Близилась двенадцатая полная луна, а вместе с ней жертвоприношение Двурогому. Агреттон, верховный шаман, спал не более трех часов в сутки и давно бы свалился с ног, если бы не специальные отвары и зелья, приготовленные его помощниками.
Всего в Убежище, да и на всех Пустошах, было шесть шаманов. Это число не менялось, и если один из них покидал бренный мир, его место тут же занимал самый достойный из многочисленных учеников. Однако подобное случалось нечасто. Главным преимуществом в служении Двурогому богу было долголетие.
Сам Агреттон никогда не видел того, кому поклонялся, чьим именем вершил правосудие Пустошей и управлял мутантами. По законам племени верховный шаман подчинялся лишь трем жрецам Двурогого, но те никогда не лезли в дела обычного народа, а потому для всех, включая суперов, Агреттон был главным.
Это и льстило, и давало множество привилегий, и в то же время наполняло душу шестидесятилетнего старика, давно пережившего положенное — средняя продолжительность жизни в Пустошах не превышала сорока лет, — страхом. Агреттон боялся Двурогого, как опасался и послесмертия. Ведь если существует Двурогий, значит, есть и Пресвятая мать, и за служение злу шамана ждали вечные муки. Но эти страхи были абстрактными, с ними Агреттон уже смирился.
А к чему так и не смог привыкнуть за полвека услужения, так это к тройке жрецов Двурогого. Вот кто каждым своим появлением в покоях пугал его до заикания. От одного присутствия любого из безликих Агреттон переставал чувствовать тело. Его сковывал ужас, ноги подкашивались, сердце взрывало грудную клетку, а в голове пугливым зайцем металась лишь одна мысль — настал его смертный час.
Жрецы не выглядели как-то особенно пугающе — человеческая фигура в мантии с капюшоном, скрытое в тени лицо. Сходи на базар Убежища и увидишь сотни чудищ пострашнее. Жрецы не кричали, не угрожали, они все, как один, говорили тихими безэмоциональными голосами, но каждое их слово врезалось в мозг раскаленным железом. Агреттон многое бы отдал, лишь бы больше никогда их не видеть, но для шамана Двурогого имелось только два пути: служить или умереть. К последнему Агреттон был не готов.
Несмотря на возраст, он чувствовал себя молодым. Все так же бурлила кровь при виде юного женского тела, все так же радовали вкусная еда и крепкое пойло, власть и могущество по-прежнему будоражили разум. Сильнейшие верховоды подчинялись ему и могли разорвать любого, на кого указал бы скрюченный узловатый палец верховного шамана.
А началось все с двух вестей, принесенных из Пустоши: хорошей и плохой.
— Прилетел почтовый ворон от Тангстена. Его рейд везет совсем юную девку для Двурогого, — доложил кривоногий длиннорукий карлик Кераттон, второй шаман в их иерархии. — Пишут, что она чуть ли не фаворитка бывшего императора. Один из северных баронов захватил ее, попользовался да сплавил на невольничий рынок.
— Довезут? — крякнув, поинтересовался Агреттон. — Не окочурится по дороге?
— У Тангстена есть мазь от проклятия Двурогого, ты же сам ему выдал, — удивился карлик, и верховный раздраженно кивнул. — Ну вот. До Убежища должны доставить живой, а здесь уже я ею займусь.
— Я сам, — ухмыльнулся верховный. — А то знаю я тебя, испортишь девку.
— Порченая она, — скривился Кераттон. — Говорю же, барон ее пользовал, а до него сам Маджуро, а до него…
— Не продолжай, не порти аппетит, — недовольно оборвал его Агреттон, и второй шаман Двурогого сообразил, о каком именно аппетите идет речь. — Как доставят, сразу ко мне. Обоих — и девку, и Тангстена.
— Все еще не доверяешь темному?
Тангстен явился в Убежище с полгода назад. Как выяснилось, норм, но норм странный, не подверженный проклятию Двурогого. По пути через Пустоши умудрился обзавестись собственным отрядом. В тех местах видели всяких: и поросших мехом, и чешуйчатых, и гигантов, и карликов, и многоногих, многоруких и многоголовых, — но такого шаманы встречали впервые — он был черный, как смоль, будто зрачок Двурогого, поглощающий любой свет.
