Шифропанки

Интернет и политика

ЖЕРЕМИ: Любопытно, что влиять на ситуацию могут хакеры — в первоначальном значении слова, а не в уголовном. Хакер — это энтузиаст технологии, тот, кому нравится понимать, как технология устроена, не становиться ее рабом, а делать ее эффективнее. Когда вам было пять или семь лет, вы наверняка брали отвертку и пытались открыть приборы, чтобы понять, что и зачем у них внутри. Именно так ведут себя хакеры — и они создали интернет по множеству причин, в том числе потому, что это было весело, и они развили его и подарили всем остальным. Потом компании вроде Google и Facebook ухватились за возможность создавать бизнес-модели, в основе которых лежит захват личных данных пользователя. И все равно у хакеров есть нечто вроде влияния. Сегодня мне главным образом интересно наблюдать за тем, как хакеры набирают силу даже на политической арене. В США появились SOPA и PIPA — агрессивные законопроекты в области копирайта, по сути — попытка дать Голливуду власть приказать любому интернет-провайдеру ограничить доступ к любому сайту и ввести цензуру в интернете[69].

ДЖУЛИАН: И еще право на банковскую блокаду вроде той, от которой страдает проект WikiLeaks[70].

ЖЕРЕМИ: Точно. То, что сделали с WikiLeaks банковские компании, — это теперь обычный метод борьбы с плохими сетевыми пиратами, которые убивают Голливуд и все такое прочее. Но мы видели, какая волна гражданского возмущения поднялась в интернете — и не только в США; если бы против SOPA и PIPA вышли только американские граждане, этого оказалось бы слишком мало. Нет, протестовал весь мир, а хакеры были в авангарде и предоставляли средства, позволяющие участвовать в общественной дискуссии и обычным людям.

ДЖУЛИАН: Хакеры помогали проводить кампанию протеста.

ЖЕРЕМИ: Кажется, на Tumblr — или на каком-то другом сайте? — на домашней странице можно было ввести номер телефона, после чего тебе звонили и соединяли тебя с Конгрессом. Ты говорил с кем-то и высказывал свою точку зрения: «Эти законы — чушь собачья».

ДЖЕЙКОБ: Интернет защищали посредством интернета.

ЖЕРЕМИ: Я думаю, что мы, хакеры, несем ответственность за систему, которую создали и передали миру, и сейчас мы видим, как эффективно ответственность можно превращать в действия, если делать что-то сообща. Сегодня в ЕС идут споры по поводу ACTA. Это международное соглашение, по сути — черновик SOPA и PIPA[71]. Я только что был в Европарламенте, где мы, индивиды, бородатые вонючие индивиды, диктовали наши условия одному парламентскому комитету. Мы указывали им на пункты в регламенте Европарламента, о которых члены комитета, судя по всему, слышали в первый раз, и говорили, что именно нужно делать, и на голосовании мы победили — 21 голос против 5, так что британский докладчик был разбит наголову. Крохотный процедурный шаг на пути к победе над ACTA, этим чудовищным глобальным соглашением, которое создали за нашими спинами, чтобы обмануть саму демократию. Но мы, граждане, способны одолеть монстра — легко, с интернет-сервисами, рассылками, Wikipedia, чатами IRC и т. д., — и я уверен, что мы видим зарю новой эры и отрочество интернета: общество использует его, чтобы изменить что-то по-крупному. Чрезвычайно важно, чтобы мы, хакеры, обладающие техническими знаниями, направляли обычных людей и говорили им: «Вы должны использовать технологию, которая дает контроль над вашими личными данными вам, а не Facebook или Google», — и чтобы люди ладили с технологиями, ну или могли поладить. Такая вот крупица оптимизма.

ДЖУЛИАН: Джейк, если говорить о политической радикализации молодежи в интернете, — последние два года ты ездил по миру, рассказывал о проекте Tor, говорил с людьми, которые хотят анонимности, хотят сохранить личные данные в тайне от властей, и ты наверняка видел, как молодежь в самых разных странах становится более радикальной. Этому феномену стоит придавать значение?

