Шустрая рыжая лисица

Глава 7

Без нескольких минут девять я вернулся в мотель. Дверь была не заперта. Как только я вошел, Дэна поднялась из единственного в номере кресла и двинулась мне навстречу; ее силуэт четко вырисовывался в свете настольной лампы.

– Вас так долго не было, – сказала она.

В комнате было тепло. Я снял пиджак и растянулся на одной из кроватей.

– Да уж, я уезжал далеко и надолго. Лыжного инструктора можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Если хотите, уедем хоть сейчас.

Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня, потом отошла и приготовила коктейль в своем серебристом кубке. Приподнявшись, я отхлебнул из него.

– На сей раз улов значительно солиднее, – сказал я.

– Так я и думала.

– У вас завидная интуиция.

Она присела в ногах кровати. Я чуть отодвинулся, освобождая для нее место.

– Вы... что-то с ним сделали?

– Я не оставил на нем ни единой отметины. И только что тайком проводил его домой, в тот Вигвам. Мистер Абель не хотел ни с кем встречаться. Ноги не очень-то хорошо его слушались, так что мне пришлось помочь ему выйти из машины и поддержать за талию. Он плакал как дитя, утирая сопли, и не уставал повторять, как благодарен мне за то, что я его не убил. Он даже проникся ко мне симпатией – сродни эмоциональной зависимости, возникающей у больного по отношению к своему психиатру. У двери я похлопал его по плечу и пожелал хорошенько отдохнуть за ночь. Вы можете быть совершенно спокойны, Дэна, на нем нет ни единого синяка. Оставленные мною следы – другого рода, и они дольше заживают. Какое-то время она молчала, затем спросила:

– Трев, зачем вы беретесь за работу, которая заставляет вас переживать?

– Может, я и переживаю потому, что она мне нравится.

– Ну-ка посмотрите мне в глаза и скажите еще раз, что вам это нравится.

– Да ладно вам. Мы с ним просто энергично побеседовали, и в нем кое-чего поубавилось: стало меньше самонадеянности, меньше доверчивости. Возможно, маска и дальше будет сползать с него. И манера разговора изменится. Его снежные куколки скоро это обнаружат. А какая-нибудь из них окажется проницательнее других, заденет определенные струны, и в один прекрасный день красавец Карл Абель превратится в импотента. И это будет его концом. Вот такой прогноз.

Она дотронулась рукой до моей лодыжки, быстро и легко, словно подбадривая.

– Тревис, может быть, и хорошо, что вас это задевает за живое. Это ведь куда лучше, чем бесстрастно потрошить людские души, словно ящики с мусором?

– Пожалуй, теперь это волнует меня уже меньше, чем несколько лет назад.

– А чем Абель оказался столь полезен?

Мне очень не хотелось признаваться, что этот вечер, так дорого стоивший Карлу Абелю и отнявший столько душевных сил у меня, вообще-то не принес ощутимых результатов. Поэтому я попытался отвлечь внимание Дэны от этой темы и принялся разглагольствовать о человеческой ценности, о праве одного человека определять ценность другого и о том, что вправе делать один человек с другим за деньги.

Однако Дэна разгадала мой ход.

– Не пытайтесь дурачить меня, Макги. Если бы вы действительно узнали от него что-нибудь важное, вы бы так себя не вели.

Мне пришлось сдаться. Проглотив еще один коктейль, я рассказал ей то немногое, что узнал от Карла. Он был совершенно уверен, что никто не следил за Лайзой Дин на пути в домик Чипманов, никто из их компании не мог никому сообщить, что она там, поскольку, встретившись с ними в городе. Карл не говорил, с кем живет, а потом никто не отлучался до окончания оргии; телефон же был отключен. Кэсс – это Кэзуэлл Эдгарс, художник из Сан-Франциско. Абель не знал ни о том, что Нэнси Эббот уехала вместе с Сонни Кэттоном, ни о том, что Сонни погиб. Он подтвердил, что раньше Нэнси гостила у Макгрудеров в Кармеле, а также сообщил, что Вэнс Макгрудер дружит с Алексом Эбботом, старшим братом Нэнси.

– И больше ничего? – спросила Дэна.

