`Сезам, откройся!`

ГЛАВА VII ОПЕРАЦИИ ТФП ЗАПАДНЫХ СПЕЦСЛУЖБ В СОВЕТСКИЕ И РОССИЙСКИЕ СПЕЦСЛУЖБЫ

В послевоенный период наиболее характерным и опасным методом использования спецслужбами противника своей агентуры стало проникновение в наши заграничные резидентуры. Рассматривая приобретение «кротов» как острый и эффективный способ решения серьезных оперативных задач, противник стремился вести эту работу на высоком профессиональном уровне. В инструкциях и рекомендациях, разработанных основными спецслужбами Запада, предусматривалась большая работа по вербовке, проверке и подготовке таких агентов, а также всестороннее изучение условий и путей их продвижения и закрепления в центральных аппаратах наших разведок.

«Кроты» западных спецслужб представляют чрезвычайную опасность, примером тому Гордиевский, безнаказанно вредивший внешней разведке в течение более 10 лет; «Фарвелл», сумевший меньше чем за год нанести огромный ущерб нашей научно-технической разведке; Пигузов, раскрывший перед ЦРУ большое количество сотрудников внешней разведки, в том числе и тех, кто еще только готовился в разведывательном вузе стать разведчиком, и ряд других.

Не меньший, если не более значительный ущерб нанесли западные «кроты» военной разведке. Среди них беспрецедентной является изменническая деятельность в течение более четверти века «крота» Полякова; кратковременной, но исключительно вредоносной оказалась подрывная работа «крота» Пеньковского; большой ущерб для деятельности ГРУ нанесли «кроты» Чернов и Попов.

Полагаю, что список «кротов» западных спецслужб в советских службах в Приложениях [1] и [2] не является исчерпывающим. Во-первых, не все разоблаченные «кроты» известны автору. Во-вторых, среди перебежчиков могли быть такие «кроты», которые решили открыто перейти на другую сторону по различным причинам: например, Гордиевский, Носенко, Сахаров и Ощенко из страха быть разоблаченными.

Наконец, в-третьих, реально предполагать, что, исходя из соотношения между количеством «кротов» и перебежчиков не-кротов, равное примерно 30–40 %, имеется ряд неразоблаченных «кротов», кто встал на путь предательства за последнее десятилетие, когда увеличилось число измен, но решил продолжать изменническую деятельность в качестве «крота». Поэтому разоблачение «кротов» западных спецслужб в российской разведке становится еще более важной, я бы сказал, жизненно необходимой и особенно острой проблемой после 1990 года.

Известно, что число изменников из числа сотрудников внешней разведки в эти последние годы заметно увеличилось. Как сообщало пресс-бюро внешней разведки в конце 1992 года, за полтора предшествующих года таких изменников было семь (Чародеев Г. Продолжается «утечка» российских суперагентов. Известия, 1992, 28 октября). Полагаю, что в 1991–1995 годах их могло быть, если считать только открытых перебежчиков, таких, как Ощенко во Франции, Коноплев в Бельгии и Фоменко в Германии, около десяти. Поэтому западные спецслужбы могли приобрести некоторых из них в качестве «кротов».

Если это предположение верно, то положение для российских разведок создалось угрожающее.

С раскрытием ЦРУ «крота» внешней разведки Эймса осложнилась и возможность разоблачения иностранных «кротов» этой службы. По сообщению западной прессы, именно этот «крот» в ЦРУ помог разоблачить десяток западных «кротов» в российских разведках. В частности, вероятно, его последним разоблачением уже в 1989 году был «крот» в ГРУ В. Баранов.

Теперь, наряду с повышением бдительности внутри самих российских спецслужб, необходимо делать ставку на приобретение новых агентов, способных заменить, например, Эймса. В этом, по мнению автора, состоит одна из актуальных задач внешней разведки. В создавшихся условиях, когда обстановка для деятельности внешней разведки из-за серии измен, а также неизбежного сокращения поля осведомленности за неимением таких хорошо информированных союзных спецслужб, как, например, бывшая разведка ГДР, приходится считаться с тем, что ряд провалов наших ценных агентов мог явиться результатом деятельности западных «кротов» во внешней разведке.

На фоне деятельности иностранных спецслужб против советских и теперь российских служб выразительно выглядит положительный опыт внедрения наших «кротов» в западные службы.

За полувековой период, по моим самым скромным подсчетам, внешняя разведка располагала в западных спецслужбах, как минимум, 21 «кротом», начиная с таких выдающихся разведчиков, как Ким Филби, агент Прайм в британской разведке, агентурная группа «Сапфир» во французских спецслужбах, Фельфе в БНД, Уокер, Ховард — в американских и кончая Эймсом в ЦРУ (Приложение [3]).

Значительно менее выгодно в части взаимного проникновения с западными спецслужбами выглядит наша военная разведка — ГРУ, хотя наличие только ставших мне известными тринадцати ее изменников за полвека свидетельствует в численном отношении о значительно меньшем ущербе по сравнению с внешней разведкой. Но тот факт, что в этой службе работали пять матерых западных «кротов», свидетельствует о том, что ущерб, нанесенный ГРУ, значительно превосходит потери внешней разведки. Достаточно вспомнить, что бывший генерал-майор ГРУ Поляков, помимо огромного политического ущерба СССР, нанес сокрушающий удар по нелегальной службе ГРУ, выдав американцам всех известных ему военных разведчиков-нелегалов, забрасывавшихся ГРУ в США.

Судя по тому, что удалось отыскать в публикациях о «кротах» ГРУ в западных спецслужбах, военной разведке есть также чем похвалиться. Так, «крот» ГРУ в Швеции «Орел» явился крупнейшим и, как свидетельствовала западная пресса, самым опасным иностранным агентом в этой стране. Сержант Данлоп — «крот» ГРУ в АНБ, по заявлению американских контрразведчиков, нанес непоправимый ущерб этому «Дворцу головоломок», как пишет об этом Д. Бамфорд (Бамфорд Д. Дворец головоломок. Лондон, 1983) (Приложение [4]).

Оговорюсь сразу, что могу говорить только о тех операциях, которые либо были сорваны нами, как, например, в деле «Гарта», Пеньковского, Баранова, Ветрова и Полякова, либо стали известны по другим причинам, как в случае измены Гордиевского, Шеймова, Куклинского.

Поскольку я подхожу к рассмотрению операций ТФП прежде всего с профессиональной точки зрения, пока не углубляясь в оценку их результатов, я стремлюсь в приводимых примерах прежде всего определять ту роль, которую в их осуществлении играли соответствующие спецслужбы. Тем более что оценки, например, политических результатов этих операций настолько могут быть различными у нас и на Западе, что трудно их сравнивать из-за спорности исходных позиций. Так, например, английский «специалист» по вопросам измен, предательств и бегству на Запад сотрудников советских спецслужб Брук-Шеферд в своем последнем труде (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1990) преподносит оценку западных «кротов» в советских спецслужбах преимущественно с точки зрения их «влияния» на позиции Запада, стыдливо умалчивая о роли западных спецслужб в приобретении этих «кротов» или весьма поверхностно констатируя их «огромный успех», не определяя конкретно, в чем он заключался. Именно исходя из такого одностороннего подхода, Брук-Шеферд и говорит о «трех гигантах» в области измен в послевоенное время, а именно о Пеньковском, Ветрове и Гордиевском, выстраивая их в таком порядке по значению для Запада.

Но только в случае с Гордиевским может идти речь о каких-то усилиях и профессиональном успехе британских спецслужб, о роли же англо-американской разведки в вербовке Пеньковского и французской в вербовке Ветрова вообще ничего положительного сказать нельзя. Роль этих разведслужб, как увидит читатель, сводилась лишь к чисто техническому оформлению их «самовербовки» и последующему обслуживанию связи с ними.

Дела Пеньковского и Гордиевского получили наибольшую огласку, а Ветрову было уделено значительно меньше внимания, хотя именно этот «крот», по моей оценке, нанес наибольший за всю послевоенную историю ущерб внешней разведке, прежде всего, в области практической ее деятельности по решению народнохозяйственных и оборонных задач. Поэтому, в отличие от Брук-Шеферда, я ставлю его на первое место, впереди Пеньковского, роль предательства которого во всех отношениях сильно преувеличена на фоне — Карибского кризиса, в разрешении которого он играл якобы большую роль.

Хочу сразу же предупредить читателя не пугаться кажущегося «изобилия» «кротов» иностранных разведок, которым удалось действовать внутри советских, а затем российских специальных служб. Ведь собранные здесь примеры относятся ко всему послевоенному времени и их враждебная деятельность распределяется более или менее равномерно на все годы «холодной войны». Если учесть, что советская внешняя разведка в те годы являлась мишенью для внедрения «кротов» таких мощных западных разведок, как ЦРУ, СИС, БНД и СДЕСЕ, а количество успешных операций ТФП уступает результатам, достигнутым внешней разведкой, то можно с достаточной степенью обоснованности распространить на все эти службы заключение американского исследователя деятельности ЦРУ в 1981–1987 годы Боба Вудворда о том, что ЦРУ в тайной войне с КГБ потерпело поражение. Причем это будет правильно не только для указанного периода, а для всего послевоенного времени.

Картина эта и отражена в Приложениях 1–6 [1] [6].

Из всех когда-либо осуществленных западными спецслужбами операций агентурного проникновения в советскую внешнюю разведку самой необыкновенной, я бы сказал, фантастической является эта операция ТФП — удача французских специальных служб.

Необыкновенна она тем, что осуществлена не по замыслу французской службы, а целиком и полностью по воле и инициативе самого изменника, которому французы присвоили кодовое имя «Фарвелл», что означает по-английски «Прощай».

По своим результатам эта операция оказалась непревзойденной, а свалившаяся на французскую контрразведку удача — фактически единственной в своем роде.

В то же время эту операцию в буквальном смысле слова нельзя называть «проникновением», сам характер которого обычно предполагает активные действия со стороны «проникающей» спецслужбы. В данном случае операция была начисто лишена каких-либо усилий с французской стороны, пока «Фарвелл» не определился как уже находящийся на месте «крот», подготовивший все условия для успешного сотрудничества с этой службой. При этом «Фарвелл» уже имел такое служебное положение, которое обеспечивало ему условия для передачи французской спецслужбе максимального количества сверхценных документов и материалов.

Создавалось впечатление, что «Фарвелл» давно принял решение об измене и методично готовился к этому практическому шагу, добиваясь занятия оптимальных позиций.

Итак, изложу то из истории этой измены, что стало мне известно из пары западных публикаций, а также что дошло до меня в нашей службе.

Надо сказать, что особой огласки это дело не получило. У нас умалчивалось о любых провалах наших спецслужб по соображениям нежелательности информировать общественное мнение о «невыгодных» для нас делах. На Западе — из-за ограниченной осведомленности о дальнейшей судьбе изменника, а также нежелания французских спецслужб обнародовать факт сотрудничества фактически с уголовным преступником.

Итак, суть операции.

Сотрудник Управления научно-технической разведки ПГУ (НТР) подполковник Ветров Владимир Ипполитович, 1928 года рождения, инженер-автомеханик, в качестве оперативного работника находился в командировке в Париже, где решал задачи НТР с 1965 по 1970 год. За это время не добился каких-либо ощутимых результатов, однажды в нетрезвом состоянии попал в автомобильную аварию, серьезно повредив служебную автомашину. Факт скрыл, устранив следы аварии с помощью одного французского друга. Друг-француз был бизнесменом, часто навещавшим нашу страну, но ранее якобы никак не был связан с французской спецслужбой. Случай с аварией стал известен спецслужбе, которая взяла его на учет на будущее.

Французский друг, приезжая изредка в Москву, звонил ему, и они поддерживали контакт на чисто личной основе. Прошло десять лет, в течение которых «Фарвелл» работал в центральном аппарате Управления «Т» и занял уже пост, где концентрировалась вся информация о деятельности Управления и его резидентур и сосредоточивались оценки различных государственных ведомств-заказчиков и потребителей разведывательной информации. У него же находилась картотека кадрового состава и данные на заграничную агентуру. То есть практически почти все секреты по линии НТР.

Весной 1981 года «Фарвелл» направил своему другу — французскому бизнесмену — письмо с просьбой «срочно приехать». Не совсем понимая «срочность» просьбы, француз сообщил о письме в спецслужбу — УОТ (Управление по охране территории).

Поскольку друг «Фарвелла» не мог срочно приехать, а УОТ почувствовало скрытый интерес, было решено от имени друга поручить установить контакт постоянному представителю его фирмы в Москве. С этой целью представителя срочно вызвали в Париж и, получив согласие, в течение недели готовили к выполнению задания.

Как оказалось, выполнение задания было облегчено самим «Фарвеллом», который уже все подготовил, назвав место встречи и необходимые ее условия. На этой встрече он передал сразу большое количество сверхсекретных документов управления «Т». Часть их была уже сфотографирована на пленку, а другие требовалось переснять и сразу же вернуть ему.

Ознакомление с полученными от «Фарвелла» материалами показало их особую ценность, и дальнейшая работа с ним приобрела исключительную важность. Было решено не передавать «Фарвелла» на связь СДЕСЕ — французской разведке, остро соперничавшей с УОТ. Для связи с «Фарвеллом» выделили одного из офицеров военного атташата посольства Франции в Москве, не разведчика, но профессионала, защищенного дипломатическим паспортом.

После нескольких первых встреч «Фарвелла» с любителем от разведки, бизнесменом, специально подготовленный офицер продолжил связь с ним. Вся работа «Фарвелла» продолжалась восемь месяцев, но за этот короткий срок она дала исключительно богатые для Запада результаты. «Фарвелл» успел передать УОТ около трех тысяч сверхсекретных документов. Кроме того, он передал французам два списка на 250 сотрудников НТР, находившихся в резидентурах, сообщил не менее 100 случаев контактов с иностранцами, которые могли считаться агентами внешней разведки, действовавшими в 16 странах НАТО или нейтральных государствах. Некоторые из этих лиц были позже арестованы и осуждены, другие напуганы и стали безвредными. Отдельные стали объектами контрразведки с целью дезинформации.

Французский писатель Т. Вольтон, анализируя дело «Фарвелла» в своей книге (Вольтон Т. КГБ во Франции. М., 1993), указывает, что переданная «Фарвеллом» информация делает из него «шпиона номер один, когда-либо завербованного западными спецслужбами из сотрудников советской разведки».

Не могу не согласиться в принципе с Брук-Шефердом по существу его заявления о том, что разоблачения «Фарвеллом» деятельности внешней разведки в области научно-технического шпионажа сыграли важную роль в деле вскрытия «истинных целей, преследуемых СССР на Западе» и означали существенный успех западных спецслужб в противостоянии обширной программе научного и технического «ограбления», проводившегося Советским Союзом.

Вполне справедливой считаю и оценку, данную руководством УОТ, работы с «Фарвеллом», именно работы, а не вербовки и внедрения во внешнюю разведку, ибо этих элементов в отношении него и не требовалось проводить (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1990). Это действительно, как считает автор, была «самая крупная операция французских спецслужб, связанная с «кротом» во внешней разведке за всю историю этих служб». Можно добавить, и не только французской, но и других западных разведок.

Успех УОТ тем более выглядит убедительным, что эта контрразведывательная, а не разведывательная служба смогла обеспечить надежную связь с «Фарвеллом» в малознакомых для нее заграничных условиях, несмотря на то что ее осуществляли не профессионалы спецслужбы. Правда, главную роль при этом играл сам «Фарвелл». Он решал, какие документы следует передать, сам их фотографировал на пленку, назначал место и время встречи, то есть всю профессиональную часть связи с иностранной спецслужбой этот изменник оказался способным достаточно квалифицированно обеспечивать сам.

Помимо чисто профессионального ущерба внешней разведке, измена «Фарвелла» нанесла ощутимый политический вред советско-французским отношениям, а также способствовала резкому осложнению политического климата во взаимоотношениях СССР с другими западными государствами и, в первую очередь, с Соединенными Штатами.

