям и попросил их ускорить оформление документов, необходимых для того, чтобы приступить к работе. Но ему пришлось провести пару недель в Цинциннати, прежде чем те были готовы его принять.

По иронии судьбы Данте узнала, где остановился Грант — она услышала о нём в баре "Benjamin’s", разыскала и попросила о помощи. Она сообщила, что вещи, которые она достала со склада, испортились от плохой погоды, она плакала и хотела, чтобы он помог ей.

Данте временно жила со своим братом Скоттом, и Грант согласился встретиться с ней у Скотта 1 мая. Вместе они поехали в "U-Haul", где он надеялся забрать свой диван за 5 тыс. долларов.

По дороге он пригласил её переехать к нему жить, как только устроится в Вашингтоне.

В глубине души он порвал с ней, но в Данте было что-то такое, от чего ей захотелось с ней помириться. Она казалась такой жалкой, маленькой потерянной девочкой.

— Это был какой-то кошмар, — признаётся он. — Диван, все вещи, которые я купил ей, фотографии её отца, антикварный спальный гарнитур — все это покрылось плесенью. По сути, я помог ей разложить одежду для просушки. Мне это даже нравилось. Я был доволен, как слон.

64

Когда Скотту Мелло позвонила его давно забытая сестра, он почувствовал, что не может ей отказать. Делла вела тяжёлую жизнь, и её дни в Техасе не шли гладко. Скотт был счастлив в браке и жил в доме с тремя спальнями в Спрингдейле, сонном пригороде Цинциннати, так что для него не составило труда сдать ей комнату. Она пыталась вернуться к Гранту — навестила его в Мэриленде, где он ночевал на раскладушке в квартире-студии, — но у неё не было желания оставаться там. Они официально развелись, и Делла надеялась взыскать алименты, если у Гранта всё удачно сложится с работой.

Но тем временем жизнь со Скоттом не задалась. Делла не ладила с невесткой Джанет и едва выносила его дочь.

Первые несколько недель она то и дело где-то подрабатывала, но потом просто начала слоняться по дому. Она не давала им ни цента на оплату счетов, все её деньги уходили на дизайнерскую одежду, и она монополизировала телефон и ванную комнату; это было хуже, чем иметь дочь-подростка. Джанет усердно следила за порядком в доме, но Делла не следила за чистотой даже в своей комнате.

Когда Делла уходила на свидания, Джанет заходила туда и обнаруживала разбросанную повсюду одежду и воняющую грязными простынями кровать. Это было жутко, всё пропахло табаком, и казалось, что запах пропитал весь дом.

— Сначала мы не ставили ей каких-то крайних сроков, она могла гостить у нас, сколько понадобится, — признаётся Джанет. — Но через некоторое время я стала задаваться вопросом: долго ли ещё это продлится? Мы со Скоттом сильно поругались из-за того, что я убираю весь дом, и у меня не хватает смелости сказать ей, что она должна нести свою часть нагрузки.

Джанет Мелло было легче делать всю уборку по дому и молчать в тряпочку. Ссориться с Деллой просто не стоило, потому что всякий раз, когда невестка выполняла работу по дому, это превращалось в грандиозный и просто невыносимый спектакль. За все дни, что Делла жила там, она вымыла посуду ровно один раз, и мыла по одной тарелке за раз, выливая тонны мыла и подливая дополнительную воду, стоя у раковины почти час.

Самое смешное, что Делла вела себя так, словно Джанет у неё в долгу. Она осыпала хозяйку оскорблениями и пыталась установить свои порядки. В итоге Делле это почти удалось, она стала пчелиной маткой, но Мелло почувствовали себя чужими в собственном доме. У Деллы было своё время в ванной, отдельные полотенца, своя еда, но она грубила всем, кто вставал у неё на пути.

День расплаты настал, когда в город приехала погостить Донна; она проехала через всю страну на своем "Datsun 280Z"; её пригласил Скотт, надеясь, что она сможет помирить их с Деллой. Но вместо этого Донна получила от собственной сестры холодный приём. В течение двух дней Делла не сказала ей ни слова. Она обращалась с Донной как с захватчицей.

— Я просто больше не могу этого выносить, — сказала Донна Джанет.

Та умоляла её остаться.

— Делла просто всё время держит дверь закрытой, как будто ненавидит меня или что-то в этом роде, — настаивала Донна.

Всего через 48 часов Донна собрала вещи и уехала, взяв с Джанет обещание ничего не говорить Скотту, пока она не отправится в путь. Она написала брату благодарственное письмо, и когда Скотт узнал всю подноготную от Джанет, то был просто в ярости.

Войдя в комнату Деллы, чтобы поговорить по душам, он увидел галерею мужчин: у Деллы вся стена была увешана фотографиями, она смотрела на своих бывших парней в каком-то странном оцепенении. Они поругались, и когда Делла встала, чтобы забрать свои фотографии, Скотт прижал её к стенке и велел собирать свои вещи и убираться.

— Она позвонила в полицию только день или два спустя, — вспоминает Джанет. — Я удивилась, когда копы постучали в мою дверь. Они пришли и надели наручники на Скотта за домашнее насилие. Его отвезли в тюрьму, но он не бил её. Я всё видела.

Каким-то образом Делла убедила власти, что брат её толкнул и нанес ей травму. Очевидно, она упала, поднимая какие-то свои вещи из подвала, и использовала чёрно-синюю отметину на ноге, чтобы выдвинуть обвинения против брата. Она фактически потащила Скотта в суд, сидя в зале суда в центре Цинциннати без всякого выражения на лице, в то время как остальные члены семьи умоляли её прислушаться к голосу разума.

— Не бросай сына в тюрьму за то, чего не было, Делла, — взмолилась Ольга.

Незадолго до слушания Делла сняла обвинения, но "любимый" брат больше с ней не разговаривал.

— Она пришла к Ольге на Рождество и постучала в дверь, — вспоминает Джанет, — но её никто не впустил.

65

Изначально Джефф Фримен заходил в службу знакомств "Single Views" в Цинциннати просто по приколу. Он отправил анкету и видеозапись, но в итоге пробыл их клиентом почти 5 лет — смотрел анкеты женщин, читал их краткие биографии. Иногда он выбирал кого-нибудь для свидания, но это должен был быть кто-то исключительный.

Первоклассный биржевой маклер Джефф добился большого успеха в бизнесе, но впадал в растерянность, когда дело касалось женщин. Он ни разу не был женат, дважды помолвлен, но сейчас ему было далеко за 40, и он чувствовал, что служба знакомств гораздо лучше, чем клеить женщин в барах.

У Данте он обратил внимание на милую манеру выражаться. На записи она была забавной, очень задорной и показалась ему иностранкой; её акцент был не из Огайо. У неё был мягкий голос, она была очень сексуальной и казалась идеальной. У него была необъяснимая надежда, что она станет его "единственной и неповторимой".

Джефф сразу понял, что эта женщина застенчива; когда он приехал на 15 минут раньше, она страшно переволновалась. Данте потребовалось по меньшей мере полчаса, чтобы взять себя в руки. Он заметил, что она перебарщивает с косметикой, наносит много тонального крема, но это было нормально.

Сидя в "Montgomery Inn", его любимом заведении, где подавали свиные рёбрышки, они задавали все типичные вопросы для первого свидания. Она сказала, что её мама была англичанкой, а папа – из племени чероки; она рассказала о дочери Шон, которая живёт в Луисвилле с отцом, сказала, что навещает её всякий раз, когда у неё появляется возможность отпроситься с работы. На данный момент Данте работает секретаршей, у неё модная квартира в Маунт-Адамс, но она много говорила о Калифорнии и вела себя так, словно планировала туда вернуться. Она определённо не была удовлетворена своим нынешним статусом.

У Джеффа сложилось впечатление, что она из высшего общества, потому что рассказывала о некоторых местных знаменитостях и часто упоминала Джерри Спрингера. По ходу вечера она рассказала историю своего несчастливого детства, описывая свою предположительно жестокую мать в мельчайших подробностях. Джеффу это показалось странным. Большинство женщин, с которыми он ходил на свидания, не открывали так быстро свою душу, но он слушал. Большую часть вечера он просто задавал ей вопросы и позволял говорить самой.

Со своей стороны Джефф рассказал о работе в "Smith Barney", в которой, казалось, заключалась его жизнь — и так оно и было, потому что он был воплощением консерватора в своем двубортном блейзере с коротко подстриженными светлыми волосами. У него была квартира в "Блаффс", а до этого ему принадлежал большой викторианский дом, который он решил продать, потому что устал заниматься его содержанием в одиночку. Он водил немецкий спортивный автомобиль, много путешествовал и производил впечатление довольно обеспеченного в финансовом отношении человека.

На втором свидании, когда они прогуливались по уличной ярмарке под названием "Вкус Цинциннати", Данте призналась, что жила в Лос-Анджелесе с парнем, с которым вечно ссорилась, но отчаянно пыталась полюбить. Она утверждала, что они спали в разных кроватях, но когда выяснилось, что она беременна, она попыталась наладить отношения. Джефф слушал, и ему было жаль её. Он пытался проявить понимание. Когда она объяснила, что из-за всех этих ссор у неё случился выкидыш, Джефф не стал её осуждать.

Ему даже понравилось, что Данте не слишком торопился с близостью; фактически, они сходили на несколько свиданий и просто поцеловались на прощанье. Он быстро влюбился в неё и предложил вместе провести отпуск. Он хотел узнать её получше и купил им билеты туда и обратно в Калифорнию. В тот момент Данте была не единственной женщиной, с которой он встречался, но он подумывал о том, чтобы остаться только с ней. Они просто созданы друг для друга, подумал Джефф. Обоим в жизни нужно то же самое: детей, дом с красивым забором, полноценную американскую семью.

Конечно, кое-что в ней определённо настораживало. Она не могла нормально общаться с его коллегами, а у в квартире Данте царил беспорядок. Но всё это легко можно пережить. Однако в Калифорнии Джефф понял, что у них физическая несовместимость; в постели ей не хватало техники. Данте была хороша только под градусом, а Джефф искал совсем другого. По утрам, когда ему хотелось заняться с ней сексом, у неё потели ладошки, и она его не хотела.

Как только они прибыли в Сан-Франциско, всё постепенно пошло под откос. Джефф планировал поездку за рулём: сначала в Рино, а затем в Лос-Анджелес, — но оказалось, что у Данте нет водительской страховки; и водительские права у неё были просроченные. Но всё равно она считала, что может вести машину, и это его несколько насторожило.

Но как второй водитель она была полным провалом: не могла разобраться с картой, не могла найти нужные отели в справочнике – в общем, с треском провалилась на всех фронтах. В Рино, когда они зарегистрировались в безвкусном красном отеле, она закатила скандал, и в итоге они переехали в Тахо с видом на озеро, что было прекрасно, если не считать того, что Джеффу не очень понравились её замашки примадонны.

Его раздражало, что у неё много запросов, но при этом она ни разу не предлагает что-то оплатить за весь отпуск. Вообще-то он и не ждал особо, что она за что-то заплатит, но хотел, чтобы она, по крайней мере, предложила. Они пробыли там 2 недели, но она ни разу не купила ему ни гамбургер, ни мороженое.

— Она напомнила мне маленького ребёнка, — размышляет Джефф. – Она и сама похожа на двухлетнего ребёнка. Мы проезжали "Taco Bell", и она стала тыкать пальцем. Взрослые так себя не ведут. Однажды она дёрнула меня за штаны, как ребёнок папу.

— Давай остановимся и купим конфет! Ну пожалуйста! – пищала она. — Смотри, смотри, тут магазин! Я хочу газировки! Давай остановимся, давай остановимся!

66

Зато в ресторанах Данте разбиралась, да и в одежде, как он выяснил. Однажды ночью он осмелился поселить их в мотеле, и ей это страшно не понравилось.

Были и другие проблемы. За несколько дней, которые они провели на винодельне в долине Напа, она отругала его за то, что он заглядывался на гида.

— Я объяснял ей, что не пялился, — говорит Джефф. — Я объяснял, что гид для меня ничего не значит, я просто смотрю на неё, но ей казалось, что я слишком пристально смотрю на эту женщину, будто клеюсь к ней.

Ещё одной проблемой Джеффа было поведение Данте, когда она напивалась. Они часто пробовали вино на винодельне, и он заметил, что она резко шла вразнос. Они остановились в хорошем месте, в отеле "Сент-Хелена", но она придиралась к Джеффу и высмеивала его вкусы. Она вела себя так, словно была экспертом по Калифорнии; пожив там, она знала о гораздо более шикарных курортах и ресторанах, чем он когда-либо ей предлагал. У Джеффа сложилось впечатление, что она училась в колледже в Калифорнии, но не помнил, чтобы она упоминала Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.

Как только они вернулись в Огайо, Джеффу захотелось побыть одному. Данте твердила, что любит его, но это чувство не было взаимным. Во-первых, Данте уволилась с работы. Джефф советовал ей не делать этого, но она настаивала, что найдёт себе что-нибудь получше. Вместо этого она начала больше пить и звонить Джеффу в середине рабочего дня, слегка нетрезвая.

Он отдалялся всё больше и больше, отправлялся с приятелями на рыбалку в Мичиган, в деловые поездки на северо-восток, а Данте требовала сообщить его местонахождение, звонила на автоответчик и оставляла бесконечные сообщения. Ей хорошо удавалось вызывать чувство вины, заставлять его почувствовать себя обязанным ей угрозами, что она потеряет к нему всякий интерес, если он не раскроет ей своих чувств.

— Она звонила мне на работу и домой, говорила, что перестала встречаться со всеми остальными, — вспоминает он. — Я сказал ей, что с прицелом на брак она меня не интересует, а она говорила, что безумно влюблена.

В августе 1990 года Данте сделала домашний тест на беременность. Они вернулись с Западного побережья около месяца назад, и она позвонила ему в истерике и сообщила, что беременна. Джефф думал, что у неё ещё не пришли месячные, что она выдумывает, но Данте продолжала истерить. Она угрожала, что если он не увидится с ней и не поможет ей во всём разобраться, она покончит с собой.

— С кем ты сейчас встречаешься? Я с ними знакома? — спросила она по телефону.

— Это просто подруга, просто знакомая, между нами ничего не было, — сказал Джефф.

— Ты всё врёшь! Только не говори мне, что встречаешься и не спишь с ней. Ты не такой.

— Нет, правда, я просто иногда встречаюсь с одной из своих клиенток.

— Хорошо пошутил, — съязвила она.

Затем однажды поздно ночью Данте появилась у его двери.

Он видел её машину на парковке, но он кого-то развлекал, и когда Данте услышала женский голос, она ушла до того, как Джефф открыл дверь. Она оставила открытку с надписью "Поздравляю, Джефф! Скоро ты станешь папой", а внутри написала, что очень его любит, и приложила пластиковую зелёную погремушку и две заколки для подгузников.

На следующее утро он пришёл в полный ужас, когда Данте позвонила и сообщила, что у неё есть официальный анализ крови с положительными результатами на беременность. Она пригрозила пойти и купить себе пистолет "Дерринджер", если он не согласится с ней встретиться. Она также пригрозила позвонить матери Джеффа, зная, что тот совершенно не хочет рассказывать о ней, поэтому он позволил ей приехать к нему домой, надеясь её успокоить.

Он хотел обезвредить её угрозы, не называя её обманщицей, поэтому в ту субботу вечером отвёз её в милое итальянское заведение, после чего они отправились в кино на третьего "Экзорциста"[27]. Данте продолжала настаивать, что он ей нужен, что она больна, но хочет сохранить ребенка.

В тот понедельник вечером она приехала со своим грязным бельём в руках; ей нужно было его постирать, и она вела себя так, словно была готова к переезду. Джефф предложил ей денег на аборт, но она не приняла их, поэтому в конце концов он согласился помочь растить ребенка, без обиняков сказав ей, что планирует жениться на другой — своей бывшей девушке Линн.

Перед уходом Данте украла маленькую чёрную телефонную книжечку Джеффа, и через несколько дней кто-то позвонил Линн с угрозами. Тем временем Данте согласилась на аборт, но хотела, чтобы Джефф оплатил пару процедур, одной из которых была стерилизация.

— Я сказал ей, что она сумасшедшая, если хочет стерилизоваться, — признался Джефф. — Но она сказала, что никогда больше не хочет проходить через ту же боль, что и раньше, что она не чувствует себя достаточно стабильной, чтобы завести ещё одного ребёнка.

Она зашла к нему в пятницу вечером, около 22:00, и Джефф дал ей несколько консервов и чек на 1625 долларов. Он знал, что аборт стоит больше, но просто хотел, чтобы она исчезла из его жизни. Ему было очень неуютно рядом с ней.

Неделю спустя Данте появилась у его двери без предупреждения около 23:30 вечера. У неё был безумный вид, но Джефф чувствовал, что у него нет другого выбора, кроме как впустить её.

— Что случилось? — спросил он, когда она вошла в гостиную.

— О чём ты говоришь? Ты знаешь, в чём дело.

— Нет, не знаю. Что ты здесь делаешь?

— С кем ты разговаривал, когда я постучала? Я слышала, как ты говорил по телефону.

— Это тебя не касается, Данте. Итак, чего ты хочешь? Ты сделала аборт?

— Ты по-прежнему встречаешься с Линн?

— Вообще-то нет. Но я не обязан перед тобой отчитываться.

— Я следил за ней, потому что не доверял, — вспоминает Джефф. — Она предложила нам сесть, а я смотрел на её сумочку. Она стоит прямо у камина и намекает, что на третьем месяце беременности, упоминает врача, говорит, что носит ребёнка.

Джефф сказал ей, что по-прежнему имеет смысл сделать аборт, но он поддержит любое решение, которое она примет. На этот раз её внешность была другой; она старалась выглядеть очень деловой, в ней было больше целеустремлённости.

— Она подходит к креслу, на котором лежит её сумочка, — рассказывает он, — и я вижу, как она слегка поворачивается и тянется рукой к сумочке, поэтому я вскакиваю с дивана, а у неё за поясом револьвер 22-го калибра. Я схватился с ней и попытался направить револьвер в диван.

Джефф силой отобрал у неё пистолет. Ему удалось удержать её до прибытия полиции, а несколько недель спустя она предстала перед судом по обвинению в угрозах. После всей этой суматохи Данте представила лабораторный отчёт, что она действительно беременна. Её приговорили к году условно и обязали заплатить небольшой штраф. Когда всё было сказано и сделано, она ушла практически невредимой.

В течение нескольких месяцев Джефф усердно проверял в газетах объявления о рождении, он искал имя Данте, но безрезультатно. Он так сильно боялся её, что стал записывать в специальное досье её угрозы, телефонные сообщения и аннулированные чеки на её имя.

Но она так и не появилась.

67

Данте работала гувернанткой, когда познакомилась с Дэвидом Бриттеоном. Он был высоким, темноволосым и красивым мужчиной, очень застенчивым и обаятельным, с блестящим английским акцентом; она встретила его в баре и впервые за много лет почувствовала, что влюблена. Она была просто без ума от этого парня и полна решимости не упустить его.

