День Четвертого июля обещал быть жарким и безоблачным. С раннего утра кое-где уже раздавалось резкое потрескивание хлопушек, переходящее в оглушительные взрывы фейерверков. Молодому поколению Хевитта — как белому, так и цветному — не терпелось начать праздник как можно скорее и испробовать собственные запасы средств, подготовленных к иллюминации.
Результаты нетерпения не замедлили сказаться: около восьми утра доктор Мейсон обработал уже не менее трех приличных ожогов и сделал два укола. Сэм Ферни, владелец аптеки на рыночной площади, вынужден был открыть свою лавочку на полчаса раньше обычного, чтобы продать четыре тюбика противоожоговой мази.
А когда в десять, то есть двумя часами позже обычного, в связи с праздником из ворот близлежащей тюрьмы выехала машина с решетками на окнах и четырьмя подметальщиками улиц, покатив по тенистой проселочной дороге в сторону города, температура в тени поднялась уже до тридцати шести градусов. Тут-то всем стало ясно, что день будет чересчур жарким.
В перелеске спозаранку встретились фермеры, прибыв на машинах или в колясках, запряженных лошадьми. Около четверти одиннадцатого, когда был закреплен последний красно-белый флаг, один из многих — вокруг, временно воздвигнутой трибуны, а обливающиеся потом организаторы Американского союза фронтовиков наводили последний блеск в оформлении, ртутный столбик термометра подскочил к тридцати восьми. Кое-кто — в основном, конечно, дети — потянулись к воде.
Из-за пекла трудно, было дышать, но темные илистые воды озера, окруженные высокими могучими дубами, помогали жителям легче переносить жару здесь, у водоема.
Иное дело город. В Хевитте жара свирепствовала беспощадно. Пузырилась смола между красными кирпичами мостовой. Перед зданием суда печально стояли с опущенными листьями пальмы, иные — совершенно высушенные солнцем. Вряд ли хоть один торговец, за исключением продавцов льда, мороженого и всякой всячины для предстоящего фейерверка, рискнул бы открыть в такой день свой магазин. На скамейках парка, похожие на гипсовые изваяния, неподвижно застыли пожилые люди. Все словно вымерло. Исключение составляли разве что члены отряда по уборке улиц, который под зорким оком надзирателя работал не покладая рук.
С точки зрения погоды день обещал быть таким же, как и многие другие в это время года. Но тем не менее он надолго останется в памяти жителей города.
Во-первых, потому, что в Первом национальном банке Хевитта, который вследствие праздника должен был оставаться закрытым, именно в этот день был убит кассир Гарри Миллер.
Кроме того, во второй половине дня в лесу была найдена полумертвая обнаженная Мей Арнольд, тридцатилетняя жена стоматолога Эдмунда Арнольда, кабинет которого находился в высотном доме Тайера. Причем найдена в таком месте, где ей, казалось бы, совершенно нечего было делать в это время дня. Мягко выражаясь, неизвестное количество людей обошлось с ней совершенно не по-джентльменски, а ее спутник, Джек Хайес, новый тренер по футболу старших классов школы, тоже — неловко говорить такое — получил свое.
Ну, и наконец — а это и явилось главным событием — наверное, впервые в истории города совершили побег заключенные, точнее сказать — массовый побег, — из тюрьмы, находящейся в нескольких милях, от Хевитта. Правда, большинство из решившихся на такой шаг восьмидесяти человек вскоре были пойманы и водворены обратно в камеры, однако двоим — «золотому юноше» Морану и Овину Тейлору, осужденным на длительные сроки, удалось все же уйти от стражей порядка.
Вот чем обернулся день Четвертого июля для города.
Во второй половине дня жара все еще держалась. Эмили Хевитт, восседая между отцами города и их супругами на украшенной флагами трибуне, сооруженной в лесу, чувствовала себя в высшей степени неуютно: еще никогда в жизни она так не скучала.
Высокий белый воротничок костюма для верховой езды буквально душил ее: брюки казались слишком узкими. Она испытывала чувство, которое было сравнимо разве что с незапланированным сидением в луже. Монотонно бубнил оратор. Смешанный с запахом жареной рыбы запах пота толпы буквально доводил ее до тошноты. И она поклялась самой себе, как, впрочем, клялась каждое Четвертое июля: уж в следу- ющем-то году непременно уехать из города на все лето.
Правда, Эмили считала, что, будучи одной из Хевиттов, обязана выполнять свой гражданский долг. Дальний ее предок со стороны отца был когда-то мэром города. И город был назван в его честь. Другой уважаемый представитель рода был министром юстиции. И, хотя общественное положение и состояние давали Хевиттам определенные преимущества, они же налагали на них престижные, но достаточно тягостные, нудные обязанности.
Эмили — маленькая женщина с золотистыми волосами в свои двадцать три года уже успела овдоветь. Занималась благотворительностью — она была президентом Лиги юниоров и директором больничного комитета, добывала денежные средства для содержания детского сада, где воспитывались цветные дети, являясь одновременно признанной меценаткой дома Элис-Монплентон для матерей-одиночек.
Пока оратор выплескивал на толпу бесконечные словесные потоки, Эмили пыталась, правда, безуспешно, обмахиваться импровизированным веером — кусочком картона, создавая у своего лица какое-то подобие движения воздуха.
Перспективы на вечер казались малообещающими. Для избранных в «Кантри-клубе» будет дан бал, в финале которого вспыхнет фейерверк. Хронические алкоголики, была уверена Эмили, не упустят подобной возможности и наверняка напьются по этому поводу — возможно, «примут» больше обычного. Хронические же донжуаны — браконару- шителй — при первой представившейся возможности побегут в кусты. Мей Арнольд, как всегда, уляжется не с тем мужчиной. А Хи Тайер, провожая ее в очередной раз домой, наверняка опять предложит руку и сердце… Она окинула взглядом толпу, высматривая Хи. Возможно, он, как обычно, уже дома, чтобы успокоить собственную совесть, поскольку сама она никак не может принять окончательного решения. И все же, пригласив к себе Хи заглянуть на минутку, так и быть, позволит ему унести себя на руках в спальню наверх.
В четвертый, а может быть, уже пятый раз?.. Эмили чуть-чуть смутилась. Но не от мысли о том, что она ляжет в постель вместе с Хи, а оттого, что теперь никак не может вспомнить, сколько раз позволяла себе подобное — ведь для нее это так мало значило.
И Эмили принялась интенсивнее пригонять картонкой свежий воздух к своему лицу. Если вспомнить, то и с Эвереттом у нее было то же самое. Нередко она размышляла о возможном браке. Но к чему он? Ведь она не получала никакого удовольствия от всех этих мимолетных связей. А если рядом будет один… Психолог из женского клуба утверждает, что в каждой женщине скрыта спящая тигрица, разбудить которую может только подходящий для этого случая мужчина. Так вот, если она права, то страстные всхлипы обоих обожателей, обладавших до сих пор ею, могли вызвать у Эмили лишь жалобное мяуканье. Не более.
Даже после того как Хи, в эйфории, удовлетворенный, уходил домой, сама она лежала без сна, прислушиваясь к пению цикад и крикам лягушек в пруду, задавая себе вопрос: нормальна ли она вообще как женщина? И если бы нашелся наконец тот, который добился бы обладания ею просто и быстро, без всяких там наивных предисловий, тогда у нее, возможно, и появился бы вкус к этому тонкому, деликатному делу.
Джейн Винсон, супруга судьи Винсона, осоловевшая от жары рядом с ней на трибуне, придвинулась поближе, прошептав:
— О, Боже! И долго он намеревается так болтать?
— Понятия не имею, — так же тихо ответила Эмили.
Известие о налете на банк и смерти Гарри Миллера достигло лужайки, где была воздвигнута трибуна, около четырех с минутами. С самого начала, как, впрочем, и несколько месяцев спустя, в толковании деталей относительно этого налета появились противоречия. Точнее сказать, неразбериха. Только Гарри Миллер, один-единственный человек, мог сказать, сколько людей участвовало в этом нападении и как они выглядели. Но кассир был мертв.
Не удалось установить даже точного времени налета. Он мог произойти как утром, так и после полудня. Наверняка стало известно лишь одно: сейф ограблен, и Сэм Харрис, владелец бензоколонки на углу Пятой и Джексон-стрит, который хотел разменять в банке пятьдесят долларов, нашел мистера Миллера убитым в два часа пятьдесят минут. Три пули в грудь и две в голову послужили причиной мгновенной смерти: кассир лежал на полу. В связи с тем что в этот день беспрерывно взрывались ракеты и хлопушки, невозможно было определить, как давно произведены выстрелы. Даже пожилые дамы и джентльмены, которые сидели на скамейке перед банком, не слышали выстрелов. А если и слышали, то в общем шуме не обратили на них внимания.
О том, чтобы продолжать празднество, не могло идти и речи. Вскоре послехтого, как полицейская сирена взвыла первый раз, возвещая о прибытии шерифа Кронкайта, областного прокурора Хи Тайера и двух помощников шерифа, которые действовали в районе леса, цветные начали старательно выбираться из толпы. Вскоре и фермеры, прихватив свои корзины с припасами, пшфузились в машины и тоже покинули лесную лужайку.
Эмили было жаль Гарри Миллера, но Тем не менее она обрадовалась, когда оратор наконец-то закончил свою пространную/речь. Кожаные брюки для верховой езды от обильного пота буквально прилипли к ногам,' и она, чувствуя неловкость и невозможность избавиться от этого дискомфорта, все же присоединилась к Салли Плейфорд, Джейн Винсон и Мей Арнольд, которые расположились в тени вечнозеленых дубов, где женский союз разбил палатку с освежающими напитками.
— Все это так ужасно для бедняжки Ви, — сказала Эмили голосом, полным сострадания. — Я совсем недавно говорила с ней в клубе, и она так и сияла от счастья. Ви считает, что ребенок, с которым они так долго тянули, придал их жизни совершенно новый смысл — они словно заново начали жизнь. И вот теперь Гарри мертв.
Мей Арнольд заинтересовалась, где же был в это время шериф.
— Видимо, в постели, — фыркнула Джейн Винсон. — Ведь ни для кого не секрет, что он слишком стар для подобного рода деятельности. Ему следовало уйти на пенсию еще несколько лет назад. — Она пыталась говорить обо всем этом с достоинством, чтобы кто-то не подумал, что она сплетничает. — Я всегда говорила, что рано или поздно случится нечто подобное. Причем могу побиться Об заклад, что Том неоднократно советовал Гарри держать банк на запоре, особенно если он дежурил один.
Мей Арнольд посмотрела на свои часики.
— Ну вот, теперь Гарри поумнел. Если никто не возражает, я убегаю. Обещала купить кое-то Эду.
Эмили между тем спрашивала себя, слушая болтовню приятельницы: и кого только та старается обмануть? Она бы на ее месте вела себя много скромнее. В городе и так знали все, за исключением, конечно, самого Эда, что у жены любовная интрижка с тренером по футболу Джеком Хайесом. И Мей, конечно, могла бы уговорить его не ездить на такой отвратительно вызываклцей машине. Просто поразительно, как нелепо выглядело это ярко-красное авто на фоне светло-коричневых стволов-сосен, окаймлявших проселочные дороги.
Когда Мей исчезла, Салли Плейфорд сморщила носик.
— Значит, отправилась за покупками для мужа? Так, так! — Она подергала себя за платье, чтобы оно хоть немного отстало от влажного тела. — Попомните мои слова: рано или поздно Эд застукает ее на месте преступления. И тогда ей будет грозить та же участь, что и Гарри.
— Несомненно, — подтвердила Джейн Винсон. — Но Мей, видимо, считает, что игра стоит свеч. Вспомните, о чем нам рассказывала эта психологиня из Майами. Ну, насчет тигрицы…
Эмили криво улыбнулась.
— А, это о том, что в каждой женщине до поры до времени притаилась тигрица, которую в состоянии разбудить только истинный мужчина?
— Если вы спросите об этом меня, отвечу, что удовольствуюсь ролью котенка, — смеясь заявила Салли. — Может быть, это не столь божественные ощущения, но зато… надежно.
Эмили рассмеялась и начала пробираться к своей машине. У каждого свой вкус, решила она. Кроме того, все зависело от того, какие цели ставила перед собой женщина в жизни. В известном отношении она даже завидовала Мей Арнольд: Мей, видимо, испытала то, чего Эмили еще испытать не довелось.
Когда они только приехали сюда, на эту лужайку, Эмили поставила свой кабриолет кремового цвета с прицепом для лошадей в тени деревьев, но за полдня солнце успело переместиться и теперь букваль-' но поджаривало именно этот участок леса. К счастью, Эмили оказалась достаточно предусмотрительной, попросив Бена сесть на Леди и отправиться домой. Если бы не это, лошадка Эмили стояла бы сейчас тут в самом плачевном состоянии. Кожаные сиденья машины были буквально раскалены. Эмили поморщилась и отвела машину с прицепом в тень. Потом вышла, сняла верхние кожаные брюки, стянула шейный платок и стала ждать, пока остынут сиденья.
В легкой блузке и тонких брючках она почувствовала себя лучше, но ее по-прежнему снедала меланхолия. Вот прошла и еще одна утомительная неделя в хлопотах, связанных с помощью детскому саду и дому для матерей-одиночек. Казалось, чем больше собирали для них благотворительных пожертвований, тем больше девушек стремилось стать матерями-одиночками. Во всяком случае, на деле именно так почему-то и получалось.
Еще она обещала, если праздник закончится рано — так оно и случилось — заехать в больницу, чтобы переговорить с управляющим о новых рентгеновских установках, которые должны были прибыть в самом скором времени. Совет попечителей никогда не одобрил бы таких расходов, и Эмили хорошо знала об этом. В итоге случится так, что она сама будет вынуждена выписать чек, спасая жизнь людям, до которых ей не было никакого дела. И все это лишь потому, что у нее водились деньги и сама она — одна из рода Хевиттов.
Эмили прислонилась к дверце машины. Все показалось вдруг таким бессмысленным, а наступающий вечер лишь продолжал день. Все одно и то же, кругом те же лица, те же голоса. Может быть, ей все-таки выйти замуж за Хи? А вдруг ребенок придаст смысл ее жизни, как говорила Ви Миллер?
Со временем Хи наверняка станет в городе известной личностью. Выборы на пост окружного прокурора стали всего лишь первой ступенькой его политической карьеры, которую он намерен сделать. v
Эмили как бы взвешивала мысленноего шансы. Конечно, Хи был на десять лет старше ее, но ведь тридцать три года — еще не возраст. К тому же он не охотится за ее капиталом, у'него самого денег больше, чем у нее. Вот если бы Хи только нравился ей! Возможно, так бы оно и случилась, если бы он не вел себя как проклятый джентльмен.
Она провела рукой по кожаному сиденью: оно успело заметно остыть. Эмили села в машину, закурила сигарету и выпустила дым в безоблачное небо.
Да, брак с Хи Тайером мог бы в какой-то степени решить ее проблему. Во всяком случае, ей бы не приходилось постоянно и бесконечно скучать. Она обзавелась бы ребенком или, может быть, и двумя сразу, которые заполнили бы все ее существование; но, с другой стороны, всякие бытовые мелочи, такие, как мытье посуды, стирка пеленок, да и сами дети не казались ей слишком возвышенной заменой ее неудовлетворенности жизнью. Ведь в сущности каждая женщина имеет право на то, чтобы хоть немножечко чувствовать себя тигрицей.
Она вздохнула, завела мотор и поехала в город. Еще не все участники праздника разбрелись по домам. Перед банком толпилось много народа, стояли три патрульные машины местной полиции и две — из полиции штата. Эмили решила, что не хотела бы оказаться среди преступников, ограбивших банк, если полиция их поймает. И вспомнила, что Гарри Миллер был одним из самых симпатичных людей в городе. '
Потом она поразмышляла о том, не следует ли ей все же остановиться, но в конечном итоге решила не делать этого. На месте преступления делать ей было абсолютно нечего, тем более что Хи все равно расскажет при встрече о подробностях, когда заедет за ней, чтобы отвезти на бал в «Кантри-клуб».
Она пересекла почти весь город, направляясь к больнице, расположенной в противоположном его конце. Под лучами предвечернего солнца на территориибольницы работали четыре заключенных, голые до пояса, без головных уборов, с блестящими от пота загорелыми телами. Толстопузый и вооруженный до зубов надзиратель в костюме цвет та хаки прятался в тени дерева и не спускал с них глаз.
Тот факт, что заключенные работали в черте города, казался Эмили просто недопустимым. И не только ей, но и некоторым другим представителям рода Хевиттов. С тех пор как Кронкайт занял место шерифа, заключенные привлекались к работе постоянно: они убирали и увозили мусор, приводили в порядок территорию общественных учреждений и лесопосадки ближнего пригорода. Шериф утверждал, что бесплатный труд позволяет снизить некоторые налоги — это несомненно являлось истиной. Кроме того, в законодательстве не было ни слова, против подобной практики. Что ж, может быть, теперь, после нападения на банк и убийства Гарри Миллера, шериф откажется от своей идеи, не дожидаясь, пока какой-нибудь заключенный совершит более тяжелое преступление.
Проезжая мимо, Эмили внимательно посмотрела на вооруженного, надзирателя и сосредоточила все свое внимание на том, чтобы не сбить машиной какого-нибудь заключенного, толкавшего перед собой тележку, полную веток и мусора. При этом она не заметила грабель, валявшихся рядом, на дорожке, зубьями вверх. Деревянная ручка ударила в заднюю часть машины, а металлические зубья вонзились в правую заднюю, мгновенно зашипевшую продырявленную покрышку.
Надзиратель вышел из себя.
— Черт бы вас побрал! — ругался он, выскочив из тени дерева на солнцепек. — Кто, подонки, оставил грабли на дороге?
Светловолосый парень лет двадцати ответил ему:
— Попридержи язык, Мэрфи! Мы же в дамском обществе.
Трое других заключенных прервали работу и с нескрываемым восхищением уставились на Эмили, когда та вышла из машины, чтобы обследовать пострадавшее колесо. Она тоже столкнулась с ними взглядом. Один из них, загорелый, коротко подстриженный, вовсе не был похож на заключенного. Он с успехом сошел бы за благовоспитанного студента, которого наняли на работу, чтобы он имел возможность оплатить свое обучение.
Мэрфи сочно сплюнул табачную жвачку.
— Мне очень жаль, мисс, что так случилось.
От жирного копа разило виски.
— Вы и должны жалеть! — запальчиво ответила Эмили. — Что я вижу? Кто позволил вам заставлять работать этих людей Четвертого июля? В день официального народного праздника?
Надзиратель провел по губам тыльной стороной ладони.
— Но праздник не имеет отношения к этим парням, мисс! Они приговорены к длительным срокам заключения. И если капитан говорит мне, что они должны работать, то, значит, так и будет.
Блондин, явно критически относящийся к способу выражения мыслей надзирателя, лукаво подмигнул Эмили.
— Во всяком случае, никто не сможет, мисс, заподозрить нас в том, что мы ограбили банк. И это, вероятно, единственное, чего они не в силах нам пришить.
Эмили поймала себя на мысли, что против собственной воли ответила на улыбку арестанта. Нет, этот парень не мог быть никудышным. Во всяком случае, уж совсем отпетым негодяем. У него такие невинные голубые глаза.
Неожиданно надзиратель сильным и ловким ударом кулака сбил парня с ног, заметив бесстрастно:
— Ты давно напрашивался, Моран. А теперь поднимайся и иди поменяй колесо у машины мисс. И, если я услышу от тебя еще хоть одно неподобающее замечание, завтра получишь карцер.
— Слушаюсь, сэр, — ответил парень с наигранной почтительностью.
Под зорким взглядом надзирателя Моран поднялся на ноги, вытащил из замка зажигания ключ и, открыв багажник, без особых усилий извлек оттуда запасное колесо.
Эмили столь же запальчиво отреагировала на слова надзирателя:
Вот уж этого совсем не нужно было делать! Вы не имеете никакого права бить человека! Я доведу этот факт до сведения шерифа и окружного прокурора!
Жирный коп не испугался.
— Ради Бога, мисс! Они отлично знают Морана. — У нас есть несколько неприятных типов, но Моран самый поганый из всех. Я вам советую немного отойти от машины, пока он не показал один из qbomx мерзких трюков.
Эмили не. двинулась с места, оставшись стоять у дверцы, а светловолосый ловко приподнял домкратом машину и снял поврежденное колесо. Еще никогда ей не приходилось видеть человека столь1 прекрасного телосложения. Бронзовый торс был мощным и в то же время гибким, мускулистым, что явно свидетельствовало о незаурядной мужской силе. Мышцы рук двигались играючи, среди резко очерченных линий лица особенно выделялись разбитые надзирателем губы.
Эмили протянула ему носовой платок.
— Вот, пожалуйста, сотрите кровь.
Моран спокойно взял платок, улыбка едва тронула его губы.
— Спасибо. Странно как-то, что вы не испытываете передо мной страха, мисс Хевитт.
— А почему я должна его испытывать?
Мимолетная улыбка Морана оказалась очень привлекательной.
— И в самом деле, почему?
— Откуда вы знаете мое имя?
Вместо того чтобы взять ключ, Моран закрутил гайки на колесе голыми пальцами.
— О, я не раз видел вас то здесь, то там. Я даже знаю, где вы живете. В белом доме, построенном в колониальном стиле, с четырьмя колоннами по фасаду.
— Верно! — удивилась Эмили.
Мэрфи подтолкнул Морана прикладом.
— Пошевеливайся! И учти: ты не имеешь права разговаривать с кем бы то ни было, особенно с дамой.
Моран не обратил внимания на эти слова и снова улыбнулся Эмили, сказав:
— Знаете что, мисс Хевитт?
— Что?
— Вы симпатичная. Очень симпатичная.
— Я предупреждал тебя, Моран! — снова зло одернул Мэрфи.
Но юноша с восхищением смотрел на Эмили. И в этом восхищении вдруг проступило такое голодное желание, что ей на мгновение стало не по себе: она почувствовала, будто раздета догола перед Мораном, который вот-вот накинется на нее.
Заключенный обернулся к надсмотрщику.
— Вы меня предупреждаете? О чем? — Его завороженный взгляд снова остановился на Эмили. — Но я действительно предпочел бы отправиться в постель с этой миленькой девочкой, чем спать в бараке с восемью десятками других парней!
Мэрфи резко и сильно ударил вдруг его прикладом карабина, да так, что парень тотчас отлетел в сторону.
— Я тебя предупреждал, грязная ты свинья! — Надзиратель мотнул головой. — Эй, вы, подойдите кто-нибудь сюда и опустите машину! А испорченное колесо положите в багажник! — Повернувшись к Эмили/добавил: — Будьте все же подальше от них, мисс. Для молодых парней сознание того, что на долгие годы они лишены общества женщин, конечно, ненормально. Во всяком случае, так мне кажется. Это их ожесточает, а поэтому лучше уезжайте по-хорошему. Ведь Морану еще сидеть и сидеть.
Эмили отважилась на вопрос:
— И сколько же?
Надсмотрщик не выпускал Морана из поля зрения, пока тот поднимался и возвращался к своей тачке.
— Для него будет большим счастьем, если придется отсидеть с десяток лет. Но, судя по всему, ему повесили полный срок.
Эмили хотела достать сумочку, лежавшую на сиденье, но Мэрфи покачал головой.
— Им не положено давать денег, мисс, вы такая молодая и симпатичная, садитесь-ка в свою машину да поскорее уезжайте! — посоветовал он великодушно. — Понимаете, о чём я говорю?..-
— Да, да, понимаю, — быстро ответила Эмили.
Она влезла в машину и захлопнула дверцу. Ее руки дрожали, и женщина с трудом вставила в замок ключ зажигания. А посмотрев в зеркальце заднего обзора, чуть не завыла от жалости.
Светловолосый продолжал стоять, облокотившись на тачку, и мял в руке надушенный платок, который она ему дала.
И еще долго в этот день стоял он перед ее мысленным взором. Уже никакой роли не играло совершенное им преступление: просто было чудовищно непостижимо, почему человек должен потратить лучшие годы своей жизни на чистку общественных туалетов и уборку мусора на улицах и задних дворах.
Конюх Бен ожидал Эмили на веранде передней части дома. Она все еще находилась в подавленном состоянии. Как и ожидалось, при- шлось-таки выписать чек на рентгеновскую установку и проставить более высокую сумму, чем она могла себе в настоящее время позволить. Если, как сказано в Библии, блажен дарующий, то она была здорово блаженна, поскольку всегда выступала в роли отдающей, ей же никто никогда ничем не помогал.
Конюх высказал опасения относительно жеребеночка, который появился на свет сегодня утром, и Эмили пошла в конюшню взглянуть на него, хотя уже начинало смеркаться.
Воздух все еще был напоен жаром и влажностью. С реки поднимался туман, дышалось с трудом.
Когда был жив отец, он разводил коней для упряжек и торговал ими с большой выгодой. Но после несчастного случая, происшедшего пять лет Назад, когда отец и мать Эмили погибли, большую часть конюшни она продала, и теперь в хозяйстве осталось всего несколько лошадей, которых Эмили держала для собственного удовольствия.
Новорожденный жеребенок лежал на боку. Эмили присела рядом и тщательно его ощупала. Насколько она могла судить, все было в порядке. Просто жеребенок был голоден. Она приказала*конюху поставить его на ноги. Какое-то время жеребенок неуверенно покачивался на длинных тонких ножках, как на ходулях, а потом двинулся, поддерживаемый Эмили, к своей матери и припал к соску.
Эмили вымыла и вытерла руки, смахнула с брюк приставшую соломинку. Что жеребенок, что мужчина, подумала она: достаточно лишь подтолкнуть в нужном направлении.
Экономка Бесси ждала ее в посудной. И сразу высказала все, что считала нужным:
— Поздненько возвращаешься домой! Ну, а теперь — быстренько наверх, вымойся и переоденься. Когда заедет мистер Хи, ты должна выглядеть миленькой и отдохнувшей. Но ведь, знаю, все равно будешь водить его за нос до тех пор, пока он сам от тебя не сбежит. Просто уверена в этом.
— Хорошо, Бесси, — покорно согласилась Эмили. — Сделаю все, как ты скажешь.
Она не могла припомнить время, когда Бесси не командовала бы ею: Уже в летах, похожая на матрону негритянка стала ухаживать за ней, когда Эмили была не старше родившегося нынче жеребенка. Бесси всегда ворчала, но искренне и преданно обожала Эмили. В ее глазах девочка была совершенством и никогда не могла сделать ни единой ошибки.
— Быстрее пошевеливайся!
— Хорошо, хорошо, Бесси.
Несмотря на распахнутые настежь на втором этаже окна, в комнатах стояла невыносимая духота. Эмили устало прошла через холл и поднялась по винтовой лестнице. Нет, решено, в Хевитте она проводит последнее лето! На следующий год обязательно уедет куда-нибудь на Аляску!
Бесси наполнила ванну. Эмили сбросила одежду в одну кучу на полу и залезла в воду, освежающе приятную, ароматизированную. Она ласкала кожу, но, увы, не улучшала настроения. Эмили откинулась на спину и стала рассматривать свое тело. Груди были красивы и упруги, ноги длинные, с тонкими лодыжками. И вообще фигура неплохая. Нет, просто непростительно подобное расточительство — расходовать такое тело только на больничные деда, женский союз, Лигу юниоров и детский сад!
Она взяла мыло и стала намыливаться. Как ни странно, перебирая в памяти события минувшего дня, она решила, что единственным светлым пятном оказалась встреча с молодым заключенным. До сих пор Эмили ощущала смущение, вспоминая его алчущий взгляд. Ощущала физически, как скользят глаза Морана по ее фигуре. На мгновение представила себе, что он держит ее в своих объятиях, и тут же покраснела от этой мысли. Благовоспитанные девушки, точнее, девушки ее общественного положения не должны и думать о подобных вещах. А может быть, они все-таки думают иногда?..
Эмили вылезла из ванны, вытерлась, надела тонкое нижнее белье. Но и это ей не помогло. Щеки пламенели, тело горело лихорадочным огнем.
В своей комнате она открыла окно и вышла на верхнюю веранду. К сладковатому аромату жимолости и жасмина примешивался едкий запах дыма костра. Она сначала не могла понять, откуда дым, потом, осмотревшись, увидела огонь. Ну сколько можно говорить, что жечь валежник в такую жару опасно, но, видно, все без толку. Каждый год эта деревенщина снова и снова’поджигает кустарник и даже подлесок, утверждая, что на золе хорошо растет трава, необходимая их скоту. G веранды костер казался маленьким и был разведен, видно, где-то около тюрьмы. А может быть, это дежурный просто сжигал'там мусор?
Эмили вернулась в комнату, чтобы присесть наконец к зеркалу, но вдруг, подчиняясь импульсу, бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушки, и расплакалась. Она все еще всхлипывала, когда в комнате появилась Бесси.
— Не плачь, маленькая, — принялась утешать ее Бесси. Она с грустью посмотрела на висевшую рколо кровати фотографию погибшего летчика Хаббарда. — Все будет хорошо. Нельзя же вечно скорбеть о том, что было. Жизнь принадлежит живым.
Эмили села и принялась, скомкав край наволочки, вытирать глаза. Бесси всегда казалась странной: в свое время она не пролила и слезинки по поводу гибели супруга Эмили. А может быть, даже почувствовала некоторое облегчение, поскольку считала, что если муж относится к проектированию реактивных самолетов точно так же, как к исполнению своих супружеских обязанностей, то совсем не удивительно, что он однажды ткнулся носом в землю.
— Тебе, маленькая, нужен только муж, и все будет в порядке, — с мудрым видом заметила Бесси.
— Совсем немного! — сквозь слезы усмехнулась Эмили, поднялась и подошла к туалетному столику. — Завтра утром мы повесим объявление на ограде: «Молодая кобылка ищет жеребца».
Бесси легонько шлепнула ее.
— Не смей говорить таких вещей!
Эмили стало совестно.
— Прости меня, Бесси.
Когда приехал Хи Тайер, чтобы отвезти ее в «Кантри-клуб», она уже сидела на нижней открытой веранде и ждала его.
Тайер бросил шляпу на кресло и нагнулся к Эмили, чтобы поцеловать.
— Только не говори мне, что ты опять себя плохо вела и теперь Бесси не пускает тебя в дом.
Эмили рассмеялась.
— г Нет. Я просто задумалась. А что, если нам выпить по рюмочке?
Тайер опустился в кресло.
— Блестящая мысль! Только по большой рюмочке. И разбавленное. Эмили поставила на передвижной бар две рюмки и бутылку виски.
— Ты был занят в связи с налетом на банк?
— Весь день. Точнее, всю вторую половину дня.
— Есть какие-нибудь новости?
— Пока нет. — Тайер вытянул ноги. — Но кто бы ни провернул это дело — он смелый человек. Поскольку убийство случилось в праздник и банк был закрыт, мы не знаем времени, когда произошел налет. И до сих пор не нашли ни одной пары глаз, которая заметала бы чужака в нашем городе. — Он пожал плечами. — Ведь большинство жителей находилось на поляне в лесу.
— Может быть, это был кто-нибудь из местных?
