Сезон Маршей

Глава первая

ЯНВАРЬ

Белфаст — Дублин — Лондон

Имонну Диллону, члену Шин фейн,[1] выпало умереть первым и лишь потому, что он решил выпить пинту лагера в баре «Селтик» и только потом отправиться по Фоллз-роуд на встречу в Андерсонтауне. За двадцать минут до смерти Диллона его убийца, находившийся в тот момент чуть восточнее, спешил к назначенному месту по одной из центральных улиц Белфаста под холодным проливным дождем. На убийце было темно-зеленое пальто из плащевой ткани с поднятым вельветовым воротником. Кодовое имя убийцы было Черная Овца.

В воздухе стоял запах моря и ржавчины — неподалеку находилась судоверфь «Белфаст Лок». Часы показывали начало пятого, но уже стемнело. Зимние ночи в Белфасте наступают рано, а вот рассвета приходится ждать долго. Центр города купался в желтоватом свете натриевых фонарей, но Черная Овца знал — в Западном Белфасте, пункте его назначения, будет как в войну при затемнении.

Он шел на север по Грейт-Виктория-стрит, мимо причудливого сплава старого и нового, составляющего лицо центрального Белфаста и служащего постоянным напоминанием о том, что дома здесь неоднократно взрывались и перестраивались. Он миновал сияющий фасад отеля «Европа», заслужившего печальную славу самого «взрывоопасного» на планете. Он прошел рядом с новым зданием оперы, удивляясь тому, что в Белфасте еще находятся желающие слушать музыку чужих трагедий. Он бросил взгляд на отвратительную американскую пирожковую, заполненную смеющимися школьниками-протестантами в форменных блейзерах. Я делаю это ради вас, сказал он себе. Я делаю это для того, чтобы вам не пришлось жить под властью гребаных католиков.

Чем дальше от центра, тем меньше становились дома, тем реже встречались пешеходы. Вскоре он заметил, что идет по пустому тротуару. Примерно через четверть мили Черная Овца пересек автостраду М1 неподалеку от высоченных Дивис Флэтс. Мостик покрывали наспех нанесенные надписи: Голосуйте за Шин фейн; Британские войска — вон из северной Ирландии; Свободу военнопленным. Даже если бы Черная Овца ничего не знал о сложной сектантской географии города — а он знал ее отлично, — не заметить эти очевидные знаки было невозможно. Он только что перешел границу и вступил на вражескую территорию — территорию католического Западного Белфаста.

Фоллз напоминает раскрытый веер; узкий в устье, возле центра, он расширяется на запад, уходя в тень Черной горы. Фоллз-роуд — или просто «роуд» на языке католического Западного Белфаста — прорубает городские кварталы, как река, многочисленные притоки которой уходят в гущу домов ленточной застройки, где на протяжении трех десятилетий не утихает герилья с участием британских солдат и католиков. Торговый центр Фоллз находится на пересечении Спрингфилд-роуд и Гросвенор-роуд. Здесь есть все: рынки, магазины верхней и нижней одежды, скобяные лавки и пабы. По улице снуют такси. Внешне самый обычный рабочий район, как почти в любом британском городе, если не считать того, что дверные проемы заключены в черные стальные клетки, а такси никогда не сворачивают с Фоллз-роуд из-за протестантских боевых групп. На западной окраине Фоллз в глаза бросаются обветшалые белые террасы жилого массива Боллимерфи. Боллимерфи — идеологический центр Западного Белфаста, источник, многие годы исправно поставляющий рекрутов для ИРА. Воинственные фрески на Уайтрок-роуд как будто указывают путь к пологим зеленым холмам городского кладбища, под нехитрыми надгробными камнями которого покоится немало тех, кто вышел из Боллимерфи. Севернее, за Спрингфилд-роуд, протянулась огромная армейская казарма с примыкающим к ней полицейским участком, более похожие на осажденную крепость в глубине вражеской территории, что, в общем, недалеко от истины. Чужаков в Мерфи не любят, даже если они католики. Британские солдаты выходят за пределы казармы только в сопровождении бронетранспортеров, прозванных сарацинами — местные окрестили их «свиньями».

Приближаться к Боллимерфи Черная Овца вовсе и не собирался. Пункт его назначения лежал дальше к востоку — штаб-квартира Шин фейн, политического крыла Ирландской Республиканской Армии, располагалась по адресу Фоллз-роуд, 51–55. Он шел по улице, глядя под ноги, не замечая даже устремившихся в небо слева от него шпилей собора Святого Петра. По безобразной, укатанной асфальтом площади перед собором прохаживались трое британских солдат. Иногда они останавливались и вскидывали винтовки, всматриваясь в инфракрасные прицелы, или резко разворачивались поворачивались, чтобы проверить, не наблюдает ли кто за ними. Не разговаривай с ними, инструктировали Черную Овцу те, кто отправлял его на задание. Даже не смотри на них. Если посмотришь, они поймут, что ты чужой. Вот почему он шел, засунув руки в карманы и не поднимая головы.