– Только недостоверные предположения. Напуганный до смерти человек старается угодить и ведет себя как загипнотизированный. Но в одном я уверен: Карл действительно не знает, кто был мишенью шантажиста. Придется порассуждать самим. Исключим ребят из Корнелла, а также Кэсса Эдгарса и официантку. Судя по словам Абеля, можно исключить и Лайзу Дин – ее меры предосторожности были надежными. Кто же был им нужен? Нэнси Эббот? Вэнс Макгрудер? Пэтти Макгрудер? За ними стоят деньги – главная цель шантажистов. В этом-то смысле и мисс Дин – вариант беспроигрышный... Что еще? фотографии, присланные отцу Нэнси, несколько отличались от тех, что получила Ли. О'кей, допустим, этот парень отснял дюжину пленок. Или даже две дюжины, то есть от двухсот пятидесяти до пятисот кадров. Возможно, у него был припасен еще один комплект снимков для Вэнса, и еще один – для Пэтти; может быть, у него были наборы снимков для каждого из этой компании, пока он не выяснил, у кого есть деньги. Да может, он просто охотился за гнездами водоплавающих птиц, а тут подвалила эта удача на террасе, всего в какой-то сотне ярдов от него.

– Но ведь вам не верится в то, что это произошло случайно?

– Нет. Отправляясь в домик Чипманов, вся компания уже знала фамилию хозяев. Если это было заранее подстроено, любой из компании, слоняясь в толпе народа, мог предупредить фотографа. Или же за ними следили. Судя по тому, как раскручивалась вечеринка, мне больше нравится первый вариант.

– Карл помнит, кто начал все это безобразие?

– Он сказал, что все получилось само собой. Напились. Затеяли игру. Кому-нибудь завязывают глаза, он начинает медленно ходить по кругу, и первый, до кого он дотронется, должен неподвижно замереть, не издавая ни звука. Если его отгадают на ощупь, он снимает с себя что-либо из одежды, и наступает его очередь завязывать глаза. Угадал неправильно – сам разоблачайся и угадывай еще раз.

– Довольно примитивно.

– Они придумывали правила по ходу игры.

– Конечно, умирая со смеху...

– И вот что еще интересно. Абель абсолютно не подозревал, что кто-то их фотографирует, но испытывал ощущение смутной тревоги. А он не слишком-то чувствительное существо. Когда же компания распалась и он снова остался вдвоем с Ли, у него опять возникли тревожные предчувствия.

– А разве у любого на его месте они бы не возникли после такой оргии? Естественная реакция психики.

– Для психики неискушенного человека. Но Абель участвовал в групповых развлечениях и до, и после того, и никогда не чувствовал ничего подобного. Что-то должно было вызвать у него это ощущение... Что-то или кто-то. Но этот жеребчик не склонен к анализу, да и был тогда слишком пьян. Так что ничего более определенного сообщить мне не мог. Это было, как я понимаю, просто предчувствие, что рано или поздно кому-то эта вечеринка выйдет боком.

– Куда мы теперь отправимся, Трев?

– Хочу выяснить, как попали снимки к отцу Нэнси Эббот и связывались ли с ним еще раз.

Я отставил в сторону серебристый кубок... Проснулся я от нежного прикосновения Дэны. Мне показалось, что я забылся на несколько мгновений. В комнате стоял восхитительный аромат пищи. Дэна, оказывается, уже побывала в расположенном неподалеку ресторанчике «Бревенчатая хижина», поела там и принесла мне огромную тарелку густой похлебки из морских моллюсков домашнего приготовления и поджаренный гамбургер толщиной с ее запястье. И все это имело вкус столь же изумительный, как и запах...

Когда я снова проснулся, в комнате было темно. Ботинок на мне не оказалось. На этот раз проснулся я от холода, хотя и был укрыт одеялом; Сквозь шторы с улицы пробивалось мерцание какой-то вывески, и мне были видны очертания Дэны, спящей на соседней кровати. Ее темные волосы разметались по подушке. Стараясь ступать как можно тише, я сходил в ванную, вернулся, раздевшись, скользнул в холодную постель и через секунду уже спал.

