Шальные деньги

Глава 17

После того, что случилось с компаньоном, Спартак Иванович Ленский на людях старался не появляться. Он всем отказывал во встречах: газетчикам, телевизионщикам, друзьям и коллегам по бизнесу. Однако отказать во встрече Юшкевичу олигарх не мог.

– Я к тебе заеду, Спартак, – коротко сказал по телефону Юшкевич, и этого было достаточно, чтобы Ленский надел костюм и повязал галстук.

Олигарх встретил чиновника из администрации в огромном холле своего загородного дома. Рука Ленского, протянутая для рукопожатия, повисла в воздухе. Юшкевич демонстративно сцепил пальцы за спиной и, не спрашивая разрешения, проследовал прямо в кабинет хозяина. Это было страшным оскорблением. На глазах у охраны Ленского буквально опустили. Прохоров, конечно, сделал вид, как и остальные охранники, что ничего не заметил. Спартак Иванович, сжав кулаки, заспешил за Юшкевичем. Тот обернулся:

– Скажи спасибо, что я не вызвал тебя к себе в Кремль.

Олигарх зло захлопнул дверь кабинета и, нажав кнопку, отключил телефон. Юшкевич нагло сел за стол хозяина.

– Ты что себе позволяешь? – спросил Спартак Иванович.

– Во всяком случае, меньше, чем ты.

– Объяснись.

– Я думаю, объясняться придется тебе. У меня вот в этом кармане, – Юшкевич похлопал себя по груди, – ордер, подписанный генеральным прокурором.

– Давай отложим эмоции, – предложил Спартак Иванович, хрустя пальцами. – Не наезжай, а то мы оба наломаем дров. Не забывай: ты в гостях.

Юшкевич, тяжело дыша, криво улыбнулся, снял очки, положил на стол и стал почти домашним. Он даже узел галстука расслабил.

Ленский сел в кресло для посетителей.

– Может, выпьем?

– Нет.

– У тебя что, на самом деле есть ордер?

– Показать? – спросил чиновник.

– Покажи.

Бумага легла на стол. Ленский принялся пристально, как валютчик, разглядывающий стодолларовую банкноту, рассматривать ее.

– Настоящий. Значит, меня подозревают в организации убийства компаньона? Что, и ты так думаешь?

– Какая разница, как думаю я? В Кремле я не один. Есть люди, которым удобно так думать.

– Да ты что? Данилов мне был другом. К Кривошееву я свою охрану приставил, они с него пылинки сдували, в туалет за ним ходили, воду спускали!

– Знаешь, Спартак, Каин Авелю братом был, а финал тебе известен.

– При чем здесь это? Не в телевизоре выступаешь, чтобы Библию вспоминать. Ты бы лучше креститься правой рукой научился и не пятерней, а тремя пальцами. А то я тебя видел на Пасху: свечка – в правой, а крестишься левой.

– Это к делу отношения не имеет. Я знал, что ты сволочь, Спартак Иванович, почище моего, – тут же предупредил упрек и в свой адрес Юшкевич. – Но компаньона убивать, причем таким зверским способом… Ну не нравился он тебе, позарился ты на его деньги-. Отравил бы спокойненько, киллера бы нанял. А тут – два невинных человека вместе с Даниловым на тот свет ушли.

– Брось, Юшкевич, не говори таких слов. Если хочешь, поклянусь: не убивал я Данилова.

– Может, на Библии поклянешься или зуб пацана дашь?

– Поклянусь, если хочешь.

– Спартак, может быть, ты и правду говоришь, но факты говорят совсем о другом: к тебе весь черный оборот отойдет. Тебя пока не посадили, потому что машина, запущенная Кривошеевым, до сих пор работает. Деньги по счетам идут, и пока вроде нареканий нет. Государственный долг закрывается. Но смотри, если окажется, что денег придет меньше, чем обещано, отвечать тебе одному придется. Данилов, к сожалению, уже не ответит.

Ленский побледнел:

– Я тебе все рассказал. – Ленский подался вперед, и его лицо побагровело.

