Школа двойников

ВЕСЕННИЕ КАНИКУЛЫ

– Я не знаю, о чем писать… Там глупости говорили. О глупостях я писать не буду! – Лидочка начала жаловаться, еще не открыв двери.

Лизавета с трудом сдержала стон. Пятница, вечер, все измотаны, у всех нервы на пределе. Точнее, не у всех, а только у тех, кому не удалось еще в юности заразиться инфекцией со звучным названием «пофигизм», переболеть, выздороветь и в результате избавиться от собственно нервов и от неприятностей, с ними связанных.

Лидочка, дитя века, вплыла в Лизаветину комнату горделиво и медленно, словно римская галера, входящая в гавань давно покоренного италийского городка.

Сегодня утром Лизавета и Лана Верейская долго перебирали подготовленные корреспондентами и службой информации темы. Горячая пора, за каждой темой и каждым сюжетом – выборы, выборы и еще раз выборы.

Забастовка учителей – с призывом к кандидатам в президенты. Круглый стол, посвященный налогообложению, – с советами, адресованными потенциальному президенту. Медицинский форум – та же история, плюс просьбы всяческих даров и пожертвований больницам, детсадам и богадельням. Все культурные мероприятия, выставки, концерты и спектакли – почти без исключений – организованы теми или иными политическими движениями. Даже крутой, лохматый и бородатый авангард, устроители хеппенингов и перформансов, развешивали утюги на Дворцовой площади или гудели пожарными сиренами на Алексеевском равелине Петропавловской крепости не просто так, а за «своих» претендентов, выбираемых по принципу наименьшего рейтинга.

«Петербургским новостям», в соответствии с распоряжением вышестоящего начальства, было строго-настрого заказано в той или иной форме участвовать в предвыборной агитации и пропаганде. Как на президентских выборах, так и на довыборах в Думу. Между тем все запланированные события, кроме автотранспортных происшествий, ограблений и убийств, были патентованно предвыборными.

Лана Верейская крутила листки со списком репортажей, возмущалась и думала, чем заполнять эфир. Лизавета стояла рядом и думала о том же. Вот они вместе и сочинили сюжет для Лидочки и юного практиканта Мишеньки.

Их отправили проехаться по местным предвыборным штабам кандидатов. «Посмотрите, чем занимаются, спросите, как настроение, узнайте, о чем думают», – напутствовала корреспондентов Лана Верейская, а Лизавета вручила посланцам адреса предвыборных штабов и список вопросов.

Первым вернулся юный честолюбивый практикант. Он самоуверенно заявил, что все в порядке, и теперь, получив по полной программе от выпускающего редактора, переделывал уже третий вариант текста. Лана Верейская строга, у нее не пошалишь, не проскочишь на арапа с несогласованными подлежащими и сказуемыми и с путаницей в падежах.

Наконец явилась Лидочка, которую Светлана Владимировна уже начала ругать предвыборной маркитанткой, увязавшейся за президентским штабным обозом.

– Нет, это невозможно, они все какие-то странные и глупые. – Лидочка бросила сумочку в гостевое кресло и расстегнула куртку из красного искусственного меха. Куртка не имела никакого отношения к борьбе «зеленых» за гуманное отношение к братьям меньшим, просто Лидочка любила все яркое и броское. – Ну объясни, как можно писать о всякой дури! – Она по-балетному всплеснула руками и грузно плюхнулась рядом с сумочкой.

– Что невозможно? – Лизавета повернулась к раскинувшейся на диване, словно примадонна, журналистке и приготовилась долго и безуспешно растолковывать не любящей «всякую дурь» акулке пера, что профессия, которую она выбрала, предполагает умение писать обо всем, что происходит, – об утратах и свершениях, о подвигах и подлостях, о преступлениях и о научных открытиях, в том числе и о «дури». Но Лидочка не дала ей и рта раскрыть.

