— «Мост мечтаний» — это своеобразный клуб, созданный специально для тех членов нашего общества, которые предпочитают не самые достойные удовольствия: наркотики, продажных женщин и азартные игры.
В принципе, ни одно из них не возбраняется законом, однако все они лежат на грани с преступлением.
Сумерки успели сгуститься, на Бейкер-стрит зажгли газовые фонари, да и наши рожки уже светились, заливая гостиную тёплым желтоватым светом. Холмс занял своё любимое кресло у камина, завернулся в пурпурный халат и протянул длинные ноги к огню; упираясь носками в каминную решётку, он попыхивал старой, видавшей виды вересковой трубкой. Я сидел за обеденным столом, доедая ужин, — как раз настало время чашки чая и кекса с изюмом, который испекла по шотландскому рецепту миссис Хадсон.
— Если мысленно вернуться в прошлую ночь, — неспешно продолжал мой друг, — когда мы оставили Стэмфорда отсыпаться, я, как вы помните, заметил буквы, выведенные в пыли на тумбочке у кровати.
— Да, а я и забыл. «Барт».
— Вы решили, что речь идёт о лечебнице.
— Разумеется, — ответил я, поколебавшись. Было ясно: сейчас Холмс опровергнет моё предположение.
— Совершенно здравое предположение, — проговорил он. — Вчера вечером у меня не было ни малейших оснований думать что-то иное, вот только…
— Вот только… Всегда у вас эти «вот только», Холмс. Ну, и что на сей раз?
— Мне показалось, что слово, которое наш приятель явно нацарапал во хмелю или в помрачении, недописано. За буквой «т» тянулся хвост, из чего следовало, что он собирался написать что-то ещё.
— Вам впору взяться за новую монографию: «Анализ надписей в пыли».
— Не надо сарказма, Уотсон.
Я ухмыльнулся.
— Выходит, он хотел написать более длинное слово, и вы теперь знаете какое.
— Вот именно. После того, как я оставил вас в лечебнице наедине с вашей очаровательной приятельницей, я кое-что успел разузнать.
— Холмс…
— …Я выяснил, что «Мостом мечтаний» в настоящий момент заправляет некий Джосайя Бартон.
— Возможно, это совпадение.
— Возможно, но довольно странное совпадение, Уотсон. Вдумайтесь: Стэмфорд начинает вести разгульную жизнь. Его имя как-то связано с «Мостом мечтаний». Тамошнего управляющего зовут Бартон, и именно это имя наш друг в задумчивости пишет на слое пыли в своей комнате — выходит, оно постоянно крутится у него в голове. Не забудьте также, что Стэмфорд может быть косвенным образом связан с человеком, заражённым бубонной чумой. А теперь скажите: кто является переносчиком этого страшного заболевания?
— Крысы?
— А в «Мосте мечтаний», с лёгкой руки управляющего, в последнее время появилась новая забава — крысиные бои.
Волосы у меня на загривке встали дыбом от ужаса.
— Господи всемогущий! — воскликнул я.
Холмс бросил на меня суровый взгляд:
— Из отдельных нитей постепенно сплетается очень мрачный узор.
Поздним вечером того же дня мы оказались в окрестностях Мейфэра. На улицах было тихо, лишь время от времени навстречу нам попадался одинокий искатель развлечений в цилиндре. Холмс вёл меня глухими переулками мимо погруженных в сон богатых домов, пока мы не вышли к огромному особняку. Вход охранял крепыш в тёмной ливрее. При нашем приближении он шагнул навстречу, загородив собой дверь.
— Доброй ночи, джентльмены, — проговорил он низким голосом, безуспешно стараясь скрыть за ровной интонацией прорывавшуюся наружу природную агрессивность.
— Добрый вечер, Болдуин. Что, не на ринге сегодня?
— А вам какое дело? — прозвучал насторожённый ответ.
— Да уж не делайте вид, что не узнаёте меня! — Холмс скользящим движением отступил в сторону и выбросил вперёд правую руку, чиркнув кулаком по подбородку Болдуина. — Вы, любезный, по-прежнему запаздываете с защитой справа.
— Шерлок Холмс! — хрипло воскликнул страж, озарённый догадкой. — Боксёр-любитель! Да чтоб меня в нокаут, если это не он!
Холмс с улыбкой взглянул на меня.
— Мы с мистером Болдуином несколько раз состязались в благородном искусстве махания кулаками. То было, Уотсон, в мои молодые годы, ещё до того, как у меня появился дотошный биограф.
При этом воспоминании Болдуин с энтузиазмом закивал головой.
