Шлепок гнева

Глава 2 Монастырь без устава

Новизна для пожившего вампира — штука не хуже наркотика. То, что случается в первый раз, то, что еще никогда не переживал и не чувствовал. Нет, это вовсе не про наркотики, с возрастом учишься ценить мир… тоньше и острее. Ты запоминаешь момент, добавляешь его в свою обширную коллекцию, лелеешь и дорожишь. Из таких особенных, ярких моментов, и строится твое желание жить дальше, больше и лучше.

Вот, к примеру, заложники. Брал ли Конрад Арвистер заложников? Пф, конечно, брал! А если, скажем, принцесс в качестве заложников? Он ответит, что чаще всего. Куда интереснее брать в заложники конюха, по которому сохнет принцесса, но и это уже было. Про мелочи становления заложником самому так вообще молчу. Баян, как говорит часть моей памяти, ранее мне не принадлежавшей. Баянище!

Зато, вот, к примеру, спрятаться в туше носорога от ищущего тебя демона — это да, это уже его величество момент, господа, это уже деликатес! Причем, разумеется, тушу нельзя повреждать снаружи, демоны редко бывают идиотами, сразу заподозрит! Взобраться на Эверест? Даже не смешно. Плавали, знаем. Скинуть кого-нибудь с Эвереста? Уже интереснее. За тем, кстати, и залезал чаще всего. И так всю жизнь, всю долгую интересную жизнь. Ты ищешь интересное, ты стремишься к нему, ты алчешь пополнить коллекцию.

В этот раз мне повезло наткнуться на нечто совершенно необыкновенное!

— Неплохо ты устроилась, — покивал я, озираясь.

— А то, — лежащая пузом вниз на алтаре монашка легкомысленно качала одной согнутой в колене ногой, — Но… в жопу.

— Это да, — согласился я, — Так попасть даже нарочно не попадешь.

У смертных часто случаются перекосы в психике. Не самый стабильный народец, что и говорить. Один из самых распространенных случаев — это потребность в вере… нет, неправильно сказал. Потребность в надежде и покровителе. В психотерапии, проще говоря, так как смертный не справляется. Не вывозит свою короткую трудную жизнь. Смысл в ней ищет, защиты, справедливости, денег и молодых шлюх забесплатно. И чтоб они без венерических были! Не находит и, конечно же, огорчается. Потому и идёт к богу.

Заинтересовавшая меня монашка была именно такой. Виолика Радиган, редкостно красивая полуэльфийская барышня с мамой, но без папы. Тот, как и большинство эльфов-осеменителей-человечек, остался проживать в Магнум Мундусе. Ну так вот, большинство таких историй одинаково начинаются и одинаково заканчиваются — симпатичная полуэльфийка взрослеет, едет в столицу Срединных Миров, проводит там несколько веселых лет, зарабатывая и развлекаясь, а затем возвращается в Омниполис. Часто с ребенком, потому как за совсем уж незащищенный секс эльфы платят куда лучше, да еще и накинуть могут (ну очень нехило), если вдруг их игрушка залетит. В общем, идёт по стопам мамули, уже смотавшейся за тем же самым в тот же край. Семейное дело.

Здесь всё пошло иначе. Мамаше Виолики заплатили пост ребенкум столько, что у неё получилось даже своей детишкой заниматься лично, а не оставлять на волю улиц и школы, что, может быть, зря, потому что у бывшей шлюхи для эльфов педагогического таланта не было от слова «совсем». В результате Виолика выросла красивой, но пришибленной. А еще, к тому же, девственницей.

— Не пришибленной, а под влиянием мамы! — недовольно поправила меня продолжающая осквернять алтарь монашка.

Ну… да. Когда Виолика уже созрела как та ягодка, её маман неожиданно пропадает с концами, а на столе в спальне родительницы девушка обнаруживает книгу. Да не простую, а по магии смерти.