Дэвид работал контрактником в "Cincinnati Bell Information Systems"; он находился в Соединённых Штатах по временной визе. Ему было 32 года, и он искал приятного времяпрепровождения, поэтому для него стало полным шоком, когда Данте объявила, что хочет выйти замуж. Они встречались всего пару месяцев, а его уже заставляли принять решение на всю жизнь.

Коллега Дэвида Эми Булз вспоминает, что, когда впервые встретила Данте, миниатюрная блондинка казалась какой угодно, только не добросердечной. Это было во время корпоративной рождественской вечеринки на речном теплоходе — закрытое мероприятия, что-то неформальное, чтобы люди могли расслабиться и повеселиться.

— Мы танцевали, пили и дурачились, — вспоминает Эми, — а Данте просто сидела в сторонке. Она не танцевала, и я почувствовала, что такие мероприятия не в её вкусе.

Как оказалось, Эми забыла свой шарф в машине Данте, и ей пришлось договариваться, чтобы забрать его в Лавленде, где Данте работала гувернанткой. Когда Эми добралась туда, Данте грубо с ней обошлась.

Она отказалась впустить Эми через парадную дверь, и у Эми сложилось отчётливое впечатление, что Данте ревнует. Эми попыталась донести до Данте, что она с Дэвидом не встречается, что они просто обедают вместе на работе, и Данте кивнула, как будто поняла. Но Эми видела выражение её глаз. Что бы она ни говорила, Эми чувствовала, что роет себе яму, поэтому Эми просто взяла свой шарф, села в машину и уехала.

Ко дню Нового 1992 года Данте и Дэвид уже считались парой, но, судя по словам Дэвида, никто на его работе не придавал большого значения крошечной женщине. Эми, в частности, считала, что зря он связался с Данте. Сейчас Дэвид говорит ей, что Данте стерва, а в следующую минуту, что она вроде как привязалась к нему. Он никак не мог определиться, и Эми попыталась помочь ему вырваться. Она нашла для него работу в Канзас-Сити на четыре месяца, чтобы у него было время подумать.

— Вот тогда Данте начала злиться, — признаётся Эми, — потому что я звоню туда, договариваюсь о собеседованиях, а потом мы с Дэвидом разговариваем 45 минут. Видимо, это её страшно разозлило.

С этого момента Данте начала вмешиваться в трудовую жизнь Дэвида. Она хотела переехать к нему; у неё всё было готово. Она также собиралась подать в суд на своих работодателей в Лавленде, а теперь Эми всё портила. Эми показалось, что Данте полна решимости добиться увольнения Дэвида, звоня ему на работу более 10 раз на день.

Тем временем Данте показывала Дэвиду список ожиданий своих работодателей. Она хотела, чтобы он помог ей и присоединился к ней в деловом предприятии. Данте ненавидела свою работу, она сказала ему, что хочет и может самостоятельно открыть детский сад. Её работодатели из Лавленда ожидали, что она будет стирать белье, забирать почту, пополнять холодильник и учиться готовить. Вдобавок ко всему, они пытались ввести комендантский час в полночь — это было просто невыносимо. Ей был 41 год, а они обращались с ней как с ребёнком. Она сказала Дэвиду, что её предупреждали, что с этими людьми трудно работать. Предположительно, она была седьмой няней, которую они наняли.

— Дэвид, она просто использует тебя, — выпалила Эми однажды на работе. — Ты просто нужен ей, пока не появится следующий. У вас двоих нет ничего общего, и если у следующего парня будет немного больше денег, она запросто уйдёт к нему.

— Но секс — это тоже неплохо, — настаивал он, смеясь.

— Я знаю, что ты не такой поверхностный, Дэвид, перестань.

Эми напомнила ему, что он уже договорился о работе в Канзас-Сити, а потом вдруг выяснилось, что Данте беременна. Эми подумала, что это странное совпадение, тем более что Дэвид теперь чувствовал себя обязанным остаться в Цинциннати. Но она заставила его мыслить рационально, выполнять свои обязательства на работе и вести себя с Данте по-взрослому. Притворяется ли женщина, покажет время. Если это не так, Дэвид всегда сможет жениться на ней в какой-то момент в будущем.

— Если ты женишься на ней, она оберёт тебя до нитки, — предупредила Эми. — Она не беременна. Она просто ищет кого-нибудь, чтобы сесть ему на шею.

— Да.

— Ты ведь уже сказал, что не хочешь никаких детей, верно?

— Ага, но теперь у Данте говорит, что если я женюсь на ней, она сделает аборт.

— Что?

— А если я не женюсь на ней, она говорит, что ещё 18 лет будет требовать от меня алименты.

68

— Она продумала, как организовать брак, — размышляет Дэвид, — почему у нас должен быть общий текущий счёт, чтобы мы всем делились, и с этим никто не спорил.

Во время гражданской церемонии, состоявшейся в Новом Орлеане, Дэвид и Данте стали мужем и женой. Это было 14 февраля 1992 года, и он только двумя неделями ранее приступил к работе в Канзас-Сити. В тот понедельник, когда он позвонил Эми с новостями о свадьбе, та чуть не свалилась со стула.

— Ты тупой, безмозглый сукин сын! — взвизгнула она по телефону. — Не могу поверить, что ты согласился.

— Ну, она собирается сделать аборт. Это главное.

— Аборт? Позволь мне сказать тебе, что лучше держать её под контролем, потому что, если она не сдержит обещания, я не смогу тебе помочь.

Эми была возмущена до глубины души. Она не могла поверить, что Дэвидом так легко манипулировать. Не так чтобы она сама имела на него какие-то виды; красивая молодая женщина с развевающимися длинными светлыми волосами, она была вполне счастлива в помолвке. Но ей было жаль Дэвида. Как его связная в Америке, она много вложила в этого парня, и ей не нравилось, что им так явно пользуются.

— Дэйв по-своему отличный парень, — признаётся она, — но он слишком доверчив, и она сыграла на этом по полной программе: притворилась, что сделала аборт и вернулась в Цинциннати, а позже призналась Дэвиду, что вообще никогда не была беременна.

— Я не понравился Данте, когда мы впервые встретились, — рассказывает Дэвид. — Она не думала, что у меня водятся деньги, а переспала со мной просто по приколу. У меня вообще не было никаких намерений, чтобы это зашло дальше. Я хотел, чтобы она влюбилась в меня, а потом бросить её, потому что она того заслуживала.

Данте была на 12 лет старше Дэвида, чего он не знал, пока они не подписали свидетельство о браке. Тогда-то он и заметил, что на самом деле ей 44 года. Не так чтобы это имело значение. Ведь Дэвид женился на ней, чтобы получить грин-карту.

Однако и Дэвида она чем-то зацепила.

Данте была соблазнительницей, встречавшейся со многими мужчинами одновременно. Хотя позже он понял, что это была "выходка глупого мачо", его привлекла атмосфера соперничества. Данте сделала вид, что она самая завидная партия в Цинциннати, и ему просто захотелось завоевать её. Когда их поездка на выходные в Новый Орлеан на Марди Гра превратилась в медовый месяц, он понятия не имел, во что ввязывается.

— Сама свадьба не имела для неё никакого значения, — вспоминает он. — Её не волновали шоколад, розы и всё такое прочее. Она хотела, чтобы на листе бумаги было написано её имя. Это была техническая деталь.

Они вдвоём провели медовый месяц — весь день пили, а потом всю ночь спали. По такой же схеме они жили в Канзас-Сити, пока он работал в газоэлектрической компании, и жизнь текла весело и просто. За те 5 месяцев, что они там прожили, она не доставляла ему особых хлопот — ни один из них никого не знал, поэтому они проводили всё время вместе.

С её точки зрения, это была идеальная обстановка, тем более что Дэвид никогда не жаловался, что она совершенно не занимается домом. Он знал, что это несправедливо, но видел, что Данте совершенно оторвана от реальности, и не стал тратить время на споры с ней.

Какое-то время что бы Данте ни делала, всё было хорошо, потому что под её руководством Дэвид претерпевал метаморфозы. Его прическа, одежда, манера поведения — он стал гораздо более стильным и уже следил за модой. К тому времени, как они вдвоём вернулись из Канзас-Сити, Дэвид казался другим человек, и все это обсуждали.

Для Дэвида всё шло нормально — пока жена не начала тратить неоправданно огромные суммы денег. В первый раз это было на стеганое одеяло от "Ральфа Лорана". Позже она купила породистую собаку. Летели месяцы — и их общий счёт сокращался, а ссоры учащались. Она не только пускала по ветру все его сбережения, но и сходила с ума по поводу его местонахождения, без необходимости расспрашивая его всякий раз, когда он ходил с приятелем выпить пива.

— В конце концов она сказала, что знает всех этих людей, — рассказывает Дэвид, — и если я брошу её, она сделает всё, чтобы меня вышвырнули из страны. В то время для меня это было существенно, — признаётся он. — Я вообще не хотел этим рисковать.

69

Дэвид привык к другому образу жизни. До появления Данте он отсутствовал 7 вечеров в неделю; теперь он просто возвращался домой после работы и, по сути, ничего не делал. Он думал, что перемена была шагом в правильном направлении; он устал ходить на свидания. Незадолго до женитьбы он вложил деньги в несколько трейлерных парков за рекой в Кентукки; ему понравилась идея пустить корни.

Шли месяцы, Данте всё больше и больше интересовалась арендаторами трейлера; у Дэвида пожилая пара жила на одном участке и управляли этим парком, и Данте приезжала и командовала ими. Ей нравилось играть роль главной, контролировать его собственность, взыскивать арендную плату и действовать своим авторитетом на чужие жизни. Она была такой злой, что Дэвид иногда выслушивал жалобы на неё, но для него это было не так уж плохо. Ему не хотелось быть тем, кто выгоняет людей из домов. Было здорово, что Данте выполняла всю неприятную работу.

Конечно, её постоянное вмешательство было совсем другим, без этого Дэвид мог бы обойтись, но ему было трудно держать её на расстоянии вытянутой руки. Она постоянно звонила и проверяла, как он. Ситуация настолько вышла из-под контроля, что он стал посмешищем в собственном офисе. Всякий раз, когда звонил его телефон, люди делали ставки на Данте. Обычно они оказывались правы. И если Дэвиду случалось отойти от стола, его телефон звонил не переставая, иногда издавая по 20 или 30 гудков.

Затем пошли звонки, которые мешали ему играть в гольф. Это было до того, как у Дэвида появился пейджер или сотовый телефон, поэтому Данте дозванивалась до него через офис гольф-клуба и говорила, что это срочно. Иногда, закончив игру, он обнаруживал, что жена сидит в машине и ждёт его на парковке. Это было безумие.

Всякий раз, когда какое-то движение Дэвида не поддавалось объяснению, Данте допрашивала его с пристрастием. Она часами придумывала, во что он мог вляпаться, затем проверяла свои "догадки" по нему. Дэвид всё больше раздражался, из-за неё жизнь становилась невыносимой, но к тому времени он уже прожил с ней 12 месяцев и полагал, что сможет прожить ещё столько же[28]. Это была не такая уж большая цена.

Он старался сдерживаться. За исключением партий в гольф, он редко выходил один. Почти везде ему приходилось брать с собой Данте. В итоге пара проводила много выходных в Кентукки, где, по крайней мере, он мог немного поработать. Справедливости ради, она пыталась помогать ему с трейлерными парками, хотя часто сама начинала проект, а потом создавала для него ещё больше работы. Как ребёнок, она оставляла незаконченный беспорядок, который ему приходилось убирать. Она была невыносима.

— Тебе не кажется, что я забавно выгляжу? — спрашивала она.

— Нет, я не считаю, что ты забавно выглядишь, — заверял он её.

— Ну, я не красавица, — говорила она, — но иногда, в мои лучшие дни, я была хорошенькая. Но тебе не кажется, что я забавно выгляжу?

Этот разговор продолжался снова и снова. Дэвид знал, что ей хочется, чтобы он назвал её красивой, но ему не хотелось лгать ей об этом.

— Ты любишь меня? — спрашивала она.

— Да.

— Ты правда любишь меня?

— Да, конечно, люблю.

Но на самом деле Дэвид уже ненавидел её. Он считал дни до того, как сможет уехать. Временами ему нравилась мысль, что она зависит от его любви. Он полностью обманул её, он её использовал.

Не так чтобы он не рассматривал возможность настоящего брака. По крайней мере, вначале он считал, что у них всё наладится. Но Данте вечно играла на его чувстве вины и тратила его кровно заработанные деньги. Какой бы "профессионалкой" он ни считал её в постели, это никогда не компенсировало её ужасного поведения.

Она устраивала стриптиз-шоу, носила сексуальное кружевное бельё, понимала потребность мужчины в зрительной стимуляции, но ничто из этого не имело отношения к реальной жизни.

Он делал всё, что мог, чтобы проявить понимание, попытаться позаботиться о ней, но она была явно ненормальной.

Она превращала всё хорошее в плохое. Он больше не мог вести с ней простой разговор; все его слова переворачивались против него.

— Почему бы тебе не найти себе работу, грёбаная ленивая сука, — наконец потребовал он.

— Но ведь ты даже не поможешь мне с новой работой!

— Ладно, ты хочешь быть няней? Прекрасно. Я заплачу тебе за начало работы. Завтра мы поместим объявление в газету.

Конечно, чтобы она могла устроиться на нормальную работу, им надо жить в приличном месте. Она настояла, чтобы они переехали в один из самых дорогих многоквартирных домов в городе, "Грамерси", и как только он согласился, она отправилась за новой мебелью.

Она планировала присматривать за шестью или семью детьми, и Дэвид снял таунхаус с двумя спальнями, идеально подходящий для её частного детского сада. До переезда Данте была в восторге. Однако она не могла получить рекомендации от своего предыдущего работодателя из Лавленда, потому что теперь судилась с ними. Она подала на них в суд по мелким искам из-за машины, которую, по её мнению, они остались ей должны. Тем не менее, ей удалось записать в свой сад нескольких детей, и Дэвид надеялся, что Данте сможет чем-то заняться и не доставлять ему вечную головную боль.

Но это, конечно, длилось недолго. Несмотря на то, что она, казалось, довольно хорошо ладила с детьми, будучи очень внимательной и организованной, очень по-детски доброй и весёлой, она стала называть детей монстрами. Она ненавидела торчать с ними весь день.

— Она хорошо начала, — вспоминает Дэвид, — но потом всегда находила причины, почему не может продолжать. Она сказала, что у неё нет опыта, что у неё слишком высокий IQ. Отговорки были просто жалкие.

Данте отказалась от частного детского сада, но, получив доступ к текущему счёту Дэвида, сняла 4 тыс. долларов на очередную подтяжку лица.

— Я должна тратить наши деньги, как захочу, — настаивала она. — Ты не можешь указывать мне, что делать.

— Это мои деньги, не твои!

— Это наши деньги. И я взяла их потому, Дэвид, что эта операция очень важна для меня. Ты что, не можешь этого понять?

— Ну, а что насчёт этих чёртовых детских садов?

— Ты же сам потратил кучу денег на эти дорогущие клюшки для гольфа, забыл?

— Совершенно верно. Я купил самые дорогие клюшки для гольфа, какие только смог найти.

— Я уже страстно ненавидел эту женщину, — признаётся он. – Мне уже хотелось прикончить её. Я придумал, как это сделать. Я много думал об этом. Знаете, парочка гуляет по краю обрыва, романтическая прогулка — и никто ничего не узнает.

70

Его друзья считали Данте не только чокнутой, но и тупой. Те немногие, кто видел её вживую, не могли поверить, что можно быть такой тупицей. Данте не могла понять самых простых вещей, но пыталась скрыть свою невежественность, утверждая, что притворяется глупой. Просто из любопытства Дэвид решил проверить её по таблице умножения, но она не смогла вычислить 2 х 8.

А Данте, казалось, всё время злилась. У неё были сильные предубеждения и резко негативное мнение о цветных и людях без денег. Её элитарность была настолько вопиющей, что она даже отказывалась смотреть фильм, если в нём был задействован "нежелательный" элемент. Она ничего не могла с собой поделать. Она просто хотела, чтобы её мир был богатым.

Когда Данте не была сосредоточена на деньгах, она была параноиком, недоверчивой, злилась на вселенную, и переключалась на свою мать. Она часами твердила о своём несчастливом детстве, всегда пересказывая историю о том, как мама ошпарила ей руки кипятком.

— Она рассказывала о том, как мать заставляла её шить до тех пор, пока у неё не начинали кровоточить пальцы, — вспоминает Дэвид, — о том, что её постоянно избивали. Она утверждала, что мать запирала её в чулан под лестницей, что её пороли кожаным ремнём. Не знаю, правда это или нет, но она всегда угрожала настучать на мать в налоговую службу. Это было похоже на войну с собственной матерью, как будто у них какое-то соревнование.

Данте всегда было что доказывать, особенно когда дело касалось Ольги. Когда Дэвид взял её с собой в поездку в Италию — запоздалый отпуск для медового месяца, ради которого он списал деньги со своей карты "Visa", — Данте, казалось, волновало только привезти оттуда итальянские кожаные сумочки и обувь, чтобы швырнуть их матери в лицо. Дэвид даже не пытался понять причину; вместо этого он решил держаться подальше от Ольги и остальной семьи Данте.

В то время Данте не поддерживала связь ни с кем из братьев и сестёр. Но после поездки в Европу она позвонила Шерил, и сказала, что была в Париже, а не в Риме — просто снова соврала по необъяснимой причине.

Для Дэвида Данте была похожа на Золушку — девочкой, бегавшей в лохмотьях, пока с её братьями и сёстрами обращались, как с королями. Она рассказывала, что её давно потерянному брату Джину подарили на Рождество велосипед, а ей дарили только несколько пар трусиков. Конечно, Дэвид понимал, что большинство историй выдуманы, но некоторые из детских воспоминаний Данте казались реальными, и те несколько коротких раз, когда он видел её родственников, он становился свидетелем напряжённых отношений Данте с семьёй. Но кроме того у Данте была дурная привычка делать пакости тем, кто заботился о ней, лгать и перевирать факты, так что Дэвид не знал, чему верить, и, к сожалению, знал об этом не понаслышке.

Не раз она угрожала нажаловаться на него в налоговую службу, но он напоминал ей, что в таком случае налоговая пронюхает про её нелегальный бизнес с частным детским садом. Кроме того, Дэвид абсолютно честно сообщал о своих доходах как арендодателя и компьютерного программиста. Он зарабатывал хорошие деньги и имел все основания быть откровенным с официальными органами США. Он гордился собой, даже если Данте это не нравилось, и его коробило, что она лгала всякий раз, когда на вечеринках представляла его каким-то крупным консультантом. Она и сама была немного фальшивой.

— Она вечно притворялась, что разбирается в классической музыке, искусстве и тому подобном, потому что ей нравилось общаться с важными людьми, — говорит он. — Но на самом деле она нахваталась всего понемногу, ровно столько, чтобы поддержать разговор. У неё было множество книг по искусству, но они были просто для вида.