— Мы тоже начинаем подумывать об этом. — Тайер принял из рук Эмили рюмку. — Большое спасибо! — Он залпом выпил ее до дна. — А теперь, если ты не возражаешь, едем в клуб.
— Ты там с кем-нибудь встречаешься? — спросила она.
•— Нет. Но я голоден. — Он проводил ее к машине, усадил и спросил: — Ну а как ты провела день?
Эмили поправила складки вечернего платья.
— Так себе… Только когда ехала к больнице, проколола шину.
— Как это тебе удалось?
* — Наскочила на грабли. Работающий там заключенный оставил их на дороге, зубьями кверху.
— Они заменили тебе колесо? х
— Да. Светловолосый такой парень по имени Моран.
— Это на него похоже, — сухо заметил Тайер.
Ты его знаешь?
— Я его и отправил за решетку. Ему еще повезло, что он отделался статьей, по которой полагается от десяти до двадцати лет. Мог бы спокойненько сесть и пожизненно.
— А что он натворил?
— Убил человека во время игры в покер. Приблизительно полгода назад. Ты тогда была в Нью-Йорке.
Внезапно Эмили поймала себя на мысли, что ей хочется защитить Морана.
— А разве это такое уж тяжкое преступление, если… убить человека во время игры в покер?
— Разумеется. Особенно когда ты, вдобавок ко всему, еще и грабишь игорный дом с оружием в руках! С точки зрения закона ему полагался бы электрический стул.
— За ним что, и до этого водились какие-то грехи?
— Угу. И немало. Подделка чеков, грабежи, разбой, изнасилование…
— Вот уж ни за что не поверила бы!
— Можем проехать мимо суда, я покажу тебе его досье. Убедишься сама.
— И это в его-то возрасте?
— Часто именно молодые и совершают тяжкие преступления. А Моран вошел в конфликт с законом, еще сидя на школьной скамье.
Эмили и тут попыталась найти смягчающие обстоятельства.
— Наверное, рос в неблагополучной семье?
— Наоборот. Он из добропорядочной семьи. Из Чарлстона.
— Что-то не похоже.
— Вот именно. Но он скользкий, как угорь, и острый, как лезвие бритвы, — задумчиво произнес Тайер. — Кроме того, нужно отдать должное, красив. Редкой красоты паренк. На суде среди присяжных были две женщины. И я, честно признаться, не совсем понял, они стремились его засудить или предпочли бы дать номера своих телефонов.
Эмили почувствовала, что у нее разболелась голова. Хотелось, конечно, надеяться, что после ужина боль пройдет… Не может быть, чтобы она так ошиблась в Моране. Несмотря на его циничные замечания, он показался ей скромным симпатичным парнем.
В баре «Кантри-клуба» оба сразу увидели немало знакомых лиц. Только обычное в таких случаях веселое настроение на этот раз как рукой сняло: все любили Гарри Миллера и жалели его вдову.
Эмили пыталась поднять настроение тремя коктейлями подряд, но они лишь усилили депрессию и ощущение бессмысленности присутствия в этом месте. Ей пришло в голову фантастическое сравнение, будто она,* Хи и другие элегантные мужчины и женщины были всего лишь муравьями, бесцельно ползавшими по теннисному мячу. И все время по кругу.
Ужин был вкусный, но у нее пропал аппетит. Когда кельнер принес коньяк, она подняла глаза от рюмки и поймала пристальный взгляд Хи: он наблюдал за ней.
— Устала?
— Да, неважно себя чувствую, — призналась Эмили. Она с удовольствием добавила бы, что ей хочется остаться одной, но не хотела показаться невежливой.
— Может, отвезти тебя домой?
— Была бы тебе благодарна. В конце концов, я уже не раз видела этот фейерверк.
z Назад ехали молча. Вечер был теплым и душным. В большом доме на набережной ни огонька. Обычно празднества в День Независимости заканчивались далеко за полночь, и Бен с Бесси, не рассчитывавшие на раннее возвращение Эмили, отправились на какое-то религиозное собрание.
Странно, но теперь, уже дома, Эмили расхотелось оставаться одной.
— Зайди ко мне, Хи, — попросила она.
Тайер молча последовал за ней по тропинке к веранде, и устроился в качалке.
— Что с тобой, дорогая?
— Сама не знаю, — призналась Эмили. — Просто возбуждена… А в голове настоящий ералаш.
— Это имеет какое-то отношение к нам?
— Да.
— Что-нибудь положительное или отрицательное?
— Думаю, положительное.
Тайер привлек ее к себе на колени, и они поцеловались. Вокруг жужжали какие-то насекомые. Эмили взяла его лицо в свои руки, ей понравилось, как он прижал свои губы к ее губам. Нравился запах мужчины, она любила его сильные руки. Может быть, когда они поженятся и она постарается быть ему хорошей женой, в ней разгорится страсть, принеся с собой столь желанное упоение.
— Если хочешь, мы можем подняться наверх, — прошептала она. — Бен и Бесси вернутся нескоро.
— Нет, — прошептал Тайер ухе губ.
— Почему?
— Мы и так слишком часто бывали наверху. — Он взял ее за плечи. — О, Боже мой, Эмили! Неужели ты до сих пор не понимаешь? Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Хочу, чтобы у нас были дети.
Эмили прижалась к нему. А почему бы и нет? Если она выйдет замуж за Хи и у них появятся дети, ее уже не будет мучить одиночество. Есть шанс, все остальное придет само собой.
— Хорошо, — робко согласилась она.
Он прижал ее к себе еще крепче.
— Хорошо? Значит, ты согласна?
— Да, согласна. И мы поженимся, Хи. Скоро-скоро. Завтра утром. Как только сможем получить брачную лицензию.
— Наконец-то! — только и был в состоянии прошептать Тайер.
И он тут же начал осторожно расстегивать ее юбку. Эмили удивленно посмотрела на него.
— Я думала, ты не хочешь идти наверх.
— Действительно, не хочу, — лаконично ответил он и мягко вдавил ее плечи в подушку голливудской качалки. — Я хочу зачать нашего первого ребенка прямо здесь!
Насмешливое удивление Эмили сразу улетучилось.
— Но, Хи…
— Кто нам мешает?
Эмили задумалась, но ей ничего не пришло в голову, чтобы ответить ему.
— Никто, — призналась она и, внезапно рассмеявшись, обвила его шею руками. Наконец-то он повел себя не как джентльмен!
В этот миг завыла полицейская сирена, мелькнул свет прожекторов и красного фонаря. Все это на большой скорости приближалось к воротам ее дома.
Эмили сразу заколотила руками по груди Тайера.
— Ради Бога, пусти! Сюда едут!
Тот вскочил, вполголоса выругался. Эмили пригладила юбку и села прямо, словно прилежная ученица.
Полицейская машина остановилась у ворот, из нее вышел молодой помощник шерифа и направился к веранде, освещая себе путь фонариком. ' — Вы здесь, мистер Тайер? — окликнул он прокурора. — В «Кантри-клубе» мне сказали, что я могу найти вас в этом доме.
— Да, — ответил Тайер, — а в чем дело, Олсен?
Помощник шерифа снял шляпу и провел пальцами по потной кожаной ленте.
— Заключенные организовали массовый побег.
— Побег?
— Да, сэр. Убит надзиратель по имени Мэрфи. Этот побег взбудоражил весь район. Говорят, один из бандитов прджег лес, другие делали вид, будто гасят его, а потом все бросились врассыпную, кто куда. Проклятые каторжники! — Свет его фонарика упал на Эмили, и он сразу добавил, извинившись: — Простите за грубое слово, мисс Хёвитт.
Эмили перевела дыхание.
— Вы сказали, что убежали все?
Помощник шерифа осветил фонариком собственное лицо.
— Совершенно верно! И рассыпались по району. Но наибольшее беспокойство из бежавших вызывают пятеро или нет, даже шестеро, которые убили надсмотрщика и удрали на транспортере.
Тайер спустился с веранды.
— Готов биться об заклад, что среди них был и Моран!
— Вы правы, сэр. Тем более что у него и у Тейлора самые большие сроки.
— Почему же своевременно не была включена сирена?
— Они вывели ее из строя ударом топора. Но один из наших людей уже приводит" систему в порядок.
— Понимаю.
Помощник шерифа надел шляпу.
— И почему это должно было случиться именно сегодня, когда вся полиция занята поиском грабителей банка? — Олсен сокрушенно покачал головой. — Шериф просит вас приехать в здание суда и заняться организацией погони.
— Передайте ему, что я немедленно выезжаю, — ответил Тайер.
— Хорошо, сэр». Большое спасибо.
Помощник шерифа бегом вернулся К своей машине; круто развернулся и уехал.
Тайер задумчиво посмотрел ему вслед.
— Надо же, и в самом деле… как раз сегодня ночью!
Эмили спустилась с веранды, бросилась в его объятия и подняла лицо в ожидании поцелуя. Тщетно она пыталась изобразить нежность к человеку, за которого собиралась выходить замуж.
— Мне очень жаль, что все так получилось, Хи.
— Мне тоже, — сухо ответил он.
— Ну, поезжай. Я тоже приеду в суд, как только переоденусь.
— Да, хорошо. Предпочел бы, чтобы ты не оставалась сейчас дома одна.
Эмили видела, как Тайер садился за руль машины. Когда он тронулся, со стороны тюрьмы донесся вой сирены — сперва робко, а потом пронзительно и свирепо, тревожно оглашая весь район. В туманной ночи этот вой казался вдвойне коварным и зловещим, словно предвещал новое насилие и неожиданную смерть.
Эмили в изнеможении прислонилась к одной из белых, колонн, поддерживающих верхний балкон и веранду.
Вряд ли она была в состоянии разобраться, что с ней творится. А когда разобралась, то была встревожена неожиданным желанием: ей явно не хотелось, чтобы Моран и другие заключенные были пойманы.
В старинном здании суда воздух был затхлый и спертый. Всеобщим достоянием граждан Хевитта стал факт, свидетельствующий о том, что одна из последних битв Гражданской войны произошла именно здесь, у входа в это здание, на территории, занимаемой зеленым палисадником.
С блестевшими от волнения глазами Эмили наблюдала, как туда и сюда сновали полицейские в форме. Сейчас кабинет окружного прокурора был чем-то вроде генерального штаба. Здесь, на втором этаже, царило такое небывалое оживление, какое можно увидеть разве что в аэропорту или на вокзале. Телефоны на столе Хи и в кабинете шерифа не смолкали ни на минуту.
Эмили нравился мир мужчин. Она уже видела однажды Хи в здании суда, но что он может быть таким деловитым, сосредоточенным, никогда бы не подумала.
Судья Винсон положил ей руку на колено — теперь Эмили была в повседневных хлопчатобумажных брюках — и сказал:
— Не место вам быть туг, детка. Шли бы вы лучше на другую сторону площади, к Джейн.
— Нет, спасибо, — ответила Эмили. — Мне здесь очень интересно.
Один из помощников шерифа принес ей кофе в картонном стаканчике.
— Вот, выпейте это. Приказ окружного прокурора.
Эмили обрадовалась— какая-то нежность в их чувствах все же существовала. Даже если их интимные отношения и не были такими уж пылкими, во всяком случае уж на Хи она могла положиться всегда и в любое время. Будучи теперь таким занятым, он все же нашел минутку вспомнить о ней.
Пока Эмили, не торопясь, пила свой кофе, внизу, перед зданием суда, возникла какая-то суматоха'. Она быстро докатилась до второго этажа, когда один из долговязых надзирателей втолкнул прикладом в кабинет прокурора визжащего парня.
— Вот один из них! — сухо доложил он. — Один из тех, кто удрал на транспортере. Взяли его как раз в тот момент, когда он хотел украсть машину из гаража Джимма Гранта.
Эмили уже видела этого парня среди других, подметавших днем улицу. Рубашка была разодрана, грудь — в крови, а лицо разбито так сильно, что превратилось в бесформенную маску. Не измазанные кровью участки кожи на лице стали пепельно-серыми от боли и страха. Заметив женщину, он прекратил свой крик. Все-таки ужасно смотреть на воющего мужчину!..
— Молодцы, — похвалил Тайер надзирателя. — Он был вооружен? Тот покачал головой.
— Нет, но ведь этого никогда не знаешь. Поэтому я не стал ждать, пока он начнет первым.
— Вижу! — ответил Тайер. — Как его зовут?
— Митчелл. Том Митчелл, сэр.
Тайер нашел это имя в своем списке и поставил против него галочку.
— Где остальные, Митчелл?
— Убирайтесь вы все к черту! — всхлипнув,'выдавил из себя парень.
— Они все еще в транспортере или уже нашли себе какую-то машину? — спросил Тайер.
Арестант повис безвольным кулем между двумя поддерживающими его полицейскими.
— Догадайтесь сами! Вы ведь самый важный тут зверь!
Надзиратель перебросил табачную жвачку за другую щеку:
— Мне кажется, он нуждается в дополнительной порке.
— Кто организовал побег? — снова сделал попытку разговорить пойманного Тайер.
— Убирайся к черту!
— Ты сам усложняешь свою жизнь, сынок! Быстро все выкладывай. Кто из вас убил Мэрфи?
Вместо ответа юноша смачно плюнул на пол. Надзиратель передал свой карабин полицейскому.
— Кажется, я знаю, как заставить его заговорить. — Он повернулся к Эмили спиной, чтобы она не видела, что он делает.
И тут же парень пронзительно взвыл.
— Разве прокурор ни о чем тебя не спрашивал? — осведомился надзиратель.
— Нет! Прошу вас, не надо! — снова завопил парень и через мгновение безвольно повис на руках полицейских.
Надзиратель, казалось, был разочарован.‘
— Черт побери! — удивленно протянул он. — Неужели потерял сознание?
— Отнесите его вниз и заприте на замок! — распорядился Тайер. — Позднее я его сам допрошу.
Эмили откинула голову и закрыла глаза. Ей казалось, что мучили — не парня, а ее саму. Болели ноги, сдавило грудь, губы никак не могли закрыться. Ей хотелось бить и крушить все, что ни попадется под руку и все равно кого. Независимо от того, что совершил этот парень Митчелл — даже если он и убил Мэрфи, все равно они не имели права так издеваться над ним, унижать. Только варвары способны на такое.
— Я же вам говорил, — повторил судья Винсон, обращаясь к Эмили. — Лучше перейти через дорогу подальше отсюда и составить компанию Джейн.
Эмили с трудом взяла себя в руки.
— Нет, нет! Большое спасибо!
Она увидела, что Тайер снова сел за письменный стол. Если окружного прокурора и тронула каким-то образом жестокая расправа над Митчеллом, то, во всяком случае, на лице его это никак не отразилось. Он склонился над картой района.
— Возможно, остальные тоже проскользнули через кордоны, — наконец констатировал он. — Но вообще-то я считаю это маловероятным. Ведь все дороги в районе перекрыты.
В кабинет вошел шериф Кронкайт. За те несколько часов, что прошли с момента его появления в лесу, он, казалось, постарел лет на десять. Лицо стало таким же пепельным, как и у Митчелла, а подбородок, плечи и даже усы безвольно обвисли.
— Собаки отыскали транспортер, — сообщил он. — В лесу, в шести милях от опушки. По ту сторону старого лесопильного завода Пирсона.
Тайер взял шляпу, надвинул на лоб.
— Хорошо. Значит, с этого места мы и начнем поиски. — Когда Эмили встала, чтобы присоединиться к ним, он сказал: — Может быть, тебе лучше все же остаться здесь?
Она покачала головой.
Если уж она собирается стать супругой окружного прокурора, то ей лучше воочию познакомиться с его деятельностью. Она так и сказала Хи.
Луна уже взошла, но туман стал гуще. Тайер следовал за машиной шерифа на таком близком расстоянии, что время от времени приходилось жать на тормоза, чтобы не натолкнуться на нее. Когда они подошли вплотную, к мосту, душную ночь разорвали неожиданные выстрелы, и залаяли собаки, охранявшие подступы к нему.
— Двое наших мальчиков кое-что заметили, — сообщили им. — Оно плыло вниз по реке. Но мальчики не смогли установить, кто. это был, человек или лань.
— Что значит, не смогли установить?
— Буквально не смогли, мистер Тайер, — ответил полицейский. Он кивнул вниз, в темноту. — Там у реки слишком густые заросли. Пока мальчики проложили тропу к воде, это нечто оказалось уже на том берегу.
— Так, так…
Полицейский широко развел руками, словно хотел охватить весь район Хевитта.
— А если они тут проскочилй и успели достичь болот, то их уже не поймать. Правда, после выстрелов на листьях остались следы крови, мы обнаружили их.
— О’кей! Позовите подкрепление и расставьте людей так, чтобы можно было прочесать болото! — приказал Тайера — Мы едем в район старой лесопилки. Там собаки обнаружили транспортер.
Дорога была неровная, густо заросшая. Ездили по ней к старой лесопилке в основном влюбленные парочки. Но в последнее время она расширилась до размера маленькой просеки.
С противоположного ее конца теперь был отчетливо слышен собачий лай. Когда Тайер притормозил, один из проводников подошел к машине и, увидев сидящую рядом с прокурором Эмили, неожиданно заговорил шепотом прямо ему в ухо.
— Не может быть! — выслушав, воскликнул Тайер. — О, Боже мой! — Он повернулся к Эмили: — Ты подождешь здесь! На этот раз — я приказываю.
— Как хочешь, — ответила она.
Проводив Тайера глазами, пока тот не исчез в темноте, она спросила себя, что такое там могло приключиться. Когда же собачий лай на какое-то мгновение смолк, до нее явственно донеслись всхлипывания Мей Арнольд.
— О, нет, нет, не надо!..
У Эмили перехватило дыхание. Она вышла из машины и направилась к маленькой рошице невдалеке. На земле лежали два человека, окруженные полицейскими чиновниками. Белое тело Мей Арнольд ритмично дергалось, в то время как ее оскверненная душа все еще переживала весь позор случившегося.
— Прошу вас… прошу вас… перестаньте!.. — умоляла она в бреду.
Губы Эмили скривились. Что случилось с Мей, было ясно без слов. Ее, очевидно, изнасиловали изголодавшиеся по женскому телу бежавшие из тюрьмы, которые месяцы, а может быть, и годы были вынуждены подавлять, заглушать свои животные инстинкты.
Тренер по футболу Джек Хайес лежал неподалеку. Очевидна, он ожесточенно дрался за жизнь Мей. Голова его и лицо представляли сплошную маску из засохшей крови. Он еще дышал, но дыхание было едва заметным.
Раздался сухой голос шерифа Кронкайта:
— Как я понимаю, Мей Арнольд и Хайес выехали на небольшую прогулку и наткнулись на сбежавших заключенных. И когда они добились от Мей того, чего хотели, то сели в машину Хайеса, чтобы прорваться через патрули.
Тайер кивнул.
Сквозь молчаливую толпу энергично прокладывал дорогу доктор. Он лишь на мгновение нагнулся над Хайесом, а пото^ пошел к еще стонущей женщине. Бегло осмотрев ее, открыл саквояж, вынул из него шприц, вставил иглу.
— Боюсь, у Хайеса нет никаких шансов, — заявил он полиции» — С ним здорово разделались. Если у миссис Арнольд нет никаких внутренних нарушений — правда, кровоизлияние свидетельствует об обратном — то она, видимо, выкарабкается. — Он наполнил шприц из*ам- пулы и добавил, сокрушенно покачав головой: — Но рассудок ее может пострадать и вряд ли останется прежним.
У шерифа был такой вид, будто он вот-вот упадет в обморок. Сняв свою куртку, он накрыл ею судорожно всхлипывающую женщину, вздохнул.
— Все, что мы сейчас можем предпринять, это передать немедленный приказ о розыске угнанной машины. Кто-нибудь помнит ее номер?
Тайер заметил среди сгрудившихся вокруг пострадавших Эмили и отвел ее обратно к машине.
— Я же просил, чтобы ты не выходила…
Она передернула плечами..
— Я не могла иначе… когда услышала крик Мей.
Тайер сел, положил руки на руль.»
— А теперь я отвезу тебя домой. И поставлю рядом часового. — Он сделал знак обоим помощникам шерифа. — Джексон и Хилл, следуйте за мной.
Эмили запротестовала было, но одновременно почувствовала что- то вроде облегчения, словно груз свалился с плеч. И еще она поняла, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть визжащую и всхлипывающую женщину, лежащую на^емле. Не забудет, даже если проживет сто лет.
Когда они подъехали к дому, уже занимался серый рассвет. Туман над рекой рассеялся, а в листве деревьев просыпались птицы. Беспрерывное кваканье полицейского радио в машине Тайера лишь усугубляло головную боль Эмили. Когда они остановились перед верандой, она протянула руку и выключила его.
— Если ты, конечно, ничего не имеешь против.
Тайер прикурил сигарету, предложил Эмили.
— Насколько я понимаю, в данный момент ты не особенно высокого мнения о мужчинах?
Она не стала кривить душой.
— Ты угадал… Но я примерно такого же мнения и о женщинах… Если касаться этого вопроса.
— Ужасное свинство, — согласился Тайер. — Ну, иди домой и сразу же ложись в постель. Мне, хотелось бы, чтобы ты подольше поспала. Ну, по меньшей мере, до полудня.
Эмили провела рукой по его шеке.
— А ты? Тебе удастся отдохнуть?
Тайер покачал головой.
— Не думаю.
Эмили открыла дверцу машины и вышла.
— Сегодня вечером ты позвонишь мне?
— Конечно, или заеду. Самое главное: не думай больше об этом. — Он сделал знак помощникам шерифа, которые тоже вышли из машины. — Джексон и Хилл останутся здесь.
Эмили снова провела рукой по его шеке.
— Ты такой милый.
Она проводила взглядом его машину и почувствовала благодарность к Тайеру. Хи оказался понятливым. Она опасалась, что ой захочет войти вместе с нею, но после всего увиденного в лесу ей была противна даже мысль о мужчине. Любом.
Входная дверь была заперта, и она долго рылась в сумочке, чтобы найти ключ. Бесси поставила передвижной бар на обычное место, в гостиную. Эмили налила себе полный бокал виски и все пила* и пила, даже поднимаясь по лестнице.'
Борясь с духотой, экономка еще до ее возвращения открыла большие двустворчатые окна на верхней веранде и включила висящий под потолком вентилятор. Поэтому в спальне Эмили было прохладно и не душно, а легкое щебетанье птиц за окном вносило в* ее угнетенную душу что-то умиротворяющее.
Она вышла на веранду и посмотрела вниз. Было еще слишком темно, чтобы явственно рассмотреть двух мужчин, стоящих перед ее домом, но огоньки их сигарет она хорошо рассмотрела, и на душе стало спокойнее. Совсем не потому, что боялась бежавших заключенных: она была уверена, что, завладев машиной Хайеса, Моран с другими беглецами уже далеко от этих мест, где-нибудь за тридевять земель.
Вернувшись в спальню, Эмили присела на край кровати, продолжая медленно потягивать виски. Она устала гораздо больше, чем думала сначала, — как душевно, так и физически. Устала до такой степени, что мечтала сразу свалиться на кровать и уснуть — без ночной рубашки, не вычистив зубы и не умывшись.
• Немножко опьянев, она даже хихикнула от этой мысли: вот бы рассердилась Бесси! Девицы, подобные Эмили Хевитт, любили соблазнять мужчин, но до этого они добросовестно смывали всю косметику и чистили зубы. И никогда не спали совершенно нагими!
Против своей воли, она все же сползла кое-как с постели и без одежды прошла в темную ванную. Внезапно из темноты раздался приглушённый голос:
— Прошу вас, не кричите! — Голос был умоляющий. — Если вы закричите, те двое убьют меня.
Эмили автоматически щелкнула выключателем, и взгляд ее сразу упал на Морана, который сидел на краю ванны.' На нем ничего не было, кроме изодранных в клочья брюк, и сидел он так близко от нее, что достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться его.
Вместо того чтобы закричать, златокудрая Эмили метнулась обратно в спальню и вытащила из ящика тумбочки пистолет.
— Только попробуйте! — выдавила она. — Если вздумаете дотронуться до меня, я выстрелю!
Она приготовилась отразить нападение Морана, но поняла, что говорила сама с собой. Моран и не думал на нее нападать. Он продолжал сидеть на том же самом месте. Эмили в сердцах выхватила из шкафа подвернувшуюся под руку рубашку и набросила на себя. Потом подошла к двери ванной и направила на него пистолет.
Моран не шевельнулся. Он сидел, прижав рукой к ребрам окровавленный носовой платок.
— Что ж, можете нажимать на курок! Поработайте вместо полиции! Но я все же предпочитаю умереть тут, чем вернуться в тюрьму.
Пистолет Эмили все еще был направлен прямо на него.
— Как вы сюда попали?
— Поднялся по виноградной лозе. По той, которая цветет желтыми цветами.
— Это вас полицейские загнали на другой берег?
— Да, — ответил юноша и неожиданно добавил: — А знаете, вы красивее, чем я думал.
— Это что, комплимент?
— Думайте, как хотите.
Эмили махнула пистолетом, показывая на выход:
— Уходите отсюда!
— Нет!
— Почему?
Моран взглянул на носовой платок, потом на свою рану.
— Потому что я не хочу умирать. А полицейские, которых здесь оставил ваш приятель, застрелят меня в одну секунду, не успею я сделать и нескольких шагов.
— Вы видели, как мистер Тайер привез меня домой?
— Конечно, видел.
— А почему вы вообще забрались в мой дом?
На этот вопрос Моран ответил, не сразу.
— Понимаете, я сам себя об этом спрашивал, — наконец сказал он. — И знаете, к какому выводу я пришел?
К Эмили вернулось самообладание, в голосе прозвучал презрительный холодок:
— К какому же, интересно?
— За шесть месяцев пребывания в тюрьме только вы отнеслись ко мне как к человеку, — серьезно посмотрел на нее. Моран. — И мне очень захотелось вас повидать еще раз, прежде чем меня схватят…
— Вот как… Наверное, также, как вы повидали Мей Арнольд?
— Кто это такая?
— Одна моя знакомая, которую сегодня изнасиловали несколько ваших… А до этого забили насмерть ее спутника.
Моран бросил промокший от крови платок и взял с полочки другой, который опять приложил к ране.
— Я опасался, что эти несчастные, черти натворят что-нибудь в подобном роде. Поэтому сразу соскочил в транспортера, едва мы очутились на свободе.
Эмили почувствовала, как ее самоуверенность постепенно начинает куда-то улетучиваться.
— Значит, вы не участвовали в этом… зверском преступлении?
Юноша посмотрел на нее своими невинными, голубыми глазами.
— Даю честное слово! Я еще никогда не дотрагивался до женщины, которая меня не хотела. Никогда в жизни!
— А как же это связывается с вашим осуждением за изнасилование?
Несмотря на явную физическую боль, Моран усмехнулся.
— Та-то меня хотела… могу поклясться. К сожалению-, я был слишком молод, да и она — тоже. Несовершеннолетняя., Но об этом я узнал гораздо позже.
— А грабеж? А поддельные чеки?
— Я вижу, вы скрупулезно навели справки относительно моих… преступлений.
— Нет, просто спросила у Хи Тайера.
— То, поверьте, были невинные юношеские проказы..
— А человек, которого вы убили во время игры в покер?
Его лицо помрачнело.
— Это было совершено, — тихо проговорил он, — в целях самообороны. К сожалению, мне никто не поверил. — Уголки его рта опустились. — Что ж, давайте покончим с этим. Зовите сюда ваших полицейских. Они отведут меня в суд и сделают из меня отбивную котлету’ Когда устанут, тогда, возможно, я и сознаюсь, что убил Мэрфи и изнасиловал вашу знакомую. Возможно, сознаюсь даже в том, что ограбил банк и убил кассира. И тогда все, что останется от меня, они смогут наконец посадить на электрический стул. Да я и сам предпочту смерть, чем до конца жизни убирать дерьмо с городских улиц.
— А я думала, что вы получили только десять лет.
Он фыркнул:
— Вы просто не знаете этих тюремных бонз. Когда человек в чем- нибудь провинился, можно считать, что с ним все кончено. И лишь потому, что я уже в чем-то был виноват, они пришьют мне и все сегодняшнее. Самое неприятное, что невозможно доказать обратное. А теперь вот… еще и вы оказались замешанной в эту историю. Ну, скажите на милость, какие присяжные поверят мне, если я расскажу, что, пока все это происходило, я отсиживался в вашей ванной?
Эмили улыбнулась против воли.
— Думаю, что доля правды в ваших словах существует.
Если бы она знала, как ей поступить сейчас! Самым разумным, конечно, было бы позвать помощников шерифа. Но она почему-то не в состоянии была этого сделать. И Моран сказал ей чистую правду: если он опять попадет в тюрьму, с ним случится именно то, о чем он говорил. Ведь она уже видела, как они обошлись с другими заключенными, Митчеллом, например.
Эмили стало жарко от этих мыслей. И, чтобы выиграть время для дальнейших раздумий, она спросила:
— Вы тяжело ранены?
Моран посмотрел на свою рану.
— Думаю, не очень. Правда, я потерял много крови, но рана, кажется, чистая.
Он открыл кран, намочил лицо холодной водой, смыв с него кровь, и провел мокрой рукой по волосам. Вид его сразу изменился. Покончив с этим, он спросил:
— Мне хотелось бы знать…
— Что?
— Не могли бы вы угостить меня сигаретой?
Эмили принесла с ночного столика пачку сигарет. Их пальцы соприкоснулись, когда он брал сигарету, и Эмили заметила,* что рука его вздрогнула. Ей нравился этот юноша. Ведь Хи упомянул, что он из хорошей семьи, а теперь его манеры и то, как он излагал свои мысли, несомненно подтверждали это. Несмотря на боль в ране, она не услышала от него ни слова жалобы. И если посмотреть, с каким видом он сидел на краю ванны, то это скорее был гость, нежели беглый заключенный.
Он сунул сигарету в рот.
— Большое спасибо.
' Эмили рассеянно кивнула и внезапно осознала, что до сих пор все еще держит пистолет в руке. А когда эта мысль наконец дошла до нее, она сама себе показалась такой глупой, а потому, вернувшись в спальню, сунула пистолет на прежнее место. Потом закрыла двери веранды и опустила жалюзи.
— Теперь вам лучше пройти сюда и показать мне вашу рану. А я пока подумаю, как мне поступить дальше.
Моран усмехнулся.
— Знаю, вы были в больнице, но только не говорите, будто вы — врач.
Оказалось, теперь совсем нетрудно ему улыбнуться.
— Врачую только лошадей.
— Слышал я и не такое… — С сигаретой в зубах, прижимая носовой платок к боку, Моран вышел из ванной. — Вы — настоящий ангел. Куда я могу присесть?
Эмили хотела ответить: на кровать, куда же еще, но испугалась самого этого слова, поэтому ответила:
— Вон туда, в шезлонг.
Моран посмотрел на него.
— Туда может попасть кровь.
— Пусть это вас не беспокоит.
Обернувшись к шезлонгу, Моран остановился перед фотографией в рамке, на которой был изображен блаженной памяти лейтенант Хаббард.
— Кто этот красивый летчик?
— Мой покойный супруг.
