Шестеро обреченных [= Последний из шестерки]

Глава X Срочно и лично в руки!

Достав свой чемодан из багажника, мужчина поставил его на сидение. Затем, уже в который раз, выглянул из купе.

Он был среднего роста, коренастый, с крепкими кулаками, бронзовым загаром, очень светлыми волосами, очень голубыми глазами и небольшими, порыжевшими от курения усиками» На висках его были видны проступавшие вены. Одет он был в синий, хорошего кроя костюм и держал в руках плащ-реглан бежевого цвета. На ногах его были белые гетры, на голове — шляпа из мягкого фетра, а в галстуке сверкала бриллиантовая булавка. Словом, налицо были все признаки недавней, но солидной элегантности, той особой элегантности вечно спешащих мужчин и кругосветных путешественников, которые имеют склонность за одни сутки обновлять свой гардероб в первом же порту, где они делают остановку.

Отойдя от окна купе, путешественник взял сигару, аккуратно откусил кончик и закурил. Он несколько раз с наслаждением затянулся, затем натянул перчатки, которые надевал, по-видимому, раза два-три. Ему не удавалось скрыть свое огромное удовольствие оттого, что он ходит, одетый во все новое с головы до ног, держит в зубах дорогую сигару и едет в вагоне первого класса.

Поезд подошел к небольшому, задымленному зданию вокзала, уже окунувшемуся в ночные тени. Открыв дверцу купе, путешественник подозвал носильщика, а затем пошел перед ним по — перрону с видом человека, которого ничто на свете не заставит свернуть с избранного пути. Он все время вертел во все стороны головой, глаза горели восхищением, которое вовсе не вписывалось в его окружение.

Выйдя из здания вокзала, путешественник подозвал такси, однако прежде чем сесть в него, довольно долго еще простоял на тротуаре, окидывая все вокруг восхищенным взглядом. Сев наконец в машину, он пробормотал что-то похожее на:

— Пять лет... Боже, до чего же все быстро меняется!..

Через некоторое время он выразил удивление по поводу того, что машина все еще стоит на месте, и сказал об этом водителю. Тот далеко не любезно ответил, что ждет, чтобы ему назвали адрес...

Путешественник улыбнулся, констатируя, что наряду со столькими изменениями настроение водителя осталось прежним. Назвав одну из лучших гостиниц столицы, он удовлетворенно вытянул ноги и удобно устроился на кожаном сидении. Свое нынешнее триумфальное возвращение он сравнивал с жалким отъездом пять лет тому назад.

Названия улиц, по которым они проезжали, всплывали в его памяти. Вслед за его такси у гостиницы остановилось еще одно. Уверенным шагом он зашел в холл, даже и не подумав оглянуться: человек с таким положением не оглядывается и не смотрит по сторонам, входя в первоклассную гостиницу.

Он потребовал для себя лучший номер. И управляющий, по долгу службы обязанный хорошо разбираться в людях, дал ему ключ от требуемого номера, не вдаваясь в какие бы то ни было рассуждения, раскрыл перед ним регистрационную книгу постояльцев.

Расстегнув пальто, незнакомец вынул из внешнего кармана пиджака ручку с золотым пером. Затем тяжелой рукой вывел на бумаге: Нестор Грибб.

В графе «Прибывший из» его перо, казалось, застыло в нерешительности, но затем жирными буквами вывело: Виннипега.

А тем временем между шофером, доставившим Грибба, и его коллегой, остановившимся в нескольких метрах от него и высадившем высокого мужчину с черной бородой и в очках в золотой оправе, состоялся следующий диалог:

— Ты что, ехал за мной по пятам?

— Да, так просил тот тип, что подсел ко мне. То ли чокнутый, то ли шпик... «Следуйте за этой машиной, — сказал он мне, имея ввиду твою машину, дружище, — и постарайтесь не упустить ее из вида. Обещаю хорошие чаевые...»

Заполнив реестр, Нестор Грибб поинтересовался у посыльного, откуда можно позвонить. Подойдя к телефону и набрав номер, он услышал доносящиеся издалека длинные гудки, но трубку никто не снимал. Вторая попытка дозвониться также не увенчалась успехом.

— Тем хуже! — сказал он, привыкший, пребывая в длительном одиночестве, разговаривать с самим собой. — Вероятно, следовало заранее сообщить о своем приезде!.. Что ж, тем хуже!

Выходя из кабинки, он столкнулся с мужчиной, лицо которого не успел хорошо рассмотреть, но, сделав несколько шагов, обернулся и посмотрел на этого человека с черной бородой и в очках с золотой оправой.

«Где же, черт возьми, я мог видеть этого типа?» — подумал Грибб.

Этот вопрос он задавал себе и в гостиничном ресторане, где, час спустя, ужинал, и в мюзик-холле, где провел вечер после очередной безуспешной попытки дозвониться и тогда, когда пешком возвращался в гостиницу, и потом, когда раздевался перед большим зеркалом в своей роскошной спальне.

Вызвав коридорного, Нестор Грибб попросил его принести бутылку минеральной воды, которую он осушил прежде чем лечь спать. Ему было несколько досадно оттого, что не удалось повидаться со своим другом — Сантером, и он уже начал подумывать, не приехал ли он первым на условленную встречу, дата и место которой были назначены пятью годами ранее. В конце концов он уснул, и ему приснилось, что он дерется с этим распутником Линкольном, с которым ему пришлось бороться целых два года за право открыть собственную меховую лавку...

Проснулся он очень рано. Вокруг царила необычайная тишина. Лежа в постели, он наслаждался теплом одеял и, не открывая глаз, раскурил сигару... Как теперь все станет просто и прекрасно!.. Завтра он повидается со своей старушкой-матерью. Он привез ей в подарок шелковое платье, шаль с красными кистями и четки с костяшками из кораллов и золотым распятием. Как же она будет счастлива!..

Он встал с постели, как только часы начали отбивать восемь ударов. Стоя перед зеркалом и намыливая подбородок, он начал напевать:

Сказал старый Обадьях молодому Обадьяху:

«Я уж стар, Обадьях, я уж сух».

Сказал молодой старику:

«Я ведь тоже, Обадьях, я ведь тоже».

Он совершенно разучился бриться. Ведь там он ходил с красивой золотистого цвета, жесткой, курчавой бородой. Да и потом, эти бортовые парикмахеры... Нет, он совершенно не умеет бриться. Даже квасцами невозможно остановить кровь от порезов.

Облачившись наконец в свой синий костюм, он позвонил коридорному, чтобы тот принес завтрак. На принесенном подносе, кроме завтрака, лежал еще и большой серого цвета конверт. Марки на нем не было, но, кроме его имени, было еще написано: Срочно и лично в руки.

Распечатав конверт, он достал оттуда сложенный вдвое листок бумаги в клетку. Отослав коридорного, развернул его и прочел написанное большими печатными буквами следующее:

— АНРИ НАМОТТ

— МАРСЕЛЬ ЖЕРНИКО

+ НЕСТОР ГРИББ

УБЕР ТИНЬОЛЬ

ЖОРЖ САНТЕР

ЖАН ПЕРЛОНЖУР

Нестор Грибб никогда не читал газет, поэтому он ничего не знал ни о гибели Намотта, ни о таинственном исчезновении Жернико. Он попросту ничего не понял.