Шустрая рыжая лисица

Глава 9

Во вторник мне предстояло немного поразмяться. Ясным, хорошим утром без особого напряжения я взобрался по склону горного хребта. Начался прилив, волны с шумом разбивались о подножие скалы. Подтянувшись, я ухватился за ствол невысокого дерева, явно страдавшего от постоянного ветра, и залез повыше, чтобы осмотреться. Солнечная терраса Чипманов была передо мной как на ладони – внизу, под углом примерно в тридцать градусов. Хотя, поразмыслив, я понял, что от меня до нее – не меньше трехсот футов. Все выглядело как на слишком знакомых мне фотографиях. В довершение сходства на голубоватом выгоревшем надувном матрасе раскинулась обнаженная женщина. От западного ветра ее защищали стена и дополнительный заслон – блестящий металлический экран, который к тому же концентрировал солнечное тепло. Дама была весьма внушительных размеров, прямо-таки гигант, с телом цвета поджаренных кофейных зерен, отбеленными волосами, необъятными бедрами и мощными плечами. Скорее всего, это была миссис Чипман, предоставившая Карлу свой домик для интимного свидания со знаменитостью. Странно было видеть эту солнечную террасу расцвеченной такими яркими красками – после того как я столько раз видел ее черно-белой. Женщина лежала ко мне лицом, глаза ее были скрыты солнцезащитными очками. На цементном полу рядом с надувным матрасом стоял недопитый стакан с чем-то вроде томатного сока.

Террасу можно было видеть только с того места, где я стоял. И дама, естественно, имела все основания полагать, что за ней никто не наблюдает. Я осторожно отодвинулся назад и, обернувшись, глянул вниз. Отсюда была видна задняя часть нашей светло-серой машины. Прежде чем спускаться, я решил повнимательнее обследовать это место, откуда были сделаны фотографии. Я, конечно, понимал, что по меньшей мере нелепо было надеяться найти здесь какие-то улики спустя полтора года. И все же мне удалось кое-что обнаружить. Из каменной расселины я извлек помятую картонную коробку, когда-то желтую, а теперь выцветшую, почти белую – солнце и дождь сделали свое дело. На ней можно было различить еле заметную надпись: «Кодак – Плюс-икс Пэн».

Захватив с собой коробку, я спустился вниз и, усевшись за руль, протянул ее Дэне. Сдвинув брови, она принялась рассматривать мой трофей и вдруг, осознав, что это такое, взглянула на меня со странным выражением.

– Эта коробка, как находка археолога, вновь оживила все происшедшее. Те снимки стали реальнее. Словно... Привет из прошлого.

– Вы слишком впечатлительны, Дэна. Относитесь к этому проще.

Но она продолжала:

– У меня ощущение, что вы оживляете призраки. И это не очень-то этично, Тревис. Люди кажутся такими беззащитными перед вами. Это как бы принижает их. А вы, вероятно, чувствуете себя чуть ли не вершителем их сует. В этом и состоит прелесть вашей работы?

– Не знаю.

– Но ведь так или иначе она приносит вам удовлетворение, правда?

– Лучше оставим эту тему, хорошо?

– Простите. Я не знала, что вам неприятно...

– Так мы оставим эту тему?

– Хорошо.

Чертовски раздосадованный, я на большой скорости погнал машину в южном направлении. Моя спутница притихла. Со времен популяризации теории Фрейда мы все слишком увлекаемся прощупыванием друг друга в поисках уязвимых мест. Хотя всем хочется одного; чтобы его приласкали и успокоили.

А может, я и правда зациклился на вечной охоте? Такого рода работа несовместима с нормальной, размеренной жизнью. Взамен веселого лепета детишек, взамен домашнего уюта, регулярных продвижений по службе и назначения в какой-нибудь там домовой комитет получаешь несколько, совсем немного минут настоящего удовлетворения, которые, может быть, и есть счастье. В моей работе есть, по-моему, влекущее чувство опасности, схватки с тайной один на один, какая-то романтика, что ли... У нашего дорогого Дядюшки Сэма 23 000 полиграфов – детекторов лжи. Но, подвергнув вас полному курсу обследований по Программе многоаспектных испытаний по выявлению личностных качеств, они теперь все равно не уверены, что знают вас досконально и с удовольствием прямо сейчас вогнали бы вас в гроб и заколотили крышку. Лежи себе, мол, полеживай, а через сорок лет мы тебя закопаем.

Иногда мне кажется, что я все меньше и меньше вписываюсь в огромную, разветвленную и жесткую структуру запрограммированного общества, а лет через пятьдесят таких чудаков, как я, будут просто отлавливать и, просверлив в черепе дырочки, делать благоразумными и благонадежными.

