Шесть дней Древнего мира

Древняя культура инков в Южной Америке, достигшая своего расцвета в XV–XVI веках и уничтоженная безжалостными испанскими завоевателями, хорошо известна всем, интересующимся историей. Но мало кто знает, что инкское общество было последним этапом в многовековом развитии индейских народов южноамериканского континента. Многочисленные племена и народы, жившие задолго до испанского завоевания на территории современных Перу, Эквадора и Боливии, создали тот культурный фундамент, на котором впоследствии выросла замечательная инкская культура. Этими народами были основаны такие города-государства, как Чавин в горной части Перу, или Наска на южном побережье Тихого океана, или загадочный Тиауанаку близ высокогорного озера Титикака. Язык создателей и обитателей их неизвестен, поэтому этнонимы, названия городов, политические и социальные термины восстанавливаются учеными гипотетически, исходя из более поздних данных, относящихся ко времени испанского завоевания.

Одним из таких древних, исчезнувших ныне народов являлись мочика, поселения которых были рассеяны в долинах рек от Лечена севере до Непеньи на юге (Лене, Ламбайеке, Санья, Пакасмайо, или Хекетепеке, Чикама, Моче, Виру, Чао, Санта, Непенья) в северной части тихоокеанского побережья Перу. Их расцвет относится к I–VII векам н. э. Для того чтобы ознакомиться и лучше представить себе культуру и быт мочика, попытаемся мысленно совершить путешествие во времени, перенесемся в IV век и проведем день в столице этого народа, раскинувшейся в долине реки Моче, на берегу Тихого океана. Теперь это безжизненная груда развалин около современного перуанского города Трухильо.

Раннее утро, только начало светать. Осмотрим внимательно открывшуюся нашим глазам картину. Мы находимся на покрытой песками равнине, однообразие которой кое-где нарушается небольшими барханами. Слева ритмично вздыхает и накатывается могучими волнами на плоский песчаный берег необозримый океан. Справа, вдали, гигантскими ступенями поднимается в небо исполинская цепь Андов. У подножия ее — кажется, совсем близко — теснятся выжженные солнцем, безжизненные холмы-предгорья. В действительности же до них несколько десятков километров.

Вот горные пики начинают медленно розоветь, и от этого серые тени туманов, лежащих в ущельях, становятся синими и более мрачными. Появился легкий утренний ветерок. За Андами восходит солнце, и его первые лучи упали на ледники горных вершин.

Однако, как ни рано мы поднялись, нас уже опередили! На берегу мелькают какие-то неясные силуэты, слышны отрывистые слова команды. Подойдем поближе, Это группа рыбаков отправляется на утренний лов. Одежда их предельно проста: легкие набедренные повязки и головные платки для защиты от жгучих лучей солнца. Так одеваются все простые люди-труженики; пышные облачения — признак знатности. В легкие, верткие лодочки из связок тростника укладывается рыболовная снасть: сети из хлопковых нитей с поплавками из маленьких высушенных тыкв, различной толщины лесы с медными крючками без бородки, гарпуны и, наконец, дубинки из тяжелого, прочного дерева на случай, если рыбакам повезет и им встретится морской лев. Старейшина рода, высокий худощавый мужчина, садится в лодку последним и отдает приказ об отплытии. По его предположениям лов сегодня будет удачным, и они вернутся с богатой добычей. А ведь такие дары моря, как скат, бонито, сардины, летучие рыбы, а также омары, креветки, крабы и осьминоги, никогда не залеживаются в корзинах после улова.

Рыбаки перед выходом в море тщательно готовились. Кроме чисто практических мер (подготовка наживки, крючьев, проверка сетей) они соблюдали в течение суток ритуальную чистоту. Теперь же, когда они уходят на промысел, их оставшиеся дома жены должны» хранить полное молчание, иначе рыба, услышав их разговоры, исчезнет. Такие запреты строго соблюдаются — никто не хочет рисковать уловом.

Проследив, как лодочки рыбаков скрываются в волнах, двинемся дальше, чтобы попасть в город.

Теперь тропинка вьется среди полей. Мочика — искусные земледельцы и возделывают множество полезных растений. Среди них кукуруза, различные виды тыкв и бобов, пепино (дынная груша), арракача, кабачки, стручковый перец, земляной орех — арахис, картофель обыкновенный и сладкий, маниок, якон, съедобная канна; хорошо вызревают здесь фрукты: авокадо, страстоцвет, гванабано, пакаи, слива-лукума, чиримойя, папайя (дынное дерево). Особые участки заняты хлопком.