Тангстен не скрывал, что норм и сбежал из Империи, скрываясь от правосудия. Такие в Пустошах особой редкостью не считались и, если доказывали, что достойны, даже жили с тем же правами, что и у истинных мутантов, рожденных в этих землях. Но черный человек, назвавшийся Тангстеном, что-то скрывал. Однако, что делать с чужаком, шаманы так и не решили. Скрепя сердце Агреттон позволил черному сохранить отряд, решив присмотреться. И вот Тангстен ведет сюда фаворитку самого императора!
Такое не могло быть случайностью.
— Не доверяю, — ответил верховный шаман…
Вскоре Агреттон сидел в общей зале во главе длинного деревянного стола на стуле-троне. Кераттон где-то шастал, и его место пустовало, Лофет, третий шаман, с львиной гривой, черным носом, почти как у собаки, и заостренными ушами с кисточками, цокал вилкой по фарфоровой тарелке, пытаясь разделить большой кусок мяса огненного варана. Он знал, что если запихнет весь шмат в пасть целиком, верховный выгонит его из-за стола.
Взяв столовый нож и вилку, Агреттон продемонстрировал, как нужно обращаться с приборами. Двадцать учеников, сидевших дальше, управлялись ловчее Лофета. А может, ему просто мешали изогнутые когти. Ученики были приятные глазу, без особых дефектов, как и сам Агреттон, ну не считать же таковыми отсутствие растительности на теле и вертикальные зрачки? В этом есть даже некая изысканность.
Агреттон терпел Лофета из-за того, что тот мог добиваться ясности сознания и видел будущее. Карлик Кераттон умел гипнотизировать, причем мало кто мог противиться его воле, что было бесценно на допросах.
Верховный шаман потянулся к соленым огурчикам, специально для него привезенным. Жаль, тут такие не растут, а вымахивают с кабана размером, желтые и горькие. Зато семечки у них вкусные.
Распилив мясо и проглотив его, Лофет принялся есть маринованные крысиные хвостики, поддевая их когтями, и тут к хрусту прибавился торопливый топот. Эту поступь Агреттон узнал сразу — сюда направлялись косолапый карлик Кераттон и кто-то еще. Причем второй остановился, а первый ввалился в трапезную, красный и запыхавшийся, вытер лоб, оглядел собравшихся и выпалил:
— Тут это… — шаман подергал себя за бороденку. — Вы извините, что прерываю, можно?
— Да как бы уже прервал, — проворчал Агреттон, промокая рот салфеткой. — Неужто так срочно? Не мог потерпеть? Наверняка ж аппетит испаскудишь своей новостью, тьфу!
Кераттон покосился на дверной проем, который охраняли два супермутанта: Дигоро и Мофаро, — и тут в зал ворвался свинорылый мутант, упал на колени и взмолился:
— Именем Двурогого! Великий Агреттон, бежал без продыху и сна от самой Рванины!
Охранявшие вход суперы всполошились, Мофаро схватил его за голову, чтобы свернуть шею, причем мутант даже не сопротивлялся, и бросил взгляд на верховного шамана. Тот пожевал губами, но приказа не отдал, уж очень ему обращение понравилось — великий. Из собравшихся здесь его никто так не называл.
— Пусть договорит, — велел он.
Мофаро отпустил свиноподобного, тот поправил на себе одежду, снова рухнул на колени и пополз к верховному жрецу, но был остановлен повелительным жестом.
— Спасибо, великий Агреттон! — прогудел он и поклонился. — Выискался тут один странный верховод, по всему видно, чужак. Крокодила завалил, Мертвого Глаза завалил, рейды их прибрал. И мой забрал, под ним теперь до хрена нашего брата ходит, целая армия!
— И что с того? — проворчал Агреттон, чувствуя себя идиотом. — Кто сильнее, тот и верховод, а ты, свинья, жаловаться пришел? Да как ты посмел?..
Мофаро напряг и без того выпирающие мышцы, шагнул к свиноподобному.
— Ты дослушай, — вставил свое веское слово карлик. — Я ж с ним того, провел беседу. Мутная бодяга там творится.
