Северный Ветер (СИ)

Глава 15 Прости и прощай

Это было даже по-своему красиво. Дамблдор, в длинной серебристо-серой мантии походил на волхва, принесшего иудеям суровое пророчество о конце света. Стоящий по правую его руку профессор Слагхорн будто бы воплощал в себе страждущую добродетель. На лице декана Слизерина подчеркнуто-крупными буквами была написана великая скорбь о несовершенстве мира в целом и о несовершенстве человеческой натуре в частности. По левую руку от Дамблдора возвышалась неподкупная Немезида со строго сомкнутыми устами и скрещенными на груди руками — профессор МакГоногалл.

— Вот попали! — тоненьким голоском жалобно пискнул Питер.

Дамблдор впился в лицо ученикам острым, как у орла, взглядом. Впечатление нисколько не смягчалось очками, сидящими на его длинном, с горбинкой, носу.

Лили никогда не понимала, почему многим её знакомым этот чародей казался смешным, добрым старичком. Она откровенно побаивалась директора и, наверное, поэтому его недолюбливала. Действия профессора Слагхорна, амбициозного и романтичного, можно было с легкостью просчитать; профессор МакГоногалл, с её железными принципами и несгибаемой волей тоже была вполне предсказуема. Но вот что можно ожидать от господина директора, Лили понятия не имела.

— Доброе утро, молодые люди, — вежливо поздоровался Дамблдор.

Лили уговаривала себя, убеждая, что бояться совершенно нечего. В крайнем случае, её попросту исключат из Хогвартса — не смертельно. Вопрос, правда, в том, что же она станет делать в мире магглов совсем без образования? Мыть унитазы в супермаркетах? Не радужная перспектива.

— Вы, видимо, запамятовали, — продолжил Дамблдор, — что на походы в Запретный Лес наложен строжайший запрет?

Розье ответил с вызовом:

— Мы решили проигнорировать это, сэр.

— Молодой человек! Вы забываетесь! — профессор Слагхорн всем своим видом выражал неодобрение.

На лице МакГонаггол появилось привычное саркастичное выражение, неоднозначно показывающее собеседнику, какого она о нём мнения.

— Я всего лишь говорю господину директору правду, — цинично продолжал огрызаться кузен Блэков. — Проявляю почти гриффиндорскую отвагу. Вы же не хотели бы, чтобы мы лгали? Профессор Дамблдор наверняка пожелает узнать, зачем мы отправились в Запретный Лес?

— По правде говоря, не сложно догадаться, что привело вас туда, — характерным жестом Дамблдор сомкнул кончики пальцев. — Я очень разочарован, — взгляд его скользнул в сторону Люпина, ненадолго задержавшись на нём, — разочарован в некоторых из вас, поскольку считал их и мудрее, и старше, чем они оказались. У меня есть основания предполагать, что свежим воздухом все уже надышались? Вернёмся в школу, господа.

Презрительно-пренебрежительный взгляд МакГоногалл жёг Лили затылок и спину, она словно слышала осуждающий шепот: «Единственная девушка в компании девятерых парней? Задатки недурны! Впрочем, чего же ещё и ждать от грязнокровки?».

Обитатели Хогвартса ещё не проснулись, и в коридорах было безлюдно. Поднявшись на седьмой этаж, унылая группа студентов в сопровождении преподавателей проследовала к горгулье у стены.

— Апельсиновые дольки, — уронил Дамблдор небрежно.

Стена отошла в сторону, открывая движущуюся винтовую лестницу. Плавно вращаясь, та подняла их к двери с медным молоточком, ведущую в директорские покои.

Лили огляделась без особого любопытства. Круглая комната. Тихо жужжащие изящные серебряные приборы на тонконогих столиках. Роскошный феникс Янгус на шесте в углу.

Опустившись в глубокое кресло, Дамблдор сложил перед собой руки на столе:

— За всё нужно платить, с этим спорить никто не собирается? Так давайте, подсчитаем, во что вам выльются ваши ночные приключения. Список прегрешений впечатляет, с учетом того, что пробыли вы в школе всего-то ничего. Покинули спальни после отбоя…

— Минус тридцать баллов, — сообщила профессор МакГонагалл.

Дамблдор кивком подтвердил решение гриффиндорского декана:

— Покинули территорию замка без разрешения преподавателя…

— Минус двадцать баллов!

— … после полуночи.

— Минус пятьдесят баллов.

— Нарушили запрет на посещение Запретного Леса…

— Сто баллов.

— …а так же, проигнорировав запрет на проведение дуэлей, опустились до мелких разборок.