Некромантический гримуар. Проклятый, конечно, как и полагается каждому приличному гримуару. Это ж вам не брошюрка о здоровом питании в туалете, а личная книга мага, его инструмент, дневник, а часто — еще и лучший друг. Единственный.

Узнает она об этом слишком поздно, когда уже и мертвых видит, и кошмары мучают, и сопли что-то зачастили… Не суть. Главное, что наша новоявленная сиротка решает воспользоваться старым как мир методом решения таких проблем — постричься в монахини. Ага. Здесь, в Омниполисе.

— Сука! — грубо выругалась невеста божья, возлегающая жопой вверх на алтаре.

Пришла она за этим в протестантскую церковь. Вот прямо сюда. Здесь её, конечно, встретил святой отец. Невинного, замученного жизненными неурядицами ягненка. Ничего не знающего ни о религии, ни о… ну вообще ни о чем. Очень сексуального, надо сказать, ягненка.

— %№«;»;«;»!!! — сочно выматерилась на гоблинфолке Виолика, сплевывая на пол.

Видимо, вспомнила что-то не то.

Ну, в принципе всё было «не тем». Местный пастор просто отнял у Виолики её книгу, запер в надежный сейф, а затем, «посвятив» ту в божьи невесты, принялся проникать в неё по вечерам святым духом, да еще и причащать днем плотью, отнюдь, правда, не христовой. Виолика страдала телесно и духовно, потому как призрачные мертвецы никуда от неё особо не девались и продолжали давить на нервы. Подглядывать во время причащений и давать советы.

— Не очень телесно-то, — хрипло поделилась со мной монашка, витая в воспоминаниях, — Ничего-то он особо не делал. Трахал только. В пихательные и дыхательные. По-другому тоже. По-всякому, короче. Козёл.

Лечение, разумеется, не помогло. Ну, траханьем.

— Вообще-то, отличный священник, — оторвался я от декламации, — Тебе сколько уже? Выглядишь на двадцать три.

— Двадцать! — кисло ответили мне, — Скажешь, что «давно пора», тоже козлом будешь!

— Ну вот, а священникам обычно надо бы чуть помоложе, лет на десять… — покивал я.

Дальше все превращается в обычную омниполисскую бытовуху. Есть страдалица, есть не выпускающий её и запугивающий половой маньяк, есть скромная церковная библиотека, в которой полуэльфийка находит ритуал призыва низшего демона (демоницы), с которым и заключает контракт. Чтобы он её, значит, кошмаров лишил, а грязного гадкого пастора и его противный хер — убрал куда подальше, ибо видеть она их больше не может. Демон это с удовольствием выполнил, банально заорав на несчастного мужика и попучив на него загоревшиеся красным глазки. Пастор ссыкнул, ломанулся к себе в комнату, выгреб все ценное, и утёк в неизвестном направлении. Ровно то, что хотела Виолика. Ну а мучиться при виде призраков она тоже прекратила, потому что демоница пинком под зад вытолкнула её (точнее, уже свою) душу из тела, а сама заселилась внутрь. Правда, не совсем удачно.

— Так и живу, — вздохнула одержимая монашка.

Бытовуха? Ну, нечастая, потому как мы с призывами низшей демонятины боролись, боремся и будем бороться. С клопами тоже. Но суть не в этом, а в том, что из-за каких-то перекосов в магии призраки мертвецов перестали быть совсем уж призраками, и теперь дружно, всей толпой, ограничивают нашу обновленную Виолику в церкви. И вынуждают носить наряд монахини.

— Видимо, какие-то условия ритуалов взаимно наложились, — грустно добавила страдалица, — Так-то эти дохляки ребята неплохие, им самим это всё не нравится, но сил хватило только чтобы меня на денек выпустить. Теперь крутятся вокруг, морды бессмысленные, ни поговорить, ни на хер послать.

— А пастор в панике упёр книжку, на которую теперь вся твоя надежда о свободе от мертвецов. И из церкви, — подытожил я.