А ведь, как ни горько это признать, я и правда романтик. Видя ветряную мельницу, я, ей-богу, отдаю себе отчет, что это ветряная мельница, и все-таки яростно на нее бросаюсь... О Господи, о чем это я? Вернемся лучше к Лайзе Дин. Между прочим, вполне возможно, что она в эту историю влипла действительно совершенно случайно. Такое милое дитя.

– Во всяком случае, – произнес я вслух, – она старается создать образ милого дитяти.

Секунды две Дэна сидела и задумчиво кивала, а потом так и подскочила, уставившись на меня:

– Как вам это удалось?!

– Что именно?

– Вы прочли мои мысли! Откуда вы узнали, о чем я думаю?

– Чистое совпадение...

Она продолжала на меня смотреть. В глазах ее было недоверие и еще какое-то непонятное мне выражение, которое заставило меня несколько раз отвлечься от вялого движения по дорогам Калифорнии. И вдруг я совершенно явственно ощутил, что мои неожиданно проявившиеся телепатические способности сблизили нас, будто мы поднялись по лестнице узнавания сразу на несколько ступенек. Дэна, видимо, тоже почувствовала это, потому что вспыхнула и отвернулась. И не видя больше ее лица, я вдруг отчетливо вспомнил, как познакомился с темноволосой, сдержанной и решительной женщиной. То была незнакомка. Здесь, рядом со мной, была совсем другая, моя Дэна. Ее глаза, волосы, губы, тело и даже такой смешной, чуть вкось растущий зуб – все вызывало во мне нежность. Дэна. Единственная, неповторимая, не похожая ни на одну из моих прежних знакомых.

Санта-Росита – городок, чем-то схожий с Санта-Барбарой, только еще более незначительный, однако сейчас переживающий подъем деловой активности. Его жителей кормят электронная промышленность, производство пластмасс и туризм. Непередаваемо унылая вереница ослепительно-новых домов выстроилась на холмах, а вокруг понатыканы одинаковые легковые автомобили, возятся одинаковые дети, устраиваются однотипные пикники, а обитатели домиков любят одни и те же цветы и телепередачи. Ну просто пластиковый городок, населенный пластиковыми людьми, живущими в пластиковых домах, объединенных в районы, сеть которых скреплена узелками торговых центров. Если бы только эти скучные и самодовольные люди знали, как они выглядят со стороны!

Самые скучные телеграфные службы в мире наполняют их газетенки самовосхваляющей жвачкой. О радио и говорить не стоит. А их телевидение находится в зависимости от одобрения как минимум тридцати миллионов человек. А то, что нравится одновременно тридцати миллионам человек, о чем бы ни шла речь (за исключением разве что личных дел), хорошим быть никак не может. Их школы – это центры групповой подгонки под общепринятые стандарты, устроенные таким образом, чтобы искоренить дух непослушания и инициативу. Их церкви созданы для еженедельного выражения вотума доверия Господу Богу. Их политики – люди, милые донельзя, слова грубого никогда не скажут. Товары, которые они покупают, с каждым годом все более напоминают дешевые подделки, хотя с виду становятся все ярче. Тех же, кто еще ухитряется что-то читать, заставляют довольствоваться напыщенным брюзжанием безмозглых писак. А похлебка, составляющая меню их журналов, приготовляется по рецепту различных тронутых комитетов.

Так что, сами видите, просто некому задать им хотя бы один вопрос: где вы были, куда идете и стоит ли овчинка выделки?

Но покой этого сонного царства ничто не нарушает.

И каждый год они смиренно и чистосердечно заполняют кучу всевозможных анкет и прочих бумажек. И каждому на всю жизнь присваивается определенный номер.

Так что же, их, как Спящую Красавицу, надо разбудить нежным поцелуем? Они, правда, испытывают некоторое беспокойство по поводу подрастающего поколения. Господи, почему же, мол, дети не могут оценить по достоинству этот лучший из миров? И чего не хватает этим неугомонным юнцам?

Но в результате каких-то алхимических опытов богов неизмеримо возросло количество детей, коэффициент умственного развития которых достиг небывалого уровня. У этих детишек очень холодный взгляд. И именно они в один прекрасный день бросят играть с транзисторами, диодами и микросхемами и начнут задавать неприличные вопросы. Или же создадут машину, которая будет их задавать.

Но пока Санта-Росита существует по-прежнему. Словно некий циничный гений спроектировал под солнцем огромный комплекс исправительной колонии, а вместо сторожевых башен и колючей проволоки организовал целенаправленное электронное вещание на определенной частоте, днем и ночью убеждающее заключенных: «Вы на вершине блаженства! Будьте счастливы! Если вы не можете быть счастливы здесь, вы просто нигде не будете счастливы! Голосуйте! Потребляйте! Жертвуйте! И не забудьте пользоваться своим личным номером!»