– Не погибни Данилов, никто бы тобой не заинтересовался. Сейчас твоя личность приобретает значение.

– Ты, Юшкевич, как дурак радовался, когда у Прохорова в Швейцарии диск забрали.

– Радовался, – мрачно согласился Юшкевич. – Если б не тот диск, про ваши теневые обороты только догадываться можно было. Сколько вы денег из-под налогов увели!

– Юшкевич, я тебя прошу… Деньги – ерунда, дело наживное. Наедь ты на этого генерала… Потапчук, кажется, его фамилия.

Юшкевич кивнул и водрузил на тонкий нос очки.

– Данилова мог убрать только один человек – секретный агент генерала. Больше некому, никто не владел информацией. Он воспользовался тем, что за ним ФСБ стояло, что у него были руки развязаны. У него диск был, он мот его скопировать, а копию продать кому хочешь. Вот сейчас мои деньги крутятся, крутятся, по счетам щелкают, а когда всплывать начнут, их засветить могут. И тогда австрийцы скажут, что российское правительство криминальными деньгами с ними рассчитывается. Мы же не знаем, что у него на уме, – ни ты, ни я. Пока мы с тобой отношения выясняли, он свою миссию выполнил. Уж не знаю, на кого он еще работает, кроме Потапчука, да и не хочу знать. У него на руках информация важная. Скандал разразится почище, чем с нью-йоркским банком.

При упоминании об американском банке Юшкевич похолодел. Тогда он едва усидел в кресле, потерял двух замов и кучу выгодных знакомств за рубежом. Многие зарубежные политики ему руку перестали подавать.

– У меня, конечно, власть большая, но не безграничная. Я в оркестре играю, в отличие от тебя, Спартак Иванович. У тебя же самого служба безопасности разветвленная. Почему они его не ловят?

– Ловили, да плохо получается. За агентом Потапчука ФСБ стоит.

– Уже не стоит. Потапчука мы в оборот взяли. За ним день и ночь – слежка, телефоны прослушиваются. От работы он практически отстранен, информацией не владеет.

– Что он говорит?

– Он одно и то же твердит: “Агент на связь не выходит”.

Ленский еле удержался, чтобы не плюнуть себе под ноги.

– Вот это и плохо.

– Чего ж хорошего?

– Он сейчас, как мышь, сидит, затаился, дырку в мешке с деньгами прогрызает. Потом они оттуда, как зерно, посыплются.

– Страшные ты картины рисуешь, Спартак. Но для государства, для правительства этот агент куда больше сделал, чем вы с Даниловым. Если бы не он, вы бы столько денег ни в жизнь не выложили. Сказали бы, что нет у вас никаких денег.

– А ты бы на нашем месте по-другому, что ли, сказал? Если фактами, как вилами, к стене приперли…

– Все равно, Ленский, я тебе не верю. Люди, которые за мной стоят, тебе не доверяют. А из-за тебя и мне начинают не доверять. Вот это хуже всего. Получится, что ты компаньона завалил, – я с этим соглашусь. А найдешь агента, и он признается, – я и с этим соглашусь. Мне что подтаскивать, что оттаскивать – все равно. Тебе руку пожмут, его – в Бутырку, а президент тебе свой портрет с автографом подарит.

– У меня уже два есть.

– Правильно, два президента – два автографа. Недельку, Ленский, я тебя еще прикрою. Буду ордер возле сердца носить, как партийный билет в былые годы. А на восьмой день не жди пощады. Не я приеду, а, как вы там говорите, бизнесмены, “маски-шоу” прикатит? Да?

Ленскому уже давно было хреново, но стало еще хуже. Он понимал, что в своей невиновности Юшкевича убедить не смог, но зерно сомнения заронил.

Юшкевич поднялся с хозяйского кресла, подал руку. Ленский с готовностью ее пожал.