— Ага, — пожала плечиками одержимая, — Найди, а? Мне бы только освободиться, а потом забирай её себе. Все равно мне больше нечем отплатить. Ну, кроме анала.

— Да что ты к нему привязалась⁈ — возмутился я.

— Это не я, — отперлась монашка, — Это он Виолике понравился, вот и привязалось.

— А говоришь страдала.

— Ну потом-то да, а во время того самого чёт не очень, — уточнила новоявленная невеста христова, махом лишая злодейского пастыря большей части его злодейского и маньячного образа.

Вот что значит «плохое воспитание». А могла бы пойти по стопам матери. Я всегда говорил, что деньги — зло!

Некромантический гримуар. Крайне погано конвертируется в талеры, но представляет из себя немалую ценность. В общем, есть реальный стимул заняться поисками, благо что представлять из себя какую-то особую сложность они не могут в принципе. Пасторы в Срединных мирах товар штучный и куда более специфичный, чем гримуары по магии смерти. Приличный разумный одержимого бы убил или изгнал, просто шоб було, но у меня в этом вопросе своя, очень принципиальная позиция. Демоница ничего плохого не сделала, у неё, можно сказать, производственная травма. Кроме этого, она держательница тела, на которое может оказаться завязан гримуар.

— Не надо меня убивать! — всполошилась монашка, — Я к тебе сама пришла!

Заодно пробухав все деньги.

— Не ты первая, не ты последняя, — отмахнулся я, — Расслабься, не буду. Не поручусь, правда, за тех, кто тебя тут спалить может, так что думаю, что тебе придётся поднапрячься с маскировкой.

— Мне еще и есть надо. И пить, — испугалась Виолика, — А как деньги зарабатывать? Я отсюда выйти не смогу!

— Думаю, у тебя только один выход, — я указал на алтарь, — Неси слово божье. Чем лучше понесешь, тем больше пожертвований оставят. А номер курьерской службы я тебе сейчас нарисую…

— Работать⁈ — ужаснулась побледневшая как смерть монахиня.

Ах да, демоны ненавидят работать.

— Именно так, Виолика. Работать. И не аналом. Не забывай, убежавший пастор может на тебя натравить охотников за демонами. Те всегда проводят тщательное расследование перед вызовом полиции и изгнанием демона.

— Козёл!

— Потом поругаешься. Давай-ка присядем и ты мне расскажешь всё о своем аналолюбивом пасторе. Тьфу ты, привязалось…

Вот так некий вампир по имени Конрад Арвистер и соблазнил первого своего демона проводить богослужения в протестантской церквушке для разных духовных извращенцев. За темномагическую книгу о запретном волшебстве, конечно. Теперь понимаете, что именно коллекционируют долгоживущие?

Ну, демон был не первый, и даже не мой, но как прозвучало!

На крыльце родного дома сидел Шеггард Скорчвуд, курящий что-то невыразимо противное с отчетливым запахом горелой мяты. Рядом с ним стояла татуированная орчанка, вроде бы Палея, если судить по цвету её ирокеза, и клеила полутролля со страшной силой. Тот вовсю разыгрывал из себя дружелюбное наивное дерево, да еще так талантливо, что бедная официантка ангельского кафе почти пыхтела от усердия, стараясь продемонстрировать зеленому лысому богатырю максимум из возможного, не опускаясь до прилюдного раздевания. При виде откровенно скалящегося меня, подходящего к дому, девушка злобно фыркнула и удалилась, качая бедрами изо всех сил.

— Шегги, ну что ж ты так… — с сожалением проводил я взглядом молодую орочью жопу.

— Конрад, ты же сам меня учил, — спокойно пробормотал здоровяк, обдавая меня зловонием из своей трубки, — «Не гадь там, где спишь». Замутить с одной из них — это как замутить со всеми. А я четверых не вывезу. Ни тебе, ни нам эта драма под боком не нужна. Лучше поднакоплю еще на бордель. На гоблинский.

Хоть просто стой рядом с ним и вытирай себе слезы умиления. Каким мудрым вырос мой мальчик!

