А с раннего утра меня разбудил приказчик Фрол и буквально за шиворот потащил к хозяину, к Матвей-Емельянычу.
– У меня срок же ещё не вышел, – попытался отбиться я, – до двенадцати же был уговор.
– Ничего не знаю, – отмахнулся тот, – Емельяныч приказал доставить тебя в кабинет, я и доставляю.
Ну делать нечего, доставился пред очи большого босса… тот был в очень плохом настроении, что выражалось в лихорадочных рефлекторных движениях рук и головы.
– Докладывай, – сразу с порога объявил он мне, – что накопал, а то кормлю я тебя, похоже, задарма.
Я вздохнул, сел без разрешения на свободный стул и довольно нагло спросил, нельзя ли меня хотя бы чаем обеспечить, а то завтрак пропущу наверно. Матвей убавил тон и крикнул в приёмную, чтоб принесли чаю. Разлили в стаканы, я прихлебнул и начал свой рассказ.
– Значится так у нас дела обстоят, любезнейший Матвей Емельяныч – подозреваемых в убийстве вашего сына было двое, один, как нетрудно догадаться, это мифический атаман Сулейка, на которого прямо указывали дошлые кошки, а второй один из главных ярмарочных бандитов Шнырь, у него какие-то невыясненные денежные отношения с Виктором были.
– Какие ещё денежные отношения? – хмуро спросил Матвей.
– Виктор у Шныря несколько раз одалживал крупные суммы, но до сих пор отдавал всё в срок, а вот в этот последний раз задержался с отдачей.
– Ему что, моих денег не хватало?
– Получается, что не хватало… но в это мы углубляться не будем, потому что обе эти версии не годятся ни к чёрту – ни Шнырь, ни Сулейка в убийств не виноваты, это я точно установил.
– И как же ты это установил? – недоверчиво спросил хозяин.
– Шнырь весь тот вечер играл в карты в одном известном ярмарочном шалмане, его там несколько человек видели, а про Сулейку я чуть позже поясню… там пройтись немного придётся.
– Хорошо, пройдёмся, – отвечал Матвей, – а ты не останавливайся, продолжай.
Тут я встал со своего стула и прошёлся по кабинету взад-вперёд, мне так лучше соображается, а хозяин посмотрел на эти мои упражнения немного удивлённо, но возражать не стал.
– Значит надо было рыть в другом направлении, подумал я и решил определить основной круг мотивов, по которым можно было бы человека жизни лишить. Во-первых это конечно деньги, но у Виктора, как вы сами говорите, с деньгами проблем не было, а то, что он у Шныря брал, это так, мелочи. Во-вторых женщины, любовь, ревность и всё такое… немного поколебавшись, это я тоже в сторону отложил. В-третьих, нельзя забывать и о психических отклонениях, к этому же пункту можно отнести и разные религиозные вещи. В-четвёртых, это служебные дела, продвижение там или шантаж какой или мешает, допустим, кто-то кому-то по работе очень сильно. И наконец это могла быть простая ошибка, но это редкость, конечно.
Тут я на время прекратил свои забеги к окну и обратно и неожиданно для самого себя объявил:
– А давайте прямо сейчас сходим на место одного преступления, тут недалеко, и там я скажу, в чём тут дело и кто виноват, а?
– Пойдём, – буркнул Матвей, поднимаясь со своего места.
– Только, если нетрудно, нам бы с собой надо захватить приказчика Фому, мастера Луку и вашего второго сына, – тут же добавил я.
– Николая что ли? – спросил хозяин.
– Николая, да.
– А его-то зачем?
– Вот на месте всё и расскажу.
Матвей кликнул секретаря, передал ему мои просьбы, и через десять минут мы уже все вместе шли вдоль берега к месту вчерашнего инцидента с призраками.
– Пришли, – сказал я, убедившись, что ничего тут с ночи не изменилось и никто ничего не утащил.
– Это ещё что такое? – с изумлением спросил Матвей, разглядывая кафтаны, проткнутые стрелами.
– Это, дядя Матвей, место нашей с Лёхой битвы с силами зла, – ответил я, картинно очертив руками поле этой битвы.
– И вы, выходит, одолели эти злые силы?
– Выходит, что да. Вон тот кафтан, это бывший злой разбойник Сулейка, рядом с ним это его подельница и правая рука Зульфия, а к дереву пришпилен ещё один бандит, он не представился.