Что касается Франции, то первым итогом измены «Фарвелла» явилось выдворение из этой страны в 1983 году 47 сотрудников советских учреждений, а также арест агента Пьера Бурдволя в декабре того же года.

Всего по материалам «Фарвелла» в 1983–1998 годах были выдворены около 150 сотрудников НТР из различных западных стран и арестованы несколько агентов. В ФРГ был арестован главный инженер Управления планирования в фирме «Мессершмитт-Бёлков-Блом», сотрудничавший с внешней разведкой в течение 17 лет. Немецкая контрразведка считала этого агента наиболее опасным со времен разоблачения Гюнтера Гийома в апреле 1974 года.

По материалам «Фарвелла» был арестован и агент ГРУ военно-морской офицер южноафриканского флота Дитер Герхардт (см. Операция «Феликс»).

Каким же был этот изменник «Фарвелл», что за личность представлял из себя и какие мотивы подвигли его на это преступление? Финал его измены и жизни убедительно отвечает на эти вопросы, да, кстати, и на вопрос, почему французские спецслужбы не особенно заинтересованы в широкой огласке подробностей об этом человеке.

«Фарвелл», как бы его ни расхваливали Волтон и Брук-Шеферд, оказался прежде всего самым обыкновенным, до крайности дерзким уголовником-убийцей. А изменником-шпионом сделали его изначальные порочные наклонности, свойственные убийцам по природе.

«Фарвелл» по характеристике его коллег по работе в Париже, а затем в Центре не проявил себя как разведчик. За пять лет работы во Франции он так и не добился никаких конкретных результатов, кроме приобретения личного «друга», впоследствии сыгравшего роль контакта с французской спецслужбой.

В Центре он был переведен, по существу, в категорию неперспективных в разведывательном плане, и фактически его повторный выезд в загранкомандировку исключался. Вот, кстати, почему волею стечения обстоятельств он оказался на очень уязвимом с точки зрения безопасности участке работы. По описаниям западных авторов, «Фарвелл» якобы являл собой сильного человека, ибо иначе он не смог бы выдержать огромное психологическое напряжение, которому постоянно подвергаются «кроты» в спецслужбе. Но, во-первых, «кротом»-то он был всего восемь месяцев, которые никак не сравнимы с многими годами работы наших «кротов» Филби, Блейка, Эймса и других.

Во-вторых, он как раз и не выдержал этого напряжения, совершив уголовное преступление. Брук-Шеферд или Вольтон, выставляющие его сильной личностью, противоречат себе, когда описывают сцену аварии в Париже. Ведь тогда он, по их описанию, «стоял на коленях» и со слезами на глазах умолял своего друга — французского бизнесмена — спасти его. Разве мог бы человек с мало-мальски сильной волей так поступить? Нет, он был таким же «сильным» человеком, как и любой убийца, из страха быть изобличенным в совершенном преступлении убивающий всех свидетелей своего деяния.

Как же завершилась его преступная жизнь?

В начале 1982 года «Фарвелл», которого, кстати, Запад рисует как хорошего семьянина, выбрался на своей автомашине с любовницей — переводчицей Управления «Т» — на прогулку в уединенный парк в Москве, где и забавлялся с нею. Внезапно появившегося около автомашины человека он со страха принял за одного из своих коллег по работе, испугался до смерти грядущего разоблачения как шпиона и, выхватив нож, убил незнакомца. Его подруга, увидев кровь и искаженное яростью лицо своего любовника, бросилась бежать. Но убийца, не желая оставлять свидетельницу, догнал ее и также сразил ударом ножа. После этого сел в машину и уехал.

Но ведь недаром считается, что преступника всегда влечет на место свершения убийства. Так произошло и с «Фарвеллом». Примерно через час он вернулся в парк, где совершил, как он полагал, двойное убийство. Там уже находилась милиция, а его любовница, оказавшаяся только раненой, сразу же назвала убийцу. Возникает вопрос: похож ли «Фарвелл» в этом страшном эпизоде хоть в какой-то мере на личность с сильным характером? Что двигало им: испуг, потеря самообладания, ярость обезумевшего от страха человека? Последовал суд, осуждение за убийство, затем закономерное разоблачение как шпиона-изменника и исключительная мера наказания. Таким образом еще при жизни он был изобличен в измене и все его шпионские деяния были подробно раскрыты.

Финал жизни этого, по определению Брук-Шеферда, «гиганта» от шпионажа, показал все его «величие» матерого уголовника. Вот почему французские спецслужбы, восхваляя свои «успехи» в этом деле, избегают лишний раз хвалиться их настоящим источником. Все-таки стыдновато, что не их разведчики, а «чужой» убийца доставлял им то, чем они гордятся перед другими спецслужбами.

Основным мотивом, двигавшим изменником в этом случае, как в большинстве других, была низкая зависть к коллегам по работе, которые превосходили его способностями, уязвляя его непомерно раздутое самолюбие и тщеславие. Месть им и всему, что связано с их успехами, Управлению «Т», всей внешней разведке и государству, которому она служит, заглушила все, родных и близких, Родину и чувство патриотизма и гордости за свою землю, присущие нормальному человеку, не обуреваемому злобными страстями карьеризма. Можно предположить, что эти негативные стороны его характера крепли и обострялись по мере того, как он знакомился с материалами об итогах коллективной деятельности его коллег по Управлению, оказавшимися доступными ему на новом участке его работы. Сорвать эти успехи, нанести как можно больший ущерб всем и вся — вот те мелкие чувства, которые двигали им, а отнюдь не какие-то высокие политические мотивы, какие пытаются приписать «Фарвеллу» на Западе.

И все же в одном могу согласиться с западными оценками результатов деятельности этого «крота» внутри внешней разведки: он нанес нам наибольший ущерб за всю послевоенную историю внешней разведки.

Раздумывая над этим делом, подробности которого стали известными из западных источников, я думал об убийце «Фарвелле» и сравнивал его измену с другими предательствами. Ведь все изменники в какой-то мере тоже убийцы. Они, идя на измену Родине, неизбежно убивают в себе все святое, а заодно и веру в себя, как в личность, если она была таковой. Убивая себя духовно, а заодно и всех своих близких, родных и товарищей, они совершают не меньшее преступление, чем убийство физическое. Ведь не случайно за измену издревле карали смертью.

Когда в мае 1985 года был разоблачен этот «крот» СИС во внешней разведке, мы еще многого не знали о нем. В тот период Олег Гордиевский был уже полковником, кандидатом в резиденты внешней разведки в Лондоне, втором по значению разведывательном пункте нашей службы. Подозрение о его измене и сотрудничестве с западной спецслужбой возникло, как считает сам Гордиевский, в результате информации, полученной от «крота» внешней разведки в ЦРУ Эймса.

Гордиевский родился в октябре 1938 года в семье сотрудника НКВД. После окончания ИМО в 1962 году принят на работу во внешнюю разведку, в подразделение нелегальной разведки ПГУ. В 1966 году выехал в свою первую заграничную командировку в Копенгаген, где продолжал исполнять поручения по нелегальной линии до 1970 года. Как он пытается теперь утверждать, события 1968 года в Чехословакии «окончательно его перевоспитали», то есть вернулся он в Советский Союз уже «изменником в душе».

В Центре ухитрился перебраться из нелегальной разведки в географический отдел, проводивший работу по Великобритании и Скандинавским странам. Осенью 1972 года снова оказался в Копенгагене, будучи уже готовым сделать первый шаг на пути к измене. Его поиски контактов с западными спецслужбами встретились с начатой британской разведкой МИ-6 разработкой его с целью вербовки. Их «желания» материализовались в 1974 году, когда началось регулярное сотрудничество Гордиевского с МИ-6.

Поскольку об измене Гордиевского на Западе и у нас писалось много, а сам он даже стал соавтором большой книги (Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. История внешних политических операций от Ленина до Горбачева. М., 1990), остановлюсь лишь на тех моментах этого предательства, которые не нашли достаточного отражения в публикациях и представляются мне существенными с точки зрения операций ТФП в нашу службу. Этот изменник также значится в числе «трех гигантов» у Брук-Шеферда, но в данном случае британская разведка приложила определенные усилия по привлечению его к сотрудничеству. Главное же в успехе МИ-6 в работе с этим «кротом» состояло в том, что она обеспечила надежную связь с ним в течение более десяти лет и способствовала продвижению его по служебной лестнице внутри внешней разведки. И если бы не сигнал Эймса, как считает Гордиевский, то можно с уверенностью ожидать, что он мог бы стать первым в истории нашей службы резидентом-изменником.

Этот «крот», безусловно, явился большим и, пожалуй, беспрецедентным успехом западных спецслужб в области агентурного ТФП в нашу разведку. Более длительные сроки и более высокого ранга «кроты» имели место только в ГРУ, где ЦРУ удалось в течение долгих двадцати лет (по 1988 год) беспрепятственно пользоваться услугами «крота» — генерал-майора Полякова. По продолжительности деятельности в качестве «крота» этот грувский изменник превзошел Гордиевского в два раза. По званию Гордиевский почти «дотянулся» до него, но по «продуктивности» он уступал и «Фарвеллу», и Полякову, как бы ни стремилось МИ-6 показать его предательский «гигантизм». На самом деле в профессиональном отношении как разведчик Гордиевский скорее был пигмеем. Все его значение для МИ-6 прежде всего заключалось в том, что у этой хваленой службы еще никогда до этого не было «крота» в советской внешней разведке. Кроме того, он стоял на их «страже» в нашей лондонской резидентуре, что обеспечивало почти полную информированность ее о намерениях и практических разведывательных операциях.

Если говорить о наиболее ощутимом ущербе для нашей службы и вообще страны, который принесла измена Гордиевского, то, на мой взгляд, два основных момента определяют его. Во-первых, участие Гордиевского, хотя и в качестве «примкнувшего» к видному ученому К. Эндрю, в упомянутом труде. Книга, полная, наряду с верными фактами, клеветнических измышлений об истории КГБ и его внешней разведки, получила видимость правдивой из-за участия в соавторстве «живого полковника КГБ». В этом труде рука изменника проступает всякий раз, когда речь заходит о самой омерзительной клевете на внешнюю разведку.

Могу лишь удивляться, как такой, казалось бы, солидный ученый, как Эндрю Кристофер, согласился на соавторство такого низкого пошиба и не вызывающего ни у кого доверия компаньона. Полагаю, что сыграла роль поддержка и содействие МИ-6. Кстати, удивляет и «оперативное» появление этой книги на русском языке на нашем российском рынке, выпущенной издательством «Нота Бене». Наверное, не обошлось без материальной поддержки той же разведслужбы МИ-6. Что это, поощрение измен и предательств?

Во-вторых, тяжелый урон престижу органов безопасности и внешней разведки нашего государства нанесло успешное бегство изменника из-под наблюдения. Когда я писал об успехе внешней разведки в операции ТФП в ЦРУ через Ховарда, я с удовольствием отмечал, что нам удалось помочь его бегству из США, также из-под тщательного наблюдения ФБР. Теперь мне понятно удовлетворение МИ-6, организовавшей успешное бегство Гордиевского из СССР.

Наряду с указанными моментами конечно же наличие «крота» Гордиевского создавало большую опасность для всей нашей разведывательной деятельности. Впрочем, британско-скандинавское направление, на котором работал «крот», в деятельности внешней разведки в течение долгого времени имело мало конкретных успехов. Исключение составлял агент Прайм, но о нем изменник ничего не знал, да к тому же к моменту появления Гордиевского в Лондоне он уже исчерпал свои возможности. Именно поэтому Гордиевский за десять лет его сотрудничества с МИ-6 смог выдать этой службе всего трех агентов, в том числе одного агента ГРУ, а именно шведского полковника Берглинга и двух норвежцев — Г. Хаавик и Арне Трехолта. Последний был арестован с помощью информации Гордиевского только в 1984 году.

Конечно же он выдал Западу имена многих сотрудников внешней разведки, затруднив их дальнейшую деятельность. Но особо ценной разведывательной информацией этот «крот» не обладал и за все время, по его же словам, смог передать МИ-6 всего около ста секретных документов, в основном копии указаний в резидентуру из Центра и отчеты о работе резидентуры в Центр.

МИ-6 всячески стремилась помочь служебному продвижению Гордиевского. В 1983 году, «расчищая» путь для него, британские власти выдворили из страны заместителя резидента Ю. Титова. Вскоре заместителем был назначен Гордиевский. В следующем году была состряпана провокация против резидента Аркадия Гука — с таким же исходом. Оставшись в руководстве резидентурой в одиночестве, Гордиевский был назначен исполняющим обязанности резидента. Этому движению «крота» вверх был поставлен конец, когда он, под предлогом утверждения на должность резидента, в мае 1985 года был вызван в Центр, где его попытались уличить в предательстве.

Поняв нависшую угрозу разоблачения, Гордиевский с помощью резидентуры МИ-6 и ЦРУ смог обмануть наблюдение и в сентябре 1985 года бежать. Вскоре он объявился в Англии, предоставившей ему политическое убежище.

За этим последовало второе, с момента измены Лялина в 1971 году, массовое выдворение советских граждан из Англии, 31 сотрудник советских учреждений в Лондоне были объявлены персонами нон грата на основании показания Гордиевского об их принадлежности к внешней разведке и ГРУ.

На Западе пытались создать образ Гордиевского как человека большой души, чисто по политическим соображениям перешедшего на сторону демократии.

Не только для российского читателя, отвергающего наличие человеческого образа у любого предателя, но и для западной общественности Гордиевский никак не может показаться личностью, заслуживающей уважения или хотя бы доверия. Это он во всеуслышание добивался воссоединения его семьи, разрешения на выезд из Советского Союза «любимых» жены и двух дочерей. Шумел по этому поводу на каждом перекрестке при громкой поддержке британской прессы, пока в 1991 году жена и дети не прибыли к нему в Англию. И что же? Он тут же нашел предлог и бросил «любимых», выгнав их в чуждый для них мир и отделавшись крошечной материальной помощью, отказался от своей «любви», поскольку отпала необходимость спекулировать на обвинениях московских правителей в жестокости и негуманности.

Похоже ли это на поведение человека большой души, судите сами.

Но время шло и, как совершенно правильно отмечает британская пресса, начал срабатывать «синдром изменника». Не миновал он и Гордиевского: интерес к его персоне начал угасать, несмотря на былую ценность для МИ-6. Он оказался ненужным и, по его словам, уже пять лет якобы не связан с МИ-6 и живет вполне самостоятельно. Если, конечно, не считать небольшой, по его оценке, материальной помощи, полученной за предательство. Выразилась она в кругленькой сумме в 180 тысяч фунтов стерлингов, или, по тем старым масштабам, около 2 миллионов инвалютных рублей, когда одна наша «Волга» стоила дешевле тысячи таких инвалютных рублей. Действительно, бедный человек, всеми силами стремящийся зарабатывать на измене!

Теперь Гордиевский подвизается в качестве лектора по советской тематике, выступает свидетелем и экспертом, когда судят разоблаченных им или другими изменниками наших агентов.

Ну, а можно ли изменникам вообще верить на слово?

Спекулируя на вынесенном ему советским судом приговоре как изменнику Родины, он афиширует себя как смертника и в то же время осмеливается поучать российское руководство. Принимая позу эксперта по международным делам, он советует нашему государству, как завоевать доверие западных держав. Для этого, оказывается, прежде всего нужно отменить смертный приговор, вынесенный ему судом, как «серьезный шаг по пути нашего правительства к демократии» (Шальнев А. Список Гордиевского. Известия. 1994, 18 ноября). При этом Гордиевский цинично заявляет, что «звание смертника» помогает ему поддерживать интерес к себе и привлекать незадачливых слушателей на его лекции о внешней разведке. Гордиевский стремится использовать любую возможность где-нибудь выступить. Так, на международном симпозиуме по теме «Разведка и «холодная война», состоявшемся в ноябре 1994 года в Германии, он хотел даже пробраться в президиум, но получил от ворот поворот и вынужден был довольствоваться местом в зрительном зале, откуда пытался подавать голос.