– Нет, ты сама посуди, приезжаем к этому… к варягу… – Варягом в телевизионных кругах называли того кандидата, который, не пройдя в Думу, решил в отместку стать президентом. – Там у него пресс-секретарь, шустрый такой, тут же ко мне подбегает и сует кассету: «Здесь программное заявление нашего кандидата, вы должны дать!» – Обычно медленно говорящая Лидочка очень правдоподобно изобразила скороговорку пресс-чиновника. – На самом деле я ему ничего не должна. К тому же нам вообще запретили включать агитацию в программу. – Лидочка сложила губы трубочкой, как для поцелуя, и чертыхнулась: – Черт побери, почему они нас всех за обслуживающий персонал держат?

Но и на этот вопрос Лизавета не успела ответить, Лидочка опять погрузилась в воспоминания о дне минувшем:

– Они заявили, что их шансы на победу – самые предпочтительные… Интересно, кто это их предпочитает? А потом этот… Радостный… он вообще какую-то чушь лепетал. – Словечко «лепетал», явно не из Лидочкиного словаря, свидетельствовало, что она не без пользы путешествовала от штаба к штабу. – Он мне сказал, что продвигают своего кандидата, как товар, и работают по законам рынка. Так прямо и заявил.

Лизавета поняла, что девушка принципиально не читает газет, перенасыщенных спорами о том, насколько правомерно продавать политика, как маргарин или жвачку в красивой упаковке, и с элементами лотереи. Ведь, в сущности, политики и их предвыборные обещания очень напоминают лотерею – купил политика и надеешься: авось да выполнит, что обещал. Есть и выигравшие.

Советовать что-либо было явно лишним, Лизавета ограничилась банальным:

– Так обо всем этом и напиши. А что по картинке?

– По картинке все нормально. Этот Радостный, с чубчиком, весь худой и скользкий. – Лидочка всегда отличалась чисто детской наблюдательностью и непосредственностью. – А говорит, как Портос: «Мы победим, потому что мы победим».

– Так и пиши… – Лизавета не выдержала и рассмеялась.

– И про Портоса можно?

– Можно, почему нет!

– Ладно, тогда у меня получится минутки две.

Лидочка встала, запахнула куртку, взяла сумочку и поплыла в сторону двери.

Лизавета хотела было попросить юную деву поторопиться – до вечернего эфира всего час, но воздержалась, просьба могла ее травмировать, тогда сюжета и к ночному эфиру не дождешься.

В дверях Лидочка нос к носу столкнулась с Маневичем.

– Привет! Я у тебя хотела спросить…

Саша, неизменно трепетно относящийся к дамам, Лидочку тем не менее недолюбливал. С его точки зрения, плавную, округлую, склонную к созерцательности деву следовало как можно скорее выдать замуж, а не мучить всякими съемками и репортажами. «Пусть сидит у мужа на диване, как болонка, а не в нашей монтажной. Его жизнь она способна украсить, нашу – только осложняет». Эта тирада Маневича дошла до Лидочкиных ушей. Она страшно обиделась и с тех пор все время твердила о сексизме Маневича, о том, что репортер дискриминирует ее по половому признаку и что в Америке за свой сексизм он вылетел бы с работы. «Я ее не дискриминирую, а спасаю по половому признаку! – возмущался Маневич. – В Америке, если бы ее не взяли замуж, она умерла бы с голоду. Там не бывает телерепортеров, которые один минутный сюжет монтируют по полтора часа, доводя видеоинженеров до болезни Паркинсона».

– У тебя на вопрос ровно три секунды. Я тороплюсь. – Саша попытался протиснуться в двери мимо Лидочки, но был схвачен за ворот куртки.

– Постой, это ты снимал охранное агентство «Буцефал»?

– Ну, я… Только давно, год назад… А в чем дело?

– Ничего, просто там штаб этого Зеленцова, который тоже в президенты… Он тебя вспоминал…

– А-а-а… Ты об этом хотела спросить?