– Может, мы с тобой последний раз видимся.., в мирной обстановке. Кстати, улететь или уехать ты, Спартак Иванович, не пытайся. Обязательно какую-нибудь неточность в паспорте пограничники у тебя отыщут. Или диспетчеры самолету коридор не дадут. Не зли людей наверху, будем взаимно вежливы.

Черный “Мерседес” с синей мигалкой укатил от особняка. Ленский вызвал Прохорова. Тот вошел. Хозяин сесть ему не предложил.

– Я тебе, Николай, многое прощал. У тебя шесть дней, чтобы спасти свою шкуру. Да и мою тоже, – в сердцах добавил олигарх. – Если что, тонуть будем вместе. Не стану скрывать, разговор с Юшкевичем был премерзким. Они на меня убийство Данилова хотят повесить. Значит, и на тебе оно повиснет. Если я заказал Данилова, то кто исполнил? Правильно – наши люди возле Кривошеева вертелись. Они его берегли. А за людей ты у меня отвечаешь. Я тебе деньги плачу. И вообще, Николай, у тебя деньги, техника, у тебя все есть! Неужели ты не можешь этого урода поймать?

Прохоров понял, о ком говорит хозяин. Передернул плечами, набычился, насупил брови.

– За агентом Потапчука контора стоит.

– Нет за ним конторы. Никого сейчас за ним нет. Генерала отстранили, так что агент беззащитен. Его никто не информирует. Он один. Его взять надо. Слышишь, Прохоров, взять во что бы то ни стало и как можно скорее. Семь дней дал Юшкевич, потом выкрутиться будет тяжело. Неважно, что я Данилова не убивал. Тут уже ни деньги, ни былые заслуги не помогут. Так что давай ищи. Землю рой, но найди гада. В его руках наше с тобой дальнейшее благополучие.

На этот раз Спартак Ленский не лукавил, не преувеличивал. Он говорил правду, болезненно тяжелую для себя.

– Ты понял меня?

– Да, – сказал Прохоров, по-военному развернулся и зашагал к двери. А Ленский обхватил голову руками и сжал виски так сильно, как покупатель сжимает арбуз, проверяя на спелость.

Сиверов раздумывал: “Связываться ли с генералом Потапчуком? Ведь я почти пообещал ему исчезнуть, залечь на дно, на связь не выходить. А что если мой звонок скомпрометирует генерала? Ведь ему сейчас не сладко. Небось на него наехали по полной программе”.

Домашний телефон Потапчука не отвечал, мобильник, номер которого знал только Глеб, тоже. Наконец, Сиверов решил позвонить в кабинет по служебному номеру. Для этого он выбрал телефон-автомат в людном месте, расположенном в одном ряду с десятком других таксофонов.

Трубку сняли, но говорить не спешили. Так Потапчук иногда делал, желая, прежде чем ответить, услышать голос звонившего.

– Федор Филиппович? – спросил Глеб. Повисла пауза.

– Кто его спрашивает? – раздался незнакомый мужской голос. – Он вышел. Я ему все передам.

– Спасибо. Не надо, – Глеб повесил трубку и, смешавшись с толпой, нырнул в подземный переход.

Выйдя на противоположной стороне улицы возле троллейбусной остановки, он увидел, как у таксофонов, в запрещенном знаком месте, остановились две машины. Из них выскочили молодые ребята. Один прижимал к уху мобильный телефон. Они безошибочно определили автомат, с которого только что звонил Глеб.

Принялись расспрашивать прохожих, людей в соседних кабинках, бесцеремонно прерывая их разговоры. Короче, навели шороху.

"Небось говорят, что ловят террориста, сообщившего, что заминирован вокзал. Быстро работают, много людей подключили. К Потапчуку теперь не подобраться. Да и реальной власти у него сейчас нет. Хорошо, если еще в квартиру ему охрану не подселили. Кабинет служебный уже занят. Не позавидуешь Федору Филипповичу. Хорошо, что я хоть портсигар ему вернул. А то без привычной вещи совсем невмоготу было бы старику”.