Мы въехали в город с севера в четыре часа дня. Был первый вторник марта. Я снял для нас два одноместных номера в мотеле. Дэне нужно было позвонить мисс Дин, а мне – попытаться связаться с Мендесом. После недолгого размышления я решил не звонить через коммутатор мотеля. Осторожность во всем стала моей второй натурой. Никогда не оставлять ничего, за что можно было бы зацепиться и выследить тебя. Если есть выбор конечно.

Чистый девичий голосок ответил:

– "Гэллахер, Розен и Мендес". Добрый день.

– Э-э... Можно поговорить с мистером Мендесом?

– Минутку, сэр.

– Добрый день. С вами говорит секретарь мистера Мендеса. Чем я могу вам помочь?

– Пожалуйста, мне бы хотелось поговорить с мистером Мендесом.

– Он сейчас разговаривает по другому телефону. Может быть, я вам перезвоню или вы подождете?

Я решил подождать.

– Слушаю вас! Алло? – раздался в трубке нетерпеливый и раздраженный голос Мендеса.

– Простите, что беспокою вас. Нам нужен адрес ближайших родственников мистера Д.С. Айвза.

– Кому это «нам»?

– "Келлер-фото", сэр. Он сдал нам в починку объектив. Гарантия еще не кончилась, и починка заняла много времени. Пришлось отсылать его в Германию, на завод, за наш счет, разумеется, а теперь вот мы...

– Мисс Троттер! Дайте этому молодому человеку адрес Джослин Айвз.

Я услышал, как он бросил свою трубку.

– Алло? – послышался снова голос мисс Троттер. – Пожалуйста, подождите минутку. – Ждать пришлось недолго. – У вас есть ручка? Записывайте: мисс Джослин Айвз, Эпплтон-Уэй, дом 2829. Телефон 765-3192. Вы все успели записать?

– Да, большое спасибо. И когда же умер мистер Айвз?

– О, всего за несколько дней до Рождества. Знаете, он протянул дольше, чем можно было ожидать. Столько дней с такой ужасной мозговой травмой! Жаль его, конечно. Такой был талантливый!

– К сожалению, именно такие и умирают раньше всех!

– Надеюсь, что их все-таки разыщут.

– Все мы надеемся. Благодарю вас, мисс Троттер.

Я вышел из телефонной будки, потом, подумав, вернулся и набрал номер, который она мне дала. После трех гудков ответил женский голос.

– Джорджи дома? – спросил я.

– По-моему, вы ошиблись номером, – ответила женщина. Я извинился и повесил трубку. Потом в задумчивости побрел к себе в номер. Этот акцент был мне знаком. Похож на «кокни», но на самом деле австралийский.

Дэна как раз закончила разговаривать с Лайзой Дин. Мисс Дин сообщила, что публика принимает «Ветер удачи» хорошо, премьера прошла прекрасно. Скоро она вместе со съемочной группой уезжает в Нью-Йорк, там тоже проводится рекламная кампания, будут встречи с творческим коллективом фильма и т.д. и т.п. Там она пробудет четыре дня, а потом – в Чикаго.

Я рассказал обо всем, что выяснил, и о некоторых своих догадках. Дэну все это скорее заинтриговало, нежели шокировало.

– Так его убили, да?

– Похоже на то.

– Опасная у него была работенка.

– Надо как можно скорее повидаться с его родственницей.

– Можно мне с вами?

– Лучше я пойду один. Вдруг у меня что-нибудь не выйдет. Тогда вы сможете потом попробовать взяться за дело с другого конца.

Эпплтон-Уэй показался мне забытым Богом местечком. Неподалеку располагался железнодорожный тупик. Близлежащие кварталы, видимо, подвергались какой-то немыслимой переделке и перестройке. Но, несмотря на это, улица создавала иллюзию спокойствия. Дома со старинными двориками, сады в пседвомавританском стиле, блеклые оштукатуренные стены, выкрашенные в лимонный цвет. Под номером 2829 оказалось здание чуть побольше остальных. Я остановился у темной двери, ведущей, судя по всему, в мрачную, плохо освещенную квартирку, и позвонил. Приоткрыв дверь дюймов на шесть – настолько позволяла дверная цепочка, выглянула девушка. Я решил, что Айвзу она скорее дочь, нежели сестра.

– Что вы хотите?

Надо иметь особое чутье, чтобы мгновенно оценить человека и определить свой стиль поведения. Эта девица выглядела подозрительной и высокомерной. Большая бледная девочка. Этакая Алиса в Зазеркалье. Двадцатилетняя старая дева – такие тоже бывают. Неуклюжее грузное тело в невзрачном джемпере. Детское лицо, покрасневший нос, толстые блеклые губы.