— При всем уважении, господин директор, не могу согласиться с вашим определением. — В голосе Блэка слышалась изысканная, почти такая же издевательская вежливость, как у самого Дамблдора. — Это не мелкие разборки, это относительно цивилизованный способ выяснения отношений.

— Тем не менее, мистер Блэк, ваш «цивилизованный способ» потянет не меньше, чем на двести баллов, — ядовито сообщила МакГоногалл. — Естественно, со знаком минус.

— Ну, естественно, — скривился Поттер.

— Итого, — любезно подытожил профессор Слагхорн, — минус пятьсот баллов с факультета Гриффиндор и Слизерин. Такое количество баллов вы будете терять как бы… э-э… в кредит, ведь у ваших домов ещё нет ничего в плюсе. Полагаю, вы довольно собой, господа?

— А то как же! — буркнул Поттер, отворачиваясь.

Яксли, наклонив голову, тоже что-то пробубнил себе под нос.

— Вы что-то сказали, молодые люди? — повысил голос декан Слизерина.

— Ничего, сэр.

— Вам послышалось, сэр, — ответили они почти одновременно.

— На этом разговор закончен, — Дамблдор махнул рукой, давая понять, что высочайшая аудиенция завершена.

Добравшись до спальни, Лили, было, без сил рухнула на кровать в надежде уснуть. Но Алиса, Дороти и Мэри накинувшись, принялись тормошить её:

— Лили, вставай! Вставай немедленно! Мы и так безнадёжно опаздываем…

Промычав что-то невразумительное, Лили попыталась перевернуться на другой бок, но Мэри решительно пресекла её попытки:

— Нет, Эванс! Даже и не думай. Поднимайся на ноги, живо! Алиса, кофе?..

— Вот!

— Давай, Эванс, продирай глаза. С нас достаточно потери пятисот баллов. Если ты не явишься на уроки — огребёшь таких люлей!.. Ну, просыпайся же!

Лили со стоном села. Алиса всучила ей в руки чашку с кофе:

— Без сахара и молока, как ты любишь.

Через четверть часа подруги уже стояли перед профессором истории, извиняясь за опоздание.

— Проходите, — милостиво разрешили им.

Поттер вальяжно развалившись, усиленно раскачивался на стуле, Люпин, склонившись над свитком, что-то записывал, а Блэк…

Лили глазам своим не поверила: Блэк стоял у доски!

Преподаватель был новый, он подменял Флитвика, вечного учителя истории, и местных педагогических обычаев не знал. А обычаи состояли главным образом в том, чтобы не вызывать Сириуса Блэка к доске, удовлетворяясь его письменным опросом. Теперь стало понятно, чего это Поттер такой довольный. Конечно же, предвкушает веселье.

— Будьте любезны, мистер Блэк, вытащите руки из карманов, — вежливо потребовал учитель. — Расскажите всё, что вы знаете о Жиле де Ре. Если вы конечно вообще о нём что-нибудь знаете.

Сириус улыбнулся фамильной улыбкой Блэков, холодной и издевательской, обещающий ад прямо здесь, на земле. Демонстративно запуская руки в карманы ещё глубже, он принялся раскачиваться с пятки на носок:

— Ну кто же не знает барона де Ре!

— Поведайте, чем он так знаменит.

— А вы уверены, что хотите знать?

— Вполне. Обнародуйте факты.

— Барон де Ре известен среди колдунов как один из самых жалких неудачников. Магглы вполне справедливо приговорили его к смертной казни. Впрочем, магглы судили его не за чернокнижничество, как преподают у нас, а за так называемую «противоестественную» любовь к детям. В течении 8 лет сей достойный французский гражданин, потомок двух самых аристократических родов, Краон и Монморанси, умертвил, по общим подсчётам, порядком 800 детей. По собственному признанию, он завлекал их в свой замок, насиловал под пытками, а потом убивал. Изверг утверждал, что испытывал при этом чувство неизъяснимого наслаждения. Трупы несчастных детей сжигались, и только особенно красивые детские головки барон сохранял… на память. Думаю, в наши дни сего достойного джентльмена с распростёртыми объятиями приняли бы в секте Волдеморта…

— Как вы странно раскрываете тему! — резко прервал Сириуса учитель. — И прекратите уже мельтешить у меня перед глазами! Не терпится продемонстрировать всем, как скрипят ваши новые ботинки? Что у вас за несносная привычка всё время раскачиваться, то на стуле, то так?!

Блэк перестал улыбаться. В синих, почти черных, глазах сверкнул опасный огонь:

— Вы находите мою манеру отвечать неприятной. В свой черёд нахожу странным, явного приверженца Темных искусств изучать в контексте молодого и перспективного энтузиаста. Считаю, что замалчивание о нескромных деталях в биографии подобных персонажей непростительно, так как у теперешних молодых энтузиастов может сложиться неправильное преклонение перед ложными идеалами…

— Сожалею, Блэк, но вы вынуждаете меня поставить вам «Тролля».

