Шпион федерального значения

Глава 33

По Белому морю плыл… пароход.

Так и хочется сказать — белый. Но, к сожалению, не белый. И даже не пароход, а катер.

У штурвала катера стоял бравого вида капитан, в фирменной фуражке с изломанным козырьком и не менее изломанной судьбой. Раньше он служил первым помощником на большом гидрографическом судне, но потом спился и был списан с корабля на берег. А чуть позже был списан в утиль его корабль, потому что гидрография никому не стала нужна. Если флот стоит на мертвом приколе у причальной стенки, то к чему тратить деньги на изучение водного режима морей и океанов, зачем кормить гидрографов?

Старпом остался без работы и без средств к существованию. Но успел, используя старые связи, купить себе по дешевке списанный катер. В то время как другие за ту же сумму покупали списанные крейсеры и авианосцы.

Старпом засучил рукава, перебрал до последнего винтика машину, ободрал с бортов и надстроек старую краску, вставил стекла в разбитые иллюминаторы, надраил до ослепительного блеска медяшки, переоборудовал матросский кубрик, превратив его в некоторое подобие кают-компании. В общем, привел старую разбитую посудину в божеский вид, надеясь наладить морские прогулки для туристов и отдыхающих. Денег на это понадобилось столько, что пришлось разъехаться со своей, с которой они давно не жили, живя под одной крышей, женой и заложить полученную однокомнатную квартиру. Но он сильно не горевал, надеясь быстро вернуть взятый кредит.

Ага, как же — акулью требуху тебе во все клюзы, китовой ворванью залить по самые гланды и деревянным клином зачеканить! Салага простодырая!..

Как только у пирса встал его красавец-пароход, к нему заявились какие-то темные личности.

— Ты где, дядя, такую лайбу отхватил? — поинтересовались они.

— Вот этими самыми руками собрал, — показал он кровавые мозоли на ладонях.

На мозоли личности даже не взглянули, заглянули в иллюминаторы, увидев обитые красным драпом диванчики. А че, нормальный ход.

— Это ты, что ли, там намалевал? — показали они на объявление, где желающим предлагалось незабываемое морское путешествие и где дэковский художник за бутылку водки и закусь намалевал невозможно синее море, ослепительно белый пароход и красное, как кровь, солнце.

— А вы что, желающие? — подозрительно спросил старпом.

— Мы твоя охрана, — объяснили парни. — Мы тебя будем охранять.

— От кого? — не понял старпом.

— От нас, — как кони, заржали парни.

Хотя это была не шутка, это была чистая правда.

— Короче: это море — наше, — объяснили они, по-быстрому приватизировав бесхозные водные просторы. — Хочешь по нему лохов катать, валяй, но тогда нужно отстегивать.

До того, чтобы присваивать себе моря и океаны, даже беспардонный пират Дрейк не додумался! Корабли на дно пускать, убивать — да, пускал и убивал, но Атлантику не прикарманивал!

— Ну ты понял, дядя?..

Нет, не понял…

Старпом загнул что-то про косяк морских ежей им в глотки и во все, выше и ниже ватерлинии, отверстия, утрамбовать сверху грязным сапогом и запечатать пластырем…

Пришлось ему объяснять его права и обязанности.

Парни свалили бравого старпома с ног и долго пинали, катая по палубе. Потом взяли монтировку и выбили два иллюминатора.

Старпом рычал и бился, как лев, кроя своих охранников в семнадцать морских этажей с мансардами, отчего те даже, когда он затих, попросили его переписать слова. Но силы были неравные. Бравый моряк готов был себя не пожалеть в драке с обидчиками, но не мог смириться с травмами, причиненными его судну. А защитить его он не мог, даже если бы круглые сутки на мостике вахты нес. Пришлось ему давать задний ход!..

— Только денег у меня нет, — предупредил он.

— Нет бабок — есть хата или тачка, — не сильно-то расстроились «охранники».

— Китовый хвост вам во все кингстоны, — развел руками старпом. — Машина продана, а квартира заложена. Нет у меня ничего.

Пацаны почесали в затылках, подумали было, что можно забрать корабль, но потом сообразили, что у них нет прав на его вождение. Но выход все же нашли.

— Короче, если у тебя нет бабок, будешь катать нас на своей лайбе.

Пришлось катать. Каждый день.

