7 БРОУНОВСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

Ничто не бывает таким большим, как избыток.

Соломон Краткий


Дорога оказалась длинной.

На полпути я начал петь про себя. И танцевать. Я пел старую глупую песню. Я чувствовал себя так прекрасно, что не мог сдержаться.

– О, я – янки Дудль, молодец. Янки Дудль меня зовут. Я – родной племянник дяди Сэма и родился четвертого июля. У меня, у янки Дудля, есть милая. Она моя гордость янки и радость – о, янки Дудль едет в город верхом на пони – я тот самый янки Дудль, паренек…

Я радостно отбивал чечетку на металлическом полу, вне себя от головокружительной свободы и совершенно не замечая…

Двое крепких мужчин в желтых комбинезонах лениво подпирали стену на пересечении двух коридоров. Они стояли, прислонившись к переборке, скрестив руки на груди и явно бездельничая. Они казались почти одинаковыми, словно отлитыми из мяса в одной и той же форме. Почти лишившись дара речи и сильно смутившись, я с лету затормозил. Они с любопытством смотрели на меня. Что-то в их взглядах говорило, что они не случайно остановились поболтать именно в этом месте.

– Э… – Я не нашел способа принять достойный вид, состроил самую дурацкую ухмылку, набрал в грудь воздуха и сделал вид, что готов продолжать.

Они выпрямились. Тот, что был повыше, сделал полшага в сторону, загородив мне проход.

– Простите, сэр. Пассажирам сюда нельзя. – Он говорил со спокойной любезностью. – Буду рад показать вам обратную дорогу.

Любезность такого рода не предполагала возражений. Другой озабоченно прислушивался к чему-то. Внезапно он сказал: – Подождите минуту Можно мне взглянуть на ваше удостоверение, пожалуйста?

Я вынул карточку из прозрачного кармашка на груди и передал ему. Он взглянул на нее, на меня, потом прочел вслух кодовый номер. Должно быть, голос в его ухе ответил утвердительно, потому что он кивнул и вернул карточку.

– Благодарю, сэр. Простите за беспокойство.

– Никакого беспокойства. Я сунул карточку на место.

– Придержитесь направления на корму, – показал он. – Коридор ведет на большую погрузочную платформу. Там вас будут ждать.

– Спасибо, – сказал я. – Э… – Нашивки с именем на его комбинезоне не было. Он проследил за моим взглядом. Когда я встретился с ним глазами, он лишь улыбнулся и покачал головой. – Ладно, все равно спасибо. – Я отправился дальше, удивляясь про себя. Еще парочка голубых фей?

Я невольно рассмеялся и потряс головой. Почему люди просто не говорят правду? Тогда вся жизнь стала бы намного легче. Однажды Форман говорил об этом на тренировке: «Конечная причина любой проблемы в мире – обрыв связи. Обрыв связи. – А потом он ехидно улыбнулся, как бы предвкушая удовольствие; мы уже изучили этот его взгляд, который всегда предвещал поистине дьявольский розыгрыш. Он затянул для пущего эффекта паузу, медленно обводя вглядом комнату, пока не убедился, что все мы с нетерпением ждем продолжения, и только потом бросил наконец вторую туфлю: – Да, кстати, забыл вам сказать. Звонил Годо и сказал, что запаздывает».

Некоторые так и не поняли шутки. Те, кто смеялся громче всех.

Сейчас я снова рассмеялся, потому что эта шутка была про меня. Вчера в это время я угрожал выброситься из окна дирижабля. А потом… просто сдался и позволил Вселенной делать то, что она хочет. Довольно удивительно, но она хотела в точности того же, чего и я. В этом и заключалась соль. Просто поразительно, как все хорошо устраивается, как только ты перестаешь бороться…

Это была мысль.

Как только ты перестаешь бороться…

Я ни на секунду не соглашался с этим. Доктор Флет-чер считала это возможным. Деландро знал, что это возможно. Я по-прежнему не верил в это. Цена была слишком высока. Но хотел бы я знать – может, нытики правы? Может быть, единственный путь для человечества выжить – это закопаться в свою нишу в хторранской экологии. Мне такая идея не нравилась, но альтернативой ей было либо медленное угасание, либо постоянная война. Другого не дано. Хотя… нет. Можно покинуть планету. Перебраться на Луну. На Марс. На пояс астероидов. Может, плюнуть однажды на Землю и начать все сначала? Но нет – если мы это сделаем, то будем отступать и дальше. Раз смирившись со своим бессилием перед хторранским заражением – не важно, куда мы убежим и что там построим, – мы всегда будем знать, что остаемся там лишь до тех пор, пока не придут хторране и не решат, что им нужен и этот мир тоже.