ДЖЕЙКОБ: Конечно. Это очень заметный феномен. Классический пример, который сразу пришел мне в голову, — Тунис. Я поехал туда, когда пал режим Бен Али, и мы говорили о проекте Tor в аудитории информатики, там были люди из университета, подкованные в технологии. Одна девушка подняла руку и спросила: «Как следует поступить с плохими людьми?» И выпалила списком имена четырех всадников Инфокалипсиса — отмывание денег, наркотики, терроризм, детская порнография. «Как быть с плохими людьми?» Этих четырех всадников вспоминают всегда, их призрак используют для борьбы с сохраняющей приватность технологией, потому что мы, конечно, обязаны сражаться с теми, кто занимается такими жуткими вещами. Я спросил: «Кто из вас был на сайте Ammar 404?» — это прозвище цензурного ведомства, которое режим Бен Али создал накануне революции, чтобы перекрывать доступ к интернету. Все, кто находился в аудитории, исключая девушку, задавшую вопрос, но включая профессора, подняли руки. Тогда я сказал девушке: «Посмотрите на этих людей. Они — такие же студенты, как вы. Неужели вы полагаете, что для борьбы с названными вами явлениями требовалось подавлять их свободу?» А она сказала: «На самом деле я тоже должна поднять руку».

Я пересказал тот разговор вкратце, но суть в том, что, если объяснить контекст, люди понимают, о чем на самом деле идет речь. Контекст все меняет. Люди прозревают все время и по всему миру, но, как правило, поздно, они задним числом осознают, что могли бы использовать технологию, задним числом понимают: «Значит, дело не только в плохих людях, иначе получается, что я тоже буду плохим человеком, если скажу о власти что-то такое, что ей не понравится». В этот момент люди утрачивают иллюзии.

Впрочем, говорить, что этот процесс идет последние пару лет, неверно. Прости, Джулиан, но именно ты сыграл большую роль в радикализации моего поколения. Если посчитать, я — представитель уже третьего поколения шифропанков. Благодаря файловой системе rubberhose, которую создали вы с Ральфом Вайнманном, я стал работать над криптосистемами. Я создал криптографическую файловую систему M.A.I.D. в ответ на действия британских правоохранительных органов — в Великобритании криптография запрещена, и власти имеют право затребовать любой твой пароль[72]. В свое время Джулиан создал rubberhose, потому что деспотические режимы пытали людей, требуя пароль, а rubberhose позволяет выдать один из паролей и не погибнуть. Моя криптосистема M.A.I.D. создавалась для правовой структуры, в которой обвиняемые имеют право молчать, но способны доказать, если их заставят это сделать, что говорят правду, без нарушения конфиденциальности. Увидев систему Джулиана, я понял, что технологию можно использовать, чтобы позволить обычным людям изменить мир. Если углубиться в историю, как не вспомнить старую рассылку Cyherpunk, одним из основателей которой был Тим Мэй, и посты Джулиана в этой рассылке — вот что сделало целое поколение более радикальным. Люди осознали, что они не раздроблены, как раньше, что у них есть время написать программы, которые помогут миллионам[73].

Не все последствия мы предвидели — скажем, создатели Google изначально не планировали делать свое детище величайшим механизмом слежки всех времен. Но на деле они создали именно его — и как только люди это понимают, власти начинают рассылать повестки национальной безопасности, да?

ЖЕРЕМИ: Я думаю, ты сказал сейчас три очень важные вещи.

ДЖЕЙКОБ: Всего три?

ЖЕРЕМИ: Среди прочего.

ЭНДИ: О’кей, я добавлю четвертую, ладно?

ДЖЕЙКОБ: Ты пока не знаешь даже, о чем речь.