В самом доме были тишь и гладь, но благодати не было. Похоже, прямо перед моим приходом окончился полуфинал по нардам и вовсю шло месилово за титул чемпиона. Выбывшие из участия игроки обиженно дули чай, язвительно перемывая кости финалистам, а те, не обращая на лузеров ни малейшего внимания, яростно рубились за первое место. Как можно было легко предположить, выбывшими были Анника и Алиса, а продолжающими игру — Оппенгеймер и Хуммельсдорф.

— Победит Лялечка! — мстительно объявил я, зажигая звезды злорадства в глазах девушек и заставляя котов начать паниковать не на шутку. Ну да, год назад я им предложил самим выбрать, кого из них будут звать Лялечкой. Потом смилостивился, и таким образом у нас появился Оппенгеймер вместо Лялечки, но старый страх остался с пушистыми негодяями.

Открыть вам секрет? Я понятия не имею, кого из котов как зовут. Один черный, второй серый, оба здоровые и жрут много. Меня полностью устраивает то, что они ведут себя как коты, несмотря на то что достались мне от дохлой ведьмы, которую я в глаза не видел. Что? Игра в нарды? Протирка полов и подоконников? Ну значит, что у меня хорошие коты, вот и всё.

Быстренько разогрев себе перекус в виде порезанной фигни из холодильника, залитой на сковородке яйцами, я шлепнулся спать.

Детектив из меня не очень. Во-первых, как утверждают стереотипы, детектив должен быть бывшим полицейским, эдаким профессионалом, оказавшимся не у дел, но сохранившим принципы и хватку. Бедным, почти нищим, но очень принципиальным. Мужественным, но глубоко внутри очень ранимым. Одиноким, конечно же, но не ходящим по борделям из-за бедности и принципиальности.

Увы, это все не ко мне.

— Конрад, мы хотим извиниться! — хоровой и выверенно робкий писк под дверью отвлек меня от высоких раздумий.

— Если бы хотели, мне бы не пришлось самому себе жарить яичницу! — сурово, но очень справедливо высказался я, — Бездельницы!

Так и живем.

— Мы не умеем готовить! — возрыдали под дверью суровую правду нашего общежития.

— Так идите и учитесь! — направил я заблудших туда, где им самое место после всех этих авантюр с газировкой.

— У нас денег на продукты нет! — пискнула самая мелкая из негодяек. Да еще и обиженно так.

Сучка.

— Так идите и заработайте! — послал во второй раз нахалок.

— Ты меня из дому не выпускаешь, — злобно пробурчала Алиса, — Тиран!

— У тебя деньги есть, — резонно заявил я, — Ты сиди. Пусть мелкая чешет. Говорят, что труд облагораживает. Ей это нужно.

— Гад! — пищит госпожа Скорчвуд и, судя по всему, стремительно удаляется.

— Злодей. Диктатор, — мрачно роняет Алиса и тоже утопывает в даль.

Вот прямо так её и держу в подвале, чтобы работала на благо нашего города, ага. Сама не вылезает, задротка. Хлебом не корми, дай с гоблинами в игрушку порубиться. Обожрется кофе и всю ночь их метелит в какую-нибудь стрелялку, а мне на следующий день Старри звонит и орёт, что у них весь департамент квелый.

Звонок на домашний телефон добил остатки желания сидеть и плевать в потолок. Женщины — они как дети. Ты с них пылинки сдуваешь, не бьешь, не сажаешь в тюрьму, не требуешь долга, а только проводишь легкие воспитательные меры. Они же потом на тебя обижаются, мол, черствый ты и вообще гад. Я поражаюсь разумным, которые заводят дома женщину, выдавая ей еще и права на половину имущества и заработка!

— Алло? — вежливо сообщил я в телефонную трубку.

— Арвистер! — тут же крякнуло оттуда сварливым голосом старого орка, — Ты занят⁈

— Да, как и всегда, — хмыкнул я.

