Боль жуткая, и я чувствую каждый удар своего сердца, когда моя нога падает на кровать. Я лежу несколько минут, каждая мысль поглощена красной болью, разрывающей мою ногу.
Моя бедренная артерия – зацепил ли он ее? Неужели я истеку кровью здесь, на этих жестких простынях, одна, связанная?
Я проверяю завязки на запястьях, пытаясь понять, смогу ли я освободить руки, но это бесполезно. Он крепко привязал меня. Я сжимаю онемевшие руки в кулаки, пытаясь сохранить в них циркуляцию крови.
Как долго я пробуду здесь? Что, если кто-то найдет меня голой и истекающей кровью. Бл*ть. Что, если Джейс найдет меня? Это слишком ужасно, чтобы думать об этом. Потому что тогда есть альтернатива – что, если он меня не найдет? Что, если это сделает один из других братьев? Однажды они сделали это со мной, и тогда я могла дать отпор. Теперь, лежа здесь, обнаженная, безмолвная и совершенно уязвимая – я просто не могу допустить подобного.
Я оглядываюсь вокруг, пытаясь не обращать внимания на ужасающую боль в ноге, когда понимаю, что нуждаюсь именно в этом.
Нож.
Я делаю глубокий вдох через нос и стиснув зубы в предвкушении, используя мышцы живота, чтобы прижать ноги к лицу. Слава богу, он не связал и мои лодыжки, иначе, у меня действительно не было бы выбора.
Боль в ноге усиливается, когда двигаю ею, мне тяжело дышать из-за своего импровизированного кляпа, я слегка всхлипываю, когда вижу, как моя кровь сочится из колотой раны, нож все еще торчит, вогнаный по рукоять. Теперь, когда моя нога поднята, кровь начинает стекать по моему бедру и течет по моему голому животу, заставляя меня дрожать.
«Ну давай же. Ты связана всего лишь одним гребанным галстуком, а в бедре – нож. Это легко».
Но это непросто даже для того, кто в школьные годы занимался гимнастикой. Я могла быть гибкой, но не тогда, когда ты не можешь скручиваться и искажать свое тело из-за раны и очень крепко связанных конечностей. Я продолжаю пробовать различные способы поднять ногу к лицу и рукам, надеясь, что смогу вытянуть пальцы, чтобы схватить нож и вытащить его. Я быстро устаю, мне нужен перерыв между каждой попыткой, так как у меня все больше кружится голова и меня тошнит.
Наконец, я понимаю, что мне, возможно, придется изменить положение своего тела, так, чтобы я лежала параллельно изголовью кровати, а не прямо посередине ее. Я медленно и неуклюже шаркаю своим телом и хмурюсь, когда смотрю на оставленное мной пятно темно-красной крови.
Ублюдку придется купить новый матрас.
Я умудряюсь вывернуть руки достаточно, чтобы сесть, и тут же вытаскиваю трусики изо рта. Я болезненно разминаю челюсть и глубоко вдыхаю воздух. Гребаный мудак. Не могу поверить, что он просто всадил в меня нож, пока пожирал своим ртом. Это заставляет меня хотеть найти его и пустить шесть пуль между его мертвыми черными глазами и седьмую в его сердце, для равновесия.
Я шевелю пальцами, чтобы снова почувствовать их, и резко поворачиваюсь, чтобы ухватиться за рукоять ножа, торчащую из моей окровавленной ноги. Я кривлюсь, раздумывая, как вытащить нож.
Когда я это сделаю, крови станет намного больше.
Я стискиваю зубы, считаю до трех и изо всех сил дергаю нож вверх. Он выходит с мясистым хлюпаньем, от которого сводит мой живот и делает пульсирующую боль в бедре примерно в десять раз сильнее, чем была раньше.
Кровь струиться из моей ноги, когда я беру нож и маневрирую им своими неуклюжими пальцами, пиля тонкий, но невероятно прочный шелк, удерживающий мои руки в заложниках положения.
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем нож перерезал ткань, и мои руки упали на колени, свободные, но онемевшие. Я немедленно сжимаю угол простыни в руке и прижимаю его к своей ножевой ране, чтобы остановить кровотечение.
Конечно, мне повезло, что Джейс выбрал именно этот момент, чтобы постучать в дверь.
– Уходи, – кричу я, у меня перехватывает дыхание.
– У тебя все нормально? – кричит в ответ Джейс. – Я слышал крики, и ничего хорошего они не предвещали. Ох, черт, – он открывает дверь, когда говорит это, выглядывая из-за угла, и когда его взгляд останавливается на мне, или, точнее говоря, на простынях, залитых моей кровью, он выпрямляется и бросается ко мне. – Что за хрень? – Я натягиваю простыню на свое обнаженное тело, внезапно смущенная тем, как, должно быть, выгляжу. – Это что за, мать его, красная свадьба здесь проходила, – выдыхает он. – Что, черт возьми, случилось? У тебя все нормально?