Судя по имевшемуся у Дэны расписанию полетов, нам следовало вылететь из Сиракуз. Так что мы выехали пораньше и двинулись вниз к автостраде, а затем на запад, к аэропорту, сквозь холодное серое утро и небольшой снегопад. Она выбрала самый лучший путь: долететь сначала до Чикаго, а потом без посадок до Сан-Франциско. Наблюдая, как Дэна покупает билеты, распоряжается насчет багажа, возвращает взятую напрокат машину и разговаривает со стюардессами, я заметил, что без малейшей суеты она добивалась максимума услуг. Видно было, что она умеет обращаться с людьми – всегда приветливая, вежливая – просто невозможно было не обслужить ее по высшему разряду. Стоило ей лишь приподнять бровь – и вот уже сломя голову к ней спешит носильщик, стоявший шагов за сто от нее – редкий дар. Я попытался взять часть нудных забот на себя, но это вызвало у нее недовольство. Ведь это ее работа, она к ней привыкла и знает, как со всем управляться. Мне оставалось только пользоваться результатами ее деловитости, благодаря которой окружающие принимали меня за знаменитость и вели себя так, словно пытались вспомнить, почему им знакомо мое лицо. Такая способность получать именно то, что хочешь, в нужное время присуща знатным дамам, коронованным особам и самым лучшим секретаршам. Взглянув в красивое темноглазое лицо, исполненное такой необычной внутренней силы, каждый чувствовал, что просто немыслимо не подчиниться воле и обаянию этой женщины. Но, окруженный такой квалифицированной заботой, я начал испытывать комплекс неполноценности и чувствовал себя чем-то вроде молодой жены знатного вдовца в медовый месяц. Или мальчишкой, которого доставляет в оздоровительный лагерь его супермама.

Она даже попыталась уступить мне место у окна. После того как мы пристегнули ремни безопасности, она сверилась со своей маленькой записной книжкой и сказала:

– В Чикаго у нас будет час пятьдесят минут. Я позвоню оттуда в несколько мест. Вы всем довольны, Тревис? Может быть, вам что-то нужно?

– Сбегайте и помогите им составить список пассажиров, чтобы мы поскорее взлетели, дорогая.

Она поджала губы и слегка покраснела:

– Я ведь вам не навязывалась...

– Вы слегка подавляете, Дэна.

– Естественно, вы сами прекрасно справились бы со всем. Но зачем вам этим заниматься?

– О'кей, благодарю вас. Вы все прекрасно делаете.

С моей стороны это было неблагодарностью чистой воды. Большинство моих знакомых женщин мало на что годились вне дома. Я глянул на ее ничего не выражающий профиль, вздохнул и сказал:

– Ну что же ты, Майра. Продолжай.

Ее губы слегка дрогнули.

– Опять у тебя дурное настроение, Фрэнк.

– Я все время беспокоюсь, как там дела в конторе.

– Милый, да они вряд ли даже заметили твое отсутствие.

– Ну, спасибо. Премного благодарен. Утешила, нечего сказать.

Она смеялась вместе со мной. И глаза ее тоже смеялись. Я думаю, напрасно недооценивается такого рода разрядка.

Когда Дэна смеялась или широко улыбалась, было заметно, что один из ее глазных зубов, тот, что слева, растет косо и слегка заходит на соседний. Это маленькое несовершенство почему-то вызывало у меня умиление. Я вспомнил идеально совершенные зубы Лайзы Дин, и мне стало неприятно – настолько они были лишены всякой индивидуальности. А Дэна вдруг перестала смеяться, приняла серьезный и деловой вид, в мгновение ока превратившись в недоступную секретаршу – модно причесанную, застегнутую на все пуговицы, прямую, решительную, с сильной шеей, холодным взглядом, крепко пристегнутую ремнями и готовую к отлету.

Александр Армитэдж Эббот, сотрудник американского института архитектуры, умирал в палате 310 университетского госпиталя в Сан-Франциско. Струи дождя, который, казалось, будет продолжаться вечно, стекали по окнам комнаты ожидания, заволакивали мутной пеленой панораму серых холмов. Была пятница, вторая половина дня. Нам с Дэной казалось, что ожидание не кончится никогда. Мы чувствовали себя отупевшими пассажирами поезда, забытого на запасном пути. Она положила потрепанный журнал обратно на полку и села на кушетку рядом со мной.

– Вы прекрасно держитесь, – попытался я подбодрить девушку.

– Мне не нравится этот молодой человек. И жена его тоже.