На перуанском побережье дожди очень редки (иногда их не бывает в течение нескольких лет), и поэтому, чтобы получить хороший урожай, требуется искусственное орошение. Много тяжелого труда было затрачено древними земледельцами, чтобы обеспечить бесперебойную поливку полей. Так, например, вырытый в далекой древности канал Ла Кумбре, имеющий длину более 113 километров, и теперь, в XX столетии, еще несет чистую горную воду на сухое побережье. Там, где по пути проводимых каналов попадались глубокие ущелья, мочика строили мощные акведуки из сырцового кирпича. Один из них, пятнадцатиметровой высоты и длиной несколько километров, имеет массу, равную 1/3 пирамиды Хеопса. А сколько таких акведуков разбросано по соседним горным ущельям — их трудно сосчитать!

На полях, стараясь использовать утреннюю прохладу, усердно работают земледельцы; одни расчищают оросительные канавки, ведущие от канала, другие, наоборот, закрывают протоки на уже увлажненных участках. Их орудия труда очень просты: копательная палка и ручные совки. Кое-где разбрасывают удобрение — гуано — птичий помет, привозимый с небольших островков. Ведь именно перуанским индейцам человечество обязано открытием этого ценного удобрения.

Тропинка, по которой мы идем, выходит на большую, обсаженную деревьями дорогу, идущую с гор к столице. Она очень широка — почти десять метров, по обеим сторонам ее на определенном расстоянии друг от друга стоят небольшие домики. В них дежурят специальные гонцы, для быстрой передачи известий, что-то вроде современной эстафеты. Вот у входа такого домика сидит, напряженно всматриваясь в даль, один из бегунов. Завидев, что от соседнего домика к нему бежит человек, он вскакивает и, выслушав на ходу сообщение, устремляется к следующему посту. А принесший весть останется отдыхать в хижине. Таких посыльных отбирают и третируют с детства. Труд их очень тяжел, и мало гонцов доживает до старости.

Неожиданно на дороге появляется целая процессия. Впереди на носилках, удобно раскинувшись, сидит пышно одетый человек. За ним движется толпа людей в скромных одеждах, нагруженных сетями, дротиками, копьеметалками, различного рода палицами, духовыми трубками и другим оружием. Обращает на себя внимание, что ни у кого нет обуви (мочика обычно ходят босыми), но на ногах особой краской тщательно нарисованы изящные сапожки. Очевидно, это какое-то знатное лицо возвращается в город после охоты в предгорьях. Конечно, так и есть! Вот и добыча: два жирных оленя, большая ящерица-игуана и множество разнообразных птиц. Охота была успешной!

Последуем за этой процессией и войдем в столицу.

Дома в ней разбросаны свободно, никакой продуманной планировки здесь не чувствуется. Осмотрим одно из ближайших жилищ. Оно стоит на небольшом возвышении, сложенном из неотесанных камней. Стены возведены из прямоугольных сырцовых кирпичей; крыша настлана из тростника, лежащего на жердях из рожкового дерева. Жерди эти, однако, вверху не сходятся, оставляя узкое отверстие: через него внутрь проникает воздух и свет, ведь окон в доме не имеется. С передней стороны пристроена небольшая крытая терраса, а сзади виден внутренний дворик.

По множеству сосудов, стоящих рядами на дворе, мы догадываемся, что попали в жилище гончара. Воспользуемся случаем и ознакомимся с его работой.

Во многих музеях мира замечательные керамические изделия мочика являются гордостью их хранителей. Неудивительно поэтому, что при взгляде на находящиеся здесь художественные сокровища и наши глаза разбежались. Поначалу трудно остановиться на чем-либо одном, чтобы внимательно рассмотреть.

Помимо простых по форме сосудов, предназначенных для хозяйства, здесь стоит много образцов фигурной керамики. Глядя на них, трудно осознать, что перед нами обычные сосуды, а не произведения большого искусства, с таким мастерством они выполнены. Любой из них кажется статуэткой. Удивляет необыкновенная жизненность и грация фигур, правдивость их изображения. Вот разъяренный воин на бегу высоко поднял палицу, готовый поразить врага… Рядом пожилая горбатая женщина сидит на поджатых ногах, отдыхая после долгого пути. Умелая раскраска белой, черной, красной и коричневой красками еще более усиливает впечатление… Двое юношей, примостившись на камне, самозабвенно играют на флейтах, один из них даже полузакрыл глаза, чтобы полнее отдаться музыке… А пленный в разодранной одежде, со связанными за спиной руками и толстой веревкой на шее мрачно смотрит перед собой: он хорошо знает, что ожидает его в недалеком будущем. Фигуры так выразительны, что не сразу замечаешь искусно помещенную сзади ручку и горлышко сосуда.

