Шива из стали

15

Оба ринулись к двери, но не успел Гарри добежать до неё, как его остановил приказ коменданта Норманди, раздавшийся через его персональный коммуникатор:

– Сильвер, это боевая тревога. Прошу вас пойти и проследить, чтобы все катера непременно взлетели. – Во время подготовки она детально обсуждала с ним возникающие трудности, так что теперь ей вовсе не требовалось излагать свои сомнения по поводу надёжности каждого ингредиента получившегося винегрета – от пилотов до аппаратуры.

– Есть, мэм!

Бекки тоже остановилась и теперь вопросительно поглядела на него.

– Подыми «Волшебницу» за меня, детка, – сказал Гарри. – У меня вдруг наклюнулась другая работа. – В несостоявшейся атаке на Летний Край она должна была управлять сворой Марутовских разлюбезных ботов, но внезапно расклад игры разительно переменился. Теперь уж никто не потащит боты в бой, и Бекки неизмеримо полезнее на борту настоящего боевого корабля. Она тоже слышала приказ.

– Нам так и эдак потребуется пару минут, чтобы приготовиться к старту. Попробую дождаться тебя.

Может, ему и удастся обернуться за пару минут, а может, и нет. Целоваться на прощание времени не было, но Гарри всё-таки его нашёл. Если уж берсеркеры надумали прийти, могут и обождать секунд десять.

А затем оба ринулись бегом, Бекки на несколько шагов впереди. В последний момент Гарри хотел окликнуть её, убедиться, что она не покинет его ни при каких обстоятельствах. Когда же долг развёл их пути, Гарри провожал взглядом Бекки, мчавшуюся грациозными, длинными шагами, пока она не скрылась из вида за углом.

Гарри тоже мчался бегом среди топота ног бегущих по коридорам людей. Его отсутствие в рубке «Волшебницы», бесспорно, немного задержит дело, так что Бекки, наверное, стартует последней. Но особой роли это не сыграет. А Гарри будет куда спокойнее, если его женщина будет на борту его собственного корабля, а не какого-нибудь другого.

Из всех находившихся на базе лишь считанные единицы были одеты в скафандры, и задача надеть скафандр была фактически первостепенной для всех, кто остаётся на станции.

Не все, кто попадался Гарри на глаза, бежали вооружаться или по своим боевым постам. В самые первые мгновения тревоги некоторые мешкали, почему-то не желая принять происходящее за чистую монету. Тут и там слышалось недовольное ворчание. Дела пошли не так, как задумано. Снова эти чёртовы сирены и звонки, – что там ещё на сей раз? Опять вторжение разведывательного берсеркера? Или эти чокнутые из сил самообороны Бани влезли, куда не положено?

Едва добравшись до того места, где крохотные кораблики пытались взлететь в космос, Гарри убедился, что интуиция не подвела Клер Норманди, и его помощь необходима по меньшей мере одному или двоим. У одного довольно неопытного пилота возникли проблемы со шлемом; как оказалось, это ему только померещилось, но в результате катер всё равно оказался практически парализован. Гарри присел на корточки около незадачливого пилота, и спокойным голосом шаг за шагом описал надлежащую процедуру. Не прошло и половины минуты, как все трудности были преодолены.

Ещё час назад Марут упорно отказывался допустить, чтобы Гарри стартовал в своём собственном корабле. Не раз и не два капитан мрачно предрекал, что «Волшебница» тотчас умчится прочь и больше не вернётся.

Почти сразу же стало ясно, что на сей раз берсеркеры вторглись в систему с куда более серьёзными намерениями, чем в прошлый. Голос робота-информатора, раздавшийся в наушниках всех людей, ещё не покинувших базу или стартовую площадку, известил их, что вторжение вражеских сил в систему подтвердилось. От шести до восьми неопознанных объектов, идущих свободным боевым порядком, вынырнули из подпространства около двух часов назад на подступах к системе. Проекции курсов упомянутых объектов сходятся на Гиперборее.