– Нет, о другом. А о чем – забыла, – простодушно призналась Лидочка.

– Когда вспомнишь, заходи! – Саша все-таки проник в Лизаветин кабинет и даже умудрился закрыть дверь. – Пойдем… Мне надо кое-что тебе показать!

Лизавета немедленно сделала строгое лицо.

– Не могу. До эфира всего ничего, а у меня два комментария не готовы.

– Глупости! До эфира час, а ты пишешь комментарий за пять минут. Идем. Это действительно важно.

– Объясни, в чем дело!

– Не могу. Ты должна сама увидеть. Кажется, я понял, кто и почему отравил Савву.

– Мы же договорились: об отравлениях, слежке и прочих… чудесах, – Лизавета чуть не сказала «глупостях», – говорим, только если я не занята на эфире.

– Да помню, помню я. Ты просто посмотри. А говорить будем потом, после…

Лизавета поняла, что легче пойти и посмотреть, чем спорить с настырным коллегой, который час назад отобрал у нее кассеты, снятые Саввой в школе телохранителей.

Вчера они долго крутили всевозможные версии, но толком ничего не придумали. Саша отправился домой со словами «утро вечера мудреней».

Утром Лизавета, спешившая на работу, наотрез отказалась снова идти к Савве и к избитому политическому психологу. Так что Саша отправился в вояж по больницам в одиночестве. А вечером появился и изъял Саввины кассеты.

– Вот, только смотри очень внимательно… – Саша усадил Лизавету в смотровом закутке и защелкал кнопками – монитор, плейер, динамик.

На экране возникло лицо хозяина школы телохранителей «Роланд», решительное и высокомерное.

«…Да, сейчас многие криминальные, преступные группировки прикрываются лицензиями на охранную и детективную деятельность. Это осложняет работу тех, кто стремится работать честно. Но ведь отравиться можно и лекарством! Это же не означает, что следует позакрывать фармацевтические фабрики. Пена может появится на любом, самом благородном деле!»

Андрей Викторович самодовольно усмехнулся. Его немедленно перебил журналист. Послышался голос Саввы:

«Это, конечно, так. Но, по данным лицензионного комитета мэрии и регионального управления по борьбе с организованной преступностью, почти восемьдесят процентов сыскных и охранных фирм – это просто-напросто банды… Если бы четыре пятых аптек торговали наркотиками, проще было бы закрыть аптеки!»

Хозяин школы ответил жестко:

«Милиция тоже занимается предоставлением охранных услуг. Разве вы никогда не слышали о милицейской „крыше“? Так, может, они просто хотят устранить конкурентов? Я согласен, что лицензии следует выдавать очень осторожно, что необходим жесточайший контроль за деятельностью таких фирм и бюро, но запретить! Нонсенс! Особенно теперь. В России продолжаются реформы, появляется все больше богатых людей, которые нуждаются в наших услугах. Запретить легальный охранный бизнес – значит загнать его в подполье. Это и сработает на руку преступникам!»

Андрей Викторович говорил сладко, гладко и чересчур пафосно. Лизавета посмотрела на часы и сказала:

– Я знаю, что Савва готовил спецрепортаж о частных детективных агентствах. И представляю круг проблем, которые он собирался затронуть. Мы даже вместе ходили в эту школу с глумливым названием «Роланд».

– Смотри. – Саша чуть не силком заставил Лизавету посмотреть на экран.

Интервью кончилось. Теперь Савва, точнее, оператор набирал видео. Панорама по фасаду школы, по тому залу, в котором Андрей Викторович давал интервью. Зал Лизавета узнала сразу – там боролись ученики школы, которых показали им с Саввой. На этот раз в зале было значительно больше народу, несколько пар стояли на татами, остальные сидели вдоль стен на низеньких скамейках. Далее шли съемки с экрана телевизора – тот самый эффектный ролик, что показывал им Андрей Викторович. Потом опять оригинальные съемки – Савву и оператора провели в тренажерный зал, забитый сложными аппаратами, помогающими превращать мускулы в каменные бугры под кожей…

– Я почти все это видела…

– Смотри и молчи! – рявкнул обычно вежливый Саша. – Вот сейчас!

