Сетка. Тюремный роман

«И вот однажды»

И вот однажды причина этой недоговоренности всплыла, да так неожиданно, что я не успел опомниться, как все произошло. И главное, никакой хитрости со стороны Сергея, никаких «подъездов», как это, я слышал, обычно бывает, не было и в помине. Я и вообще думаю теперь, что между людьми, даже малознакомыми или незнакомыми вовсе, иногда возникают какие-то токи, импульсы, которые, несмотря ни на что, влекут этих людей друг к другу. Что это? Что это такое? Хорошо это или плохо, что так устроены люди? И всего важней в таком влечении одного человека к другому — переживаемое волнение. Губы сохнут, все слова невпопад, голова не ведает, что делают ноги и руки, стук сердца слышится под самым горлом, и ты еще не знаешь точно, радоваться тебе или плакать. Но я расскажу по порядку, ладно?

Мы пришли после 2-й смены. Я уже свободно точил любые детали, но все еще числился в учениках. Работу Сергея выполнял я, мастера к нему даже и не подходили, все задания давали мне, а он занимался только ширпотребом. И все были довольны — и мастера, и мы оба.

Та смена выдалась тяжелой — много аварийных деталей плюс конец месяца, бардак безумный. У всех нервы были на пределе. И я очень тогда устал.

Придя на барак, я, как всегда, умылся, перекусил и завалился спать. А Сергей, как обычно, остался в каптерке что-то свое доделывать. Вел себя он в тот вечер странно — все время молчал, только поглядывал на меня исподлобья. Я как-то и не придал этому значения — у него бывали заскоки и раньше.

Заснул я моментально, как убитый. Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулся от того, что кто-то присел на мою шконку (а спал я всегда очень чутко — как разведчик, я так и после зоны сплю, слышу каждый шорох). Это был Сергей — никто, кроме него, не решился бы меня после смены трогать.

Он сидел в одних трусах, а сверху была накинуты фуфайка. Он почему-то полез в тумбочку и стал там что-то искать. Я, улыбнувшись ему, повернулся на другой бок и снова закрыл глаза, погружаясь в сон.

— Сынок, — прошептал Сергей, склоняясь к моему лицу, — вставай… Идем… Поможешь мне доделать подсвечник.

— Отстань, — выговорил я сквозь слипшиеся уста и глаза (я заснул моментально, и, видимо, так сладко, что и слюна на подушку выступила). — Вечно ты устраиваешь дурдом среди ночи. — Я сказал так, потому что Серега уже не впервые так будил меня, и я, встав, брел к нему в каптерку, где мы — каждый на своих тисках — доделывали что-нибудь «горящее», срочное. — Утром, Сережа, доделаем, ложись и ты спать. А то уже уработались оба.

Но Сергей не отставал и продолжал тормошить меня:

— Ну, идем. Там и дела-то на двадцать минут. К утру должно быть готово. Человек и деньги уже принес.

Окончательно проснувшись и перевернувшись на спину, я спросил Сергея:

— Что это там такое сверхсложное, что ты без меня не сможешь сделать? Я уже сплю и ничего не соображаю.

— Идем, идем, сейчас проснешься, — шептал Сергей в нетерпении.

— Издеватель, — буркнул я себе под нос и, закутавшись в одеяло, полусонный, с закрытыми глазами побрел за ним в каптерку.

Я вошел следом за Серегой и, подперев стену, продолжал спать стоя. Я и не заметил, как он тихо закрыл дверь на ключ, занавесил стеклянный проем в двери — стало совсем темно… А я продолжал спать, прислонившись к стене.

Сергей подошел ко мне, приблизившись так тесно, что я вздрогнул, и стал медленно высвобождать меня из одеяла… Я приоткрыл глаза.

Серега стоял так близко ко мне, что я уже слышал его прерывистое дыхание. И хотя в каптерке было почти темно, только маленькая лампочка на стене светилась под темным колпаком, я видел его глаза — они были широко раскрыты и невероятно блестели.

Сергей осторожно распахнул на мне это одеяло, и оно поползло вниз, а он, задерживая его руками, прижал меня к себе и стал тихо, без единого слова, целовать в шею, в грудь…

У меня дух перехватило, застучало в висках, мне стало и страшно, и приятно, и я перестал что-либо соображать. А он нежно гладил меня по груди, шее, плечам, по животу… Я попытался отстраниться от Сергея, но он вдруг прижался ко мне всем своим сильным телом, руки его молниеносно стянули с меня трусы…

— Что ты делаешь?! Не надо… — начал я шептать дрожащим от ужаса голосом. Но при этом я тоже тяжело дышал, а мои руки сами собой легли ему на плечи…

Какое-то время мы молча стояли так, и я тоже стал целовать лицо Сергея, а он все время водил ладонями по моей спине, ниже и ниже, а другой рукой устремился туда, где собралось в эту минуту все мое — страх, возбуждение, любопытство, нежность к нему, доверие и даже некая смелость…

— Сынок, ложись, не бойся, — сказал Сергей очень тихо.

— Нет, не надо, я боюсь…

— Ложись и делай то же, что и я, — при этих словах Сергей взял меня за руки, положил на пол, устеленный матрацем и шинелями, и я понял, что сопротивляться я уже не могу и не хочу.

Сергей лег ко мне полубоком, стал целовать меня в живот, гладить руками по вздрагивающим бедрам… Мне стало очень приятно и по телу пробежала мелкая дрожь, я закрыл глаза… Уже совсем ничего не соображая, я стал делать «то же самое».

Долго трудиться нам не пришлось. Мы оба были сильно возбуждены, и я, не имея никакого опыта в таких делах, делал «то же», как признался мне потом Сергей, «с кайфом». А потом… Потом я поднялся и молча пошел спать. Мне было и страшно, и счастливо!