В следующем ряду стоят сосуды, изображающие многочисленных богов, духов и демонов, которые, по религиозным представлениям мочика, владычествуют на земле и под землей, в воздухе и в океанской глуби. Вот получеловек-полусова, держащий в левой руке отрубленную человеческую голову. Рядом с ним дух кукурузы; раздутое, шарообразное туловище его составлено из больших початков с отборными крупными зернами, а голова человеческая, с большими глазами и ушами. Спокойному, благожелательному выражению лица не мешают даже две пары больших клыков, торчащих изо рта вверх и вниз, — характерная особенность многих древнеамериканских божеств плодородия. По такому же принципу изображены и духи картофеля, тыквы и других овощей — туловище у них всегда в виде самого плода, а голова антропоморфная. Среди них много раскрашенных, но встречаются и сплошь одноцветные, с угольно-черной, блестящей как металл поверхностью. Это достигается особым обжигом.

С мягким юмором вылеплены сосуды, изображающие животных. Вот опьяневшая обезьяна; она вдоволь напилась хмельного напитка и теперь, обняв лапами кувшин, смотрит на вас веселыми, озорными глазами. Олень с ветвистыми рогами, плотно усевшись на скрещенные задние ноги, сосредоточенно бьет в небольшой барабан. У ламы, нагруженной тюками, весьма недовольное выражение: ей вовсе не хочется отправляться с таким тяжелым грузом в дальнюю дорогу. Рядом молодая, мать-пума, грациозно раскинувшись на земле, кормит трех детенышей, у них же забавный серьезно-деловой вид. Есть здесь и статуэтки, которые совсем не соответствуют нашим моральным нормам, они покажутся нам просто неприличными. Это, однако, вовсе не так. У мочика, как и у большинства других народов древности, плодородие животного и растительного мира было предметом основной и неустанной заботы. В связи с такими представлениями существовало много обрядов и обычаев, которые для современного человека абсолютно чужды или неприемлемы. Для таких культовых церемоний и созданы нашим скульптором эти сосуды и статуэтки.

Особняком стоят два сосуда в виде человеческих голов. Это в сущности скульптурные изображения людей, и только изогнутая кольцеобразная ручка с трубчатым отростком вверху, соединяющая шею с затылком, выдает их подлинное назначение. Лица поражают своей жизненностью и одухотворенностью, перед нами несомненные портреты. Вот молодой мужчина со спокойным и властным выражением лица. От мягкой, расшитой прихотливым геометрическим узором шапки под подбородок идет широкая лента; затылок прикрыт платком. Конечно, это очень знатный человек. Совсем по-другому выглядит второй. Впалые щеки, морщинистый лоб, острые скулы, тонкие плотно сжатые губы, под которыми угадываются беззубые десны, — все говорит о долгой и нелегкой жизни. Вытекший левый глаз, прикрытый веками, свидетельствует, может быть, о какой-то давней битве. Судьба этого человека была далеко не такой радужной, как первого.

Мастера мочика в таких сосудах оставили великолепную серию подлинно реалистических портретов. В центре их внимания в этот период неизменно находился индивидуальный человек со всеми присущими ему достоинствами и слабостями. Каждая черта, способствовавшая психологической характеристике изображаемого, отмечалась и увековечивалась. Поэтому «лицевые сосуды» мочика, как их иногда называют, бесспорно являются вершиной развития портретного искусства народов древней Америки.

Сам гончар в это время занят изготовлением нового сосуда. Он берет форму, состоящую из трех частей, и тщательно промазывает животным жиром. Затем вкладывает в нее заранее приготовленные тонкие пластинки влажной глины и плотно вжимает их так, чтобы они повторили все детали оригинала. Затем все выставляется на солнце для просушки.

Пока части будущего сосуда сушатся, мастер не сидит без дела. Он готовит другую форму. Взяв модель — фигуру совы — и смазав ее также жиром, он облепляет ее толстым слоем глины, плотно прижимая ее руками. Медный ножик завершает начатое: новую форму разрезают на две части, которые снимаются с модели и тоже отправляются на просушку. Такую форму можно использовать несколько раз.

Тем временем части первого сосуда уже готовы — жаркое полуденное солнце сделало свое дело. Гончар вынимает их из формы и соединяет с помощью той же глины в одно целое. Швы тщательно заравниваются как снаружи, так и изнутри; даже самый внимательный глаз их обнаружит далеко не сразу! Наконец присоединяется дно и сосуд готов полностью. Мастер купает его в жидком глиняном растворе и снова выставляет на солнце. Теперь он будет уже просушиваться значительно дольше. После этого готовые изделия тщательно полируются костяными лопаточками и обжигаются. Сделать красивый и прочный сосуд не так-то просто и легко!