Несмотря на то что этого изменника непомерно восхваляли на Западе и выдавали его вербовку британской разведкой за ее выдающийся успех, трудно найти в действиях МИ-6 по работе с Гордиевским какие-либо доказательства, что это действительно выдающаяся операция ТФП. Поэтому никак не могу согласиться с выдвижением его кандидатуры автором книги «Штормовые птицы» в число «гигантов» среди советских перебежчиков.

Думаю, что для развенчания этого дутого авторитета привести достаточно некоторые факты из последнего по времени скандала, развернувшегося вокруг имени Гордиевского в Англии, в том числе и в связи с его соавторством в написании книги «КГБ: взгляд изнутри». Вызывает большие сомнения утверждение Брук-Шеферда о том, что Гордиевский помогал Западу знать и понимать «образ мыслей и действий Кремля», что, по оценке этого автора, способствовало предотвращению опасной конфронтации Запада с СССР в условиях «холодной войны» и перерастания ее в «горячую». Опять знакомый тезис: пеньковские и гордиевские являются спасителями мира от ядерной катастрофы.

В то, что Гордиевский мог подняться до уровня советника английского руководства, едва ли теперь кто в Англии может поверить. И доказательством тому шумный скандал, поднявшийся вокруг имени Гордиевского и его новых и старых измышлений. Об этом хочется сказать немного подробнее, так как это лучшим образом характеризует всю лживость и никчемность одного из «трех гигантов» среди перебежчиков.

Всякий изменник на первых порах испытывает повышенный интерес к своей особе, в первую очередь со стороны той службы, которая приняла его, вскоре он погружается в забвение. Кончает же большинство из них тем, что, после того как спецслужбы получают от изменника все, что их интересует, выжмут его как лимон, они становятся обузой. Чтобы не оказаться в таком положении, очевидно, при содействии МИ-6 Гордиевский нашел себе соавтора в лице историка Кристофера Эндрю и засел за книгу, забрасывая своего партнера всякими небылицами. О том, что он навыдумывал (Известия. 1994, 18 ноября) немало о внешней разведке, сказал не только я или критики из нашей среды. Об этом достаточно ясно высказались авторитетные на Западе специалисты. А поводом высказаться о Гордиевском послужил шум вокруг его новой книги «Следующая остановка — экзекуция».

Хочу напомнить, что интерес к имени Гордиевского стал угасать вскоре после его появления в Англии. И вот в феврале 1992 года, незадолго до парламентских выборов с его подачи газета «Санди Таймс» преподносит как крупную сенсацию вымысел о тайных связях с Кремлем тогдашнего лидера лейбористов Пила Киннока. Опять всплеск внимания к изменнику.

Затем Гордиевский начинает играть роль свадебного генерала на судебных процессах, если британские спецслужбы не имеют более надежных свидетелей или экспертов. Так он «подкрепляет» показания другого российского изменника Виктора Ощенко, выдавшего британской контрразведке своего, британского инженера Майкла Смита, которого судили в Англии в 1993 году. В следующем году он клевещет на популярного английского журналиста и обозревателя Готша, вынуждая его уйти в отставку.

И вот в 1995 году он объявляет о грядущем появлении «сенсационного списка», состоящего из 24 имен британских деятелей, якобы сотрудничавших с советской внешней разведкой, пускает в ход всю свою изворотливость, дает многочисленные интервью, не заботясь о том, что они противоречивы и вызывают только недоумение. Его ветер саморекламы не замедлил посеять бурю резко критических и негодующих выступлений. Тон их сводился к тому, что Гордиевский зарвался и заврался, преувеличивая свою былую значимость в советской разведке.

Интересно проследить эту реакцию в британской и другой западной прессе за март 1995 года.

Газета «Индепендент» писала, что «товар, которым Гордиевский может торговать, — это ложь и обман», он лучше всего умеет «выдумывать разные истории». Гордиевский создает сенсации, говоря о связях видных политических деятелей, таких, как бывший лидер лейбористов Киннок, его предшественник на этом посту Майкл Фут.

Газета «Дейли Телеграф» сообщает, что Майкл Фут намерен подать в суд за клевету на газету «Санди Таймс», поместившую интервью Гордиевского с измышлениями о нем.

Газета пишет, что «верить на слово таким шпионам, особенно «двойникам», как Гордиевский, — рискованная затея. Слабость Гордиевского в том, что он наивен, интеллектуально ограничен, а теперь к тому же, после развода с женой, потребовавшей от него больших денег, испытывает серьезные финансовые осложнения».

В том же духе пишет «Гардиан»: «Все, что исходит от Гордиевского, нужно воспринимать очень осторожно. Одни его утверждения служат для саморекламы, другие бывают частично достоверными, третьи — чистая ложь. В конце концов, шпионам платят за то, чтобы они врали, притворялись, поливали грязью кого-то, изворачивались, вынюхивали, маневрировали и манипулировали. Гордиевский занимается всем этим всю его жизнь». *«Ложь и клевета — это те виды деятельности, в которых он отлично преуспел»*.

На волне этой справедливой оценки сущности изменника Гордиевского развернулась критика и книги «КГБ: взгляд изнутри», в написании которой он принимал участие.

Известный английский военный историк Майкл Ховард пишет: «Для серьезного ученого использование таких источников, как слухи и воспоминания, равносильно хождению по тонкому льду». Он спрашивает: «Насколько беспристрастным и надежным может быть агент-перевертыш?»

Джеймс Бамфорд, автор научного труда об АНБ, также высказался скептически в адрес К. Эндрю: «Господин Эндрю, похоже, ни разу не удосужился усомниться в том, что ему говорил Гордиевский».

Наиболее острой и саркастической критике подверг книгу один из самых известных американских историков Артур Шлессинджер-младший, выступивший с большой статьей в журнале «Атлантик Мансли»: «Поражает доверчивость Эндрю, — пишет Шлессинджер. — Похоже, он слепо верит во все то, что говорит ему Гордиевский… и прочие экс-коммунисты». Особенно возмутила его клевета на американского патриота Гарри Гопкинса.

Резко критиковали измышления Гордиевского, вложенные в уста Эндрю, и в Англии. Наиболее авторитетный в Британии эксперт по вопросам разведки и автор основательной биографии Кима Филби — Филипп Найтли — в журнале «Спектейтор» подверг яростной критике книгу, выразив свое крайнее неудовольствие «бесстыдным очернительством», тем, как был оклеветан Гарри Гопкинс и как надругались над его памятью.

Думаю, достаточно для характеристики и всесторонней оценки того, как низко пал этот изменник не только на преданной им родине, но и там, в том западном мире, который он избрал для себя уж никак не из «идейных» побуждений. Его корысть и жажда заработать на лжи вызвали отвращение и там.

Поднимая свою значимость в мире разведки, утверждая, что его выдал Эймс, Гордиевский изворачивается как угорь, только бы его имя не было забыто на Западе.

На самом деле Гордиевский был вызван в Москву отнюдь не потому, что возникли подозрения, а для утверждения его на должность резидента, что является обычной практикой во внешней разведке. И лишь в Москве сумели разобраться в том, что в его действиях, поведении были элементы сильно настораживающие, потребовавшие тщательной проверки.

Жаль, что этих подозрений не хватило для принятия оперативных мер для его разоблачения.

В самый разгар «холодной войны» западным специальным службам сильно повезло. Начало 60-х годов ознаменовалось рядом крупных провалов ценных агентов и разведчиков советской внешней разведки, явившихся результатом предательств и измен. В Англии были арестованы резидент-нелегал Бен и его два сотрудника — Крогеры, выданные ЦРУ польским изменником Голеневским (см. Операцию «Портлендское дело»); затем последовал арест разведчика Блейка; в 1961 году в Германии был арестован агентнелегал Фельфе. В этом же году переметнулись на Запад сотрудники внешней разведки А. Голицин и нелегал Ю. Логинов, бежали в ФРГ спецагенты Сташинский и Инга. В 1962 году изменил Ю. Носенко.

Эти провалы в работе внешней разведки, особенно потеря опытнейших разведчиков Бена и Блейка, ценного агента-нелегала Фельфе и измены Голицина и Носенко причинили серьезный ущерб нашей службе, однако они не вызвали особых политических последствий. Профессиональный же ущерб в известной мере компенсировался такими успешными делами, как операция «Карфаген», переход от американцев двух сотрудников АНБ Митчела и Мартина, принесших важные секреты американской криптологической службы, и, наконец, начало активной работы в НАТО агента Пака.

Хуже оказалось положение в военной разведке. Ее потрясла измена Пеньковского и, как стало известно значительно позднее, еще более серьезная по своим последствиям для ГРУ измена Полякова. Лишь в какой-то мере эта служба могла противопоставить этим серьезным поражениям успех агента Данлопа, завербованного в 1961 году, да приобретение в 1964 г. ценного агента в ЮАР «Феликса».

Поскольку, по оценке западных специалистов, изменник Пеньковский из числа сотрудников ГРУ стоит на первом месте (тем более что о втором крупном военном разведчике, изменившем практически одновременно с Пеньковским, стало известно лишь недавно), рассмотрим обстоятельства, сопутствовавшие измене Пеньковского.

Пеньковский, по его собственным словам, готовился задолго до практического ее совершения.

Будучи карьеристом, он начал осуществлять свое продвижение на верх, втеревшись во время воины в доверие к генерал-полковнику, впоследствии маршалу артиллерии С. Варенцову. Оказывая ему и его семье различные услуги в течение последующих 20 лет, Пеньковский использовал его покровительство и содействие в продвижении по службе. От Варенцова, который ему полностью доверял и часто делился служебными новостями, Пеньковский получал разведывательные сведения, представлявшие интерес для западных спецслужб. В частности, о том, что происходило в высшем военном руководстве страны. Не без содействия и протекции Варенцова в 1944 году Пеньковский уже командовал артиллерийским полком.

На самой ранней стадии его работы в ГРУ, в 1955 году, Пеньковский был впервые послан за границу в качестве помощника военного атташе в Турции. Тогда же он впервые, пока анонимно, сообщил по телефону турецкой контрразведке о том, что военный атташе является резидентом военной разведки. С тех пор быстро созревая как изменник, он мечтал о западной роскоши и возможности вести свободную развратную жизнь на Западе.

Даже историк Брук-Шеферд, превозносящий Пеньковского как «гиганта» среди других перебежчиков, характеризует его как «бешеного развратника», которому нужен целый гарем (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1990).

Служебная характеристика Пеньковского за период его работы в Турции звучит пророчески: «Мстительный, злобный человек, беспримерный карьерист, способен на любую подлость» (Батуринский В. Д. Шпион, который хотел взорвать мир. Правда, 1994, 11 марта).

Эта озлобленность, недовольство тем, что, несмотря на протекцию маршала Варенцова, не удалось получить звание генерала, сама его предательская натура и привели Пеньковского к совершению измены, к использованию своей осведомленности во вред ГРУ, армии, собственному народу и родине.

Уже к 1959 году, через четыре года после первого предательского шага в Турции, он принял решение об измене и начал целенаправленно собирать секретную информацию с намерением передать ее западным специальным службам. Одновременно он приступил к настойчивым поискам связи с иностранными разведчиками.

С этой целью в I960 году он трижды предпринял попытки подхода к иностранцам: канадцам, американцам и англичанам. К концу года ему наконец удалось установить связь с британской разведкой МИ-6 через английского бизнесмена Гревилла Винна. Предложение пользоваться услугами Пеньковского было принято сразу двумя разведками — МИ-6 и ЦРУ.

Хотя шпионская деятельность Пеньковского продолжалась относительно недолго — около полутора лет, — вред, нанесенный им нашему государству и спецслужбам, в первую очередь ГРУ, был огромным. Уже тот факт, что у иностранных спецслужб состоялось за это время 35 длительных бесед с Пеньковским общей продолжительностью 112 часов, когда он выезжал за границу и выкладывал им все, что знал, узнал или украл в Генштабе, говорит сам за себя. По предъявленным ему ЦРУ и СИС нескольким тысячам фотографий он опознал около 500 сотрудников ГРУ и КГБ, чем серьезно осложнил кадровую проблему наших спецслужб.

Но был ли Пеньковский тем «гигантом» среди советских перебежчиков, каким его рисует Брук-Шеферд в своей книге?

Если исходить из его крайней амбициозности и тщеславия, степени его озлобленности против собственного народа, его исключительной развращенности, то можно было бы по этим характеристикам поместить его имя в книгу рекордов Гиннесса. Его настойчивые просьбы об аудиенции у английской королевы достаточно прекрасно характеризуют его тщеславие. Можно добавить, как свидетельствует Шехтер (Шехтер Д., Дерябин П. Шпион, который спас мир. М., 1995), что Пеньковский неоднократно заявлял, что он хотел войти в историю шпионажа как «величайший шпион всех времен».

Но он был действительно чрезвычайным злодеем-гигантом, намеревавшимся уничтожить как можно больше наших людей, в первую очередь, советских военачальников, включая, очевидно, и своего благодетеля маршала Варенцова.

Для того чтобы эти слова не звучали как голословные обвинения, привожу собственные высказывания Пеньковского. Вот что он заявлял своим западным хозяевам в одной из бесед: «Как стратег, выпускник двух военных академий, я знаю многие слабые места и убежден в том, что в случае будущей войны в час «X» такие важнейшие цели, как Генеральный штаб, КГБ на площади Дзержинского, Центральный комитет партии, должны быть взорваны заранее установленными атомными устройствами с часовыми механизмами… Я укажу наиболее удобные места для установки небольших атомных зарядов, чтобы в необходимое время взорвать цели… Вот чем я займусь, когда приеду в Москву. Первое — разработаю все, что мы обсуждали о стратегических целях. Я сделаю схемы с расчетами… Я возьму на себя решение вопроса об определении целей в Москве и начале всей операции».

Снова и снова Пеньковский возвращается к этим чудовищным планам. «В случае начала войны в Москве необходимо уничтожить 50 тысяч высокопоставленных лиц, от которых многое зависит… А если учесть военные штабы в других городах, то, согласно представленным мною планам, в СССР необходимо будет уничтожить 150 тысяч опытных генералов, офицеров и штабных работников… Пожалуйста, обсудите мой план… Готов принять любое задание, взорву в Москве все, что смогу» (из бесед в Лондоне, апрель-май 1961 года).

При этом Пеньковский вносит предельную ясность в свои злобные предложения: «Западу нужно наносить удар первым, сокрушительный удар. Тогда мы победим». Говоря «мы», «наши», он явно причисляет себя к своим западным хозяевам.

Его воинственные соображения вызвали удивление даже у американских представителей, несмотря на то что это происходило в разгар «холодной войны». Так, известный уже нам как ярый антикоммунист и наш активный враг Дж. Энглтон, ознакомившись с записями бесед сотрудников ЦРУ с Пеньковским, пришел к обоснованному выводу, что Пеньковский хотел войны между США и СССР (Шехтер Д., Дерябин П. Шпион, который спас мир. М., 1995).

Так о какой же роли «спасителя мира от ядерной катастрофы», как пишут вслед за Шехтером некоторые авторы и наши бездумные публицисты, может идти речь? В каком же направлении хотел полковник Пеньковский изменить курс «холодной войны»? Судя по его же собственным планам, он явно жаждал поскорее перевести «холодную войну» в самую «горячую».

Западные авторы связывают особую роль Пеньковского как «спасителя мира» с карибским кризисом, однако к моменту его начала, 22 октября 1962 года, Пеньковский уже сидел в Лефортовской тюрьме и давал показания о своей измене.

Сами американские аналитики опровергают версию о Пеньковском как «спасителе мира от ядерной войны».

Один из них, «въедливый аналитик» Рей Гартхоф пишет: «Роль Пеньковского была сильно преувеличена и искажена… В действительности… он не знал, или не был в состоянии передать ничего, что касалось ракет на Кубе» (Совершенно секретно. 1997, № 4).