— Ладно, продолжай, как там тебя…
— Швай я! Короче, Север этот хочет на Убежище идти, по ваши души.
Агреттон вскочил, громыхнув стулом-троном.
— Все бароны собираются идти на нас? А император их новый что?
— Да нет же! Чужака этого зовут Север. Север Железный, Север Милосердный. Чую, готовит он поход на Убежище, армию собирает. Но стремно другое: он в натуре железный. Я на него с тесаками пошел. Хорошие были тесаки, острые. Перышко на лезвие упадет — и напополам! Так он один тесак — хвать и вырвал из руки.
Лофет захохотал, затряс львиной гривой:
— А не хрен зевать, червь!
Захихикали ученики, зашептались, кто-то даже бросил в Швая кость, а Лофет для порядка стукнул кулаком по столу.
— Так это, он прямо так, — Швай демонстративно повторил жест, — прямо за лезвие схватил — и ему ни хрена! Даже кровь не выступила. Я его — ха! — он сымитировал удар мечом, — вторым тесаком! По руке на-на! Думаю, ну все, нет у него руки… — Он сделал паузу, оглядел вытянувшиеся лица, улыбнулся, довольный произведенным эффектом. — Но как в железо ударил! Он даже зазвенел, как когда бьешь ножом о клинок.
— Да ну, — Лофет помотал головой, обратился к Агреттону: — Что за Север такой? Слышал о нем?
Верховный шаман замотал головой. Швай продолжил:
— Говорю ж, крот имперский, погибели нашей хочет. Вот как соберет армию, как нагрянет! Давить надо сейчас, пока сил не набрался.
У Агреттона сердце ушло в пятки. Жрецы не помогли мутантам в последней войне с Империей, и только проклятие Двурогого остановило нормов, не дав добраться до Убежища. Если они нашли способ избегать проклятие… Шаман сохранил видимое хладнокровие и махнул рукой:
— Идите. — Глянув на Кераттона, качнул головой на Швая: — И этого накормите… Только не здесь! От него воняет, как из выгребной ямы.
Дождавшись, пока карлик Кераттон уведет Швайна, он хотел было обсудить новость с жующими учениками, но подумал, что они бестолочи и нужно их менять.
Плюнув, отправился в свои покои, где долго мерил комнату шагами и думал.
Сперва объявился черный — очень, очень странный тип, хотя и полезный. Теперь вот Север Железный. Откуда взялся? Агреттон всех толковых мутантов знал, а этот — как вулканический пепел на голову. Кто такой? Вдруг… как там его? А, пусть будет Свинья… Вдруг Свинья прав, и этот Север опасен?
Тогда малейшее промедление чревато наказанием. Придется идти к жрецам, будь они неладны! Перед решительным и крайне неприятным шагом Агреттон заглянул к карлику, который перед тем, как впустить Свинью в трапезную, наверняка копался у него в голове, получил подтверждение того, что неведомый Север вполне реален и опасен, тяжело вздохнул и, внутренне сжимаясь, отправился к жрецам.
Их обиталище находилось за блестящей железной дверью в скале. Никто не видел, чтобы жрецы куда-то выходили хотя бы за едой, значит, они в ней не нуждаются. И за столько лет Агреттон не заметил каких-либо изменений в них: фигуры такие же, как много лет назад, ни признака старческих изменений в виде сутулости или шарканья.
С минуту верховный шаман топтался под дверью, испытывая благоговейный трепет. Наконец решился и, потея, погладил сталь рукой. Зажмурился.
По створке прокатилась световая волна, и та распахнулась, приглашая в прохладу, освещенную каким-то мертвенным голубоватым светом, льющимся прямо из потолка.
Обычно жрецы ждали его при входе, теперь же их не было, и Агреттон, ощущая себя маленьким и жалким, потопал дальше, осматривая идеально гладкие белые стены, хотелось позвать кого-нибудь, но язык не слушался.
В конце коридора имелась такая же дверь поменьше, он коснулся ее, и та втянулась в стену. Коридор озарился красным, в уши врезалось: «Алям! Инвазион!» — Агреттон вздрогнул, попятился. Два железных чудища, стоящих вдалеке, заскрежетали, двинулись навстречу и, когда он уже готов был спастись бегством, остановились, красный свет больше не мигал.