Веселые компании прибывали на пирс на черных джипах, поднимались на палубу, втаскивали туда ящики водки и пива и накрашенных, длинноногих девиц. Все это шумно сваливалось в трюм.

— Ну чего стоишь — погнали!.. — командовал кто-нибудь из парней.

Катер отваливал от стенки и по протокам шел в море. Из трюма доносились возбужденные голоса и визг девиц. Потом кто-нибудь выползал на палубу и громко травил через леера в море. Если было сильное волнение, то вылезали все и, встав рядком, травили хором, потому что мстительный капитан, вместо того чтобы встать к волне носом, вставал бортом, чтобы качка была сильнее.

И что им за радость такая, каждый божий день пить и жрать, чтобы потом все это выплескивать в море? И чего они к его кораблю прицепились?!

В штиль, когда не качало, пассажиры веселились, бросая в воду пустые бутылки и паля в них из пистолетов.

Бах-бах-бах! — только осколки во все стороны брызжут. Чайка мимо пролетит — палят в чайку, если сильно пьяные — то мажут, если нет, то вместо осколков перья во все стороны летят, белыми пушинками оседая на воду.

Несколько раз упивались до такой степени, что вместо бутылок швыряли в море длинноногих девиц, а потом их, мокрых, с расплывшейся по лицу косметикой, выволакивали на борт, дружно хохоча.

Прибытка с таких пассажиров не было никакого, потому что денег они не платили. Правда, водки, шампанского и жратвы было вдоволь — целые, нетронутые сумки оставались в каюте, когда веселая компания сходила на берег. Но бутылками и шоколадками кредит в банк не вернешь. Так что загрустил капитан. Летом — ладно, летом можно на борту спать, на узкой матросской койке, ловя прямо с мостика рыбу и готовя себе на камбузе, а что зимой будешь делать, когда вода встанет? Да и судну после навигации ремонт дать полагается, а это опять деньги, которых нет… Короче — ложись в дрейф и открывай кингстоны, сто медуз им в клюз и якорем припечатать!..

Когда однажды к скучающему на пирсе капитану подошли пассажиры со смуглыми южными лицами и спросили, может ли он их покатать, он сильно обрадовался.

— А ты, ты море знаешь? — спросили они.

Еще бы он не знал, когда он это море и другие моря из конца в конец сто раз избороздил.

— И про маяки знаешь?

Ему ли про маяки не знать, когда он их, когда на гидрографе ходил, обслуживал!

— Тогда поплыли.

Ну, во-первых, не поплыли, а пошли, потому что плавает только дерьмо, и то в проруби, а моряки по морю, ходят. А во-вторых, ничего не получится, потому что больше чем на несколько часов он отлучиться отсюда не рискнет, по причине предстоящих вечерних увеселений своих «приятелей» — мазутную ветошь им в требуху…

— Не выйдет, зафрахтован я. На весь сезон.

— Какой такой зафрахтован? — удивились южане. — Зачем такие слова говоришь? Мы тебя берем, хорошие деньги платим, почему нет?

Капитан объяснил. Как смог.

— Эй, слушай, — поморщились южане. — Зачем медуза?.. Какой такой клюз? Если ты не согласен, то так и скажи. Мы больше дадим. А с твоими приятелями мы сами договоримся. Где они живут?

Где они живут, капитан не знал, но знал, где они обитают. У его «охранников», кроме его судна, были еще две точки на берегу.

— Ты готовься пока. Чего тебе нужно?

— Для начала горючки.

— На тебе деньги, езжай на свою заправку, — вытащили южане пачку долларов, — полные баки заливай!

— А куда пойдем? — спросил обрадованный, но не подающий вида капитан.

— Эй, никуда не пойдем, зачем ходить, ходить — далеко, на твой лодке поплывем!

Вечером к пирсу подъехал знакомый джип. Отчего у капитана противно заныло во всех, каких только можно, клюзах. Потому что он решил, что южане с «приятелями» не столковались и те, обидевшись, приехали с ним разбираться. Но из джипа вылезли не «приятели», а южане. Они неспешно обошли вокруг машины, открыли багажник и выволокли оттуда за шкирку двух хорошо знакомых ему парней. Парни что-то бессвязно лопотали и плакали. По их разбитым, опухшим лицам, размывая запекшуюся кровь, текли и капали слезы.

Южане подтащили парней волоком к катеру и бросили на землю.

— Эти — да? — спросили они.

Капитан судорожно кивнул.