Не прошло и двух минут, как появление восьмёрки разбойников подтвердилось.

Осознав, что чуть ли не все усилия и планы последних дней пошли прахом, каждый из людей отреагировал по-своему: чем бы ни окончился этот навязанный им оборонительный бой, ни о каком штурме Летнего Края не может быть и речи.

Боевой пост коменданта Норманди находился в зале вычислительного центра. Ради удобства она держала там запасной скафандр, и теперь, облачаясь в него, одновременно выслушивала доклады и раздавала приказания, настраивала большой головизор, стоящий посреди зала, чтобы получить полную картину оперативной обстановки. Уже когда она усаживалась в боевое кресло, какое-то приблудное воспоминание или случайная ассоциация навела её на мысль, что надо бы пораскинуть умом над тем, не приказать ли выпустить Кристофера Гавота из камеры.

Насколько Клер было известно, генштаб не издавал никаких приказов по поводу того, как быть с заключёнными в подобных ситуациях, несомненно, встречающихся крайне редко. Составители уставов предпочли предоставить местному командованию решать, как поступить в случае боевой тревоги с людьми, по той или иной причине угодившими за решётку. Так что коменданту Норманди потребовалось не более пары секунд, чтобы выбросить Гавота из головы. Её внимания настоятельно требуют куда более важные вопросы, и терять время на подобные пустяки ей просто не позволительно.

С головой нырнув в неотложные дела, комендант Норманди обнаружила, что едва ли не первым делом надо позаботиться, чтобы астероид покинули все корабли до единого.

А в это время адъютант Сэйди, занятая ничуть не меньше, чем любой из людей, обороняющих базу, но думающая как минимум в сто раз быстрее, принимала решения в областях, доверенных людьми в компетенцию программы.

В длиннейший, подробнейший программный код списка обязанностей адъютанта входил некий пункт, на человеческом языке гласивший: «В случае нападения или тревоги иного рода всякого человека на базе, официально не числящегося в штатном расписании, должно приписать к боевому посту. Если индивидуум является пациентом лазарета, пунктом его приписки становится таковой». Сэйди потребовалось лишь несколько микросекунд, чтобы убедиться, что в коде ровным счетом ничего не сказано о людях, находящихся в карцере, и быстрая проверка показала, что во время предыдущих тревог последний пустовал.

Прецеденты отсутствовали. Требовалось проявить инициативу.

Сэйди пришла к решению практически мгновенно. Первостепеннейшую роль играет отражение атаки берсеркеров в любом виде, так что Сэйди исключила из своих расчётов все факторы ситуации, которые сочла малозначимыми. А беспокоить человека-командира в подобное время допустимо лишь по крайне важным поводам.

Пока Гавот находился за решёткой или вообще в заключении какого-либо иного рода, изрядная часть его рассудка непрерывно занималась построением планов выхода на свободу, – даже несмотря на то, что заключение для него представляло собой чуть ли не естественную форму существования. Он просидел в заточении так долго, что настоящая свобода – когда ему перепадал случай вкусить её – казалась чем-то противоестественным, что вне всякого сомнения делало её только более привлекательной.

Сэйди заговорила с ним своим сдержанным тоном, негромким и не вполне человеческим. Она сообщила Кристоферу Гавоту, что как только он выслушает её инструкции, дверь его камеры откроется. Теперь он приписан к боевому посту на вычислительном центре. Она даже поведала ему, как туда добраться.

Искусственный голос даже напомнил рядовому третьего класса Гавоту, куда направиться, чтобы экипироваться скафандром. Когда он был призван добровольцем, ему был выдан скафандр, шкафчик и наплечное оружие, и внезапно всё это вернули ему. Все человеческие существа должны иметь возможность защитить себя от нападения берсеркеров.

Гавот, в данный момент одетый в стандартный комбинезон и лёгкие ботинки, выслушал, кивнул и спокойно согласился на всё. Он почти без удивления принял новость, что его выпускают на волю. Фактически говоря, какой-то уголок его сознания даже ожидал чего-нибудь в этом роде.