– Это немножко заметно, но не имеет значения. Они вовсе не жаждут понравиться.

Молодой человек наконец вернулся. Кстати, не такой уж он и молодой, как старается выглядеть, этот Алекс, брат Нэнси. Упитанный, темноволосый, вкрадчиво вежливый. У таких обычно безукоризненный маникюр, и от них пахнет ананасами. Он улыбнулся нам в меру печальной улыбкой и сел напротив.

– Все время нас с вами перебивают, вы уж извините. Вы же понимаете... – Он повел плечами. – Один из нас должен постоянно быть с ним. Кажется, ему это немного помогает, Элейн так хорошо управляется, вы даже не можете себе представить.

– Полагаю, он не захочет видеть Нэнси, – с невинным видом заметила Дэна.

– Боже, конечно нет! – воскликнул Алекс. – Пожалуй... я действительно считаю, что он мог бы прожить еще несколько лет, если бы... если бы не весь тот позор и горе, которые она ему причинила. Она моя единственная сестра, но я к ней не испытываю никаких родственных чувств. Некоторые люди уже рождаются порочными. – Он сделал отчаянный жест рукой. – Как мы только не пытались ее исправить, и все без толку! Она осложнила жизнь всем нам.

– Вы понимаете нашу позицию в этом вопросе, мистер Эббот... – начал я.

– Да-да, конечно. Я очень ценю, что вы хотите разобраться с этим сугубо неофициально. Мистер Берли проявляет к ней большое участие и регулярно сообщает мне о ее состоянии. И я готов ему сообщить, что гарантирую перечисление тысячи долларов в месяц в течение... времени, которое она там пробудет. Лечебницу я выбирал сам. Откровенно говоря, хотел, чтобы она была как можно дальше от Сан-Франциско. Папа ей, разумеется, ничего не оставляет. По секрету могу вам сообщить, что его состояние... весьма значительное. И я считаю своим моральным долгом позаботиться о сестре. Очень рад, что вы и мисс Хольтцер приехали сюда, и мы все подробно обсудим.

Я чувствовал, что он старается отделаться от нас. Мол, спасибо – и всего вам доброго. Скользкий тип.

– Но мы еще не все обсудили, мистер Эббот, – сказал я. – У мистера Берли тоже есть определенные моральные обязательства. При нынешнем положении дел он не в состоянии обеспечить вашей сестре необходимое психиатрическое лечение, в частности, регулярно приглашать нужных ей специалистов. Мы действуем всего лишь как... друзья «Острова надежды», мистер Эббот.

– Понимаю, но...

– Если бы можно было удвоить месячную плату...

– Об этом не может быть и речи, – ответил он с видом, полным сожаления. – Думаю, будет лучше, если мистер Берли все же организует ее перевод в специализированный институт психиатрии, если, по его мнению, она нуждается именно в этом.

– Тут есть одна небольшая загвоздка, – вмешалась Дэна. – Время от времени Нэнси кажется совершенно здоровой и разумной. И она придумала целую теорию о якобы существующем против нее заговоре с участием родственников. Мы, разумеется, понимаем, что это ерунда, но звучит эта история весьма правдоподобно, и, если бы Нэнси перевели в какое-нибудь другое место, возможно, там сочли бы необходимым все досконально выяснить.

– Кажется, я не совсем вас понимаю... – заметил он.

Я посмотрел на Дэну, кивнул ей, и она продолжила:

– Нэнси настойчиво утверждает, что полтора года назад вы поместили ее под опеку каких-то людей по фамилии Макгрудер, живущих в Кармеле.

– Под опеку! – возмущенно вскричал он. – Да вовсе не так все было! Макгрудеры просто мне помогали. Они, конечно, были знакомы с Нэнси и знали, что с ней бывает очень трудно. А тогда надо было вырвать ее из отвратительной компании, с которой она связалась, и...

– Я всего лишь передаю вам рассказ Нэнси. Мы все в курсе, что она нездорова, мистер Эббот. Но она утверждает, что Макгрудеры, желая вам услужить, напоили ее и втянули в историю, где ее сфотографировали при компрометирующих обстоятельствах. Потом эти фотографии послали вашему отцу, чтобы вы уж наверняка стали единственным наследником. Она говорит, что вы с отцом пытались тогда же поместить ее в сумасшедший дом, но она сбежала и долго скрывалась, пока люди, нанятые вами, ее не поймали и не отправили на «Остров надежды».

