Шах и Мат

27

Он не видел ее четыре дня…

После того как Шах мягко надавил на раны, извинился и вынудил Анну раскрыться, чтобы рассказать о себе он с опозданием понял, что поспешил. Поспешил расслабиться и дать ей время на передышку. И во что это вылилось? В ее подсознательное желание ускользнуть не только от неприятных тем, но и от него самого. И продемонстрировать это у нее хорошо получилось с помощью Михаила. И если нужно заполучить ее доверие, то давить дальше бесполезно. Так что деловая поездка сроком на неделю пришлась как нельзя кстати. И он уехал.

В загрузке не позволяющей продохнуть запретил себе названивать и интересоваться происходящим на съемках. Если на вилле возникнут крайние сложности, с ним свяжется Николас, а в остальном, пусть она считает себя свободной во всем.

Хотите узнать помыслы человека, не сковывайте его своим присутствием, отойдите, и он проявит реального себя. Например, ее отношение к Алексу — актеру, которого Анна отстаивала на подборе, а так же отношения в ее команде. Андроид перекочевал в чемодан и должен был оставаться там до окончания семидневной поездки. Но на четвертые сутки Шаген не выдержал, освободив гаджет из заточения, он улыбнулся. Девять пропущенных от Анны грели душу и наводили на вопросы.

О делах на съемочной площадке ежедневно по полчаса рассказывала Энжи. Не редко среди жалоб на мужское недопонимание, она нападала с обвинениями на Анну и прозорливого режиссера, но в детали не вдавалась. Николас не звонил, Энжи не пыталась замолить свои грешки или представить их в ничтожном свете, как это делала в прошлом. Но из-за пропущенных звонков, он устроил ей допрос с пристрастием. Услышав о собаках, пообещал вернуться домой. Она бросила трубку.

Историю с декорациями, произошедшую сразу же после телефонного допроса Шаген в красках узнал от Николаса. В отличие от охранника режиссер отнесся к произошедшему великодушно:

— Влюбленная девчонка, что с нее взять?

И предложил связаться с неким Феррагамо, о которого Энжи прячется на вилле как маленький и глупенький ребенок.

Шаген мысленно усмехнулся. Он знал, что в жизни Энжи временно фигурировал некий Марко, но и представить не мог, что это тот самый Феррагамо. Когда прояснились некоторые детали их отношений, он договорился с магнатом о встрече в Ницце. Перед глазами все еще стоял эпизод обрушения гримерки на Анну, а следом ее мокрое от слез лицо. Желание отшлепать подопечную к моменту прилета поутихло, с ней без особых проблем разберется Марко и так будет лучше всего, — решил Шах.

Но Энжи не оказалось в доме, ее не было у друзей и проверенных соглядатаев. А зная методы слежения привычные для Шагена, она в комнате оставила клатч, телефон, подаренные им серьги, кольцо и даже любимые часы, преподнесенные Шагеном на двадцати двухлетие, а затем скрылась через задний двор, не попав в зону видимости камер. Обзвонив знакомых среди ночи, и ничего не узнав, он обратился за помощью к Анне.

Сонная, уставшая, помятая она выглядела так беззащитно и хорошо, что он еле сдержался и не обнял. Он не видел ее четыре дня и самым непостижимым образом соскучился и не хотел никуда идти. А тут еще Энжи и ее поиски…

Шах с досадой сжал кулаки.

Они ее нашли, конечно, в клубе, конечно среди парней, как это она уже проделала в третий раз после смерти сестры. Ему не составило труда уговорить ее спуститься вниз и вернуться домой. И вот тут он увидел, как Анна решилась показать свой внутренний огонь. То, что происходило внизу на танцплощадке, не шло ни в какое сравнение с танцами на пляже. Ступая мягко и легко, она волной перетекала из одного па в другое, словно жизнь. В такт музыке ее движения то скользящие медлительные, то резкие и агрессивные сливались в единый танец и толпа расступилась.

Анна взглянула на балкон.

Шаген вовремя отвел глаза, переключившись на парня, что отстаивал свободу Энжи. Хватило пары слов, чтобы тот отступил и не пытался загородить девушку грудью. А в это время, Анна обошла опустевший круг, как тореадор, вызывая партнера на битву. И навстречу ей вышли — быки. Сразу двое, один из профессиональной подтанцовки второй ушлый герой любовник, каких тут околачивается не один десяток.

