Тромбона раскрыли случайно…
Потому что, как говорится в пословице, сколько веревочке ни виться…
В разведке такое бывает сплошь и рядом: сидит внедренный по самую маковку наш резидент где-нибудь в Буркина-Фасо, изображая белого рабовладельца-плантатора с трехвековым семейным колониальным стажем, — пьет виски, курит сигары, строит заговоры против марионеточного правительства, водит дружбу с местными военными и с американской разведкой. И все у него замечательно.
Но вдруг, в один прекрасный день, встречает на улице, возле портового кабачка, однокашника, которого послали сюда строить атомную электростанцию.
— Ёшкин кот! — орет благим матом однокашник, бросаясь на шею плантатору в пробковом шлеме. — Кого я вижу! Пашка, скотина ты этакая! Ты как здесь, мерзавец, оказался?
«Плантатор», конечно, решительно ничего не понимает и говорит на родном английском языке, мол:
— Я, конечно тоже очень рад. Но я вас, мистер, не знаю и знать не желаю! Я, можно сказать, вас первый раз в жизни вижу и буду крайне признателен, если — в последний.
На что его приятель ржет как конь, восторженно колотит себя по ляжкам, а приятеля по спине и орет на всю улицу:
— Во дает!.. Ну дает!.. Кончай выдрючиваться, что я, слепой, чтобы своего друга и собутыльника не признать, даже если тот не один, а три шлема на башку напялит!
Конечно, понять его можно — однокашник рад-радешенек встретить в далекой экзотической стране знакомое с детства лицо. И искренне считает, что тот комедию ломает и через минуту пригласит его водку жрать.
И кое-кто из прохожих уже с интересом наблюдает за их встречей.
И, что самое препоганое, в этот момент мимо обязательно пройдет какой-нибудь плантаторский приятель из американского посольства. Или в дело ввяжется местная полиция, которая арестует и препроводит однокашника в участок для дальнейших разбирательств.
Дело, конечно, удастся замять. Русского специалиста отзовут домой под предлогом, что он подхватил сонную болезнь, осложненную местной формой триппера. Плантатор будет радостно рассказывать всем про анекдотичную встречу… Но только кто ему поверит?!
Плантатора перепроверят и, конечно, найдут в его безупречной легенде изъяны.
После чего наш резидент тоже отправится домой, где, не исключено, снова встретит своего изгнанного из Африки приятеля, от которого получает по морде за сорванный контракт…
Так бывает.
И так и вышло…
Тромбона опознал его взятый в плен «земляк». Который был не из деревни Разливы Костромской области, где, по легенде, обитал перебежавший на сторону боевиков контрактник Степан Емельянов. Его опознал однокашник по военному училищу, тогда — такой же, как он, курсант. Теперь — офицер.
Он узнал его в бородатом «духе». И сказал:
— Что, продался, падла!
И назвал по имени. Не Степаном — Сергеем. Сергеем Матушкиным, уроженцем города Тобольска!
Аслан Салаев рассмеялся и нажал на спусковой крючок автомата. Чтобы его однокашник не успел сказать больше и чтобы смерть его была легка.
— Дурак! — произнес он, отпихивая от себя труп. — Я не Сергей и не Степан — я Аслан! Аслан Салаев!
Его «братья» одобрительно заухмылялись.
Но не забыли того, что видели. И сообщили о том, что видели, — кому надо.
Сергея разоружили.
И допросили.
Сергей клялся и божился, что он, до того как стать Асланом, был Степаном Емельяновым и что родился в селе Разливы, а не в каком-то там Тобольске, где ни разу в жизни не был.
Если бы боевики решили проверить его, послав запрос в паспортный стол, — все бы сошлось: им бы ответили, что да, что действительно Степан Емельянов родился и вырос в селе Разливы, и даже, в подтверждение, могли отправить по факсу его фотографию. Сергея фотографию.