Не прошло и секунды с момента открывания двери, как он уже бегом нёсся прочь от камеры. Ему не потребовалось замешкаться даже на секунду, чтобы составить план действий. Вместо этого он без заминки, будто по наитию, выбрал нужный коридор и помчался по нему с такой скоростью, что дал бы фору большинству легкоатлетов. Направлялся он туда, где надлежало забрать выданные ему оружие и скафандр – в ту же сторону он устремился бы, если бы решил во что бы то ни стало попасть в минибот, с которым только-только начал осваиваться за пару дней тренировок. Эти миниатюрные скорлупки ожидали запуска совсем рядом.

Все восемь вражеских кораблей вышли на расстояние прямого выстрела, выстрела прямой наводкой, и все крупнокалиберные зенитки грандиозного валуна под названием Гиперборея – калибром ничуть не уступающие гаубицам – открыли огонь одновременно. Сверкание и грохот могли бы устрашить кого угодно. Но враг, не знающий страха, ответил своим огнём.

Наблюдая по головизору за первыми минутами разыгрывающегося сражения, комендант была напугана, и не cтолько самим нападением берсеркеров на базу, сколько тем ужасающим фактом, что вели они себя до ужаса необычно.

Была в том нужда или нет, но комендант Норманди чувствовала настоятельную нужду высказать это хотя бы кому-нибудь: сотня приземлившихся десантных и абордажных машин внушала куда больше тревоги, чем сотня торпед, потому что означала, что простое избиение всего живого сегодня берсеркеров не удовлетворит. Просто взорвать базу вместе со всеми и вся на ней находящимися отнюдь не входило в их планы; скорее, они пустились во все тяжкие лишь для того, чтобы захватить в целости и сохранности нечто имеющееся на станции – машины, документы или какие-то предметы.

А что ещё ужаснее, машины-убийцы могут добиться своего, захватив живыми мозги некоторых людей.

Подполковник Ходарк, внимательно слушавший со своего поста неподалёку, заметил:

– Хотя бы одного человека, занятого расшифровкой, вот чего они хотят. Где-то как-то они разузнали о нашем шпионаже и теперь хотят узнать, много ли нам известно.

– От захваченных пленных.

– Да. Они почти наверняка захватили пленных, устроив засаду на наш экспедиционный корпус.

И едва Клер Норманди постигла цель вражеской операции, её охватил такой страх, какого она ни разу не знала за всю свою жизнь.

Но затем она заподозрила, что штурмом командует Шива, и страх её взмыл до новых высот.

Гавот, сломя голову мчась прочь от тюрьмы, попутно гадал, наблюдает ли за его поведением искусственный интеллект, только что выпустивший его на свободу. Но решил, что если база подверглась настоящему нападению, то в подобной обстановке даже у оптоэлектронной системы работы выше крыши.

Сегодня в коридорах пахло как-то иначе. Узнать его Гавот не мог, но радовался аромату, как роскоши, которой в камере был лишен.

Ерунда. Зато он знает, как будет пахнуть завтра. Ноздри Гавота защекотал запах крови, хотя покамест лишь воображаемый.

Конечно, на самом деле его путь лежал отнюдь не на вычислительный центр, куда откомандировал его искусственный интеллект, и даже не на миникорабль, для которого он проходил недолгую выучку; зачем, когда под носом куда более желанная цель. Словно в глубине души он с самого момента ареста готовился именно к такому стечению обстоятельств.

У него всегда было великолепное чувство направления, и теперь Гавот без колебаний выбирал нужные повороты в лабиринте коридоров, не обращая внимания на указатели, мало-помалу приближаясь куда-то к докам, находящимся на верхнем ярусе подземных ангаров.

Открыв выделенный шкафчик, влез в бронескафандр меньше чем за полминуты – он обжился с подобным снаряжением, когда Гиперборею и в глаза не видел – и схватил тупорылый карабин, дожидавшийся его на полке дар Военно-космического флота. Ему потребовалось не больше секунды, чтобы защёлкнуть ложе в автоматическом зажиме на правом плече скафандра, переключить оружие на альфа-спуск и пристегнуть механизм прицеливания на правую сторону скафандра. Теперь можно целиться и стрелять, не занимая рук.