В тренажерном зале тоже занимались курсанты школы телохранителей: кто лежал на полу под штангой, перемещающейся по стойкам, снабженным датчиками, кто крутил педали велотренажера, кто мощно взмахивал тяжеленными веслами… Крупно лица тренирующихся – оскаленные, искаженные нагрузками лица…

– Смотри! – опять зарычал Саша и щелкнул кнопкой.

– Что? Что смотреть?

На установленном для репортерских отсмотров плейере стоп-кадра не было, была только так называемая «пауза», как на бытовом видео. Кадр замирает, но посреди экрана повисает серая полоса, качество изображения посредственное.

– Он тебе никого не напоминает?

– Мужик и мужик, накачанный… Лицо стандартное… – Лизавета никак не могла понять, чего добивается Маневич.

– Ты повнимательней посмотри!

– Староват он, пожалуй, для курсанта и для получения новой профессии телохранителя… Лет пятьдесят, не меньше.

– Ну!

– Полный… – Лизавета, несколько ошарашенная Сашиными страстью и азартом, снова пригляделась к неизвестному, замершему в попытке выжать вес. Полупрофиль, короткая стрижка, высокий лоб, длинный прямой нос с высокой переносицей, прямые, заваленные к вискам брови, прямой же рот с тонкими губами. Но лицо действительно будто бы знакомое.

– У меня не очень хорошая память на лица, – пробормотала Лизавета, – Я его где-то видела?

– Не совсем…

– Черт, знакомая физиономия…

– Давай еще раз. – Саша отмотал пленку чуть назад.

На экране опять появился человек под штангой, потом он же крупным планом – вспотевший от усилий лоб, сжатые челюсти, закушенные тонкие губы…

– Он похож на помощника исполняющего обязанности!

– Умница! Ах, Боже, что же ты за умница! – Саша стащил Лизавету со стула и закружил в победном танце.

Она сопротивлялась, тогда он отпустил ее и закончил пляску в одиночестве. Задохнулся и опустился прямо на пол рядом со стулом, на котором сидела Лизавета. Саша вполне мог давать уроки исполнения джиги в платяном шкафу.

– Я просто хотел проверить себя… Этот человек при помощи парика и минимального грима элементарно превращается в первого помощника главного претендента.

– Наверное… И Калерия Матвеевна говорила про высокого крепкого человека с длинным прямым носом…

– Вот, вот. Тут вообще многое сходится – и портретный грим, и копирование жестов…

– И школа двойников. Только зачем?

– Я и сам не знаю, – лучезарно улыбнулся Саша. – Конечно, есть кое-какие соображения… Но о них потом.

– Почему потом?

– Потому что ты забыла об эфире, до которого уже не час, а полчаса! – не преминул отыграться Саша.

Лизавету как ветром сдуло: два комментария – это все же два комментария. А получаса явно недостаточно для того, чтобы просмотреть и распечатать последние сообщения агентств, преобразовать их в короткий, внятный текст, попудрить носик, поправить блузку и добежать до студии.

В соответствии с техническим распорядком ведущий должен приходить в студию за десять минут до начала программы – чтобы техники сумели отстроить картинку, осветители поправили свет, а оператор поработал над композицией кадра. За десять минут студию по правилам техбезопасности следует запереть, во избежание досадных случайностей и непрошеных гостей в прямом эфире.

– Лидочка только пошла на монтаж, – крикнула Верейская, заметив пробегающую мимо Лизавету.

– Еще полчаса, она должна успеть, Светлана Владимировна!

За десять минут до эфира Лизавета протянула администратору последний отпечатанный комментарий. Его еще следует размножить. Для каждого эфира нужно минимум пять экземпляров – для режиссера, двух монтажеров, звуковика и администратора, сидящего на суфлере.