— Супруг? Почему же в таком случае вас называют «мисс Хевитт»?
— Потому что мы с Эвереттом прожили как супруги всего несколько дней, а потом он погиб. И никто в городе не успел привыкнуть говорить мне «миссис».
— Давно он погиб?
— Три года назад.
— О-о… — Тон, каким были сказаны эти слова, до боли ясно дал понять Эмили, что теперь у него будут дрожать не только руки. И она почувствовала вдруг во всем теле какую-то непонятную тяжесть, которая ее и испугала, и одновременно взволновала.
А Моран разлегся в шезлонге с таким видом, будто это было для него самым естественным занятием.
— Принимайтесь за работу, доктор. Я к вашим услугам.
Когда Эмили нагнулась над ним, он убрал платок с раны и положил его на колено, едва прикрытое разодранной брючиной.
Рана и в самом деле оказалась чистой. Пуля, выпущенная, по всей видимости, из ружья, задела лишь мышцы и прошла навылет. Здесь и настоящий врач не смог бы сделать больше, чем она: Эмили промыла оба отверстия, продезинфицировала их, наложила антисептические повязки и заклеила липким пластырем.
— Пока этого достаточно. По крайней мере, на первое время, — сказала она, убирая медицинские принадлежности в аптечку ванной комнаты. — Теперь вам необходим только покой.
Моран натянуто рассмеялся.
— Это что же, шутка? Вы отлично знаете, что меня ожидает, если я уйду из-под крыши этого дома.
— Да, к сожалению, знаю, — ответила она.
Неожиданно заразительная улыбка Морана разрядила напряжение.
— Тем не менее тысяча благодарностей. За то, чтобы увидеть вас снова, мне не жаль было дать себя подстрелить, тем более лицезреть вас в таком виде.
К Эмили мгновенно вернулась головная боль. Она не в состоянии была рассказать ему о том, что произошло на ее глазах с Митчеллом. Если бы разговор с Хи состоялся до того, как Моран снова будет пойман, то, возможно, она убедила бы его, что дело юноши надо пересмотреть. Или хотя бы убедила Тайера отправить Морана в больницу, пока. он не поправится.
Ее спальня находилась рядом с комнатой для гостей, которой редко кто пользовался. Комната была чистенькой, постель всегда в порядке. И Эмили приняла решение.
— Я не могу вас отпустить. Поклянитесь, что это не вы убили Мэрфи!
— Клянусь!
— В таком случае, я спрячу вас здесь, пока не переговорю с прокурором. Некоторое влияние я на него имею, и, возможно, мне удастся что-нибудь сделать.
— Я был бы вам очень признателен за это, — сказал Моран.
— и вы не принимали участия в групповом насилии над Мей Арнольд?
— Клянусь, нет!
— Ну ладно.
• Эмили помогла ему подняться с шезлонга на ноги. Сейчас он совсем ослабел, видела она, едва стоял на ногах. Сделав два неуверенных шага, Моран неожиданно как-то обмяк. Ища опору, он ухватился за рубашку Эмили. Рубашка была новая и шелковистая л легко соскользнула с ее плеча, а тут заодно еще и пояс развязался. Эмили покачнулась под тяжестью тела Морана, но мужественно собрала все свои силы, чтобы дотащить раненого до кровати. А потом споткнулась, вернее, запуталась в упавшей к ногам рубашке и сама свалилась на кровать. И Моран упал чуть ли не на нее.
При падении она повредила липкий пластырь. Его глаза, оказавшиеся рядом с ее глазами, были закрыты.
Не в силах сразу высвободиться, Эмили внимательно вглядывалась в его лицо.
Нет, этот человек не мог быть до конца испорченным. Таким, каким изобразил его в своем рассказе Хи. Человек, возбудивший в ней теплые чувства, не мог быть плохим.
Моран приоткрыл веки, и глаза его остановились на ее лице.
— Нет… — запротестовала она, хотя и поняла, что глаза выдали ее. — Нет! — выкрикнула она снова. — Вы еще слишком слабы…
Но она все равно не смогла бы его сдержать, да, в общем-то, и не стремилась этого делать.
Все ее ощущения оказались совершенно новыми для нее. И когда он кончил, Эмили долго лежала в изнеможении, чувствуя в себе какую-то необыкновенную легкость и свежесть. Пальцем она провела по груди Морана и вдруг глухо вскрикнула: снова полила кровь из раны. Со слезами на глазах она пыталась остановить ее, но кровь все шла и шла из-под полусорванной повязки. Только одна она виновата во всем! Он же не понимал, что делал! Господи, только бы он не умер! Он не должен умереть!
Наконец до ее сознания дошли и другие звуки. Снизу кричали мужские голоса, кто-то стучал в дверь.
— Все в порядке, Эмили? — послышался голос Бесси. — Ты меня звала?
— Нет, — громко ответила Эмили. — Спи и не мешай мне.
Но Бесси тем не менее открыла дверь — она могла себе позволить такое, поскольку служила в семье долгие годы. И в изумлении остановилась на пороге. Когда же вновь обрела дар речи, только и выдавила из себя:
— О Боже! В своем ли ты уме?
По щекам Эмили все еще катились слезы.
— Сама не знаю.
Бесси закрыла за собой дверь, подошла к постели и посмотрела на Морана.
— Что я вижу? — прошептала она. — Ведь Это, похоже, один из сбежавших парней?
— Да, — еле слышно сорвалось с губ Эмили.
— Он что, насильничал?
— Нет! И не вздумай звать полицию!
Когда Бесси снова заговорила, голос ее стал иным — нежным и полным понимания.
— Ты не можешь упрекнуть меня в чем-либо, дорогая. Ведь я всегда делаю только то, что ты скажешь. И всегда на' твоей стороне, с того самого часа, как ты родилась. — Она открыла створку окна и крикнула вниз: — Тут все в порядке, господа полицейские? Мисс Эмили переволновалась за день и увидела во сне что-то страшное. -
— О’кей! — крикнул в ответ Джексон. — А я уж решил было подняться на веранду по винограднику. Мистер Тайер сдерет с нас шкуру, если с мисс Хевитт что-нибудь случится.
Бесси закрыла окно.
— Красивый юноша… Ты что, влюбилась в него?
— И сама не знаю.
Бесси смотрела на веши более реально.
— Если я кого-нибудь люблю, то я о нем забочусь, а если я забочусь о человеке, значит, я его люблТо. Ты, наверное, не хочешь, чтобы он умер?
— Ты что, с ума сошла?
Бесси закатала рукава своего халата.
— Тогда не сиди просто так, дорогая, а помоги мне уложить его поудобнее в кровати. Потом пусти холодную воду, чтобы мы смогли сделать компресс: ведь он истечет кровью, если мы будем сидеть сложа руки*.
Эмили поцеловала Морана в закрытые глаза, помогла Бесси уложить его поудобнее на кровати, стянула с него разодранные брюки и подсунула под голову подушку.
Обе женщины были так погружены в свою работу, что не заметили, как Моран, находившийся без сознания, как они считали, на мгновение осторожно разлепил веки. В его взгляде мелькнула хитринка. Потом он снова закрыл глаза и тихонько застонал…
Неужели прошла целая неделя? Трудно в это поверить. Сидя в женском союзе, Эмили вдруг осознала, что никогда еще не чувствовала себя такой удовлетворенной. Она играла в бридж механически, но в то же время — с осторожностью. Все можно было позволить себе, но только не вызвать подозрения. О, если бы еще Салли так не тараторила!
— Неделя! Целая неделя! — не унималась Салли. — А полиция ни на шаг не продвинулась вперед! Ни в деле с ограблением банка, ни со сбежавшими преступниками!
Джейн Винсон поняла ее слова в буквальном смысле.
— Я бы. этого не сказала, Салли. Они же поймали BceXi кроме Уай-, та, Филипса, Тейлора и «золотого юноши» Морана.
Эмили не нравилось, когда Дэна называли «золотым юношей» или уборщиком дерьма. Дэн был прав: когда человек попадает в беду, каждый норовит его задеть побольнее,
— Но они же не имеют ни малейшего понятия, кто ограбил банк, кто убил Гарри Миллера и даже кто участвовал в изнасиловании Мэй Арнольд!
— Да, конечно! — согласилась Джейн.
Бет Скотт, занимавшая теперь за столом в бридже место Мей Арнольд, побила даму Эмили.
— Я в известной мере придерживаюсь мнения Салли. В конечном счете, речь идет о результате. Ведь убиты три человека и похищены семьдесят восемь тысяч долларов. А когда я вчера говорила с Эдом Арнольдом, он мне сказал, что специалист из Джексонвилла признался: Мей никогда не будет такой, как прежде, — ни духовно, ни физически.
Салли Плейфорд брезгливо поморщилась.
— Ну, кто играет с огнем… — начала она жестко, а потом добавила: — Ничего бы не случилось, если бы она была там, где и должна была быть, то есть дома, с супругом..
Эмили почувствовала немедленное желание бросить карты и уйти. Ей еще никогда не бросалось в глаза, как эта Салли буквально'исходит желчью. Но она ни за что не отважилась бы сейчас ответить ей резкостью, а тем самым обратить на себя внимание. И без того, по крайней мере пару раз, дамы сделали ей комплимент, что она за последние дни чертовски похорошела.
Джейн Винсон записала очки.
— Ах, чепуха! Присутствующие, разумеется, исключаются. Но я могу назвать вам сразу полтора десятка женщин, которые обманывают своих мужей, причем обманывают и по сей день. Бедняжке Мей просто не повезло: слишком глупо, что они с Хайесом выбрали не тот маршрут.
— Возможно, ты и права, — заметила Бет Скотт. Она собрала карты и придвинула их Эмили. — Тебе сдавать. Я охотно выпила бы кока-колы.
Эмили сложила карты и перетасовала их. Когда она уезжала из дому — ей приходилось какую-то часть дня проводить на людях, чтобы не возбудить подозрения — эти часы и минуты казались ей теперь бесполезной тратой времени. Дома она постоянно заботилась о Моране. Достаточно было вспомнить о нем, как у нее сразу теплело на сердце. Такой трогательный, такой предупредительный — настоящий мужчина… Она вздрогнула, когда заметила, что Бет обращается к ней.
— Что ты сказала?
— Только то, что ты слишком долго тасуешь карты.
Эмили начала сдавать.
— Прости. Я задумалась.
Играя, она продолжала размышлять. Каким же образом переправить* Дэна из города? Не могла же она просто вот так прийти и рассказать шерифу или Хи,*что Дэй Моран не виноват в смерти Мэрфи и Джека Хайеса и не участвовал в изнасиловании Мей Арнольд. Не могла она в подтверждение своих слов сказать, например: «Это он мне сам признался. Понимаете, я приютила его и прятала все это время в своей комнате…»
После такого заявления шериф Кронкайт наверняка стал бы ее считать сообщницей Морана, а в лучшем случае посоветовал бы Хи поместить ее в клинику для душевнобольных.
Когда партия в бридж наконец закончилась и началось обычное в таких случаях чаепитие с пирожными, она буквально принудила себя не спешить сразу домой — куда стремилась каждой клеточкой своего тела, — а отправиться в город, чтобы купить перевязочные средства и лейкопластырь.
Аптекарь заинтересованно спросил:
— Жеребенок никак не может привыкнуть к своим оковам, мисс Эмили?
Она довольствовалась полуправдой:
— Ему лучше, но я хочу быть уверенной, что в ранку не попадет инфекция.
— Я могу вам только посочувствовать.
Она ждала, когда он отсчитает ей сдачу, и в этот момент в аптеку вошел агент ФБР.
— Меня зовут Иган, — представился он аптекарю, а потом повернулся к Эмили: — А вы, насколько я понимаю, мисс Хевитт?
Немного волнуясь, Эмили подтвердила это.
— Да, это так. Я мисс Хевитт. Но откуда вы знаете?
И облегченно вздохнула, когда чиновник из федеральной полиции улыбнулся.
— Мне рассказал о вас прокурор Тайер.
— Так вы занимаетесь делом об ограблении банка?
— Да, уже неделю. Ведь у вас федеральный резервный банк. — Агент снова повернулся к аптекарю. — Вы открылись четвертого июля? Точнее, были открыты?
Тот ответил с раздражением:
— Вы уже знаете все это. Вы — третий, кто меня расспрашивает. Окна банка были хорошо видны, через витрину аптеки.
Агент с минуту смотрел в направлении, куда указывал аптекарь, а потом спокойно констатировал:
— После меня, возможно, придут еще шесть. — Агент вытащил из кармана протокол, напечатанный на машинке, и быстро просмотрел его. — Здесь записано, что вы, несмотря на то что аптека целый день была открыта, не услышали и не заметили ни одной подозрительной детали.
— Совершенно верно, — аптекарь пожал плечами. — Сюда приезжает не слишком-то много туристов, тем более в праздник. И, кроме стариков, — которые сидели на скамеечке перед банком, да нескольких ребятишек, почти все горожане были за городом, в лесу.
— А вы почему туда не отправились?
Аптекарь оперся локтями о прилавок.
— Послушайте, мистер, я считал Гарри Миллера почти что братом. И я бы действительно вам оказал помощь, если бы мог. Но с другой стороны, Гарри неоднократно предупреждали, чтобы он не открывал банк, если он по закону должен быть закрытым. Скажу вам и о причинах, почему я не отправился со всеми. Во-первых, потому что программу этих праздничных дней я уже наизусть изучил, что мне так было бы скучно; а во-вторых, я хотел воспользоваться случаем и провести инвентаризацию. Поэтому я ничего не. видел и не слышал, пока сюда не влетел бледный как смерть Сэм Харрис и не закричал, что Гарри лежит мертвый на полу в банке, а двери сейфа взломаны. Отсюда ом позвонил шерифу.
— И больше вы ничего не знаете?
— Больше ничего не знаю.
Эмили взяла свою бумажную сумку, улыбнулась обоим мужчинам и вышла.
Небольшое утешение, и, тем не менее, она рада, что Дэн работал в тот день вместе с другими заключенными на территории больницы. Во всяком случае, полиция не сможет обвинить его в налете на банк и в убийстве мистера Миллера. Хорошо еще, что федеральная полиция расследует только дело об ограблении банка и ее не интересуют бега- 4 ющие на свободе четверо заключенных. Лишь вчера, когда она лежала в объятиях Дэна, он без всякого повода вдруг сказал:
— А ты знаешь, ограбление банка было наверняка организовано идиотами. Как только по их следу пустят ФБР, их песенка спета. От федеральной полиции далеко не уйдешь.
— Почему ты мне это говоришь? — спросила она.
Он только рассмеялся и поцеловал ее.
— На тот случай, если у тебя ничего не останется в кошельке и вдруг возникнет мысль ограбить банк.
Воздух был душным и влажным. Так как был субботний день, на Ли-стрит гуляло много народу. Эмили прошла до здания суда и поднялась по деревянной лестнице на второй этаж.
Теперь, когда она по уши влипла во все^то, следовало быть в курсе всех дел. Ведь если Дэна вновь арестуют — сохрани его, Боже! — и на нее будут смотреть как на соучастницу. Это считалось серьезным преступлением и могло привести на скамью подсудимых. Значит, все, касающееся побега, должно касаться и ее. Надо быть готовой к любому повороту событий’.
Сбежавшие заключенные, за исключением четверых, были уже найдены. И если кто-нибудь из них скажет, что Моран спрыгнул с транспортера еще до того, как они пересекли мост, возникнут новые версии. Вспомнят о том, что ее дом стоит ближе всех к реке. Поэтому Кронкайт или Хи Тайер наверняка захотят осмотреть и ее дом, и близлежащие строения на тот случай, если Моран без ведома хозяев спрятался где-то в этих домах или подсобных* помещениях.
Поднявшись по лестнице, Эмили остановилась и перевела дух. С каждым разом теперь ей становилось все неприятнее встречаться с Хи. Он начал беспокоить ее. Нет, он оставался таким же милым и предупредительным, как всегда, но в их последнюю встречу в его взгляде появилось нечто большее, чем просто обожание.
Если когда-либо у двадцатитрехлетней вдовы и был полнейший хаос в чувствах, то это у нее, Эмили. Хи больше не упоминал о той ночи, когда была изнасилована Мей Арнольд. И она не знала, как ей лучше поступить, что говорить, если он опять вернется к этому разговору.
Она медленно прошла по коридору. В кабинете окружного прокурора находилось несколько человек. Хи Тайер сидел в центре, положив ноги на письменный стол, и разговаривал по телефону.
Увидев Эмили, он передал трубку шерифу и, убрав ноги со стола, поднялся. От недосыпания его лицо осунулось, но голос звучал бодрее, чем в предыдущие дни.
— Входи, входи, Эмили! — пригласил он с улыбкой. — Ты пришла как раз вовремя. К финалу.
Судья Винсон пояснил слова Тайера:
— Уайт и Филипс час назад обнаружены в Джексонвилле и прослежены до мотеля, расположенного на окраине города. Если верить словам владельца мотеля, вместе с ними в книгу записались еще двое. Надеемся, это Тейлор и Моран. *
Эмили села на стул, который предложил ей Хи.
— Теперь понятно, — сказала она, стараясь выдавить из. себя улыбку. Но кто бы ни были эти двое, Моран там отсутствовал. Поскольку теперь он лежал дома в ее постели и спал.
— Полиция в настоящий момент как раз приступила к операции по окружению мотеля, — добавил Тайер.
Эмили ужаснулась своей реакции. Надеясь, что беглецы окажут сопротивление, она желала, чтоб их убили в перестрелке. Это пошло бы на пользу Дэну. Тогда они не смогли бы выдать его..
Шериф Кронкайт рукой прикрыл микрофон трубки.
• — Скоро все кончится. Мальчики пустили в ход слезоточивый газ. — Он повернулся к Эмили и пояснил: — Человек из местной полиции сидит в бюро мотеля и информирует нас, как идут дела.
Судья Винсон наклонился над письменным столом Тайера.
— Будем надеяться, что их возьмут живыми. Этих четверых мне очень хотелось бы видеть на скамье подсудимых. Особенно Морана.
Эмили подняла глаза. Хи смотрел на нее. С большим трудом удавалось ей сдерживать дыхание. Хи был мужчиной, а все мужчины ревнивы. Весьма вероятно, что, пребывая в таком смятении, она совершила нечто такое, что могло вызвать его подозрение. А ведь говорила ей Бесси: «Спрячь свою самодовольную улыбку, особенно когда идешь в город. Такой сытый и гордый вид бывает только у молодой жены после первой брачной ночи!»
— Так, так, понятно! — сказал шериф в трубку. Он прижал ее гите- чом к уху и снова зажег свою сигарету. — Вот так-то, уважаемые, — сказал он присутствующим, — Уайт и Филипс стали отстреливаться и были убиты в перестрелке.
— А двое других?
Шериф покачал головой.
— Они оказались не Тейлором и Мораном. Можете считать как хотите, но мне кажется, они по-прежнему прячутся где-то в наших местах. Или вообще теперь уже добрались до Западного побережья.
— Уайт и Филипс ничего не говорили на этот счет? — нахмурился Тайер.
— Они не имели такой возможности.
— Хорошо, — кивнул судья Винсон. — Очень хорошо. Это сэкономит расходы на их судебный процесс.
Последнее замечание переполнило Эмили негодованием, но она все это должна была вытерпеть. Какие животные все эти мужчины! Они, очевидно, получают истинное удовольствие, когда истребляют друг друга. Все, уточнила она для себя, кроме Дэна Морана. Тот убил только одного человека, и то обороняясь.
В голосе же шерифа звучало явное сожаление:
— Как говорится: «Дареному коню в зубы не смотрят», но тем не менее чертовски жаль, что Тейлора и Морана не оказалось среди пойманных. Особенно, конечно, «золотого юноши». Он отъявленный негодяй и самый испорченный из них. — Судья пригладил узловатыми пальцами жидкие волосы. — Но мы все равно его поймаем! И тогда он пожалеет, что появился на свет Божий!
Эмили чуть не упала со стула, выслушивая все эти сентенции, и Хи успокаивающе положил руку на ее плечо. В его взгляде сквозила озабоченность:
— Тебе нехорошо, дорогая?
Эмили предпочла бы, чтобы он не называл ее так часто при людях «дорогой». В подобных обстоятельствах это казалось неуместным. Тем не менее она ответила:
— Нет, нет, все в порядке. Почему мне должно быть нехорошо?
— Ну, я имею в виду твое лицо и всё остальное… Ты как-то изменилась. Если бы я не знал тебя хорошо, то поклялся бы, что ты едва не упала в обморок.
Эмили глубоко вздохнула. В общем и целом — что кривить душой — она была такой же подлой, как и все эти мужчины, которые находились в этом кабинете. Ведь она обрадовалась, узнав, что Уайт и Филипс убиты. А их смерть означала какую-то отсрочку для Дэна. Во всяком случае, йа ближайшее время он был в безопасности. Она переложила перчатки из одной руки в другую и встала.
— Ну, что ты! Это просто так, от волнения. Я уже в форме.
Эмили верйулась в сумерках. Объехав дом, остановилась у черного входа, чтобы Бен мог сразу же отнести на кухню продукты, которые она привезла. Нажала на клаксон, и тотчас появился Бен. Вид у него был хмурый, видно, он собирался ложиться спать.
Эмили, уже сидя в машине, ощущала, как сильно устала за прошедший день; казалось, не хватит сил даже шевельнуть пальцем. Сколько же времени все это может продолжаться? — спрашивала она себя не раз, чувствуя себя так, словно ее пропустили через центрифугу.
Надо рассказать Дэну, что Уайт и Филипс убиты, и теперь все поиски сконцентрировались на поимке его и Тейлора.
Бен открыл дверцу машины.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, мисс?
Эмили протянула ему ключ.
— В багажнике пакеты с продуктами. Отнеси их в дом.
Бен открыл багажник, вытащил пакеты.
— Это меня, конечно, не касается, мисс, — пробурчал он, — но, мне показалось, что в последнее время мы стали покупать гораздо больше продуктов, однако кухня Бесси не улучшилась.
, Эмили испытующе посмотрела на него. Бен, конечно, ничего не знал и ни о чем не догадывался. Просто он любил поворчать, что и делал по любому поводу. Тем не менее даже это его ворчание нельзя было сбрасывать со счета. Соблюдение тайны как раз и зависело от подобных мелочей.
— Это вам и в самом деле показалось, — рассеяла она его сомнения.
— Возможно, — согласился Бен. — Но и Бесси на этой неделе уже третий раз делает такой большой заказ. Не иначе как у моей старушки завелся в животе солитер.
Когда они оба вошла в кухню, Бесси обернулась через плечо и бросила:
— Решила, наконец, вернуться? — Она в этот момент как раз пробовала куриный бульон, стоящий на плите. — Совсем отбилась от дому. Я уж думала, что мистер Хи пригласил тебя на ужин.
— Он и хотел это сделать, — ответила Эмили и поинтересовалась, словно невзначай: — Все в порядке?
Бесси провела по своему лицу тыльной стороной ладони. Напряжение последних дней заметно сказалось и на ней.
— В абсолютном порядке. — Она подождала, пока Бен пошел к машине за остальными пакетами, и добавила: — Неужели ты не понимаешь, что делаешь? Когда же все это кончится?
— Понятия не имею.
Бесси на мгновение задумалась.
— Это меня, конечно, не касается, но тем не менее все это мне не нравится. В тюрьму за мелкие проказы не сажают.
— Его осудили несправедливо.
— Это он тебе так говорит.
— Ты сменила ему повязку днем?
— Попыталась это сделать, но он меня не подпустил к себе. Предпочитает, чтобы это сделала ты. — Она переменила тему разговора, увидев, что в кухне снова появился Бен с пакетами. — Ну, а теперь отправляйся наверх и прими ванну. И тебе совсем не обязательно спускаться к ужину. Я принесу наверх.
— Большое спасибо, Бесси.
Эмили добралась до середины лестницы, а потом остановилась. Еще неделю назад жизнь была как-то упорядочена и осмысленна, хотя не все в ней соответствовало ее идеалам. Теперь же — одна сплошная неразбериха. Было такое чувство, будто все время поднимаешься на высокую гору, рискуя ежесекундно свалиться в какую-нибудь расщелину. И неизвестно, можно ли было назвать ее чувства к Морану любовью. Она лишь ощущала на себе постоянное воздействие этого человека.
Едва Эмили дотрагивалась до него или он до нее, как она становилась другим существом. Даже мысль о том, чем они занимались всю последнюю неделю или, точнее, что она позволяла делать с собой, вгоняла ее в краску. Возможно, психолог из Майами была отчасти права, но только Моран разбудил в ней не тигрицу, а блудливую кошку.
Осторожно проскользнув к себе, она зажгла свет, сбросила. одежду, расстегнула бюстгальтер и стянула трусики. Потом пустила воду и тщательно намылилась.
Прохладная вода приятно ласкала ее разгоряченное тело. Смыв мыло, Эмили быстро растерлась полотенцем.
Когда она вышла из ванной, накинув халат, Моран уже зажег лампу на ночном столике и теперь смотрел на нее взглядом прищуренных глаз.
— Ты очень красивая, — сказал он. — Подойди ко мне. — И, когда она приблизилась к кровати, схватил ее за руку и притянул к себе. — А где же поцелуй, которым ты меня награждаешь, возвращаясь домой?
И он сам припал к ней долгим страстным поцелуем, а когда в ней начала закипать кровь, внезапно отпустил и рассмеялся.
— Ну, ладно, сперва одно, потом другое, — заметил он. — Ч^о ты узнала? Есть какие-нибудь новости?
— Да. Они пойманы в соседнем городе: Уайт и Филипс.
— Идиоты!..
— Но никто из них ничего не сказал.
— Откуда ты знаешь?
— Они мертвы. Убиты в перестрелке.
Эмили наблюдала за лицом Морана, пока тот переваривал эту новость. Он казался скорее обрадованным, чем огорченным.
— Бедняги! — наконец сказал он. — А что с Тейлором?
— Полиция считает, что ему удалось проскочить.
Голос Морана стал жестким:
— О’кей! Значит, остаюсь только я, и меня они собираются отправить на электрический стул за два убийства и изнасилование, которых я не совершал. — Он нежно погладил ее. — Знаешь что?
— Да?
— А ведь ты могла бы совершенно спокойно превратиться в национальную героиню. Добропорядочную гражданку! Жители Хевитта, возможно, воздвигнут в твою честь памятник, если ты выдашь меня.
— Ты же отлично знаешь, что я не сделаю этого.
— Почему?
— Не смогу, и все тут! Ты ведь поклялся мне, что не убивал Мэрфи и не был соучастником изнасилования?!
Клянусь на Библии!
— А человек, которого ты застрелил во время игры в покер?
Моран начал терять терпение;
— Послушай, мы уже^ раз двадцать пережевывали все это. Я действовал так вынужденно, в целях самообороны.
— Хи говорит, что при этом ты пытался еще забрать и выручку этого заведения.
— Уважаемый господин прокурор жестоко ошибается. Я только играл. Во всем виноваты мои прежние, проделки…
— Ты имеешь в виду фальшивые чеки и изнасилование?
Моран зажег две сигареты и одну протянул Эмили.
— Правильно. — Он откинулся на подушку и выпустил струю дыма. — О, я отнюдь не ангел! И. никогда подобного не утверждал. — Он погладил ладонью ее лицо. — На моей совести много всякого разного. Однажды, когда мне было лет пятнадцать и я сидел на мели, я попытался ограбить бензоколонку, имея в руке игрушечный пистолет.
— А девочка?
— Она сама предложила, — ответил Моран. — > Она сама этого хотела, пока считала, что мой старик купается в золоте. Лишь когда отец отказался платить, она вдруг вспомнила, что ей. нет шестнадцати.
— Она тебе так же нравилась, как и я?
Его рука скользнула по ее ноге.
— С чего ты взяла?
— Просто так… И потом будет лучше, если ты перестанешь гладить меня по ноге.
— Почему?
— Потому что у меня от этого путаются мысли. А у нас должны быть ясные головы. Надо же как-то вызволить тебя отсюда.
— Ты что, смеешься?
— И это должно получиться.
— Но каким образом?
— Я обязательно что-нибудь придумаю.
— Почему вдруг такая спешка? Я что, уже надоел тебе?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Ограблением банка теперь занимается ФБР. Сегодня днем я встретила в аптеке их агента. Они пришли к выводу, что это дело рук кого-то из местных, допрашивают чуть ли не каждого в городе.
— Да! Неприятная история!
— Она вообще может кончиться трагедией, если они разнюхают твой след. А ведь я вынуждена теперь покупать больше и продуктов, и перевязочных средств. На это уже сегодня обратил внимание мой слуга.
Моран мгновение молчал.
— Да, с этим шутить нельзя. Эти мальчики из ФБР работают на совесть. И они своего не упустят. Но если предположить, что… имей в виду, что я лишь размышляю вслух…
— Я слушаю.
— Но если предположить, что банк ограблен действительно кем- то из местных… Они его выследят, и это обстоятельство, возможно, остановит их дальнейшие поиски… Тогда они оставят меня в покое. Может быть, им удастся найти и часть похищенных денег.
— Все может быть. Но только не говори мне, что ты знаешь, кто именно ограбил банк.
Моран рассмеялся.
— Нет, я просто размышляю. И мне кое-что приходит в голову. Скажи, а ты смогла бы передать информацию своему другу?
— Моему бывшему другу. Интересно только, как ты собираешься расследовать дело об ограблении, если этого не могут сделать ни Хи Тайер, ни бюро шерифа?
— Ты же знаешь старую поговорку: «Чтобы поймать вора, нужен" вор!»
— Перестань называть себя вором!
Моран загасил окурок сигареты свой и Эмили.
— Я с удовольствием помог бы им. Кассир был неплохой парень. Он иногда подходил к черному входу, когда мы отвозили мусор, кивал нам и говорил «доброе утро», словно мы были такие же люди, как и он сам.
Эмили не смогла подавить иронии:
— Очень мило со стороны мистера Миллера!
— Не правда ли? — с горечью ответил Моран. Он повернулся набок. — Ну и черт с ним! Как ты думаешь, Бесси еще много понадобится времени, чтобы принести нам сюда ужин?
— Если ориентироваться на то, что я видела в кухне, то не раньше, чем через четверть часа, — сказала Эмили, бросая взгляд на свои обрамленные бриллиантами часики.
Рука Морана лежала на ее бедре.
— Отлично!
Эмили легонько шлепнула его и выскользнула из его объятий.
— Только не начинай опять. У меня хватит времени до ужина только на то, чтобы сменить тебе повязку.
Она хотела подняться, но он притянул ее к себе.
— Забудь ты об этой повязке. Я провел в тюрьме полгода, неужели ты забыла? Кроме того, Бесси все знает о нас.
Эмили смутилась.
— Да, но…
— Что но?
— Не можем же мы только этим и заниматься?
Моран рассмеялся охрипшим голосом.
— Может быть, я смогу тебя переубедить?
И он покрыл ее глаза, щеки и нос поцелуями. Его влажные губы перекочевали с ее шеи на грудь и дальше…
Когда все кончилось, Эмили заметила, что плачет. Она пыталась вызвать в себе стыд и отвращение, но ей это не удалось.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? — спросил Моран.