— Почему?! — возмутилась Мэри.

— История — это наука голых фактов, имён и событий, а не смакование грязных инсинуаций.

— Ну, так Сириус как раз голые факты и изложил, — засмеялся Поттер.

— Ставить «Тролля» за правдиво изложенную информацию не камельфо, профессор. Но учитель вы, так что вы в своем праве, — Сириус раскланялся, в последний раз скрипнул ботинками и направился к своему месту.

— Эй, Эванс? — обернулся Поттер со своей архиоригинальной фразой, — как настроение?

Лили поморщилась, выдергивая из-под его руки свой рюкзак:

— Кажется, я сейчас как лошадь засну стоя.

— Почему именно лошадь? — хмыкнул Поттер, — Телки, вообще-то тоже стоя спят…

— Отвали!

— И не надейся.

Рука наглеца бессовестно ухватилась за округлое девичье колено и паучком поползла по бедру вверх.

Скорее от неожиданности, чем от гнева, Лили замахнулась на него. С отменной реакцией первоклассного ловца Поттер успел отдёрнуть руку, так что со всей дури и оглушительным хлопком, прозвучавшим выстрелом на весь класс, Лили пребольно ударила сама себя по ляжке.

— Мисс? — удивленно подняв голову учитель, сдвигая кустистые брови. — Что там у вас?

— Простите, — покраснела Лили, — какая-то назойливая мошка. Ты гадёныш, Поттер! — зашипела она. — Что себе позволяешь?!

— Ну не мог же я позволить тебе заснуть? — невинно заморгала эта сволочь пушистыми ресницами, продолжая зубоскалить. — Джеймс Поттер друзей в беде никогда не бросает! — пафосно закончил он.

— Держи свои руки подальше от меня. Понял?

— Понял, что тут не понятного? Держать руки подальше. А что разрешается держать поближе? — заговорщицким шепотом вопросил он.

— Поближе и покрепче держи свою палочку, желательно в боевой готовности.

Губы Поттера растянулись в глумливой улыбке:

— Мне нравится ваше предложение, сударыня.

Поняв, что сморозила, Лили аж побледнела со злости:

— Поттер, я тебе в последний раз говорю по-хорошему!..

— Интересно узнать, Эванс, а как оно будет по-плохому?

— Джеймс, если немедленно не заткнёшься, ты не от Эванс, а от меня огребёшь. Уж я не промахнусь, — флегматично пообещал Люпин.

— Вот это уже страшно, — сделал Поттер большие глаза и вздохнул с притворным сожалением. — Ладно, цветок моей жизни, мой нежный лютик, продолжим в другой раз, а то папочка вон сердится! — Джеймс послал Лили воздушный поцелуй и отвернулся.

Лили, скорчив гримаску, показала ему под партой средний палец.

Следующим уроком стояло сдвоенное зельеделие. Лили, справедливо рассудив, что профессор Слагхорн далеко не так суров и непреклонен, как новый историк или, например, Магконоггал, решила всё-таки пойти и выспаться. Мэри и Алиса возражать не стали, посоветовав предварительно зайти к мадам Вэл. Заручившись справкой об общем упадке сил, Лили с чистой совестью вернулась в спальню и проспала девять часов кряду.

Проснувшись, она обнаружила, что часы показывают половину двенадцатого ночи.

— Кажется, я немного перестаралась, — зевнула Лили. — Что я теперь ночью делать буду?

— Поспешишь отправиться в лес в компании самых интересных молодых людей Хогвартса, — предположила Дороти.

Лили предпочла её не услышать.

— Вы поесть мне ничего не оставили? — с надеждой спросила она у подруг. — Кажется, слона сейчас бы проглотила.

— Так ты же со вчерашнего дня ничего не ела. Вот, держи, я булочки принесла. И тыквенный сок.

Лили поблагодарила Алису и жадно вгрызлась в угощение.

— На факультете меня уже успели проклясть за потерю баллов?

Дороти снова фыркнула:

— А кто бы посмел? Ни у кого нет желания связываться с этими шалыми — Поттером и Блэком.

Заметив, как Алиса и Мэри переглянулись, Лили насторожилась:

— Что там у вас? Выкладывайте!

— Твой слизеринец, — скрестила руки на груди Алиса.

— Что с ним? — напряглась Лили.