– Так, давай обо всём по порядку, – вытер пот со лба Башкиров-старший, усаживаясь на поваленное дерево. – А то я не очень понял.
– Хорошо, расскажу с самого начала, – сел я рядом с ним, остальные остались стоять столбами. – Сулейку на самом деле убили два года назад, и в землю закопали, но восстать из мёртвых ему помог старец Серафим… да, тот самый… зачем?… странный вопрос, потому что мог, он чёрной магией увлекался, вот и освоил, видимо, метод оживления трупов.
– Дальше давай, – поторопил меня Матвей.
– Дальше было то, что вы и так знаете без меня – Сулейка решил подмять под себя весь город с ярмаркой… ну так, как было до его смерти… а для этих целей ему нужен был помощник среди живых, Серафим не годился, поэтому выбрал почему-то меня… не спрашивайте, почему, не знаю…
Я подошёл в сулейкиному кафтану и выдернул из него стрелу, с неё что-то капнуло вниз, но только один раз.
– И я начал помогать ему, дураком потому что был – клады ненужные выкапывал, в бестолковые игры с местными бандитами вступил, с полицией полаялся не по делу. И кошки эти дохлые везде должен был подкладывать…
– Стало быть, трактирщика с участковым на Рождественской тоже ты убил?
– А вот это нет, – упёрся я рогом, – даже близко к ним не подходил – у Сулейки скорее всего помимо меня ещё были помощники, вот они и постарались.
– Это всё очень интересно, но давай переходи ближе к Виктору, – приказал Башкиров.
– Перехожу ближе, – покладисто согласился я, – хоть при убийстве Виктора тоже дохлая кошка фигурировала, я к этому опять никакого отношения не имел. Итак, в тот чёрный день Виктор почти весь день отработал в заводоуправлении, правильно?
– Правильно, – буркнул Матвей.
– По окончании работы он позвал Луку и они вместе пошли в весёлый дом под названием «У весёлой козы» – правильно я говорю, Лука?
Лука тоже сквозь зубы подтвердил этот факт.
– Там они пробыли где-то около двух часов, после чего разошлись, и Лука больше Виктора не видел. Девица же Роза, с которой веселился Виктор, в частной беседе со мной сказала, что за ним следил некий тёмный тип по кличке Приживальщик. Далее следы вашего сына теряются во тьме вплоть до обнаружения его утром на городской свалке.
– И что дальше? – спросил Матвей.
– Дальше, дядя Матвей, то, что на самом деле никакого Приживальщика в природе не существует, а Роза наврала, что выгородить одного её хорошего знакомого.
– И кого же она выгораживала?
– А вы как сами думаете? – ответил я вопросом на вопрос.
– Не знаю, голова не тем занята – ты начал это расследование, ты и оглашай результаты…
– Хорошо, – вздохнул я, – оглашают результаты, хотя они могут вам сильно не понравиться… под Приживальщика закосил ваш второй сын Николай, он же и убил Виктора, прикинувшись посланником Сулейки.
Все сразу посмотрели на Николая – тот был бледен, как смерть, но надо отдать ему должное, быстро совладал с собой и выкрикнул:
– Да врёт он всё, папаша, и доказательств у него никаких нет! Может это он сам и убил его, а вовсе не я!
– У меня мотива никакого нет, – рассудительно отвечал я, – сами посудите, где я и где сын самого богатого человека нашего города. Что нам делить-то? Сулейка мог меня заставить это сделать, это я не отрицаю, но не приказывал он мне ничего. А доказательства у меня есть, вот они.
И с этими словами я сунул руку за пазуху и достал оттуда один предмет, завёрнутый в белую тряпицу.
– Что это? – спросил Башкиров.
– Доказательство, дядя Матвей, доказательство, – ответил я и начал медленно и картинно разворачивать этот свёрток.
Но тут нервы у Николая наконец не выдержали (чего я ожидал немного раньше, но хорошо, хоть так), он развернулся и быстро побежал прочь от места нашей беседы. Догнал я его, конечно, и достаточно быстро, заплёл ноги сзади и, когда он грохнулся наземь, быстренько скрутил ему руки за спиной, верёвку я заранее припас. Вернулись назад, и тут уж я окончательно взял быка за рога.
– Рассказывай, как убивал? – грозно крикнул я Николаю прямо в лицо.