— Да, — прошептала Эмили.
И уткнулась мокрым от слез лицом в подушки. Неужели это она, Эмили Хевитг? Неужели это она? Не может быть!
В порядке исключения прогноз погоды оказался верным. Предсказывали же ранние вечерние туманы, усиление ветра, увеличение осадков — и все до конца недели. Жара и так слишком долго продержалась, теперь настала очередь непогоды.
Первые капли дождя упали на землю, когда Бесси принесла наверх запоздалый ужин. Она уже дважды пыталась войти в комнату^ но Эмили так рыдала, что и думать о еде было нечего. Она и сейчас не испытывала голода, но прохладный ветерок, принесший с собой запах дождя, умиротворил ее душу и плоть.
, Подперев подбородок руками, Эмили смотрела из окна на приближавшуюся тучу. Нет сомнений, она слишком глубоко увязала во всем этом деле, чтобы думать об отступлении. Если ее чувства к Дэну Морану еще не были любовью, то будет лучше, если она поскорее полюбит его. Ибо теперь она опасалась, что и дня не сможет прожить без него. И в, этом смысле существовало лишь единственное решение вопроса, несмотря на то что она была на три года старше его, — замужество. Логикой тут и не пахло. Она никак не могла понять себя и как-то оправдать свое поведение с тех пор, как этот человек появился в ее жизни.
Но прежде чем вообще говорить о’свадьбе, следовало подумать в первую очередь о главном: как переправить его из собственного дома, из'Хевитта, штат Флорида, а желательно, вообще из страны. Она уже не раз спрашивала себя: по-прежнему ли выходит в море на своем рыболовном судне Том Дойль из Майами? За хорошие деньги, знала она, Том сделает все. Если бы ей удалось доставить Дэна в Майами и, соответственно, переправить обоих в Гавану. А оттуда они сами отправились бы куда-нибудь подальше. Когда есть деньги, выправить паспорта — не проблема.
Мысли лихорадочно сменяли одна другую. Из Гаваны можно добраться пароходом до какого-нибудь портового города Центральной Америки, а оттуда податься в Бразилию. Утром в понедельник надо проверить такую возможность.
Эмили не проголодалась еще, но Моран съел целую тарелку бульона, который Бесси сварила специально для него, и закончил трапезу бифштексом. Эмили же просто кусок не лез в горло.
— Ну и аппетит у вас! — заметила Бесси, неодобрительно взглянув на Эмили: — Но, независимо от аппетита, считаю, что вы слишком много занимаетесь… гимнастикой.
— Бесси! — одернула ее Эмили.
Моран усмехнулся и принялся за десерт.
— Я чувствую, ты мне симпатизируешь, Бесси, не так ли?
— Вы правы, — ответила она.
— А почему?
Бесси была искренней. „
— Во-первых, вы мне напоминаете одного высокого светлокожего негра, с которым я одно время гуляла еще до того, как познакомилась с Беном и вышла за него замуж. У того парня всегда было на уме лишь одно. В этом отношении он был просто талант! Ничего не скажешь. Зато во всех других он не стоил и цента.
— Бесси! — на сей раз более резко одернула ее Эмили.
Та пожала плечами.
— Твое дело, детка. Надеюсь, ты не будешь потом жалеть. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Скорее сама погибну, чем увижу, что кто- то собирается тебя обидеть. Но если у тебя через девять месяцев появится ребенок, а этот господин отправится на электрический стул, то винить тебе будет некого, кроме себя самой.
Эмили поднялась.
— Ну, ладно, Бесси, можешь идти!
— Конечно, мэм, — скромно заметила Бесси. — Позвонишь, если что-нибудь понадобится.
Когда она вышла, Моран рассмеялся.
— Не обижайся на нее, дорогая. Конечно же, она беспокоится о тебе. — И серьезно добавил: — В некотором отношении она права. Продолжать в таком же духе — опасно. И если я исчезну, для тебя это будет, пожалуй, к лучшему.
— Нет!
— Что значит «нет»?
— Куда ты пойдешь?
— Не имею ни малейшего представления.
Эмили придвинула легкое кресло, села в него и посмотрела на Морана.
— Я могу задать тебе один откровенный вопрос, Дэн?
— Конечно.
— Много ли я значу для тебя?
— Мне кажется, я уже доказал тебе это.
Эмили покачала головой.
— Нет, я имею в виду другое. Ты, вообще-то, любишь меня?
— Да, именно люблю. Самое подходящее слово.
— И я не только… не только приятное разнообразие для тебя в постели? — нерешительно спросила Эмили.
Моран поднялся, заставив встать и ее.
— Не будь ребенком, крошка… Я всю жизнь искал такую, как ты.
Только бы он не вздумал меня сейчас обнять, мысленно заклинала его Эмили. Только не сейчас! Она облегченно вздохнула, когда он взял в руки ее лицо и поцеловал сперва в глаза, потом в губы.
— Я доставил тебе столько забот, дорогая, — прошептал он с нежностью. — Но я тебя так люблю, что никак не могу тобой насытиться.
Однако Эмили хотелось именно сейчас поставить все точки над «i».
— А это не потому… не потому, что ты полгода не знал женщин? Моран скривил губы.
— Я должен отвечать честно?
— Конечно.
— Ну, возможно, это обстоятельство тоже сыграло определенную роль…
Эмили легонько шлепнула его по щеке.
— Ты неисправим, Дэн. Но ты и в самом деле всерьез любишь меня? Достаточно сильно, чтобы жениться?
— Конечно! Я с ума схожу по тебе, крошка! Ты отлично это знаешь. Но к чему ты все это говоришь?
— Мы должны вывезти тебя из этого дома. Не знаю как, но с тех пор как я встретилась в аптеке с агентом ФБР, я стала смертельно бояться. И уже прикидывала в уме: если нам удастся добраться до Майами, то я смогу нанять там рыболовное судно, которое доставит нас в Гавану. Там мы могли бы пожениться, а потом переправиться в Центральную или Южную Америку.
Моран зажег сигарету и предоставил ей право первой затяжки.
— Такой вариант мне очень нравится. Очень нравится! — Он подошел к окну и посмотрел на косые полосы дождя. — Откровенно говоря, как только я подумаю, что сделает со мной эта банда, если поймает, страх берет. — Он посмотрел через плечо. — А я не хочу умирать, Эмили. Теперь, когда обладаю тобой…
— Ты не умрешь! — воскликнула она в страстном порыве. — Я не позволю, чтобы тебя убили за поступки, которых ты не совершал! Надо что-то придумать. Главное, пройти кордон на улице. Помоги мне что- нибудь придумать, Дэн.
Моран присел на край кровати.
— Хорошо! Можно совершить обманный маневр.
— Каким образом?
— Я уже говорил: если кто-то из ваших, местных, ограбил банк, а мы смогли бы подкинуть полиции какие-нибудь конкретные факты, намекнуть на кого-то, то вся эта банда бросилась бы ловить преступника и на какое-то время забыла бы обо мне. В одном яуверен: ФБР в таком случае наверняка перестало бы наступать нам на пятки.
— Возможно, ты и прав.
Моран задумчиво'продолжал размышлять вслух:
— Что я знаю об ограблении банка? Только то, что слышал вечером перед нашим побегом, или из газет, которые ты мне приносила. Насколько я понимаю, дело происходило следующим образом: сперва полиция опросила всех, кого можно было опросить, а теперь ФБР занимается всеми, кто был на Ли-стрит четвертого июля. Тем не менее до сих пор у них нет ни одного свидетеля, который видел бы, кто и как входил в банк.
— Все именно так и обстоит.
— А что с бензозаправщиком, который нашел труп? Как его зовут?
— Харрис. Сэм Харрис.
— А он мог бы быть этим человеком?
— Сомневаюсь. Полиция допрашивала его в течение нескольких часов.
— Откуда ты знаешь?
— От Хи.
Дэн криво усмехнулся.
— Ну, конечно, я постоянно забываю, что прокурор сам не свой от твоих грудок. У тебя с ним было что-нибудь, дорогая?
— Это тебя не касается! — сердито ответила она. — Все, что было до того, как я тебя узнала, принадлежит мне одной.
— Это звучит как утвердительный ответ, — задумчиво бросил Моран. — И поэтому ты можешь обвести его вокруг твоих маленьких пальчиков. Но вернемся к Харрису. Он нашел труп и показал, что был в банке. А ведь и он тоже мог убить Миллера и украсть деньги?
— Мистер Харрис уважаемый бизнесмен, — запротестовала было Эмили.
— Но это еще ни о чем не свидетельствует. Ты бы немало удивилась, если бы узнала, как много уважаемых бизнесменов садится в лужу, а попав в такое положение, совершает самые невероятные поступки, лишь бы снова встать на ноги. Слушай внимательно: в тот день город был практически пуст. Все выбрались в лесок на праздник. А Харрис утверждает, что хотел разменять в банке какую-то купюру. Возможно, так оно и было. Но разве нельзя предположить, что, очутившись в банке и застав там одного Миллера, а также увидев открытый сейф, этот твой Харрис мог решиться… Искушение-то ведь слишком большое. Вот он и пристрелил Миллера, сгреб деньги и спрятал их в своей машине. А потом, сделав вид, что нашел Миллера убитым, забил тревогу.
— В это просто никто не поверит!
— Почему?
— Он не из таких. Кроме того, Харрис является членом многих гражданских союзов и содержит школу для взрослых в методистской церкви.
Моран прошелся по комнате.
— Ты все еще продолжаешь оставаться избалованным ребенком, Эмили! Постарайся вести себя как взрослая! — Он показал на открытое окно. — Ты же не знаешь, что у тебя там, за окном. Настоящие джунгли. И то, что Харрис содержит эту школу, еще ни о чем не говорит. Когда я ждал суда, со мной в камере сидел декан университета, который изнасиловал двенадцатилетнюю девочку.
Эмили скрестила руки на груди.
— Может быть, ты и прав. Но я все-таки не верю, чтобы Харрис мог совершить подобное.
— Тогда назови преступника ты.
— Не могу.
— Сколько выстрелов было сделано в Миллера? Полиция нашла пули?
Эмили попыталась вспомнить. Хи рассказывал ей, что много!
— Кажется, да… Да, нашла, теперь я точно вспомнила. Хи говорил, что передал их эксперту, который должен был выяснить, Из какого оружия они были выпущены и не соответствует ли это оружие тому, которое было использовано раньше при других ограблениях.
— Но оружие, из которого стреляли, они не нашли?
— Нет.
Моран налил себе кофе.
— В таком случае, все это — лишь выстрел в небо…
— Вот как?
— На твоем месте я бы завтра утром намекнул прокурору кое о чем. Точнее, я бы просто усомнился: достаточно ли серьезно полиция и ФБР проверили показания Харриса. Я лично не могу представить себе более благоприятного места, чем бензоколонка, где можно было бы спрятать похищенные деньги, — ведь там много всякого барахла: канистры из-под бензина и масла, горы покрышек, ремней и других запасных частей. — Моран отпил глоток кофе. — Там же очень легко спрятать и пистолет, из которого был убит Миллер.
Эмили отважилась на последнее слово протеста.
— Но что будет, если Харрис невиновен?
Моран пожал плечами.
— В этом случае ему нечего беспокоиться. Но если полиция начнет заниматься Харрисом, у нее не останется времени на меня.
Эмили кивнула.
— Я поговорю с Хи завтра утром.
Между тем дождь все усиливался, поднялся ветер. Моран закрыл окно, и опустил занавески.
— Даже если воспользоваться только соломинкой, то у меня все \ равно есть какой-то шанс. А теперь нам обоим лучше поспать. У тебя есть снотворное?
— Да.
— Отлично. Если оно нам понадобится, мы им воспользуемся.
Эмили поднялась с кресла.
— Но ведь сейчас только девять.
Моран легонько дотронулся до нее.
— Возможно, нам придут в голову и другие приятные мысли, как убить время.
Эмили ответила на его поцелуй.
— Прошу тебя, только не сейчас… Только не сегодня вечером, Дэн.
Моран рассмеялся.
— Как хочешь. Ты здесь хозяйка. И ты действительно завтра утром расскажешь Тайеру, что мы с тобой здесь выдумали?
— Обязательно! В самую первую очередь!
— Молодец девчонка! А потом, когда ты сменишь мне повязку… — Да?
— Я хочу, чтобы ты затянула мне рану как можно туже.
Эмили принесла все необходимое для перевязки-и разложила на' ночном столике. Потом принялась за рану.
— Но почему… почему я должна тебя перевязать сегодня крепче обычного?
— На тот случай, если мне придется быстро сматываться, — с неподдельной горечью усмехнулся Моран. — Если мне придется удирать от полиции, я не хотел бы останавливаться для того, чтобы поправить повязку.
Эмили так и передернуло от страха.
— Но ведь подобного… просто не может произойти!..
Обе его раны заживали. Каждый раз когда она их промывала и меняла бинты, она видела, что края их постепенно затягиваются. Скоро вообще останутся только рубцы.
Закончив перевязку, она на этот раз трижды вокруг тела туго облепила Дэна лентой лейкопластыря, как он того хотел.
Отлично! — Моран полюбовался ее работой, посмотревшись в зеркало шкафа. — Такая выдержит все, что угодно. — Он отнес медикаменты обратно в ванную, вернувшись, принес четыре таблетки снотворного и стакан с водой. — Две для тебя и две для меня. Пошли, проглотим их, и через двадцать минут ты окажешься в стране грез.
Не возражая, Эмили взяла таблетки, а Моран тем временем начал разбирать постель.
— Теперь остается только снять халат и быстро в постель.
Она позволила ему снять с себя халат и бросить на подоконник.
— А ты разве будешь спать в другой комнате?
Моран присел рядом с ней и начал теребить мочку ее уха.
— Поскольку я знаю твой характер, наверное, это будет самое лучшее. Эмили была тронута его покорностью. Она до сих пор так и не сумела до конца определить чувства, которые испытывала к нему. Не знала порою, как относиться, держать себя с ним в тот или иной момент. Дэн был для нее одновременно и супругом, и любовником, и ребенком.
Моран заботливо подвернул одеяло, чтобы было удобно, и поцеловал ее.
— До завтра, дорогая. Свет выключить?
— Да, пожалуйста. ‘
Когда он ушел, Эмили еще долго прислушивалась к шуму ветра за окном. Он усиливался, превращаясь временами почти в штормовой.
Ветви деревьев, ближнйх к дому, стучали и скребли по стенам, оконные стекла в рамах дребезжали. И, казалось, весь старый дом скрипел и стонал.
Но при закрытых окнах в комнате стало невыносимо душно. Простыня сбилась, подушка казалась слишком жесткой. Эмили, словно в страшном сне, чудилось, будто ее насильно заперли в комнате со зловонным воздухом, где она непременно задохнется. И* в полусне, полуреальности она испытывала такую жалость к самой себе! И это после всего, что она сделала для Дэна! Мог бы, по крайней мере, подержать ее в своих объятиях, пока она как следует не уснула…
Повинуясь внезапному порыву, Эмили соскочила с постели на пол и направилась к желтой полосе света, проникавшей из соседней комнаты.
Дэн сидел, облокотившись спиной о подушки большой двуспальной кровати, и читал спортивный раздел газеты.
Увидев Эмили, не удивился.
— Что случилось? Не можешь заснуть?
— Угу.
Он молча показал ей рукой на постель, приглашая присесть.
— Но только ты должна знать, что в таких случаях происходит…
Эмили кивнула с таким чувством, будто она, заведомо осведомленная обо всем, влезала в ловушку.
К десяти утра буря поутихла, а к полудню о ней напоминали лишь отдельные лужи в низких частях Ли-стрит да поломанные листья пальм.
Эмили сидела на переднем сиденье машины Хи Тайера, держа в руке молитвенник и смятый носовой платок, а два помощника шерифа и агент ФБР, с которым она уже успела познакомиться в аптеке, обыскивали бензоколонку Харриса.
Еще утром Дэн настоял, чтобы она пошла в церковь. Для отвода глаз, разумеется, она должна была сегодня показаться во всех местах, где бывала обычно. И, кроме того, действовать более решительно.
Глаза у Эмили горели, во рту пересохло от принятых с вечера таблеток. Проснувшись рано утром, она с удивлением увидела, что Дэна рядом нет. Чего только она не успела передумать, пока он не вернулся с веранды, весь промокший, объяснив, что просто ходил подышать свежим воздухом.
Тем не менее сейчас у нее было бы спокойнее на душе, если бы она не послушалась советов Морана и не говорила бы с Тайером. Толстячок с заправочной станции был удивлен и оскорблен, когда понял, что попал под подозрение полиции. Но, поскольку Харрис был невиновен, он — так объяснил Дэн — мог ничего не бояться.
Тайер, стоя рядом с Харрисом, пытался смягчить неприятную ситуацию, разыгранную с подачи Эмили, но не ведавший о том ни сном ни духом.
— Вы же сами должны понять, Сэм, — говорил он, — это простая формальность.
— Я все, конечно, понимаю, — уверял в свою очередь прокурора хозяин бензоколонки. — Ведь как-никак Гарри-то нашел я. — Толстяк приподнял свою шляпу и вытер пот, бегущий струйками с лица, носовым платком. — Могу ли я, в свою очередь, задать вам вопрос, мистер Тайер?
— Конечно.
— Скажите, кто меня оклеветал? От кого исходит предложение обыскать мою бензоколонку?
Тайер пытался не смотреть на Эмили. Вместо этого он сделал вид, будто его заинтересовало, как агент ФБР Иган, стоявший на высокой стремянке, обследует верхние полки с запасными частями.
— Не иначе, конкуренты, которые дальше по шоссе? Ведь так? — предположил Харрис. — Знаю, у Синклера я как бельмо в глазу. Но ведь вы должны понять, что бензоколонка принадлежит мне, и я распоряжаюсь ею по своему усмотрению. Могу, если захочу, даже сдать ее в аренду. А Синклер утверждает, что я мешаю его бизнесу.
— Нет, — сказал Тайер, — это исходит не от Синклера. Ведь мы ведем следствие уже восемь дней, а не сдвинулись с места ни на шаг. Поэтому и решили начать все расследовать с самого начала.
— Вы что, собираетесь обыскивать каждую лавку на улице?
— Конечно, если возникнет такая необходимость.
Харрис заметно успокоился.
— Ну, тогда все не так страшно. Запутанное дело, не правда ли?
— Действительно запутанное, — согласился Тайер. — И мы пришли к выводу, что это дело рук кого-то из местных.
— Тот, кто провернул эту штуку, дьявольски умен, — с пониманием заметил Харрис. — Выбрать именно день, когда все в лесу на празднике. А потом еще этот побег из тюрьмы… И то, что случилось с Мей Арнольд и Джеком Хайесом, — все это, конечно, еще более запутывает дело. Но, как бы то ни было, нам остается одно утешение…
— Какое же?
— Мальчики-то выполнили свой долг. Я имею в виду Уайта и Филипса.
— Это верно.
— А о двух других пока ничего не известно?
— Ничего. Говорят, что Тейлора вроде видели в Майами. А Моран вообще исчез бесследно.
— Оба были осуждены на долгий строгий режим, не так ли?
— От десяти до двенадцати лет Принудительных работ.
Харрис снова надел свою шляпу.
— Их можно понять. Я имею в виду побег. Знали ведь, что терять им нечего.
— Морану и Тейлору — конечно, — ответил Тайер. — Мы почти уверены, что они были зачинщиками и, вероятно, убили Мэрфи. Каторжная тюрьма — это не страна с молочными реками и кисельными берегами, но она все же лучше камеры смертников.
— Целиком с вами согласен, — закивал Харрис. — Уж если кто и заслуживает электрического стула, так это Моран. Как-то водитель тюремного грузовика заправлялся на моей бензоколонке. Помню, в школе как раз уже начались уроки. Так послушали бы вы, какие грязные слова срывались с его языка в адрес бедных школьниц! Свиньи, а не люди.
У Эмили улетучились остатки сочувствия к Харрису, поскольку лишь одна она знала правду. Любая история приобретает тот или иной оттенок в зависимости от рассказчика. Она-то ведь помнит, как Мэрфи ударил Дэна прикладом, — и лишь за то, что тот осмелился всего-то сделать ей комплимент.
Подъехал новый клиент, и Харрис, как хороший хозяин, сразу же попросил извинения. Тайер сел в машину рядом с Эмили, раскурил сигарету и протянул ей.
Но она лишь еле заметно покачала головой.
— Нет, спасибо, что-то не хочется.
Тайер глубоко затянулся.
— Не хочу казаться неблагодарным, дорогая. Попав в тупик — подумать только, ведь прошла целая неделя, — я, конечно, благодарен тебе за эту подсказку. Но скажи, черт возьми, что заставило тебя заподозрить именно Харриса?
Эмили ответила осторожно, подбирая слова:
— Я его не подозреваю. Просто… просто ты уже испробовал все и пока ничего не достиг, никаких результатов. А он относится к тем немногим, которые в тот день оставались в городе. И, по-моему, есть немало оснований подозревать его: он спокойно мог убить Гарри Миллера, взять деньги, а потом сделать вид, будто случайно наткнулся на труп.
Какое-то время Тайер лишь молча курил.
— Все так, — наконец сказал оц. — Кроме одного: не похоже, что это сделал он, ведь Харрис — набожный христианин.
Не задумываясь долго над аргументацией, Эмили выпалила:
— Как и тот декан, которого ты представил перед судом за изнасилование двенадцатилетней девочки!
Тайер недоверчиво взглянул на нее.
— Откуда ты знаешь об этом случае? Ведь ты тогда была в Нью- Йорке. А поскольку речь шла о несовершеннолетней, в газетах об этом ничего не сообщалось.
Эмили отнеслась к своему промаху с подчеркнутым равнодушием:
— Не помню, кто мне об этом рассказал. Возможно, Бесси. Или кто-нибудь из женского союза. Но ты должен признать, что у Харриса была возможность ограбить банк…
— Если посмотреть на это формально, то да, была. Но вот процедура обыска у него наверняка будет стоить мне порядочного количества голосов на следующих выборах.
Эмили пригладила свою юбку.
— Да, у меня возникли такие мысли, и я… поделилась ими с тобой. Но отсюда вовсе не следовало, что ты обязан был что-то предпринимать. Я просто хотела тебе помочь.
— Повторяю, я очень благодарен тебе. — Тайер посмотрел на помощника шерифа и Игана. Мужчины работали не за страх, а за совесть. Теперь они осматривали полки хозяйства Харриса, где были сложены смазочные и чистящие средства, тщательно проверяли каждый закоулок, снимая подряд все канистры и коробки.
Тайер погасил сигарету.
— Давай лучше поговорим о другом. Что ты думаешь о нас с тобой?
Эмили насторожилась:
— О чем это?
— Мы же собирались пожениться.
— Но ведь ты решил отложить бракосочетание на какое-то время.
— На определенное. Верно? Просто я решил дать тебе передохнуть после этой трагедии. — Тайер взял руку Эмили в свою, стянул с нее перчатку и стал легонько сжимать ее пальцы. — Ну так как насчет срока нашей свадьбы?
Эмили сама себе удивлялась. Несмотря на страсть к Дэну, Хи все еще продолжал ей нравиться. И даже очень. Возможно, даже больше, чем раньше. Он был такой порядочный, терпеливый, надежный. И стал бы, она уверена, примерным супругом. Судя по всему, он будет сильно оскорблен, когда узнает всю правду. Она не представляла, что сказать теперь в ответ на его настойчивость, но не могла и откладывать — иначе у Тайера наверняка возникнут подозрения. Поэтому облегченно вздохнула, когда услышала голос агента:
— Мистер Тайер! Подойдите-ка сюда на минуту!
Хи отпустил руку Эмили.
— Подумай над моими словами.
Когда он вышел из машины, Эмили тотчас натянула перчатку на руку. Какими чудесными ни были ее ночи с Дэном, ей уже хотелось, чтобы их и вовсе никогда не было. Перед Хи и своими друзьями она чувствовала себя отъявленной потаскушкой. Чтобы отвлечься от этих нерадостных мыслей, она вышла из машины и направилась в тень, под навес бензоколонки.
Агент ФБР стоял на самой верхушке стремянки.
— Поднимитесь ко мне, мистер Тайер, — попросил он. — Мне хотелось бы, чтобы вы взглянули сюда и сказали, видите ли вы то же самое, что и я.
Тайер поднялся по стремянке.
— Похоже, это пакет, завернутый в газету, — неуверенно протянул он.
— Я тоже так думаю, — ответил Иган.
Он вытянулся, насколько мог, и с помощью сломанной антенны выудил пакет из глубины полки, сбросив его на пол. Оба спустились со стремянки.
Эмили уставилась на пакет. Его размеры показались ей удивительно знакомыми: двадцать сантиметров длины, шесть с половиной ширины и не более чем два с половиной сантиметра высоты.
Иган вытер руки тряпкой.
— Если там находится то, что я думаю, вам дали верный совет, мистер Тайер. Я… — Он замолчал, поскольку Харрис уже обслужил своего клиента и быстро возвращался к ним.
— Что случилось?
— Это вы нам объясните, Сэм, что находится в этом пакете.
— Откуда мне знать? Я его никогда не видел! — раздраженно ответил Харрис.
Тайер кивнул Игану:
— Разверните!
Пакет был перевязан толстой бечевкой. Иган, присев на корточки, перерезал перочинным ножом бечевку и развернул оберточную бумагу. Перед ними оказалась пачка новеньких стодолларовых банкнот, скрепленных лентой, на которой было написано: «Первый национальный банк. Хевитт. Пять тысяч долларов».
— Не может быть! — сдавленным голосом выкрикнул Харрис.
А в это время агент ФБР аккуратно выложил пачку банкнот на чистый носовой платок и поднялся с пола.
— О’кей! А теперь выкладывайте все, что знаете, Харрис! — холодно сказал он. — Где остальные деньги?
— Откуда мне знать? — испуганно пролепетал хозяин бензоколонки. — Поверьте, мистер Иган, я не грабил банка! И не убивал Гарри Миллера! Ведь он был моим другом!
— Как же в таком случае у вас оказались эти деньги?
— Понятия не имею!.. Честное слово!
— Не спускайте с него глаз! — скомандовал Тайер одному из помощников шерифа, потом прошел внутрь бензоколонки и снял трубку телефона. Вернувшись, сообщил: — Шериф с подкреплением едет сюда и будет через несколько минут. И тогда мы основательно обыщем ваше логово. Если же ничего не найдем, обыщем дом.
У Харриса был такой вид, будто он вот-вот расплачется.
— Нет, нет! Вы не можете так поступить! Я не знаю, как попали сюда эти деньги! И я не убивал Гарри Миллера! Он был моим другом! — без конца повторял он одно и то же.
Шериф и несколько полицейских прибыли менее чем через десять минут. Чуть больше понадобилось для того, чтобы слух о найденных деньгах, словно огонь на пожаре, распространился по городу. Вскоре у бензоколонки собралась толпа возмущённых-горожан, застопорив движение на перекрестке. Шерифу даже пришлось отрядить пару полицейских, чтобы ликвидировать пробку и организовать движение в объезд.
Эмили вернулась в машину Тайера и оттуда вела наблюдение за происходящим. Теперь ей было совсем не жаль мистера Харриса: нельзя жа- ' леть человека, который решился убить своего друга из-за денег.
Если бы она только могла сказать Тайеру всю правду! Ведь теперь совершенно ясно, что Дэн не преступник. Его оговорили понапрасну. А кроме всего прочего, у него светлая голова. Не имея практически нйкаких фактов, запертый в двух комнатах, он своим умом дошел до того, чего не смогла решить вся полиция, прокуратура и ФБР. Если он начнет новую жизнь, ему все должно удаваться — все, что он ни предпримет. И она уж позаботится о том, чтобы он получил этот шанс.
В час восемнадцать минут один из чиновников обнаружил еще пятьсот долларов, ловко спрятанных в одну из покрышек. Больше на бензоколонке ничего не нашли, но двадцать, минут спустя, воодушевленный первыми находками, один из агентов опрокинул бочонок с машинным маслом, и, когда масло вытекло, на дне обнаружил пистолет 38-го калибра.
Шериф и Иган присели перед оружием на колени.
— Что вы на это скажете? — только и спросил Иган.
Тайер вынул из кармана, карандаш и, сунув его в ствол, поднял пистолет.
— Могу сказать, что нам крупно повезло. Это — самая ценная находка! Разумеется, масло не позволит нам определить отпечатки пальцев, но специалисты по баллистике скажут все, что нужно..
Новость о том, что нашли еще и орудие убийства, тоже распространилась очень быстро, и настроение любопытной толпы довольно резко изменилось. Теперь она была воистину взбешена. Все в городе знали Гарри филлера, все его любили. И поэтому некоторые женщины даже стали угрожать Харрису расправой. А другие бросились к дому вдовы Миллера, чтобы поскорее сообщить ей о поимке убийцы ее мужа.
Мужчины были попрактичнее и уже поговаривали о линчевании. Шерифу пришлось пригласить пожарную команду и объявить, что немедленно разгонит всех собравшихся водой из брандспойтов.
Эмили в этот момент почувствовала нечто вроде жалости к мистеру Харрису. Его розовощекое лицо покрылось пятнами. И он все продолжал твердить: «Я не грабил банка! Я не грабил. Я не убивал Гарри! Поверьте мне, поверьте…»
Еще Эмили заметила, что Хи Тайер вернулся к машине и посмотрел на нее каким-то странным взглядом.
— Почему ты так глядишь на меня, Хи? — спросила она.
— Да так, появились кое-какие мысли, — ответил он тихо.
— Мысли? Какие мысли?
— Мысли насчет того… хорошо ли я тебя знаю.
Глава 10
В бюро прокурора все шло как обычно. Угнетающее дневное солнце и высокая влажность, оставшаяся от ночного ливня, еше более усилили запах гнилости, табачного дыма и отбросов.
Постоянно звонили телефоны, входили и выходили помощники шерифа и чиновники из городской полиции. Судья Винсон чинно восседал на том же стуле, что и в ночь массового побега заключенных, и делал обычные саркастические замечания. Шериф сновал между своим бюро и бюро Хи Тайрра.
«Машина юстиции», — так называет ее Дэн, подумала Эмили и поморщилась.
Сам Харрис по-прежнему упорно отказывался признаться, что ограбил банк и убил Гарри Миллера. Тем не менее все улики свидетельствовали против него. Эксперты по баллистике точно установили, что убийство было произведено именно из найденного у него револьвера.
Харрис уверял всех, что произошла какая-то нелепая ошибка. Но шериф Кронкайт распорядился запереть его в камеру и вызвал на допрос миссис Харрис.
Эмили искренне жалела эту женщину. Вначале та настолько растерялась, узнав об аресте супруга, что не смогла произнести и слова. Но когда первый шок прошел, она внезапно разрыдалась и стала кричать: «Он не мог этого сделать! Не мог! Сэм никогда не решился бы на такое!»
Но нашлись люди, которые думали иначе. В долгие послеполуденные часы масса людей перекочевала от бензоколонки к зданию суда и распоясалась окончательно. Тогда «машина юстиции» приняла решение просить губернатора штата, чтобы он прислал подмогу для наведения порядка. Но Хи Тайер отговорил власти предпринимать подобные меры — он считал, что появление национальной гвардии только усугубит положение. В конце концов пришли к мнению, что с беспорядками управится собственная полиция.