Данте приносила домой модные книги во впечатляющих обложках. Они хорошо смотрелись на кофейном столике, но, по-видимому, она почти ничего не читала, даже газеты. Её знания о текущих событиях были невелики; она знала только то, что говорили в вечерних новостях по телевизору. Её больше интересовали косметические процедуры, а ещё она вечно проливала слёзы из-за того, что её не любят.

— Ты ведь не позволишь им добраться до меня, правда? — спрашивала она.

— Кому?

— Не знаю. Но не позволяй им прийти за мной.

— Хорошо.

— Ты ведь присмотришь за мной, правда?

— Да.

— И ты любишь меня? Ты не позволишь им заполучить меня?

Но Дэвид так и не понял, о чём говорит его сумасшедшая жена.

— Были определённые вещи, которые она повторяла снова и снова, а я так и не получал никаких ответов, — признался он. — Видимо, это не имело значения. Я полагаю, это из-за неуверенности в себе.

Дэвид оставил попытки разгадать эту женщину. Он возил её в Европу, на Карибские острова, он делал всё, чтобы его жизнь с ней была сносной, но она не оставляла его в покое. Он не помнит точной даты, когда она впервые отправила его в тюрьму, но точно помнит, что после этого перестал с ней спорить.

— Мы сильно поругались с самого утра, — признаётся он. — Она металась по кровати, брыкалась и всё такое. Я не хотел её бить, но я так разозлился. Я отшлепал её. Не знаю, было ли ей больно, но она взбесилась, встала и разбила об пол вазу с шёлковыми цветами, а потом позвонила в 911.

71

Когда полиция постучала в дверь Бриттеонов, Дэвид сам попросил забрать его. Данте орала, как маньячка, и ему просто хотелось убраться оттуда. Его не волновало, что у него будет привод в полицию. Так получилось, что на следующий день она вытащила его из КПЗ и сняла все обвинения. Но когда она привела его домой, до него дошло, что пытаться жить с ней бесполезно. Он как-то переживёт последние несколько месяцев брака, чтобы получить грин-карту, и уедет.

Конечно, он ни в малейшей степени не мог доверять Данте — он знал это с самого начала. Он определённо почувствовал нехорошие предчувствия в тот день, когда они впервые вернулись в Цинциннати и он помогал ей доставать вещи со склада.

— Вероятно, всякий раз, когда она переезжала, она просто складывала вещи в сумки, — рассказывает он. – Её вещам было по 10 или 15 лет, но у неё так и не нашлось времени всё это выбросить.

Когда они разбирали её барахло, Дэвид убедился, что Данте лгала о своих бывших мужьях, потому что истории, которые она рассказывала, не совпадали с датами на вещах, которые она сохранила. Когда он замечал ей, что её рассказы не сходятся, она просто сбивалась и заявляла, что не обязана помнить всё точно.

Сначала она говорила ему, что была замужем всего один раз (за Джо), а в следующее мгновение упоминала, что никогда ни с кем не жила, не будучи замужем. В конце концов она меняла тему и говорила, что никогда не была ничьей женой, что использовала чужие имена только для смены своих удостоверений личности и номеров социального страхования, чтобы получить новые банковские кредитные линии.

Если Дэвид настаивал на подробностях, Данте давала понять, что в прошлом у неё были проблемы с мужчинами. Иногда она рассказывала о попытках убить кого-нибудь, упоминая, например, инцидент с подожжённой кроватью.

— Если ты мне изменишь, я тебя убью, — говорила она ему, улыбаясь. — Я убью тебя, муженёк. И мне плевать, попаду ли я в тюрьму.

Так она говорила, когда была в хорошем настроении. Когда она злилась, её угрозы были более жестокими, более реальными. Она повторяла это сотни раз, и этого было достаточно, чтобы, когда однажды вечером она спустилась по лестнице и наставила на него "Магнум" 44-го калибра, Дэвид воспринял её вполне серьёзно.

К счастью, он смог отобрать у неё пистолет, но это не мешало ей нападать на него физически. Часто она брала в руки тупые предметы и угрожала ему, или набрасывалась на него с кулаками, хотя была слишком маленькой, чтобы причинить какой-либо серьёзный вред.

Через несколько дней после нападения он иногда напоминал ей об этом, но она вела себя так, словно потеряла память и не помнила, как ударила его. Она, казалось, смутно припоминала, но потом удивлялась, когда Дэвид посвящал её в яркие детали.

— Не знаю, Дэвид. Мне жаль, — говорила она. — Я просто ничего не помню.

Очевидно, Данте, всё-таки что-то помнила, потому что по мере того, как их брак продолжал рушиться, она становилась всё более мстительной. Когда Дэвид обедал с коллегами в обычном месте в центре города, он замечал, что внезапно Данте оказывается на углу улицы, прячась за солнцезащитными очками. Одно её присутствие пугало коллег по работе.

Данте намеренно ежедневно мешала ему работать, и все говорили об этом. Иногда она звонила боссу Дэвида и ругалась, требуя, чтобы мужу повысили зарплату. В других случаях она звонила и выдвигала ложные обвинения.

Эми Булз по-прежнему была рядом. К тому времени она была замужем и только что родила. Тем не менее она всегда выслушивала Дэвида и давала дружеский совет. Она предупредила его, что он потеряет работу, если не найдёт способ успокоить её. Когда Дэвид признался, что Данте угрожает ему оружием, Эми умоляла его вынести из дома оружие. Дэвиду самому нужно оружие, сказал он, для обхода трейлерных парков Кентукки. Но, подумав об этом, он извлёк пули и спрятал их в отдельной комнате; таким образом, максимум, что могла сделать Данте, это угрожать ему.

К тому времени Эми стала по-настоящему беспокоиться из-за Данте. Она услышала от Дэвида достаточно плохих рассказов и полагала, что эта женщина способна на убийство. Приближался конец 1994 года, и Дэвид упомянул ей о разводе, что, как знала Эми, создало бы большую проблему.

— У меня на руках 6-недельный ребёнок, — рассказывает Эми, содрогаясь. — Тут звонит телефон, включается автоответчик, и Данте просто зачитывает мне мой домашний адрес. "Эми, я знаю, где ты живёшь", — говорит голос, называя улицу и номер дома. Затем в телефоне щёлкает.

72

— В ней было много ненависти, — размышляет Дэвид. — Она как-то рассказала, что наняла кого-то сжечь дом своего парня. Её парень изменил ей, или она работала на него, и он её уволил. Я воспринял это как угрозу, хотя таким рассказам не особо верил.

Коллеги по работе советовали Дэвиду записывать за женой её рассказы. Их было так много и они были настолько безумными, что все говорили, что он должен написать книгу. Конечно, он отказывался верить большей части всего того, что слышал; Данте садилась за ужин и рассказывала ему такие вещи, будто он священник, а она на исповеди. Но по собственному опыту он знал, что она многое выдумывает. Обычно она говорила просто для того, чтобы услышать себя, и большую часть времени Дэвид её не слушал. Он лежал на диване и смотрел телевизор, а она болтала без умолку.

— Когда я ушел от неё, — признаётся Дэвид, — мы чуть раньше поссорились, потому что она выбросила мои клюшки для гольфа на улицу, а двухлетний срок для получения грин-карты закончился, так что я всё равно планировал уехать через месяц.

Дэвид объявил, что с браком покончено, но когда он хотел уехать, Данте последовала за ним на парковку и стала стучать по машине, когда тот отъезжал. Она побежала за его машиной, и ему пришлось признать, что даже в последний день не обошлось без ссор. В тот день он пошёл на встречу с адвокатом, вернулся и начал собирать вещи. Он разобрал свой пистолет и упаковал его в отдельные чемоданы, и эти чемоданы ждали его в фойе, когда Данте поднялась наверх. Её голос был странно тихим.

— Ты действительно собираешься бросить меня?

— Да.

— Ты точно уходишь? Это твой последний шанс.

— Да, я ухожу.

Данте сбежала вниз и вернулась через несколько минут с чем-то, завёрнутым в футболку.

— Где эти чёртовы патроны? — взвыла она.

Она обеими руками держала пистолет и целилась ему в грудь. Он только рассмеялся, и она бросила пистолет на пол, но потом ей пришла в голову мысль ударить его им по голове, поэтому она схватила пистолет и бросилась на него.

— Слушай, если будешь так продолжать, я вызову полицию, — заорал он.

Твёрдым голосом он повторил, что уходит, и повёл её вниз, чтобы закончить собирать вещи. Через несколько минут прибыла полиция, и он услышал, как Данте рассказывает им, что муж ударил её пистолетом по голове и показывает шишку на черепе. Она была такой хорошей актрисой, что, по мнению Дэвида, вполне заслуживала "Оскар". На этот раз Дэвид спорил с полицией: он объяснял, что происходит, настаивал на том, что именно Данте нужно забрать. Копы отправили его в тюрьму, не особо вдаваясь в его объяснения: это его пистолет, у него был привод в полицию – вот и весь разговор.

На следующее утро судья выдал временный охранный ордер для Данте, так что по закону Дэвиду не разрешалось входить в их квартиру. А поскольку Данте отказалась выносить его вещи на улицу, ему пришлось специально позаботиться о полицейском сопровождении, чтобы забрать свои пожитки. Он уже опасался худшего. Сокамерник в полиции сказал ему, что, скорее всего, жена бросила его в тюрьму, а когда ему разрешат вернуться в дом, жена уже сожжёт его вещи.

В конечном счёте дело о выдаче имущества Дэвида Бриттеона передали из уголовного суда в гражданский в рамках бракоразводного процесса. Его адвокату стало известно, что пока Дэвид находился под запретительным судебным приказом, Данте продала большую часть его имущества, а остальное, как утверждается, умудрилась спрятать на складе "U-Haul".

Очевидно, Данте считала, что чего-то добилась, потому что сама сказала Дэвиду, что уничтожила его одежду и важные документы.

— Это было прямо как в "Психо" в сцене в душевой, — хвасталась она. — Помнишь, когда он заходит туда с ножом? Ну, я испугалась и выбросила твою одежду.

73

Одним из первых совместных мероприятий Данте и Дэррила было участие в проведении Специальной Олимпиады. Дэррил был довольно активным участником организации, и Данте восхищалась им за это. Втайне её трясло при виде людей в инвалидных колясках, но она стояла рядом и смотрела на забеги, записавшись волонтёром для будущих мероприятий по сбору средств.

На следующий день она позвонила Шерил и рассказала, насколько это неприятно — находиться рядом с инвалидами. Данте сказала, что если бы ей позвонили из Специальной Олимпиады, она бы придумала какую-нибудь отговорку.

Ко Рождеству 1994 года Дэррил и Данте были на уютном этапе раннего романа. Он был очарован её добросердечием; она просто слушала его, всегда принимала его сторону и понимала его эмоциональные потребности. Она ясно дала понять, что никогда не хотела работать, а просто хочет, чтобы о ней заботились, если только найдёт, на кого излить свою любовь.

На рождественскую вечеринку она решила устроить ужин "одинокие сердца", поэтому пригласила нескольких своих бывших знакомых в крошечную квартирку на традиционное блюдо из индейки, предложив Дэррилу сделать то же самое. У Дэррила не было выбора; он согласился с этой глупой затеей, даже вызвался готовить для мероприятия.

За день до этого Дэррил упросил свою подругу Карлу Смит заглянуть к Данте, но его симпатичная коллега не согласилась выдавать себя за любовницу Дэррила. Несмотря на все свои попытки, Дэррилу не удалось уговорить ни одну знакомую присоединиться к нему за ужином у Данте, так что на Рождество у Данте оказалось шесть мужчин, которые только с ней и общались. Она была во всей красе.

Дэвид решил прийти с приятелем, полагая, что будет бесплатная еда, а ему удастся вернуть себе кое-что из вещей. Их развод был окончательным, и Дэвид платил ей алименты в размере 1200 долларов в месяц, но Данте не отдавала его грин-карту, паспорт и другие документы. Ему нужно было вернуть вещи, и он надеялся уговорить её признаться, что она прячет всё, включая его клюшки для гольфа и, возможно, один из его пистолетов.

— Она умела находить общий язык с мужчинами. Она была превосходной кокеткой, — признаёт Дэвид. — На ней было какое-то красивое платье, и она скакала вокруг, была милой и всё такое. Интересно, о чём думали другие? То есть, тот врач же совсем не похож на дурака.

Пока Данте развлекала гостей, Дэррил большую часть времени торчал на кухне, занимаясь индейкой. Данте понятия не имела, почему гости не привели с собой подруг, и вела себя так, словно вообще-то их об этом просили.

На несколько коротких мгновений Дэвид зашёл на кухню Данте, чтобы познакомиться с Дэррилом. Они вдвоём поболтали о национальном здравоохранении и концепции фиксирования цен – чисто на медицинские темы. Дэвид следил за каждым своим словом, потому что чувствовал, как Данте тоже прислушивается. У неё был талант вести два разговора одновременно. Она всегда слушала из другого конца переполненной комнаты, особенно когда произносили её имя. Несмотря на то, что Дэррил произвёл на Дэвида хорошее впечатление, он хотел предупредить его. Однако, пока Данте была рядом, это было не слишком подходящей затеей. Он надеялся, что доктор знает, что делает. Казалось, Дэррил чрезмерно увлечён Данте. Дэвид подумал, что она начала новую жизнь. Удивительно, что она до сих пор не доставляла Дэррилу никаких проблем.

Выйдя в гостиную, Дэвид наедине поговорил с бывшей женой. Она передала ему его паспорт и предложила выкупить собственные клюшки для гольфа за 500 долларов. Они договорились встретиться на складе на следующий день, Данте пообещала позвонить первым делом утром. Она утверждала, что не видела его грин-карты, но у Дэвида были доказательства, что карточку отправили ей по почте.

Она пообещала поискать её, но, похоже, без особой надежды. После того, как они ушли, приятель Дэвида сказал, что, по его мнению, всё мероприятие — отстой. Он не понимал, зачем вообще было устраивать эту вечеринку. По его мнению, Данте не такая уж и красавица — она была худощавой с чрезмерно обесцвеченными волосами. Приятель не понимал, зачем все эти мужчины ошивались поблизости.

74

Первой в полицию позвонила Ольга Мелло. Расследование началось 19 февраля 1996 года, когда Дэррила Суториуса нашли мёртвым в подвале. Она позвонила узнать, содержат ли её дочь под стражей, и детектив Боб Весслер перезвонил ей в Олд-Таун, штат Флорида, сразу после 18:00 вечера. За несколько минут до этого Ольге позвонила дочь Никки и рассказала, что о Делле говорят во всех вечерних новостях Цинциннати.

Миссис Мелло вкратце рассказала детективу Весслеру о мужьях Деллы, сверившись со списком, который она составила для Дэррила. Их было так много, ещё и гражданский муж Сид Дэвис, так что Ольга просто не была уверена, что всех упомнила. Она рассказала, что Делла отправила Сида Дэвиса в тюрьму за хранение марихуаны. Детектив попытался успокоить её, но Ольга вышла из себя, назвала Деллу "такой хулиганкой" и передала номера телефонов Джо Хоффера и Гранта Бассетта.

— Делла считает, что у Бассета много денег, потому что он привозил подарки, — сказала Ольга детективу. — Она была до смерти рада заполучить богатого мужчину.

— Её настоящее имя Делла? — удивлённо спросил детектив Весслер.

— Делла. Делла Фэй Холл, — подтвердила Ольга. — Она считает, что такое имя дают только чернокожим девочкам или что-то в этом роде, и придумала "Данте", потому что так звучит, как у богатых. Её по-прежнему удерживают?

— Да.

— Мои дети боятся, что она выйдет и сделает им какую-нибудь гадость. Прямо сейчас они все боятся за свои жизни. Она выходит сегодня вечером? — в панике спросила Ольга.

— Не знаю.

— Надеюсь и молюсь, чтобы её не выпустили. То есть...

— Ясно. Вы знаете ещё кого-нибудь, кому она угрожала, в кого стреляла, кого сожгла?

— Она угрожала мне. У меня есть запись на магнитофон. Она сказала, что если когда-нибудь узнает, что у неё есть сводный брат или сестра, а я ей об этом не скажу, она меня точно убьёт.

— А… понятно…

— У неё хорошо получается угрожать другим. Мы все думали, что не та собака кусает, которая лает. Все её боялись, но мы не думали, что она зайдёт так далеко.

Прежде чем Ольга повесила трубку, она сообщила детективу столько телефонных номеров, сколько смогла найти, рассказала, как пыталась помочь доктору Суториусу, и упомянула, что Дэррил планировал развестись с Деллой.

На следующее утро Гранта Бассетта доставили в офис шерифа округа Гамильтон для беседы с детективом Деннисом Гебелем. Он очень наглядно описал Данте и её странные привычки.

— Она вам когда-нибудь угрожала? — спросил Гебель.

— Процитирую её слова: "Не морочь мне голову, или я убью тебя. Это не проблема, я на это способна. Я и глазом не моргну, особенно когда дело касается такого чудака, как ты".

Бассетт описал два случая, когда Данте подумывала убить его: когда он нашел два ножа и когда он позвонил в 911, потому что она сходила с ума и, казалось, была способна забить его до смерти каким-нибудь предметом домашнего обихода.

Бассетт говорил о несправедливой системе правосудия, о том, как его отправили в тюрьму безо всякой причины. Он рассказал Гебелю всю историю о том, как она обменяла своё обручальное кольцо на подтяжку лица, но сказал, что ему не хотелось бы повторять этот рассказ перед большим жюри. Бассетт был не в восторге от дачи показаний и попросил не вызывать его. Он по-прежнему боялся Данте и был заметно потрясён.

Пока Гебель расспрашивал мужа №3, детектив Хинрихс допрашивал в соседнем кабинете Дика Брансмана. Приятель Дэррила рассказывал о встрече с хирургом за ужином в последний раз. Они сидели в придорожном кафе Честера, и Дэррил обсуждал предыдущую жизнь Данте; в её досье значились угрозы пистолетом. Брансман рассказал Хинрихсу о том, как Дэррил вломился в спальню Данте, нашёл пистолет 22-го калибра и сдал его полиции. Перед уходом Брансман сообщил Хинрихсу, что накопительная пенсия Дэррила насчитывает более миллиона долларов. В отсутствие завещания или указания бенефициара, сказал Брансман, эта сумма перейдёт Данте.

— Он боялся, что она убьёт его, — утверждал Дик, — так боялся, что отменил уже запланированный круиз.

21 февраля детектив Патрик Дилберт сделал пару звонков давним знакомым Дэррила. Лори Вайсс, бывшая коллега Дэррила, переехавшая в Чикаго, дала показания, в которых подробно описала проблемы Дэррила с Данте. По словам Лори, Дэррилу не нравились странности жены, и он не считал, что их брак долго продлится. Дэррил излил своё сердце Лори всего за 3 недели до этого, извинившись за то, что не перезвонил ей раньше. Он сказал, что не может звонить из дома из-за Данте, и пообещал оставаться на связи. Она была шокирована новостью о том, что Дэррил, возможно, покончил с собой, и хотела узнать о дате похорон. Это был особенно печальный телефонный разговор; Лори была в слезах, когда они повесили трубку.