ЖЕРЕМИ: Я вижу три темы, которые связаны друг с другом. Я не утверждаю, что их надо рассматривать по отдельности. Первая тема — это авторитарные режимы и власть, которой обладают такие режимы в эпоху цифровых технологий. В случае с режимом Бен Али — то же самое касается сегодня многих других государств — власть может диктовать людям, что им позволительно знать и с кем уместно общаться. Это ужасно, этому нужно противостоять, что и позволяет интернет — свободный интернет. Вторая тема — создание сервисов и более эффективной технологии, обходящих цензуру, но главное — создание сервисов как части инфраструктуры, которая поможет нам избавляться от диктаторов. И третья тема — политические байки, упомянутые тобой в связи со всадниками Инфокалипсиса, все те предлоги, какими политики каждый день потчуют СМИ: «Мы же не хотим погибнуть от рук террористов? Значит, нам нужен патриотический закон», или: «Любители детской порнографии повсюду», или: «В интернете полно педонацистов, поэтому нам нужна цензура».

ДЖЕЙКОБ: Педонацистов?

ЖЕРЕМИ: Да, педонацистов — доменное имя pedonazi.com уже выкуплено. «Творческие люди вымрут, никто не станет снимать кино, поэтому нужно дать Голливуду право на цензуру интернета» — и т. д. Я думаю, что Глобальная сеть может оказаться и антидотом от политических баек. Они играют на эмоциях и еще на недолгой жизни СМИ — информация появляется и исчезает через двадцать четыре часа, ее замещает новая информация. В интернете мы создаем, как я его называю, интернетное время. Большой интернет никогда ни о чем не забывает, и мы можем собирать досье годами, день за днем, мы можем их детализировать и анализировать. Именно это мы делали последние три года с ACTA. Опять же образцом для нас послужил проект WikiLeaks — первая версия ACTA была выложена на WikiLeaks в 2008 году[74].

ДЖУЛИАН: Да, это мы ее раскопали.

ЖЕРЕМИ: И еще две версии мы выложили сами. За три года появилось пять версий текста, и мы можем взять их и проработать абзац за абзацем, строчка за строчкой и сказать, что вот эти слова чреваты тем-то, этот пункт вставлен по требованию лобби, мы можем призвать экспертов в области права и технологии и понять, чего на деле добиваются политики, когда говорят: «Ах, соглашение ACTA необходимо нам, чтобы спасти культуру и уберечь детей от фальшивых лекарств», — и тому подобную чушь. Мы создадим свою политическую версию документа в интернет-времени, и в ее основе будут точный анализ и кропотливая работа множества людей.

ДЖУЛИАН: Именно так, и, я думаю, твой взгляд на ACTA сегодня преобладает.

ЖЕРЕМИ: Будем надеяться.

ДЖУЛИАН: Краткий исторический обзор: за политическими кулисами так называемое соглашение по борьбе с контрафактной продукцией, порожденное американской копирайт-индустрией, цитируется во множестве двусторонних соглашений, посредством которых власти пытались на международном уровне создать новую систему координат в области обнародования информации: что законно предавать огласке, а что нет, и какие механизмы запрещают выкладывать те или иные сведения. ACTA стандартизирует более жесткую версию американской системы DMCA (Digital Millennium Copyright Act, закон об авторском праве в цифровую эпоху), при которой вы, получив письмо с требованием убрать информацию из интернета, обязаны подчиниться, и вам дается две недели на то, чтобы привести контраргументы и т. д., но, так как работать с контраргументами провайдерам накладно, они убирают информацию сразу, перекладывая борьбу на плечи автора или того, кто информацию загрузил. В Америке применение закона DMCA имело разрушительные последствия — из интернета было удалено великое множество самой разной информации. Сайентологи злоупотребили этим законом и убрали с сайта YouTube буквально тысячи видеозаписей[75]. Предположим, что нам все удастся и Европарламент проголосует против ACTA, по крайней мере на этот раз. Но основные задачи ACTA все равно будут выполнены — мы устроили демократические дебаты, ACTA демонизирована в глазах общественности, мы победили на уровне мировоззрения, однако за кулисами по-прежнему заключаются тайные двусторонние соглашения, и они ведут к тому же результату, потому что власти плюют на демократию. Скажем, проект WikiLeaks заполучил и опубликовал новое соглашение о свободной торговле между ЕС и Индией, и в этом документе есть огромные куски ACTA[76]. То же с рядом других соглашений и правовых актов. Мы отрубили ACTA голову, а ее тело распалось на мелкие кусочки — и они расползлись по миру в форме всех этих двусторонних соглашений. На поверхности мы достигли демократической победы, но в глубине все осталось таким, как было. Я говорю к тому, что не верю в политический или правовой путь решения проблемы; с другой стороны, расслабляться на этом фронте нельзя, иначе наши враги станут продвигаться еще быстрее. Важно ловить их с поличным на чем угодно, как мы поймали их с ACTA. Тогда они будут замедляться. Но и победа в парламенте не прекратит движение в глубине.