И что делает Анна? Выбирает его…

А что делаю я? Задался мужчина вопросом, и честно ответил — злюсь. Этому касаться ее можно, мне нельзя! Желание справедливости возобладало. Попросив старого знакомого об услуге, он указал на танцпол. Тот понял, кивнул. Жак не умеет работать без пафоса, — со вздохом подумал Шаген, — и всего-то попросил свет вырубить на двадцать секунд, а вышло на весь медляк. И кто тут романтик, я или он?

Воспоминания чередой прошли перед глазами: мягкие изгибы женского тела, ошеломленное и удивленное лицо Анны, ее сообщение о хорошем партнере и ее греющие душу воспоминания, что сохранились о нем еще с тех давних пор.

А что оказалось в конце?

Танцевал с ней не он, а какой-то там Ник! Неужели трудно было догадаться? Или хотя бы по ощущениям на коже запомнить, кто есть кто?

Он осуждающе взглянул на причину тяжелых дум и заметил ее неловкое движение. Сидя на пальме высоко над песком, Анна наверняка замерзла, хочет слезть, но боится стряхнуть остальных. — Понял он и приблизился к группе.

Мы сидели на пляже, оккупировав вырванную с корнем пальму. Кто-то из местных вдали играл на гитаре, и звуки романтической баллады доносились сюда к нам. Шашлык у Дмитрича получился великолепный, разговоры задушевными, а вечер почти теплым. Настена и Рыжик грелись у огня, Ольгу укутал в плед Глеб, Сирафимовна и Дмитрич пошли разбираться кто в семье главный, а я, умостившись на узком и высоко расположенном месте пальмы, начала подумывать, как бы с нее красиво слезть. В шортах, достигающих середины бедра, тонкой майке на бретельках, сидя на собственной куртке вот уже минут пять поясницей и не только, чувствую холодное дыхание моря.

Внутренний критик, напомнил о предостерегающих словах Шаха, но вскоре тоже замерз и замолк. На третьей попытке сползти, так чтобы не стряхнуть с дерева остальных отдыхающих, я почувствовала наглые лапищи, накрывшие мою подмерзающую точку. Вздрогнула и чуть не свалилась. Напугавший меня не дал рухнуть вниз, удержав за поясницу. В этих ручках я узнала что-то знакомое, оборачиваюсь, а это Шах:

— Вы всегда так реагируете?

— А вы ко всем так лезете? — все еще не придя в себя, спросила я.

— Нужно подумать. Держитесь. — Он сместил руки в первоначальное положение.

— Что вы делаете?!

— Пытаюсь вас спустить вниз? Вы ведь этого хотите в последние пять минут?

— Да, то есть нет! И…! Расположение ваших рук этому действию не соответствует.

— Анна, вы ходите, чтобы удобно было только вам или ближние так же могут…

— Что могут? Ближние вообще много чего себе позволяют, но это не значит, что все удобства должны выступать за мой счет.

— В смысле?

— Неприлично, хватать девушку за… за ягод-ки…

— Повторите.

— Ну, то есть… — я увидела, как на нас с интересом начинают посматривать.

— Вы это «ягодками» называете. — С наглым взором на лице он сжал мои округлости, продолжая стоять позади.

— Ягодицы мои! Как хочу, так и называю. — Я отлепила его руки и, чуть было не свалилась.

— Тише на нас уже смотрят. — Он вернул меня в вертикальное положение.

— Правильно. Они видят, как пользуясь моей слабостью, вы лапаете меня.

— Какой слабостью? — не понял Шах.

— К наглым мужчинам! — чушь полная, но несу эту чушь отменно, — меня от них коленки подгибаются, и опора уходит из-под ног.

— От чего еще у вас коленки подгибаются? Подождите… — он как-то странно прищурился, и это даже в мой полуоборот было видно.

— Вы меня наглым называете?

— А вы не знали этой черты вашего характера? Простите ради Бога, за то, что я раскрыла вам глаза.

Ух, кажется, только что я увидела разгневанного Шаха, чьи желваки заходили на скулах. Но это отчего-то меня ничуть не остановило:

— А знаете, что еще я о вас думаю?

— Аня, помолчите.

— Иначе что? — Я нарвалась, такого свирепого взгляда от этого индивида в моей коллекции еще не было.

Далее последовал мой кульбит спиной назад, после чего я оказалась прижатой к нему лицом к лицу и при этом он меня скрывает от всей нашей группы. Разобраться где на моем теле его руки, от такой близости было невозможно, стало жарко и душно одновременно. Глядя в черные непроницаемые глаза, не то чтобы неожиданно, но как то совершенно бестолково поняла, что мне сейчас влетит. Есть такая привычка нарываться на неприятности, чтобы существование на Земле перестало казаться скучным.