Когда с Аланной Конрад связались, оказалось, что она тоже разговаривала с Дэррилом примерно тремя неделями ранее. Она не могла вспомнить точную дату, но вспомнила, что его голос был необычным, что он говорил чрезвычайно встревоженно. Дэррил хотел знать, связывался ли с ней кто-нибудь в Цинциннати, потому что её имени не было в телефонном справочнике. Он извинился за то, что побеспокоил её, и голос его звучал подавленно и испуганно.

— Он упоминал, что она, возможно, замышляет его убийство? — спросил детектив.

— Да, — сказала Аланна, — и для меня это важно: к сожалению, 5 лет назад у меня убили сестру.

— Ясно.

— Поэтому, наверное, он чувствовал, что может поговорить со мной об этом. Это просто ужасно.

В то время Аланна предложила Дэррилу бросить практику и переехать в Палм-Спрингс. Она помогла бы ему начать практику с нуля. Конечно, Дэррил ценил её поддержку, но у него четверо детей в Огайо, с которыми ему не хотелось расставаться.

Позже в тот же день в лабораторию сердечно-сосудистой системы больницы "Bethesda North" явились два детектива. Они прибыли допросить Карлу Смит, которая, как известно, дружила с Дэррилом 8 лет. Сначала Карла не решалась говорить; она ничего реально не знала об этой смерти. Но она описала первый развод Дэррила с Джанет, рассказав детективам, как он был раздосадован, что это обошлось ему в целое состояние. Она попыталась вспомнить начало отношений между Дэррилом и Данте, но не смогла. Карла призналась, что краем уха слышала об их семейных ссорах и сказала, что однажды днём, когда они вдвоем читали "Исследования сосудов", она заметила царапины на лице Дэррила.

Карла рассказала полиции, что в начале 1996 года заметила, что Дэррил больше не носит обручального кольца. В какой-то момент в январе он признался, что собирается выплачивать Данте 3 тыс. долларов в месяц в качестве супружеской поддержки. Он сказал Карле, что это невысокая цена за его жизнь.

Покинув "Bethesda North", детектив Гебель направился к Джеффу Фримену обсудить приговор Данте за угрозы при отягчающих обстоятельствах. Фримен подробно описал фактическое преступление, настаивая на том, что никогда не доверял Данте и подозревал, что она по-прежнему носит в сумочке оружие. Он подробно рассказал о телефонном звонке, который получил от Дэррила Суториуса всего за несколько недель до его смерти, а также упомянул, что недавно получил 2 телефонных сообщения от Данте.

Она звонила поблагодарить его за то, что он не давал никаких комментариев новостям, а также сообщить, что хочет сказать ему что-то важное. Фримен ей не перезвонил.

Следующей была Лиза Джонсон. Её вызвали в участок Симмз, и она казалась напуганной и крайне расстроенной. Дилберт и Весслер опросили Лизу. Та рассказала о своей помолвке с Дэррилом и их трудном расставании. Она упомянула телефонный звонок, который сделала в отель "Фонтенбло" в Майами, когда впервые поняла, что хирург близок с Данте. Первоначально предполагалось, что в эту поездку отправится Лиза; это было из-за медицинской конференции, в которой участвовал Суториус. Лиза объяснила, что Дэррил попросил её позвонить ему, но когда она позвонила, трубку сняла Данте.

В тот день, по словам Лизы, они с Данте поругались по телефону. Затем, несколько недель спустя, Данте начала преследовать её. Лиза рассказала полиции, что Данте звонила и играл одну или две ноты на пианино, а затем просто вешала трубку.

В конце концов Данте позвонила и сказала, что знает цвет машины Лизы и имена её детей. Она угрожала выкрасть детей, пока Лиза на работе, и Лиза нервничала настолько, что включила громкую связь, чтобы секретарша услышала угрозы Данте. Лиза подала официальную жалобу в полицию Блу-Эш и передала детективу Дилберту отчёт о телефонных угрозах.

Когда детективы Хинрихс и Гебель допрашивали Дэвида Бриттеона, он описал, как его бывшая жена "размахивала пистолетом". Бриттеон утверждал, что Данте думала, что пистолет заряжен, когда подняла его и направила на него. Перед расторжением брака, как он объяснил властям, Данте украл у него пистолет 22-го калибра. Он сказал Гебелю, что в настоящее время она обвиняется в неуважении к суду за то, что не вернула его вещи.

— Вы видели это оружие с тех пор, как расстались? — спросил Гебель.

— Нет, вы мне его только что показали, — сказал Бриттеон.

— Хорошо. А оружие, которое мы вам показали, было вашим?

— Да.

— Как вы определили, что оно ваше?

— У меня был "Браунинг". И, более конкретно, у меня на нём было специальное крепление для оптического прицела.

— То есть вы утверждаете, что это ваш пистолет?

— Да.

— Вы разговаривали с ней когда-нибудь с тех пор, как расстались?

— Да, она позвонила мне вчера днём, это было двадцатое число.

— И о чём вы говорили?

— Она сказала, что у неё муж умер. Её голос звучал очень расстроенно, истерично. Она сказала, что не хочет говорить об этом. Она просила меня рассказать о поездке в Англию. В основном она хотела поговорить о других вещах.

— Это, должно быть, было во вторник, двадцатого? Вчера?

— Да.

— А вы с ней сегодня разговаривали?

— Да, она звонила сегодня и спрашивала, рассказал ли я журналистам о её угрозах убить меня после развода. Она говорила об обвинении в употреблении кокаина или что-то в этом роде. Она хотела знать, помню ли я маленькую коробочку, которая была у неё давным-давно. Якобы в коробочке был кокаин, но я ничего о ней не помнил. А потом я спросил её… спросил её, не... Не помню, как я это сформулировал, но, по-моему, я спросил её, не она ли убила того доктора, и она ответила: "Ну, у меня, может, и дурной характер, но не настолько. Я бы такого не сделала". Не помню, что конкретно она сказала.

— Пока вы были с ней в браке, она когда-нибудь угрожала убить вас?

— Устно — да, много раз. Насколько серьёзны были её угрозы, я не знаю.

— Вы восприняли инцидент с огнестрельным оружием как серьёзную угрозу?

— О, да. Если бы пистолет был заряжен, она бы точно выстрелила в меня.

75

Пока Делла сидела дома и вырезала из газет статьи об убитой ранее на этой неделе миссис Айран Алави, 82-летней соседке, полицейские следователи слушали невероятные истории от двух её бывших любовников.

Сид Дэвис начал рассказывать, как Делла полностью разгромила его квартиру, но детектив Хинрихс спросил его о горящей кровати — Ольга неоднократно упоминала об этом.

Когда Сид описывал керосиновую лампу, которую Делла однажды принесла для "создания атмосферы", детектив слушал, не веря своим ушам. Сид рассказал, как проснулся на объятом пламенем матрасе, уверенный, что сгорел бы, если бы в то время принимал какие-либо другие наркотики.

— Вы получили какие-либо травмы? — наконец спросил Хинрихс.

— Нет, только щёки покраснели.

— Ясно. Вы расспрашивали её об этих инцидентах: когда она пыталась сжечь вас в постели, и когда в вашу квартиру вломились?

— Да!

— И она фактически призналась, что это её рук дело?

— Да.

— Вы уверены? – переспросил детектив.

— Да. Конечно, она не сказала прямо: "На этот раз я тебя достала", — но дала понять, что да, это действительно сделала она.

Сид рассказал Хинрихсу, как Делла вытащила огромный нож, и описал её показания, из-за которых он чуть не проиграл судебный процесс против железной дороги, утверждая, что кокаин, найденный в его машине, ему не принадлежал, что она подбросила его туда. Последний раз они общались через её брата Скотта, который позвонил ему и попросил дать показания от его имени, когда Делла ложно пыталась привлечь его к суду. Но Сид отказался; он больше не хотел встречаться с ней лицом к лицу.

Если дело Суториуса дойдёт до суда, Сид надеялся, что его не вызовут в качестве свидетеля.

В тот же день, когда Брайан Пауэлл разговаривал с сержантом Томом Боингом, описывая Данте как безумно ревнивую, он упомянул о вечере, когда она появилась, пахнущая "дымом от костра". В тот вечер из-за неё он проторчал в центре города, а на следующее утро, вернувшись домой, обнаружил, что его дом сгорел дотла.

— Было ли установлено, что пожар был поджогом? — спросил сержант.

— Да, так и было. Это был поджог, — сказал ему Пауэлл. — Начальник пожарной охраны штата сказал, что, похоже, это сделала женщина, потому что, если это был мужчина, они обычно поджигают машину или что-то другое, но не одежду. Плюс страховая компания подтвердила, что это был поджог. А ещё окна кто-то завесил простынями, чтобы люди не видели пожар.

— Правильно ли я вас понял? Однажды вечером вы сказали ей, что хотите разорвать отношения. И она уговорила вас встретиться в последний раз?

— Всё верно.

— И она появляется с опозданием на пару часов? — повторил Боинг.

— Правильно.

— И она пахла...

— Дымом.

25 февраля, за 2 дня до того, как Деллу арестовали за убийство при отягчающих обстоятельствах, детектив Деннис Гебель связался с Донной Холл в Калифорнии. Он записал на плёнку разговор, во время которого Донна процитировала слова Деллы: "Умереть может каждый". Донна назвала сестру убийцей, заявив, что Делла убила множество мужчин.

— Она действительно напугала меня, потому что смеялась так, как смеются в фильмах, когда полностью теряют контроль, — сказала Донна детективу. — Она упала на пол и так хохотала. Я помню только какие-то слова о толстом мужчине, который был таким толстым, а она просто продолжала колоть его. Я не знаю, сказала ли она "колоть", кажется, она говорила "втыкать". И она руками показывала мне.

— Хорошо, и что же она вам об этом рассказала? — спросил детектив, пытаясь выпытать у Донны какие-то факты.

— Именно тогда она сказала мне: "Любой может умереть", и ещё она сказала что-то вроде: "Если тебе интересно, я такое проделывала три раза, почти четыре".

— Она сказала вам, что убила кого-то и может что-то подобное сделать с вами?

— Что-то в этом роде. Или с моими детьми. Мне кажется, это была угроза в отношении моих детей.

Донна описала сестру как "неспособную любить", рассказала о том времени, когда Делла пыталась задушить одного из её детей. В тот день Донне позвонил на работу её 11-летний сын и попросил вернуться домой, потому что тётя Делла пыталась с ним "что-то сделать". Когда Донна приехала, она не смогла вытянуть из сына ничего конкретного, но мальчик был явно напуган. Вскоре после этого Делла переехала к Терри Армстронгу.

— Если она ревнует, — сообщила Донна, — как она сама мне сказала, то не очень хорошо переносит отказы.

— Хм-м-м…

— Знаете, что не даёт мне покоя? Я пытаюсь понять: что такого было в четвёртом, почему четвёртый сбежал? Никак не могу понять.

— Вы говорите о её четвёртом муже? — переспросил Гебель.

— Нет, четвёртый, которого она пыталась убить.

— Вы о ком?

— Когда она внезапно уехала из Лос-Анджелеса, то оказалась, по-моему, в Лагуна-Бич. В то время я видела, что с ней происходит что-то странное. Я не знала, что именно. Наверное, я просто выбросила из головы убийства, о которых она мне рассказывала.

— Ну, похоже, она испортила жизнь многим людям, — сказал детектив, пытаясь подвести итог разговору.

По большей части Гебель просто слушал. Выслушав обвинения Донны, он сделал пометку обратиться в полицию Лос-Анджелеса. Тем не менее, казалось очевидным, что Донна преувеличивала "подвиги" сестры. Не было никаких имён, связанных с этими предполагаемыми жертвами убийства, никаких дат, вообще никаких конкретных улик, и фактически, когда проводили обыск, у Деллы не было судимости в Калифорнии.

Прежде чем Гебель закончил разговор, он дал Донне номер своего рабочего телефона и попросил её позвонить ему, если у неё появится какая-либо дополнительная информация. Он вежливо пытался повесить трубку, когда Донна выпалила, что у неё убили мужа. Его звали Митчелл Макдауэлл, и его убийцу так и не нашли.

Донна намекала, что в этом могла быть замешана Делла.

21 марта 1996 года Билл Смит, детектив полиции Лос-Анджелеса, связался с детективом Катчем из полицейского управления Сан-Бернардино. Катч подтвердил, что Деллу никогда не подозревали в убийстве бывшего мужа Донны Холл.

По мере опроса сержант Том Боинг, который за свою карьеру руководил расследованиями более чем 500 смертей, понял, что никогда не видел ничего подобного. И всё же, как руководителя расследования смерти Суториуса, его волновало только одно: что покажет отчёт коронера. 19 февраля 1996 года Делла Данте Суториус дала показания. Допрос длился шесть с половиной часов, но много вопросов остались без ответов.

— Полицейским пришлось уговорить её пусть их в свой дом, — рассказывает Боинг, — а затем при первой же возможности она убежала в подвал и чудесным образом нашла труп, который там лежал, и мне это казалось подозрительным. Когда смотришь на вещественные улики, на следы крови, на место, где нашли пистолет... всё это непохоже на самоубийство.

76

Первым делом Том Лонгано повесил фотографии Деллы на обратной стороне двери своего офиса.

Поскольку дело превращалось в цирк для СМИ, ему ни в коем случае нельзя было отвлекаться, и фотка с её невинной позой всякий раз, когда он вешал пальто, придавала ему ещё больше решимости победить. Конечно, дело основывалось исключительно на косвенных уликах, но оно было одним из самых необычных дел об убийстве, которые Лонгано когда-либо рассматривал за свои 23 года работы прокурором.

— Буду говорить честно: мне кажется, что у неё раздвоение личности, — размышляет прокурор. — Она, вероятно, убеждена, что подвергалась жестокому обращению в детстве. Но когда мы поговорили с её родственниками или с кем-то, кто знал её раньше, они сказали, что ничего такого не было.

По тактическим соображениям Скотт Кросвелл решил не подавать заявление о невиновности по причине невменяемости. Если бы он это сделал, Деллу обследовали бы психиатры и психологи, и их отчёты передали бы в прокуратуру. Вообще говоря, такого рода действия обычно идут на пользу только обвинению.

При списке свидетелей, насчитывающем более 150 человек, прокурору округа Гамильтон Джозефу Т. Детерсу нужны были лучшие люди для работы. Он поручил двум своим ведущим прокурорам по уголовным делам, Джерри Кункелю и Стиву Толберту, работать под началом Лонгано, и они втроём разработали стратегию, стараясь сделать её как можно более простой. Они разделили свидетелей на группы и день и ночь опрашивали их. Каждый в итоге слышал такое, от чего у них загибались ногти.

Брайан Пауэлл, например, рассказал Лонгано о том, как нашёл бумажник другого мужчины в хранилище Деллы. Пауэлл потом поговорил с этим парнем и узнал, что Делла встретила его в Дейтона-Бич, последовала за ним в мотель и, пока он был в душе, запрыгнула в машину со всеми его вещами и скрылась. Мужчина был практически слепым без очков, и ему пришлось на ощупь набрать "0" для вызова оператора мотеля, чтобы срочно позвонить матери.

Это была одна из многих историй о Делле, которые, казалось, множились день ото дня.

— В подобных случаях есть тенденция внимательно относиться ко всему, — объясняет Лонгано. – Но в конечном итоге всё погружается в туман, и вы только мутите воду. У нас был выбор: мы могли бы привлечь её к ответственности за все плохие поступки, которые она когда-либо совершала, и судить её по её репутации вместе с фактами дела, либо мы могли бы судить её так, как мы сделали.

Прокуроры решили, что не нужно изображать Деллу вселенской злодейкой; они подумали, что с этим у присяжных могут возникнуть проблемы. Они фактически выбросили предыдущие плохие поступки Деллы в окно и не привлекли к суду никаких парней или мужей, кроме Дэвида Бриттеона. Лонгано подумал, что это может иметь неприятные последствия, если они начнут разбрасываться грязью, и коллеги-консультанты с ним согласились.

— Видите ли, у Деллы не хватило здравого смысла, — размышлял Толберт. – То есть, Делла могла бы разыгрывать эту сцену очень долго. У неё всё получалось. Она вышла замуж за парня, который получал приличный доход с хорошими долгосрочными финансовыми перспективами. Ирония в том, что она говорит людям, что он властный и отвратительный, и она не хочет иметь с ним ничего общего, но он выходит из дома на 10 минут, а она потом набрасывается на него с расспросами, как Шерлок Холмс.

С нетерпением ожидали прибытия Ольги Мелло и Донны Холл. У двух женщин были подтверждённые авиабилеты на 29 мая 1996 года. В тот же день они должны были встретиться в вестибюле отеля "Омни" и обсудить, какого рода вопросов им ожидать на свидетельской трибуне. К тому времени, когда приблизилась дата, суд над Деллой шёл полным ходом, вступительные заявления начались 20 мая, всего через 3 месяца после смерти хирурга.

В зале суда прокуроры обнаружили, что Скотт Кросвелл прибег к совершенно новой тактике. Многие наблюдатели потом говорили, что он перегнул палку.

Возможно. Но почти всё, что он рассказал, было приемлемо в суде.

77

— Хотя присяжные не должны проявлять сочувствия при вынесении вердиктов, жертва всё равно будет живым, дышащим человеком с друзьями и семьёй, — признаётся прокурор Кункель. – И вот перед нами семья Суториусов, и никто из них, кроме Деборы, уже несколько месяцев не общался с отцом.

В своём вступительном слове Лонгано вкратце изложил присяжным суть дела. Он зачитал обвинительное заключение, объясняющее пункт 1 "убийство при отягчающих обстоятельствах", что означало, что Делла Данте Суториус умышленно причинила смерть мужу; и пункт 2 "хранение наркотиков", связанный с небольшим количеством кокаина, обнаруженного в вещах Деллы — вещества, входящего в "Список 2 запрещённых веществ".

Он описал Дэррила Суториуса как успешного 55-летнего сосудистого хирурга, зарабатывающего более 300 тыс. долларов в год, перфекциониста, с которым было трудно работать, но при этом уважаемого человека, который усердно трудился, чтобы прокормить жену и детей.

Затем он рассказал о Делле, 45-летней женщине, которая была практически на мели, когда вышла замуж за Дэррила, своего пятого мужа. Она познакомилась с доктором через службу знакомств, а перед свадьбой Дэррил попытался составить брачный контракт, но Делла отказалась его подписывать. Он упомянул пенсионные активы доктора, которые, когда он женился на Делле, составляла миллион долларов, и объяснил, что уже после свадьбы Дэррил составил соглашение, в котором указал точную сумму денег и попросил Деллу отказаться от своих супружеских прав на указанные деньги в обмен на выплату 10 тыс. долларов.