Если за ним следят – самое время попытаться его задержать.

Но никто и не пытался. Естественно, всем чересчур недосуг, когда вокруг враги пострашеннее Кристофера Гавота.

На самом деле его путь лежал к одному из сравнительно крупных кораблей, замеченных раньше на поле. Всё равно к какому, лишь бы можно было сделать на нём ноги, оказаться подальше и от тюрем, и от берсеркеров.

Только бы они не улетели все до единого, пока он тут копается! Но думать о подобной возможности Гавот себе не позволил.

За пару дней свободы на базе он не поленился пересчитать все корабли на поле, рассмотреть их типы, и где каждый стоит. В ангарах вряд ли хранится какой-нибудь серьёзный транспорт.

Получив рапорт о том, что Гавот вышел на свободу, когда кому-то на глаза попалась стоящая нараспашку камера, подполковник Ходарк тотчас же забил тревогу и хотел выслать отделение для его повторного ареста.

– Он маньяк-убийца! – вопил своей начальнице Ходарк.

Норманди слушала его лишь вполуха.

– Ой ли? Может, он сражается на нашей стороне.

– Да, может быть. Но…

– Я только что видела, как на землю высадилась сотня гарантированных, термоядерных, стальных маньяков-убийц, – комендант кивнула в сторону головизора, где изображение головы Ходарка занимало лишь самый уголок, – и знаю наверняка, что они собираются делать. Я не могу позволить себе роскошь терять время на беспокойство о том, кто состоит всего-навсего из плоти и крови.

Комендант Норманди не сомневалась, что тут не обошлось без её адъютанта. Очевидно, если Сэйди вообще как-нибудь обсчитывала эту ситуацию, она решила, что во время атаки берсеркеров Гавот скорее окажется полезным, чем опасным. Что ж, насколько Клер знала, Сэйди вполне могла оказаться права.

Пока проходила эта беседа, Гарри Сильвер продолжал выкрикивать приказания людям и машинам, расшибаясь в лепёшку, чтобы поднять в космос боты и миникорабли, застрявшие на грунте, развернуть их быстро и правильно для стремительного старта. Весь аккуратно просчитанный график обратного отсчёта и упорядоченного выхода в космос полетел к чертям.

Гавот интуитивно принял решение о том, как лучше всего захватить контроль над нужным кораблём. Если это вообще возможно, он просто в открытую подбежит к шлюзу и поднимется на борт. Но при этом ему не хотелось бежать через все поле, если только можно обойтись без этого. Он нутром чуял, что бегущий человек будет чересчур бросаться в глаза – отличная мишень и для той, и для другой стороны.

Он воображал, как поднимется на борт императорского корабля – наверное, потому что подсознательно верил, что с его экипажем справиться будет куда легче. И вовсе не потому, что Гавот испытывал столь уж пылкое желание прикончить императора. Правду говоря, за время краткого знакомства с этим человеком Гавота немного оттолкнуло впечатление, что Юлий чересчур напрашивается на мученическую смерть.

Комендант Норманди тоже хорошая кандидатура на убийство, как представитель наивысшей местной власти. Сгодился бы и сержант, засадивший его в каталажку, или юный надзиратель. Но сам факт, что Норманди ещё и привлекательная женщина передвинул её во главу списка. Как правило, люди вроде Гавота в подобных случаях предпочитают сперва соблазнить жертву. Опыт подсказывал ему, что порой полнейшего и восхитительнейшего успеха удаётся добиться с самыми невероятными кандидатурами. Однако теперь, вероятно, ей уже никогда не доведётся повидать его или перекинуться с ним хотя бы словом.