Свернув в Данвиль-Парк, Черная Овца сел на скамейку. В жидком свете уличных фонарей, несмотря на холодный дождь, школьники играли в футбол. Из-за воображаемой боковой линии за ними внимательно следили собравшиеся в кучку женщины — по виду, старшие сестры и матери. Двое британских солдат разгуливали по площадке, но мальчишки как будто и не замечали их присутствия. Черная Овца опустил руку в карман пальто и достал пачку сигарет «Бенсон&Хеджиз» — такие и могли позволить себе работяги Западного Белфаста. Прикурив, он убрал пачку в карман. Ребро ладони коснулось рукоятки автоматического «вальтера».

Со скамейки ему открывался отличный вид на Фоллз-роуд: штаб-квартира Шин фейн, куда ежедневно приходил на работу его «объект», и бар «Селтик», куда тот заглядывал после работы выпить пива.

В пять часов Диллон выступает на собрании в Андерсонтауне, сказали Черной Овце те, кто посылал его на задание. Значит, времени у него будет мало. Он выйдет из штаб-квартиры в половине пятого и по пути ненадолго зайдет в «Селтик».

Дверь штаб-квартиры распахнулась. На темный от дождя тротуар пролилась изнутри лужица света. Черная Овца сразу узнал человека, которого ему предстояло убить: Имонн Диллон, третий по рангу, после Джерри Адамса и Мартина Макгиннесса, руководитель Шин фейн, участник мирных переговоров. И к тому же примерный семьянин, муж и отец двух сыновей. Последнюю мысль Черная Овца тут же отогнал — сейчас об этом думать не время. Диллона сопровождал всего лишь один телохранитель. Дверь закрылась, и мужчины, повернув на запад, зашагали по Фоллз-роуд.

Черная Овца бросил на землю недокуренную сигарету, поднялся и быстро пересек парк. Поднявшись по ступенькам, он остановился на пересечении Фоллз-роуд и Гросвенор-роуд. Нажал кнопку на пешеходном переходе. Спокойно подождал, пока красный сменится на зеленый. Диллон и его телохранитель находились примерно в сотне ярдов от «Селтика». Светофор мигнул. Британских солдат на Фоллз-роуд не было, только те двое, что остались в парке. Перейдя на другую сторону, Черная Овца повернул на восток. Теперь он и Диллон с телохранителем двигались навстречу друг другу.

Киллер прибавил шагу и убрал руку за пазуху, сжав рукоятку «вальтера». В какой-то момент он поднял голову, оценил расстояние до «объекта» и снова опустил глаза. Тридцать ярдов, самое большое тридцать пять. Убрать предохранитель. Ему вспомнились дети в пирожковой на Грейт-Виктория-стрит.

Я делаю это ради вас. Во славу Господа и Ольстера.

Черная Овца выхватил «вальтер», прицелился в телохранителя и, прежде чем тот успел вытащить оружие из плечевой кобуры под плащом, дважды потянул за спусковой крючок. Обе пули попали в грудь, и охранник свалился на мокрый асфальт.

Черная Овца направил пистолет в лицо Диллону и на мгновение заколебался. Он не мог это сделать. Не мог выстрелить человеку в лицо. Киллер опустил руку и выстрелил еще два раза.

Пули попали в сердце.

Диллон, раскинув руки, завалился на спину. Правая рука упала на окровавленную грудь телохранителя. Черная Овца наклонился, прижал дуло пистолета к виску «объекта» и выстрелил еще раз.

Второй акт трагедии разворачивался в это же самое время в сотне миль к югу от Белфаста, в Дублине, где невысокого роста мужчина, прихрамывая, шел под проливным дождем через Сент-Стефен-Грин. Его кодовое имя было Мастер. Со стороны его можно было принять за студента расположенного поблизости Тринити-колледжа, на что он и рассчитывал. На нем были куртка из твида с поднятым воротником и потертые на коленях вельветовые брюки. Темные глаза и слегка растрепанная бородка выдавали правоверного мусульманина, что не соответствовало действительности. В правой руке он нес кейс, настолько старый, что от него пахло не столько кожей, сколько сыростью и плесенью.

Выйдя на Кильдейр-стрит, он прошел мимо отеля «Шелбурн», вход в который украшали статуи нубийских принцесс и их рабов, и, опустив голову, пробился сквозь толпу туристов, направлявшихся на чай в «Лорд-Мэйр Лонж».