Наполняясь первобытным ужасом, Агреттон увидел фигуру в балахоне. Живот скрутило судорогой, сердце затарабанило, норовя разорвать грудь, мороз продрал по спине.
Жрец был один. Он остановился в двух шагах и прошелестел:
— Говори.
Паралич сразу спал, и Агреттон, не смея смотреть на скрытое тенью лицо, сбивчиво рассказал все, что узнал о Севере. Он думал, последуют вопросы, но жрец с минуту стоял неподвижно.
— Ожидай здесь, — уронил он и зашагал прочь, оставив его наедине с двумя железными демонами Двурогого, пусть и неподвижными.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем жрец вернулся. Был ли это тот же или другой, выяснить не представлялось возможным.
— Ты хорошо выполняешь свои обязанности, — прошелестел он.
«Как змея по камням проползла», — подумал верховный шаман. Жрец же протянул руку, где лежал треугольник, тонкой стороной направленный на Агреттона.
— Наводишь на врага вот так, давишь на верхнюю грань. Парализует на семь дней. Этого хватит, чтобы доставить его в Убежище. Поручи миссию Огненной Длани.
Боясь шелохнуться, Агреттон смотрел на треугольник, как на ядовитое насекомое.
— Приступай.
Верховный шаман схватил магический предмет, созданный, видимо, самим Двурогим, положил его на ладонь и понес прочь, боясь что-то сделать не так. Только когда дверь за спиной закрылась, он ощутил облегчение, какое бывает по окончании долгого пути, когда силы уже иссякли, и можно наконец прилечь.
Вытерев пот, он зашагал к себе, не оборачиваясь. Мысли в голове ожили и зашевелились. Значит, Север этот и правда опасен. А вдруг он и есть Избранный, о котором ходит столько легенд? В любом случае это не его ума дело, пусть жрецы разбираются, его дело за малым: парализовать и доставить сюда.
Мимо пробежал сухонький сморщенный мальчишка-прислужник с ногами, повернутыми коленками назад, как у кузнечика.
Агреттон решил испытать на нем странный предмет: навел и так, как сказал безымянный жрец, надавил на верхнюю грань. Треугольник ожил, вздрогнул, завибрировал и сделался теплым — шаман чуть его не выронил с перепугу, но сдержался, схватил обеими руками. Предмет дернулся, из него вырвалось какое-то перламутровое марево, окутало мальчишку, и тот застыл — с поднятой ногой, прижимая к себе поднос. Агреттон окликнул его, но прислужник не шелохнулся. Шаман подошел, толкнул в спину, и маленький мутант упал, не разгибая поднятой ноги и все так же прижимая поднос.
Агреттон улыбнулся, потряс треугольник. Вот это сила! Воистину, великую мощь имеет Двурогий, и он, верховный шаман Агреттон, часть этой несокрушимой мощи!
Расправив плечи, старик выпятил грудь и уверенно зашагал в свои покои, оставив позади неприятную встречу с жрецом и прислужниками Двурогого: Алямом и Инвазионом. Навстречу топал Лофет, что-то мурча себе под нос, Агреттон остановил его и с очень важным видом произнес:
— Позови Даффна. Будем миссию снаряжать, Севера брать. Сам Двурогий велел! — он воздел перст, самодовольно наблюдая, как меняется морда-лицо третьего шамана.
Сам Агреттон позвал Дигоро и Мофаро и направился в общий зал, где в центре стоял единственный стул-трон. Уселся, указал на место перед собой, где встали два бессловесных супера, улучшенных жрецами для службы Двурогому.
Глядя на них, Агреттон наполнялся уверенностью, что все получится: разве есть живое существо, способное их победить? Их мышцы усилены, раны затягиваются очень быстро, и убить супера можно, только если поразить сердце или отсечь голову.
Из коридора донесся топот. Пригибаясь, в зал вошел Даффн, встал между гигантами-телохранителями, склонил голову и потупился, третий его глаз, находящийся на переносице, был закрыт черным кругом, потому что через него Даффн насылал всякие мысли, страх, панику, заставлял союзников резать друг друга. Никто не мог выдержать взгляд Даффна. Цвета этот супер был землисто-желтого, кожу его покрывали шипы роговых наростов, они же выходили их костяшек, создавая естественный кастет. Орудовал Даффн шипастой дубиной, болтавшейся на поясе.