Эмили хотелось поскорее вернуться домой к Дэну. Тем не менее она заставила себя принять приглашение Хи поужинать с ним в «Кантри-клубе» — этим она хотела наверняка отвести от себя подозрения, которые вызвала у него своими предположениями о возможном убийце. Ужин прошел в довольно мрачной атмосфере. Оба почти не проявили интереса к еде. Хотя Хи и предложил на какое-то время забыть об ограблении банка, Гарри Миллере и Сэме Харрисе, их разговор постоянно вертелся вокруг этой темы. Кроме того, Эмили интересовали возможности, которые открывались перед нею и Дэном в связи с арестом Харриса. Да, Дэн во многих отношениях был прав: с арестом хозяина бензоколонки полиция уже не могла продолжать вплотную заниматься беглыми каторжниками. Представители закона получили кость, которую могли теперь обгладывать со всех сторон. Они так старались доказать вину Харриса, что совсем забыли о двух еще не пойманных беглецах.
Шериф выразил общее мнение:
. — Думаю, мы на какое-то время можем забыть о Тейлоре и Моране. Рано или поздно все разно их схватим — вопрос времени. У них нет ни цента за душой, а оба заключенных любили сладкую жизнь — особенно Моран. Он так падок на баб и спиртное, что наверняка где- нибудь скоро даст о себе знать. А наши коллеги узнают его по приметам и вернут нам.
Эмили теперь от всего сердца желала одного: чтобы все эти проделки Дэна в прошлом действительно там и остались. Ему ведь теперь не нужна никакая девчонка — она целиком в его распоряжении. А с ее деньгами да еще в чужой стране не появится надобности совершать что-то противозаконное. Она обязательно возьмет с него слово, чтобы это никогда впредь не повторилось.
Когда ужин закончился и оба спустились к машине, Хи спросил, не позволит ли она отвезти ее домой.
В свете колеблющегося язычка пламени зажигалки Эмили испытующе посмотрела в его лицо — Хи как раз закуривал сигарету. Было видно, что события минувшего дня чрезвычайно его взволновали. А когда мужчины взволнованны, у них, как правило, существует одна отдушина для выхода подобных чувств. Во взгляде Хи на этот раз тоже можно было прочесть все без слов.
— Нет, только не сегодня, прошу тебя, Хи, — попросила она. — Я слишком устала. Кроме того, моя машина стоит перед зданием суда.
Хи Тайер помог ей сесть в машину. И молчал, пока они добирались до главной улицы.
— У тебя все в порядке?
— Конечно, почему ты постоянно этим интересуешься? — спросила Эмили.
— Ты изменилась в последнее время.'
— А ты ведешь себя как ребенок.
— Возможно, — ответил Тайер с ноткой печали в голосе, останавливаясь рядом с машиной Эмили.
— Ты обещаешь подумать, когда нам назначить день свадьбы?
— Да, конечно.
Его рука скользнула на ее колено, и Эмили почувствовала, как у нее от этого прикосновения мурашки поползли по спине. С трудом ей удалось подавить вопль. Она резко сказала:
— Прошу тебя, не надо!
— Почему? — обиженно спросил Тайер.
Эмили показала на скверик перед зданием суда, в котором все еше толпился народ.
— Нас могут увидеть, — тихо сказала она.
— Будь по-твоему. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Хи.
Эмили вышла без его помощи из машины и посмотрела, как он, дав задний ход, развернулся и поехал к стоянке. Она провожала его машину взглядом до тех пор, пока вовсе она не исчезла из виду, а потом увидела, как он входил в здание суда.
Хи был оскорблен в своих лучших чувствах, и его трудно было корить за это. Он не был глупцом и, судя по всему, должен был подозревать, что между ним и Эмили в последние дни возникло какое-то отчуждение. Ни одна нормальная женщина не позволит сегодня относить себя на руках в спальню, а через пару дней запретить самую невинную нежность. Ни одна, согласившись на брак, не может раздражаться от простого прикосновения к ней.
Видимо, в Эмили и в самом деле что-то резко изменилось за эту неделю. Внезапно в ней проснулось то же чувство, что и в прошлую ночь, когда она вошла в комнату Дэна. Теперь, когда она могла спокойно ехать домой, она вдруг почувствовала себя попавшей в западню.
Эмили села за руль, но клйча зажигания не вставила. Каким-то образом она должна вывезти Дэна из города. Так почему бы это не сделать сегодня ночью? Она открыла сумочку и вынула оттуда объявление о розыске. Один Бог знает, сколько таких объявлений шериф разослал по стране. И на каждом\из них фото Дэна! Правда, не очень удачное, но тем не менее его фото. И надпись.
' Эмили начала читать ее:
«… рост 180 см, вес — около 77 кг, блондин, правильные черты лица, 20 лет. Шрамов и других особых примет не имеет. Предположительно вооружен. При аресте может оказывать сопротивление…»
Ни вес, ни рост изменить было невозможно. Как невозможно изменить и цвет глаз. Крошечные усики, которые он отрастил за это время, делали его немного старше. И в его власти было изменить цвет волос.
Эмили нажала на педаль газа и проехала мимо толпы людей. Несмотря на дневную жару, группа молодых парней разожгла костер. Все что-то оживленно обсуждали. Похоже, в Хевитте стало попахивать судом Линча.
Эмили остановилась перед аптекой, купила лак для ногтей, зажимы для волос и пудру, которой вообще не пользовалась. Потом, словно внезапно вспомнив, купила маленькую бутылочку с черной краской для волос. Завтра утром, наверное, весь город будет знать, что Эмили Хевитт решила изменить цвет своих волос.
Когда продавщица протянула ей чек, то спросила:
— Вы думаете, там начнутся неприятности, мисс Хевитт? Я имею в виду — перед зданием суда?
— Надеюсь, что нет, — искренне ответила Эмили.
— А может, все-таки начнутся? — с надеждой спросила девушка. — Я уже знаю, как умирает человек после несчастного случая, но как линчуют — еще никогда не видела.
— О таких вещах даже думать грешно! — резко бросила Эмили и поспешно пошла к машине.
А когда наконец добралась до дома, то была несказанно рада. Чтобы избежать столкновения с Бесси, въехала в подъездные ворота и прошла в дом через главный ход. Бесси иногда могла быть очень опасной — когда на нее находило. А в Дэне Моране она видела-только плохие стороны его характера.
Мысли Эмили буквально бурлили в голове. Пока в городе царят эта суматоха и эта неразбериха, ночное время — несомненно, наиболее благоприятное для побега, считала она. Дэн должен исчезнуть из города именно сегодня ночью. Да и рана его почти зажила.
Но прежде чем ехать с ним в Майами, может быть, правильнее будет отвезти его к отцу в Чарлстон. А когда он почувствует себя в совершенной безопасности, она сможет сама съездить в Майами и подготовить их побег в Центральную или Южную Америку.
Сегодня днем ей удалось узнать, что Том Дойль по-прежнему на своей яхте выходит из Майами в открытое море. Если его заинтересуют деньги, он, возможно, отважится на поездку в Чарлстон, а оттуда — в Гавану. Этим самым они смогут избежать риска быть опознанными дорожной полицией.
Разумеется, они с Дэном должны будут расстаться на несколько дней. Но эта разлука пойдет обоим на пользу. Если их взаимная привязанность была лишь стремлением к физической близости, то они легко переживут разлуку. Это будет чем-то вроде проверки — тем более, что она всерьез рассчитывала связать свою жизнь с Дэном до конца дней своих.
Окна в ванной были закрыты, и оба умирали от жары. Моран никак не мог усидеть на месте, пока она красила ему волосы.
— Ну, разве я был не прав? — с видом превосходства повторял он, намекая на свою проницательность.
Эмили же сосредоточила свои мысли на том, что делала.
— Просто удивительно, как ты об этом догадался!
— Значит, шесть тысяч долларов — в пакете на полке, и пятьсот. в старой покрышке?
Эмили уточнила одну деталь, которую он не перечислил:
— А оружие — в бочке с машинным маслом.
Моран рассмеялся.
— И люди перед зданием суда собираются его линчевать?
— Пока еще нет, — ответила Эмили. — Пока они только дерут глотки и пытаются забросать окно его камеры гнилыми пдмидорами.
— Наверное, они все-таки вздернут его.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Вдруг Моран обвил ее бедра руками.
— Ты у меня отличная девчонка. Конечно, мысль эта пришла в голову мне, и тут ты права, но ведь ход-то делу дала ты. Если бы прокурор тебя не послушал, Харрис был бы все еще на свободе. Да, кстати, он все еще не сознался? И не хочет говорить, куда спрятал остальные денежки?
— Да.
— Ну, все равно! Рано или поздно они где-нибудь выплывут.
— Где же?
Моран все еще ухмылялся.
— Ответить на твой вопрос мне уже не дано. — Он притянул ее к себе. — Но как бы то ни было, у полиции есть за что зацепиться, и они выбьют признание из мистера Харриса.
Он потерся подбородком о ее живот, и Эмили поругала его:
— Как же. я могу красить тебе волосы, если ты все время вертишься! Кроме того, краской пачкаешь мне платье.
— Так сними его.
Какое-то мгновение она была в нерешительности, а потом последовала его совету. Как-никак, а платье сшито на заказ и стоило не-> сколько сотен долларов. Вернувшись в ванную в одной нижней юбке, она’ критически осмотрела свою работу. Моран, светлый, нравился ей* намного больше. Черная окраска делала его каким-то чужим.
Моран снова дотронулся до нее, и Эмили огрызнулась..
— Не надо, Дэн! Неужели тебе не о чем больше думать? Ну, о чем- нибудь другом?
— Когда ты рядом — не могу.
. — По крайней мере попытайся! — Эмили пренебрежительно поморщилась и подкрасила оставшиеся светлые пряди. Потом вымыла щетку и спрятала ее в медицинский шкафчик. Теперь Дэну нужно подыскать что-нибудь из одежды, ведь не может же он предстать перед своим отцом в пижаме.
— Значит, уже решено, что отсюда мы едем в Чарлстон?
— Я считаю, так будет лучше. Полиция уверена, что ты подался на юг.
— Почему?
— Да я же тебе говорила: там видели Тейлора.
— Правильно. — Рука Морана снова начала свое путешествие по ее телу, и Эмили резко ударила по ней.
— Я говорю серьезно, Дэн. Если это все, что есть между нами, то мы очень бедны в своих чувствах?
— А кто приходил ко мне вчера ночью?
— Так то вчера…
Эмили прошла в комнату для гостей и открыла дверцу стенного шкафа. Блаженной памяти лейтенант Хаббард не имел никаких родственников, и военно-воздушные силы после его гибели отправили все его вещи ей, вдове. Три гражданских костюма и один военный Эмили содержала в полном порядке. Теперь она была рада, что сохранила эти вещи. Размер Дэну вполне подходил. Она предоставила ему на выбор:.
— Какой из них наденешь?
Моран снял с вешалки форму.
— Что ты скажешь насчет этого? Если я со своими черными волосами да надену еще военную форму?.. И не удостою взглядом ни одного копа в таком виде!..'
Сама не зная почему, Эмили почему-то хотела, чтобы Моран выбрал гражданский костюм. И тем не менее он-был прав: военная форма — отличная маскировка. Офицеры военно-воздушных сил — нередкие гости в этом районе. Кроме того, в. ее письменном столе до сих пор лежал бумажник Эверетта с его документами. Если они случайно наткнутся на проверку, Дэн может заявить, что он ее супруг, и предъявить документы Хаббарда.
— Ну, что ж, тем лучше, — решила она. — Форменные веши — рубашки Эверетта, галстуки и всякие другие мелочи в среднем ящике комода.
Моран открыл полку для шляп и был приятно удивлен, обнаружив там кольт 45-го калибра.
Привычным движением он оттянул затвор.
— Очень рад, что эта штучка попала мне в руки. Без оружия я чувствую себя голым, пусть даже и в шубе.
Эмили быстро повернулась к нему:
— Прошу тебя, Дэн…
Но тот как ни в чем не бывало продолжал манипулировать оружием.
— О чем ты просишь, Эмили?
— Оставь его здесь. Мне кажется, оружие и так уже принесло тебе достаточно много неприятностей.
Моран нахмурился.
— Не глупи, детка. Я ведь не стану пускать его в ход, если меня к этому не принудят. Но одно заявляю тебе сразу: ни один коп не заполучит больше живым Дэна Морана! Дакая жизнь мне — поперек горла!
Эмили хотела было возразить, но тут услышала, как кто-то, вероятно, Бесси, стучит в соседнюю комнату. Она подошла к двери, спросила:
— Да! В чем дело?
Бесси взволнованно доложила:
— Только что звонил Хи из своего кабинета. Просил тебя предупредить, что неподалеку отсюда небольшая заварушка. И еще: чтобы ты не выходила из дома.
Эмили открыла дверь.
— Какая" заварушка?
— Он хотел переправить Сэма Харриса с шерифом из здания суда в тюрьму, потому что толпа становилась все опаснее и опаснее. Но когда они вышли черным ходом, их там ждали друзья мистера Миллера. Они буквально вырвали Харриса из рук шерифа, затолкали его в машину и теперь собираются повесить на опоре моста.
Эмили прижала руки к груди.
— Не может этого быть!
— А почему полиция не стреляла в людей? — поинтересовался Моран.
Бесси объяснила ему положение дел:
— В нашем городке все в какой-то степени связаны родственными узами. А кому, скажите, приятно убивать своего родственника? Но все равно мистер Хи пытается говорить с ними.
Эмили покачала головой.
— "На кровожадных линчевателей разумные доводы не подействуют. Возвращайтесь вниз, Бесси, и оставайтесь дома.
— Слушаюсь; мэм.
Когда Бесси ушла, Эмили заперла дверь. Выйдя на освещенную верхнюю веранду, она перегнулась через перила и стала всматриваться в темноту мягкой, ласковой ночи. То, что она увидела, буквально повергло ее в ужас. Первозданную тишину нарушили резкие звуки. К дому приближалась толпа, вернее, колонна людей. Так Эмили показалось сначала. Но это, как оказалось, были нелюди: вереница машин, из которой доносилась дикая какофония звуков. Сквозь них можно было уловить, если внимательно прислушаться, беспорядочную мелодию собачьего вальса. Поистине страшное зрелище! Ведомая ненавистью и жаждой убийства, колонна напоминала извивающееся длиннохвостое чудовище с красными мерцающими огоньками сотен глаз, которое растянулось от здания суда до самой реки.
— Приятная картинка, не так ли? — раздался позади нее насмешливый голос Морана.
— Ужасная!.. — вздрогнула она.
Судорожно вцепившись в перила, Эмили видела, как первый автомобиль остановился на мосту. Из него^вышли четверо, волоча за собой пятого. В ярком свете фар жесты вышедШих отчетливо можно было разглядеть: они казались судорожными конвульсиями фантастических марионеток, которые кто-то дергал за невидимые нити. Подъезжали другие машины, из них выходили другие марионетки, и одна из них, кинувшись к опоре моста, перекинула через нее веревку.
Люди на мосту были в постоянном движении, шевелились, поднимали и опускали головы, словно игрушечные солдатики. И наконец появилась еще одна, такая же крошечная фигурка, которая попыталась пробиться к месту казни и вырвать из рук четырех их жертву.
Послышался вопль, разорвавший тишину: это был голос Сэма Харриса: '
— Послушайте, ребята! Что вы делаете? Опомнитесь! Я не убивал Гарри Миллера, клянусь вам!
Ни расстояние, ни влажный воздух не смогли приглушить звериного крика боли, который последовал за этим… Потом Эмили увидела, как нетерпеливые руки набросили веревку на шею толстяка. Раздалось несколько залпов — это полицейские пытались устрашить и сдержать толпу, стреляя поверх голов.
Отчаянье сдавило горло Эмили. Ее рот пересох от страха, дышала она с трудом, движение каждой мышцы причиняло боль. И вдруг она почувствовала у себя на плечах руки Морана.
Не отрывая глаз от толпы линчевателей, запротестовала:
— О, прошу тебя, не надо, Дэн! Прошу тебя, не надо! Не теперь!..
Но поскольку каждый ее нерв был до предела натянут, он просто взял* ее на руки, отнес в комнату и бросил на кровать.
Видимо, в этом новом для нее мире, куда она так бесстрашно вступила, был лишь один ответ на все вопросы и сомнения. Не существовало ни правых, ни виноватых, были лишь Мужчина и Женщина. Страсть и Желание. И в конце концов ей стало совершенно безразлично, что делают марионетки там, на мосту, просто орут или подвешивают на опору несчастного Сэма Харриса.
Часа два спустя толпа на мосту стала заметно редеть. От ненависти и насилия, буквально разрывавших ее совсем недавно, остался, пожалуй, лишь обрезанный кусок веревки, раскачивающийся на ветру в ночи. Бросив в окно взгляд и удостоверившись, что подъезды к мосту свобод- ны, Эмили мгновение помедлила, а потом распахнула дверь в спальню.
Моран занимался упаковкой вещей.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил он. — Давай поспешим, пока город еще спит и никого нет на улицах.
Эмили провела пальцем по его груди.
— Как я стыжусь себя… Ведь не только это связывает нас друг с другом, скажи? А, Дэн?
Моран поцеловал ее в кончик носа.
— Утенок…
— Я нужна тебе не только для удовлетворения желаний?
— Конечно нет.
— И ты меня любишь?.
— Конечно.
— И мы поженимся в Гаване?
’ — Если доберемся до нее.
Эмили вздохнула и открыла входную дверь. Провожая его в неизвестность, она должна была бы казаться взволнованной, но почему-то не чувствовала ничего подобного. Только усталость и печаль. Вся история оказалась много сложнее, чем представлялась раньше. Спрятать беглеца не так-то просто. А сейчас ей самой уже предстоит включиться в игру с полицией, очень напоминающую «кошки-мышки».
По дороге из Хевитта в Чарлстон могло произойти все, что угодно. Да и на пути в Майами, из Майами в Гавану, из Гаваны — в Южную Америку тоже. Она не только ставила на карту свою репутацию, но и рисковала собственной свободой. Ведь если ее увидят в машине вместе с ним, то и деньги не спасут. Ее просто объявят его соучастницей, причем, соучастницей в преступлениях, и бросят в тюрьму.
— Быстрее! Быстрее! — торопил тем временем Моран. — Надо сматываться. Я вздохну свободно только тогда, когда мы будем отсюда уже милях в двухстах.
— Конечно, — согласилась Эмили. — Извини меня. Я только немножко…
— Боишься?
— Да.
Она вернулась к письменному столу и вытащила из нижнего ящика бумажник с документами Эверетта. Правда, они были трехлетней давности, но не очень тщательную проверку наверняка выдержат. Эмили подала бумажник Морану, застегнула на нем военный китель, попросила:
— А теперь подожди меня на веранде.
— Зачем? Что ты еще хочешь?
— Сказать Бесси, что мы уезжаем.
— Это обязательно?
— Если она завтра обнаружит мое отсутствие, то сразу сообщит об этом в полицию.
Моран выключил настольную лампу и пошел к двери.
— Умница ты у меня! Но на твоем месте я не стал бы говорить, куда мы едем.
— Почему?
— Твой любопытный дружок наверняка вскоре явится сюда, чтобы узнать твое впечатление от суда Линча. И когда Бесси скажет ему, что ты уехала в Чарлстон, он сложит два плюс два — и в результате окажется, что у нас на хвосте будет столько копов, что мы вряд ли сумеем всех перестрелять.
— Ты не должен так говорить, Дэн.
— Я, в отличие от тебя, просто трезво смотрю на вещи.
Эмили прошла на кухню. Бесси еще не спала и сидела на стуле, уткнувшись в свою Библию. Увидев Эмили, тотчас в недоумении вскочила.
— Что означает все это… когда люди должны спать?
Эмили сделала глубокий вздох и такой же медленный выдох.
— Перевезу мистера Морана в другой тайник.
— Ты хочешь сказать, что он отсюда навсегда исчезнет?
— Да.
Бесси перевернула Библию и положила ее на стул.
— О, Боже мой! В который раз я убедилась, как помогают человеку молитвы. И куда же ты его отвозишь?
— Этого тебе лучше не знать.
— Все еще не доверяешь?
— Доверяю. Но если случитЪя так, что тебя будет допрашивать полиция или Хи, ты сможешь, не кривя душой, сказать правду, что не знаешь, куда я поехала. Скажи просто, что мне захотелось прогуляться после… ночного спектакля… посмотреть мост…
— Ты видела, детка, как его линчевали?
При этом напоминании Эмили покраснела.
— Да, видела.
— И долго ты будешь отсутствовать?
— Сама не знаю.
Бесси недоверчиво посмотрела на нее.
— Надеюсь, ты уже как следует разобралась в этом резвом парне?
Терпению Эмили пришел конец: почему Бесси обращается с ней, как с ребенком?!
— Послушай, Бесси! — резко возразила она. — Верю, что ты желаешь мне добра. Но ведь я — взрослая женщина и знаю, что делаю… Кстати, у меня к тебе поручение…
— Да, мэм?
— Как только мы уедем, сожги, пожалуйста, все тряпки, которые были на нем. Уничтожь пластырь, бинты, вату… короче, все, что свидетельствовало бы о присутствии Морана здесь. И приведи в порядок обе спальни.
— Как угодно, — буркнула Бесси. Она немного помедлила и добавила: — Не хочу тебя сердить, но одно запомни, Эмили: ты женщина.
— Да неужели?
Бесси начал раздражать ее тон, ее легкомыслие.
— Не забывай, что этот парень должен дать тебе еще кое-что, кроме любовных утех. Пока ласки — это хорошо. Но без хлеба и масла на столе все эти ласки быстро остывают.
— У меня хватит денег для нас обоих… Ну, ты все сказала?
Бесси пожала плечами.
— Я могла бы вразумлять тебя целую ночь напролет, но ты все равно не хочешь понимать ни одного слова.
Ведь и ты тоже не желаешь меня понять,"Бесси. Я люблю Дэна.
— Это не любовь. Это — слепая страсть.
Эмили ничего не ответила, повернулась и быстро вышла из кухни. Ее машина стояла на обочине дороги, но Морана нигде не было видно. Лишь спустя несколько минут она обнаружила его в кустах виноградника.
— Что ты там делаешь? — тихо окликнула она Дэна.
Он вытащил из углубления под толстыми корнями винограда какой-то пакет и сунул его в мешок.
— Нужно было взять кое-что, — прошептал он, затягивая веревку на мешке, и пошел к машине. — Ну… вещи, которые были со мной в тюрьме.
— А что именно? — проявила любопытство Эмили.
— Да так, пустяки, пару книжек, письма, всякие записи. Знаешь, что обычно берешь с собой…
— Ах, книги… — удивилась Эмили. Она с нежностью посмотрела на него. Оказывается, Дэн боялся потерять духовную связь с внешним миром. — Ты куда сядешь?
Моран осмотрел машину.
— В багажник. Вместе с мешком. По крайней мере, на ближайшие несколько миль. После сегодняшнего эксцесса с Харрисом копы наверняка будут патрулировать по шоссе.
— Как хочешь. Тебе виднее.
Моран заключил ее в объятия и поцеловал. Эмили горячо ответила на поцелуй, поймав себя на мысли, что Бесси в чем-то все-таки не права. Так хотелось-надеяться, что их с Дэном связывает не только физическое влечение. Она и в самом деле любила его, а он — ее. И она была для него не только утехой в постели. Не такой он человек…
— Скажи, что любишь меня, — тихо попросила она.
И Моран ответил то, что она хотела услышать:
— Я люблю тебя.
Только собрав всю свою волю, Эмили смогла проехать через мост. При виде куска веревки, все еше свешивающегося с опоры моста, ей чуть не стало дурно. Утром у жителей Хевитта будет достаточно времени для обдумывания того, в чем они принимали участие ночью. Кое- кто из них наверняка будет мучиться угрызениями совести или просто стыдом и страхом. И как бы они ни уговаривали себя в своей правоте и справедливости совершенного, суд Линча минувшей ночью все-таки явился настоящим убийством.
Было еще слишком рано, и главная улица города, к счастью, оказалась пустынной и безлюдной. Правда, на втором этаже здания суда все еще горел свет, и, проезжая мимо, Эмили мельком успела заметить работавшего за письменным столом Хи. Лучше бы ей не видеть его перед отъездом! Даже сейчас, глубоко увязнув в афере с Дэном Мораном, она чувствовала, что ее по-прежнему тянуло к Тайеру. Он всегда был таким симпатичным, таким заботливым и понимающим.
Наконец в последний раз мелькнули уличные фонари, и машина выехала на открытое пространство, где дорогу освещали только луна и звезды.
Милях в пяти от Хевитта с проселочной дороги вынырнула вдруг дежурная полицейская машина. Сверкая красным фонарем на крыше, с воющей сиреной, она прижала большую машину Эмили к обочине. Подошел полицейский, держа в руке пистолет.
Эмили постаралась говорить как можно спокойнее:
— В чем дело?
Дежурный посветил ей фонариком в лицо, потом перевел луч на заднее сиденье.
— Обычный контроль, мисс, — сказал он. — В Хевитте этой ночью кого-то линчевали, и мы перекрыли все дороги. Вы из города?
— Да. А что? Я там живу.
Полицейский еще раз скользнул по ее лицу лучом фонарика.
— А, ну конечно! Теперь я вас узнал. Вы — Эмили Хевитг, невеста областного прокурора. — Он сунул револьвер в кобуру. — Мне вас, мисс, довольно часто показывали. Мои коллеги. Ну, когда вы ехали в машине…
Эмили не знала, как себя с ним вести. А тот оперся на открытую дверцу ее автомобиля.
— Поздненько вы, однако, гуляете, мисс Хевитт…
Эмили надеялась, что ей удастся выжать из себя лучистую улыбку.
— Возможно, — призналась она. — Собственно, я хотела съездить в соседний город, но после того, что увидела на мосту, просто не могла заснуть. Вот и отправилась в путь сейчас. Немного проветриться.
— Понятно. Вы присутствовали на линчевании?
— Нет. Видела из окна доча.
Коп кивнул.
— Могу представить, что творилось у вас на душе! Мы опоздали, и, когда приехали, зрелище, честно говоря*, было не из приятных.
— Ужасно! Вы закрыли дороги из города? Я вас правильно поняла?
— В известной степени, мисс, да. Хотим завтра допросить всех участников…
— Вы имеете в виду мужчин, которые были ночью на мосту?
— Совершенно верно, мисс.
— И что с ними будет теперь?
— Совершенно не представляю… — признался коп. — Но будет…
— А если Харрис был виноват в ограблении банка и смерти мистера Миллера?
— Даже и в этом случае. Он имел право на то, чтобы его судили по закону.
— Да, конечно…
— Я', например, не могу поверить, чтобы Сэм Харрис был способен на такое, даже если учесть все, что нашли на бензоколонке. Я заправлялся у него в течение пятнадцати лет и покупал новые покрышки, и он всегда имел первоклассную репутацию. Все-таки люди, мисс, в одну ночь не становятся грабителями и убийцами.
— Но ведь у него нашли пять с половиной тысяч из украденных денег, — возразила Эмили. — И, кроме того, я как раз была в кабинете областного прокурора, когда пришел ответ эксперта по баллистике.
— Это нам сообщили, — кивнул полицейский.
Эмили снова попыталась изобразить улыбку на лице.
— Очень была рада побеседовать с вами. Надеюсь, теперь я могу следовать дальше?
— Конечно. Прошу извинить меня за задержку. Счастливого пути!
— Спасибо.
Эмили была рада, что ее машина управлялась автоматически, поскольку сомневалась, нашлись бы у нее силы, чтобы нажать на сцепление или переключатель скоростей. Руки и ноги дрожали, и вся она была в холодном поту. Ведь копу достаточно было сунуться в багажник, и все полетело бы к чертям. Внезапная мысль заставила ее снова похолодеть: ведь дело могло дойти и до перестрелки — несмотря на ее уговоры, Дэн все-таки забрал пистолет Эверетта.
Она проехала еще пять миль по ночной дороге. Потом, так и не сумев унять дрожи и заметив, что машина почему-то идет зигзагами, остановилась на обочине.
— Все в порядке, Дэн? — окликнула она.
— Все о’кей! — глухо донесся голос из багажника. — Но, ради Бога, выпусти меня, здесь хуже, чем в карцере.
Эмили открыла багажник. Моран, кряхтя, выбрался.
Все идет как по маслу, крошка! — подмигнул он весело. — Здо-. рово ты его надула, сказав, что едешь в соседний город. Даже если твой экс-приятель забьет тревогу, у нас останется пара дней форы. А теперь давай сматываться, пока не наткнулись еще на какую-нибудь птичку. Езжай на полной-скорости, но с шоссе не сворачивай. — Он испытующе поглядел на нее и понял, что она на грани нервного срыва. — Нет, лучше я сам поведу машину. Ты вся дрожишь. Садись-ка лучше рядом.
Эмили в нерешительности спросила:
— А это не опасно? Ведь Хевитт пока еще рядом.
Но Моран уже взялся за руль, поставив на педали свои длинные ноги.
. — Почему ты считаешь, что опасно? — Он лихо сдвинул набекрень военную фуражку и сунул в рот помятую сигарету. — Ведь они ищут Дэна Морана. А я — лейтенант Эверетт Хаббард, офицер. У меня же есть документы.
Эмили все еще находилась в шоке и ничего не ответила. Наконец выдавила из себя:
— Если ты считаешь, что так лучше…
— Лучше! — Моран усмехнулся. — Так может сказать только какая- нибудь забитая до смерти добренькая овечка, которая встаёт чуть свет каждое утро, бежит на работу, весь день вкалывает не покладая рук, а вечером возвращается домой, еле доползая др постели. А на следующее утро проклятый будильник снова звенит, и все повторяется сначала…, '
Эмили прикусила задрожавшую было нижнюю губу.
— В твоих устах это звучит ужасно.
— Большинство браков увы таково, крошка.
Моран вел машину небрежно, так'же, как и говорил, спокойно и независимо, — вел очень быстро. Эмили видела, как стрелка спидометра медленно переползает с семидесяти на девяносто.
— Может, лучше сбавить скорость? — в раздумье произнесла она.
— Зачем?
— Нас могут остановить за превышение. Ведь тот полицейский не единственный в районе*.
Моран отнесся к ее словам терпеливо, даже великодушно.
— Да что ты говоришь!.. Слушай меня внимательно, моя сладкая! Начиная с этого момента, здесь я босс. И не пытайся мне противоречить. Имея такую машину, я обгоню любой полицейский драндулет. А если ко мне кто-нибудь пристанет… с тем я расправлюсь с помощью пистолета.
Внезапно Эмили почувствовала неприятное ощущение в желудке. Она медленно повернула голову и посмотрела на Дэна. И не узнала его. Дело было вовсе не в перекрашенных волосах. Нет, изменились черты его лица. Сейчас он выглядел постаревшим, суровым и в то же время казался совсем еще незрелым мальчишкой. Короче, на глазах он превратился совсем в другого человека. Самоуверенного до наглости. Если раньше он был благодарным и предупредительным по отношению к ней, то теперь стал вести себя так, словно не она, а он ее спаситель.