Не думайте, однако, что работает лишь сам мастер. Вся его семья и ученики помогают ему. В одном углу двора дети прилежно месят глину, заботливо удаляя самые мельчайшие камешки, ведь глина должна быть совершенно однородной. В другом углу жена в вырытой в земле печи обжигает готовые изделия. А на террасе один из учеников расписывает сосуд, под его уверенной кистью на желтовато-белом фоне тулова один за другим появляются причудливые чудовища; в. них фантастически смешаны черты змеи и улитки.

Осматривая произведения гончара и наблюдая за его работой, мы провели немало времени. Скорее в путь, чтобы успеть побольше увидеть! В нашем распоряжений осталось немногим больше половины дня.

Проходя мимо другого дома, мы видим несколько лам, меланхолично жующих кукурузные стебли и. листья альгарробы. Эти животные, относящиеся к семейству камелидов (то есть верблюдовых), играют очень важную роль в хозяйственной жизни древних обитателей Перу и Боливии. На них перевозили грузы (конечно, небольшие), их использовали как источник мяса, шерсти, приносили в жертву богам.

Вдали виднеются два массивных сооружения, напоминающие по внешнему облику пирамиды. Не осмотреть их, конечно, невозможно! Мы быстро проходим мимо множества низких прямоугольных домов, похожих на жилище скульптора, — здесь живут такие же рядовые обитатели столицы. Кое-где один комплекс или квартал отделен от другого невысокой стеной: родовые принципы имеют еще частичную силу. Дома перемежаются садами и огородными участками, в середине их виднеются небольшие водоемы. Ближе к центру постройки становятся выше и роскошнее — это жилища знати и жрецов. Время от времени встречаются и храмы, стоящие на низких платформах.

Но вот мы приблизились к центру. Он состоит из приземистого здания — дворца правителя и двух грандиозных пирамид, расположенных на краю обширной площади. Осмотрим большую из них.

Это сооружение, которому позже дали произвольное название Пирамида Солнца, покоится на могучей платформе восемнадцатиметровой высоты, члененной на пять уступов. Чтобы обойти ее, потребуется немалое время, ведь периметр платформы равен почти километру. Поэтому мы лучше поднимемся по широкой шестиметровой лестнице, ведущей на северный конец платформы. На противоположной стороне ее находится сама пирамида, вблизи она еще больше подавляет своими размерами: семь ступеней ее поднимаются на высоту 40 метров, а сторона базы равна 103 метрам.

На плоской вершине пирамиды маленький деревянный храм, похожий с виду на обыкновенный жилой дом. Заглянув внутрь, мы убеждаемся, что он состоит всего лишь из одной комнаты; она почти пуста, в ней стоит несколько сосудов да в середине глинобитного пола торчит воткнутый большой стебель сухого тростника. Никого из жрецов здесь нет.

Полюбуемся видом цветущей долины, зеленовато-синим бархатом Тихого океана и снежными шапками Андов — с сорокаметровой высоты все видно как на ладони — и поспешим ко второй пирамиде. Пирамиде Луны. Она не уступает первой и своими размерами, и сложностью архитектурного замысла. Древние зодчие не любили повторяться, и этот храмовый комплекс имеет свои оригинальные в планировке и украшениях черты. Он выстроен близ небольшой горы, также играющей определенную роль в некоторых культовых церемониях.

Все сооружение представляет собой платформу высотой в 21 метр; с центральной и южной сторон ее расположено по шесть уступов. Склоны платформы сплошь покрыты прихотливым рельефом, выполненным по сырой глине: звери, птицы, какие-то сказочные существа заполняют все плоскости. Главное, однако, в Пирамиде Луны — это многокомнатный храм, расположенный на ее вершине. Стены его расписаны многоцветными фресками, и, конечно, не осмотреть их нельзя.

На внешней поверхности стен черной, белой, красной, желтой, светло-синей, ярко-розовой и коричневой красками изображены дела и подвиги нескольких мочикских божеств. Пантеон народов побережья Перу очень многочислен. В этих богах олицетворены все основные силы природы, как благодетельные, так и враждебные человеку. Вот на левой фреске одно из главных божеств вытаскивает из волн океана на прочной лесе огромную рыбу, похожую на гигантского тунца, — злобного духа — повелителя морских глубин. Напрасно тот в бессильной ярости раскрывает свою зубастую пасть, таращит глаза и угрожающе машет плавниками, усаженными крючковатыми шипами, — демону моря не уйти! Доброе божество стоит, широко расставив ноги, и двумя руками тянет лесу; морщинистое лицо его с выдающимися изо рта клыками и кошачьими усами спокойно, но две змеи, извивающиеся у пояса, выдают его внутреннее возбуждение. У ног его расположилась собака, вокруг борющихся шумно носятся птицы бакланы — его помощники, а подчиненные морского демона — рыбы — лежат неподвижной кучей на прибрежном песке[33].