Сиверов представил себе, как генерал сидит у себя дома на старом кожаном диване в домашних тапочках. В креслах же расположились дюжие охранники, не спускающие с генерала глаз, вскакивающие при каждом звонке и каждом шорохе. А генерал, хоть и не переваривает Вагнера, поставил компакт и слушает. На лице Потапчука блаженная улыбка, потому что он хорошо представляет себе, как противна охранникам оперная музыка.

"Может и в мансарде мне появляться не стоит. Береженого Бог бережет. И простой народ, и власть предержащих, и журналистов устроит любой исход расследования. Признают виноватым меня или Ленского… Людям главное – найти виноватого, а виновен ли он на самом деле – вопрос десятый. Есть только два человека, которым нужна правда, потому что от этого зависит их жизнь: я и сам Ленский. Надо объединить наши усилия, надо с ним встретиться, хоть он и мечтает заполучить мою голову”.

На этот раз Ленский приехал к Лие без цветов, без благостной улыбки на губах. Но если в прошлый раз эти знаки внимания вызывали у женщины лишь раздражение, то теперь она готова была броситься бывшему любовнику в объятия.

– Боже мой, как я рада, что с тобой ничего не случилось.

Ленский шагнул в квартиру, оставив охрану на площадке. Лия была сейчас единственным человеком, на которого Спартак Иванович мог смотреть с видом победителя: оказался прав он, а не она.

– Теперь ты понимаешь, что натворила?

– Я же не знала…

Лия усадила Ленского в кресло, сама же села на подлокотник рядом с ним.

– Буду с тобой откровенна, как никогда. Да, я понимала, что незнакомец хочет тебе навредить, но я не ожидала, что все так обернется. Я не хотела смерти Данилова. Я не хотела таких неприятностей.

– Их у меня теперь предостаточно. Ты своего добилась, – Ленский выдернул руку из ее ладоней.

– Я всего лишь глупая женщина, Спартак, и теперь не боюсь в этом признаться.

– Поздно, – отрезал олигарх.

– Хорошо, чего ты теперь от меня хочешь? Я наказана. До конца жизни я буду помнить, что на моей совести смерть твоего компаньона.

Ленский взял Лию за плечи и заставил смотреть себе в глаза.

– Ты говоришь правильно, но почему отводишь взгляд?

Лия, сделав над собой усилие, несколько секунд смотрела в глаза Ленского, затем опустила веки.

– Мне стыдно, Спартак. Мне неуютно. Не заставляй меня страдать.

– Твои страдания ничто по сравнению с моими. Я даже завидую Данилову. Он ничего не успел понять. А мне теперь отдуваться за двоих.

– Что я еще могу для тебя сделать? Ты присылал ко мне Прохорова. Я ему все рассказала. Все, что знала. Или ты думаешь, я что-то утаила от тебя?

– Тебе повезло, Лия. С женщинами я не воюю.

Вспомнив о деньгах, Лия спохватилась, сбросила на пол газету и попыталась всучить Ленскому доллары, оставленные им во время предыдущего визита.

– Лия, об этом даже как-то неудобно напоминать.

– Забери, я так не могу.

– Пусть лежат. Пригодятся. Остерегайся его, он самый настоящий убийца. Води машину поосторожнее.

Ленский провел в квартире у своей бывшей любовницы еще минут пятнадцать, после чего отправился восвояси. Теперь он был уверен, что если агент Потапчука еще раз попадется на глаза Лие, та непременно позвонит ему и предупредит.

Олигарх в сопровождении охранников вышел из подъезда, сел в машину. “Мерседес” и два джипа торжественно, как похоронная процессия, выехали со двора. Лия еще минуту постояла у двери, нервно кусая губы. Ленский по-прежнему оставался ей противен, но она чувствовала, что только он теперь способен ее защитить. Весь остальной мир казался ей еще гаже, чем окружение олигарха.

"Впервые за последние месяцы я кому-то поверила, – подумала женщина, – и, как оказалось, зря. Наверное, прав Спартак: каждый думает только о себе и ни в грош не ставит других”.