— У Хеннигана, в Ламбете. Мистер Холмс каждый раз меня побеждал, кроме того одного, когда я застал его врасплох.
— А нынче чего не боксируете? — вежливо поинтересовался я.
— Да так. Нынче тут крысиные бои. Эти тварюги теперь собирают больше публики, чем добрые честные бойцы. — Лицо громилы внезапно потемнело. — Эй, мистер Холмс, а вы тут не собираетесь какие штуки выкидывать? Потому как ежели я вас впущу, а вы там чего накуролесите, так мне потом не сносить головы.
Холмс покачал головой.
— У меня и в мыслях нет ничего такого, милейший Болдуин. Да и вообще, я тут только ради доктора Уотсона. Он так заинтересовался крысиными боями, что уговорил меня сопровождать его нынче на вечернее действо.
С этими словами мой друг всунул соверен в руку старого боксёра.
Болдуин потаращился на него немного, а потом толстые грубые пальцы сомкнулись поверх монеты, и он опустил соверен в карман.
— Ну, так вы мне пообещали без выкрутасов, — проговорил он и отворил дверь.
— Пообещали, — ответил, поклонившись, Холмс.
— А вы, кстати, пришли в самый подходящий вечер. У нас тут сегодня будут первоклассные крысы. Уж и прольётся кровь! — Болдуин расплылся в улыбке, обнажив ряд гнилых и обломанных зубов.
Не встретив иных препятствий, мы вошли в «Мост мечтаний» и оказались в ярко освещённом вестибюле — над головами у нас сияла хрустальная люстра. Вёрткий низкорослый человечек подскочил к нам сбоку. Одет он был в щегольский вечерний наряд, тёмные напомаженные волосы блестели как лайковая кожа. Он расплылся в пустой улыбке.
— Добрый вечер, джентльмены. Добро пожаловать в «Мост мечтаний». Меня зовут Джордж. За какими удовольствиями вы нынче пожаловали? Спешу сообщить, что Катарина вернулась в заведение и дожидается в Зале Орхидей…
— Мы пришли ради крысиных боёв, — отрывисто проговорил Холмс.
Человечек так и засиял.
— А, господа будут делать ставки? — Он осмотрел нас с ног до головы, будто мы были подозреваемыми в полицейской камере. — Нынче ожидается серьёзное дело. Нам доставили особых крыс. — Он вежливо кашлянул. — С вас по десять гиней, джентльмены.
Тут я в свою очередь поперхнулся и закашлялся. Холмс же с полнейшим безразличием вручил лакею мешочек с монетами. Тот замешкался, внимательно рассматривая содержимое. После чего опустил в карман плату за вход и повёл нас в дальнюю часть здания, в залу, которая, видимо, раньше служила оранжереей. Контраст между спокойным, величественным вестибюлем и этим помещением был разительным. Во-первых, тут было людно и шумно, а в воздухе плотным облаком висел сигарный дым. Большинство посетителей были в вечерних туалетах — богатые любители спорта, пришедшие сыграть в азартную игру; однако у стойки бара маячило несколько фигур другого толка — в грубых вельветовых костюмах из тех, что носят уличные торговцы. То были профессиональные собачники, и почти у каждого имелось при себе по псине. Некоторые бойцовые псы были привязаны к нижней перекладине барной стойки, другие спали у хозяев на руках, третьих ещё осматривали на предмет сломанных костей, заглядывали им в пасти, будто дантисты. Почти у всех животных имелись шрамы и следы укусов.
— Жаль выпускать его против крыс, — сказал один из собачников, поглаживая особо свирепого на вид бультерьера.
Джордж щёлкнул пальцами, и к нам подбежал ещё один лакей, одетый на тот же лад. Он запросто мог сойти за близнеца Джорджа.
— Эрик, проследи, чтобы джентльменам налили выпить и посадили на хорошие места.
Эрик кивнул и без единого слова повёл нас в центр залы, где находился «ринг» — арена метра три в диаметре, с деревянным бортиком на высоту локтя. Над ним с потолка свисала электрическая лампа, она заливала ярким светом выкрашенный белой краской пол арены. Наш проводник с привычной непринуждённостью протолкался вперёд и расчистил нам место у самого бортика. Мы успели скользнуть туда, прежде чем волна зрителей нахлынула снова и нас стиснули с обеих сторон. Через несколько секунд Эрик доставил нам бутылку шампанского и два бокала, за что выудил у Холмса ещё какую-то непомерную сумму.