– Я в порядке, – мрачно говорю я, бросая нож на кровать рядом со собой. Меня тошнит. Чертовски болит нога. И я не хочу на него смотреть. Он просто продолжает смотреть, разинув рот. – Ты можешь передать мне мое платье? – устало спрашиваю я, указывая на черный материал на земле, у его ног.
– Конечно.
Он берет материал двумя пальцами и осторожно протягивает мне. Оно испачкается кровью, но меня это не волнует. Я просто хочу быть одетой.
Джейс отворачивается, и я натягиваю платье через голову, позволяя ему растечься вокруг моих бедер, чтобы прикрыть меня, но не касаться моей раны. Не то чтобы это важно. Я залита ярко-красной кровью, которая с каждой минутой становится все холоднее и более липкой.
Джейс осторожно подходит ко мне, изучая мое пустое лицо.
– Что случилось? – тихо спрашивает он.
Я тяжело сглатываю.
– Судя по всему, я напоминаю твоему отцу человека, которого он знал. Кого-то, кого он в прошлом обезглавил.
Глаза Джейса расширились, и он тяжело сглотнул. Я молча проклинаю себя, вспоминая, насколько близки они были с Марианой. Она заменила ему мать, после того, как его собственная была убита.
– Значит, он просто всадил в тебя нож и оставил здесь? – спрашивает Джейс, нисколько не удивленный.
Я киваю, неуместно хихикая.
– Но сперва он связал меня.
В его темных глазах вспыхивает беспокойство.
– Тебе следовало бежать, когда у тебя еще была такая возможность, – говорит он.
Я не отвечаю. Я не сбегу. Не сейчас, когда я вкусила слезы и печаль Дорнана, не после того, как я увидела, как Чад сделал свой последний вздох. Я не уйду, пока не разберусь со всеми.
Я убираю простыню с бедра, чтобы увидеть, что кровотечение замедлилось. Джейс с болезненным восхищением смотрит на мою изуродованную ногу.
– Я найду аптечку, – говорит он, оглядываясь. – Давай вытащим тебя из этой комнаты.
Я смотрю на свою ногу, гадая, смогу ли ходить, и решаю встать и проверить ее.
– Сука, – бормочу себе под нос, нога подгибается подо мной, слезы стекают из уголков моих глаз.
– Давай, – говорит Джейс и одним быстрым движением подхватывает меня на руки, словно собирается перенести через порог.
– Теперь это действительно похоже на красную свадьбу, – неуверенно говорю я, склоняя голову вперед и ударяясь о его грудь.
Джейс только качает головой, и я вижу, как в уголках его рта появляется легкая улыбка.
– Такое ощущение, словно ты читала «Игру Престолов», – говорит он, помогая мне открыть дверь и несет по пустынному коридору.
– Я смотрела сериал, – говорю я, пряча лицо у него на груди. – Это считается? – Он входит в другой дверной проем, примерно через десять дверей от комнаты Дорнана, и кладет меня на кровать. – Это твоя комната? – спрашиваю, оглядываясь.
Я падаю на кровать, у меня кружится голова, я чувствую слабость и чувствую себя пьяной. Мои глаза на мгновение закрываются, и Джейс грубо трясет меня.
– Эй, Саманта? – его тон сейчас на сто процентов серьезен.
Я приоткрываю одно веко, хотя это дается мне с трудом.
– Я устала, – говорю, снова закрывая глаза.
– Я отвезу тебя в больницу, – говорит он, и, услышав это, мои глаза резко открываются, и я сажусь.
– Нет. Никаких больниц. Только аптечка.
Он качает головой.
– Саманта, ты вся залита кровью, и продолжаешь истекать! Бинт не поможет.
Он подходит, чтобы меня поднять, я кладу руку ему на предплечье.
– Никаких больниц, – категорично говорю я. – Нужны всего лишь иголка и нитка. – Я думаю об этом мгновение. – И бутылка Джека.
– Не лучше ли протереть рану спиртом? – с сомнением спрашивает он.
– Я не собираюсь его втирать, я собираюсь его пить, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
Он исчезает и возвращается через несколько минут с маленькой пластиковой коробкой, помеченной белым крестом над красным квадратом, с запечатанной бутылкой бурбона, бутылкой колы и небольшим набором для шитья.