Тот, дрожа всем телом, раскололся, как грецкий орех – история была банальнейшая, Каин и Авель в чистом виде, папаша больше привечал старшего сынка, а младшему казалось это несправедливым, более того, на днях прошёл слушок, что Башкиров изменил завещание, и теперь Николаю достались бы в случае смерти родителя только кривые рожки да ножки. Это типа стало последней каплей.
– А кошки тут при чём? – спросил Матвей.
– Не при чём, хотел просто, чтоб этот случай списали на Сулейку.
– Что там у тебя в этой тряпке было? – спросили у меня.
– Сами смотрите, – и я развернул весь свёрток до конца, там была большая ржавая гайка, – я на понт его взял.
– Мда… – только так и смог, наконец, высказать своё мнение Матвей Емельяныч, – слушай, как тебя там… Саня, раз уж ты заварил эту кашу…
– Я заварил? – ошеломлённо спросил я.
– А кто же ещё, ты конечно – теперь давай думай, как нам из неё выбраться с минимальным ущербом для моей и моего дела репутации… если мы сейчас вот пойдём и сдадим Николая в полицию, это ж будет страшный удар по мельницам Башкирова… акции упадут опять же…
Ай да папаша, мысленно восхитился я, смерть сына его волнует гораздо меньше, чем акции компании, но вслух конечно сказал совсем другое:
– Раз надо, значит придумаем…
Ответил я и начал интенсивно размышлять, прохаживаясь тем временем туда и сюда вдоль бревна с сидящим на нём боссе. Он смотрел на мои метания с интересом, но вслух об этом ничего не сказал, просто ждал, когда я закончу процесс придумывания. Минуты мне хватило с головой.
– Значит так, дорогие мои друзья и единомышленники, – так начал я свою речь, – Виктора лишили жизни вот эти вот злые силы.
И я показал на кафтаны и стрелы.
– Когда он попытался сорвать им хитрую операцию по завоеванию власти в нашем городе. Ни в каком публичном доме он естественно не был (Луке это отдельное указание, не надо болтать лишнего), а был он на ярмарке вечером по делам службы… я потом уточню, где именно он был и с кем говорил. Когда выполнил свои служебные обязанности, отправился на встречу с бывшим атаманом Сулейкой, где и был злодейски убит отравленной пулей. Кошку тоже Сулейка оставил. Виктора надо посмертно наградить за спасение города от злых духов.
– Стоп-стоп, – сказал Башкиров, – спас-то город ты вместе с этим…
– С Лёхой, – помог я ему.
– Да, с Лёхой, а Витька тут тогда при каких делах?
– Мы с Лёхой не гордые, ради общего дела готовы подвинуться. Значит версия такая будет – перед тем, как Виктора застрелили, он сумел серьёзно повредить защиту негодяя… пробил, допустим, меловой круг вокруг него. И это помогло нам с Лёхой легко с ним справиться… пойдёт?
– Бред, конечно, всё это, – заявил после некоторых раздумий Матвей, – но для нашей полиции и обывателей наверно пойдёт… все слышали, что случилось и как надо будет рассказывать об этом полиции? – спросил он у общества.
Все дружно закивали, ясно, хозяин, как белый день.
– А с тобой, Коля, у нас отдельный разговор будет. Всё, вызывай полицию, – это он уже мне скомандовал.
– Вызываю, – бодро ответил я, – только ещё про газету надо уточнить.
– Какую газету?
– Нижегородский листок, их корреспондент тут ночью был, всё записал и сфотографировал, сегодня в свежем выпуске появится… но только то, что касается нашей битвы, про Виктора они ни слова не услышали.
– Тааак, – протянул Матвей, – а ты шустрый малый. Говори, что ты еще успел натворить.
– Так всё на этом… ну пресс-конференцию они ещё обещали вечером устроить, там я и про Виктора могу подтвердить, если скажете.
– Что это ещё за конференция?
– Ну это когда лица, которым есть что сказать, сидят за столом в какой-то большой комнате, а те, кому есть что спросить, сидят в зале и задают им свои наболевшие вопросы.
– Если спросят про Витьку, расскажешь, если нет – самому поднимать эту тему не надо. А сейчас мне работать надо, дел по горло… кстати, что там у тебя с макаронами? – неожиданно вспомнил он.
– Процессы идут, – отрапортовал я, – через неделю буду готов показать опытный вариант линии по производству. Заодно и попробуем.