Так что Гавот бежал по заполненным гулким эхом подземельям, мимо дожидающихся миникораблей. Сервоусилители ног скафандра компенсировали избыток веса, и даже с лихвой – теперь Гавот бежал быстрее, чем налегке. Ощущение массивности и мощи скафандра порождало у него иллюзию непобедимости. Гавот понимал, что стал от этого ещё безрассуднее, чем обычно в минуту кризиса. У пересечения коридоров он отшвырнул с дороги безвредного робота, вместо того, чтобы обойти его. Навстречу попался человек, ещё не успевший облачиться в скафандр, но он сделал вокруг Гавота слишком изрядный крюк; очень жаль.

Ах, как он обожает скафандры!

Теперь Гавот начал обращать внимание на указатели. На стенах коридоров были указаны их номера – сияющие электрические табло, указывающие, как добраться сквозь их лабиринт в любой уголок базы. Наверное, когда враг вломится в стены станции, если это ему удастся, табло будут отключены или видоизменены ради дезинформации противника. Гавот на ходу тряхнул головой; если дело зайдёт настолько далеко, подобные уловки вряд ли помогут.

Тут и там головы одетых скафандры людей оборачивались, чтобы поглядеть на бегущего Гавота, но задержать его никто не пытался. Да и с чего бы? Другие тоже бегут. Люди заняты своими делами, стремятся попасть туда, где им положено находиться.

Он не помнил, пробегал ли мимо предписанного ему минибота. Его рассудок был забит ненужной информацией, и Гавот уже даже не помнил, какой номер был у той скорлупки. Все его усилия сосредоточились на одной задаче: захватить контроль над настоящим кораблём, способным унести его прочь из Гиперборейской системы вместе с её тюрьмами и сражениями, на какую-нибудь далёкую планету, предпочтительно в противоположеном конце человеческих владений, где никто и никогда слыхом не слыхал о Кристофере Гавоте. А ещё за короткий промежуток свободы на базе он заметил, что в ангаре ни одного настоящего корабля нет, что все они стоят на открытом поле, чтобы могли стартовать без малейших проволочек.

Вот он уже вырвался из подземелья, через шлюз и под открытое небо, едва не запнувшись, когда только-только покинул зону искусственной гравитации, поддерживаемой в ангарах. Корабль Гарри ещё стоял на поле, и Гавот благословил инстинкты, подсказавшие, что прежде всего надо облачиться в скафандр, а уж все остальное – после.

По-прежнему устремляясь к цели под неустанно кружащими звёздами и галактиками, заполонившими небеса, Гавот мельком увидел летящего берсеркера. Эта махина находилась не слишком высоко и неслась на фоне чёрных, усыпанных звёздами небес, будто торпеда, хотя и не настолько быстро, так что Гавот понял, что тот заходит на посадку. Судить о размерах аппарата было трудно. Гавоту бросилось в глаза лишь одно, что тот выставил металлические ноги для посадки, будто падающая кошка. Гавот подумал, что ещё ни разу не видел подобной конструкции, но сомневаться в её принадлежности не приходилось.

Берсеркер возник в поле его зрения и снова скрылся ещё до того, как Гавоту пришло в голову попытаться пальнуть по нему. Как всегда, непосредственная опасность заставила его ощутить наслаждение жизнью особенно остро.

Тут огонь атакующих машин, ещё не севших на астероид, ударил в землю не так уж далеко от него. Гавот толком не знал, что это за оружие, но мощь его была очевидна. Вспышки и рокот взрыва докатился до него по скалам, содрогнувшимся под подошвами его башмаков.

Гавот напрасно опасался бежать по полю в открытую. Вокруг виднелись другие бегущие люди – штатные пилоты и члены экипажей, все до единого более опытные, чем Кристофер Гавот, но ни один из них не был наделён более хорошими инстинктами, необходимыми для подобных ситуаций; все они старались добраться до кораблей не менее отчаянно, чем он.

