Вожатый уверенно идет вперед и вверх, по еле различимым, притом, только для него, звериным тропам. Всё дальше и выше от лагеря, который, весь путь наверх, виден умаляющейся горстью палаток, украшенных алыми султанчиками флагов. Наконец, сошедши с троп, они выходят на лысый, без растительности, коридор, ограниченный с боков каменными плоскостями, порезанными вертикальными трещинами, грозящими уронить на путников огромные пласты породы. Чем дальше, тем выше стены, тем мощнее нависающие уже над самой головой огромные валуны-кристаллы. Кое-где недавно упавшие камни, — это видно по свежему, иногда блестящему срезу, — перегораживают путь, и их приходится преодолевать с немалым трудом и осторожностью: Мистер-Но влезает на скалу и подает Мальчику руку… и, продолжая путь, подолгу не отпускает ладонь, буквально тащит Мальчика за собой, сосредоточенно нахмурившись, подчеркивая таким образом серьезность и опасность пути. Но Мальчик хочет быть с Мистером Но на равных и, признавая его лидерство и правоту, все же норовит идти самостоятельно. До следующей преграды.
И вот коридор сужается до того, что по нему можно идти только в ряд по одному, — и над путниками, пугающе касаясь вжимающихся в плечи голов, жутко нависают смертельные глыбы и в каждом шуме мнится скрип отслаиваемого камня…
Мистер Но говорит и говорит… Мальчик замечает, что чем дальше, тем превосходство Мистера Но уменьшается, отдавая высвободившееся пространство отцовской нежности и материнской ласковости. Если бы этот процесс был медленным, то вряд ли Мальчик обратил бы на это свое настороженное внимание.
Но процесс напоминал катящийся обруч, запущенный с горы.
Вспомнилось рукотворное солнце.
…Несколько дней назад лагерные мальчишки, найдя возле штаба старую автомобильную покрышку, оставленную туристами, укатили ее в невысокую крутую гору, у подножья которой расположилось Марсово поле. На самом верху восхожденцы собрали кучу хвороста, уложили в нее скат и подожгли. Когда резиновый круг разгорелся, его, пачкаясь, обжигаясь, визжа и улюлюкая (эхо гор вторило восторгу), поставили на ребро и катнули вниз. Резиновый горящий зверь тронулся: поначалу — неверным кручением, пошатываясь, нехотя, грозя свалиться набок. Но быстро выровнялся, ускоряясь, — высоко подпрыгнул на выступе и, с торжественным гулом, стремительно полетел вниз, ударяясь, подпрыгивая, вихляясь и вращаясь в воздухе огненным шумным колесом — сумасшедшим, гибельным солнцем, источающим черный смрад, — и пролетел вниз, едва не задев кучу завороженных гипнозной картиной, наблюдающей детворы… Пробежал по Марсову полю, срывая пламя и чадя, до другого края ущельной равнины, сгоряча вскарабкался на противоположную гору, и, как подраненный, качнувшись, встал боком, перпендикулярно бывшему движению, опрокинулся назад и, сделав еще несколько уже шагающих движений, упал и замер… Сильно задымил, но опять охватился пламенем и смрадно заполыхал, творя черную, крученую дымовую косу, уходящую в померкшее, ставшее низким и страшным небо.
— Жарко, — хрипло выдохнул Мистер Но и остановился. Вынул флакон, допил остатки содержимого, и стал развязывать свой галстук, как будто он мешал ему дышать: — Дай сюда и твой…
— Зачем? — Мальчик опешил.
— Дай!.. — требовательно, нетерпеливо дрогнув рукой, повторил Мистер Но, как будто от этого сейчас зависело много; сейчас, сию минуту, и ждать не было никаких сил.
Мальчик повиновался, и оба галстука перекочевали в карман Мистера Но, который вдруг стал сдирать с себя одежду.
Мальчику так показалось — сдирал. Только так можно было назвать рвущие движения, которыми Мистер Но расстегивал пуговицы и выдергивал рубашку из брючной заправки. При этом смотрел куда-то вверх, обморочно моргая и кося глазами на испуганного Мальчика.
Мальчик подумал, что у Мистера Но наступило то самое бешенство сердца, ведь они поднялись так высоко. Что такое бешенство, мальчик смутно представлял из разговоров о болезнях собак, — это знание напугало его, и он понял, что должен что-то делать, хотя бы опять говорить, чтобы отвлечь заболевшего Мистера Но.
— А… — Мальчик облизал пересохшие губы, — а вы как попали в эти горы? Что вас сюда… потянуло?
Мистер Но остановился и с удивлением посмотрел на Мальчика. Потом оголил плечо, показывая татуировку — портрет мужчины в военной, как показалось, форме: треугольник тельняшки и прямоугольник погона.
— Это вы? — спросил Мальчик, немного успокаиваясь.
— Нет, это… это твой папа… Тоже голова в волнах, неужели ты не заметил?.. — Он ткнул пальцем в изображение на плече. — Вместе служили… Он бросил вас, уехал на родину, и погиб в этих горах, недалеко, на войне… Здесь всегда война…
Мальчик содрогнулся, не понимая, шутит Мистер Но или говорит серьезно, — и его детские глаза наполнились влагой. Еще немного и…
— Шучу, — Мистер Но хохотнул. — Однако вполне могло быть и такое… Над вымыслом слезами… облейся… Видишь, как просто выжечь чужую слезу. Друг, друг, вместе служили, недалеко… Он ушел… туда… к ним… За нашу и вашу свободу, как писали от его имени в листовках, крутили с гор магнитофонные записи с его голосом… Звал, звал! Грохотал на все горы. Эхо ему вторило, горная нимфа, дура, шалава. А я не пошел.