Мысленно она произносила слова молитвы и с тоской надеялась, что не совершила ошибки.
Но если даже ошибка совершена, исправить ее уже невозможно.
Перед рассветом они проехали Саванну, и в ранние утренние часы достигли Чарлстона. Эмили никогда бы не поверила, что где-то может быть еще жарче, чем в Хевитте. Но здесь, несомненно, было жарче. С нее пот катился градом, она чувствовала себя усталой и голодной, мечтала о ванне и свежей одежде, но они были слишком близки к цели, чтобы делать теперь остановку. Она отвезет Дэна к его отцу, а потом остановится в отеле, примет ванну, передохнет пару часов и отправится в шестисотмильную поездку в Майами, чтобы оттуда организовать переезд в Гавану. Она уже пожалела, что сразу не отправилась в Майами.
Когда большая машина миновала многочисленные мосты, Моран замедлил ход. Город окружала сеть речушек, бухт и заливчиков. «Чарлстон — Южная Каролина, — было написано на щите при въезде. — Город на море, отличается от всех американских городов. Был основан в 1670 году во времена царствования Чарльза Второго Английского. По культуре и-торговле может сравниться только с Нью-Йорком, Филадельфией…»
— Обычные формулировки транспортного союза, — заметила
Эмили.
Моран ухмыльнулся.
— Верно. Я работал как-то на пароходике для туристов, который возил исторических фанатиков в Форт-Сэнтер. Я тогда познакомился с маленькой кошечкой, а потом ее папаша обвинил меня в прелюбодеянии. — Вспомнив об этом, он присвистнул сквозь зубы. — Да, симпатичная была девочка!
— Прошу тебя, Дэн! — перебила его Эмили. — Я ничего не желаю слушать про твоих женщин. Не хочу сама себе казаться дешевле, чем я есть на самом деле…
— Невинный ангелочек?
— Ты и сам отлично знаешь.
Эмили опасалась продолжить свою мысль. Она сунула в рот сигарету и снова повернулась на сиденье, чтобы еще раз внимательнее посмотреть на Дэна. Да, Моран за считанные часы несомненно изменился. Казалось, в нем соединились сейчас два человека. Теперь,4 когда он чувствовал себя в относительной безопасности, начали проявляться его дурные черты. И если даже она была влюблена в того человека, с которым познакомилась в Хевитте, то нынешнего она просто презирала.
Они подъезжали к центру Чарлстона, на улицах которого пробуждалась жизнь. Моран остановился перед светофором, и Эмили задрожала, когда их догнала полицейская машина. Небрежно держась одной рукой — за руль, другой коп ковырял во рту зубочисткой. Он бросил на Морана равнодушный взгляд, потом перевел его на Эмили и не торопился отводить от нее взора. Моран ухмыльнулся.
— Мне что, выйти и врезать ему?
— Нет, большое спасибо, — ответила она.
Когда зажегся зеленый свет, Моран поехал дальше. Какое-то время они ехали по широкому проспекту, параллельно реке, а потом Эмили потеряла ориентировку в лабиринте незнакомых улиц. Она испуганно вздрогнула, когда Моран остановился перед красивым старинным особняком.
— Поезжай дальше! — резко бросила она.
— Почему?
— Потому что за этим домом могут наблюдать.
— Послушай, дорогая, — терпеливо, словно малому ребенку, начал объяснять Моран. — Как я ужеговорил, я знаю, что делаю. Это не дом моего отца. Он живет приблизительно в квартале отсюда, на другой стороне улицы. Но тебе, дорогая, лучше вылезти сейчас и отправиться в поход, на разведку.
— В поход? Мне?
— Ну, конечно! Ведь кто-нибудь из нас должен узнать, следит ли за домом отца полиция. Тебя ведь местные не знают. Номер дома тебе, полагаю, знать не обязательно. Как увидишь строение с красной черепичной крышей, считай, дело сделано. Он там единственный в сво-, ем роде. — Дэн нагнулся и поцеловал ее.
— Зачем это? — спросила она, сдерживаясь из последних сил.
— Это нечто вроде талисмана, — коротко ответил он и поцеловал ее еще раз, более страстно. Эмили охладила его пыл.
— О, Боже мой, Дэн! — недовольно пробормотала она. — Не будь мальчишкой…
— Ты что, больше меня не любишь?
— Люблю, но… — Она не стала ничего объяснять ему и вылезла из машины.
Моран снова взялся за руль.
— О’кей! — недовольно пробурчал он. — Поспеши, пока меня не увидел какой-нибудь коп. Ведь это все-таки мой родной город.
Эмили быстро поправила прическу и отправилась в путь. Все дома, мимо которых она проходила, были старинными — островки прошлых, более радостных времен. Перед одним из них негр с седыми волнистыми волосами подметал тротуар. Когда она проходила мимо, он стянул с головы шляпу.
— Доброе утро, мисс!
— Доброе утро! — с улыбкой ответила она.
Этот обмен приветствиями чуть заметно уменьшил ее внутреннее напряжение, которое копилось все эти долгие часы поездки. Через несколько Минут Дэн уже наверняка будет в доме отца, и она снова покатит дальше, в Майами.
Эмили мысленно принялась строить планы на будущее. Может, им лучше ехать и дальше вместе? В Майами она найдет Тома Дойля и договорится с ним относительно переезда в Гавану. Тогда пусть Дэн будет под рукой. Если Дойль сочтет нецелесообразным заходить в Чарлстон, он смог бы захватить Дэна из какой-нибудь пригородной бухты Майами. Все дело во времени, как любил говорить Хи.
Ей бы только не думать о Хи Тайере! А ведь его будет недоставать. Он вообще занял в ее жизни особое место, которое не занимал никто и никогда, ни Эверетт, ни Дэн, ни вообще кто-либо другой. Хи всегда оставался настоящим и надежным. И всегда под рукой, когда она в нем нуждалась.
Внезапно Эмили поняла, что по ее щекам текут слезы, и вытерла их тыльной стороной ладони. Неужели такое возможно: любить одновременно двух мужчин — одного за духовность, порядочность, а друго-' го — за то, что он просто… мужчина.
Дом Морана тоже был старым, покосившимся, но в свое время это, очевидно, был красивый особняк. Насколько она могла судить, внимательно несколько раз оглядевшись, никакого наблюдения за домом не велось.
Эмили остановилась под деревом, чтобы, поправить прическу, а потом пошла по дорожке к дому, почти скрытому зарослями кустарника. Звонок тоже оказался допотопным — проволока с колокольчиком внутри. Она потянула за проволоку и услышала звон.
Ждать, казалось, пришлось целую вечность. Потом еще и еще раз дернула за проволоку. Наконец дверь открылась, и на пороге показался хрупкий седой старик.
— Что вам угодно', мисс?
Отец Дэна с первого взгляда показался ей симпатичным. Годы и невзгоды оставили на его лице свои следы. Когда-то, очевидно, статная его фигура теперь представляла собой жалкое зрелище: на пороге стоял худой немощный маленький человечек. Тем не менее ощущалось, что под этой хилой телесной оболочкой скрывается сильная духом натура.
— Я — Эмили Хевитт, — представилась она. — И теперь пытаюсь помочь вашему сыну Дэну.
Старик молча смотрел на нее.
— Как вы, наверное, знаете, — продолжала Эмили, — неделю назад он убежал из тюрьмы во Флориде. Все это время я прятала его у себя в доме. А теперь хотела бы, чтобы вы приютили его у себя на несколько дней, — до тех пор, пока я не переправлю его за границу.
Поскольку старик продолжал лишь молча смотреть на нее, она засомневалась:
— Вы и в самом деле отец Дэна?
— Да, отец.
— Неужели вы меня не понимаете? Ваш сын — повторила она, — сейчас в трудном положении. Он ждет неподалеку отсюда, и с каждой минутой его положение становится все более опасным.
— Боюсь, вы заблуждаетесь, — наконец произнёс он хриплым от долгого молчания, едва слышным голосом. — Когда-то у меня действительно был сын Дэн, которого я очень любил. Но мой сын умер. Поэтому прошу меня извинить…
И прежде чем Эмили успела что-то ответить, старик закрыл перед нею дверь. В первое мгновение она протянула было руку с тем, чтобы опять дернуть за проволоку, но потом рука как-то сама собой опустилась: она поняла, что даже еслй будет трезвонить тут целый час, дверь больше не откроется. "
Отец Дэна сказал более чем определенно: для него сына больше не существует.
Обратный путь к машине показался бесконечным.
— Ну? — нетерпеливо спросил Моран. — Ты говорила с ним?
— Да.
— Он меня спрячет?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты для него умер.
— Выражайся яснее.
— Это я и пытаюсь сделать. — Она процитировала слова старика дословно, вплоть до последних: «Мой сын умер». — И он закрыл передо мной дверь.
Моран закурил сигарету, предложил и ей. Странно, но он, казалось, не был столь удручен, как сама Эмили.
— Вот, значит, что. Старик, стало быть, принял слишком близко к сердцу мое последнее заключение. Я втоптал его имя в грязь. — Он глубоко затянулся.*— Знаешь, я и раньше сомневался, стоит ли соваться к нему. Но потом все-таки решил, что сына-то он в беде не оставит.
— Ты не должен так говорить о своем отце.
Моран непонимающе пожал плечами.
— Ну, и что теперь?
— Честно говоря, понятия не имею.
Он выбросил сигарету и включил мотор.
— Здесь мы не можем оставаться. Поскольку в родном городе рано или поздно какой-нибудь коп меня непременно узнает, несмотря на весь этот маскарад… — Он нажал на педаль. — Попробуем пробиться в Майами.
— Имея за спиной такую тяжелую ночь в пути?
— У тебя есть другое предложение?
— Нет…
. — Ну, а поскольку нет, — резко бросил он, — предоставь это дело мне. Мы едем в Майами, и там ты найдешь возможность, чтобы выйти на контакт с капитаном, о котором ты мне говорила. — Дэн вытащил из кармана пистолет и положил его рядом с собой на сиденье. — И да хранит Бог того копа, который осмелится встать на моем пути!
— Только не это, Дэн! — запротестовала было Эмили. — Ты же мне обещал!
В какое-то мгновение ей показалось, что он ее ударит, но в последний момент Дэн, кажется, одумался и переключил свое внимание на дорогу.
— О’кей! Что же теперь делать? Повернуть обратно в Хевитт и сдаться твоим друзьям, которые, не задумываясь, отправят меня на электрический стул — за изнасилование и два убийства, которых я не совершал?
—. Нет, нет! — с неподдельной страстью выкрикнула она.
— Значит, ты не хочешь, чтобы меня казнили?
— Ты сам отлично это знаешь.
Моран с нежностью похлопал ладонью по пистолету.
— В таком случае, больше не обращай внимания на эту штучку. Договорились? Я воспользуюсь ею только в случае крайней необходимости. Она для нас с тобой нечто вроде страховки от несчастных случаев.
В центре Чарлстона движение было заметно менее интенсивным, но зато выезд на автостраду оказался напрочь забитым автомобилями. Эмили вся сжалась в клубок. Как в кошмарном сне, минутами ей казалось, что она несется на похоронных дрогах с сумасшедшим возницей на облучке. Только вместо дрог был ее собственный автомобиль. А за рулем уже не тот юноша, который менял ей когда-то покрышку, и не израненный мальчик, нуждающийся в уходе, и даже не нежный и страстный любовник, которому она отдавалась с такой лихой радостью. Конечно, пути назад не существовало: теперь ей предстояло, очевидно, только разделить его неизвестную судьбу.
Солнце поднималось все выше и выше. Они остановились возле уединенного кафе в окрестностях Саванны, чтобы позавтракать, а потом сделали остановку перед Джексонвиллем, чтобы купить бутылку виски, без которой Дэн наверняка заснет за рулем. В этот долгий день ' им не раз попадались навстречу патрульные машины, но Моран вел автомобиль очень осторожно и не вызывал ничьих подозрений.
Когда день стал клониться к закату, они добрались до окраины Палм-Бич, а к десяти вечера перед ними вспыхнули наконец огни Майами-Бич.
Моран сбавил скорость.
— Мы переночуем в мотеле на пляже и позвоним твоему приятелю завтра утром. Ты уверена, что он отвезет нас в Гавану?
— Да, уверена.
— А почему, собственно, ты так уверена? Он что, твой бывший любовник?
Эмили почувствовала себя по уши в грязи.
— Нет, Том просто мой знакомый. Он знал мою мать, и за деньги сделает все.
— А кто, скажи, за деньги чего-то не сделает? И поскольку у нас речь зашла о деньгах…
— Да?
— Как у тебя насчет монет?
— Не понимаю.
— Ну, сколько у тебя с собой?
— Долларов четыреста — пятьсот.
— Этого не хватит, — довольно решительно констатировал Моран.
— Тогда я могу выписать чек. На любую сумму.
Дэн снисходительно посмотрел на нее.
— Если он захочет получить наличными, я смогу подбросить ему немного.
— Откуда у тебя деньги? — поинтересовалась Эмили.
Моран сдержанно ухмыльнулся.
— Это мое дело… — Он обратил внимание на вывеску мотеля, мимо которого они как раз проезжали, и свернул в ворота с надписью: «Летний тариф. Завтрак, бассейн и телевизор бесплатно. Остальное на самообслуживании».
Моран, притормозив, спросил:
— Ты готовить умеешь, детка?
— Не особенно хорошо, — призналась Эмили. — Мне никогда не приходилось готовить самой.
Моран ухмыльнулся.
— Ну, да, понятно, избалованная дочка богатых родителей! — Он показал ей на магазин, примыкавший к мотелю, одновременно являющийся и бензоколонкой и продовольственным магазином. — Как бы там ни было, но в то время, когда ты записываешь нас в книгу, я куплю продукты. До тех пор пока ты не свяжешься с Дойлем, безопаснее питаться у себя в номере.
Слишком усталая, чтобы возражать, она лишь пробормотала:
— Как хочешь, Дэн.
— г И постарайся заполучить домик получше.
— Под каким именем нас записать?
Он неожиданно взорвался:
Лейтенант Хаббард и его супруга! Как еще иначе? — Внезапно он о чем-то вспомнил: — О, кстати, дай-ка мне денег на продукты. У меня осталось маловато.
Эмили протянула ему кошелек, а когда он взял его, открыла дверцу со своей стороны и пошла к конторе. Там она<, заполнив карточки на имя лейтенанта Хаббарда и его жены, получила домик с видом на море.
Дул прохладный ветерок. Поджидая, когда Дэн принесет еду, она распахнула все окна и впервые за несколько часов почувствовала себя лучше..
Домик оказался мило и современно обставленным и состоял из гостиной, спальни, кухни и ванной. В кухонном Шкафу она нашла кофейник и поставила кипятить воду. Уж что-что, а кофе-то сварить она сумеет. До сих пор у Эмили не проходило легкое раздражение. Разве преступление быть дочерью богатых родителей? Дэну не следовало бы постоянно напоминать ей об этом. Но, с'другой стороны, его нельзя упрекать в несдержанности. Он ведь тоже сейчас в постоянном нервном напряжении. И, тем не менее, необходимо, не откладывая, поставить все точки над «i» и принять решение. Может быть, выспавшись как следует, завтра она сможет прийти к какому-нибудь четкому и ясному-выводу.
Эмили умылась в ванной, расчесала волосы и заколола их сзади «конским хвостом». Потом, повинуясь внезапному желанию, сбросила с себя все, кроме бюстгальтера и трусиков, и опустила ноги в ванну.
Дэну, однако, понадобилось много времени, чтобы закупить про, — дукты. Она дважды меняла и кипятила воду для кофе. Наконец он явился, буквально согнувшись под тяжестью пакетов. К тому же был явно пьян.
— Хэлло, куколка! Немножко разрядился, — объяснил он и отнес продукты на кухню. Когда вернулся, его форменный китель и рубашка были расстегнуты, а в руках он держал два стакана и полбутылки виски.
— Что скажешь насчет того, чтобы немного выпить в честь прибытия в Чарлстон?
Пригубив виски, она уже пожалела, что сбросила с себя верхнюю одежду. Дэн смотрел на нее с голодной жадностью, а ей в этот момент Хотелось только одного: поесть, помыться и лечь в постель.
Он присел рядом на кушетку.
Кто самый лучший водитель из всех, кого ты знаешь?
— Дэн! — уверенно сказала она.
— И ты совершенно права! Шестьсот миль до Чарлстона и ни разу не остановиться! А сколько попалось на дороге копов, которые ищут меня?!
Эмили допила свой стакан.
— Считай, что нам повезло.
— Повезло? Ну, что ты! — возразил он. — Везет глупым! А у меня голова на плечах. — Он подлил ей еще виски и одним глотком опорожнил свой стакан. — А как мы это отпразднуем? Попробуй угадай с трех раз…
Эмили позволила ему поцеловать себя, потом отодвинулась.
— Прошу тебя, Дэн, не надо! Я постараюсь напоить тебя кофе. Уже поставила воду.
— К черту кофе! Он может и подождать! А я терплю целый день…
— Разве так можно?
— А почему бы и нет?
— Это не очень красиво.
— Ах, так ты — порядочная девушка?
— По крайней мере, пытаюсь быть ею. — Эмили поднялась, чтобы выйти на кухню, но он тотчас вскочил и крепко прижал ее к себе, одновременно пытайсь расстегнуть на ней бюстгальтер.
— Только не кривляйся! Ты так же хочешь меня, как и я тебя! И не прикидывайся недотрогой.
— Нет, нет, только не сейчас!
— Почему?
— Я не хочу.
Моран удивленно посмотрел на нее пьяными глазами.
— О, Боже мой! Какие слова! С ума сойти!.. Знаешь, одно время я действительно думал, что не видать мне в жизни больше девочек… — Он ухмыльнулся. — А потом я нарочно оставил грабли на больничной дорожке…
У нее перехватило дыхание.
— Так ты сделал это специально?!
Он продолжал тискать ее. сжимая все сильнее.
— Конечно… А теперь ты моя, и перестань, пожалуйста, сопротивляться.
— Я не хочу… Не хочу!.. Ты пьян, Дэн…
— Не так уж я и пьян.
И окна все открыты. Кто-нибудь может заглянуть…
— Ну и пусть себе смотрит!
Он снова попытался повалить ее на кушетку, но поскользнулся, и оба они рухнули на столик перед кушеткой, да с такой силой, что затрещало дерево.
— Так-то оно лучше… много лучше… — Дэн тяжело дышал, наваливаясь на Эмили.
Она вывернулась.
— Только не так, Дэн! Прошу тебя…
Его лицо скривилось от ярости, и он изо всех сил ударил ее.
— Ты не будешь так вести себя со мной, девочка! Или считаешь, что я стану с тобой возиться, потому что у тебя много денег? Сейчас я * покажу тебе, кто здесь хозяин! — С этими словами он повалил Эмили на кушетку и грубо овладел ею.
Напрасно она пыталась отогнать мысли о только что происшедшем. Еще никогда она не чувствовала себя до такой степени униженной и опозоренной. И грязной. Будто искупалась в дерьме.
Она была уже не Эмили Хевитт, девушкой из порядочной семьи, а простой шлюхой, удравшей с каторжником и проведшей ночь с ним в дешевом мотеле.
Вечером стало прохладнее. После жаркого дня понижение температуры принесло желанное облегчение. Ветерок приятно ласкал оскверненное тело Эмили. Она долго лежала без сна и прислушивалась к тяжелому дыханию мужчины. Уверившись, что он крепко спит, она села на край кровати и закурила.
Дрожал каждый нерв. Лицо от пощечины Дэна все еще горело. Поглядев в зеркало, Эмили увидела большой синяк под глазом. На бедре тоже был синяк, в том месте, которым она стукнулась о столик.
«Зато в тот миг я не чувствовала боли», — цинично подумала она.
В одном она должна была отдать должное Морану — независимо от того, трезв он был или пьян, ему всегда удавалось разбудить в ней тигрицу. Тем не менее она сознавала, что не сможет долго продолжать такую жизнь. Дэну нужна была не она, а ее тело. А телом обладала любая женщина.
Сумочка с косметикой осталась в ванной. Эмили приняла душ, запудрила синяки и причесалась. Потом на цыпочках проскользнула в гостиную, нашла в темноте чистое белье и снова пошла в ванную.
Там уже сидел Дэн. Его крашеные волосы были растрепаны, лицо опухло от сна и виски. Сидя на краю ванны, он почесывал живот.
— Куда это ты собралась? — поинтересовался он.
Эмили остановилась подальше от него и начала одеваться.
— Сперва — в другой мотель, а завтра утром обратно в Хевитт.
— На своей машине?
— Да.
А что будет со мной?
— Не знаю. Это твое дело. Когда откроются банки, я возьму деньги и, прежде чем уехать, завезу тебе.
— Это. все из-за… того самого?
— Частично.
— Значит, извиняться мне тепеф> бесполезно?
— Конечно. — Она попыталась объяснить ему положение вещей. — До сегодняшнего вечера наши отношения были хорошими. Но сегодня… После всего, что произошло, я чувствую себя грязной и подлой.
— И поэтому ты едешь очиститься, а меня оставляешь одного?
Она надела платье.
— Можешь называть это как хочешь.
Моран прореагировал на ее слова совсем не так, как она предполагала.
— Что ж, тебя не в чем упрекнуть, малышка, — сказал он со вздо-. хом. — Одевайся и возвращайся обратно в свое гнездышко. Если меня схватит полиция и доставит обратно в Хевитт, постарайся при встрече сделать вид, будто меня никогда в жизни не видела. После всего того, что ты сделала для меня, я, разумеется, не обмолвлюсь ни о чем ни словом.
Эмили сжала губы.
— Благодарю.
Когда она* уже совсем была одета, Моран поднялся, аккуратно обвязал бедра полотенцем, чтобы идти умываться
— Вот так всегда… Вечно мне не везет.
Уже на пороге Эмили повернулась.
— Что, не поняла?
Моран после холодного душа растер лицо и грудь сухим полотенцем.
— Вечно попадаю впросак, напившись, а потом доставляю боль людям, которых люблю. — Он поежился, задев полотенцем повязку на ране. — И тебе, и своему отцу. Наверное, не нужно объяснять, что меня очень расстроило поведение моего папаши.
Эмили не могла не посочувствовать ему.
— Можно понять, что творится у тебя на душе.
— Он сказал, что его сын Дэн умер. Что ж, в данный момент я бы тоже желал этого. — Он прошел мимо Эмили в гостиную и зажег свет. — А то, что я прочел сегодня в газетах, не делает наше положение более легким. Поэтому-то я и хватил лишнего. И вел себя по- свински: я очень беспокоился за тебя.
Вернувшись, она прошла за ним на кухню, где Дэн зажег газ и поставил на него кофейник.
— Что значит — беспокоился?
Моран прислонился боком к раковине и посмотрел на нее. Потом улыбнулся своей застенчивой юношеской улыбкой, которая так очаровывала ее совсем недавно.
— Не делай виду, что ничего не знаешь, дорогая. Разумеется, я постараюсь вызволить тебя, но не думай — и ты здорово влипла.
Она присела на табурет.
— Я… влипла?
Он проверил, нагревается ли кофейник.
— Совершенно верно! Ты прятала меня в течение недели, не так ли?
— Конечно. Ты же сам знаешь.
— И перевязывала мои раны?
— Да.
— И покупала средство для краски волос, чтобы меня труднее было узнать?
— Да.
— И одолжила мне' военную форму? Вывезла меня из города на своей машине и при этом солгала полицейскому, что якобы собралась в другой город?
Эмили все это начинало надоедать.
— Ты сам отлично знаешь, что я делала. Иначе мы не сидели бы тут. Но. что из всего этого следует?
Прежде чем ответить, он разлил по чашкам кофе.
— Прокурор Тайер — опытный чиновник. А так как он уже давно увивается вокруг тебя, то Бесси нелегко будет его провести, даже если она поклянется на Библии…
Эмили пригубила горячий кофе, который протянул Дэн. <
— Но это не дает тебе основания вести себя со мной подобным образом.
— Конечно, — признал свою ошибку Моран, — ты права. Как я тебе уже сказал. Я почему-то всегда обижаю людей, которых люблю… Но дай мне договорить. Мы оба знаем, что твой приятель уже наверняка говорил с Бесси. И, независимо от того, насколько она тебе верна, по уму ей с ним никогда не сравниться. Ему достаточно и пяти минут, чтобы узнать, где я скрывался всю неделю в то время, как шериф и его ребята лазали по лесам и болотам. И вот тогда-то он и возьмет Бесси в оборот. При этом легко выяснить, что ты покупала в аптеке перевязочные средства и краску для волос. Найдут они и копа, с которым ты разговаривала. А когда Тайер установит, что ты направилась совсем не туда, куда обещала копу, то сразу бросится в Чарлстон и наведет справки у моего отца. Папаша опишет ему молодую женщину, которая просила приютить его сына… Ты назвала ему свое имя?
— Да-
Моран заломил руки.
— Вот видишь! А закон Флориды строго наказывает человека, скрывающего преступника и помогающего уйти от закона убийце, которого ищут.
— Но, Дэн, ты же никого не убивал! — запротестовала она. — Ты поклялся мне!
Моран пожал плечами.
— Какое имеет значение мое слово? Выразиться поточнее? О’кей! Тьримеешь хоть малейшее представление о том, с какой личностью ты связалась? — Он принес, из гостиной «Майами ньюс». — Вот что вчера вечером я прочитал. Поэтому и выпил лишнего. Ты знаешь, что сталось с Тейлором, который сбежал вместе со мной?
— Что?
— Он отдал концы. Его труп нашли возле реки в густом лесу, в пещере, куда заползают собаки, чувствующие приближение смерти. Должно быть, его убили те же полицейские, которые стреляли в меня. Причем они даже не знали, что убили. — Он показал на свою повязку. — Я ведь был там. И все испытал на собственной шкуре. Но теперь они хотят обвинить меня в смерти Тейлора. Утверждают, будто это я пристрелил его.
Эмили машинально прижала руку к губам.
— Нет!
— Тем не менее это так, — продолжал Моран. — Я очень опасный парень. Ты только послушай. — И он начал читать вслух: — «Сегодня утром, через восемь дней пЪсле неудачного побега из тюрьмы, был найден труп Тейлора, одного из двух беглецов, которые находились на свободе. Его нашли в пещере два школьника. Состояние трупа и та жестокость, с которой был избит Тейлор перед смертью, позволяют заключить, что его убил Дэн Моран, по прозвищу «золотой мальчик». Стало известно, что незадолго до побега они крупно поспорили…» — Немного помолчав, Моран продолжал: — Дальше они дают мое описание жирным шрифтом выделяя следующее: «Кто может указать местопребывание Морана в настоящее время, просим срочно сообщить полиции. И повторяем: ни в коем случае не пытайтесь самостоятельно схватить этого человека. Его ищут за тройное убийство и изнасилование. Подозревают, что он вооружен». — Моран положил газету на стол и подлил себе кофе. — Не человек, а чудовище, черт бы меня побрал! И вдобавок ко всему я бегаю с дыркой в брюхе, словно испуганный кролик.
— Но ты же не убивал Тейлора! — запротестовала Эмили. — Я могу присягнуть в этом. Ночью в ванной ты сам еле передвигал ноги, не говоря уже о том, чтобы с кем-то драться или кого-нибудь убить.
— Тем не менее остается еще Мэрфи — надзиратель и школьный тренер. Как же его звали?
— Джек Хайес. 7
— Правильно. Так вот, эти двое тоже на моей совести. А поскольку все остальные мальчики погибли, я даже не могу доказать, что не я их убивал. И не насиловал этой дамы Арнольд.
— Но если я заявлю…
Вместе с газетой Моран принес на кухню пачку сигарет и. спички. И заставил Эмили замолчать на середине фразы, сунув ей в рот сигарету и поднося огонек.
— Послушай, дорогая, ты вообще больше ничего не будешь заявлять. Ничего!!!
— Но почему?
— Потому что я не допущу этого. Я тебя очень люблю. А ты и без- того уже достаточно глубоко увязла в этой истории.
— Я знала, на что иду.
— Ах, вот даже как? — Моран тоже закурил и взял газету. — Послушай еще вот это. «Насилие, совершенное гражданами Хевитта, которое достигло кульминационного апогея воскресной ночью в суде Линча, приобрело еще один неприятный штрих, когда окружной прокурор Хи Тайер признался нашему репортеру, что ход дальнейшего полицейского следствия усилил сомнение в виновности этого человека. Толпа разъяренных граждан обвинила его в ограблении банка и убийстве Гарри Миллера. Между тем окружной прокурор Тайер и ФБР, которое тоже работает над этим делом, придерживаются мнения, что найденная часть денег и оружие, были намеренно подсунуты Харрису на бензоколонку — специально для того, чтобы навлечь на него подозрения…»
На какое-то время воцарилась мертвая тишина. Только ночной ветерок колыхал жалюзи да слышались удары прибоя. У Эмили родилось тягостное ощущение, будто все внутри у нее стало мягким, как пудинг. Во всем виновата она, а не толпа разъяренных граждан Хевитта. Она порекомендовала Тайеру обыскать бензоколонку. И если то, что прочел сейчас Дэн, соответствовало истине, то, значит, именно она собственноручно набросила петлю на шею Сэма Харриса.
— О Боже мой, не может быть! — прошептала она. — Не может быть!
— И тем не менее это так, — сухо подтвердил Моран. — Ведь это ты намекнула Тайеру, чтобы он обыскал бензоколонку. И ты можешь представить, как он сейчас отреагировал на все это. И если ты ему расскажешь, что все было сделано по моему наущению, это только ухудшит дело. — Он поцеловал кончик ее носа. — Я знаю, ты еще зла на меня… — мягко сказал он, — и я не могу корить тебя за это. Но ведь я тебя люблю и не могу допустить, чтобы ты пошла навстречу гибели. Нет, нет и нет! И, насколько я понимаю, у нас есть только один выход.
Совершенно ошарашенная этими откровениями, она уставилась на кухонную плиту. Потом вдруг поняла, что Дэна больше нет в комнате. Она пошла в гостиную и увидела, что он с серьезным видом набирает номер телефона.
— Что ты хочешь делать? — спросила она.
Он ухмыльнулся, потом со своей смущенной улыбкой сказал:
— Единственное, что могу. Собираюсь поговорить с прокурором Хевитта. Открою, где нахожусь и что мне уже надоело бегать. Пусть приезжает и забирает меня.
— И что из этого всего получится?
Моран все еще улыбался.
— Получится очень многое. Когда полиция появится здесь, я расскажу им, что после побега ворвался в твой дом и всю эту неделю держал тебя силой. Что угрожал убить и тебя, и Бесси. Потом расскажу, что высосал из пальца историю с Сэмом Харрисом как отвлекающий маневр, а тебя заставил вывезти меня из города. Сперва в Чарлстон, а потом сюда. В качестве доказательства покажу пистолет Хаббарда. — Улыбка на его лице стала еще более располагающей. — В твоей репутации, правда, образуется небольшая трещина, но тебя, во всяком случае, не бросят за решетку по обвинению в соучастии.