Вскоре началось и само малоприятное действо. На возвышении в одном конце арены появился коренастый тип с длинными висячими усами — он представился Капитаном — и призвал всех к тишине.
— Джентльмены, прошу делать ставки на первый поединок вечера. На ринге Хват Тома Херика, — тут под громкие приветственные крики был поднят повыше крупный бультерьер, — способный одолеть двадцать пять крыс разом и никогда не терпевший поражений.
Новые вопли, а потом все принялись лихорадочно делать ставки, заключая пари как между собой, так и с местными букмекерами.
— Ужасный пример человеческого падения, — заметил я.
— Согласен. Но одновременно и поучительный. Из него явствует, что даже образование и богатство не спасает некоторых от естественного регресса. Природные утончённость и благородство никак не зависят от общественного положения и от воспитания. А помимо того, существует алчность.
Едва Холмс договорил, на арену бухнули огромную корзину. Капитан шагнул вперёд, погрузил руку, обтянутую плотной кожаной перчаткой, в копошащуюся тёмную массу и вытащил на свет первую жертву того вечера. Опять раздался восторженный гомон. Капитан одну за другой извлёк ещё двадцать четыре крысы. Он хватал их за хвосты и выталкивал на арену. Некоторые принимались бегать по крашеному полу, исследуя новое место. Кто-то из зрителей перегнулся через бортик и вылил на одну из перепуганных зверюг бокал шампанского. То были канализационные и водосточные крысы, от них исходил резкий запах, будто от нагретой сточной трубы. Многие зрители зажимали носы платками.
А потом присутствующие медленно начали скандировать. Поначалу это был лишь ропот, но громкость и напор постепенно нарастали: «Выпускайте пса! Выпускайте пса!» И вот наконец владелец собаки Том Херрик выпустил её на арену.
Через несколько секунд крысы в панике забегали кругами. Выдрессированная собака методично атаковала их по очереди, круша тельца безжалостными челюстями. Белый пол окрасила кровь, точно красная роса. Некоторые крысы пытались давать отпор; одна храбрая зверюга вцепилась псу в нос — её глаза-бусинки яростно блестели в электрическом свете. Собака отчаянно затрясла головой, однако крыса не разжимала челюстей. Осатанев, собака смяла её о бортик, оставив на нём кровавый след, будто от раздавленной клубничины.
Некоторые крысы сбились в тесную кучу, ища в общности защиту. Раздался крик: «Круши их!», и многие зрители дружно замахали над ареной платками.
— Это специально, чтобы разделить их, — прошептал Холмс мне на ухо. — Грызуны не выносят, когда в спину им дует холодный ветер.
Желаемый эффект действительно был достигнут, крысы рассыпались, будто тёмные перья разлетелись по всей арене, после чего Хват продолжил методичное истребление, нападая на каждую крысу в отдельности и перекусывая ей шею. Через некоторое время вся арена была усыпана дохлыми или издыхающими грызунами. В зале громко улюлюкали, обменивались монетами и банкнотами — выигранными и проигранными деньгами. Двое служителей подмели и вымыли арену; крыс поднимали за хвосты и кидали в огромный мешок.
Нам ещё трижды пришлось вынести это отвратительное действо, причём каждый раз число крыс на арене возрастало. Наконец один из псов, с подходящей кличкой Мясник, управился с сотней более почтенных сельских амбарных крыс, после чего Капитан объявил перерыв, а за ним — «великолепный главный поединок».
— Может, хватит? — спросил я резко. — Что-то мне не по душе эта гротескная жестокость.
Холмс глянул на меня с сочувствием.
— Мне тоже, Уотсон, но уходить сейчас просто глупо — ведь нам покажут гвоздь программы и явится тот самый джентльмен, ради которого мы сюда и пожаловали.
Он кивнул в сторону бара, и я увидел там Капитана. Тот увлечённо беседовал с рослым бритоголовым негром, у которого в правом ухе болталась большая оловянная серьга.
— Это, — сказал Холмс, — и есть Джосайя Бартон.
Минут через десять Капитан вернулся на ринг и призвал всех к тишине. В зале немедленно наступило молчание. Все присутствовавшие знали: настал самый захватывающий момент.
— Попрошу Эйба Чэпмена принести Бобби.
— Давай, давай! — раздалось из дальних пределов зала, и к рингу подошёл мясистый тип, неся над головой пса — так, чтобы все могли на него полюбоваться.