На другой фреске это же божество, повалив на землю страшного вампира, сосущего ночью у людей кровь, острым топором отрубает ему голову. Поверженный тщетно пытается достать бога большими кривыми ногтями. От места схватки по цветущему лугу в ужасе бегут, оглядываясь, слуги вампира — двухголовые зубастые демоны, но им уже перерезают дорогу добрые духи в виде полулюдей-полуптиц колибри, вооруженные боевыми булавами и щитами.

Внутри храма на фресках мы видим другое благодетельное божество. Вот оно шелушит початки кукурузы, обучая людей пользоваться этим замечательным злаком. Вот оно держит в руках радугу, изображенную в виде двухголовой змеи, чтобы влага беспрепятственно орошала поля. А на следующей фреске бог в пышном головном уборе и с большим золотым кольцом в носу обучает человека искусству гадания. Он сидит на песке, скрестив ноги и держа правой рукой перед глазами что-то похожее по форме на огромный боб[34], с увлечением объясняет начертанные на нем символы. Перед ним в почтительной позе сидит слушающий и держит наготове другие бобы. Истолкованные лежат между ними на песке.

У стены напротив входа стоит величественная деревянная статуя: полный мужчина в короткой набедренной повязке и высоком головном уборе из разноцветных перьев держит перед грудью землекопалку. Тело покрыто татуировкой, изображающей стилизованных птиц и змей. Это одно из божеств мочика, праздник которого будет отмечаться завтра, поэтому его статую и вынесли сюда. В других помещениях храма мы увидим остальных богов и богинь, они дожидаются своей очереди.

В небольшой комнатке на глиняном полу сидит пышно одетый человек — жрец — и задумчиво передвигает разноцветные камешки на прямоугольной плите. Она разделена на квадраты, а в одном углу ее сделана многоступенная пирамида. Это своеобразный счетный прибор, при помощи которого жрец делает вычисления для календаря. Вот считающий передвинул камешек с одного поля на другое, и теперь он уже обозначает не единицу, а число девять. Не так-то просто заниматься здесь математикой! Надо очень многое знать и помнить, так как записей не ведется.

Выходим снова наружу. После полутемного помещения яркие солнечные лучи сперва ослепляют нас, но скоро глаза осваиваются. Бросим прощальный взгляд на пирамиды и двинемся дальше.

И Пирамида Солнца и Пирамида Луны сооружены из огромного количества необожженных прямоугольных кирпичей-адобов. Подсчитано, например, что на Пирамиду Солнца их пошло более 130 миллионов. Адобы изготовлялись прямо на месте при помощи специальных форм. Кое-где для большей прочности здания среди кирпичей проложены большие брусья из рожкового дерева — альгарробы. Строили пирамиды общинники, согнанные из соседских поселений. Оба эти сооружения воздвигались в течение нескольких поколений, причем в толще часто устраивались гробницы. Неподалеку от пирамиды расположено невысокое здание. Внутри его сидят, скрестив ноги, девушки — их более десяти. Перед каждой вертикальный ткацкий станок, верхняя планка которого прикреплена к тонкой деревянной колонне — поддержке, а нижняя — к поясу ткачихи. Несколько пожилых женщин расхаживают между работающими, наблюдая за порядком. Нити (уже окрашенные) состоят из смеси шерстяных и хлопковых волокон, и ткани получаются очень красивые. Но это здание не ткацкая мастерская, как можно было бы предположить, а своеобразный женский монастырь, в котором живут молодые девушки, посвященные Луне. Основное занятие их — тканье праздничных одежд жрецов и сановников. Иногда они принимают участие и в культовых церемониях. Позже в государстве инков существовали подобные монастыри, но жившие в них девушки считались невестами Солнца. Труд ткачих кропотлив и тяжел. Ученые подсчитали, что на изготовление сравнительно простой неорнаментированной ткани размером семнадцать квадратных метров требовалось более тысячи человеко-часов. Не удивительно поэтому, что здесь мы не услышим веселого девичьего щебета.

Воспользовавшись своим правом проникать повсюду беспрепятственно, осмотрим теперь дворец правителя. Он стоит на небольшом трехметровом возвышении, белые стены его ослепительно сияют на солнце. На крыше из тростника, так же как и на крышах храмов, укреплены изображения священных животных: лисы и собаки; оба они связаны с лунным культом.

