Тираны, бегите!
Вам страшен отмщенья час.
«Лучше смерть, чем монтаньяры!» —
Так потомок воскликнет за нас.
Луве де Кувре. Гимн смерти
После изгнания жирондистов лидеры Конвента словно оцепенели. Марат отказался от депутатства, так как не захотел выносить приговор жирондистам, ибо считал их своими личными врагами. Жирондисты, покинувшие столицу, стали называть «маратистами» врагов Франции. В газетах появился новый синоним слова «контрреволюционер» — «федералист», сторонник изгнанных депутатов. Огромная усталость навалилась на вождя якобинцев Робеспьера: борьба с Жирондой потребовала от него поистине титанического напряжения душевных сил. 31 мая он не смог подняться на трибуну, и вердикт об изгнании неугодных депутатов пришлось зачитывать Кутону. Робеспьер не нашел в себе сил выступить с обличительной речью, равной смертному приговору. Возможно, потому, что жирондисты являлись законными избранниками, а он не любил нарушать закон. А может, потому, что у них с ним было очень много общего: происхождение, гордая бедность, годы упорной учебы, юношеские стихи, ораторский талант, вера в республику. Всё, кроме непоколебимой веры в добродетель. Без добродетели нет республики, гражданский закон можно нарушить, законы добродетели священны и нерушимы, и тот, кто дерзнет восстать против них, заслуживает смерти. Воспитанникам Руссо толерантность, проповедуемая Вольтером, была ни к чему.
Борьба с Жирондой истощила Робеспьера, к тому же за такими союзниками, как Марат, приходилось постоянно приглядывать. 12 июня 1793 года в Якобинском клубе Робеспьер заявил: «У меня больше нет сил, чтобы сражаться дальше. Измученный четырьмя годами тяжких и бесплодных трудов, я чувствую, что мои физические и моральные способности не на уровне великой революции. Я намерен подать в отставку».
Изгнание жирондистов из Конвента оставило след и в душе Дантона, ведь среди депутатов Жиронды были его личные друзья; как люди и как политики жирондисты были близки ему. Дантон понимал, что найти общий язык с добродетельным Робеспьером ему будет значительно сложнее, чем с отстраненными от власти жирондистами.
Из трех совершенно разных людей, объединенных революционной молвой в триумвират, только Марат пребывал на вершине славы, купаясь в волнах народной любви. Только он готов был действовать, преследовать, разоблачать, требовать, призывать. Разумеется, на словах. Но слова кумира становились руководством к действию. Чем дальше, тем больше выпадов в сторону своих робких коллег-триумвиров позволял себе Марат. Называя Дантона безнравственным, а Робеспьера медлительным, он намекал, что ни один из них не сможет довести революцию до конца. Сам он этого конца также не видел, но, скорее всего, он о нем и не задумывался. Его задача состояла в том, чтобы поддерживать революционный энтузиазм, обнаруживать врагов и превращать их в мишень для народного гнева, иначе, говоря словами Сен-Жюста, революция замерзнет и останутся одни красные колпаки на головах интриги. Марат, Дантон, Робеспьер — революционный триумвират, более походивший на лебедя, рака и щуку: эти люди вряд ли смогли бы вместе осуществлять диктаторскую политику. Вложив кинжал в руку девы Немезиды, История не дала им времени попытаться втроем сдвинуть ее воз.
Смерть Марата предрекала жирондистам неминуемую гибель. Канские беглецы решили пробираться в Бордо, чтобы там сесть на корабль, отплывавший в Америку.
Облачившись в солдатские мундиры, депутаты сначала двигались вместе с войсками, направлявшимися в Бретань. Пройдя часть пути, они вынуждены были покинуть свое прикрытие и, сняв военную форму, направились в сторону Бордо. Гаде, Бюзо, Барбару, Луве, Петион, Салль, Валади, Кюсси и другие, всего числом девятнадцать, шли лесными тропами, дабы не попадаться на глаза местным жителям, которые, без сомнения, узнали бы их.
Продвигаясь в стороне от населенных пунктов, они испытывали голод и жажду, одежда их пришла в негодность.