Бобби оказался могучей псиной неопределённой породы, помесью терьера и кого-то ещё. Он извивался в руках своего хозяина, заранее возбуждённый криками и запахом крови. В то же время усилиями четверых служителей на арену подняли большую проволочную клетку. Парусиновая накидка скрывала от глаз её обитателей, но лихорадочная возня и время от времени мелькавший в складках ткани бурый мех быстро заставили зрителей стихнуть.
Джосайя Бартон сменил Капитана на возвышении и, подняв руки, призвал всех к молчанию.
— Джентльмены! — объявил он густым, низким голосом, причём у него оказался чистый выговор образованного человека. — Сейчас вам предстанет совершенно удивительное зрелище. Перед вами выступит Бобби, непобедимый боец из Уоппинга. Бобби провёл тридцать семь боёв и уничтожил свыше двух тысяч крыс.
Зрители завопили, а владелец пса поднял его повыше, добиваясь ещё более бурной реакции.
Бартон терпеливо выждал, когда шум уляжется.
— Однако сегодняшние соперники Бобби не обычные грызуны. Их здесь всего двадцать, но они невероятно свирепы и очень крупны — грызуны-убийцы, специально доставленные сюда из голландской Юго-Восточной Азии. Джентльмены, прошу вас.
Эта просьба была обращена к четверым носильщикам, которые сдёрнули парусину, открыв взорам содержимое клетки. Зрители дружно ахнули от ужаса. Перед ними, теснясь и пихаясь в своём узилище, предстали крысы небывалых размеров. Каждая была примерно с молодого щенка. Но не только от их величины волосы на моём загривке встали дыбом; меня поразило их свирепое, демоническое обличие. Глаза у них были жуткие — круглые, маленькие, красные, а ещё у каждой из пасти торчало по два огромных жёлтых резца, которыми они постоянно скрипели от нетерпения. Владелец пса явно заколебался. Даже и сам пёс, похоже, немного опешил.
— Да начнётся битва! — тихо произнёс Бартон, обращаясь скорее к Эйбу Чэпмену, чем к толпе.
Чэпмен по-прежнему медлил и колебался, но тут загремел крик: «Выпускайте пса! Выпускайте пса!»
Чэпмен неохотно передал Бобби одному из служителей, остальные же трое торопливо покинули арену. Пёс на мгновение замер в нерешительности, глядя на огромных крыс, пищавших в запертой клетке. Потом их выпустили на свободу.
За этим последовало отвратительное, ужасающее зрелище. Под восторженные вопли толпы крысы, не выказывая ни страха, ни опасения, накинулись на пса, покрыв его своими мерзкими бурыми телами. Прошло несколько секунд, и пёс, скуля от боли, рухнул на арену. Кровь потоками лилась из рваных ран в содрогающемся теле и растекалась бесформенной алой лужей на белом полу. Не прошло и минуты, а кровопролитие уже завершилось.
Едва пёс испустил дух, крысы словно бы потеряли к нему всякий интерес и отправились разгуливать по арене. Некоторые попытались, безуспешно, выбраться наружу. Зрители инстинктивно отпрянули с омерзением и даже со страхом. Я посмотрел на одно из этих созданий: мощное тело было длиной не меньше фута. Крыса ответила мне злобным, презрительным взглядом ярко-красных глаз. Четверо служителей снова шагнули на арену и принялись длинными мётлами загонять грызунов обратно в клетку — концы мётел были обернуты толстой мешковиной. Почти все крысы, не протестуя, вернулись в клетку, но две-три попытались удрать, пришлось за ними гоняться.
Эйб Чэпмен стоял на коленях над искалеченным трупом пса, не скрывая своего горя. Тело его сотрясалось, он даже не пытался подавить рыдания.
— Ах, Бобби, — причитал он, — ах, Бобби, что же они с тобой сделали?
Он наклонился над своим питомцем, и тут одна из крыс прыгнула на него и впилась зубами в шею. Взревев от ужаса и неожиданности, Чэпмен вскочил на ноги — омерзительная тварь не разжимала хватки. Кто-то из служителей прыгнул вперёд и дёрнул крысу за хвост, оторвав от несчастного. Щёлкая окровавленными зубами, крыса извивалась и дёргалась, яростно пытаясь высвободиться. С огромным усилием служитель засунул её в тёмные недра клетки. Эйб Чэпмен рухнул на колени, пытаясь платком остановить кровь, хлеставшую из раны на горле. Подоспели другие собачники и увели его прочь.
— Ему нужна помощь врача, Холмс, — сказал я. — Наверное, мне следует предложить свои услуги.
— Нет, — непререкаемо ответил Холмс. — Пусть сами разбираются. У нас с вами тут сегодня дело поважнее.