Можно добавить, что западные спецслужбы не были в восторге от каких-либо способностей Пеньковского как военного специалиста. Они не смогли получить от него даже самой ограниченной оценки «военных позиций Кремля». Слаб был он и в оценке стратегических проблем, обсуждавшихся в ГРУ и Министерстве обороны СССР, хотя и имел два специальных высших военных образования.

Едва ли такой «стратег» мог претендовать на звание «спасителя мира от ядерной катастрофы».

И в заключение несколько слов о профессиональной стороне дела Пеньковского. Западные исследователи проблем разведки почти в один голос распинаются о каком-то особом, выдающемся разведывательном успехе западных спецслужб в деле Пеньковского.

Но о каком успехе в этом деле может идти речь, кроме успешного получения информации, которую совершенно добровольно и инициативно давал им Пеньковский?

О такой важной части разведывательной работы, как вербовка, в этом случае даже не пахло. Не было и усилий разведки по развитию разведывательных возможностей Пеньковского. Все, что требовалось от двух самых мощных западных разведок в работе с Пеньковским, так это четкая и надежная организация связи с ним. И как раз в этом сугубо профессиональном деле они и допустили грубейшие ошибки, приведшие к провалу их агента. И эти ошибки тем более непонятны и непростительны, что служебное положение Пеньковского позволяло ему вполне легально общаться с иностранцами, посещать иностранные посольства, выезжать за границу. В этих условиях связь с ним облегчалась максимально, несмотря на обострение отношений СССР с Западом в обстановке «холодной войны». В то же время эти обстоятельства усложнили задачу контрразведывательной службы по разоблачению шпионской работы Пеньковского. К чести наших контрразведчиков, они не упустили ошибок западных спецслужб.

Стоило им только подключить на связь с Пеньковским в Москве Дженет Чисхолм — жену уже расшифрованного нашей контрразведкой английского разведчика Ролангера Чисхолма, как связь Пеньковского с иностранной спецслужбой была зафиксирована, и этим был положен конец его шпионской карьере. Эту ошибку английской разведки ЦРУ, в свою очередь, усугубило своей. Получив от Носенко в 1962 году информацию о том, что Второе главное управление КГБ (контрразведка) засекло тайник западных спецслужб на Арбате, как раз, как позже выяснилось, включенный в линию безличной связи с Пеньковским, оно не информировало об этом ни свою резидентуру в Москве, ни англичан. В результате наша контрразведка зафиксировала использование этого тайника Пеньковским, уже взятым под контроль из-за моментальных встреч с Дженет Чисхолм (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1995).

Вот и получается, что, говоря о Пеньковском, следует не надрываться напрасно о «величии» этого шпиона, о каком-то превосходстве его даже над Кимом Филби, до чего договариваются некоторые исследователи, а давать правдивый анализ действиям западных разведок, оказавшихся беспомощными в обеспечении связи со своим общим агентом. Правильно гласит русская поговорка: «У семи нянек дитя без глазу».

Итак, предательство Пеньковского не содержит в себе ни крупицы идейности, за которую западные спецслужбы превозносят его. Чистая корысть, доведенная до крайности, полная нравственная и моральная деградация.

Однако нельзя отнять профессиональную изощренность и разведывательную подготовленность Пеньковского, что способствовало увеличению ущерба от его шпионской деятельности внутри ГРУ. Во всяком случае, западным спецслужбам необыкновенно повезло.

Явное преувеличение значения этого «крота» для Запада, в том числе в политическом плане, обусловливалось, с одной стороны, действительно большим объемом важной военной информации, переданной Пеньковским на Запад за 18 месяцев его предательской деятельности.

С другой стороны, несомненно то, что американцы в преддверии карибского кризиса узнали многое о состоянии ядерного вооружения нашего государства и вынуждены были считаться с фактическим положением и готовностью нашей стороны дать им решительный отпор.

И, наконец, третье и, пожалуй, самое существенное для преувеличения значения измены Пеньковского состояло в том, что он фактически превратился в агента сразу двух самых мощных западных разведок, одинаково заинтересованных в повышении своего престижа через восхваление их общего агента. Но как раз этот последний факт, как мы убедились, и явился серьезной слабостью.

В том же 1961 году, когда начал действовать «крот» Пеньковский, у ЦРУ появился другой «крот» в ГРУ. Причем на этот раз, впервые в истории ЦРУ, этот «крот» в 1974 году стал наивысшим по воинскому рангу шпионом, получив звание генерал-майора.

Поскольку об этом исключительном «кроте» в наших средствах массовой информации сообщалось скупо, история его излагается в основном по сообщениям иностранной прессы.

Этот «крот» — генерал-майор Поляков Дмитрий Филиппович (в дальнейшем «Янус») — был всего на два года моложе Пеньковского, он также прошел войну артиллеристом, отличался храбростью и, как достойный кандидат, после окончания военной академии был взят в ГРУ.

Но в отличие от Пеньковского, изменив одновременно с ним, он сумел безнаказанно действовать как весьма эффективный «крот» ЦРУ целых двадцать с лишним лет. Только с началом 1980-х годов на него пала тень подозрения, приведшая через несколько лет к его разоблачению.

В 1988 году он был осужден и расстрелян.

По сообщениям американских средств массовой информации, «Янус» был завербован американской спецслужбой в 1961 году во время его пребывания в загранкомандировке в США.

По заявлению бывшего директора ЦРУ Джеймса Вулси, «Янус» был наиболее ценным «кротом» этой службы в ГРУ. Он, по словам Вулси, не только помог Западу выиграть «холодную войну», но и сделал все, чтобы на земле не разразилась «горячая война» (сообщение агентства Ассошиэйтед Пресс от августа 1994 г.).

По оценкам многих экспертов ЦРУ, «Янус» был, как агент, ценнее Пеньковского. Кроме того, он был более подготовленным «экспертом по вопросам стратегии и, в целом, по Советскому Союзу».

Другой бывший директор ЦРУ Гейтс говорил, что «Янус» позволил им заглянуть в нутро советской военной организации и увидеть, как советские стратеги оценивают проблемы ядерной войны».

В профессиональном плане, как разведчик, «Янус» оценивался ЦРУ самым высоким образом. Он не только четко обеспечивал связь со спецслужбами, но и сам вносил современные усовершенствования в нее; по его заказам ЦРУ изготовило специальную электронную аппаратуру для быстродействующей связи «Януса» по радио с посольством США в Москве, исключающей перехват ее нашей контрразведкой.

В 1980 году «Янус» был отозван из заграничной командировки и якобы исчез из поля зрения ЦРУ. В 1988 году в СССР появилось краткое сообщение о его осуждении и казни. Известие об этом, как сообщалось в американской прессе, «явилось неожиданным ударом для ЦРУ». Американская разведка гадала, кто мог выдать «Януса».

Появление необычного для скрытного ЦРУ пространного сообщения об истории этого «крота», безусловно, явилось попыткой в какой-то мере уравновесить дело Олдрича Эймса. Дескать, и у нас был не менее, если не более (ведь «Янус» — генерал) важный высокопоставленный «крот» в советской (российской) спецслужбе.

Но вот сравнения с Эймсом объективно «Янус» не выдерживает. Вероятнее всего, последнюю точку в разоблачении «Януса» поставил именно Эймс, пригвоздив этого псевдопатриота к позорному столбу изменника.

Кстати, и с точки зрения патриотизма Эймс выглядит достойнее: он не выдавал своих сограждан, тогда как «Янус» цинично сдавал их в американские тюрьмы.

Да, «Янус» прошел Великую Отечественную войну, сражался за свой народ, защищал Родину. Являлся хорошим семьянином, заботясь о благополучии своих близких.

И что же далее? Человек военный, хорошо на практике познавший роль артиллерии в войне, передает американцам секреты самого современного противотанкового оружия. Кого видел перед собой «Янус» в это время: не своих ли сыновей, которые могли стать танкистами, и в случае войны их расстреливали бы американцы из этого самого оружия? Вот и судите, был ли он патриотом, да еще «хорошим семьянином».

Эймс не предавал своей Родины, он выдавал только наших изменников, но не снабжал нас какими-либо средствами борьбы с американским народом. Недаром он, находясь в тюрьме, осужденным пожизненно, в интервью телекомпании Си-эн-эн (CNN) в декабре 1994 года тепло отзывался о сотрудниках внешней разведки, работавших с ним. Коль скоро опять зашла речь об этом действительно крупнейшем «кроте» нашей внешней разведки в ЦРУ, обращает на себя внимание тот факт, что американские средства массовой информации в связи с делом Эймса подняли большой шум вокруг деятельности ЦРУ. Американские газеты утверждали, что эта американская спецслужба не оправдывает себя, а ее руководство является некомпетентным. В результате этой кампании директор ЦРУ Джеймс Вулси 29 декабря 1994 года вынужден был подать в отставку. В интервью телекомпании CNN в декабре Эймс твердо заявил, что «в ЦРУ были и остаются другие сотрудники, работавшие на КГБ». Он знал, что некоторые из них «выполняли те или иные поручения внешней разведки». Одновременно он давал отзывы о наших разведчиках, работавших с ним, как о профессионалах высокого класса.

Вот и получается, что финал кампании против ЦРУ, завершившейся уходом Вулси в отставку, является результатом еще одного акта борьбы Эймса, уже из тюремной камеры, со своей спецслужбой в пользу внешней разведки.

Но измена «Януса» заслуживает более подробного расследования, поскольку она, по существу, является беспрецедентной, действительно особо опасной для ГРУ, так как позволила американским спецслужбам в течение длительного времени нейтрализовать усилия нашей военной разведки в США. Целый ряд особенностей этой измены делает ее действительно уникальной в истории разведывательной деятельности. Думаю, что если бы огласка дела Полякова американцами произошла раньше, то в своем анализе дел перебежчиков из Советского Союза на Запад Брук-Шеферд поставил бы случай измены Полякова на первое место, впереди выделенных им «трех гигантов».

Полагаю также, что ЦРУ не пошло бы на подробное изложение сотрудничества с «Янусом», если бы не потребовалось срочно противопоставить что-то действительно серьезное их провалу в деле Эймса. И, пожалуй, им удалось сгладить горечь поражения представлением мировой общественности убедительной картины успешной деятельности американской разведки против Советского Союза и наших спецслужб на примере Полякова. Тем более что это был единственный советский генерал-разведчик, когда-либо завербованный ЦРУ (Тайм. 1994, август).

Но в своей статье в «Тайм» бывший директор ЦРУ Вулси умалчивает о том, что этот матерый изменник выдавал американцам одного за другим многих советских разведчиков-нелегалов по мере их выезда в США и другие западные государства. Там их с помощью информации Полякова быстро находили и арестовывали. Не исключено, что отдельных и перевербовывали (Литовский В. Преступление генерала Полякова. Известия. 1991, 25 января).

Сообщать об этих советских разведчиках, обреченных Поляковым, как минимум, на длительное тюремное заключение, ЦРУ было невыгодно, ибо это делало бы смешным рассчитанное на общественное мнение обвинение советских и российских властей, приговаривавших изменников к заслуженному наказанию. Но об этом скажу еще подробнее в связи с историей разоблачения Полякова.

Что касается «идейности» Полякова, как мотива его измены, то, помимо высказанных ранее соображений, следует добавить ряд существенных моментов.

В упомянутой статье журнала «Тайм» Поляков рисуется как человек «идейный», а не «продажный». Он был «отменным семьянином», считал себя русским патриотом, разочаровавшимся в советской системе. По утверждению Вулси, он не только помог американцам выиграть «холодную войну», но и сделал все возможное, чтобы на земле не разгорелась «горячая война». То есть нашелся второй, после Пеньковского, «спаситель» земли нашей!

Причем, дескать, здесь предательство, когда он выполнял великую миссию? Но Поляков, выращенный и образованный народом, предал все народные ценности, святость которых зависит не только от строя, изменил своему долгу, предав родных и близких, товарищей и друзей, историю и культуру, свой народ, Родину. В оправдание этому гнусному деянию никакие красивые наряды семьянина и патриота не годятся. Подлость была, есть и останется подлостью.

Даже внешне хладнокровное предательство Поляковым своих коллег-разведчиков, выданных им американцам, не выдерживает сравнения с выдачей Эймсом советских изменников советским же властям. Скорее Эймс заслуживает общечеловеческого признания, способствуя торжеству возмездия со стороны преданного этими изменниками народа.

Ясно, что у Полякова, хотя он и запутался в мотивах своего падения, как он их представлял советскому следователю, прослеживалось политическое и идейное перерождение в результате его болезненного самолюбия, тщеславия, большой самонадеянности и себялюбия (Чертков В. В эфир не вышел. Правда. 1990, 14 января).

Поляков изменил в 1961 году, установив связь с американской контрразведкой ФБР в Нью-Йорке, во время второй командировки в США. Сразу же стал выдавать американцам своих коллег-разведчиков, работавших в его подчинении. Сообщал ФБР все, что интересовало американцев, а диапазон их интересов весьма обширен.

К концу 1962 года, когда Поляков завершал свою вторую командировку в США, он возвращался в Москву, уже нагруженный различными инструкциями, снабженный условиями поддержания связи с ЦРУ.

Вскоре Поляков выехал в новую командировку в Бирму, где также активно снабжал американцев шпионской информацией.

После Бирмы последовали два срока работы в Индии, из последней командировки оттуда в 1980 году он был срочно отозван.

В промежутках между командировками за границу и после возвращения из последней Поляков передал американцам огромное количество секретных материалов, раскрыл перед ними почти все, чем занималось ГРУ.

С 1961 по 1980 год Поляков переправил ЦРУ 25 упаковок с копиями ценнейших досье, в том числе передал список изделий высокой технологии, являвшихся предметом охоты советской разведки на Западе. Этот перечень якобы был принят администрацией президента Рейгана за основу при введении более жесткого контроля над экспортом американских технологий.

«Янус» выдал ЦРУ двух ценных агентов ГРУ — Фрэнка Боссарда в Англии и Джека Данлопа в АНБ, правда, последнего уже после его смерти. Передавал американцам важную, по их оценкам, информацию по различным аспектам международных отношений СССР. В частности, он своевременно доложил информацию о разногласиях Советского Союза с Китаем, которая способствовала визиту в Китай госсекретаря Генри Киссинджера и президента Никсона в 1972 году и урегулированию американо-китайских отношений (Известия. 1991, 25 января).

«Янус», правда, сообщил следствию в 1987 году об изменнике Чернове, о вербовке которого американцами ему стало известно в 1980 году в Индии от сотрудников ЦРУ, чем в ничтожной доле смягчил свои преступные дела во вред ГРУ, да и то сделал это вынужденно.

Многое можно было бы сказать о его долгой шпионской деятельности в пользу ЦРУ, но пусть об этом теперь пишут западные защитники ЦРУ. Одно ясно, Вулси и другие сотрудники ЦРУ правы, считая «Януса» самым ценным агентом за всю историю этой разведки. И «крот» Пеньковский по сравнению с «кротом» «Янусом» вовсе не «гигант».

Показательно отличное профессиональное мастерство «Януса», которое он демонстрировал при осуществлении связи с американцами. Не случайно так долго не удавалось нашей контрразведывательной службе зафиксировать его контакты. Полагаю, что для читателя будет интересно узнать о некоторых аспектах такой шпионской связи, осуществлявшейся на весьма высоком оперативно-техническом уровне.

В условиях очень жесткого контрразведывательного режима вокруг западных дипломатических представительств «Янус» пользовался почти совершенно неуязвимыми средствами бесконтактной связи — по радио и через разовые тайники.