— Эти разрешили, — сказали южане. — Эй, разрешили, да?

Валяющиеся в грязи парни быстро-быстро закивали, заискивающе улыбаясь.

— Если они тебя обижали, хочешь, мы их убьем? — буднично предложили кавказцы.

Парни лихорадочно замотали головами, заискивающе глядя теперь уже в глаза старпома.

— Нет, зачем, убивать не надо! — почему-то испугался тот, хотя минуту назад был готов растерзать их собственными руками.

— Тогда давай — поплыли…

В море южане из кубрика почти не поднимались. Их, в отличие от прежних пассажиров, капитан вез бережно, стараясь принимать волны в нос или корму.

На траверсе Зимогорья к борту катера подвалил пограничный сторожевик.

— Эй, на судне, глуши машину, — крикнули с мостика в «матюгальник».

Просьба пограничников прозвучала убедительно, потому что у них был пулемет. Крупнокалиберный.

Капитан заглушил дизель.

Его катер поймали баграми и, притянув, припечатали к болтающимся по борту автомобильным покрышкам, быстро набросив и намотав на кнехты концы.

— Куда идешь? — довольно миролюбиво поинтересовался мичман, командовавший досмотровой командой.

Мичман его хорошо знал еще по службе на гидрографе. Моряки все друг друга знают, потому что море — оно на самом деле тесное.

— Да так, пассажиров катаю, — ответил капитан.

— Чего так далеко катаешь?

Капитан развел руками: мол, его дело маленькое — куда сказали, туда он и пошел.

— А пропуски в погранзону у них есть?

Пропусков, конечно, не было.

Мичман и два матроса перебрались на борт катера.

— Давай, тащи их сюда.

Капитан спустился в трюм.

— Там вас зовут, — сказал он.

Один из южан встал и пошел за капитаном.

Когда из люка вылезла голова с лицом кавказской национальности, мичман враз посуровел, собрав брови в пучок.

— Ваши документы! — рявкнул он.

Кавказец протянул ему паспорт. Еще тот, советский.

— А где отметка о допуске в пограничную зону? — мрачно спросил мичман, перелистнув несколько страничек.

— Слушай, какая такая отметка? — поморщился кавказец. — Отметки — в школе. Мы покататься плывем. Зачем нам твой граница?

Мичман строго глянул на сопровождавших его матросов, которые, поняв его, грозно тряхнули автоматами.

Но кавказец автоматов не испугался, он этих автоматов на своем коротком веку столько видел… А эти их даже с предохранителей не сняли.

— Зачем кричишь? — миролюбиво спросил он. — Хочешь, мы сейчас твою отметку купим? Сколько она стоит?

Мичман стал еще суровее.

— Следуйте за мной! — приказал он. — А вы остаетесь здесь. И смотрите в оба, чтобы ни один нарушитель не ушел! Если что — открывайте огонь на поражение!

Матросы кивнули, еще крепче вцепившись в автоматы, в рожках которых и патронов-то не было. Потому что если матросам еще и патроны выдавать, то они точно друг дружку перестреляют.

— Пошли за мной!

Кавказец довольно неуверенно держался на ногах, перелезая с катера на сторожевик. В отличие от мичмана, который стоял на качающейся палубе, словно ему башмаки к ней гвоздями приколотили.

Из капитанской рубки на сторожевике кто-то выглянул.

— Та-рищ ка-ап-ан! Мною задержан нарушитель, госграницы! — браво проорал мичман, задирая голову куда-то вверх и нагоняя побольше жути.

— Давай его сюда.

В железной стенке рубки открылась дверь, из-за которой пахнуло теплым воздухом.

— Вперед! — прикрикнул мичман, словивший шпиона.

Дверь захлопнулась.

И через четверть часа распахнулась снова.

— Места у нас тут хорошие, — ласково говорил улыбающийся от уха до уха мичман, аккуратно поддерживая кавказца под локоток. — Осторожней, тут ступенька… Рыбы — завались, ночи белые… Семенов, твою мать!.. Чего хлебалом щелкаешь? Убери свою пукалку, помоги товарищу!

Семенов бросил за спину автомат и побежал помогать товарищу. Его лицо в точности стало походить на лицо мичмана — такое же доброе и гостеприимное, словно в паспорте нашлись не один, а сразу три допуска.