Но боевики не послали запрос в паспортный стол — они послали в село Разливы своего человека. Из «пятой колонны». Потому что в любом регионе России, в каждом городе у чеченцев найдутся земляки. Которые им не откажут. Не посмеют отказать! И в Костроме, конечно, тоже нашлись. Нашлась чеченская «крыша», которая послала в село одного из своих «быков». Не чеченца — русского.
Тот приехал и стал показывать жителям фотографию Аслана Салаева. Которого никто не узнавал.
Участковый, которому было строго-настрого приказано сообщать о всех интересующихся Степаном Емельяновым людях, в это время пил на рыбалке водку.
Аслана Салаева, назвавшегося Степаном Емельяновым, земляки не опознали. Значит, он не был никаким Степаном, а был — Сергеем.
Сергея допросили еще раз. Теперь уже с пристрастием.
Его связали и стали пытать. Подручными средствами. И потому — особенно жестоко.
Из него тянули жилы, вытягивая признание.
И Сергей, не выдержав пыток, раскололся. Он признался, что он не Степан, а Сергей, что родом не из Костромы, а из Тобольска и что никакой он не контрактник, а офицер Российской армии. Он рассказал все…
Все, что имел право и должен был рассказать в случае провала.
Не правду, но близкую к ней полуправду.
А сверх того не сказал ничего!
Абдулле Магомаеву сообщили о том, что в его отряде был изменник.
Что прозвучало как гром среди ясного неба!
Для Абдуллы.
И для Султана тоже!
Предателем был Аслан Салаев, которого Султан считал предателем!
— Убейте этого шакала! — приказал Абдулла.
Это было все, что мог для него сделать Султан!
Сергея Матушкина убили легко — ему перерезали горло. Перед строем.
Его, связанного, поставили на колени и, ухватив за волосы, с силой оттянули назад голову.
— Он предал чеченский народ! — указали на него его палачи. — Он умрет как шакал!
— Сами вы — чурки… — прохрипел Сергей. — И дети ваши!..
И тут же захлебнулся кровью, потому что его шею перечеркнул острый как бритва кинжал. Он рассек его кожу и его мышцы и, углубившись в плоть, перерубил сонную артерию и трахею.
Тромбон — погиб. Смертью храбрых…
На всех войнах есть разведчики.
На всех войнах и не на войнах тоже они действуют в тылу врага.
Почти все они погибают. И почти всегда в муках. Потому что их никогда не убивают сразу: их долго и страшно пытают, чтобы узнать то, что они знают.
Почти у всех у них не бывает «легальных» могил…
Тромбону повезло — он обрел свое, на своей земле, последнее пристанище.
Его тело нашли, потому что о месте его захоронения сообщил Султан. На место была выслана спецгруппа, которая раскопала и вывезла останки Тромбона в Москву.
Но еще до того, как его привезли, его жена получила извещение. В нем сообщалось, что ее муж Сергей Матушкин погиб в результате несчастного случая…
Хотя какой несчастный случай может произойти с офицером, который инспектирует вещевые склады? Или, может быть, он упал, при пересчете шинелей, с верхней ступеньки стремянки и сломал себе шею?
Но тогда непонятно, почему его прислали в наглухо запаянном цинке, запретив вскрывать?..
И за что вручили вдове коробочку с орденом Мужества? За спасенные при пожаре солдатские бушлаты?..
Впрочем, жена Тромбона обо всем этом не думала и горевала недолго — за почти полуторагодовую командировку она отвыкла от мужа. И потом, потеряв «кормильца», она почти ничего не потеряла — у нее осталась квартира в Москве, солидная, от Министерства обороны, денежная компенсация и довольно приличная пенсия. Большая, чем если бы ее покойный муж был просто интендантом.
Так что у вдовы все было более-менее в порядке. Вдова была завидной невестой. И поэтому во вдовах долго не засиделась…
Тромбон тихо гнил себе на Смоленском кладбище.
Его жена хороводилась с новыми женихами, не зная, кого ей выбрать.
А война в Чечне шла своим чередом, и конца ей видно не было…
Ни конца — ни края!..