Шестьсот шестьдесят шестое правительство (СИ)

Глава 8. Запутанная система

Отныне Венька весь день находился рядом с Куреповым. Тот был весьма деятельным молодым человеком, всё стремился в народ. Выйдет, понимаешь ли, из машины и ну молоть с кем-нибудь из прохожих, ну молоть. Пока собеседник один — можно контролировать ситуацию и из машины, но беда в том, что долго это не продолжается, уже через минуту вокруг жестикулирующего Курепова начинает скапливаться народ. Приходится вставать за спиной в качестве живого щита и следить за окружающими в оба.

Народ был и в магазинах, и на рынках, и на фабриках, куда, правда не часто, наведывался Курепов. Но особенно много народа, просто глаза вытаращишь, бывало на митингах. У Курепова был особый нюх на митинги. Как где-нибудь в Москве или Московской области случается митинг — Курепов туда. И обязательно он — первый говорун, и обязательно лезет на сцену или какой-нибудь постамент, чтобы лучше видели. Никакого понятия о том, что так оно лучше прицеливаться. У Веньки в такие моменты просто сердце замирало и начинало биться раз в минуту, а Курепов потом ржал над ним и объяснял, что коли он народный избранник, то должен быть рядом с народом. Народ не выдаст, народ свой в доску, какого-нибудь там охальника с берданкой, киллера, так сказать, живо скрутит в бараний рог.

На полученный аванс в размере пятисот долларов Венька первым делом купил черные очки — в них легче было, стоя спина к спине с внедрившимся в массы Куреповым, игнорировать скользящие по нему, Веньке, народные взгляды. Во взглядах этих порой читалось о себе такое, что лучше и не рассказывать. Присосался, мол, к великим, клоп, ишь, харю наел…, но всё-всё, больше ни гу-гу. Не рассказывать, так не рассказывать.

Помимо хождений в народ были и какие-то слеты, какие-то заседания, какие-то дела в Доме Правительства, куда Венька был не вхож. Он ждал на стоянке за баранкой вверенного ему черного «Ауди», жевал бесконечный «Орбит» и слушал «Европу-Плюс». И честно говоря, не больно-то скучал. Такая жизнь ему нравилась.

День заканчивался тем, что Венька отвозил Курепова на Новослободскую, где тот проживал, после чего ехал на Гиляровского, где снимал комнату. Комната оплачивалась работодателем, то есть Куреповым.

Следует добавить, что Курепов на первых же порах снабдил Веньку мобильным телефоном, так что тот теперь всегда был при связи, но домой позвонил только на третий вечер после ухода. Трубку к счастью взял Кирилл. Если бы это был не Кирилл, Венька не стал бы разговаривать.

Кирилл накинулся с вопросами, чувствовалось, что обрадовался, и Веньке пришлось отвечать, что с ним теперь, да как. Потом Кирилл начал осторожненько, с подходцем вставлять Веньке клизму: пропал, мол, и молчок, мать места себе не находит, но Венька вывернулся, сказав, что решил не путаться под ногами и жить один. Говорили долго.

После этого разговора Венька понял, что здорово соскучился по брату.

Покровитель Гыга молчал уже трое суток, и Венька пребывал в полной уверенности, что всё делает правильно.

На самом деле Гыге было не до Веньки, который находился под присмотром «внедренного» Курепова. Гыга вел осторожного Максимчика по извилистой ухабистой дороге политической интриги.

Если кому-то кажется, что кардинально сменить правительство, то есть поменять всех министров до единого, — это просто, тот глубоко ошибается. Это отнюдь не просто, ибо каждого министра можно сравнить с пауком, сидящим в центре огромной сети-паутины. Сеть — это система министерства со всеми управлениями, департаментами, комитетами, отделами, структурами на местах. Все радиальные нити ведут к министру-пауку, тот в курсе всего и вся, тот внедрен в систему по самые уши, не уцепишь.

Многочисленные сети со своими папами-пауками проникают друг в друга, пронзают одна другую, переплетаются между собой, а сами папы связаны воедино общей пуповиной.

Страшно запутанная система. Гыга не раз чесал свой косматый череп. Выдергивать каждого министра по одному — другой потянется, да не так, как надо, а боком, враскоряку, вопя и выбалтывая при этом секреты. Кому это нужно, чтобы выбалтывались секреты? Выдирать всех сразу — то же самое, что у человека одним махом вырвать все тридцать два зуба. Вся, извините, харя перекосорылится и крыша слетит. Не восстановишь.

Поэтому действовать надо осторожненько, обрезая корешки и ниточки, либо же использовать простой и действенный способ — концы в воду. Например, автотранспортное происшествие с трагической гибелью папы-паука. Или героический выпрыг папы со своего балкона, что на двенадцатом этаже. Или внезапное утопление в собственной ванной — вот тут слова «концы в воду» подходят как нельзя более. В общем, способов много, но нельзя же, чтобы все пауки-министры перекинулись одновременно. Это кого угодно насторожит.

Короче, приходилось кумекать.

Уже на нескольких пап были заведены уголовные дела, а в их кресла благополучно посажены «внедренные» — люди молодые и не успевшие нигде измазаться.

Уже был раскрыт «заговор» пап, ведающих энергетикой, экономикой и финансами, которые якобы умышленно толкали страну в пропасть.

Президент своим указом освободил от занимаемых должностей всех силовых министров, как не обеспечивающих надлежащий порядок в стране. Митинги, понимаешь, горячие точки, коммунисты шастают по улицам с красными флагами, того и гляди в Кремль припрутся с требованием освободить.

Максимчик тут же ловко затыкал образовавшиеся дыры своими людьми.

Вроде бы всё делалось грамотно и последовательно, с необходимыми паузами, то есть как бы в процессе многотрудного расследования, с многословным и невразумительным обсасыванием в СМИ, то есть как бы в процессе всенародного обсуждения, но ропот поднялся.

Особенно вредно роптал некий депутат-правдолюбец, так и норовящий клюнуть в маковку, так и стремящийся задеть за живое. Нашел, к чему придраться, за что зацепиться. «Караул, — разорялся на весь мир депутат. — Переворот. Чрезвычайка». И то тут, то там острым своим аналитическим скальпелем вскрывал гнойные нарывы, образовавшиеся на месте верховной власти. От власти только брызги летели.

Глядишь, и другие, не такие шустрые и не такие мозговитые, начали ему подпевать. Имелись в виду вечно путающиеся под ногами так называемые патриоты, которым вроде бы перекрыли все ходы-выходы, но которые умудрялись-таки найти щель, высунуться из неё и кукарекнуть.

Ох, не любил президент этих кукарекальщиков, этих петушков, но особенно не любил депутата-правдоискателя, который в этот раз уж больно здорово разошелся, опасен стал не в меру, будто и не сидел на его, президента, государственных харчах. Долой! «Я тебе покажу долой», — думал президент.

Максимчику ничего не нужно было объяснять, он и так всё понял.

Звали депутата Лука Корнеевич Абрамов.