На этом все, кроме меня, отправились на мельницу, а я прихватил брата из общаги и отправился в отделение полиции на Мельничном. Местный городовой выслушал меня с большим недоверием, много качая головой в разные стороны. Но в итоге всё же собрался и пришёл на место предполагаемой схватки с нечистой силой. Всё осмотрел и не по одному разу, всё выслушал ещё раз, отдельно Лёху допросил, потом наконец выдал резюме:
– Складно звоните, ребятишки, – сказал он с утомлённым видом, – но бред же всё это. Кто у нас в такие сказки поверит? Меня же на смех поднимут, если я так и напишу, что вы тут болтали.
– Да вы что, господин городовой, репортёры из газеты, например, поверили, в сегодняшнем выпуске «Нижегородского листка» всё должно быть напечатано.
Городовой быстро собрал все кафтаны и стрелы в один узел, подумал, глядя на мешок с кошками, но трогать его таки не стал, и сказал нам:
– Насчёт газет я проверю, а вы двое готовьтесь к официальному допросу в городском управлении. Сегодня вечером или завтра уже, как получится.
И мы с Лёхой вернулись в нашу общагу, точнее уже в мастерскую, и рассказали апостолам о том, что ночью случилось.
– А мы уже всё знаем, нам мельничные прочитали эту статейку из газеты.
И Пашка вытащил из кучи тряпья сегодняшний «Нижегородский листок». Статья о зловещем преступлении красовалась, естественно, на первом листе. Я на фотке получился не очень здорово, а вот Лёха хоть куда – он был очень доволен, его же сфотографировали как раз на фоне кафтанов и стрел. Дал по подзатыльнику всем и сказал, что работать пора, через неделю хозяину надо что-то готовое представить, которое макароны делать сможет.
А вечером меня выдернули на ту самую пресс-конференцию. Алексей Максимыч расстарался и снял для неё зал в здании городской Думы, недавно отстроенный конкурентом Башкирова купцом Бугровым… да, тем самым, который ночлежку еще сделал.
Не сказать, чтобы ажиотаж был зашкаливающим, но зал заседаний этой самой городской думы заполнился много больше, чем наполовину. Среди присутствующих я с немалым удивлением узнал приказчика лавки, которая продавала дизели, как его… да, Людвига Карловича, и вот представьте себе, но в углу сидел бандит с ярмарки Шнырь. На бандита, впрочем, он не очень походил, одет и причесан был весьма пристойно.
Начал, естественно, всю эту бодягу Алексей Максимыч, представившийся заместителем главреда «Нижегородского листка».
– Все наверно, – сказал он, откашлявшись, – уже прочитали сегодняшний материал в нашей газете под названием «Конец зловещего призрака». Он вызвал определённый интерес у широких кругов городской общественности, поэтому было принято решение собрать всех заинтересованных лиц, чтобы они могли задать свои вопросы напрямую фигурантам этого дела. Рядом со мной сидит Александр эээ… Потапов, чуть дальше его брат Алексей, с другой стороны от меня – фотограф нашего издания Валентин Извольский. Как зовут меня, надеюсь, все знают…
Оказалось, что не все, в зале поднялся небольшой шум по этому поводу, Горький поморщился, но выложил своё имя и чем знаменит. После того, как шум улёгся, он предложил опустить дальнейшие официальности и сразу перейти к наболевшим вопросам. Более всего наболело у господина в светлом чесучовом костюме, сидевшего в первом ряду.
– Александр, вы твёрдо уверены, что это были призраки? А может это вам всё просто померещилось?
Ну чего, Саня, сказал я сам себе, назвался груздем, полезай…
– Можете, конечно, не верить, но я наговорился с этими призраками вдоволь… как минимум пять раз разговаривал… могу привести подробности относительно старых дел Сулейки, которыми он со мной поделился.
– Было бы весьма интересно, – ответил чесучёвый господин.
– Например возьмём тройное убийство в Гордеевке ровно два года назад…
Тут Горький пошептался с фотографом и счёл нужным пояснить:
– Да, было такое дело в 98 году, тогда были зверски убиты три прихожанина церкви святого Варфоломея, один из них при этом был распят на кладбищенском кресте.
– Так вот, Сулейка пояснил, почему именно их убили и при чём тут крест – это интересно?
В зале немедленно зашумели, что да, конечно-конечно, рассказывай. И я выдал.
– С этими тремя прихожанами очень тёмные вопросы возникают – все они входили в разное время в состав городской думы, все имели дело с распределением городских подрядов.