ДЖЕЙКОБ: Думаю, к этому нужно добавить, что Роджен Динглдин — один из создателей проекта Tor и мой, я бы сказал, учитель, благодаря которому я многое понял про то, как обходить цензуру и сохранять анонимность в онлайне, — говорит, что, например, файерволы не просто технически успешны (а если ты хочешь создать технологию, которая борется с файерволами, тебе нужно знать, как они устроены) — они успешны еще и социально. Люди, воюющие с ACTA, не были бы способны на это без технологии, но на деле имеет значение не техжаргон, важно, что технология позволяет взаимодействовать обычным людям. Важно только то, что люди начинают по-другому смотреть на мир и менять его, пока у них есть такая возможность, и самое главное тут — человеческий фактор. WikiLeaks опубликовал документы, способствующие этому процессу, делиться информацией — важно, но ключевой аспект — люди, которые воспринимают важную информацию и распространяют ее. Нам ведь скажут, что многие из нас живут в демократических странах, что мы свободны, что власть согласует с нами свои решения. И если каждый поймет, что именно происходит, и мы обнаружим, что под данным решением власти не подписывались, очень нелегко будет просто взять и принять законы вроде ACTA — без согласия народа.

ЖЕРЕМИ: Неправильные политические решения должны обходиться тем, кто их принимает, все дороже, и мы все вместе можем гарантировать, что так и будет благодаря свободному интернету, пока он у нас есть.

ДЖЕЙКОБ: Все это делается и без Сети — свободные общества существовали и в доинтернетную эпоху, просто с экономической точки зрения свобода тогда обходилась дороже, и бороться с угрозами свободе было где-то сложнее. Вот почему так важны движение peer-to-peer и пиринговая сеть[77].

ЭНДИ: Четвертая важная вещь вот какая: архитектурное решение децентрализованной системы — это то главное, что мы должны дать людям. А сегодня мы имеем централизованную облачную компьютерную инфраструктуру[78].

ДЖУЛИАН: Мы имеем полностью централизованный Facebook. Полностью централизованный Twitter. Полностью централизованный Google. Все это — в США и под контролем тех, кому принадлежит и принудительная сила. Вот цензура и появилась после того, как благодаря WikiLeaks случился «Кабельгейт» — и Amazon тут же удалил нас со своих серверов[79].

ЭНДИ: А облачная инфраструктура стимулирует бизнес, предлагая более дешевую обработку информации в так называемых международных дата-центрах, которые контролируются американскими корпорациями, и в итоге информация перетекает в юрисдикцию США — от поставщиков платежных услуг и не только.

ДЖУЛИАН: Если говорить о переходе к облачным вычислениям, меня очень беспокоит следующая тенденция. В одном месте скапливается громадное количество серверов — так эффективнее стандартизировать контроль над средой, стандартизировать систему платежей. Это конкурентоспособная стратегия: дешевле держать все серверы в одном месте, чем распределять их по миру. Интернет-коммуникация, если убрать за скобки потоковое видео, происходит по большей части между двумя серверами, и дешевле разместить их как можно ближе друг к другу. В итоге мы имеем огромные ульи серверов. Скажем, для Google размещать его серверы рядом с крупными поставщиками контента — или наоборот — вполне логично: Google индексирует их страницы, делая их доступными для поиска. В США есть массивные здания, которые под завязку набиты серверами множества различных компаний. Именно в них АНБ размещает пункты массового перехвата информации. Интернет мог бы существовать и без централизации, технология это позволяет, просто централизованная система более эффективна. В условиях экономической конкуренции такие системы побеждают.