— Но если ты сдашься, тебя казнят за три убийства, которых ты не совершал! — возмутилась Эмили.
Моран продолжал набирать номер.
— Конечно.
Она дотронулась до его руки.
— И ты собираешься это сделать ради меня, Дэн? Пойти на казнь, чтобы защитить меня?
Он сделал удивленные глаза.
— А почему бы и нет? Ты должна знать, какие чувства я к тебе питаю. — Потом он продолжал более трезвым тоном. — Возможно, я тебя и не заслуживаю, но ты — единственная порядочная женщина, которая попалась на моем пути. Да, любовница ты превосходная, трудно возразить! Но, верь мне, дело не только в физических чувствах… Помнишь, ты как-то сказала, что надеешься, что так будет продолжаться до конца жизни. Я тоже мечтал об этом, Эмили. Я думал, мы вырвемся за границу, забудем о мрем прошлом и начнем жизнь наново. Будем иметь детей. — Он потрепал ее по щеке. — Увы, каши со мной не сваришь. Временами, когда нервы сдают, я напиваюсь и тогда совершаю дикие необдуманные поступки. А потом стыжусь себя. Ради тебя я хотел бы стать другим, но, видно, этому не бывать. Теперь хочу одного: чтобы ты выбралась чистой из всей этой истории. Или почти чистой. — Улыбка его стала такой же нежной, как и его пальцы. — А когда придут копы, не забудь рассказать, что я бил тебя…
Эмили взяла из его рук трубку и положила на рычаг.
— Нет, Дэн. Этого я допустить не могу.
— Чего именно?
— Чтобы ты добровольно сдался полиции во имя моего спасения.
— Почему?
Эмили провела по его груди кончиками пальцев. Зная теперь о чувствах, которые он испытывает к ней, она жаждала его простить.
— Если ты так сильно любишь меня, все остальное мне безразлично.
Моран обнял ее и нежно прижал к себе, целуя в глаза.
— Как это понимать? Значит, ты свяжешься утром с капитаном и организуешь переезд в Гавану?
Эмилй подняла лицо для поцелуя.
— Да, мы оба уедем туда.
Моран стал целовать ее в глаза, потом в губы.
— Тебе виднее. — Он понял, что, — несмотря на свежий ветерок, взмок. Прижав свои губы плотнее к ее губам, чтобы она не открывала глаз, он украдкой вытер пот со лба.
Ведь все женщины одинаковы. Независимо от того, бедны они или богаты, для них существуют только два смертных греха: когда ими овладевают несмотря на то, что им не хочется, и когда не овладевают, несмотря на их желание.
Хорошо, что на этот раз все сошло. Теперь, больше всего нуждаясь в ней, Дэн потерял всякую спесь.
Утром, вместе с восходом солнца, возвратилась и жара. На Коллинз-авеню, самой оживленной улице, толпились студенты и туристы с севера. Большинство женщин надели купальные костюмы номера на два меньше, чем следовало бы. На мужчинах были спортивные рубашки, хлопчатобумажные брюки или шорты.
Туристов от местных жителей отличить очень легко, подумала Эмили. Местные ходили по теневым сторонам улиц и носили шляпы. Она медленно вела машину, стараясь ничем не привлекать внимания.
Вскоре она отыскала пирс, где Том Дойль швартовал свою яхту. Это было на южном конце пляжа. Оставив машину, она проверила, все ли документы при ней. Дэн сказал, что лучше продать машину, чем давать Дойлю. чек, и она сочла это разумным. В этом случае полиция не сразу наткнется на ее след: кто знает, кому и когда продана машина. Если же ее чек попадет в банк, то об этом в ближайшее время станет известно и в Хевйтте.
Почти вся рыболовецкая флотилия, за исключением нескольких лодок, находилась в гавани. Капитаны и матросы нежились на солнце, поглядывая на туристов. Эмили чувствовала, что ее. провожают восхищенными глазами, когда она спускалась к судну Дойля. Она даже улыбнулась при мысли, что мужчины вряд ли любуются расцветкой ее юбки. — их восхищенные взоры предназначались ей самой. А вот гордилась ли она сознанием своей женственности или нет, Эмили как-то не думала.
Дойль, еще крепкий мужчина лет пятидесяти, с коротко подстриженными седыми волосами и худым обветренным лицом, сидел в качалке на палубе. Одежда его состояла лишь из шапки, грязных парусиновых сапог и рваных сатиновых штанов. Он являл собой резкий контраст со своей элегантной моторной яхтой и теперь наслаждался пивом, пытаясь погасить жажду бурно проведенной ночи.
Увидев Эмили, бывший контрабандист сдвинул свою капитанскую шапочку на затылок и поставил ноги на ящик с рыбой.
— Кого я вижу! — приветствовал он ее. — Маленькую Эмили Хе- витт, которая уже успела стать взрослой и похорошеть как ангел небесный. Что тебя сюда привело, малышка, к. нам, в Майами?
— Разыскиваю тебя, — ответила она. — Можно войти на борт?
Было время отлива, и. палуба находилась ниже пирсов. Дойль встал, и помог Эмили спрыгнуть на нее.
— Только не говори, пожалуйста, что тебе хочется отправиться на рыбалку.
— Нет, — ответила Эмили. — Но я хочу с тобой поговорить. Могу я нанять твою яхту?
Дойль почесал живот.
— На какой срок?
— Я хотела бы добраться до Гаваны.
Дойль тихо присвистнул.
— Совсем одна?
— Нет, — ответила она, заметив группу туристов, которые любовались строгими линиями «Эстреллиты», и добавила тише: — Надеюсь, у тебя найдется укромное местечко, где можно поговорить наедине?
Том указал на открытую’дверь каюты.
— Конечно. Проходи.
Каюта оказалась просторной и удивительно чистой. Повсюду были разложены снасти, и создавалось впечатление, что Дойль, когда она ' пришла, как раз их чинил. Предложив Эмили сесть на одну из ввинченных в переборку коек, он извинился:
— Только вчера, вернулся в гавань и еще не успел все разложить по местам. Итак, почему тебе вдруг захотелось в Гавану?
Эмили села, сложив руки на коленях.
— Просто захотелось, и все. И мне хочется арендовать твою яхту. Том был явно удивлен.
— Ты что, шутишь? Это же слишком опасно.
— Знаю.
— Сколько человек поедет?
— Только двое.
— Понятно, — спокойно буркнул он. И внезапно вспомнил, что оставил свое пиво на палубе. Он быстро сходил за ним. — Ты, а еще кто?
Эмили мгновение колебалась.
— Только я и мой супруг.
Дойль улыбнулся.
• — Вот как? Твой супруг? Значит, Хй Тайер все-таки добился своего. Один ноль в его пользу. Но почему Хи именно сейчас, в свой медовый месяц, хочет отправиться путешествовать? После того, что, я прочел в газетах, мне кажется, у него забот полон рот. На его шее висит беглый преступник, ограбление банка, а теперь еще и линчевание Сэма Харриса. И все это только • за одну неделю. — Дойль снял шапку и почесал затылок. Потом глотнул пива. — Я чуть не умер, когда прочел об ограблении банка. * Если бы только знать, что там восемьдесят тысяч долларов, я бы сам провернул такое дельце…
Эмили комкала в руках носовой платок.
— Я вышла замуж не за Хи Тайера, Том, — сказала она.
— Не за Хи? А за кого же? Я его знаю?
— Нет. — Эмили долго молчала, прежде чем решиться продолжать говорить дальше. Когда она уезжала из мотеля, они с Дэном договорились не обманывать Тома. Он сам слишком долго жил в конфликте с законом и замешан в разных, историях, чтобы не почувствовать, чем здесь попахивает. Поэтому более чем бессмысленно сочинять для него историю. Кроме того, она была уверена, он узнает Дэна Морана, несмотря на его перекрашенные волосы. Фото в газетах было достаточно. четким. Поэтому-то им ничего другого не оставалось, как довериться ему и надеяться, что за определенную сумму он будет держать язык за зубами.
— Я немного покривила душой, Том, — призналась Эмили.
— Я так и предполагал.
— Я не замужем за человеком, который сопровождает меня в Гавану.
— Что ж, тут уж ничего не поделаешь.
— Но там мы поженимся. Сколько ты потребуешь за переезд?
— Все зависит от обстоятельств.
— Каких?
— Самых разнообразных. Почему вы, например, действуете столь таинственно?
Эмили глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
— Потому что его могут узнать.
— Кто?
— Полицейские, которые встретятся на пути.
— О, твой рассказ становится все более интересным! — К этому моменту Дойль уже решил, что пиво в данных обстоятельствах слишком слабый напиток, и достал бутылку рома. — В таких случаях плата за транспорт бывает очень высокой.
— Так мы и думали, — сказала Эмили. — Но сколько именно?
Том открыл бутылку и налил себе рому.
— Тебе налить?
— Нет, спасибо. Так сколько ты возьмешь?
— Все зависит от обстоятельств, как я уже сказал. У него земля горит под ногами?
— Да, но какое тебе, собственно, до-этого всего дело? — ответила она вопросом на вопрос.
— А как же иначе? Я должен знать, насколько велик риск, Прежде чем назвать цену. Кто он вообще? Как его зовут?
У Эмили не оставалось выбора.
— Моран, — сказала она. — Дэн Моран.
Дойль чуть не поперхнулся ромом.
— Уж не этот ли «золотой мальчик»? — изумленно воскликнул он.
— Кое-какие газеты его так называют.
Дойль выплюнул сигарету и произнес проклятье, инстинктивно закрыв дверь каюты.
— Если вы, маленькие и бедненькие девочки с большими деньгами, хотите повеселиться, то делаете это основательно, не так ли?.. Ты это всерьез, Эмили, действительно связалась с Мораном, насильником, преступником и убийцей, которого разыскивает полиция четырех штатов?
— Он не убийца! — взволнованно ответила та.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Дойль и сам ответил на свой вопрос: — А, понятно, он тебе это сказал!
— Он поклялся мне, что не имеет никакого отношения к смерти Мэрфи и Джека Хайеса. И я знаю, что он не мог убить Тейлора.
— Только не говори, что ты помогла ему бежать из тюрьмы.
— Нет, но я знаю, что он никого не убивал.
— В газетах пишут иначе. И, видимо, у них есть масса улик против него.
— Мне безразлично, что пишут газеты. Дэн — не убийца. И убежал он только потому, что не хотел отсиживать срок, неправильно присужденный ему. А я только спрятала его и попыталась ему помочь.
Она покраснела, заметив на себе внимательный взгляд Тома.
— Да, конечно, все понятно, — бросил он с саркастической усмешкой. — Чисто платонический интерес.
Взгляд Дойля ей не понравился. Показалось, что такое признание сделало ее в глазах Тома просто дичью.
Отведя от нее глаза, он снова налил рому и заткнул бутылку пробкой.
— Ну, хорошо, — наконец сказал он. — Теперь мы знаем, от чего отталкиваемся. Перейдем к делу. Скажу откровенно, Эмили, если бы. мои дела не шли сейчас так плохо, если бы на мне не висело несколько счетов, по которым я никак не могу расплатиться, я бы попросил тебя — и, причем, сразу — не вмешивать меня в это дело. Ты сама-то хоть понимаешь, чего хочешь? Ведь я пойду на огромный риск, если соглашусь на твое предложение.
Эмили все еще теребила платок.
— Я все понимаю, Том.
— Дважды я попадался, третий раз для меня будет последним.
Но ее не интересовали его проблемы.
— Сколько ты хочешь?
— А что вы будете делать в Гаване?
— Это наше дело.
— Тоже верно. Сколько ты предлагаешь?
— Как ты смотришь на две тысячи?
— Не пойдет.
— Ну, хорошо, три.
Дойль опять покачал головой.
— Тоже не пойдет. Меньше чем за пять я к этому не притронусь. Но даже и за такую сумму я не рад буду пускаться в авантюру.
Дверь в каюту была закрыта, а утренний палящий зной все сильнее нагревал крышу. В каюте стало нестерпимо жарко. У Эмили разболелась голова. Тем не менее ей не понравился пристальный взгляд Дойля.
— Хорошо, пусть будет пять.
— И никаких чеков. Только наличными.
— О’кей! Наличными так наличными.
Она открыла сумочку и пересчитала деньги. Сто долларов она отложила на расходы, а две сотни вручила Тому.
— Вот тебе две сотни в качестве аванса, остальные получишь приблизительно через час.
Том заинтересовался последней фразой.
— Каким образом ты рассчитаешься и как намерена достать такую сумму сразу, не предъявляя чека в банк и не оставляя там след?
— Продам свою машину.
— Какой марки?
— «Кадиллак», новейшая модель.
— Что ж, такой вариант возможен.
— Значит, во второй половине дня сегодня мы можем отплыть?
— Нет, — лаконично ответил Дойль. — Я же сказал, что только сегодня вернулся. Надо заправиться горючим и запастись продуктами. Кроме того, если я сразу выйду в море, ничего не сказав другим мальчикам, все капитаны в порту проявят к этому нездоровый интерес. А он может оказаться похуже иных бабьих сплетен. Лучше всего отплывать на зарЛ, вместе с другими. За это время успею сочинить какую-нибудь сказку относительно двух голубков, ищущих уединения. Тогда мальчики не будут себе ломать попусту головы. Иногда на нашем пути встречаются такие парочки, — пояснил он и сделал соответствующий жест. — Знаешь, которые хотят испробовать, как это будет на волне, при качке…
Эмили почувствовала, как у нее в желудке образовался какой-то ком. Наверное, Дэн сможет по-настоящему оценить все, что она для него сделала. До того, как она рассказала Тому о Дэне, Дойль никогда бы не решился говорить с ней в таком тоне. Она опять почувствовала себя по уши в грязи, как в ту, последнюю ночь.
— Тебе виднее, — холодно ответила она. — Когда ты сможешь отплыть?
— Когда ты рассчитаешься.
— Мы не опоздаем. — Она намеренно подчеркнуто произнесла слово «мы».
Дойль открыл дверь.
— Моран хоть изменил Свою внешность?
На солнце было жарко, но все же лучше, чем в каюте.
— Изменил, и довольно удачно, — ответила Эмили. — Отрастил усы, выкрасил волосы в темный цвет и вдобавок носит военную форму.
Дойль покачал головой.
— Нет, про форму лучше забыть. Мне хватает неприятностей с береговой полицией. А тут может вмешаться и военная, которая поже-. лает проверить документы. Скажи ему, чтобы он оделся как турист. Широкополая соломенная шляпа, броская спортивная рубашка, модные брюки. И не забудь темные очки.
— Хорошо.
— А как обстоит дело с тобой? Полиция знает что-нибудь? Тебя-то ищут?
— Я сама еще точно не знаю, — призналась Эмили. — Но; думаю, не ищут. Правда, у Хи могли появиться подозрения после того, как он расспросил прислугу в доме. Поэтому я и пытаюсь побыстрее провернуть это дело.
— Понятно, — Дойль проводил ее до пирса. — Не — забудь: я жду остальные деньги в течение двух часов. Иначе сделка не состоится.
— Я вернусь, как только продам машину.
Был отлив, и палуба опустилась еще ниже.
— Вот сюда! — сказал Дойль. — Делай большой шаг. Я тебе помогу.
Эмили вздрогнула, но ничего не сказала, когда мощные руки схватили ее за бедра и подняли над палубой довольно бесцеремонно. В другое время она бы его одернула,* но сейчас лишь с горечью подумала; что женщина сама творец своей репутации. Она могла разыгрывать из себя недотрогу раньше, а теперь, после признания Дойлю, это было уже невозможно.
В машине у Эмили по-прежнему болела голова. Будто у нее и без того не существовало неприятностей! А тут еще новый поворот дела! Как только завтра утром они окажутся в море, она и Дэн будут целиком во власти Дойля. В отношении же последнего трудно предугадать, что он любит больше: деньги или женщин.
Возможно, он запросит и больше пяти тысяч. И Эмили, поддавшись внезапной панике, спросила себя, а сможет ли она заплатить такую сумму?
Все было слишком трудным для нее. Впрочем, теперь ей стало понятно, как далеко может зайти женщина в своих чувствах к любимому человеку.
Эмили обещала Дойлю вернуться через два часа, но эти два часа выросли почти в шесть. Виной тому оказалась машина, которую она не смогла сразу продать. Хотя еще два месяца назад авто стоило более восьми тысяч, первый же торговец предложил ей только четыре. Он объяснил это тем, что его клиенты предпочитают маленькие машины иностранного производства. Кроме того, по окончании сезона во Флориде почти ни у крго не было свободных денег, чтобы позволить себе купить «кадиллак».
Второй торговец, к которому она пригнала машину, тоже был согласен уплатить ей четыре тысячи, но поставил два условия. Он хотел, чтобы его механик проверил машину, и собирался связаться с продавцом машин в Хевитте, чтобы удостовериться, что Эмили действительно та, за кого себя выдает.
— Почему бы вам не оставить машину до завтра? — предложил он.
Три следующих торговца вообще не заинтересовались «кадиллаком», поэтому не назначили никакой цены. Еще один предложил в обмен старый «бьюик» и в придачу две тысячи восемьсот.
Лишь в час дня ей удалось наконец получить за машину деньги. К этому времени она так отчаялась, что продала «кадиллак» на пять сотен долларов дешевле, чем было нужно. После того, как все бумажки были подписаны, продавец настоял на том, чтобы она взяла сумму чеком. Значит, ей надо было идти в банк и удостоверить свою личность, чтобы погасить этот чек. И это сводило к нулю всю скрытую сторону продажи машины.
Она находилась в двух кварталах от банка, когда ей пришла в голову мысль, что можно получить недостающую сумму и по личному чеку. Все равно тайны как таковой уже больше не существовало. Кроме того, когда чек доберется до банка в Хевитте, они будут уже в Гаване.
Она поспешила обратно в банк, но оказалось, что уже начало третьего, и он закрылся.
Обливаясь потом, усталая и раздосадованная, она подумала: а не получить ли по чеку в каком-нибудь крупном магазине или универмаге, Где у нее был постоянный счет. Но сразу прогнала эту мысль: там, в магазине, можно было встретить кого-то из знакомых, а она не желала рисковать и обнаруживать свое местопребывание. Но, скорее всего, думала она, Дойль удовлетворится четырьмя с половиной тысячами или примет чек на оставшуюся сумму.
Эмили почувствовала голод, но не хотела тратить времени на обед. Поэтому по пути заскочила в закусочную и заказала сардельки со стаканом молока. Сардельки показались ей невкусными, но молоко приятно освежало.
Поэтому, выпив еще один стакан, она пошла дальше, пока не добралась до магазина мужской одежды. Дойль, конечно, был прав, предложив Дэну снять форму. Поэтому она купила две пары брюк, три рубашки яркой расцветки, пару ботинок на каучуковой подошве и соломенную шляпу. Все это обошлось ей в девяносто три доллара, — намного больше того, чем она ожидала. Еще три доллара ушли на очки, которые она купила в аптеке по соседству. Кончились сто долларов, которые она отложила для себя. Денег оставалось ровно столько, сколько необходимо лишь на то, чтобы оплатить дорогу к мотелю на такси.
А в такси ее словно током пронзило: она внезапно вспомнила, что у нее не осталось даже мелочи, чтобы рассчитаться за пребывание в мотеле. Не говоря уже о Гаване, где они вообще окажутся без единого гроша…
На глаза навернулись слезы. Выписать чек на какие-нибудь благотворительные пожертвования — это занятие теперь казалось ей детской игрой, но самой упомнить каждую деталь — совершенно другое дело. Еще с неделю назад обо всем этом думали за нее другие люди.
В гавани она попросила шофера обождать и пошла по жаре в сторону пирса, где стояла яхта. Многие капитаны и матросы, дремавшие на своих палубах, заметили Эмили.
Взойдя на яхту, она окликнула:
— Том! Капитан Дойль!
Ответом было громкое храпение.
Ориентируясь на этот храп, Эмили пошла в каюту, где побывала несколько часов назад. Дойль в одних штанах, весь потный, спал мертвецким сном. Рядом, возле койки, стояла опорожненная бутылка рома.
Эмили с отвращением посмотрела, на потное тело, но пересилила себя и стала трясти его, чтобы разбудить. Однако сон Тома оказался не таким крепким и глубоким, как она думала при первом взгляде на пьяного. Практически почти тут же он спустил ноги с койки и сел, готовый к самообороне.
— Ах, это ты! — он облегченно вздохнул. Потом, щурясь, посмотрел через иллюминатор на солнце: — Ты же предполагала вернуться через два часа?
Эмили присела на другую койку.
— Оказалось трудно продать машину.
— Но ты получила обещанные мне пять тысяч?
— Почти.
Дойль сполоснул рот глотком рома.
— Как это понимать?
— Я смогла получить только четыре с половиной. И то с трудом. — Она вынула деньги из сумочки и протянула ему. — На остальные триста тебе придется взять чек.
— Триста, говоришь?
— Двести я тебе уже дала.
— Правильно, — Дойль перебирал руками банкноты. — А если я буду настаивать на том, что хочу получить все пять тысяч наличными?
Эмили безнадежно развела руками.
— В таком случае из нашей сделки ничего не получится. Мы и так попадаем на Кубу без гроша в кармане.
— Это ваше дело. Я взялся вас только доставить туда.
— Знаю.
Дойль спрятал деньги в выдвижной ящик под койкой и вытер влажные руки о штаны.
— Ну, ладно, не будем пока об этом. Может быть, по дороге что- нибудь придумаем. — Он сунул ноги в парусиновые туфли и зашнуровал их. — Мне надо сейчас побеспокоиться о горючем и продуктах. — Он поднял голову, добавив: — По правде говоря, я не должен был ввязываться в это дело. Если бы у меня хватило ума, я бы отдал твои деньги назад и предоставил расхлебывать кашу, которую вы сами заварили, тебе и твоему «золотому мальчику».
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты что, не читала дневной выпуск?
— Нет. У меня не было времени.
Дойль поднял с пола газету и протянул ей:
— Вот, прочти.’
Корреспонденция была из Хевитта. Заголовок гласил:
«Золотой юноша» Моран все еще на свободе».
Далее в статье говорилось:
«Местная полиция и прокуратура в настоящее время проверяют гипотезу: не могло ли так случиться, что одна из жительниц Хевитта, а именно мисс Эмили Хевитт, была вынуждена помочь Морану спрятаться и затем бежать из города?.. Допрошенная сегодня утром экономка мисс Хевитт отказалась дать прокурору Тайеру какие-либо объяснения. Полиция предполагает, что мисс Хевитт всю неделю после побега покупала в аптеке большое количество перевязочного материала, а также продукты питания, какие она раньше никогда не приобретала».
Дойль грязно ухмыльнулся.
— Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? Если не хочешь выбросить на ветер свои пять тысяч, на твоем месте я давно бы исчез, пока мы еще не отчалили.
— Ну, конечно, — согласилась Эмили и свернула газету. Она хотела взять ее с собой, чтобы показать Дэну.
Дойль поднялся вместе сней, взял за подбородок и поцеловал. Словно разговаривая сам с собой, проговорил:
— Так как теперь вас обоих разыскивает полиция, я бы все-таки попросил тебя найти другого идиота. — Руки его тем временем гладили ее по спине и бедрам. — Правда, душечка, девушки, вроде тебя, всегда были моей слабостью, но тут уж ничего не попишешь…
— Если я расскажу об этом Дэну, он тебя прикончит на месте.
Дойль рассмеялся с довольным видом.
— Сильно сомневаюсь. — Он дотронулся до синяка под ее глазом. — «Золотые мальчики» в этом мире все одинаковы. И в большинстве случаев боятся затевать драки с мужчинами, которые могут ответить ударом на удар. Они, как правило, дамские угодники, которые целуют им ручки, ну… и так далее. Когда, конечно, все идет гладко и согласно их желаниям. Когда же положение становится критическим, они думают только об одном: как спасти собственную шкуру.
— Дэн не такой, — запальчиво воскликнула Эмили. — Ему только надо дать шанс. Он добрый и порядочный. И любит меня.
— Возможно, — спокойно ответил Дойль. Он постучал по газете пальцем. — Но мне кажется, душечка, что ты сделала ставку не на того человека. Я имею в виду того, кто уже понял, какая разыгрывается драма, и тем не менее до сих пор пытается оградить тебя от неприятностей. Газета даже называет его имя — Тайер. — Он легонько шлепнул ее по мягкому месту. — А теперь сматывайся отсюда, иначе я могу передумать, и, кто знает, какие мысли мне еще придут в голову. Но если ты не передумаешь, то позаботься, чтобы твой избранник явился ко мне свеженьким и хорошо одетым… И без опозданий. А в эту ночь вам придется попоститься.
— Мы придем вовремя, — ответила Эмили, почти не разжимая губ.
Кипя от ярости, она выбралась на палубу и схватилась за поручни, чтобы подняться на пирс. Она подумала, что он и на этот раз не откажет себе в удовольствии схватить ее невзначай за бедра. Она хмуро обернулась и с удивлением отметила, что он и шага не сделал за нею следом. Том прислонился к косяку, и на губах его играла саркастическая усмешка.
— Уже начинается прилив, а ты достаточно взрослая, чтобы выбраться на пирс без посторонней помощи, — сказал он насмешливо.
Когда она наконец оказалась на пирсе, порвав чулок, он тихо добавил:
— Да, послушай, Эмили…
Она быстро обернулась.
— Что еще?
— Только на тот случай, если мне это действительно понадобится. Где вы остановились?
Этот вопрос сперва испугал Эмили. Но она только пожала плечами и решила, что теперь может полностью отдаться в руки Дойлю. Она назвала ему мотель, в котором они остановились, а потом отправилась по пирсу к поджидавшему ее такси.
На Коллинз-авеню туристов было больше, чем утром. Эмили позавидовала им. Те нуждались лишь в солнце, отдыхе и любовных утехах. Раза два, когда такси было вынуждено останавливаться на перекрестках, регулировщики бросали на нее беглые взгляды, и каждый раз у нее от этого мурашки пробегали по спине. Очень неприятное возникает у человека чувство, когда его разыскивает полиция…
По дороге она еще раз просмотрела статью.
Да, сомнений больше не было: Хи заставил Бесси заговорить и теперь знал все. Она почувствовала благодарность к нему, но к этой благодарности примешивалась и неприязнь. Он, разумеется, пытался оградить ее от неприятностей, выдвигая соответствующую гипотезу. Но зато все это тоже ложилось на плечи Дэна. Все было так, как он и говорил: если человек однажды поскользнулся, его постараются окончательно вывалять в дерьме.
Снова вспомнилась прошедшая ночь. Она хотела уйти от него и, не проснись он вовремя, возможно, уже снова была бы в Хевитте. Или сидела за решеткой, и ее уже допрашивали бы. Возможно, даже обви- _ нили бы в причастности к побегу «Золотого мальчика».
Ее наполнило вдруг чувство нежности. Дэн хотел пожертвовать;.своей жизнью, чтобы спасти ее. И суждение Дойля о нем было несправедливым. Хи не единственный мужчина, который хотел защитить ее. В этом отношении Дэн даже перещеголял его.
Странно, подумала она, что мужчины действуют очень похоже, в одном ключе, что ли. Может быть, потому что оба любили ее? На какое-то время Эмили охватило чувство самоуспокоения. Но все-таки любовь Дэна, как- ей казалось, была более одухотворенной. Хи Тайер в значительной мере рисковал только карьерой, а Дэн был готов пожертвовать самым ценным для человека — жизнью.
Но возникшее было чувство самоуспокоения исчезало буквально на глазах. История с Сэмом Харрисом оказалась, конечно, просто трагической. И она никогда не простит себе этого. Они с Дэном совершили ошибку. Тогда-то его выводы были весьма логичны. Да и как же он мог знать, что кто-то из местных жителей спрятал деньги и оружие на бензоколонке Сэма? Просто роковое совпадение. Даже если бы она и не предложила сделать обыск у Харриса, то ведь оружие и деньги, рано или поздно, все равно нашли бы.
Внезапно Эмили заметила, что такси остановилось и водитель смотрит на нее каким-то странным' взглядом.
— Вам нехорошо, мисс? — осведомился он.
— Нет, нет, все в порядке, — уверила его Эмили. — А почему вы спрашиваете?
— Вы как-то странно выглядели, — ответил он. — Словно вас хватил солнечный удар. У нас тут это явление не такое уж редкое.
Эмили снова уверила, что с ней все в порядке, и, расплатившись, дала ему полдоллара на чай, свои последние деньги. Уже одно это смешно. Она редко имела на банковском счету меньше пяти тысяч долларов, да еще не менее ста тысяч — в виде акций и ценных бумаг, не считая недвижимого имущества. А сейчас в ее сумочке не оставалось ни цента. Что ж, вся надежда на Дэна: он придумает, как ей раздобыть деньги.
Она вздохнула, входя в домик. Если Дойль думает, что она отдастся ему за недостающие триста долларов, то глубоко заблуждается. От этой мысли Эмили содрогнулась. Она не проститутка. Да и Дэн этого так не оставит, он, конечно, убьет Дойля за домогательства, но тем самым только глубже увязнет в неприятностях.
Ей стало очень обидно. После того как она так долго жила в вакууме, после ее обычной, почти целомудренной жизни с Хи Тайером теперь сразу все мужчины, даже продавец подержанных машин, стали относиться к ней с подозрением. Будто после недели, проведенной с Дэном, от ее тела исходили какие-то особые лучи.
Управляющий мотелем, толстый приземистый мужчина с лысиной, поливал цветочные клумбы. Когда она подошла к нему, он закрыл кран.
— Могу ли я поговорить с вами, миссис Хаббард? — спросил он.
В его тоне ей послышалось что-то зловещее. Эмили подумала, уж не прочитал ли он заметку в газете. Но, насколько ей известно, там не было описания ее внешности, не содержалось и предположения, что они с Дэном скрываются под фамилией Хаббард. Даже Бесси об этом ничего не знала.
— Конечно, можете, — улыбнулась она.
Толстяк откашлялся.
— Речь идет о столике. Горничная сказала, что вы его сломали.
— Ах, вот оно что! — с облегчением вздохнула Эмили. — Я еще утром хотела сообщить вам об этом. Пожалуйста, запишите нам в счет. Лейтенант вчера вечером споткнулся и упал прямо на этот столик.
Управляющий с пониманием кивнул.
— Ясно, миссис Хаббард. Я только хотел напомнить…
Эмили обогнула клумбу и пошла дальше, к домику. Там царил беспорядок. В раковине полно грязной посуды, покрывало на постели скомкано. Но Дэна нигде не было видно. Она — хотела поискать его вблизи домика, в баре, потом случайно взглянула в окно и увидела его, лениво'развалившегося на берегу и флиртующего-с блондинкой в узком бикини.
Она совсем было собралась покричать ему, но передумала. Хотелось хоть немного побыть одной, принять душ, переодеться, хоть отчаста вернуть себе былое самообладание, а потом уже рассказать Дэну о событиях минувшего дня.
Но вымывшись и переодевшись, почему-то почувствовала себя еще более растерянной и одинокой.