Избавляясь от лишней тяжести, они побросали оружие. Барбару двигался с трудом; он вывихнул ногу, и друзьям приходилось поддерживать его. У Риуфа развалились сапоги, и он шел босиком, сбивая в кровь ноги. Сознание того, что в Кемпере, расположенном на побережье Бретани, их должен ждать Кервелеган, обещавший найти какое-нибудь убежище, придавало беглецам силы. Но приблизившись, наконец, к Кемперу, войти в город они побоялись. Тем не менее Кервелеган сумел отыскать прибывших друзей и проводить их в пристанище, где они подкрепили силы хлебом и вином.
Приободрившись, друзья стали думать, куда двигаться дальше. В конце концов решили разделиться — в такое грозное время никто не мог приютить сразу столько «государственных преступников», как теперь именовались бывшие «государственные люди». С Кервелеганом остались Салль, Жирей-Дюпре и Кюсси. Бюзо приютил патриотически настроенный гражданин в предместье Кемпера. Луве, Барбару и Риуфу предоставил убежище один патриот в самом городке. Изгнанники хотели отправиться в Бордо по морю, так как передвижение по суше было опаснее. Не без труда нашли судно, капитан которого согласился доставить в устье Жиронды Кюсси, Жирей-Дюпре, Салля, Бергуэна и еще нескольких жирондистов. Барбару пребывал в тяжелом состоянии и не мог последовать за товарищами, поэтому Петион, Гаде и Бюзо остались с ним. Все чуть-чуть завидовали Луве, который несмотря на угрозы и превратности судьбы переживал медовый месяц — после разрешения разводов Лодоиска рассталась с мужем и соединила жизнь со своим возлюбленным.
Взятие Тулона англичанами удвоило бдительность республиканцев и их ненависть к федералистам, которые, как они считали, хотели расчленить страну. С невероятным трудом удалось найти лодочника, согласившегося за хорошую плату отвезти Луве, Барбару, Петиона, Бюзо, Гаде и Валади в небольшую бухточку неподалеку от города. В самом же городе властвовал комиссар Конвента Тальен, установивший на центральной площади гильотину, очистивший клубы от сторонников Жиронды и настолько запугавший все население, что даже имена занесенных в проскрипционные списки жирондистов вызывали ужас. Одно лишь подозрение в сношении с федералистами могло привести человека на гильотину, а доносчиков во времена Террора хватало: тот, кто не донес, сам оказывался под подозрением. Луве с трудом уговорил Лодоиску расстаться с ним и уехать в Париж. Мы не знаем, когда в точности родился сын Луве (которому в год смерти отца исполнилось четыре года), но отъезд Лодоиски вероятнее всего был связан с ее беременностью.
Гаде, уроженец Сент-Эмильона, города, расположенного неподалеку от Бордо, предложил отправиться искать убежища в его родные места, тем более что там жил его старый отец. Едва беглецы добрались до дома Гаде, как пришло известие о том, что в городок прибывает отряд якобинцев, кажется, под предводительством самого Тальена. Друзьям вновь пришлось бежать. Они нашли убежище в заброшенном погребе дальней родственницы Гаде мадам Буке. Гаде, Барбару, Петион, Луве, Салль и Валади спустились в подземелье, вход куда знала только хозяйка дома. В сырости, в тесноте, при свечах, жирондисты коротали время в шутливых беседах.
С едой было плохо. В стране не хватало продовольствия, повсеместно шли конфискации в пользу армии, хлеб выдавали по карточкам. В городке Сент-Эмильон, где каждый житель как на ладони, мадам Буке с риском для жизни добывала продукты для прокорма взрослых мужчин. По ночам, когда жандармы и доносчики засыпали, она выпускала их подышать воздухом и посмотреть на звезды. Мадам Буке приносила своим гостям книги, бумагу и перья. Барбару и Петион начали писать мемуары. Бюзо писал защитительную речь, хотя уверенности в том, что ему когда-нибудь удастся ее произнести, у него не было никакой, а Луве — рассказы.