— Осторожненько… Тихонечко… Ножку вперед…

Кавказца, подставляя ему руки и плечи, перетащили на катер и сбросили швартовые концы.

— Семь футов под килем! — крикнул на прощание, подняв ладонь к козырьку фуражки и сладко улыбаясь, мичман.

Катер отвалил от сторожевика.

Матросы стояли, смотрели на удаляющийся катер.

— Чего раззявились, вашу…?! — гаркнул мичман, выводя подчиненных из мечтательного состояния. — Это уважаемые люди, тухлого осьминога им… Ученые! Эти, как их, ихтиологи, мать их всех задери… Иди давай шустро в кубрик, в клюз тебе мазутную ветошь…

Матросы спорить не стали — раз ихтиологи, значит, ихтиологи… Начальству с мостика виднее. Прошлый раз, когда на сторожевике на рыбалку ходили, — были народные, которых мичман возле морвокзала по две сотки снял, артистки. Хорошие артистки, талантливые и точно народные, потому что после мостика потянулись к народу, в матросский кубрик…

Катер ходко шел, вспарывая форштевнем волну.

Стрелка компаса гуляла возле нулевого градуса с буквой «N».

«Странные какие-то туристы, — думал про себя стоящий за штурвалом капитан. — На хрена им эти маяки сдались, у которых ни вида, ни архитектуры? Чего там фотографировать?.. Там, поди, уж и лампочки все давно разворовали…»

Через полчаса он, переложив штурвал, лег на курс «Nord-nord-ost».

Возле маяка, застопорив ход, катер лег в дрейф. Подходить ближе было опасно — глубины не позволяли. Гидрограф обычно вставал на якоря еще дальше. И если на маяке нужно было что-то сделать — стекло сменить или что-то подремонтировать, — с судна спускали мотобот, который подходил к импровизированным сходням — вбитым в грунт сваям с настеленными поверх досками — или втыкался прямо в берег. Но у катера осадка была выше, и приходилось ждать. Через полчаса-час начнется прилив, и быстро прибывающая вода, наползая на берег, закроет отмели…

Пора!..

Капитан осторожно подвел катер к сходням с подветренного борта, чтобы не своротить хлипкое, которое никто сто лет не ремонтировал, сооружение. Набросил на проржавевший кнехт петлю, подтянул конец.

Все, он свое дело сделал.

На палубу вылезли позевывающие кавказцы. Они зябко поеживались, недоуменно поглядывая на наручные часы и на небо. Часы показывали три часа ночи, а вокруг было светло, как днем. А все потому, что до Полярного круга было рукой подать.

— Вот он, маяк, — показал капитан на ажурную, сваренную из металлических уголков вышку, стоящую на берегу.

Когда-то этот маяк работал, мигая проходящим мимо судам, указывая им путь и обозначая опасные мели. Но это когда было!.. Когда суда еще в море ходили! С тех пор маяки позабыли-позабросили, маячников, где они были, поувольняли, а обслуживающие суда переплавили на патефонные иголки.

Был Северный морской путь — да весь вышел! Впору заново его открывать!

Кавказцы, опасливо хватаясь за леера, попрыгали на сходни и, с непривычки, после долгой болтанки покачиваясь, сошли на берег. За каким дьяволом им понадобился маяк, капитан больше не думал, потому что пошел спать — ему еще предстояло свое судно обратно вести.

Он пошел спать, сделав самое мудрое, что только мог сделать!..

Через час его разбудил оставшийся на борту кавказец. На сходнях столпились размахивающие руками пассажиры. Рядом с ними стояли большущие прямоугольные сумки. Судя по всему, тяжеленные, потому что они вдвоем их еле-еле поднимали.

Чего это они — камнями, что ли, их набили?..

Нет, вряд ли, слишком у них форма правильная. Уж не аккумуляторы ли это?

Капитан вспомнил, как они, мучась и отчаянно матерясь, таскали ящики аккумуляторов на маяки. На этот — ладно, этот почти на уровне воды стоит, а кое-где приходилось карабкаться по размытым дождями тропам на стометровую высоту.

За каким лешим им аккумуляторы понадобились? К машине их не приспособишь, к моторке тоже… Может, для освещения? Неужели и их к делу приспособить додумались?

Капитан притерся к сходням и, удерживая катер на малых оборотах против накатывающей волны, бросил причальный канат.

— Держи конец!