Когда он навис надо мной, жизнь начала кусками проноситься перед моими глазами, так чтобы я осознала, что в принципе она у меня была отнюдь не грустная и нарываться сейчас, не стоило.

— Я… ну… прости… те, — пролепетала беззвучно, хотя и долепетать мне не дали.

Мама! Кто их учит целоваться?! Словно зверь с голодным рыком, смял мои губы до боли, опровергая все надуманное ранее, заставляя подчиниться, не смотря на молчаливый протест. Когда я от подобной наглости решилась его укусить, вдруг смягчил напор и отстранился.

— Извините. — Голос глухой, набат его сердца чувствую собственной грудью, горячие мужские руки определила на моей вечно подмерзающей точке, плюс его непроницаемые черные глаза все еще горят праведным гневом. Пройдя через этакий вид наказания за лишнюю болтливость, могла бы и помолчать. Но у меня это не получилось:

— Бывает.

Мой ответ, вызвал новую смену шаховского настроения, на этот раз раздражение. Как ошпаренный шарахнулся в сторону, глянул на меня еще раз. На его лице отразилось что-то из разряда «твою-то мать!» после чего он развернулся и зашагал к импровизированной автостоянке.

— Нет! Ну, это ж блин надо! — группа молчала и делала вид, что ничего неожиданного не произошло. Мое негодование решил разделить Миха. Подойдя ближе, он меня приобнял и протянул:

— Уооооу….

— Что уооу, у кого-то нервы сдают. — Я махнула рукой в сторону удаляющейся спины.

— Неа, уоооу как ты его достала.

— До печенки. — Согласилась я.

— Я бы сказал, выше и правее залезла, но ты мне не поверишь.

Прикинула, что у нас там выше и правее печени и действительно не поверила. Пусть на образах молится, мужикам я нынче не верю. От чего жить горько и в то же время легко. Я похлопала Миху по руке, предложив отпустить меня. И он как-то смешно скривился и прошептал:

— Не оставляй меня с ними!

— Золушке пора спать, — отрапортовала я, взяла вещи с пальмы и улыбнулась. — Не хочешь оставаться с ними, отвези меня на виллу.

Продолжая отслеживать происходящее на шикарной вилле, Варяг удостоверился в своих подозрениях. Все-таки не ошибся, это была знакомая ему Аня из Киева — вездесущий позитивчик. Активная, колкая на язык и не желающая мириться с несправедливостью, она и сейчас легко и незаметно для участников обращает коллектив в нужном направлении, сглаживая неприятности и вспышки ссор.

Как она выдержала издевки маленькой проказницы, он и сам не мог понять. Аня единственная из пострадавших выбралась из завалов гримерки с краской на лице, сдержалась от грубых выражений в разговоре с высоким и крепким мужчиной, возможно режиссером, поддержала морально актера с подбитым глазом и, прихватив полотенце, молча принялась стирать реагент с лица.

Варяг следил за ее действиями на протяжении двух последних дней: за пробежкой в компании двух не замечаемых телохранителей, за разборками с группой, за переговорами с родными, за пикником, в котором обнаружился не дюжий интерес владельца виллы к Ане, и вот теперь за поездкой в поисках покупок.

Иван улыбнулся видя ее через стеклянные витрины.

Все такая же стойкая и стройная девчушка, не позволяющая себе унывать. Почти не изменилась. Он был бы рад переговорить о прошлом, узнать, как сейчас обстоят ее дела, поделиться своей почти счастливой историей, однако на данный момент это невозможно. Судя по данным предоставленным агентами Акчурина, именно ее ноутбук отличился IP кодом, которому он нечаянно придал значимость. Выяснить самостоятельно, кому принадлежит компьютер, удалось со второй попытки. О первом промахе Иван думать не желал, перед глазами все еще колыхались румяные массы дородного женского тела.

Как тесен мир, и как жесток — Анюта оказалась не только его старой знакомой, но и бывшей сожительницей Шевченко. Прискорбно. Это значительно усложнит дело и жизнь Ани, если агенты Акчурина догадаются об их знакомстве. Люду он вывел из игры, а вот ее…

Не догадаются, дал себе зарок Варяг, уже просчитывая, как и когда перепрограммирует код и позволит им вскрыть несущественный блок собственной программы. В освободившееся от слежки время, он успеет перехватить Шевченко и исправить положение с серверами, окончательно закрыв этот вопрос.

И все бы ничего, вот только ощущение что сам под прицелом не оставляло ни днем ни ночью. Привычный к перестраховкам и тропам из ложных следов, Иван не позволил взять себя в кольцо захвата, но возникает вопрос: Акчурину все еще нужен код или это был хорошо разыгранный предлог?