«Доброжелатели» выследили мадам Буке, а рыночные торговцы донесли, что с некоторых пор одинокая женщина, судя по количеству покупаемого съестного, стала очень много есть, но на ее фигуре это никак не отражается. Друзьям пришлось срочно покинуть убежище. Расставались с тоской — чувствовали, что больше не увидят друг друга. Валади в одиночку отправился в сторону Пиренеев. По дороге его схватили и расстреляли: как офицер, он избежал гильотины. Барбару, Петион и Бюзо двинулись в ланды, в надежде затеряться среди них. Гаде, Салль и Луве переночевали в заброшенной каменоломне, рассчитывая укрыться утром в доме бывшей подзащитной Гаде, но та отказалась приютить их — страх сильнее чувства благодарности. Тогда Луве по-братски разделил имевшиеся у него деньги и, обняв друзей, зашагал в сторону Парижа. Точнее, потащился, еле передвигая ноги от голода и усталости. Он чувствовал, что не может умереть, не повидавшись в последний раз со своей дорогой Лодоиской. Любовь сотворила чудо: передвигаясь то на телеге, то в повозке, то пешком, обманывая часовых, скрываясь у добрых людей, Луве добрался до Парижа, отыскал свою возлюбленную, и они вместе бежали в Швейцарию, где скрывались в предгорьях Юры; там им удалось пережить Террор.
Салль, Гаде, Петион, Бюзо и Барбару продолжили путь вместе. Известия о трагической гибели в Париже их товарищей, а затем и о казни мадам Ролан повергли их в отчаяние. После гибели Манон Ролан Бюзо почти лишился рассудка; он плакал как ребенок. Попытался даже убить себя, но друзья силой отобрали у него нож и заставили поклясться, что он не станет более покушаться на свою жизнь. Бюзо впал в меланхолию; казалось, мысленно он уже отправился вслед за своей неземной любовью. Друзья с трудом дотащились до дома отца Гаде, где их приютили и накормили чем могли. Но все понимали, что укрыть всех беглецов в маленьком доме семья Гаде не в состоянии. И Бюзо, Петион и Барбару вновь пустились в путь, надеясь скрыться где-нибудь в окрестностях Сент-Эмильона.
Тем временем на смену алчному и беспринципному Тальену в Бордо прибыли новые комиссары Конвента, и среди них Жюльен де Пари. Этот Жюльен отправил на поиски беглецов отряд полиции с собаками. Начали с дома отца Гаде, чье жилище давно уже находилось под наблюдением. В это время Гаде и Салль скрывались на чердаке, в потайной комнате. Услышав звуки приближавшейся облавы, друзья затаились, но на всякий случай взвели курки пистолетов. Этот звук был услышан. От внимательного взора полицейского агента не ускользнуло, что чердак слишком узок по сравнению с внешними стенами дома. Тайное убежище отыскали, стену его разрушили и извлеченных из-под обломков друзей отправили в Бордо — на гильотину. Суд не понадобился — депутаты не скрывали своих имен, а трибунал давно приговорил их к смерти. Арестовали и казнили также мадам Буке и ее семью — за укрывательство лиц, объявленных вне закона.
В последнем письме жене Салль написал: «Очень трудно создать счастье своего отечества. Брут, пронзивший кинжалом тирана, Катон, вонзивший меч себе в грудь, чтобы спасти отечество, не спасли Рим от порабощения. Я убежден, что пожертвовал собой ради народа. Хотя в награду я получаю смерть, но совесть моя спокойна, потому что намерения у меня были благие».
Узнав о гибели товарищей, Барбару, Петион и Бюзо покинули Сент-Эмильон. Их спаситель, честный крестьянин, укрывавший их последние несколько дней, дал им с собой на дорогу немного хлеба с мясом и горсть зеленого горошка. Шли всю ночь. Барбару с трудом передвигал ноги. Утром беглецы издалека заметили отряд жандармов, выезжавший из деревни. Несчастный Барбару не выдержал — схватил пистолет и выстрелил себе в голову, но из-за неуклюжести лишь раздробил челюсть. Увидев, как Барбару упал, обливаясь кровью, Петион и Бюзо решили, что выстрел стал для их товарища роковым, и сломя голову бросились в лес. В тучном, но еще сохранившем свою красоту человеке подскакавшие жандармы узнали бывшего депутата Барбару. Инициалы на платке подтвердили, что перед ними тот, кто занимал одну из первых строчек в проскрипционном списке якобинцев. Не оказав ему никакой помощи, Барбару отвезли в Бордо и без промедления казнили. А через несколько дней на окраине леса нашли клочки одежды и кучку человеческих костей — все, что осталось от Петиона и Бюзо, погибших страшной смертью в июне 1794 года в лесах под Сент-Эмильоном. Узнав, что со всеми беглецами покончено, восемнадцатилетний комиссар Жюльен предложил Робеспьеру срыть до основания дома, где некогда жили Гаде, Салль, Петион, Бюзо и Барбару.
Поединок жирондистов с Маратом завершился гибелью обеих сторон.