У входа во дворец суетится множество пышно одетых придворных и слуг, первые ожидают приема у владыки, вторые заняты повседневными делами. Проскользнем мимо них и войдем в парадный зал. Он вовсе не так велик, как можно было бы предполагать, и немногим больше наших обычных комнат. Против входа, на невысоком помосте под балдахином, неподвижно сидит верховный правитель страны мочика. Он только что выслушал доклад начальника каналов, что с водоснабжением земель все обстоит хорошо. Одеяния его заслуживают специального описания. Несмотря на жару, властелин облачен в несколько одежд. На нем набедренная повязка, нижняя юбка, нательная рубашка без рукавов из тонкой, редкой ткани, расшитая красными узорами верхняя юбка немного не доходящая до колен, и рубашка из плотной белой ткани, также украшенная богатой вышивкой; она слегка спускается на верхнюю часть юбки. У верхней рубашки есть рукава, но они короткие и не доходят до локтей.

На голове владыки страны круглая шапочка, с которой на затылок и шею спускается белоснежный платок; на шапочке укреплен огромный тюрбан из ярко-алой ткани с золотыми и серебряными фигурками божеств и животных. Чтобы он не соскользнул на сторону к краям тюрбана пришит плотный ремешок, уходящий под подбородок. Два пояса с серебряными бляшками, массивные круглые серьги, большой золотой диск с рельефным изображением победоносного божества, висящий на груди правителя, и церемониальный медный нож с золотой рукояткой в виде птицы дополняют его наряд.

При взгляде на лицо владыки мы сразу узнаем его. Ведь это оно было изображено на фигурном сосуде, который мы рассматривали на дворе гончара. Только в действительности он выглядит несколько старше и менее величественно, — очевидно, скульптор немного польстил оригиналу.

Пока он находится в одиночестве, осмотрим парадный зал. Стены его, так же как и в храме, украшены росписями, но здесь они имеют совершенно иной характер. Все заполнено изображениями боевых сцен. Вот слева в пустынной местности, среди песчаных холмов поросших кактусами, ожесточенно схватилась группа воинов, они сражаются попарно. Один бросает камень, защищаясь в то же время небольшим круглым щитом от удара короткого копья. Собаки, которых мочика специально дрессировал для боя, кусают его за ноги; на животных надеты специальные панцири. Двое других замахнулись друг на друга булавами. А воин слева уже нанес противнику удар палицей, и кровь из разбитой головы брызжет в разные стороны. На правой стене изображена торжественная процессия победителей они гонят перед собой врагов. Побежденные раздеты догола, на шее у каждого из них — петля из толстой веревки, концы которой сжимают в левой руке герои; в другой они несут и свое, и захваченное оружие. Большинство пленных держатся за разбитые носы, из которых каплет кровь; лишь один, обернувшись к своему врагу, проклинает его, показывая на него пальцем. А дальше на фреске видна торжественная церемония жертвоприношения божеству войны: пленных сбрасывают с высокого утеса. Тела убитых разрезают на куски, чтобы хранить потом дома как трофеи. На самой высокой вершине стоит божество, держа в одной руке нож, в другой — отрубленную человеческую голову, и с удовольствием наблюдает за происходящим.

Все эти сцены изображены в богатой красочной гамме, смелой уверенной кистью, очень живо. Видно, что над росписями здесь работал талантливый живописец.

К ногам неподвижно застывшего правителя вдруг подкатывается какой-то белый, покрытый черными пятнышками, меховой клубок, поскуливает и тычется в его ногу. Это детеныш пумы требует к себе внимания. Moчика часто держали в домах оленят, попугаев, обезьян детенышей пумы и приручали их. Один из таких питомцев и появился перед нашими глазами.

Неожиданно в зал входит высокий пожилой человек. Это алаек — управитель соседнего города, подчиненного владыке страны. Он побывал в нескольких битвах и в одной из них потерял ногу — об этом свидетельствует большой деревянный протез. На середине зала он прикладывает руки к груди, склоняется и в таком положении приближается к повелителю. Дождавшись, пока властелин обратит на него свой взор, алаек сообщает, что к столице приближается посольство могущественного народа, живущего в долинах рек Скаин и Ланта, в далекой южной части побережья. Он поспешил уведомить об этом событии повелителя. Какие распоряжения будут отданы по такому чрезвычайному случаю?

Царь после минутного размышления приказывает с почетом встретить послов на границах города, он даст им аудиенцию.

Ллаек исчезает, а властелин принимается играть с детенышем пумы. Он заинтересован услышанным известием.

Между тем по улицам города медленно шествует торжественный кортеж. Впереди идет отряд воинов мочика, расчищая дорогу: посмотреть на послов сбежалось немало зевак. За ними следуют два скорохода (так положено по обычаю), а через десяток шагов в клубах поднявшейся пыли движется алаек с гостями. Послов несут в носилках, их четверо. Глава посольства, сурового вида старый индеец, одет необычайно пышно: на нем длинная красная мантия, расшитая фигурами фантастического зверя, похожего на кошку, но с антропоморфной головой — это изображено главное божество его народа. Нижняя часть лица старика прикрыта полумаской из тонкой золотой пластины, от верхних углов ее к щекам поднимаются два нешироких «уса». Три других посла, люди среднего возраста, одеты в мантии фиолетового цвета со сложным геометрическим орнаментом. На головах, удлиненных из-за искусственной деформации, невысокие круглые шапки из ковровой ткани. Позади послов несколько носильщиков несут тюки, в которых упакованы подарки царю, присланные правителем народа Скаин.