Ей показалось, что по квартире прошелся ветерок и тут же утих. Женщина вернулась в гостиную, нервно выбила из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой, и вдруг ужас сковал ее: отворилась балконная дверь, качнулась занавеска, а вслед за ней качнулся язычок пламени над зажигалкой. Спокойно, словно он давно находился в квартире и лишь вышел на балкон покурить, в гостиную зашел Сиверов. Женщина стояла с горящей зажигалкой, как стоят со свечкой в церкви.

– Извините, что не предупредил. Но вы бы вряд ли открыли дверь.

– Что вам надо? Я ничего не сделала!

– Успокойтесь. Это не я убил Данилова.., и не Ленский.

– Уйдите, слышите! – истерично крикнула Лия.

Глеб приложил палец к губам:

– Тише!

– Вы…

– Ленский с охраной все равно не вернется.

Они уехали.

– Уйдите, молю вас.

– Спартак Иванович, наверное, рассказывал вам ужасные истории, будто я взорвал машину с Даниловым и теперь хочу убить вас.

Женщина кивнула. Глеб задул зажигалку в ее руке. Лия почувствовала, что у нее не осталось сил стоять, и медленно опустилась в кресло.

– Я вам попробую объяснить, что случилось на самом деле. Вы вправе поверить мне или посчитать, будто я вру. В любом случае я уйду, не причинив вам вреда.

– Мне нужно выйти, на минутку. Можно?

– Вы у себя дома, – усмехнулся Глеб, – но мне не хотелось бы, чтобы вы совершили еще одну ошибку в отношениях с Ленским. Вы тоже вправе считать, что я вас обманываю.

– Кажется, я вновь вам доверяю. Лия бросила на стол незажженную сигарету и вышла в коридор. Глеб внимательно следил за каждым ее движением, но вслед за ней не пошел.

Ленский, вернувшийся от Лии, уже около часа пытался расслабиться, чтобы хоть как-то восстановить силы к завтрашнему дню. За целый день Прохоров так ничего и не добился.

– Вас, Спартак Иванович, – вошел охранник с сотовым телефоном в руке.

– Кто?

– Лия.

"Неужели она так расчувствовалась, что решила пожелать мне спокойной ночи?” – подумал Ленский и приложил трубку к уху.

– Слушаю тебя.

И тут же быстрый шепот женщины заставил его вскочить с кровати.

– Он у меня, – шептала Лия. – Залез в квартиру через балкон.

– Ты говоришь при нем?

– Нет, я вышла в туалет. Он не знает, что у меня с собой сотовая трубка. Присылай скорее своих людей. Я боюсь! Все, не могу больше говорить – рискую.

Спартак напоследок услышал, как шумит вода в унитазе, и связь прервалась. Ленский выбежал из спальни и нос в нос столкнулся с охранником.

– Прохоров! Быстро! Он у Лии. Мчитесь, летите, вы должны его захватить!

– По машинам! В Москву! – кричал Прохоров.

Лишь садясь в джип, он сообразил, что оставил дом без прикрытия.

– Двоим остаться! – крикнул он двум молодым охранникам, в нерешительности стоявшим возле автомобиля.

Два джипа понеслись по узкой, хорошо заасфальтированной дороге к шоссе.

Ленский перекидывал из ладони в ладонь трубку телефона, словно та была горячей и жгла ему руки. “Кажется, теперь удача на моей стороне! Умных женщин обманывать нельзя. С ними лучше жить в мире”.

Олигарх вернулся в спальню.

Глеб Сиверов наблюдал за суетой во дворе загородного дома, укрывшись за живой изгородью. Он проводил взглядом машины, уносившиеся на бешеной скорости к Москве и, когда затих шум моторов, подошел к ограде. Он приставил к высокому кирпичному забору загодя принесенную лестницу, которую позаимствовал на соседних дачах, и спокойно взобрался на четырехметровую высоту. Там он осмотрелся – ни камер слежения, ни фотоэлементов. Телекамеры располагались у ворот и над входом в дом. Сиверов спрыгнул на мягкую землю, подобрался к углу дома и затаился.