— Сыны Двурогого! — торжественно объявил Агреттон. — Вы есть Огненная его Длань, и вам должно выполнить его волю!
— Давай попроще, шаман, — скривился Даффн, лидер Огненной Длани. Два его обычных глаза косили, у него была волчья пасть, и из раздвоенного рта все время капала слюна. — Говори конкретно, че надо?
Верховный шаман осекся, попытался сжечь наглеца взглядом, но взял себя в руки. Огненная Длань — элитные суперы, ультрамутанты, лучшие из лучших. С ними лучше не ссориться, пусть даже в иерархии племени верховный выше их.
— Отправляйтесь в Рванину, — сдерживая гнев, проговорил Агреттон. — Доставьте мне мутанта по имени Север.
Дальше он объяснил, как пользоваться волшебным треугольном. Элитный супер кивнул, не выказав удивления, словно обращался с такими артефактами каждый день.
— Берите все что нужно. Знаю, верные сыны Двурогого, лишнего вы не возьмете. Исполняйте!
— Во имя Двурогого! — Даффн, Мофаро и Дигоро ударили себя кулаками в грудь.
Один за другим, громыхая костяными доспехами, они вышли из зала.
Агреттон же протопал в комнату, где принимал больных, и тремя ключами открыл шкаф.
В одном углу хранились древние книги о целительстве и о том, как устроено человеческое тело, да и мутантское тоже, а в другом — колбы, склянки, коробки с чудодейственными порошками, а также лечебные артефакты, принесенные жрецами. Все надписи Агреттон зашифровал, чтобы никто не смог ими воспользоваться и лишить его власти. Ведь ничем разумное существо не дорожит так, как собственной жизнью.
Не в приемном зале Агреттон чувствовал себя великим, а именно здесь. И не просто великим — как минимум божеством, способным изгнать болезнь и отсрочить смерть. В племени он считался целителем, но мало кто знал о том, что все его волшебные зелья, кроме самых простеньких, подарены жрецами.
Жизнь окончательно наладилась, когда ему доложили, что прибыл отряд Тангстена. Агреттон велел позвать черного, усевшись на трон.
Верховод ступал бесшумно, хотя размером не уступал тому же Даффну. Пригнувшись, вошел в дверной проем, склонил голову и с полуулыбкой проговорил:
— Слава Двурогому, великий Агреттон! Мы привезли девушку…
— Где она? — нетерпеливо перебил шаман.
— В трапезной. Очень проголодалась. Привести ее сюда?
— Нет. Идем туда сами.
Не нравился ему Тангстен, прищур его не нравился, и искренности в его словах не было, зато не оставляло ощущение, что черный знает что-то важное и скрывает. Но зачем? И Кераттон с ним поработал, в башке поковырялся — чист, говорит, черный. Но интуиция обманывала Агреттона очень и очень редко. Непрост Тангстен, ох, непрост! Где он научился так правильно разговаривать? Словно в императорской свите был, а то и еще хуже…
А вдруг он посланник самой Пресвятой матери? Надо бы жрецам о нем рассказать… Или ну его, второй встречи не выдержит — сердце разорвется.
— Ты хорошо поработал, Тангстен. — верховный шаман слез с трона и поковылял к выходу, — идем, покажешь девчонку. Правда она так хороша?
— Дело не в том, хороша или нет, — говорил тенью шагающий позади Тангстен, — а в том, что сам Маджуро сделал ее своей фавориткой, значит, в ней что-то есть. Двурогий разберется. Если выберет ее…
— Да, это было бы неплохо, — прервал его Агреттон, его воображение уже рисовало самую красивую женщину на свете, он уже любил и хотел ее, желая, чтобы Двурогий выбрал двух других девушек, благо их больше двадцати.
Каково же было его разочарование, когда он увидел тощего всклокоченного цыпленка, жадно жующего мясо варана. Причем почтительности этот цыпленок не проявлял — наяривал челюстями, глядя в тарелку.