Процессия приближается к дворцу. Алаек торопливо ковыляет по ступеням, теперь уже покрытым ярким разноцветным ковром, и скрывается в здании — он спешит уведомить повелителя о прибытии послов. Гости не спеша вылезают из носилок, их приветствуют придворные; идет обмен обычными любезностями. Но вот алаек снова появился в дверях и делает пригласительный жест: правитель ждет посланцев Юга.

Когда глава посольства поднимается по ступеням, порыв ветра распахивает его мантию, и многие из присутствующих видят три высушенные человеческие головы, прикрепленные к его поясу. Они значительно меньше по величине, чем это можно ожидать. Никого это не удивляет — все знают, что жители южного побережья особо умело мумифицируют головы побежденных врагов и могут уменьшать их до размеров маленькой тыквы. Волнует другое: если посол облачен в военный наряд (головы на поясе и ожерелье из человеческих зубов на шее), значит, речь пойдет о войне.

После приветствий послы занимают места напротив трона правителя и начинается церемония подношения подарков. Один за другим входят слуги и раскладывают на полу перед царем свертки тканей, то плотных, как парча и бархат, то тонких, как газ или тюль. Сложные, многоцветные рисунки, вытканные или вышитые на них, показывают вооруженных воинов, различных животных и птиц. Часто эти фигуры многократно повторяются в различных цветовых сочетаниях, располагаясь то горизонтальными, то вертикальными рядами или в шахматном порядке. Блистают яркими красками знаменитые расписные сосуды Скаина, на них видны изображения птиц, рыб, насекомых, различные растения или женские лица с большими миндалевидными глазами. На других изображен кошачий бог: в передних лапах он держит трофеи — головы людей. Мелодично звенят складываемые грудой золотые украшения: ручные и ножные браслеты, нагрудные диски, серьги. Подарков очень много, и повелитель мочика понимает, что поручение у послов очень серьезное.

Правитель выражает благодарность за присланные дары и начинает деловую часть встречи. Выясняется, что властелин Скаина предлагает мочика совместный военный поход на жителей долины Теах, лежащей между их государствами. Мочика нападут на них с севера, а войска Скаина с юга. Царь говорит, что ему необходимо посоветоваться со своим предком, и поэтому он даст ответ завтра. А пока он просит гостей разделить с ним трапезу.

Начинается пир. Послы неоднократно выражают вежливое восхищение подающимися блюдами. Действительно, свежезажаренные морские свинки[35] с отварными земляными орехами и острой подливкой из перца очень вкусны. Не уступают им по продуманности приготовления и различные рыбы с овощами, яйца игуаны со сладким картофелем и другие яства. Кукурузные лепешки подаются еще теплыми, их пекут прямо к столу. Хмельной напиток кочо вроде пива, изготовленный из кукурузы, вино из перебродившего сока растения кабуйа льются рекой. На десерт подаются фрукты: гванабано, чиримойя, авокадо, папайя. После еды правитель и гости направляются на отдых. Но перед этим правитель отдает распоряжение: завтра на равнине около города состоится церемония священного бега в честь послов. Пусть лучшие и проворнейшие приготовятся к ней.

Мы провели во дворце немало времени. Покинем его и возвратимся на берег Тихого океана: никак нельзя упустить великолепное зрелище заходящего солнца.

Раскаленный багровый диск плавно опускается в океанские волны. По мере приближения к воде он словно убыстряет свое движение. Вот уже половина его скрылась в темно-зеленой глубине, от оставшегося полукруга к берегу бежит зыблющаяся солнечная дорожка. Еще несколько минут, и дневное светило, словно приподнявшись на прощальное мгновение, бросает последний луч и исчезает на отдых. Быстро темнеет, сумерек здесь почти нет. Только ледяные вершины Андов еще окрашены в зловещий малиновый цвет и рдеют в вышине, как раскаленные угли.

Теперь мы можем закончить наше затянувшееся путешествие. Возвращаясь назад по затихшему городу (жители его рано ложатся спать и рано встают), мы вдруг замечаем в одном из домов свет. Почему же здесь не спят? Что-нибудь случилось?