По характеристике «Тайм», «Янус» был смелым человеком, любил риск. Он добывал из сейфов ГРУ специальные саморазрушающиеся пленки, фотографировал на них секретные материалы и затем помещал в изготовленные им полые камни или в магнитные контейнеры, которые и закладывал в обусловленных местах. Более короткие оперативные сообщения он передавал через импульсную радиосвязь прямо на американское посольство в Москве. Делал он это так. На специально сконструированном ЦРУ по его заказу устройстве записывал свои зашифрованные сообщения, которые помещал в миниатюрный передатчик, умещавшийся в кармане. Садился в городской транспорт, следующий мимо здания посольства США. Проезжая мимо здания посольства, нажатием кнопки приводил в действие передатчик, который импульсом продолжительностью всего 2,5 секунды передавал сообщение в несколько страниц. Пользовался радиосвязью «Янус» и за границей. Под предлогом выезда на рыбалку он и ведущий его американский разведчик располагались на каком-либо водоеме на значительном расстоянии друг от друга. «Янус» говорил «сам с собою» в запрятанный в одежде микрофон, соединенный с миниатюрным передатчиком, а американский разведчик, делая вид, что ловит рыбу, принимал на специальное устройство шпионское сообщение.

Существовала также условная связь через помещение объявлений в американских изданиях, которые были доступны «Янусу». Для этого использовался раздел «Объявления частных лиц» в газете «Нью-Йорк Таймс» (Чертков В. В эфир не вышел. Правда. 1990. 14 января).

После ареста Эймса американские СМИ пытались свалить вину за разоблачение «Януса» на этого «крота» внешней разведки. На самом деле раскрытие его шпионской работы произошло, по всем данным, без участия Эймса. Во всяком случае, началось оно задолго до вербовки Эймса, в 1980 году. Вот как представляется мне история этого разоблачения.

Когда в газете «Правда» в январе 1990 года появилась статья Черткова об изменнике «Дональде», бывшем сотруднике ГРУ, я узнал, что под этим именем скрывался генерал Поляков. Тогда же один мой знакомый из числа бывших сотрудников военной контрразведки КГБ поведал удивительную историю о том, как корпоративные интересы бывших партийных чиновников не позволили раньше разоблачить этого «Дональда» и дали ему возможность еще несколько лет безнаказанно наносить ущерб нашему государству и ГРУ.

Суть истории состояла в следующем. В 70-е годы ГРУ стало нести необъяснимые потери разведчиков-нелегалов, засылавшихся в США, причем не успевали эти нелегалы после проникновения в страну как следует обосноваться и начать разведывательную работу, как один за другим арестовывались американской контрразведкой. Объяснимых причин провалов не было видно, и ГРУ терялось в догадках, продолжая терять свои самые ценные кадры.

Один из руководящих работников ГРУ, назовем его ИКС, сделал правильный вывод о том, что, очевидно, имела место утечка из службы информации. Такая информация должна быть вполне конкретной, содержать сведения о документальных данных нелегалов, именах, под которыми они намеревались оседать в стране, биографии, возрасте и предполагавшемся месте проживания. То есть источник утечки должен иметь доступ к лично-оперативным делам (досье) этих нелегалов.

Тогда ИКС засел в архив и стал анализировать досье всех провалившихся разведчиков, выписывая имена тех сотрудников ГРУ, кто имел доступ к этим досье. Когда после многомесячной работы ИКС изучил получившийся у него список более сотни имен сотрудников ГРУ, он с удивлением увидел, что только один из них, генерал-майор Поляков, знакомился с каждым досье. Естественно, подозрение ИКСа было сконцентрировано на нем одном. Происходило это в 1980 году. ИКС немедленно доложил о результатах расследования начальнику ГРУ генералу П. И. Ивашутину, тот дал указание ИКСу доложить об этом начальнику кадров ГРУ.

Последний, имя которого мне неизвестно, пришедший в ГРУ из аппарата ЦК КПСС на укрепление, сразу же встретил подозрения ИКСа в штыки и, не слушая никаких доводов, высказался против каких-либо выводов из сомнительного расследования ИКСа, заподозрившего генерала, пользовавшегося доверием ЦК КПСС.

Но ИКС не отступал и убедил Ивашутина в необходимости отзыва «Януса» из заграничной командировки в Индии, что и было сделано в 1980 году. Кстати, сам «Янус» был несколько озадачен таким срочным отзывом, хотя он и был обоснован заботой о здоровье генерала.

«Янус» говорил следователю: «Я спинным мозгом почувствовал, что КГБ сел мне на пятки. Однако анализ моего положения в ГРУ опровергал мои опасения». В силу своей чрезмерной самонадеянности он не верил в возможность провала, думая, что его никто не уличит до гробовой доски, настолько продуманным был каждый его шаг (Правда. 1990, 14 января).

К сожалению, КГБ не мог действительно «сесть ему на пятки», так как он не знал о возникших в ГРУ подозрениях.

После возвращения из Индии «Янус» продолжал свою шпионскую работу, но ИКС не мог успокоиться на таком половинчатом решении. У него был близкий товарищ еще со студенческих лет, работавший в КГБ, в Управлении военной контрразведки. К нему ИКС и обратился за советом, рассказав о своих подозрениях. Последний обещал доложить об этом деле своему руководству.

В отделе, где работал товарищ ИКСа, отнеслись весьма серьезно к полученному сигналу, и начальник отдела доложил об этом начальнику управления. Тот также был в свое время сотрудником административного отдела ЦК КПСС и работал там вместе с начальником кадров ГРУ. Он доложил мнение начальника отдела первому заместителю председателя КГБ Г. К. Циневу, в ведении которого находилось Главное управление военной контрразведки. При докладе начальник управления поддержал мнение начальника кадров ГРУ, явно исходя из корпоративной солидарности бывших партийных чиновников, а не из интересов безопасности ГРУ, требовавших, как минимум, квалифицированной контрразведывательной перепроверки этого сигнала. Цинев согласился с мнением начальника военной контрразведки, сказав при этом: «На кого же мы будем опираться, если начнем подозревать наших генералов?» Так три чиновника — один из ГРУ и два из КГБ сыграли на руку ЦРУ, проявив возмутительную беспечность и проигнорировав свой долг в угоду ложной солидарности. Проведи КГБ глубокую оперативную проверку «Януса» еще тогда, этот матерый изменник был бы обезврежен и не смог бы еще пять лишних лет оставаться активным «кротом», выдавая ЦРУ новых разведчиков.

«Янус» был разоблачен только в 1986 году, когда поступил ряд дополнительных сигналов о наличии изменника в рядах ГРУ, в том числе и информация из внешней разведки, возможно, и от Эймса.

Вероятно, может заинтересовать читателя ссылка Д. Уайза на то, что «Янус» в начальный период его сотрудничества с американскими спецслужбами имел у них два псевдонима: в ФБР «Топхэт» (то есть «Цилиндр») и «Бурбон» в ЦРУ, которое головному убору предпочло спиртной напиток (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1995).

Эта операция агентурного проникновения ЦРУ в советскую военную разведку имеет ряд особенностей, выделяющих ее из всех других успешных внедрений «кротов» этой американской спецслужбы.

Прежде всего, ЦРУ провело вербовку сотрудника ГРУ Чернова Николая Дмитриевича (в дальнейшем «Фотограф»), собственно, не военного разведчика, а технического работника, специалиста-фотографа, обеспечивавшего фототехническую обработку разведывательных материалов, добывавшихся другими оперативными сотрудниками ГРУ.

Казалось бы, рядовой технический работник не мог представлять большого интереса для ЦРУ. Но на деле «Фотограф» оказался очень ценным источником для ЦРУ, его материалы, в ценности которых сам он не разбирался, позволили американским спецслужбам разоблачить целый ряд ценных агентов ГРУ в США, а по переданным американцами сведениям, извлеченным из материалов «Фотографа», другим западным контрразведкам выявить и арестовать действовавших у них агентов ГРУ. Так, например, в результате изучения материалов, полученных через «Фотографа», во Франции была провалена почти вся агентурная сеть ГРУ (Удилов В. Н. Записки контрразведчика. М.: Ягуар, 1994. с. 78–79).

Операция «Фотограф» опровергает тезис, как-то высказанный писателем Ле Карре, о том, что «ЦРУ хотело бы завербовать Андропова, а французская разведка предпочитает агента из числа его технических секретарей».

Кстати, тезис о большей практической эффективности агентов из числа исполнителей по сравнению с руководителями действительно в большинстве случаев оправдывает себя, если, конечно, речь не идет об агентах влияния, для которых их положение в обществе или в каких-то влиятельных организациях или учреждениях является важным.

Второй особенностью «крота» «Фотографа» явилась его способность «пассивно» накапливать материалы, фотообработкой которых он занимался. Такие материалы поступали из различных резидентур ГРУ в целом ряде стран и содержали конкретные сведения о проводившейся там разведывательной деятельности и добывавшейся информации. Переданные «Фотографом» в виде фотокопий, они позволяли ЦРУ эффективно контролировать большой спектр деятельности ГРУ и выявлять источники получения таких материалов. А поскольку «Фотограф» фотографировал также и исходящую из ГРУ в резидентуры почту, ЦРУ получало представление о направлении разведывательных усилий ГРУ и их конкретных целях.

Тот факт, что эти материалы поступали в ЦРУ значительно позже их появления в ГРУ, при очередных выездах «Фотографа» за границу, не снижал их ценности, но затруднял для ГРУ выявление причин неудач и провалов.

Наконец, последняя особенность истории этого «крота» ЦРУ касается непонятно чем продиктованных, исключительно мягких последствий его изменнической деятельности. Это обстоятельство можно объяснить только конъюнктурной тенденцией больше миловать, чем наказывать предателей и изменников, ставшей модной на современном этапе развития событий в нашей стране. В результате, получив за свое черное предательство всего восемь лет тюрьмы, «Фотограф» пробыл в заключении всего несколько лет и был в 1992 году помилован. За что? За то, что выданные им агенты были брошены в тюрьмы на многие годы, разрушены их карьеры, семьи обречены на нужду? Труд многих десятков самоотверженных военных разведчиков был зачеркнут, а престижу нашей страны нанес огромный ущерб.

Для того чтобы тем, у кого поднимается рука защищать изменников, была ясна вся глубина их преступлений, хочу подробнее показать историю падения «Фотографа».

Выехав в служебную командировку в США в качестве оперативного техника резидентуры ГРУ в 1960 году, «Фотограф» был завербован американской контрразведкой в 1962 году. С этого момента по май 1963 года, когда он выехал домой, американские спецслужбы получили через него доступ ко всем документам и материалам, проходившим через резидентуру ГРУ. Так, «Фотограф» обрабатывал секретный «Альбом управляемых ракетных снарядов ВМС США», добытый ценным агентом ГРУ «Дроном». Через несколько месяцев американская контрразведка установила источник, и в сентябре 1962 года «Дрон» был арестован и осужден на пожизненное тюремное заключение (Бурбыга Н. Предательство — нелегкая работа. Известия, 1992, 6 марта). В Англии был арестован другой ценный агент ГРУ «Бард» и осужден на двадцать один год тюремного заключения.

На время пребывания в Москве «Фотограф» получил задание собирать все материалы, которые будет обрабатывать в Центре. Он усердно копировал все, что проходило через его руки с грифом «совершенно секретно», не вникая в содержание обрабатываемых материалов, тем более что был просто неспособен понять их ценность.

В 1972 году он вновь выезжал в США дипкурьером, привез туда для американцев копии более трех тысяч документов, которые передал на двух встречах. В том числе в переданных им материалах содержались документы о действовавших агентах и других лицах, представлявших интерес для ГРУ, материалы, по которым можно было установить источники их получения, и много другой информации (Горленко С. О бедном шпионе замолвите слово. Правда. 1993, 16 мая).

После получения от «Фотографа» в 1972 году новой порции материалов западным спецслужбам удалось раскрыть в 1977 году двух агентов ГРУ — супружескую пару «Мур» и «Мэри», сотрудничавших с ГРУ с 1962 года. «Мур» — командующий войсками ПВО Швейцарии генерал Жан-Луи Жанмэр — был осужден вместе с женой.

На основе полученной через «Фотографа» информации, как уже упоминалось, французскими спецслужбами была выявлена и ликвидирована во Франции практически вся агентура ГРУ, действовавшая с середины 60-х годов.

Такова цена «слепого» предательства этого изменника, помилованного как «инакомыслящего» президентом.

Одно в какой-то мере смягчает горечь от такой «президентской милости» — помилование не является оправданием, изменник обречен доживать свой век не в каком-то новом качестве, а как предатель, и никак иначе. Да еще тот факт, что почти тридцать лет до разоблачения в 1989 году он не жил, а существовал в постоянном страхе разоблачения.

Наряду с «кротами» в легальных аппаратах советских разведок, иностранные спецслужбы стремились внедрить свою агентуру в аппараты нелегальных служб внешней разведки и ГРУ. Об этом свидетельствуют операции «Гарт» и «Фигляр», а также ряд перевербовок советских нелегалов, в том числе агентов-нелегалов иностранцев, впоследствии разоблаченных. Можно с достаточной степенью достоверности предполагать перевербовку кого-то из разведчиков-нелегалов ГРУ, выданных им изменником «Янусом».

Одним из примеров деятельности ЦРУ в этой области является операция «Густо», проводившаяся этой разведкой с бывшим нелегалом внешней разведки Логиновым Юрием Николаевичем. Это дело получило настолько своеобразное и неповторимое развитие, что заслуживает внимания не только с точки зрения большой опасности для внешней разведки, но и как иллюстрация абсурдности действий ЦРУ в период двадцатилетнего правления Энглтона, о чем еще будет в следующей главе подробный разговор.

«Густо», молодой кандидат в разведчики-нелегалы с почти совершенным знанием английского языка, сын одного из руководящих партийных деятелей, был взят на подготовку в конце 50-х годов. В конце 1961 года он был направлен в первую пробную загранкомандировку в Финляндию под видом американского туриста. Как это ни парадоксально, еще не успев оглядеться в заграничных условиях и не поняв многих особенностей своего нового положения, он сразу же прибежал к американцам и заявил, что хочет перейти на Запад и уехать в США. Однако каких-либо веских причин привести не мог. Интересны обстоятельства этой немотивированной измены, как их излагает Д. Уайз в своем исследовании истории пресловутой охоты на «кротов» в ЦРУ (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1995).

Признаться, несмотря на то что мне довелось более 11 лет работать в подразделении нелегальной разведки ПГУ, руководя им в течение ряда лет вплоть до 1961 года, многие факты, сообщаемые в этом исследовании о «Густо», были мне не известны. Да и вспомнил я его лишь тогда, когда он был арестован в ЮАР в 1967 году.

Измена «Густо» совпала с предательством А. Голицина. Последний, перед самым бегством на Запад в декабре 1961 года, еще встречался с «Густо» по поручению легального резидента внешней разведки в Хельсинки в то время, когда «Густо» уже успел встать на путь измены.

Тот же американский разведчик Ковач, который несколько позже принимал Голицина, первым встречался с «Густо», а затем вел его дело в течение ряда лет, встречаясь в различных европейских странах. Ковач без особого труда убедил «Густо» оставаться на своем месте во внешней разведке, то есть стать «кротом» ЦРУ, обещая в будущем обеспечить его переезд в США.

Первая самостоятельная загранкомандировка привела «Густо» в Италию, затем он вернулся в Москву. Перед отъездом из Хельсинки Ковач обусловил с ним связь на будущее и присвоил псевдоним «Густо». Уже на первых встречах с Ковачем «Густо» передал всю информацию, которой располагал о спецподразделении нелегальной службы внешней разведки.

В свои последующие разовые командировки «Густо» посещал Бельгию, Австрию, ФРГ, побывал в Бейруте и Каире. Так как он был завербован Ковачем, который в результате анализа его личного дела А. Голициным сам стал основным подозреваемым как советский «крот» в ЦРУ, это подозрение сразу же пало и на «Густо».

В четвертую поездку за границу «Густо» выехал в январе 1967 г. с канадским паспортом на имя Эммануила Тринки; после посещения европейских стран, в частности Бельгии, с задачей подготовки выезда в США, он в конце января оказался в ЮАР. В марте 1967 года он выехал в Кению, где встречался с сотрудником ЦРУ.