Подойдя ближе, Агреттон отметил, что девчонка к тому же замызгана и тоща настолько, что все кости видны под прозрачным платьем. Причем кости-то наличествовали, а вот выпуклостей, которые ему так нравились у женщин, почти и не было.
Тангстен в два прыжка опередил Агреттона, положил лапищу на плечо девушки — та вздрогнула и вскочила, вся сжалась.
Еще и зашуганная.
— Кора, перед тобой верховный шаман Агреттон, — проворковал черный. — Он говорит с жрецами Двурогого!
Девушка проглотила недожеванный кусок, закашлялась, склонила голову, приложив руку к груди. Тощая, маленькая, ножки-палочки, ручки-веточки. Хорошо, время до жертвоприношения есть, авось немного откормится.
— С ума сойти! — делано всплеснула руками она. — А самого Двурогого видел, дедушка?
«Дедушка», ошарашенный словами нахалки, шагнул к ней, поднял голову за подбородок. Мордашка смазливая: глаза темные, брови черные, будто подведенные, губки пухленькие, так и намекают на поцелуй. Не так уж и плоха девка, хоть и невоспитанная. Ничего, были и у шаманов методы укрощения строптивых.
— Кто-нибудь! — прокричал Агреттон, и в помещение вбежал мальчишка-ученик. — Позовите мамочку Файну! Быстро.
Единственное, что не нравилось в девчонке, — взгляд у нее был как у пустынного волка, ни грамма почтения в нем. Она так и стояла, потупившись, пока не получила разрешение доесть.
Мамочка Файна явилась нескоро — девчонка приканчивала уже вторую порцию. Объемная, округлая во всех местах суетливая Файна заняла, казалось, все пространство. Лет ей было много. Агреттон помнил время, когда они почти год не вылезали из постели, когда он с восторгом наслаждался ее ненасытностью и формами. Теперь же бабища так расплылась, что трудно было сказать, где у нее перед, где бок, а где зад. Хотя насчет последнего он неправ: задница у нее выдающаяся, просто задница-императрица, полтора, так сказать, в одном. Отверстий у нее тоже вдвое больше полагающегося, в остальном же обычная женщина нормов. Красивая, в общем, была женщина. Небесталанная.
Красота ушла, теперь только самые убогие мутанты зарились на ее прелести, но опыт-то остался, и он служил на благо Двурогого. В обязанности Файны входило обучение его будущих невест секретам постельных утех, чтобы Двурогий остался доволен.
Что от нее требуется, Файна поняла без слов, обняла девчонку, начала тискать.
— Боженьки-двуроженьки, кто здесь у нас такой худенький? — между делом осматривала она новенькую, отмечала ее достоинства и недостатки, как оценивают дорогую вещь на базаре. — А какие мы хорошенькие! Идем со мной, девонька, помоемся в баньке, волосики расчешем. Вошки, наверное, завелись, закусали? Выведем вошек. Чистенькая будешь, красивенькая.
— Чтоб слушалась Файну, девчонка! — назидательно произнес Агреттон. — Тебе выпала великая честь.
Та зыркнула исподлобья и кивнула. Никакого воспитания, а ведь фаворитка самого Маджуро!
— И платьишко грязненькое, — щебетала Файна. — А ножки-то…
Обняв девушку, баба повела ее к выходу, причитая и щебеча. Агреттон перевел взгляд на черного и спросил:
— Ты ведь недавно из Пустошей. Скажи, слышал что-нибудь о Севере Железном? И вообще, какие новости?
Черный потер подбородок и покачал головой.
— Нет, впервые слышу о таком. А что случилось?
— Не твоего ума дело, — осадил его Агреттон и обратился к вошедшему в трапезную Лофету. — Накормите рейд Тангстена по-императорски. Выдайте награду оружием. Что попросят, то и выдайте.
— Девчонка — это не все, — вкрадчиво сказал черный. — Мы взяли кибитку, битком набитую тканями, посудой, медом, шерстью! И нам ничего не нужно, с радостью служу Двурогому!
Глаза Агреттона алчно блеснули — и погасли. Пожива не вызвала прежнего интереса, в мыслях пульсировало лишь одно. Север. Не давал ему покоя таинственный верховод.
Но ничего, скоро с ним все будет решено.