В зале ещё сильнее зашумели.
– Подряды выделялись нужным людям и на подставные компании и большей частью разворовывались, а помогал им в этих неблаговидных делах атаман Сулейка… да-да, он не только в лесах и в полях народ грабил, он был тесно, так сказать, интегрирован и во властные структуры. А затем эти три добропорядочных горожанина решили, что прекрасно могут обойтись и без услуг Сулейки, а он на это сильно обиделся. Дальше продолжать или и так понятно?
– А что с крестом? – выкрикнули откуда-то справа.
– Крест тут образовался исключительно в целях наглядной агитации, чтобы остальные устрашились и больше не пытались кидать атамана.
– А что, были и другие? – продолжил допытываться тот же голос справа.
– Конечно, могу и про них рассказать.
– Вы не назвали фамилии, – это мне уже Горький задал вопрос.
– Да, не назвал, причём сознательно, – признался я, – вы уверены, что общество готово выслушать всю правду?
Горький ненадолго задумался, потом кивнул головой и предложил высказаться следующему товарищу из зала, этот был в виде разнообразия в шикарном сером с искрой костюме.
– Ээээ, – так вот содержательно начал он свою речь, – Александр, ээээ… хотелось бы прояснить вопрос с последними преступлениями в нашем городе, связанными с дохлыми кошками…
– Вы имеете ввиду двойное убийство на Рождественской и смерть сына купца Башкирова? – помог ему Горький.
– Да, именно их я и имел ввиду, – произнес вопрошающий и на этом, видимо, полностью исчерпал свои запасы красноречия.
– Их убил Сулейка со своей подручной Зульфиёй, – с ходу огорошил собрание я. – Зачем? Этого я, к сожалению, не знаю, но могу высказать догадку, что они отказались с ним сотрудничать.
– То есть вы хотите сказать, – вышел из филологического ступора серый товарищ, – что призраки могут убивать живых людей?
– Почему нет? – ответил я ему по-еврейски вопросом, – если мы с Алексеем сумели убить призраков (а в этом никаких сомнений нет, читайте Нижегородский листок), то скорее всего возможно и обратное, когда призраки могут убивать живых. Каким образом они это делают, не могу сказать, я же убил Сулейку с помощью серебряной монеты, укреплённой на острие стрелы арбалета. Вот такого.
И я вытащил из котомки наш боевой образец арбалета.
– Желающие могут лично осмотреть это оружие, – и я передал в зал арбалет, незаряженный конечно, незачем людей зря пугать.
Возникло определённое оживление, арбалет все хотели взять в руки и прицелиться, на это ушло не менее десяти минут. Потом народ успокоился, вернул арбалет на место, и я продолжил.
– Очень удобная штука, на расстоянии 50 шагов бьёт наповал. Кстати в тире Степана Морковина, который на ярмарке за китайскими рядами, можно из таких штук самому пострелять. Рекомендую.
Надо отнести сегодня этот экземпляр Морковину, подумал я, а то нехорошо выйдет, если народ придёт, а там ничего. Но следом мне задали вопрос про меня лично, откуда такой шустрый взялся и чем занимаюсь. Ответил максимально подробно, реклама лишней не бывает.
– Я круглый сирота, родители умерли в прошлом году, беспризорничал некоторое время на ярмарке вместе с братом (и я ткнул пальцем в него), потом чем-то приглянулся уважаемому промышленнику Матвею Емельянычу Башкирову, он доверил мне разработку новых товаров, и сейчас мы с братом и ещё двумя помощниками работаем над линией производства макарон. Почти уже сделали, через неделю демонстрация опытной модели, приглашаю, кстати, всех присутствующих на мельницу, которая в Благовещенке стоит.
– А откуда же ты получил знания и умения для этого дела? – спросил строгий господин слева, нос у него был как слива и скошен набок, я его мысленно окрестил Носатый. – В ярмарочных ночлежках?
– Нет, в ночлежках никаких умений, кроме того, как выжить, не получишь, – скромно ответил я, – знания пришли ко мне довольно необычным путём. Примерно месяц назад в меня попала молния, вот Алексей подтвердит.
Лёха согласно закивал головой.
– Ели живым остался, но после этого у меня в голове сами собой стали появляться неожиданные мысли. Так что можете считать это ещё одним чудом.
Строгий господин никак не мог уняться и спросил ещё вот что:
– А что говорит полиция относительно вот всего этого… серебряных монет, призраков и чудесного обретения знаний?