Я смотрю на колу, когда он закатывает мое платье по бедру вверх, сдвигая пропитанную кровью наволочку, которую я использовала, чтобы остановить кровотечение. Он открывает аптечку и вытаскивает упаковку стерильных салфеток, разрывая ее зубами. Возможно, это не совсем стерильно, но я не жалуюсь.
– Кто такая Мариана? – морщусь я, моя голова набита ватой, а в ноге острая, пульсирующая боль, которая не притупляется.
– Полагаю, она была моей мачехой. Она никогда не выходила замуж за моего отца, но была с ним долгое время.
– Иисус! – Клянусь, он протирает мою ногу спиртом.
Я беру бутылку бурбона, которую он бросил на кровать рядом со мной, откручиваю крышку и делаю большой глоток, который одновременно обжигает мое горло и успокаивает мои потрепанные нервы.
– Извини, – бормочет Джейс, заканчивая обрабатывать рану. Он отступает и осматривает ее. – Она действительно нуждается в швах. – Он мягко ощупывает ее. – Насколько глубоко он вогнал нож?
Я хочу засмеяться, но не решаюсь.
– До упора, – говорю я, проглатывая желчь и наполняя рот еще большим количеством бурбона.
– Нам нужен врач, – говорит он. Я стиснула зубы и протянула ему бурбон, схватила набор для шитья с кровати рядом со мной и расстегнула молнию. Достала небольшую иглу и моток черных ниток, пытаясь трясущимися руками попасть концом в ушко иглы. – Вот, позволь мне сделать это, – говорит он. Джейс забирает у меня иголку с ниткой и достает из заднего кармана зажигалку. Я ложусь на кровать, пока он занимается иглой и ниткой. – Ты готова? – спрашивает меня.
Я принимаю сидячее положение, комната кружится.
– Не совсем.
– На счет три, – говорит он, одной рукой сдавливая мою разорванную кожу, а другой удерживая иглу. – Один, два...
На два он вдавливает иглу в мою плоть. Боль рикошетом проходит по всему моему телу, каждый нерв вспыхивает от шипящей, жгучей боли.
– Разве было уже три? – бормочу я сквозь стиснутые зубы.
Он не отвечает, просто ругается и протягивает мне иглу.
– Нить продолжает рваться, – говорит он.
Я закатываю глаза.
– Леска, – выплевываю я. – Леска подойдет.
– Я сейчас вернусь, – говорит он, выходя из комнаты и закрывая дверь. Он ушел ненадолго, минут на пять, но, когда вернулся, тяжело дышал.
– Ты решил пробежаться? – саркастически спрашиваю я.
В одной руке он держит катушку с новой рыболовной леской, а в другой – небольшой мешочек с не совсем белым порошком.
Я уставилась на мешочек, заинтригованная.
– Героин?
Он протягивает его, кивая.
– Почти чистый, – говорит он. – Тебе понадобится совсем немного.
Я беру щепотку порошка из мешочка и высыпаю его на перепонку между большим и указательным пальцами. Прижимая его к носу, закрываю одну ноздрю и с силой вдыхаю.
Почти сразу же чувствую, как блаженный покой оседает на моих плечах, даже когда проглатываю горький привкус героина, покрывающий заднюю стенку моего горла.
– Ты в порядке? – спрашивает Джейс.
Я киваю.
– Да. Действуй.
Он вонзает иглу в мою плоть, и, хотя боль все еще очевидна, теперь она стала гораздо более терпимой.
– Я не знаю, как это завязать, – говорит он.
Я снисходительно машу рукой.
– Не имеет значения.
– Будет шрам, – продолжает он.
Какой еще шрам?
– Не имеет значения.
Он смеется.
– Ничего не имеет значения, когда ты под кайфом.
– Я не под кайфом, – говорю я, глядя на странные формы, которые потолочный вентилятор создает на стенах.
– Хорошо, – говорит он, вставая, чтобы полюбоваться своей работой. Я вытягиваю шею, пытаясь хоть мельком увидеть свою боевую рану, не вставая. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Я лениво пожимаю плечами, плывя на облаке пушистого зефира.
– Насколько это возможно, после того, как в мою ногу всадили нож. – В мою одурманенную голову приходит мысль, и я хмурюсь. – И вообще, откуда ты знаешь, как зашивать раны?
Его лицо появляется прямо над моим, на его слегка растянутом рте виден намек на улыбку.
– Я расскажу тебе как-нибудь в другой раз, – говорит он. – Ну, давай же. Мы уходим отсюда. Я отвезу тебя к себе.
Я сажусь и оглядываю невзрачную комнату.
– Разве это не твоя комната?
– Саманта, – говорит он, ухмылка играет на его губах. – Ты правда думаешь, что я живу в доме мотоклуба?