Поскольку ЦРУ не могло понять столь долгую «стажировку» «Густо» без каких-либо разведывательных результатов, отсутствие у него объяснений и вразумительного обоснования его готовности служить американцам, возникшее ранее подозрение, что он специально подставлен ЦРУ, к 1965 году укрепилось. К моменту встречи с ним в 1967 году в Кении руководство ЦРУ под воздействием Энглтона приняло беспрецедентное решение выдать его как советского агента властям ЮАР, «чтобы они разоблачили его», применяя крайние меры. При этом ЦРУ информировало, что они «работали» с ним как с двойником КГБ. В июле 1967 года «Густо» был арестован в ЮАР. По этому поводу руководство ЦРУ считало, что оно «било КГБ его же собственным оружием», выводя агента из игры.

Контрразведке ЮАР было сообщено, что ЦРУ завербовало «Густо», но не смогло удостовериться в его честности.

9 сентября 1967 года власти ЮАР объявили, что «Густо» сознался в проведении шпионажа в этой стране и еще в 22 странах, назвал имена советских дипломатов, кто с ним встречался.

По совету и с согласия ЦРУ власти ЮАР обменяли «Густо» на западногерманских шпионов, арестованных в ГДР. Как отмечает Уайз, ключевой фигурой, принявшей решение об этой операции, был Энглтон. При этом не «Густо» назвал советских дипломатов — сотрудников внешней разведки, а ЦРУ предоставило эти сведения контрразведке ЮАР. Американцы хотели этим «очернить» «Густо» перед КГБ.

Как утверждает Уайз, «Густо», доставленный в ФРГ, не хотел возвращаться в СССР, и его фактически насильно передали советским властям. По сведениям ЦРУ, в Советском Союзе «Густо» был разоблачен и понес наказание. Таким образом ЦРУ совершило одно из наиболее позорных дел, как считали сотрудники этой службы, погубив ни в чем не повинного действительного «крота» во внешней разведке.

Что касается меня, то до прочтения труда Уайза я был уверен, что «Густо» после отчета обо всех обстоятельствах своего ареста и нахождения в тюрьме в ЮАР был конечно же уволен из разведки, но сведениями о его измене наша служба не располагала.

Мне представлялось, что в данном случае ЦРУ еще раз потерпело поражение на фронте приобретения «кротов» во внешней разведке, своими руками наказав изменника.

Однако совсем недавно автору стали известны некоторые весьма пикантные подробности завершения дела «Густо» в СССР.

Как мне представляется, факт ареста и поведения «Густо» в тюрьме требовал следственного расследования, тем более было сомнительно, что молодой и неопытный разведчик устоял на протяжении непрестанных трехмесячных допросов контрразведывательных спецслужб ЮАР. К тому же получивших от ЦРУ достоверную информацию о его принадлежности к внешней разведке заклятого врага расистского режима в этой стране. Правда, об этом во внешней разведке не ведали, так как даже, как сейчас выясняется, четверть века спустя об этом стало известно лишь из книги Уайза, хотя в ЦРУ считалось установленным фактом.

Однако председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов, которому докладывали «дело «Густо», хорошо знал его отца, бывшего секретаря одного из обкомов КПСС. Поэтому он дал указание ограничиться тщательным опросом «Густо» в аппарате внешней разведки и, если не будет обнаружено что-либо серьезное, подготовить Указ Верховного Совета об освобождении его от ответственности за допущенные ошибки, что и было сделано, так как «Густо» утверждал, что ничего существенного не выдал властям ЮАР, а о своей измене и сотрудничестве с ЦРУ он, естественно, умолчал.

Когда указ был уже подписан, внешняя разведка получила из ЮАР сообщение о том, что перед обменом «Густо» в интервью одной журналистке подтвердил, что все выдал о советских спецслужбах. Сообщение требовало проверки, поскольку противоречило утверждениям «Густо».

Попытки руководства внешней разведки вновь расследовать дело, однако, были безуспешными, и «Густо» был отпущен без какого-либо дальнейшего расследования.

Так, ирония судьбы освободила изменника не только от ответственности за свои деяния, но даже от малейших неприятных для него последствий. Он прожил следующие четверть века без клейма предателя, измена осталась скрытой от посторонних глаз.

Однако не думаю, что угроза разоблачения не висела над ним постоянно.

А быть может, материалы о «Густо», представленные Уайзу ЦРУ, просто еще одна ошибка со стороны этой службы? Ведь «Густо», как бывший «крот», мог продолжать использоваться этой разведкой в качестве своего агента, о чем могли не подозревать «информаторы» из ЦРУ, сообщавшие Уайзу детали его «дела как «крота»? Тогда российская контрразведка должна «открыть» его дело в связи с вновь появившимися обстоятельствами и провести следствие. Ведь нельзя же прощать измену.

Рассматривая замысел ЦРУ в отношении «Густо» вне зависимости от фактического результата, действия американского руководства по сдаче этого «крота» сначала южноафриканской контрразведке, а затем КГБ нельзя расценивать иначе, как своеобразное заказное убийство. Так и считали сотрудники ЦРУ, имевшие отношение к этому делу, оценившие «разрешение» возникших у ЦРУ подозрений в отношении «Густо», как самое грязное дело за всю историю этой разведки.

Полковник ГРУ Петр Попов был, пожалуй, первым «кротом», завербованным ЦРУ. Произошло это в 1953 году в Вене, где он работал в резидентуре военной разведки. В течение шести лет он снабжал ЦРУ информацией, пока в 1959 году не был разоблачен советской контрразведкой в результате оперативной ошибки резидентуры ЦРУ в Москве, направившей ему письмо с вызовом на встречу обычной почтой. Письмо было перехвачено, и 16 октября 1959 г. агент вместе с сотрудником ЦРУ Ланжелоном при осуществлении моментальной встречи в московском автобусе были арестованы (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1995).

Одной из последних, ставших известными операций ТФП ЦРУ в ГРУ явилась измена подполковника Вячеслава Баранова, получившего в ЦРУ кодовое имя «Тони».

Он был завербован ЦРУ уже в период пресловутой «перестройки» в нашей стране. Подробности наша пресса не сообщала, но известно, что желание спасти свою карьеру, высокое самомнение и корыстолюбие, стремление к быстрому обогащению — все эти пагубные черты его характера были использованы ЦРУ, когда «Тони» выехал в 1985 году в заграничную командировку.

Разоблаченный в 1993 году, «Тони» был приговорен к шести годам тюремного заключения. Мягкость приговора, несмотря на тяжесть его преступления, может свидетельствовать о том, что «Тони» активно содействовал выявлению подрывных действий ЦРУ.

Сотрудник внешней разведки Владимир Пигузов попал в поле зрения ЦРУ во время его первой заграничной командировки в Индонезию. Тогда же был сделан первый вербовочный подход разведчиков ЦРУ к нему. Пигузов категорически и решительно отверг домогательства ЦРУ, сообщив об этом руководству внешней разведки.

Но ЦРУ не отказалось от своих намерений и при участии ФБР подловило его во время второй загранкомандировки в США, подставив ему своего агента-женщину, зная его слабость к женскому полу.

Будучи обиженным на Центр за негативное отношение к нему из-за первой попытки вербовки в Индонезии и под угрозой разоблачения его аморального поведения, Пигузов согласился стать «кротом» ЦРУ. После возвращения из США он был направлен на работу в разведывательный вуз внешней разведки — Институт имени Ю. В. Андропова, где был определен в отдел кадров.

Таким образом «крот» ЦРУ получил доступ ко всем досье на молодых сотрудников — слушателей института и смог снабжать ЦРУ этими важными сведениями.

Его изменническая деятельность была прервана благодаря, как сообщала американская пресса, Эймсу, который назвал его имя как «крота» ЦРУ.

Сотрудник внешней разведки Леонид Полещук, находившийся в загранкомандировке в Африке, был завербован в 80-х годах ЦРУ и согласился стать «кротом» этой разведки.

После возвращения в СССР он стал поддерживать связь с московской резидентурой ЦРУ. В 1983 году разведчик ЦРУ при закладке тайника для «Африканца» был зафиксирован КГБ, что предопределило провал агента. Кроме того, Эймс якобы также назвал его имя среди известных ему «кротов» ЦРУ. В результате «Африканец» был разоблачен и осужден.

Помимо перечисленных «кротов», которым удалось, хотя порою и весьма кратковременно, как, например, «Африканцу», внедриться в центральный аппарат внешней разведки или ГРУ, в процессе непрестанной работы по линии операций агентурного ТФП в советские и российские спецслужбы западным спецслужбам удавалось внедрять своих «кротов» в периферийные аппараты наших разведок.

Поскольку такие «периферийные кроты» не только опасны для деятельности отдельных резидентур, но и являются «кадровой» базой для иностранных спецслужб в плане их возможного продвижения в центральные аппараты наших спецслужб, как, например, это произошло с Пигузовым, «Фотографом» и другими, рассмотрение их случаев представляет интерес и в ракурсе операций ТФП в сами спецслужбы.

Эти события развертывались в первой половине 50-х годов вокруг нашего разведчика радиста «Гарта», в создававшейся нами на Американском континенте разведывательной нелегальной резидентуре.

«Гарт» был молодым человеком, опытным радиоспециалистом, которого мы успешно подготовили в профессиональном и языковом отношении. К 1954 году он уже был на Американском континенте, первоначально обосновавшись в Канаде. Оттуда он должен был переехать в США, где намечалось использовать его радистом в резидентуре Абеля. Однако в Канаде он не проявил способности к самостоятельному переезду в Соединенные Штаты, и Центр принял решение оставить его в качестве радиста создававшейся там резидентуры Филина с задачей обеспечения двусторонней радиосвязи с центром.

В середине 1955 года при выезде на одну из разведывательных операций резидент внешней разведки в Оттаве оказался под плотным наружным наблюдением, от которого не стал пытаться оторваться и, отказавшись от намеченного мероприятия, решил возвратиться в посольство. При подходе резидента к своему дому сотрудник канадской контрразведки, который вел наблюдение, приблизился к нему вплотную и сказал примерно следующее: «Могу сообщить очень важную информацию о предательстве вашего агента-радиста, проживающего в Монреале. За подробную информацию прошу 5 тысяч долларов. Жду ответа завтра вечером».

Резидент немедленно срочной телеграммой доложил в Центр полученное предложение, упомянув, что канадский контрразведчик произвел на него впечатление человека, говорившего правду. К середине дня телеграмма лежала у меня на столе. Будучи почти уверенным, что речь шла о «Гарте», который действительно проживал в Монреале, я доложил о телеграмме руководству внешней разведки и предложил немедленно подтвердить разрешение выдать информатору просимые им 5 тысяч долларов. По указанию начальника ПГУ Сахаровского я представил составленный мною ответ в канадскую резидентуру исполнявшему обязанности председателя КГБ Ивашутину и получил разрешение отослать его.

Все это время я испытывал большое внутреннее волнение. В памяти вставали события десятилетней давности, когда, в бытность мою резидентом в Оттаве, изменил шифровальщик резидентуры ГРУ Игорь Гузенко. Начавшаяся тогда шумная антисоветская кампания так захлестнула Канаду и свела почти на нет так хорошо развивавшиеся советско-канадские отношения. Призрак возможного повторения того, что произошло в результате измены Гузенко, стоял перед моими глазами.

Теперь, отправив телеграмму, я с нетерпением ждал ответа, заранее мобилизуя себя на то, что нужно так нейтрализовать изменника «Гарта», чтобы исключить огласку и неизбежность новой шумной кампании в средствах массовой информации Запада, с новым перемыванием давно прошедших событий 1945 года.

Для меня это была сейчас главная задача. Поздно вечером следующего дня поступило сообщение из Оттавы, и все сомнения исчезли. Как явствовало из сообщения Морриссона (так звали сотрудника канадской контрразведки), «Гарт» попался на связи с женщиной. Установив близкие отношения с замужней дамой, он вызвал подозрения у ее мужа, который и донес на него контрразведке. После первого же допроса «Гарт» сознался в принадлежности к внешней разведке и дал согласие на измену и сотрудничество с противником.

Все встало на свои места. Канадские спецслужбы присвоили «Гарту» кодовое имя «Гедеон», а английские, с которыми канадцы немедленно проконсультировались, назвали его «Краеугольным камнем». По замыслу этих двух западных спецслужб началась оперативная игра с нами. Теперь нашей задачей стало «переиграть» их.

В результате обсуждения создавшейся ситуации было намечено:

— вести дело в переписке с «Гартом» к тому, чтобы он приехал на короткое время «на переподготовку» домой. Заинтересовать в этом западные спецслужбы;

— вывести из-под возможной опасности резидента Филина, о котором «Гарт», а следовательно, и западные спецслужбы знали, что он находится в Бразилии и будет обращаться к канадцам за въездной визой в Рио-де-Жанейро.

С этой целью мы в течение двух месяцев одобряли действия «Гарта» и готовили его к предстоящему приглашению, сообщая о намерении дать ему для связи новую, самую совершенную нашу радиостанцию. Мы полагали и не ошиблись, что западные спецслужбы пожелают заполучить эту нашу «новинку».

Одновременно мы смогли предупредить Филина в Бразилии ни в коем случае не обращаться за визой к канадцам, отменили его перебазирование в Канаду и предложили ему заняться разведкой в странах Латинской Америки, оставаясь в Бразилии.

Наша легенда о необходимости обучения «Гарта» работе на новой радиоаппаратуре возымела действие на спецслужбы, и на наш вопрос, сможет ли он совершить поездку домой на пару недель, был получен положительный ответ.

Как мне стало известно позже из мемуаров британского контрразведчика П. Райта (Райт П., Грингласс П. Ловец шпионов. Берлин, 1988), сам «Гарт» не хотел ехать в Москву, но спецслужбы убедили его в полной безопасности такого визита. Кстати, Райт сообщает, что канадцы и англичане строили далеко идущие планы использования «Гарта» в качестве своего «крота» в нашей службе нелегальной разведки. Об этом можно догадаться и по тем кодовым названиям, которые они присвоили «Гарту»:

«Гедеон» — библейский герой, полководец, отразивший вторжение в Израиль нумедийских племен;

«Кейстоун» — очевидно, предназначал «Гарта» стать краеугольным камнем системы дезинформации и оперативной игры с внешней разведкой.

Финал был прост. Из аэропорта, куда прибыл «Гарт», его доставили прямо в тюремную камеру. Не успел начаться допрос, как «Гарт» во всем сознался. Все произошло, по его показаниям, так, как сообщал Морриссон.

Но для канадско-британских спецслужб дело на этом не закончилось. Мы решили продлить им «удовольствие» нетерпеливого ожидания возвращения «Гарта» в Канаду «с новой рацией». Через некоторое время были возобновлены наши радиопередачи для «Гарта», при которых передавались указания в его шифре.

Как пишет в своих воспоминаниях английский контрразведчик Райт, британская и канадская спецслужбы в течение года искали «Гарта» по всей Америке, стараясь найти своего сбежавшего «крота».

Так, несмотря на поражение в результате измены «Гарта», нам удалось с выигрышем выйти из создавшейся ситуации, сорвав замысел ТФП в наши ряды «крота» западных служб. Конечно же нам помог случай. Не объявись Морриссон, неизвестно, как могли бы обернуться наши усилия по созданию новой резидентуры. Не исключено, что они могли бы захватить и другого нашего разведчика Филина, и тогда могли быть проведены новые шумные процессы. Хотя у нас не принято заниматься гаданием. Ведь «Гарт», как долго считали западные службы, мог и сам «сломаться», признаться в измене. Долго — потому что только в 1982 году Морриссон, уже будучи на пенсии, разболтал о своем поступке и был осужден за него. Но, что интересно, на суде он в свое оправдание заявил, что*«только стремился спустить этого гаденыша в канализационную трубу». Значит, не только деньги двигали этим человеком, а присущая всем честным людям ненависть к предателям (Сегодня. 1994, 14 сентября)*.