Но Делла отказалась подписать соглашение.

Том Лонгано перешёл к марту 1995 года, когда Делла и Дэррил переехали в дом на Симмз-ридж, который присяжные осмотрели за день до начала судебного процесса. Прокурор утверждал, что их медовый месяц закончился в ту минуту, когда пара вступила во владение этим местом, а Делла поселилась в отдельной комнате наверху.

Лонгано указал на закономерности, которые характеризовали брак Суториуса в течение следующих 11 месяцев: Делла была возмутительно ревнива, рылась в его почте в офисе и в его вещах дома; тем временем Дэррилу не разрешалось общаться с детьми, коллегами и друзьями.

Когда Лонгано говорил, он умело подавал невербальные сигналы. В нём было что-то от крутого Супермена, что многие женщины сочли бы сексуальным, а его густая шевелюра, гладкие тёмные костюмы и пронзительные стальные глаза никого не оставляли равнодушным. Совершенно спокойным тоном он описал ожесточённые ссоры, которые начали разгораться по поводу расходов Дэррила на свадьбу его дочери. Деллу описали, как коварную, лживую мегеру, полную противоположность той леди, которую присяжные видели перед собой — женщину, сидящую, сложив руки на изящной юбке от Лауры Эшли.

Делла в суде

Лонгано перешёл к ноябрю-декабрю 1995 года и рассказал присяжным, как врач признался дочери, что жена может избить и ранить его. В январе 1996 года Дэррил обратился за услугами психиатра, доктора Луиса Шпица, и признался в присутствии Деллы, что после первого развода подумывал о самоубийстве. Затем они отправились к психологу Мириам Варшауэр, после чего Дэррил позвонил дочери и наедине выразил озабоченность по поводу собственной безопасности словами, что боится собственную жену.

— Делла прервала эти сеансы у психологов, — прогремел прокурор, — потому что у Мириам сложилось о ней то же мнение, что и у доктора Шпица. Делла проявляла гнев по отношению к доктору.

Лонгано описывал, как атмосфера в семье Суториусов становилась всё хуже. В конце концов хирург обратился к адвокату Гаю Хильду за советом. Он беспокоился за сохранность своего дома, но принял решение оформить документы на развод. 24 января Дэррил сдал полиции пистолет 22-го калибра. Он сказал капралу Хуберу, что жена угрожала ему, и запросил временный запретительный судебный приказ, чтобы помешать Делле совершать какие-либо физические нападения.

Документы о разводе должны были подписать в понедельник, 19 февраля 1996 года. Но в тот день доктора Дэррила Суториуса нашли мёртвым. Когда Лонгано описал хорошо продуманный план Деллы совершить убийство, сославшись на улики судебной экспертизы, которые подтверждали его выводы, присяжные ловили каждое его слово. Он пообещал представить доказательства мотива, цели, сказав присяжным, что Делла вышла замуж не по любви, а из-за денег. И хотя смерть Дэррила Суториуса считали самоубийством, она могла получить около миллиона долларов.

Вступительное слово Скотта Кросвелла длилось всего около 10 минут. Он поднял вопрос о разумных сомнениях, назвав Дэррила "склонным к самоубийству", "алкоголиком", "импотентом" и "страдающим депрессией". Будучи из тех адвокатов, кто пойдет на всё, чтобы доказать свою правоту, Кросвелл однажды принёс в зал суда топор и размахивал им перед присяжными по громкому делу Джека Хеннесси, который убил и изувечил жену. Кросвелл спас его, доказав, что это была самооборона.

Теперь, перед присяжными на процессе Суториуса, он без конца разыгрывал деревенщину. Его протяжный выговор, как в штате Огайо, был на высоте, а манеры были дружелюбными, но в то же время самоуверенными.

Он блестяще умел выставлять себя сторонним наблюдателем.

— У меня есть возможность рассказать вам, что, по моему мнению, покажут улики, — сказал Кросвелл, подходя вплотную к присяжным, — и я должен быть с вами абсолютно откровенен. Я не знаю, что покажут улики.

Кросвелл жаловался, что, поскольку почти никто из свидетелей не согласился с ним побеседовать, он оказался в крайне невыгодном положении, защищая Деллу. Адвокат защиты понятия не имел, какие показания собираются дать свидетели-эксперты от имени обвинения.

— Моя клиентка утверждает, что она невиновна, — напевал Кросвелл, — Она абсолютно не замешана в смерти мужа. Вы слышали, как обвинение в течение последних двух дней мусолило версию о самоубийстве, — продолжил он. — Должен сказать вам, что не знаю, самоубийство ли это. Не знаю, смогу ли доказать вам, что это так. Предполагаю, что обвинение тоже не сможет доказать, что это не так.

78

Когда Дэвид Бриттеон стоял перед залом суда и произносил по буквам свое имя для прокурора Стива Толберта, можно было услышать, как упала булавка.

Он был высоким, ростом 185 см, с густыми тёмными волосами и идеальной улыбкой, и Делла не могла отвести от него глаз, хотя Дэвид едва смотрел в её сторону. Мягкие манеры Толберта, казалось, помогли свидетелю справиться с волнением, и Дэвид опознал Деллу, которая сидела за столом защиты в костюме с цветочным принтом.

Он показал, что когда он женился на ней, её активы составляли не более 1500 долларов, что когда их развод был завершен в январе 1995 года, ему было приказано продолжать выплачивать Делле супружескую поддержку в размере 1200 долларов в месяц. Однако его выплаты прекратились, когда в марте того же года она вышла замуж за Дэррила.

Дэвид осмотрел экспонат № 1, револьвер 22-го калибра, и рассказал о том, как Делла пыталась ударить его пистолетом по голове. Когда позвонили в 911 и ему не разрешили заходить в свою квартиру, он объяснил присяжным, что Делла украла его Браунинг 22 калибра. С тех пор ему так и не удалось вернуть его.

Толберт спросил его о разговоре, который состоялся между ним и Деллой 21 февраля 1996 года, и Дэвид описал её как расстроенную. Она позвонила и сообщила, что её муж умер, а затем перезвонила на следующий день, попросив его не общаться с журналистами. Прежде чем закончить непосредственный допрос, Толберт установил, что Кросвелл и его команда никогда не связывались с Дэвидом.

Следующим свидетелем была Карла Магавени, сестра Деллы, привлекательная темноволосая женщина на 15 лет моложе неё. Она рассказала суду, что в 1994 году деньги Деллы были на исходе. Очевидно, у Деллы не было никаких навыков для работы, она жаловалась на боль в спине и была "немного обеспокоена".

— Она не знала, откуда взять денег, — свидетельствовала она, выглядя крайне недовольной своей сестрой.

Карла рассказывала о мужчинах, с которыми Делла встречалась в то время, утверждая, что ни одного из них не любила, что Делла согласилась выйти замуж за Дэррила только после того, как тот купил ей "Lexus". Отвечая на тщательно продуманные вопросы Толберта и его мягкие манеры, Карла описала образ жизни Деллы с доктором, отметив, что Делла никогда раньше не жила в такой роскоши. Она рассказала присяжным, как у Деллы внезапно появился дорогой антиквариат, куча меховых шуб, она стала отдыхать в экзотических курортах.

— Вы помните её слова о том, каким было бы её финансовое положение, если бы что-то случилось с доктором Суториусом? – подсказывал Толберт. — Что произошло бы, если бы он покинул планету?

— Она сказала, что заполучит миллион долларов, если его не станет, и я подумала, что это шутка. Я спросила: "У него есть полис на миллион долларов?" — а она ответила: "Мне придётся поделиться им с его детьми".

— Делла как-нибудь комментировала вашу личную или супружескую жизнь?

— Ну, она не говорила этого прямо, но определённо намекала, что я вышла замуж за работягу, а это ниже её достоинства.

Позже, на перекрёстном допросе, Кросвелл попытался опровергнуть показания Карлы, третируя её память и пытаясь её запутать.

— Вас удивило бы, если бы вы узнали, что она не является бенефициаром полиса страхования жизни на миллион долларов? – спросил он.

— Мне бы это показалось странным.

— Странным. Я рассказываю вам, что вы делаете для меня. Если вы найдете полис страхования жизни на миллион долларов, бенефициаром которого она является, принесите его нам, хорошо?

Позже в тот же день Мелвин Мармер, агент Дэррила по недвижимости, заявил суду, что встречался с Дэррилом всего за 10 дней до того, как доктор повторно женился. Они встретились, чтобы обсудить, как при соблюдении законов штата Огайо сохранить его пенсионные выплаты, поскольку Делла не подписывала брачный контракт. Они придумали альтернативный план, и Мармер представил соответствующий документ. Это было письмо, предписывающее Делле отказаться от своих прав на его пенсионные выплаты.

— Тогда позвольте мне перефразировать вопрос, — уточнил Лонгано. — Если бы Делла Суториус вышла замуж за Дэррила и не подписала этот отказ, в случае его смерти она получила бы средства от пенсионного плана?

— Да, — подтвердил Мармер.

Когда настала очередь Кросвелла задавать вопросы, адвокат защиты упомянул, что Делла получила образование всего в восемь классов, что она не очень хорошо разбирается в пенсионном законодательстве. Он заставил Мармера признать, что реальными бенефициарами были дети Суториуса, хотя Мармер поспешил указать, что после смерти доктора новый закон позволяет пережившему супругу получать все пособия, независимо от названных бенефициаров.

Для суда Мармер зачитал полисы страхования жизни доктора: полис на 1 миллион долларов – в пользу детей; полис на 600 тыс. долларов – в пользу первой жены Джанет; и полис на 200 тыс. долларов без имени получателя, что означало, что деньги перейдут его нынешней супруге. Мармер засвидетельствовал, что на момент смерти Суториуса в пенсионном плане фактически было всего 650 тыс. долларов. Таким образом, Делла должна была получить в общей сложности 850 тыс. долларов.

— Это может означать, что помимо расследовании убийства, мы также расследуем дело о 850 тыс. долларов? – мурлыкал Кросвелл. — Другими словами, если её признают невиновной, мы не только отпразднуем, что её признали невиновной, но и получаем 850 тыс. долларов, а дети их не получают. Это верно?

Гипотетически, конечно, это было верно. Но незадолго до начала судебного процесса Делла уже заключила сделку с детьми Суториуса о выплате 229 тыс. долларов, утратив все свои права на любое другое дополнительное имущество Дэррила, независимо от исхода судебного процесса. Когда в суде выяснилось, что ей необходимо мировое соглашение, потому что она неимущая и не может оплатить судебные издержки, Кросвелл спросил: почему дети Суториуса согласились выделить ей такую сумму? Зачем им соглашаться с ней?

— Я могу только предположить, что вы, мистер Мармер, как и Суториусы, осознавали возможность того, что доктор Суториус мог покончить с собой, — сказал адвокат защиты. — Зачем ещё вам платить 230 тыс. долларов, если вы не верите, что это возможно?

79

После торопливых перекрёстных допросов в суде возобладало мнение, что Скотт Кросвелл высказал столько сомнений относительно позиции обвинения, что присяжные признают подсудимую невиновной. Пока Делла спокойно сидела в своей элегантной дизайнерской одежде, а её адвокат делал всё возможное, чтобы подорвать авторитет и дискредитировать доктора, закладывалась основа для оправдательного приговора.

В течение первых нескольких дней процесса судья Ричард Нейхаус и присяжные слышали о деньгах и тщеславии, о потребности Деллы в контроле. Но этого было недостаточно, чтобы заставить их поверить, что она застрелила мужа, пока тот спал на диване, что она была достаточно умна и расчётлива, чтобы инсценировать самоубийство. Она была чопорной женой врача, и Кросвелл пользовался любой возможностью, чтобы вызвать к ней сочувствие, создать впечатление, что она жила с маньяком-самоубийцей. Однако, пока продолжался судебный процесс, телеканал "Court TV", транслирующий дело Суториуса в прямом эфире, рыскал по округе в поисках бывших мужей и членов семьи для интервью. Местные СМИ широко освещали Деллу как "маленькую женщину с большим прошлым".

— Защита считает, что у покойного были мысли о самоубийстве и он рассматривал возможность свести счёты с жизнью, — сказал Кросвелл уже подогретой толпе СМИ, но никто в прессе, похоже, ему не поверил.

По мере того как от Гранта Бассетта и Дэвида Бриттеона поступали обрывки каких-то страшилок, становилось очевидно, что Делла не была такой уж белой и пушистой. Делле нравилось пожирать мужчин, забирая всё, что она могла получить, путём шантажа и домогательств.

Присяжным рекомендовали не слушать новостные выпуски, но тем не менее Кросвелл и так прекрасно справлялся с работой. Он знал, что присяжные скоро услышат об угрозах Деллы и о её поведении. Тем не менее ему достаточно было убедить одного из них, что доказательства неубедительны. Поскольку все улики были косвенные, он был уверен, что у прокуратуры нет реальных доказательств. И как бы сильно они ни могли подмочить ей репутацию, это бы не означало, что её признают виновной в убийстве.

— Не делайте ей поблажек из жалости, — сказал Кросвелл присяжным. – Нам здесь не нужны поблажки. Но не наказывайте её за то, что она вам не нравится... И я сильно сомневаюсь, что, когда суд закончится, она вам будет нравиться.

Дебора Суториус выступила свидетелем, одетая в бежевый льняной костюм. Она почтительно наклонилась к присяжным, не разрешив камерам снимать себя для судебного телевидения, и тихо заговорила в микрофон. В день, когда она давала показания, ей исполнилось 26 лет; она считала подарком возможность рассказать правду о Данте, чтобы кто-то выслушал её, не подумав, что она преувеличивает. Она рассказала присяжным, что в настоящее время учится в Университете Ксавье, получает степень магистра биологии, планирует стать учителем биологии. Она казалась воплощением американской красоты. Её хорошо воспитали; она хорошо держалась.

Она рассказала о том, как работала у отца, вела делопроизводство и убирала комнаты ожидания в офисе, объяснив, что он платил ей 200 долларов в месяц, чтобы помочь пройти обучение в колледже. Она говорила о невесте — женщине, настоящее имя которой было Делла, — и описала их первый ужин в "Olive Garden", где узнала, что отец и Делла собираются пожениться. Высокая, стройная и сногсшибательная молодая девушка с прекрасным лицом, Дебора была единственной, которому поручили свидетельствовать от имени семьи. Она говорила уверенным, несколько надменным тоном, упомянув, что Делла показалась ей немного холодной, однако Дебора согласилась помочь ей и отцу переехать в новый дом на Симмз-ридж. Когда её спросили, она подтвердила, что Делла поселилась в спальне наверху, но в то время Дебора не обратила на это внимание. Она не думала о динамике их отношений, потому что была слишком сосредоточена на отце. С того момента, как в кадре появилась Делла, Деборе не разрешалось проводить с ним "время наедине".

— Я обо всём говорила с отцом, — сказала она, быстро вытирая слёзы.

— Не торопитесь, Дебора, не волнуйтесь, — сказал Толберт спокойным, отеческим тоном.

— Ей всегда нужно было быть рядом, и это меня раздражало, потому что мои личные дела её не касаются.

Дебора рассказала Толберту о своей помолвке и описала, как был счастлив отец, как он похлопал её по плечу, воодушевлённый этой новостью. По её словам, ей не хотелось пышной свадьбы. Да и вообще не имело значения, о чём она просила, потому что Делла тут же вмешалась и сказала ей, что она всего лишь официантка и не может позволить себе никакого торжества.

Вскоре после этого Делла начала подслушивать её телефонные разговоры с Дэррилом, и Дебора описала несколько таких прерванных звонков. За пару дней до Рождества Деборе надоели угрозы Деллы, поэтому она позвонила и обругала её. Дебора сказала, что дело в принципе: ей не хотелось, чтобы Делла помыкала отцом.

Толберт протянул ей стенограмму с автоответчика, в которой она опознала слова, произнесённые отцом в последние дни жизни. Вещественную улику приобщили к делу — в порядке исключения из правила о передаче слухов, запись была допущена — и весь зал суда слушал голос Дэррила: "Не звоните Данте, не говорите с Данте, — умолял его плачущий голос. — Дебора, я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова поговорить с тобой. Пожалуйста, Дебора, ты просто не понимаешь.... Я не знаю, переживу ли я это".

80

В отсутствие отпечатков пальцев на пистолете и каких-либо свидетелей первые несколько дней дачи показаний обвинению не казались особенно опасными. Однако поворотный момент наступил в тот день, когда дала показания Мириам Варшауэр.

Клинический социальный работник рассказала о телефонных звонках Дэррила после их сеанса 11 января: он казался очень напуганным. Он описал ссору с женой, в ходе которой она полностью вышла из-под контроля.

— Он сказал, что она угрожала разрушить его карьеру, — свидетельствовала Варшауэр, — подать на него заявление в налоговое управление, рассказать о его неряшливости, солгать врачам, с которыми он знаком — и он окажется на грани разорения.

— Он выражал опасения за свою жизнь? — спросил Кункель, широко раскрыв глаза и нахмурив брови.

— Да. Он сказал, что очень боится, что она убьёт его.

— Вы дали ему какой-нибудь совет?

— Я посоветовала ему как можно скорее обратиться к адвокату.

В заключении своих показаний Варшауэр описала, как Дэррил нашёл пистолет за запертой дверью Деллы, его панические телефонные звонки и сведения, полученные Дэррилом от матери Деллы, включая тот факт, что Делла якобы наняла кого-то для поджога дома. Члены жюри, казалось, увидели вещи в другом свете. Когда Варшауэра показала, что больше всего Дэррил боялся, что Делла убьёт его во сне, присяжные обратили на это пристальное внимание. Трудно было представить, что маленькая женщина в розовом платье на такое способна, но социальный работник охарактеризовала её как действительно опасного персонажа, как одну из самых опасных пациенток, с которыми она сталкивалась более чем за 20 лет.

Когда Кросвелл начал перекрёстный допрос, он, казалось, сдерживал улыбку. Казалось, он ставил под сомнение профессионализм Варшауэр, выставляя её придирой по мелочам. Следует отметить, что она не была врачом, работающим с пациентами, она была всего лишь консультантом, социальным работником, которой платили за то, чтобы она утешала других и "держала их за руку", предположил он.

— Как считаете, в Америке есть эксперты, — улыбнулся он, — которые знают о самоубийствах больше вас?

— Вероятно.

— И, конечно, вам известно, покончил ли доктор Суториус с собой или нет?

— С учётом имеющихся у меня сведений и моих наблюдений, я бы сказала, что он не был склонен к самоубийству.

Консультанту удалось повернуть перекрестный допрос Кросвелла вспять, указав, что Дэррил Суториус строил планы на будущее — она заявила, что склонные к самоубийству обычно таких планов не строят. Хотя её ответ вычеркнули из протокола, присяжные услышали его, и им оставалось только задуматься над её словами.