Входим в жилище. По убранству его сразу становится ясно, что люди здесь живут бедно: охапки кукурузной соломы вместо постелей, едва прикрытые полосами грубой ткани, примитивный ткацкий станок, зернотерка и несколько других предметов домашней утвари — вот и все, чем обладают хозяева. Глава семьи, пожилой мужчина, неподвижно лежит на постели, закрыв глаза: его одолевает тяжелая лихорадка. Чтобы помочь ему, родные пригласили шамана, известного своими многочисленными исцелениями. Он явился сразу же после захода солнца и уже начал процедуры. Потратим несколько минут и понаблюдаем за ними.

Лечебные действия начались с того, что шаман тщательно окурил все тело больного табачным дымом от большой сигары, которую он держал во рту. Табак считается у мочика, да и у многих других индейских народов Южной Америки, очень сильным медицинским средством. Затем он вынул из своей сумки пригоршню семян растения эспинго и подбросил их вверх. Склонившись над разлетевшимися семенами, врачеватель долго изучал их расположение — это один из видов гадания. Теперь, после выяснения причин болезни, можно приступить к дальнейшим действиям.

Шаман выпивает большую чашу настоя из высушенных кусков кактуса сан-педро. Ему это необходимо, чтобы добиться экстатического состояния. Скоро зелье действует, и он, покачиваясь, начинает петь заклинания. Одновременно он потрясает погремушкой и щелкает бичом. Затем, отложив их, но не прерывая заклятий, шаман приступает к массированию тела больного. Темп песни становится все более быстрым, движения рук учащенными. Вот врачеватель наклоняется, припадает к груди больного и энергично что-то высасывает, время от времени сплевывая в стоящую рядом бутылку из высушенной тыквы. Так он удаляет то, что послужило причиной болезни. Наконец, после особенно долгого высасывания, шаман с торжествующим видом поднимается на ноги, вынимает изо рта небольшой камешек и, подняв высоко в руке, показывает его. Свершилось! Всем присутствующим, боязливо наблюдающим за обрядом, становится ясно: источник болезни извлечен!

Больному сразу становится легче, он заявляет об этом. Шаман дает ему целебное питье — позже оно станет известным во всем мире под названием перуанского бальзама — и натирает его тело мазью из жира ламы, смешанного с различными травами, измельченными в порошок. Теперь больной должен полежать несколько, дней в покое и принимать бальзам, тогда болезнь совершенно оставит его, говорит врачеватель.

Мы незаметно удаляемся из дома, чтобы не мешать семье выразить свою благодарность шаману и рассчитаться с ним. На небе уже сияют крупные южные звезды и месяц. На нем, по представлениям мочика, живет бог-лис. Это второе по значению божество в их пантеоне, от него зависит очень многое, поэтому-то крыша дворца и украшена его изображениями.

Наш путь лежит мимо Пирамиды Солнца. У подножия ее лестницы мы замечаем богато украшенные носилки и четырех дремлющих рабов-носильщиков. Кто же может быть в это позднее время на пирамиде?

Войдя в храм на вершине, мы застаем там, к нашему удивлению, правителя. При мерцающем свете небольшого светильника он выливает в полый стебель тростника, укрепленный в полу, кочо из фигурного сосуда в виде совы. При выливании сосуд издает тихий приятный свист: специальные перегородки внутри его гончар расположил так, что струя воздуха проходит через свисток в горле. Такие сосуды дошли и до нашего времени, несколько экземпляров их находится в собраниях Государственного Эрмитажа и Музея антропологии и этнографии Академии наук СССР в Ленинграде.

Царь поит напитком душу своего предка. Глубоко в толще пирамиды находится гробница, в которой лежит мумия. Лицо ее прикрыто чеканной маской из золотого листа, вокруг тела стоят сосуды из драгоценных металлов и глины, разложены различные украшения и оружие. Погребения правителей мочика отличались очень большим богатством. Не случайно после испанского завоевания белолицые грабители, разрушив одну из таких пирамид, добыли оттуда золотых и серебряных изделий на сумму 278 174 золотых кастельянос, что примерно равно 55 миллионам рублей, считая только стоимость металла. А ведь это были прежде всего замечательные памятники искусства. Невежественные и хищные конкистадоры пустили их на переплав, и художественные сокровища мочика погибли бесследно. И в самой Пирамиде Солнца кладоискатели в 1602 году добыли 29 килограммов золота!

Тростниковая трубка соединяет гробницу с храмом; пользуясь ею, правитель в необходимых случаях совершает возлияние душе умершего. Теперь правитель хочет посоветоваться с предком о походе на Теах: он был великим полководцем, и его суждение особенно важно. Приняв большую порцию наркотического снадобья, правитель усаживается на полу около тростника и ждет, когда дух покойного объявит свое решение.

Не будем ждать этого и спустимся с пирамиды. Тихий ночной ветерок приятно обдувает лица после духоты маленького храма. Давно уже настала пора отдыха, и мы можем закончить наше путешествие по столице мочика.