Начинающие привыкать к морской жизни и терминологии кавказцы поймали его, кое-как привязали к кнехту и довольно успешно переправились на борт катера, перетащив на него сумки.

Всё? Можно отходить?..

Можно…

Капитан дал сирену и отвалил от сходней, держа курс в открытое море.

Кавказцев он ни о чем не спрашивал — а зачем, у каждого свой бизнес: у него — свой, у них — свой. Если они нашли место, куда можно сдавать это вторсырье, значит, они молодцы, значит, они умнее местных жителей, которые до этого пока еще не додумались!

— Куда дальше?

— А еще маяки есть?

— До чертовой матери!

— Тогда давай езжай к следующему!

Через двадцать часов катер пришвартовался к знакомому пирсу. Кавказцы вытащили из трюма сумки, перетащив их на берег. Почти сразу же туда подъехал грузовик — тентованный «КамАЗ» с местными номерами.

С трудом, кряхтя и гортанно перекрикиваясь на своем языке, кавказцы забросили сумки в кузов.

«Хорошо, если бы их у них кто-нибудь взял», — подумал бравый старпом.

Тогда они, возможно, приедут за следующей партией товара и снова наймут его. А он тех маяков знает только по этому побережью десятка полтора, и на каждом из них этих брошенных аккумуляторов как грязи!

В рубку зашел один из кавказцев и, пошарив в кармане, вытащил доллары.

— Нет, — запротестовал капитан. — Я свое уже получил.

Хотя свое он еще не получил.

— Это премия, — сказал кавказец.

Капитан взял предложенные ему деньги. Дают — бери, а бьют — беги.

— Если вам ещё нужно будет зачем-нибудь в море, милости просим, — прочувствованно сказал он.

Эти пассажиры, с лицами кавказской национальности, понравились ему гораздо больше, чем прежние, которые были свои. Эти, хоть и были кавказцами, хотя бы платили деньги. А еще говорят, что с ними лучше не связываться!..

— Прощай, капитан!

Кавказец улыбнулся и протянул навстречу ему руку. Капитан поднял свою. И даже не заметил, как в рубку, через вторую дверь, зашел ещё один кавказец. Он ступал бесшумно и очень уверенно, потому что за эти двое суток пообвыкся ходить по палубе. Он молча кивнул своему приятелю, который так удачно развернул русского к нему спиной, держа его за руку и глядя мимо него куда-то назад и улыбаясь…

Капитана нашли спустя сутки, нашли возле борта его катера, в воде. В правой руке у него были крепко зажаты какие-то бумажки. На капитане, как на островке, сидели чайки…

Судмедэксперты, с трудом разжав его судорожно сведенные пальцы, увидели, что это обрывки раскисших в воде долларов. Дальнейшая экспертиза показала, что доллары были фальшивыми.

Все случилось в точности так, как случилось на Арале. Только там был Казахстан, а здесь — Россия, была не надувная лодка, а катер, и море было гораздо теплее…

Еще через некоторое время в Вологодской области, на обочине дороги, был обнаружен пустой «КамАЗ», в кабине которого, на сиденье, в луже собственной крови, лежал водитель с перерезанным горлом. Преступники ничего, кроме груза, не взяли, потому что в кармане у водителя была найдена довольно крупная сумма денег — рубли и несколько сотен долларов. Впрочем, доллары оказались фальшивыми.

Два эти разделенных тысячей километров и несколькими днями случая никто воедино не связал. Ну, потому что они были разделены тысячей километров и несколькими днями, расследовались разными следователями, работающими в разных отделах внутренних дел, и всякому, даже практиканту, было понятно, что это стопроцентные «глухари».

Правда, одна зацепка все же была — обшивка кузова «КамАЗа» слегка фонила, словно в нем перевозили какой-то радиоактивный груз.

Но мало ли кто и что возит по дорогам России…

Или не сейчас, а раньше возил…

Если вообще возил…

Да и кому до этого какое дело? При таком-то вале захлестнувших Россию криминальных трупов! Тем более что эти трупы при жизни были не банкирами, не политиками и не популярными телезвездами и у этих трупов не осталось никаких способных стимулировать следствие родственников…

Такие дела быстро и по-тихому сдают в архив, а трупы зарывают за казенный счет на окраинах городских кладбищ, помечая могилы бетонными столбиками с выбитыми на них номерами. Или не помечают вовсе.

До этих людей никому нет никакого дела — ни при жизни, ни тем более после смерти. Никому…