Сестра Дэррила, Карлин Шульц, также свидетельствовала о здоровом расположении духа Дэррила. Она утверждала, что, когда брат приехал в гости на уик-энд Суперкубка, он выглядел лучше, чем она видела его за долгое время. По словам Карлин, Дэррил был одет в новую одежду, очень оптимистичен и, казалось, радовался свадьбе Дебби. Они провели чудесный вечер, и в перерыве между футбольными четвертьфиналами Дэррил даже заговорил о новом розовом саде, который собирался посадить.

Присяжным стало известно, что вскоре после уик-энда Суперкубка Делла пришла в банк PNC на Монтгомери-роуд. В записях указано, что 7 февраля она закрыла два депозитных сертификата, каждый стоимостью около 1000 долларов. Управляющий отделением банка показал, что Делла казалась расстроенной, что, по её словам, у них с мужем семейные проблемы, и не хотела, чтобы он получал "её деньги". В то время менеджер упомянул, что с текущего счёта Деллы сняли больше денег, чем на нём лежало, и она ответила: "Этот жирный сукин сын должен был внести 500 долларов". Едва Лонгано выудил неприятный комментарий Деллы от молодого менеджера, сколько бы потом Кросвелл ни пытался поставить молодого человека в тупик, слова Деллы уже нельзя было стереть из памяти.

Когда Мэриан Маккосланд, сотрудница оружейного магазина "Target World", позже выступила перед присяжными, чтобы заявить, что Делла Суториус была "выгодным клиентом", заговор с убийством начал разворачиваться по-настоящему. Делла потратила добрых полчаса на тестирование оружия, получив довольно обширные знания о том, что у них есть в наличии из револьверов. Прежде чем она выбрала курносый револьвер "Смит и Вессон", подержанный пистолет, который шёл в комплекте с двумя кобурами, сотрудник "Target World" предложил вместо него электрошокер, подумав, что это может быть лучше. Но Деллу это нисколько не интересовало.

Делла "сделала несколько сухих выстрелов" из пистолета, дважды проверив спусковой крючок, а затем заплатила 100 долларов, заполнила бумаги, положенные по закону Брейди[29], и должна была забрать пистолет через 10 дней, 17 февраля, после чего получить бесплатный час на стрельбу в тире и возможность взять урок стрельбы.

Она взяла со стойки желтую квитанцию и небрежно упомянула, чтобы ей не звонили домой, объяснив, что мужу не нравится наличие в доме оружия.

Клерк заметила, что дата на обновлённых водительских правах Деллы совпала с тем самым днём, когда она заказывала пистолет, но, согласно её показаниям, это не было чем-то необычным. Сотрудница "Target World" не стала расспрашивать Деллу об этом.

81

— Она вам говорила, стреляла ли раньше из пистолета? — спросил Лонгано Роба Робертсона, инструктора по стрельбе из магазина "Target World".

Зал суда был переполнен, и это были последние показания перед перерывом на обед в тот день. Робертсон только что закончил описывать предварительные инструкции по стрельбе, которые он дал Делле 17 февраля 1996 года, рассказав миссис Суториус о технике безопасности, настройке прицела и основах меткой стрельбы из огнестрельного оружия.

— C миссис Суториус, — объяснил Робертсон, — мы перешли к оружию, которое она приобрела ранее, — "Смиту и Вессону" 38-го калибра.

— Как она справлялась с моделью, которую вы назвали? — спросил Лонгано, глядя на Деллу, которая быстро отвернулась от его пронизывающего взгляда.

— Я бы сказал, чрезвычайно хорошо, особенно для того, кто раньше не стрелял из оружия.

— И по каким мишеням вы стреляли?

— Стандартная полицейская мишень с силуэтом. На ней изображен чёрный силуэт с кольцами для подсчета очков.

— А как она стреляла в цель из пистолета 38-го калибра?

— По-моему, у неё всё получалось превосходно.

Робертсон опознал пистолет, который Делла использовала на тренировке, как тот самый, который ему показали в суде — найденный на месте смерти доктора Суториуса.

После обеда, на дневном заседании напряжённого судебного дня, доктор Луис Шпиц выступил в качестве свидетеля, описав свою первую встречу с мистером и миссис Суториус как очень тревожную. Ещё в январе того же года он узнал, что Делла проявляла излишнее любопытство — рылась в личных бумагах доктора и кое-что спрятала, среди них письмо от Мела Мармера с подробным описанием финансового положения Дэррила. Он также узнал, что Дэррил подумывал о самоубийстве во время распада своего первого брака, и Скотт Кросвелл не переставал упоминать об этом. Он напирал на то, что врач действовал иррационально, когда дело касалось проблем с женщинами.

Сколько бы доктор Шпиц ни отрицал, что Дэррил Суториус склонен к самоубийству, Кросвелл пытался представить диагноз доктора Шпица своему пациенту довольно приблизительным. Он привёл статистику о том, что белые врачи-мужчины более склонны к самоубийствам, но Шпиц высмеял эти утверждения.

Снова и снова Кросвелл возвращался к суицидальным мыслям Дэррила в прошлом, прося Шпица подробно описать факторы, побудившие Дэррила ранее заявить, что его детям, возможно, будет лучше без него. Доктор Шпиц поспешил указать, что Дэррил думал только о самоубийстве, но никогда не пытался совершить его.

— Вы посмотрели на Дэррила и спросили его: "Я хотел бы конкретно выяснить, почему вы подумывали о самоубийстве в 1991 году "?

— Я чувствовал, что мне достаточно его ответа о событиях в 1991 году, — объяснил Шпиц, — чтобы продолжить лечение в 1996 году.

— То есть вы не задавали ему никаких вопросов, верно? — заметил Кросвелл. — Теперь, когда он мёртв, важно много других вещей, которые вы не могли предсказать, не так ли?

— Это правда.

— И именно по этой причине вы решили прийти сюда и составить этот отчёт на шести страницах, дополнение к его медицинской карте, потому что решили, что вам лучше разобраться с этим, потому что сейчас становится важным много вещей, которые раньше не были важны. Верно?

Отвечая на вопросы Кросвелла с ледяным презрением, доктор Шпиц выглядел возмущённым попыткой адвоката выставить Дэррила несчастным и психологически подавленным человеком. Тем не менее, нельзя было отрицать, что Дэррил принимал "Эффексор", антидепрессант; что он лечил себя от эректильной дисфункции инъекциями в половой член; что он был расстроен своими непростыми отношениями с детьми; что он был подавлен угрозами жены рассказать о его физических и финансовых проблемах коллегам-врачам.

Кросвелл изложил все предполагаемые причины, по которым Дэррил рассматривал возможность самоубийства, даже упомянув угрозы Деллы разоблачить Дэррила в том, что у него проблемы с кишечником, в том, что он испачкал штаны. Несмотря на суровые подробности, Кросвелл, казалось, немного отыграл назад. Когда доктор Шпиц покинул свидетельское место, осталось неясно, имел ли Дэррил Суториус какие-либо далекоидущие планы на момент смерти.

Со всеми проблемами, с которыми столкнулся Дэррил: непростой развод, публичное унижение, финансовый крах, участие в клубе знакомств, полное одиночество, судебные издержки — самоубийство стало казаться вполне вероятным долгосрочным решением.

82

Он говорил о самоубийстве. Он рассказывал о том, кто взял пистолет и поставил его в такое положение, чтобы после стрельбы это выглядело как несчастный случай.

Не говоря прямо об этом, Скотт Кросвелл разбросал самые различные намёки, что Дэррил застрелился и обставил это так, чтобы это выглядело как убийство, чтобы дети получили средства по его полисам страхования жизни.

Он говорил о дочери Дэррила Деборе, "маленькой дикой кошечке", и пытался обвинить её в проблемах, которые Дэррил испытывал с Деллой. Дебора была причиной всех ссор, невоздержанной на язык девушкой, которая хотела заставить отца оплатить свадьбу, которую тот не мог себе позволить. По словам Кросвелла, её требовательность поставила отца в трудное положение, заставив его почувствовать, что даже тех немалых денег, которые он получал, всё равно недостаточно.

Виктория Николь Мелло вошла в зал суда с приятной улыбкой, нисколько не волнуясь перед дачей показаний. Никки была высокой, со стильно подстриженными тёмными волосами, а в маленьком жемчужном ожерелье и белом кружевном воротничке она казалась воплощением порядочности. Она была одета лучше всех свидетелей и посмотрела прямо на Деллу, когда та опознала свою сводную сестру, уставившись на женщину в светло-коричневом костюме за столом защиты так, словно та была самим дьяволом.

-Не могли бы вы изложить присяжным суть разговора, который состоялся у вас с Деллой в субботу, 17 февраля 1996 года? — попросил Толберт.

— В субботу она позвонила и спросила, какие у меня планы на выходные, — вежливо ответила Никки. — Она сказала, что собирается в "Блокбастер" на фильм. Она хотела встретиться со мной, чтобы пойти на "Марди Гра" в Маунт-Адамс, если захочется.

— Вы действительно видели Деллу в субботу вечером?

— Нет, не видела.

— Вы что-нибудь слышали от Деллы в воскресенье?

— Да, она позвонила и разбудила меня. Было около полудня, и она пригласила меня в кино. Я сказала, что сплю и поговорю с ней позже.

Согласно показаниям Никки, Делла перезвонила ей позже в тот же день, практически умоляя сводить её в кино. Она даже предложила оплатить билеты, что было необычно. Хотя Никки отказалась, Делла продолжала звонить и снова дозвонилась до неё в 21:00 тем же вечером. Она утверждала, что направляла Дэррилу сообщения на пейджер, но, похоже, не смогла его найти.

Она также упомянула, что у них с Дэррилом был важный разговор в субботу вечером, что Дэррил хотел во всем разобраться, но она хотела развода. Делла убеждала Никки, что её брак просто невозможно спасти.

Среди наиболее ярких свидетелей, представших перед судьей Нейхаусом и присяжными, были две давние официантки из ресторана "Боба Эванс".

Они казались Дэррилу самыми близкими людьми, поскольку больше года каждый день подавали ему завтрак. Ни одна из них не отступила, когда Скотт Кросвелл попытался обмануть их восприятие. Обе были высокого мнения о докторе Суториусе, и ни одна из них не заметила в нём ничего странного — ни запаха тела, ни налитых кровью глаз, ни покрасневшей кожи, ни каких-либо явных признаков употребления алкоголя.

Когда доктор Джо Тодд, торакальный хирург, тесно сотрудничавший с Суториусом в течение 30 лет, позже давал показания, он тоже заверил суд, что "никогда не замечал никакой нечистоплотности" у Дэррила. Доктор Тодд настаивал на том, что у Дэррила была хорошая медицинская практика, что он был превосходным хирургом. Но когда Кросвелл устроил ему перекрёстный допрос, адвокат продолжил ссылаться на плохое состояние дел Дэррила как на данность, пытаясь превратить плохую гигиену врача и отстающую медицинскую практику в рецепт самоубийства.

— За всё время, что вы его знаете, — спросил Кросвелл, — он жаловался на деньги?

— Да, Дэррил был вечно озабочен денежными проблемами, — был вынужден признать доктор Тодд. — Вот почему мы с ним никогда не были партнёрами.

— Не могли бы вы рассказать нам об этом?

— Ну, на мой взгляд, он был несколько финансово безответственным.

— Он, очевидно, всем говорил, что разорился? — подсказывал Кросвелл. — Ему всегда не хватало денег, не так ли?

— Вряд ли имеет значение, каков был его доход, — откровенно сказал доктор Тодд. — Сколько бы он ни получал: хоть минимальную ставку, хоть 2 млн. долларов в год, — он бы всё равно был озабочен поиском денег.

— Ему вечно было мало?

— Дэррил сколько ни получал, всё умудрялся потратить.

Когда Кросвелл развил тему, он попросил доктора Тодда подтвердить, что Дэррил впадал в панику всякий раз, когда у него была "неполная неделя" на работе. В такие периоды Дэррил чувствовал себя не у дел, если постоянно не проводил операции на спине. Позже пресса устроила по этому поводу шумиху: доктор Тодд отказался заниматься медицинской практикой у Суториуса из-за его финансовой нестабильности. Они вырезали фразы из показаний доктора Тодда, в которых Суториуса выставляли жадным. СМИ раздули всё до предела, включая комментарии доктора Тодда о перепадах настроения у Дэррила и о том факте, что у Дэррила было не так уж много друзей в больнице.

СМИ исказили слова Тодда до такой степени, что они не походили ни на что из того, что тот на самом деле чувствовал к своему другу и коллеге. Доктор Тодд вышел из полу-пенсии, чтобы возглавить практику Дэррила после его смерти; именно он час сидел с Дэррилом в субботу 17 февраля, в последний день жизни Дэррила и слушал, как друг говорит о перспективе очередного развода, и всё же его выставили врагом Дэррила.

Кросвелл извинился за то, что поставил доктора Тодда в затруднительное положение, надеясь, что он никоим образом не обидел его, хотя это было не совсем так. Перед Богом и всеми остальными Кросвелл заставил доктора Тодда рассказать о геморрое у друга.

83

Разоблачения Робин Зайгмонт вызвали огромный резонанс в здании суда. Она была признанной наркоманкой и преступницей, и было удивительно, что обвинение вообще удосужилось вызвать её. Ей хотелось засвидетельствовать, что Делла призналась в убийстве, когда они вместе сидели в тюрьме. Обвинение рискнуло, но это был неудачный ход.

Робин объяснила, что её сочувствие к Делле проистекает из знакомства с доктором Суториусом со времён работы лаборантом в "Bethesda North". Позже, когда они стали подругами, Робин подумала, что Делле нужно плечо, на котором можно выплакаться, и навестила Деллу в Центре правосудия.

По словам Робин, она обнаружила, что у них двоих много общего: обе вышли замуж ради денег; у обеих были трудные мужья, с которыми приходилось бороться.

Но в ходе допроса Тома Лонгано ответы Робин казалась слишком туманными, чтобы доверять ей. Она не могла вспомнить даты, не ответила на ключевые вопросы. Было ясно, что она не в себе, возможно, даже под кайфом. По её словам, Делла призналась, что дважды выстрелила в Дэррила и смотрела, как он умирает. Она показала, что Делла заранее спланировала выставить всё самоубийством и признала, что самоубийство было прикрытием. Но её заявление было упаковано слишком аккуратно, и никто не удивился, когда Кросвелл начал рвать его в клочья. Адвокат указал, что Робин Зайгмонт не только преступница, но и лгунья и стукачка. Казалось, Кросвелл держал её целую вечность, разгрызая на кусочки. И пока она отчаянно пыталась защититься, из-за всего, что говорила Робин, доводы обвинения стали казаться несколько искажёнными.

— Вы сказали, что вы наркоманка? Вы страдаете наркоманией? — спросил Кросвелл.

— Да, я так сказала, — сказала она ему слабым голосом с заметно дрожащими коленями.

— Вы когда-нибудь лечились от наркотической зависимости?

— Да.

— А вам психологи говорили, каковы отличительные признаки наркозависимого человека?

— Да.

— Вам говорили, как легко наркоману обманывать других?

— Да.

Все могли видеть, куда клонит Кросвелл.

Ещё не дойдя до сути, он заставил Робин признаться, что она лгала и жульничала, делала практически всё, что угодно, для достижения собственных целей. Он был жесток с ней: насмехался над хорошенькой молодой женщиной как над неудачницей, указывал на то, что она уже трижды разводилась. Когда Робин сказала, что разводилась всего дважды, Кросвелл с радостью выступил в роли носителя плохих новостей и протянул ей копию иска Грегори Зайгмонта а о разводе, а она беспомощно сидела в свидетельском кресле.

В разговоре с Робин адвокат защиты увидел шанс пробить брешь в позиции обвинения. Он разве что не распинал её, часами изучал её криминальное прошлое, упоминал её клички, расспрашивал о её отрывочной "дружбе" с Деллой, которая, как он утверждал, была плодом её воображения и тем, что она почерпнула из сообщений СМИ, в надежде, что своими показаниями она заслужит снисхождение по большинству текущих обвинений, связанных с наркотиками.

— У вас не было интереса к делу Суториуса, пока вы не оказались в тюрьме по обвинению в злоупотреблении наркотиками, — издевательски заметил адвокат. — Именно тогда вы заинтересовались делом Суториуса, не так ли?

— Нет.

— Понятно, — Кросвелл улыбнулся и сделал паузу, как будто обдумывал её слова. — Итак, вы на свободе. Вы всё знаете об этом. У вас при себе признание. У вас есть ключи от хранилища. Но вы никому не говорите, хотя вы здесь сегодня как добропорядочный гражданин? И вы хотите, чтобы мы вам поверили?

До этого момента прокуроры были готовы к нападению Кросвелла, даже если оно было жёстче, чем они могли ожидать. Но когда Кросвелл внезапно предъявил письма, которые Робин написал Делле в тюрьме, письма, которые ранее не были обнародованы, Том Лонгано вскипел. Он выразил протест, сославшись на правило о взаимном обнаружении, но его протест отклонили. Он и его команда сидели, кипя от злости, наблюдая, как Кросвелл злорадствует, дословно зачитывая письма в открытом судебном заседании.

Оказалось, что письма Робин были написаны в конце апреля 1996 года, через несколько недель после того, как она заявила, что получила признание от Деллы об убийстве. В них Робин хвалила Деллу за то, что она такая сильная, что у неё хватило сил вынести все негативные сообщения в прессе после самоубийства Дэррила. Кросвелл спросил, почему Робин написала так много одобрительных записок сознавшейся убийце, и, конечно же, у Робин не было ответа.

Кроме того, ссылаясь на местные газеты, Кросвелл смог установить чёткую взаимосвязь между информацией Робин и местными новостными репортажами. В конечном счёте он обвинил её в увлечении "обвиняемым-знаменитостью". Посторонним казалось, что женщина фантазирует. Робин, казалось, следила за ходом дела из одиночества и скуки. Люди в коридорах предположили, что Робин Зайгмонт знала Деллу примерно так же хорошо, как О. Дж. Симпсона. В местных теленовостях приводились цитаты из её показаний, и зрители от души смеялись над этим.

На протяжении всего фиаско Робин Зайгмонт единственной, кто не смеялась, была Делла. Она сидела в зале суда и не проявляла никаких эмоций. Она сохраняла невинный вид, как у куклы Барби, и так продолжалось на протяжении всего судебного процесса.

Большую часть времени Делла сохраняла незаинтересованное выражение лица, которое указывало, что она готова к тому, чем всё это закончится. Казалось, она избегала внимания. У неё был вид суперзвезды, уставшей, что её преследуют камеры.

Но втайне она наслаждалась своей знаменитостью. Каждый вечер тюремные охранники видели, как Делла смотрела на себя по телевизору.

84

Учитывая мелкие пятна по краю раны, доктор Карл Пэрротт, коронер округа Гамильтон, засвидетельствовал, что дуло оружия не соприкасалось даже неплотно с кожей в момент выстрела. Пятна означали, что там были загрязнения, то есть пистолет определённо не касался головы Дэррила. Используя свои экспертные наблюдения и ссылаясь на специалиста по огнестрельному оружию, который сообщил, что из пистолета стреляли с расстояния примерно 2 см, Пэрротт прокомментировал результаты вскрытия. Он описал необычный угол наклона пули, которая была направлена "вперёд", что означало, что её выпустили прицельно. Его выводы были совершенно феноменальными.