Дэна разыграла все прекрасно. Я внимательно следил за выражением его лица. Он попытался изобразить возмущение, и это ему почти удалось. Но в том-то и дело, что почти.

– Вы что, собираетесь убедить меня, что кто-нибудь поверит в такую чушь?!

– Поверят, конечно, не обязательно, – спокойно отозвался я. – Но, возможно, захотят это проверить.

– Но с какой стати?

Я кивнул Дэне. Она достала из своей огромной дорожной сумки конверт. Я вынул из конверта фотографию и передал Алексу Эбботу. Он взял ее дрожащими руками и уставился на нее. Потом судорожно сглотнул и тихо выговорил:

– Но этого снимка не было... – Однако тут же взял себя в руки. – Ей прислали это? Моей сестре прислали этот снимок?

– Он не единственный. Все остальные лежат в сейфе у мистера Берли.

– Но как они могли к ней попасть? Ведь у нее их не было, когда ее туда привезли!

– Она получила их по почте, – сказал я. – Мистер Эббот, а что вы такое начали говорить? «Этого снимка не было...» Где его не было?

Он широко раскрыл глаза и печально улыбнулся.

– Полагаю, мне следует быть с вами откровенным.

– Мы были бы вам весьма признательны, – отозвалась Дэна.

– Я готов согласиться, что совершил ошибку, когда отправил ее к Макгрудерам. Я считал их веселой супружеской парой и думал, что с ними Нэнси развеется и избежит всяческих неприятностей. Я даже не мог предположить, что они занимаются такими вот вещами. – Он вернул мне фотографию.

– Я ожидал от вас более гневной реакции, – заметил я.

– По правде говоря, там были и другие снимки с Нэнси. Их прислали моему отцу с запиской, в которой требовали денег. У них было очень неприятное объяснение. Потом она уехала. Он показал мне фотографии. Папа был в отчаянии. Сердце его было разбито. Он попросил меня уничтожить фотографии, что я и сделал; Через несколько дней, когда Нэнси уже уехала, кто-то позвонил отцу по телефону насчет денег. Он велел им убираться к черту и сказал, что они могут делать с фотографиями все, что им заблагорассудится.

– С полицией он не связывался?

– Нет.

– Звонивший угрожал ему?

– Нет. Он был достаточно любезен. Папе показалось, что у него был британский выговор, свойственным низшим классам. Сказал, что, возможно, перезвонит попозже, но, насколько я знаю, так и не перезвонил. Один из снимков запечатлел... ну, в общем, там был изображен Вэнс Макгрудер с моей сестрой. Я был взбешен и отправился к нему. Он был один в доме – Пэтти ушла от него. Позднее я узнал, что их брак был признан фиктивным. Он выслушал меня с полным безразличием и без тени раскаяния. Потом заявил, что в няньки ни к кому не нанимался, а если я рассчитывал на что-то другое, то это мои проблемы. Где Нэнси, он не знал, да и знать не хотел. А я-то рассчитывал, что она там, с ними. Еще я поинтересовался, кто фотографировал... этот цирк.

– Он знал – кто?

– Нет. Сказал только, что никто из участников оргии ничего не фотографировал. Предположил, что снимали сильным объективом.

– Но он хотя бы удивился при виде этих снимков?

– Нет. Я даже подумал, не обращались ли уже и к нему с требованием денег.

– И вы его об этом спросили?

– Нет. Он казался обеспокоенным, и ему явно не терпелось меня поскорее выпроводить.

– Вы знаете кого-нибудь из людей, изображенных на снимках?

– Рядом с Макгрудером один парень, художник, которого я... – Он внезапно замолчал и, нахмурившись, посмотрел на нас. – А с чего вы так интересуетесь этими снимками, мистер Макги?

Я пожал плечами.

– Думаю, это вполне естественно. Мистер Берли тоже интересовался. Они в некотором смысле влияют на самооценку девушки. Пожалуй, если бы она убедилась, что это действительно заговор и что все было подстроено, то почувствовала бы себя лучше.

– Мистер Макги, если у Нэнси и были когда-либо шансы унаследовать половину имущества, то они исчезли задолго до этой истории с фотографиями, поверьте мне. Естественно, я буду материально поддерживать Нэнси до конца ее жизни. Но ваши вопросы, пожалуй...