– Я уже дал показания городовому Благовещенского участка, – ответил я, – он всё внимательно выслушал и в конце концов сказал, что это скорее ведомство церкви, а не полиции.
На этом интерес собравшихся к нам несколько увял, но зато в центр внимания выдвинулся Горький, дальше только его и спрашивали.
– Господин Горький, – это опять тот Носатый вылез, – вы не так часто бываете в нашем городе, а между тем ваша слава, насколько я знаю, уже давно перевалила за границы России. Расскажите коротенько, какими судьбами вы здесь оказались и заодно про ваши творческие планы?
– Охотно, – быстро откликнулся пролетарский писатель, – недавно вернулся на свою историческую родину, сотрудничаю с местной газетой, много пишу, могу рассказать, что именно, если общество попросит.
Общество довольно дружно попросило.
– Сейчас у меня практически готов роман под условным названием «Трое», это про трех друзей, которые росли вместе, но потом жизненные пути их разошлись. Ещё почти написана пьеса с условным опять же названием «На дне», это про ночлежку и как там живут, и очень необычное произведение, я бы рискнул назвать его поэмой в прозе, называется «Песня о буревестнике».
– Отрывочек не прочитаете? – спросили из зала.
Горький пожал плечами и выдал первые два абзаца Буревестника, народ дружно поаплодировал.
– Ещё я возглавляю три издательства, одно в Москве, остальные в Петербурге, но дела там пока идут ни шатко, ни валко и моего непосредственного участия пока не требуется. Но к концу года, я так полагаю, придётся туда уехать.
– Вы довольно долгое время не были в Нижнем Новгороде, – продолжил чесучёвый господин, – как вам показалось после отсутствия, изменился ли город? К лучшему или к худшему?
– Да, изменения безусловно есть, трамвай появился, два фуникулёра, городскую электростанцию запустили… вот такие неожиданные люди появляются, как Саша эээ Потапов – это приятно.
Тут я решил потянуть одеяло на себя, всё-таки прессуху-то по моим деяниям созвали, а не по горьковским.
– Пользуясь случаем, – заявил я, обращаясь в основном к Носатому, – хочу сказать, что мы планируем на базе той ячейки, что у нас сейчас образовалась на мельнице, создать детскую коммуну и назвать её именем уважаемого Алексея Максимовича. Если он конечно не будет против.
Горький с некоторым удивлением посмотрел на меня, но согласие конечно выдал – попробовал бы он отказаться на публике от такого.
– От имени всех беспризорников Нижегородской ярмарки выражаю вам свою горячую благодарность, господин Горький.
В зале зашумели, но быстро успокоились. Ещё последовала пара вопросов Горькому, один из них был о его личной жизни, но которые он ответил максимально расплывчато, и на этом пресс-конференция закруглилась. Горький пожал руки мне с Лёхой, сказал на прощание, что обязательно заглянет на огонёк и мы отправились обратно в свою мастерскую.
А там нас ждал очередной сюрпризец…
Подкатили ещё трое беспризорников с просьбой принять их в нашу кампанию. Все трое маленькие, в тряпье и по-моему с чесоткой.
– А чего так вдруг? – спросил я парнишки, который постарше прочих выглядел, – мы уж тут недели две квартируем, почему раньше не приходили, а сейчас вот решились?
Пацанёнок этот шмыгнул носом, сплюнул и ответил:
– Раньше вы Сулейку не забарывали, а щас забороли…
– Понятно, – сказал я ему в ответ, – берём всех троих, но не прямо вот, надо согласовать этот вопрос с мельничным начальством, мы всё же пока люди подчинённые. Завтра в это же время приходите, я думаю, к этому времени всё утрясём.
Старший пацан, назвавшийся кстати Борей Алтыном (у тебя чего, и кликуха уже имеется? А то как же, без кликухи у нас никак), согласно кивнул и они очистили горизонт.
– Как дела? – спросил я у апостолов, – детали-то для макаронов наточили?
С деталями было так себе, но примерно половина вполне годилась в работу. Отложил брак в сторону, приказал переделать, потом битых полчаса рассказывал про сегодняшние приключения… то есть это Лёха рассказывал в основном, а я поправлял его в нужных местах.
– Всё, вечер воспоминаний окончен, – встал я со своего места, – дел ещё по горло, вечером поговорим, если вопросы остались.