Внутри здания практически не чувствовалось никакого движения. Охранники расположились в креслах неподалеку от входной двери, Ленский же отдыхал в спальне.

О том, что в доме всего двое охранников, Сиверов знал. Прохоров выдал себя с головой перед самым отъездом опрометчиво брошенной впопыхах фразой. Уже который раз он попадался, поддавшись азарту погони.

Глеб приложил ладони ко рту и протяжно завыл так, как воет пес на полную Луну. Терпения Ленского хватило ровно на сорок секунд. Он выскочил из спальни и крикнул охраннику:

– Какого хрена возле моего дома воет собака?! Кто пса притащил? Мало того, что воет, так у меня еще аллергия на шерсть.

Оба охранника вскочили с кресел. Ленский хлопнул дверью спальни и с отвращением прислушался к протяжному вою пса. “Как на похоронах воет”, – подумал он.

Молодые охранники переглянулись и улыбнулись. Один из них взял газовый пистолет, второй тут же остановил его:

– Ты что, не знаешь, на собак и пьяных газ не действует, только разозлишь.

– Что же тогда?

– Электрошоке?, классная штука, сунешь в нос, и пес с копыт долой.

– А как за руку хватит?

– Возьми длинный электрошоке?, с дубинкой. Для того чтобы справиться с бродячей собакой, пробравшейся на участок, больших сил не требовалось. Один охранник остался в доме, другой, вооружившись дубинкой с электрошокером, вышел на крыльцо. Пес выл за углом.

– Я тебе сейчас задам.

Охранник, крадучись, боясь спугнуть собаку, двинулся, прижимаясь спиной к стене. Шокер он держал наготове. Вой не прекращался, наоборот, как показалось молодому парню, стал душераздирающим. Ему даже захотелось перекреститься.

Глеб чувствовал приближение противника, изготовился. Охранник резко выскочил из-за угла и ткнул перед собой дубинку, на конце которой полыхнул электроразряд. Сиверов перехватил его руку, дернул на себя. Охранник упал лицом в густую траву, так и не поняв, как это пес умудрился схватить его лапами за руку. Встать Глеб ему не позволил. Ткнул электрошокер в шею и дал два коротких разряда. Наручники оказались у охранника на ремне. Один браслет защелкнулся на лодыжке, второй – на кране для поливки газона. Глеб забрал у охранника пистолет и абсолютно спокойно зашагал к дому.

Он открыл дверь, и, когда второй охранник повернулся, чтобы узнать, что именно сделал коллега с псом, разряд электрошокера пришелся тому прямо на грудь. И вновь Глеб пристегнул молодого охранника к трубе отопления.

Ленский наконец отнял подушку от уха. Собачий вой прекратился. “Если Прохоров поймает долбанного агента, я его сам допрошу, лично, с пристрастием”.

Дверь в спальню тихо отворилась. Ленский лениво перевернулся с боку на бок. Свет в комнате был погашен, зато горел в гостиной. Спартак Иванович увидел в дверном проеме силуэт мужчины с пистолетом в руке. То, что это не его человек, Ленский сообразил мгновенно и потянулся к тумбочке, в выдвижном ящике которой лежал заряженный пистолет.

– Руки, – тихо произнес мужчина. От этого короткого слова внутри у олигарха все похолодело. Его буквально парализовал страх. Сердце билось где-то около горла.

Глеб оставил дверь открытой, обошел большую кровать, сам выдвинул ящик и, разрядив пистолет, бросил его хозяину.

– Добрый вечер, Спартак Иванович, – холодно произнес он.

– Добрый, – заикаясь, отозвался олигарх и прижался к спинке кровати, прикрываясь подушкой.

– Если в детстве вам рассказывали, что пуля заворачивается в перья и ее полет можно остановить подушкой, то вы зря этому поверили. Профессионалы стреляют в голову, а не в грудь или живот. Но это так, к слову.