– Мне хотелось бы убедиться, что вы действительно Джослин Айвз. Вы можете каким-либо образом это подтвердить? – Я постарался придать своему голосу многозначительность.

– А с чего вдруг я должна это делать?

– Акцент у вас и правда тот же самый.

– Кто вы? И что вам надо?

– Довольно давно мы с Айвзом вместе участвовали в одной рискованной операции. Я приехал сюда, чтобы связаться с ним, и узнал, что он погиб.

Она прикусила губу, а затем вдруг, к моему немалому удивлению, с заговорщическим видом мне подмигнула. Закрыла дверь, отстегнула цепочку и вновь широко ее распахнула.

– Заходите, пожалуйста, – радушно приветствовала меня она и, заперев входную дверь, произнесла: – Я ведь понимаю, почему вы не можете назвать мне свое имя.

– Гм... хорошо, что понимаете.

– Проходите сюда. У меня тут кругом беспорядок. Я сегодня не работаю. – Вслед за ней я прошел через темную прихожую в небольшую комнатку, загроможденную мебелью, слишком громоздкой и дорогой для такой маленькой квартиры. Повсюду были разложены, расставлены и развешаны фотографии – на полу, на стенах, на мебели. Торопливо и неловко она освободила два стула.

– Садитесь, пожалуйста. Я тут все разбираю. Местный клуб фотолюбителей хочет организовать выставку его лучших работ. В помещении библиотеки. Но снимков так много! Совсем запуталась.

– Я думаю! Работы у него прекрасные.

– О да! Теперь ведь это мой долг – позаботиться о том, чтобы все узнали, каким мастером был отец. Я хочу еще организовать и передвижную выставку. И в Рочестере, конечно, тоже интересуются его творчеством.

– Да-да, конечно.

Она села ко мне лицом и, крепко сцепив руки, сказала:

– Все это время я так надеялась, что кто-нибудь появится. Мне было так трудно, просто ужас!

– Я вас понимаю.

– Бедный мистер Мендес старается изо всех сил, пытается разобраться с налогами. Но, поскольку оказалось, что денег очень много, возникли всякие сложности. К тому же я, конечно, не могла объяснить, откуда эти деньги – ему, по крайней мере. Если они предназначались на какие-то важные дела, то я и не претендую. Сейчас ими занимаются суды, налоговая инспекция и тому подобные организации. Когда-нибудь я эти деньги, наверное, получу – вернее, то, что от них останется. Ну, дом-то я всегда могу продать. Знаете, я все время надеялась, что кто-нибудь придет. А вы почти такой, каким я себе этого человека представляла.

– Что я могу для вас сделать?

– Я держала рот на замке, папа одобрил бы это. И пожалуй, я не хочу окружать его никакой посмертной славой. Он говорил – дело это такое, что никому из вас и не снилось. Учил меня быть всегда осторожной и осмотрительной в знакомствах и не задавать ему вопросов. Я вот думаю: не могли бы вы поговорить с мистером Мендесом и объяснить ему, какого рода работу отец для вас выполнял. Пожалуй, тогда с наследством быстрее бы разобрались.

– Простите, но так поступать я не имею права.

– Я так этого боялась, – сказала она. – О Господи! А эта тупая полиция будет продолжать считать, что отца убил какой-нибудь ворюга, позарившийся на содержимое его карманов!

– Боюсь, что так оно и будет.

Она изучающе смотрела на меня.

– Но, право же, как я могу убедиться, что вы именно тот, за кого я вас принимаю?

– Такого рода документов мы при себе не носим.

– Понимаю... Это было бы не слишком осторожно. – Но она все еще тревожилась. – А почему же вы не знали, что его убили?

– Со мной нельзя было связаться.

В общем, для меня картина была ясна. Конечно, вид у нее не очень-то – слишком жирная и лоснящаяся, да и в маленькой темной квартирке пахнет затхлостью. Но ведь она была его любимой дочерью. Чтобы заниматься шантажом, требовалось придумать какую-нибудь байку для прикрытия. Возможно, сначала у нее возникло предположение, что отец занимается некой секретной работой на благо своей страны, а когда она ему все это выложила, чего проще было и дальше подыгрывать ей в том же духе. И само собой, она считала, что его прикончил коварный враг.

Нужно было сделать верный ход. Склонившись к ней, я произнес:

– Джослин, думаю, что могу пообещать тебе – настанет день, когда обо всем можно будет рассказать.

По лицу ее покатились слезы, оставляя на бледных пухлых щеках мокрые следы, и она судорожно всхлипнула, издав какой-то лягушачий звук...