Используя указку и слайды, Пэрротт смог дать точные предположения о том, как Дэррил получил пулевое ранение. За всю свою карьеру он никогда не сталкивался с бесконтактным ранением при самоубийстве, и не сталкивался с выстрелом под углом 45°, "ранением типа спереди-назад" при самоубийстве. Другими словами, те, кто стреляет себе в голову, остаются без шансов. Они приставляют пистолет к черепу, держа его прямо сбоку или спереди от головы. Они не стреляют сзади, как это было в случае с Дэррилом Суториусом.

— Доктор, у меня вопрос, — спросил Толберт, указывая на слайд с рукой Дэррила. — Если у него в руке был пистолет, когда он нажимал на спусковой крючок, то откуда столько брызг крови на внутренней стороне рук? Разве рукоятка пистолета не закрыла бы внутреннюю часть его руки от брызг?

— Конечно, — подтвердил Пэрротт, добавив, что на руке Дэррила была плёнка крови, которую "сместили".

Когда от слайдов со вскрытием перешли к фотографиям с места преступления, доктор Пэрротт указал на несколько других интересных фактов. Во-первых, Дэррил аккуратно поставил свои ботинки под кофейный столик; их нашли рядом. Поверх них лежали его бумажник, немного мелочи, ключи и пейджер. Там же стоял полный бокал красного вина. По мнению Пэрротта, Дэррил снял обувь, подложил под голову подушку, устроился поудобнее на диване и, возможно, сделал глоток вина, прежде чем в него выстрелили. Поведение, не совсем соответствующее человеку, собирающемуся покончить с собой.

На снимках подробно описана вся кровь, которую нашли на месте происшествия. Особо следует отметить, что на рукоятке пистолета обнаружили красноватую плёнку, на которой сохранился частичный отпечаток пальца, означающий, что оружием брал кто-то с окровавленной рукой. Более того кровь накапала на переднюю часть дивана таким образом, что нарушало законы гравитации, потому что её сгусток прилип к нижней стороне диванной подушки.

— Как туда попала кровь? — спросил Толберт.

— Понятия не имею. Не думаю, что она туда попала сама по себе. Кажется, там её размазали, — заявил коронер.

— Итак, давайте поговорим об этих пятнах, — сказал Толберт, оживляясь. — В понедельник утром, 19 февраля, как раз перед вашим приездом я бегу к этому дивану, пачкаю руку в крови и размазываю эту кровь вот здесь, верно, доктор?

— Нет. Вы не могли этого сделать.

— Ну, там нашли кровавые пятна. Почему я не мог размазать её в понедельник утром, скажем, в 9:00?

— Потому к этому времени пятна уже высохли.

Допрос Пэрротта Толбертом выглядел особенно забавно в свете предшествовавших ей выходок Кросвелла. Во время перекрёстного допроса предыдущего свидетеля, одного из заместителей шерифа, адвокат защиты подумал, что заработает много очков, если докажет, что могло произойти какое-либо вмешательство на месте преступления, пока Делла оставалась одна в подвале — в ту минуту, когда она сбежала вниз и "нашла" Дэррила. Кросвелл даже предположил, что пёс Тедди, который в то время обнюхивал окрестности, возможно, испортил рисунок крови на диване.

Теперь, столкнувшись с показаниями экспертов о том, что к утру понедельника Дэррил был мёртв уже 35-36 часов и что кровь на месте преступления была "сухой, как щепка", это выглядело довольно глупо. Тем не менее адвокат продолжал храбриться; позже он пытался утверждать, что кровь могла попасть туда в результате непроизвольного припадка у Дэррила.

— Когда вы увидели тело доктора Суториуса на диване в понедельник утром, — продолжил Толберт, подходя к настоящему дивану, который обвинители установили посреди зала суда, — глядя на рисунок, на выступившую кровь, вам не показалось, что труп передвигали?

— Его правая рука некоторое время находилась не в том положении, потому что в какой-то момент она была в одном положении, — он согнул руку, чтобы продемонстрировать, — и теперь она в другом.

Толберт на мгновение замолчал. Затем, взглянув на Деллу, он начал выступление перед судом.

— В понедельник утром, — сказал он, — пока два помощника шерифа осматривают машину в моём гараже, я сбегаю вниз и кричу: "Просыпайся, просыпайся". И я трясу его, и рука дёргается?

— Нет.

— Почему нет, доктор Пэрротт? — спросил Толберт, изображая изумление.

— У покойного было полное трупное окоченение.

— В понедельник утром, в 10:00 мог бы я вот так сдвинуть руку, как вы её обнаружили?

— Для этого понадобилось бы приложить много сил, и, кроме того, это вызвало бы то, что мы называем "нарушением окоченения’. Если у меня трупное окоченение и кто-то двигает моей рукой, это нарушает окоченение, и теперь моя рука свободно повисает.

— Рука висела свободно, когда вы её увидели?

— Нет, рука была жёсткой. Полное трупное окоченение наступило к 18:00 в воскресенье, по моим расчётам.

— Теперь насчёт крови. Я сбегаю вниз, — начал кричать Толберт. — Я трясу доктора Суториуса: "Пожалуйста, проснись! Пожалуйста, проснись!" Теперь у меня все руки в крови. Я беру пистолет, размазываю по нему кровь и кладу пистолет на землю. И тут появляется шериф: "О, простите, — театрально произнёс Толберт, — я не хотел ничего трогать". Как думаете, так всё было? — спросил Толберт.

— Нет, сэр.

— Почему нет?

— Потому что там не было жидкой крови, — сказал Пэрротт, указывая на покрытый коркой белый диван, который стоял перед ними. — Кровь на месте преступления была уже такой же сухой, как и сейчас.

К тому времени, когда Стив Толберт закончил, коронер засвидетельствовал, что кровь на спусковом крючке, кровь под диванной подушкой, попала туда в течение пары часов после смерти. Прежде чем покинуть место дачи показаний, Карл Пэрротт повторил свой вывод, что смерть была убийством.

85

Адвокат Деллы был подкован. Настолько подкован, что перевернул показания Пэрротта, заставив патологоанатома признать, что пятна крови мог разбросать Тедди, что они могли возникнуть во время припадка, от которого доктор мог пострадать в результате огнестрельного ранения.

Хотя факты просто не соответствовали друг другу, Пэрротту пришлось признать, что всё это теоретически возможно. Пэрротт начал рассказывать о реальности, упомянув, что диван осматривал признанный на национальном уровне эксперт по мазкам крови. Кросвелл прервал его, напомнив, что он не специалист по пятнам крови.

Он допрашивал Пэрротта о том, почему его команда на месте преступления не обыскала дом в поисках окровавленной одежды, не заглянула в шкафы Деллы и не проверила раковины и стоки на наличие крови. Кросвелл высказал столько версий, что все почти забыли о кровавом отпечатке пальца на рукоятке пистолета.

Затем Кросвелл подробно остановился на моменте, когда во время перекрёстного допроса коронера обнаружил, что следователи просто предположили, что кровь на пистолете была с руки Деллы Суториус, но не проверяли это. Поскольку закон штата Огайо требует, чтобы дело об убийстве передавалось в суд в течение 90 дней с момента предъявления обвинения, времени на анализ ДНК было недостаточно. Коронер засвидетельствовал, что обсуждал этот вопрос с прокурорами, и команда не сочла необходимым проводить анализ ДНК.

— Мы знаем, что это человеческая кровь, — сказал Пэрротт, выглядя несколько взволнованным.

— Это человеческая кровь, но вы не получили научного заключения, чтобы определить, совпадает ли кровь на этом пистолете с кровью на диване? — давил Кросвелл.

— Не получили.

— Теперь я спрашиваю, можно ли было провести дополнительные анализы, чтобы сопоставить кровь на этом пистолете с кровью на диванной подушке?

— Теоретически мы могли бы попытаться провести анализ ДНК, но не успели бы к установленному сроку.

— Вам приходила в голову идея отправить этот пистолет с кровью с подушки, чтобы посмотреть, сможет ли анализ ДНК сопоставить эти два образца?

— Да.

Кросвелл использовал это замечание, чтобы намекнуть, что следователи упустили из виду важнейшую улику. Пэрротт настаивал, что не имеет значения, чья кровь была на подушке, что не имеет значения, совпадает ли она с пистолетом или нет, но Кросвелл нашёл слабое место. Он опроверг версию обвинения о кровавом отпечатке пальца Деллы, утверждая, что кровь на рукоятке могла принадлежать кому угодно.

— Разве Делла Суториус виновата, что вы не знаете, чья кровь на пистолете? — вопрошал Кросвелл с красным лицом. — И как нам теперь во всём разобраться? Разве Делла виновата, что вы не знаете, чья это кровь? Хочу прояснить ситуацию. Разве Делла мешала вам провести тест пистолета на ДНК?

— Нет, сэр.

— А Скотт Кросвелл мешал вам провести ДНК-тест этого пистолета? — спросил он, говоря о себе в третьем лице, что часто входило в его привычку.

— У нас не было бы результатов к началу суда, — сказал ему Пэрротт, выглядя несколько раздражённым.

— Я тут ни при чём, верно? Вы когда-нибудь просили меня продлить срок судебного разбирательства, чтобы провести ДНК-тест этого пистолета?

— Нет, сэр.

В соответствие с данной линией допроса Кросвелл заставил прокуроров вызвать первоначального владельца пистолета, а также продавца "Target World", оба из которых дали показания о чистоте использованного оружия на момент продажи. Но на этом Кросвелл не успокоился. Он продолжал доказывать, что, поскольку количество крови на рукоятке было таким незначительным, что её можно было обнаружить только под микроскопом, её легко можно было выдать за кровь Деллы.

Конечный результат: невозможно доказать, чья кровь на пистолете.

Кросвелл напомнил коронеру о комментарии Стива Толберта, сделанном ранее, касающемся "пистолета Деллы, пули Деллы и их двоих наедине в доме".

— При таких обстоятельствах, если бы существовало только две возможности, то кто стрелял из пистолета? — спросил Кросвелл Пэрротта

Карл Пэрротт смог только сказать, что не верит, что это был Дэррил.

86

Свидетельские показания о брызгах крови продолжались утром 3 июня 1996 года, и присяжные немного подустали, их не слишком интересовали кровавые подробности. Даже если Герберт Макдонелл был одним из ведущих криминологов-консультантов в стране и одним из экспертов, дававших показания на процессе О. Дж. Симпсона, он все равно был довольно формальным и интеллектуальным человеком. Но после того, как его привели к присяге и пожелали доброго утра, Кункелю не потребовалось много времени, чтобы перейти к пикантным подробностям, что немного всё перепутало.

Одним из очевидных моментов, на которые обратил внимание Макдонелл, было то, что кровь, попавшая под диванную подушку, была свежей, что она размазалась там в течение 3-6 минут после контакта с раной. Это была тонкая плёнка крови, и это не было чем-то естественным.

Кто-то или что-то должно было её размазать, засвидетельствовал Макдонелл, и при осмотре места преступления он не увидел никаких отпечатков лап. Пятно больше соответствовало тому, что чья-то одежда тёрлась о свежую кровь. Вероятно, это произошло случайно. Это было понятно.

Макдонелл рассказал о двух разных пятнах крови на месте происшествия: одно под подушкой, со свежей кровью; и другое, слева от него, со свернувшейся кровью.

Говоря это, криминалист показал на слайд с двумя пятнами, увеличенными больше, чем в натуре. Он не мог точно сказать, в какой именно временной последовательности появились эти пятна, но одно было ясно наверняка: между ними был определённый временной интервал. Свежее пятно крови должно было появиться в течение 3-6 минут после ранения; пятно свернувшейся крови должно было появиться позже, возможно, через час, возможно, дольше.

Отвечая на вопросы Кункеля о смене положения тела, о возможности того, что ноги сдвинули, Макдонелл вызвался сесть на испачканный диван, чтобы выяснить, что произойдёт с подушками при изменении веса тела. На глазах у присяжных он пересаживался с одной стороны дивана на другую, доказывая, что центральная подушка действительно приподнялась, обнажив место, где была размазана кровь.

— По вашему мнению, — спросил Кункель, — зачем кому-то двигать ногами после того, как проступила эта кровь?

— Затем, чтобы изменить внешний вид места преступления, — сказал Макдонелл. — Это единственное логичное объяснение, которая приходит мне в голову.

— Это попытка представить всё как самоубийство?

— Вероятно. Я не могу придумать другой причины для перемещения ног из горизонтального положения вниз.

Криминалист говорил о том, что кто-то усадил Дэррила в положение, при котором всё выглядело бы так, будто он сидел, когда нажимал на спусковой крючок.

Используя свой многолетний опыт, престижную подготовку, научные знания и проанализировав все улики, Герберт Макдонелл пришёл к выводу, что стрельба не была самоубийством. Принимая во внимание перемещённую руку, перемещённые ноги, размазанную кровь, всё, что они обсуждали об углах и траекториях пуль, всемирно известный эксперт заверил присяжных, что, по его мнению, эта смерть была убийством.

Когда у Кросвелла появился шанс, он был невероятно вежлив с Макдонеллом, поблагодарив его за любезность, оказанную во время следствия. Такое было странно слышать от человека, склонного ругаться со свидетелями.

Самым мягким тоном адвокат защиты вернулся к вопросу о перемещении рук и упомянул о возможности судорог. Эксперт был вынужден согласиться, что конвульсии были вполне возможны. Когда его спросили о выстреле в диван, Макдонелл признал, что он вполне мог быть произведён кем-то, кто намеревался покончить жизнь самоубийством.

Кросвелл заставил Макдонелла признать, что ничто из того, что он засвидетельствовал, не было абсолютным, поразив каждый пункт, о котором говорил Кункель. Конечно, маловероятно, что Дэррил плеснул кровью под диванную подушку, но это было возможно. Вариантов много, указал Кросвелл. Частичный отпечаток пальца, например, мог быть отпечатком ладони или отпечатком ноги.

Но к этому времени многие наблюдатели почувствовали, что Кросвелл заходит слишком далеко, что он слишком напорист со свидетелями. Что ещё хуже, он расхаживал по залу суда, как павлин. Кросвелл практически навязывал суду свои многочисленные гипотетические утверждения и даже предложил судье сделать перерыв на обед, уверенный, что ему потребуется ещё полтора часа с Макдонеллом, прежде чем он закончит.

Но не имело значения, сколько версий предложит Кросвелл. И не имело значения, что Макдонелл согласился с тем, что определённые версии могут быть неправильными. Кункель вернулся к слайд-фотографиям частичного отпечатка пальца и крови на рукоятке, и Макдонелл засвидетельствовал, что это действительно было сделано пальцем, что он оказался там не непосредственно в результате стрельбы, а каким-то другим способом и позже. Более того, эксперт по крови показал, что, хотя физически возможно, что кровь Дэррила размазалась под диванной подушкой во время припадка, это не согласуется с доказательствами. Если бы он запачкал свернувшейся кровью диван, на его пальцах была бы свернувшаяся кровь, но на фотографиях его рук на пальцах доктора вообще не было видно крови.

После этого Кросвелл вновь попытался напрячь воображение Макдонелла. Он даже изобразил собаку, пытающуюся стряхнуть что-то со своего носа, используя полный глоток воды, чтобы продемонстрировать свою теорию. Но заставляя Макдонелла обсуждать столь невероятные версии, он лишь вывел эксперта из себя.

— Я могу логически заключить, что кто-то по какой-то причине подложил свою руку под тело жертвы, — настаивал Макдонелл, — поднёс пистолет поближе к рукам и выстрелил, а также перенёс кровь из тех мест, где она запачкала пистолет.

87

Суд отклонил ходатайство о приобщении к делу двух стенограмм записанных на плёнку телефонных разговоров между Шерил Салливан и Деллой. Шерил привели к присяге и попросили проверить содержание этих стенограмм. Пока присяжным раздавали отпечатанные раздаточные материалы, в зале суда воспроизвели записи соответствующих разговоров.

Застенчивая молодая женщина, миниатюрная и худощавая, с нежнейшим голосом и улыбкой с ямочками на щеках, Шерил не хотела фотографироваться для телевидения. Ей не нравилось, что её имя упоминают в связи со столь широко освещавшимся судебным процессом. В отличие от Донны, которая прилетела и провела пресс-конференцию, Шерил не хотела светиться в СМИ. Было ясно, что она не в восторге от своего появления там, и Делла попыталась пристально смотреть на неё, чтобы запугать младшую сестру, но Шерил изо всех сил старалась смотреть в другую сторону.

Было чрезвычайно важно, чтобы она дала показания, прокуроры дали об этом знать, тем более что после всех их договоренностей они так и не вызвали Донну или Ольгу на свидетельскую трибуну. С Ольгой у прокуроров так и не было возможности поговорить лично. За день до вылета для дачи показаний, умер её брат в Англии, так что она была за пределами страны и не хотела специально возвращаться. В случае с Донной её решение основывалось на её неспособности сосредоточиться при ответе на вопросы. При личной встрече Донна перешла к рассказам об убитой собаке и рассказала о предполагаемых убийствах в Калифорнии. Потратив некоторое время на её допрос, прокуроры решили, что не будут привлекать Донну к суду. Тем не менее, она просидела в зале суда несколько дней, и её присутствие, казалось, выбивало Деллу из колеи; это был один из немногих случаев, когда Делла проявила хоть какую-то эмоциональную реакцию.

Сосредоточившись на присяжных, Шерил почувствовала утешение в поддержке своего мужа Гэри, который сидел прямо за спинами прокуроров в переполненном зале суда. Она признала, что записала на плёнку два телефонных звонка в феврале 1996 года, потому что опасалась, что Делла может попытаться использовать её "в качестве алиби", а также в надежде, что Делла может "в чём-то признаться" ей. По просьбе полиции она передала две кассеты.

Присяжные услышали, как звонит телефон и обе стороны начали разговор; было жутко подслушивать разговор Деллы. Делла отрицала Шерил какую-либо причастность к наркотикам, была совершенно уверена, что с неё снимут это обвинение, и утверждала, что она действительно не знает, что случилось с Дэррилом. По её словам, приехала полиция, и если бы в то утро она вынесла мусор с кухни, то знала бы, что машина Дэррила стоит в гараже. Как бы то ни было, она понятия не имела, что он всё это время был дома, мёртвый в подвале.

Она пожаловалась Шерил на то, как подлые полицейские допрашивали её часами и не отпускали, хотя у неё болела спина и ей было очень больно. Она считала, что Дэррил покончил с собой в 10:00 утра в воскресенье, но не была уверена. На протяжении всего разговора Делла, казалось, не думала логически или рационально. Она смутно представляла подробности того уик-энда, когда Дэррил якобы застрелился.