Ленский сообразил, кто перед ним.

– Лия – сука, – пробормотал он.

– Зря вы на умную женщину клевещете. И тут Глеб абсолютно неожиданно для Ленского разрядил свой пистолет, сделал это демонстративно, так, чтобы у Ленского не оставалось никаких сомнений в том, что магазин пистолета пуст. Положив оружие на край кровати, он бросил на пол электрошоке?. Ленскому и раньше в страшных снах мерещилась эта встреча. Она представлялась ему по-всякому, но только не так, как случилось на самом деле. Глеб молчал. Ленский наконец задышал спокойно.

– Вы пришли не за тем, чтобы убить меня, – сказал олигарх.

– Конечно, профессионал не разговаривает с жертвой, стреляет сразу и уходит.

– Что вам надо?

– Вы, Спартак Иванович, человек умный, хотя и попались на мою удочку. Отгадайте с трех раз, чего я хочу.

– А если не отгадаю? – прошептал Ленский.

– Тогда я перестану вас уважать и больше никогда не скажу, что вы умный человек. Ленский сухо рассмеялся.

– Можно, я включу свет?

– Только не делайте глупостей, ваши охранники нейтрализованы.

– Надеюсь, они живы?

– Я тоже надеюсь, парни вроде бы крепкие. Ленский спустил ноги с кровати, стараясь не делать резких движений, включил настольную лампу, абажур развернул так, чтобы лампа не бросала свет на Глеба.

– Вы предусмотрительны, Спартак Иванович. Мне в самом деле не хотелось бы сидеть на свету.

– Вы пришли поговорить со мной. Правильно?

– Конечно.

– Я уточню, – в голосе Ленского послышались живые нотки, – вы пришли договориться со мной.

– Несомненно.

– И мы с вами договоримся, – уже жизнерадостно сообщил олигарх.

– Еле сдерживаю себя, чтобы не пожать вам руку. Вы действительно умный человек.

– Что есть, то есть, – самодовольно заявил Ленский.

Теперь он уже не боялся Сиверова. Зазвонил сотовый телефон, лежавший на тумбочке.

– Я думаю, это Прохоров, – с улыбкой сообщил Глеб. – Как вы понимаете, меня у Лии он не застал.

– Да уж…

– Посоветуйте ему продолжить поиски. Я договорился с одним таксистом, пусть он за ним погоняется, только предупредите, что “меня” убивать нельзя.

– Обижаете, – сказал Ленский, – я хоть и не владею сейчас ситуацией, но правильное решение принять могу. Слушаю, – бросил он в трубку.

– Ушел! – кричал Прохоров. – Прямо из-под носа с балкона спустился.

– Ты, твою мать, – незлобиво сказал Спартак Иванович, – что-нибудь по-человечески сделать можешь? Я тебе нечеловеческие деньги плачу. Больше, чем директор завода, получаешь.

– Там такси во дворе ждало, но мои ребята за ним по пятам идут.

– Продолжай поиски и без живого агента не возвращайся. Пристрелишь его – самого порешу.

– Понял, – сказал Прохоров, сопя так сильно, словно у него на плечах сидел Сиверов и коленями сжимал шею.

– Как там Лия?

– Испугана, гад ей пистолетом угрожал. Ленский, прикрыв трубку ладонью, хихикнул.

– Все, иду по следу, конец связи, – по-военному доложил Прохоров.

Ленский бросил трубку на широкую кровать.

– Ты что, в самом деле Лию пистолетом пугал?

– Она, как и вы, человек неглупый, мы обо всем Договорились, она позвонила вам через два часа после моего ухода.

– Кофе она вас угостила?

– Непременно, кофе она хороший варит.

– Отвратный, – сообщил Ленский.

– На вкус и цвет товарищей нет.

Ленский слушал Глеба внимательно, не особо вникая в детали. Он был человеком деловым, схватывал все на лету и придерживался лишь основного направления.