Удача ни на миг не оставляла его во время долгой пробежки – сквозь ангары ярус за ярусом, прочь из них и дальше, по открытому полю. Наконец, он добрался до борта ожидающего корабля и всего через мгновение обнаружил шлюз. Наружный люк до сих пор стоял нараспашку; должно быть, экипаж оттягивал старт, дожидаясь ещё одного штатного члена команды.

У Гавота сложилось смутное впечатление, что это корабль Гарри Сильвера; впрочем, имя владельца не играет никакой роли. Он знал, что уж наверняка не корабль императора: надзиратель Гавота пересказывал своему подопечному сплетни о Юлие и его разношёрстной банде прихлебателей. Гавот даже не догадывался, сколько человек может оказаться на борту судна. Если там десяток вооружённых членов команды, попытка захватить судно станет его последним поступком в жизни, но он сам избрал этот путь, и пройдёт его живым или мёртвым. В подобной ситуации самое глупое – это мешкать.

Гавот опасался, что одолев такую дальнюю дорогу, не будет располагать нужным кодом, чтобы открыть шлюз найденного корабля. Но удача снова улыбнулась ему.

Он без колебаний заскочил в камеру шлюза, способную вместить пару человек в скафандрах вроде его собственного, и хлопнул бронированной рукавицей по рельефной кнопке, чтобы начать шлюзование. Наружный люк тотчас же с лязгом захлопнулся.

И почти одновременно открылся внутренний. Система работала молниеносно, как на всех военных кораблях, удерживая изрядную часть воздуха в шлюзовой камере при открытом наружном люке манипуляциями с полем искусственной гравитации.

Едва щель между внутренним люком и притолокой стала достаточно широкой, чтобы протиснуться, Гавот ступил внутрь, держа оружие наготове и пытаясь единым взглядом охватить незнакомую рубку целиком. Внутри рубка оказалась куда теснее и захламлённее, чем ему представлялось при взгляде на корабль снаружи.

Прошло уже больше года с той поры, как ему довелось в последний раз прикончить человека, хоть какого, и в душе мало-помалу копилось смутное недовольство, некая нужда, и теперь он вдруг распознал истинную сущность своей духовной жажды.

Показания датчиков утверждали, что в рубке поддерживается полное атмосферное давление, но два человека, сидевших перед пультом, были облачены в скафандры высшей защиты, вплоть до утыканных кабелями шлемов управления. Она с головой ушли в свою работу, сидя спинами к только что вошедшему человеку – несомненно, считая его кем-то другим.

Между ними на невысоком, широком подиуме высилось пустующее кресло, сразу же бросающееся в глаза. Гавот тотчас заключил, что это место пилота. Третий шлем управления висел на своём гибком кабеле, дожидаясь владельца.

Мгновение спустя один из сидевших обернулся к новоприбывшему. Второй же всё ещё смотрел в противоположном направлении от Гавота, очевидно, продолжая считать, что пришёл как раз тот, кого они ждали.

Не мешкая ни секунды, Гавот выстрелил в первого человека, вставшего у него на пути. От удара стоявший спиной помощник пилота полетел кувырком, врезался в переборку и рухнул в окружении больших пластин разбитой брони. Вот так вмазал! Ну конечно, это оружие ведь рассчитано на истребление берсеркеров, как ни крути.

Гавот очень постарался не промазать. Ему вовсе не хотелось продырявить корпус или причинить кораблю какой-нибудь ущерб, помешающий поднять его с земли, а систему распознавания защитных поверхностей в своём оружии Гавот отключил, это же яснее ясного.

Услышав грохот разряда, второй звездоплаватель вскочил и развернулся. На сей раз выстрел в упор вспорол броню скафандра спереди. Совершив кульбит, владелец скафандра впечатался в переборку и съехал на пол бесформенной грудой.

Захватить корабль оказалось проще простого. И, насколько Гавот мог судить, совершенно готовый к вылету. Вопрос о том, чем окончится этот бой, стал для него чересчур праздным и абстрактным; повоевать было бы забавно, но удрать на чудесном корабле неизмеримо забавнее.

Гавот бросился в центральное кресло, казавшееся ему самым подходящим местом для человека, собравшегося послать корабль в космос.