Затем присяжные прослушали другую запись; это был разговор сестёр 24 февраля 1996 года, в котором Делла настаивала на том, что она хороший человек, что ей просто нужно, чтобы кто-то её любил. Она рассказала о том, как Бет позвонила в полицию в тот день, когда была готова совершить самоубийство, и упомянула старую женщину в соседнем квартале, которую только что убили. Это было жутко, подумала Шерил, и Делла согласилась. Может быть, убийца ходит на свободе.

Делла жаловалась на то, что СМИ плохо обращаются с ней — без всякой причины выставляют каким-то монстром. Она разглагольствовала, как Ольга позвонила в полицию, просила Шерил не вмешивать в это мать, и недоумевала: почему Ольга так сильно её ненавидит?

— Мой адвокат считает, что у меня нормальная семья, — прошептала Делла, — а я сказала ему, что они не будут мне помогать. Они все только и ждут, чтобы усадить меня на электрический стул. Им всё равно, жива я или мертва.

— Тогда что ты собираешься делать? — голос Шерил затих.

— Вряд ли я представляю угрозы для общества, я же не серийный убийца, — сказала Делла. — Я и мухи не обижу. А они просто говорят, что это сделала я. Но я не представляю опасности для общества. Даже если я убила мужа, это совсем не означает, что я буду грабить банки и убивать других. Если они думают, что я убила мужа, то лучше так не думать. Надеюсь, они не собираются называть меня серийным убийцей.

— Ну, тебе не предъявили никаких обвинений.

— Знаешь, весь день я был как в тумане. Я думала: Боже, я сама едва не умерла. Если бы я не приняла две таблетки, я бы не сидела сейчас здесь и не разговаривала с тобой. Я была бы мертва.

— Это Ольга прервала ваш разговор? — спросил хриплым голосом Кросвелл на перекрёстном допросе.

— Да, — ответила Шерил.

— Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Вы с матерью решаете между собой, совершила ли ваша сестра преступление, верно?

— Нет. Мы этого не решали.

— Значит, вы случайно подключили диктофон к телефону?

— Нет.

— Это ваша мать, очевидно, звонила доктору Суториусу, верно?

— Мне кажется, он звонил ей.

— Да. Ваша мать страдает от помешательства. Не так ли?

— Я так не думаю.

— Итак, она звонит и рассказывает доктору Суториусу Бог знает что, верно?

— Меня там не было. Я не знаю.

— Как звали вашу сестру, которая на днях давала интервью по телевидению? Она сейчас здесь? Та противная на вид, с длинными волосами. Как её зовут?

— Донна.

— Донна. Она прилетела из Калифорнии, чтобы дать интервью на телевидении, верно?

— Я не знаю. Спросите у неё.

— Я должен её спросить, — фыркнул Кросвелл. — А где ваша мать?

— Она в Англии.

— Когда она звонила и спрашивала, что сказала Делла по телефону, откуда она звонила?

— Из Флориды.

— Флорида. Другими словами, ваша мать, которая страдает от помешательства, живёт во Флориде, но решает ради этого судебного процесса уехать в Англию, верно?

— Нет.

— Что она делает в Англии? Держу пари, её посвящают в рыцари? — усмехнулся он. — Она собирается получить какую-то награду от короля, верно?

— У неё брат умер. Она на его похоронах.

— У неё брат умер. Это вы так говорите, верно? И каким же дерьмом она напичкала доктора Суториуса?

— Я не знаю.

— Она звонила и говорила, что за Деллой 25 трупов или что-то в этом роде, говорила ему, чтобы он вёл себя осторожно. И знаете, на что я готов поспорить? Держу пари, если Делла не смогла довести доктора Суториуса до ручки, то ваша мать точно бы довела.

Скотт Кросвелл подробно разобрал записи разговоров и попросил Шерил объяснить каждое утверждение, описав контекст комментария о "я сама едва не умерла" как отождествление Деллы с самоубийством Дэррила. Кросвелл интерпретировал эту фразу так: Дэррил покончил с собой, и теперь Делла тоже может покончить с собой. Но с Шерил это не сработало.

Он пытался привлечь к разбирательству Ольгу и Шерил, но последняя не собиралась защищаться. Сейчас в суде разбирается дело Деллы, а не Шерил. Её ответы были краткими, а сама она была хладнокровной, спокойной и собранной, независимо от того, насколько унизительным становились вопросы Кросвелла.

При допросе Кункель спросил Шерил о сострадании Деллы к смерти мужа. Шерил сказала, что сестра, похоже, вообще не думала о смерти Дэррила; её больше волновало, как почистить зубы.

88

Процесс отправления правосудия, полностью запечатлённый телеканалом "Court TV" и его командой нетерпеливых аналитиков, не занял много времени в деле "Государство против Деллы Данте Суториус".

В перерывах между репортажами из трибунала по военным преступлениям в Боснии, между звуковыми фрагментами рекламных роликов "Dirt Devil" и "Red Lobster" комментаторы судебного телевидения были просто поражены тем, как быстро обвинение теряло свои позиции в деле. Своими авторитетными голосами они рассуждали о тактике обвинения и точно определили сильные стороны Кросвелла, который вызвал обоснованные сомнения.

Ещё до того, как дело полностью рассмотрели, было создано своего рода национальное жюри присяжных, куда звонили зрители со всей страны и высказывали своё мнение. Одна женщина позвонила из Мичигана и сказала, что у Дэррила было столько проблем, что, возможно, доктор "покончил с собой", обставив это как убийство, "просто чтобы подставить Деллу".

Ролики по телевизору были виртуальным шоу и рассказывали, как Кросвелл колотил кулаками по дивану, снимал пальто, чтобы показать, как можно размазать тканью кровь. За столом прокурора молчал Лонгано с красивым лицом и глубоко посаженными глазами, серьёзными, как у римской статуи. И, конечно же, крупным планом показывали идеально накрашенное лицо Деллы с тёмными корнями волос, но тщательно уложенной каждой прядью.

На заднем плане были любопытные зрители, заполнившие судебные скамьи: родственники, друзья и любители острых ощущений. Основное действо производили люди в тёмных костюмах: команда обвинения с одной стороны, Кросвелл и второй адвокат — с другой. С ним были Дон Ричардсон, адвокат, который сидел рядом с Деллой на протяжении всего процесса, главным образом для того, чтобы держать её за руку, и Элизабет Эйгар, партнёр Кросвелла, — ни один из них не покидал стол защиты.

Это было дело, полное страсти, с горячими адвокатами, некоторые из которых использовали чрезвычайно саркастичный и покровительственный тон. Журналисты отметили, что это был редкий случай, когда показания коронера сыграли решающую роль.

Но самым забавным во всём этом было самолюбование Деллы. По просьбе адвоката ей предоставили специальное разрешение на пользование косметикой и ношение уличной одежды, и каждый день, казалось, становился для миниатюрной блондинки ещё одной возможностью выйти в свет.

Она изменила свою внешность почти так же сильно, как Мадонна, сначала надев бабушкины очки, затем выбрав детский образ в цветах и кружевах. В тот день, когда Шерил давала показания, Делла нарядилась так, словно готовилась к тематической вечеринке — на ней была какая-то драпированная белая туника, которая была ей слишком велика. Она выглядела неуместно, как ребёнок, напяливший на себя взрослую одежду.

Но если трудно было понять, о чём думает Делла, если она казалась немного наивной, то она определённо следовала указаниям адвоката. Скотт Кросвелл был блестящим шоуменом и знал, на какие кнопки нужно нажать, чтобы завоевать симпатии присяжных. И позаботиться о том, чтобы она выглядела невиновной. Прежде чем представить свою линию защиты, Кросвелл ходатайствовал об оправдании в соответствии с правилом 29 Уголовного кодекса, но его ходатайство отклонили. Судья Нейхаус решил, что обвинение предоставило достаточно доказательств относительно всех существенных элементов преступления, инкриминируемых в обвинительном заключении. Сильнейшей линией атаки Кросвелла было психическое состояние доктора Суториуса в момент его смерти, и с этой целью он привлёк доктора Рональда Мариса, "суицидолога", который прилетел из Университета Южной Каролины, где в качестве директора Центра изучения суицида и поведения, угрожающего жизни, читал курсы "смерть и умирание" и опубликовал "библию" на тему самоубийства.

Кросвелл радостно размахивал научным журналом доктора Мариса "Суицид и опасное для жизни поведение", единственным журналом такого рода, который доктор Марис долгое время выпускал в качестве главного редактора. Кросвелл не торопился отпускать эксперта, пока тот подробно не рассказал о своих международных и национальных достижениях в области суицидологии. Он хотел, чтобы присяжные знали, какой вес будет иметь мнение этого эксперта.

— Это довольно новая наука, — засвидетельствовал доктор Марис, продолжая подробно излагать свою биографию, упомянув свою последнюю книгу "Оценка и прогнозирование самоубийств", которую Кросвелл показал всем для ознакомления.

Прежде чем перейти к сути допроса, адвокат защиты настаивал на том, что он ничего не рассказывал доктору Марису о личной жизни Дэррила Суториуса и о фактах дела.

Присяжные могли быть уверены, что какое бы мнение ни высказал доктор Марис, оно будет полностью его собственным.

С помощью таблицы и мольберта доктор Марис подробно описал "15 распространённых прекурсоров самоубийства". Он показал, что у Дэррила проявлялись следующие 12 признаков: депрессия, злоупотребление алкоголем, мысли о самоубийстве, изоляция, безнадёжность, профессиональные проблемы, экономические проблемы, проблемы в браке, семейная патология, стрессовые жизненные события, назойливые физические проблемы и гнев.

По мере того как Кросвелл знакомил его со списком, доктор Марис довольно умело соотносил различные явления непосредственно с жизнью Дэррила Суториуса. Доктор Марис упомянул о тяжёлом первом разводе Дэррила и разговорах о самоубийстве в 1991 году. Он затронул финансовые проблемы Дэррила, усугублённые алиментами, которые он выплачивал своей первой жене, и трудностями, с которыми он сталкивался на работе. Он обсудил шаткие отношения Дэррила с детьми и перешёл к проблемам, с которыми Дэррил столкнулся в браке с Деллой, указав, что он боролся с эректильной дисфункцией.

Когда доктор Марис закончил обследование Дэррила, стало ясно, что качество жизни хирурга ухудшилось. Казалось, у Дэррила было много постоянных проблем, и, не имея друзей, к которым можно было бы обратиться, он просто злился на весь мир.

По свидетельству эксперта, человек в его состоянии подвергался максимально возможному риску самоубийства. По его мнению, сочетание всех этих проблем в конечном итоге и привело к закономерному финалу.

— Мы должны помнить, что даже сегодня, в просвещённые времена, — сказал доктор Марис, — самоубийство по-прежнему является крайне стигматизируемым событием. Все хотят этого избежать, и в полисах страхования жизни есть пункты, исключающие самоубийства. Многие хотели бы замаскировать самоубийство и сделать так, чтобы оно выглядело как что-то другое.

Кросвелл дальновидно попросил эксперта объяснить оптимистичное поведение Дэррила в последние дни его жизни. По словам доктора Мариса, как только склонный к суициду человек составляет план самоубийства, он часто чувствует себя лучше. Люди, собирающиеся совершить самоубийство, чувствуют облегчение; им больше не нужно решать свои проблемы.

— Если предположить, что он решился на самоубийство, — свидетельствовал доктор Марис, — он явно вёл бы себя оптимистично: больше не надо решать проблем ни с надвигающимся разводом, ни решать вопросы с будущей практикой, ни в семье.

Основываясь на своём 35-летнем стаже в образовании и обучении, а также на своем опыте расследования мест смерти и самоубийств, доктор Рональд Марис заявил "с достаточной степенью научной достоверности", что Дэррил Суториус "вполне мог совершить самоубийство".

89

Фейерверк начался в тот момент, когда Лонгано начал перекрёстный допрос, и телеканалы показали напыщенный момент, как прокурор подошёл, убрал таблицу с "прекурсорами самоубийства" и отбросил её в сторону.

— Хотите сказать, что если у кого-то проявятся эти "прекурсоры", то он обязательно совершит самоубийство? — спросил Лонгано.

— Нет, сэр, я этого не говорю.

— Тогда может быть такое, что у кого-то наблюдаются все без исключения из этих 15 "прекурсоров", а он всё равно не кончает с собой?

— Да, такое тоже возможно.

Лонгано упомянул, какое впечатление на него произвела книга доктора Мариса — он не спал до 04:00 утра, читая её накануне вечером, — но ему нужно выяснить, что именно доктору Рональду Марису известно о жизни доктора Суториуса? В конце концов, доктор Марис не общался с Дэррилом напрямую; он знал о нём исключительно по стенограммам судебных заседаний, а этой информации может быть недостаточно.

Но доктор Марис не согласился и занял оборонительную позицию.

Хотя он никогда не встречался с Дэррилом лично, хотя у него был лишь небольшой опыт дачи показаний по уголовным делам, он смело пошёл в бой.

Но вопросы, которые начал задавать Лонгано, быстро опровергли показания доктора Мариса. Доктору Марису пришлось отстаивать своё мнение о Дэрриле, не имея достаточных фактов, подтверждающих что-либо. Когда прокурор попросил его обосновать своё утверждение, что Дэррил был заядлым алкоголиком, эксперт мог лишь указать на показания Бет Эванс, в которых та упомянула, что он пил у неё дома в канун Рождества.

— Сколько он выпил? — настаивал прокурор.

— Два или три стакана виски, насколько я понимаю.

— И это свидетельствует о пьянстве?

— Это был конкретный случай, когда он пил, — ответил доктор Марис. — Очевидно, в стенограмме его жена говорила, что рассказывала его коллегам о его пьянстве. Там было несколько разрозненных упоминаний, более одного, о его пристрастии к алкоголю.

— Итак, это Делла говорит, что он алкоголик. Больше никто не называет его алкоголиком.

— Я говорю, что в протоколе есть три случая, когда упоминалось употребление алкоголя, — возразил Марис. Я просто говорю, что в его жизни присутствовал алкоголь.

Каждый красный флаг, на который указывал доктор Марис, был подобен размахиванию тряпкой перед быком. Лонгано отбросил все факторы самоубийства, и к тому времени, когда он закончил, доктор Марис уже заметно нервничал. Чем больше Лонгано придирался к "прекурсорам" эксперта, тем больше он продемонстрировал присяжным незнание экспертом реальных фактов о Дэрриле. Это было разрушительно для защиты.

— Где доказательства того, что доктор Суториус планировал совершить самоубийство?

— Разве я говорил, что у него были такие планы? — возразил доктор Марис.

— У него были какие-либо планы?

— Не знаю.

— Планировал ли он совершить самоубийство за неделю до того дня, когда был убит?

— У меня нет возможности это узнать.

Они вдвоём вступили в жаркую перепалку по поводу профессии доктора Мариса, Лонгано счёл её "далеко не столь научной, как, скажем, судебная патология".

Доктор Марис не согласился. Он утверждал, что мнение судебного патологоанатома не превосходит его мнение как психолога, заявив для протокола, что все улики по делу были неубедительными, особенно вещественные.

На этих словах Том Лонгано просто взорвался. Обвинителю пришлось напомнить Марису, что траектории пуль и контактные ранения не субъективны, что выводы доктора Карла Пэрротта не подлежат интерпретации.

— Известно ли вам, что доктор Пэрротт провёл вскрытие и определил, что причиной смерти доктора Суториуса стала пуля, попавшая ему в голову?

— Да.

— Разве вы можете сидеть здесь сегодня и на 100% утверждать, что доктор Суториус покончил жизнь самоубийством?

— Доктор Пэрротт тоже не может такого утверждать.

Прежде чем они прекратили разбирать отчёт доктора Пэрротта, доктор Марис рассказал о том, что рана на голове Дэррила "очень похожа на раны, нанесённые при самоубийстве". Он непреклонно утверждал, это могло быть самоубийством, хотя мнение доктора Пэрротта практически не оспаривалось. Не было никаких вещественных улик, указывающих на что-либо, кроме того факта, что это было убийство, обставленное как самоубийство.

Но доктор Марис по-прежнему настаивал на своём. Хотя он не врач, хотя он не проводил ни одного вскрытия, доктор Марис раскритиковал выводы коронера, но его быстро поставили на место, когда он заявил, что не Делла была проблемой Дэррила, а Дэррил сам был причиной своих проблем. Во-первых, Лонгано спросил его о пистолете 22-го калибра: почему Дэррил принес его в полицию? Доктор Марис не ответил. Когда его спросили о пистолете 38 калибра, который Делла принесла в дом, эксперт сказал, что этот пистолет принадлежал им обоим, а не только Делле.

— Вы читали, как она покупала патроны и сказала продавцу: "Муж нашёл первый пистолет, второй он не найдёт, я его спрячу"? — смеялся Лонгано. — И вы называете это их общим оружием? Вы так и будете говорить дальше или же всё-таки поменяете своё мнение?

— Пистолет лежал у них дома, — ответил доктор Марис. — Любой из них мог его взять.

— В протоколе нет никаких доказательств того, что доктору Суториусу было известно о наличии в доме пистолета 38-го калибра, верно?

— Насколько я понимаю, нет.

— Насколько вы понимаете… Вы читали стенограммы. Вы даёте показания как эксперт. Вы это знаете или не знаете?

90

— 18 февраля 1996 года, в 02:30 ночи, когда Дэррил Суториус спал на этом самом диване, — сказал Джерри Кункель присяжным, — Делла Суториус пустила ему пулю в затылок, оборвав его жизнь, а затем попыталась обставить это как самоубийство.

В обвинителе было что-то от Ларри Кинга. Возможно, дело было только в подтяжках, но он, казалось, убаюкивал аудиторию в зале суда, и было что-то в его голосе, что заставляло поверить ему. Он вызывал полное доверие, но при этом не казался высокомерным.

В заключительном заявлении Кункель говорил о мотиве, о письме, адресованном Дэррилу с пометкой "лично и конфиденциально", которое нашли среди вещей Деллы. Это был её экземпляр заявления об отказе от его пенсионных фондов — так что она знала, что делает.

Он напомнил всем, что пока Дэррил заполнял документы о разводе, она покупала пистолет. Собирая воедино каждую ниточку улик, он нарисовал схему "сетей Деллы". Улики складывались красиво. Особенно эффектным было предсмертное заявление Дэррила — запись с автоответчика, которую снова воспроизвели.

Это похоже на фильм "Чёрная вдова", где женщина убивает из-за денег без угрызений совести, сказал он; Делла была холодной, расчётливой, а Кункель сложил все кусочки головоломки воедино. Он достал тренировочную мишень по стрельбе из "Target World", чёрный силуэт, показывающий меткость Деллы. Она не только была способна на это, но и наслаждалась этим, попадая в яблочко с 640 метров. Частичный отпечаток пальца на пистолете, по его словам, принадлежал Дэррилу. Делла хотела, чтобы он был там; она вложила ему в руку пистолет и произвела второй выстрел.

— Эта женщина — самый опасный человек, которого вы когда-либо видели в своей жизни, — сказал он присяжным, — и знаете почему? Потому что она на неё не похожа.