Но должен же существовать выход для человечества… только куда?

Чего мы хотим на самом деле?

Если определить это, тогда можно протянуть ниточку отсюда туда. Мы могли бы следовать вдоль этой ниточки. Мы смогли бы…

Ничего мы не смогли бы. Мы копаемся в темноте. И не мудрости нам не хватает – света. Мы не знаем, на что способны, потому что не знаем, что можно сделать. Как раз это и должна выяснить экспедиция.

– О, я – янки Дудль, дэнди…

Песенка засела в голове. Мой мозг пытался делать сразу два дела. Три – если считать ходьбу. Я пел. Думал. Шел. Танцевал. Коридор тянулся на много дней вперед. И назад.

Умереть. Петь. Хотеть.

Эхо.

Резонанс.

Звуки.

Песни.

О чем была другая мысль? Кто ее высказал? Я не помнил. Но запомнил слова: «Нам нужен кто-нибудь, кто может думать как червь». Нет, не как черви. Как разум, прячущийся за ними. Нам нужно что-то такое, что способно думать как Хторр. Искусственный интеллект? Возможно. Но как его запрограммировать? Какую модель выбрать?

Чтобы думать как Хторр, надо прежде стать Хторром.

Вот оно!

Что-нибудь, не являющееся Хторром, должно стать Хторром. Причем до такой степени, чтобы думать так же. А затем это что-то должно перестать быть Хторром, чтобы вернуться и рассказать людям, с чем мы воюем в действительности. Но как стать Хторром – и как перестать быть им?

Нет. Это не совсем то.

Здесь что-то связано с личностью…

– О, я – янки Дудль, молодец, янки Дудль меня зовут… Мысль ускользала от меня. Мозг все время спотыкался о посторонние вопросы.

– Я – тот самый янки Дудль, парнишка!

Какие песни поют хторране? Мы уже знали ответ: длительное, вибрирующее на низких тонах урчание. Такой же звук издавал бы трехтонный котенок, накачавшийся ЛСД. Зловещий звук. Странно успокаивающий, но очень немелодичный.

Интересно, почему хторране поют?

Но тогда возникает вопрос: зачем поем мы?

Песни помогают нам познать самих себя?

Гм. Это мысль.

Но неверная.

Я знал, кто я такой. У меня есть имя, удостоверение личности, работа, проблемы. Даже самка. Моя личность ясна без песен. Я могу быть глухим как пень и сохранять свою личность. Нет. Песни – что-то иное.

– Янки Дудль приехал в Лондон верхом на пони…

И я тоже приехал. Придется вопросам погулять еще немного без ответов.

Коридор закончился платформой таких размеров, что на ней поместился бы дом. Часть платформы была открыта… и внизу медленно проплывала земля. Отверстие было достаточно большим, чтобы принять на борт или выгрузить самолет, и действительно, на кронштейнах висел легкий боевой разведывательный самолет «Бэтуинг-9». Несколько человек в желтых комбинезонах заводили его на платформу. Они едва глянули на меня.

Как только люк под самолетом закрылся, бригадир решительными шагами направился ко мне. Это был еще один желтый комбинезон с затаившейся угрозой во взгляде.

– Маккарти? Я кивнул.

– Сюда, пожалуйста. – Он подвел меня к дальнему краю платформы, под хвост самолета, к плите, которая ничем не отличалась от остального пола. Он не сделал ничего, что бы я мог заметить, но панель отъехала в сторону и открыла узкую лесенку, ведущую вниз. Желтый комбинезон отступил в сторону, освобождая мне дорогу. Было ясно, что меня приглашают спуститься. Я было решил пошутить насчет того, какой неудобный у них винный погреб, но, немного подумав, просто пожал плечами и шагнул вниз, в темноту. Плита быстро закрылась надо мной.


Пуховики также переносят на себе семена и споры других видов, преимущественно хторранских, конечно.

Механизм прост: когда шары «сахарной ваты» катятся по земле, они задевают растения и животных. Самые мелкие захватываются клейкими нитями пуховиков и уносятся ими.

Таким способом манна обеспечивает расселение не только себя, но и большой части хторранской микроэкологии.

«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

Загрузка...