За семь минут до эфира Лизавета закончила возню с макияжем – мазнула по щекам и носу пуховкой, подкрасила узенькой кисточкой губы, расправила на плечах заранее уложенные волосы. Потом критически посмотрела на свое отражение и попробовала улыбнуться, стряхнуть суету и беготню.

За пять минут до эфира она вошла в комнату выпускающего, чтобы выслушать предэфирные советы и напутствия.

– Давай быстрее в студию. Режиссер уже волнуется… и вот что… Лидочка пока монтирует, там у них какой-то затык. А по верстке она должна идти сразу после сюжета Миши из других штабов. Там тебе придется выйти и что-нибудь сказать…

– Что-нибудь предвыборное, – заблестела глазами Лизавета. – Тех, кто собирается голосовать за исполняющего обязанности, с нетерпением ждут на всех избирательных участках, остальных просят не беспокоиться!

– Ты мне пошути! – прикрикнула на расшалившуюся ведущую Лана Верейская. – Марш в студию и договорись с режиссером, что скажешь в паузе!

– Есть. – Лизавета поднесла руку к виску и попробовала по-военному четко повернуться кругом, но зашаталась на каблуках.

Вообще-то она не любила каблуки, шпильки и прочие архитектурные излишества, мешающие быстро бежать по жизненной дороге. Но иногда надевала – если «к костюму» – и туфли на каблуках, и шляпки.

В эту пятницу она оделась для эфира подчеркнуто строго и элегантно, в костюм ее любимого старорозового цвета – довольно широкие лацканы короткого пиджака, четкая линия плеч, глубокие вытачки на талии и узенькая короткая юбка. Сие творение французских портных, безусловно, требовало соответствующей обуви и прочих аксессуаров. Лизавета выбрала черные неуловимо модные туфли – каблук прямой и широкий, но без современного перебора, носок квадратный, но по форме лишь отдаленно напоминающий ботинки морского пехотинца, а из украшений – серебряные, довольно тяжелые серьги и тоненькую цепочку.

– Ты со своими игрушками опоздаешь… Иди с Богом, все будет в порядке!

Словами «Все будет в порядке, с Богом!» Лана Верейская провожала в эфир всех ведущих.

Когда Лизавета вошла в студию, часы на студийном мониторе показывали 19 часов 29 минут. Оператор, уже начавший нервничать, тут же щелкнул замком на тяжелых дубовых дверях.

– Цепляй микрофон! – недовольным голосом распорядился звукорежиссер.

За минуту опытный ведущий вполне может прикрепить к вороту петличку с микрофоном, поставить на приставной столик стакан с водой и даже разложить, как надо, микрофонную папку.

– Раз, раз, здравствуйте, сегодня пятница, третье марта…

– Готово, – еще более сварливо откликнулся звуковик, – через десять секунд в эфире.

На мониторе замелькали цифры ракорда, пошла «шапка» «Новостей». Лизавета, словно кобылка, заслышавшая далекое призывное ржание, выпрямилась, смахнула с лица обыденность и начала программу:

– Здравствуйте, сегодня пятница, третье марта, вы смотрите «Петербургские новости». Сегодня в нашей программе…

Пошел анонс. Сорок секунд передышки, за эти сорок секунд она успела поговорить с режиссером. Выяснилось, что Лидочка сюжет принесла, но вписать отбивку они не успели.

– Сначала выдавай сюжет Миши, – потребовала Лизавета, – а к Лидочке я подведу стандартно: «Также корреспондент „Петербургских новостей“ побывал…»

Передышка кончилась.

– Избирательная кампания набирает темп. Сегодня наши корреспонденты объехали предвыборные штабы всех кандидатов.

Лизавета улыбнулась, представляя репортаж честолюбивого практиканта Мишеньки, и принялась смотреть его вполглаза.