ЭНДИ: Все это важно понимать в разрезе архитектуры системы — централизованную инфраструктуру проще контролировать, в ней легче злоупотребить властью, — но, кроме прочего, централизованная розничная торговля ведет к банкротству мини-супермаркета на углу.

ДЖУЛИАН: И в итоге появляется фантастически огромная транснациональная компания типа Safeway.

ЭНДИ: Именно, это тот же самый процесс, что и в торговле. Вот почему чрезвычайно важно поддерживать децентрализованную инфраструктуру. Когда я работал в организации ICANN, которая создает доменные имена и регулирует связанные с ними вопросы, я узнал кое-что интересное от Винса Серфа, человека, создавшего по меньшей мере часть протокола TCP/IP — фундаментального коммуникационного протокола интернета. Винс часто говорил: «Знаешь, с властями хорошо то, что нет какой-то одной власти — их всегда много». Среди правительств есть те, которые хотят децентрализовать власть, а внутри правительств есть разные воюющие группировки. В итоге именно это и спасет нас от Старшего Брата — тех, кто хочет стать Старшим Братом, слишком много, и они неизбежно передерутся между собой.

ДЖУЛИАН: Энди, я с тобой не согласен. Да, когда-то у нас были национальные элиты, конкурировавшие друг с другом, но сегодня они объединяются — и отрываются от своих народов.

ЭНДИ: Они объединяются, тут ты прав, — и я не уверен, что их внутренние распри спасут наши задницы, — но у нас появляется шанс сохранить самих себя. Мы не должны отказываться от нашей инфраструктуры, и если мы хотим противостоять государству тотальной слежки, единому Старшему Брату, нам необходимо изучить его, понять, на самом ли деле это конгломерат больших стран, которые говорят: «Объединившись, мы наберем еще больше очков!» Мы должны понимать, в чем наша роль, — а она в том, чтобы сохранять децентрализацию, придерживаться собственной инфраструктуры, не полагаться на облачные системы и прочую чушь, гнуть свою линию.

ДЖУЛИАН: Но мы можем столкнуться с господством технологии. Если правда, что легче использовать Twitter, чем создать собственный аналог; если правда, что легче применять Facebook, чем Diaspora или другую альтернативу; если правда, что облачные вычисления дешевле, — тогда эти технологии и сервисы будут господствовать[80]. Недостаточно сказать, что мы создадим свои локальные аналоги, — они попросту окажутся неконкурентоспособны, их станет использовать меньшинство. Недостаточно сказать, что мы должны создать Facebook для бедных, и ждать, что в нашу сеть валом повалят пользователи. Нам нужен более эффективный план.

ЭНДИ: Самое время снова вспомнить о католической церкви — наступают времена, когда книги опять оказались у единственного продавца, и раз Amazon пытается захватить контроль над всей цепочкой поставок электронных книг, мы должны сохранять наши печатные и издательские мощности. Кому-то покажется, что я преувеличиваю, однако мы видели, на что способны эти компании, если они или правительственные учреждения, от которых они зависят и в юрисдикции которых находятся, не желают чего-либо допустить. Я думаю, следующий шаг очевиден: нам нужны свои деньги — и если кому-то не по нраву финансовая поддержка проектов вроде WikiLeaks, у нас должна быть возможность финансировать их, не полагаясь на центральную инфраструктуру, в которой власть творит что угодно.

ЖЕРЕМИ: Я хотел бы согласиться с Энди. Думаю, архитектура системы — это главное, за что мы боремся. Смысл в том, что на нас лежит ответственность, и мы должны донести ее до людей — именно мы, хакеры, специалисты по технике, каждый день создающие интернет и играющие с ним, понимаем, что происходит. Возможно, так нам удастся завоевать сердца и умы нового поколения. Вот почему такое значение имеют войны за копирайт — с появлением пиринговых сетей, начиная с Napster в 1999 году, человечество осознало, что когда люди делятся файлами…

ДЖУЛИАН: Да ты преступник.

ЖЕРЕМИ: Нет, мы создаем культуру лучше прежней.

ДЖУЛИАН: Нет, ты преступник.