— Слышь, сходи и проверь Гарру, а? Он с утра на звонки не отвечает, — тут же обнаглел орк.

— Это твоя собака, Зого. Ты ей год занимался.

— Засунь свои расистские выпады себе куда поглубже, упырь! Сходи проверь! Это же ваше прикрытие!

— Говно это наше прикрытие. И ты это знаешь.

— Конрад!

Досадливо цыкнув зубом, я бросил трубку. Джарред Гарру, волчер, пропихнутый моим бывшим напарником в Управление, был… ну… волчером. Неумным, несообразительным, недисциплинированным куском волчьего меха, в который были завернут тестостерон и самомнение. Мы договорились с Эльмдингером, что старый орк за полгода сделает из этой прямоходящей собаки нечто путное, но наш пенсионер явно отработал спустя рукава.

Хотя, что я могу знать? Я Джарреда уже месяца четыре не видел. Может быть, его там напарник убил?

Пройти нашу Малиновую, не улицу, а просто тупик какой-то, труда не составило. Наблюдатели сидели в доме напротив моего и считались, в принципе, группой скорого реагирования, хотя на самом деле давно уже работали сигнальными смертниками. В смысле, они должны подрываться, когда у меня сработает сигналка, а я им сюда забабахал свою, чтобы подрываться, когда группу в очередной раз убьют. Ну а что? Одну уже убили. Морда Гарру, когда он услышал это мое объяснение, была неповторима.

Впрочем, морда напарника волчера, полугнома средних лет, небритого и злого, сейчас тоже была хоть на конкурс вывешивай. И было от чего. В доме, где должны тихо и скромно сидеть два вооруженных и опасных представителя Управы, сейчас вовсю пасло кровью рэтчеда и бухлом.

— Вы тут совсем берега попутали, гаврики? — с ходу наехал я на полугнома, несмотря на то что тот был трезвым и недобрым.

— Арвистер… и без тебя тошно, — фыркнул, убираясь с прохода, оперативник, — Эта тварь с утра лакает как не в себя. Из последних сил держусь.

Гарру валялся на диване в полностью невменяемом состоянии. Пасть волкочеловека была безвольно раскрыта, длинный розовый язык свешивался из неё, с него капала слюна, уже набравшаяся на целую лужицу на полу. Зрелище было отвратительным.

У всех трех рас-регенераторов сложности с употреблением алкоголя. Мы, вампиры, просто замедляем свои регенеративные процессы, а затем, нажравшись, отпускаем контроль, восстанавливаясь так, что даже не болеем. Тролли делают проще — они не пьют, слишком дорого выходит на их массу. Остаются волчеры, но тут их спасает некоторая фишка их деградировавшего волколачьего организма — он не переносит «неправильной» крови. К таковым относится то, что течет в моих жилах и то, что заменяет кровь рэтчедам, людям-крысам. Только если кровь вампира наглухо травит волчера, то вот зловонная крысья жижа просто вырубает им регенерацию.

И дает возможность нажраться. В данном случае — в полный антропоморфизм. Ваще в сопли!

— Рассказывай, — говорю я полугному, — Он наверняка бухал не молча.

— Ничего я тебе рассказывать не буду! — бычится гордый представитель одной из самых вредных пород в городе, — Я доклад писать буду! Вали уже, вампир!

Действительно, на удобном кофейном столике разложены листы бумаги и писчие принадлежности. Пока еще не бывшие в работе.

— Слышь, парень, — скучающим тоном говорю я, — У вас залет с самого утра, а ты доклад не писал. Не хочешь вкладывать напарника, понимаю. Знаю, что это западло. Но при этом, ну, между делом, вы нас вложили на целый день. На голубом глазу. Так что давай так — опиши мне ситуацию, а я попробую её решить. Не выйдет, так помогу тебе закопать эту бухую собаку так, что тебе никто слова дурного в Управлении не скажет.