Под конец Мишенька приберег вкусненькое, или, на газетном языке, «жареное». Последним шел рассказ о работе предвыборного штаба одного из московских претендентов. Мишенька дисциплинированно показал номер в отеле, увешанный плакатами и портретами кандидата. Руководитель штаба ответил на дежурный вопрос насчет финансирования кампании. А потом Мишенька наивно так спросил:

– А кто на вас работает и сколько они получают?

– Добровольцы, – рубанул начштаба, – только добровольцы. У нашего кандидата даже охраны не было. Но когда он зарегистрировался как кандидат, появились люди, которые стали его охранять.

– Тоже на добровольных началах? – уточнил практикант.

– Тоже. Раньше охраны не было, – повторил штабист. – Но, видимо, люди решили, что его надо охранять!

Оператор умудрился заснять в штабе несколько колоритных плечистых ребятишек. Скорее всего, боевых охранников кандидата. Так что финал у Мишенькиного сюжета получился эффектный.

Лизавета сразу вспомнила двойника президентского помощника. У нее тоже появились кое-какие соображения, которыми можно поделиться с Сашей Маневичем. Но сейчас не время, она опять повернулась на камеру:

– Наш корреспондент Лидия Махнова расскажет о том, что происходит в центрах поддержки остальных кандидатов…

И так далее, по привычной колее.

– Газета «Петербургские ведомости» приглашает политологов, социологов, астрологов и прорицателей, а также просто любителей предсказаний принять участие в конкурсе прогнозов. Все желающие могут представить свои варианты итогов президентских выборов – определить количество голосов, которые получат кандидаты. Этот конкурс, точнее, его итоги, должен заинтересовать политиков, у них есть шанс выяснить, какие предсказания эффективнее – научные или паранормальные.

Это было последнее сообщение вечернего выпуска «Новостей». Всего доброго и до встречи в ночных телевизионных «Новостях».

Лизавета улыбнулась на прощанье, щелкнула микрофонной папкой и помчалась в редакцию искать Маневича.

Корреспондент Маневич действительно скрывался в редакционном архиве. Лизавета легко отыскала его среди полок с кассетами. Саша одной рукой придерживал солидную стопку кассет, а другой – пытался снять с верхней полки еще одну коробку.

– Давай помогу. Какой номер тебе нужен?

– Бета семьсот сорок семь…

Лизавета глянула на корешок пластиковой коробки.

– Владимир Вольфович в Петербурге… – Потом посмотрела, что написано на тех кассетах, которые держал Саша. – Визит Явлинского… Зачем тебе это? Ты что, фильм затеял – «Петербург как фактор борьбы за президентское кресло»?

– Не совсем. Просто хочу кое-что проверить…

– Ты выпуска не видел? Там практикант сюжетик сделал. Из предвыборного штаба московского претендента. У него, видите ли, телохранители появились сами по себе, как блохи у моего Маcона, когда он на даче загуливает. Я вот что подумала, в свете этого сходства мужика из «Роланда» с помощником и. о. Мы ведь обнаружили двойника главного помощника. А помощников-то – много. Вдруг остальные курсанты школы их тоже «дублируют»? Помощники – великая сила. Те, кто приближены к телу, приближены и к власти. Не к формальной, а к реальной власти.

– Я тоже об этом думал. – Саша поставил стопку кассет на стол и начал их сортировать. – Но не совсем чтобы о власти. Помощник – он ведь хозяина и пристукнуть может. Так или нет?

– Ты думаешь? – искренне ужаснулась Лизавета.

– Я еще ничего не думаю. Просто хочу кое-что проверить…

Саша пересчитал коробки с кассетами и внимательно посмотрел на Лизавету:

– Давай договоримся вот как: я посмотрю, прикину, насколько основательны мои подозрения, а после ночного выпуска потолкуем.

– Хорошо.

Они вместе вышли из архива. В коридоре никого – тишина и покой.

– Пойду выдерну Лану, – сказала Лизавета. – Надо верстаться…