Итак, первым делом надо закрыть шлюз – для этого на панели есть соответствующий выключатель – Гавот видел, как это проделывается на других кораблях – и в путь. Позже, если удастся покинуть Гиперборею живым и невредимым, будет вполне достаточно времени, чтобы поломать голову над астрогацией. На всех этих корабля отличные автопилоты. А прямо сейчас надо во что бы то ни стало взлететь и убираться отсюда подальше.

Ему пришло в голову, что надо бы выбросить трупы с корабля, но на это уйдёт слишком много времени. Как только он тронется в путь, то уж найдёт способ вышвырнуть тела в космос.

Вообще-то, наверное, следовало бы заглянуть в соседний отсек, чтобы проверить, не затаился там ещё кто-нибудь. Но все инстинкты настоятельно повелевали Гавоту не терять времени, не тратить на это даже пары секунд.

Разгерметезировав шлем собственного скафандра, Гавот снял его. Затем схватился за пилотский шлем и сдёрнул его со стойки.

Как только Гавот надел включённый шлем, мир вокруг него внезапно преобразился. Он был более-менее готов к этому, – но всё же не к столь неистовой и обширной трансформации.

Он узрел странный символ, обозначающий пушку, посреди ошеломительного множества прочих символов, но почти не обратил на него внимания. Возникший образ оказался несравненно сложнее, чем тот, с которым начал обучаться Гавот, и охватывал множество вещей, просто-напросто не доступных его пониманию. На миг ему даже пришла в голову мысль отказаться от предприятия.

Он не сомневался, что где-то тут должен иметься автопилот, но терять время на его поиски не собирался.

Вдруг возникла уйма новых соединений по интерфейсу между синапсами его мозга и ожидавшими этого чувствительными датчиками шлема. «Датчики» – чересчур неточное определение для устройств, едва ли не сравнявшихся по своей сложности с живой материей. Мир вокруг завертелся в неистовом вихре, и Гавот чуть не взвыл. Все это невероятно, ошеломительно, чудовищно отличалось от испытанного во время тренировок. Конечно, там он имел дело с крайне примитивным интерфейсом для дошколят. Здесь же все образы сменялись с головокружительной скоростью и выглядели невероятно сложнее. И все же, подумал он, в общих чертах все довольно очевидно. В эту сторону значит вверх…

Его ладони в бронированных рукавицах со скрежетом сдавили подлокотники кресла, всё тело окаменело. А что, собственно говоря, мешает ему взлететь в космос? Фактически говоря, он уже сделал это, на самом деле оторвав корабль от земли.

Вот оно! Всё-таки удалось.

Шлем и связанная с ним аппаратура почему-то соткали для Гавота чрезвычайно реалистический образ ножа – длинный, зазубренный клинок, орошённый доброй алой влагой. Видение отвлекало Гавота, всплывая снова и снова посреди мириада прочих образов, за которыми должен следить пилот, и Гавота не оставляло желание ощутить ладонью гладкую деревянную рукоятку оружия.

Не думать об этом. Сосредоточиться. Сосредоточиться! Двигатель вдруг включился, заработал, и корабль взмыл в пространство. Или почти взмыл. Осталось только включить сцепление, так сказать.

Так, что ли?

Корабль вдруг дернулся. Искусственная гравитация помешала Гавоту ощутить движение, но сквозь шлем он напрямую узрел неистовый рывок. Блуждая воображением среди буйных, диких образов, доступных только его рассудку, вроде туч дыма или кровавого тумана, Гавот всё-таки ухитрился стартовать. Хотя даже смутно не догадывался, куда направляется. Внезапно ему показалось, что он запятнал алым не только клинок ножа, но и весь мир залил собственной кровью, хлынувшей из всех пор в его голове. И завопил от жути, от неописуемого ужаса. Через считанные секунды после старта двигатель захлебнулся, и корабль, окончательно вышедший из-под контроля, понёс беспомощного Гавота неведомо куда.