– А ты куда-то собрался? – спросил Лёха и на всякий случай попытался увязаться со мной.
– Не, ты здесь командуй, а я сначала в заводоуправление согласовывать новых членов нашей команды, а потом на ярмарку, арбалет надо в тир отдать. Да, ты, Лёха, должен до вечера ещё две штуки сделать. За работу, парни, – хлопнул я в ладоши и ушёл в заводоуправление.
Там я сразу зашёл к Фролу, который работал тут помощником Башкирова (если кто-то забыл). Фрол сидел в своей каморке на первом этаже и тупо смотрел в окно, но увидев меня, мигом оживился.
– О, про тебя сегодня все только и говорят!
– А что говорят-то, дядя Фрол? – прикинулся я валенком.
– А то ты сам не знаешь… Матвей Емельяныч сказал, чтоб ты к нему зашёл сразу же, разговор какой-то к тебе есть.
– Ну раз хозяин сказал, надо выполнять, – скромно ответил я.
– Пошли, я тебя провожу, чтобы ты по дороге никуда не утёк, – и Фрол взял меня за локоть.
Ну ничего себе, мысленно изумился я, под конвоем ведь ведут – как бы это не к добру было… но в принципе всё оказалось не так плохо. Через приёмную Башкирова мы проследовали транзитом, почти не задержавшись, секретарь, как только меня увидел, сразу замахал обеими руками в направлении двери в кабинет начальника, мы с Фролом туда и прошли.
– А, явился, – благодушно сказал Матвей из-за своего начальственного стола, – ну проходи, садись. Фрол, а ты подожди в приёмной.
Фрол беспрекословно слинял из кабинета.
– Мне понравилось, как ты дела ведёшь, – без предисловий начал беседу со мной Башкиров, – с Сулейкой разобрался, Кольку отмазал, с Горьким на короткую ногу встал.
– Стараюсь, ваше превосходительство, – вставил я свои пять копеек.
– Если еще макароны удачно запустишь… (когда там у тебя всё готово-то будет? в конце недели, Матвей Емельяныч)… то видит бог, назначу тебя своим заместителем… и зарплату приличную положу.
– Благодарствуйте, Матвей Емельяныч, а насчёт макарон не сомневайтесь, всё будет исполнено на высоком техническом уровне. Только там хорошо бы приличную рекламную кампанию провести, чтобы новый продукт продавался…
– Ты и это сделать сможешь? – удивился тот.
– Дело-то нехитрое, конечно смогу, – утвердительно ответил я, – только у меня просьба одна к вам будет…
– Ну давай, выкладывай, – милостиво разрешил Башкиров.
Тут я ему и выложил всё про коммуну имени Горького и новых вероятных её членов.
– Нам бы помещение побольше и на довольствие бы их поставить – горы бы свернули на благо общего дела, – попросил я напоследок.
– Я подумаю об этом, – сказал Матвей и отпустил меня мановением руки. Левой.
Ну думай, мысленно сказал ему я, захватил наш испытанный в деле арбалет и отправился на ярмарку. В тир имени товарища Морковина.
– Вот, – сказал я ему, он сам в лавке сидел вместо билетёра, – принёс обещанный инструмент.
Тот осторожно взял в руки арбалет, повертел туда-сюда и спросил, как с ним обращаться.
– Тут всё просто, – отвечал я, доставая стрелы, – тетива взводится вот этим крючком, сюда кладётся стрела, потом надо прицелиться и спустить курок.
Я просто для демонстрации направил арбалет в сторону мишеней и выстрелил – удивительно, но попал точно в деревянного зайчика, стрела при этом задрожала и завибрировала на весь тир. Морковин и сам выстрелил пару раз, похвалил меня за новинку и тут же поинтересовался, сколько я хочу денег за это.
– Пока нисколько, – скромно отвечал я, – считайте это промо-акцией… ну предварительным периодом. Я кстати сегодня немного прорекламировал ваше заведение, так что ждите новых клиентов. А вот если через неделю дела у вас пойдут на лад, тогда и осудим долевое участие, ладно?
Морковин полностью был согласен с такими условиями, поэтому я на этом завершил наш разговор и вернулся к своим баранам… в смысле к макаронам.
Попытался точнее вернуться, удалось это не сразу – сначала меня по пути к мосту перехватил Людвиг Карлович, тот самый, который дизелями торговал. Он взял меня за пуговицу и оттащил в сторонку от людских потоков.
