После совместного душа, Дорнан отвозит меня обратно в клубный дом на заднем сидении своего байка.
Езда с Дорнаном ощущается неправильно. Я не чувствую себя свободной на ветру; чувствую себя в ловушке, словно бабочка, заключенная в стеклянной банке. Едва порхаю своими крыльями, ударяясь ими о мою невидимую крепость.
Только эта клетка сделана моими руками.
Я не должна жаловаться. Но у меня заканчивается терпение. Прошел почти месяц, за который я убила Чада, дважды поцеловала Джейса и трахалась с Дорнаном достаточно раз, чтобы моя голова пошла кругом. Интересно, что мой отец подумал бы обо мне сейчас, но потом прогоняю эту мысль, потому что он был бы в ужасе. Он был бы вне себя.
Его маленькая девочка убивает, трахает и лжет.
Мысль о том, что он умер, пытаясь спасти меня от этой жизни, все еще убивает меня.
Неделя проходит без неприятных сюрпризов и без ножевых ранений. Я просто много сидела в комнате Дорнана, ожидая его там, и много времени лежала на спине, пока он меня трахал. Каждый день моей жизни начинает казаться совершенно одинаковым, настоящим днем сурка для мстительных шлюх.
Я учусь прикусывать язык и не отвечать, как бы невозможно это ни было для меня. Джейс редко появляется и не смотрит в мою сторону.
Это очень, очень расстраивает меня.
Однажды я лежу на кровати Дорнана, вставив наушники в уши, киваю головой в такт музыки и слушаю плейлист «Месть», который Эллиот записал для меня. Я на песне «Эти сапоги сделаны для прогулок», когда Дорнан врывается в комнату, крича в свой телефон.
– Это были, бл*ть, они! – я слышу, как он рычит в телефон, его низкий голос рокочет в замкнутом пространстве. – Я видел их склад. Бочки с чистым метамфетамином выставлены до потолка, и именно они импортируют это дерьмо через судоходные склады. – Заинтригованная, делаю музыку тише, но продолжаю покачивать головой, как будто ничего не слышу из того, что он говорит. – Они наши враги. Конечно, они хотят меня на*бать. – Человек на другом конце провода что-то говорит и Дорнан на мгновение выглядит успокоенным. – Завтра мы уезжаем, – говорит он. – Засранцы думают, что могут поиметь моего ребенка? Мой клуб? Я сожгу этот гребаный склад дотла вместе с ними.
Все его тело напряжено, когда он отбрасывает телефон в сторону. Я снимаю наушники и засовываю их под подушку вместе с розовым айфоном. Он видел его, знает, что он у меня есть, но я не свечу им на случай, если он захочет забрать его у меня.
Он садится на край кровати и снимает свои черные ботинки, бросая их у своих ног. Подползаю ближе и кладу руку на его спину, облаченную в кожаную куртку, проверяя реакцию.
Когда он не отталкивает меня, я заползаю к нему на колени и обнимаю его, запуская пальцы в его короткие черные волосы. Моя нога уже почти зажила, и, хотя мне все еще больно, когда я так двигаюсь, это можно вытерпеть.
– Ты в порядке? – спрашиваю его, слегка наклонив голову.
Я смотрю прямо в его темно-карие глаза, почти того же цвета, что и зрачки, и меня поражает, насколько они отличаются от глаз Джейса. Цвет одинаковый, но взгляд совершенно противоположный. Одни смотрят с нежностью, а другие кричат о жестокости.
Я протягиваю руку между нами, потирая место, где Дорнан обычно твердый при одном лишь взгляде на меня. Но сегодня он не такой, слишком рассеян и поглощен мыслями о мести. Улыбаясь, убирает мою руку и позволяет ей упасть между нами.
– Куколка, ты пытаешься заставить меня почувствовать себя лучше?
Я пожимаю плечами.
– Знаешь, ты можешь поговорить со мной, – говорю ему. – Я прекрасный слушатель.
Он смеется, и на этот раз его смех светлый, беззаботный. Такой... нормальный. Меня трясет, когда я пытаюсь связать этот, казалось бы, невинный смех с монстром, скрывающимся внутри.
«Никогда не опускай свою защиту», – говорю сама себе. – «Последний раз, когда он был милым, этот мудак проткнул твою ногу ножем».
– Извини меня за ногу, – говорит он, как будто прочитав мои мысли. – Это был плохой день. Похороны Чада... Знаешь, мы не должны хоронить наших детей. Они должны хоронить нас.
Подождите... Он извиняется? Передо мной?
Я киваю, выдавливая улыбку.
– Я знаю. – «Я похороню тебя. Без проблем». – Что сделала Мариана, что это было настолько плохо? – спрашиваю его.
Он вздыхает.
– Сука пыталась забрать моего сына и уехать. Трахалась с моим лучшим другом. Украла достаточно гребаных денег из этого клуба, чтобы уничтожить нас.
Значит, у нее был роман с моим отцом.
– Я никогда не сделаю то, что сделала она, Дорнан.
Я сделаю хуже.
Он проводит рукой по моим волосам, его мысли где-то не здесь, и я ухмыляюсь, когда понимаю, о чем он думает.
Попался.
Сукин сын начинает влюбляться в меня.
– Собери сумку, малышка, – вдруг говорит Дорнан. – Мы уезжаем на несколько дней. Ты поедешь со мной, а когда доберемся, будешь объезжать меня своей сладкой киской.
Борюсь с желанием закатить глаза, вместо этого улыбаюсь.
– Мы едем в отпуск?
– Да, – он больше ничего не говорит, и я не смею спросить, даже несмотря на то, что умираю от любопытства.
Ненавижу сюрпризы.
– Мне запаковать легкие вещи или теплые? – спрашиваю я, надеясь, что мой вопрос достаточно нейтральный. – Хочу выглядеть хорошо для тебя.
– Легкие, – говорит он. – Мы едем вглубь страны. – Ага. Это, бл*ть, огромная страна. Думаю, едем куда-то на восток. Там много городов. – Малышка.
– Что?
– Надень что-нибудь красивое. Одно из тех платьев, что показывает твои сиськи. Мы завтра уезжаем, но сегодня празднуем. У Макси завтра день рождения.
– Что ты ему приготовил?
Медленная улыбка растягивается на его злом лице, и я вижу тот блеск в его глазах, который всегда означает неприятности.
– Двух девственниц, – говорит он. – Никогда прежде не траханных.
– Ух ты, – улыбаясь, говорю я, даже если мое сердце падает и еще больше умирает внутри. – Ты щедрый папочка.
Он грубо сжимает в кулаке мои волосы, касаясь губами моей щеки.
– Мне кое-что нужно от тебя, малышка.
Мой желудок переворачивается.
– Для тебя все, что угодно, – сладко говорю я.
– Эти девочки, у них ноль опыта. А Макси... он нетерпелив. Я подумал, ты могла бы быть там и... направлять их, наверное.
Мои глаза загораются.
– Конечно. Отличная идея.
Это, бл*ть, шикарнейшая идея. Моя улыбка такая большая, что я боюсь, лицо может треснуть.
– Ты такой хороший папочка, – говорю я, глядя в его лицо. – Я сделаю этот день рождения лучшим в его жизни.
Думаю о пакете, который дал мне Эллиот, замотанный в целлофан и перевязанный веревкой.
Думаю о том, как Макси кайфанет так, что улетит, а потом свалится на землю в море крови и боли. Благодаря мне.
– Это будет незабываемо, – шепчу у его груди.