Но игра с западными спецслужбами была непростой. Вести ее нужно было тонко, терпеливо и со знанием образа мышления противника. Ведь нам противостояла не только малоопытная канадская спецслужба, но и МИ-6, изощренная в оперативных играх. Эта игра потребовала от нас куда больших аккуратности и осмотрительности, чем любая другая из агентурных оперативных игр, ранее проводившихся нами. Но она нам удалась, и, несмотря на горечь от измены «Гарта», я мог только радоваться этой оперативной победе.

Изучая все появлявшиеся сообщения об операциях иностранных спецслужб по ТФП с целью приобретения «кротов» в советских спецслужбах, автор обратил внимание на то, что меньше всего успехов на этом поприще добились западные спецслужбы по проникновению в советские нелегальные службы. И отнюдь не только потому, что изменников среди нелегалов было относительно меньше, чем среди сотрудников легальных разведок.

Собственно, «кроты» из числа нелегалов — это «Гарт» и «Густо». Еще одна попытка, предпринятая ЦРУ в отношении изменника Михаила Федорова, окончилась безуспешно, так же, как и дело Логинова, но значительно быстрее, благодаря бдительности ГРУ. Суть этой попытки ТФП в нелегальную службу ГРУ, которую назовем операцией «Фигляр», кратко сводилась к следующему, согласно информации Уайза.

«Фигляр» был нелегалом ГРУ, которого в 1957 году направили в Швейцарию с мексиканским паспортом и задачей осесть во Франции. Считаясь мексиканцем по паспорту и фотографом по профессии, он открыл в Париже фотостудию. Почти сразу же он вышел на американское посольство в Париже и предложил свои услуги ЦРУ. Оперативный сотрудник резидентуры ЦРУ Ковач завербовал его и работал с ним как агентом почти два года, встречаясь в различных городах Европы. ЦРУ придавало большое значение возможности ТФП с его помощью в службу нелегальной разведки ГРУ.

Об этом свидетельствует тот факт, что в 1958 году, в ответ на просьбу «Фигляра» устроить ему встречу с директором ЦРУ, его нелегально перебрасывали в США, где его принимал генерал Чарльз Кейбелл, заместитель директора ЦРУ Аллена Даллеса. «Фигляр» заявил американцам, что он только хотел перейти на Запад, и ЦРУ пришлось приложить много усилий, чтобы он согласился стать «кротом».

После возвращения в Европу у Ковача состоялась с ним еще только одна встреча, в октябре 1958 года в Берлине, когда его вызвали в Москву, и с тех пор ЦРУ потеряло с ним связь.

Пытаясь восстановить контакт, ЦРУ пошло на грубое нарушение требований безопасности, как считает Уайз, направив по его московскому адресу письмо по почте, которое было перехвачено советской контрразведкой. «Фигляр» был разоблачен и понес наказание как офицер-изменник.

Так завершилась провалом очередная попытка ЦРУ приобрести своего «крота» в ГРУ.

Это проникновение ЦРУ в одну из ближневосточных резидентур внешней разведки необычно уже тем, что эта американская разведслужба приобрела «крота» в закордонном аппарате внешней разведки не из числа офицеров, а, формально говоря, из так называемых «привлеченных» лиц из числа советских дипломатов. Но фактически Владимир Николаевич Сахаров (далее «Скорпион») после окончания МГИМО в 1968 году уже был оформлен почти полностью как кадровый сотрудник КГБ, на что он дал согласие, но затем, не завершив оформления, выехал в загранкомандировку в Египет. Еще во время его шестимесячной практики в Йемене он был привлечен резидентурой внешней разведки к активной работе по выполнению разведывательных заданий.

Судя по тому, на что намекает Д. Баррон, посвятивший «Скорпиону» целых 33 страницы в своей книге о КГБ (Баррон Д. КГБ. Нью-Йорк, 1974), этот молодой «дипломат» мог быть завербован ЦРУ еще в свое первое появление за границей в качестве стажера в 1967 году. Именно этим можно объяснить, почему, невзирая на рекомендацию отца — сотрудника МИД — как можно дальше держаться от КГБ, «Скорпион» стремился вступить в ряды его кадровых сотрудников. Проступает явное желание ЦРУ внедрить его во внешнюю разведку в качестве «крота».

По прибытии в Египет «Скорпион» был включен в активную разведывательную работу представителем резидентуры в Александрии, где начал свою работу младшим атташе консульства. «Скорпион» пользовался полным доверием резидентуры внешней разведки в Каире и посла СССР, часто встречался с разведчиками и знал многие секреты, которыми с ним делились сотрудники резидентуры. В мае 1970 года резидент внешней разведки в Каире попросил посла С. Виноградова перевести «Скорпиона» из Александрии в Каир. Это свидетельствовало о слепом доверии к нему резидентуры.

Но опять вмешались родители, и вместо Каира, куда «Скорпион» стремился, вероятно, и по рекомендации ЦРУ, ему пришлось ехать в Кувейт. Резидент внешней разведки в Кувейте сразу же доверил «Скорпиону» обработку и перевод всех добываемых разведывательных материалов с арабского, которого сам не знал. Здесь «Скорпион» так же, как и в Александрии, быстро добился полнейшего доверия резидента и смог теперь снабжать ЦРУ информацией о деятельности внешней разведки в этом регионе.

22 мая 1971 года он намеревался обратиться к резиденту с просьбой о зачислении его в кадры КГБ, но произошли события в Египте, когда Садат резко изменил свое отношение к СССР.

10 июля 1971 г. «Скорпион» получил от ЦРУ сигнал об опасности и бежал.

Как пишет Баррон, обстоятельства вербовки и деятельности «Скорпиона», по требованию его самого, ни он, ни ЦРУ не разглашали. Поэтому трудно сказать, что он мог выдать этой службе. Остается загадкой и то, почему ЦРУ в срочном порядке «эвакуировало» своего «крота».

Одно можно сказать точно: за несколько лет своего сотрудничества с ЦРУ «Скорпион» нанес существенный вред деятельности нашей разведки в ближневосточном регионе.

Вновь имя «Скорпиона» всплыло в 1987 году на слушаниях о перебежчиках в конгрессе (Материалы слушании подкомиссии по расследованию по вопросам об отношении правительства США к перебежчикам из СССР и других социалистических стран, 1987 г.). Там, почти 20 лет спустя, «Скорпион» плакался перед сенаторами, говоря, что после того, как ЦРУ использовало его, появился сотрудник Управления и объявил, «что мое имя теперь Уильям Стиллер, по происхождению немец и т. д. Даже не спросив моего согласия, сделали меня немцем, которых я ненавидел». Далее он рассказывал, как вынужден был объявить о своем банкротстве.

«Скорпион» жаловался, что его «переквалифицировали с дипломата на администратора мотеля», и заявил, что «они выжали из меня всю информацию, которую могли. Но не подумали об одной простой вещи, что мне надо как-то прожить остаток жизни».

Он отмечал, что его пособие, назначенное ЦРУ, было очень небольшим, ему приходилось работать дополнительно как полный, так и неполный рабочий день: водителем такси, мойщиком машин и ночным сторожем.

По словам «Скорпиона», прозвучавшим в комиссии конгресса, ЦРУ делает из перебежчиков обезличенных роботов.

Он убедился, что в глазах сотрудников ЦРУ такой поступок, как переход на Запад, «является неэтичным и даже безнравственным». Предатель всегда предатель — так можно резюмировать их отношение к перебежчикам.

Как можно понять из жалоб «Скорпиона» американским сенаторам, не только простым изменникам-перебежчикам, но и активным «кротам», после того как они стали бесполезными спецслужбе, живется весьма несладко.

Британские спецслужбы, еще до успешного приобретения в качестве своего «крота» в КГБ Олега Гордиевского в 1974 году, настойчиво искали кандидатов в «кроты» из числа сотрудников советских спецслужб.

Одним из таких кандидатов оказался Олег Лялин (далее «Фарисей»), которого британской контрразведке МИ-5 удалось завербовать.

Это произошло в феврале 1971 года, когда МИ-5 через ранее завербованную ею секретаршу советского торгпредства Ирину Теплякову установила контакт с «Фарисеем». До этого Теплякова, действуя по указаниям МИ-5, влюбила «Фарисея» в себя, и под ее воздействием он согласился на измену и превращение в «крота» в обмен на обещание предоставить в будущем им обоим политическое убежище в Англии.

Однако сотрудничество «Фарисея» с МИ-5 в качестве ее «крота» продолжалось всего полгода.

Британская спецслужба вскоре убедилась, что в лице «Фарисея» она имела человека слабохарактерного, труса и пьяницу, морально крайне неустойчивого. Поэтому едва ли можно было рассчитывать на превращение его в настоящего «крота» с перспективой в будущем продвижения в центральный аппарат внешней разведки. Кроме того, информационные возможности «Фарисея» в лондонской резидентуре были весьма ограниченными, так как он работал под прикрытием торгпредства СССР и в основное помещение резидентуры, находившееся в посольстве, приходил редко, к тому же его участок разведывательной работы был второстепенным.

В конце августа 1971 года «Фарисей», увлекавшийся употреблением алкоголя, был задержан британской полицией за управление автомобилем в нетрезвом состоянии. Потребовалось вмешательство посольства, так как по британским законам он, не имея дипломатического прикрытия, подлежал судебному преследованию.

«Фарисей», понимая, что ему грозит срочный отъезд из страны с малоприятными последствиями, потребовал от МИ-5 выполнения обещания о предоставлении убежища ему и его любовнице. Оба они бросили свои семьи, находившиеся в СССР: он — жену, Теплякова — мужа.

Поскольку надежда на «Фарисея» как будущего «крота» лопнула, МИ-5 согласилась выполнить обязательства, и его измена стала явной после их бегства в начале сентября 1971 года.

Британская спецслужба использовала бегство «Фарисея» как удобный предлог для нанесения удара по деятельности советских спецслужб в Англии путем массового выдворения из страны сотрудников советских учреждений, которые, по заявлению британских властей, якобы занимались «недозволенной» деятельностью. Выдворение в сентябре 1971 года из Англии 105 советских сотрудников явилось крупнейшим за всю историю англо-советских отношений.

Помимо того что «Фарисей» выдал британским спецслужбам трех своих агентов, осужденных после его бегства, он раскрыл перед англичанами имена многих советских разведчиков и передал все, что он знал о работе лондонской резидентуры внешней разведки в Англии и специального направления, задачи которого он решал.

Хотя британской спецслужбе не удалось в лице «Фарисея» заполучить «крота» во внешней разведке, значение его перехода к ним состояло в том, что он оказался первым с момента войны перебежчиком из числа сотрудников советской разведки, а также первым советским разведчиком, завербованным английской контрразведкой МИ-5.

Как известно, за ним последовали Гордиевский в 1974 году, Резун — в 1978-м, Кузичкин — в 1982-м, затем другие изменники (в том числе Ощенко в 1992 г.).

О предательстве «Фарисея» на Западе появилось много сообщений, оценок и анализов. Наиболее полно в информационном отношении его случай описан в книге Брук-Шеферда.

После 1985 года, то есть когда я уже отошел от активных дел в разведке, но еще продолжал оставаться пару лет консультантом при ее начальнике, обстановка в нашей службе (в ГРУ также) резко изменилась. У нас появился собственный «крот» в ЦРУ, положение которого в этой службе позволяло ему знать и своевременно информировать нас о «кротах» ЦРУ.

Этим «кротом» стал Олдрич Эймс, которому внешняя разведка обязана существенным очищением от западных «кротов». Одним из таких и был Южин, которого арестовали в декабре 1986 года. Хотя он пробыл агентом ФБР значительное время, американской спецслужбе так и не удалось сделать его настоящим «кротом» во внешней разведке ввиду его отказа от связи с нею во время его пребывания в СССР. Вот некоторые подробности этого дела.

История и обстоятельства измены Южина предельно просты. Прибыв впервые в США на десятимесячную стажировку в июне 1975 года, Южин вскоре стал подозреваться местной контрразведкой как советский разведчик. Однако он внутренне давно созрел для предательства и сразу же стал готовиться к практической измене. Усилий со стороны ФБР для обработки Южина не потребовалось, поскольку он сам предложил свои услуги представителю местного отдела контрразведки в Сан-Франциско, где он находился как стажер.

Хотя Южин стал активно предавать своих коллег по резидентуре внешней разведки и воровать некоторые секретные документы, много он для ФБР еще не мог сделать, ибо оставался стажером и доступ его к делам резидентуры был ограничен.

Пробыв первый раз в США десять месяцев, он вернулся в Центр, но от сотрудничества с американцами в СССР отказался. Поэтому никакой деятельностью как «крот» не занимался.

Через два года, в июле 1978-го, он вновь прибыл в СанФранциско, теперь уже в качестве оперативного работника резидентуры, и пробыл там целых четыре года. Теперь он стал фактически «кротом» местного значения, освещал для ФБР внутреннюю жизнь и деятельность резидентуры и советской колонии в Сан-Франциско. Объем его предательства хотя и был ограниченным, но фактически он нанес огромный вред внешней разведке, усложнив условия разведывательной деятельности не только в этом районе, но и на всей территории Соединенных Штатов.

Хотя Южин за этот период «вырос» от капитана до подполковника, в профессиональном отношении он был слабым разведчиком и, выполняя задания американской спецслужбы, допускал грубые ошибки, ставившие его на грань разоблачения.

В 1982 году он был отозван в Союз, где продолжал работать на одном из второстепенных участков. На этот раз он также отказался продолжить сотрудничество с американцами в СССР.

В декабре 1986 года он был арестован. Следствие подтвердило, что на территории нашей страны он не проводил никакой враждебной деятельности. Учитывая это, он был приговорен не к исключительной мере наказания, а только к 15 годам тюремного заключения.

Этому изменнику повезло. В феврале 1992 года он был амнистирован и через пару лет выехал с женой и дочерью в США, где и проживает сейчас.

Ему повезло потому, что у нас нашлись защитники изменников среди тех, кто готов все прощать любому, кто, пусть только на словах, выдавал свои подлые дела за якобы борьбу со старым режимом. А у руководства страны не хватило не только мудрости, но просто здравого смысла понять, что отказ служить Отечеству, измена грозят безопасности самого Отечества.

ЦРУ и ФБР считали своим «кротом» в нью-йоркской резидентуре внешней разведки сотрудника этой службы Алексея Федоровича Кулака, которому ФБР присвоило псевдоним «Федора», а ЦРУ — «Скотч». По утверждению Уайза, «Федора» начал снабжать ФБР информацией вскоре после прибытия в США, 23 ноября 1961 года. Главным образом, он сообщал американцам о том, кто есть кто в резидентуре внешней разведки в Нью-Йорке. Работал в резидентуре по линии научнотехнической разведки, раскрыл перед противником задания по этой линии. Сотрудничал с американскими спецслужбами в течение двух служебных командировок в США, в общей сложности 12 лет. Вернулся в СССР в 1977 году и якобы оставался вне подозрений, так как являлся героем Советского Союза.

Другими, как пишет американская пресса, «кротами» американских спецслужб в заграничных резидентурах внешней разведки, выданными Эймсом, были майор Сергей Моторин, подполковник Валерий Мартынов, оба в вашингтонской резидентуре, Варенник — в западногерманской и Варенцов — в итальянской. Все они действительно были разоблачены в СССР как изменники и понесли заслуженное наказание. Вот некоторые особенности этих «периферийных кротов».

Моторин был завербован ФБР в 1983 году на элементарной жадности. Американская контрразведка подловила его на попытке обойти местные законы при покупке дорогой видеоаппаратуры. В качестве дополнительного компрометирующего его перед нами материала был использован задокументированный факт любовных встреч Моторина в одной из вашингтонских гостиниц. Из-за краткости пребывания в резидентуре (менее года после его вербовки) он не успел нанести большого ущерба, но его сообщения о деятельности вашингтонской резидентуры и об ее личном составе и внутренней обстановке способствовали активизации подрывной работы ФБР и созданию предпосылок для вербовки других разведчиков. Отозван в Москву в 1984 году, разоблачен и осужден в 1986 году.