– Что же это вы, Александр, – благожелательно начал он, – не заходите. Я о вас частенько вспоминал в последнее время…
– Так мяч-то, – позволилсебе футбольные аналогии, – на вашей стороне поля, любезный Людвиг Карлович, вы же собирались связаться с хозяином бизнеса, после чего появился бы некий смысл в наших дальнейших взаимоотношениях.
– Так я связался, уважаемый Александр, не далее как сегодня с утра поговорил по телефонной связи.
– И каков же результат ваших переговоров, дорогой Людвиг Карлович?
– Можете звать меня просто Людвиг, – счёл нужным он перейти к более демократическим нормам общения, – а результат в высшей степени положительный. Густав Васильевич дал добро на передачу вам двух наших опытных образцов, более того, в течение недели он подъедет сюда с целью более предметных переговоров.
– Отлично, – отозвался я, – с удовольствием пообщаюсь с таким умным и предприимчивым господином. А дизели ваши нам очень пригодятся, когда их можно будет забрать?
– Да хоть сейчас, только надо же какой-то транспорт обеспечить, они же тяжёлые.
– Хорошо, я тогда сегодня-завтра решаю вопросы с транспортировкой и тогда мы возвращаемся к нашему взаимодействию, – предложил я, а Людвиг согласился, только напоследок высказал интересную мысль.
– Я смотрю, вы тоже футболом интересуетесь?
Я лихорадочно перебрал все свои последние фразы и обнаружил ту, которую можно было отнести к футболу, про мяч на половине поля.
– Да, Людвиг Карлович, нравится мне эта игра.
– Может тогда матч какой-нибудь организуем? – сразу перешёл он на деловой тон, – я могу собрать ещё минимум шестерых человек, имеющих некий опыт.
– Тема очень интересная, – задумался я, – давайте вернёмся к ней после перевозки дизелей.
И я побежал дальше, но сразу до своего берега добраться мне суждено не было – из-под опор моста на этот раз вылез Шнырь и перегородил мне дорогу.
– Разговор есть, – хмуро сказал он, глядя куда-то в сторону.
– Пошли поговорим, – со вздохом ответил я, – если очень надо. Только ты учти, что у меня дел ещё сегодня по горло, так что давай покороче.
Сразу скажу, что покороче не вышло – уж больно долго Шнырь подбирал необходимые слова, видно было, что такие переговоры ему в новинку. Если коротко резюмировать все его эканья с меканьями, то в сухом дистиллированном остатке отфильтровалось следующее – он, Шнырь, приносит мне лично и моей коммуне вообще самые глубокие извинения за доставленные неудобства в работе и личной жизни. Это раз. А два заключалось в том, что он, Шнырь вместо со своим корешом Ножиком предлагает мне взаимовыгодное сотрудничество прямо вот с сегодняшнего дня.
– И в чём же будет выражаться наше сотрудничество? – спросил я.
– Ну чё ты как дитя малое, – недовольно отвечал мне Шнырь, – ты ж теперь пацан авторитетный, вся Благовещенка под тобой теперь ходит…
– И дальше чё? – продолжил тупить я.
– Чё-чё, – совсем уже готов был обидеться Шнырь, – ты пацан занятой, у тебя мастерская, трое под началом, опять же с Горьким ты на короткой ноге. Так что лично заниматься крышеванием тебе явно не с руки, а мы с Ножиком запросто могли бы помочь тебе с этим. За небольшую долю…
– И за какую же долю вы готовы работать? – решил я расставить все точки над ё.
– Известно за какую, за треть…
– Хорошо, – я встал и собрался идти, – я тебя услышал, но ответить пока не готов. Через пару дней найдёшь меня на мельнице, тогда и поговорим более конкретно.
Шнырь тоже встал и дёрнулся было в другую сторону, но вспомнил ещё что-то.
– Слышь, Потап, – сказал он заискивающим тоном, – ты это… рассказал бы, как нас обдурил на той встрече за соляными складами?
Я уселся обратно на бревно.
– Это, шнырь, такая трава была, привезли её из Мексики, там её используют местные шаманы и колдуны. Содержит вещества, действующие на нервную систему человека аналогично опиуму и морфию. Только её всего два мешка было, ну там, где я её нашёл, и больше вряд ли кто такое добро из Мексики к нам повезёт. Если тебе интересна тема наркоты, то у меня есть более приближенное к нашим местам предложение…