К тому времени, когда Мастер вышел на Молсуорт-стрит, притворяться, что кейс в правой руке ничего не весит, стало уже невозможно. Мышцы правого плеча горели, подмышками было мокро от пота. За поворотом открылась Национальная библиотека. Он быстро вошел внутрь, пересек вестибюль, миновав выставку рукописей Джорджа Бернарда Шоу, перекинул кейс из правой руки в левую и приблизился к дежурному.

— Будьте любезны, мне нужен пропуск в читальный зал, — сказал посетитель, переходя с резкого акцента Западного Белфаста на более мягкий говор юга.

Мастер поднялся по лестнице на третий этаж, вошел в знаменитый читальный зал и, осмотревшись, нашел свободное место рядом с нервного вида мужчиной, от которого пахло камфарными шариками от моли и льняным маслом. Он откинул боковой клапан кейса, вынул тоненький томик кельтской поэзии и бережно положил на обитый кожей стол. Включил лампу под зеленым абажуром. Нервный сосед вскинул голову, нахмурился и вернулся к работе.

Несколько минут Мастер делал вид, что читает книгу, хотя притворство давалось нелегко: в голове назойливо, как записанные на пленку объявления на железнодорожном вокзале, крутились полученные инструкции. Таймер установлен на пять минут, сказал тот, кто проводил последний инструктаж. Вам вполне хватит времени, чтобы покинуть библиотеку, а если кейс обнаружат, охрана уже не успеет ничего предпринять.

Мастер сидел, опустив голову, приклеившись взглядом к тексту. Время от времени он поднимал руку и делал короткую запись в дешевом, на пружинках блокноте. Слух улавливал тихие шаги, шелест переворачиваемых страниц, поскрипывание карандашей, приглушенное покашливание, сопение и прочие побочные продукты вечной сырости дублинской зимы. Он хотел, чтобы они, эти звуки, оставались безликими, отстраненными. Ирландцы не сделали ему ничего плохо; его врагом было правительство Ирландии. И мысль о том, что здесь прольется невинная кровь, не доставляла радости.

Мастер посмотрел на часы — 4:45. Пора. Он опустил руку к стоящему между ног кейсу, сделав вид, что достает второй том, но в кейсе пальцы нащупали маленький пластмассовый переключатель, который должен был привести в действие детонатор. Он осторожно и медленно сдвинул его, чтобы не было слышно щелчка. Вынул руку из-под стола. Положил второй томик рядом с первым. Снова посмотрел на часы — аналоговые, в корпусе из нержавеющей стали и секундной стрелкой, — чтобы запомнить время установки детонатора.

Оставалось пять минут.

Он повернулся и посмотрел на сидящего за соседним столом мужчину. Тот ответил сердитым взглядом, как будто поймал его на занятиях гимнастикой.

— Не скажете, где здесь туалет? — прошептал Мастер.

— Что? — Нервный сосед оттопырил ухо пожеванным желтым карандашом.

— Туалет, — повторил Мастер чуть громче, но по-прежнему шепотом.

Мужчина снова нахмурился и ткнул карандашом в сторону двери в дальнем конце зала.

Мастер бросил взгляд на часы, поднялся и направился к выходу. На ходу он снова посмотрел на часы и прибавил шагу, но уже через пять секунд услышал оглушающий, похожий на удар грома взрыв и почувствовал толчок в спину. Волна горячего воздуха сбила его и швырнула через зал, как порыв осеннего ветра швыряет оторвавшийся от ветки листок.

Высокая женщина в джинсах, походных ботинках и черной кожаной куртке пробивалась через толпу, запрудившую тротуар на лондонской Бромптон-роуд. За собой она катила черный нейлоновый чемодан на колесиках. Ее кодовое имя было Дама.

Дожди, прошедшие над Шотландией и Белфастом, еще не достигли юга, и предвечернее небо было чистым и бурливым: розовым и оранжевым на западе, над Ноттинг-Хиллом и Кенсингтоном, голубым и черным над Сити. Воздух дышал теплом и сыростью. Дама быстро прошла мимо сияющих витрин «Хэрродса» и остановилась с кучкой других пешеходов на Ханс-Кресент.

Свет сменился, и она перешла через улочку, разрезав орду шумных японских туристов, стремящихся к «Хэрродсу», и оказалась у входа на станцию метро Кенсингтон. Здесь она остановилась перед ступеньками к билетным кассам, посмотрела вниз и, словно отбросив сомнения, сделала шаг вперед. Чемодан скатился с первой ступеньки, качнулся и с глухим, тяжелым стуком завалился набок.

Дама протащила его за собой еще на две ступеньки, когда к ней подошел молодой человек с жидкими блондинистыми волосами.

— Вы не против, если я вам помогу? — кокетливо предложил он.

Акцент выдавал в нем уроженца Скандинавии или средней Европы: немца, голландца или, может быть, датчанина. Дама колебалась. Принять предложение незнакомца? А если не принять, не покажется ли отказ подозрительным?