Недолго мучилась старушка. Полугном явно не был в восторге от Джарреда, как и все остальные, кто был с Джарредом знаком, так что раскололся быстро и качественно, благо что завываний надирающегося волчера наслушался на три жизни вперед.

Всё было до боли в зубах банально — нашему бравому волчеру наставили рога. Та самая внучка Эльмдингера, у которой он жил, которую он чпокал, и ради которой бросил свою стаю. Причина? Еще банальнее! Муштра старого орка, режимные бдения на объекте, отсутствие стаи — этого вполне хватило, чтобы у мохнатого начались некоторые проблемы в интимном плане. Ну ладно, не некоторые, а большие. Это молодого здорового волчера ввело в совсем уж глубокий катарсис, а потом и рога прорезались.

— Я как мужик его понимаю, — признался мне полугном, дёргая щекой, — Но сука, ты же не посудомойкой работаешь! Причем напарник-то? Не я трахал его бабу, а страдать кому придётся? Кому?

— Мне, конечно, — скривился я, прокусывая себе подушечку мизинца, — Притащи жратвы, а? Для этого кретина? Сейчас попробуем вернуть его на этот свет…

— El’Snorrds’Ev-kris-sin! Kilnm!

Тридцать лет, как кажется, совсем срок недолгий. Не успеваешь глазом моргнуть, как он проходит. Вчера, сегодня, тридцать лет… нет, не в этот раз. Не с тех пор, как я осел в Омниполисе. Пелена с глаз спала, мозги чуть-чуть проснулись. И те тридцать лет, которые я прослужил с Зого Эльмдингером стоят пары часов времени, которые я собираюсь потратить на волчера по имени Джарред Гарру. Кроме того, есть еще один момент.

Даже такой циник и гад как Конрад Арвистер не может не уважать силы любви, способной заставить волчера отказаться от стаи.

Поэтому я снял плащ, жилетку, рубашку и даже майку.

Вытащив магией из туши волчера крысиную жидкость, я принялся радовать полугнома редкой картиной вампира, разрывающего пасть плачущему волчеру. Не в буквальном смысле. Я просто ломал шерстяному дурню всё, до чего мог дотянуться, попутно впихивая в эту самую пасть куски мяса. Эдакий легкий и ненавязчивый фистинг, но по самые гланды. Собака писала, собака какала, собака плакала, но процесс шёл. Хорошо, что в ванной и я не побрезговал эту шерстяную сволочь раздеть. Боль, ужас, страх, ощущение разработанного горла и, до кучи, моё жизнерадостное лицо быстро вымели из пустой башки Джарреда Гарру плохое настроение и подавленность, но останавливаться я и не думал.

Избив его несколько раз подряд в той же самой ванной, я когтями пять раз подряд срезал чувствительную черную носопырку охреневающего от этой жизни волчера, придушивая его каждый раз, когда он начинал регенерировать утерянное. После второго раза раздались звуки блюющих полугномов, а после пятого раза напарник волчера стал просить у меня пощады. Её, конечно, не было. Мне нужно было тотально переформатировать мозги дурной собаки — и я этим занимался.

К концу силовой части процедур меня уже боялись оба.

Затем наступила очередь лекции, как промежуточного звена между зверским избиением и задушевным разговором. После последнего я, с чувством наполовину выполненного долга, вышел из этого дома и пошёл в следующий, расположенный слегка за городом.

— Ты? — удивилась открывшая мне дверь внучка, — А где…

— Пошла нафиг с дороги, — выдал я молодой орчанке с крупными сиськами большого такого щелбана, от которого она отлетела назад, падая на неверную задницу, — Шлюха!

— Арвистееееер!!! — тут же раздался вой контуженного в жопу слона в кресле-коляске.

— Эльмдингер! — в ответ проскрежетал я, заставляя орка встревоженно заткнуться, — Мы с тобой, дружище, сейчас плотно пообщаемся о качестве воспитания молодежи, которая волей судьбы оказалась в твоих старческих и очень кривых лапах! Очень плотно!!