Мальчик ничего не понял и отчаянно замотал головой — не понимаю.
— Предатель…
— Он предатель? — в голове Мальчика возникли фрагменты фильмов: понурые люди с поднятыми руками, полицаи с повязками…
— Он? — крикнул Мистер Но. — Или я?.. А ведь человек это главное, а не империя… любая… добра или зла… А? Ведь с другой стороны это он променял меня на идею!..
Мальчик должен был говорить-говорить, и он спросил, кивая на татуировку:
— Он моряк?
Мистер Но усмехнулся:
— Нет… Это образ… Волны, пепси, море… Я уже говорил об этом, сколько можно… Нет, он не Иуда, я погорячился. Я любил его. Больше… себя…
Из набрякших глаз Мистера Но вывернулась капля и побежала по обветренной белесой щеке.
Нога мальчика подвернулась, и весь он поехал куда-то вбок, теряя равновесие и не в силах управлять телом.
Но вдруг все остановилось — Мистер Но, мгновенно переломившись и припав к земле, поймал Мальчика за ноги, обхватив выше коленок, и прижавшись к ним своим горячим мускулистым телом, и Мальчик почувствовал на себе эти дрожащие мышцы и увидел, снизу-вверх, прямо перед своим лицом, безумные глаза вожатого:
— У тебя поцарапаны ноги, у тебя цыпки… Цыпочки… шершавые…
Мистер Но, отпустив от бедер Мальчика одну руку, торопливо зашарил в нагрудном кармане своей рубашки, достал оттуда коробочку вазелина, маленькую, зеленого цвета, дрожащими руками едва справился с крышкой, но все же быстро открыл ее — заблестел желтый перламутр.
— Сейчас мы смажем твои ножки, твои цыпки, цыпочки… А потом губки… Смотри, они опять потрескались…
Он отпустил вторую руку, не отнимая тела от ног мальчика и не отрывая глаз от его лица, вонзил палец в блестящее и мягкое лоно вазелиновой баночки…
Мальчик, в безотчетном ужасе, обеими руками оттолкнул от себя голову Мистера Но, — это на мгновение шокировало мужчину, который, из неудобной позы завалился спиной на камни.
Мальчик вырвался из объятий и заспешил, закарабкался верх — путь вниз был закрыт телом Мистера Но, — скользя кедами по камням.
Однако его настигал оправившийся от потрясения Мистер Но, сокращая расстояние, прыгая сзади на червереньках, как огромная обезьяна, кряхтя и страшно дыша.
Мальчик, протиснувшись между двумя скалами, стоявшими как две высокие стены, и… неожиданно выполз на небольшую горизонтальную площадку.
Впереди — пропасть. С боков отвесные скалы. Сзади — узкий сход на тропинку, по которой сейчас полз преследователь, исключая иные варианты события, которые он запланировал еще внизу, — гневно глядя на Мальчика, как огромная ящерица, в предвкушении добычи, осклабясь в раже.
Вот и капкан!..
Мысль заработала быстро — на размышления оставались секунды. Мальчик налёг на валун, который сбоку нависал над тропинкой, упёрся ступнями в камни, толкнул его, — валун заскрипел, качнулся.
Мальчик, глядя вниз и поймав взгляд преследователя, уже уверенно покачал валун, — камень угрожающе зашевелился, обрушая породу и мелкие камешки, — все это, угрожающе шурша, побежало вниз, навстречу Мистеру Но.
Мистер Но, еще более удивлённый, понял немую угрозу и остановился, тяжело дыша.
Засмеялся, устало, отчаянно:
— Ты думаешь… Думаешь… Я боюсь смерти? Ха!.. Нет! Но… не сейчас. Сейчас — нет.
Сказал, но не двинулся.
Мальчик закричал — красный, как будто горячий:
— Я прыгну!.. Туда! — он качнул головой назад. — Прыгну!
— Хорошо, — успокоительно, согласительно проговорил Мистер Но, садясь, позой приглашая к спокойствию. — Прыгнешь, если захочешь, но не сейчас…
Мальчик понял, что нужно сделать что-то еще, что окончательно остановит Мистера Но. Он отскочил от валуна, оказавшись на каменной площадке и, выпятив грудь, повернулся к лагерю, который лежал далеко внизу, но был доступен и зрению, и голосу, крику, визгу. Там двигались фигурки и, казалось, даже слышался смех.
— Хорошо! — позвал Мистер Но, выдавая свою тревогу и опаску. — Ты о чем? Смешно, смешно… Какой ты, однако… Смешно! Вот глупость!..
А когда Мальчик движением показал, что не станет кричать, «если», — Мистер Но демонстративно отвернулся, лег на камни, бросил на глаза ладонь. Шумно дышал, страдальчески вздымалась грудь.
Но Мальчик не мог ждать, он хотел, чтобы всё это скорее кончилось, и опять зашевелил камень. Еще большая часть гальки агрессивно заскользила вниз, один небольшой камень, скакнув, прокатился по груди Мистера Но.
Мистер Но сел, по-прежнему спиной к мальчику, достал сигареты… Долго шарил по всем карманам в поисках огня, затем, видимо, вспомнив, что отдал зажигалку Мальчику…
Мальчик, повернувшись к лагерю, крикнул коротко и еще негромко:
— Э-эй!..
Мистер Но встал, не оборачиваясь, медленно пошел вниз: понурый, с покатыми плечами, как вратарь, пропустивший гол, — так подумалось Мальчику.