– Вы правы, – наконец пришлось признать ему, – Кривошеев жив, и я не удивлюсь, если Юшкевич сообщит мне завтра, что я арестован, потому что миллионов двадцать может не дойти до государственной казны, и самое гнусное, что ни вы, ни я ничего не сможем доказать. И еще скверно то, что перед арестом мне придется выложить эти самые двадцать миллионов, украденные Кривошеевым. Как говорят на зоне, веером растопырив пальцы: “За мои же сухари и я же пидар”.

Глеб рассмеялся, этой тюремной шутки он не знал, но она пришлась как нельзя к месту.

– Если мы не найдем Кривошеева, то за ваши сухари вас же и опустят.

– Сплюнь, – сказал Ленский. – Надеюсь, ничего, что я перешел на ты?

– Оно, может, и ничего, я могу исчезнуть в любой момент, а ты, Спартак Иванович, – человек видный, даже на Гибралтаре не спрячешься.

– Все деньги.., все они проклятые. Не поверишь, но все самые большие неприятности, случавшиеся со мной, были именно из-за денег, а самые счастливые годы я провел в должности завлаба. И водка по три шестьдесят две была вкусной, и килька в банках – куда вкуснее осетрины с семгой. Что ты посоветуешь сделать?

– Самый дельный совет, который я могу дать, – это оставить меня в покое, и генерала Потапчука тоже, – сказал Глеб. – Не тратьте попусту время и силы.

– Я человек немстительный, хотя неприятностей из-за тебя у меня уже полные карманы.

– Не из-за меня, – уточнил Глеб, – из-за денег.

Ленский подался вперед:

– Согласен, послушай, переходи работать ко мне. Хочешь, начальником охраны вместо Прохорова поставлю?

– Спартак Иванович, ты столько заплатить не сможешь.

И двое мужчин рассмеялись, каждый понял иронию другого.

– Хорошо тебе, – Ленский сглотнул слюну, – заляжешь на дно, а мне пропадать.

– Ты можешь что угодно рассказывать, – произнес Сиверов, – но судьба Кривошеева тебя мало волнует. Тебе самому выплыть надо.

Спартак Иванович с охотой согласился.

– К альтруистам и филантропам я не отношусь. Мне действительно надо свою шкуру спасать. А то, что ты рассказал, – единственный козырь. Урод Кривошеев мне всю жизнь испортил. Такой прокол со мной случается впервые. Лишь бы он украл по-божески. Если же у него в мозгах закоротит и он сопрет неподъемную для меня сумму, я пропал.

– Поднимай, Спартак Иванович, всех, кого можешь, всех, кто способен тебя спасти. С Прохоровым через полчаса свяжешься. Не хочу с ним по дороге встретиться. Человек от злости глупостей наделать может.

– Понимаю, ты не за себя беспокоишься, а за него.

Глеб преспокойно покинул загородную резиденцию Ленского. Олигарх в халате вышел проводить его до двери. Охранник уже пришел в себя и с удивлением созерцал хозяина и ночного гостя, мирно прощающихся в полумраке холла.

– Второй – в кустах за углом, – сообщил Сиверов.

Ленский махнул рукой.

Он вернулся в спальню, взял сотовый телефон и всмотрелся в него, как всматриваются в чудотворную икону, которая вот-вот готова замироточить. Нажатием одной клавиши он соединился с Юшкевичем. Тот взял трубку после второго гудка и заспанным голосом сообщил:

– Юшкевич слушает.

– Это Ленский.

– Ты думаешь, я бы ответил кому-то другому?

– Положим, президенту ответил бы. Дело государственной важности, – сказал Ленский.

– По телефону государственные дела не решаются, – вяло ответил Юшкевич.

– Приходится пользоваться телефонным правом. Я прямо сейчас к тебе еду. Только пиджак надену.

– Галстук не забудь, – зло отозвался Юшкевич. – Что стряслось, можешь сказать?

– Могу: Кривошеев жив.

– Ты с ума сошел?! Его же похоронили. “Восставший из ада”, часть третья?

– Хуже. Он может наши деньги… – и Ленский выругался матом.