Конечно, Дэн мог бы и подождать ее, если принять во внимание, что ради него она все поставила на карту. Несмотря на пылкие заверения минувшей ночью, несмотря на готовность отдаться в руки полиции и пойти на казнь ради ее оправдания в суде, она считала, что он совершенно не ценит сделанное ею для него.
Эмили причесалась, привела в порядок лицо и, закончив туалет, снова выглянула в окно. Дэн все еще беседовал с блондинкой, смеялся и шутил, словно у него не было никаких других забот. А вообще-то почему бы ему и не веселиться? Ведь всю ответственность она взяла на себя, продала элегантную машину… Как права была Бесси, когда говорила, что любящий мужчина должен заботиться о своей подруге.
Она распаковала свои покупки, потом решила сократить их общий дорожный багаж, а все самое необходимое для поездки в Гавану уложить в небольшой чемоданчик. Много не стоит брать с собой. Она открыла пакет и высыпала содержимое на кровать.
Дэн, как и большинство мужчин, был не слишком-то аккуратен и складывал свою одежду как попало. Она отложила чистое белье, затем увидела большой сверток — тот самый, который Дэн прятал в винограднике. Если бы их машину тогда остановили и обыскали, этот сверток сразу выдал бы их. Она не могла понять его поразительного легкомыслия. Все, что он захватил с собой в ночь побега, было завернуто в арестантскую рубашку с отчетливой надписью «Заключенный № 43621».
Она постаралась припомнить, есть ли в мотеле где-нибудь печь для сжигания мусора, но так и не вспомнила. Все равно придется бросить эту рубашку в мусорный ящик. Она положила сверток на кровать и развязала рукава рубашки. Выложила содержимое. И.молча, с ужасом уставилась, словно окаменевшая, на пачки банкнот. На всех было написано одно: «Первый национальный банк. Хевитт».
— С трудом заставила себя обернуться, услышав, как со стуком откры-, лась дверь домика. Послышался шум шагов по гостиной, который замер у двери спальни.
Она увидела в дверяхЩэна, который тут же подскочил к ней и, не раздумывая ни секунды, ударил по лицу.
— Это на тебя похоже, шлюха! Шпионишь? Теперь будешь знать!
Оглушенная, не чувствуя боли, она потрогала холодными как лед пальцами сочившуюся из уголка рта кровь.
— Да, теперь я знаю, — тихо проговорила она.
Слишком поздно открылись у нее глаза. Она поняла, почему Дэн влез в ее дом. Теперь она знала, почему он все это время умело притворялся, лицемерил, лгал. Знала, кто устроил массовый побег заключенных, кто и почему убил Мэрфи. Знала, кто участвовал в убийстве Джека Хайеса и изнасиловал Мей Арнольд, кто убил Тейлора и Гарри Миллера. Она поняла, почему Дэн так настаивал на том, чтобы в ночь перед линчеванием Сэма Харриса она приняла две таблетки снотворного. Теперь она знала, где был Дэн, солгавший, что выходил подышать свежим воздухом…
— Но дальше так дело не пойдет, — усмехнулся он. — Ты все приготовила для поездки в Гавану?
Эмили услышала, как чужой, будто не ее голос ответил ему, но в какой-то момент поняла, что говорила она сама.
— Да. Дойлю я уже заплатила. Завтра на рассвете ты отплываешь.
Моран привлек ее к себе.
— Не надо так говорить, куколка! Ты слишком глубоко влезла в это дело и теперь просто не можешь увильнуть. Завтра мы оба отплываем.
Эмили ничего не соображала. Этот мужчина, которому она отдавалась, вместе с которым в упоении рисовала себе их общее будущее, ради которого бросила родной дом и друзей, был ненормальным.
Сумасшедшим. За его юношеской, почти детской внешностью скрывался безумец, который мог убить походя, мимоходом кого угодно, ему это ничего не стоило, как, впрочем, и лечь в кровать с любой женщиной.
Она теперь все знала про него, но почему-то совсем не боялась. И перестала стыдиться, потому что чувствовала себя окончательно вывалявшейся в грязи.
Моран сел на кровать и хлопнул рукой по покрывалу:
— Иди сюда!
Эмили застыла как вкопанная посреди комнаты.
— Нет.
— Не очень хочешь?
— Не хочу.
— После нашей последней недели? — ухмыльнулся Моран. — После всего, чем мы занимались? Итак, ты теперь знаешь, что это я ограбил банк и убил несколько человек. Но ведь это ничего не меняет в отношениях между нами.
— Разве? — тихо проговорила Эмили. — Ты ошибаешься. Боюсь, что меняет.
Все ее чувства к Морану умерли. Умерли так же, как и Гарри Миллер. Мужчина, сидевший сейчас на кровати, теперь для нее совершенно посторонний. Сумасшедший сексуальный маньяк. Она хотела бежать, бежать немедленно, но не могла себя заставить сделать это. Желая потянуть время, попыталась побудить его продолжить разговор.
— Но как тебе удалось ограбить банк?
— Детская забава! — весело ответил Моран. — Наша группа убирала мусор позади магазинов, помнишь? И позади банка тоже. Нужно было только постучать в дверь и спросить Миллера, нет ли для нас какой-нибудь работы. А когда он открыл дверь, я его тут же и прикончил. — Моран подбросил на руке пачку банкнот, будто взвешивая их содержимое. — Потом мы забрались в сейф.
— А как же Мэрфи? — не могла остановиться Эмили.
— Был с нами заодно, дорогая, — вразумил ее Моран. — Этот жирный коп вообразил, что сможет разбогатеть за одну ночь. Он посчитал, что получит половину добычи и никто ничего об этом не узнает. Да и кто мог его выдать? Миллер был мертв, а все остальные на празднике в лесу. Но мы спутали все его расчеты, так как убежали в ту же ночь. И, прежде чем скрыться, я позаботился о том, чтобы он больше никогда не смог раскрыть рта.
В домике по-прежнему все еще было жарко, как и днем. Эмили чувствовала пот, струившийся по ее груди.
— А это дело… с граблями?
Моран улыбнулся с довольным видом.
— Этот шаг я давно обдумал, крошка. Увидев тебя в первый раз, сказал себе: «Дэн, на эту малышку стоит обратить внимание. Если ты с ней сойдешься, все будет хорошо». И когда ты мне была особенно нужна, я вдруг обнаружил, что ты въезжаешь в ворота больницы.
Эмили не знала, куда девать свои руки. И не представляла, сколько еще смогут выдержать ее ноги. Может, лучше закричать? Но, словно прочитав ее мысли, он сказал:
— Если ты вздумаешь звать на помощь, советую сразу же отбросить эту затею. До того как сюда явится полиция, я с твоим личиком сделаю такое, что тебя вообще никто не узнает. Ведь я тебе растолковал прошлой ночью твое положение. Ты меня спрятала, помогла выбраться из Хевит- та, жила со мной целую неделю, так что погрязла во всем этом не хуже меня. Ты соучастница убийцы! — Ему неожиданно пришла в голову еще одна мысль, которая должна была сразить ее окончательно. — Не говоря уже о твоем безнравственном аморальном поведении! — Вздохнув, он продолжал более трезвым и уверенным тоном: — Так что ты мне должна помогать. Если меня схватят копы, если тебе не удастся переправить меня на Кубу, я ничего не утаю от репортеров. А поскольку хорошо знаю, как распространяются сплетни в Хевитге…
Колени у Эмили подкосились. Она опустилась на маленький стул перед туалетным столиком и только вымолвила:
— А я-то тебя любила! Доверяла тебе!
Моран закурил сигарету и, выпустив клуб дыма, продолжал, будто не услышав ее слов: у
— Другие мальчики мне тоже доверяли. Я обещал им ограбить банк. Но им досталась только куколка Арнольд, и то после того, как я в охотку накачал ее.
Эмили беззвучно и безнадежно заплакала.
— Но я ничего не имею против тебя, крошка, — великодушно смилостивился Моран. — С тобой я был по-настоящему счастлив. Очень счастлив! Уайта и Филипса убили копы, Тейлора я сам убрал, взял все деньги и добрался до реки, прежде чем снова открылась стрельба. Но моей главной ставкой была ты, подружка прокурора. Это словно первый ряд в партере. Я узнавал q намерениях полиции еще до того, как они приводились в исполнение.
Эмили из последних сил вынуждена была держаться, чтобы продолжать этот разговор, лишь бы он только говорил, говорил…
— А потом, значит, ты подсунул деньги и оружие на бензоколонку?
Моран уронил несколько банкнот на пол.
— Все верно. Той ночью, когда я дал тебе снотворное. Сосчитай, куколка, из банка я забрал восемьдесят тысяч. И из этой суммы почти пять с половиной тысяч вынужден был отдать.
— Ты имеешь такие деньги, а я должна была все время подвергаться риску. — Это, скорее, прозвучало утверждением, нежели вопросом.
Моран ухмыльнулся.
— Точно!
— И ты знал, что Сэм Харрис невиновен, и тем не менее позволил его линчевать… О, Боже мой! — Эмили так взволновало это воспоминание, что она закрыла лицо руками и разрыдалась.
— Хорошо, хорошо. Не будем больше об этом! — холодно успокаивал Моран. — Терпеть не могу женских слез. Кроме того, слезы теперь не помогут. Просто я не тот парень, за которого ты меня принимала. Поэтому веди себя разумно. Ты сейчас со мной, как говорится, в одной лодке. И не говори мне — даже если я тебя отпущу — что ты вернешься в Хевитт и начнешь жить так же, как и прежде.
— Я понимаю, — призналась Эмили и начала искать носовой платок. Не найдя его, вытерла лицо подолом нижней юбки. Это было ее ошибкой. Нижнее женское белье оказывало на него такое же воздействие, как красная тряпка на быка.
Он тотчас бросил остальные деньги на пол.
— В таком случае перестань плакать, не веди себя, как истеричная невеста в день свадьбы, и иди ко мне!
Эмили продолжала неподвижно сидеть на месте.
— Нет. Все кончено.
— Это ты так думаешь, — усмехнулся Моран. Он хотел подняться, но его внимание привлекли брюки и рубашки, которые она для него купила. — Неплохая одежда, — буркнул он. — Во сколько она тебе обошлась?
— Почти в сто долларов.
Эмили посмотрела на его лицо, когда он стягивал с себя военную форму, надел одну из спортивных рубашек и посмотрелся в зеркало.
«Идиот! — мелькнуло в голове. — Настоящий идиот!*
— Неплохо, совсем неплохо! — Моран между тем продолжал любоваться своим отражением. Потом надел шляпу. — Теперь я как настоящий турист…
Потом он словно вспомнил что-то и поднял Эмили за руку со стульчика.
— Ты все еще моя сахарная куколка и останешься ею на довольно долгое время! И мое слово — закон! Заруби это себе на носу!
Ее тело билось, задыхалось от возмущения. Но вскоре его сковала какая-то апатия. Хуже, чем было, уже не будет. У нее осталось теперь только одно желание: каким-то образом поправить свою ошибку и избавить себя и Хи Тайера от позора и унижения.
Моран взял ее на руки и понес к кровати.
Голова Эмили безвольно моталась из стороны в сторону, точно сводимая судорогой. Так вот каков он, жалкий конец ее грез!.. Но, когда Моран попытался схватить ее, все ее тело словно восстало против нового надругательства. Она вывернулась из-под него, закричала:
— ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ИЗНАСИЛОВАЛ МЕЙ АРНОЛЬД! ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ХЛАДНОКРОВНО УБИЛ ГАРРИ МИЛЛЕРА! ЭТОТ ЧЕЛОВЕК МУЧИЛ И УНИЖАЛ МЕНЯ!
Она продолжала кричать и извиваться под ним, в то время как Моран ударами кулака старался заставить ее покориться. Внезапно в дверь постучали, и голос управляющего спросил:
— У вас Все в порядке, лейтенант Хаббард? Мне кажется, я слышал какой-то крик.
Моран грубо заткнул ей рот рукой.
— Еще один звук, и я пристрелю этого старого козла!
Он проверил, по-прежнему ли лежит револьвер на ночном столике.
Эмили, обессиленная, прекратила сопротивление. А Моран пошел в соседнюю комнату, даже не одевшись.
— Вы ошиблись. Вы слышали крик миссис Хаббард. Она всегда кричит в определенные моменты. Я должен выразиться поточнее?
Тот, казалось, был смущен.
— Простите меня, лейтенант. Но поскольку я уже здесь, у вас, нам нужно решить вопрос об оплате. Если вам нетрудно, мы бы предпочли, чтобы плата была внесена вперед. Вы должны мне две ночи и поломанный столик. Я уже говорил по этому поводу с миссис Хаббард.
Моран нетерпеливо ответил:
— О’кей! О’кей! Я сейчас же пришлю ее с деньгами. Но запомните, что мы в последний раз останавливаемся в вашем вшивом мотеле! — добавил он не без язвительной иронии.
Эмили, воспользовавшись передышкой, приводила себя в порядок. Когда Моран вернулся в спальню, она подумала, что он опять вот-вот набросится на нее и будет бить. Но Дэн лишь кисло взглянул, пожал плечами.
— О’кей! У меня прошло желание.
Она отвернулась от него, поправила платье. Моран надел брюки.
— Не по моему уму такие дамочки, как ты. Ты прячешь меня в своем доме, ставишь на карту свое общественное положение и рискуешь попасть в тюрьму. Ты меня холила и кормила, обманывала со мной своего друга. А теперь вдруг решила, что я тебе не гожусь, и разыгрываешь из себя недотрогу. Что ж, тебе всё равно придется смириться с моим обществом, крошка. Ибо, как я уже сказал, нам придется еще' долго путешествовать вместе. Завтра мы отплываем на Кубу. А потом отправимся в Южную Америку и начнем там новую жизнь.
Эмили так жалела теперь, что не схватила револьвер, когда Моран был в соседней комнате, и не пристрелила его. Но тут же устыдилась своих мыслей. Она не смогла бы убить человека, каким бы скверным он ни был.
Моран поднял с пола пачку банкнот и вытащил из нее стодолларовую.
— Вот возьми и оплати наши расходы за мотель. Иначе этот жирный червяк получит сердечный приступ.
Он вытащил из ящика пистолет, сунул себе за пояс и прикрыл только что надетой новой рубашкой.
— Но не забудь: я буду стоять возле двери. И если у тебя будет такой вид, будто ты собираешься предать меня, я просто его пристрелю.
Эмили схватила деньги. Вернее, пыталась схватить, но потом опустила руку, не дотрагиваясь до ассигнации.
— В чем дело? — спросил он.
Она показала на банкноту.
— А разве банки не записывают себе номера серий, начиная с пятидесятидолларовых и выше? Может быть, полиция уже пустила в ход список с номерами пропавших банкнот? И если это так, то нашему хозяину достаточно сравнить номер банкноты со своим списком, и через десять минут полиция будет здесь.
На Морана это подействовало отрезвляюще.
— А у тебя умная голова, милая крошка. — Он сунул деньги в карман. — О’кей! Не будем платить этими деньгами, пока не доберемся до Гаваны. Заплати ему из своих.
Эмили начала рыться в своей сумочке.
— Но у меня ничего нет. Я истратила сто долларов на твою одежду, все остальное отдала Дойлю.
— А как же мы рассчитаемся за мотель?
Она достала из сумочки чековую книжку.
— Почему бы не рассчитаться чеком? Полиция не знает, что мы путешествуем под именем Хаббард. А хозяин примет его у меня. Пока этот чек вернется сюда из Хевитта с пометкой, что такого счета не существует, мы уже будем за границей.
— Отлично! — похвалил Моран. — У тебя действительно работает голова. — Он взял ее под локоть, вывел за дверь и проводил до конторы управляющего. — Не забудь, что я стою за дверью. Так что, смотри без фокусов!
— Не бойся’, не забуду, — пробормотала она и постучала в дверь офиса. — Это миссис Хаббард. Я хочу заплатить по счету. Но поскольку у нас довольно туго с наличными деньгами, я хотела бы вас спросить: не будете ли вы так любезны и не возьмете ли вы у нас оплату чеком?
Пожилой хозяин мотеля встал из-за письменного стола и открыл ей дверь.
— Конечно, — сказал он приветливо. — Прошу вас, заходите в мою контору, миссис Хаббард!
Угасали последние отблески дня, и на землю опускалась ночная темнота. Со всех сторон слышались разговоры и смех гостей мотеля. Ухо улавливало даже всплески воды со. стороны бассейна. С эстакады доносился непрерывный гул несущихся на большой скорости машин. И чем более властно ночь вступала в свои права, тем явственнее доносились отдельные звуки, но теперь все тише и реже.
Эмили лежала на кровати без сна, прислушиваясь к шуму прибоя и шелесту пальм, похожему на шипение змей. Как же это Бесси высказывалась по поводу ее романа с Дэном? «Это не любовь, это только похоть…» Что-то в этом роде.
> Слишком подавленная, она не решалась даже пошевелиться. И каждый раз, стоило ей сделать какое-то едва заметное движение, Дэн вытягивал руку, чтобы удостовериться, тут ли она еще, рядом ли. Она стала его инструментом, которым он пользовался по своему усмотрению.
В первые два часа после уплаты по счету она еще на что-то надеялась. Но понимала, что для этого понадобится время. Теперь ей казалось, что управляющий мотеля совсем не взглянул на ее чек или принял все за шутку, ожидая, что завтра она принесет настоящий чек. И она потеряла всякую надежду. Ничего не оставалось, как идти утром на рассвете к яхте Дойля. А рассвет теперь уже недалек.
Она повернула голову и стала пристально изучать лицо человека, который лежал рядом с ней. Несправедливо, подумала она, что женщина от природы наделена такими сложными чувствами. Собственно говоря, Эмили должна была бы ненавидеть Морана всеми силами своей души, но не испытывала к нему ненависти. Против своей воли даже чувствовала какую-то нежность. Несмотря на то что он обманывал ее, даже бил, она никогда не ощущала столь сладостного фй- зического наслаждения, как с ним. Пусть ее называют тигрицей, как угодно. Но этот человек разбудил в ней чувства, о которых она прежде никогда даже и не подозревала.
В три часа Моран проснулся. Зажег свет, бросил взгляд на часы, потом на нее. Увидев-открытые глаза Эмили, спросил:
— Ты меня очень ненавидишь?
Она ничего не ответила. Вопрос не стоил того, чтобы на него отвечать. В настоящий момент было совсем не важно, что чувствовала она, поскольку была совершенно беспомощна.
Он пожал плечами.
— О’кей! Может быть, я ошибаюсь, но это у тебя пройдет, когда мы окажемся на Кубе. — Он вскочил с кровати. — Ну, а теперь пора собираться. Примерно через час начнет светать. Приготовь кофе, а я оденусь. И перестань смотреть на меня испуганными глазами. Я пошел в ванную.
Эмили накинула халат.
— Слушаюсь, босс!
Моран запустил пальцы в густые волосы на своей груди и усмехнулся.
— Если ты надеешься рассердить меня, то глубоко заблуждаешься. — Он влепил ей пощечину. — Это чтобы ты не забывалась, детка.
Эмили восприняла очередную физическую боль как часть полагающегося ей наказания. Была подготовлена к нему. И даже — к большему.
— Знаешь, ты, собственно, совсем не плохой товарищ, — продолжал Моран. — Только, к несчастью, слишком долго смотрела на мир сквозь лорнет с бриллиантовой оправой и ничего не замечала в настоящей жизни. Проснись же, Эмили! Ты теперь взрослая. Аистов больше нет. Есть только пчелы и цветы.
Он сделал попытку обнять ее, но она ускользнула и вышла на кухню.
— Хочу поставить кофе.
Моран крикнул ей вслед:
— Только не будь слишком гордой, когда я пытаюсь показать свою любовь к тебе. Я твой единственный друг; понимаешь? Может быть, ты вбила себе в голову, что ты мученица, так как все отдала мне и ради меня? Поверь, это далеко не так.
— Знаю, — согласилась Эмили.
На кухне она вскипятила воду, приготовила кофе и «поставила на столик две чашки, сливки и сахар. Потом с надеждой выглянула в окно. Но ничего не увидела, кроме песка и воды.
Процедив кофе, она вернулась в спальню. Там оделась под пристальным взглядом Морана. Он уже был готов и складывал в маленький чемоданчик деньги.
— Что ж, семьдесят четыре тысячи и пятьсот долларов — совсем неплохо, — констатировал он с самодовольной улыбкой. — Итак, нас ждет Гавана’.
Эмили поинтересовалась:
— А что ты будешь делать, когда истратишь их?
Моран все ещё улыбался.
— Тогда мы вместе подумаем, как перевести твои деньги туда, где мы будем. Поручим это дело какому-нибудь крючкотвору.
— Что ж, я, по крайней мере, получу хороший урок по юриспруденции, — холодно заметила она.
Моран оставил укол без внимания, точнее, воспринял его как комплимент.
— Что верно, то верно. Ни у одного копа нет столько ума, сколько у меня.'
— И поэтому… столько времени ты провел в тюрьме?
Моран пожал плечами.
— О’кей! Но с другой стороны, можешь ты назвать хоть одного копа, у которого было бы столько же денег, сколько у меня?
Эмили ломала себе голову над тем, что ей предпринять, чтобы предотвратить еще не совершившееся зло, исходящее от этого человека. Но что она могла? Сделано уже все, и вряд ли появится новый шанс. Она бросила взгляд на часы. Через полчаса или, в крайнем случае, через сорок минут они будут на борту яхты. А там у нее появятся другие проблемы.
Кровь прихлынула к щекам, когда она вспомнила, как Дэн прореагировал на ее слова о поведении Дойля.
— Ну и что ж, могла бы и ему разрешить полакомиться собой, — ответил он. — Как-никак, нам надо добраться до Кубы. Услуга за услугу. Впрочем, сделать это никогда не поздно. Ведь эта ваша любовь продлится не более двух дней.
Всего два дня!
Она промолчала, намочила полотенце в холодной воде и прижала его к своему горящему от стыда лицу. Потом снова вытерлась, расчесала волосы и подкрасила губы. Моран, уложив деньги, смотрел на нее.
— Знаешь что, дорогая? А ты действительно мила.
— Спасибо, — спокойно ответила она.
Она пошла на кухню, выключила кофейник, разлила кофе в чашки и принесла их в спальню.
Отхлебнув, Моран поднял глаза.
— Ради Бога, перестань же наконец жалеть себя! — буркнул он.
Эмили, не покривив душой, ответила:
— Я себя не жалею.
— Кого же тогда?
— Тебе все равно не понять.
Моран вынес оба чемодана в гостиную и поставил их рядом с закрытой дверью на улицу.
— Возможно. Мне ясно одно: тебя я не понимаю. — Он вытащил из-за пояса пистолет и убедился, что тот заряжен.
Эмили стала натягивать на руки перчатки.
Моран усмехнулся.
— Ну вот, опять превратилась в богатую леди. Забавляясь со мной, ты чаше была раздетой, чем одетой. А теперь сопровождаешь на Кубу человека, у которого на совести-пять убийств. Тем не менее ты не забыла, что дама всегда должна быть в’перчатках.
Эмили не сопротивлялась, когда он обнял ее. Губы его прижались к ее. Она почувствовала легкое волнение, но больше — ничего. Страсть ее улеглась, и теперь он для нее был таким же мужчиной, как и все прочие.
А Дэн, оскорбленный ее реакцией, огрызнулся:
— Ну, не будь такой ледяной!.. — Он поднял оба чемодана. — Если бы у меня было время, я бы преподал тебе урок. Но надо спешить. Открывай дверь! —
Она открыла дверь и' придержала ее, чтобы он мог пройти с чемоданами. Но Дэн почему-то остановился и стал внимательно осматривать внутренний дворик. Большая неоновая реклама не горела. Кругом было тихо. Еще темнели окна других домиков, включая и офис. Единственный источник света исходил от такси, стоянка которых находилась неподалеку. А слышные в ночи звуки издавали цикады да шум прибоя со стороны побережья.
— Иди вперед! — приказал наконец Моран. — И только по траве, пока не дойдешь до шоссе. А потом — прямо к стоянке такси.
Сделав пару шагов, она, остановившись, обернулась, спросила:
— Что это значит? Уж не намекаешь ли ты, Что великий грабитель вдруг испугался?
Моран вытащил из-за пояса пистолет.
— Знаешь что, моя сладкая, — парировал он холодно, — тебе не кажется, что ты в последнее время многое позволяешь себе?
— Я считала, что разыгрываю роль мученицы.
Он махнул рукой с пистолетом:
— Иди вперед! И если ты действительно меня предала, то получишь пулю в спину еще до того, как меня схватят копы. Правда, я не представляю, когда ты могла это сделать… — Он замолчал на полуслове, потому что в этот момент вспыхнул один из прожекторов и басовитый мужской голос проквакал в микрофон:
— Стоять на месте, Моран! Никаких движений! Вы под прицелом двадцати полицейских!
Моран, мигая, посмотрел в сторону громкоговорителя, а потом повернул голову к Эмили. Голос его стал удивительно мягок:
— Значит, все-таки выдала! Просто не верится! И как ты могла?
— С помощью чека… — выдавила она. — С помощью чека, который дала управляющему.
— Но он не мог так быстро дойти до Хевитта.
— А это было и не нужно. Я выписала чек на сумму восемьдесят тысяч долларов и поставила свою подпись: миссис Дэниэл Моран.
Вспыхнуло еще несколько прожекторов, и тот же голос прокричал:
— Говорит капитан Феррис из уголовной полиции. Рядом со мной стоят прокурор Тайер и шериф Кронкайт. Бросайте оружие, Моран. Ваша песенка спета!
Моран со своей обычной ухмылкой прокричал в ответ:
— Что ж, идите и хватайте меня, легавые! — Он бросил большой чемодан на землю, а тот, что поменьше, все еще держал в руке. Свободной он обхватил Эмили за талию, используя ее как прикрытие. — Видите, я уже выхожу! Смотрите! Но если вы сделаете хоть один выстрел, я застрелю девочку!
Сразу после этого Эмили услышала громовой голос Хи Тайера:
— Не стрелять! Он серьезно говорит! И в состоянии это сделать!
Моран еще крепче, прижал к себе Эмили и с издевкой крикнул:
— Опять заговорил, прокурор! Если бы я тебя, недоносок, увидел, пришил бы на месте!
— Нет, нет! — умоляюще вскрикнула Эмили. — Не делайте этого!
Она обращалась к обоим мужчинам. Хотя Моран и не мог видеть Хи, зато она его видела. Он стоял менее чем в десяти метрах от них.
— Прошу тебя, не надо, Хи! Он тебя убьет!
Как раз в тот момент, когда Моран увидел Тайера, один из полицейских очень смело, но необдуманно выскочил из-за куста и бросился на бандита. Тот хотел сохранить пули для Хи Тайера, поэтому выпустил Эмили и ударил полицейского чемоданчиком с деньгами.
Замок не выдержал, и дождь зеленых бумажек посыпался на землю. Падая, коп выронил оружие, и Эмили быстро нагнулась, чтобы схватить его. Когда Моран направил свой пистолет на Хи, она уже сжимала свой обеими руками.
На размышления не оставалось времени, и она'нажала на спуск. Сильный, удар отбросил Морана в сторону. Второй и третий выстрелы Эмили заставили его упасть на колени. Тем не менее он еще поднялся, даже сделал шаг к девушке, тоже опустившейся на колени, и ударил ее.
— Вот уж никак не ожидал от тебя этого, крошка! — Он с трудом изобразил на лице улыбку. Потом поднял руку и еще раз ударил ее. — Только для того, чтобы люди поняли, что ты собой представляешь… — Говорить ему становилось все тяжелее. — До свидания, моя сладкая… Вспоминай хоть изредка обо мне…
Пистолет выпал из его онемевших пальцев на траву. Пытаясь улыбнуться, он поднял руку и, казалось, хотел открыть ею какую-то невидимую дверь. И она открылась наконец, а он сам упал ничком и остался лежать без движения.
Послышались голоса людей, лаконичные приказания и распоряжения полицейских. Сильные руки подняли Эмили с земли. «Он насильно увез тебя, поняла? — властно прошептал кто-то ей на ухо. — Такова версия для прессы. Он силой заставил тебя спрятать его и вывезти из города. В противном случае он грозил убить Бесси».
— Нет, Хи, — так же тихо отозвалась она. — Целую неделю я добровольно была его любовницей.
Голос Тайера перекрыл ее голос, когда их окружила полиция.
— С ней, кажется, все. в порядке, только она в шоке. Уберите отсюда этих проклятых репортеров, Чарли! Ей надо дать время, чтобы прийти^в себя.
— Разумеется, Хи, — ответил голос капитана Ферриса из уголовной полиции. — Бедная девочка! Такое пережить!^.
Руки Хи крепко обняли ее, Эмили услышала другой голос:
— Я чуть было не умер в своей конторе! — Это говорил хозяин мотеля. — Я имею в виду тот момент, когда увидел на чеке сумму и имя. Но я и глазом не моргнул. Как только они ушли, я сразу же со7 общил в полицию. Они хотели выждать, пока эти двое выйдут из домика. Понимаете, мы все-таки боялись, что он может убить ее…
Эмили посмотрела на распростертую на земле фигуру и подумала, что он был не совсем уж безнадежен. Напоследок даже старался спасти ее.
«Только для того, чтобы люди поняли, что ты собой представляешь. До свидания, моя сладкая, вспоминай хоть изредка обо мне!»
— Я люблю тебя, Хи, — услышала внезапно Эмили свой собственный голос. — И- хочу выйти за тебя замуж, как только выкарабкаюсь из этой истории.
Она снова взглянула на человека, лежащего на земле. Дэн Моран был не таким, как все другие, кого она знала, и не таким, каких она еще узнает. Он жил в своем собственном, искаженном мире, и в течение недели она жила в нем вместе с ним.
— Прошу тебя, постарайся меня понять, Хи, — прошептала она. Руки, обнимавшие ее, сжались еще крепче.
. — Попытаюсь, конечно, попытаюсь! — торопливо ответил он. — . Ты не отправишься в тюрьму и не сделаешь никакой другой глупости. С тебя достаточно и этого… — А потом неожиданно добавил: — Если не ради меня, то ради него. Как ты думаешь, зачем он стал бить тебя?
ЭмиЛи почувствовала себя настолько опустошенной, что даже не могла ответить на вопрос Хи. Да это ничего бы и не изменило. Тайер был влиятельной фигурой в округе. Если он нажмет, где надо, с ее головы не упадет ни один волос.
— Как хочешь, Хи, — сказала она.
Теперь, когда первый шок прошел, было радостно чувствовать, что о тебе кто-то может по-настоящему позаботиться. И не только в своем последнем, несколько эпатирующем жесте, как это невольно получилось у Морана. Но заботиться до самого конца: она была уверена в Хи…
В таком случае, Эмили, предоставь мне разговаривать с репортерами, — кивнул Тайер.
Испытывая надежную мужскую поддержку, она почувствовала, как силы медленно возвращаются к ней. Конечно, воспоминания о Дэне Моране со временем потускнеют, а потом и вообще исчезнут из памяти, словно призрак.
— Тебе уже лучше? — осведомился Хи.
Эмили подняла лицо. Ей так хотелось поцеловать его. И хотелось, чтобы и он поцеловал ее.
— Да, — ответила она, — теперь все в порядке.