ЖЕРЕМИ: Это вопрос мировоззрения, но если ты создаешь для себя культуру лучше прежней, в итоге все будут использовать Napster[81].

ЭНДИ: Вся история человечества, история культуры — история копирования идей, их преобразования и дальнейшего развития, и если ты называешь это воровством, значит, ты один из тех циников.

ЖЕРЕМИ: Именно, именно! Культурой нужно делиться.

ДЖУЛИАН: Ну, на Западе в 1950-х появилась индустриальная культура. Наша культура превратилась в индустриальный продукт.

ЖЕРЕМИ: Мы сейчас кормим тролля — Джулиан играет адвоката дьявола и делает это дьявольски хорошо.

ДЖЕЙКОБ: Я никого не подкалываю. Это все очевидная чушь.

ЖЕРЕМИ: Да, чушь. Для политиков это «воровство», но не стоит забывать, что все те, кто пользовался Napster в 1999 году, стали фанатами музыки, они ходят на концерты, они бесплатно рекламируют исполнителей: «Ты должен послушать эту группу, ты обязан сходить на концерт!» — и т. д. У людей появился практически пример того, как пиринговая технология децентрализует архитектуру системы. На самом деле Napster был тогда несколько централизован, но он все равно пропагандировал идею децентрализованной архитектуры. Все увидели, как она в реальном времени приносит пользу обществу, и поняли, что делиться культурой так же необходимо, как делиться знаниями. Когда мы обсуждаем, как обойти цензуру, как бороться с политическими байками, чтобы создать демократическую систему лучше прежней и более совершенное общество, мы обсуждаем, по сути, как делиться знаниями.

У нас есть примеры того, как децентрализованные сервисы и расшаривание информации улучшают мир, а контрпример тут приводят адвокаты дьявола, сейчас такого адвоката играет Джулиан. Это когда индустрия приходит и говорит: «Ах, всюду воровство, и оно убьет культуру, убьет актеров, убьет Голливуд, убьет кино, убьет котят и вообще всех на свете». Индустрия побеждала в прошлом, но сейчас мы близки к тому, чтобы одолеть ACTA. И я снова должен не согласиться с адвокатом дьявола в исполнении Джулиана. ACTA — это величайший в истории пример искажения демократии: индустрия плюет в лицо парламенту и международным институциям, плюет в лицо общественному мнению, пробирается в наш дом через черный ход и ставит нас в неприемлемые условия. Если удастся вышвырнуть индустрию вон, мы создадим прецедент — и получим возможность продвигать позитивную программу действий: «ACTA не прошла, а теперь давайте сделаем что-нибудь хорошее в интересах общества». Мы работаем над этим, и отдельные депутаты Европарламента понимают, что, когда люди делятся информацией, когда они расшаривают файлы без выгоды для себя, их нельзя сажать в тюрьму, нельзя наказывать.

Думаю, если нам удастся победить в ЕС, мы сможем доказать остальным странам, что делиться знаниями, делиться информацией — значит улучшать мир, что культуру нужно продвигать, а не воевать с ней и что любая попытка — парламента, диктатора, корпорации — запретить делиться информацией и знаниями в децентрализованной системе должна быть пресечена. Точка. Я думаю, мы подтолкнем мир в правильную сторону.

ДЖУЛИАН: Что насчет дебатов вокруг PIPA и SOPA в США? Это предложенные Конгрессом законы, которые позволят американской индустрии накладывать финансовое эмбарго и блокировать интернет.

ДЖЕЙКОБ: Цель этих законопроектов — атака на WikiLeaks и все проекты, которые с ним связаны или идут по его стопам.

ДЖУЛИАН: В Конгрессе особо отмечалось, что банковская блокада — это эффективное средство борьбы с нами[82].

ЖЕРЕМИ: И они хотели вручить это средство борьбы Голливуду.

ДЖУЛИАН: Мы организовали масштабную сетевую кампанию против этих законов, и в конце концов к нам присоединились Google, Wikipedia и многие другие проекты. Но я не стал радоваться, мол, теперь все хорошо, раз мы выиграли эту битву. Я чертовски перепугался, потому что Google вдруг ощутил себя не просто дистрибьютором информации, а политическим игроком — и наслаждался огромной, невероятной властью над Конгрессом.