— Большое спасибо, — решилась наконец она. Ее акцент был американским, плоским и невыразительным. Дама много месяцев прожила в Нью-Йорке и ей не составляло труда скрыть родной, ольстерский.

Молодой человек взял чемодан за ручку и поднял.

— Боже, что же у вас там, камни?

— Вообще-то золотые слитки, — сказала она, и они оба рассмеялись.

Он отнес чемодан вниз и поставил на землю.

— Спасибо. — Дама взялась за ручку, повернулась и пошла дальше. Молодой человек держался за спиной — она ощущала его присутствие. Дама прибавила шагу, демонстративно посматривая на часики и давая понять, что спешит. В кассовом зале она подошла к свободному автомату, опустила в щель три фунта, тридцать пенсов и нажала соответствующую кнопку. Рядом, у соседнего автомата появился ее добровольный помощник и, не глядя на нее, бросил в слот несколько монет. Он взял билет за фунт и двадцать пенсов — это означало короткую поездку, вероятно, в пределах центрального Лондона. Взяв билет, молодой человек растворился в обычной для часа пик толпе.

Дама миновала турникет и спустилась по эскалатору на платформу. Почти тут же из туннеля дохнуло ветром, и тут же послышался шум приближающегося поезда. Удивительно, но в вагоне нашлось несколько свободных мест. Дама оставила чемодан у двери и села. На Эрлс-Корт пассажиров заметно прибавилось, и чемодан потерялся из виду. Поезд вынырнул из туннеля и понесся через западные пригороды Лондона. Десятки уставших людей высыпали из вагонов на продуваемые ветром платформы Бостон Мэнор, Остерли и Хаунслоу Ист.

Поезд подходил к первой остановке в Хитроу, и Дама обвела взглядом сидящих рядом — двое молодых англичан-бизнесменов, от которых так и несло преуспеянием, кучка хмурых немецких туристов, четверо американцев, шумно обсуждающих достоинства и недостатки лондонской постановки «Мисс Сайгон» в сравнении с бродвейской. Дама отвернулась.

План был прост. Согласно инструкциям, ей нужно сойти на Четвертом терминале, оставив чемодан в вагоне и нажав кнопку лежавшего в кармане крошечного передатчика. Передатчик, замаскированный под дистанционный пульт от шикарной японской машины, приводит в действие детонатор. В случае, если поезд идет по расписанию, взрыв прогремит через несколько секунд после прибытия к платформе, обслуживающей первый, второй и третий терминалы. Результат — многомесячные неудобства для тысяч людей, пользующихся этими ветками метро, и убытки в сотни миллионов фунтов, которые потребуются для ремонта.

Приближаясь к четвертому терминалу, поезд начал замедлять ход и наконец вырвался из мрака туннеля. В глаза ударил ослепительный свет. Женщина поднялась и продвинулась к выходу. Когда двери открылись, она опустила руку в карман и нажала кнопку передатчика. Двери закрылись, и Дама быстро зашагала по платформе. В окно вагона постучали. Она повернулась и увидела одного из бизнесменов-англичанин, пытающегося привлечь ее внимание. Услышать, что он говорит, было невозможно, но по движению губ она поняла. Чемодан! — кричал англичанин. — Вы забыли свой чемодан!

Дама никак не отреагировала, и выражение на лице пассажира внезапно изменилось: легкое беспокойство сменилось ужасом — он понял, что чемодан оставлен умышленно. Англичанин метнулся к двери и попытался раздвинуть створки руками. Впрочем, даже если бы ему удалось привлечь внимание машиниста и остановить поезд, предотвратить взрыв за оставшееся время — минуту и пятнадцать секунд — было уже невозможно.

Поезд медленно тронулся. Дама проводила его взглядом и уже отвернулась, когда туннель содрогнулся. Вагоны подбросило, и в нее ударил поток горячего воздуха. Женщина инстинктивно вскинула руки, защищая лицо. По потолку станции пробежали трещины. Взрывная волна подбросила Даму вверх, и в этот момент она ясно увидела все: огонь, осыпающуюся штукатурку, падающие куски бетона и людей, подобно ей захваченных убийственным водоворотом взрыва.

Кончилось все очень быстро. Дама не знала, куда ее отбросило и что остановило; как дайвер, слишком долго находившийся под водой, она уже не понимала, где верх, а где низ, и лишь смутно сознавала, что погребена под грудой обломков, что не может дышать и не чувствует ни рук, ни ног. Она попыталась что-то сказать, но не издала даже звука. Рот ее начал наполняться кровью.

Мозг, однако, нисколько не пострадал и работал с удивительной ясностью. Первой ее мыслью было, что изготовители бомбы каким-то невероятным образом просчитались, допустили грубейшую ошибку, и лишь затем, в последние мгновения перед смертью, Дама осознала, что никакой ошибки могло и не быть.