— Да ничего особенного, не волнуйся, — заверила Мэри. — Просто он почти весь день проторчал у входа в нашу гостиную. Остальные, как сама понимаешь, не в восторге от такой сторожевой «собачки»…

— Я пыталась поговорить со Снейпом, но без толку, — вздохнула Алиса. — Ты же его знаешь? Заявил, что не уйдёт, пока тебя не увидит.

Лили попыталась понять, что она чувствует? Северус никогда первых шагов к сближению не делал. Она должна сейчас радоваться? Тревожиться? Злиться? На что-то надеяться? Но она не чувствовала ничего. Там, где бурлило и кипело, где подступал девятый вал чувств, наступил полный штиль. Хотя, нет, даже не штиль. Ей представлялось царство снегов, бескрайняя ледяная пустыня, по которой беспрестанно задували певучие северные ветра, не зная удержу — им просто не за что было зацепиться.

— Ты выйдешь к нему? — спросила Мэри.

— Конечно, — каким-то чужим, бесцветным голосом ответила Лили, — я не хочу, чтобы он сторожил там всю ночь.

Северус сидел напротив портрета Полной Дамы, прямо на полу, обхватив руками худые острые колени и уронив на них лоб. Его и без того не самая аккуратная в Хогвартсе мантия выглядела помятым пыльным кульком. Спутавшиеся волосы походили на воронье гнездо.

Почувствовав взгляд Лили, Северус поднял голову. Сердце заныло и застучало быстрее. Что бы он сейчас не сказал ей, всё бессмысленно. Ничего уже между ними не изменишь, всё разбито, и клеить нет смысла. Не склеится.

— Лили… — произнёс Северус хрипло, через силу, будто слова резали ему горло — Прости меня. Я понимаю, что… на этот раз всё зашло слишком далеко…

— Мне всё равно, — мотнула головой Лили.

Северус облизал пересохшие губы и медленно поднялся на ноги, одной рукой придерживаясь за стену, другой старался пригладить растрепанные волосы:

— Прости, — повторил он.

— Не извиняйся. Не трать лишних слов, — предупредила Лили.

В черных глазах друга промелькнуло такое отчаяние, что ей на мгновение стало за него страшно. Но нет! На этот раз она не уступит своей слабости. К чему длить агонию?

Чтобы скрыть охватившее тело дрожь, Лили облокотилась на портрет Полной Дамы:

— Я пришла только потому, что Мэри передала мне, будто ты собираешься остаться тут до утра, — сказала она довольно холодно.

— Я и собирался. И ждал бы. Пойми, я не хотел называть тебя грязнокровкой… просто в тот момент я…

— С языка слетело, — понимающе кивнула Лили. — В очередной раз.

— Я…

— Северус, не находишь ли ты, что приносить и принимать извинения поздно? Я много лет прощала тебя. Никто из моих друзей даже не понимает, почему, после всего, чтоб было, я ещё продолжаю с тобой разговаривать. Ты сам сделал всё от тебя зависящее, чтобы оттолкнуть меня. Я не могу больше притворяться. Ничего не изменится. Ничего не сбудется. Наши детские мечты останутся всего лишь мечтами, как не больно это осознавать. В реальности ты выбрал свою дорогу, а я — свою.

— Подожди! Подожди, Лили! Послушай!..

— Я устала, Северус. Устала от того, что ты при каждом удобном случае тычешь меня носом в моё происхождение, как котенка в дерьмо. Я не стыжусь себя, ясно? Я люблю моих родителей магглов. Люблю мою сестру-магглу, которую ты, не стесняясь, окрестил дурой. Люблю моих друзей-магглов, которых ты, вместе со своими славными Пожирателями намереваешься сживать со свету. И, скорее всего, буду любить моих детей-магглов, рожденных от такого же презренного маггла, как я сама. На этом свете у нас с тобой никогда не будет девочки, красивой, как я, и мальчика, умного, как ты. Потому что я — грязнокровка Эванс, а ты — Принс-полукровка. И всё, что между нами было общего, это детство. Но оно прошло, как ни горько это осознавать. Я смирилась с этим, Северус. Я с этим справилась.

— Лили, пойми, мне… мне плевать на твое происхождение. Я люблю тебя! Просто… просто…

— Просто твои чистокровные друзья этого не понимают и не одобряют, а без этого в жизни никак…

Да будь оно всё проклято!

— Прощай, — выдохнула Лили перед тем, как между ними опустился портрет Полной Дамы.

Не хотелось ни плакать, ни истерично смеяться. Мы плачем или смеёмся, кричим и бьём посуду тогда, когда в душе ещё на что-то надеемся.

А отчаяние, как и смирение, немо и глухо, оно бездонное и беззвучное.

В душе Лили пел северный ветер, кружа поземкой пепел прогоревших надежд.