ЖЕРЕМИ: Google был лишь малой частью коалиции против SOPA и PIPA.

ДЖЕЙКОБ: Да, и мало того — Tumblr, кажется, внес больший вклад, чем Google.

ЭНДИ: Tumblr, Wikipedia и великое множество отдельных людей, совершавших поступки, о которых вы, может, никогда и не слышали, — все они внесли в борьбу свой вклад. Тысячи параллельных действий, все в одном направлении, и это опять же децентрализованное политическое движение. Мы все увидели, как функционирует децентрализованное политическое движение. Google был, наверное, самым крупным его участником — и одним из самых заметных.

ДЖУЛИАН: Ну, Конгресс заметил именно его.

ДЖЕЙКОБ: Я вернусь к тому, что сказал Жереми, — по сути, он продвигает идею политического вождизма. Не думаю, что ты это имел в виду, но получилось у тебя именно оно, и тут я хотел бы тебя остановить. Пиринговое движение против любого вождизма в принципе. Идея состоит в том, что мы все равны[83]и можем делиться информацией, создавать разные сервисы и обеспечивать различную функциональность. Однажды Росс Андерсон сказал мне: «Когда я полвека назад присоединился к пиринговому движению…» — мощное вступление, правда? Он объяснил мне, что хотел одного: чтобы за открытием печатного станка не последовало его «закрытие». Когда мы начали централизовать сервисы, централизовать контроль над информационными системами, мы на деле начали «закрывать» печатный станок в том смысле, что теперь Британская энциклопедия уже не издается на бумаге, только на CD, и если у тебя нет компьютера общего назначения, читающего CD, у тебя нет доступа к знаниям. В случае с Британской энциклопедией это не важно — у нас есть Wikipedia и много чего еще. Однако я не думаю, что общество готово отказаться от печатного станка.

ЭНДИ: Я не уверен, что Wikipedia так уж хороша в качестве источника информации. Я не доверяю ни единой ее странице, кроме тех, которые переписал сам.

ДЖЕЙКОБ: Британская энциклопедия ничем от Wikipedia не отличается. Это всего лишь один источник из многих, его информация может подтвердиться или не подтвердиться. Я имел в виду другое: мы не должны продвигать идею политического вождизма — это очень опасно.

ДЖУЛИАН: Погоди-ка. А почему? Я в каком-то смысле вождь. В чем проблема с вождями?

ЖЕРЕМИ: Я говорю не о вождях, я говорю лишь, что у нас есть новые средства борьбы. Мы тут говорили о печатном станке. Еще один передовой мыслитель, мой приятель Бенжамен Байяр, вероятно, не очень известный за пределами Франции, сказал: «Печатный станок научил нас читать; интернет научил нас писать»[84]. Это совершенно новое явление — небывалая возможность писать и выражать свои мысли для каждого из нас.

ЭНДИ: Да, но с каждым днем все важнее фильтровать информацию.

ЖЕРЕМИ: Конечно, потому что говорят все — и многие несут чушь. Как сказал бы вам ученый и активист Ларри Лессиг — думаю, с ним согласятся многие преподаватели, — мы учим людей писать, а когда студенты сдают работы, девяносто девять с чем-то процентов из них — полная ахинея, но все равно мы учим людей писать[85]. Само собой, люди несут чушь в интернете — это естественно. Однако чем чаще вам приходится высказываться на публике, тем продуманнее ваша речь — и тем больше вы готовы участвовать в непростых дискуссиях. А явления, которые мы обсуждаем, связаны со сложной технологией, и нам нужно разделить ее на компоненты, чтобы понять и спокойно всё обсудить. Речь вовсе не о политическом вождизме, а о том, чтобы посредством политической системы развить в людях новую способность выражать свои мысли, делиться ими, участвовать в расшаривании знаний, и для этого вовсе не обязательно принадлежать к политической партии, работать в СМИ или в любой другой централизованной структуре, без которой в прошлом самовыражение было невозможно.