– О, мистер Эббот, не думаю, что она причинит вам большие неприятности.

– Не понимаю, как она вообще может причинить мне неприятности.

Я улыбнулся и снова пожал плечами.

– Возможно, институт захочет пригласить адвоката, чтобы дать ей профессиональный совет. Согласитесь, ее история звучит вполне правдоподобно, а состояние, как вы говорите, весьма значительное... Хотя, возможно, все это повлечет за собой лишь отсрочку официального утверждения завещания...

Он изучал ноготь на своем большом пальце. Отгрыз от него кусочек, встал, подошел к окну и остановился, переминаясь с ноги на ногу.

– Она действительно кажется счастливой там, на острове?

– У нее там есть друзья. И иллюзия свободы.

Не поворачивая головы, он процедил:

– А это ухудшение, о котором вы говорите, оно прогрессирует?

– Судя по всему.

– Если я буду оплачивать дополнительное лечение, скажем... ну, еще месяцев шесть, к концу этого периода она...

– Пусть будет восемнадцать месяцев.

– Согласен на год. Но не больше.

– Я так и передам мистеру Берли.

Он глянул на часы.

– Элейн нервничает, если я оставляю ее там одну слишком долго. Гм... спасибо за информацию. До свидания. – Он вышел, не взглянув ни на кого из нас.

Когда мы спускались в лифте, Дэна посмотрела на меня и медленно покачала головой:

– Ну вы и штучка. Я просто не ожидала. У вас ни стыда ни совести. Вы просто мерзавец, Трев. Он же решил, будто вы намереваетесь поделить дополнительную сумму с мистером Берли и предъявить иск от имени Нэнси, если не заплатить. А как вы держались – воплощение альтруизма и любезности! Ну и ну!

– Он верит только в корысть и мошенничество.

– После общения с такими людьми хочется помыться. Лучше бы его не оставляли наедине с его дорогим папочкой – сыночку явно невтерпеж.

Прежде чем завести мотор, я повернулся к Дэне и сказал:

– Итак, подведем итоги.

Помолчав, она сказала:

– Нам удалось узнать, что фотографии не были заказаны Алексом, что человек, сделавший или распорядившийся их сделать, говорит с простонародным британским акцентом и что Макгрудер знал о фотографиях. Так... что же еще? Дайте подумать. Ах да, брак Макгрудеров признан фиктивным. Я что-то упустила?

– Нет. Вы как всегда молодец, Дэна.

Итак, мы снова направились в центр города. На мой взгляд, Сан-Франциско – самый унылый город Америки. Хотя те, кто недавно приехал сюда, возможно, с этим не согласятся. Их, вероятно, очаровывают эти улицы, круто поднимающиеся вверх; этот мост над страной красных деревьев, такой загадочный в туманную ночь; эти расположенные по соседству и в то же время такие обособленные кварталы – китайский, испанский, греческий, японский; беззаботные нарядные женщины, а также слава одного из главных культурных центров Америки. Все это, несомненно, производит на новичков впечатление.

Я любил этот город когда-то. Он почему-то представлялся мне необузданной, эксцентричной, но по-своему милой девушкой, любительницей прогулок под дождем, с серыми глазами и копной темных волос – гибкой, веселой, способной смеяться не только над вами и вместе с вами, но порой и над самим собой. Мастерицей рассказывать необычные и милые истории. Девушкой, которую хочется любить безоглядно.

Но не сумев эту любовь оценить, она раздавала себя направо и налево, а теперь вот продается туристам. Она уже давно всего лишь пытается подражать самой себе. Фигура ее расплылась. Все, что она говорит, – механическое повторение заученных наизусть фраз. А цены за разные циничные, бесстыдные услуги она все более завышает...

Может быть, если вы родом из Дейтона, Амарилло, Уилинга, Скрэнтона или Камдена, этот город и покажется вам чудесным, потому что вам просто не с чем сравнивать. У Сан-Франциско была возможность возродиться, стать прежним, но он ее упустил и с тех пор катится под откос. Вот почему он нагоняет такую тоску на всех, кто знавал его в былые времена. Немногие из его прежних поклонников сохранили в себе остатки любви к нему.