Валерий Мартынов изменил, работая в вашингтонской резидентуре, вскоре после прибытия туда в 1982 году.

Начатое сразу по прибытии Мартынова наблюдение и изучение его сотрудниками ФБР быстро выявило его корыстную заинтересованность в увеличении заработка. Встречи с работниками ФБР к концу года завершились его вербовкой, и он сразу начал поставлять американцам секретную информацию. До 1985 года он являлся полноценным «кротом» ФБР в вашингтонской резидентуре.

В 1985 году он вернулся в Москву и вскоре был арестован, изобличен в измене и осужден.

До ареста Эймса ФБР терялось в догадках о причинах провала Мартынова. После осуждения Эймса это было отнесено на его счет (Даффи Б. Последний шпион «холодной войны». Вашингтон, 1993).

И еще два изменника фигурируют в моем списке: рядовой сотрудник боннской резидентуры Варенник, выданный Эймсом, по сообщению американской прессы. Он был отозван из загранкомандировки в марте 1986 года, разоблачен и осужден. Второй случай был освещен в средствах массовой информации широко и касался полковника Виктора Ощенко, он заслуживает более подробного рассмотрения.

В июле 1992 года советник посольства России во Франции Виктор Ощенко изменил и вместе с семьей бежал в Англию. Ощенко являлся полковником, сотрудником парижской резидентуры внешней разведки. В Англии, судя по всему, он был уже хорошо известен, в первую очередь, британской разведке МИ-6. В начале 70-х годов Ощенко работал в лондонской резидентуре внешней разведки под прикрытием второго секретаря посольства СССР в Англии. Можно предполагать, что он был не только хорошо изучен, но и подготовлен, с участием «крота» МИ-6 Гордиевского, к вербовке. Если эта операция МИ-6 не была произведена еще тогда, в Англии, то она, вероятнее всего, была завершена по прибытии Ощенко во Францию и превратила его в «крота» этой службы.

О том, что Ощенко к моменту бегства уже являлся агентом МИ-6, говорит ряд обстоятельств, типичное для «крота» поведение.

Так, до самого последнего дня Ощенко ничем не проявил подготовку к бегству. Наоборот, его действия свидетельствовали о сборах домой. Его разговоры по телефону со старшей дочерью, отправка вещей и автомашины в Союз и другие подобные «заботы» выглядят как нарочитая демонстрация.

В среде сотрудников посольства и в резидентуре Ощенко всегда занимал ортодоксальные позиции, не упуская ни одной возможности подчеркнуть свою глубокую лояльность и партийную верность. Например, он энергично возражал против департизации посольства.

Вызов Ощенко в Москву «в порядке сокращения штатов резидентуры» был, судя по заявлению представителя внешней разведки, связан с возникшими подозрениями о двойной игре Ощенко, то есть для него и его хозяев в МИ-6 стало ясно, что возникла угроза разоблачения его как «крота» этой службы.

Последующие события в Англии, в которых принимал участие Ощенко, также подтверждают данные о том, что он был давним «кротом» МИ-6. Так, он стал принимать участие в разоблачении своих бывших «агентов», выступая в суде в качестве основного свидетеля обвинения, причем при поддержке другого изменника — Гордиевского. То, о чем он свидетельствовал, было явно известно МИ-6 уже давно, что эта служба и не скрывала (Известия. 1993, 23 сентября). То есть эту информацию Ощенко уже раньше сообщал МИ-6, будучи «кротом» этой службы.

В свете этих и ряда других признаков двойной игры Ощенко, которая могла длиться не один год, смешно предполагать, как это делали некоторые комментаторы, что якобы он серьезно собирался домой, но в последний момент у него произошел какой-то срыв (Большаков В. Разведчик уходит через Ла-Манш. Правда. 1992, 22 августа). Единственное, что могло способствовать внезапному бегству Ощенко, так это реальная боязнь быть уличенным. В этом также он повторил путь знакомого ему Гордиевского.

Помимо других агентов во Франции и Англии, Ощенко выдал завербованного им еще в 1976 году Майкла Смита, о котором знал и Гордиевский, но МИ-6 оставляла его на свободе, вероятно, в целях безопасносги своего «крота» В. Ощенко. Поэтому и судили Смита уже после бегства Ощенко.

Можно полагать, что другие специальные службы, по примеру ЦРУ и СИС, также ведут активную работу против внешней разведки путем ТФП в ее ряды. Об этом, в частности, свидетельствует разоблачение в 1995 году «крота» БНД в российской службе контрразведки майора Вл. Лаврентьева, сотрудничавшего с германской разведкой с 1991 по 1994 год и осужденного на 15 лет тюрьмы.

Совершенно неожиданно для автора в российской прессе появилось сообщение из Лондона о том, что бывший кратковременный «крот» британской разведки в КГБ подал в суд иск на руководство МИ-6. Как явствует из сообщения, Виктор Макаров, в прошлом лейтенант КГБ, до 1987 года являлся сотрудником, очевидно, 8-го Главного управления КГБ, так как занимался дешифровкой телеграмм греческого посольства. Тогда он и был завербован МИ-6, которой предложил «продать» известные ему секреты не только о греческом шифре, но и о германском и канадском, их, как он знал, читало в то время КГБ.

Осужденный в 1987 году на 10 лет лагерей, он был освобожден по амнистии через 5 лет, и МИ-6 переправила его в Англию, где обещала «хорошую» жизнь.

Однако он теперь явно недоволен установленной ему МИ-6 пенсией, считая ее меньше обещанного безбедного содержания (Известия. 1997, 3 апреля).

Вот, оказывается, какие случаются оказии с предателями.

На этот раз обидчиком оказалось ЦРУ. Как значится в сообщении из Еревана, там объявился бывший офицер КГБ Армении Норайр Григорян жаждущий справедливости от ЦРУ. Это еще один предатель, «крот» ЦРУ, который был разоблачен в 1975 году и осужден на 12 лет тюрьмы. Отсидев, Григорян уже в наступившее постперестроечное время отбыл в США. Там он стал домогаться «компенсации» за свою иудину службу от ЦРУ, но последнее вместо бесплатного вознаграждения предложило ему работать теперь против суверенной Армении, от чего он якобы отказался. В ответ на его отказ ЦРУ отплатило обвинением в вымогательстве, и пришлось Григоряну отсидеть теперь в американской тюрьме.

Отбыв наказание в США, он вернулся в Армению и сейчас пытается добиться возмещения за свою службу от ЦРУ через американский суд (Баблумян С. ЦРУ, Главбуху. Прошу оплатить… Известия. 1997, 12 марта).

Читал я об этом курьезном случае с двойным чувством. С одной стороны, с удовлетворением, что наши изменники-«кроты» терпят «несправедливости» от своих бывших хозяев в иностранных спецслужбах. С другой, еще раз убеждаясь, что иностранные спецслужбы, лицемерно и лживо приписывая внешней разведке плохое отношение к своим «кротам» в иностранных спецслужбах, вернувшихся после их провалов за кордоном, таких, как Филби, Ховард, сами как раз и действуют именно так.

В заключение этого раздела хочу сказать, что иностранные разведки не оставляли в покое и специальные службы наших бывших социалистических стран. Вот два примера, ставших известными автору по Польше.

За время работы в Польше автор столкнулся с двумя случаями успешного внедрения «кротов» в польские спецслужбы. Первый случай — внедрение «крота» «Снайпера» нанесло внешней разведке серьезный ущерб, который привел к провалу нелегальной резидентуры Бена в Англии (см. «Портлендское дело») и потере ценной позиции в МИ-6, которую занимал разведчик Дж. Блейк, осужденный в Англии к 42 годам тюрьмы и сумевший сбежать, отсидев всего несколько лет.

Внедрение «крота» — полковника Р. Куклинского — в польский генеральный штаб также представляет, безусловно, крупный успех американской разведки.

Эти два примера заслуживают краткого анализа в этом разделе воспоминаний.

О приобретении этого «крота» ЦРУ известно немного. «Снайпер» — псевдоним, присвоенный ЦРУ инициативно установившему с этой разведкой связь сотруднику польской спецслужбы Михаилу Голеневскому в 1959 году. В то время «Снайпер» занимал руководящий пост в оперативно-техническом подразделении польской спецслужбы и в силу своего служебного положения общался со всеми другими оперативными подразделениями этой службы. Благодаря этому ему становились известны многие конкретные оперативные дела и секреты.

После установления первичного контакта со «Снайпером» ЦРУ вручило ему почтовый адрес в Берне и средства тайнописи. По этому каналу связи «Снайпер» направил в общей сложности 14 предательских сообщений до того, как в декабре 1960 года испугался назревавшего разоблачения и бежал в США.

Пример изменнической деятельности этого «крота» показывает, как агент; находясь даже не на оперативном посту в спецслужбе, может наносить ей весьма серьезный ущерб.

Именно «Снайперу» стали известны многие детали взаимодействия польской разведки с советской внешней разведкой, позволившие на основе его информации западным контрразведкам выявить ряд таких ценных агентов и разведчиков, как Бена, Блейк и Фельфе.

Сотрудники советской внешней разведки лишний раз убедились, как опасно отступать от строгих мер конспирации при осуществлении взаимодействия с союзными спецслужбами.

В 1981 году, работая в Польше представителем КГБ, в начале ноября, практически в самый канун введения военного положения, я узнал от моих коллег в польской военной контрразведке, что в министерстве национальной обороны и, в частности, в Генеральном штабе Войска Польского произошло чрезвычайное событие, повергнувшее все руководство министерства в смятение. Исчез полковник Генерального штаба Ришард Куклинский (далее «Штабист») вместе со всей семьей. В то время, несмотря на чрезвычайность этого события, руководители министерства и даже начальник органов безопасности генерал Ч. Кищак заняли весьма сдержанную позицию и неохотно говорили с нами об этом происшествии.

«Штабист» являлся одним из самых доверенных лиц лично министра В. Ярузельского и начальника Генерального штаба Ф. Сивицкого. Он постоянно сопровождал их на всех конференциях и совещаниях представителей стран Варшавского Договора, выезжал в Советский Союз и участвовал в переговорах польского военного руководства с советским верховным командованием. Был в курсе абсолютно всех дел, которые в какой-либо мере касались Польши как члена ОВД. Практически в министерстве обороны и генштабе от него не было секретов.

Соответственно он имел доступ ко всей разведывательной информации второго отдела генштаба (военной разведки), а также информации, поступившей из польской внешней разведки и из ГРУ в порядке взаимного обмена. Таким образом, его позиция «крота» в польских спецслужбах была идеальной. Внедрение «Штабиста» являлось иллюстрацией необычного успеха ЦРУ, получившего через него доступ фактически к любой государственного значения информации, тем более в момент наибольшей напряженности внутренней обстановки в стране.

Как позже стало известно, «Штабист» был завербован ЦРУ, когда в 1971 году при выезде в Западную Германию явился к американскому военному атташе с предложением своих услуг. С этого момента он стремительно продвигался по служебной лестнице, не без поддержки в этом советами и другими средствами со стороны опытных в военном деле офицеров ЦРУ.

Он смог стать безотказным и квалифицированным исполнителем указаний руководства, вошел в доверие руководителя второго отдела генштаба, всячески поддерживал его перед начальником генштаба.

В то ноябрьское утро, кажется, это было 8 или 9 числа, когда я узнал о бегстве «Штабиста» вместе с женой и двумя сыновьями, мне сразу же пришла мысль, что теперь все польские планы по введению военного положения, безусловно, известны американцам. То, что о них мог узнать «Штабист», не вызывало сомнения (Вудворт Б. Завеса: секретные войны ЦРУ 1981–1987 гг. Нью-Йорк, 1987).

Но тогда мы еще не знали то, о чем в 1992 году было впервые опубликовано в газете «Вашингтон Пост». Из сообщения газеты следовало, что он успешно действовал как «крот» ЦРУ в интересах Запада в течение 11 лет. За это время он переправил на Запад около 35 тысяч страниц машинописного текста с информацией стратегического характера, в том числе о военных планах Советского Союза и ОВД.

Наряду с содержанием пятилетних стратегических планов 1971, 1976, 1981 годов, в 1975 году он передал американцам подробное сообщение о сверхсекретной операции «Альбатрос» по строительству особо засекреченных командных пунктов ОВД на территории СССР, Польши и Болгарии для нужд европейского театра военных действий в случае войны (Правда. 1992. 14 октября).

Этот американский «крот» так же, как и другие — О. Гордиевский, О. Пеньковский, Д. Поляков, пытался представить свои действия как патриотические. Не случайно в его поддержку и за отмену справедливо вынесенного ему смертного приговора подняли голоса все черные силы в Польше и на Западе. Бывший советник американского президента по вопросам национальной безопасности 3. Бжезинский уже неоднократно обращался к бывшему президенту Польши Леху Валенсе с просьбой отменить решение суда и наградить «Штабиста» правительственной наградой как национального героя.

Но новый прозападный министр польской обороны Януш Онышкевич не счел возможным в то время пересматривать дело изменника.

Бывший президент Польши и министр национальной обороны Ярузельский в период, когда действовал этот «крот», справедливо считал, что, если признать действия «Штабиста» правильными, тогда следует распустить армию, потому что ее офицеры, которые оставались верными прежнему режиму, почувствовали бы себя предателями.

Как верно это не только для данного случая измены, но и для всех наших изменников типа Гордиевского, за реабилитацию которых начали уже раздаваться голоса.

Оправдание изменников равнозначно обвинению всего народа страны, которой он служил.

Сотрудник чехословацкой военной разведки, прошедший подготовку на краткосрочных курсах в школе КГБ в Москве, майор Франтишек Войташек, в середине 1968 года прибыл в Париж в качестве помощника военного атташе при посольстве Чехословакии. К этому времени он уже внутренне готов был изменить своему государству.

Когда произошел ввод советских войск в ЧССР в августе 1968 г., он обратился с письмом в СДЕСЕ с предложением своих услуг. Не получив ответа, на дипломатическом приеме Ф. Войташек (назовем его «Атташе») устанавливает связь с французским офицером Робертом С., отвечающим за контакты с военными атташе стран Восточной Европы. На конспиративных встречах он высказывает намерение не перебегать на Запад, а стать «кротом». На этот раз с ним начинает работать не СДЕСЕ, как полагал «Атташе», а ДСТ, сотрудничество продолжается до 1976 года, целых 12 лет. «Атташе» оказался ценным приобретением для французской спецслужбы. Через него ДСТ узнает практически все о текущих и намечаемых действиях чехословацкой военной разведки: агентурные сети во Франции, явки, шифры, задачи. Передавал он и содержание документов о задачах, которые ставило перед его спецслужбой ГРУ.

Когда «Атташе» переводят в центральный аппарат, ценность его возрастает, но он боится поддерживать связь с ДСТ в Чехословакии.

Для оправдания его поездок за границу ДСТ помогает «завербовать» для чехов агента «Пьера».

В октябре 1976 года «Атташе» присваивают звание подполковника и назначают военным атташе в Париж. Однако через два месяца отзывают и полтора года обрабатывают, после чего арестовывают 3 февраля 1978 г. и осуждают. Отсидев в тюрьме, в 1990 г. он был освобожден (За рубежом. 1996. № 37).

В следующей главе мне остается рассмотреть еще несколько агентурных операций западных спецслужб с целью внедрения своих «кротов», неудавшихся по различным причинам. Должен при этом оговориться: я умалчиваю о том, что, помимо приведенных успешных операций ТФП внешней разведки в резидентуры западных спецслужб, были и у нас другие «кроты» на их периферии.

Например, в 1980 году бывший сотрудник ЦРУ Дэвид Бернетт признал себя виновным в шпионаже в пользу Советского Союза. В период своего пребывания в Индонезии в 1976–1979 годах он выдал 10 американских агентов, которые на основании его информации были разоблачены (Сегодня. 1994, 1 марта).

Естественно, были и другие «кроты» и, без сомнения, остаются и сейчас нераскрытыми и весьма полезными для внешней разведки.